Преступления инженера Зоркина

I. СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ

Бывает так: человек, встав поутру, чувствует — сегодняшний день принесет ему что-то новое и обязательно радостное. С таким настроением торопливо расправлялся с завтраком Рашид Камилов — девятнадцатилетний юноша, студент третьего курса педагогического института.

Именно третьего, а не второго! Полмесяца назад Рашид с успехом сдал экзамены за четвертый семестр и теперь с полным основанием называл себя третьекурсником.

Мать с любовью глядела на здоровяка-сына, заворачивая в газету два увесистых бутерброда. Обеспокоенно посмотрела на часы:

— Сынок, двадцать минут осталось, поторопись!

Рашид согласно кивнул в ответ, опорожнил крупными глотками пиалу с чаем. Взяв из рук матери сверток, звонко чмокнул ее в щеку, крикнул на ходу:

— Опоздание для спасателя смерти подобно!

Хадича Салимовна с ласковой укоризной покачала головой: «Шутник...»

Сын в это время пересек улицу, взбежал на невысокое крыльцо и уже было потянулся к черной кнопке электрического звонка, как дверь растворилась. На пороге стоял русоволосый скуластый парень.

— Рашид!

— Игорь, что же ты...

— Все в порядке! Договорились встретиться без пятнадцати восемь, посмотри на часы.

— Будет тебе, аккуратист несчастный. Делаем марш-бросок, иначе начальник меня живьем съест!

Друзья зашагали размашисто, радостно глядя на пробуждающийся мир. Им было хорошо вдвоем, они переглянулись и, поняв друг друга, как привыкли понимать всегда, запели вполголоса свою любимую:

Молодость неугомонна, молодость любопытна, молодым все интересно, ново, необычно. В густой толпе прохожих юноши успевали разглядеть немолодую грузную женщину в смешной старомодной шляпке с аляповатыми искусственными цветами и, одновременно хмыкнув, иронически перемигнуться. А вот навстречу спешит толстяк с огромным портфелем. Лицо его, несмотря на раннее утро, обильно покрыто потом, в глазах — отсутствующее выражение. Толстяк налетает на друзей и, пробормотав что-то неразборчивое, похожее одновременно на извинение и на брань, протискивается между ними, несется дальше. На лицах друзей секунды удивления сменяются долгими улыбками.

— Чудак какой-то! — смеется Рашид.

— Занятый человек, спешит на прием к министру! — добавляет с шутливой серьезностью Игорь. И друзья опять улыбаются, возвращаясь легко и просто к прерванному разговору, интересующему только их двоих.

Проходит несколько мгновений, парни замедляют шаг... Девушка с высокой короной волос, с вздернутым тонким носиком, милая и женственная, проходит мимо. Их много, встречных и идущих в одном направлении с друзьями девушек: хорошеньких и дурнушек, одетых ярко и серо. Но эта, как — чудное виденье!

— Э — эх! — только вздыхает Рашид и, не сдержавшись, оборачивается вслед девушке. Игорь, наоборот, ускоряет ход. Впереди показались центральные ворота парка-озера.

— В самый раз поспеем. Считай, Рашид, что свой десятый рабочий день ты начнешь без опоздания, как и предыдущие!

Здесь необходимо сделать небольшое отступление, чтобы познакомить читателя с нашими героями.

Рашид и Игорь дружили со школы, с самого первого класса. Рашид жил вдвоем с матерью, отец его погиб на фронте за неделю до Дня победы. Летом 1944 года старший лейтенант Сабир Камилов, «подремонтировавшие» в госпитале, как он шутливо говорил о себе, прибыл на побывку домой. Прихрамывая, с тросточкой в руке, он в первый же вечер пришел к соседу, старому кузнецу Салиму. Дочь старика, Хадича, увидев любимого, вспыхнула, как маков цвет. Не удержавшись, бросилась навстречу, но вдруг остановилась, глянула смущенно на отца и опрометью умчалась в дом. Старик же сделал вид, что ничего не заметил, только в уголках его глаз под седыми бровями вспыхнули и погасли лукавые огоньки.

После обоюдных радостных приветствий Салим-ата бережно усадил гостя на сури и повел разговор о событиях на фронте. Пили чай. Хадича подносила сладости, нарвала в саду рассыпчатых яблок, принесла медовую дыню. Ей хотелось задать любимому только один вопрос: «Вы приехали совсем?», но она не решалась. Отец, угадав мысли дочери и хорошо понимая состояние молодых людей, произнес:

— Говори, сынок, не стесняйся, вижу, с серьёзным делом пришел.

Через неделю сыграли свадьбу, а через три старший лейтенант Сабир Камилов, распрощавшись с молодой женой, отбыл на фронт в свою часть. Письмо о рождении сына Сабир получил за несколько минут до атаки: советские войска штурмовали последнее волчье логово фашистов — Берлин. Он успел набросать несколько строк карандашом на вырванном из блокнота листе:

Письмо это было последним, вслед за ним пришла похоронная:

Трудно пришлось молодой вдове одной растить сына. Старенькая мать Сабира, не выдержав горя, угасла через месяц. Отец Хадичи пожил еще года три и умер от болезни сердца. Хадича продала домик отца, а сама поселилась в двухкомнатной коммунальной квартире Сабира. Деньги, полученные от продажи дома, послужили ей большим подспорьем в нелегкие послевоенные годы, когда нехватка ощущалась во всем. Рашидик рос здоровым и крепким мальчиком, мать, не считаясь с расходами, покупала ему самые лучшие продукты. Денег хватило года на три, а потом... Потом стало труднее.

Надо было работать, учиться и растить сына. Выучившись на медсестру, она стала работать в поликлинике и в медпункте школы. Бережливая, умелая хозяйка, она держала дом в чистоте, вкусно готовила, старалась как можно лучше воспитать маленького Рашида.

Сын рос, был он в меру шумлив и в меру усидчив. Учился хорошо, часто радовал мать отличными отметками. Последнее письмо отца он бережно хранил в своем книжном шкафу, в коробке с документами.

Однажды, когда Рашид учился еще в восьмом классе, Хадича Салимовна заметила, что сын стоит у шкафа, держа отцовское письмо, и глаза его полны слез. Она было тоже всплакнула, но почти тотчас в ней вспыхнуло чувство душевной радости, и она успокоилась. «Это хорошо, — сказала мать себе, — письмо Сабира, как железная кольчуга, предохранит сына от дурных дел».

Что говорить, каждая мать втайне опасается, как бы ее ребенок не ступил на кривую дорогу жизни. Особенно многим соблазнам подвержен так называемый переходный возраст, а пареньку в то время шел шестнадцатый год.

Ее радовало, что Рашид дружит с Игорем Мезенцевым.

Хороший он парень, волевой, рассудительный, смелый. Мезенцев, еще будучи четырнадцатилетним мальчуганом, увлекся не на шутку гимнастикой. Рашид вскоре последовал примеру друга и добился неплохих успехов в спортивном мастерстве. Свой досуг ребята проводили интересно. Дома у Игоря была богатая библиотека, и друзья часто засиживались допоздна то на квартире Мезенцевых, то на квартире Камиловых, с увлечением читая вслух классиков, приключенческую литературу. Закончив очередной том, парнишки начинали шахматные баталии, потом брались за решение ребусов и отгадывание шарад. На каждую удачу или неудачу Рашид реагировал самым бурным образом, Игорь, тот лишь улыбался широко и радостно, или же хмурился, когда терпел поражение в шахматах, усиленно тер пальцами переносицу, когда вставал в тупик при решении головоломной задачи.

Казалось, в дружбе верховодил Рашид. Загораясь идеей, он увлекал за собой Игоря, и тот шел за ним, внешне покорно, но на деле он служил как бы предохранительным тормозом, оберегая друга от «опасных поворотов». В конце оказывалось, что Рашид делал так, как советовал ему Игорь, и это был всегда верный совет, верное решение или действие. Нередко случалось, что вспыльчивый Рашид задирался по пустякам с незнакомыми парнями. Еще миг, и могла начаться драка. Но всегда вовремя «вмешивался» в ссору Игорь, он вроде бы ничего особенного и не говорил, не рассыпался в извинениях перед «врагами», но как-то само собой получалось, что оба стороны расходились умиротворенные.

Игорь вовсе не был «примиренцем», а тем более трусом. Он был смел и разумен. Однажды, когда друзья возвращались поздно вечером из кино, они увидели, как на противоположной стороне улицы к девушке подошли трое парней. Девушка вначале испуганно вскрикнула, а потом до слуха друзей донесся ее торопливый взволнованный голос: «Оставьте меня! Что вы делаете ? »

Игорь, не сказав ни слова Рашиду, ринулся через дорогу. Тут же раздался крепкой силы удар: один из парней грохнулся на тротуар. Двое других, выхватив что-то из карманов, налетели на Игоря. Мезенцеву пришлось бы худо, не подоспей ему на помощь Рашид. Ударом ноги в спину он свалил второго хулигана. Третий поспешил скрыться. Девушки тоже не оказалось, она, воспользовавшись неожиданной помощью и тем, что внимание от нее было отвлечено, убежала. Друзья, не теряя времени, покинули место драки.

Рашид в тот раз спросил Игоря:

— А если бы ты был один, поступил так же?

Игорь, помолчав секунду, ответил:

— Да! Здесь нужно было драться.

Рассудительностью друг Рашида удался в отца. Петр Степанович Мезенцев был начальником отдела уголовного розыска городского управления охраны общественного порядка. Живой, общительный и веселый человек, он в те редкие часы, когда бывал дома, рассказывал ребятам увлекательные истории о трудной и опасной работе сотрудников милиции. Он был отличным психологом, этот пожилой, видавший виды, седой, скуластый подполковник. Он умело, исподволь раскрывал перед юношами гнилую мораль преступного мира, его хищническую, паразитическую сущность. Говоря о рецидивистах, убийцах, он говорил с гневом, а описывая пострадавших, их родных и близких, подполковник вспоминал о выражении ужаса в их глазах, о горестных слезах, о проклятиях в адрес тех, кто мешает людям жить счастливо и радостно.

Экспансивный Рашид возмущался и прямо заявлял, что будь его воля, он приказал бы применять смертную казнь даже за самые мелкие преступления. Игорь молча сидел в углу или же ходил, задумавшись, по комнате. Однажды, остановившись против отца, он сказал звонким голосом:

— Папа, помоги мне после окончания десятилетки поступить в школу милиции!

Отец, не выразив ни удивления, ни одобрения столь неожиданному решению сына, произнес в ответ:

— В этом деле я тебе не помощник. Сдавай приемные экзамены и поступай... Если, конечно, пройдешь по конкурсу.

Школа закончена. В руках у друзей голубые хрустящие листы — аттестаты зрелости. Куда пойти учиться? Такого вопроса не возникало. Рашид Камилов решил еще зимой: только в педагогический, на факультет русского языка и литературы. «Буду учителем, — сказал он себе. — Что может быть благороднее этой профессии?»

Игорь Мезенцев остался верен своему желанию. Он поступил в школу милиции, сдав приемные экзамены на отлично. Отец его в это время был уже на пенсии, и когда сын пришел домой с радостной вестью, Петр Степанович сказал со вздохом печали за свою старость, но с гордостью за уже взрослого сына:

— Вот ты и сменил меня, сынок. Будь всегда смелым и справедливым!

Через два года Игорь закончил школу милиции, получил звание лейтенанта и стал оперуполномоченным уголовного розыска города. А Рашид, сдав экзамены за второй курс института, решил в каникулы работать, чтобы хоть немного помочь матери. И что греха таить, хотелось Рашиду иметь и карманные деньги. Ведь случалось девушку в кино пригласить, поесть мороженое, пойти на танцы или в театр. Он поступил на работу в спасательный отряд городского парка-озера. Плавал юноша как дельфин, был ловким и сильным. Начальник отряда — старый матрос Капитоныч, постояв на берегу и попыхтев трубкой, искоса понаблюдав за тем, как умело подныривает Рашид и достает со дна крупные камни, сказал, наконец: «Добро!.. Завтра выходи на работу, твоя лодка под пятым номером».

Платили здесь не ахти как много, но зато работа, как шутя говорил Рашид: «Не пыльная: катайся себе день-деньской в лодке и следи за тем, чтобы купающиеся не заплывали далеко от пляжа».

Рашид был доволен. Целый день на воздухе — ну разве может быть что-либо приятнее. Правда, за долгие «перекуры с дремотой» и за прочее «пустое» времяпровождение строго карал бдительный Капитоныч, как себя всегда называл он. И это очень шло к нему: продубленному, просоленному, с густой проседью в длинных усах, с большой головой, остриженной под ежика. Капитоныч был одновременно строг и добр, справедлив и громкоголосен. Он очень любил читать «лекции», собирая после окончания работы своих «башибузуков» на 10—15 минут и делясь с ними огромным опытом по спасению утопающих и предупреждению несчастных случаев. Заканчивал он всегда одной и той же громовой фразой: «Промедление для спасателя смерти подобно!», а затем, пыхнув несколько раз насквозь прокуренной трубкой, произносил решительно: «Отдать концы!»

Рашид рассказывал об этом Игорю, тот смеялся от души и мечтал первое свободное воскресенье провести вместе с другом.

В последнее время юноши стали встречаться намного реже. Служба в уголовном розыске не позволяла Игорю быть полновластным хозяином своего времени. Случалось дни и ночи проводить на работе, недосыпать и недоедать, но Игорь Мезенцев полюбил свою трудную службу всей душой. Действительность выглядела куда проще и суровее прежних рассказов отца о работе уголовного розыска, хотя подполковник всегда предупреждал юношей, что в деятельности оперативного работника и следователя во много раз больше прозы, чем поэзии... «И все же, — говаривал бывало Рашиду Игорь, имея за плечами коротенький двухмесячный стаж оперативной работы, но и самый трудный, так как именно в это время проверялись выдержка, уменье и пригодность новичка к опасной службе. — И все же, — делал ударение Игорь, — нет лучше и интереснее дела, чем быть «опером». Пусть это проза, зато увлекательная как нескончаемый роман о человеческих судьбах».

Друзья вошли в ворота парка. Прямая и широкая аллея, окаймленная декоративными деревьями, среди которых уютно запрятались беседки, сплошь увитые виноградником, оканчивалась сверкающей на солнце гладью озера. Озеро со всех сторон окружал огромный парк, густой и тенистый. Отдыхающих в это раннее утро было мало. Редкие одиночки бродили по парку, а на двух больших пляжах на прибрежном песке виднелось не больше десятка коричневых пятен. Зато Капитоныч, стоя у причала на лодочной станции, взирал с огромнейшим вниманием на водяное пространство и, казалось, в любую минуту был готов гаркнуть во всю мощь своего громового голоса:

— Шлюпки на воду! Идем на спасение тысячи человек!

Эта мысль мелькнула у Игоря, едва он увидел строгого матроса, и он поспешил поделиться ею с Рашидом. Друзья рассмеялись, но, подойдя к Капитонычу, постарались сохранить серьезное выражение лица.

Рашид объяснил, что Игорь Мезенцев, его друг, тоже студент (по просьбе товарища, он никогда и никому не говорил, что тот работает в уголовном розыске), хочет подежурить сегодня вместе с ним. Капитоныч не изрек ни слова, лишь внимательно, с головы до ног, оглядел статного и высокого парня, потом, вынув изо рта дымящую трубку, указал ею на воду.

Рашид за его спиной показал Игорю знаками: «Раздевайся и ныряй». Игорь и сам догадался, что означает красноречивый жест начальника спасательного отряда. Быстро скинув рубашку, брюки, сандалеты, он нырнул с высокого причала в зеленоватую спокойную воду. Пробыл он под водой, наверное, с минуту и, выскочив как пробка, поднял сжатую в кулак руку, полную донного коричневато-черного ила. К причалу Мезенцев подплыл брассом, аккуратно и ловко загребая роду ладонями и очень экономно, но сильно работая ногами.

Капитоныч, не дождавшись, пока экзаменующийся поднимется на берег, расправил усы, сказал Рашиду: «Добро!» и зашагал по причалу, проверяя, все ли спасатели на местах, готовы ли они к дежурству.

Почти полчаса после этого ушло у друзей на веселый разговор о характере Капитоныча. В заключение Игорь веско произнес: «Колоритная фигура!» И тут же предложил Рашиду испытать силы в гребле, то есть в «баловстве», как обычно называл подобное Капитоныч. К счастью для спасателей, у старого моряка по утрам бывали неотложные дела в дирекции парка, и они ухитрялись в это недолгое время скрасить свою несколько скучноватую службу импровизированными играми на воде.

Друзья наметили ориентиры: от островка до водного стадиона «Динамо». Первым за весла сел Рашид, Игорь засек время. Назад греб Игорь, а Рашид, глядя на часы, комментировал греблю в духе спортивного репортажа. Парни раззадорились, пот с обоих лил градом. Игорь чувствовал, что проигрывает; бросив весла на финише, он сказал, прерывисто дыша:

— Твоя взяла, Рашид. Тренировка у тебя побогаче, чувствуется, что ты времени зря не терял...

Он хотел еще что-то добавить, но в это время за спиной послышался оглушительный стрекот. Мимо пронесся Капитоныч на большой синей моторной лодке. Погрозив друзьями трубкой, он прокричал: «Прекращай баловство, рули на второй пляж!»

Вдали колыхались третья и седьмая спасательные лодки. Пришвартовавшись друг к другу, Генка Смородинцев-большой и Генка Локтев-маленький, прозванные так один за чрезмерно высокий рост, другой за то, что был коротышкой, вдохновенно распевали: «Сердце красавицы склонно к измене...» Распушив усы и приставив ко рту жестяной рупор, Капитоныч проревел на весь парк: «Эй, песенники, прекратить самодеятельность! Начинай работу: третья следует к первому пляжу, седьмая — к водному стадиону «Динамо» В ответ Генки разом подпрыгнули на сиденьях и, погрузив весла в воду, стрелами понеслись в разные стороны.

Все это развеселило друзей еще больше, они копировали в лицах Капитоныча и Генок, хохотали до слез.

Но как бы там ни было, а Капитоныч оказался прав. Пляжи незаметно заполнялись, теперь уже коричневые пятна перемежались с розовыми и белыми. Последние выглядели просто неестественно в этом царстве солнца, воды, зелени и горячего песка. За красные шары-бакены, редкой линией огораживающие дозволенное для купания место, заплыло несколько любителей острых ощущений. Среди них добрый десяток мальчишек, трое мужчин и две женщины, одна из которых — в резиновой красной шапочке и темно-зеленом купальнике.

Рашид, взмахнув флажком, прокричал, стараясь придать голосу строгость:

— Вернитесь за линию, здесь купаться запрещено!

Мужчины и одна из женщин послушно повернули назад. Мальчишки же рассыпались кругом, звонко гогоча, ловко увертываясь от подходившей лодки. Но в конце концов отступили и они, чувствуя, что их всех поочередно втянет в лодку решительный, скуластый парень, сидящий рядом с гребцом, а затем, кто знает, какие последуют неприятности?!

Оставалась только девушка в красной шапочке. Она спокойно и чуть насмешливо глядела на друзей черными, как сливы, глазами, обрамленными густыми ресницами, и не плыла, а лишь покачивалась на воде.

— Это и к вам относится, — сказал Игорь, нахмурив брови, чувствуя себя неловко от пристального насмешливого взгляда. Рашид в это время подгреб лодку поближе. Он намеревался довольно резко поговорить с упрямой пловчихой, но она вдруг произнесла тихо и жалобно:

— Я боюсь плыть обратно. Я очень устала, не рассчитала своих сил.

— Давайте руки! — потребовал Рашид. — Поднимайтесь в лодку!

Девушка с готовностью ухватилась за сильные пальцы его, подтянула легко и свободно шоколадное от загара тело, и через две секунды уже сидела в лодке, спиной к Игорю, лицом к Рашиду.

Достаточно было мгновений, чтобы рассмотреть друг друга. Девушка была хороша: среднего роста, сложена так, как бывают сложены отличные гимнастки, но без намека на чрезмерно развитую мускулатуру рук и ног. Она сдернула с себя шапочку, и по плечам рассыпались золотистые волосы. Это было удивительно и необычно. Густые черные брови, мерцающие темным светом глаза и золотистые волосы! Низкий лоб, поросший тонкими светлыми волосками, прямой с резким вырезом ноздрей нос и твердые красные губы маленького рта запоминались сразу.

Сбросив шапочку, девушка произнесла весело и чуть насмешливо:

— Здравствуйте! Меня зовут Ириной Скворцовой.

Парни смутились, ответили — первый суховато, а второй торопливо!

— Игорь!

— Рашид!

Ирина повернулась к Игорю, быстро скользнула по его скуластому лицу, плечам и сильным, перевитым голубыми венами рукам, отмечая про себя: «Застенчив, самолюбив, не очень красив, но видно волевой и суровый».

Рашида она рассматривала дольше, благо сидела к нему лицом: «Красив, могуч и добр. Смущен, смотрит на меня с восхищением». Она изящным движением поправила волосы, маленькими ладошками провела по темно-зеленому купальнику и одним махом, начиная от бедер и кончая ступнями стройных ног, смахнула с себя водяные капли. Спросила вопросительно и кокетливо:

— Что же мне теперь делать?

— Оставайтесь в лодке, мы вас доставим на берег, — ответил Рашид, несколько оправившись от смущения и стараясь выдержать взгляд черных блестящих глаз.

Ирина с первой минуты повела себя легко и свободно.

— А мне не хочется на берег, можно вместе с вами покататься? — вопрос она задала так, что ответить на него отказом было невозможно. Рашид встрепенулся, где-то глубоко под сердцем возникло холодящее чувство радостной тревоги: «Не хочет расставаться с нами, — подумал он. — Видимо, кто-то из нас ей понравился». Под этим «кто-то» он подразумевал себя, но из чувства скромности и верной дружбы решил передать инициативу в руки Игоря. Сам же, сделав вид, что занят осмотром окрестностей, погнал лодку сильными взмахами весел к правому берегу озера. Воспользовавшись тем, что Ирина наклонилась над бортом и опустила в воду свои тонкие пальцы с тщательно отполированными розовыми ногтями, он бросил выразительный взгляд на Игоря. Тот в ответ чуть свел к переносице светлые брови, улыбнулся лукаво-добродушно, точно говоря: «Не теряйся, друг, не беспокойся! В данном случае я тебе не соперник».

Как ни старался Рашид придать лицу серьезное и даже обиженное выражение, у него ничего не получилось. Словно мимоходом промелькнула мысль: «Игорь добрый и честный человек. Он не встанет поперек пути товарищу». А друг, прочитав его мысль, понятливо кивнул Рашиду незаметно для Ирины, и тут же снова лукаво прищурил глаза: «Действуй смелее».

Но Рашид точно набрал в рот воды, глядел вдаль и не находил слов для разговора. Видя это, Игорь вступил первым в беседу. Он остроумно и находчиво отвечал на вопросы Ирины, но говорил без улыбки, даже чуть хмурясь. Он как бы давал возможность Рашиду проявить себя во всем блеске, а тот все больше молчал, что было на него непохоже, поедал глазами девушку, ловил ее быстрые взгляды, отвечал невпопад, отчего стушевывался и с удвоенной старательностью налегал на весла.

Время летело быстро. Молодые люди не заметили, как солнце в светлой синеве неба подошло к зениту, и хотя вода, неутомимо растворяя в себе жаркие лучи, приносила легкую прохладу, чувствовалось: палит немилосердно. Первой встрепенулась Ирина:

— Мальчики, уже полдень! Пора пообедать и отдохнуть в тени.

Рашид тоскливо вздохнул:

— Придется вам пойти вместе с Игорем, мне нельзя оставлять пост. Я подожду вас около островка, в тени вон той ивы... Только скорей возвращайтесь!

Игорь возразил:

— Высадите меня на берег одного, я куплю все, что надо для обеда. И, кроме того, мне нужно позвонить домой...

Рашид вопросительно взглянул на друга. Недоумение сменилось благодарным чувством к товарищу: друг видел, что ему очень и очень не хочется даже на короткое время расставаться с девушкой.

Ирина сразу согласилась с предложением Игоря. «Товарищ капитан, — шутливо обратилась она к Рашиду, — следует немедленно доставить жаждущего на берег!»

Высадив друга, а потом скорыми взмахами весел подогнав лодку к островку в тень огромной ивы, купающей в воде свои тонкие листочки, Рашид замер, трудно дыша. Он неестественно долго, с усиленным вниманием разглядывал пляж, плескавшихся людей и делал вид, что прислушивается, не раздастся ли откуда крик о помощи. Он чувствовал на себе внимательный улыбчивый взгляд девушки и от этого ему становилось еще жарче, а сердце волнующими толчками отстукивало тревожно: «Как быть? Как быть!»

Ирина, разгадав состояние парня, ласково и доверительно произнесла:

— Рашид, расскажите о себе?

Это простая фраза, серьезно сказанная, заключавшая обещание быть обоюдно откровенной, придала юноше бодрость. Он, наконец, справился со смущением, прямо посмотрел в широко раскрытые прелестные глаза.

— Я студент...

Он поведал Ирине о себе, ничего не утаивая, но когда она спросила, кто такой Игорь и чем он занимается, юноша запнулся на миг, вспомнив наказ друга не распространяться о его службе. Сказал первое, что пришло в голову:

— Он студент, как и я. На лето устроился тоже работать, только не спасателем, а шофером. Управляющего трестом возит, пока штатный шофер в отпуске. Мы с Игорем неразлучные друзья.

— Вот уж никогда не поверила бы, — в глазах девушки загорелись искорки-хитринки. — Вы такие разные, он немножечко бирюк и, по-моему, не особенно доверчив к людям. Ведь правда? — она не отрывала мерцающих глаз от Рашида, и он опять, почувствовав стеснение, кивнул против воли: «Да!»

— А вы другой, — продолжала Ирина, ласково оглядывая парня. — Вы другой, — повторила она со значением. — Сложнее, душевнее и... мужественнее.

Рашид был польщен, изумлен, взволнован. Он никогда прежде не слыхал, чтобы девушка просто и откровенно высказывала свою симпатию юноше. И вовсе не потому, что до этого ему приходилось иметь дело только с пустышками и хохотушками. Многие знакомые девчата были умны, начитанны. Но они в большинстве были «малышками», так друзья между собой называли девушек-студенток, юношеский поцелуй для которых в укромном уголке становился предметом долгих воздыханий, обсуждений с подружками и последующего, несколько опасливого отношения к «коварному» парню.

Здесь же было все по-иному, «по-взрослому», как определил про себя Рашид. И он очертя голову бросился вперед: старался говорить увереннее, шутливее. Он даже решился взять ее за тонкую загорелую кисть с трогательно милым светлым ободком от часов. Она не отняла руки, а, наоборот, сама прикоснулась длинными пальцами к бронзовой кисти Рашида, отчего сердце юноши забилось сильнее, а дыхание сделалось прерывистым.

Звонкий свист с берега вернул парня к действительности. Игорь призывно махал рукой, другой он прижимал к груди большой сверток. Рашид схватился за весла, пальцы Ирины легко скользнули назад, она несколько досадливо и капризно наморщилась, но лишь на секунду, потом с улыбкой приветствовала Мезенцева. И тут же перебралась на нос лодки.

Рашид греб равномерно, мощно. Ему хотелось покрасоваться перед Ириной отработанной в гимнастических упражнениях стальной мускулатурой своего молодого, здорового тела. И он почувствовал ее восхищение, почувствовал спиной, затылком, напрягшейся шеей. Прошли еще секунды, и вдруг пальцы Ирины легко притронулись к вздувшейся веревке мускулов под правой лопаткой. Прикосновение это было мимолетным, но необычайно нежным. Хорошо, что Игорь не мог видеть лица Рашида — он весь вспыхнул.

Но тут же краска отлила от лица. Рашид вспомнил, что, представив Игоря в роли студента и шофера, он не предупредил друга и может его подвести. «Впрочем, он парень умный, осторожный, — подумал Рашид, — сам догадается, в чем дело». И тут же родилась мысль: «Лучше бы Игорь не возвращался, домой что ли ушел!» Это была предательская по отношению к другу мыслишка. Она поначалу больно уколола Рашида в сердце. Но он почему-то не поторопился прогнать ее, а сохранил, пытаясь оправдать новой: «Ирина может принять меня за лгуна!» Рашид и сам не заметил, как это случилось, но отношение малознакомой девушки вдруг стало ему дороже, чем верность старого друга. И он почти не огорчился этому, он как-то сразу, без боли разделил себя на две неравные половины, меньшую из которых выделил другу, а бо́льшую, почти всю душу свою, не задумываясь, отдал Ирине.

Лодка ткнулась носом в песок. Ирина чуть вздрогнула, обернулась к Мезенцеву, улыбаясь и оправляя волосы. Рашид громко сказал:

— А мы тебя заждались, Игорь!

Но по тому, как он это сказал, по расширенным зрачкам девушки, в которых светились победные искорки, Игорь догадался о многом. Ответил почти мгновенно:

— Вот» друзья, обед, а мне, к сожалению, придется с вами расстаться.

— Что случилось? — Рашид спросил с неподдельной тревогой, но где-то глубоко внутри вспыхнула радость.

— Да, понимаешь, позвонил отцу, а он сказал, что меня срочно вызывают на работу, — скулы Игоря обозначились еще резче и кому, как не Рашиду, следовало по этому характерному признаку понять, что друг лукавит, ждет, что ответит товарищ.

И Рашид понял, он был несказанно благодарен Игорю за самопожертвование, и та маленькая часть его существа, которую он эгоистически скупо, минуту назад выделил другу, увеличилась теперь до половины души, заполнившись горячим чувством признательности... Рашид охотно продолжил игру. Возмутившись до того естественно, что уловил молнией блеснувший, недовольный взгляд Ирины, он воскликнул:

— Но ведь сегодня воскресенье! Единственный день, который мы хотели провести вместе, и вот тебе на...

Игорь пожал плечами, сказав этим: ничего, мол, не попишешь. Взял из лодки свою одежду. Улыбка светилась на его лице, слишком долгая для такого серьезного вдумчивого парня, но не было в ней насильственности, наоборот, она была полна теплого и чистого товарищеского участия.

После ухода Игоря Рашид почувствовал себя увереннее. Он даже решил подшутить над Ириной, заметая приближавшуюся моторку Капитоныча. Когда начальник спасательного отряда поравнялся с лодкой и, грозно поводя усами, стал сверлить взглядом зеленый купальник, Рашид отрапортовал преувеличенно громко и отчетливо:

— Предупрежден несчастный случай. Девушка поднята на борт в обессиленном состоянии. Утопающая самовольно нарушила границу заплыва.

Капитоныч недоверчиво хмыкнул, переведя взгляд на красивое лицо девушки, и, не останавливая моторки, отдал приказ:

— Сделать внушение, высадить на берег, дежурство продолжать одному!..

— Спрячемся у островка? — смеясь предложила Ирина, но во взгляде ее скользнуло беспокойство: неужели Рашид поступит так, как распорядился грозный боцман?

Шутка удалась: Рашид ликовал, он еще раз убедился в том, что девушке не хочется порывать знакомство. Она готова провести с ним все оставшееся до конца работы время.

Пообедали, потом купались; подъезжали несколько раз к пляжу, наблюдая за порядком. Но вот, наконец, истекло время дежурства. Рашид подвез Ирину к раздевалкам, а затем направил лодку к причалу, договорившись встретиться с ней у центрального входа в парк.

Рашид торопился, он боялся, что вот-вот появится Капитоныч и призовет жаждущего свободы спасателя на «лекцию». Генки, весело перемигиваясь между собой, грозились позвать старого моряка, моторка которого глухо стрекотала где-то на противоположном конце озера. Семеро остальных спасателей еще не вернулись: все они были бедовыми парнишками и пока еще не избавились от детской влюбленности в воду и от чрезмерных купаний, результатом которых были посиневшая гусиная кожа и судорожное клоцанье зубами.

Достойно отбившись от зубоскальствующих Генок (предлагавших спеть необыкновенную любовную песню в честь очаровательной синьориты), Рашид покинул причал. «Будь, что будет», — решил он, представив, как станет гневаться Капитоныч, не досчитавшись одного из слушателей.

Ирина появилась минут через десять после того, как Рашид отсчитал более тысячи шагов, отмеривая их туда и обратно у ворот. Он до боли вытягивал шею, стремясь разглядеть девушку в густом косяке отдыхающих, заполнившем центральную аллею парка.

Когда она подходила, у Рашида захватило дух от восхищения. В простеньком, но изящно сшитом лиловом платье, в белых туфельках на «гвоздиках», с густой копной золотых волос, Ирина была само очарование. Она, как магнит, притягивала взоры многих мужчин, проходивших мимо. И она призывно отвечала на их взгляды.

Нельзя сказать, что это прошло мимо внимания Рашида. На секунду в сердце парня вспыхнула ревность, он насупил брови. Но глаза Ирины, полные огня, враз растопили образовавшуюся льдину. Они шагнули навстречу друг другу, Ирина шепнула нежно, доверительно:

— Хочу в кино.

Кинокартину смотрели вполглаза. Рашид то и дело пожимал пальцы Ирины, она отвечала горячо и страстно. Ее глаза часто отрывались от экрана и, пытливые, жаркие, останавливались на лице юноши. Рашид не видел ничего, кроме этих чудесных бархатных глаз.

До дому Ирины надо было проехать остановки четыре на трамвае. Но они, не сговариваясь, пошли пешком. Ярко освещенные улицы усиливали черноту звездного неба, бурлящий шум толпы не мешал им, он попросту не доходил до их сознания. Они чувствовали себя так, словно были одни в этом большом южном городе, словно им одним принадлежали ароматы ночи, принесшей с собой мягкую прохладу на смену жаркому дню.

Давно миновали центральную улицу, свернули в чинаровую аллею, из нее вышли в переулок. Тихий и темный. Впереди горел фонарь на столбе, свет его почти не пробивался сквозь густую листву узловатых, кряжистых карагачей. Рашиду не был знаком этот переулок. «Им. Папанина»: табличку он успел разглядеть на углу, когда повернули из аллеи. Но район этот он знал: всюду частные дома, глухие заборы, над которыми нависают ветви фруктовых деревьев, а виноградные лозы цепляются за крыши домов.

Остановились около калитки, прорезанной в левой створке высоких дощатых ворот. Ирина из кармашка достала ключ, открыла калитку. Рашид обреченным взглядом следил за ней. Еще несколько секунд, и девушка распрощается с ним. Он подумал: «Сейчас надо обнять и поцеловать ее... Тогда не уйдет, останется! Ведь еще не поздно».

Она толкнула калитку, обернулась к Рашиду, сказала негромко и очень спокойно:

— Зайди, посмотришь, как я живу.

После кино, они сами, не заметив, как это случилось, перешли на «ты». Рашид вздрогнул от неожиданности, волнующая радость подступила к сердцу. Он прижал Ирину к себе, легонько потянув за плечи. Она чуть подалась назад, повернула голову и быстро, словно дыхание ветерка, коснулась губами щеки Рашида:

— Пойдем.

Двор заполонила буйная зелень. Асфальтовая тропинка, ведущая к дому, не была видна, но Ирина шла уверенно, крепко держа Рашида за руку.

Поднялись на ярко освещенную веранду. В углу стоял легкий стол с двумя плетеными стульями, на столе глиняный расписной кувшин, в котором алело несколько тяжелых, сильно благоухающих роз.

Ирина достала из ящика стола ключ, открыла обитую черной клеенкой дверь.

— Ты живешь одна? — Рашид спросил с удивлением, с затаенной надеждой: ему подумалось, что никого больше, кроме них двоих в доме нет.

— С тетушкой! — ответила она, бросив на него ласково-загадочный взгляд. Добавила. — Она у меня, точно курица, в сумерках спать ложится. Да и глуховата, старенькая совсем стала.

Ирина сказала это громко, не боясь разбудить тетку. Она провела Рашида по коридору, где стоял холодильник, а у двери на стене прибита массивная вешалка, на рожки которой наброшен цветастый халат и шляпка. В углу на легкой тумбочке примостился телефонный аппарат.

— Сюда! — Ирина ввела Рашида в просторную комнату, служившую столовой. Комната была обставлена легкой, изящной мебелью вишневого цвета.

— Польская, — небрежно бросила она, заметив, с каким интересом рассматривает Рашид стол, сервант и тахту. — А в спальной у меня немецкий гарнитур. Хочешь посмотреть?

Она отодвинула цветастую портьеру, за которой обнаружилась раскрытая дверь в другую комнату, включила свет. Здесь чуть ли не всю стену занимал многостворчатый шифоньер, напротив в углу был массивный трельяж, а рядом расположилась поистине королевская кровать, застеленная тяжелым из зеленого шелка покрывалом.

Ирина демонстрировала обстановку своей квартиры с видимым удовольствием, но старалась это скрыть за нарочитой небрежностью. И именно небрежность неприятно подействовала на Рашида. Мысль, которая в это время родилась в голове юноши, принесла ему сильное огорчение: «Я ей не пара: моего грошового заработка ей не хватит».

Ирина выключила свет в спальной, на секунду прильнула к Рашиду, но тут же, отпрянув, произнесла торопливо:

— А теперь за стол, я приготовлю ужин.

На столе появились паштет, масло и копченый окорок. Выйдя в коридор, Ирина принесла банку баклажанной икры тетушкиного приготовления. «Пальчики оближешь», — сказала она, ловко орудуя консервным ножом, и ласково отстранила Рашида, когда он попытался помочь ей.

— Ну, а это для полноты сервировки! — она, присев перед сервантом, достала из нижнего ящика начатую бутылку коньяку и запечатанную «Столичной».

— Ты что будешь пить? — спросила Ирина, ставя на стол большую и маленькую рюмки. — Что же ты молчишь?

И Рашид вдруг приободрился. «Пара я ей, или нет, — решил он, обнадеживая себя, — покажет время. Ведь случалось, что и королевы влюблялись в нищих!» Он, волнуясь и боясь попасть впросак, если скажет, что выбирает коньяк, а она не поверит, поймет, что ему еще ни разу не приходилось его пить, произнес искусственным голосом: «Предпочитаю водку!»

Они выпили по две рюмки. Рашид сразу захмелел. Это было необычно приятное чувство: сидеть в уютной комнате с хорошенькой женщиной, не отрываясь глядеть ей в глаза и слушать ее голос, доносящийся словно из тумана.

— Рашид, я вышла замуж, когда мне было двадцать лет. У меня есть дочка, Танечка, она живет с мамой в Киеве. Мы разошлись с мужем три года назад...

Ирина сказала, что развод вовсе не огорчил ее, что муж был человеком вздорным, подозрительным и жестоким. Теперь Ирина чувствует себя свободной, она хорошо зарабатывает и может удовлетворить многие свои желания. Она закончила техникум легкой промышленности, получила специальность модельера, проработала некоторое время на фабрике. Но потом ушла. Она поняла, что со своим вкусом и уменьем отлично шить, сможет получать намного больше, если пойдет на работу куда-нибудь в промкомбинат, швейную мастерскую.

Вот уже год, как она работает в небольшой мастерской, причем выполняет заказы на дому по договоренности с заведующим, и не жалуется на жизнь.

— Все, что ты видишь, — произнесла она хвастливо, указывая на мебель в столовой и кивнув в сторону спальни, — заработано вот этими руками.

Эта фраза напомнила Рашиду подобную, читанную им когда-то в романе о рабочих людях. Но там люди гордились трудом, гордились своими руками, выплавляющими сталь, строящими дома, добывающими руду. Люди эти хорошо зарабатывали, красиво одевались, обставляли свои квартиры дорогой изящной мебелью. Но они имели на это право — право честного труда! А Ирина... Сравнение покоробило его, по чистой юношеской душе словно провели драчовым напильником, который по странной прихоти оказался в нежных женских руках.

Рашид не успел додумать до конца, вынести свое суждение. По настоянию Ирины он осушил третью рюмку, потом четвертую, и уже не туманный покой, а веселая удаль овладела его сердцем. Он встал, пересел в кресло в углу и сделал вид, что болезненно жмурится от яркого света. Ирина поспешила навстречу его желанию, щелкнула выключателем. На несколько секунд она застыла около окна, вся засеребрившись от густого лунного света, потом повернулась и подошла легкими шагами к креслу...

Рашид ушел от Ирины в третьем часу ночи. На улицах ни души. Его шаги гулко отдавались в настороженной тишине, и редко-редко им в унисон звучали где-то вдалеке шаги другого запоздалого прохожего.

Сердце Рашида было переполнено радостью и любовью. Нет, Ирина не «малышка», с которыми им с Игорем приходилось встречаться до этих пор, гулять долгими часами по парку. «Иринка — чудо! — шептал он про себя. — А я — молодец, настоящий мужчина!. Она сама сказала».

Он был безмерно горд тем, что вот, наконец, и в его жизнь пришла первая любовь. И какая! Кто из его товарищей мог похвалиться интимной дружбой с такой очаровательной женщиной? Впрочем, хвалиться он не намерен никому, даже Игорю: Ирина — чудо, она божество, следы которого он готов целовать без устали... О, как ясно, как отчетливо он представлял теперь великое чувство обожания любимой женщины! Еще недавно, поглотив за ночь толстенный рыцарский роман, он с волнующим интересом и юношеским скептицизмом реагировал на действия безумно влюбленных гидальго и капризы хорошеньких дульциней. А сейчас, скажи ему Ирина — взберись Рашид на крышу многоэтажного дома и спрыгни вниз — он, не задумываясь ни на минуту, исполнил бы ее желание. Разве он думал, разве гадал, что сегодняшний день принесет ему так много счастья. Этот день необыкновенный, день, которого он не забудет никогда, будет помнить о нем всю жизнь!

Ему все было мило: и кривой переулок, и чинаровая аллея, и дремавший на ящике у магазина сторож со старым ружьем в руках. Он шел, улыбаясь своим думам, и в минуты сильного волнения произносил вслух отдельные слова. Он продолжал свой разговор с Ириной, он говорил ей о любви.

II. НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СВИДАНИЕ

Хадича Салимовна ни слова не сказала Рашиду, когда он вернулся домой необычно поздно. Замкнувшись в себе, еще больше постаревшая, она безмолвствовала и утром, готовя завтрак. Рашид очень переживал, понимая, что мать обижена на него не столько из-за долгих часов ожидания, сколько из-за того, что сын не подошел к ней, как прежде, не обнял ее ласково, не рассказал откровенно, где был и по какой причине задержался до глубокой ночи.

Но он не мог поступить так, как поступал до этого. Если бы еще у него не произошло ничего серьезного с Ириной, тогда может быть и стоило поделиться с мамой, поведав ей о чудесной золотоволосой девушке в лиловом платье. А сказать неправду, утаить половину из того, что произошло вчера — на это Рашид решиться не мог. Лучше молчать, делая вид, что ничего не случилось, а там, глядишь, мама смягчится, и все войдет в норму.

Хадича Салимовна торопилась... Заболела одна из ее хороших знакомых. Вчера вечером она сделала ей укол пенициллина и сегодня утром, в половине восьмого, надо было сделать второй.

Прежде чем затворить за собой дверь, она, не оборачиваясь, сказала словно между прочим:

— У тебя брюки были все в пыли. Я стряхнула их, из кармана выпали деньги. Они на приемнике, не позабудь.

— Деньги?! — переспросил изумленный Рашид, но Хадича Салимовна этого не слышала: дверь за ней захлопнулась.

Рашид одним прыжком очутился около тумбочки с приемником. На стареньком «Рекорде» лежала вчетверо сложенная двадцатипятирублевая бумажка.

Он схватил ее, развернул и первой мыслью его было: «Откуда?» Он хорошо помнил, что вчера вечером отдал последний рубль за билеты в кино. А потом... он был у Ирины, потом ушел. Откуда же деньги? Вдруг он вспомнил, что когда одевался там, у Ирины, и она подавала ему одежду, брюки соскользнули со стула, свалились на пол. Ирина возилась за стулом, присев на колени в короткой с кружевами ночной рубашке.

Она поднялась. Глядя расширенными влажными глазами на юношу, подала брюки, сказав с улыбкой:

— Платок выпал, я его в карман положила.

«И деньги!» — добавил мысленно погрустневший Рашид, держа двадцатипятирублевку.

— Мопассановский герой! — произнес он вслух иронической усмешкой. — Королева заплатила нищему за удовольствие!

Но тут же, противореча собственному разуму, Рашид постарался оправдать любимую... Ирина пообещала, что сегодня снова придет на озеро. «А вечером пойдем в ресторан, — сказала она. — Я так давно не была в ресторане!» Рашид тогда промолчал, попросту не нашелся, что ответить. А Ирина, видимо, догадалась, почему он перевел разговор, спросил с усиленной заинтересованностью:

— Ты сама сшила это платье?

Получив утвердительный ответ, стал хвалить ее способности, чем сильно польстил Ирине. Она не удержалась и похвасталась, что очень многие женщины со средствами (она подчеркнула это слово) добиваются ее согласия шить им.

«Она очень тактично помогла мне выйти из затруднительного положения», — продолжал Рашид оправдательную, по сути дела до шаткости компромиссную мысль. — Теперь я могу пригласить ее в ресторан (за ее же деньги)».

Он не подумал, что возлюбленная могла это сделать иначе, по-товарищески, как это делают настоящие друзья: идут в кино, на концерт и даже в ресторан за счёт того, у кого есть деньги. Причем во всех случаях никто и никогда не считает себя должником друг друга. Вложенные же тайком в карман деньги, источник которых угадывается довольно легко, носят в себе что-то не совсем чистое, опутывают невидимой нитью стеснительной зависимости того, кто их получил.

Рашид не подумал об этом потому, что мысль его возвратилась к матери. Он почти с ужасом представил, как объяснит ей этот случай, что скажет? Ведь она может решить, что он утаил от нее заработанные деньги. Но он никогда... никогда в жизни не позволил себе поступить подобным образом. А если мама подумала, что он достал их нечетным путем? Надо немедленно что-то предпринять!

Рашид схватил лист бумаги и карандаш, написал первое, что пришло в голову:

Юноша приободрился. Он знал, мать ему поверит. Они никогда не говорили друг другу неправды. И вот он первый произнес ложь. Но ведь это необходимо, хотя бы для ее спокойствия.

Усилием воли подавив в себе угрызения совести, Рашид отправился на работу. Быстрая ходьба и волнующие думы о предстоящем свидании с Ириной скоро заставили его позабыть о случившемся.

До полудня он легко перегонял лодку от пляжа к пляжу. Останавливаясь около островка и глядя на свидетельницу его тайны красавицу-иву, восстанавливал в памяти детали вчерашней встречи, припоминал улыбки, слова и жесты любимой.

Ее не было. Разноцветные купальники, среди которых множество и светло-, и темно-зеленых, затейливой мозаикой покрывали песчаный пляж. Но ни одна из этих изумрудных фигур не поднялась ему навстречу, когда он осторожно, слегка двигая веслами, повел лодку вдоль берега.

Огненный шар солнца застыл в небе. Зелень сникла, и даже легкий ветерок, напоенный влагой, не в силах был вдохнуть бодрость в могучую фауну. Над зеркальной гладью озера струился воздух, и было странно и любопытно видеть эти струйки; казалось, воздух растворялся, не выдерживая палящих лучей солнца. Только с людьми ничего не могло поделать великое светило. Они безбоязненно подставляли лучам загорелые до черноты тела, плескались в воде. Над пляжем стоял несмолкаемый гул, слышались звонкий смех, веселые выкрики.

Все печальнее делалось лицо Рашида, тревожные думы щупальцами сжимали сердце. Уж насколько признанным шутником считался среди спасателей Генка-маленький, но и он не смог выдавить из Рашида ни одной улыбки, даже когда комично представил в лицах утреннюю беседу между Капитонычем и Камиловым по поводу пропущенной лекции.

Скучно и долго тянулся день. Рашид стал похож на сонную муху. Юноша теперь уже не смотрел на пляж, он потерял надежду и силился лишь разгадать причину, из-за которой Ирина не смогла, а может быть не захотела придти на свидание. Островок с плакучей ивой вызывал в нем томительное, щемящее чувство. Храня в сердце еле тлеющую надежду, он загнал лодку в тень купающихся в воде длинных ветвей, и замер там. Прошло много времени. Но ничего не изменилось на пляже: тот же веселый гомон, примелькавшиеся фигуры и равнодушное солнце, палившее с неослабевающей силой.

С приближением вечера желание встретиться с Ириной выросло настолько, что Рашид уже не мог усидеть в лодке. Он причалил к пристани, осмотрелся вокруг и облегченно вздохнул, не увидев Капитоныча. «Пусть Капитоныч меня уволит, — подумал он, — но я не смогу пережить эти полчаса, оставшиеся до конца работы. Уйду».

Чем ближе он подходил к дому Ирины, тем медленнее делался его шаг, а волнение нарастало. Ему становилось страшно при мысли о том, что вдруг она встретит его сухо, отведет взгляд в сторону, скажет безразличным голосом: «Я была занята». Что делать тогда, какими словами убедить в своей любви. Он верил: так не должно быть, не может случиться после того, что было вчера. Ну, а если... Он забивал эту мысль, растворял ее в потоке воспоминаний, и все же, когда до дому Ирины осталось два квартала, Рашид остановился около телефонной будки.

Воля его была надломлена, решимость ослабела. Он почти убедил себя, что, предупредив Ирину по телефону о приходе, сможет легко догадаться по голосу, как она воспримет его желание. Подстегнутый этим, Рашид открыл тяжелую металлическую дверь и, сильно волнуясь, опустил двухкопеечную монету в щель автомата.

Позывные гудки прозвучали несколько раз, прежде чем на противоположном конце сняли трубку. Немощный, с сильным придыханием голос, по-видимому, старушечий, спросил:

— Кого надо!

— Ирину! — Рашид почти крикнул в трубку, поняв сразу, что говорит глуховатая Иринина тетка. Весь напрягшись, он ожидал, что вот-вот услышит звонкий, игривый голос любимой.

Старуха ответила:

— Ее нет дома. Утром ушла, еще не приходила.

Говорить было больше не о чем, Рашид повесил трубку. От духоты и волнения лицо его покрылось потом, руки стали липкими. Он обтер шею и лоб носовым платком и, не зная, куда ему теперь идти, долго стоял на тротуаре.

Он бродил по городу до темноты. Бродил, чтобы убить время, неся в себе надежду, что через час-другой снова позвонит по телефону и услышит желанное: «Приходи скорее, я жду тебя!»

А в это время дома у Камиловых произошло следующее. Хадича Салимовна, вернувшись с работы и прочитав записку, вздохнула с облегчением. Объяснение Рашида показалось ей вполне правдоподобным и успокоило ее разыгравшееся за день от пережитых дум воображение.

Умиротворенная, она принялась за уборку. В мыслях своих мать видела сына уже не студентом, а преподавателем школы. Вот он приходит домой после уроков, уставший, с пачкой тетрадей, которые сегодня вечером ему предстоит проверить, и ложится на пять минут... нет на,полчаса отдохнуть. А у нее за это время уже притомилась шурпа или готовы любимые им сочные манты. За обедом Рашидик рассказывает ей, что было интересного в школе, как вел себя неугомонный ученик (ведь такой обязательно есть в каждом классе). А потом он говорит доверительно об учительнице из соседнего класса, о том, как он ей, или она ему помогает в работе. Сын вдруг гладит тонкую морщинистую руку матери и произносит со смущенной улыбкой:

— Мама, она придет к нам завтра в гости!

Хадича Салимовна согласно кивает, радостно шепча: «Пусть приходит, сынок, пусть...» А в это время руки ее механически выполняют привычную работу: стирают тряпкой пыль с письменного стола сына, расставляют книги в шкафу, взбивают пышнее подушку на постели и равняют по струнке старенькое покрывало. В комнате Рашида нет ничего лишнего, так приучила она его с детства. Это ее теория, выработанное ею в жизни правило. И она неукоснительно следует ему, оставаясь совершенно безучастной при виде различных безделушек, дорогой мебели, тумбочек и пуфиков, формы которых повергают в трепет других женщин. «Не надо быть рабом вещей, — не раз внушала она подраставшему Рашиду. — Лучше быть рабом книг и богатых мыслей».

Улыбчивые думы Хадичи Салимовны продолжали литься светло и радостно. Она очень ясно, до родинки над бровью, представила милое лицо будущей невестки. Ей почему-то всегда хотелось, чтобы жена сына походила на индианку. Впрочем, она не возражает, если невестка будет кучерява, как барашек, резва и голосиста. Право выбирать принадлежит Рашиду, и он, наверное, уже выбрал, милый сынок. Слова в записке, что он и сегодня вернется поздно, говорят о многом. Она хорошо понимает, почему он ничего не рассказал ей о том, где был вчера. Ему стыдно признаться, что он гулял с девушкой при луне, жарко целовал ее, говорил о любви. Он так был смущен утром, бедняга. У него было очень виноватое лицо, а рот, отцовский рот с поднятыми кверху уголками, чуть припух, щеки жарко горели.

Хадича Салимовна покачала головой и улыбнулась печально и одновременно радостно. Она с гордостью вспоминала, как похвально отзывались о Рашиде учителя в школе: и отличник, и активист, и примерный товарищ. В институте сын сразу же завоевал доверие и любовь однокурсников. К ним домой часто приходили студенты — веселые, остроумные парни и девушки. Готовились к семинарам, к экзаменам, спорили о любви и дружбе, читали вслух Горького и Чехова, Навои и Айбека. Вот только сейчас, летом, наступило затишье. Студенты разъехались: кто по домам отдыха, а кто по турбазам. Хадича Салимовна настаивала, чтобы Рашид тоже отправился в туристический поход. Он отдохнет, наберется впечатлений, увидит много интересного. Но Рашид решительно запротестовал. «Я должен помочь тебе, мама!» — сказал он серьезно, сжав губы и сдвинув иссиня-черные брови, ее брови.

Увлеченная воспоминаниями, Хадича Салимовна вначале не расслышала, как кто-то постучал во входную дверь. Только вторичный, более громкий стук заставил ее обернуться. С пыльной тряпкой в руке, семеня шлепанцами, она поспешила в коридор. Отворив дверь и увидев Игоря Мезенцева, Хадича Салимовна радостно воскликнула:

— Входи, Игорек! Как давно ты у нас не был!

— Здравствуйте, Хадича Салимовна!

— Здравствуй, сынок, ты уж извини, что сразу не поздоровалась, так твоему приходу рада. Проходи в комнату.

Быстро, как это умеют делать только понаторевшие в домашнем хозяйстве женщины, скользнула на кухню, вымыла руки, поставила на газовую плиту чайник, и не прошло нескольких минут, как она уже вошла в комнату с двумя чайными приборами, вазочкой с вареньем и конфетницей.

— Садись, чай пить будем.

— Спасибо, я ведь на минуту, дома работа ждет.

— А я знаю, что тебя к нам привело!

— Немудрено, Хадича Салимовна. Не к кому-нибудь, к старому другу в гости заглянул. Но вижу, его дома нет.

— Не пришел еще. А насчет денег не беспокойся. Вот пишет, что сегодня их вернет.

Глаза Игоря, мгновение назад улыбчивые и теплые, во время чтения записки выразили удивление и тревогу. Однако поняв, что отказом он лишь растревожит сердце матери и подведет друга, Игорь сказал как можно спокойнее:

— Одну вещь хочу купить. Специально для этого деньги отложил.

Он внезапно заторопился, решительно отказался от чая, а прощаясь, напомнил:

— Если Рашид скоро вернется, пусть ко мне зайдет. Я допоздна буду работать.

Проводив Игоря, остановилась посреди комнаты Хадича Салимовна и задумалась. Уважительный парень Игорь Мезенцев. И душа у него добрая, справедливая. Лучший друг ее сына. К ней он как к родной матери относится. А сегодня как-то странно повел себя Игорь, что-то фальшивое проскользнуло в его тоне. Уж ей ли не знать своих ребят! Неладное что-то произошло, чует ее сердце.

Мать думала. Ей припоминались мелочи, которым прежде она почти не придавала значения, объясняя редкие срывы в поведении Рашида зеленой молодостью и свойственной ей ершистостью. Случалось, он грубил ей, настойчиво просил деньги, зная, что до зарплаты еще далеко и оставшаяся десятка распределена до последней копейки. Правда, потом он резко менялся, просил у нее прощения и обещал быть послушным, примерным сыном.

Раза два или три Рашид возвращался домой поздно, очень поздно. От него пахло вином. Хадича Салимовна не спрашивала у сына, что произошло, где он пропадал до ночи. Знала: сам расскажет. Проходил день-другой, и Рашид, смущенно улыбаясь, объяснял матери, что его пригласил на день рождения товарищ по институту, что он попал в гости к знакомой девушке, с которой учился в школе.

С месяц назад Рашид возвратился домой в субботний вечер темнее тучи. В воскресенье никуда не пошел, слонялся по комнатам, долго сидел во дворе, в беседке, о чем-то думая. Обеспокоенная пасмурным настроением сына, Хадича Салимовна, не сдержавшись, спросила:

— Что случилось, Рашид?

И он ответил:

— Я поссорился с девушкой, с которой познакомился позавчера на танцплощадке!

— А причина?

— Я был настойчив в своих желаниях!

Мать внутренне сжалась, она не ожидала услышать от сына такого откровенного и грубого признания. К тому же Рашид произнес последнюю фразу не с огорчением и стыдливостью, а иронически, с еще не остывшей злостью. По выражению его лица, по тону голоса было ясно, что он считает себя правым, а ее — девушку — виновной в оскорблении его чувств.

Впервые Хадича Салимовна не нашлась, что ответить. Она лишь горько вздохнула и промолвила:

— Разве так можно...

Она тогда подумала об Игоре Мезенцеве. Очень жаль, что Игорь и Рашид после окончания школы встречаются совсем редко. Ведь услышь Игорь такое, он бы вначале промолчал, собрался с мыслями, а потом спокойно и деловито разнес Рашида в пух и в прах, высмеял бы его донжуанские замашки. А закончил бы веселой шуткой, после которой ни злости, ни иронии у Рашида не осталось. Только улыбка светилась бы на его лице, улыбка, в которой можно было прочесть любовь и уважение к умному другу.

А что произошло сейчас? Почему Игорь не смог скрыть удивления, когда прочел письмо Рашида? Почему не поделился с ней своими сомнениями, как бывало прежде, когда Рашид отсутствовал, а Игорь терпеливо дожидался его до позднего вечера.

Хадича Салимовна сидела за остывшей чашкой чая в печальном и тревожном раздумье. Спрашивала себя, гадала: «Где сейчас Рашид, что делает?»

Рашид снова звонил Ирине. Тот же старушечий голос ответил ему равнодушно: «Не пришла еще». Юноша заметался: «Где искать Ирину, куда она исчезла?» И вдруг сверкнула спасительная мысль. Мысль, исполнение которой разом прекращало все тревоги, оправдывало Ирину безоговорочно. «Она ждет в ресторане! — воскликнул он, поразившись столь простой разгадке. — Днем не могла прийти, потому что была занята на работе, а вечером... она ведь сказала, что вечером пойдем в «Рахат».

Если бы можно было побежать, не обращая на себя внимания прохожих, он припустился бы со скоростью спринтера по центральной, ярко освещенной улице и, наверное, через пять минут уже сидел бы в ресторане, что расположился на крыше шестиэтажной гостиницы «Навбахор», лучшей в городе.

Часы показывали ровно девять, когда Рашид вошел в длинный огромный зал. Смутившись от устремленных взглядов, попав в ресторан впервые, он чуть было не повернул назад. Идя между столиками, чувствуя себя скованно и не зная, куда девать вдруг ставшие лишними руки, юноша облегченно вздохнул, добравшись, наконец, до одного из свободных столов. И тут он как-то сразу понял, насколько наивным и даже смешным было предположение, что Ирина ожидает его здесь. Нет, Ирина не решилась бы придти сюда одна, хотя самостоятельности, уверенности в ней больше, чем достаточно. И все же он осматривал столик за столиком, сильно волнуясь каждый раз, когда замечал золотистые волосы, похожие на Иринины. «Нет, не она», — отмечал он про себя.

Встать и уйти было неловко. И Рашид решился. Он заказал салат, отбивную, вспомнив, что не ел с самого полудня. Проглотив первую рюмку коньяку, запив бокалом минеральной, он почувствовал себя спокойнее, сел удобнее. И чем больше он пил, тем увереннее чувствовал себя, тем больше ему нравилось сидеть здесь, на огромной залитой ярким светом веранде.

Он не терзался угрызениями совести по поводу того, что решил истратить чужие деньги. «Пусть знает, как подводить друга! Пусть расплачивается за свое вероломство!»

— А если проявит недовольство, — процедил Рашид сквозь зубы, не замечая в хмельном бреду, что говорит вслух, — я ей швырну в лицо эту грязную бумажку. Получу зарплату и швырну!

Он расплатился, осоловело глядя на официанта, но думая, что взгляд его тверд и полон загадочности. Грузно поднявшись и не считая, а вернее не имея сил сосчитать то небольшое количество скомканных рублей, которые ему дали на сдачу, Рашид сунул их в карман. Вдруг вспомнив слышанное, что «элегантные люди считают своей обязанностью предложить человеку на чай», он расслабленными пальцами вытянул одну бумажку, бросил ее на стол.

— Благодарю! — молодой официант взял рублевку. Лицо его при этом оставалось бесстрастным. Зато глаза с заметным прищуром откровенно насмехались. «Пижон, — говорили они. — Свои ли деньги тратишь, юнец зеленый».

Сидя в ресторане, Рашид намеревался отправиться к Ирине. Теперь же, убедив себя с пьяной настойчивостью, что обижен и даже оскорблен ею, он повернул в сторону дома. «Я тоже имею гордость, — бормотал он, — Я за нею бегать не намерен, сама ко мне прибежит!» Его качало и мутило. Через короткие промежутки времени Рашид останавливался, бессильно прислоняясь то к стене дома, то к дереву, и стоял так по нескольку минут, закрыв глаза. Сознание его в эти моменты затуманивалось еще больше, а лихорадочные обрывки мыслей смешивались в бешеном вихре, среди которых точно на смазанной киноленте ярко вспыхивало одно желанное слово: «Спать!»

Трудно описать состояние Хадичи Салимовны, когда она увидела сына: растерзанного, с перепачканными в известке плечами и спиной, что-то бормочущего, смущенного и по-пьяному дерзкого. Нетвердыми шагами, хватаясь по пути за все устойчивые и неустойчивые предметы, он добрался до кровати и не лег, а грохнулся на нее, почти мгновенно заснув.

Мать сняла с сына полуботинки, обтерла мокрым полотенцем горевшее от внутреннего жара его лицо. Делала она это, пребывая в каком-то отрешенном состоянии, вся наполненная паническим ужасом.

Она долго сидела около Рашида, дышавшего тяжело, стонавшего во сне. Сидела застыв, почти окостенев. Крупные тяжелые слезы бежали по ее щекам и капали на сырое скомканное полотенце, судорожно сжатое в руках. Она знала, чувствовала с материнской прозорливостью: несчастье пришло в ее дом.

III. ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ

Насупя брови, топорща грозные усы, Капитоныч ожидал Рашида Камилова. Негодовал старый матрос: совсем распустился парень — позавчера с лекции ушел, вчера не дождался конца рабочего дня, сегодня запаздывает на целый час. Хмурился Капитоныч, дымил трубкой и готовил уничтожительную речь в адрес нарушителя трудовой дисциплины.

А нарушитель в это время входил в ворота парка. Настроение у него было плохое, самочувствие — еще хуже. Проснувшись утром, Рашид с трудом открыл глаза, но, вспомнив, что произошло накануне, зажмурился от стыда, больно сжал лицо ладонями.

Благо умная, милая мама не пыталась сразу же приступить к объяснению. Она знала, что ничего путного в этот момент не получится. Пусть Рашид успокоится, хорошо подумает над всем и сам расскажет ей о случившемся. Она старалась казаться спокойной, пытаясь вызвать на своем лице хотя бы подобие улыбки, но притворство было не в ее натуре. Глаза Хадичи Салимовны излучали тоску и боль, затаившиеся в сердце. Она украдкой останавливала взгляд на сыне, жалела его до безумия: склонившегося за столом, не отводившего взгляда от старого, вытертого добела чернильного пятна на клеенке и с торопливой жадностью глотавшего крепкий горячий чай.

Молчала мать, а ей хотелось говорить с сыном. Не о вчерашнем, нет! Говорить о чем угодно, будто ничего не случилось, будто все у них, как прежде — он ласков, добр и весел, а она — счастлива от того, что у нее такой взрослый сын, полна заботами по дому, по работе.

Но не получалось как прежде. Молчала мать, таила в себе тяжелые вздохи и торопилась. Очень торопилась уйти пораньше в поликлинику.

А Рашид снова наливал чай в пиалу, прислушивался к шагам матери и, сдвинув брови, болезненно думал, как тяжело и стыдно ему теперь.

Так и сидел, безмолвствуя, Рашид. Только вздрогнул, когда захлопнулась входная дверь, подпер ладонью лоб. Мутное чувство похмелья не проходило, наоборот, смешиваясь со все усиливающейся головной болью, давило на сердце, на желудок, вызывало тошноту.

«Не могу! — простонал юноша. — Плохо мне, муторно!» Он вдруг решил, что не пойдет сегодня на работу, но, представив суровое лицо Капитоныча, с трудом поднялся.

— Полежу немного, хотя бы с полчаса. Может быть, почувствую себя лучше... Опоздаю на работу? Ну и пусть, семь бед — один ответ!

Но, видимо, бед было не семь, так как Рашид по дороге прибавил к ним еще одну. Он вспомнил: «знающие» люди говорят, что если состояние похмелья слишком тяжелое, надо утром выпить, и разом станет легче».

В кафе-закусочной, разменяв рубль на два полтинника, нацедив из автомата вино в стаканы, Рашид поставил их перед собой на круглый мраморный столик. Глубоко вздохнув, содрогаясь от отвращения, он залпом проглотил первый стакан. Желудок реагировал на это болезненной судорогой. Тяжело дыша, покрывшись холодным потом, юноша буквально насильно выцедил второй стакан. «Будет лучше, — убеждал он себя упрямо. — Да и смелости прибавится, смогу с Капитонычем говорить».

Ни лучше не стало, ни смелости не прибавилось. Тот желанный облегчающий хмель, о котором говорили «знающие» люди, не приходил. Шел Рашид, дыша точно астматик, а голова, казалось, вот-вот расколется надвое.

Когда вдалеке на пристани увидел Рашид дымящего Капитоныча, сердце его болезненно сжалось и похолодело от предчувствия того неприятного, тяжелого разговора, который сейчас состоится. Но буквально за короткие минуты хмель вдруг бросился юноше в голову, и пьяная удаль овладела им: будь, что будет!

— Задерживаться изволишь, молодой человек? — шевельнул усами Капитоныч, вынув изо рта прокуренную трубку.

— Опоздал по уважительной причине.

— А вчерашний поступок, как прикажешь понимать?

— На свидание спешил! — Рашид с усмешкой, прищурившись, глядел на старого матроса.

— Хорош спасатель, ничего не скажешь, — произнес Капитоныч, все еще сдерживаясь и не переходя на крик, хотя это и было необычно для него. Но тут же накопившееся возмущение враз вылилось наружу. Он, весь дрожа от гнева, выпалил:

— А известно тебе, что вчера на твоем участке произошел несчастный случай? Человек тонул. Хорошо, что Смородинцев с первого пляжа подоспел и оказал помощь. Соображаешь, что натворил!

Всего на один миг оцепенел Рашид. Но хмель придал ему решимости и он тут же отпарировал, дохнув винным перегаром на подошедшего вплотную Капитоныча:

— Ну и что, подумаешь, беда приключилась! Ведь не утонул!

Старик отпрянул от него.

— Да как ты посмел являться пьяным на работу? — Капитоныч затрясся от негодования. — Немедленно отправляйся домой, а завтра получишь приказ с выговором... Со строгим выговором!

— А мне наплевать на ваши взыскания! Оставьте этот выговор себе! Я больше не работаю... — Рашид выдохнул отрывистые фразы и, демонстративно повернувшись, пошел из парка.

Капитоныч смотрел ему вслед, забыв про трубку, до глубины души возмущенный состоявшимся разговором и донельзя пораженный поведением Рашида, всегда отличавшегося скромностью и исполнительностью.

На телефонный звонок ответила Ирина.

— Это ты, Рашид? Бедненький мой мальчик! Почему у тебя такой недовольный голос, да еще хриплый, как у застарелого курильщика?

— Ирина, я искал тебя вчера весь день, что случилось?

Она промедлила несколько секунд, и ее голос, ласковый и нежный, стал печальным:

— Мне так тяжело, Рашид, у меня большое горе! Придешь после работы? Мне нужна твоя помощь.

— Я сейчас свободен, я не работаю больше в парке!

— Да? — эту фразу Ирина произнесла звонко, как прежде. — Тогда бегом ко мне, жду!

Когда он постучался и она открыла калитку, первым ее вопросом было:

— Что произошло? На тебе лица нет, ты весь зеленый и какой-то несчастный?

А он смотрел на нее и не мог произнести ни слова. Она была так хороша, его Ирина! Золотистые волосы, стянутые на затылке синей лентой, делали голову меньше, изящнее. Вздернутый нос с хищным вырезом ноздрей и огромные черные глаза с тенями от бархатных ресниц придавали лицу задорное выражение. Она стояла чуть подавшись вперед, держась обеими руками за дверную ручку, и смотрела вопросительно, изумленно, радостно.

Рашид молча прошел за ней в комнату, молча опустился на тахту, глядя на стол, заваленный кусками цветной материи, на журналы мод. Понемногу приходил в себя, успокаиваясь от пережитого. Ирина уселась рядом, забравшись на тахту с ногами. Тесно прижавшись к юноше, ласково шепнула: «Что случилось, мальчик мой, расскажи?»

И он рассказал. Рассказал о том, как вчера сходил с ума, ожидая ее, как напился вечером в ресторане. Он поведал возлюбленной, что труднее всего переживает разлад с матерью, жалеет ее, не знает, как объяснить случившееся. Разговорившись, чувствуя на себе нежный, подбадривающий взгляд Ирины, он уже не мрачно, а шутливо, с выразительными улыбками описал сцену встречи с Капитонычем, закончив словами: «Беседа прошла бессердечно и не в дружественной обстановке».

Ирина, еще теснее прильнув к Рашиду, спросила:

— И все?

— Все!

— Это вовсе не такая уж беда, как ты думаешь.

Легко соскочив с тахты, Ирина быстро накрыла стол, поставила хлебницу, тарелки. Делая все это, она одновременно говорила, обращаясь к Рашиду, поблескивая лукавыми глазами, подбадривая его, весело шутя, когда убеждала, что все происшедшее с ним не стоит выеденного яйца. Она повернула дело так, что во всем виновата его мать, посчитавшая, что взрослый сын чуть ли не до старости должен проводить вечера только с ней.

Рашид отрицательно затряс головой, но, побежденный страстным волнующим взглядом любимой, промолчал, явно поступившись совестью. Пытаясь избавиться от этого тягостного чувства, намереваясь смутить Ирину, он спросил:

— Это ты положила мне в карман деньги?

— Я! И только потому, что у меня их больше, чем у тебя.

Следующий вопрос Рашида она прекратила поцелуем. Побежденный ее стремительностью, он, закрыв глаза, шептал:

— Люблю!

Ощущая быстрые, горячие поцелуи на щеках, глазах, подбородке, пытался расстегнуть верхние пуговицы ее халата. Ирина, нежно потеребив пальцами его жесткие курчавые волосы, сказала наставительно:

— Сначала за стол.

За столом Ирина продолжала разговор, и Рашид только поддакивал ей.

— Ты очень щепетилен и мнителен, Рашид. И ты еще очень молод. Разве это преступление — прийти домой поздно, вернуться выпивши, поссориться с начальством? Сколько еще таких «бед» будет у тебя в жизни. Пора тебе перестать быть ребенком, ведь ты уже мужчина! Ты согласен со мной. Да?

Он хотел верить ей, так как знал, что она старше и опытнее в житейских делах. Ирина самостоятельно зарабатывает на жизнь, ни в чем не нуждается и, конечно же, ей рашидовские беды кажутся незначительными, не стоящими того, чтобы из-за них нервничать и переживать. Но ведь в данном случае во многом виновата она. Из-за того, что Ирина не пришла на свидание, Рашид потерял контроль над собой. Может быть поэтому, чувствуя себя в какой-то степени «соучастницей», она так горячо убеждает его в виновности матери, в несдержанности и резкости Капитоныча?.. Может быть!

Но Ирина была неплохой физиономисткой. Она догадалась по лицу Рашида, чем он обеспокоен. Тут же провозгласила тост за дружбу, ласково убедив юношу, что выпить ему необходимо, чтобы повысить настроение.

Рашид не заметил, как наступил вечер. Ласки Ирины, перемежающиеся с задушевными разговорами, планами и мечтами, заняли несколько часов. В итоге была продумана «программа действий», разработанная до мелочей, до самых мелких штрихов.

Рашид не рассказывает ни матери, ни Игорю, никому из знакомых, что он больше не работает спасателем. Каждое утро он приходит к Ирине и проводит весь день у нее. Чтобы все выглядело правдоподобно и не вызывало подозрений, он в полмесяца раз приносит Хадиче Салимовне по 25 рублей, то есть столько, сколько ему платили бы на спасательной станции.

Ирина долго и до слез смеялась, узнав, что именно эта сумма являлась камнем преткновения для Рашида, и он с удовольствием проводил бы все часы вместе с ней, но не знает, где достать столько денег.

— Возьми их сейчас! Сразу! — она взяла сумочку, лежавшую на туалетном столике, раскрыла ее и протянула юноше две полусотенные бумажки.

— Возьми, не скромничай, — настаивала она. — Спрячь где-нибудь, только понадежнее. Я бы, конечно, могла давать тебе нужную сумму через каждые две недели, но, мне кажется, в этом есть что-то низкое и тебе будет неприятно.

— Да, но я не смогу скоро отдать этот долг. Я буду откладывать из стипендии и возвращу деньги только через несколько месяцев.

— Зачем ты говоришь глупости, я обижусь и перестану тебя любить, — Ирина даже покраснела от возмущения. — Пойми раз и навсегда, что умением хорошо шить я зарабатываю в несколько раз больше, чем нужно мне одной.

— Ты говорила, что в Киеве у тебя есть мать и маленькая дочка. А здесь — тетка, которой тоже надо помогать.

— Мама научила меня шить — тебе это уже известно. В письмах ко мне она спрашивает, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь. Надеюсь, больше по этому поводу говорить не стоит? Ну, а в отношении тетки заботливость твоя заслуживала бы всяческого одобрения, если бы все расходы по дому оплачивала она, а не я.

Так, шаг за шагом, разбивая доводы Рашида, лаская и целуя, Ирина успокаивала его пробуждавшуюся совесть.

— Рашид, ты несносен своей щепетильностью и сверхинтеллигентской мягкостью, — она произнесла эти слова с досадой и чуть брезгливо, точно рассчитав, что в ответ он запротестует, постарается доказать обратное. — Я хочу, чтобы ты был сильным, шел напролом — таким я тебя представляю, и у тебя для этого есть все данные.

— Хочешь, я научу тебя зарабатывать деньги, много денег? — Ирина открыла в улыбке ровные мелкие зубы.

Она глядела на Рашида в упор, а он, вмиг взволновавшись, почувствовал, что Ирина скажет ему сейчас что-то очень сокровенное и важное.

Но глаза ее вдруг потухли, она лениво откинулась на подушку, разбросав руки в стороны, сказала каким-то до предела безразличным голосом:

— Впрочем, потом. Сейчас еще рано говорить об этом.

Слова, произнесенные Ириной, почему-то напомнили Рашиду утренний телефонный разговор. Юноша подвинулся ближе:

— Ты говорила, что я должен помочь тебе в беде? Что стряслось?

— Ах, да! Я совсем забыла об этом, ты так расстроил меня... — И она посвятила Рашида в свою историю.

В рассказе фигурировал муж Ирины — развратный человек, пьяница, мот и шантажист. С самых первых дней женитьбы он вел себя непристойным образом, обижал ее, часто не являлся домой ночевать. Она долго терпела, пыталась найти забвение с дочкой, вела себя скромно, часто плакала от незаслуженной обиды. Кто знает, чем бы все это кончилось, не повстречай она друга детства — Володю Безрукова. Володя был влюблен в нее еще в школе. Учась в институте в Москве, он все пять лет лелеял мечту о встрече с Ириной. И вот с дипломом инженера в кармане Володя приехал в Киев, несколько дней настраивал себя, чтобы пойти к ней домой и вдруг увидел ее на Крещатике, красивую, грустную и задумчивую. Володя очень обрадовался. Он оживленно рассказывал о жизни в Москве, с увлечением говорил о Дальнем Востоке, куда получил направление на работу, и вдруг, запнувшись, отчаянно покраснев, сказал:

— Поедем со мной, Ирина!

Володя знал, что она несчастлива в браке, что у нее есть маленькая дочка, и он всем своим любящим сердцем хотел дать Ирине возможность позабыть про горе, зажить в дружбе и согласии.

Она не согласилась поехать вместе с Володей. Она все еще продолжала любить своего мужа Николая, не хотела лишать его дочери, а дочь — отца. Но Володя был так влюблен, так внимателен и заботлив, что она все оставшееся до отъезда время провела вместе с ним.

И однажды в предпоследний день перед отъездом, она после долгих уговоров пошла к Володе домой. Родители его были на работе. Он был робок до застенчивости. Ирина сама привлекла его к себе, сама целовала, наслаждаясь местью мужу и тем, что дарит безумно влюбленному Володе неизъяснимое блаженство.

Ирина не пошла провожать Володю, она боялась самой себя, до ужаса в сердце переживала свое падение. А он точно с ума сошел, он написал прямо на вокзале дикое, сумбурное письмо, пересыпанное страстными фразами, умолял ответить ему, писал, что примчится тотчас и заберет с собой. Письмо пришло на другой день и попало в руки мужу. Николай, пьяный, с налитыми кровью глазами, бросился на нее. Поднялся страшный скандал, соседи пооткрывали окна и двери, злословили по поводу случившегося.

Кончилось тем, что Николай, побушевав, убежал к своим собутыльникам и вернулся пьяным до омерзения часа в четыре утра. Но Ирины и дочки он уже не застал. Тотчас после его ухода Ирина с помощью матери собрала носильные вещи, одела Танечку и уехала в аэропорт. Там она села на самолет и в середине следующего дня уже была здесь, в доме у тетки.

Через неделю появился Николай. Холодный, приторно вежливый и, как всегда, «на взводе», он заявил, что жить с развратницей не намерен, что возбуждает против нее судебный процесс с требованием отдать дочь ему. Николай потряс письмом Володи, сказав, что это — доказательство ее разгульного образа жизни и что суд удовлетворит его требование.

Она выгнала его, а потом горько рыдала, уткнувшись лицом в колени старой тетки, а та ласково гладила Ирину по волосам и советовала отправить Танечку обратно в Киев к бабушке. Так и сделали: тетка уехала к сестре, забрав с собой девочку.

Николай пришел через неделю и опять начал грозить. Он откуда-то узнал, что Танечка в Киеве, намеревался не сегодня-завтра помчаться туда и завладеть дочкой. Но он не уезжал, чего-то ждал, а чего — Ирина не могла понять.

Когда Николай заявил, что не согласится на развод, если Ирина не возьмет на себя все судебные издержки и не оплатит расходы, которые он понес, прилетев сюда, она, наконец, догадалась, почему он третировал ее, не приводя угрозы в исполнение. Она швырнула ему в лицо оставшиеся деньги, выкрикнула, что согласна заплатить за развод, но, ради бога, пусть это произойдет поскорее!

Назавтра он явился точно в назначенный час, как они договорились, чтобы отправиться в суд. Пьяно усмехаясь, Николай заявил, что затевать дело о разводе еще рано, что ему понравился этот большой южный город, и он решил поселиться здесь навсегда.

Он сказал, что нашел для себя квартиру, теперь ему нужно прописаться, а потом обзавестись новой подругой жизни. Он был циничен до предела, когда выкладывал все это в подробностях. Только после того, как основательно устроится, Николай согласен начать дело о разводе. Он говорил долго, щурясь в злой усмешке, и в конце предъявил ультиматум: если Ирине не терпится, пусть подает заявление в суд, а он пустит в ход письмо. Это первое! Второе: он отлично знает, какие у нее золотые руки и как легко она зарабатывает деньги. У него положение намного хуже: техник по холодной обработке металлов, он может рассчитывать лишь на должность сменного мастера на заводе. Пока устроится, пока получит зарплату, много дней пробежит. Поэтому она, как законная жена, обязана поддерживать мужа в трудную минуту. Короче говоря, через неделю-другую Ирина должна перевести на имя Николая деньги. Сколько — это уж на ее усмотрение, но не меньше пятидесяти рублей...

Ирина рассказывала все это, полузакрыв глаза, словно припоминая событие за событием. Голос ее звучал глуховато, нередко в нем прорывались болезненные нотки. Чувствовалось, что Ирина заново переживает свою драму, страшно устала от нее: щеки ее побледнели, волосы разметались по подушке, в глазах застыли слезы. Рашид неумело, неловко попытался успокоить ее.

Ирина повернулась на бок, ласково провела маленькой ладонью по волосам и лицу Рашида, заговорила снова, улыбнувшись сквозь слезы:

— Он преследует меня уже больше двух лет. Ссылается на различные предлоги, лишь бы оттянуть суд. Бог с ним, с деньгами, мне вовсе не жалко тех нескольких десятков рублей, которые он выманивает у меня каждый месяц. Мне обидно, что на эти деньги он поит и кормит своих собутыльников и случайных девиц.

— Я многое знаю о нем, знаю, что после меня он «женился» еще три раза. И каждую из своих сожительниц он оставлял, как только в поле зрения появлялась другая, более отвечающая его вкусам, а, вернее, материальным запросам. Первая из них — официантка, вторая — заведующая небольшим продуктовым магазином, третья — агроном крупного совхоза, бывает в городе только по субботам и воскресеньям.

Я говорила с каждой из них, они возмущены его поступками, ненавидят его, согласны выступить свидетельницами с моей стороны, если я подам в суд. Таким образом, мне удастся доказать, что он — развратник, пьяница, морально падший человек, которому ни в коем случае нельзя доверить воспитание ребенка, особенно девочки.

Немного успокоившись, она, вздохнув, продолжила:

— Но у меня есть другая мысль, исполнение которой поможет избежать объяснений в суде и прочих неприятностей. Дело в том, что у Николая появилась новая пассия — базарная торговка, пьяница и скандалистка, которую соседи требуют выслать из города.

Ирине известно, что Дуська, так зовут ее соседи по дому, с охотой принимает в своем грязном логове и даже особо жалует Николая. Сегодня он будет у Дуськи в гостях, Ирине об этом рассказали друзья. Но ей хочется убедиться лично. Она должна пойти на улицу Хивинскую поздно вечером, часов в одиннадцать и дождаться, когда Николай выйдет от Дуськи. Имея столь веское доказательство, она заставит Николая вернуть письмо. Как бы низко он ни пал, как бы ни храбрился, он явно придет в ужас, когда Ирина пригрозит рассказать на суде о его связи с такой женщиной, как Дуська. Но Ирина не может пойти одна. Если Рашид настоящий друг, он согласится быть ее попутчиком. Николай их не увидит: Ирина заинтересована в этом больше Рации да.

Юноша не позволил себе задуматься даже на секунду. «Неужели ты сомневалась во мне? — горячо воскликнул он. — Я готов пойти вместе с тобой хоть на край света!»

Рашиду хотелось высказать свою любовь и преданность сильными, необычными словами. А вместо этого он произнес довольно банальную фразу, повторенную миллионы раз всеми влюбленными в мире. Но так горячо и страстно это было сказано, так велик был душевный порыв, что Ирина, вспыхнув от удовольствия, вдруг побледнела. Она, не отрываясь, смотрела в глаза Рашида, а потом отвела взгляд, будто чего-то испугалась. Спрятав голову на груди юноши, она долго лежала так, не двигаясь, обвив его шею руками.

Часов в девять вечера Рашид подумал было о том, что следовало забежать домой, предупредить мать. Но тут же решил: «Минутой-двумя это не обойдется. Мама или воспротивится уходу, или, что еще хуже, заведет серьезный разговор».

— Будь, что будет! — отмахнулся он от гнетущей мысли. — Не пойду.

Была еще и другая причина, из-за которой он не мог исполнить своего желания. Ирина могла подумать, что он струсил и пытается сбежать.

В последний час перед тем, как выйти из дому, Ирина вдруг потеряла свою словоохотливость, взгляд ее сделался жестким, нос заострился, а лицо побледнело. Сидя на веранде за чайным столом, Рашид искоса наблюдал за ней, беседуя в то же время с теткой. Александра Ниловна — темнолицая, маленькая старушка сидела во главе стола за самоваром. Обнажая в частой улыбке два ряда великолепных зубов, до удивления странно выглядевших на ее сморщенном лице, она обстоятельно, с долгими грудными придыханиями рассказывала Рашиду о своем саде, о том, как любовно, не жалея старческих сил, ухаживает за каждым деревцем.

— Слава богу, зубы вставила, теперь все ем, — старушка снова растянула в улыбке тонкие поблекшие губы и, с удовольствием прихлебывая, втянула в себя чай из блюдечка. — И яблоко ем, и грушу.

— Да разве все съешь, — со вздохом добавила Александра Ниловна, наливая чай. — Мужчин в доме нет, гости бывают редко, вот и отдаешь почти весь урожай перекупщикам.

— Ты у нее спроси, — она кивнула в сторону Ирины, задумчиво глядевшей в сад на освещенные стволы деревьев, — почему замуж не выходит? Собой видная, красавица, а все одна, да одна.

— Вот ты теперь появился: ей веселее будет. А то, почитай, все лето ни в театр, ни в кино ни разу не сходила. Все дома сидит. Так и жениха никогда не найдешь, останешься разводкой на всю жизнь.

— Оставь, тетя, — с досадой произнесла Ирина. — Неинтересно Рашиду твои жалобы выслушивать.

— А я о тебе жалюсь, не о себе. Хочу, чтобы жизнь у тебя была полная да довольная.

— Ладно! Не твоего ума дело! — Ирина бросила на тетку быстрый взгляд, встала из-за стола.

Старушка смолкла, стушевалась и, суетясь, начала собирать посуду.

Вышли они из дому в половине одиннадцатого. На Ирине был надет легкий свободный костюмчик из темной шелковой ткани, на голове повязана цветастая косынка. Рашид взял ее под руку, нежно и крепко прижал к себе округлый локоть.

Шли молча. Ирина несколько раз вздохнула. Спросила, но чувствовалось, что мысли ее далеко:

— Как тебе тетка понравилась?

— Очень симпатичная старушка.

— Стара стала, болтает много, но душой добрая, заботливая.

— Зря ты ее так резко оборвала.

— Это ничего, мы с ней свои люди. Да и не до церемоний мне сейчас, другим голова занята.

— Я понимаю...

Улица Хивинская находилась недалеко от центра города, в двух кварталах от театра оперы и балета. Пройдя широкую театральную площадь с фонтаном посредине, миновав Ленинский проспект, освещенный, как днем, они свернули в небольшую улицу, где многоэтажные здания чередовались со старыми одноэтажными домами, а на противоположной стороне тянулся длинный деревянный забор с козырьком поверху. За забором темной громадой высился строительный кран, наверху которого горела красная звезда. Город строился, реконструировалась его центральная часть, а на окраине за несколько последних лет возник целый жилой район со стотысячным населением. В городе повсюду можно было увидеть временные деревянные заборы, огораживающие стройки, новые красивые здания из бетона и стекла, легкие изящные кафе, столовые, торговые павильоны.

Ирина пошла медленно, держась забора. Шепотом пояснила Рашиду:

— На той стороне третьи ворота, сразу за большим домом. Мы остановимся напротив, вон за тем карагачом. Там темно, нас не увидят.

Рашиду передалось ее волнение. Сердце тревожно забилось. Он попытался представить мужа Ирины, но образ ускользал, расплывался. Николай то казался ему высоким, красивым мужчиной, уверенным в себе, со злыми глазами и нахальной улыбкой, то иногда он видел испитое лицо, темные мешки под глазами, прилипшую сигарету на отвисшей нижней губе и жадные трясущиеся руки, пересчитывающие деньги, выманенные у жены. Рашид рисовал в своем воображении и образ Володи Безрукова, симпатизировал ему и ревновал Ирину. Но он тут же успокаивал себя: Володя далеко, Ирина его не любит, и вся эта история произошла случайно, ведь причиной всему послужило не чувство, а порыв отчаяния, стремление отомстить тому, кто мучил ее в продолжении многих месяцев, издевался над ее любовью.

Рашид обнял Ирину. Могучий ствол карагача надежно укрывал их, а они хорошо видели освещенные ворота, створки которых были широко раскрыты.

Ирина была встревоженной. Она ни на минуту не отводила глаз от ворот, успевая в то же время посмотреть направо и налево. Любая фигура, показавшаяся в той или другой стороне улицы, привлекала ее внимание, глаза ее суживались, а ноздри раздувались. В этот момент она походила то на гончую, внимательно следящую за добычей, то, наоборот, на милого зверька, застигнутого врасплох и выжидающего благоприятного момента, чтобы исчезнуть, затеряться в темноте. Так думал об Ирине Рашид, думал с нежностью и улыбкой, переводя взгляд туда, куда смотрела она, успевая на короткие секунды остановить свои глаза на ее лице.

Рашид посмотрел на часы: половина второго. Как быстро летит время, прошло уже больше двух часов, как они стоят здесь, а Рашиду казалось, что нет еще и двенадцати. В этот момент из ворот вышел, вернее, выскользнул человек. В соломенной шляпе, с большим портфелем, он внимательно огляделся, легко и быстро пошел направо.

— Он! — Рашид коснулся руки Ирины, но она отрицательно затрясла головой, а из горла вырвался вздох облегчения.

Не прошло минуты как вслед за первым показался второй человек. В рубашке навыпуск, в темных брюках, он, засунув руки в карманы, двинулся в левую сторону. Шел человек не спеша, чуть вразвалку и, закурив на ходу, глухо кашлянул несколько раз.

— Он! — произнесла Ирина. Глаза ее сверкнули, лицо оживилось, маленькая рука крепко сжала кисть Рашида.

Прошло несколько долгих минут. Николай свернул на центральную улицу и, наверное, уже был далеко.

— Идем, — Ирина Потянула Рашида за собой, пошла быстро, все прибавляя шаг.

Она не сказала ни слова, пока не добрались до ворот ее дома. Рашид, хорошо понимая состояние Ирины, не нарушал молчания, ожидая, пока она заговорит первой.

Обвив его шею и быстро поцеловав несколько раз в губы, в щеки, Ирина сказала: «Иди домой, Рашид, спасибо тебе за помощь!»

— Но я хотел к тебе...

— Нет, нет! Ты должен понять, что я сейчас очень взволнована и расстроена. Будь умницей.

Ирина ласково потерлась щекой о его щеку, поцеловала еще раз и легко оттолкнула Рашида:

— Не приходи до субботы, так нужно. Погуляй эти дни один...

— Да кстати, можешь истратить деньги, которые я тебе дала. У меня три крупных заказа, я легко заработаю еще столько же.

Рашид не успел спросить Ирину, что случилось? Он был огорчен, расстроен... Калитка захлопнулась, щелкнул замок и послышались легкие удаляющиеся шаги.

IV. ПИКНИК С ПОСЛЕДСТВИЯМИ

Следующий день Рашид провел в безделье, много часов бродил по городу, не зная, чем заполнить свободное время. Он был возмущен поведением Ирины. У нее есть какая-то тайна. Ведь она так и не сказала толком Рашиду, где пропадала весь понедельник, что делала? Сослалась на то, что ее вызвал заведующий швейной мастерской, а потом, якобы, вместе с ним ездила в дом моделей. Это днем! А где была вечером? Обласкала, откупилась деньгами, отблагодарила за то, что согласился быть провожатым и выслеживал пьяницу и развратника.

Рашида угнетало, что в последние дни жизнь его пошла буквально кувырком. Он не мог понять, разгадать Ирину, он запутался в мыслях и чувствах, во всех тех событиях и происшествиях, которые произошли с ним в последнее время. Вспыльчивый в общении с друзьями, настойчивый в своих действиях, самолюбивый, он, как это ни странно, полностью попал под власть взбалмошной, на первый взгляд, бессистемной в своих желаниях и стремлениях молодой женщины. Он был возбужден, ревновал Ирину сам не зная к кому, стал чрезвычайно раздражительным, беспокойным, не мог ни минуты усидеть на месте.

Мысль о том, что он превратился чуть ли не в альфонса не особенно сильно досаждала ему. Если Ирина легко разбрасывается деньгами, значит они легко достаются ей. И потом, почему обязательно мужчина должен тратиться на женщину? Почему не наоборот, тем более, что он всего лишь студент, а она работает в мастерской, шьет на сторону.

— Кто осудит меня за это? — задавал себе вопрос Рашид, и тут же отвечал:

— В первую очередь мать и Игорь!

Вот почему, объясняясь с матерью (разговор с ней состоялся на утро после ночной прогулки с Ириной), Рашид покаялся лишь на йоту, приукрасив события, выдал ложь за действительность. С Мариной (не Ириной) он познакомился на озере. Ей столько же лет, сколько ему. Она студентка техникума легкой промышленности, умная красивая девушка. Они увлечены друг другом, у них общие интересы. Вечера Рашид проводит у Марины дома. Живет она очень далеко, вот почему он возвращается так поздно. Как получилось, что он пришел домой пьяным? Совершенно случайно. Повстречал знакомых студентов из горного института. Ребята вернулись после окончания практики: работали на шахте. Затащили в ресторан, он выпил много впервые в жизни, а потом очень переживал. Больше это никогда не повторится. Кстати, деньги Игорю он вернул на другое утро. Дома никого не было, и он опустил конверт с двадцатипятирублевкой в почтовый ящик на двери.

Много ли надо любящей матери, чтобы успокоиться. Рассказал ей сын обо всем, пряча глаза, смущенный и тихий, и сердце Хадичи Салимовны словно опустили в целительный бальзам. Зря она волновалась, думала о плохом. Все оказалось проще, чем она представляла, и теперь даже смешно подумать, что Рашид попал в дурную компанию, увлекся развратной женщиной.

Отношения с матерью наладились, в доме воцарились мир и согласие. Теперь следовало увидеть Игоря, поговорить с ним, посоветоваться, предупредить о деньгах. Правда, Игорь очень принципиален, историю с деньгами он воспримет отрицательно и посоветует немедленно вернуть их Ирине. Но он не знает Ирины так, как знает ее Рашид. Она по-настоящему добра, она от души хочет помочь ему, хорошо понимая, что без работы, да еще без копейки в кармане он вынужден влачить, по меньшей мере, жалкое существование.

Куда пойти? Бродит Рашид по городу уже часа три; посидел в кафе-мороженое, съел две порции пломбира, выпил три коктейля. Истрачено два рубля с копейками; в кино идти не хочется: всюду старые кинофильмы.

— А может на озеро махнуть, к Генке! — вдруг решил Рашид и остановился в раздумье, не дойдя нескольких шагов до центрального сквера. — Смородинцев выручил меня. Заберемся на островок, выпьем немного, благо перерыв на носу... Заметит Капитоныч? Вряд ли. А если и заметит, что чуть заложили, не беда.

Задумано — сделано. Такси рядом, через минуту Рашид уже мчался к парку-озеру. Расплатившись с шофером, забежал в магазин, положил в бумажный пакет колбасу, сыр, бутылку «Столичной». Рядом базар, там купил помидоры, соленые огурцы.

Генка Смородинцев маячил в лодке около второго пляжа. Длинный, ссутулившийся, он скучал до ужаса, поплевывая в воду и лениво, полусонно посматривал время от времени на берег. Вдруг взгляд его просветлел, оживился. Он узнал Рашида. Камилов призывно помахал ему: «Причаливай!»

За несколько секунд лодка стрелой промчалась добрую сотню метров, и Смородинцев, бросив весла, широко развел руками в сторону: «Обнимаю, прошу на борт!»

— Ну как? — спросил с улыбкой Рашид, хлопнув Генку по плечу.

— А ничего! — ответил тот, вернув дружеский удар.

— Давай к островку, там прохладно.

Генка, похохатывая и отчаянно подмигивая, рассказал Рашиду, какую «чрезвычайную лекцию» прочел им Капитоныч вчера. Он заявил, что «спасателю Камилову объявлен приказом директора парка выговор за халатное отношение к работе». Капитоныч бушевал, назвал Ращида молокососом и башибузуком и потребовал от всех спасателей «строжайшего соблюдения дисциплины и усиления бдительности». Выпалив все это за короткое количество времени, Генка-большой спросил с любопытством:

— Ты что, уволиться решил?

— Да.

— Зря ты это, подумаешь, выговор объявили. От выговора, старик, еще никто не умирал.

— Смысла нет, Гена. Я себе другую работу подыскал, — тут же сочинил Рашид и уже не задумался о том, как легко и просто далась ему ложь. — Работка, что надо. В промкомбинат одна знакомая устроила, грузчиком. Вчера вечер повкалывал, надомницам-швеям ткани развез, и монеты в кармане есть.

Смородинцев, раскрыв толстогубый рот, удивленно глядел на Рашида. Потом глаза его хитро сощурились, он заговорщически спросил:

— Эта та блондиночка?

— Она самая!

— А это что? — Генка ткнул длинным пальцем в бумажный пакет.

— Завтраком решил тебя угостить, рассчитаться за то, что вместо меня «ЧП» предупредил.

— Какое там «ЧП»! Пацан сдуру завопил, чуть воды хлебнул. Я к нему, а он ко мне по-собачьи плывет, раз-два и уже на борту был.

— Как бы там ни было, а все-таки выручил. Гони лодку поглубже в кусты.

— А как же Генка-маленький? — спросил Смородинцев. — Ты ведь знаешь, мы с ним дружки.

Тут же решили, Рашид останется на островке, приготовит завтрак. А Генка-большой слетает мигом за Генкой-маленьким. «Как бы Капитоныч не учуял?» — вздохнул Смородинцев, берясь за весла. «Не учует, — обнадежил Рашид. — Осторожнее только действуй».

Через полчаса Генка Локтев съездил за второй бутылкой «Столичной», которую выпили с еще большими гримасами, преувеличенно кривляясь и морщась, прищелкивая языком и повторяя один за другим: «И как ее только спасатели употребляют?»

Генки смотрели друг на друга и беспричинно хохотали. Потом им захотелось петь. Рашид попытался было удержать Генок от опасной затеи, но они захорохорились, дружно послали к чертям Капитоныча, заявив, что не потерпят насилия даже от самого начальника управления всеми парками города.

Чувствуя, что основательно захмелел, устав от выражения сочувствия в его адрес и прославления его доброты, Рашид ретировался в глубь заросшего островка, залег в густой траве и тут же задремал. Очнулся он от трубного голоса Капитоныча, разносившего в пух и в прах расшумевшихся Генок.

Выяснив, что зачинщик пьянки Рашид Камилов, Капитоныч грозно спросил:

— Где он!

Рашид замер, хмель почти выветрился из головы. Густая и сочная трава, тесно стоящие деревья надежно скрывали его от ребят и Капитоныча. «Неужели выдадут?» — подумал Рашид, вовсе не желая встречи со старым матросом, ничего хорошего ему не сулившей.

Но Генки то ли действительно забыли, куда делся Рашид, то ли решив проявить товарищескую солидарность, заговорили враз:

— Уплыл он! Минут десять, как уплыл.

— Попадись он мне, башибузук, я ему шею наломаю, — грозился Капитоныч. — Не оставлю дело так, к родителям его обращусь, в институт письмо напишу. Сам свихнулся и других в омут тянет.

— А вас зарплаты за сегодняшний день лишу. Отсыпайтесь здесь и не смейте на пристани в таком виде показываться.

Капитоныч подцепил к моторке две лодки, погрозил кулаком поникшим Генкам, раскурил свою трубку и отчалил от берега.

Не прошло минуты, как Рашид подошел к друзьям. Деланно усмехаясь, спросил, кивнув в спину удалявшегося Капитоныча:

— Рычит, морской волк?

Генка-большой сидел, подперев щеки ладонями и печально глядел на воду. Генка-маленький лежал на спине, устремив взор в небо, и медленно шевелил при этом пухлыми детскими губами. Смородинцев произнес:

— Неладно получилось: рассвирепел старик. Может и про тебя, и про нас в институт написать.

— Подумаешь, беда большая! — бросил Рашид презрительно, хотя сам основательно перетрусил, не представляя, что скажет комсомольскому собранию, декану и преподавателям о своем поведении.

— Вообще-то надо было это дело после работы организовать, — буркнул Генка-маленький, ковыряя травинкой в зубах, стрельнул укоризненным взглядом в Рашида.

Хмель еще бродил в их головах, но веселости как ни бывало.

— Зарплату за день вычтет, — словно про себя со вздохом проговорил Смородинцев. — И нужно же было такому случиться.

Внезапное раздражение охватило Рашида. Хороши приятели, угощай их после этого. Раскисли, только расплакаться осталось. И зачем ему надо было являться на озеро, устраивать этот дурацкий пикник. Он ткнул ногой пакет с остатками пищи, стал молча раздеваться. Генки не глядели на него, болезненно переживая случившееся. Скатав одежду, положив сверху сандалеты подошвами внутрь, зажав в кулаке десятку, Рашид процедил сквозь зубы, вложив как можно больше презрения в каждое слово:

— Спасибо за компанию, друзья-приятели. А за сегодняшний день я вам заплачу вместо Капитоныча, не плачьте! — Он бросил червонец к ногам Генки-большого, быстро спустился к воде.

— Зачем ты это? — откликнулся Смородинцев, удивленно глядя на деньги, видимо, не уяснив до конца сказанного Рашидом.

— Возьми червонец! — крикнул Генка-маленький, приподнявшись с земли и покраснев от возмущения. — Без подачек проживем.

Но Рашид уже плыл, лежа на боку, высоко подняв левую руку с одеждой.

Капитоныч был человеком долга, свою угрозу он сдержал. Написал письмо матери Рашида, преследуя самую благую цель: наставить парня на путь истинный.

Хадича Салимовна получила письмо утром в субботу, спустя полчаса после ухода сына на «работу». Она прочла его, и сердце забилось тревожно и испуганно:

Иван Капитонович Офицеров встретил Хадичу Салимовну с учтивой любезностью, так не вязавшейся с его грубоватым видом, внешностью настоящего морского волка. Камилова запыхалась, дышала тяжело: прочтя письмо, она позвонила на работу, предупредила, что задержится часа на два (пусть кто-нибудь из медсестер ее подменит на это время, а она отработает потом), собралась в течение десяти минут, и уже через двадцать была в парке-озере. Волосы ее чуть растрепались от быстрой ходьбы, лицо выражало такую тревогу, что Капитоныч в первые секунды даже засомневался, правильно ли он поступил, сообщив матери о случившемся.

Но, раскурив трубку и хорошенько подумав, пришел к выводу, что все правильно. Как бы ни была горька правда, лучше узнать о ней раньше, постараться предостеречь Рашида от дурных поступков. То, что пьянка и безделье приведут к плохому, ни для кого не секрет. А раз так, пусть мать предпримет контрмеры; не сумеет, тогда поможет он сам, обратится в институт, где учится Рашид. Правда, в институте сейчас вряд ли кого найдешь, летние каникулы. Значит, пока надо действовать самим, вернуть парня на работу, потребовать от него, чтобы больше никогда не брал в рот спиртного.

Они сидели на садовой скамье у самого берега, в тени густых лиственниц, и Хадича Салимовна с вниманием и надеждой слушала басовитую речь Капитоныча. Мысли ее шли кругом, она не замечала ни голубой красоты чуть рябившегося от легкого ветерка озера, ни пахучей прохлады, напоенного запахом свежей зелени воздуха. Ей было трудно дышать, грудь сжимала тревога за сына. Она сопоставляла факты, рисовала в уме мрачные картины, ей хотелось сейчас, сию минуту увидеть Рашида, умолить его на коленях снова стать добрым и ласковым. «Что случилось? — спрашивала она себя. — Кто всему виной?» И не находила ответа.

Капитоныч извинился, встал, попросил подождать его несколько минут. Вразвалку, в широких флотских брюках и тельняшке, коренастый и плотный, он пошел к пристани и скоро вернулся в сопровождении двух Генок.

Генки поначалу почесали затылки, избегая взглядов Капитоныча и Хадичи Салимовны. Они не решались рассказать о том, что знали, руководствуясь ложным чувством: не выдавать товарища, если тот набедокурил. Но потом вдруг надумали, махнув разом рукой, и сказали почти одновременно:

— В общем дело такое!

После первой фразы инициативу взял на себя Генка-маленький. Во-первых, потому, что у него был лучше подвязан язык, а во-вторых, Генка-большой очень горячился, увлекался и фантазировал в ходе повествования и поэтому мог сказать то, чего не было.

Хадича Салимовна узнала о девушке в лиловом платье, о пикнике на островке, о непонятной работе сына в каком-то промкомбинате и, наконец, о десяти рублях, брошенных разозленным Рашидом.

— Передайте ему деньги и скажите, что мы не нуждаемся в подачках! — гордо, покраснев от возмущения, произнес Генка-маленький.

Протянув Хадиче Салимовне червонец, добавил: — Если бы вы не пришли, мы деньги по почте переслали бы.

Это был окончательный и самый сильный удар. «У Рашида в последнее время появились деньги, много денег! Откуда они?» — тревога охватила Хадичу Салимовну.

Капитоныч вздохнул:

— Думаю, что здесь причиной является девица. Видел ее, больно бойкая и самоуверенная.

Хадича Салимовна, торопясь, шла по красному песку виноградной аллеи и, углубившись в тревожные думы, не ответила Капитонычу, только согласно кивнула.

— Может быть, мне вмешаться надо? — спросил он, пустив облако дыма.

— Спасибо, я сама. У Рашида друг есть — Игорь, я с ним посоветуюсь.

— Игорь! Это высокий такой, блондин? — переспросил старый матрос и нахмурил свои густые брови. — Если тот, то знаю, видел его. Серьезный парень.

— Вот только, — запнулся Капитоныч, — закавыка одна есть. Они ведь вдвоем в воскресенье были, и девица с ними в лодке сидела.

Мать приостановилась. Почему Игорь ничего не сказал ей, с кем они познакомились? Впрочем, почему он должен был это сделать? Но если Игорь знает девушку, тем лучше, она сумеет выяснить все до конца.

Хадича Салимовна протянула руку:

— До свиданья, Иван Капитонович. А то, что они вместе были, это даже хорошо. Игорь настоящий друг Рашиду, он поможет нам!

Весь день мысли о Рашиде не покидали ее. Но работы было много, задержалась дотемна, надо было отдежурить время за медсестру, которая заменила ее. Не заходя домой, позвонила у входной двери Мезенцевых. Открыл отец Игоря:

— Хадича Салимовна, сколько лет, сколько зим! Заходите, пожалуйста!

Петр Степанович очень обрадовался приходу матери Рашида. Он усадил ее на диван, а сам стал накрывать на стол, отчаянно протестуя в ответ на предложение помочь ему. Попутно рассказал, что жену — Ксению Петровну — уговорил уехать на все лето в Россию, в деревню к родственникам. А Игорь вот-вот должен вернуться с работы: тяжело приходится парню, но он осваивается, познает трудную службу.

— Ну, рассказывайте, рассказывайте, как ваши дела? Как живете, Хадича Салимовна? Что нового, интересного? — забросал гостью вопросами Петр Степанович.

— Новости у меня невеселые, с бедой я пришла, — она произнесла слова с тяжелым вздохом, а лицо ее потемнело от вновь нахлынувших дум.

Петр Степанович сразу заметил, что гостья грустна. Но почему он первый об этом не спросил, ждал, когда Хадича Салимовна расскажет сама. Гостья сказала, потерев ладонью лоб и прибрав на висках волосы:

— Хочу бедой своей поделиться, но трудно мне дважды обо всем рассказывать. Подождем Игоря, он, кажется, кое-что знает. Тут о Рашиде речь пойдет: боюсь я за сына, гнетет меня чувство, плохое с ним может стрястись. Если уже не стряслось...

Сидели они, пили чай, перебрасываясь редкими фразами, и то один, то другой посматривали на часы.

Игорь пришел в тот момент, когда молчать о деле, говорить о посторонних вещах стало невмоготу. Юноша вошел в комнату и, не выказывая удивления, с улыбкой поздоровался с Хадичой Салимовной.

— А я думал и Рашид с вами? — спросил он с надеждой на то, что друг вот-вот подойдет.

— Садись, гостью будем слушать. За помощью она к нам пришла, — произнес отец суховатым голосом, который появлялся у него в очень серьезные моменты. Игорь сразу понял, что речь пойдет о друге и, вероятнее всего, о деньгах. Но, может быть, он ошибается.

Хадича Салимовна рассказала все. Когда она говорила о том, что Рашид явился домой пьяным до бесчувствия, глаза ее наполнились слезами, а жилки на висках учащенно пульсировали. Излагая историю злополучной двадцатипятирублевки, она до последней минуты надеялась, что Игорь подтвердит слова Рашида. Но Игорь молчал, он в задумчивости вертел на столе пустую чашку.

Хадича Салимовна смолкла. Мужчины с минуту не произносили ни слова. Первым заговорил Игорь:

— Я не видел Рашида с воскресенья, с тех пор, как расстались на озере. Обещаю вам поговорить с ним, зайду завтра утром к вам домой и договорюсь встретиться вечером. Мне кажется, волноваться не стоит.

— Я тоже так думаю, — поддержал сына Петр Степанович. — Не расстраивайтесь, Хадича Салимовна, не огорчайтесь. Думаю, что Рашид меня послушает, я с ним обязательно поговорю.

Успокоенная, с надеждой в сердце, что все образуется, пошла домой Хадича Салимовна. В эти минуты ей так хотелось, чтобы исполнилось всего одно желание. Пусть Рашид будет дома, устроившись на диване, читает книгу или слушает радио. Всего одно, совсем маленькое желание, исполнение которого успокоило бы ее исстрадавшуюся, изболевшуюся душу. Она с надеждой посмотрела на окна. Свет не горел.

V. СОУЧАСТНИК

В субботу утром Рашид не пошел к Ирине, хотя она сказала: «Приходи пораньше». Он решил хоть в малой степени отомстить ей за то, что она так надолго отсрочила свидание: пусть посомневается, поймет, что была неправа. Он бродил по городу, изнывая от безделья и тоски, и, как ни велико было желание свернуть на тихую улочку, Рашид сдерживал себя, придумывая на ходу, куда бы еще пойти, чтобы дотянуть до вечера.

В парк Маяковского! Там большая шахматная база, всегда много любителей сыграть партию-другую. Он так и сделал, но по пути остановился на минуту около биллиардной. На летней веранде стояли четыре больших стола, обтянутых зеленым сукном. Играли только на одном: двое солидных мужчин в нейлоновых рубашках с закатанными выше локтей рукавами. Играли в пирамиду, на большее количество очков, перебрасываясь шутливо едкими фразами, мастерски целясь и с треском загоняя шары в лузу.

На перилах, обхватив рукой столб, сидел парень примерно одного возраста с Рашидом. Худой, с голубыми навыкате глазами, с тонкими ниточками крашеных усиков под утиным носом. То и дело поправляя белый носовой платок, подложенный под воротник цветастой рубашки, он неестественно дергался при каждом метком ударе, с восхищением цокал языком.

— Вот играют! А? — обратился парень к Рашиду. — Мне бы так!

Рашид согласился — мужчины били великолепно. Поражали точность и сила прямого удара, мягкость и даже нежность, когда «свояк», чуть касаясь «чужака», вкатывался в лузу. Но особенно удивительно было видеть как заканчивались сложные комбинации, немыслимые на первый взгляд и блестяще исполненные на деле.

— Может сыграем? А? — спросил парень, повернув к Рашиду бледное невыразительное лицо, пригладил зачесанные вперед, коротко остриженные волосы.

— Плохой я игрок, — смутившись, ответил Камилов, — только и умею, что шары гонять.

— А я думаешь лучше? Сам в первый раз сюда пришел.

Решили сыграть в «восьмерку»: просто так, лишь бы без дела не сидеть. Лупоглазый, как мысленно отметил Рашид, излишне горячился, часто мазал, а раза два или три даже плевался от возмущения, не сумев загнать шар-подставку. Выиграл Рашид со счетом 8:4.

— Еще сгоняем? А? — длинноносый горел от азарта, от желания отыграться. Рашид тоже увлекся, решив, что партнер слабее его, и ему захотелось выиграть вторую партию с лучшим счетом.

Мужчины не обращали внимания на юношей. Лишь изредка, кто-нибудь из них, ожидая очереди, скользил оценивающим взглядом по биллиардному полю соседей и тут же отворачивался, берясь за кий. Маркер дремал в своем углу, равнодушный ко всему на свете, но разлипал веки именно в тот момент, когда партия заканчивалась и надо было засечь время.

Рашид выиграл со счетом 8:3. Длинноносый бесновался, скалил зубы и скакал вокруг биллиардного стола, точно жеребец. Теперь уже Камилов смело принял предложение сразиться «на интерес».

— На три рубля! — выпалил партнер и выжидательно посмотрел на Рашида.

Лупоглазый проиграл 6 рублей. Вид у него был унылый, он долго копошился в карманах, отдавая очередную трешку, вздыхал и чертыхался. Рашиду стало жалко его, он решил дать партнеру возможность отыграться.

— Давай на шесть?

Тот почесал в раздумье лоб, пошелестел деньгами в кармане рубашки, махнул рукой:

— На двенадцать!

— Ах вот как! — мстительно подумал Рашид. — Хотел специально проиграть, но теперь не оставлю тебе ни копейки!

Странно, удары длинноносого вдруг стали точными, он ловко загонял в лузу «свояки». Шли вровень до шестого шара, потом лупоглазый вырвался вперед и через минуту с ухмылкой сказал: «Восьмой!»

Теперь уже в азарт вошел Рашид. Минимальная ставка была шесть, максимальная — десять рублей. Играли до вечера, до тех пор, пока Камилов, отдав очередной проигрыш, не обнаружил, что в карманах у него пусто. Тут же его заменил кто-то другой: лупоглазый, весело насвистывая сквозь зубы модную песенку и издевательски ухмыляясь, провел двумя пальцами по крашенным усикам. Спросил:

— Может рубчик дать на такси? А?

Рашид ничего не ответил, он только теперь понял, что сделался жертвой биллиардного шулера, и ему было до боли жаль себя, жаль глупо проигранных денег, а тут еще мелькнула мысль: «Пошел бы сразу к Ирине, такого не случилось».

...Ирина встретила его, как всегда, радостной улыбкой.

— А мы тебя ждем, не дождемся, — на ходу сказала она. Перехватив его вопросительный взгляд, пояснила:

— У меня сегодня гости, мои друзья.

Друзья уже были навеселе, но держались вежливо. Один из них назвался Виктором, подал Рашиду широкую руку с серебряным перстнем с печаткой на безымянном пальце. Гладко зачесанные светлые волосы отдавали бриллиантиновым блеском, зеленые с прищуром глаза были ленивы, но таилась в них какая-то острая настороженность, которую не затуманивал даже хмель. Другой — высокий, худощавый, черный до синевы бросил отрывисто: «Ибрагим», улыбнувшись двумя рядами крупных снежных зубов. Сдавил цепко руку Рашида.

Что-то знакомое почувствовалось в облике Ибрагима. Когда же он встал и прошелся по комнате, впечатление, что Рашид его где-то видел, усилилось. Но где? Парень растерялся, на душе стало тревожно. Кто они, эти неизвестные ему друзья Ирины? Почему, несмотря на улыбки и расположение, которое они постарались проявить с первой минуты знакомства, на сердце у Рашида неспокойно. Может быть, это ревность, нежелание иметь соперников, причем, не юношей, а взрослых мужчин, сильных и уверенных в себе?

Рашида заставили выпить штрафной бокал. «Не опаздывай!» — с ласковым упреком произнесла Ирина, потрепав его по щеке. Чувствовалось, что сама она выпила мало, была чуть оживлена, и все время поддерживала разговор, как подобает хозяйке дома.

Тетка Ирины внесла большое блюдо с горячими пельменями, кивнула Рашиду, собрав в улыбке темные глубокие морщины. Она отрицательно покачала головой в ответ на приглашение Виктора выпить за компанию.

Ирина извиняюще улыбнулась.

— Болеет она, не до того ей! — и продолжала с легкой досадой. — Да и разговор предстоит серьезный.

Они переглянулись втроем, и Рашиду подумалось: что-то тайное связывает их, что-то очень близкое. Это чувствовалось по всему: по выражению лиц, по интонации в голосе, по быстрым взглядам и легким, чуть приметным улыбкам. Хмель взбудоражил Рашида, ему вдруг захотелось встать и сказать тост. Произнести злую речь, из которой Ирина поняла бы, что Рашид умнее, лучше этих двух «типов». Он уже сложил в уме первые фразы, но тут поднялся Виктор.

— За дружбу, за удачные дела! За нового члена нашего гангстерского содружества, Рашида Камилова!

Рашид слушал рассеянно, продолжая обдумывать свою речь и, глядя не на сидящих за столом, а в другую сторону, на столик с телевизором.

Последняя фраза Виктора дошла до его сознания одновременно с увиденным: около столика лежал большой коричневый портфель, на нем светлая соломенная шляпа. Тотчас в памяти всплыл человек, который первым вышел из ворот дома на улице Хивинской. Это был Ибрагим! А второй? Тот, про которого Ирина сказала, что это Николай. Так это же Виктор!

Он растерянно посмотрел на Ибрагима, Виктора, на Ирину. Увидел нахмуренное лицо первого, прищуренные глаза второго и напряженный взгляд любимой, в котором не было ни капли прежней нежности, а лишь ожидание: что последует в ответ.

— Не понимаю вас, — произнес Рашид охрипшим от волнения голосом. — Причем тут гангстеры, вы и я?

Чеканя слова, сжав губы в усмешке, Ибрагим пояснил:

— Ты помог нам во вторник ограбить квартиру, сторожил нас вместе с Ириной. Брал у нас деньги, — Ибрагим кивнул в сторону хозяйки дома. — Наши деньги! Общие! Теперь ты понял?

Только теперь до его сознания дошло, что никакого мужа у Ирины нет и в помине. Он понял, что попал в воровскую шайку и сам, не ведая того, помог бандитам, Да еще сорил их деньгами.

Сердце его сжалось от тошнотворного, щемящего чувства страха, ужаса. Его Ирина — воровка! Он в отчаянии остановил на ней взгляд, ожидая, что вот сейчас произойдёт чудо, выяснится, что все было только шуткой.

Но нет, Ирина не улыбнулась, не рассмеялась. Она легко взяла его за запястье.

— Ибрагим сказал правду. Ты теперь с нами, Рашид.

— А если я не хочу! — юноша отдернул руку, встал из-за стола.

— Садись! — приказал Ибрагим. Щелкнул зажигалкой, глубоко затянувшись сигаретой. — Не хочешь? Верни деньги!

— У меня нет, я их проиграл, — прошептал Рашид, мгновенно покрывшись холодным потом, опустил глаза.

— Вот как? — удивленно, с насмешкой заметил Виктор. — Мальчик увлекается картами?

— Нет, я играл на биллиарде... Меня обманули... Я не знал, что тот вначале специально проигрывал...

— Старая история, — пренебрежительно бросил Ибрагим, — в следующий раз будешь умнее.

Рашид был раздавлен, уничтожен, он вдруг почувствовал себя маленьким, слабым существом, судьба которого теперь всецело зависит от этого безжалостного человека. Но он все же сделал последнюю попытку вырваться из липких пут, уверить сидящих в том, что ему с ними не по пути.

— Я никому не скажу, а деньги отдам. Скоплю и отдам Ирине! — Рашид произнес это просительно, и ему вдруг остро захотелось немедленно выбраться отсюда, на свежий воздух, вновь обрести былую уверенность, быть свободным.

— Нет! — Ибрагим резко повел рукой с сигаретой. — Долг верни немедленно. А домой отправишься после двенадцати, — он сделал упор на последнем слове, придавив прокуренными пальцами сигарету в пепельнице. — Вот только дойдешь ли! Как думаешь, Витя?

— Проводим! — по-лисьи улыбаясь, произнес Виктор. — Думаю, Ирочка возражать не будет, она нам другого мальчика найдет. — Он нежно подышал на свой серебряный перстень с печаткой и потер его платком.

Соберись Рашид с духом, скажи твердо «не хочу» и, кто знает, как обернулось бы дело. Но он молчал, в его глазах застыл испуг, ему вспомнились рассказы о страшной мести бандитов за предательство. И хотя Петр Степанович, отец Игоря, говорил, что грабители почти никогда не выполняют своих угроз, так как сами полны страха за собственную жизнь, но все же... «ведь находятся такие, которые мстят, действуя ножом, пистолетом, воровской «фомкой».

Ирина, внимательно следившая за лицом юноши, сказала мягко:

— Так не надо, ребята, я сама поговорю с Рашидом.

— А вы идите домой, — она перевела взгляд на Ибрагима. Он ответил ей легким кивком.

Они ушли, Ибрагим молча, а Виктор, сощурив в хитрой усмешке зеленые глаза, бросил на прощанье:

— Будь умницей. У нас работа тонкая.

Ирина и Рашид долго сидели не разговаривая. Юноша, мрачно нахмурившись и погрузившись в тяжелые думы, не отводил глаз от тарелки с остывшими пельменями. Ирина ждала, когда он, наконец, взглянет на нее.

Дождавшись, положив свою теплую руку ему на плечо, сказала с участием, очень серьезно:

— Рашид, все, что ты сейчас услышишь — чистая правда. Я не скрою ничего, и ты поверишь, что работа у нас действительно тонкая, верная. Никакая милиция нам не страшна. Но даже если ребята попадутся, они никогда нас не выдадут: я им нужна только на свободе.

Ирина действительно жила несколько лет назад в Киеве. И, действительно, мать у нее — отличная портниха, передавшая свое уменье дочери. Ирина была замужем, потом разошлась. Что послужило причиной развода, этого она не сказала. Шестилетняя Танечка осталась с мамой в Киеве, и если бы не Ибрагим, Ирина никогда не приехала бы сюда.

Мать с дочерью шили в четыре руки. Работали с оглядкой, боясь соседей, боясь доноса в финансовые органы, которые тотчас потребовали бы внести в государственную казну солидный налог. Заказчицы к ним на дом не приходили. Они звонили по телефону, приглашали к себе. Ирина или ее мать предлагали фасон, снимали мерку, забирали ткань и возвращались домой. Так же поступали во время примерки. На все это уходило много времени, но зато было безопасно. Довольно часто Ирина, а также мать оставались по нескольку дней у солидной заказчицы, выполняя работу от начала до конца и возвращаясь домой только ночевать. Но как мать, так и дочь не любили выступать в роли поденных портных. Хозяйки вечно совали свой нос, куда не следует, работа делалась при них. Как ни тяни, проходил день-другой и платье, костюм были готовы. Получалось, что портниха с завидной легкостью зарабатывает деньги, было неудобно за двухдневную работу брать с заказчицы 30, 40 и даже 50 рублей.

Однажды, набрав заказов десять, все из дорогих материалов, обеспечив себя работой на месяц вперед, мать с дочерью решили устроить себе выходной день. Взяв Танечку, они отправились на берег Днепра, купались, катались на катере и очень весело провели время. Домой вернулись к разбитому корыту. В квартире побывали воры. Они забрали все отрезы, лучшие платья матери и Ирины, прихватив заодно деньги: около 500 рублей, которые лежали на дне шляпной коробки. Соседи никого не видели, и Скворцовы, сдержав первый порыв отчаяния и «поплакав в подушку», ничего и никому не рассказали.

Заявлять в милицию нельзя, все сразу раскрылось бы и кончилось еще большими неприятностями. Что делать? Мать и дочь ломали голову, где достать деньги чтобы немедленно купить такие же отрезы, которые получили от заказчиц. Причем, деньги немалые: что-то около тысячи рублей.

Как-то в горестном настроении сидела Ирина на садовой скамейке. К ней подсел черноглазый худой человек, тщательно, до синевы выбритый и одетый по последней моде. Разговорились. Молодой человек так участливо спросил ее, почему она опечалена и не может ли он чем-нибудь помочь, что Ирина, не выдержав, сказала:

— Обворовали нас, взяли чужие вещи.

— На большую сумму? — деловито задал вопрос незнакомец, потянулся рукой к внутреннему карману пиджака.

— Ой, что вы! — остановила его Ирина. — Не надо, прошу вас, да и не сможете вы одолжить так много. И потом, с какой стати, ведь мы даже не знаем друг друга?

Он долго рассказывал о себе, показал паспорт: Ибрагим Валиев, 30 лет, холост, живет в большом городе на юге. Сказал, что работает в торговле, намекнул, что живет не на зарплату. Довольно витиевато выразился о любви с первого взгляда и туманно дал понять, что для него благодарность и внимание такой девушки, как она, дороже любых денег.

Ирина долго не колебалась. Она продалась ему, не чувствуя стыда, не задумываясь над тем, что именно в этом заключалась последняя ступень падения. В глубине души Ирина даже гордилась, что стоила так дорого. Вскоре мать купила десять отрезов, точно таких, какие получила от заказчиц. Все уладилось, все пришло в норму, а Ибрагим сделался своим человеком в доме. Он перебрался из гостиницы на квартиру Ирины, сорил деньгами и пил помногу дорогие коньяки.

За неделю до окончания отпуска Ибрагим предложил Ирине переехать жить в его родной город. «Не пожалеешь! — сказал он со значением. — А мне такая помощница, как ты, — Ибрагим провел ребром ладони по горлу, — вот как нужна!»

Ибрагим за каких-то десять — пятнадцать дней развратил душу Ирины до предела. Удивляться столь малому сроку не приходится. Стяжательница по натуре, ценившая больше всего на свете деньги, к чему чуть ли не с детства ее приучила мать, она с жадностью слушала рассказы о крупных «гешефтах», аферах, сложных комбинациях.

— Ты будешь моей Сонькой — золотой ручкой! — восклицал Ибрагим в горячечном бреду. — Мы с тобой будем купаться в деньгах!

В самый последний момент ей стало страшно: а что если тюрьма! Ибрагим, криво усмехнувшись, ответил:

— В тюрьме я сидел, когда мне было семнадцать лет. Из-за глупости попался, взял с дружками сейф в одной конторе. Наследили, и получили за это каждый по пятерке.

В лагере он прошел хорошую выучку у поседевшего в аферах и подлых вымогательствах вора. Ибрагим, обладая хитрым умом, наметанным глазом и редкой способностью из отрывочных сведений, туманных намеков нарисовать в воображении общую и верную картину, додумал программу своей будущей деятельности на свободе.

Освободившись, он устроился на работу продавцом. Прошлое скоро забылось, к тому же нигде в документах Ибрагим об этом не упоминал: благо освободился по амнистии. Через два года стал заведовать небольшой продовольственной точкой, устроил продавцом старого друга Виктора Лукьянова. Витька — в прошлом мелкий спекулянт, всякий раз чудом ускользавший от карающей десницы органов охраны общественного порядка, с удовольствием сменил шаткую профессию торговца подержанными вещами и редкими промтоварами на прочную должность работника прилавка.

Ибрагим с самого начала предупредил Виктора: никаких грубых дел! Обсчитывать, обмеривать и обвешивать покупателей разрешается только в вежливой форме, осторожным образом и в самых минимальных размерах. Так и поступали, имея на брата скромно еще по одной зарплате. Основная статья дохода выражалась в другом. Вращаясь в мире завмагов, экспедиторов, заведующих складами, выпивая с ними рюмку-другую, Ибрагим скоро узнал подноготную некоторых «тузов», имеющих собственные дома, выезжающих на курорты куда-нибудь подальше вместе с многочисленным семейством, нередко на собственной автомашине, записанной на имя дальнего родственника или друга. Наметив очередную жертву и убедившись в том, что деньги оформлены на предъявителя, установив час, когда дом оставался пустым, Ибрагим и Виктор обкрадывали квартиру. Каждый раз они уносили в портфеле по меньшей мере две-три тысячи наличными и на такую же сумму серых книжиц, по которым получали деньги, оставляя на счету по жалкой пятерке, дабы не возбудить и намека на подозрение у работников сберкассы.

И все сходило с рук. Бывало на следующий день ограбленный торгаш плакался пьяными слезами в пиджак Ибрагима, скорбно причитая: «Без копейки оставили. С таким трудом заработал. Все прахом пошло!»

Ибрагим в ответ сверкал глазами, выпячивал челюсть и громко грозился:

— Эх, попадись они мне, всем кишки выпущу!

— Тссс! — испуганно обрывал его вконец захмелевший, но никогда не терявший осторожности делец. — Не дай бог, кто услышит! Сам знаешь, чем это пахнет.

Но случались осечки. Забравшись в квартиру и перевернув все вверх дном, воры находили где-нибудь на дне хозяйственной сумки жалкие две-три сотни. И больше ничего. Вещи Ибрагим никогда не брал, он хорошо знал, что сбыть их нелегко. К тому же вещи — это лишние улики; вещи — это опасные знакомства со скупщиками краденого, афишировка себя как вора-профессионала или, вернее, вора-любителя.

Виктор при неудачах подбивал друга на то, чтобы унести из квартиры дорогие костюмы, платья, пальто, но Ибрагим так свирепо смотрел на него, что тот замолкал и подчинялся. Он и сам понимал, что только благодаря осторожности Ибрагима, долгому и тщательному наблюдению за «объектом», продуманному до деталей плану ограбления вплоть до таких мелочей, в какой карман положить ту или иную пачку денег и как их тратить потом, они оставались вне подозрения у коллег по торговле, пользовались уважением и репутацией честных людей.

Но нужна была помощница, Не помощник, а именно помощница — красивая, ловкая, хитрая. И Ибрагим ее нашел. Ирина переехала в его родной город, поселилась в доме у тетки, устроилась в швейную мастерскую, стала работать на дому по соглашению с заведующим, влюбленным в нее толстым, лысым, стареющим закройщиком. Мастерскую часто посещали жены продавцов, завмагов: она располагалась напротив райторга. Ирину приметили сразу, оценили ее вкус, стали приглашать на дом, соглашаясь на дорогую оплату, одаривали продуктами, совали в сумку бутылку редкого грузинского или армянского коньяку.

Ибрагим торжествовал. Ирина приносила ценные сведения. От нее Ибрагим и Виктор узнавали расположение комнат в квартире, устанавливали предположительно, где хозяева хранят деньги и когда они не бывают дома. С помощью Ирины друзья сумели «наказать» на пять тысяч рублей заведующего овощным складом Жеребцова. Они приметили его давно, но в первый раз, забравшись в дом, не нашли ни копейки. А деньги у Жеребцова были! Следовало только узнать, где он их прячет? Ирина, работая целую неделю дома у Жеребцовых, обшивая его располневшую до невероятных размеров подругу жизни, обратила внимание на частую гостью: двоюродную сестру хозяйки.

Однажды она услышала, как в соседней комнате Жеребцова сказала сестре:

— Еще месяц подержи у себя, а там все утрясется, я возьму. Мой говорит, что гроза вроде проходит. Милиция решила, что у него все чисто.

Ирина сообщила Ибрагиму, что деньги Жеребцовы хранят у сестры. Назвала адрес и сказала, что как только друзья наметят день, она постарается задержать сестру в доме Жеребцовых. Та давно умоляет ее сшить платье, Ирина, наконец, согласится, попросит ее прийти на примерку, а Ибрагим и Виктор тем временем выполнят задуманное.

Деньги хранились в шифоньере. Пять тонких пачек, в каждой из которых по десять сотенных, были завернуты в старую газету и заложены среди старых платьев. Однокомнатная квартира одинокой сестры Жеребцовой располагалась на первом этаже коммунального дома и выходила балконом во двор, сразу же около ворот. Виктор остался дежурить на улице, а Ибрагим, решительно войдя в ворота, ловко перескочил через цементный барьер балкона и минуту спустя открыл отмычкой дверь. Стоял холодный зимний вечер, двор был пуст. Пробыл он в комнате минут двадцать. Найдя деньги, вор снова вышел на балкон, закрыл дверь и только хотел спрыгнуть на землю, как услышал за домом скрип шагов по снегу. Он растянулся на полу балкона, тесно прижавшись к барьеру. Мимо кто-то прошел, по шагам можно было судить, что мужчина. Ибрагим выждал несколько минут, перемахнул через барьер и, отряхнувшись, с независимым видом вышел из ворот. Вдалеке маячила фигура Виктора. Подойдя ближе, Ибрагим заметил, что лицо напарника бледно, а руки дрожат.

— Все в порядке, — сказал Ибрагим, закуривая сигарету.

— А я перетрухнул, — признался Виктор, — только что из ворот майор милицейский вышел. Надо же такому случиться!

Ибрагим мрачно усмехнулся.

Сосед, наверное... А вообще здорово получилось: охотник мимо прошел и волка не заметил.

Весь разговор продолжался не более десяти секунд. Воры ускорили шаг, миновали несколько кварталов и сели на трамвай, шедший в сторону Ирининого дома.

Ибрагим скоро охладел к Ирине как к любовнице. Она перестала его интересовать, и он пробавлялся случайными связями, растрачивая себя направо и налево.

Для Ибрагима не существовало в этом вопросе никаких моральных заповедей. Здесь он действовал без оглядки, шел напролом. Если ему нравилась жена коллеги-торговца, он уже на второй раз после знакомства предлагал ей солидную сумму в обмен на ее тело. Кое-кто в ответ деланно возмущался, напоминая, что находит странным такое предложение от приятеля мужа. Но Ибрагим знал, чем дышат эти женщины, что нет для них более святого божка, чем хрустящая сотня.

Ирина поначалу ревновала Ибрагима, упрекала его за измены. Но потом, как-то само собой получилось, что она стала довольно равнодушно относиться к его похождениям. И однажды уступила настойчивым просьбам Виктора Лукьянова, просто «мщения ради». Ибрагим, узнав об этом, остался равнодушен, только лениво усмехнулся.

Короче говоря, в последнее время всех троих связывали, если так можно выразиться, лишь деловые интересы. Ворованные деньги распределялись по раз навсегда заведенному правилу: половину брал себе Ибрагим, другая половина делилась поровну между Виктором и Ириной. Деньги у молодых людей не держались, они растрачивали их буквально за несколько дней. Потом просили у Ирины; она скрепя сердце одалживала Ибрагиму, но с легкой душой давала деньги Виктору. Лукьянов никогда не забывал отдать долг, возвращал с процентами в виде дорогого подарка. Ибрагим же предпочитал не вспоминать о взятых деньгах, и, когда Ирина напомнила ему однажды об этом, ответил спокойно:

— Свои люди — сочтемся. А ты, вот что, не бесись. Ты лучше себе мальчика заведи, я разрешаю.

Как ни оскорбительно было все, что сказал Ибрагим, Ирина обрадовалась. Она боялась его дикого нрава, боялась страшной ярости. Ей хотелось любить. Впрочем, любить она уже не могла. Слишком много наносного, плохого, лживого накопилось в ее душе. Но она все же надеялась познать хотя бы раз любовь, о которой так много написано.

Ибрагим нервничал. Это было заметно по его лицу, по светлым пятнышкам, вдруг появлявшимся в черных неулыбчивых глазах, по тому, как он курил сигарету за сигаретой.

— Страховать нас нужно! — бросил он отрывисто. — В следующий раз с нами пойдешь, будешь сторожить.

Ибрагим, хорошо знавший воровской жаргон, никогда не употреблял его в разговоре, даже в кругу своих. В этом он тоже руководствовался принципом осторожности. Он считал, что блатное слово, ненароком сорвавшееся с языка, может послужить уликой, вызовет подозрение у приятелей — завмагов. А Ибрагим был вне подозрения. Виктор Лукьянов слепо следовал этому правилу главаря. Ирине жаргон претил, она считала себя культурной женщиной, морщилась, когда вдруг мужчины, не сдержавшись, выражались нецензурно.

Предложение Ибрагима не понравилось Ирине. Она сухо ответила:

— Хочешь, чтобы я провалилась. Ведь хозяева меня знают. Что они подумают, увидев меня около дома?

Ибрагим, скрипнув зубами, выругался:

— Парня нужно! Найди! Тогда один буду на дело ходить, Виктор и тот, второй, на страховке. Один в одном конце улицы, второй в другом, чтобы видели друг друга.

И Ирина нашла Рашида. Он подходил по всем статьям: студент, денег за душой ни копейки, помыслами чист, к тому же влюбился до безумия.

Вся система запутывания Рашида была продумана Ибрагимом. Правда, когда он предложил Ирине отправиться на Хивинскую и пробыть там до их ухода, она поначалу воспротивилась. Но Ибрагим успокоил Ирину, сказав, что хозяев не будет всю ночь: они уедут вместе с детьми на свадьбу в район.

Квартира оказалась богатой. В ней жил продавец скобяного ларька Матвалиев, выгодно сбывавший на сторону высококачественные краски. Ибрагим и Виктор проникли в дом через окно столовой и, не теряя ни секунды, приступили к поиску. Обшарив все, перешли в спальню и здесь, в нижнем ящике трельяжа, нашли семь сберкнижек на предъявителя. Наличных денег не было.

Несмотря на то, что дом был пуст, воры действовали очень тихо, почти бесшумно и не торопясь. Оставалось пройти через коридор, проникнуть в кухню. В их практике случалось, что как раз в кухне и были спрятаны сотни и тысячи рублей, причем в самых неожиданных местах.

Но что это!? Воры ясно услышали, как в кухне кто-то заворочался на кровати, потом мальчишеский голос спросил: «Кто там?» и включился свет. Ибрагим и Виктор остолбенели: пятнадцатилетний сын Матвалиева не уехал с родителями, остался дома.

Ибрагим прижался к стене, выхватил из портфеля короткий ломик-фомку, протянул его Виктору. Мотнул головой в сторону кухни. Тот, по-кошачьи мягко ступая в полуботинках на толстой каучуковой подошве, подкрался к двери. Мальчик молчал, видимо, прислушивался, потом снова спросил:

— Кто здесь?

Решившись, он распахнул дверь. Розовощекий, еще не совсем пробудившийся от сна, он стоял на пороге, раскрыв от любопытства рот, испуганно моргая. Миг — и на голову мальчугана обрушилась фомка. Глухо охнув, подросток осел на пол, опрокинулся на спину. Виктор тотчас захлопнул дверь.

Ибрагим сжал руку Виктора своими цепкими пальцами, забрал ломик, положил его в портфель. Потом они добрались до столовой. Прошли секунды: Ибрагим, легко преодолев подоконник, махнул рукой Виктору...

Когда он рассказал об этом Ирине, она ахнула. В ответ Ибрагим оскалился в злой усмешке:

— Обошлось. Мальчишка в больнице, через неделю выпишется. Матвалиев даже своим друзьям правды не рассказал, выдумал, что сын с дерева свалился. Боится, как бы следствие не началось, тогда узнают и о его делишках.

Страшная это вещь — быть подпольным богачом. Деньги, заработанные нечестным трудом, таят в себе опасность. Дельца ограбили, сына его чуть не убили, а он никому ни слова, иначе все будущее прахом пойдет. Сидит в своем ларьке, как сыч, думает тяжелую думу. Домой вернется, жена, опухшая от плача, только что из больницы пришла, младшие ребятишки с вопросами лезут, что с братом случилось? А он детям врет, соседям тоже, себя проклинает, а поделать ничего не может. Кому пожалуешься? У кого помощи попросишь?

Так, или примерно так разглагольствовал обычно молчаливый Ибрагим, давая нелестные характеристики своим собратьям по торговле и щурился в презрительной ухмылке, дымя сигаретой. Виктор и Ирина молча слушали, первый с восхищением, а вторая задумчиво. Ирина верила в Ибрагима, верила в его хитрый и гибкий ум, но когда дело осложнялось, она начинала тревожиться. И хотя Ирине никакая беда не грозила даже в том случае, если напарники провалятся — выдавать ее было не в их интересах — ей вовсе не хотелось видеть Ибрагима и Виктора в тюрьме. Они нужны были Ирине на свободе, и не столько они, сколько деньги, определенная сумма денег, которую она задалась целью накопить. Зачем? У нее была своя мечта. И этой мечтой Ирина не делилась ни с кем.

Ирина поведала Рашиду обо всем не в такой полной мере, как это описано. Рассказ ее был схематичен, без частностей и деталей, особенно когда она передавала историю знакомства с Ибрагимом и упомянула о близости с Виктором. С Рашидом, якобы, она познакомилась потому, что он ей очень понравился и у нее поначалу даже в мыслях не было использовать юношу в воровских целях. Но Рашид, несмотря на душевную травму и угнетенное состояние духа, легко разгадывал недосказанное, а то, что осталось для него неясным в первые минуты, он додумал потом. И получилась неприглядная картина, в которой Ирина занимала центральное место.

— Неужели ты не понял, не сделал нужного вывода из того, что я рассказала? — спрашивала Ирина. — Я вижу, ты растерян, испуган, но это пройдет. Тебя страшит слово «вор», но мы не воры, мы, если хочешь знать, дельцы. Воры те, у кого мы забираем деньги, они обманывают честных людей, наживаются за их счет. А мы караем обманщиков, мы делаем справедливое дело и сознание этого всегда успокаивает меня.

— Рашид, дорогой, я очень люблю тебя. Я столько мечтала о встрече с тобой, именно с тобой, юным, хорошим и сильным. Поверь, Ибрагим и Виктор как мужчины внушают мне отвращение. Я никого не хочу знать, кроме тебя. Ты сомневаешься, у тебя на лице усмешка? Хочешь, я встану перед тобой на колени, поклянусь в любви, поклянусь своей маленькой дочуркой! Хочешь, ты останешься у меня до утра. Нет, оставайся совсем, живи, будь моим мужем. Нет, нет я не поведу тебя в ЗАГС, ты ничем не будешь связан и бросишь меня, когда я тебе надоем.

Рашид, покоренный ее любовью и поверивший, что нет большего счастья в жизни, чем быть с Ириной, стал целовать ее мокрое лицо, ее руки, шептал нежные слова, сжимая трепетное тело в сильных объятьях.

Как ни велик был соблазн остаться у Ирины до утра, он не мог позволить себе этого. Он боялся матери: она могла поднять тревогу, а он теперь вынужден вести себя очень осторожно.

Рашид ушел от Ирины поздно ночью, успокоенный и влюбленный.

VI. ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ

Прошла неделя с того дня, как Рашид познакомился с Ириной. Наступило утро воскресенья. Несмотря на то, что Игорь и Петр Степанович твердо обещали Хадиче Салимовне сегодня или завтра обстоятельно поговорить с Рашидом, она решила опередить события, побеседовать с сыном первой.

Заметно побледневшая, с осунувшимся от пережитых волнений лицом, она внутренне подготовила себя к разговору и решительно вошла в комнату сына. Рашид лежал на застеленной кровати, делая вид, что читает книгу. «Куприн», — отметила мысленно Хадича Салимовна, опустилась на стул.

Рашид с самого раннего утра пребывал в состояний панического ужаса. «Он — преступник, он — вор!» — эти слова, мысленно повторяемые им по меньшей мере десяток раз, били точно молотом по воспаленному от дум мозгу, отдавались болью в висках. Строчки «Гранатового браслета» сливались у него в глазах в сплошные черные линии, сердце стучало тревожно. Рашид мысленно метался в поисках выхода из создавшегося положения. Проще простого было пойти к Игорю и откровенно рассказать обо всем. Рашид хорошо понимал, что его вина в преступлении, которое совершили Ибрагим, Виктор и Ирина, до смешного мала, случайна и вряд ли может быть наказуема законом. Совсем другое, более сложное препятствие удерживало его от признания... Ирина! Вчера, не неделю назад, а именно вчера он с необыкновенной ясностью почувствовал, что без Ирины ему не жить. Пусть она мещанка, пусть она знала до него не одного мужчину, пусть, наконец, преступница — он ее любит. Мысль о том, что после его признания Ирину обязательно арестуют, будут судить и посадят в тюрьму, приводила юношу в отчаяние. «Никогда больше я не приду на улицу «Папанина», она не откроет мне двери, я не увижу ее улыбки, не услышу ее голоса», — говорил он себе, захлебываясь от внутренних рыданий.

Он проклинал Ибрагима и Виктора, этих лощеных «гангстеров», как они себя называли, считая их виновниками морального падения Ирины, превращения ее в воровку. Но он забывал, что его возлюбленная сама и не без охоты принимала участие в преступлениях, оправдывала, если так можно выразиться, идейно операции, которые разрабатывал Ибрагим. «А может быть мне удастся перетянуть Ирину на свою сторону? — хватался Рашид за спасительную соломинку. — Если мы выступим вдвоем против Ибрагима и Виктора, если дадим им резкий отпор — они спасуют. Ведь Ирина ночью сказала мне полунамеком: «Устала я, пора кончать с грабежами. Еще одно дело и, можно будет выйти из игры. Тогда у меня будет столько денег, сколько мне нужно!»

Зачем ей деньги? Она этого не говорит, обещает рассказать потом. Но ведь у нее золотые руки, с помощью которых можно жить без нужды. Много ли надо, чтобы хватило на еду и одежду. На все это она в состоянии заработать своим трудом. Надо только убедить Ирину, что, как бы ни были оправдательны для нее самой мотивы ограбления, все же эти действия преступны и караются законом. Мало того, они приводят к страшным последствиям. Только благодаря случайности сын Матвалиева остался жив. А если бы Виктор опустил ломик с большей силой, то мальчик был бы убит. В который раз, дойдя до этой мысли, Рашид похолодел, нервно потер рукой лоб.

Мать, перехватив жест сына и подумав, что Рашид сильно смущен, сказала с мягкой строгостью и просительной ноткой в голосе:

— Рашид, расскажи мне откровенно, что с тобой происходит в последнее время?

Он отложил книгу в сторону и избегая внимательного, трепетного взгляда матери, ответил нахмурившись:

— Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь. У меня все в порядке.

— Как же так! — воскликнула Хадича Салимовна, сразу взволновавшись, забыв, что дала себе слово быть спокойной и выдержанной. — Ты бросил работу, соришь деньгами, проводишь время с неизвестной женщиной.

— Мама! — почти крикнул он. — Ты забываешь, что я уже не мальчик и волен поступать по своему желанию. И потом, откуда тебе все это известно, ты что, шпионишь за мной?

— Как тебе не стыдно, Рашид! Я получила письмо от начальника спасательного отряда, я была у Игоря, и он сказал мне, что деньги, о которых ты писал, не его.

— Вот оно что! Выходит начальник фискальством занялся, а друг — разоблачительством. Хорошо же ты себя ведешь: вместо того, чтобы предварительно поговорить со мной, побежала трезвонить повсюду.

— Рашид! Как ты разговариваешь? Откуда у тебя этот тон, это презрительное отношение к матери? Я требую, слышишь, требую, чтобы ты объяснил мне свое поведение, объяснил, откуда у тебя появились деньги, и кто эта женщина?

— А я не желаю тебе ничего объяснять! Это не твое дело, это мое, поняла, мое личное дело!

— Да, но ты живешь в моем доме, ты мой сын, и пока не ты, а я зарабатываю на жизнь.

— Вот как, — Рашид усмехнулся, — начались попреки и напоминания о хлебе насущном. Даю тебе еду и одежду, а ты обнажайся передо мной душой. Плати моральной исповедью за материальное благополучие. Таково твое представление об опекуне и иждивенце...

Под градом этих хлестких фраз Хадича Салимовна поначалу внутренне сжалась. Но потом гнев вспыхнул в ней с новой силой. Нет, она не намерена отступать без боя, она не отдаст сына в руки той, которая силком завлекла его в сети, сумела так скоро превратить юнца в цинично рассуждающего мужчину. Ведь Рашид по сути дела еще птенец, он не знает истинной стоимости заработанной трудом копейки, не ведает, как опасна любовь коварной женщины. То, что всему виной Ирина, о которой ей говорили Капитоныч, Генки и Игорь, она уже не сомневалась. И, подстегнутая этим, она принялась ругать Ирину, не зная ее, но почти верно угадывая те отрицательные качества, которыми та обладала.

— Мама, не смей! Замолчи! — воскликнул Рашид, вскочил с кровати. — Она лучше, чем ты думаешь, я ее люблю!

Он почти выкрикнул последнюю фразу, и мать застыла, не в состоянии произнести хотя бы слово.

А Рашид тем временем стал лихорадочно одеваться. Сунув ноги в полуботинки и позабыв завязать шнурки, крикнул с яростью, с торжествующим звоном в голосе:

— Ирина не упрекнет меня ни в чем. Я ухожу к ней. Слышишь, к ней!

Дверь с треском захлопнулась. Точно от этого сильного удара лицо Хадичи Салимовны дрогнуло, она разжала руки и разрыдалась, опустившись на кровать сына.

Рашид не успел выйти из ворот, как столкнулся лицом к лицу с Игорем. Радостно улыбаясь, тот сказал:

— А я к тебе.

— Что ты говоришь? — со злобной иронией, еще не остыв от ссоры с матерью, спросил Рашид. — Неужели ко мне, а я думал к Хадиче Салимовне? Она на тебя надежду возлагает, что ты меня из геенны огненной вытащишь.

— Брось, Рашид, не дури. Поговорить по душам нужно.

— Давай, давай! Об Ирине спроси, о деньгах, о том, где по ночам шляюсь. Угадал?

— Угадал.

— Ну так вот, друг юности моей, коротко отвечаю. Она на восемь лет старше меня, имеет дочку в Киеве, разведенная, в настоящее время прелюбодействует со мной. Кстати замечу, да и ты сам свидетель, что она очаровательна и дай бог каждому иметь такую подругу. Доведись до тебя, ты бы не только ночи, сутки у нее проводил. Это первое! Второе — Ирина замечательная портниха и зарабатывает столько, сколько тебе во сне не снилось. Понял?

— Что ж довольно откровенно и еще более цинично, — Игорь произнес это, едва сдерживаясь. Но тут же лицо его разгладилось, глаза потеплели. Он взял друга под руку, почти вплотную приник своей головой к его.

— Будет тебе, порох! Одумайся немного, мать пожалей. Она бедная с ума сходит, ей ужасы мерещатся. Давай лучше подумаем, как ей эту историю преподнести. Да и ты толком расскажи, что у тебя с Ириной происходит. Хочешь, ко мне пойдем, с отцом посоветуемся.

— Нет, ты уж отца в это не вмешивай. А поговорить, что же давай здесь потолкуем, а хочешь, проводи меня — я к Ирине иду, — Рашид остыл окончательно, подумал: «Поразведаю-ка я, как Игорь относится к моим приключениям. Всего не открою, чуть-чуть только, может подскажет что-нибудь, дельный совет даст?»

Но Игорь поторопился. Ему надо было выждать, послушать вначале, что расскажет Рашид, а он заговорил первым. Он снова стал сетовать, что отношения Ирины и Рашида «несколько» отличаются от той чистой дружбы между парнем и девушкой, о которой они не раз мечтали, еще учась в школе. «Что будет дальше,» — спросил он Рашида. — Она намного старше тебя, у нее другие интересы и другие взгляды на жизнь. И потом, как можно не чувствовать угрызений совести, когда женщина берет парня на содержание и на этом основании считает его чуть ли не собственной вещью! Может быть, что-то другое связывает вас? Если так, то ты скажи, я сумею помочь?»

— Вы что сговорились? — выпалил, вспыхнув Рашид. — Клянете Ирину, не зная ее, наставления мне читаете. А ты и мать, хоть на минуту подумали, что я люблю ее? Понимаешь, люблю!

Рашид отбросил руку Игоря, оттолкнул его от себя, лицо его потемнело от гнева.

— Эх, ты! А я еще хотел с тобой посоветоваться, рассказать... — он не договорил. Повернувшись к другу спиной, бросил:

— Насчет чего-другого, это ты оставь. Здесь только любовь и ничего больше. Понял? — Рашид посмотрел через плечо на Игоря, стараясь придать взгляду твердость. Но, встретившись с внимательным, умным взглядом друга, вдруг спасовал.

Игорь увидел в глазах Рашида страх. Он шагнул ему навстречу, протянув руки, но Рашид отступил назад, краска отлила от его щек, губы дернулись. «Я тороплюсь, — сказал он запнувшись, не глядя на Игоря, — потом поговорим».

Игорь смотрел вслед Рашиду, и сомнение, прежде тлевшее крохотным угольком в его душе, теперь разгорелось. «Друг сильно взволнован, он растерян, испуган. С ним приключилась беда, он Рашид не говорит о ней. Нет, тут не просто любовь, тут есть что-то еще. Но что?»

Мезенцев посмотрел, виден ли еще Рашид. Нет, он скрылся в толпе прохожих. Игорь вздохнул. Решил: надо поговорить с отцом.

Отец слушал сына, не перебивая и не задавая вопросов. Петр Степанович знал: Игорь не пропустит даже самой мелкой детали, передаст все, как происходило в действительности, прокомментирует по ходу рассказа каждое слово, каждый жест собеседника.

Когда Игорь закончил, Петр Степанович сидел с минуту молча. Потом произнес словно в раздумье:

— У меня в практике был один случай. Хочешь, расскажу?

Он поведал сыну о банде заезжих «гастролеров», облюбовавших вскоре после окончания Великой Отечественной войны многолюдный, шумный и большой южный город. Во все годы войны он был глубоким тылом, служил прибежищем для сотен тысяч эвакуированных людей. Вместе с огромным ростом промышленности, здесь расплодилось превеликое множество мелких артелей, занятых производством различной продукции, начиная от дождевых зонтиков и чемоданов и кончая дамскими подвязками. Нередко возглавляли эти, так называемые предприятия, прожженные дельцы, работавшие на паях и получавшие огромные прибыли от поделки и сбыта пуговиц, игрушек, патефонных пластинок и другой мелочи, остро необходимой в быту.

Грабители решили задержаться в городе надолго, взять добычу побогаче, а затем, двинуться на берег Черного моря, где можно отдохнуть от трудов «праведных» и развлечься от души.

Главарь шайки — молодящийся субъект с черными усиками под грузина сумел вовлечь в шайку хорошенькую ученицу выпускного класса и ее друга — скромного, благовоспитанного и чрезвычайно робкого юношу, отпрыска высокоинтеллигентных родителей. Хорошенькая ученица использовалась бандитами в качестве приманки для одиноких прохожих, чрезвычайно заинтересованных встречей с молоденькой девушкой, готовых сопровождать ее хоть на край света. В темном переулке их встречали три подозрительные личности. Одинокий любитель приключений от страха округлял глаза и рот в виде буквы «о» и беспрекословно снимал с себя одежды, а затем рысцой в исподнем белье совершал обратный путь до дому.

Юношу заставили быть наводчиком: он следил за облюбованной грабителями квартирой и так как был внешне симпатичен, благородно бледен и солиден, чему способствовали позолоченные очки с четырехугольными стеклами, то не возбуждал у жильцов подозрения. Когда квартира после налета шайки оказывалась опустошенной, а благородный юноша исчезал, никому из соседей не приходило в голову указывать работникам милиции на столь «несущественное обстоятельство».

В конце концов членов шайки вместе с главарем арестовали. Все, в том числе хорошенькая ученица и ее высокоинтеллигентный товарищ, были осуждены на долгие сроки. Последние, заливаясь горючими слезами, говорили о том, что их запугали, заставили, запутали. Так в действительности и было. Но ни они сами не смогли вовремя перебороть свой испуг и разоблачить грабителей, ни никто другой не помог им в этом. В результате — тюрьма, крушение надежд, и, вероятнее всего, искалеченная жизнь в будущем.

— Я не думаю, что Рашид Камилов может попасть в подобную историю, — заключил отец, глядя пытливо на сына. — И все же, рассказанное тобой и Хадичой Салимовной меня тревожит. Ты сам говорил, что Рашид никогда и ничего не скрывал от матери и от близких друзей, а теперь он глубоко хранит какую-то тайну. Хотя вроде и тайны здесь нет. Увлечение молоденькой и хорошенькой женщиной и «плата за услуги», как выразился сам Рашид, вот, пожалуй, и все. Но все ли? — Петр Степанович задал этот вопрос одновременно и себе, и сыну. Ответил Игорь:

— Я понимаю, папа. Именно то, что Ирина дает Рашиду деньги, особенно беспокоит тебя. И меня тоже. Рашид стал пить, он изменился до неузнаваемости: стал задумчив, раздражителен, лжив, чего прежде никогда не позволял. Если так будет продолжаться дальше, Рашид может сойти с прямого пути. Короче говоря, я должен ему помочь. Я правильно тебя понял?

Отец утвердительно кивнул.

Узнать адрес Ирины Скворцовой для Игоря не составляло труда. Имя и фамилия ему были известны, а Рашид к тому же в последний раз бросил фразу: «Она на восемь лет старше меня». Значит известен и возраст — 27 лет.

Обратившись в справочное бюро, лейтенант Мезенцев получил через пятнадцать минут ответ: «ул. Папанина, 19».

На плане он разыскал эту улицу — она располагалась в Куйбышевском районе неподалеку от центра города.

— Так, так! — скороговоркой произнес Игорь, непроизвольно подражая в этом отцу, когда тот бывал сильно заинтересован делом. — Выясним сейчас в райисполкоме, в ведение какой жилищно-эксплуатационной конторы входит улица Папанина.

По телефону выяснил: ЖЭК № 15, начальник — Хамид Галиулин, адрес — Бешарыкская, 94. Уже через полчаса Игорь Мезенцев беседовал с человеком среднего возраста, лицо которого пересекал шрам от правого виска до шеи — неизгладимый след войны.

— Знаю Скворцову Ирину Самойловну, — ответил Галиулин, не задумываясь и глядя на молодого лейтенанта внимательно и приветливо. — Год назад из Киева приехала, живет вместе с теткой Александрой Ниловной Горевой, хозяйкой дома.

— А где работает?

— Помню по домовой книге, что в комбинате бытовых услуг. А вот кем?.. Если надо, то я могу узнать и сообщить вам?

— Очень прошу, узнайте. И позвоните вот по этому телефону.

Офицер, откозыряв начальнику ЖЭКа, крепко пожал ему руку. Галиулин не спрашивал у работника уголовного розыска, для чего тому понадобились сведения об Ирине Скворцовой. Знал одно: надо! И Галиулин, потирая ладонью глубокий шрам на правой стороне лица, еще раз согласно кивнул Игорю на прощанье.

Получив интересующие его сведения: И. С. Скворцова — швея мастерской комбината бытовых услуг, что находится напротив райторга, Игорь решил действовать дальше. Он задумал обратиться за помощью в органы народного контроля. Попросить кого-либо из внештатных инспекторов проверить работу мастерской и узнать как можно больше об Ирине Самойловне Скворцовой. Поделившись мыслями с отцом, Игорь с удивлением увидел, что Петр Степанович глядит на него с укором, даже с осуждением.

— Ты хочешь установить за другом наблюдение? Но имеешь ли на это право? Какими компрометирующими данными ты располагаешь? По существу, никакими, кроме домыслов и словесных догадок. Кто позволил тебе сеять подозрение в сознании начальника ЖЭКа? Представь на минуту, что произойдет, если твои домыслы не подтвердятся? Как после этого ты взглянешь в глаза другу, как будет смотреть на тебя молодая женщина, которую любит Рашид, и, наконец, самое главное, как отреагирует Хадича Салимовна? Нельзя решать вопросы с ходу. Зачем тебе нужно было узнавать, где работает Ирина? Ведь известен ее домашний адрес. Почему тебе в голову не пришла простая мысль: пойти к Скворцовой домой?.. Кстати, днем звонила Хадича Салимовна. Она очень взволнована: Рашид уже двое суток не ночует дома. Видимо, он живет у Ирины.

Когда отец замолчал, заговорил Игорь:

— Папа, я постараюсь объяснить тебе, почему поступил так, а не иначе. Сегодня утром начальник отделения майор Ахраров провел совещание. Из десятой горбольницы сообщили, что к ним привезли пятнадцатилетнего мальчика Юсупа Матвалиева с тяжелым головным ранением. Его отец объяснил, что сын упал с дерева, ударился головой о камень. Но врач-хирург, прежде работавший судебно-медицинским экспертом, усомнился в этом. По его предположению удар нанесен круглым металлическим предметом, вероятно, ломиком. Если это так, то налицо преступление. К сожалению, с мальчиком в настоящее время говорить нельзя, у него сильное сотрясение мозга.

Майор поручил сотрудникам отделения установить «связь» с Матвалиевым, заведующим скобяным ларьком. Он мрачен, молчит, своим друзьям и знакомым говорит, что с сыном случилась беда: упал с дерева. Следовало проверить версию — не его ли это рук дело? Но вернулись ребята, которые проводили опрос соседей. Картина резко изменилась. Мать Юсупа призналась под строгим секретом одной из соседок, что ночью, когда они уехали в район на свадьбу, в дом забрались воры, чуть не убили мальчика, но ничего не взяли. Другая соседка видела, что напротив ворот долго стояла влюбленная пара: девушка-блондинка и юноша узбек.

— Ахраров поручил старшему оперуполномоченному и мне заняться этим делом, — Игорь передохнул, он смотрел на отца вопросительно и тревожно. Но Петр Степанович молчал, ждал, когда сын закончит. Игорь заговорил снова, уже с неприкрытой тревогой в голосе:

— Ты понимаешь, папа, чем я обеспокоен! Меня пугает мысль, а вдруг это был Рашид, там, напротив ворот. Ведь еще вчера ты рассказал подобную историю. Я не хочу верить в это, но если это так?

Отец тяжело прошагал в конец комнаты, потом, резко повернувшись, в упор посмотрел на сына.

— Завтра после службы отправляйся к Ирине домой. Побеседуй с ней и с Рашидом, вызови их на откровенный разговор. Ну, а если не получится, если окончательно уверишься в чем-либо плохом, тогда исполняй долг! Доложи своему начальнику!

Вечерело. Игорю открыла тетка Ирины — сморщенная старушка. На вопрос: «Дома ли товарищ Скворцова?», ответила, с удивлением глядя на незнакомого статного парня:

— Сейчас позову!

Игорь стоял перед закрытой калиткой, мысленно представляя первый момент встречи с Ириной и Рашидом. Ведь Рашид здесь, вот за этим высоким из сырцового кирпича забором, над которым нависают тяжелые ветки яблонь и груш. Что он им скажет, как объяснит свой приход? Игорь переступил с ноги на ногу, оглянулся вокруг. Никого, даже собаки не тявкают. Тихая улица, здесь, наверное, за день даже и грузовик не проедет. Кругом настоящие дачи, и воздух здесь намного чище и свежее, чем на оживленных магистралях города, хотя центр совсем недалеко.

Услышав быстрые, легкие шаги за калиткой, он внутренне подтянулся, провел по лицу ладонью, словно сгоняя печать тревоги и раздумий. Глаза его теперь смотрели твердо, скулы выступили вперед, на холодном лице появилась спокойная, вежливая улыбка.

Удивление на лице Ирины держалось всего секунду. Она улыбнулась широко и открыто. Воскликнула:

— Игорь! Вот не ожидала!

По внешнему виду молодой женщины нельзя было понять, рада она или нет приходу Игоря Мезенцева. Она привычным движением кокетливо поправила волосы, ни на мгновение не отрывая взгляда от лица юноши.

Проходя по двору, Игорь внимательно оглядел сад. Чувствовалась во всем хозяйская рука: стволы деревьев были побелены, ветки подрезаны и подвязаны, земля у корней взрыхлена.

— Нелегко, наверное, следить за всем этим хозяйством? — спросил Игорь, переведя взгляд на Ирину. Она, смеясь, ответила:

— Ой, что вы, я настоящая лентяйка, знаю только свою работу. За садом ухаживает тетушка, она у меня агроном-самоучка.

Игорь задал этот вопрос только для того, чтобы не молчать. Он ждал, вот сейчас появится Рашид: интересно, как друг прореагирует на его приход? Когда Мезенцев ступил на пустую веранду, ему вдруг не захотелось идти в комнаты, он решил остаться здесь, на террасе: пусть Рашид выйдет к нему сам.

Он сказал об этом Ирине и с ее разрешения сел на легкий плетеный стул. Она посмотрела на него с открытым удивлением, округлив и без того огромные глаза, спросила с недоверчивой улыбкой:

— Разве Рашид не виделся с вами?

— Сегодня нет!

— Как же так, он ушел от меня днем, сказал, что найдет вас и поговорит об одном деле? Нам очень нужна ваша помощь.

— Я слушаю вас.

— Знаете что, давайте подождем Рашида, да и к тому же вскоре должен подойти один мой старый знакомый, которому в основном нужна помощь. Хорошо? — она смотрела на Игоря доверчиво, серьезно, немного печально. И он ответил легким кивком, соглашаясь с ее доводами.

Ирина тотчас переменилась. Теперь она снова была бойка, улыбчива и кокетлива:

— Я заинтригована. Если вы не видели Рашида, тогда что же привело вас ко мне?

— Видите ли, я, как самый близкий друг Рашида, очень обеспокоен теми изменениями, которые произошли в нем за последнее время. Не буду притворяться, делать вид, что не знаю, насколько далеко зашли ваши отношения, то, что Рашид не ночует в последние дни дома, говорит о многом. Он любит вас, и я не нахожу в этом ничего плохого. Беда в том, что вы сильно балуете его. Даете ему деньги. Он стал пить, бросил работу, грубит матери. — Игорь начал свою речь в спокойном тоне, но чем дальше он говорил, тем больше горячился, рубил ладонью воздух.

— Я не понимаю вас, Игорь! Если вы пришли, чтобы только обвинять меня и намерены поссориться, я не буду отвечать на ваши вопросы и даже слушать вас! — резко оборвала Ирина.

Игорь, отрезвленный холодным тоном молодой женщины, остудил свой пыл, взял себя в руки.

— Прошу прощения. Мне действительно хотелось поговорить с вами о многом, рассказать о том, как болезненно реагируем я и Хадича Салимовна на поведение Рашида.

Они беседовали долго. Ирина всякий раз согласно кивала, умело обходя в разговоре острые углы. Они перешли в комнаты. И тут Мезенцев, увидев дорогую обстановку, хрусталь и позолоту, точно поперхнулся. «Откуда у нее это, на какие деньги куплено?»

Подозрение, появившееся при виде всего этого, усилилось, когда часа через два в комнату вошел Ибрагим.

— Валиев! — произнес он резким голосом, обнажив в деланной улыбке два ряда крупных белоснежных зубов. Удивления на его лице не было, вопросительный взгляд относился лишь к Ирине. И она воскликнула, торопясь ответить за Игоря:

— Это товарищ Рашида, Игорь! Помнишь, Рашид о нем говорил, что он студент, а сейчас работает шофером. Он тебе и нужен! — Ирина проговорила почти не передохнув и, видимо, опасаясь, что Ибрагим, не будучи в курсе дела, поторопится раскрыть карты, продолжала в скором темпе. — Но Игорь ничего не знает. Они не виделись сегодня с Рашидом, и он совершенно случайно зашел ко мне.

Хорошо, что в этот момент Мезенцев посмотрел назад на стену, где висели большие темной полировки часы. «Студент и шофер!» эти слова ошеломили его, но всего лишь на короткое мгновенье: он успел скрыть удивление и тревогу. Не надо было много думать, чтобы понять: «Рашид, помня предупреждение, представил меня студентом, летом подрабатывающим на автомашине».

— Вы ведь возите управляющего трестом? — спросила Ирина, перехватив уже не вопросительно-растерянный, а спокойный, даже равнодушный взгляд Игоря.

— Да. И, причем, хозяин не особенно загружает меня работой.

Что-то очень доверчивое, даже робко почтительное приметил в глазах юноши Ибрагим Валиев. А приметив это и вспомнив, как вел себя Рашид в первую встречу, он, действуя по пословице «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», ринулся в открытую атаку. Ибрагим всего один единственный раз изменил своему всегдашнему правилу — быть осторожным до предела. Но почему-то Игорь не вызывал у него подозрений. Валиев сказал резко и властно:

— Мне твоя машина нужна! В следующий понедельник утром, на час, не больше. Сможешь устроить?

— Смогу. Но зачем?

— Дело есть! Крупное дело! За работу получишь большие деньги.

На какие-то секунды Игорь буквально задохнулся. «Вот то, чего я опасался! — пронеслось в мыслях. — Вот почему в глазах Рашида промелькнул страх. Значит, здесь не только любовь, здесь еще и преступление».

Знай Ибрагим, что он говорит с работником уголовного розыска, не сносить Игорю головы. Валиев пошел бы на убийство; маленький браунинг всегда покоился в потайном кармашке брюк. У Игоря оружия не было, он брал с собой пистолет только тогда, когда отправлялся на задание. Но Ибрагим верил, что Игорь такой же студент, как и Рашид и если не внешне, то внутренне походит на своего друга. И он наступал все сильнее.

— В понедельник узнаешь. Но если выдашь, живьем не уйдешь. И дружка твоего прикончу.

— А ты не пугай, я пуганый! — вскипел Игорь, скулы его обозначились резко, глаза ушли под надбровные дуги и засветились оттуда колючими стрелами.

Ибрагим был изумлен, он на секунду опешил. Но потом одобрительно подмигнул:

— Вот ты какой? — Валиев обернулся к Ирине, молча, с тревогой наблюдавшей за этой сценой. — А он смелее твоего хахаля. Люблю таких: смелый не выдаст, в беде не подведет!

— Руку! — Ибрагим сдавил пальцы Игоря своей жилистой крепкой рукой. Тот ответил еще более крепким пожатием, успев ухватить момент, когда пальцы Ибрагима чуть расслабли.

— Ого! Есть силенка! — Ибрагим откинулся на спинку стула, с жадностью закурил сигарету. — Ну, так как, будет машина?

— Будет! — Игорь ответил не задумываясь и еще раз посмотрел на часы.

— Ты торопишься? — спросила Ирина, решив, что церемония закончена и можно отказаться от вежливого «вы», которым они обменивались еще полчаса назад. — Может поужинаешь с нами, есть отличный коньяк.

— Спасибо! — Игорь поднялся. — Хозяин приказал завтра в шесть утра подъехать, надо его семью на дачу отвезти. Заодно слевачу на обратном пути, — он подмигнул Ибрагиму, щелкнув себя по горлу двумя пальцами. — С удовольствием бы, но ничего не поделаешь, нельзя.

Вид при этом у него был самый простецкий. Заправский водитель автомашины, да и только. Душа-парень, вспыльчивый, но отходчивый, и, самое главное, смелый!

И Ибрагим одобрительно оскалился. Его худое, выбритое до синевы лицо напоминало довольную мину плотоядного зверя, уверенного в том, что добыча не ускользнет: своенравный ягненок сам пожалует в клетку в назначенное время.

Трудно! Страшно трудно было Мезенцеву играть роль рубахи-парня, охотно отвечающего согласием на преступный замысел. Игорь больше не пытался узнать у Ибрагима, в чем заключается дело, в котором он должен участвовать. Нельзя было натягивать нить до предела, она могла порваться. Важно то, что теперь преступление можно предупредить, а его участники будут арестованы. Участники. Но ведь и Рашид в их числе. Его друг, товарищ детства, милый и честный человек. Но честный ли? Еще недавно Мезенцев никогда не задал бы себе подобного вопроса. Вопрос был бы по меньшей мере странным, если не смешным. Рашид — пьяница, преступник! Да могло ли случиться такое на самом деле? Может быть, в последнюю встречу, когда Игорь заметил в глазах Рашида страх, может быть, в этот момент следовало остановить друга, попросить его рассказать обо всем честно. Игорю теперь ясно, что Рашид был в очень затруднительном положении, когда Ибрагим потребовал достать машину. Выдав Мезенцева за водителя, он связал себя обещанием поговорить с Игорем. Ну, и поговорил бы, сказал бы обо всем открыто! А может быть на душе Рашида лежит преступление? Отсюда и страх, отсюда и ложь, грубость, стремление выпить, чтобы заглушить мятущуюся совесть?

— О, черт! — почти вслух бросил Игорь, шагая в направлении к своему дому. — Голова кругом идет, не знаешь, как и поступить.

Но он знал, как следует поступить в данном случае работнику уголовного розыска. Он немедленно доложит своему начальнику отделения о готовящемся преступлении. Он назовет имена Ибрагима Валиева и Ирины Скворцовой, он назовет и имя своего друга Рашида Камилова. Но прежде он должен все рассказать отцу. Отец мудр, справедлив, он поможет сыну перебороть сомнения, укрепит в нем решение в правильности сделанного вывода.

В тот момент, когда он открывал дверь своей квартиры, подумал еще раз с надеждой: найдет ли в себе силы Рашид, чтобы придти к нему, рассказать обо всем честно? Подумал, но ответить не смог. Впервые в жизни Игорь не знал, как поступит его лучший друг!

Они сидели друг против друга, задумавшись, оба опечаленные — молодой лейтенант и убеленный сединами подполковник в отставке, бывший начальник отдела уголовного розыска.

Отец сказал:

— Времени терять нельзя, звони в управление.

Он не договорил, телефонный звонок прервал его на полуслове. Игорь поднял трубку. Он слушал молча, а лицо его при этом сделалось вначале тревожным, потом радостным. Бросив короткое: «Сейчас выезжаю», Игорь положил трубку и не в силах сдержать себя, порывисто обернулся к отцу. Сказал торжествующе:

— Рашид сидит в кабинете майора Ахрарова. Он дает показания!

VII. ГОЛУБАЯ МЕЧТА ИРИНЫ СКВОРЦОВОЙ

Рашид вышел от Ирины в полдень, часов за шесть до прихода Игоря. Впервые за эти тревожные дни юноша почувствовал себя собранным и спокойным. Он решил твердо и бесповоротно, что ему следует найти Мезенцева и признаться во всем. Это решение пришло к нему утром после долгой и бессонной ночи в доме Ирины. В эту ночь она поведала ему о своей голубой мечте.

Перед этим Ирина необычно много пила. С того момента, как Рашид прибежал к ней, взвинченный до предела после бурного разговора с матерью и колкой беседы с Игорем, и заявил, что останется жить у нее, Ирина Скворцова ответила согласием, проявила шумную радость, предложила отпраздновать столь важное событие.

Пили коньяк: у Ирины в запасе оказалось несколько бутылок. Закусывали лимонами, которые в последний свой приход преподнес в подарок Виктор, а также шоколадными конфетами и фруктами. Ели мало: не хотелось, видно от того, что оба были сильно взволнованы.

Ирина прежде курила очень мало. А тут она словно задалась целью не выпускать сигарету изо рта. Задумчиво выпуская колечки дыма, она глядела не отрываясь на Рашида, глядела без улыбки, почти мрачно. В сердце юноши вдруг зародилось щемящее чувство тревоги, то самое, что охватило его в первую встречу с Ибрагимом и Виктором. Поначалу Рашид даже усмехнулся: «Чего это я?» Но интуиция подсказала: «Должно произойти необычное, Ирина что-то задумала». Промелькнула мысль: «Правильно ли я поступил, уйдя из дому?» Он страшным усилием воли постарался заглушить волнение и тоску по дому, избавиться от непонятной тревоги, закравшейся в душу. Рашид ответил Ирине долгим взглядом, улыбчивым, но твердым, точно говоря: «Перестань быть мрачной, сделайся снова веселой и нежной!»

В понедельник вечером пришли Ибрагим и Виктор. Валиев из-за сильной худощавости предпочитал носить даже в жаркое время костюмы. На Викторе были надеты импортная рубашка навыпуск и серые, отутюженные брюки без манжет. Оба были трезвы, холодны и серьезны.

— А я вас ждала с утра, ведь сегодня ваш выходной день, — сказала Ирина, щуря глаза и дымя сигаретой.

Ибрагим молча сел на диван, повел тяжелым взглядом в сторону Рашида. Виктор по своей природе более живой не выдержал:

— О-ля-ля! Наш друг Рашид видно фундаментально прижился у Ириночки?

Ирина брезгливо передернула плечом, сухо кивнула Виктору: садись.

— Рашид живет у меня, он ушел из дома. Надеюсь вопросов больше не будет? — она произнесла эти слова таким категорическим тоном, что Виктор осекся, удивленно моргнув. А Ибрагим, подняв глаза на Ирину и успев за короткие секунды оценить происходящее, только кивнул, давая благословение на решение своей помощницы.

— Иринка! У Ибрагима родилась богатая идея! — воскликнул Виктор, отбросив зависть и заранее радуясь той большой добыче, которую удастся захватить. Он усиленно подышал на перстень, протер его салфеткой, лежащей на столе. — Ну-ка, коллега, брызни нам коньячку, — он с ласковой наглостью посмотрел на Рашида.

Выпив и сильно сморщившись от дольки лимона, Виктор оживленно обратился к Ибрагиму:

— Кто будет говорить?

— Помолчи! Я расскажу сам.

Ибрагим щелкнул серебряным портсигаром, достал сигарету, не спеша закурил. Сделав несколько затяжек, повернулся в сторону Ирины:

— На улице Пролетарской, что за университетом, живет Арам Манучарьянц. Ты его видела однажды, помнишь? Он когда-то председательствовал в артели, потом работал у нас в райпищеторге, сейчас заведует парикмахерской в новой бане. Денег и драгоценностей у него, по меньшей мере, мешок. Его делами не раз интересовалась милиция, делала обыск в доме, но ничего не находила. И только потому, что Манучарьянц или чувствовал, что вот-вот нагрянет беда, или его предупреждали, но он всегда вовремя переправлял свои «трудовые» накопления к родственникам и друзьям.

Сейчас деньги и золото у него в доме. Это я выяснил точно. Проникнуть в квартиру невозможно: всегда кто-то остается дома, — жена, мать или сестра, вдобавок ко всему есть свирепый и огромный пес, признающий только своих. И все же существует возможность отобрать у Манучарьянца его тысячи. Он сам преподнесет их нам, — Ибрагим для эффекта замолк на полуслове, остановив взгляд на Ирине, — как ты в этом случае говоришь?

— На блюдечке с голубой каемочкой, — лениво усмехнувшись ответила Ирина вроде бы равнодушным голосом, но в глазах ее уже неприкрыто засветились интерес и любопытство.

— Ах, как хорошо! — мечтательно воскликнул Виктор. — На блюдечке, нет, не на блюдечке, а на огромном салатном блюде, доверху заполненном дореволюционными золотыми десятирублевками! Сила!

Ибрагим повел пальцами, что означало: помолчи. Сказал:

— Остановка за машиной. Нужен легковой автомобиль.

— На какой машине ездит твой дружок, что с тобой на озере был? — Ибрагим задал этот вопрос Рашиду и уставился на него не мигая.

— На «Волге», — Рашид произнес первое, что пришло в голову. Он вспомнил, что сам поведал Ирине про Игоря — студента и шофера. А она передала это Ибрагиму.

Сказал и осекся. Что делать дальше? Сказать бандитам, что Игорь Мезенцев вовсе не студент, а работник уголовного розыска? Да, но тогда ему не выйти отсюда, с Ибрагимом шутки плохи. У него, вероятно, есть оружие, Ирина как-то обмолвилась об этом. Остается другое: лгать дальше и по возможности убедить главаря, что с Игорем связываться не следует.

— Я думаю, Игорь не пойдет на это! — Рашид попытался произнести фразу как можно решительнее, но голос его дрогнул.

— Завтра вечером приведешь его сюда, — тоном приказа бросил Ибрагим, и, как ни в чем ни бывало, начал развивать дальше свою идею...

Ирина одобрила замысел. К тому же ей отводилась в деле самая безопасная роль: она должна была сидеть в парикмахерской, ожидая очереди в дамский зал, и если Манучарьянц почему-либо решит выйти на улицу, то заинтриговать его, заставить обратить на себя внимание, задержать на недолгое время. То, что Манучарьянц попадется на удочку, не вызывало сомнения, он отчаянный женолюб и не пропустит мимо ни одну красотку.

Ибрагим пожаловал к Ирине на следующий день к вечеру. Не увидев Игоря, он еще больше помрачнел и свирепо взглянул на Рашида.

— Я не нашел его, — торопливо ответил юноша, — но передал отцу, что приду к нему завтра. Честное слово! — клятвенное заверение вырвалось у него из горла буквально против воли. Он до ужаса боялся этого человека.

Умиротворительницей в данном случае опять выступила Ирина. Она не скрывала от Рашида, что и сама побаивается своего бывшего любовника, но ее женское обаяние и душевная нежность пока еще оказывали на главаря тормозящее действие в разгар частых гневных вспышек. Так и на этот раз она решила отвлечь внимание Ибрагима на себя. Нежно усадила его на диван и, наполнив бокал коньяком, она, кокетливо и обворожительно улыбаясь, стала убеждать Валиева, что он зря волнуется, что Рашид сдержит слово и завтра Игорь будет у них.

Ибрагим не стал пить. Поставил бокал на стол и предупредил:

— Если и завтра будет то же самое, я с тобой поговорю по-другому.

И тут Рашид снова в который раз взглянул на себя со стороны, и таким он показался себе неприглядным, слюнтяем, опустившимся до положения раба, до положения побитой, дрожащей собачонки, что не мог сдержать гневного взгляда. Хорошо, что в этот момент Ибрагим поднялся с дивана, повернулся к Рашиду спиной. Лицо юноши видела только одна Ирина, и она бросилась к Рашиду, хохоча и нервно обнимая его.

Ибрагим вышел не попрощавшись, хлопнув дверью. Ирина поспешила вслед, чтобы проводить его.

Вернувшись, она укоризненно покачала головой:

— Ты не осторожен, Рашид. Разве можно так открыто показывать свою ненависть.

Он ответил, сжав кулаки и нагнув голову:

— Хватит с меня, не хочу быть трусом. Если бы не ты, я избил бы его до полусмерти!

Ирина резко взмахнула руками:

— Не говори этого! Ибрагим очень силен, несмотря на худобу. И потом у него есть оружие. Он бы выстрелил в тебя, ты понимаешь это? — Она говорила торопливо, лихорадочно, чуть ли не со слезами на глазах. Она не могла сидеть на месте, то и дело вставала, ходила по комнате.

— Рашид, ты очень любишь меня? — вдруг спросила Ирина, остановившись перед Рашидом. — Помнишь, ты сказал, что пойдешь за мной на край света. Это правда, ты клянешься?

Рашид, вскинув голову, посмотрел снизу вверх на ставшее серьезным в это мгновение лицо Ирины. Как он ее любил! Не в силах сдержать себя, он стал лихорадочно целовать ее, шепча в каком-то исступлении: «Я пойду за тобой, куда ты хочешь! Но только с тобой... без них... без него!»

— Успокойся, милый, все будет хорошо. Скоро мы расстанемся с Ибрагимом и Виктором, они не понадобятся нам никогда... Ты удивлен, ты не можешь понять, как это устроится? Неужели ты думаешь, что я так легковерна и что идеями Ибрагима мы будем кормиться всю жизнь. Как бы ни осторожно мы действовали, как бы ни были ловки, расплата придет.

— Не тревожься, в этот раз нам ничего не грозит, Манучарьянц настолько погряз в жульнических махинациях, что лишившись своих денег, он останется нем, как рыба. Но когда мы получим свою долю, мы распрощаемся с нашими «друзьями». Хватит, надо начинать новую жизнь.

Ирина опустилась у ног Рашида на низкую скамеечку положила голову ему на колени и, выждав с минуту, стала смотреть ему в глаза, словно что-то читала в них, искала в самой их глубине и, найдя этот ответ, нежно и благодарно погладила своими тонкими пальцами его большие сильные руки.

— Скажи мне, ты доволен своей жизнью? Я спрашиваю о жизни, которую ты вел до знакомства со мной. Ты задумывался о том, что ждет тебя впереди. Станешь учителем, потом через много лет может быть займешь место директора школы. Женишься, народишь двух или трех детей. Так пройдет время до пенсии, а потом ты сядешь за свои воспоминания, будешь учить уму-разуму начинающих педагогов. Вот и вся твоя жизнь.

Поначалу удивлению Рашида не было границ. Он пытался спорить, пытался доказывать, что любую профессию и человеческую мечту можно в сатирически-желчном пересказе опошлить до крайности. Но Ирина в ответ только снисходительно улыбалась, насмешливо щурила свои огромные глаза и покачивала головой, словно говоря: «Как ты наивен, как мало тебе надо, чтобы чувствовать себя счастливым».

И Рашид, наконец, понял, что мысли Ирины не случайны, что ее вопросы имеют дальний прицел, что она прощупывает его, с нетерпением ожидая того ответа, который ей нужен.

Как наивны были его мечты, что удастся уговорить Ирину не идти на новое преступление, порвать навсегда с Ибрагимом и Виктором. И еще он убеждал себя в душе, что, принимая в первый раз участие в ограблении, не ведая этого, он во второй раз ни за что не согласится. Считал даже, что своим твердым отказом отрезвит Ирину, напугает Валиева и тот отступится от него, поверит, что Рашид останется нем, как рыба.

Теперь его хотят сделать вором, сознательно втягивают в преступление, он связан по рукам и ногам, он не находит в себе силы не только отказаться, но даже произнести слово «нет!» А Ирина? С какой зачарованной жадностью следит она за тем, как реагирует он на ее откровения, с какой легкостью и азартным блеском в глазах приняла она план бандитского налета. Она успокаивает его, обещает раскрыть свою тайну. Можно ли надеяться на хорошее, верить в то, что все станет на свои места? Нет! То что она сейчас скажет, будет еще страшнее, еще ужаснее.

Но как ни велико было волнение Рашида, как ни тошнотворно чувство страха, он сумел не выдать себя. Рашид точно захватил сильными пальцами свое трепещущее сердце, сжал его намертво, чтобы ни единый судорожный толчок не выдал тревоги, приказал себе в который раз: «Слушай! Познай все до конца».

Ирина почти уверилась в том, что Рашид сломлен ее убедительными примерами, последует за ней туда, куда вот уже в течение многих лет она рвалась. Куда же ей хотелось попасть? Чтобы не томить читателя, раскрою секрет сразу — за границу.

Не надо делать удивленных глаз и восклицать: «Как же так, ведь она советский человек, родилась и выросла на нашей земле?!» В данном случае здесь больше подходит изречение легендарного Козьмы Пруткова: «Смотри в корень». А корни у Ирины Скворцовой были сильно подгнившие. Мать ее, как уже известно, любящая больше всего на свете деньги, заразила душу дочери стяжательством. «Только деньги могут принести человеку счастье!» — повторяла она не раз, пересчитывая жадными пальцами ассигнации, полученные за шитье «на сторону». Дочь впитывала эти слова и жесты как губка, убеждения матери становились ее собственными убеждениями. От своей родительницы она училась глядеть с презрительной холодностью на людей, живущих только на зарплату и проявлявших бурную радость по поводу получения премии.

Ну, а отец Ирины, кем он был? Сапожником, сильно пьющим человеком, невоздержанным во хмелю на слова. Это и привело его со временем на скамью подсудимых в 1937 году, в том самом году, в котором родилась Ирина. Он получил десять лет и был отправлен из Киева в лагерь заключенных, в одну из центральных областей России. Во время войны отец Ирины попал к немцам, был ими обласкан и назначен начальником полиции в небольшом районном центре под Киевом. Когда судьба в виде фашистской свастики облекла его властью, он принялся жестоко преследовать патриотов. Ему удалось благополучно бежать, затесавшись в густые колонны отступавших гитлеровцев. Впоследствии он осел то ли в ФРГ, то ли еще в какой-другой стране и доживал дни на награбленные у мирных советских граждан ценности, тщательно скрывая от людей свое страшное прошлое.

Года через два после окончания войны мать Ирины из каких-то темных источников получила весточку от мужа. «Живу, хлеб жую, не жалуюсь, — сообщал он. — Авось, когда-нибудь удастся встретиться, вас к себе вызвать». И на этом все, больше от фашистского прихвостня не было ни слуху ни духу. Но мать, убежденная в том, что муж ее благоденствует в буржуазном мире, остро завидовала его судьбе, тем самым культивируя уродливое чувство зависти к призрачному капиталистическому счастью в душе дочери, тогда еще подростка. Так и выросла Ирина, не с белой и чистой душой, а с серой, шероховатой, в трещинах которой гнездились поры зависти ко всему, что оттуда. Би-би-си, Голос Америки, рассказы случайных знакомых, с оживлением и похотливым блеском в глазах, повествующих о том, что там не жизнь, а рай земной, лишь бы были деньги, закончили духовное формирование Ирины Скворцовой.

Мысли ее после этого начали работать уже в другом направлении. Мечта должна осуществиться — так решила она. Решила еще в Киеве, стремясь за несколько лет упорной работы «налево» скопить солидную сумму, а затем выехать в составе туристской группы в страны народной демократии. Там проще-простого будет попасть в одно из иностранных посольств и попросить убежища. Возникал вопрос: стоило ли заводить связи с «валютчиками», чтобы обменять советские рубли на доллары и фунты стерлингов? Хорошо, если попадутся «честные» люди, не подсунут фальшивок? Впрочем, можно ехать и с советскими деньгами, в посольстве не откажутся от них, с охотой поменяют на свои. Ирина хорошо понимала, куда попадут эти деньги: в разведывательные органы враждебного нам государства. Но ей до этого не было никакого дела, она считала, что для достижения личного счастья все средства хороши.

Она вскоре убедилась, что заработки частной портнихи слишком малы, чтобы скопить за короткий срок нужную сумму. Ну, например, 10 000 рублей! По курсу золотом Ирина намеревалась получить там, за рубежом, столько же или даже больше в долларах. Достаточно для того, чтобы открыть собственный салон дамских мод, нанять мастериц и впоследствии поставить дело на широкую ногу. Она была уверена в своих вкусах и способностях.

Вскоре на ее пути встретился Ибрагим: «Вот, кто мне нужен! — сказала себе Ирина, покоренная его широкими планами по добыче денег. — Вот, с помощью кого я добьюсь исполнения своей мечты».

Теперь она имела столько денег, сколько намеревалась собрать для исполнения задуманного. И как хорошо, что в нее влюбился бедный студент, красивый юноша, готовый ради любви пожертвовать собственными планами и мечтами.

«Уходить надо вместе с Рашидом! — эта мысль родилась у Ирины несколько дней назад. — Мы поедем в составе студенческой туристской группы. Препон в данном случае не будет, таможенный досмотр пройдет поверхностно. А там, как говорится, что бог даст. Удастся влюбить в себя богатого дельца, фабриканта, банкира, известного архитектора, писателя или просто рантье, живущего на проценты с солидного капитала, тогда «зеленого друга» можно будет попросить покинуть ее дом, выдав ему небольшую подачку. Пусть пробивает себе дорогу сам, в противном случае, пусть слезно молит советское посольство разрешить ему вернуться к любимой мамочке и продолжать занятия в своем пе-да-го-ги-че-ском институте».

Нет, все же до удивления приятно и радостно постепенно опутывать душу человека, не раскрывая своих помыслов до конца; знать, что ты умнее, хитрее и удачливее во всем, добьешься всего, чего захочешь.

Но единомышленник ли Рашид? Ирина считала, что да. Об этом говорило безрассудное чувство к ней, частые согласные кивки в ответ на ее вопросы. Но Ирина, при всей своей хитрости и изворотливости, не могла до конца распознать своего возлюбленного. Узнав его мысли, она взмолилась бы на коленях: прости, не выдавай, я все выдумала! Взмолилась бы и пожалела, что не дала разгореться ярости Рашида в тот момент, когда Ибрагим собрался уходить. Тогда все было бы кончено. Пусть убийство, кто о нем узнал бы. Тетка не выдаст, хотя она и не в курсе Ирининых дел. Старухе не следует знать, и она действительно не знает, что ее племянница и двое ее старых друзей — грабители, воры, преступники. Тетка по своей наивности принимает Ибрагима и Виктора за давних ухажеров Ирины. Но даже если бы случилось страшное, старуха замкнула бы рот на замок. Кроме племянницы у нее никого нет, и она согласится лучше принять смертные муки, чем позволить причинить боль Ирине.

Утром Рашид проснулся поздно и, открыв глаза, не увидел рядом Ирины. Ее голос доносился из сада, она разговаривала с теткой и чему-то звонко смеялась. Рашиду не надо было припоминать событий прошедшей ночи, они, точно отпечатанные на белом гладком листе бумаги, полностью сохранились в памяти. Ирину видеть он не хотел. Неуверенность, страх и непонятная сумасшедшая страсть вдруг испарились в нем, оставив в душе горький осадок. Если бы она сейчас вошла в комнату и приласкалась к нему, он оттолкнул бы ее, а может быть, даже ударил.

Еще ночью, слушая разглагольствования Ирины, он вдруг с трезвой ясностью вспомнил о последнем письме отца. Свернутый треугольником пожелтевший от времени конверт, с торопливо набросанными карандашом полустершимися строчками...

«Сотни тысяч людей, в том числе и мой отец, отдали жизнь за ту землю, на которой я живу. Отдали за наше счастье и свободу! А она, что говорила она — дочь предателя, полицая, убийцы. Да, я ее любил! Любил, зная, что Ирина воровка, стяжательница, мещанка. Но я не представлял, до какого морального уродства дошло ее мышление, насколько цинична и грязна она в своих помыслах».

Рашид «проснулся». То, что привиделось, не исчезло, а, наоборот, приняло еще более уродливые размеры, контуры которых расплывались в трагической темноте. Мысль о том, что долг должен быть исполнен, в нем все больше крепла. И юноша, почувствовав себя словно освобожденным от тяжелых цепей рабства, вздохнул с облегченьем: он прошел испытание, теперь ему предстояло сдать экзамен людям, простым советским честным людям — матери, Игорю, Капитонычу и всем другим, верящим в него и борющимся за то, чтобы правда победила ложь.

Теперь уже ему не составляло труда скрывать свои чувства. Он вышел на веранду, сел за стол. Слушая веселую речь Ирины, отвечал улыбчивыми взглядами на ее взгляды, а потом, прощаясь, сказал:

— Сегодня обязательно найду Игоря и приведу сюда. Но ты обещаешь мне, что после этого мы останемся только вдвоем. Навсегда, навечно!?

— Да, да! Мой дорогой, мой любимый, мой сильный! Не только обещаю, но и клянусь. Клянусь дочуркой, моей Танечкой!

Он еле сдержался, чтобы не крикнуть ей: «Ты лжешь! В твоих словах нет ни капли правды!» А сдержавшись, сумел заставить себя улыбнуться, ответить на прощальный поцелуй Ирины.

Рашид позвонил Игорю на работу, но ему сказали, что лейтенанта Мезенцева нет. Когда будет? Возможно, попозже.

Рашид набрал номер телефона квартиры Мезенцевых. Трубку поднял отец. Юноша, изменив голос, спросил, дома ли Игорь. Петр Степанович ответил: «На работе... А кто спрашивает?» Но до Петра Степановича донеслись короткие гудки отбоя.

Камилов ждал друга, сидя в скверике, неподалеку от городского управления охраны общественного порядка. Рашид купил газету, но ему не читалось, он через Каждые 5—10 минут с нетерпением посматривал на часы. Он звонил Игорю еще три раза, но безрезультатно. В конце концов тот, кто отвечал на вопросы Рашида, спросил: «Кто говорит?». Юноша, вдруг решившись, произнес твердо:

— Его друг, Рашид Камилов. У меня очень важное дело. Я хочу рассказать о готовящемся преступлении!

— Я жду вас, — ответил глуховатый голос. — Пройдите в управление, на второй этаж, комната номер 93 к майору Ахрарову.

VIII. АФЕРА НЕ СОСТОЯЛАСЬ

Понедельник последней недели июля выдался на редкость жарким. С самого раннего утра немилосердно палило солнце, прохожие обливались потом, вставали в длинные очереди у автоматов с газированной водой. Игорь вел по шумным улицам светло-кремовую «Волгу», то и дело обтирая носовым платком липнувшие к скользкой баранке пальцы. Еще учась в школе милиции, он с успехом сдал экзамен и получил любительские права. Встреча с Ибрагимом и Виктором была назначена ровно в десять утра у здания университета, с обратной стороны улицы Коммунаров, где в доме № 17 жил Арам Манучарьянц. Рашид сидел сзади, внимательно глядя вперед, перебрасывался с другом незначащими фразами.

Накануне вечером в кабинете начальника отделения уголовного розыска города майора Ахрарова было обговорено все до мелочей. С девяти утра каждый из оперативных работников дежурил на своем участке. Один из них сидел в кафе напротив бани, ни на минуту не выпуская из виду Ирину Скворцову, занявшую очередь в дамский зал, хвост которой выходил на тротуар. Четверо других, в том числе майор Ахраров, ожидали грабителей, сидя в двух легковых автомашинах, притулившихся к зданию Министерства строительства, которое венчало своим пятиэтажным корпусом выход с улицы Коммунаров. Еще трое оперативников расположились в начале улицы, образовав своеобразную очередь около детской молочной кухни. Таким образом, стоило машине с грабителями, ведомой лейтенантом Мезенцевым, подъехать к дому № 17, как она оказывалась блокированной с двух сторон. Чтобы ни случилось, убежать бандитам не удастся: проходных дворов на этом участке нет так же, как нет и низких заборов, через которые легко перескочить, а потом задами через крыши и соседние дворы уйти от преследователей. Все члены оперативной группы были предупреждены: главарь вооружен, увертлив, как угорь и может пойти на все, чтобы спасти свою шкуру. Разумеется, наибольшей опасности подвергался Игорь Мезенцев. В случае малейшего подозрения Ибрагим Валиев, не задумываясь, выпустит ему пулю в затылок. Майор предупредил: «Будь осторожнее, лейтенант! Надо будет стрелять — стреляй!»

— Они! — воскликнул Рашид, увидя у остановки такси Ибрагима и Виктора. «Гангстеры» стояли, облокотившись о красные трубчатые поручни тротуарного ограждения, согласно поглядывая то направо, то налево: Ибрагим как всегда мрачно, а Виктор оживленно. Заметив подъехавшую машину, шагнули к стоянке. Открыв дверцу, Рашид вышел из «Волги», приветливо кивнул «коллегам».

— Иди! — бросил Ибрагим, не ответив на приветствие. — Мы подъедем поближе, вон к тому углу. Как только закончишь разговор, немедленно назад!

— Знаю, — Рашид согласно опустил веки. — Я пошел.

Он двинулся скорым шагом, прошел длинный фасад университетского здания. Рашид не позволил себе бросить даже косой взгляд в сторону Министерства строительства, где выстроилось множество легковых автомобилей разных марок. Но он знал, что сейчас майор Ахраров видит его, ему даже почудился его глуховатый голос: «Смелее, Камилов! Чувствуй себя уверенно!»

На звонок вышла худая высокая женщина с черными, как воронье крыло волосами. Глаза женщины вопросительно смотрели на Рашида, на его юношески чистое лицо, изучающе пробежали по всей фигуре. Рашид нарочно прошел последний квартал как можно быстрее. Он запыхался, постарался придать лицу тревожное, даже испуганное выражение. Оглядевшись предварительно по сторонам, а потом приблизив свои губы чуть ли не к самому носу женщины, проговорил свистящим шепотом:

— Меня прислал дядя Арам. Через полчаса к вам придут с обыском. Немедленно ликвидируйте ценности!

Рашид не ожидал ответа. Он повернулся, сбежал со ступенек и устремился назад. Он услышал, как захлопнулась дверь. Подумал: «Ибрагим рассчитал точно. Сейчас она мечется по квартире, вынимает из тайников деньги!»

Ибрагим сидел в автомобиле рядом с Игорем, курил, жадно затягиваясь и не произнося ни слова. Виктор приник к открытой дверце кабины, широко раскрытыми глазами глядел на приближавшегося Рашида.

— Ну, как!? — бросил Лукьянов, опередив вопрос главаря, дрожа от нетерпения.

— Порядок! — Рашид усмехнулся, весело подмигнув Игорю. Ибрагим бросил сигарету, решительно потер руки.

— Молодец! — сказал он одобрительно. — Оставайся здесь. Как только увидишь, что у нас все в порядке, бегом за Ириной и сразу же к ней домой!

Ибрагим повернулся к Игорю:

— А ты давай поближе. Надо встать так, чтобы видеть парадное.

Прошло около пятнадцати минут. На парадном появилась худая высокая женщина с саквояжем в руке. Вид у нее был испуганный.

Едва только ее ноги коснулись последней ступени лестницы, на мостовой, взвизгнув тормозами, остановилась светло-кремовая «Волга». Из машины вышли двое, в упор глядя на женщину. У нее подкосились ноги, губы беззвучно произнесли что-то... Еще секунду и она в бессилии опустилась бы на асфальт тротуара. Но в этот миг женщину подхватили крепкие руки, а резкий голос Ибрагима прозвучал над ее ухом словно пистолетный выстрел:

— Уголовный розыск! Прошу в машину.

Жена Арама Манучарьянца, а это была она, едва переставляя ставшие ватными, ноги, оглушенная до потери памяти встречей с «работниками милиции», дала усадить себя в машину, не в силах изменить остолбенелого, устремленного в ничто взгляда. До ее сознания сразу не дошел вопрос худого чернявого человека, голос которого отливал стальным звоном:

— А вы взяли свой паспорт и паспорт гражданина Манучарьянца?

На повторенный вопрос она отрицательно мотнула головой, со страхом посмотрела на Ибрагима.

— Капитан Петров, проводите женщину в дом! — Ибрагим бросил это Виктору, и тот резко распахнул дверцу кабины: «Прошу вас».

Она выбралась из «Волги», пошла к крыльцу. В это время Виктор с лисьей ловкостью юркнул назад. Машина, взревев мотором, выпустив густой шлейф дыма, рванулась с места.

Женщина обернулась. Из ее горла вырвался крик! Она нелепо взмахнула руками, но тут же стиснула лицо пальцами, видимо сообразив, что сделалась жертвой аферистов. Бросилась в дом. Ничего этого ни Ибрагим, ни Виктор, ни Игорь не видели. Свидетелями странного поведения жены Арама Манучарьянца оказались трое оперативников, внимательно наблюдавшие из дверей молочной кухни за действиями преступников. Они бегом, со скоростью спринтеров бросились за машиной, зная, что сейчас, сию минуту майору Ахрарову может понадобиться их помощь.

Игорь, проскочив сотню метров до здания министерства, вынужден был резко затормозить. Две «Волги» выехали на дорогу, стремясь развернуться, и загородили путь. Ибрагим крепко выругался, прижимая к животу саквояж. С тротуара навстречу шагнули четверо в штатском. Виктор вдруг всем своим до предела обостренным чутьем понял, что это конец. Он закричал, распластавшись лягушкой на заднем сиденье. Ибрагим толкнул саквояж между ног, а правая рука его метнулась к карману. Но Игорь был начеку, он в мгновение ока зажал локтевым суставом правой руки шею Ибрагима. Валиев захрипел, судорожно задергался. Но, видимо, в его худом, жилистом теле таились недюжинная сила и большой запас хладнокровия. Несмотря на дикую боль в шейных позвонках, Ибрагим сумел раза два или три ударить Игоря каблуком полуботинка по ноге чуть ниже колена. Мезенцев охнул, ослабил хватку. Ладонь Валиева уперлась ему в лицо, а жесткие пальцы проскользнули за щеку между зубами и рванули рот. Игорь вынужден был разжать руку, в это время Ибрагим выхватил из кармана браунинг. Но нажать на спусковой крючок он не успел: майор Ахраров, открыв дверцу, схватил за руку бандита и, применив болевой прием, заставил Валиева позабыть о сопротивлении.

С Виктором Лукьяновым дело обстояло проще. Он как сидел распластавшись и выпучив глаза, так и остался на месте, не в состоянии ни произнести ни слова, ни выдавить из себя даже звука. Двое сотрудников уголовного розыска сели рядом с ним, сжав с двух сторон безвольное тело «гангстера». Ибрагима пересадили в другую машину, майор Ахраров решил конвоировать его лично. Три «Волги», развернувшись, понеслись в сторону городского управления охраны общественного порядка.

Вскоре в отдел уголовного розыска доставили Ирину Скворцову. То, что Рашид ее «предал», она поняла в ту минуту, когда к ним на улице подошел человек и, предъявив удостоверение сотрудника угрозыска, предложил пойти с ним. Ирина вскинула вопросительно-испуганный взгляд на Рашида. Камилов, не дрогнув, кивнул оперативнику и крепко взял Ирину под руку. То же сделал с другой стороны и оперативник. Ирина побледнела, брови ее дернулись, а губы мелко задрожали. Все кончено, ее голубая мечта развеялась, как дым. Пришло возмездие!

Снова, как в то памятное воскресное утро шел на работу Рашид Камилов. Рядом с ним рука об руку шагал Игорь Мезенцев... Друзья весело подмигнули друг другу, улыбнулись и захваченные одним желанием, запели тихо-тихо свою любимую:

Их обгоняли парни и девчата, солидные мужи и статные офицеры. У газетного киоска хвост длинной очереди, вытянувшийся по самой обочине тротуара, удлиняли все новые и новые покупатели. Продавцы папирос еле успевали отсчитывать сдачу. Улицы города представляли собой могучие артерии, в которых, ни на миг не утихая, пульсировала жизнь. Город начал свой обычный трудовой день.

Рашид на секунду приостановился:

— Так ты говоришь, Капитоныч был рад, когда майор позвонил ему и попросил снова взять меня в спасатели?

— Еще бы! Старик знаешь, как за тебя переживал. — Игорь произнес эти слова с сочувствием. — Вся, говорит, команда ждет, когда Камилов вернется. А пропущенные дни будем считать за вынужденный прогул.

Друзья рассмеялись. Жизнь входила в свою обычную колею, и будущее рисовалось в самых радужных красках. У ворот парка-озера Игорь остановился:

— Иди, Рашид. Топай друг. И, смотри, не забудь, сегодня ровно в семь вместе с Хадичой Салимовной ждем вас в гости. Так отец наказал!

Друзья расстались. Игорь Мезенцев пошел к автобусной остановке, а Рашид Камилов миновал в это время ворота парка. Он шагал по центральной аллее, увитой виноградником, и заканчивающейся рябчатой гладью озера, ослепительно сверкавшего на солнце. Там на пристани его ожидал начальник спасательного отряда, старый морской волк, суровый, громкоголосый и добрейший Капитоныч.