Парни из Манчестера. Пригнись, я танцую

Глава 8. Тыковка

У Джека это как-то работало.

Том все утро прокручивает в голове события вчерашней ночи: ему не удалось понравиться Кэтрин достаточно, чтобы он заметил проблеск согласия в непроницаемых темных глазах. Хотя она могла и сразу отказать, если бы он был противен. Но нет: слишком вежливая.

Кэтрин держалась по-королевски все время, даже пока они танцевали. Только когда он обнял ее, почувствовал, что тонкие плечи расслабились. Вот, спрашивается, зачем? И дебилу понятно: не стоит трогать девушку, которая не озвучила громко и четко, что она не против. Но не ему, он, судя по всему, еще тупее дебила.

Надо было хоть раз спросить Джека, что именно тот делает. Сколько вечеров Том наблюдал, как брат с совершенно наглой и самоуверенной рожей подкатывает к девчонке к баре и через пару часов просто вызывает такси и увозит ту к себе домой. Даже слышал эти разговоры, но, видимо, чего-то не понял. Когда попытался сделать то же самое с Кэтрин, она только больше закрылась.

Но ей же было комфортно, когда он обнял ее в конце. Тому не показалось, в тот момент он сам боялся, что хватит лишнего, – она ведь так и не ответила «да».

Мысли мечутся, как гусь по полю. Можно, наверное, все списать на отходняки после наркоза, но с утра, в церкви, и потом, на футболе, он уже был нормальным. Чувствовал себя чуть хуже, чем обычно, да и грудь побаливает, хоть она и заклеена – Том как раз с утра сгонял в больницу сменить повязку, но так и не увидел, что там за дырки сделали. Но в целом списать такое свое поведение на наркоз было бы сложно.

Он ведь даже не собирался никого клеить: думал посидеть в толпе, выпить чего-нибудь, просто почувствовать дыхание города. Но увидел Кэтрин, и из головы вышибло все мысли, кроме одной: как же она прекрасна.

У нее такие хрупкие плечи, видно каждую косточку. Она надела черное платье, которое подчеркнуло стройную фигуру, как будто специально, чтобы остальные не могли удержать челюсть на месте. Понятно, что ему оторвало башню: Том еще у нее в кабинете понял, что это самая красивая девушка в городе.

Как теперь смотреть ей в глаза? Она, наверное, не испытывает к нему ничего, кроме жалости. Умирающий англичанин, который от отчаяния несет всякую чушь. Даже теорию составила: он пытается соблазнить не ее, а свою болезнь.

А он даже не соблазнять кого-то пытается! Понятно, что впадинка на ее ключице и тонкие прямые ноги вызывают очень конкретные желания, но дело ведь не в том, чтобы ее трахнуть. В этот раз ему было бы мало просто секса. Стыдно признаться себе самому, но он впервые за все эти годы хочет, чтобы такая девушка была с ним по-серьезному. Хотя бы просто рядом.

Том оставляет «Индиго» на парковке, но не поднимается домой – что там делать? – а спускается прогуляться по улице. Отличная погода, район у него тоже спокойный. Вот когда с Леоном жили на задворках Йонкерса, с прогулками было туго. Местная гопота лютовала, английский акцент привлекал к себе столько внимания, словно они в футболках «Сити» на трибуны «Юнайтеда» забрались.

Пару раз даже пришлось ножами помахать, просто чтобы местные поняли, что к ним не богачи из Букингемского дворца заселились, а люди с таким же воспитанием. Может, даже и похуже – в отличие от ультрас того же «Юнайтеда», парни из Йонкерса быстро поняли, что мирное сосуществование выглядит лучше.

Через пару кварталов приходится остановиться – голова опять кружится. Еда! Нельзя забывать есть, даже если дома в холодильнике только пиво и банка анчоусов. Том сворачивает за угол – где-то неподалеку он видел милое кафе с улыбчивыми официантами. Девчонки были прямо дружелюбны с посетителями, и он пообещал себе, что обязательно зайдет как-нибудь. Видимо, этот день настал.

Окна у кафе открыты нараспашку, а живые цветы на подоконнике добавляют ощущения весны. В таком месте, наверное, здорово завтракать – и Том решительно заходит внутрь. Вряд ли тут есть что-то из любимой еды, но он уже привык к Америке, которая не ценит английскую кухню. Для того чтобы найти хотя бы обычный чай, приходится заглядывать в китайские магазинчики.

Взгляд моментально цепляется за знакомое лицо – вместе с появлением Тома девушка за столиком у окна поднимает голову от книги. Кэтрин Ким. Теперь она точно решит, что он ее преследует. От такой встречи не отмажешься.

Том пятится назад – нужно просто уйти, – но она смотрит ему прямо в глаза. Он неловко кивает, пожимает плечами, пытаясь без слов объяснить, что оказался здесь случайно, но она вдруг указывает на стул напротив себя.

– Доброе утро, Том, – произносит она, когда он подходит к столику. – Ты снова просто хотел выпить?

– На этот раз поесть. – Положение у него безвыходное, так что приходится сесть напротив. – Это правда случайность.

– Верю, – улыбается она и откладывает книгу. – Ты живешь на Бедфорд-авеню, а я – чуть южнее, на Берри-стрит. И здесь лучшие завтраки.

– Не хочу беспокоить, – Том не знает, как объясниться, – прости за вчерашнее, я был… Зря помешал тебе.

– Ты ничему не помешал. – Взгляд у Кэтрин еще смягчается. – И потом, я ведь сама пошла с тобой танцевать.

– Я поем и пойду, ладно? – Он пытается подняться с места, но ее взгляд останавливает. – Правда не хочу быть тебе обузой.

– Что случилось за ночь? – интересуется она, подхватывая бокал с вином. – Прошлой ночью ты был совсем другим. Упорным.

Внутри все клокочет: она тоже изменилась с наступлением утра. Вчера закрывалась, делала вид, что ей неприятно с ним общаться, а теперь сама все начинает.

– Тебе же не понравилось.

– Я этого не говорила. – Кэтрин делает глоток.

– Верно, ты в целом не особо хотела разговаривать, – поджимает губы он.

К ним подходит дружелюбная девушка, протягивает Тому меню и предлагает помощь с выбором. Кэтрин наблюдает за ними из-под ресниц, украдкой, и он перестает понимать, что за игру она ведет.

– Что посоветует мой лечащий врач? – поворачивается он почти с вызовом.

– Зеленый боул с курицей на пару, – моментально смеется она. – Но так как утро, то подойдут и блинчики с ягодами.

Не хочется ни того, ни другого: Том сейчас с удовольствием заточил бы донер, какой продается на углу Алнесс и Братингема.

– Давайте и то, и то, – вздыхает он и поворачивается к девушке-официанту, – блинчики хотя бы звучат как еда.

– У нас по воскресеньям к завтраку подают бокал игристого вина, – добавляет та, записывая, – вам принести?

– Конечно, – вмешивается Кэтрин.

– Мне же нельзя пить, – замечает Том, когда официант уходит.

– Мне можно, – подмигивает Кэтрин. – А тебе этот бокал ничего не стоит.

– Если хочешь, я возьму бутылку, – говорит он. – Дело не в деньгах.

– Ограничимся твоим бесплатным бокалом, – качает головой она. – Вино гораздо вкуснее, когда достается даром.

Что происходит? Том откладывает меню и заново пытается рассмотреть своего лечащего врача.

Она словно расцветает: в глазах виден тот самый блеск, который он заметил еще в больнице. Волосы с остатками вчерашней укладки переливаются на солнце, а футболка, висящая мешком на плечах, только больше подчеркивает изящность ее тела, внутри которого – строгая и спокойная доктор Ким.

– Ты вчера не дал мне ответить, – серьезнеет она.

– Не хотел заставлять.

– Я не могу сказать, нравишься ты мне или нет, – Кэтрин упрямо игнорирует его реплику, – потому что у меня это так не работает. Я тебя совсем не знаю: мы виделись дважды, один раз в клинике, а во второй просто потанцевали.

– Слушай…

– Мы ни разу толком не говорили, – продолжает она. Словно речь заготовила. – Поэтому я и не ответила.

В душе ярко разгорается потухший было огонек надежды. Он снова не так считал ее реакцию, а ведь Кэтрин права, они друг друга не знают. Это ему хватило двух минут, чтобы понять, насколько она прекрасна, тем более что она выглядит, как ангел. Суровый, воинственный, но такими на самом деле ангелы и должны быть.

– Без проблем, – быстро откликается он, – спрашивай, что хочешь. Мы же вместе завтракаем? Давай поговорим.

Кэтрин захлопывает рот и краснеет. Видно, что не ждала ответа на свою речь.

– Это же не собеседование, – медленно произносит она.

– Я родился и вырос в Манчестере, Англия, – с готовностью начинает Том. – Мне тридцать один год, но это ты уже знаешь. Всю жизнь, сколько себя помню, любил тачки. Так что я с ними и работаю. Ну, около них. Вот у тебя есть машина?

– Не так быстро, – просит Кэтрин, – пожалуйста. Так, машина, значит. Я никак не могу ее выбрать, потому что ничего в них не понимаю. Езжу на «убере».

– Ужасно, – морщится Том. – Там работает кто попало, а навигатор вечно водит черт-те как.

– Зато нет проблемы с парковкой.

– А болтливые водители?

– Это худшее, – смеется Кэтрин. – Я слушаю все об их семьях, детях, иногда внуках.

– Тебе нужна своя машина.

– Знаю, – она на секунду прикрывает глаза, – но преподавателя немецкого выбрать и то проще.

Том замечает: она снова начинает расслабляться. Это вызывает в нем что-то вроде гордости и радости одновременно.

– Ты знаешь немецкий?

– Д-да, – Кэтрин кивает, – я учу его с детства, потому что брат часто включал «Раммштайн». И я тоже… люблю такую музыку.

Она покрывается очаровательным румянцем, и Том чувствует, как сердце пытается пробить грудную клетку, и без того потрепанную операцией. Дышать становится сложнее.

– Ничего себе, – восхищенно цокает он языком. – Сколько в тебе секретов.

– А что слушаешь ты?

– В основном наших, – он придвигает поближе к ней бокал вина, который оказывается перед ним, – мерсисайдеров. Старый рок-н-ролл, но и группы помоложе тоже вполне подходят. Но из немецких я только «Раммштайн» и знаю.

Если раньше у него и был шанс забыть сумасбродную искру в глазах доктора Ким, теперь он исчез навсегда. Какая же она яркая девчонка… Том боялся, что такой разговор, когда им только нужно узнать друг друга, выйдет натужным, а еще она сама сказала о собеседовании… Но нет.

Ей правда интересна его жизнь. Том рассказывает о работе, об изобретениях, как придумал «Джей-Фан», когда сидел на заднем сиденье по дороге в Лондон и вспоминал Джун, которая постоянно ныла, как ей скучно ездить к бабушке. Кэтрин не делает вида, а действительно слушает. Кто бы подумал: за строгим азиатским фасадом сидит маленькая оторва, которой только и дай, что потрясти хаером под немецкий рок.

Том пропадает в ее взгляде. Он совсем перестает дышать и больше всего боится, что их разговор закончится. И она снова наденет свою суровую докторскую маску, будет раздавать рекомендации, что ему есть и пить, а не делиться эмоциями и спрятанной внутри энергией.

Страх сбывается. Официант забирает у них пустые тарелки, и Кэтрин вдруг умолкает на полуслове, опуская взгляд.

– Том… – Она прикусывает губу и качает головой: – Прости.

– За что? – спрашивает он, но сердце уже хватает железная рука.

– Заставила тебя подумать… – Она шумно выдыхает и поднимает посерьезневший взгляд: – Мы ведь все еще не в тех отношениях.

– Я тебе нравлюсь? – спокойно повторяет вопрос он.

Если она хотя бы кивнет, Том перевернет весь Нью-Йорк, но решит эту проблему. К черту рак. К черту смерть. Пока Кэтрин будет смотреть на него так, как сегодня, он выживет даже с пулей в сердце.

Потому что иначе он уже не сможет почувствовать себя живым.

– Да, – грустно улыбается она, – и мне очень приятно твое внимание. Но пока ты не выздоровеешь…

– Все будет хорошо, – Том невольно тянется и накрывает ее руку, – обещаю.

Если понадобится, он сменит больницу. Это не так сложно, но Кэтрин не будет его врачом. Ее чертова профессиональная этика не встанет между ними.

– Я заплачу за наш завтрак, – произносит он, поднимаясь, – спасибо, что рассказала мне о себе.

– Ты же не сделаешь ничего… такого?

– Ничего, что может навредить, – кивает Том. – Кейт, разговор между нами не закончен, понимаешь?

– Это и пугает.

– Я же сказал, – он аккуратно приникает губами к ее руке, – все будет хорошо.