Дорога на перевал была узкой, извилистой. В некоторых местах две машины не могли просто разъехаться, одной в этом случае приходилось сдавать назад. Обстрелов, нападений на колонны тогда не было, они начались значительно позже. Но сказать, что эти места были красивы — значит не сказать ничего. Резные пики гор, упирающиеся своими седыми шапками в ультрамариновое небо, обрывистые берега ущелий, за которыми — пустота. Грозная и величественная красота…
Удивительно — но Волгу нигде не пришлось подталкивать, доползла сама. Хорошие все-таки машины тогда делали. Место для «посиделок» выбрали недалеко от реки Логар, там где она делает резкий поворот у Калашагаси. Место было — как и весь Афганистан — величественное и грозное, человек в таком месте чувствовал себя всего лишь мимолетным гостем в мире вечности…
Сто накрывали Хашим и, как ни странно Варяжцев — меня и Константина Ивановича к этому делу не допустили. Как объяснил Варяжцев правильно накрыть достархан — это целое искусство и на трехдневных лекциях[45] этому не научат. Если же накрыть достархан неправильно — и вовсе это страшный грех. Константин Иванович хмыкнул и нарочито непринужденным тоном сказал:
— Ну, раз так — мы пока окрестностями полюбуемся. Заодно и шашлык сварганим. Воздух тут после Москвы хоть пей его…
Это действительно было так. Воздух был бедным кислородом, дышать было тяжело — но при этом он был чист как слеза ребенка. Это потом здесь начало пахнуть, солярой, нестиранным неделями обмундированием, потом и кровью. Тогда этого даже представить себе никто не мог…
— Кто он? — я аж вздрогнул от неожиданного вопроса. Константин Иванович подошел ко мне сзади, когда я обмахивал самодельный мангал, раздувая угли, но следя при этом чтобы не было и открытого пламени…
— Вы про что?
— Тот, с которым ты приехал.
— Я вам не говорил? Варяжцев Павел Степанович, он из десятого управления Генштаба.[46] Он проводит проверку по своей линии. И кроме того — он был другом Михеева, очень хорошо его знал…
— Не хочешь говорить — не надо. Только не ври. — спокойно парирован Глазко — интересно ты тут живешь. Один советник непонятно там чего, другой полковник из десятого управления, который знает как правильно накрыть достархан. Ох, весело вы тут живете. И все было бы ничего, если бы у вас тут человека не убили…
— Вы прекрасно знаете, Константин Иванович — где я служу. Это все не шутки.
— Да я понимаю, что не шутки. Пошли, кажется, достархан накрыли…
Когда нибудь вас приглашали за достархан? Если нет — то вряд ли можно словами передать что такое настоящий среднеазиатский достархан. Это можно чувствовать. Это можно и нужно вкушать. Но описать словами это невозможно, по крайней мере у меня таланта на это не хватит…
Сам по себе достархан — так называется скатерть прямоугольной формы, на которую ставится еда. Настоящий достархан делают не на столе, пусть даже и низком, как это принято в последнее время под влиянием европейской традиции — но и не на земле. Сначала на землю кладут несколько тонких стеганых одеял, называющихся «курпа» — под сам достархан, и вокруг — для сидения. Сидят перед достарханом на коленях, только восточный человек может сидеть так хоть весь день и при этом у него не затекут колени и не заболят ноги. Но сидеть перед достарханом нужно именно так…
Яркая, сочная, аж с капельками росы зелень, сочащиеся на среде желтые, мясистые дыни нескольких сортов, лепешки, какое то блюдо из риса. Как раз и шашлык поспел. Водка, конечно, была и немало — но спросом она не пользовалась — под такой стол, в таком месте и под такой воздух не хотелось напиваться…
— Константин Иванович… — начал я, попытавшись выбрать момент — вы обещали рассказать о ходе расследования…
— Какого расследования? — решил дуркануть Глазко
— Убийство Михеева… — не сдавался я
Полковник Хашим осторожно поставил перед собой недоеденный кусок дыни…
— Рассказать то можно… Только вот я хочу для начала узнать — а что за товарища я вижу сейчас перед собой! — жестко заявил Глазко глядя в упор на сидевшего напротив Варяжцева — ты не хуже меня знаешь, что следователь го ходе расследования с кем попало не должен рассуждения рассуждать!
Я попытался ответить — но Павел Степанович хлопнул меня по плечу…
— Не надо, Сергей — я отвечу сам, если товарищу интересно. Полковник Варяжцев Павел Степанович, десятое управление Генерального штаба. Провожу проверку по факту смерти военного советника Михеева. Документы с собой не взял — но могу предъявить по возвращении в Кабул, если это нужно.
— Пока не нужно…
— Позвольте… — вступил в беседу Хашим — возможно, мне стоит уйти. Убийство советского военного советника не в моей компетенции…
— Не стоит — быстро сказал я — как раз вам товарищ полковник и стоит остаться. Потому что основная версия преступления — бытовая. Скорее всего у Михеева в доме было что-то, из-за чего его и убили. Без помощи афганской милиции мы никак не обойдемся…
— Что у него могло быть такое в доме? — спокойно спросил Варяжцев
— Золото, ценности… Из-за чего убивают? Я думаю, нам стоит произвести тщательный обыск квартиры…
Глазко недоуменно посмотрел на меня
— Согласен насчет обыска… А вот насчет ценностей… Я не успел опросить всех, с кем работал Михеев, кто знал его в посольстве…
— И, тем не менее — идея здравая… — перебил Хашим — вот только вы переоцениваете возможности афганской милиции, товарищ Белов. В городе несколько базаров, сколько через них проходит золота и драгоценностей за день — ведомо одному Аллаху. Если преступники убили вашего советника из-за ценностей — то они уже явно проданы и их след мы сможем найти лишь случайно. Кроме того — мы должны точно знать, чего мы ищем…
— А как насчет того, чтобы афганская милиция помогла в опросе знавших Михеева… — спросил Варяжцев
— Исключено — почти одновременно сказали Хашим и Глазко, затем Глазко продолжил — сотрудников советского посольства афганская милиция допрашивать не имеет права. Тем более что и преступление совершено в отношении советского гражданина. Нет, исключено…
— Но я тогда могу помочь… — не унимался Варяжцев — я остаюсь в городе на несколько дней и вполне могу помочь. Полномочия соответствующие у меня есть…
— Посмотрим… — по взгляду Глазко я понял что он думает: полномочия-то есть а вот допрашивать ты, братец, ни хрена не умеешь…
— А с полковника Хашима — помощь техническими средствами и агентурой, если будет нужно… — весело подытожил Глазко — тем более, что учиться ремеслу сыщика лучше всего на практике, а не в теории. Вот и выдался шанс. Поучиться…
— Что мы за столом про дело, да про дело… — ловко перевел разговор на другую тему Варяжцев — давайте про более приятное. Например, про женщин…
Автоматная очередь секанула неожиданно и страшно. Я отрезал ножом солидный кусок дыни, саму дыню положил обратно на покрывало, прямо так с воткнутым в нее ножом — как вдруг дыня брызнула в стороны ошметками сочащейся соком, светло-желтой плоти. На покрывале еще что-то взорвалось — и только когда до нас донесся звук стрельбы, до меня дошло, что по нам стреляют.
Из всех нас первым среагировал полковник Варяжцев — дыня брызнула мне в лицо, я машинально выпустил кусок, не понимая, что происходит — а он уже бросился на землю, покатился к машине, держа в руке неизвестно как оказавшийся там ПМ.
— Засада!
Полковник Хашим, сидевший рядом со мной, с силой толкнул меня в сторону, сам вскочил на ноги и тремя чудовищными прыжками достиг машины…
Еще одна очередь — по тому же самому месту — буквально разрубила дастархан на две равные части, в клочья изорвала ковер…
Я перекатился снова, затем вскочил на ноги…
— Лежи, б…!
Но было уже поздно — в несколько прыжков я достиг машины, и рухнул за нее. Больно ударился локтем о камень, аж взвыл…
— Что? Цел? — Варяжцев на мгновение повернулся ко мне…
— Цел…
— Не высовывайся!
Но я высунулся — мне надо было посмотреть, что с Константином Ивановичем…
— Константин Иванович! Вы целы!?
В ответ послышался мат, как какого я уже не слышал давно…
— Нормально… — крикнул, наконец, Константин Иванович, по голосу было не совсем нормально, но раз так… проблема есть и поважнее…
— Откуда… — больше не стреляли, но Варяжцев, стараясь не высовываться из-за машины, осматривался по сторонам
— Похоже вон оттуда, с горы! — Хашим показал рукой направление
— Откуда? Там метров семьсот… — Варяжцев раздраженно посмотрел на Хашима
— Больше неоткуда…
— Рация есть?
— Есть. В УАЗе в багажнике…
— Я сейчас маякну, а ты беги…
— Понял…
Прикрывать огнем в такой ситуации было полной глупостью — два пистолета ПМ, из которых и за сто метров уже никого не достанешь, на семистах превращались в обычные пукалки. Оставалось одно — отвлечь противника. Пока один отвлекает — второй бежит до машины — всего пара секунд, если очень поторопиться. Проблема была в том, что можно огрести пулю в голову. Неизвестный стрелок — снайпер уже показал класс — с такого расстояния уложил очередь прямо по ковру. Такое мог сделать только очень опытный стрелок…
— Давай!
Варяжцев высунулся из-за багажника машины чуть ли не по пояс, а Хашим стартовал к УАЗу словно спринтер. На ходу он раскачивался, прыгал в сторону — выглядело со стороны это уморительно, но именно так можно было сбить прицел снайпера и не дать ему сделать точный выстрел. Ох, не учат этому в милицейской учебке, не учат…
Но стрельбы не было…
Хашим, не высовываясь из-за машины, откинул задний борт, выбросил на брезентовую крышу УАЗа антенну (кстати, странную — такой рации я раньше не видел) и вскоре что-то затараторил в рацию на одном из диалектов пушту…
Мне вдруг пришла в голову мысль, что Хашима я знаю всего пару часов — сейчас он вполне может разговаривать с теми, кто в нас стрелял — ничего удивительного не будет. Я повернулся к Варяжцеву — и вдруг понял, что он думает то же самое — по взгляду понял. Но он только покачал головой — сделать мы сейчас ничего не могли…
Возможно, снайпер был все еще там — ждал, пока кто-то из нас совершит ошибку. Возможно — нет, он давно ушел. Но проверять это не хотелось никому, Мы просто залегли за машинами и ждали, держа наготове оружие. Только тот, кто побывал под обстрелом снайпера, мог понять, что мы чувствовали в тот момент…
Через полчаса (для Афганистана это — почти мгновенно, здесь можно и полдня ждать) появились вызванные Хашимом местные царандоевцы — на двух грузовиках, чихающих, плюющихся дымом, ревущих прогоревшими глушителями на всю округу. Если бы даже сейчас начался бой — все равно было бы ничего не слышно. С удивлением я понял, что это были Зил-157, видимо переданные бесплатно с армейской консервации, которых в Союзе не выпускали уже лет пятнадцать. Здесь же они все еще бегали…
Первым делом перевязали Константина Ивановича — пуля прочертила неглобокую, но сильно кровоточащую борозду по боку, еще бы немного и последствия были бы куда серьезнее. А так — все обошлось…
— Проверим? — Варяжцев показал рукой в ту сторону, откуда велся огонь
— Стоит ли. Может, ну его…
— Полковник Хашим! — не обращая внимание на мои слова позвало Павел Степанович
Полковник, до этого гневно и эмоционально распекавший собственных подчиненных (хотя они то как раз не были ни в чем виноваты) повернулся к нам
— Поищем?
Тот понял сразу, гортанно крикнул — и царандоевцы выстроились в цепь. Из было человек двадцать — в новенькой форме, с автоматами Калашникова — одиночный снайпер, если он не хашишин, там, на склоне не останется — смотается. Если уже не смотался….[47]
Шли медленно — смотрели не столько вперед, сколько под ноги. Растяжки из гранат тут делать уже научились, а снайпер вполне мог установить парочку перед своей позицией. Я шел по левую сторону цепи, Варяжцев — по правую, Хашим — в центре, подгоняя подчиненных недовольными окриками. Двадцать стволов обшаривали каменистый склон, где, казалось и мышь не спрячется, готовые изрыгнуть свинцовую струю в любую секунду…
Нашли не сразу. Несмотря на то, что искало больше двадцати человек, гильзы нашел я и нашел намного ближе, чем я предполагал — примерно в четырехстах метрах на голом (!!!) склоне. Как сюда пробрался снайпер, как он смог замаскироваться и главное — как смог уйти — было загадкой. Но факт оставался фактом — россыпь темно-зеленых, плохо заметных на фоне коричневого каменистого склона, гильз лежала у меня перед ногами…
— Павел Степанович! Есть!
Варяжцев почти мгновенно оказался рядом, поднял одну из гильз, понюхал, начал осматривать. Я уже хотел было сказать, что пальцами трогать нельзя пока не сняты отпечатки и фотограф не сфотографировал находку, но вспомнил — здесь не Москва. Здесь Афганистан…
— Интересно…
— Что?
— Патрончики то не наши… Видишь?
Я посмотрел на донце гильзы, на странные знаки на нем — не только не советские обозначения, но и вообще на письменность не похоже, какие то условные значки.
— А чьи?
— А черт его знает. Я такого обозначения вообще не видел. Похоже на ГДРовские, но только похоже, у них маркировка другая. А это — ни буквы, ни цифры, вообще хреновина какая то непонятная… Полковник Хашим!
Полковник, до этого бывший на другой стороне цепи подбежал к нам. Как афганцы умудряют бегать по горному склону когда я, например, смотрел куда ногу ставлю чтобы не упасть — для меня оставалось загадкой…
— Видели когда-нибудь такое?
Вполне могло быть, что это афганская или пакистанская маркировка, которую мы могли и не знать. Но полковник, осмотрев гильзу, тоже покачал головой.
— Никогда такой патрон не видел, товарищ Сергей. Соберу, пусть еще посмотрят. Надо все собрать…
Полковник наклонился и начал собирать оставшиеся гильзы, Варяжцев сунул свою в карман и мы начали осторожно спускаться вниз, к машинам…
— Что думаете?
— У тебя ведь разряд по стрельбе? — вопросом на вопрос ответил Варяжцев
— Да
— Вот и скажи, к примеру — смог бы ты повторить действия этого стрелка?
— Из автомата… Нет, не смог бы.
— Вот и я о том же. Ты заметил — он не стремился подстрелить кого-то из нас. Я уверен, если бы захотел — подстрелил бы. А тут — он выстрелил — причем одиночными, быстрой серией, и положил четко между нами, по достархану, один в один.
— И кто это мог быть?
— А черт его знает. Ты кому-нибудь из афганцев говорил о том, куда именно собираешься поехать?
— Да нет…
— А советским?
— Вроде нет.
— Вроде или нет? Вспоминай.
— Нет…
— Точнее вспоминай. Просто так «вроде» не говорят. Вспомнишь — скажи…
— Нам надо будет найти место для встреч. Такое, чтобы нас не особо видели.
— Точно… — Варяжцев задумался — давай, так сделаем. Ровно в двенадцать часов ты выходишь в туалет в том здании, где ты сидишь — я там и буду. Не на улице…
— Вам не пройти в здание, там пропускной режим. Это режимный объект, он серьезно охраняется — то ли от угрозы нападения сил контрреволюции, то ли еще от чего…
— Я пройду. Главное — ты не засветись…