Пресс-центр

Глава 5

Что такое цепь? (иллюстрация № 1)

«БНД[2], Путах; 24/176 – Л

Строго конфиденциально

Сектор исследования информации

Гамбургская журналистка Мари Кровс (досье 6-ад-52), аккредитованная при Европейском пресс-центре, дважды на протяжении последних одиннадцати месяцев выступила с материалами, заслуживающими оперативного изучения.

1) 12.02.83 она опубликовала в “Блице” сообщение из Женевы о том, что лидером правых экстремистов, действующих с территории Сальвадора против Никарагуа, является Хорхе Аурелио, агент ЦРУ по кличке Нортон, состоящий на связи с Джозефом.

По сообщению, полученному от наших коллег из Лэнгли, Нортон действительно состоит на связи с Джозефом, который работает в Сальвадоре под “крышей” советника национальных компаний, занятых производством сои, бобов какао и бананов.

Следовательно, по мнению наших американских коллег, либо существует утечка совершенно секретной информации из штаб-квартиры ЦРУ, что может принести непоправимый ущерб интересам не только США, но и всего западного сообщества, либо утечка информации постоянно происходит в Сальвадоре.

Поскольку никто из журналистов не сообщал в свои газеты об упоминавшемся выше факте, затрагивающем интересы наших американских коллег, отдел “У-ф-14” ЦРУ просит предпринять возможные шаги для того, чтобы установить канал, по которому упомянутая информация пришла к Мари Кровс.

2) 27.03.83 именно Мари Кровс напечатала в леворадикальной газете “Войс” статью под заголовком “Без пяти двенадцать”. В этом материале М. Кровс писала, что часы “кровавой диктатуры в Гаривасе” сочтены, силы национального обновления не намерены терпеть далее “тиранию, коррупцию и предательство национальных интересов”, что “видимо, падение нынешнего прогнившего продажного режима есть вопрос не месяцев и недель, но дней, а возможно, и часов”.

Через сорок два часа в Гаривасе власть взяли “революционные офицеры” во главе с полковником Санчесом.

ЦРУ просит установить наблюдение за Мари Кровс с целью выяснить возможность ее контактов с секретными службами Москвы или Гаваны.

Заместитель директора БНД посмотрел на шефа сектора изучения информации, улыбнулся и спросил:

– Ну а если допустить возможность такого рода: Мари Кровс – просто-напросто талантливая журналистка? А талантливость предусматривает элемент предвидения. Я как-то читал информацию из Бонна, записали беседу одного из наших оппозиционеров с русским писателем Степановым; тот великолепно сказал: «Я ощущаю грядущее ладонями; локаторность человека еще не понята, и к исследованию этого качества, присущего не какой-то элите, а всем живущим на земле, наука даже не подошла…»

– Тогда надо бы порекомендовать Мари Кровс, – так же добродушно ответил шеф сектора, – поменять ее имя на «Кассандра».

– Это уже было… В сороковых годах парижская журналистка Женевьева Табуи выпустила книгу «Они называли ее Кассандрой».

– Чисто французская скромность…

– Я бы уточнил: чисто женская скромность… Давайте будем стараться любить нашего юго-западного соседа, несмотря на весь его шовинизм и врожденную ветреность… Ваши предложения?

– Установить наблюдение за Кровс и дать указания нашей швейцарской резидентуре проследить все ее контакты.

– Настоящая фамилия Кровс также любопытна. Ее отец – Пикс, из концерна ярого консерватора Бельсмана, – сказал заместитель директора.

Шеф сектора «изучения» оценил осведомленность своего руководителя, поэтому позволил себе восхититься, во-первых, но и показать свою компетентность, во-вторых:

– Ах вот как?! Это тот Пикс, который живет в Париже с массажисткой мадемуазель Гала и пишет обзоры под фамилией Вернье?

– Именно так, и я поздравляю вас с исключительным профессионализмом памяти… Нет, я бы не торопился с началом такого рода работы по Кровс… Я бы рекомендовал начать с цепи. Попробуйте обратить эту самую всевидящую Кровс в нашу… ну если не приятельницу, то хотя бы в… невольный источник информации…

Через пятнадцать минут из Пуллаха, что под Мюнхеном, ушли шифротелеграммы в женевскую и бернскую резидентуры БНД.

Через три часа советник по прессе созвонился с руководителем адвокатской конторы «Розен унд Шульц» господином Брюкнером, тот специализировался по делам, связанным с издательствами и редакциями.

Через пять часов девять минут господин Брюкнер увиделся с хозяйкой фирмы «Розен унд Шульц» фрау Розен.

Через семь часов фрау Розен договорилась о встрече с редактором журнала «Фрайе трибюне» Гербертом Доле.

Через девять часов двенадцать минут секретарь господина Доле нашла Мари Кровс по домашнему телефону и пригласила ее посетить редактора завтра, семнадцатого сентября, в девять утра.

– Я заканчиваю срочный материал, – ответила Мари, – только что вернулась из Латинской Америки. Может, вы будете любезны назначить мне время на послезавтра?

– К сожалению, дорогая фрейлейн Кровс, послезавтра босс улетает на Канарские острова… А он хотел бы предложить кое-что до того, как улетит…

– Хорошо, спасибо, я приду.

Доле поднялся из-за резного, восемнадцатого века стола карельской березы, дружески протянул руку, пошел навстречу Мари, не скрывая восхищения, оглядел ее, не выпуская длинной тонкой руки женщины из своей сухой и горячей, проводил к креслу, спросил, что будет пить его зеленоглазая гостья, достал из холодильника, вмонтированного в стеллажи, бутылку виши, лед, орешки и сразу же приступил к делу.

– Когда-то я тоже писал, – сказал он. – Будь проклята моя нынешняя профессия, но ведь кто-то должен быть бюрократом… Кто-то должен кромсать ваши материалы, быть козлом отпущения в скандалах с правительственными остолопами, выбивать у хозяев побольше средств на оплату наиболее талантливых материалов, улаживать споры с бастующими наборщиками…

– Очень хочется вернуться к пишущей машинке? – спросила Мари. – Или кресло окончательно засосало?

Доле горестно усмехнулся.

– Именно поэтому у меня не кресло, я сижу на вращающемся секретарском стуле, и все меня упрекают за эклектику; век восемнадцатый и нынешний несовместимы, говорят люди.

– Все совместимо, – убежденно ответила Мари. – А дальше все будет еще более совместимо, поскольку химия подарила миру гуттаперчу и люди спроецировали это прекрасное синтетическое качество на врожденное – совесть…

Лицо Доле на мгновение замерло, а глаза по-кошачьи сузились, но так было лишь какую-то долю секунды – он владел мускулатурой, не только глазами.

– Ваше заключение – хороший повод перейти к деловой части разговора, фрейлейн Кровс… Вы, полагаю, знаете про мой журнал и, думаю, не обращаете внимания на те небылицы, которые распускают обо мне…

– Обо всех говорят разное.

– Именно… Так вот, я внимательно присматривался к вашим публикациям, меня особенно заинтересовали материалы о сальвадорских дядюшках из американского секретного ведомства, которые вроде бы растят бананы, и ваше предчувствие переворота в Гаривасе… Не хотели бы поработать на меня?

– Вы согласны печатать все, что я стану писать?

– Ну, если что-либо и помешает мне это сделать, вы получите сполна, по высшему разряду, все, что хотите получить за свой материал; фикс я готов оговорить заранее.

– Заманчиво… Конечно, согласна… Но я не очень понимаю, чем вызвано столь лестное предложение, господин Доле?

– Все очень просто… Вы угадали дважды… Вы угадали в угоду левым, а я правым… Но ведь меня покупают и левые, и правые, а самое главное – болото, оно-то и дает прибыль… В конечном счете крайне левый Маркузе всю войну работал в сугубо правом Центральном разведывательном управлении… Я коммерческий редактор, и мне не важно, на ком я подниму тираж… Вы же не агитируете за то, чтобы нами стали править коммунисты? Нет. Вы угадываете? Да. Вас читают? Бесспорно. Вы имеете все шансы стать звездой? Да. Меня это устраивает… Что за срочный материал вы вчера заканчивали?

– Интервью с полковником Санчесом.

– Ого! Но ведь, насколько я знаю, он никому не дает интервью.

– Мне дал.

– Где это интервью?

– Здесь. – Она кивнула на свою сумку. – Только не перепечатано.

– У меня прекрасная стенографистка фрейлейн Жоссе. Продиктуйте ей, я сразу прочитаю и пущу в набор… Думаю, три тысячи франков вас устроят?

– И вы согласны оплатить стоимость авиационного билета?

– Бесспорно, но тогда я уплачу вам две тысячи франков, и это будет справедливо.

– О’кей… Я ставлю, правда, одно условие, господин Доле…

– Вы само очарование, я готов пойти вам навстречу во всем, но, увы, не умею подчиняться условиям… Предложение – пожалуйста…

– Я отдам интервью с Санчесом только в том случае, если вы напечатаете и мой комментарий. Я в чем-то не согласна с полковником и пишу об этом со всей определенностью…

– Диктуйте комментарий моей фрейлейн Жоссе, я посмотрю.

Через два часа Доле пригласил к себе Мари.

– Интервью блистательно, вы побьете мадам Фалачи, верьте нюху коммерсанта от журналистики. Я ставлю материал в номер. Ваш комментарий о том, что в Гаривасе грядут тревожные события, я поставлю через номер, после того как появятся отклики на интервью.

– Отклики появятся, я вам это обещаю. Мне хочется увидеть комментарий, не дожидаясь откликов…

– Фрейлейн Кровс, – сказал Доле, и улыбка на его лице исчезла, словно ее и не было, – я сказал вам лишь то, что считал нужным сказать. Решайте. Все на ваше усмотрение…

Через сорок минут комментарий Мари Кровс вместе с интервью был ксерокопирован и отправлен фрау Розен.

Через час пятнадцать материал оказался в конторе господина Брюкнера.

Через семь часов копия документов была вручена в Мюнхене представителю ЦРУ заместителем директора БНД.

Назавтра – по той же цепи – редактору Доле было предложено оплатить издержки за неопубликование комментария Мари Кровс о том, что «в Гаривасе взрывоопасная ситуация» и что «если лидеры революции не называют имен тех, кто намерен свергнуть Санчеса, то не потому, что не могут или не хотят этого сделать, а лишь в связи с тем, что ждут нужного времени – удобного и целесообразного для такого рода заявления».

«Активность групп, породненных с концерном Дигона, – заключала Кровс, – не может не быть связана с надеждой на то, что в Гаривасе к власти придут новые люди, более “покладистые” и “трезво” оценивающие традиционную роль северного соседа и его государственные, а также и деловые интересы. Один из молодых майоров сказал мне в заключение беседы: “Продержавшись пару месяцев, мы надолго сохраним власть; в противном случае нас ждет катастрофа”».

Мари Кровс обратилась в те редакции, с которыми ранее поддерживала устойчивые контакты, но ее разговоры теперь фиксировались; рычаги давления на редакторов были найдены заранее.

Ей ничего не оставалось, как метаться в поисках той газеты или журнала, которые могли бы напечатать то, что она обещала Мигелю Санчесу.