Приговор

Глава 21

Август 1996 г.

Сердце бешено билось – Нэнси опаздывала на десять минут: кофе был не заварен, газеты на стол не положены, она не сидела на своем рабочем месте и не улыбалась во весь рот, как верный кокер-спаниель в ожидании хозяина. Она вбежала, запыхавшись, надеясь еще как-то все исправить. Хотя ее работу никогда не ценили. Сукин сын начальник едва замечал ее присутствие. Но если что-то было не так, если что-то не нравилось, она непременно об этом узнавала. Но не от него. Бог свидетель, он никогда бы не стал говорить с мелким обслуживающим персоналом. Вызывал управляющую делами мисс Корин Синглтон, та, в свою очередь, офис-менеджера Рика Вудса, который надзирал за работой сотрудников низшего звена – ниже уровня управляющего. А уже тот вызывал к себе ее и проводил беседу. Она не первый день работала на этом месте и помнила все его разглагольствования от слова до слова.

– Нэнси, – говорил он ей до обеда, когда к нему поступала жалоба, – не могли бы вы зайти ко мне в кабинет? Хочу с вами потолковать. – Это произносилось небрежно, как бы невзначай. В первый раз Нэнси растерялась, не зная пугаться или радоваться. Может, ее хотят повысить? Но взгляды других девушек быстро развеяли ее мечты.

– Корин проинформировала меня, что сегодня утром кофе мистера Тобина не был готов к его приходу. И хотя «Майами гералд» и «Нью-Йорк таймс» лежали у него на столе, «Кобб-каунти пресс» отсутствовала.

Нэнси смотрела на него, как дерзкая девчонка на директора школы: «Да закругляйся уж, приятель. Тебе не дождаться от меня всяких там mea culpas.[17] Давай, наказывай, и дело с концом!»

Эта ее черта категорически не нравилась Рику. Он ждал искреннего раскаяния. Другие работницы хотя бы изображали угрызения совести.

В это утро все обернулось немного лучше, чем в прошлый раз, когда она опоздала. Успела сделать почти все. Кофе заварила и поставила на стол чистую чашку. Газеты лежали на своем месте – все, кроме дурацкой «Кобб-каунти пресс». Этот дрянной листок не доставляли в контору – каждое утро приходилось бежать за два квартала и покупать. Можно было заскочить за газетой по дороге на работу, но Нэнси и без того уже была в панике. А теперь время было упущено.

Ровно в девять она уселась за стол, навесила на лицо лучшую из своих фальшивых улыбок и стала ждать, когда Старый Зануда прошествует мимо. И в нужный момент, как обычно, прощебетала:

– Доброе утро, мистер Тобин!

Он не повернул головы, никогда этого не делал. Единственным знаком, что старший партнер слышал ее слова, был легкий кивок головы. Такой незаметный, что в первые два месяца Нэнси была уверена: босс ее игнорирует.

– Ничего подобного, дорогая, – разуверила ее прилежная работница Корин. – Он тебе кивает. Присмотрись и заметишь.

Как будто для Нэнси его кивки что-нибудь значили!

Корин было еще труднее. Она должна была принимать у босса портфель и здороваться обаятельным, слащавым профессиональным тоном, который выработала за годы работы. Конторская мамочка, – подумала Нэнси. – Обращается с ним словно мамаша с двухлетним ребенком. С той лишь разницей, что ведет себя степенно, хорошо одевается и никогда не ворчит. У конторских мамочек нет на это прав.

Каждое утро босс спрашивал: «Мне звонили?» Корин отчитывалась, и он скрывался в кабинете. Ни подобия улыбки на лице, ни любезного слова. Но Корин это не волновало.

Джек Тобин был одним из трех старших партнеров (из «Большой тройки») крупной фирмы Майами «Тобин, Глисон и Гарднер». Два его других партнера уже умерли. «Может быть, поэтому он всегда такой мрачный, – подумала Нэнси. – Чувствует, что его черед тоже близок». Но сама понимала, что это не так. В свои двадцать четыре года Нэнси была неравнодушна к крепко сбитым фигурам. И хотя всеми силами старалась этого не замечать, не могла не признать, что у Джека Тобина, который подходил к пятидесятилетнему рубежу, красивое здоровое тело. Мужчина держался очень прямо, и на нем не было ни грамма жира. Короткие, почти как у панка, седые волосы начали на макушке редеть, а в некоторых местах и вовсе исчезли, зато упругая кожа отливала легким загаром и свежестью. Своей приятной грубоватой наружностью старший партнер напоминал морского волка. Глаза были красивого голубого цвета, но в них не светилось ни одной искорки.

С такими деньгами, мысленно усмехалась Нэнси, стоит улыбнуться, и все тусующиеся на Файер-Айленде модели из «Вог», хоть и вполовину моложе, будут сразу его. А может, так оно и есть, а каменное выражение лица – лишь маска для тех, кто на него работает? До чего она ненавидела этого сукина сына!

Проходя мимо стола Нэнси, Джек Тобин увидел ее улыбку, услышал приветствие и тут же понял, что сотрудница опоздала. Ее выдали глаза. По глазам можно судить обо всем. Многие мужчины ненаблюдательны. Но он больше двадцати лет выступал в качестве адвоката в суде первой инстанции, и наблюдать стало его ремеслом. За глазами, за руками, за позами. И еще вслушиваться – в слова и интонацию. Правда никогда не содержалась в одних словах.

Опоздание этой девушки его нисколько не тронуло. С ее провинностью разберется Корин. Джеку даже не придется ничего говорить. Корин привыкла проверять, на месте ли «Кобб-каунти пресс». Если газеты нет, значит, Нэнси опоздала. Нэнси – кажется, так ее имя. Джек Тобин был в этом почти уверен. Она работала в фирме около года. Пикантная молодая особа, насколько он мог судить. Хотя видел ее Джек, только когда она сидела за столом. У нее были золотисто-каштановые волосы. Ему такие женщины нравились. В них угадывалась некая глубина. Блондинок он не любил, по крайней мере в теории. В определенное время и в определенных обстоятельствах он мог бы сойтись с кем угодно – и, случалось, сходился. Не всегда был таким занудой – только последние лет пять. Но он знал: вскоре должны произойти изменения.

Джек Тобин уже примерно год читал «Кобб-каунти пресс». Изменения происходили в нем не быстро. Обычно формировались на уровне идеи. Затем вспенивались в виде мечты и наконец оформлялись в планы. Сейчас они были на стадии превращения в реальность. Он любил юриспруденцию, неподдельно любил. Ему интересно было участвовать в запутанном деле. Но он ненавидел большую фирму, богатых клиентов – всю эту высокопоставленную шваль. Здесь он не был самим собой. Он стал толковым адвокатом, однако успех сыграл с ним злую шутку, и Тобин чувствовал себя не в своей тарелке. Потребовалось двадцать лет, чтобы принять решение, но теперь он был близок к тому, чтобы его осуществить.

Округ Кобб располагался на северо-западном берегу озера Окичоби в центре южных районов штата, где слово «крекер»[18] не означает нечто такое, что можно съесть. Это маленький округ Флориды с населением менее 15 000 человек, большинство из которых проживали в городке Бэсс-Крик. Хотя он несравним по размеру с Майами, там тоже был «Макдоналдс», «Бургер кинг», и прошел слух, что в скором времени появится «Колонель». Зимой сюда бог знает откуда наезжали разные люди – молодые и старые, богатые и бедные, но главным образом бедные. Созревали цитрусовые, и из Мексики, Колумбии, Гватемалы и других точек на южной границе на сбор урожая собирались нелегалы.

Джек вырос в Нью-Йорке, но в душе был флоридским босяком. Последние десять лет все отпуска и выходные проводил на воде – плавал и удил рыбу. С тех пор, как пять лет назад от него ушла его третья жена Рене, жил один. Рене заявила, что не для того вышла замуж за успешного адвоката из Майами, чтобы все выходные торчать в жалкой глухомани, пока он закидывает удочку. Женщина имела право это говорить, но и Джек не собирался отказываться от единственной в жизни вещи, которая доставляла ему удовольствие. Их пути разошлись. И с тех пор Тобин ушел в себя, хотя и не стремился к этому.

План был таков: открыть небольшую конторку на окраине Бэсс-Крика. И защищать любого, кто переступит порог его кабинета. Единственное условие – чтобы он верил в правоту того, кого берется представлять. Он хотел стать легендарным сельским адвокатом и уже теперь не сомневался, что это будет интересно. Деньги ему больше не нужны – нужно нечто иное. Как там говорил Боб Марли?[19] Искупление? Хотя Джек не очень сознавал, какой именно вины. Может быть, его вина заключалась в том, что он разбивал в суде законные требования людей в угоду недобросовестным страховым компаниям, которые брался защищать? Он уверял себя, что это не более чем бизнес, но понимал, что поступает скверно. Понимал не он один – понимали все. Он превратился в высокооплачиваемую проститутку, только торговал не телом, а душой. Сколько можно так жить? А он протянул дольше, чем многие другие.

Джек в прошлом году уведомил фирму, и они больше шести месяцев вели переговоры, пока не установили сумму выкупа – двадцать миллионов долларов. С такими деньгами тысяча или больше людей могли бы жить в округе Кобб припеваючи. Но случилась заминка. Всегда случаются какие-нибудь заминки.

Эта проблема возникла по его собственной вине. Он присутствовал на одной из акций по сбору денег, которые так ненавидел. Вышел на минуту поговорить со старым приятелем Бобом Ричардсом, губернатором штата, и все к чертовой матери испортил. Именно к чертовой матери, иначе не выразишься. Их дружба была из тех, какую водят богатые люди и политики: собираются посидеть за стаканчиком и пообщаться между собой и себе подобными. Отнюдь не глубже. И вот он, мастер никому не открывать своих карт, старый зануда, вдруг распахнул душу губернатору по поводу планов на будущее.

– Ходят слухи, – как бы невзначай бросил Боб, – что ты уходишь из фирмы? – Они вдвоем прохаживались по террасе. В Майами пришла осень, и это был первый вечер, когда отступила тропическая жара. Почти семьдесят пять градусов, легкий ветерок, ясное небо – о таких вечерах люди в Буффало могут лишь страстно мечтать.

– Да, пора. Надо дать дорогу молодым балбесам.

– И чем собираешься заняться? Ни за что не поверю, что ты способен вести образ жизни пенсионера.

Настал тот самый момент, когда можно было пожать плечами, произнести ничего не значащую фразу – что-нибудь вроде «привыкну». Нет, лукавый потянул его за язык.

– Я не планирую отходить от дел. Хочу открыть маленькую конторку в округе Кобб. Поработаю провинциальным адвокатом.

– В округе Кобб? – переспросил губернатор. – Кстати, в округе Кобб старина Гарри Паркер готовится покинуть пост судьи. – В этом был весь Боб, политикан до мозга костей. Он не сумел бы разобраться в таблице деловых операций, не понял бы экологической проблемы, если бы не клюнул жареный петух, но прекрасно помнил, какие в штате открываются вакансии.

– Я не хочу работать судьей, – без обиняков отозвался Джек.

– Знаю. – Боб смотрел на звезды и потирал подбородок. – И кроме того, я уже обещал этот пост прокурору штата Биллу Сэмпсону. А вот его место освобождается. Джек, тебе понравится. Маленький штат, всего четыре юриста, нисколько не обременительно. Ну, что скажешь?

Боб был по природе дельцом. Что можно было ответить? Уместно было бы просто сказать «нет». Но Джек не привык разбрасываться представляющимися возможностями. Ему предлагали работу, связанную с судебной практикой. Не придется организовывать контору и нанимать людей. К тому же до того, как начать, он получит несколько месяцев отдыха. Вот он и ответил «да». Не сразу, не в тот же вечер. Помялся, немного потянул. Потребовалось несколько телефонных звонков старины Боба, но в итоге Тобин сдался. Это был крах. Мечта, которую он так долго вынашивал, лопнула – ей на смену пришла чья-то чужая мечта. Почему Джек позволил этому случиться? Он и сам не знал. Наверное, судьба.

Проходя мимо Нэнси в свой кабинет, Тобин испытал смутную тревогу. Он не любил этого признавать, но был человеком привычки, и вдруг кто-то вставил палку в колесо его заведенного ритуала. Джек быстро понял, в чем дело: его не встретила Корин, не приняла портфель и не проинформировала о поступивших звонках. Какое-то мгновение он размышлял, не спросить ли Нэнси, куда подевалась ее начальница, но передумал. Вместо этого позвонил Рику Вудсу. Джек немного нервничал – не мог взять в толк, что происходит. До этого ни разу не случалось, чтобы Корин отсутствовала или опоздала на работу.

– Рик, где Корин? Ее здесь нет, – спросил он, когда офис-менеджер поднял трубку.

– Не волнуйтесь, Джек. Она позвонила и сказала, что заболела. Впервые в жизни подхватила простуду. Придется вам сегодня обойтись услугами Нэнси. – Он говорил немного брюзгливо. С Джеком было все ясно: он уходил из фирмы. И с точки зрения Рика – чем раньше это произойдет, тем лучше. Так что не было смысла лететь сломя голову потакать его любому желанию. Повесив трубку, Тобин подумал было вызвать Нэнси, но вспомнил, что она наверняка отправилась за «Кобб-каунти пресс». Даже ее просчеты стали частью его ритуала. Но что-то его волновало помимо отсутствия Корин. Нельзя же до такой степени раскисать только потому, что заболела секретарь. Здесь что-то иное. Он чувствует.

Джек зашел в гардеробную, снял синий пиджак, аккуратно повесил на плечики, а плечики на вешалку. Вернулся к столу, взял «Нью-Йорк таймс» – впрочем, он всегда начинал с «Таймс», – устроился в удобном темно-красном кожаном кресле и принялся за чтение. Сначала мировые события, затем местные новости, некрологи, потом… интуиция его не обманула – вот что было не так.

Нэнси рассудила, что не стоит торопиться в расположенный за два квартала от фирмы магазин печати. Рик Вудс успел ей сообщить, что Корин заболела и в этот день ей придется выполнять функции секретаря. Какой смысл спешить обратно в офис?

– Считай, что тебе представился удобный случай, – ответил Рик, когда она необдуманно чертыхнулась в трубку. Исполнять обязанности секретаря Нэнси вовсе не хотелось. «Пусть заплатят, а не то я лучше погуляю». Но это был не выход. Ей нельзя было терять работу.

Когда Нэнси тихо вошла в кабинет, Джек сидел спиной, его стул был повернут от двери к окну. Нэнси направилась к столу с газетой и записями сообщений. С какой стати стесняться? Они оба знали, что она опоздала и забыла про «Кобб-каунти пресс». Если боссу захочется ее отругать, что ж… Нэнси услышала рыдания, только когда приблизилась вплотную к столу. Тяжелые рыдания. Тобин сидел, сгорбив плечи. Она заметила у него на коленях газету. Некрологи. Наверное, кто-то умер и он оплакивал этого человека. Может, у него все-таки была мать? Может быть, и в его жилах бежала человеческая кровь? Мысль, что у Джека Тобина имелось, как у других, сердце, не укладывалась в голове Нэнси. Но в ту минуту было не до раздумий: перед ней стояла проблема куда более неотложная. Она оказалась в кабинете босса в очень интимный момент. Как поступить? Выскочить на цыпочках за дверь? Это было самым заманчивым – Нэнси не хотела, чтобы зануда узнал, что она застала его в мгновение, когда тот был человеком. Наконец, не имея особенного выбора, она решила уронить газету на стол и при этом произвести как можно больше шума, а затем удалиться, притворившись, что ничего не видела и ничего не слышала.

Джек Тобин внезапно обернулся, да так быстро, что испугал Нэнси. Он посмотрел на нее покрасневшими опухшими глазами.

– У меня для вас сообщения, но я могу зайти позже. – Умнее она ничего не придумала. Тобин не ответил. Все еще был настолько под властью чувств, что не мог вымолвить ни слова. Но знаком показал, чтобы она села. Господи, хочет, чтобы я осталась! Вот бы сейчас выпить! Он словно прочитал ее мысли – выдвинул ящик стола и достал бутылку «Джек Дэниелс» и два стакана. Виски-бурбон – не тот сорт напитка, который бы предпочла Нэнси, особенно в половине десятого утра. Но она любезно приняла стакан и сделала одновременно с боссом большой глоток. Он налил снова. После второй порции напряжение стало отступать.

– Нэнси – вас, кажется, так зовут?

– Да, сэр.

– Нэнси, вам приходилось терять близкого человека? Я хочу сказать, очень близкого?

– Я потеряла мать, когда мне было пятнадцать лет.

Он помолчал. Она знала, что так и будет. Это всегда производило впечатление.

– Простите.

– Ничего. Это произошло девять лет назад. Я успела оправиться.

– От этого нельзя оправиться. Мой отец умер десять лет назад, но я до сих пор переживаю. Он и теперь со мной, мой самый суровый критик.

Нэнси не могла поверить, что говорит на такие темы со старым занудой. Ей хотелось попросить еще одну порцию виски, чтобы прийти в себя, но Джек внезапно встал:

– Нэнси, мы с вами проведем совещание, которое состоится вне стен этого кабинета. – Не выпуская бутылку, он зашел в гардеробную за синим пиджаком. Нэнси пришла в замешательство – Корин никогда не ходила с боссом ни на какие совещания. Не говоря уж о том, чтобы пить виски.

– Мне сообщить Рику? – спросила она.

– Нет, сам ему скажу, когда вернемся.

Нэнси схватила сумочку и чуть не бегом бросилась за Джеком к двери. Заметившие их сотрудники переглянулись.

Он попросил ее сесть за руль его черного «купе де виль», и она от этого разнервничалась еще сильнее. Машина была намного больше ее «хонды». А она после двух выпитых натощак порций виски не доверяла себе.

– Куда едем? – Вопрос был задан после того, как ей удалось без потерь вывести монстра из гаража.

– Есть здесь где-нибудь поблизости бар?

– Есть, туда ходит отец. Но это в двадцати минутах езды по направлению к Хомстеду.

– Прекрасно. Давайте туда.

Они ехали молча. Нэнси сосредоточилась на дороге, стараясь привыкнуть к большому автомобилю. А Джек ушел в себя и рассеянно потягивал из бутылки. Время от времени она косилась на босса и видела, что он полными слез глазами смотрел в окно. Нэнси не решалась его отвлекать и думала: «Наверное, умерла его мать».

Через двадцать минут подъехали к неопрятному на вид заведению. Оно казалось заброшенным. На вывеске красовалось: «У Фицпатрика». Слово «бар» было лишним – все ясно по виду. Нэнси вылезла из машины первой, Джек последовал за ней. Он невольно заметил, что у нее потрясающая фигура – тонкая талия, упругие мышцы. «Где, черт побери, я был весь прошлый год?» – спросил он себя. А надо было бы спросить: не год, а целых пять.

– Привет, Нэнс, – поздоровался с ней бармен, молодой, крепкий ирландец.

– Привет, Томми, – ответила она, немного смущаясь, решив, что, наверное, не очень умно, привести начальника в бар и чтобы он понял: человек за стойкой с ней запанибрата.

Но Джек словно ничего не заметил. Огляделся, выбирая место. Нэнси отвела его к лавкам в глубине зала. Он предпочел бы стойку, но здесь была территория Нэнси, и она диктовала условия. Бар производил сильное впечатление: мрачный, панели темно-красного дерева на стенах, черный потолок и темно-зеленый линолеум на полу. Свет просачивался сквозь несколько чистых пятен на заляпанных грязью окнах. Заведение отличалось оригинальностью. Они устроились за старым деревянным столом, и Нэнси поднялась, намереваясь пойти за напитками.

– Виски со льдом? – спросила она. Джек кивнул. Спустя минуту она возвратилась с двумя одинаковыми стаканами. – Я заказала сандвичи с копченой говядиной. Мне надо перекусить, а завтраки здесь не подают. Вы что-нибудь хотите?

– Нет, спасибо.

– Кстати, чтобы вы знали: мы с Томми учились в одной школе.

Джек улыбнулся. «Надо же, он умеет улыбаться», – удивилась Нэнси.

– Хорошо, что вы предупредили. А то я было подумал, что вы алкашка. Шутка! – Он и шутить умеет. Причем шутка ирландская. Не во всех кругах употребляют слово «алкашка». Нэнси не сдержалась и рассмеялась. Ей начинал нравиться старый зануда. Не исключено, что он все-таки человек.

Некоторое время они пили молча – он с грустным отвлеченным видом. Нэнси решила дождаться подходящего момента. Но после трех порций виски ее страх перед боссом почти испарился, и ей захотелось поговорить.

– Так кто у вас умер? – спросила она.

Джек поднял глаза, немного удивленный ее прямотой.

– Старый друг. – Он произносил слова едва разборчиво. – Добрый старый друг, с которым я много лет назад потерял связь. – Он снова на несколько минут ушел в себя, затем заговорил опять. – Мы вместе росли в Нью-Йорке, жили в одном многоквартирном доме. Он был моим самым верным товарищем. – Джек рассмеялся. Его полные слез голубые глаза блеснули, и Нэнси поняла, что он перенесся в прошлое. – Нью-Йорк в те годы был опасным местом. Хотя сегодня там, наверное, еще хуже. Каждые несколько кварталов представляли собой небольшой городок. И в каждом – своя ватага. Не совсем банды – просто мальчишки и девчонки, одной компанией державшиеся на улице и демонстрирующие, на что они способны. Постоянно драки: иногда стенка на стенку между ватагами, иногда в одной ватаге. Повсюду соблюдалась иерархия: сильные подчиняли слабых. Нет, Мики, тот был другим. Постоянно обо мне заботился. Если бы не он, окружение проглотило бы меня, прожевало и выплюнуло.

Приходской священник дал ему прозвище, которое ему понравилось и очень подходило. А он подарил это прозвище мне, потому что понимал – с ним я стану чувствовать себя увереннее. Сочинял истории, будто и я когда-то что-то делал для нас двоих, – считал, что так мне будет легче.

И всю оставшуюся жизнь, когда я попадал в тяжелую ситуацию или когда сомневался в себе, Мики своей верой помогал мне преодолеть трудности. Как бы я хотел провести с ним еще одну минуту – всего одну, – рассказать, какое влияние он оказал на мою жизнь, повторить, что я все помню.

Джека захлестнули воспоминания, и слезы потекли по его щекам. Он больше не видел Нэнси – смотрел прямо перед собой, словно попав в иное измерение. Вдруг в упор взглянул на нее:

– Я никогда об этом не рассказывал.

– Я никому не скажу, – ответила она. – Клянусь.

Джек улыбнулся:

– Я не это имел в виду. Просто очень долго хранил мысли в себе. Наверное, слишком долго.

Появился Томми с копченой говядиной на черном хлебе. Посмотрел на стол и заметил, что стаканы пусты.

– Принести что-нибудь еще? – спросил он. Он мог позволить себе обходительность. В баре было пусто: из посетителей один Джимми Ньютон, и тот уже начал разговаривать сам с собой.

– Мне воды, – попросила Нэнси. А Джек кивнул на стакан, давая понять, что будет продолжать травиться тем же составом.

– Сию минуту, – бросил Томми и направился к стойке. Нэнси проводила его взглядом, прикидывая, есть ли в Томми нечто такое, чего она раньше не замечала. И, глядя, как друг детства расхлябанной походкой идет по линолеуму, тут же заключила, что ничего такого в нем нет. Томми есть Томми – не слишком красноречив, зато умеет хорошо слушать, и поэтому из него получился хороший бармен.

Мысли Нэнси вернулись к шефу. Ей стало любопытно, что произошло между ним и Мики. Джек Тобин сказал, что они много лет назад потеряли друг друга, но по выражению его лица она поняла: все было не так просто. Может, именно то давнее событие наполнило этого человека печалью и с тех пор он постоянно носил ее в себе. Но Нэнси не рассчитывала в ближайшее время получить ответ на свой вопрос. Джек Тобин закрыл глаза, уронил голову на столешницу темного красного дерева и уснул.

Глава 22

Джонни Тобин познакомился с Патрицией Мортон в песочнице, когда ему было три года. Они жили в одном доме, и их матери дружили. Летом почти каждый день женщины приводили детей в Центральный парк, разрешали играть в песочнице, а сами болтали.

В тот день, когда во время перемены Мэхони ударил Джимми, старшего брата Пат, в глаз, Джонни находился на школьной спортивной площадке. Билли и Джимми учились в третьем классе – на два года старше, чем Джонни и Пат. Билли стоял над Джимми и смеялся, а тот лежал на земле и плакал. Пат подошла и стукнула Билли прямо в нос. Когда тот упал, вскочила на него и продолжала колотить. Она дубасила обидчика до тех пор, пока учитель не оттащил ее, кричащую и размахивающую руками, в сторону. Девчонка была явно с характером.

Пат играла во все уличные виды спорта. Никому не приходило в голову выгонять ее из команды, потому что она девчонка. Она была не хуже, а то и лучше других. И ни у кого не хватило бы духу сказать ей, что она не умеет играть. Разве что у Мики, но тот всегда брал ее в свою команду. Трое были неразлучными друзьями до самых старших классов, когда у Пат неожиданно появилась «фигура» и «буфера» и она стала носить платья. С тех пор ребятам сделалось неудобно с ней гулять, но нельзя сказать, чтобы им вовсе не нравились произошедшие в ней перемены.

– Только пойми меня правильно, – повернулся Мики к Джонни, когда они однажды увидели, как Пат с застенчивым видом идет по улице. – Мне нравятся девчонки, особенно те, которые носят красивые платья и у которых большие титьки. Но я бы никогда не подумал, что Пат превратится в одну из них.

В этом, наверное, была причина, почему они разошлись в подростковом возрасте. Мальчишкам нравятся девчонки, и они не прочь с ними заигрывать. Но только не со своей Пат.

У Джека было странное пристрастие к поминкам и похоронам. Его бабушка с отцовской стороны происходила из семьи, где было тринадцать детей. И у Джека, когда он был еще маленьким, сложилось ощущение, что он чуть не каждые выходные ходил на поминки и похороны. Ирландские поминки – это собрание целого клана. И хотя на них проливалось много слез по усопшему, было также много объятий, поцелуев и смеха – прямо над открытым гробом. А после погребения родственники собирались за столом. Конечно, эти застолья не были такими же оживленными, как другие, которые устраивали его родители. Смех и выпивка перемежались слезами. Но в них было нечто особенное – ощущение теплоты и близости родных и друзей. Джонни был всем присутствующим либо кузеном, либо племянником – даже тем, кого едва знал. И от этого возникало неповторимое чувство единения.

Похороны Майка Келли были не похожи на прежние. Джонни не был связан с ним родственными узами. И какие бы тесные отношения ни поддерживал с его родственниками, за двадцать пять лет все улетучилось. Он предвидел холодный прием. Что это за друг, если двадцать пять лет не показывал носа? И понимал, к какому ответу на этот вопрос пришли родные Мики, если, конечно, об этом задумывались. Богатый, известный адвокат не станет общаться с бедняками. Против того, что он богатый и известный адвокат, возразить было трудно.

Тобин заметил ее, как только вошел в зал похоронного бюро Джона Мэхони. И даже после стольких лет сразу узнал в толпе. Она разговаривала с двумя мужчинами и улыбалась – губы быстро шевелились. Как только он узнал Пат, она повернула голову и ее глаза подобно радару перехватили его взгляд. Она извинилась и направилась в его сторону. А он невольно изучал ее, пока она приближалась. На расстоянии она казалась по-прежнему привлекательной – высокая, со спортивной фигурой, стройными ногами и красивыми буферами.

– Джонни! – Они обнялись, и он почувствовал, как от ее тепла у него перехватило дыхание. И в тот же миг обрадовался, что оказался дома. Наконец Пат разжала руки. – Так и знала, что ты приедешь. Сколько лет мы не виделись? Пятнадцать?

Джек оглянулся и заметил, что на них смотрят и к ним прислушиваются. Искушенный, преуспевающий адвокат из Майами не потерял способности смущаться в присутствии людей, среди которых вырос.

– Нет, десять. Встречались на похоронах моего отца.

– Точно. Хотя не важно сколько. Ты здесь и потрясающе выглядишь. – Она почувствовала его неловкость и взяла за руку. – Пошли, поздороваешься с миссис Келли и мальчиками.

Джек не успел ни возразить, ни сказать, как хорошо выглядит сама Пат – а так оно и оказалось даже при ближайшем рассмотрении, – как они уже стояли перед миссис Келли, восьмидесятичетырехлетней матерью Майка.

– Миссис Келли, вы помните Джонни Тобина? – спросила Пат, представляя его старушке.

– А как же! Никогда не забуду, Джонни, какое у тебя было лицо в тот день, когда преподобный отец Берк предложил отдать Майка в священники. Думала, тебя хватит инфаркт. – Все вокруг рассмеялись. Миссис Келли пожала Джеку руку. – Как он тебя тогда называл? Мэром?

– Мэром Лексингтон-авеню.

Мики сумел убедить мать, что прозвище принадлежит не ему, а товарищу, хотя мать слышала, что сказал священник.

Дэнни и Эдди находились подле матери. Дэнни обнял Джека, и тот снова удивился – он ждал более сдержанного приема.

– Спасибо, что приехал, Джонни. Майк всегда тобой гордился – еще бы, такой знаменитый адвокат. – Джек не знал, что на это ответить.

Эдди сидел в инвалидном кресле. Он попытался что-то сказать, но только промычал. Ухватил Джека левой рукой за кисть и улыбнулся. На его глаза навернулись слезы. Джек накрыл его ладонь другой рукой и улыбнулся в ответ.

– Три года назад у него был инсульт, – прошептала Джеку на ухо Пат. – Так и не оправился.

Поздоровавшись с остальными родственниками, Джек подошел к гробу, отдать дань уважения другу детства. Он думал об этом мгновении по дороге и не представлял, какие испытает чувства. Узнает ли вообще Мики после стольких лет разлуки? Но чувства дали о себе знать еще до того, как он взглянул на лежавшего под разъемной, наполовину открытой крышкой человека. Это был его друг – первый и лучший друг, и никакие годы не могли стереть этого из памяти. Джек опустился на колени прочесть молитву, посмотрел в гроб и увидел Мики. Рыжие волосы исчезли, веснушки тоже, не было на лице улыбки – озорной улыбки заводилы, придумывавшего им обоим приключения. Джек заплакал. Он этого не хотел, старался сдержаться, но заметно дрожал.

Пат встала на колени рядом и, ободряя, обняла за плечи. Сначала он не мог говорить, но постепенно овладел собой.

– Не собирался устраивать сцены, – прошептал он ей на ухо.

– Ты и не устраивал. А если даже и так, мы ирландцы – это в порядке вещей.

– Просто у меня больше не было такого друга, как Мики.

– Знаю, – тихо ответила она. – У меня тоже. Кроме тебя.

– Да, ты права – кроме тебя.

Позже они встретились в «Макглейде», хотя теперь название было другим – «Ирландский бар Пат Хэррити». «Пропусти кружечку у Хэррити» – красовалось на фасаде заведения. Внутри тоже стало значительно лучше. Они сели за самый дальний столик. Джек заказал «Гиннесс», Пат – шабли. Разговор начался с пустяков.

– Весь день хотел сказать тебе, Пат, – потрясающе выглядишь.

– Ну что ж, спасибо, Джек.

– И чем ты теперь занимаешься?

– Я дипломированный бухгалтер в «Хэррел и Джексон». Вот уже двадцать пять лет.

– Впечатляет, – кивнул Джек. – Мощная фирма.

– Да. Только не слишком впечатляйся. Через две недели ухожу на пенсию. С меня довольно. Ну а ты? Мы слышали, заправляешь большой успешной адвокатской конторой в Майами?

– Больше не заправляю. Со дня на день ухожу. Правда, еще точно не решил когда. Переезжаю в маленький городок. Собираюсь работать дальше, но лишь в том случае, если работа будет доставлять мне удовольствие. – Джек решил не вдаваться в подробности насчет того, как согласился занять место прокурора округа Кобб.

– Вот как? Интересно, – отозвалась Пат. – Ты женат? Помню, десять лет назад ты говорил, что у тебя есть жена. А про детей запамятовала.

Джек рассмеялся:

– Сам постоянно все забываю. Но ответ на твой вопрос: нет и нет. Я был женат несколько раз, однако всегда что-то не срасталось. А ты? – Они остались друзьями, хотя и не виделись много лет. Но в этот момент Джек чувствовал себя намного спокойнее, чем в любое другое время.

– Я никогда не была замужем. Связи заводила, они тянулись годами но, как ты выразился, всегда что-то не срасталось. Если честно, со мной, наверное, трудно.

– Со мной тоже, – кивнул Джек, и оба рассмеялись. Светская беседа подошла к концу. – Я прочитал, что Мики умер от рака.

– Да, точнее, от рака легких. Он был не в силах бросить курить. И скажу тебе так, Джонни: если бы я оказалась на его месте, то не выпускала бы изо рта сигарету.

– Помнишь, после колледжа я больше не жил дома. И не виделся с ним, приезжая домой, как виделся с тобой. Поэтому очень мало знаю о его жизни.

– Сколько у тебя времени? – спросила его Пат. – Это долгая история.

– Вся ночь. А если понадобится, то и завтрашний день.

Она улыбнулась.

– Завтра нам надо идти на похороны. Придется предложить тебе сокращенную версию.

– Подожди секунду. – Джек перехватил взгляд Томми и заказал еще по одной. – Никогда бы не подумал, что в «Макглейде» будет работать официант.

– Берни перевернулся бы в гробу, если бы узнал, – рассмеялась Пат. Когда они были детьми, этим баром заправлял Берни. В то время здесь тоже стояли столы, но, если требовалось заказать выпивку, посетитель шел к стойке сам.

Подростками приятели постоянно сюда забегали, главным образом потому, что их отцы тоже здесь бывали. Но существовала и другая причина: Берни давал им спортивный инвентарь – футбольные и волейбольные мячи, бейсбольные биты. И они бежали с ними в Центральный парк. Вот еще одна деталь коммунальной жизни, которая теперь исчезла.

– Выйдя из тюрьмы, – начала Пат, – Майк снова окунулся в здешнюю жизнь. Дядя подыскал ему работу в сталелитейном деле, и он неплохо получал. В пятницу и субботу по вечерам мы все здесь собирались. После тюрьмы в его характере появилась резкость. Никто этого не замечал, кроме меня. Ты же в курсе, он два года провел на Севере.

Джек, не поднимая глаз, кивнул. За эти два года он чувствовал себя в ответе. Именно тогда упали первые камешки, за которыми последовал обвал.

– Мики начал пить – много, слишком много. Пару раз чуть не терял работу, но дядя его выручал. Дядя был какой-то шишкой в их профсоюзе. А потом он познакомился с пуэрториканкой Эленой. Симпатичная была девчушка. Они начали встречаться, и он почти забыл о спиртном. Дело кончилось свадьбой, у них родился сын. Я решила, что все его трудности позади, но не тут-то было. Через шесть месяцев после рождения мальчика он снова запил – сильнее, чем прежде. Не знаю, сорвался из-за дополнительной нагрузки или подругой причине. Его выгнали с работы. Жена в итоге сбежала – именно сбежала. Даже не сообщила куда. Исчезла, и все. Мики и тогда не остановился – пил, пока не оказался на улице и не превратился в бомжа. Многие годы он не мог с собой справиться, но однажды завязал. Как ты понимаешь, процесс восстановления получился долгим: он нашел работу, вернул квартиру, начал обустраиваться… Время от времени мы с ним выпивали по чашечке кофе, раз в месяц обедали. Жизнь стала налаживаться, но его мучил уход жены с сыном.

– Он не знал, что с ребенком?

– Позволь мне закончить. Я как раз к этому подхожу. – Пат сделала протестующий жест рукой. – Нельзя подгонять рассказчика. – Джек откинулся на спинку стула и принял смиренный вид. – Примерно десять лет назад – учти, я деталей не знаю, – Майк кое-что рассказал мне. Ему позвонила Маргарет, сестра его жены, и сказала, что его сын попал в беду, им нужны деньги.

– Так он не встречался ни с женой, ни с сыном с тех пор, как они от него ушли? – Джек не сдержался и снова задал вопрос.

– Ни разу за все семнадцать лет.

– Не слабо.

– Я бы сказала, полная безнадега, во что это, собственно, потом и вылилось. Майк собрал, сколько мог. Маргарет передала деньги сестре, но, видимо, оказалось недостаточно – сына обвинили в убийстве. Частный адвокат – мне кажется, это была женщина – отказалась его защищать, поскольку ей не заплатили. Дело вел государственный защитник и, видимо, все испортил – парня осудили за совершение убийства первой степени. И теперь он в камере смертников ожидает казни.

– В камере смертников! Что за черт!

– Вот именно: Господи помилуй! Человек семнадцать лет не может узнать, что с его женой и ребенком – только пойми меня правильно: женщина имела право уйти и начать новую жизнь, я ее нисколько не осуждаю, – и вдруг узнает, что его сын под следствием, скоро суд и ему вот-вот вынесут страшный приговор. Вполне достаточно, чтобы снова запить.

– И он запил? – спросил Джек.

– Нет. Может, и запил бы, но случилась удивительная вещь – такое бывает только в реальной жизни. При том, что как-то контактировал с семьей и посылал деньги, Майк понятия не имел, где живут его жена и сын. Общение происходило только через Маргарет. И лишь когда юношу осудили, Элена позвонила сама. Она была в безвыходном положении. Просила прощения, за то, что ушла от него, за то, что оказалась такой плохой матерью. Поблагодарила за деньги и сообщила, где живет.

– И что он предпринял?

– Полетел туда через несколько дней. Навестил сына в тюрьме. Провел с Эленой неделю – выяснил отношения. Объяснил, что она имела полное право уйти от него, а извиняться следует не ей, а ему. Вернувшись, он сказал мне, что мальчик просто чудо. После двух минут разговора Майк убедился, что Руди – так зовут его сына – никак не мог совершить преступление, в котором его обвинили. Весь остаток жизни Майк и Элена посвятили тому, что пытались доказать невиновность сына. Насколько я знаю, было подано две апелляции. Два года назад Элена умерла от рака груди. И вот представляешь, несмотря на весь этот ужас, самый настоящий ужас, я не видела Майка счастливее, чем в то время. Они вновь соединились с Эленой. Дважды в месяц он летал во Флориду, а она приезжала сюда. Он часто навещал мальчика – хотя почему я все время говорю «мальчик»? Руди – взрослый мужчина. Майк повторял, что благодаря сыну у него поднимается настроение. Руди счастлив, ничего не боится. И очень рад, что Майк и мать, несмотря на обстоятельства, вместе.

– Странно, почему он не позвонил мне? – удивился Джек. – Разве не знал, что я в Майами? Я бы помог.

– Знал и всегда гордился, что ты стал таким известным адвокатом. Но как только Руди осудили, им стал бесплатно заниматься один из центров по работе с осужденными на смертную казнь.

– Чепуха! – воскликнул Джек. – Мы с тобой понимаем, почему он не позвонил. – Он посмотрел на Пат в упор. Она не отвела глаза и, помолчав, продолжала:

– Попробую догадаться, что у тебя в голове и что в ней было все эти годы. Если бы тебе не явилась блестящая мысль угнать машину, Майк не оказался бы в тюрьме. А теперь ты к этому можешь добавить, что он не превратился бы в алкоголика, Элена не ушла бы от него, Руди не оказался бы во Флориде и его не обвинили бы в убийстве. Ну, как я справилась? Прости, забыла самое главное: и виноват во всем ты. Во всем!

Джек едва сдержался, чтобы не улыбнуться. Как она умело вывела его на чистую воду и попала в самую точку.

– Фантастика! Мы не виделись столько лет, а у меня такое впечатление, будто я обсуждаю с сестрой вчерашние события.

– Дело в том, Джонни, что самые важные события в жизни человека всегда происходят именно вчера, не важно, как давно они случились на самом деле. То же самое с людьми, с которыми мы росли. Мы можем не видеться сколько угодно, но все равно мне ясно, что у тебя на уме.

– Как тебе удалось настолько поумнеть? – Джек вновь почувствовал себя мальчишкой и едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.

– Я не покидала нашего окружения. И все эти штучки мне знакомы по Майку. Не представляешь, сколько раз он заговаривал о том, что надо бы тебе позвонить. Не сомневаюсь, и тебя посещали те же мысли. Все это не слишком трудно понять, и ничьей вины тут нет.

– Вот в этом ты не права, – покачал головой Тобин. – Я не сидел в тюрьме, а Майк сидел. Я преуспевал. Мой долг был – позвонить первым и уладить наши отношения. А я этого не сделал.

– Я повторю тебе то, что говорил мне Майк по поводу угона машины. Он мне признался, что именно он предложил покататься. Майк только притворился, что инициатива твоя. Он сам тебя подначил и никогда не считал, что ты ответствен за то, что он отправился за решетку.

– В таком случае почему он мне не позвонил?

– Я старалась его убедить, но он оказался таким же упрямым, как ты. Придумал, что у тебя своя жизнь и нечего напоминать тебе о прошлом. Я считаю, он понимал, что сам себя дурачит. За два дня до смерти он лежал в больнице в очень плохом состоянии. Я сидела у его постели. Майк открыл глаза, посмотрел на меня и сказал: «Когда Джонни приедет, расскажи ему про Руди». Закрыл и больше не открывал.

Слезы вновь заблестели на ресницах у Джека. Он помолчал.

«Значит, последние слова Майка были обо мне. Откуда он знал, что я непременно приеду? И почему я не позвонил ему, пока он был жив?»

У Джека не было ответов на эти вопросы. И теперь он не надеялся их получить.

– Почему ты не сообщила мне об этом сразу? Почему не сказала, что Майк дошел до того, что пришлось обращаться в бесплатный центр юридической помощи? – спросил он Пат.

– Сомневалась, что тебе это будет интересно и что ты захочешь об этом знать.

– А теперь уверена? – Пат кивнула. – Еще два вопроса, и сменим тему. Довольно на один вечер. Если Руди осудили десять лет назад, дату казни уже должны были назначить.

– Через восемь недель. Точнее, двадцать второго октября. Такие вещи планируют до праздников. Явно для того, чтобы поднять настроение родственникам.

– Восемь недель! Все-таки не понимаю, почему он мне не позвонил!

– Он знал, что ты в Майами, но, видимо, решил, уголовное право – не твоя область.

– В таком случае почему попросил тебя рассказать мне о Руди, когда в последний раз в жизни открыл глаза?

– Не знаю, Джек. Может, перед смертью что-то изменилось в его образе мыслей. Было видение или еще что-нибудь.

«Видение… – подумал Джек. – Почему касающееся меня видение в последнюю минуту?»

– Где произошло убийство? – спросил он Пат.

Она потерла лоб.

– Точно не припомню название городка, где они жили. Дыра в какой-то глухомани. Майк говорил, Крик с чем-то.

– Бэсс-Крик?

– Именно! – Она нацелилась на него указательным пальцем.

Джек сразу понял, чем ему предстоит заниматься следующие восемь недель.

Глава 23

Через неделю Джек Тобин приобретал недвижимость в Бэсс-Крике, дом на Брод-стрит в двух кварталах от городского отеля на берегу реки Окалачи. Он приметил это место много лет назад, когда его мечта стать сельским адвокатом только зарождалась. И вот она вдребезги разбилась. Но осталось несколько месяцев свободы до того, как он займет пост прокурора. Следующие семь недель он намеревался воспользоваться этой свободой в благих целях. Первым шагом должна была стать собственная адвокатская контора.

Вернувшись на следующий день в стены своего роскошного кабинета в Майами, Джек вызвал Нэнси. Его отношения с этой девушкой с тех пор, как ее приняла на работу Корин, кардинально изменились. После того дня, две недели назад, когда Корин не вышла на работу, он каждое утро задерживался у стола Нэнси и перебрасывался с ней несколькими фразами. А иногда приглашал в кабинет, и они болтали обо всем и ни о чем – о спорте, о новостях и об интимной жизни или, вернее, об отсутствии личной жизни у Нэнси. Даже об этом. Девушка чувствовала себя с Джеком совершенно свободно, как и он с ней. Памятное утро разрушило стену отчуждения, которую Тобин, Глисон и Гарднер выстроили между собой и подчиненными. Разрушило отчуждение по крайней мере между ними двоими.

Но в кулуарах фирмы их отношения вызвали озабоченность. Корин была потрясена нарушением протокола и высказала свои опасения Рику Вудсу. А тот не преминул в то же утро поговорить об этом с Джеком.

– Знаете, Нэнси, – сказал девушке Джек, когда она села на стул в его кабинете, – сегодня ко мне заходил Рик Вудс поговорить о нас с вами. – Юрист откинулся в кресле и положил ноги на стол – его обычная поза в последние дни.

– Он собирается меня уволить? – предположила Нэнси, хотя до конца не верила в эту версию.

– Возможно, вы правы.

Девушка потеряла дар речи. Она рассчитывала, что после их сближения Джек ее защитит. Но у того были другие планы.

– Послушайте, – продолжал он, заметив на ее лице испуг, – через несколько дней я уезжаю отсюда. Как скоро, зависит от того, насколько быстро сумею привести в порядок дела.

– Куда?

– В маленький городок под названием Бэсс-Крик. Слышали когда-нибудь о таком?

– Конечно. Отец, когда рыбачил, несколько раз брал меня туда с собой.

Джек понял, почему еще ему понравилась эта девушка – она знала толк в рыбной ловле.

– Зачем вы туда едете?

– Всегда мечтал открыть маленькую сельскую адвокатскую контору.

– Вы – сельский адвокат? – От такой нелепости Нэнси разобрал смех.

– Почему бы и нет. – Он широко улыбнулся.

– Джек, там живут реальные люди. У них на ботинках грязь, могут пролить кофе вам на ковер, и там нет мамочки Корин.

Тобин откровенно расхохотался. Корин услышала его из приемной и удивилась, чем они там занимаются на сей раз? В этой ужасной ситуации чувствуешь себя так неловко!

– Довольно, вы меня убиваете! – Джек прервал Нэнси и посерьезнел. – Я давно это планировал, но все время что-то мешало.

Нэнси сразу все поняла.

– О нет, только не я. Я не буду вашей мамочкой Корин. Поищите кого-нибудь еще.

– Подумайте минуту-другую, мисс Импульсивность. Предлагаю вам двадцатипроцентную надбавку к зарплате и такую же к страховому пособию. Представляете, как можно жить в Бэсс-Крике с такими деньгами? Купите лучший в городе дом с отдельной квартирой для отца, и он сможет к вам наезжать или даже жить вместе с вами. Или вот что: я сам куплю для вас дом – выдам ипотечный кредит, и вы будете мне платить. – Джек знал свое дело. Понимал, какие затронуть струны, чтобы быстро решить вопрос. И уже видел, что Нэнси обдумывает его предложение, представляя собственный дом и отца, который каждый день отправляется на рыбалку.

– Почему я?

– Потому что вы мне понравились и я хочу, чтобы мне было комфортно в моей новой конторе. И чтобы там не было ничего от здешней отвратительной формалистики. Будем работать рука об руку, получать удовольствие, и я обещаю, вы многому научитесь. Не исключено, что когда-нибудь тоже станете адвокатом.

От этой мысли Нэнси зарделась.

– Я могу подумать?

– Разумеется. А я пару дней обойдусь Риком. – Они рассмеялись. Обоим стало хорошо. Нэнси поднялась:

– Извещу вас через два дня.

Через две недели она приступила к своим новым обязанностям в Бэсс-Крике. Но перед тем, как Нэнси дала согласие, Джек рассказал ей о своих планах по поводу Руди и возможных последствиях.

– Не исключено, что, прежде чем все подойдет к концу, мне придется сжечь кое-какие мосты. В таком случае не останется ничего иного, как вернуться к первоначальному плану и стать сельским адвокатом. Но и в канцелярии прокурора, и в частной адвокатской конторе вы останетесь со мной и будете получать ту зарплату и страховку, о которой мы договорились.

Он выполнил и другие обещания. Через неделю после того, как Нэнси дала согласие, она подыскала в Бэсс-Крике жилище для себя и отца – двухэтажный, обшитый досками дом с полами из лиственных пород дерева и огромной верандой со стороны фасада в тени двух гигантских дубов. В Майами о таком доме она могла только мечтать. Джек, как и договаривались, купил ей особняк. При доме был гараж с квартиркой, но Нэнси решила, что отец будет жить с ней. А в этих комнатах, если подвернется подходящий мужчина, они смогут покувыркаться в постели. В особняке никто не жил, Джек заплатил наличными, и через несколько дней сделка состоялась. Кредит оказался совершенно необременительным – на тридцать лет с процентами гораздо ниже обычных.

– А если я завтра уйду с работы? – спросила Джека Нэнси.

– Что ж, – ответил он, – я не держу вас на привязи.

– Отлично, – кивнула девушка, берясь за перо, но сознавая, что она здесь надолго.

Джек ссудил ей пять тысяч долларов на мебель и дал неделю на покупки. Когда Нэнси приступила к работе, то жила уже в новом доме вместе с отцом. У них с Джеком оставалось пять недель, чтобы спасти Руди.

Когда в понедельник утром Джек и Нэнси сидели в его кабинете и обсуждали планы на следующие пять недель – он во вращающемся темно-красном кожаном кресле, она в одном из не менее впечатляющих американских красных кожаных кресел для посетителей, – раздался стук в дверь и, прежде чем они успели ответить, порог переступила Пат Мортон.

– Я опоздала на совещание? – улыбнулась она.

Джек растерялся.

– Какое совещание? – пробормотал он.

– Первое совещание следственной группы по делу Руди, какое же еще?

– Откуда ты узнала, что мы будем говорить о Руди?

– Скажем так: маленькая птичка на хвосте принесла. – Она бросила взгляд на Нэнси, и обе женщины рассмеялись.

Джек смотрел все так же озадаченно, и Патриция поспешила его просветить:

– Ты предупредил меня, если я позвоню тебе на работу и тебя не окажется, спросить Нэнси. Так я и поступила. Мы разговорились, она сообщила о твоих планах, и я решила приехать помочь.

Джек хотел перебить подругу, но она не дала:

– Послушай, я, как и ты, оставила службу. Не знала, чем заняться, и решила, что ты не откажешься от моих услуг. Я в ладах с цифрами, знаю компьютер, умею готовить и даже способна помыть посуду.

Пат села в свободное кресло. Джек посмотрел на Нэнси, та пожала плечами, но тут же расплылась в сияющей улыбке. Они просто сговорились.

– Добро пожаловать в нашу команду. – Джек поднялся, обошел стол и обнял ее за плечи. – Позволь представить тебе моего ответственного секретаря Нэнси Ши. – Все трое рассмеялись. – Ну хорошо, начнем. – Они снова заняли свои места. – Вот с чем мы столкнулись: по этому делу уже поданы две апелляции, которые были отклонены. Единственный шанс, хотя и призрачный, спасти положение – предъявить новую улику. Нечто такое, что ранее было упущено, нечто способное посеять сомнения в виновности Руди. Первый шаг – собрать всю возможную документацию, которая существует по этому делу. Я уже сделал запрос на документы публичного характера в администрации штата и у государственного защитника. Вскоре мы их получим. Мне предстоит читать и перечитывать бумаги до тех пор, пока я не составлю ясного представления, что было предпринято в прошлом. Затем будем искать упущения. Какая забыта улика? Какая не проработана версия? Если упущения есть, мы обязаны их найти. Это единственная возможность подать апелляцию.

– А как насчет того, чтобы раскрыть преступление? – возразила Нэнси. – Разве это не надежнее, чем надеяться на апелляцию?

– Разумеется, – кивнул Джек. – Но с тех пор прошло десять лет. Раскрыть преступление маловероятно. А найти выигрышные аргументы для подачи апелляции вполне возможно. Вот наши временные рамки: через две недели я должен представить записку по делу в верховный суд Флориды. Поскольку речь идет о смертном приговоре, суд немедленно определит график – скорее всего отведет обвинению пять-шесть дней на ответ, а еще через пять-шесть дней назначит прения сторон. Суд должен принять решение не позднее чем за пару дней до назначенной даты казни, поскольку, если нам откажут, остается последний шанс – Верховный суд США. Всю информацию следует собрать и обработать в ближайшие две недели. Пат и Нэнси, приступайте к делу. Убедитесь, что у нас для этого есть все необходимое. Данная задача целиком и полностью зависит от возможности компьютера – мы должны иметь доступ к системе, где можно получать необходимые данные. Понимаете, о чем я говорю?

– Прекрасно понимаю, – кивнула Пат. – Но это обойдется недешево.

– Не имеет значения. Есть еще вопросы?

– Есть, – подмигнула Пат. – Чем ты сам предполагаешь заниматься, пока не придут документы и пока мы с Нэнси будем надрываться на работе? – Такой вопрос Джеку никогда бы не задали в конторе «Тобин, Глисон и Гарднер». Он покосился на Нэнси – девушка широко улыбалась. Ей явно нравилась манера Пат.

– Собираюсь сделать нечто такое, чем никогда не занимался раньше, – защищать клиента. Завтра у меня назначена встреча с Руди в Рейфордской тюрьме.

Перед тем как поехать в тюрьму штата Флорида, которая была больше известна под названием Рейфорд и находилась на окраине Старка на северо-востоке штата, Джек вызвал Пат к себе в кабинет.

– Ты надолго приехала?

– Пока не закончим дело. Решила сделать что-то значимое, так сказать, достойно завершить послужной список.

– А где остановилась?

– В отеле «Бэсс-Крик».

– Слушай, почему бы тебе не переехать ко мне? Дом у меня большой, на берегу реки, в пяти минутах отсюда. Места вполне достаточно.

– Ты уверен, что я не нарушу твой уклад? Не помешаю?

– У меня нет никакого уклада, который можно было бы нарушить. – Они рассмеялись.

– Полагаешь, это не слишком?

– Полагаю. К тому же ты сама хвасталась, что готовишь и моешь посуду, – улыбнулся Джек.

Пат улыбнулась в ответ:

– Договорились. Принимаю твое приглашение.

– Отлично. Вот комплект ключей. Нэнси покажет, где находится дом, и поможет перевезти чемоданы. Нам придется снова узнавать друг друга. Это будет забавно.

Глава 24

Джека тревожила перспектива свидания с Руди, и во время долгой дороги в тюрьму он прокручивал в уме возможные причины своего настроения. Может быть, дело было в том, что Руди – сын Майка и юрист опасался, что встреча с ним снова всколыхнет в душе противоречивые чувства. Или боялся, что Руди в самом деле виновен и он это сразу почувствует. Или, того хуже, убедится в том, что молодой человек невиновен, и одновременно обнаружит, что сделать ничего невозможно. Какова бы ни была причина, Джек, пытаясь преодолеть нервозность, накануне пораньше приехал в мотель в Старке и, готовясь к беседе, весь вечер делал подробные пометки в блокноте. Нервное состояние было для него в новинку. А вот записи он делал всегда – давно приучил себя к этому, чтобы во время встречи с клиентом или свидетелем не упустить ничего важного.

Еще Джек обдумывал последний телефонный разговор. Незадолго до того, как он покинул свой кабинет, ему позвонил его давнишний приятель губернатор. Джек ждал этого звонка, но не так скоро.

– Рад слышать твой голос, Джек, – начал Боб Ричардс. – Поздравляю с уходом из фирмы. Наслышан, ты открыл контору в Бэсс-Крике. Неужели не хочешь отдохнуть?

– Это и есть отдых. Сижу за столом в джинсах и обдумываю интересное дело. – Тобин понял, что это только начало.

– Вот об этом я и хочу с тобой потолковать. Мне только что звонил Билл Сэмпсон. Сообщил, что ты хочешь заняться делом Руди Келли и запросил документы публичного характера. А также документы государственного защитника. – Довольно странно, пронеслось в голове у Джека. Государственный защитник информирует сторону обвинения, что у него запросили материалы дела. Но гадать долго не пришлось, губернатор перешел к сути: – Меня немного тревожит, что человек, которого я собираюсь назначить прокурором, решил копаться в деле приговоренного к смертной казни и ожидающего исполнения приговора.

Звонок дал Джеку еще одну возможность сказать губернатору, чтобы он подыскал на открывающуюся вакансию другого человека. Но он этой возможностью не воспользовался. И вновь сам толком не понял почему.

– Руди Келли сын моего друга детства. Я просто оказываю ему услугу – хочу убедиться, что в обвинении Руди расставлены все точки над i, что правосудие свершилось должным образом. Разве у тебя или Билла могут возникнуть проблемы, если я этим займусь? Это и есть задача государственного прокурора.

– Согласен. Просто Билл не очень доверяет адвокатам защиты. Такова уж специфика его работы. Я позвоню ему и скажу, что ты всего лишь хочешь убедиться – все было сделано правильно.

– Спасибо, Боб. Передай ему, что так я набираюсь опыта. Мне необходимо изучать уголовное право, и этот способ не хуже всякого другого.

Старина Боб только рассмеялся на другом конце провода.

– Хороший способ. Я скажу Биллу. Он будет доволен. Извини, что побеспокоил. Вскоре позвоню. Пока.

– Пока, Боб.

Джек немного подсластил пилюлю, но все, что он сказал, было чистой правдой. Он только не упомянул губернатору, что собирается предпринять, если обнаружит, что правосудие свершилось не должным образом.

Тюрьма Рейфорд была расположена в девяти милях от Старка и представляла собой уединенный комплекс бетонных зданий – белые, голубые, некоторые напоминали авиационные ангары. Вокруг находились автомобильные стоянки, зоны отдыха и открытые площадки – все обнесено блестящей оградой, по верху которой была пропущена спираль из колючей проволоки. В стратегических пунктах возвышались сторожевые вышки с прожекторами. Если какой-нибудь жаждущий свободы заключенный сумел бы преодолеть ограждение, он оказался бы на открытом лугу, где луч прожектора тут же его нащупает, а охрана скосит огнем.

Рано утром на следующий день Джек стоял перед центральными воротами и охранник показывал ему дорогу к главному зданию. Другой охранник с автоматом проводил юриста к одному из трехэтажных бетонных корпусов. Джек зарегистрировался, и третий охранник пропустил его через двое ворот – первые из желтых металлических прутьев, вторые – из серых. Вторые ворота открылись только после того, как закрылись первые.

С момента, когда щелкнул замок первых ворот, Джек оказался в чуждом ему мире, окруженный сталью, от которой отражался любой звук. Следуя за надзирателем по длинному коридору, он был ошеломлен какофонией шумов: криков, воплей и даже плача, клацаньем замков металлических дверей – все это составляло звуковой фон Рейфорда.

Джека провели в небольшую комнату с серым столом и четырьмя стульями. Вся мебель была привинчена к полу. Ему сказали подождать и сесть на один из стульев.

Руди привели два надзирателя. Лодыжки и запястья осужденного были скованы цепями, и ему, чтобы добрести до помещения свиданий, пришлось приложить немалые усилия. Руди сел. Металлические цепи брякнули о металлический стул, и от этого звука защемило в душе даже у такого опытного профессионала, как Джек. Он и раньше бывал в местах заключения и беседовал со свидетелями, но ему ни разу не приходилось посещать тюрьмы с таким строгим режимом безопасности и разговаривать с осужденными на смертную казнь.

Один из надзирателей остался в комнате и встал у двери. Джек хотел протестовать и требовать конфиденциальности, но передумал. Понимал, что оставить его наедине с заключенным согласятся только в помещении, где между ними будет барьер. А он этого не хотел. В крайнем случае можно говорить шепотом.

Руди посмотрел на гостя через стол в упор, улыбнулся и, насколько мог, вытянул скованные руки вперед:

– Здравствуйте, мистер Тобин.

Джек сразу увидел сходство. Нет, блестящими густыми черными волосами и оливковой кожей Руди не напоминал ирландца. Дело было в улыбке и глазах. Не в цвете, а в том, как они вспыхивали, когда он улыбался. Не оставалось никаких сомнений – перед ним сын Мики.

– Привет, Руди, называй меня, пожалуйста, Джеком. – Ему пришлось протянуть руку почти на всю длину стола.

– Хорошо, Джек. Спасибо. Когда мне сказали, что ко мне на свидание собирается мистер Тобин, я понятия не имел, кто вы такой. Но потом вспомнил рассказы отца о его детстве в Нью-Йорке и о том, что у него был лучший друг Джонни – Джонни Тобин.

– Он в самом деле рассказывал тебе обо мне?

– Да. Вспоминал, как вы лазили по задворкам, катались на задних бамперах автобусов, удирали из дома по пожарной лестнице, – вот это была жизнь! Я горд тем, что наконец познакомился с «мэром Лексингтон-авеню».

– Он тебе и об этом говорил? – улыбнулся Джек.

– Да.

– А сказал, что на самом деле это было его прозвище?

– Сказал, что его придумал преподобный отец Берк, но оно больше подошло вам. Он мне обо всем рассказал. – По его тону Джек понял, что Руди был в курсе предсказания отца.

Приятные были воспоминания, но еще сильнее Джека обрадовало то, что Мики поделился ими с сыном. Они беседовали всего пять минут, но Руди успел завоевать Джека своим обаянием и теплотой. Он интуитивно почувствовал, что этот парень не преступник. Джек и дольше бы предавался воспоминаниям, но не было времени.

– Руди, ты знаешь, зачем я пришел?

– Думаю, что да. Хотите как-то мне помочь. Подать еще одну апелляцию или нечто в этом роде.

– И что ты об этом думаешь?

– Видите ли, мистер Тобин, то есть Джек, одна из групп, протестующих против смертной казни, пару раз пыталась мне помочь и, как вы понимаете, ничего не получилось. Когда сидишь здесь, мало на что надеешься.

– И все-таки я попробую. Попытка не пытка.

– Я в этом не уверен.

Ответ Руди удивил Джека. Он ждал с его стороны нерешительности, но голос парня звучал убежденно. Джек не мог понять, что дурного в его намерении. Он был настолько убежден, что Руди обрадуется его предложению, что открыл контору, нанял Нэнси и начал расследование. Разве кто-нибудь способен отказаться воспользоваться последним шансом?

– Не понимаю, Руди.

– Я этого и не ждал, – улыбнулся заключенный. – Дело вот в чем: из того дурного, что со мной приключилось, вышло много хорошего. Мама и отец снова сошлись. Ясное дело, им было тяжело оттого, что я в тюрьме. Но когда они были вместе, я видел в глазах мамы нечто такое, чего раньше никогда не замечал. Они с отцом по-настоящему любили друг друга. Я познакомился с папой. Мы провели немного времени вместе – встречались только здесь, в тюрьме. Но почти каждое свидание доставляло радость, и за десять лет ее накопилось очень много. И еще я узнал про вас.

Джек хотел что-то сказать, но Руди знаком попросил его молчать.

– Может, все это случилось бы и так. Не знаю. Еще одно: у меня никогда не было друзей, кроме матери. Вы, наверное, читали, что я умственно неполноценный и все такое. Я скучаю только по ней и по своей лодке, на которой так любил плавать. Понимаю это так, Джек: когда все закончится, я окажусь именно там. Не знаю, как это выразить, но я счастлив оттого, что стану частью природы вместе с отцом и матерью. Я не молю о промедлении. Вы можете делать все, что угодно. Если у вас получится, я буду считать это веской причиной вернуться к нормальной жизни, вновь войти в свой мир. Но если не получится, не хочу, чтобы вы расстраивались.

Джек несколько мгновений молчал – впитывал слова Руди. Возможно, этому человеку не хватало образования и у него был не слишком высокий коэффициент умственного развития, но он понимал свое место в мире лучше многих людей. И не боялся следующего шага. А пока следующий шаг предпринял Джек.

– Руди, я и сам до конца не знаю, зачем это делаю. Я убежден только в одном: мы с твоим отцом любили друг друга и нас связывало много общего. Я планировал удалиться на покой в Бэсс-Крик лет этак пять. Но когда приехал на похороны твоего отца и узнал, в какое ты попал положение и где это все случилось, понял, что должен что-то сделать.

Руди кивнул, но долго молчал.

– Тогда действуй, Джек. – Приговоренный вздохнул с таким видом, словно не мог сразу подобрать нужные слова. – Джек, наверное, ты должен это сделать просто потому, что должен, я могу это понять. Но результат может получиться вовсе не тот, какого ты ожидал или хотел.

Джек силился разобраться в том, что он сказал, но в это время надзиратель дал знак, что свидание окончено.

– Последнее, Джек: ты веришь, что на пороге смерти люди могут видеть будущее?

Адвокат не понял, говорит ли он о себе, и не нашел что ответить.

– Не знаю, Руди.

– Видишь ли, когда отец в последний раз пришел ко мне на свидание, он не сомневался, что умирает, и перед уходом сказал мне нечто странное. Я до сих пор не могу понять. Вот его слова: «Когда к тебе придет Джонни, передай ему, что с этого момента всякий раз, когда он говорит с тобой, он говорит со мной».

Джек быстро поднялся, бросился к машине, на полной скорости покатил к центральным воротам, а когда забор со спиралью из колючей проволоки скрылся из вида, свернул на обочину, выключил зажигание и заплакал.

Глава 25

– Ну, как все прошло с Руди? – спросила Пат на следующее утро, как только Джек устроился за письменным столом.

– Нормально. У него улыбка Мики, – ответил он и начал перебирать бумаги, но Пат не позволила ему так просто сорваться с крючка.

– И все? У него улыбка Мики? Кстати, мы перестали называть его Мики лет тридцать пять назад.

– Да, помню. Но в моем банке памяти сходство именно с Мики. Дело не только в улыбке. Руди – потрясающий человек. Мягкий, доброжелательный, обладающий интуицией. И он невиновен.

Пат заметила, как Джек сжал челюсти, когда произносил эти слова.

– Вот так новость! А я-то считала, что он дегенерат, слабый характером и легко поддается убеждению. Поэтому его осудили.

– Возможно, он немного отстает в развитии – с той точки зрения, с какой мы привыкли оценивать интеллект человека. И не в меру доверчив – верит в людей, а мы считаем это недостатком характера. Но он не по возрасту мудр в другом. Тебе надо с ним встретиться. Я собираюсь к нему на следующей неделе. Поедешь со мной?

– Обязательно. То есть меня нисколько не привлекает мысль о визите в камеру смертника, но мне хочется познакомиться с сыном Майка, особенно после того, что ты рассказал.

– Вот и отлично, – кивнул Джек. – Сама увидишь: в нем очень много от отца. И кроме того, много другого.

Пат догадалась, что Руди завоевал Джека и тот поверил в него умом и сердцем. Продуктивное получилось свидание!

На следующий день из администрации штата и от государственного защитника поступили объемные материалы по делу Руди. Чтобы доставить бумаги, потребовался целый грузовик. Джек попросил грузчиков сложить дела у стены в своем кабинете. Он планировал окунуться в документы с головой и несколько дней не отрываться от их изучения.

Утром следующего дня он начал с первых полицейских отчетов об убийстве и сразу понял, почему следователи сосредоточили внимание на Руди. Вечером, когда произошло преступление, юноша заходил в дом жертвы. Пилар Родригес дала довольно точное описание его внешности, хотя на опознании и не указала на Руди. Раймон Кастро и Хосе Герреро также, до того как скрыться, уверенно описали его внешность. Кровь на ковре и на осколках стекла соответствовала группе крови Руди, но, черт побери, это самая распространенная в мире группа крови. Доказательств не хватало, чтобы уличить в нем преступника. Но существовало признание Руди или, точнее, сделанная с его слов следователем Уэсли Брюмом запись. Был ли зафиксирован допрос на пленку? А если нет, то почему? Пока что это был единственный вызывающий подозрение момент, который удалось обнаружить Джеку.

После материалов полиции он приступил к отчету коронера и не нашел ничего такого, чего бы уже не знал. Горло жертвы было безжалостно перерезано ножом с зазубренным лезвием.

Прочитав материалы следствия дважды – второй раз тщательнее вдаваясь в детали, – Джек получил представление о версии обвинения. Но что-то все-таки вызывало тревогу. «Есть некая улика, которую я проглядел, – твердил он себе. – Либо в этих документах, либо еще где-то».

Тобин ушел из кабинета около трех, но несколько томов дела взял домой. Сразу после пяти вернулась Пат с сумками продуктов. Джек сидел на полу гостиной, привалившись к дивану. Вокруг него были разложены бумаги. Он напоминал студента колледжа – только постаревшего, – решившего просидеть всю ночь, но написать курсовую по теме, о которой не имел представления.

– Ну, как дела? – спросила Пат. – Не разгадал головоломку?

– Какое там! Только-только окунулся в болото с крокодилами.

– Хорошо, приготовлю тебе вкусный ужин – прибавишь жирку. Пусть хоть они порадуются, когда тебя съедят.

– Премного благодарен. А если серьезно, давай куда-нибудь сходим поужинать.

Пат поставила сумки на стол.

– С удовольствием. Только позже. Сначала я должна совершить пробежку, а затем сделать упражнения.

– Я и не знал, что ты бегунья.

– Ты обо мне много чего не знал, Джекки-малыш.

– Может, и мне пробежаться с тобой? Пока ты делаешь упражнения, я поплаваю. Потом пойдем ужинать.

– Вот что мне нравится, так это четкий план действий, – заметила Пат, убирая продукты.

Спустя пять минут оба были в спортивной одежде и направлялись к выходу. Джек невольно отметил, какая ладная Пат: длинные ноги отливали загаром, живот подтянут, под спортивным костюмом груди не отвислые, а тугие – те же «буфера», на которые они давным-давно пялились с Мики.

«Надо бы проверить», – подумал он и тут же одернул себя: это же Пат!

– Далеко собралась бежать? – спросил он ее после нескольких минут разминки. – У меня есть дистанции на три мили, на пять и на восемь. Выбирай.

– Поскольку я только что приехала в город и несколько дней не тренировалась, давай начнем с трех.

– Решено.

Джеку не пришлось сильно замедлять бег, чтобы Пат не отставала. Она бежала в хорошем темпе. Милю примерно за восемь с половиной минут, решил он. Сам он тратил на милю меньше восьми, но и это был хороший результат. Зато теперь появился собеседник, с которым можно было разговаривать на бегу, и это его развлекало.

Пат понимала – Джек целый день провел среди томов документов и ему, естественно, не терпелось поделиться своими мыслями. Она решила начать разговор о деле.

– Удалось что-нибудь узнать?

Джек на бегу пожал плечами. Они двигались вдоль реки. Стоял типичный осенний вечер во Флориде – небо было ясным, воздух свежим и бодрящим. На воде ни малейшего волнения – только несколько моторок, катеров и рыбачьих лодок тревожили сонную гладь.

– Что тебе сказать? – начал Джек. – Руди определенно был в доме жертвы в вечер убийства примерно в то же время, когда произошло преступление. Он сам это признает. Но утверждает, что ему стало плохо и он попытался выйти на улицу очистить желудок. По дороге споткнулся, разбил пивную кружку и порезал руку. После чего Люси – та самая девушка, которую убили, – вышвырнула его за дверь.

– Значит, его кровь обнаружили в доме?

– Да.

– А другая найденная кровь принадлежала жертве?

– Именно.

– Похоже, у тебя серьезные проблемы.

– Это только половина дела. Все могло произойти лишь одним образом – и только это не будет противоречить рассказу Руди: кто-то появился в доме жертвы после того, как он оттуда ушел. На этой улице жили трое парней. Двое из них видели, как Руди шел к Люси, а через некоторое время возвращался со стороны ее дома. Но вскоре они исчезли из города, и с тех пор их местопребывание неизвестно. А третий смотался так поспешно, что полицейским даже не удалось с ним потолковать.

– Здесь что-то не так.

– Похоже. Только это нам ничего не дает. Другое дело, если бы существовало свидетельство, что кто-то еще побывал в тот вечер в доме жертвы. Тогда исчезновение парней выглядело бы в самом деле подозрительно.

– Но такого свидетельства нет?

– Нет. Здешние следователи – простофили. Я не большой дока в том, как следует действовать на месте преступления – всю жизнь занимался гражданскими делами, – к тому же преступление совершено десять лет назад. Но и мне очевидно: когда убит человек, особенно таким, как в этом случае, жестоким способом, должны обнаружиться какие-то улики. Отпечатки пальцев, следы обуви, фолликулы волос – хоть что-нибудь! Такое впечатление, что следователи, после того как нашли следы крови Руди, тут же на этом остановились.

– Не исключено, что Руди был в самом деле единственным человеком, который в тот вечер побывал в доме убитой, – предположила Пат. – Нельзя сбрасывать со счетов такую возможность.

– Можно, если верить Руди. А я ему верю.

Пат не ответила. Они уже вернулись домой, и она забыла, что бегала. Удивительно, как быстро летит время, если человек увлечен интересным разговором. Эта беседа ее разволновала. Джек сделал решительный шаг, но что, если Руди в самом деле преступник? Или другая вероятность – будет невозможно доказать его невиновность? Как поступит Джек, особенно после того, как познакомился с Руди и тот ему явно понравился? Из того малого, что удалось узнать Пат, против Руди было выдвинуто серьезное обвинение, основанное на косвенных доказательствах. И она отказалась от решения ехать в тюрьму. «Неужели мне хочется знакомиться с человеком – тем более сыном Майка – накануне его смерти?»

Такерия располагалась на границе латиноамериканского квартала, но дала бы пару очков форы всем другим забегаловкам, претендовавшим на роль ресторанов в самом районе. Она могла похвастаться обеденным залом и отдельным баром для тех, кто желал «только выпить». Интерьер отличался абсолютным смешением стилей, перегруженностью деталями и пренебрежением ко всему мексиканскому. К потолку было подвешено чучело крокодила, стены украшали знамена штата Флорида и города Майами, оленьи головы, чучела длинноухих зайцев и другая мишура, среди которой неведомо почему красовался четырехугольный плакат с надписью: «Раскошеливайся, Аспен, штат Колорадо!»

Еще один плакат изображал Эль Кордобеса, знаменитого матадора, но он был испанцем, а не мексиканцем.

Джек и Пат нашли место в углу слева от матадора. Пат, удивленная оформлением зала, обводила стены взглядом.

– Похоже, я попала на Ривьеру сельских южан, – усмехнулась она. Они оба недавно приняли душ и переоделись в джинсы и майки.

– Посмотрим, как ты заговоришь, когда отведаешь здешнюю стряпню, – рассмеялся Джек.

– Неужели так плохо?

– Шучу. Очень вкусно.

Подошел официант, и они заказали буррито с курицей и по бутылке пива «Дос Эквис». Пиво принесли сразу, и Пат с удовольствием сделала большой глоток.

– Какой смысл было бежать три мили, а затем приниматься за пиво?

– Прямой смысл. – Джек чокнулся своей бутылкой о ее бутылку. – Пиво помогает ощущать себя лучше, а бег – выглядеть лучше. Ты выглядишь отлично.

– Спасибо, Джек. – Она приподняла брови и улыбнулась. – Ты тоже, особенно в своих плавках. – Пат говорила о его откровенном купальном костюме, в котором он плавал в домашнем бассейне. – Домысливать ничего не приходится.

Джек покраснел. Пришлось напомнить себе, что перед ним сидит его старая знакомая Пат.

– Неужели заметила?

– Еще как. – И она посмотрела в его мальчишеские голубые глаза. Джек не отвел взгляда – Пат предстала перед ним в новом свете.

– Я тоже.

Их настроение нарушил подошедший с буррито официант. Они ели молча и размышляли о том, что только что пережили. Пат вовсе не собиралась делать эротических намеков. Она не думала о Джеке как о мужчине – по крайней мере до того момента, пока слова не сорвались с ее языка. «Я всего-то сказала, что он неплохо выглядит», – успокаивала она себя. Джек твердил себе тоже нечто схожее. Пат решила переменить тему.

– Ну как, привыкаешь к новой жизни? Здесь тебе не Майами, нет крупных контор.

– Привыкания не потребовалось. Много лет подряд я проводил здесь выходные. Привыкать приходилось, когда я возвращался в Майами. И большая контора была не по мне. Я был успешным профессионалом, но чувствовал себя несчастным. И когда ушел, словно расстался с ролью, которую играл двадцать лет. Здесь я ощущаю себя настоящим. Наверное, я и есть истинный провинциал с юга.

– Босяк – вот подходящее слово, – рассмеялась Пат. – Я читала о прежней Флориде. Страна босяков. Но не обольщайся, ты не таков. Ты просто мальчуган из соседнего дома, добившийся успеха, но вечно чувствовавший себя неуютно в этой роли.

– Ты права. Я уйму времени потратил зря.

– Есть еще остаток жизни, чтобы все наверстать. Как ты считаешь, твоя карьера как-то связана с неудачными браками? – Этот вопрос Пат тоже не собиралась задавать. И когда слова сорвались с языка, услышала их будто со стороны.

– Уверен, что да. Я много об этом размышлял. Положение в обществе оказывает сильное влияние. Но мне кажется, что мужем я был никаким. Все мои жены говорили одно и то же: «Тебя нет со мной. Ты будто где-то витаешь. Даже не поговоришь». Все три время от времени упрекали меня в этом. Я не мог понять, чего они хотели. Считал себя хорошим супругом, добытчиком. Разговаривал с ними. Мы беседовали каждый вечер. Да, я не открывал своих чувств. Но такой уж я человек: не люблю скандалить и, если на кого-то злюсь, перевариваю внутри себя. Никогда не признаюсь, что кем-то недоволен, потому что человек сделал то-то и то-то и тем самым меня обидел. И не переживаю из-за того, что случилось на работе, потому что завтра все будет по-другому. Меня обвиняли в том, что я бесчувственный, холодный, стараюсь поскорее замять неприятные для меня темы. Мне казалось, что я стал взрослым, научился жить. А на самом деле был плохим мужем.

Пат с понимающим видом кивнула и улыбнулась:

– Не представляешь, сколько моих подружек говорили то же самое о своих мужьях и сколько знакомых мужчин – о своих женах. Ты такой, как все, Джек. Эта проблема существует от начала времен. Женщины хотят говорить о своих чувствах, мужчины – нет. Женщинам кажется, что отношения ближе, если супруг разделяет их чувства. О мужчинах говорить не берусь, но, наверное, они не любят откровенных разговоров. Мужчины больше нацелены на действие. Они полагают, что жены любят их за поступки, а не за слова. А жены тем временем ждут, чтобы они просто сказали: «Я тебя люблю». Мы предпочитаем сильных мужчин, но хотим, чтобы они были чуткими. Но если мужчина слишком чуток, нам начинает казаться, что он слюнтяй. Тут все очень сложно.

– У меня была достаточно сложная работа, поэтому дома хотелось ясности и простоты. Но скажу тебе вот что – и уверен, ты слышала подобное и раньше: ни одна из моих жен не отказывалась пользоваться плодами моих трудов.

– Похоже, это тебя до сих пор задевает.

– Наверное. Поэтому я один. А что у тебя? Твоя очередь рассказывать.

– Ничего особенного. Были длительные связи, но они как-то сами собой затухли. Точно не могу сказать почему. Скорее всего, мужчины считали меня слишком сильной и независимой. Зарабатывала больше, чем они, – это, видимо, тоже имело значение.

Пока она говорила, Джек вглядывался в ее лицо. Он отметил, какая у нее гладкая и мягкая кожа. Появилось несколько морщинок, но ни одной у больших зеленых глаз – красивых глаз, подумал он. И неожиданно сказал:

– Им же хуже. – И тут же почувствовал, что слова надо запить пивом.

– Еще раз спасибо, Джек. Два комплимента за вечер не шутка, – ответила Пат, обмахиваясь рукой.

– Я говорю правду. – Джек смутился, как подросток на первом свидании. – Что, черт побери, между нами происходит?

Пат улыбнулась – она понимала, что происходит: неожиданно вспыхнул крохотный огонек. Только не стоит торопиться его раздувать. В конце концов, на карту поставлена их дружба.

Глава 26

Потребовалось еще два дня и две ночи, но в конце концов Джек одолел почти все тома. В последней коробке осталось несколько тонких папок, но он не сомневался, что уже знает все существенное. Во время вечерних пробежек он посвящал Пат в то, что удалось выяснить за день. Это приносило пользу обоим. Пат стала до тонкости разбираться в ситуации, на следующее утро делилась с Нэнси. А Джек, разговаривая с ней, обобщал и систематизировал собственные мысли.

– Ты оказалась права: частным адвокатом Руди была женщина. Ее имя Трейси Джеймс – судя по всему, модный юрист. Ее контора находится в Веро-Бич.

Они разминались у реки. На воде не было ни одной лодки, только плавали парочкой два пеликана. Третий спикировал к поверхности, выхватил из воды рыбу и беспрепятственно улетел прочь – собратья не обратили на него внимания. Наверное, сыты, решил Джек. Он знал, как яростно дерутся пеликаны за каждый кусок. Или влюблены…

Пат прервала его фантазии:

– Она в самом деле устранилась, потому что ей недостаточно заплатили?

– Кто?

– То есть как кто? Эта Трейси Джеймс, о которой мы говорим.

– Наверное. Точно не знаю. В документах только говорится, что она отказалась от защиты клиента до того, как состоялось заседание суда. Но если Майк сказал, наверное, так и есть. Мне случалось встречать адвокатов, которые работают только ради денег. В общем, Руди получил государственного защитника. Но Джеймс, прежде чем устраниться, проделала хорошую работу. Она разбила в пух и прах выступающего в качестве свидетеля на предварительных слушаниях следователя. Если бы это произошло на суде, Руди сейчас был бы на свободе.

– Так почему этого не произошло на суде?

– Потому что государственный защитник либо пьяница, либо идиот.

– Этот факт не может послужить поводом для апелляции?

– Может. Но его уже пытались использовать и ничего не добились. Однако на слушаниях об обжаловании мисс Джеймс затронула интересную тему: мог ли Руди, учитывая его характер и отсталое умственное развитие, отказаться разговаривать с полицейскими? И еще: обязаны ли были следователи немедленно прекратить допрос, как только мать Руди прибыла в полицейский участок?

– Полагаю, судья не клюнул на ее доводы? – Они углубились в такие юридические дебри, что Пат требовалось немалое усилие, чтобы следить за мыслью Джека. К счастью, в этот день они бежали дистанцию пять миль.

– Напротив. Он отклонил ходатайство защиты, но разрешил вынести на суд присяжных все обстоятельства допроса: как Элену не пустили к сыну и как не использовали звуко- и видеозаписывающие устройства, хотя все эти средства были в распоряжении полиции. И само признание, в сущности, не было признанием. Детектив вынудил сказать подозреваемого, что если бы Руди сильно разозлился, то в этом состоянии мог бы убить человека.

– Так ты говоришь, государственный защитник ничего из этого не использовал?

– Ничего.

На следующий вечер они пробежали семь миль. И Джек рассказал Пат, как юридические органы рассматривали поданные апелляции. Первая апелляция опротестовывала результаты слушаний об обжаловании и была отклонена Верховным судом Флориды. Суд признал, что решение судьи Уэнтвелла не противоречит законным правовым нормам. Вторая апелляция строилась на том, что проявил некомпетентность адвокат, в данном случае государственный защитник, который оказался не в состоянии приобщить к доказательствам обстоятельства этого допроса.

– Я считаю, что это была хорошая апелляционная стратегия, – продолжал Джек. – Сначала суд утверждает, что доказательства могут и должны быть вынесены на рассмотрение присяжных. Затем следует вторая апелляция, которая основывается на том, что государственный защитник не сумел представить суду подтверждающие невиновность подсудимого доказательства.

– И на каком же, черт побери, основании была отклонена вторая апелляция? – Чем больше Пат вдавалась в подробности, тем больше ее охватывало негодование.

– Видишь ли, на карту поставлено нечто большее, чем заметно на первый взгляд. Во-первых, апелляционные суды очень неохотно отменяют решения судов присяжных. Апелляции удовлетворяют лишь в пятнадцати процентах всех случаев. Во-вторых, адвокатом в данном деле выступал государственный защитник. Он, как и прокурор, является государственным служащим. Апелляционный суд редко идет на то, чтобы признать неэффективность государственного защитника в исполнении долга. И в третьих, публике нравятся смертные приговоры. Она не одобряет инициативных судей, которые вмешиваются в решение присяжных. Суд не огражден от общественного мнения.

Пат была вне себя от того, что говорил ей Джек. Они бежали через лес, где не было ни одной живой души, и она не выдержала и закричала во весь голос:

– Речь идет о жизни человека! Какое кому дело до общественного мнения, или политики, или государственных защитников, или прочего дерьма? Это же жизнь человека!

Чем больше волновалась Пат, тем спокойнее становился Джек.

– Помнишь известный вопрос из области психологии: «Если в лесу падает дерево, но рядом никого нет, производит его падение шум или не производит?»

Пат не могла понять, куда он клонит. Она разволновалась, расстроилась, а Джек пристает со всякими глупостями.

– Помню, и что дальше?

– В этом контексте ответ на вопрос: нет. Известно, что судебные разбирательства дел по подозрению в убийстве, особенно те, что базируются на косвенных доказательствах – свидетельских показаниях, не подтвержденных вещественными уликами, или, как в данном случае, на одной-единственной вещественной улике, – в основе своей некорректны. До тридцати-сорока процентов обвиняемых – невиновны. Но их тем не менее приговаривают к смертной казни, поскольку никто ничего не желает слушать. И никому ни до чего нет дела. Не обижайся, но и тебе не было бы дела, если бы на месте Руди был другой. И мне. Никому. К смерти приговаривают детей, умственно отсталых… За последние сорок лет в штате Техас казнены сто сорок человек. А там вообще отсутствует система государственной защиты. Это означает, что обвиняемые получают адвокатов, назначаемых судом. Некоторые «заступники» либо запойные, либо откровенно спят на заседаниях. Ты сама убедилась, как можно запороть дело, но такое ежедневно происходит в залах суда по всей стране. И будет продолжаться, пока люди не откроют глаза и уши.

Когда пробежка подошла к концу, Пат направилась сразу в свою комнату. После такого разговора даже мысль о еде показалась ей тошнотворной.

Глава 27

Джек несколько раз пытался найти в справочнике телефон Трейси Джеймс и позвонить ей в контору. Но, как ни странно, номер отсутствовал в списке.

Почему телефон адвоката не значится в телефонной книге? Может быть, она переехала в другое место? Веро-Бич находился всего в часе езды на восток, и рано утром в понедельник Джек решил съездить туда и навести справки.

Он получил ответ на вопрос вскоре после того, как оказался в городе. В каждой попадавшейся ему на пути юридической конторе спрашивал, где можно найти Трейси Джеймс. В первых трех секретари ответили, что понятия не имеют, кто это такая, и Джек начал сомневаться, существует ли эта женщина вообще. Зато в четвертой напал на золотую жилу. Настойчивость всегда приносит плоды, хмыкнул он про себя. И пробыл в конторе не меньше получаса.

– Думаю, что у нас на нее кое-кто работал, – ответила секретарь в «Блейн и Дьюи» и, прежде чем пойти за коллегой, бросила на юриста взгляд, который ясно говорил: она знает нечто такое, что и ему было бы неплохо знать.

«Или я слишком много воображаю, наблюдая за выражениями глаз?» – засомневался Джек, забывая, что получил первый за все утро осмысленный ответ.

Минут через пять в приемную вышла низенькая полная женщина лет пятидесяти пяти с мрачным выражением на лице.

– Вы тот самый человек, который задавал вопросы о Трейси Джеймс?

– Да. Как я понимаю, вы с ней работали?

– До самого конца. – Женщина потупилась. – Она была отличным боссом, хорошо платила.

«Каждый, кто хорошо платит, считается отличным боссом», – подумал Джек.

– До самого конца, как это понимать?

– А вы не знаете?

– Что именно? – Джеку категорически не нравилась эта игра в вопросы.

– Год назад мисс Джеймс погибла в автомобильной аварии.

Джек, хоть и не знал Трейси, решил, что обязан выразить соболезнование.

– Печально слышать. – К глазам женщины подступили слезы. Как знать, не исключено, что Трейси Джеймс была в самом деле хорошим начальником. – Вы не знаете, кто имеет доступ или хранит ее дела? Мне требуется одно конкретное, которым она занималась десять лет назад, – дело Руди Келли.

– Его скорее всего больше нет, – пожала плечами женщина. – По прошествии трех лет мы обыкновенно уничтожали документы. А когда Трейси погибла, раздали все тома. По какой-то причине я помню это дело, но не могу сказать по какой. Десять лет назад я еще не работала с мисс Джеймс. Вам лучше обратиться к ее главному следователю.

– Можете подсказать, где его найти?

– Постойте… он как-то упоминал, что живет в Стюарте, на самом берегу. Да, говорил, что приобрел там дом еще до того, как цены на недвижимость подскочили до небес.

Это уже было кое-что. Джек собрался уходить, но вспомнил, что частные следователи были, как правило, бывшими копами.

– Вы не знаете, мистер Рейдек не из бывших полицейских?

– Думаю, что так, – ответила женщина. – Он говорил, что уволился из полицейского управления Майами.

«Удача!» – обрадовался Джек, поблагодарил женщину и направился к двери.

Дик Рейдек жил в Стюарте в типичном доме представителей среднего класса, построенном наподобие ранчо: три спальни, две ванные комнаты. Дом стоял на берегу канала и резко выделялся среди богатых особняков – каждый с яхтой на заднем дворе.

– Приобрел в удачное время, – объяснил Джеку Дик, заметив, что тот удивлен контрастом. – Сколько лет уже пытаются меня отсюда выжить. Понаехали, раскупили участки, а старые дома снесли. Не представляете, сколько мне предлагали за мой.

Мужчины сидели в старых зеленых шезлонгах на затененной экранами задней веранде и смотрели на воду. Дик проявил небывалое радушие: стоило Джеку полчаса назад постучать, как он провел его в дом, даже не дождавшись, когда гость представится. Удобно усадил на веранде в шезлонг и, не спросив, подал пиво. Другую бутылку открыл себе. Он уже год как отошел от дел. И хотя его крупное тело не потеряло силы и бугрилось мышцами, было очевидно, что большую часть своего всегда свободного времени он занимается тем, что сидит здесь и пьет. Выдавал живот.

– И почему не продали? – спросил его Джек.

– Мне здесь нравится. И кроме того, я знаю, как это белое отребье бесит, что я до сих пор тут. И мне это тоже нравится. Так чем могу служить?

– Я представляю Руди Келли. – Джек ждал реакции, но Дик не ответил. – Вы помните это дело? – спросил он после небольшой паузы.

– Конечно. – От хозяина дома ощутимо повеяло холодом. Радушный человек, гостеприимно пригласивший его в дом, замкнулся. Джек инстинктивно понял, что ему неприятно об этом вспоминать.

– Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

– Зависит от того, что вы спросите.

– Кажется, я затронул больную тему? Я стараюсь спасти жизнь молодого человека, а время на исходе. Мне требуется информация, способная помочь клиенту, и больше ничего. Никаких подвохов.

Дик как будто смягчился.

– Я вас слушаю. Задавайте свои вопросы – отвечу, если смогу.

– Почему Трейси Джеймс отказалась от дела?

– Из-за денег. Трейси никогда не работала, если не была уверена, что дело выгодное. Откровенно говоря, я удивился, когда узнал, что она вообще взялась защищать Руди. У его матери почти ничего не было. А Трейси умела вытянуть все до последнего.

– Она была на это способна?

– Не то слово – настоящая была кровопийца. Но не в этом случае. Было в том деле нечто такое, что преследовало ее до самой смерти.

– Боюсь, я вас не понимаю. Вы сказали, она взялась защищать Руди не ради денег, но отказалась от дела из-за денег?

– Примерно так. Боролась с собой. Никогда ее такой не видел – ни до, ни после. Она на самом деле хотела помочь женщине и ее сыну. Скажу больше, она отлично поработала.

– Знаю, читал материалы. Во время слушаний об обжаловании буквально смешала с дерьмом тупицу детектива.

– Слышал. Хотя сам не присутствовал. Перед тем как погибнуть, Трейси планировала вернуться к этому делу.

– Что вы сказали?

– Именно так. До дела Руди Келли я не подозревал, что у нее есть совесть. Когда парня осудили, она сильно переживала. Понимала, что государственный защитник все испортил. И не могла этого так оставить.

– Постойте, я не совсем понимаю. Она отказалась от дела почти десять лет назад, и вы утверждаете, что планировала вновь к нему вернуться?

– Таковы факты.

– Но почему после стольких лет? – Джеку снова приходилось тянуть из него слова.

– С ней кто-то связался. Она мне не сказала кто. Сообщил некую информацию, которая, по ее мнению, могла помочь освободить Руди. Трейси решила переговорить с его матерью, но оказалось, что та умерла. Это ее подхлестнуло. Трейси вбила себе в голову, что довела женщину до смерти. И она позвонила детективу Уэсли Брюму.

– Зачем? – изумился Джек.

– Отчасти для того, чтобы этот болван знал: она возвращается на сцену. Трейси никогда не сомневалась, что Брюм подставил Руди. Она понимала, что на тех слушаниях разбила его в пух и прах, и хотела попугать, чтобы провел несколько бессонных ночей…

– Вы сказали, отчасти для того, чтобы следователь знал, что она возвращается на сцену. А еще для чего?

– Я не уверен. Может, она хотела прижать его, чтобы сказал правду. Считала, что у нее в руках есть все необходимое. Глупый шаг с ее стороны.

– Похоже, вы ее отговаривали.

– Не без того. Звонить не было смысла – очень трудно пристыдить бессовестного копа. Скорее убьют тебя самого. По-моему, Брюм именно это и сделал. Мне следовало проявить настойчивость, а я не придал ее словам должного значения и не сложил все фрагменты головоломки воедино. Наверное, в то время занимался каким-нибудь делом. Через неделю после того, как Трейси позвонила Брюму, она уже была мертва. Как насчет еще бутылки пива?

Слова Рейдека произвели впечатление разорвавшейся бомбы, и Джеку не терпелось выяснить остальное. Пива ему нисколько не хотелось, но он понимал, насколько тяжело Дику. Отставной полицейский скрывал свои чувства, а сам, наверное, винил себя в смерти босса.

– С удовольствием, – сказал он в спину Рейдеку – тот уже направился на кухню.

– Обычно у меня есть охлажденное, – извинился хозяин, вернувшись на веранду, – но вчера в кулере кончился лед, а сегодня я не выходил из дома.

– По мне, вполне холодное, – успокоил его Джек, сделав первый глоток.

– Это потому, что, вынимая две бутылки из морозильника, я тут же кладу на их место две другие. – «А вечер предстоит долгий», – подумал Джек.

– Кстати, ваш-то интерес каков? – спросил Дик, устраиваясь в любимом шезлонге.

Джек улыбнулся и сделал новый глоток.

– Отец Руди был моим лучшим другом. Недавно он умер. Скажем так, я отдаю долги.

– Понятно.

– Пытаюсь установить, где находятся бумаги Трейси, – продолжал Тобин после нескольких мгновений молчания. Дик не ответил. – Дело не уничтожено, если она собиралась к нему вернуться, – не отступал Джек. Рейдек не реагировал. Джек старался сохранять спокойствие, хотя внутри закипал. – Хорошо, – продолжал он, – предположим, дело находится у некоей персоны, которая не желает с ним расставаться. Я могу получить копию? Хочу попытаться спасти жизнь человека.

Собеседник не отвечал – смотрел на воду и ничего не говорил. Прошло еще несколько мучительных минут. Наконец он повернулся к Джеку:

– Я сказал вам, что из-за дела Руди этот вшивый коп убил Трейси Джеймс.

– А я считал, она погибла в автомобильной аварии.

– В аварии, но уж слишком подозрительной. В два часа ночи. Куда ей понадобилось ехать в два часа ночи среди недели? Я знал привычки Трейси Джеймс – она не выезжала в будни. Рядом ни одной разбитой машины и ни капли тормозной жидкости в тормозной системе. Следователь предположил, что она скорее всего вытекла после удара, но я тщательным образом осмотрел место трагедии и не нашел ни следа.

– Думаете, Брюм убил ее, чтобы заткнуть рот?

– Не знаю. Хотя да – именно так я думаю. Трейси на него наехала, а он, дрянь, взял и первым разделался с ней.

Джек не видел в этом особого смысла. Из материалов дела он знал, что копы проштрафились и вышли с допросом Руди за пределы дозволенного. Но это не причина, чтобы кого-то убивать, особенно такого известного адвоката, как Трейси Джеймс. Если только она не получила информацию, которая была способна прижать детектива Брюма к стене. Но если она располагала такой информацией, зачем понадобилось звонить?

– Я грыз эту загадку, как кость, – продолжал Дик. – Не могу сказать, что сходил от Трейси с ума. Она была неплохим боссом – хорошо платила. – Джеку это уже приходилось слышать. – Но в большинстве случаев все сводилось только к деньгам, и уж тут она умела проявить настойчивость. Однако скажу откровенно: я как был, так и остался следователем убойного отдела – нельзя ухлопать моего начальника и при этом рассчитывать, что я стану сидеть сложа руки. Я обязательно выясню, что к чему.

– Вы полагаете, в документах есть нечто такое, что может помочь?

– Понятия не имею. Я пролистал их сотни раз и ничего не нашел. Но это не значит, что там ничего нет.

– А как насчет человека, который с ней связался? Вы пытались выяснить, кто он такой?

– Пытался ли я? Я проштудировал ее еженедельник, проверил всех, с кем она встречалась в течение месяца до смерти. Переговорил со всеми нашими работниками. Изучил записи телефонных звонков к ней домой и в контору. Хотя и не все. В то время у нас было пять адвокатов и двадцать оценщиков страховых убытков, реклама по всему штату, секретари, телефонная служба юрисконсультов. Речь идет о тысячах и тысячах разговоров за один месяц. Я познакомился с каждым звонком в Бэсс-Крик и округ Кобб – междугородными. И выборочно – со всеми остальными. Абсолютно ничего. Ноль. Единственное, что у меня осталось, – документы, и я не выпущу их из рук.

На этот раз надолго замолчал Джек. Он понимал: для того чтобы получить дело или хотя бы его копию, надо что-то предложить Дику.

– Может, мы сумеем друг другу помочь? Вы считаете, вашего босса убили. Я хочу добиться оправдания Руди. Наши цели не противоречат друг другу. Если я что-то обнаружу, то дам вам знать. И вы поступите таким же образом. Но дайте мне копию дела.

Дик на мгновение задумался.

– Хорошо. Здесь неподалеку на дороге есть место, где можно снять копию. Утром вместе съездим и все устроим. – Он поднялся, сходил в кухню и вскоре вернулся с двумя бутылками пива. – Есть еще один человек, с кем вам полезно поговорить.

– Кто?

– Хоакин Санчес.

Глава 28

Пока Джек колесил по штату и «проводил расследование», Нэнси и Пат приобретали и устанавливали в конторе новейшие компьютеры. Затем начался долгий процесс сканирования полученных из администрации штата документов и загрузки в купленные компьютеры. Пат обладала необходимыми знаниями. Во время службы в «Тобин, Глисон и Гарднер» Нэнси выступала главным образом в роли текстового редактора и теперь прислушивалась к указаниям коллеги. В отличие от прежних начальников работать с Пат было одно удовольствие.

По утрам обе приходили в контору в джинсах или шортах. Первым делом завтракали в расположенной неподалеку закусочной «Пеликан». Женщины начали заглядывать туда на прошлой неделе и превратились почти в завсегдатаев. Заведение было небольшим – старый вагон-ресторан, снабженный некогда сверкающим алюминиевым фасадом, который за годы успел заметно потускнеть. Их обслуживала единственная в закусочной официантка Долорес.

– Зовите меня Долли, – предложила она в первое утро. – Изысков у нас нет. Вафли не подаем. Есть блинчики. Имеются яйца с ветчиной, беконом или колбасой. Хлопья с молоком – горячим или холодным. Овсянка, «Крим оф вит»,[20] кукурузные хлопья и «Спешиа кей».[21] Чего желаете? – Она уставилась в блокнот, в руке ручка, очки для чтения в черной оправе сползли на переносицу – весь ее вид говорил, что она готова принять заказ. Пат и Нэнси переглянулись и чуть не расхохотались. И с тех пор каждый день приходили туда и садились за один и тот же столик.

Теперь Долли вела себя не так официально.

– Привет, девчонки. Вам как обычно? – спрашивала она, как только они усаживались на стулья, – наверное, забывала, что если Пат заказывала всегда одно и то же, то Нэнси – нет.

– Ты долго работала на Джека в Майами? – спросила Пат как-то утром, дожидаясь, когда Долли принесет ее обычную тарелку овсянки и бананы.

– Около года.

– Тебе нравилась атмосфера большой фирмы?

– Я ее терпеть не могла.

– А Джека?

– И его тоже.

– В самом деле? – рассмеялась Пат. Ей нравилось узнавать «другого» Джека. – Расскажи.

– Он был совсем не такой, как сейчас. Будто два разных человека. Никогда не улыбался. И не разговаривал со мной до того дня, когда прочитал в газете, что умер ваш друг Майк. Но с тех пор стал начальником что надо. Как будто второй отец.

В этот момент Долли поставила на стол овсянку для Пат и яичницу с беконом для Нэнси. «Молодость, – сказала себе Пат. – Можно есть что угодно».

– А я не любила своего отца, – вставила Долли. Женщины улыбнулись и вежливо дождались, пока она не отойдет, и только тогда продолжили разговор.

– Странно. Получается, Джек вел себя как доктор Джекилл и мистер Хайд.[22]

– Ну, не до такой степени. Босс никогда не вредничал. Просто казалось, что витал где-то далеко – в смысле чувств. Понимаете, что я хочу сказать?

– Думаю, что да.

– А теперь он отзывчив, как только может быть человек. Словно смерть вашего друга Майка открыла шлюзы его чувств. Посмотрите, как он занимается этим делом. Отдается душой и сердцем.

– Да, это так. Но меня тревожит, что с ним будет, если он потерпит неудачу.

– Ты хочешь сказать, если Руди погибнет?

– Если Руди казнят.

– О, даже не хочу об этом думать!

– Никто не хочет, – отозвалась Пат. – Но это вполне вероятно.

– Я надеюсь, что Джек не позволит этому случиться, – покачала головой Нэнси. – В конце концов, он личный друг губернатора штата. Если дойдет до самого худшего.

– Я об этом забыла. Возможно, ты права.

Вернувшись в контору, они сразу взялись за дело. Пат заметила, что, пока она настраивает компьютеры, Нэнси читает какой-нибудь том дела.

– Нам предстоит обработать еще очень много информации, – сказала она как можно мягче.

– Понимаю, – ответила девушка. – Но это так интересно: расследование, слушания, суд.

– Ты рассуждаешь прямо как юристы.

– Да. Мне хочется, чтобы это стало делом моей жизни.

– Вот как?

– Джек, когда приглашал меня на работу, сказал, что со временем я сумею стать адвокатом. Раньше я ни о чем подобном не думала. Но его слова пробудили во мне надежду. А уж если я что-то решила, то пойду до конца.

– У тебя есть образование? – спросила Пат.

– Два курса. И еще пятнадцать кредит-часов.[23] В Веро-Бич есть Мэдисон-колледж с четырехлетним обучением, где через год я могу получить степень бакалавра. Форт-Лодердейл в двух часах езды. Если я сумею составить расписание занятий таким образом, что буду занята два или три дня в неделю, то смогу продолжать работать на Джека, хотя и не полную неделю. У отца пособие по инвалидности от министерства по делам ветеранов плюс социальная страховка. Так что концы с концами сведем.

– Да, я вижу, если ты что-то решила, то пойдешь до конца! Ну а как насчет личной жизни?

– Какая личная жизнь? У меня нет никакой личной жизни.

– Не поверю! – улыбнулась Пат. – У такой красивой девушки, как ты?

– Спасибо за комплимент, Пат. Но я как-то не вписывалась в Майами. Не бойкая, не броская. А мне ребята моего возраста кажутся тупицами. У них одно на уме. Ни разумения, ни души.

– Ничего не меняется, когда они стареют, дорогая. Содержательных мужчин очень мало, и попадаются они очень редко. Но ты обязательно кого-нибудь встретишь.

– Подожду, пока не получу юридическое образование.

– Вот только любовь не ждет. Если она приходит к мужчине или женщине, этого не изменишь. – Пат посмотрела в окно.

Нэнси покосилась и едва не спросила о ее личной жизни. Но, спохватившись, промолчала. Она понимала, что коллега не готова к откровенности.

Глава 29

Всю ночь на вторник Джек провел в доме Дика Рейдека и проснулся с головной болью. Они с Диком сидели на задней веранде, пили пиво почти до рассвета и решали мировые проблемы. А теперь в голове гудело, и он не мог вспомнить ни одну из этих проблем.

Тобин быстро принял душ, надел привезенные запасные брюки и рубашку и стал ждать, когда проснется Дик и они пойдут снимать ксерокопии.

Потребовалось немногим больше часа, чтобы сделать копии всех документов. Они вместе позавтракали. Затем Джек высадил старого детектива у дома и повернул в сторону Индианатауна, где теперь постоянно жил Хоакин Санчес. Накануне вечером Хоакину позвонил Дик, якобы для того, чтобы сообщить, что приезжает Джек. Но Джек понял истинную причину звонка – адрес. Дик хотел заручиться его согласием сообщить адрес. Напарники до сих пор прикрывали друг друга.

Хоакин тоже жил у воды – на берегу небольшой протоки, которая, извиваясь, вытекала из озера Окичоби. Когда приехал Джек, он чистил лодку. Джек позвонил в колокольчик, минут десять дожидался у входа и только потом догадался заглянуть на задний двор. «Вот так и работай сыщиком», – ворчал он, обходя дом. Хозяин был увлечен своими делами. Хоакин встретил его приветливо.

– Боюсь, не сумею вам сильно помочь, – сказал он. – Я занимался этим делом совсем недолго. – Зато накануне вечером он перечитал свой отчет и теперь мог сообщить Джеку некоторые детали. – У меня нет сомнений, что Люси Очоа убил Джеронимо, а Руди просто оказался в неудачном месте в неудачное время. Беда в том, что у вас нет информации из первых рук. Тот тип – Пабло, – с кем я беседовал, не отказался бы вам помочь. Но все, что он знает, только со слов других.

– Дик вам сказал, что незадолго до смерти Трейси разговаривала с кем-то о деле Руди? С кем-то, кто сообщил ей некую новую информацию?

– Еще бы! Последний год он только об этом и говорит. Я старался помочь ему обо всем забыть – вытащить на рыбалку, – но он целыми днями сидит у себя на задней веранде, пьет пиво и психует. Копу трудно смириться с тем, что у него под носом убили человека. Вот и винит себя в том, что случилось с Трейси.

– А вы? Тоже считаете, что ее убили?

– Не знаю. Я не очень знаком с деталями. Дик – тот да. В таких делах важна интуиция. Я доверяю интуиции Дика.

– У вас есть соображения, кто звонил мисс Джеймс?

Не вызывало сомнений, что Хоакин много раз все обдумал. И теперь он не промедлил с ответом:

– Либо Раймон Кастро, либо Хосе Герреро – кто-то из тех двоих, которые были с Джеронимо в вечер убийства. Прошло десять лет, кто-то мог вернуться в город, узнать о положении Руди, и возникло желание как-то помочь. На мой взгляд, это единственная версия.

Джек поблагодарил Хоакина за то, что тот уделил ему время, и уже собирался уходить, как хозяин вспомнил кое-что еще.

– Перед тем, как отойти от дела, Трейси отправила прокурору штата письмо и приложила к нему мой отчет. Копию письма она дала мне – наверное, потому что это был мой отчет. У меня есть еще один экземпляр. Если хотите, могу вам дать.

Джек не представлял, будет ли от этого польза, но письмо взял и, еще раз поблагодарив Хоакина, отправился обратно в Бэсс-Крик.

В тот вечер во время пробежки он рассказал Пат о своей поездке. Они бежали по новому маршруту, Пат обнаружила эту тропу накануне, пока Джека не было в городе. Уединенная дорожка шла в лесу среди деревьев.

– Протяженность десять миль, но мы можем в любой момент свернуть.

Джеку новый маршрут понравился. Вокруг стояли высокие сосны и древние дубы. Бородатый мох покрывал стволы и ветви деревьев, создавая зловеще-таинственную атмосферу одиночества и отрезанности от всего мира. Джек начал рассказ с первых минут путешествия и к третьей миле подытожил, что удалось выяснить.

– Таким образом, Трейси Джеймс погибла и ее главный следователь считает, что адвоката убил детектив Уэсли Брюм, занимавшийся делом Руди. Теория, которую я не принимаю. Да, Трейси решила вновь заняться этим делом. И что-то обнаружила. Нечто такое, что, как она полагала, давало возможность освободить Руди и, вероятно, бросало тень на Брюма. Рейдек уверен – именно поэтому Брюм ее и убил. Рейдек не представляет, с кем разговаривала Трейси, но ему кажется, что разгадка таится в ее документах, которые он бережет пуще жизни. Хоакин же не сомневается, что ей звонил один из двух парней, которые видели, как Руди шел в дом Люси, но у него нет доказательств. После разговора с Рейдеком и Хоакином я пришел к выводу, что Люси Очоа убил Джеронимо. К несчастью, человек, с которым разговаривал Хоакин, некто Пабло, уже умер. Я навел справки, как только вернулся в город.

– Чем-нибудь из этого можно воспользоваться, чтобы не допустить казни Руди? – спросила Пат, запутавшись в нагромождении фактов. Она уяснила одно – Руди не совершал преступления. Но терялась в догадках, как это доказать.

– Нет. Все, что я раскопал, недоказуемо, и нет оснований подавать апелляцию. Необходимы улики, свидетельствующие о том, что, кроме Руди, в тот вечер в домике Люси был еще Джеронимо или кто-то другой. Они нужны как можно быстрее. В одном я согласен с Диком Рейдеком – улика кроется в документах Трейси. Я их еще не читал. Но уверен, есть там нечто такое, что я уже видел в делах, но не обратил внимания.

– Почему бы тебе не перечитать дела?

– Нет времени. Завтра займусь документами Трейси. Послезавтра поедем к Руди, а затем мне надо составлять записку по делу в апелляционный суд, хотя писать пока не о чем.

– Что-нибудь обнаружишь. Я в этом не сомневаюсь. Послушай, насчет того, чтобы ехать с тобой к Руди. Возьми лучше Нэнси.

– Ты не хочешь его видеть? – растерялся Джек.

– Конечно, хочу. Но Нэнси ушла с головой в это дело, знает все детали и поможет тебе лучше, чем я. Проштудировала все тома.

– Можете поехать обе. – Они миновали отметку в пять миль и свободно бежали, не считая расстояния.

– Нет, – отрезала Пат. – Я буду только мешать. Введи Нэнси в курс дела, как только что ввел меня, и расскажи, где и какие необходимо расставить точки.

– Нэнси интересует работа секретаря.

– Ошибаешься, Джек. Ты ее изменил – заставил поверить, что в ней есть все, чтобы стать юристом. Девочка успела обегать всю округу и выяснила, какие здесь есть институты. Она разбирается в нюансах дела и сумеет обнаружить иголку в стоге сена, которая тебе нужна. Так что бери ее.

Джек не хотел сдаваться так скоро, и это не имело никакого отношения к Нэнси.

– Она с тем же успехом может оставаться в конторе и заниматься документами, пока мы съездим к Руди.

– В другой раз. А сейчас лучше ей познакомиться с парнем.

– Почему ты так говоришь?

– Не знаю. Наверное, женская интуиция. Узнав Руди, она найдет, что тебе требуется. – Джек понял, что спор окончен и усмехнулся. – Ты о чем? – повернулась к нему Пат.

– Вспомнил Нэнси. Знаешь, первый год, когда она со мной работала, я не сказал ей ни слова.

– Она говорила об этом. Призналась, что считала тебя примером бессердечного адвоката, пока не увидела, как ты плакал, узнав о смерти Майка.

Джек на мгновение задумался.

– Она права. Тот день многое изменил для меня. До этого я не плакал лет десять. Но с тех пор во мне что-то словно прорвалось. Я растрогался, когда увидел Руди. Плакал по дороге домой, когда приехала ты, – так был рад. Что далеко ходить: вчера вечером я смотрел в своей спальне кино и разревелся. Становлюсь слюнявым идиотом. – Оба рассмеялись.

– Ты снова ожил, Джек. И по твоим жилам заструилась горячая кровь.

– Наверное, так и есть. – Внезапно мужчина взял Пат за руку, и они остановились. Положил ладонь на бедро. – Я правда плакал в тот день, когда ты приехала. Твое присутствие очень много для меня значит. С тобой мне спокойно, и я уверен, что у меня все получится.

Пат, не стесняясь, обняла его потными руками за шею.

– Ты и до моего появления был не робкого десятка.

– Пусть так. Но сейчас я занимаюсь любимым делом и хочу, чтобы ты тоже в нем участвовала.

Она не ответила, только прижала Джека крепче к себе. И они молча стояли среди высоких сосен и покрытых бородатым мхом развесистых дубов.

Потом, искупавшись, надев шорты, майку и сандалии, Джек сходил в бакалейную лавку за бифштексами. Проходя мимо спальни Пат, заглянул в дверь. В комнате ее не оказалось.

– Не зайдешь на секунду? – Ее голос доносился из примыкавшей к спальне ванной. Дверь ванной была тоже открыта, но из коридора он не видел, что происходило внутри.

– Конечно. В чем дело? – Джек переступил порог. Душ был включен, и Пат стояла рядом с кабинкой в чем мать родила. Он моментально оценил ее фигуру. У нее был плоский живот и крепкие груди – женщина выглядела потрясающе. Он не знал, что сказать. Пат заговорила первой:

– Я ужасно вспотела. Не потрешь мне спину, пока я моюсь под душем? Самой мне не достать.

– Хорошо. – Он сделал шаг вперед.

– Джек! – воскликнула она.

– Что? – Господи, неужели в этот решающий момент он сделал что-то не так?

– Если ты собираешься тереть мне спину под душем, тебе необходимо раздеться!

– Подожди, я сейчас.

По какой-то странной причине Джек отступил в спальню, словно застенчивость не позволяла ему снимать одежду в присутствии Пат. Стянул майку, но шорты не успел и, сообразив, насколько он смешон, повернул в ванную. Теперь он спешил – опыт подсказывал, что в таких делах время играет решающую роль. Сделал два прыгающих шага, пытаясь освободиться от шорт, которые волочились на щиколотках, но споткнулся и с громким стуком распластался на полу спальни. Пат заглянула в комнату узнать, в чем дело. И, увидев Джека в таком положении с шортами на щиколотках, разразилась хохотом.

Джек, понимая, насколько нелепо выглядит, тоже не удержался и рассмеялся. Забавная получилась картина: Пат, совершенно обнаженная, в дверях ванной. А он, пытаясь освободиться от шорт, корчился на полу, сотрясаясь от хохота.

– Своеобразный способ для начала любовных игр, но, не могу не признать, забавный.

Джеку от смеха не удавалось выговорить ни слова. Он едва мог дышать, но задохнулся еще сильнее, когда Пат выставила руку и облокотилась о притолоку. В спальне было темно, но в ванной горел свет, и на фоне яркого прямоугольника ее фигура казалась силуэтом греческой богини. У Джека пересохло во рту.

Он вымыл ей спину, затем грудь, поцеловал каждый дюйм ее тела. А затем отнес в постель. Они занимались любовью с чувством, страстно, не спеша. Потом он долго лежал в ее объятиях. Ничего подобного Джек раньше не испытывал – его никогда не обнимала женщина, которая знала его лучше, чем он сам. И которая не словами, а делом дала понять, что она его любит. Теперь он знал, что эти руки его не оставят.

Глава 30

Рано утром в четверг Джек заехал за Нэнси, и они на его пикапе направились в Рейфорд. Поездка была долгой – они планировали оказаться на месте около полудня. В темно-синем брючном костюме Нэнси выглядела очень по-адвокатски.

– А где «кадиллак»? – спросила она. – Я рассчитывала прокатиться с шиком.

– «Кадиллак» остался в Майами, – ответил Джек. – Вместе со всем шиком.

Ему пришлось проявить смекалку, чтобы добыть пропуск для Нэнси. Накануне он позвонил в Рейфорд и обратился лично к начальнику тюрьмы.

– Мы и так оказали вам любезность, мистер Тобин, разрешив свидание в отдельной комнате. Но мы не можем позволить устраивать вечеринку с приговоренным.

Джек терпеть не мог правительственных бюрократов, напускавших на себя важность, но знал, на какие нажать кнопки, чтобы сбить с них спесь.

– Третьего дня я беседовал с Бобом Ричардсом о моем назначении на пост прокурора округа Кобб – оно произойдет через пару месяцев, – мы обсуждали взаимодействие ведомств. Это становится проблемой, и Боб желает, чтобы я возглавил специальную комиссию по изучению данного вопроса. – Джек занимался типичной чиновничьей демагогией, но начальник тюрьмы понял все правильно.

– Так вы говорите, что вас только двое?

– Именно.

– Пожалуй, мы можем пойти вам навстречу.

– Благодарю вас.

– Был рад помочь.

Нэнси пришла в восторг от того, что Джек пригласил ее в поездку. Она хотела произвести на него впечатление, доказать, что годится на роль помощницы. И полночи читала документы Трейси. Теперь она разбиралась в деле не хуже, а, может быть, даже лучше Джека.

– Я составила список вопросов, которые надо задать Руди, – сказала она, когда машина выехала на шоссе и повернула на север.

– Взгляну, когда приедем, – ответил Джек. – Но самого меня во время встречи с этим человеком не очень интересуют факты. Мне надо узнать несколько вещей – например, что они обсуждали с Трейси, когда та приходила к нему. А в остальном – это просто свидание.

– В таком случае зачем я вам нужна?

– Ты работаешь над делом Руди, поэтому тебе необходимо познакомиться с ним самим. Чтобы защищать людей, требуется установить с ними эмоциональную связь. Тебе предоставлена такая возможность. Дай мне твой вопросник и предоставь заботиться о содержании. А сама сосредоточься на том, чтобы узнать Руди.

Через четыре часа они прибыли в Рейфордскую тюрьму. Начальник сдержал слово, и их перемещения от здания к зданию и от надзирателя к надзирателю оказались даже проще, чем во время прошлого посещения Джека. Однако по выражению лица Нэнси он понял, что девушка испугалась, когда металлические створки сначала со стуком открылись, а затем захлопнулись за спиной. Тюрьма есть тюрьма. Девушка не ожидала услышать такие звуки и ощутить такие запахи. Джек обнял ее за плечи, стараясь ободрить и дать понять, что она в безопасности – по крайней мере настолько же, насколько в безопасности он.

Их провели в ту же самую комнату, где Джек встречался с Руди в прошлый раз. Они сели на привинченные к полу стулья и стали ждать, когда приведут заключенного.

Звуки известили о его приближении задолго до того, как Руди переступил порог, – лязганье запоров, звон цепей, шарканье ног и тяжелая поступь охранников. Сначала в комнату вошли два надзирателя, затем заключенный и следом – еще два надзирателя. Чем ближе день казни, тем серьезнее становятся меры безопасности, подумал Джек. Он покосился на Нэнси. Девушка неподвижно застыла на стуле. Он ободряюще похлопал ее по руке.

Пока Руди шел к стоящему напротив стулу, она смотрела перед собой с таким видом, словно боролась с морской болезнью. Но Джек понимал, что через несколько мгновений, когда лицо осужденного на смерть осветится улыбкой, ей станет легче.

– Привет, Джек! Как дела? – Руди произнес это с видом человека, которого не заботят проблемы мира. – Кто эта милая дама? – Он посмотрел на Нэнси в упор, и она заставила себя не отвести взгляда. В этот момент она почувствовала, что страх ее улетучивается. Руди был красив – в этом не приходилось сомневаться. И глаза! Что за удивительные сияющие глаза! Нэнси была поражена, но по-особому – ничего подобного она раньше не ощущала.

– Я Нэнси, – услышала она собственный голос.

– Рад познакомиться с вами, Нэнси. Меня зовут Руди. – Он протянул для пожатия руки в наручниках. – Это Джек вас сюда притащил?

– Нет. То есть и да, и нет. Он переманил меня из Майами. – Она, не зная, что сказать, чувствовала себя ужасно глупо.

– Так вы работали в большой фирме? И как вам Бэсс-Крик?

– О, я бывала в этом городе и раньше. Приезжала с отцом рыбачить. Мне он очень нравится.

– Вы любите рыбачить? Вода для меня все. Я часто плавал на своей лодке, но рыбу почти не ловил. Просто дрейфовал, наблюдал за птицами и зверями на берегу – мне даже крокодилы нравились. Это был мой мир – мир, в который Джек пытается меня не пустить. Так, Джек?

– Что-то в этом роде, – улыбнулся адвокат.

Нэнси была заинтригована.

– Не понимаю. Мне казалось, мы как раз и пытаемся вас туда вернуть.

– Ах да, простите, в каком-то смысле так и есть. Но моя душа хотела бы вернуться туда иначе – птицей, парящей над своим царством, скопой.

– Вы хотите сказать, что не желаете отмены казни? – спросила Нэнси почти шепотом.

Руди подался вперед, словно в комнате были только они двое.

– Не совсем. Ко мне пришел Джек. Теперь пришли вы. Для этого имеется какая-то причина. Не уверен, что она заключается в том, чтобы спасти меня. Не исключено, что существует иная цель. Мы ее просто не видим. Но если эта цель в том, чтобы спасти меня… – В этот миг Нэнси почувствовала, как его глаза прожигают ее до самого сердца. – …тогда я хочу жить. И узнать, что должен делать с остатком жизни. Однако если для меня все же настало время уйти, я знаю, куда попаду и кого там встречу.

Руди улыбался, а Нэнси не знала, что ответить.

– И кого же вы там встретите? – спросила она так же тихо.

– Маму и отца. Они меня ждут. – Его глаза блеснули, и он улыбнулся еще шире. Нэнси внезапно захотелось его обнять. В жуткой, холодной тюрьме она всего несколько минут назад познакомилась с приговоренным к смертной казни, но тут же поняла, что именно этого мужчину ждала всю жизнь.

– Откуда вы знаете? Почему так уверены? – Она задала вопрос не потому, что усомнилась в его словах, а из неподдельного интереса.

– Если человек предоставлен сам себе и знает, что его в скором времени ждет, – в этот миг Нэнси на секунду опустила глаза, но тут же снова посмотрела Руди в лицо, – если он даст себе волю, то ощутит и увидит нечто такое, что недоступно в обычных обстоятельствах. Все, что я чувствую, и все, что вижу в своем сознании, наполняет меня этой уверенностью.

– Никогда об этом не задумывалась. – Нэнси больше не боялась говорить откровенно. – Но если бы и я стояла на пороге смерти, то хотела бы знать, что меня ждут по другую сторону черты.

– Я вас буду ждать. Буду вашим близким по ту сторону. – Это уже было чересчур, и Нэнси вернулась к заранее приготовленной роли.

– Мы здесь для того, чтобы вас спасти.

– Знаю. Точно знаю, есть особый смысл в том, что вы сюда пришли. А спасете вы меня или нет – это уже другое дело. Существует причина, почему мы познакомились. И как бы все ни обернулось для меня в будущем, теперь вы принадлежите к моим близким.

– А вы – к моим. – Нэнси ощутила, как стало легче у нее на душе, и протянула руку к его скованным запястьям.

На обратном пути они с Джеком обсуждали визит в тюрьму.

– Простите, Джек, я слишком много говорила.

– Не стоит извиняться. Именно ради этого я взял тебя с собой.

– Но вам требовалось что-то обсудить, а я отняла время. Болтала всякую чушь – понятия не имею, откуда что взялось.

– Это реакция на Руди. А Руди – человек, каких очень мало.

– Вы в самом деле так считаете?

– Да.

– И я того же мнения. Похоже, он способен видеть то, чего не видят другие.

Джек кивнул.

– А еще говорят, что у него замедленная реакция. Неплохо бы нам всем обладать такой реакцией. Могли бы немного яснее обо всем судить. У меня было довольно времени задать ему вопросы. И я получил ответы. Но к сожалению, никаких новых фактов. У нас по-прежнему нет повода подавать апелляцию.

– Я найду то, что вам требуется, Джек. Сегодня же вечером просею сквозь мелкое сито все документы и, если мы что-то упустили, непременно найду.

Джек снова кивнул. Теперь он понял, почему Пат настояла на том, чтобы поехала Нэнси. Она инстинктивно догадалась, что знакомство с Руди вдохновит девушку. И еще – что ему требуется помощь, лишняя пара глаз.

Некоторое время ехали молча. Джек не сомневался, что Нэнси снова и снова прокручивает в голове и пытается осмыслить события пережитого дня.

– Последние десять лет жизни парень провел в тюрьме, а кажется безоблачно счастливым. – Джек промолчал. Он знал, что за этим последует вопрос. – Неужели ему правда не хочется жить?

– Я сам об этом много думал. И пришел к выводу, что Руди – образец вековечного оптимиста. Таким в детстве был его отец. Руди предстоит умереть, и поэтому он находит в смерти нечто положительное. Я не хочу сказать, что он не видит вещи, которые нам не дано видеть. Или что не стоит верить тому, что он говорит. Но если нам удастся его спасти, он и в этом найдет свои положительные стороны.

– А что он имел в виду, когда предположил, что мы приняли участие в его судьбе по какой-то иной причине?

– Понятия не имею. Трудно проникнуть в мысли человека, встречающего смерть с улыбкой. Не имею ни малейшего представления.

Они остановились у дешевой закусочной и молча перекусили. А когда снова выехали на шоссе, уже стемнело. За несколько миль до Бэсс-Крика Нэнси повернулась к Джеку:

– Между мной и Руди установилась какая-то связь.

– Я заметил. – Джек покосился на девушку.

– Хорошо бы съездить на речку, туда, где его любимые места. Наверняка божественные уголки.

– Он тоже считает их райскими.

Нэнси вздохнула:

– У нас определенно много общего. Вот уж повезло так повезло – встретить мужчину своей мечты в камере смертника.

Джек только улыбнулся.

Глава 31

Нэнси позвонила ему в семь утра. Когда раздался звонок, Джек как раз закончил приседания и перешел к ежедневным растяжкам.

– Джек, это я, Нэнси. – Словно можно было не узнать ее по голосу. Девушка говорила возбужденно. – Джек, я в конторе. Мне кажется, я нашла то, что вы искали!

– Не говори по телефону. Я приеду через двадцать минут.

– Кто звонил? – спросила Пат, она еще не встала с кровати.

– Нэнси. Что-то раскопала, – ответил он по дороге в ванную. Почистив зубы и приняв душ, он решил не бриться, мигом оделся и, поцеловав на прощание Пат, отправился в контору.

Нэнси выглядела неважно. Она так и не сменила вчерашний брючный костюм. Пиджак небрежно висел на стуле, а мятая белая блузка была в пятнах заваренного в кабинете кофе. Под глазами темные круги. Нетрудно было догадаться, что она до предела вымотана, но в то же время в сильном возбуждении.

– Ну, так что тебе удалось нарыть?

– Вот, взгляните. – Нэнси подала Джеку тонкую светло-коричневую папку. Он открыл ее и увидел несколько документов, напоминавших результаты химических лабораторных исследований. Это были анализы мочи и крови и отчет о токсикологической экспертизе. Потребовалось несколько секунд, чтобы Джек понял, что он читает. Затем его осенило.

– Вот оно! Подсознательно я понимал, чего недостает – результатов химических исследований в отчете коронера. Где они были?

– В одном из тонких скоросшивателей в коробке, куда никто из нас не заглядывал, когда мы в первый раз изучали документы.

Джек вспомнил, что он от корки до корки прочитал материалы следствия, но тонкие папки на дне второй коробки так и не открыл. Слишком устал и решил, что там нет ничего существенного.

– А теперь посмотрите сюда. – Нэнси протянула ему другую тонкую светло-коричневую папку. Это был полицейский отчет на двух страничках, помеченный датой убийства. Речь шла о предполагаемом изнасиловании Люси Очоа. Джек начал читать, и у него забилось сердце, кровь побежала быстрее. Он снова перевел взгляд на результаты лабораторных исследований. Картина начала складываться – очень неприглядная картина.

– Ты понимаешь, что это значит?

– Думаю, да, – кивнула Нэнси, наблюдая, как он скользит взглядом по строчкам. – Хотя мне для этого потребовалась целая ночь, а вам всего пара минут.

– Введи меня в курс дела. – Слушая ее объяснения, Джек надеялся успокоиться.

– В теле Люси Очоа в день убийства была обнаружена сперма. Она принадлежала мужчине с четвертой группой крови. Это другая группа, не та, что у Руди. Таким образом, было заведено отдельное уголовное дело об изнасиловании. Правда, я не вполне понимаю зачем. Скорее всего с какой-то неблаговидной целью, только не знаю с какой.

– До этого момента ты все предположила правильно. А вот и концовка. Кровь и сперма стали представлять огромную проблему. Стало ясно, что в доме побывали два человека. И следствие – то есть прокурор и полиция – решили снять проблему тем, что завели два отдельных уголовных дела. В результате не потребовалось предъявлять материалы расследования об изнасиловании защите по делу об убийстве. И еще: поскольку расследование носило криминальный характер, материалы не подлежали огласке и никто, включая прессу, не мог до них добраться.

Журналисты черпают по крайней мере часть информации из документов публичного характера, и прокурор штата прекрасно это понимал.

– Как же нам удалось получить документы расследования изнасилования?

– Мы сделали запрос на все документы, касающиеся Люси Очоа или Руди Келли. Уголовное расследование изнасилования – действие, которое в действительности никогда не велось – было прекращено много лет назад. И поскольку оно закрыто, материалы стали доступными. Ясно одно: прежде таких запросов никто не делал.

– Кажется, я понимаю, – пробормотала Нэнси. Она следила за рассуждениями Джека, но материал был слишком сложным и абсолютно для нее новым. Нэнси поспешила сформулировать еще одну мысль, пока она не ускользнула от нее. – Но как же быть с токсикологическим отчетом коронера. Неужели защита не видела документ? Как можно было не обратить внимания на различие групп крови на ковре и того, кто оставил сперму в теле Люси?

– Они обратили бы внимание, если бы видели. Токсикологический отчет имеет название «Дополнение к отчету коронера». Даю голову на отсечение, что коронер принимал участие в сговоре. Он не снабдил основную часть отчета токсикологическим разделом. Защита его не получила, а болван, представлявший на суде интересы Руди, не догадался запросить. Руди тем более не сообразил. И несуразица с различием групп крови оказалась скрыта от внимания присяжных и не попала в апелляции.

– Но как же анализ крови Руди? Разве его результаты не составляют часть отчета коронера? – удивилась Нэнси. Она чувствовала себя глуповатой, но продолжала настойчиво складывать части головоломки в единое целое.

– Нет. Коронер занимается лишь телами пострадавших. Сперма была обнаружена в теле убитой Люси Очоа. Анализ же найденной на ковре крови Руди проводила полиция в криминальной лаборатории Майами.

– Вот это да! Сравнение анализов крови не попало ни в один документ. И что это нам дает?

– Наконец я получил аргумент для апелляции. Уверен, когда Верховный суд Флориды обнаружит, что натворили прокурор и местная полиция, будет назначено новое судебное заседание. А если будет назначено новое судебное заседание, Руди не приговорят к смертной казни.

– Вы уверены, что мы сумеем вытащить его из тюрьмы?

– Да. Процесс займет много времени, однако начало положено, и это твоя заслуга.

Нэнси не нашла что ответить. Она была взволнована, но перспектива освобождения Руди в далеком будущем ее не устраивала. Она хотела, чтобы он вышел из тюрьмы немедленно.

– Каков наш следующий шаг? – энергично спросила она.

– Я должен подготовить записку по делу. Думаю, недели мне хватит. Предполагаю – я об этом уже говорил, – что суд отведет генеральному прокурору неделю на ответ. Еще через несколько дней будут назначены прения в суде. И еще пара дней останется до срока казни на случай, если придется Предпринять следующий шаг – апеллировать в Верховный суд США. Хотя полагаю, что до этого не дойдет. Нэнси, ты проделала отличную работу.

– А что делать между теперь и тогда? – Нэнси пропустила комплимент мимо ушей.

– Я главным образом буду заниматься запиской.

– А я, пожалуй, пойду по следу. Может, удастся выяснить, чья это сперма. Согласны?

– Хорошо. Только будь осторожна.

– Конечно. Хочу сделать для Руди все, что в моих силах.

Глава 32

– Хорошо, дамы, потянулись. Еще немного. Потянулись. Вот так. А теперь бег на месте. Колени выше! Ну же, Нэнси, постарайся, ты можешь!

Нэнси улыбнулась и стала подбрасывать колени чуть выше. Их тренер всегда находила, что подопечные немного недотягивают, и требовала полной отдачи.

Ей было лет тридцать пять, и она представляла собой образец тренера по аэробике. Небольшого роста, зато мускулистая и хорошо сложенная. Нэнси считала, что она похожа на мексиканку, или, может быть, пуэрториканку, или даже индианку. У нее были гладкая блестящая кожа и длинные шелковистые черные волосы, которые она перед занятиями завязывала в пучок.

Нэнси уже две недели посещала занятия. Приходилось себя ломать, но она уже начала ощущать разницу. До этого она никогда не занималась спортом – не видела необходимости. Но теперь, когда брюшной пресс стал крепче, а мышцы рук и ног приобрели подобие формы, она решила, что это очень даже неплохо.

Занятия проходили в помещении магазина на первом этаже – Бэсс-Крик слишком маленький город, чтобы обзавестись собственным клубом здоровья. В группу записалось всего восемь женщин, и они уже познакомились друг с другом. Встречались трижды в неделю, затем обычно вместе пили кофе. А в эту пятницу вечером пять из них, незамужние, решили пойти выпить.

Но Нэнси стала посещать занятия по аэробике не для того, чтобы улучшить фигуру. В протоколе слушаний она обратила внимание на имя Марии Лопес. В тот день, когда допрашивали Руди, Мария работала секретарем в полицейском управлении и теперь, через десять лет, все еще служила в том же месте, хотя уже стала помощником начальника полиции по административной работе. На Нэнси произвела впечатление прямота показаний Марии во время слушаний об обжаловании. Нэнси подозревала, что на секретаря давили, пытаясь заставить забыть некоторые детали того, как мать Руди появилась в полицейском участке и хотела прекратить допрос сына. Но Мария ничего не забыла и не колеблясь рассказала все, что знала. Нэнси считала, что у нее мог остаться неприятный осадок от того, что десять лет назад произошло с юношей. Если так, не исключено, что от этой женщины можно узнать о деле подробности, которые не вошли в полицейские отчеты и протоколы заседаний суда. Нэнси стала под благовидными предлогами заглядывать в полицию. Взяла какой-то бланк. Через два дня заглянула заплатить штраф за неправильную парковку, хотя нарочно поставила машину в неположенном месте. И в тот раз ей удалось по табличке с именем, установленной на столе, опознать сидевшую за компьютером Марию. В пять часов она стала поджидать ее у выхода, надеясь завязать разговор. Нэнси повезло: прямо с работы Мария направилась на занятия по аэробике. Девушке было невдомек, что она тренер, пока на следующий день сама не записалась в группу.

В первый вечер в «Пеликане» за кофе Мария спросила, чем занимается Нэнси. Девушка ответила, что она секретарь адвоката.

– Кого именно? – поинтересовалась Мария.

– Джека Тобина. Он в городе недавно.

Фамилия юриста была знакома Марии.

– Вскоре он станет новым прокурором штата, а пока занимается делом Руди Келли, так?

– Верно. – Нэнси сделала вид, что ей не хочется говорить ни о начальнике, ни о работе.

– Это такая трагедия.

Нэнси не ответила, только кивнула. Но у нее учащенно забилось сердце. Может, Марии что-нибудь известно? Но она одернула себя. Не торопи события – пусть заговорит сама.

Во время второй беседы за столом Мария стала еще откровеннее.

– Если бы ты знала правду о том убийстве, то лишилась бы сна.

Нэнси решила, что свидетельницу мучает совесть. Но она опять взяла себя в руки и не стала проявлять любопытства. Подождем до пятницы – пусть пропустит пару стаканчиков.

Джеку потребовалась целая неделя, чтобы подготовить записку, а затем отредактировать текст, чтобы он был хоть сколько-нибудь приемлемым. Он направил его факсом в суд и в канцелярию генерального прокурора. Апелляционный отдел генеральной прокуратуры занимался всеми обжалованиями штата, и Джек связался с его сотрудниками заранее, чтобы его записка попала к конкретному человеку и он как можно быстрее получил ответ. Далее последовало обращение в суд: дата исполнения приговора приближалась, поэтому требовалось ускорить процесс рассмотрения апелляции. Обычно в верховном суде на это уходило от трех до шести месяцев или даже больше. Но на сей раз апелляцию следовало рассмотреть в течение нескольких дней после того, как поступит записка.

Джек по опыту знал, что первоначальная записка – наиболее ответственная часть процесса апелляции. Она должна быть ясной, четкой и доказательной. Хорошие адвокаты неделями оттачивают подобные документы – кроят и перекраивают текст, пока он не приобретает разящую силу клинка, способного насмерть расправиться с юридическими недочетами суда низшей инстанции. Джек не мог себе позволить тянуть, поэтому сосредоточился на том, чтобы документ получился кратким, легким для чтения и конкретным.

Лейтмотивом стали неправомерные действия обвинения. По мнению Джека, прокурор штата, полиция и коронер вступили в сговор с целью скрыть улику, а именно наличие в теле Люси Очоа спермы, и таким образом лишили защиту возможности освободить подзащитного от обвинения, доказав, что в ночь убийства в доме потерпевшей, кроме Руди, находился другой человек. Даже если это не было результатом сговора, продолжал Джек, выделение изнасилования в отдельное дело лишило защиту улики, что само по себе вызывает серьезные сомнения.

Джек понимал, что суд вряд ли признает действия обвинения неправомерными – такое происходит не часто. Апелляционные судьи являются орудием государства, как и полиция и прокурор штата. В силу этого возникает ведомственная предвзятость, по крайней мере если речь идет о преднамеренных нарушениях. Но, предполагая такую возможность, Джек давал суду возможность «разделить младенца» – термин, который употребляют юристы, когда обе стороны желают пойти на компромисс и принять решение, в какой-то мере их устраивающее. Джеку указали, что имели место неправомерные действия обвинения, но, согласившись с более нейтральным аргументом насчет лишения защиты важной улики, суд пошел на уступки обеим сторонам, а Джек между тем добивался своего. Такую тактику он не раз использовал в прошлом.

Как он и предполагал, верховный суд немедленно назначил повременной график. Генеральный прокурор получил семь дней на то, чтобы дать ответ от имени штата Флорида. Еще через пять дней были назначены прения в суде. Дата казни Руди отстояла от этого срока на девять дней. Теперь судьбу Руди должен был решить либо Верховный суд Флориды, либо Верховный суд США, но и в том и в другом случае в последнюю минуту.

Подобно Нэнси, Джек, после того как подал записку, не мог сидеть сложа руки. Он решил как можно больше узнать о старшем следователе Уэсли Брюме и бывшем прокуроре штата Клее Эвансе Четвертом. А затем встретиться с тем и другим. Он сознавал, что нет смысла продолжать расследование – ни тот ни другой ничего за собой не признают. Но что-то подталкивало его вперед. Он сам не мог понять что.

Уэсли Брюм не имел ни малейшего желания общаться с Джеком Тобином. От первых трех телефонных звонков ему удалось увильнуть, но Джек проявил настойчивость, и Уэс понял, что встречи не избежать. Этот тип метил в прокуроры штата, и Уэс не хотел настраивать его против себя еще до того, как он займет прокурорское кресло. И с какой стати губернатор назначает прокурором готового расцеловаться с преступниками трусливого мерзавца? Этого негодяя Джека Тобина? Уэс не мог взять в толк.

В четвертый раз он взял трубку.

– Уэсли Брюм слушает.

– Мистер Брюм, вас беспокоит Джек Тобин.

– Я слышал о вас. Знаю, вы собираетесь стать новым прокурором штата. И еще знаю, что в настоящее время вы представляете Руди Келли. Что вам от меня надо?

– Хотел бы с вами поговорить.

– О чем?

– О том, что вы только что упомянули. – Джек не намеревался заранее обозначать круг своих интересов, хотя не сомневался, что Уэс прекрасно понимает, каких вопросов они коснутся.

– Я предпочел бы отложить нашу личную встречу до того момента, когда вы займете пост прокурора штата. – Кряхтелку не покидала надежда, что губернатор придет в чувство и даст под зад коленом этому прихвостню.

– В жизни не всегда получается так, как мы хотим, мистер Брюм, – возразил Джек. – Нам предстоит работать вместе. Так что лучше познакомиться заранее. Когда губернатор делал мне предложение, мы с ним беседовали о налаживании партнерства.

В этих словах таилась завуалированная угроза. «Если ты откажешься со мной говорить, я позвоню своему приятелю губернатору, чью задницу лизал последние двадцать лет». Уэса замутило. Все политиканы похожи. Один Клей Эванс был смелым парнем и воспользовался делом Келли, чтобы получить назначение в федеральный суд США. Но ему не открутиться – придется встречаться с этим типом. Брюм только в прошлом году был назначен начальником полиции. Следовало проработать еще два года, чтобы выйти в отставку с хорошей пенсией. «И кроме того, он ни черта от меня не узнает. Повожу за нос, а затем укажу на дверь».

Они встретились в кабинете Уэсли Брюма. Джек предпочел бы нейтральную территорию. Но Кряхтелка настоял на своем – он хотел иметь преимущество.

– Желаете кофе, мистер Тобин? – предложил начальник полиции, разваливаясь в обитом кожзаменителем кресле и укладывая ноги на дешевый стол из древесностружечной плиты. Если это была слабая попытка устрашения, то она возымела обратный эффект. А что такое настоящее устрашение, Уэс узнал очень скоро.

– Нет, спасибо.

– В таком случае чем могу служить? – Кряхтелка распрямился и принялся перебирать бумаги, изображая занятого человека.

– Не исключено, что в будущем нам, возможно, придется работать вместе, и поэтому я хотел бы внести ясность в некоторые вопросы.

Слово «возможно» подействовало именно так, как было задумано. «Что, черт побери, это означает? Он старается меня запугать?» Уэс решил не обращать внимания.

– Что именно вы хотите прояснить, мистер Тобин?

– Я представляю Руди Келли, а вы во время расследования убийства Люси Очоа были старшим следователем. Поэтому в известном смысле я расследую ваши действия.

– Удалось что-нибудь найти?

– О да, но я еще не закончил.

Кровь бросилась Кряхтелке в лицо. Он понимал, что все усилия сохранить спокойствие ни к чему не приведут. Его щеки горели, в висках пульсировала кровь. Он оставил попытки сдержаться и ткнул в Джека пальцем.

– Мне плевать, что вы о себе возомнили и почему решили, что вправе, явившись в мой кабинет, обвинять меня черт знает в чем. Выметайтесь!

Джек не двинулся с места. Напротив, развалился в кресле, как несколько секунд назад это сделал Уэс.

– Успокойтесь, мистер Брюм. Никто вас не обвиняет в уголовном преступлении. Во всяком случае, в данный момент. Я только хотел сказать, что вы совершили кое-какие ошибки. – Последнюю фразу Кряхтелка не услышал. У него перехватило дыхание от предыдущей – «Во всяком случае, в данный момент». Но Джек не стал долго держать его в напряжении. – Нам известно, что изнасилование было выделено в отдельное уголовное дело. Это составляет часть моих аргументов в записке в верховный суд, где я указываю на неправомерные действия обвинения. Только не знаю, чья была идея: ваша или Эванса. Подозреваю, что Эванса. И он же уломал коронера. Мистер Эванс – хотя, извините, мне следовало сказать судья Эванс – не пожелает со мной разговаривать. И полагаю, когда настанет время обсудить данную проблему, пристроит вас под автобус. Так что я решил прийти к вам заранее, чтобы иметь возможность все обсудить.

Несколько мгновений царила тишина. Брюм покрылся потом – кипел и потел. Джек решил поддать жару. Он уже понял, что Уэсли Брюм был в операции пешкой. Если Трейси Джеймс в самом деле убили, принимал решение не Брюм.

– Кстати, – продолжал Джек, – я в курсе, что Трейси Джеймс звонила вам перед тем, как была убита. И сказала, что располагает новой информацией и свидетелем.

– Что за свидетель? – пробормотал Кряхтелка, и его реакция убедила Джека в том, что Дик Рейдек не ошибался, когда выдвигал обвинения. Трейси Джеймс была определенно убита! Он вспомнил слова Хоакина Санчеса о Рейдеке: «Я верю в его интуицию». Поднял глаза на Уэсли Брюма и молча пожал плечами.

Мозг Кряхтелки лихорадочно работал. Наглый тип, но скорее всего блефует. Если бы он знал имя свидетеля, то не явился бы сюда. Хотя в его словах был здравый смысл: Клей Эванс сдаст его в мгновение ока. Но Уэс сомневался очень недолго. Жребий был брошен много лет назад – его удел держаться с Эвансом. Пора было кончать этот балаган. Кряхтелка поднялся:

– Как я вам уже предлагал несколько минут назад, мистер Тобин, убирайтесь к черту. Вы еще не вступили в должность прокурора, но обвиняете начальника полиции и федеральных судей в преступлении, хотя не располагаете никакими уликами. И не будете располагать.

Джек тоже встал:

– Благодарю за совет. – И направился к выходу.

Уэс грохнул дверью за его спиной и рухнул в кресло из кожзаменителя.

Глава 33

В следующую субботу Джек пригласил Пат на лодочную прогулку по реке Окалачи. Он выбрал маленькое суденышко – не свой двадцативосьмифутовый «Гаттерас», а миниатюрную моторку, которая очень напоминала ту, что купил Руди много лет назад.

Пат оказалась своенравной пассажиркой.

– Почему я должна вскакивать с кровати в шесть утра? – возмущалась она. Пат была не из тех, кого называют ранними пташками. На улице было свежо. Ей пришлось надеть длинную куртку с капюшоном и спортивные брюки поверх бикини.

– Разве тебе не хочется встретить на воде рассвет? Наблюдать, как природа устраивает смену караула?

– С большим удовольствием осталась бы под теплым одеялом.

Джек рассмеялся:

– Если к концу плавания ты не изменишь мнения, считай, я твой должник. В награду приглашаю тебя в лучший в городе ресторан на твой выбор. Вино и еду заказываешь ты. Потом переночуем в пятизвездочном отеле.

Пока он говорил, Пат мечтательно закрыла глаза и улыбнулась. Деньги никогда особо много для нее не значили, однако приятно было оказаться рядом с мужчиной, который мог превратить фантазии в реальность.

– Отлично, договорились. А если плавание мне все-таки понравится, должница я и выполню одно твое желание.

Джек покосился на нее и тоже улыбнулся. Он не собирался затрагивать эту тему, пусть она устроит ему сюрприз.

Маленький подвесной мотор завелся с полоборота, и они нырнули в темноту. Пат съежилась, стараясь согреться.

Окалачи была не больше сотни ярдов в самом широком месте, но по ее водам плавали очень большие лодки. Шесть часов утра – излюбленное время рыбаков. И Джеку приходилось соблюдать осторожность, управляя без света маленьким суденышком. Они плыли минут двадцать на восток под самым берегом. Пат съежилась и настороженно провожала взглядом большие лодки. Внезапно Джек резко повернул направо в густой кустарник, и она решила, что он по каким-то причинам собирается пришвартоваться к берегу. Но лодка продолжала продираться сквозь заросли – Джек лишь показывал, что надо пригнуться, когда они проплывали под нависающими над водой ветками. Наконец моторка оказалась в узкой протоке, окаймленной с обеих сторон мангровыми деревьями, кипарисами и высокими соснами. Джек заглушил двигатель, и они шли по течению.

Контраст был потрясающим. Не было больше шума мотора и плеска волны о корпус лодки на оживленной реке. Вместо этого воздух над узкой уединенной протокой дрожал от нестройного пения сверчков и кваканья лягушек. Фантастический эффект и откровенно пугающий.

Они притихли. Пат едва различала в темноте силуэт Джека. Затем небо стало постепенно светлеть. Растительность вокруг была настолько густой, что самого восхода они не видели. Преображение происходило плавно. Стрекотание сверчков и кваканье лягушек стихло, и в течение десяти или пятнадцати минут вообще не раздавалось ни звука. Спокойная поблескивающая вода подернулась легкой дымкой. Пейзаж напоминал фотографию, и Пат боялась пошевелиться, чтобы не нарушить очарование. Впервые в жизни она ощутила, что является частью природы – как небо, деревья и вода, как птицы, сверчки и лягушки. Сколько утренних часов она пережила на своем веку и не испытывала ничего подобного? Она посмотрела на Джека. Тот сидел не шевелясь, жадно впитывая окружающее.

Все пришло в движение так же быстро, как и замерло. Теперь Пат имела возможность не только слышать, но и видеть. По мелководью бродили цапли, сидели на ветках и вглядывались в глубину. В воздухе носились мелкие птицы. У берега показалась голова высматривающего цаплю крокодила. Птица поспешно сделала несколько шажков в сторону. Высоко на сосне скопа озирала раскинувшийся под ней мир. Вдруг она снялась с ветки, сделала два круга над протокой, отвесно спикировала к воде и взмыла с рыбой в когтях.

– Здорово! – воскликнула Пат, и это было первое слово, произнесенное за полчаса. – Потрясающе!

– Да, – отозвался Джек. – К этому невозможно привыкнуть.

– Ты выиграл. Никогда не ощущала ничего похожего. Понимаешь, будто я – часть природы…

– Понимаю. Здесь то самое место, куда, как считает Руди, он попадет после смерти.

– Возможно, он прав.

– Я тоже так думаю.

– Нэнси сказала, он ей посоветовал выбраться сюда.

– Да.

– Почему ты ее не взял?

– Потому что первой хотел взять тебя. Одну. Нэнси я тоже свожу, только позже. Если дела обернутся плохо и с Руди произойдет самое худшее, такая поездка может послужить ей утешением.

– Отличная мысль. Но ты же не считаешь, что дела могут обернуться настолько плохо?

– Не считаю, – подтвердил Джек, и в его голосе прозвучала спокойная уверенность. Солнце выжгло утренний туман и согрело воздух. Пат сняла куртку и тренировочные брюки. Оглянулась и решила на этом не останавливаться. Скинула бикини и встала в лодке.

– Что ты делаешь? – рассмеялся Джек.

– Сливаюсь с природой, – ответила она и нырнула в воду.

– Здесь где-то поблизости крокодил! – крикнул Джек, когда Пат появилась на поверхности и поплыла к берегу.

– Знаю, – беспечно откликнулась она. – Но разве не ты говорил, что крокодилы людям не страшны? Прыгнешь за мной?

Джек с такой поспешностью стал сбрасывать бренные одежды, что чуть не перевернул маленькое суденышко.

Здание верховного суда имело все признаки классического римского стиля: широкие мраморные ступени вели к высоким дверям, перед которыми возвышались массивные круглые колонны. Но стоило проникнуть в главный вход, и перед глазами возникало напоминание о веке нынешнем – пункт контроля безопасности.

Пат прилетела в Таллахасси вместе с Джеком накануне вечером, а утром сопровождала его во время прений в суде. Раньше ей не приходилось присутствовать при рассмотрении апелляции. Само помещение напоминало одновременно и университетскую аудиторию, и концертный зал. Полукруглые скамьи из красного дерева для зрителей амфитеатром спускались к расположенной в центре кафедре. Справа и слева от нее стояли столы и стулья для представителей сторон. Кафедра была обращена к приподнятой над полом сцене, на которой восседали семь судей. К ним-то и обращались выступающие в прениях представители обвинения и защиты. Все это подавляло, и Пат решила, что так было специально задумано.

Она села в последний ряд, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание. Кроме дела Руди, в этот день рассматривались еще три апелляции. Представители сторон сидели за возвышением на скамьях для зрителей. Помимо Пат, в зале из публики больше никого не было.

«Руди Келли против штата Флорида» было первым делом в списке для слушаний. Джек выбрал стол справа от кафедры, вынул из портфеля свою записку и несколько других документов и сел ждать, когда появятся высокие представители верховного суда Флориды. Слева от кафедры то же самое проделал прокурор штата. Ровно в девять раздался стук в дверь за судейским помостом. Появился чернокожий мужчина в синей форме.

– Внимайте! Внимайте! Внимайте! – провозгласил он низким мелодичным распевом. Юристы моментально встали. Пат последовала их примеру. – Объявляется заседание верховного суда штата Флорида. Все, кто имеет жалобы, могут говорить и будут выслушаны. – Пока он возвещал начало заседания, в зале появились семь судей – шесть мужчин и одна женщина – и заняли места на возвышении. Когда все расселись, председатель верховного суда Роберт Уолкер обратился к представителям сторон:

– Можете сесть. – И сразу перешел к конкретным вопросам: – Первое дело в повестке слушаний: «Руди Келли против штата Флорида». Представитель защиты, вы готовы?

Адвокат поднялся:

– Джек Тобин, защитник подателя апелляции. Я готов, ваша честь.

Вслед за ним встал его коллега:

– Эмори Фергюсон, из канцелярии генерального прокурора Флориды, представляю штат Флорида. Я готов, ваша честь.

– Превосходно, – кивнул председательствующий. – Мистер Тобин, можете начинать.

Джек вышел на кафедру:

– Благодарю вас, ваша честь.

Он едва закончил фразу, как ему задали первый вопрос. Это был судья Томас Флуд, наиболее консервативный из всех и ярый сторонник смертной казни.

– Мистер Тобин, это верно, что данное дело уже дважды рассматривалось верховным судом?

– Верно, ваша честь.

– Не достаточно ли? Настанет ли когда-нибудь конец этим апелляциям?

– При всем уважении к вам, ваша честь, мой ответ – нет. Нельзя подводить окончательную черту, если на карту поставлена человеческая жизнь и существует возможность, что была допущена ошибка.

– Какие новые доказательства вы собираетесь нам представить? – Этот вопрос задал судья Эскарес, новый член верховного суда и консервативный католик. Джек не знал его точку зрения на проблему смертной казни.

– Ваша честь, мы обнаружили, что у потерпевшей в момент смерти имелась сперма во влагалище. Группа крови носителя спермы не совпадает с группой крови мистера Келли. Другими словами, это была не его сперма. Эта вещественная улика не была доведена до сведения защиты. А благодаря ей присяжные могли бы заключить, что в доме потерпевшей после Руди побывал другой мужчина, который и совершил преступление.

– Слишком смелое предположение, адвокат, – вступила в дискуссию Арквист, женщина-судья консервативных взглядов. – Наличие спермы во влагалище само по себе ничего не доказывает. Так?

– И так и не так, ваша честь. Например, если бы потерпевшая имела половую связь утром или даже днем, она с большой долей вероятности предприняла бы какие-то действия, чтобы избавиться от спермы. Свидетельские же показания подтверждают, что погибшая в тот день провела на работе и после этого ходила по крайней мере в один магазин – товаров повседневного спроса. Поэтому, вероятнее всего, она имела половую связь вечером, ближе к тому времени, когда была убита. Не исключено, что перед самым преступлением. Поскольку коронеру на заседании суда не задавали вопросов по поводу спермы, а он не давал показаний на этот счет и поскольку сам он скончался, мы не имеем современных событию свидетельств, в какое время потерпевшая могла иметь половую связь.

– Можно ли утверждать, что не было найдено признаков изнасилования, как то: кровоподтеков вокруг влагалища или синяков на теле, что является характерным для изнасилования? – Вопрос задал Джон Маклеллан, еще один консерватор и поборник смертной казни. В этом составе суда не было ни одного либерала, поэтому Джек понимал, что не получит легких вопросов.

– Можно, ваша честь. Однако это не определяет, имеет ли данная улика отношение к понятию виновности или невиновности. Присяжные, например, могли заключить, что некто явился в дом потерпевшей после мистера Келли, имел с ней секс по обоюдному согласию, а затем убил.

– Есть ли свидетельства того, что у нее был сожитель? – продолжал спрашивать Маклеллан.

– Нет, ваша честь, но это ничего не значит. Все указывает на то, что убитая в тот вечер, когда было совершено преступление, либо имела добровольную связь с кем-то еще, но не с мистером Келли, либо ее изнасиловали, не оставив на теле видимых следов. И в том и в другом случае половую связь с ней имел не мистер Келли, а другой мужчина, и присяжные могли заключить, что именно он совершил убийство. Поскольку защита не была поставлена в известность по поводу спермы, она не имела возможности предложить присяжным такую версию.

– Однако ваш подзащитный признал, что вечером, примерно в то время, когда произошло убийство, он был в доме потерпевшей. И, как явствует из протокола полицейского допроса, он заявил, что был способен ее убить. Не кажется ли вам, что это уличающее доказательство? – Эти слова принадлежали председательствующему Уолкеру.

– Только на первый взгляд, ваша честь. Однако примите во внимание, что моему подзащитному всего девятнадцать лет, он отстает в развитии и живет с матерью, его мать не допустили на допрос и во время допроса не использовались средства записи, хотя в распоряжении управления полиции Бэсс-Крика имелись видео- и аудиомагнитофоны. Показания Руди сохранились только в протоколе полицейского следователя, и тот же следователь принял решение скрыть от защиты улику, связанную со спермой в теле жертвы. Ясно, что без так называемого признания Руди Келли в деле не имеется ни одной серьезной улики. Дело имеет очень слабую доказательственную базу и никак не тянет на смертный приговор.

– Эта улика, о который вы только что сказали, – о ней ничего не говорится в протоколе судебного заседания, – отметил судья Скотт, единственный «черный» юрист в составе суда и тоже из достаточно консервативных.

– О ней упоминалось на слушаниях об обжаловании. Однако по каким-то соображениям государственный защитник не довел до сведения присяжных, при каких обстоятельствах было получено так называемое признание, хотя во время слушаний судья постановил, что этот факт может быть доведен до сведений присяжных в качестве доказательства. Как вы, возможно, припоминаете, просчет государственного защитника стал поводом для второй апелляции. Надеюсь, суд понимает, насколько все в этом деле связано одно с другим? Если бы присяжные знали, каким образом были добыты признания и что обвинение скрыло улику, каковой является найденная в теле убитой сперма, они никогда не признали бы моего подзащитного виновным.

– Это всего лишь ваше мнение, – подал голос судья Копелл, последний член в составе суда. Редкий случай, чтобы за тридцать минут прений задали вопросы все судьи. Их внимание породило у Джека надежды.

– Да, но оно основано на опыте. – На возвышении сидели несколько человек – бывших судей судов присяжных, которые знали, с кем имеют дело.

– Вы настаиваете на новом судебном заседании или протестуете против смертного приговора? – спросил председательствующий.

– И то и другое, ваша честь. Мы предпочли бы новое судебное заседание, чтобы полностью снять обвинения с Руди. Но если вы отмените приговор за слабостью улик, Руди останется жив и у нас будет время найти того другого человека и на этой основе потребовать нового суда. – Вопрос обрадовал Джека. Он показал, что хотя бы один из судей не забывает о его праве выбора.

– В вашей записке содержится весьма серьезное обвинение – что прокурор штата, полиция и коронер вступили в сговор с целью скрыть от защиты определенную информацию.

– Да, ваша честь, и выдвинуть его было отнюдь не просто. Но обвинители и следствие сознавали, что у защиты имелось право на информацию. И согласились выделить изнасилование в отдельное уголовное дело, вследствие чего информация перестала носить характер доступного для прессы публичного документа. Все было тщательно продумано. Исходя из этого я выдвинул свои обвинения.

Когда настал черед прокурора, Эмори Фергюсон поступил именно так, как ожидал Джек. Он уцепился за факт, что рассматривается третья апелляция и процессу подачи новых надлежало положить конец. Напомнил, что Руди находился в доме убитой примерно в то время, когда было совершено преступление, и его кровь нашли на ковре. Эта улика не вызывала никаких сомнений. Когда судья Арквист спросила его, с какой целью следствие выделило изнасилование в отдельное дело, он ответил хорошо отрепетированным и на первый взгляд правдоподобным аргументом:

– Если бы существовало намерение скрыть улику с целью обвинить мистера Келли, то улика была бы уничтожена. Никто бы об этом не узнал. Но вместо этого в силу понимания, что изнасилование не связано с убийством, следствие выделило его в отдельное дело. Таким образом, улика сохранялась на случай, если бы всплыли дополнительные доказательства невиновности.

В кратком представлении контрдоказательств Джек отметил, что по логике обвинения Ричард Никсон должен был бы уничтожить магнитофонные записи из Белого дома.[24] Он этого не сделал. Неразумное решение, однако оно вовсе не означало, что президент не чинил препятствия правосудию. Затем Джек напомнил, что было поставлено на карту:

– Как я уже отмечал, обвиняемый был девятнадцатилетним юношей и представлял собой пограничный случай человека с отсталым развитием. Обвинение строилось на основе косвенных доказательств, и, как теперь выяснилось, была скрыта способная доказать невиновность моего подопечного улика. В силу этого не было почвы для вынесения смертного приговора. Не секрет, что наша система правосудия дает сбои. С 1976 года, когда в штате Флорида восстановили смертную казнь, были казнены пятьдесят восемь человек и двадцать пять отпущены из камеры смертников. Известно, что был казнен по крайней мере один невиновный. Не слишком впечатляющее досье. Этот список необходимо прервать и не оставлять без внимания факты и обстоятельства, с которыми мы столкнулись в данном деле.

Пат обняла его у выхода из зала правосудия.

– Ты был великолепен, мой рыцарь в сияющих доспехах! Судьи засыпали тебя вопросами, но ты не дрогнул. На твоем месте я бы не смогла сделать ничего подобного, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Ты выиграл. Суд наверняка признает Руди невиновным или хотя бы отменит смертный приговор!

– Ты в самом деле так считаешь?

– А ты разве нет? Непременно! Я понятия не имела о цифрах. Чуть ли не половину от числа приговоренных к смерти отпустили из камеры смертников. Потрясающе!

– Да, я тоже надеюсь, что смертный приговор отменят, но иногда очень хочется, чтобы тебя поддержали.

– Я здесь именно для этого, дорогой, – поддерживать тебя. – Пат крепко поцеловала Джека в губы. – Никогда никем так сильно не гордилась. Я уже сказала, что ты был великолепен? А призналась, что люблю тебя? – На этот раз ее поцеловал Джек.

Во время полета обратно он вновь проанализировал ход дебатов.

– Обычно я выхожу с таким чувством, будто что-то забыл сказать. Когда судьи начинают прессовать вопросами, всего не упомнишь. Но на этот раз вроде ничего не упустил.

– Ничего, – подтвердила Пат. – Прошел по всем пунктам. Не беспокойся. У Руди не могло бы быть адвоката лучше, чем ты.

Ее слова успокоили Джека, по крайней мере на какое-то время. Но, оказавшись дома в постели, он всю ночь ворочался и метался. Время было на исходе, и напряжение становилось невыносимым. В какой-то момент Джек начал бормотать во сне. Пат придвинулась, прислушалась.

– Не отступай! – приказывал он себе. – Только не отступай!

Глава 34

На следующее утро за завтраком в «Пеликане» Пат рассказала Нэнси, как проходили прения. Джека, даже когда он был в городе, Пат в «Пеликан» не приводила. Это место за стенами конторы было их личным прибежищем с Нэнси.

– Привет, девчонки! Вам как обычно? – спросила Долли лишь через десять минут после того, как они сели за столик. Кроме них, в закусочной было еще три человека. Если бы они не привыкли к этому месту и не считали нерасторопную официантку своей, то скорее всего встали бы и ушли. Но на этот раз почти не заметили задержки. Очень многое требовалось обсудить.

– Мне – как обычно, – кивнула Пат.

– А мне яйцо-пашот на белом хлебе, – объявила Нэнси. Она впервые заказала яйцо-пашот, но Долли и бровью не повела. Только спросила, как каждое утро:

– Обеим кофе?

– Без кофеина, – подтвердила Пат.

– Диетическую колу, – попросила Нэнси. Это было единственное из ее «обычного» в этот день.

Долли пометила заказ напитков, не подав вида, что снова все перепутала, – стойкая особа.

– Так ты считаешь, что назначат новое судебное заседание? – спросила Нэнси, когда официантка отошла от столика.

– Может быть, не новое заседание, по крайней мере не теперь… Но я не сомневаюсь – и Джек со мной согласен, – что смертную казнь заменят на пожизненное заключение. Это даст нам время организовать еще более сильную защиту.

– Отлично. Именно над этим я сейчас и работаю.

– Ты?

– Да. Я подружилась с женщиной из управления полиции, и она мне рассказывает много интересного. Пока ничего из ряда вон выходящего, но ходит по самому краю. Очень странно, но у меня такое ощущение, что по мере приближения даты казни Руди ее все больше подмывает обнажить душу. Она боится, но в глубине сознания борется со своим страхом.

– Что ей такое известно?

– Не знаю. Когда арестовали Руди, она работала в полицейском управлении. Выступала свидетелем во время слушаний, когда Трейси Джеймс пыталась подвергнуть сомнению его признание.

– Ты рассказала об этом Джеку? – спросила Пат.

– Нет еще. Подожду, пока выяснится что-то конкретное.

– Время на исходе. Казнь назначена на следующую неделю. Может быть, Джек сумеет ее разговорить.

– Нет, Пат, не получится. Эта женщина не скажет ни слова, пока не будет готова сама.

Не успела Нэнси окончить фразу, как появилась Долли с овсянкой и бананами для Пат и яичницей с колбасой и тостом для нее.

Нэнси дождалась, когда официантка отойдет и не сможет слышать, и заметила.

– По крайней мере похоже на то, что я заказала. Я ведь просила принести яйцо.

Пат рассмеялась:

– Понимаешь, хороший следователь должен прислушиваться, когда ему дают зацепку.

– Не врубаюсь, – удивилась девушка.

– Вспомни, что Долли спрашивает у нас каждый день, когда мы приходим в ее заведение?

– Спрашивает, хотим ли мы все как обычно.

– Именно. Я всегда отвечаю: да. А ты делаешь новый заказ. Так?

– Так.

– Перепутала ли она хоть раз мои блюда?

Нэнси наконец начала понимать и улыбнулась.

– Она хочет, чтобы я тоже ела каждый день овсянку с бананами!

Пат чуть не поперхнулась от смеха.

– Неплохая шутка, но, в общем, верно. Она ждет от тебя постоянства. Если ты станешь придерживаться чего-то одного, она перестанет ошибаться. Хотя бы с едой. С напитками, по всей видимости, разобраться не удастся.

– Тогда что, черт возьми, она записывает в блокнот? – спросила Нэнси.

– Любовные послания повару.

Теперь настала очередь хихикнуть Нэнси. «Как же нам повезло, что рядом такая женщина, – подумала она. – И мне, и Джеку». От напряжения оба были настолько на взводе, что, наверное, если бы не Пат, давно бы друг друга убили. Она разряжала обстановку.

– Ты что? – покосилась на нее Пат.

– Ничего.

– Давай, колись.

– Хорошо, – усмехнулась Нэнси. – Мне только что пришло в голову – надо бы сходить на кухню и посмотреть, как выглядит этот повар.

Долли услышала их веселый смех и бросила взгляд из-за стойки. И над чем это они каждый день смеются?

Глава 35

Ответ из верховного суда прислали по факсу за два дня до намеченной казни. Постановление занимало четырнадцать страниц и было принято четырьмя голосами против трех. Большая часть текста принадлежала авторству судьи Флуда. «Решение присяжных можно отменить лишь в том случае, если выявлена явная ошибка», – гласил документ. Вопрос о том, чтобы считать признание Руди неправомочным, ставился в предыдущей апелляции. Нет нужды возвращаться к нему снова. Учитывая признание Руди Келли и судебные улики, как то: следы крови на ковре, – доказательства вины следует считать неоспоримыми. Председательствующий Уолкер, судьи Арквист и Скотт были против этого заключения. Меньшинство, согласившись с аргументом Джека, выразило особое мнение: «Обнаружение спермы неустановленного лица вносит сомнение в том, что убийство Люси Очоа совершил Руди Келли. Основываясь на этом, мы предлагаем отменить смертный приговор, поскольку утвердившие его присяжные не были поставлены в известность об этой улике».

Пат и Нэнси не было необходимости читать текст – они все поняли по лицу Джека. Он выхватывал листки из факса и складывал в порядке перед тем, как начать читать. Женщины видели, как пыл и надежда меркли в его глазах по мере того, как он пробегал строчку за строчкой. Плечи ссутулились. С лица сбежала краска. Он словно все больше вдавливался в кресло. Нэнси выбежала за дверь, не дождавшись слов. Пат зашла за спину Джеку и принялась массировать плечи.

– Я считал, что мы их убедили, – наконец пробормотал он глухим голосом. А затем смахнул со стола листы, которые до этого так аккуратно складывал, и воскликнул: – Считал, что наша взяла!

Пат продолжала растирать ему плечи.

Джек опустил голову на стол и долго не двигался. Пат вернулась к компьютеру. Она знала, что еще остались другие пути. Джек уже подготовил записку в Верховный суд США. Оставалось ее немного подправить и отослать по факсу. Джек предупредил об этом суд и сообщил планируемую дату казни. Оставался еще губернатор. Во время пробежек они обсуждали и ту и другую возможность. Вскоре Джек начнет действовать.

– Удивительно, – произнес он почти нормальным голосом. – Семь выдающихся юристов выслушивают одни и те же аргументы, и четверо приходят к противоположному выводу, чем остальные трое. – Пат могла бы прокомментировать его слова, но не стала. Джек говорил сам с собой. – Все дело в предрасположенности, типе мышления. Можно надрываться до хрипоты, рассуждать о логике и юридических тонкостях, а в итоге все сводится к образу мыслей. С одной стороны, те, кто выступает за смертную казнь, с другой стороны, те, кто сомневается, – уверенность против сомнения. И каждый раз побеждает уверенность. Главная проблема этой страны: ею управляет кучка идиотов, которые не сомневаются, что они правы.

Пат по-прежнему молчала. Она понимала, что Джеку необходимо выпустить пар прежде, чем снова подхлестнуть мозг. И почти удивилась, когда он взялся за телефонную трубку.

– Губернатор Ричардс на месте? – спросил Джек не поздоровавшись. – Будьте любезны, скажите ему, что звонил Джек Тобин. Передайте, что это срочно. Речь идет о Руди Келли. Я направлю ему по факсу решение верховного суда, как только повешу трубку. Он знает номера моего рабочего и домашнего телефонов. Передайте, что я буду весь день ждать его звонка.

Несколько часов он работал над запиской в Верховный суд США и отправил текст сразу же после обеда. Затем созвонился с судейским чиновником и убедился, что документ дошел. Еще раз объяснил, почему такая срочность, назвал дату казни.

В течение дня он четыре раза пытался дозвониться до губернатора, но тот так и не взял трубку.

– Не следовало тянуть, – пожаловался Джек Пат. – Надо было сразу ехать в Старк, рассказать все Руди, а затем лететь в Таллахасси и встретиться с сукиным сыном лично.

Пат хотела сказать, что он не мог одновременно готовить записку и ехать. И еще, что ему необходимо успокоиться. Возможно, помимо губернатора, другой надежды не оставалось. Но, кроме того, она понимала, что не время давать советы.

– Он тебе позвонит, – заверила она Джека. – Вечером. А утром сразу же отправимся в Старк.

В тот вечер они не бегали. Джек за две минуты доехал от конторы до дому, хотя обычно тратил на это пять минут. А затем оба просто сидели и ждали, когда зазвонит телефон. Без пятнадцати восемь звонок наконец раздался.

Пат неимоверно удивилась, когда Джек не двинулся с места. Сделала движение, чтобы поднять трубку, но он ее остановил.

– Пусть звонит. Через секунду включится автоответчик.

Пат не поверила собственным ушам – прождать целый день, а теперь позволить принять вызов автоответчику! Должно быть, это типично для мачо, сказала она себе.

Автоответчик включился: «Это Джек Тобин. Сейчас меня нет дома. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала, и я перезвоню вам, как только смогу».

Раздался сигнал, а затем отчетливый голос Боба Ричардса:

– Джек, это Боб. Извини, не мог позвонить раньше – целый день сидел на совещаниях. Я прочитал решение суда…

Джек взял трубку:

– Привет, Боб. Я только что переступил порог. – Он нарочно говорил так, будто запыхался. – Спасибо, что позвонил.

– А как же иначе. Так вот, я прочел решение. Слушай, победа была так близка. Еще один голос, и ты бы взял верх. – Он говорил сочувственно.

– Спасибо, Боб. А знаешь, ведь этот парень невиновен. Готов биться об заклад на собственную жизнь. Но мне требуется еще немного времени, чтобы это доказать. Ты мог бы отменить казнь и дать мне время. – Джек говорил то, что репетировал целый день. Он понимал, что следовало выражаться кратко и прямо.

– Джек, тебе необходимо кое-что уяснить. – Губернатор начал речь, которую, видимо, тоже репетировал всю вторую половину дня. – Я в самом деле сочувствую Руди. И надеялся, что решение суда окажется другим, поскольку полностью полагался на твое суждение. Я читал полицейские отчеты. Есть над чем задуматься. Однако войди в мое положение. Стоит мне отсрочить казнь хотя бы на день, глазом не успеешь моргнуть, как я вылечу из своего кабинета. На следующий год у меня перевыборы. Джек, я не могу тебе помочь. Надеюсь, ты поймешь.

Джек этого ожидал, хотя и вопреки всему надеялся на чудо. Боб Ричардс был до мозга костей политиканом и хотел угодить и нашим и вашим. Он заявил Джеку, что верит в невиновность его клиента, но тут же поспешил оговориться, что у него связаны руки. Джек понимал, что бесполезно его уговаривать, но не мог смолчать.

– Боб, речь идет о человеческой жизни. Неужели это не важнее политики?

– Решение не за мной, Джек. Я лишь представитель народа.

– Но народ незнаком с фактами. А ты знаком. Народ не в курсе, насколько несовершенна система нашего уголовного судопроизводства. А ты в курсе – должен быть в курсе!

– Извини, Джек, ничем не смогу помочь. – Боб Ричардс повесил трубку.

Через десять минут маятник надежды снова качнулся вверх – опять зазвонил телефон. На этот раз Джек не стал дожидаться и тут же поднял трубку. Говорила Нэнси:

– Я кое-что нашла. Очень важное.

Он тут же ее прервал:

– Ничего не говори по телефону. Приезжай.

– Буду через полчаса.

Два часа спустя раздался стук в дверь. Открыла Пат. На пороге стоял помощник шерифа округа Кобб.

– Добрый вечер, мэм. Мистер Тобин дома?

Джек вышел в коридор.

– Я Джек Тобин. Что вам угодно?

– Мистер Тобин, произошла авария. Полагаю, вы знаете мисс Нэнси Ши?

– Да, она работает на меня, секретарь. Что случилось?

– Очень сожалею, она не выжила.

Было такое впечатление, будто Джек и Пат целый день участвовали в перестрелке с верховным судом и губернатором и в тот самый момент, когда им показалось, что они остались в живых, ударила тяжелая артиллерия. Пат согнулась и опустилась на ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Джек привалился к стене и спрятал лицо в ладонях. Помощник шерифа, не зная, как поступить, продолжал излагать детали:

– Она находилась в пятнадцати минутах езды от города на грунтовке рядом с федеральной дорогой номер семьсот десять. Покрытие было немощеным, машина, потеряв управление, врезалась в телефонную мачту и загорелась.

– Я понял. – Джек взял себя в руки. – Мы последуем за вами. – Он посмотрел на Пат. Та смертельно побледнела, но сумела кивнуть. – Кто-нибудь связался с ее отцом?

– Я связался, – ответил помощник шерифа. – Это он посоветовал нам приехать сюда. Его везет на место аварии другой полицейский. А вы, если хотите, садитесь в мою машину.

– С нами все в порядке, – ответил Джек.

В автомобиле оба не могли сдержать слез и ехали молча. Джек чуть не пропустил поворот – дорога была в самом деле безлюдной и не имела асфальтового покрытия. Но Пат заметила между деревьев блеск маячка и показала в ту сторону. Когда они подъехали, разбитую машину окружали полицейские, пожарные и спасатели, а издалека глазели прибежавшие из расположенного в полумиле поселка люди. Автомобиль почернел и все еще дымился, а рядом были растянуты шланги и стояли лужи. Неподалеку в «скорую помощь» грузили носилки с телом, накрытым простыней. Рядом стоял полицейский и что-то записывал в блокнот.

Как долго она находилась в машине, пока не появились люди? Сразу ли потеряла сознание или – Боже упаси! – застряла в разбитой машине и пыталась выбраться из огня? Джека одолевали разные мысли. Хватит думать, как страдала Нэнси. Проанализировать факты, обдумать ситуацию – вот что теперь требовалось. Как ее сюда занесло? Что она так настойчиво хотела сообщить? Черт побери, почему я не позволил ей сказать все по телефону?

Пат заметила прислонившегося к стволу в тени деревьев Джима Ши. Подошла, обняла и попыталась, как могла, утешить. Двумя неделями раньше Джим и Нэнси пригласили их на ужин. Они прекрасно провели вечер, и Пат невольно бросилось в глаза, насколько близки дочь и отец. После того как умерла мать Нэнси, у них не осталось больше родных.

Джим поднял голову и посмотрел на Пат. В глазах была пустота.

– Я сам положил канистру с бензином в багажник машины, – сказал он глухим голосом и повторил: – Я положил канистру с бензином в багажник машины. – Она поняла, что не удастся убедить отца не винить себя в смерти дочери, и просто обняла за плечи.

Джек спросил, где старший полицейский. Ему указали на высокого худощавого патрульного по имени Энтони Бэрроуз. Джек представился и попросил рассказать, что случилось.

– Мы сами толком не знаем, мистер Тобин, но сюда уже прибыли специалист по реконструкции обстоятельств аварий из управления шерифа Блейн Редфорд и следователь убойного отдела. Думаю, они сумеют помочь вам лучше, чем я.

Джека успокаивало одно: авария произошла за пределами Бэсс-Крика, а значит, ему не придется общаться с городской полицией и Уэсли Брюмом.

Редфорд стоял на грунтовой дороге вдали от остальных с тетрадкой в руке. В другой он держал фонарь и методично водил лучом по проезжей части.

– Пытаетесь обнаружить, что вызвало потерю управления? – спросил Джек.

– В том числе. – Помощник шерифа продолжал следить взглядом за пятном света. – А еще…

– Ищете тормозной след? – прервал его Джек. Полицейский поднял голову, желая узнать, кто тут такой умник.

– Джек Тобин, – представился Джек и лишь после того, как протянул руку, понял, что у Редфорда заняты обе руки. – Я страховой адвокат. Погибшая Нэнси Ши была моим секретарем. Не хочу вас отвлекать, но мне важно знать, что здесь произошло. Надеюсь, вы меня понимаете.

Помощник шерифа остановился и посмотрел на Джека:

– Понимаю. Я уже разговаривал с ее отцом. У меня тоже есть дочь. Вы ждете от меня ответа? Но у меня его нет. Я уже в третий раз прохожу по этой дороге и не могу обнаружить, что послужило причиной катастрофы. И тормозного следа тоже.

– Нет тормозного следа? Очень странно.

– Не обязательно, если водитель не справился с управлением. Но я не могу обнаружить причины потери управления. Ни скользкого участка, ни крутых поворотов. Возможно, что-то с машиной, но в этих обломках вряд ли удастся обнаружить техническую неисправность. К тому же отец погибшей сообщил мне, что мисс Ши заботилась о своем автомобиле.

Джеку часто приходилось сотрудничать со специалистами по реконструкции обстоятельств несчастных случаев, и он почувствовал, что Редфорд добросовестно относится к своей работе. Последовательно просчитывает одну возможность за другой. С таким можно иметь дело.

– А как насчет другой машины?

– Я об этом уже подумал, – ответил помощник шерифа. – Погибшую могли столкнуть с дороги. Там дальше на грязном участке есть след – он показался мне немного глубже. Две машины шли бок о бок, и если она слетела с дороги в том месте, то при ее скорости должна была непременно угодить в столб. Но я не могу утверждать, что следы оставлены в одно и то же время. С момента аварии по дороге проехали другие машины. Поэтому мне не удастся снять четкий отпечаток покрышек.

– Вы хотите сказать, ее могли столкнуть с дороги?

– Таково мое предположение, но доказать ничего не удастся. Если только не найдется свидетель. Я предложил свой сценарий детективу Эпплгейту из убойного отдела. Сейчас он, как мы выражаемся, опрашивает округу. Но беда в том, что ближайшие дома расположены отсюда довольно далеко.

– Понятно, – пробормотал Джек. – Но вы все-таки постарайтесь снять отпечаток покрышек второй машины.

– Будем пытаться. Эксперты криминалистической лаборатории уже в пути. Но я уже сказал – надежда невелика.

– А что с пожаром? Нормально, что машина так вспыхнула?

– Абсолютно ненормально. Но отец погибшей сказал, что утром собирался на рыбалку и сегодня днем положил в багажник полную канистру бензина для лодочного мотора. И все же я сомневаюсь, что даже при этом машина могла загореться настолько быстро. Тем не менее, это произошло. Возможно, все дело в этой канистре. Необычно, однако объяснимо.

Джеку понравилась дотошность Редфорда – ни одна деталь не оставалась без внимания.

– Если человек, столкнувший автомобиль погибшей с дороги, заметил канистру, он мог спокойно бросить спичку и наблюдать, как пылает машина.

– Это только догадки, мистер Тобин. Я не могу на них опираться.

– Ясно. Вы будете завтра на работе?

– А как же. Никакого покоя изнывающему от усталости полицейскому.

– Вам может позвонить губернатор. Расскажите ему все, что рассказали мне.

– Непременно.

Джек пошел прочь. Редфорд недоуменно посмотрел ему в спину. С какой стати губернатору интересоваться обстоятельствами обыкновенной автомобильной аварии в округе Кобб?

Джек и Пат отвезли Джима домой. Отец был безутешен и вбил себе в голову, что именно он стал причиной смерти дочери. Пат не переставая твердила, что произошел несчастный случай. А Джек молчал – он был уверен: Джима не утешить, если сказать ему, что его дочь убили. Дома Пат проследила, чтобы Джек принял снотворное, и не отходила от него, пока тот не начал клевать носом.

В шесть утра они отправились в Старк. Оба совершенно разбитые – и не только потому, что не выспались. События навалились на них, и они старались ни о чем не думать, опасаясь, что реальность окончательно лишит их сил. Но когда цель поездки была уже близка, Джек заявил, что хотел бы, чтобы Пат пошла вместе с ним и познакомилась с Руди.

– Ты столько трудилась, стараясь ему помочь. Он ведь сын Мики. И к тому же особенный человек.

Пат замотала головой, но Джек настаивал и приводил все новые аргументы. Но правда заключалась в том, что он, как и Пат, был до глубины души потрясен. Последние сутки они поддерживали друг друга, и он опасался, что, если ее не будет рядом, он просто рухнет: ощущение, которое выводило из равновесия, особенно неприятное для человека, проведшего всю жизнь в зале суда.

Пат смотрела прямо перед собой в ветровое стекло.

– Не могу, – наконец проговорила она после долгого молчания. – Дело не во мне и не в тебе. Дело в Руди. Ему необходимо поговорить именно с тобой. Ты должен рассказать ему, какие еще остались возможности, помочь справиться с тем, что его, возможно, ждет. Ему сейчас не до того, чтобы знакомиться с людьми и вести приятные беседы.

Джек понял, что она права и что он заботился больше о себе, чем о Руди, и больше не настаивал.

– Давай найдем гостиницу, – предложила Пат. – Я сниму номер, а ты поедешь к Руди.

Джек встретился с Руди в той же комнате. И хотя лицо парня по-прежнему светилось улыбкой, но руки дрожали, в обычно живых глазах тускло отсвечивал страх. Все-таки ничто человеческое ему не чуждо, подумал Джек.

– Мне сказали насчет апелляции, – начал Руди, с трудом устроившись на стуле. На этот раз из всей рати его телохранителей присутствовал только один. – Не огорчайся, Джек, ты сделал все, что мог.

– Еще не все потеряно. – Джек не хотел давать ложную надежду, но Руди должен был знать, что шанс, хоть и ничтожный, пока есть. – Остается Верховный суд США. Один из судей прочтет мою записку и, если сочтет, что в ней что-то есть, приостановит казнь до того момента, когда суд в полном составе рассмотрит дело. Сегодня утром я собираюсь еще раз позвонить губернатору. Появилась новая информация, которую ему необходимо знать. У него тоже есть право отложить казнь.

Джек заранее решил, что он не скажет Руди о смерти Нэнси. Парню и без того туго. А если спросит, что за новая информация для губернатора, что-нибудь придумает. Но Руди не спросил.

– Теперь я понимаю, что чувствовал Христос, – сказал он после недолгого молчания. – Он знал, что ему предстоит узреть Отца, но боялся пройти через смертные муки. Со мной сейчас нечто в том же роде. Я стремлюсь оказаться по другую сторону и встретиться с отцом и матерью. Но мне страшно умирать на электрическом стуле.

Джек только кивнул. Ему еще не приходилось говорить на подобные темы, и он надеялся, что не придется в будущем. У него не было слов утешения. Но если Руди требовалось выговориться, он готов был слушать.

Он провел с ним большую часть утра и собирался вернуться в тюрьму после обеда – ему требовалось сделать всего один звонок. Но Руди стал протестовать.

– Джек, уезжай. Я ценю все, что ты для меня сделал, ценю твою дружбу. Но теперь мне надо побыть одному. Мне будет слишком тяжело видеть тебя, когда меня станут пристегивать. Хочу просто закрыть глаза и думать лишь о том, куда попаду.

Джек собирался спорить, но решил, что Руди прав – прав во всем. Они поднялись. Джек потянулся через стол и обнял Руди. В его глазах стояли слезы. Он понимал, что, возможно, видит его в последний раз.

– Если бы у меня был сын, я хотел бы, чтобы он был похож на тебя, – сказал он.

– Мне повезло. Мой отец был похож на тебя, Джек.

– Я люблю тебя, Руди.

– И я люблю тебя, Джек.

Джек направился к двери, но Руди остановил его.

– Джек, – он неловко залез в карман и скованной рукой достал конверт, – возьми это.

Джек принял конверт и прочитал написанные на нем слова: «Вскрыть после моей смерти». Посмотрел на Руди, кивнул и ушел.

Он позвонил губернатору, как только вернулся в гостиницу. Как обычно, Боб Ричардс был занят. Джек оставил телефон гостиничного номера секретарю и настоял, чтобы губернатора известили, чтобы он связался с ним как можно скорее.

– Дело буквально касается жизни и смерти, – подчеркнул он. Затем лег на кровать рядом с Пат ждать звонка Боба Ричардса и моментально заснул. Через три часа Пат растолкала его.

– Губернатор на проводе.

Джек сразу проснулся.

– Боб, спасибо, что позвонил. – Он бы с радостью пристрелил мерзавца, но теперь было не время. Пока оставалась хоть капля надежды, следовало изображать любезность.

– В чем дело? – коротко спросил губернатор.

– Вчера вечером, примерно через десять минут после того, как мы с тобой разговаривали, мне позвонила моя секретарь и сказала, что она нашла нечто важное. Я попросил ее приехать ко мне. Два часа спустя раздался стук в дверь и помощник шерифа сообщил мне, что она погибла.

– Черт! Сочувствую, Джек. Тебе, помимо всего прочего, только этого не хватало.

– Я еще не закончил. Специалист по восстановлению картины происшествий из управления шерифа округа Кобб Блейн Редфорд – запиши это имя – считает, что произошло убийство.

– И чего ты хочешь от меня, Джек?

– Хочу, чтобы ты сам позвонил Блейну Редфорду. И если он подтвердит, что Нэнси Ши была убита, хочу, чтобы ты отложил казнь Руди. Нэнси убили, потому что она что-то знала, следовательно, мы очень близко подобрались к решению проблемы.

– Какой проблемы? Ты что, воображаешь, что твою секретаршу подкараулили в лесу?

– Именно. Убили так же, как до этого расправились с Трейси Джеймс.

– С кем? Послушай, Джек, я считаю тебя своим другом, поэтому перезваниваю каждый раз, когда ты мне звонишь. Но мне надо руководить штатом. У меня нет возможности бросаться по следу по первому твоему слову. Честно говоря, мне кажется, что ты вымотался и тебе необходим отдых.

– Ты только позвони ему. Сделаешь? Пусть со стороны кажется, что я паникую, но на карту поставлена человеческая жизнь. И ты единственный шанс, который у меня… у нас есть.

– Хорошо, хорошо, сделаю. Но если у него нет доказательств, я не буду откладывать казнь. И звонить тебе больше не буду. – Губернатор повесил трубку.

В половине пятого позвонила временная секретарь, которую Джек нанял, чтобы та сидела в конторе, пока они с Пат в отъезде. И сообщила, что пришел факс из Верховного суда США. Прошение о приостановлении казни было отклонено.

В ту ночь Джек и Пат бодрствовали у ворот Рейфордской тюрьмы. Они пели и молились с пришедшими туда противниками смертной казни, никто из которых даже не знал Руди.

Глава 36

«Старина-электрик» – такое «ласковое» прозвище получил в Рейфордской тюрьме электрический стул. Трехногий дубовый стул был сделан заключенными в 1923 году, после того, как в штате Флорида было принято решение, что казнь через повешение – неоправданно жестокий акт.

22 октября 1996 года в шесть утра, когда Джек и Пат вместе с остальными молились за воротами тюрьмы, тюремный парикмахер принялся брить Руди голову, правую икру и небольшой участок на груди, куда через некоторое время приложат стетоскоп, чтобы установить факт смерти. Когда парикмахер сделал свою работу, Руди принял душ и вернулся в комнату без мебели, где его ждали начальник тюрьмы, капеллан и несколько надзирателей. Начальник тюрьмы прочитал ему смертный приговор, один из охранников нанес на бритую голову и правую икру электролитический гель.

У ограды тюрьмы протестующие пели «Приди, Господь!»

Руди привели в камеру смерти. Подняли шторы, чтобы два репортера и два государственных чиновника – один от исполнительной и один от законодательной ветвей власти – могли наблюдать за происходящим из небольшой смотровой комнаты. Правила разрешали присутствовать родственникам жертвы и представителям от заключенных, но никто не пришел ни с одной стороны.

Руди посмотрел на собравшихся за стеклом и смущенно улыбнулся, словно стеснялся того, что должно было произойти.

Его подбородок, грудь, руки, запястья, торс и ноги пристегнули к стулу. На голову надели черный капюшон и натянули на лицо. К металлическому шлему подсоединили электрический кабель и нахлобучили на голову; еще один электрод прикрепили к правой икре.

На улице собравшиеся пели «Отче наш» и дошли до строки: «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим…»

В 6.59 палач покосился на стоявший в соседней комнате телефон. Там находился начальник тюрьмы, и телефон должен был зазвонить, если бы поступило указание отложить приведение в исполнение смертного приговора. Но телефон не зазвонил. В 7.00 палач опустил рубильник, и тело Руди поразил электрический ток. Он изогнулся, пытаясь вырваться из объятий «старины-электрика», и через секунду замер. Две минуты спустя в камеру вошел тюремный врач со стетоскопом в руке.

На улице кто-то выкрикнул по радио: «Все кончено!» Люди заплакали. Джек и Пат обнялись и долго стояли в слезах.