Прибалтийский фашизм: трагедия народов Прибалтики

Установление советской власти в Литве, Латвии и Эстонии

Первая советская «оккупация» Прибалтики в 1940 году началась с установления стипендий малоимущим студентам и учащимся старших классов и отмены платы за обучение. До этого, например, в Эстонии не училось более 40 процентов детей⁴⁹, а в еще менее развитой Литве было более 300 тысяч неграмотных, то есть 23,3 %, не считая тех, кто едва умел кое-как нацарапать свою фамилию⁵⁰.

В Литве до советской власти правительство не заботилось об образовании – считалось, что интеллигенции и так слишком много. Чем больше образованных людей – тем больше потенциальных бунтовщиков, поэтому образование было исключительно платным, по принципу: кому есть чем платить – тому есть что терять. В 1939 году в Литве существовало всего 3 частные средние школы для взрослых с 333 учащимися, а при советской власти было создано 12 средних школ для взрослых с 3.653 учащимися. Кроме того, уже в первом полугодии 1940 года было создано еще 136 начальных школ, в которых училось около 20 тысяч человек. Образование стало общедоступным.

В январе 1941 года в Литве впервые в истории была создана Академия наук Литовской ССР, о чем раньше ученые Литвы могли только мечтать. В течение одного года советской власти в Литве было открыто 133 новые библиотеки, 76 детских садов, 7 театров и множество других культурных учреждений⁵¹.

Число промышленных предприятий в течение 1940–1941 гг. увеличилось в 2,1 раза, 55.800 безработных были обеспечены работой⁵².

На основании декларации Народного сейма осенью 1940 года в Литве была проведена земельная реформа (прежняя власть все собиралась провести нечто подобное уже около 20 лет). Земельные владения церкви были конфискованы, а хозяйства помещиков и кулаков – урезаны до 30 гектаров⁵³. Это, кстати, было не так уж и мало. Площадь более 30 га было невозможно обрабатывать без наемного труда. Видимо, именно поэтому советская власть остановилась именно на этой цифре. До 1940 года, вследствие двух реформ, 1922 и 1929 гг., помещикам было разрешено владеть угодьями до 150 гектаров. Таких было менее 10 %, но они владели примерно одной третьей всей земли, в то время как более 66 % крестьян имели наделы от 5 до 30 га, 25 % крестьян – менее 5 га, которые не позволяли прокормить семью, а некоторые и вообще не имели своей земли и были вынуждены работать батраками (они составляли около 25 % населения) ⁵⁴.

В государственный фонд было изъято 607.700 гектаров земли⁵⁵. В результате 75.623 крестьянина, раньше не имевших своей земли, получили от государства около 400 тысяч гектаров. Новоселам выделяли по 20 миллионов литов для постройки жилья и обзаведения скотом, не считая лесоматериалов и прочего. Около 20 тысяч мелких крестьянских хозяйств получили в собственность коров. И это не говоря уже о том, что советская власть освободила их от целого ряда налогов и ранее наложенных штрафов.

«Трактор был редкостью в буржуазной Литве, – вспоминал первый председатель Верховного Совета Литвы Юстас Палецкис. – Всего около 500 тракторов имелось лишь в некоторых крупных хозяйствах. Теперь же для механизации сельского хозяйства крестьянству были организованы 42 машинно-тракторные станции, которые из братских республик получили первые тысячи тракторов, и 262 машинно-конных прокатных пункта. Впервые создавались курсы трактористов, этой новой для Литвы профессии»⁵⁶.

Американская писательница Анна Луиза Стронг, побывавшая в Литве в июне 1940 года, рассказывает в своей книге «Новый путь Литвы» о своем разговоре с одной крестьянкой, которая везла клубнику на продажу в Каунас:

«Богачи нас пугали Красной армией, – сказала та. – Они говорили, что Красная армия отнимет у нас землю и продукты. Но она не берет у нас продукты даже тогда, когда мы сами ей предлагаем. У нее, наверное, много своих, может быть, больше, чем у нас»⁵⁷.

Кто пострадал от земельной реформы в Литве? Прежде всего старые помещики – граф Тышкевич, граф Нарышкин, граф Пшездецкий, князь Радзивилл, князь Васильчиков (последний давно уже жил в Германии и только получал дивиденды со своего имения в Литве), а также новые – семейства президента Литвы Антанаса Сметоны, Карвялиса, Норкайтиса, Тубялиса, Гудавичюса, Плехавичюса (того самого, который в 1944 году при немцах стал командиром «Литовского территориального корпуса»). Имение Плехавичюса в Букончяе было, как и другие, разделено среди батраков и малоземельных крестьян. В их числе был и крестьянин Бута, четырех родственников которого Плехавичюс потом расстрелял в отместку⁵⁸.

Одним из немногих крупных землевладельцев, кто остался в стране, был граф Зубов, чьи предки получили имение в Литве еще при Екатерине II. «Он один из немногих прогрессивных людей среди дворянства, – рассказал американке Анне Стронг министр сельского хозяйства советской Литвы Мицкис. – Даже во время революции 1905 года он был на стороне крестьянства. Он теперь потеряет свою землю, но он способный земледелец и может работать как агроном. Никто ему зла не желает»⁵⁹.

Наконец, следует добавить еще один факт: по условиям советско-литовского договора от 10 октября 1939 года Литва получила назад Вильнюс. Благодаря советско-германскому договору от 28 сентября 1939 года сбылась давняя мечта литовцев вернуть себе свою столицу и весь Вильнюсский край, оккупированный Польшей. В честь этого события в Вильнюсе прошли торжества и парад частей литовской армии.

В Латвии была проведена национализация промышленности, открыты ранее бездействовавшие предприятия, объявленные банкротами при прежней власти, полностью ликвидирована безработица. В результате уже к концу 1940 года валовой выпуск промышленной продукции вырос по сравнению с прошлым 1939 годом на 21 %.

Здесь также была проведена аграрная реформа, в результате которой были аннулированы старые долги крестьян на сумму свыше 350 млн рублей (в переводе на советскую валюту), 52 тысячи безземельных крестьян получили в бессрочную аренду от государства 525.000 гектаров земли, а еще 23 тысячи малоземельных крестьян – прирезку в 75.000 гектаров. 25.000 гектаров земли, экспроприированной у помещиков, было отведено под создание совхозов. С целью повышения эффективности сельского хозяйства в республике к началу 1941 года было создано 50 МТС и 502 машинно-конных прокатных пункта⁶⁰.

В Эстонии, несмотря на более высокий уровень модернизации, ситуация в хозяйстве была не намного лучше, чем в Литве или в Латвии. «Советизация» Эстонии началась с введения всеобщего бесплатного образования и введения стипендий студентам вузов и техникумов. Количество учащихся только в средних школах возросло с 13,5 тыс. (в 1939–1940 учебном году) до 18,1 тыс. человек в 1940–1941 учебном году⁶¹.

«Я родился в 1924 году и хорошо помню, что из себя представляла Эстония тех лет, – рассказывал Уно Лахт, известный в СССР поэт-сатирик, а впоследствии член правления эстонского «Союза против неонацизма и межнациональной розни». – Мало кто из официальных историков говорит, что не было ни бесплатного среднего, ни высшего образования, число батраков и бедных в фактически рабском услужении достигало больше половины населения, процветал туберкулез и другие болезни из-за платной медицины. Эстонцы бежали из Эстонии куда глаза глядят. Всего этого вы не прочтете в современных учебниках по истории»⁶².

Другим приоритетным направлением была земельная реформа. Около 53 тысяч безземельных и малоземельных крестьян получили свыше 340 тысяч гектаров земли, в результате чего было создано более 26 тысяч новых крестьянских хозяйств. Свыше 24 тысяч малоземельных крестьянских хозяйств получили прирезки земли – еще около 210 тысяч гектаров. Многим были выделены долгосрочные кредиты на хозяйственное строительство, покупку инвентаря и скота. В течение первого года «советской оккупации» эстонское крестьянство получило от правительства СССР помощь в размере примерно 230 млн рублей⁶³.

Большинство крупных промышленных предприятий Эстонии за годы диктатуры Пятса были либо разорены, либо работали в неполную мощность. Советская власть начала восстановление промышленности. Было создано много новых отраслей промышленности, а старые предприятия значительно расширились. В течение года на восстановление и расширение фабрик, организацию МТС, строительство школ, домов культуры и т. д. советским правительством было выделено Эстонской ССР 184 млн рублей⁶⁴.

За первый же год «советской оккупации» выпуск промышленной продукции вырос на 63 %, число промышленных рабочих возросло на 38 тысяч человек, так что в некоторых отраслях даже ощущался недостаток рабочей силы. Была ликвидирована безработица, квартплата снизилась, зарплаты увеличились примерно на 40–45 %, а позже были подняты на уровень, существовавший в других республиках СССР. Женщины в плане оплаты труда были уравнены в правах с мужчинами. Расходы на здравоохранение выросли на 436 %, на социально-культурные мероприятия – на 560 %. Впервые жители Эстонии узнали, что такое государственные пенсии и бесплатная медицина⁶⁵.

Подготовка националистов к германскому вторжению в Литве

Первые подпольные антисоветские организации в Литве начали создаваться еще летом 1940 г., сразу после установления советской власти. В их числе так называемый «Шаулистский батальон смерти» и «Комитет спасения Литвы», созданные при помощи германской разведки из бывших членов полувоенной молодежной организации «Яунои Лиетува» («Молодая Литва»), хотя ряд руководящих деятелей этих организаций и был арестован органами НКВД в 1940–1941 гг.⁶⁶

Деятельностью многих из этих группировок руководил «Фронт литовских активистов» (ФЛА). Он был организован в Берлине 17 ноября 1940 года при поддержке германских спецслужб. Во главе ФЛА стал бывший посол Литвы в Берлине полковник Казис Шкирпа. Кроме него, в состав руководства ФЛА вошли представители довоенной партии ляудининков (инженер Э. Галванаускас, адвокат Р. Скипитис, представители духовенства Карвялис, А. Мацейна, ксёндз Ила), партии таутининков (бывший заместитель министра финансов Данта, адвокат Дирмейкис, журналист Валюкенас, майор Й. Пирагюс, майор С. Пуоджюс, инженер К. Брунюс) и др. «Фронт литовских активистов» объявил о создании «правительства Литвы в эмиграции» во главе со Шкирпой еще до начала войны. Немецкие официальные лица оказывали ему поддержку, однако формально не признавали его, не желая связывать себя какими-то обещаниями, особенно относительно независимости. Но контакты ФЛА с националистическим подпольем в Литве были использованы абвером для заброски агентуры и создания там своей «пятой колонны» накануне войны⁶⁷.

Накануне войны НКГБ Литовской ССР располагал обширной и достоверной информацией о тесных связях литовских националистов с командованием вермахта и со спецслужбами фашистской Германии. В частности, органами госбезопасности Литовской ССР была перехвачена листовка литовского информационного бюро в Берлине от 19 марта 1941 года, которая призывала население Литвы к подготовке вооруженного восстания против советской власти, приуроченного к моменту нападения Германии на СССР.

«Час освобождения Литвы уже близок, – говорилось в этой листовке. – Когда начнется поход с Запада, Вы в этот же момент будете информированы… В это время в городах, местечках и деревнях порабощенной Литвы должны возникнуть местные восстания, точнее говоря, взятие власти в свои руки. Сразу надо арестовать местных коммунистов и других предателей Литвы, чтобы они не избежали расплаты за свои действия (предатели будут только тогда помилованы, когда они сумеют доказать, что они ликвидировали хотя бы по одному еврею)… Там, где вы еще не подготовлены, организуйтесь маленькими тайными группами. Когда начнутся военные действия, в тылу будут выброшены парашютисты. Немедленно установите с ними связь и помогайте им… Через деревни и города будет маршировать немецкая армия. В ее рядах будет много знакомых вам соплеменников. Встречайте всех одинаково мило и сердечно, оказывайте им нужную помощь… Уже сейчас «информируйте» евреев, что их судьба ясна, поэтому пусть сегодня же убираются из Литвы. В решительный момент берите их имущество в свои руки, чтобы ничего не пропало»⁶⁸.

Созданием вооруженных отрядов руководил «Фронт литовских активистов» (ФЛА), о чем также стало известно советским органам госбезопасности. Еще 19 марта 1941 года Каунасский подпольный комитет ФЛА опубликовал призыв ко всем вооруженным группировкам ФЛА – таким как «Гвардия защиты Литвы», «Отряд освобождения Литвы», «Батальон смерти» и другим, в котором говорилось: «После начала похода с запада вы в ту же минуту будете проинформированы по радио или другим способом. В тот момент в селах, городах порабощенной Литвы должны произойти восстания, или, говоря по правде, захват власти в свои руки»⁶⁹. Уже один этот призыв свидетельствует о том, что ФЛА был тесно связан с германскими спецслужбами и заранее знал о предстоящей войне, ожидая лишь сигнала к действию.

А 30 марта 1941 года по указанию ФЛА были созданы подпольные вооруженные отряды «Охраны национального труда» (ОНТ) (лит.: Tutinio darbo apsauga, TDA), ставшие после начала войны основой для литовских отрядов «самообороны» в Каунасе⁷⁰. Их костяк составили бывшие военные, полицейские, члены довоенной литовской национальной гвардии «Шаулю Саюнга», а также молодежных организаций «Яунои Лиетува», «Саванорю Саюнга», «Нео Литуания» и др.⁷¹

К лету 1941 года многие организации националистов, в частности почти весь Вильнюсский комитет ФЛА, были ликвидированы советскими органами госбезопасности весной 1941 года⁷². Всего до мая 1941 года органами НКВД было обезврежено на территории Литвы 75 агентурных групп абвера и СД⁷³. Но ввиду ожидаемого германского вторжения довести расследование до конца не удалось. Вместо этого 14 июня 1941 года была проведена серия арестов потенциальных врагов советской власти.

«Пятая колонна» абвера в Латвии

В 1940–1941 гг. в Латвии германские спецслужбы – абвер и СД – вели активную вербовку агентуры. Советским органам госбезопасности удалось ликвидировать некоторые из них до начала войны.

Так, в марте 1941 года сотрудник комиссии по репатриации в Германию прибалтийских немцев Н. Красовский создал в Риге крупную шпионскую резидентуру, которую возглавил техник рижского завода ВЭФ Ю. В. Цеплевич. Она существовала автономно. Разведцентр рекомендовал Цеплевичу ни с какими местными националистическими группами не связываться. В задачи резидентуры входил сбор информации о частях РККА в Латвии, их боевой технике, перемещениях и т. п. С этой целью Цеплевич должен был завербовать агентов в морских портах Вентспилс и Лиепая. Для передачи сведений ему доставили две радиостанции и шифры. Радистом резидентуры был назначен агент Я. Гулбис, заведующий складом Латвийского радиокомитета. Радиоаппаратуру доставил через Рижский порт моряк германского торгового флота и агент абвера Вайсс, который завербовал Я. Гулбиса. В Лиепае был создан филиал резидентуры, который возглавил техник завода «Красный металлург» В. Скудра. Ему также была передана радиостанция⁷⁴.

Особой активностью отличалась резидентура СД под руководством бывшего ассистента химического факультета Латвийского университета Петериса-Феликса Рикардса, завербованного в январе 1941 года. (В июле 1941 года Рикардс стал одним из организаторов уничтожения коммунистов и евреев в Латвии и начальником «Латышской картотеки СД».) Под его руководством работали 18 агентов, в том числе несколько офицеров 24-го латышского территориального стрелкового корпуса РККА. Усилиями резидентуры Рикардса была создана диверсионная группа, намечены места возможной высадки немецких парашютных десантов в Рижском, Валмиерском и других уездах, созданы вооружённые отряды в Рижском, Цесисском, Елгавском, Валмиерском и Талсинском уездах. В первые дни войны они помогли немцам захватить местные учреждения власти, активно участвовали в арестах и массовых казнях советских активистов и евреев⁷⁵. Рикардс в июле 1941 года был одним из руководителей еврейских погромов в Риге⁷⁶.

При поддержке германских спецслужб в Латвии в 1940–1941 гг. было организовано несколько националистических группировок, которые занимались сбором развединформации и одновременно готовились поднять восстание против советской власти после начала германского вторжения. Во втором квартале 1941 года немецкая разведка начала массовую заброску в республики Прибалтики диверсионно-разведывательных групп и агентов-одиночек. Им были поставлены задачи: создавать склады оружия, базы и площадки для приёма парашютных десантов; устанавливать ориентиры для бомбовых ударов по военным и промышленным объектам; вербовать сигнальщиков для целеуказания авиации; организовывать антисоветские выступления; совершать взрывы и поджоги, маскируя причины их возникновения⁷⁷.

В марте 1941 года органы госбезопасности Латвийской ССР вскрыли и ликвидировали резидентуру немецкой разведки и связанную с ней антисоветскую националистическую организацию «Тевияс Саргс» («Стражи отечества»), ставившую своей задачей «объединение всех националистически настроенных сил и подготовку вооружённого восстания»⁷⁸. Группировка «Тевияс Саргс» («Стражи отечества») была создана еще осенью 1940 года по инициативе студента Латвийского государственного университета, сына крупного домовладельца Клавиньша по кличке «Ванагс» («Ястреб»). Руководство организации состояло из трех отделов. Военный отдел во главе с лейтенантом Сала, служившим в «Латышском территориальном корпусе» Красной армии, занимался сбором разведданных об РККА для немецких спецслужб и подготовкой вооруженного восстания (по их же заданию), сбором оружия и созданием подпольных повстанческих групп. Отдел агитации во главе с Залитисом, сотрудником Латвийского телеграфного агентства, нелегально издавал и распространял антисоветскую газету «Зинётайс» («Вестник») (вышло 6 номеров этой газеты), а также выпустил брошюру с речами гитлеровских идеологов о послевоенном устройстве мира. Наконец, отдел внешних сношений во главе со старшим лейтенантом довоенной латвийской армии Витиньшем поддерживал связь с гитлеровской разведкой и ее филиалом в Риге, замаскированным под «крышей» УТАГ (Организации по ликвидации имущества немецких репатриантов)⁷⁹. Группировка «Тевияс Саргс» объединила подпольные ячейки более чем в 16 населенных пунктах Латвии (в том числе в Абренском / Пыталовском уезде, впоследствии отошедшем к Псковской области). Основной целью «Стражей отечества» была подготовка к свержению советской власти. Для этого в ряде городов были созданы повстанческие отряды⁸⁰.

Немецкий резидент в Латвии Ханс Шинке, бывший владелец фирмы в Риге, представитель немецких машиностроительных трестов, направлявший деятельность этой группировки, так писал о ней в одном из донесений в свой разведцентр: «Эта организация имеет кроме военного и политическое руководство, насколько это возможно. Организация имеет отделения по всей стране, и ее члены комплектуются из офицеров и бывших айзсаргов. Образ мыслей этих людей – примерно латвийский национал-социализм… Это течение всецело отдает себя в руки Германии»⁸¹. Шинке проинформировал руководство «Тевияс Саргс» о том, что Германия планирует нападение на СССР, и именно в это время группировка должна была начать вооруженное восстание.

В мае 1941 года в Латвии, при активном участии немцев, была создана антисоветская организация «Латвияс Саргс» («Стражи Латвии»), включавшая в себя латышских националистов, «кулацкие и белогвардейские элементы». В 1940–1941 гг. боевики «Латвияс Саргс» устраивали террористические акты против советского актива, поджоги, налеты на кооперативы и сельсоветы, убивали руководителей и сочувствующих советской власти, учителей, комсомольцев и членов ВКП(б), похищали имущество, угоняли скот, проводили диверсии, выпускали листовки с призывами к борьбе с советским строем, распространяли «анонимные письма террористически-повстанческого содержания»⁸².

Другая группировка латышских националистов – «Военная организация освобождения Латвии» («Кола»), которую возглавляли Гульбис, Мелупс и Ильин, была создана примерно в то же время, что и «Тевияс Саргс», и также сотрудничала с германской разведкой. В подчинении Рижского центра «Колы» находилось несколько бригад в Даугавпилсе, Тукумсе, Добеле, Елгаве и Салдусе.

«Латышский национальный легион» (ЛНЛ) – группировка, возглавлявшаяся Таманисом, имела в своем подчинении 15 подпольных повстанческих групп по 9—10 человек в разных городах и уездах. Они были сформированы в основном из бывших офицеров и чиновников полиции, айзсаргов, яунсаргов (членов молодежного крыла организации «Айзсарги») и членов местной фашистской партии «Перконкруст» («Громовой крест»), созданной еще в начале 1930-х гг. и прославившейся еврейскими погромами в Риге и других городах Латвии⁸³.

Группировка «Латвийское народное объединение» (ЛНО) во главе с бывшим секретарем министра общественных дел Латвии Цеймурсом была создана в августе 1940 года и действовала в основном в Риге. Она поддерживала постоянную связь с немецким резидентом Кронбергом, бывшим сотрудником министерства просвещения Латвии при Ульманисе, позднее перебравшимся в Германию⁸⁴.

Антисоветское сопротивление в Эстонии накануне войны

В Эстонии к лету 1941 года заявили о себе несколько националистических вооруженных группировок. Среди них были как мелкие отряды – к примеру, «рота Талпака» или «батальон Хирвелаана» (называвшиеся по именам своих командиров – бывших офицеров эстонской армии)⁸⁵, так и довольно крупные – во главе с майором Фридрихом (Францем) Кургом, полковниками Антсом-Хейно Кургом и Виктором Кёрном. Большинство этих группировок эстонских «лесных братьев» состояло из бывших офицеров эстонской армии и членов полувоенной организации «Омакайтсе», которая представляла собой аналог латышских айзсаргов или литовского «Союза стрелков» («Шаулю Саюнга»).

Один из этих полевых командиров, бывший полковник эстонской армии Антс-Хейно Кург, являлся давним агентом филиала абвера в Финляндии – «Бюро Целлариуса». Накануне нападения на Советский Союз Целлариус при содействии финской разведки начал активно готовить диверсионные группы из эстонцев, проживавших в Финляндии, для заброски в тыл Красной армии, захвата стратегически важных пунктов и организации националистических повстанческих отрядов в Эстонии. Из числа эстонских националистов в этой работе участвовали Антс-Хейно Кург, Макс Хоффман, Аксель Кристиан, Ральф Хорн и др.

Диверсионная группа полковника Антса-Хейно Курга получила кодовое наименование «Эрна». В нее вошли 14 человек, закончивших разведшколу в местечке Секе (Финляндия), включая радистов с двумя радиостанциями, и 70 бывших военнослужащих эстонской армии. 7 июля 1941 года первые 40 человек (28 нижних чинов и 3 офицера⁸⁶) во главе с самим Кургом отплыли с побережья Финляндии на трех катерах и благополучно достигли берегов Эстонии в районе села Кабернээме Харьюского уезда (окрестности Таллина). Они должны были организовать шпионско-диверсионную деятельность на шоссейных и железных дорогах в тылу Красной армии⁸⁷. Позднее к группе присоединилось около 30 местных эстонских националистов⁸⁸.

Оставшийся в Финляндии личный состав группы «Эрна» был пополнен новыми людьми, разбит на подгруппы и заброшен в Эстонию вскоре после высадки «авангарда». Группа «Эрна-А» была выброшена с самолета в районе Вируского уезда (район г. Раквере) с задачей вести наблюдение за передвижениями Красной армии. Группа «Эрна-В» была выброшена в тот же день в районе волости Равила Харьюского уезда с задачей вести наблюдение за передвижениями частей советской 8-й армии и за работой железнодорожной магистрали Тапа – Таллин. Группа «Эрна-С» была выброшена 21 июля в районе Таллина, получив задание наблюдать за работой на оборонительных рубежах Красной армии вокруг Таллина. Все четыре группы были снабжены радиостанциями для связи с Центром. Впоследствии к ним присоединились и участники местных националистических вооруженных формирований⁸⁹. Личный состав группы «Эрна» был одет в униформу финской армии, но вместо финской кокарды носил на кепи металлическую эмблему в виде пронзенной кинжалом латинской буквы «Е»⁹⁰. Совершая убийства советских активистов и офицеров РККА, диверсанты из группы «Эрна» в качестве своей «визитной карточки» вырезали на телах жертв букву «Е» и оставляли на месте преступления окровавленный финский нож.

Помимо «Эрны» в Эстонию (на территорию волостей Миссо и Руусмяэ Выруского уезда) в конце июня 1941 года была заброшена самолетом из Германии шпионская группа капитана Курта фон Глазенаппа. Глазенапп, прибалтийский немец, бывший владелец мызы Рогози в Эстонии, незадолго до начала войны выехал из Эстонии в Германию. Одной из его задач было организовать деятельность националистического подполья в Выруском уезде и установить связь с вооруженными отрядами эстонских националистов на территории Тартуского уезда. По требованию Глазенаппа немцы организовали выброску оружия и боеприпасов для них⁹¹.

Группа полковника Виктора Кёрна действовала в районе Пярну и, предположительно, пользовалась поддержкой абвера. Например, в первых числах июля 1941 года немцы десантировали диверсионно-разведывательную группу в волости Тали Пярнуского уезда, которая сразу же установила связь с местными «лесными братьями» (а группа полковника Кёрна действовала именно в этом районе). По рации в центр была отправлена просьба переправить вооружение для эстонских боевиков в волости Тали. В скором времени немцы с самолета сбросили им 27 винтовок, 2 легких пулемета, 2 снайперские винтовки и 7.000 патронов. После захвата немецкими войсками волости Тали националисты направили своих представителей в ближайший немецкий штаб в Ригу и получили еще 160 винтовок⁹².

Группа майора Фридриха Курга действовала в окрестностях Тарту. Ф. Кург, как и В. Кёрн, восстановил в контролируемых им районах Южной Эстонии довоенные органы власти. Его повседневные приказы и одобрительные отзывы немецких военных властей регулярно публиковались в издаваемой им газете «Postimees», которая выходила с 13 июля 1941 года⁹³. Очевидно, и он тоже пользовался поддержкой спецслужб Рейха.

Советские репрессии 1941 года

Органы госбезопасности вели постоянную напряженную работу по выяснению сроков предполагаемого нападения Германии на Советский Союз, а также поиску агентуры абвера в западных приграничных районах – прежде всего на Украине, в Белоруссии и в трех прибалтийских республиках. Но в июне 1941 года стало окончательно ясно, что времени больше нет. Война может начаться в любой момент, а оставлять у себя в ближнем тылу «пятую колонну» противника – рискованно и по меньшей мере неразумно. Поэтому 16 мая 1941 года ЦК ВКП (б) и СНК СССР издали постановление «о выселении социально чуждого элемента из республик Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии», на основании которого депортации подлежали:

«…1) активные члены контрреволюционных организаций и члены их семей;

2) бывшие жандармы, охранники, руководящий состав полиции, тюрем и рядовые полицейские и тюремщики при наличии компрматериалов;

3) бывшие крупные помещики, торговцы (с годовым оборотом свыше 150 тыс. лат); бывшие фабриканты (с годовым оборотом свыше 200 тыс. лат) и крупные чиновники бывших буржуазных правительств, вместе с членами их семей;

4) бывшие офицеры, в отношении которых имеются компрматериалы [курсив наш. – М.К.] (в том числе и те, которые служили в территориальных корпусах Красной армии);

5) члены семей участников контрреволюционных организаций, осужденных к высшей мере наказания, а также скрывающихся и перешедших на нелегальное положение;

6) лица, прибывшие по репатриации из Германии, а также уехавшие из Латвии в Германию при наличии в отношении их компрматериалов;

7) бежавшие из бывшей Польши, отказавшиеся принять советское гражданство;

8) уголовный элемент, продолжающий заниматься преступной деятельностью;

9) проститутки, зарегистрированные в полиции, занимающиеся прежней деятельностью»⁹⁴.

Таким образом, все меры, предусмотренные в постановлении, были вполне логичными: нейтрализовать активных деятелей террористических группировок и всех тех, кто мог оказывать им содействие, а также подозревался в связях с германскими спецслужбами.

Однако сама операция откладывалась в течение месяца и была осуществлена лишь 14–15 июня 1941 года, когда стало ясно, что война с Германией начнется в самое ближайшее время. (Точная дата нападения была известна руководству органов госбезопасности задолго до этого срока, хотя не все в руководстве Советского Союза верили этим данным.)

В результате операции, проведенной 14 июня 1941 года, в Литве были арестованы и высланы за пределы Литовской ССР: 1) Активные члены контрреволюционных националистических и белогвардейских организаций и члены их семей: арестовано – 1.877, выселено – 4.277. 2) Бывшие охранники, жандармы, руководящий состав полицейских и тюремщиков, а также рядовые полицейские и тюремщики, на которых имели компроматериалы, и члены их семей: арестовано 617, выселено – 1.266. 3) Бывшие крупные помещики, фабриканты и чиновники государственного аппарата и члены их семей: арестовано – 1.122, выселено – 2.560. 4) Бывшие офицеры литовской и белой армий, на которых имели компрматериалы, и члены их семей: арестовано – 104, выселено – 176. 5) Члены семей участников контрреволюционных организаций, которые были осуждены к ВМН: арестовано – 27, выселено – 64. 6) Лица, прибывшие из Германии в порядке репатриации, а также немцы, записавшиеся на репатриацию в Германию и не уехавшие по различным причинам, в отношении которых имели компрматериалы: арестовано – 66, выселено – 99. 7) Беженцы из буржуазной Польши: арестовано – 337, выселено – 1.330. 8) Военнослужащие армейских территориальных корпусов: арестовано – 285. 9) Проститутки, зарегистрированные бывшими полицейскими органами Литвы, которые продолжали заниматься проституцией: выселено – 395. 10) Уголовный элемент: арестовано – 1.229⁹⁵.

Таким образом, всего по Литве в ночь с 14 на 15 июня 1941 года было арестовано 5.664 человека, выселено – 10.187. Итого репрессировано – 15.851 человек.

В Латвии в ту же ночь на 14 июня 1941 года было арестовано 4.550 человек, а еще 9.119 человек было депортировано из республики. В списки тех, кто подлежал депортации, были включены бывшие охранники тюрем, жандармы, чиновники полиции, а также 281 проститутка и 543 уголовника-рецидивиста. Основную массу депортированных вывозили в Красноярский край⁹⁶.

Из Эстонии в течение 14–16 июня 1941 года было арестовано 3.178 и выселено 5.978 человек, всего же подверглось репрессиям от 9.156 человек⁹⁷ до 11.000 человек⁹⁸.

В ходе этих жестоких, но вынужденных мероприятий руководство НКГБ тщательно следило за тем, чтобы исполнители не превысили своих полномочий. 15 июня 1941 года НКГБ СССР, в частности, отмечал: «… Имеются также сведения о том, что в ряде мест у выселяемых отбираются бытовые ценности (часы, портсигары, кольца и пр.). Напоминаем, что изъятию подлежит только оружие, валюта, золото и серебро в слитках и контрреволюционная литература…» В том же указании НКГБ СССР потребовал: «… профильтровать весь состав заключенных и в случае выявления лиц, арестованных неправильно, также поставить перед НКГБ СССР вопрос об их освобождении из заключения и возвращении из высылки их семей…»⁹⁹.

В итоге за 3 дня с 14 по 17 июня 1941 года, по данным НКГБ СССР от 17 июня 1941 года, «по Литве: арестовано 5.664 человек, выселено 10.187 человек, всего репрессировано 15.851 человек. По Латвии: арестовано 5.625 человек, выселено 9.546 человек, всего репрессировано 15.171 человек. По Эстонии: арестовано 3.178 человек, выселено 5.978 человек, всего репрессировано 9.156 человек»¹⁰⁰.

Всего по всем трем республикам Прибалтики было арестовано 14.467 чел., выселено 25.711 чел., таким образом, всего репрессировано – 40.178 чел. Аресты были проведены также и во всех территориальных корпусах Красной армии, сформированных в 1940 году из частей и подразделений армий прибалтийских государств. К 22 июня 1941 года было арестовано 933 офицера, в том числе в «Латвийском территориальном корпусе» – 424, в «Литовском» – 285, в «Эстонском» – 224 человека. Но большая часть офицеров этих армий после проверок была включена в кадры Красной армии и продолжала службу в ее рядах¹⁰¹.

Фактически гражданская война в Прибалтике была предотвращена ценой репрессий, так сказать, малой кровью. При этом многие из будущих коллаборационистов – как, например, бывший премьер-министр Эстонии Юрий Улуотс или его латышский коллега д-р Альфредс Валдманис – к началу войны по неизвестным причинам не были репрессированы, хотя, по идее, их должны были выслать в первую очередь, особенно если бы репрессии действительно были «повальными», как утверждают многие сегодня в Прибалтике.

Версия коллаборационистов

Слухи о «повальных арестах» активно распространяла в оккупированной Латвии немецкая пропаганда. В качестве примера можно привести рассказ латышского полицейского Петериса Л. из 16-го латышского полицейского батальона.

«Когда немцы пришли, – вспоминает Петерис Л., – они сообщили, что только в Литене расстреляно [большевиками] около 220 человек. Немцы охотно демонстрировали черные дела коммунистов. И, насколько я знаю, родственники выкапывали своих, увозили хоронить. А еще Балтэзерс, а чекистские подвалы… В медучилище, где я учился в 41–42 годах, нас возили на экскурсию в чека. В подвалы не пустили, но рассказывали, что там творилось. Вход был с угла. Потом вошли мы, проследовали через ряд помещений и очутились в гараже – есть там такой почти квадратный гараж, слегка вытянутый в длину. Выход с гаража прямо во двор – четырехугольный двор. И в точности напротив гаража железные ворота, которые выходят на улицу Стабу [в советские времена улица Фридриха Энгельса]. Кажется, нам тогда показали два таких бокса, где велись расстрелы. Вся стена выщерблена пулями, заляпана мозгами… Канализацию показали, куда все стекало. Пояснили, что трупы складывали в кузов грузовика и вывозили…»¹⁰²

После войны этот миф поддержали и многие прибалтийские эмигранты, которые в годы оккупации играли в «лояльную оппозицию» к гитлеровскому режиму. К примеру, профессор Арвед Швабе в своей книге «История Латвии», вышедшей в Стокгольме в 1958 году, идет еще дальше гитлеровцев и утверждает, что «за год советской оккупации русские депортировали и убили 131.500 прибалтов»¹⁰³. Эти цифры явно взяты из немецких документов. Профессор Латвийского университета Швабе считается уважаемым юристом, поэтом, прозаиком и переводчиком. В годы немецко-фашистской оккупации немцы не очень доверяли ему из-за некоторых разногласий по «еврейскому вопросу»¹⁰⁴. Но это не помешало ему в 1941–1944 гг. возглавлять «Историческое хранилище» в Риге. В 1944 году, вместе с отступающими германскими войсками, Швабе бежал в Германию. Там он был арестован и отправлен в Дахау, видимо, заодно с другими членами «Латвийского центрального совета» (ЛЦС), так как он был в числе подписавших меморандум ЛЦС от 17 марта 1944 года. С 1949 года Швабе обосновался в Швеции. Именно там и были написаны такие его труды, как уже названная «История Латвии», а также два издания «Латвийского энциклопедического словаря» (1950–1955 и 1958).

После войны у профессора Швабе нашлось много последователей, приводивших цифры жертв «советских репрессий» в Прибалтике, прямо скажем, взятые с потолка.

Так, в январе 1995 года группа аналитиков из Библиотеки Конгресса США при поддержке министерства обороны составила справочный материал по республикам Прибалтики. (Сразу заметим, что о советских реформах и капиталовложениях в промышленность и сельское хозяйство республик Прибалтики в этом опусе нет ни слова.) По словам авторов этого «труда», в Литве «советское господство принесло радикальные политические и экономические перемены и сталинский террор, кульминацией которого стала депортация более 30.000 человек в ночь с 14 на 15 июня 1941 года. Германия прервала сталинский террор, напав на Советский Союз 22 июня 1941 года…». Латвия, по их же словам, за год «советской оккупации» «потеряла 35.000 человек в результате казней и депортаций». И только в отношении Эстонии приводится цифра репрессированных, примерно соответствующая действительности, – около 10.000 человек (какая скромность!)¹⁰⁵.

Откуда взялись такие цифры? Эстонский коллаборационист Юрий Улуотс в своем обращении к германским властям осенью 1941 года, например, упоминает цифру аж в 100.000 человек, которые якобы были репрессированы советской властью в одной только Эстонии (!). Хотя на самом деле, как поясняет западный историк Зеппо Миллиниеми, число вывезенных из Эстонии в июне 1941 года составляло 60.973 человека, из которых лишь около 11 тысяч были действительно депортированы. Остальные – это эвакуированные в СССР государственные, партийные, хозяйственные чиновники, специалисты, инженеры, их семьи, а также те, кто был призван на службу в рядах Красной армии¹⁰⁶. На самом деле, согласно рассекреченным данным НКВД СССР, в Эстонии было арестовано 3.178 и выселено 5.978 человек, итого было репрессировано в общей сложности 9.156 человек¹⁰⁷.

Что касается Литвы, то в «Сводке донесений из оккупированных восточных областей № 8 начальника германской полиции безопасности и СД от 19 июня 1942 года» приводится цифра в 40.000 человек. «В то время как влияние евреев первоначально было ограничено в основном экономикой, – говорится в той же сводке, – то после оккупации Литвы Советским Союзом в 1940 году они добились также господствующего влияния во всей общественной жизни. Характерно, что в НКВД работали прежде всего евреи. Таким образом, по их инициативе около 40.000 литовцев было сослано в Сибирь»¹⁰⁸. В действительности, по данным НКВД, в Литве в 1941 году было арестовано 5.664 человека, выселено 10.187 человек, а всего репрессирован 15.851 человек¹⁰⁹.

Примерно так же создавалась немцами фальшивка по поводу советских репрессий в Латвии. «Во время еврейско-большевистского террора в общей сложности 33.038 латышей были сосланы, арестованы или убиты», – говорится в донесении о деятельности эйнзатцгруппы «А» за период с 16 октября 1941 по 31 января 1942 года.¹¹⁰ Приведенная цифра завышена в три раза – довольно-таки скромно. Ведь помимо арестованных и депортированных из прифронтовой зоны, включавшей Латвию, а также некоторые районы Литвы и Эстонии, в июне 1941 года было эвакуировано 53 тысячи человек¹¹¹, в числе которых были и многие будущие военнослужащие 130-го латышского стрелкового корпуса, сражавшиеся впоследствии против гитлеровцев и их пособников за освобождение своей страны.

Гитлеровцы не скупились на рассказы о зверствах «жидо-большевиков» в Прибалтике. Все эти немецкие фальшивки преследовали двоякую цель: во-первых, разжечь ненависть местного населения к советской власти, во-вторых, натравить их на евреев, которые в ряде немецких документов ассоциировались с советской властью.

Дополним сухую статистику живыми эмоциональными высказываниями двух людей, оказавшихся в войне по разные стороны баррикад.

Рассказывает бывший солдат 16-го латышского полицейского полка, впоследствии – легионер 19-й латышской дивизии войск СС Петерис Л.:

«…О том, как у нас в 1940 году советская власть устанавливалась, насколько демократически, как теперь говорят. Отец мой, столяр, работали мы неподалеку от Валмиеры. Каждый был занят своим делом. Как-то приходит человек из города и сообщает новость – русские идут. Никто этому не верит. Отец мне говорит – сходи посмотри. Я пошел. Русские войска переходят мост через Гаую и направляются по улице Ригас в гору – в сторону Риги. С двух сторон любопытные. Воины латвийской армии, полицейские стоят шпалерами вдоль тротуаров. «Ура» никто не кричит. Зеваки. Смотрят – и все.

…Было часов шесть. На улице показались двое в красных нарукавных повязках с белыми буквами «PD» [латышская аббревиатура, означающая «служба содействия»]. Рабочие спрашивают что это – PD. Оказалось, эти PD обходят все дома, созывая людей на базарную площадь. Явка обязательна, в каждом доме может остаться по одному человеку, желательно из немощных, старых или больных. Отец и не думал спешить, а еще несколько человек, работавших над гипсовыми фигурами, фигурами потолка, вообще не собирались идти. Но во второй раз PD являются – всем идти безоговорочно. Отец сказал – ладно. Отправились мы на базарную площадь. Чуть ли не последними пришли. На площади трибуну возвели, вокруг – масса, словом, вся Валмиера. Мы с краю встали, площадь была окружена красноармейцами, в 15–20 шагах от толпы. Со штыками наперевес, винтовки в людей нацелены. Что там с трибуны вещали – расслышать было трудно, громкоговорителей не имелось. Духовой оркестр грянул «Интернационал». Все вздымали кулаки. Если кто вскидывает сжатый кулак – пусть его, нам-то какое дело. Подскочил русский солдат и отца штыком по заднице – ну, вскидывай кулак. Тут, конечно, те, кто еще не успел это сделать, спохватились. …Когда митинг закончился, толпе не дали разойтись и организовали шествие к месту захоронения комсомольцев. Под конвоем с двух сторон все туда и двинулись. Там опять был митинг. И только тогда разрешили разойтись по домам.

Правильно ли поступил Ульманис, приняв ультиматум?

В народе говорили, что неправильно, надо было сопротивляться. Уверенность в этом окрепла, когда последовали повальные аресты. Говорили: в случае сопротивления было бы меньше жертв, чем сейчас. Поэтому надо было сражаться. Пусть и проиграли бы. Сегодня это более чем ясно. Мы потеряли бы людей не больше, чем в результате высылок»¹¹².

Читая этот анонимный рассказ «гренадера» (точнее – «гренадера войск СС»), невольно приходят на ум два вопроса. Во-первых, почему же все-таки лучше было сопротивляться, если все равно «проиграли бы»? Вот уж после вооруженного сопротивления могли последовать и «повальные аресты» – это наверняка. Очевидно, противники советской власти рассчитывали на гитлеровскую Германию, которая не бросит их на произвол судьбы и придет на помощь в решающий момент… А уж в послевоенных советских репрессиях остается винить только самих же карателей вроде того же Петериса Л. и его хозяев – немцев и латышских коллаборационистов. Если бы не их сотрудничество с гитлеровской Германией, если бы не их преступления, то меньше было бы судебных процессов над карателями, меньше было бы случайных жертв, сначала насильно призванных в легионы СС, а после войны депортированных в лагеря как военнопленные…

Предоставим теперь слово другому очевидцу. Рассказывает Рейнгольд Райбайс, бывший снайпер 123-го полка 43-й гвардейской латышской стрелковой дивизии, один из 33 тысяч якобы «депортированных» из Латвии накануне войны:

«Про довоенное житье-бытье распространяться не буду. Скажу только, что в буржуазной Латвии нашей семье жилось неважно. Не только из-за безработицы. Отец у меня был латышским красным стрелком. Воевал в гражданскую. Ну, сам понимаешь, какое было к нему отношение. Я работал то грузчиком, то шофером. Как повезет… После лета 1940 года жизнь стала налаживаться. Пошла повеселее. А тут – война! Мы с отцом, конечно, в стороне не остались. Пошли по общей дороге. Даже про мать родную забыли. Отчего у меня на совести – вечный камень. Расстреляли ее немецкие прихвостни. На третью неделю после нашего ухода»¹¹³.

Еще в годы войны секретарь ЦК компартии Латвии Арвид Пельше в газете «За Советскую Латвию» (1942, № 18) писал:

«Ложь и хитрость, обман и месть издревле пребывали в арсенале завоевателей; когда им требовалось повлиять на легковерных или создать иллюзию успеха, наряду с мечом они пускали в ход и свое коронное оружие – ложь»¹¹⁴.

Что собой представляли те, кто создавал эту ложь? Коллаборационисты, кровно заинтересованные в оккупационном режиме, в победе Гитлера. Довольно верную характеристику для них дал палач народов Прибалтики обергруппенфюрер СС Фридрих Йеккельн.

«Мне приходилось взаимодействовать по многим вопросам, – показал он на судебном процессе в Риге в 1946 году, – и с руководителем латвийского самоуправления генерал-директором Латвии Данкерсом, генерал-советником Литовского самоуправления Кубилюнасом, генерал-директором Эстонии доктором Мяэ. Все они, замечу, были большими друзьями немцев. Эти люди руководствовались только немецкими интересами и нисколько не задумывались о судьбе своих народов. Из разговоров с ними я понял, что они хотят уничтожать большевиков не меньше, а может быть больше, чем мы, немцы. Эти люди считали, что даже если Германия и проиграет войну, то все равно будет очень хорошо, ибо мы ликвидируем всех советских патриотов, всех коммунистов. А без патриотов и коммунистов им гораздо легче будет запродать свои народы другим сильным державам»¹¹⁵.

Пусть каждый сам делает выводы из этих нескольких рассказов.