Преступления века

КАРЛ И ИЛЬЗА КОХ: Тени в аду

Среди заплечных дел мастеров "третьего рейха" Карл и Ильза Кох выделяются особо. Они заправляли конвейером смерти в концентрационном лагере Бухенвальд, перемоловшем десятки тысяч жизней. Даже их коллегам из СС становилось не по себе, когда фрау Кох хвасталась абажурами, сделанными из человеческой кожи.

Нацисты создали на оккупированной ими территории множество концлагерей, предназначенных для так называемого "расового очищения" Европы. То, что их узниками были дети, инвалиды, старики, совершенно беззащитные люди, не имело никакого значения для садистов из СС. Освенцим, Треблинка, Дахау и Бухенвальд стали сущим адом на земле, где людей систематически травили в газовых камерах, морили голодом, избивали и заставляли работать до изнеможения.

Чтобы воплотить в жизнь бредовые планы Гитлера, требовались исполнители — люди без жалости, сострадания и совести. Нацистский режим создал систему, которая могла произвести их.

Некоторые начальники лагерей, в частности Рудольф Гесс в Освенциме, непосредственно не убивали заключенных и таким образом как бы отгораживались от злодеяний, творимых в лагерях. На суде Гесс гордо заявил о немецкой изобретательности, которая позволяла поддерживать в исполнителях-палачах иллюзию невиновности в содеянном.

Супруги Кох были парочкой, чья изощренность не знала границ. Эти двое — комендант лагеря и его жена, которая проводила вечера за изготовлением абажуров из татуированной человеческой кожи, воплощали в жизнь суть гитлеровской идеи.

Переезд Ильзы Кох в Бухенвальд из Саксонии, где она родилась в 1906 году и до войны работала библиотекарем, еще не дает ответа на то, что превратило обыкновенную женщину в зверя. Дочь чернорабочего, она была прилежной школьницей, любила и была любима, пользовалась успехом у деревенских парней, но всегда считала себя выше других, явно преувеличивая свои достоинства. И когда ее эгоизм объединился с амбициями эсэсовца Карла Коха, скрытая извращенность. Ильзы стала явной.

Они познакомились в 1936 году, когда система концентрационных лагерей уже охватила всю Германию. Штандартенфюрер Карл Кох служил в Заксенхаузене. У Ильзы была любовная связь с шефом, и она согласилась стать его секретарем.

Карл родился, когда матери было 34 года, а отцу, правительственному чиновнику из Дармиггадта, — 57. Родители поженились через два месяца после рождения сына. Отец умер, когда мальчику исполнилось восемь лет. Будущий комендант концлагеря учился плохо. Вскоре он ушел из школы и поступил работать посыльным на местную фабрику.

Когда юноше исполнилось семнадцать лет, он записался добровольцем в армию. Первая мировая война уже полыхала в Западной Европе. Однако вмешалась мать, и с призывного пункта его вернули домой. В марте 1916 года, в возрасте девятнадцати лет, ему все-таки удалось попасть на фронт.

Новобранец досыта нахлебался окопной жизни на одном из самых напряженных участков Западного фронта.

Война для Карла Коха закончилась в лагере для военнопленных, и, как многие другие, он наконец вернулся в разгромленную, озлобленную Германию.

Бывшему фронтовику удалось неплохо устроиться. Получив пост банковского служащего, он в 1924 году женился. Однако через два года банк лопнул, и Карл остался без работы. Одновременно расстроился и его брак. Молодой безработный нашел решение своих проблем в нацистских идеях и вскоре уже служил в СС.

Судьба не единожды сталкивала его с командиром подразделения "Мертвая голова" Теодором Эйке, одним из активных участников создания первых концентрационных лагерей.

Эйке высоко оценил Коха, написав о нем в 1936 году, когда тот возглавил лагерь в Заксенхаузене: "Его способности выше средних. Он делает все для торжества национал-социалистских идеалов".

В Заксенхаузене Кох даже среди "своих" приобрел репутацию отъявленного садиста. Тем не менее именно эти качества помогли ему завоевать сердце Ильзы. И в конце 1937 года состоялась брачная церемония. Счастливая пара объединила свои усилия на службе дьяволу.

Садистские наклонности Коха не замедлили проявиться, как только он приступил к исполнению своих обязанностей. Комендант лагеря получал огромное удовольствие, стегая заключенных бичом, по всей длине которого были вставлены кусочки бритвы. Он ввел в обиход тиски для пальцев и клеймение каленым железом. Эти средневековые пытки применялись за малейшие нарушения лагерных правил.

Начальство главного управления безопасности рейха, поощряя систему концентрационных лагерей, выдвинуло кандидатуру Коха на повышение. В 1939 году ему было поручено организовать концентрационный лагерь в Бухенвальде. На новое место службы комендант отправился вместе с женой.

Бухенвальд считался "исправительным" лагерем, как и все его предшественники. Предназначение лагеря изменится к середине войны, когда гитлеровская программа уничтожения людей будет окончательно введена в действие.

Впоследствии Бухенвальд, как и Освенцим, имел двойное назначение. Тех, кто был болен, слаб или слишком мал, чтобы работать, сразу отправляли на смерть. Тех, кто казался подходящим дня работы на рейх, заставляли трудиться в нечеловеческих условиях на производящей вооружение фабрике по соседству с лагерем. Скудный рацион и непосильный труд неизбежно приводили узников к смерти.

В то время как Кох упивался властью, наблюдая за ежедневным уничтожением людей, его жена испытывала еще большее удовольствие от мук заключенных. В лагере ее боялись больше самого коменданта.

Садистка обычно прохаживалась по лагерю, раздавая удары плетью любому встречному в полосатой одежде. Иногда брала с собой свирепую овчарку и приходила в восторг, натравливая собаку на беременных женщин или узников с тяжелой ношей. Неудивительно, что заключенные прозвали Ильзу "сукой Бухенвальда".

Когда измученным вконец узникам казалось, что уже не существует более страшных истязаний, садистка изобретала новые зверства. Она приказывала заключенным мужчинам раздеться. Те, у кого не было татуировки на коже, Ильзу Кох мало интересовали. Но когда она видела на чьем-то теле экзотический узор, в глазах садистки вспыхивала плотоядная усмешка. А это означало, что перед ней — очередная жертва.

Позже Ильзу Кох прозвали "фрау Абажур". Она использовала выделанную кожу убитых мужчин для создания разнообразной домашней утвари, чем чрезвычайно гордилась. Наиболее подходящей для поделок она находила кожу цыган и русских военнопленных с наколками на груди и спине. Это позволяло делать вещи весьма декоративными". Особенно Ильзе нравились абажуры.

Один из узников, еврей Альберт Греновский, которого заставили работать в патологоанатомической лаборатории Бухенвальда, рассказывал после войны, что отобранных Ильзой заключенных с татуировкой доставляли в диспансер. Там их убивали, используя смертоносные инъекции.

Был только один надежный способ не попасть "суке" на абажур — изуродовать себе кожу или умереть в газовой камере. Некоторым и это казалось благом.

Тела, имеющие "художественную ценность", доставляли в патологоанатомическую лабораторию, где их обрабатывали спиртом и аккуратно сдирали кожу. Затем ее высушивали, смазывали растительным маслом и упаковывали в специальные пакеты.

А Ильза тем временем совершенствовала свое мастерство. Из кожи заключенных она стала шить перчатки и ажурное нижнее белье. "Татуировку, украсившую трусики Ильзы, я видел на спине одного цыгана из моего блока", — рассказывал Альберт Греновский.

По-видимому, изуверские развлечения Ильзы Кох сделались модными среди ее коллег в других концентрационных лагерях, которые множились в нацистской империи как грибы. Для нее было удовольствием переписываться с женами комендантов других лагерей и давать им подробные инструкции, как превратить человеческую кожу в экзотические переплеты книг, абажуры, перчатки или скатерти для стола.

Это людоедское "ремесло" не осталось не замеченным властями. В конце 1941 года супруги Кох предстали перед судом СС в Касселе по обвинению в "чрезмерной жестокости и моральном разложении". Пытки и убийства были для эсэсовцев нормальным явлением. Но получать от этого удовольствие лицемерная нацистская Фемида считала "безнравственным". Крестоносцам "третьего рейха" не хотелось публично выступать в роли садистов. Разговоры об абажурах и книгах просочились из лагеря и привели Ильзу и Карла на скамью подсудимых, где они должны были держать ответ за "превышение власти".

Однако в тот раз садистам удалось избежать наказания. Суд решил, что они стали жертвой оговора со стороны недоброжелателей. Бывший комендант некоторое время был "советником" в другом концентрационном лагере. Но вскоре супруги-изуверы вновь вернулись в Бухенвальд. И только в 1944 году состоялся суд, на котором садистам не удалось уйти от ответственности.

Карл Кох предстал перед военным трибуналом по обвинению в убийстве эсэсовца, который неоднократно жаловался на наглые вымогательства со стороны коменданта лагеря. Обнаружилось, что большая часть награбленных ценностей вместо того, чтобы поступить в сейфы рейхсбанка в Берлине, осела в виде астрономических сумм на секретном счете супругов Кох в швейцарском банке.

Карл Кох вырывал у мертвых золотые коронки, у живых отнимал драгоценности, обручальные кольца и деньги, которые они пытались спрятать в одежде. Таким образом комендант лагеря рассчитывал обеспечить свое послевоенное благосостояние. Кох был преданным нацистом, но еще более он был предан себе и понимал, что Германия проигрывает войну. Комендант Бухенвальда не собирался погибать вместе с "третьим рейхом". Но он не учел одного: не пытки и убийства, а воровство являлось в глазах высших чинов СС самым тяжким преступлением.

Нацисты отыскали пастора, который должен был дать показания против Коха на заседании трибунала. Свидетеля держали под бдительной охраной в тюрьме. Непостижимо, но он был найден убитым в своей камере за день до судебного заседания. Но эта смерть означала конец и для подсудимого Карла Коха: во внутренностях пастора при вскрытии был обнаружен цианистый калий, и стало ясно, кто и почему убил свидетеля.

Кох, обвиненный еще и в убийстве пастора, был приговорен к смертной казни. Закрытый трибунал СС заслушал судью Конрада Моргена, который, получив полномочия от Гиммлера, ездил в Бухенвальд для установления виновности коменданта в кражах. Он обнаружил свидетельства многочисленных преступлений обвиняемого. Была найдена крупная сумма денег, спрятанная у Коха под кроватью, — эти деньги он "реквизировал" у заключенных. Бывший комендант умолял, чтобы ему дали шанс искупить вину в штрафном батальоне где-нибудь на Восточном фронте. Эта просьба была отклонена.

Репутация Коха оказалась ниже предела, допускаемого даже нацистской "моралью". И в холодное апрельское утро 1945 года, буквально за несколько дней до освобождения лагеря союзными войсками, Карл Кох был расстрелян во дворе того самого лагеря, где он совсем недавно распоряжался тысячами человеческих судеб.

Овдовевшая Ильза была виновна в неменьшей степени, чем ее муж. Многие заключенные считали, что Кох совершал преступления под дьявольским влиянием своей жены. В глазах же СС вина ее была незначительна. Садистку освободили из-под стражи.

Тем не менее она не вернулась в Бухенвальд. Незадолго до окончания войны преступница уже находилась на родительской ферме рядом с Людвигсбергом.

Но ее имя не было забыто теми, кто выжил. Известный американский радиокомментатор Эдвард Мэрроу потряс слушателей рассказом о том, что он увидел, когда союзные войска освободили Бухенвальд: "Мы достигли главного входа. Заключенные сгрудились за колючей проволокой. Едва мы миновали ворота, как вокруг меня собралась толпа людей, которые пытались дотронуться до меня. Они были в лохмотьях. Смерть уже дохнула на них, но они улыбались одними глазами. Когда я добрался до бараков и вошел в один из них, то услышал слабые аплодисменты узников, уже неспособных подняться с нар. Я вышел во двор. Один человек на моих глазах упал замертво. Люди представляли собой скелеты, обтянутые кожей… Дети цеплялись за мои руки и смотрели на меня как на чудо. Мужчины подходили и пытались заговорить со мной. Здесь были люди со всей Европы. Многие больные вообще не могли двигаться. Я спросил о причине смерти упавшего человека. Врач сказал: "Туберкулез, голод, физическая усталость и полная утрата воли к жизни".

Умоляю поверить в то, что я рассказал о Бухенвальде. Но это только маленькая часть огромной правды, которую мир будет постигать долгие годы".

Генерал Эйзенхауэр приказал, чтобы 80-я дивизия, освобождавшая Бухенвальд, увидела страшную картину своими глазами. "Они, может быть, не знали, за что воевали, — заметил он, — но сейчас, по крайней мере, видят, против чего стоит бороться".

Американцы пытались постигнуть смысл такого массового истребления людей. Тем, кто принимал в этом активное участие, не пришлось долго оставаться в тени. В дни, последовавшие за освобождением Бухенвальда, постоянно всплывали два имени.

После крушения "третьего рейха" Ильза Кох пряталась, зная, что власти ловят более крупную рыбу в СС и гестапо. Она находилась на свободе до 1947 года, когда правосудие наконец настигло ее.

До суда бывшую нацистку содержали в тюрьме. Сорокалетняя Ильза была беременна от немецкого солдата. В Мюнхене она предстала перед американским военным трибуналом, чтобы отвечать за свои преступления.

Несколько недель множество бывших заключенных с горящими гневом глазами приходили в зал судебного заседания, чтобы рассказать правду о прошлом Ильзы Кох.

"Кровь более пятидесяти тысяч жертв Бухенвальда на ее руках, — заявил прокурор, — и тот факт, что эта женщина в данный момент беременна, не освобождает ее от наказания".

Американский генерал Эмиль Киль зачитал приговор: "Ильзе Кох — пожизненное заключение".

Попав в тюрьму, Ильза сделала заявление, в котором уверяла, что была только "слугой" режима. Она отрицала изготовление вещей из человеческой кожи и утверждала, что была окружена тайными врагами рейха, которые оговаривали ее, пытаясь отомстить за служебное усердие.

В 1951 году в жизни Ильзы Кох наступил перелом. Генерал Лусиус Клей, верховный комиссар американской оккупационной зоны в Германии, своим решением поверг в шок мир по обе стороны Атлантики — как население своей страны, так и федеративной Республики Германии, возникшей на обломках поверженного "третьего рейха". Он подарил Ильзе Кох свободу, заявив, что имеются лишь "несущественные свидетельства" того, что она приказывала кого-нибудь казнить, а ее причастности к изготовлению поделок из татуированной кожи нет доказательств.

Когда военная преступница была освобождена, мир отказался поверить в обоснованность этого решения. Больше всех возмутился вашингтонский адвокат Уильям Денсон, который был обвинителем на суде, приговорившим Ильзу Кох к пожизненному заключению. Он говорил от имени миллионов мертвых и живых: "Это чудовищная ошибка правосудия. Ильза Кох была одной из самых отъявленных садисток среди нацистских преступников. Невозможно подсчитать количество людей, желающих свидетельствовать против нее не только потому, что она была женой коменданта лагеря, но и потому, что это проклятое Богом существо".

Однако фрау Кох не суждено было насладиться свободой. Как только Ильза вышла из американской военной тюрьмы в Мюнхене, она была арестована немецкими властями и снова посажена за решетку.

Фемида новой Германии, стремясь как-то загладить вину за массовые преступления нацистов, незамедлительно посадила Ильзу Кох на скамью подсудимых. Баварское министерство юстиции занялось поиском бывших узников Бухенвальда, добывая новые доказательства, которые позволили бы запереть военную преступницу в тюремной камере до конца ее дней.

240 свидетелей давали показания в суде. Они рассказывали о злодеяниях садистов в нацистском лагере смерти. На этот раз Ильзу Кох судили немцы, во имя которых нацистка, по ее убеждению, верно служила "фатерланду".

Военная преступница вновь была приговорена к пожизненному заключению. Ей было твердо заявлено, что на этот раз она не сможет рассчитывать на какое-либо снисхождение.

В 1967 году в письме сыну Уве, которого Ильза родила вскоре после первого приговора, она с возмущением сетовала на то, что стала "козлом отпущения" за чьи-то грехи, в то время как многим важным особам удалось избежать наказания. Однако в этих письмах не было и тени раскаяния.

В тот год 1 сентября в камере баварской тюрьмы она съела свой последний шницель с салатом, написала прощальное письмо сыну, связала простыни и повесилась. "Сука Бухенвальда" собственноручно свела счеты с жизнью.

Никому, пожалуй, не пришло бы в голову искать оправдания бухенвальдским палачам, но один человек решил сделать это в 1971 году. Уве Кохлер, взяв девичью фамилию матери, попытался в судебном порядке восстановить недоброе имя Ильзы Кох". Он обратился с прочувствованным письмом в газету "Нью-Йорк тайме": "Так как пересмотр дела в судах Западной Германии фактически невозможен, я подумал, что американцы, приговорившие мою мать к пожизненному заключению, должны знать ее истинную историю".

Уве родился в 1947 году. Своим появлением на свет он обязан случайной связи Ильзы и бывшего немецкого солдата в Лавдебергской тюрьме. Мальчика сразу же направили в один из баварских приютов — первый из многих, которые он пройдет, пока вырастет, оставаясь в полном неведении, кто его родители и живы ли они.

В восемь лет Уве случайно увидел свое свидетельство о рождении с именем матери и запомнил его. Через одиннадцать лег юноша прочитал в одной газете заголовок: "Нет снисхождения Ильзе Кох". Назначенный государством опекун подтвердил, что речь идет о матери Уве.

На Рождество 1966 года он впервые посетил свою мать в Лавдеберге. "Для меня она не была "сукой Бухенвальда", — говорил Уве. — Я был рад встрече с матерью". Он продолжал навещать мать вплоть до того момента, когда она покончила с собой.

Уве говорил: "В разговоре с ней я всегда избегал упоминаний о войне. Она сама касалась этой темы, отрицала свою вину и говорила, что стала жертвой вероломства. Я не обсуждал эти вопросы более детально, так как было ясно, что это для нее болезненно. Я хотел, чтобы она надеялась на то, что после 20 лет тюрьмы ее выпустят. Мне трудно представить себе ее во время войны. Я не убежден в том, что она была невиновной. Но чувствую, что систему концентрационных лагерей она приняла подобно многим, кто не умел или не мог противостоять этому. Она была охвачена истерией времени".

Историки и психиатры нередко возвращаются к "феномену" Ильзы Кох, погрузившейся в бездну самого тяжкого греха на земле, и сходятся во мнении, что у этой женщины изначально был целый "букет" дурных наклонностей.

Но историк Чарльз Лич с этим не согласен: "До Карла Коха и после него у Ильзы не наблюдалось той жестокости, которой она "прославилась" в Бухенвальде. Ее безумие, если таковое действительно было, вызвано исключительно связью с этим мужчиной. С его смертью, кажется, колдовские путы спали. Возможно, если бы они не встретились как поистине дьявольские партнеры, не случилось бы и того, что произошло".

С этим утверждением, впрочем, трудно согласиться. "Роковые" совпадения здесь ни при чем. Дело не столько в личных качествах того или иного нацистского преступника, сколько в преступном, человеконенавистническом характере самой нацистской системы. То, что произошло с ней и ее "обслуживающим персоналом", вовсе не было случайностью. Так распорядилась История.