Приговор приведен в исполнение

37

— Итак, продолжим, — сказал прокурор, обращаясь к Ковалю и к следователю, занявшему свое место за столиком.

— Подтверждаете ли вы показания, которые дали на предыдущих допросах? — спросил подполковник Семенова-старшего.

— Да, — ответил маляр.

— Мы остановились на том, что ваш брат Константин Семенов возвратился с вокзала в город, а вы уехали в Березовое. Что было дальше? — спросил Коваль.

— Приехавши в Березовое, я посидел немного в лесу, а потом на дачу пошел. Нинка во дворе меня встретила, а затем в дом позвала. Я постоял возле картины, потом ей говорю, мол, пойдем, погуляем, мне для здоровья на свежем воздухе хорошо быть. Нинка согласилась, и мы с ней пошли в лес, то бишь в рощу.

— Нина Андреевна не заметила у вас молотка?

— Нет, я его на дно положил. Она спросила, почему я не оставил корзину на даче и что там в ней. Я сказал: «Спирт, чтобы выпить».

— Дальше!

— Ну, посидели мы на траве. Я выпил спирту и Нинке предложил. Она отказалась. Вскоре тучи стали собираться.

— О чем был разговор?

— Ни о чем. Нинка сказала, что о брате хочет поговорить, спросила, зачем меня в Брянске в милицию вызывали. Я говорю: «Подождем, Коська приедет, тогда все вместе и обсудим».

— Вы действительно думали, что он приедет?

— Нет. Мы договорились, что после всего я вернусь в город, на ипподром, и он там будет меня ждать.

— Константин Семенов, вы подтверждаете это?

— Да, — ответил бывший управляющий, на этот раз вид у него был крайне подавленный и сидел он все время повесив голову.

— Дальше, Владимир Семенов!

Маляр молчал.

Казалось, что в кабинет прокурора вошла тень Нины Петровой.

— Продолжайте, Владимир Семенов! — проговорил подполковник.

Маляр, упершись взглядом в стену, продолжил:

— Я ей сказал: «Приляг, отдохни!» А она не захотела, боялась простудиться. Так мы посидели немного, потом поднялись. Где-то далеко уже гремел гром, налетел ветер, и сразу стало темно. Она наклонилась за ридикюлем. Сверкнула молния. Я выхватил из корзины молоток и ударил ее по голове. Она вскрикнула, но не упала, а выпрямилась. У нее на голове была закручена толстая коса. «Володя, меня молния ударила!» Я набросился на нее, на землю повалил и начал бить молотком. Она отбивалась, царапалась, кусалась, кричала: «За что? За что?» — «Ты — последний свидетель!.. Ты — последний свидетель!.. Иначе нельзя!..» — повторял я. Она просила: «Не убивай меня!», но я уже не мог остановиться…

Маляр умолк. Его старческое худощавое лицо как-то странно скривилось. Может быть, так плачут убийцы…

Когда Семенов закончил свою исповедь, тень Нины выплыла из помещения.

Тяжелое молчание, воцарившееся в кабинете и продолжавшееся несколько минут, прервал подполковник Коваль:

— Два месяца Нина Андреевна выхаживала вас в больнице…

Маляр молчал.

Прокурор, ломая спички, закурил сигарету.

— Подпишите страницу, — сказал следователь.

Владимир Семенов неловко взял ручку и подписал. Подписал и его брат.

Следователь начал новую.

— После убийства вы вырвали у убитой золотые коронки?

— Да. Но сперва узнал, жива она или нет.

— Каким образом?

— Поднял ее ноги и бросил их. Они упали, как падают у мертвых. Потом и коронки снял.

— Каким инструментом?

— Руками, то бишь пальцами.

Все посмотрели на ревматические, но еще сильные руки убийцы.

— Одними пальцами снять коронки невозможно. Зубные техники обычно распиливают их.

— Я в войну научился. Когда немцы расстреливали, меня заставляли коронки снимать.

— Без зубов?

— Да. Иначе потом морока — кость выковыривать.

— Где эти коронки?

— Дома у меня, в Брянске. На кухне, под половицей.

— Дальше.

— Я хотел облить ее спиртом и ацетоном. Но она все равно не сгорела бы, потому что пошел дождь. Тогда я порвал на ней платье, расцарапал ногтями ноги и живот.

— Зачем?

— Так велел Константин.

— Дальше.

— Когда царапал, она еще вздрагивала. Я схватил ее ридикюль и быстро побежал. Уйти надо было, пока земля не намокла, потому что на мокрой земле после дождя могли остаться следы.

— А молоток оставить на месте преступления вам тоже брат посоветовал? — спросил следователь.

— Он.

— Подпишите…

Вызванный прокурором конвоир увел Семенова-старшего.

Подполковник, не обращая внимания на оставшегося в кабинете бывшего управляющего, отвернулся к окну.

Запотевшие стекла подрагивали под ударами ветра. Летела пороша. Пустынная улица виделась Ковалю мертвой женщиной, холодной и безучастной ко всему. На душе у подполковника было тоскливо и гадко. Всего одну минуту стоял он у окна, потом снова сел к столу.

Служба требовала, чтобы он взял себя в руки и до конца выполнил свои обязанности.

— Константин Семенов, вы подтверждаете последние показания брата? — спросил следователь.

— Да, — немного поколебавшись, ответил бывший управляющий.

— Теперь ответьте еще на один вопрос, — сказал прокурор. — Почему вы пошли на убийство своей жены? Ведь Нина Андреевна любила вас и, кажется, была единственным человеком, которого и вы по-своему тоже любили?

— Я боялся, что она меня выдаст и мне не простят прошлое… Это был какой-то дьявольский круг, из которого я никак не мог вырваться. Сколько сил потрачено, сколько страданий! Песок и ветер, холод и зной, и колодцы, колодцы, колодцы… Дни без отдыха, ночи без сна. И все насмарку?! Я — Иван Васильевич Петров, поймите меня, Иван Филиппович, — и вдруг снова — никто и ничто, пустое место!.. Нет, я не пережил бы этого!.. — и бывший управляющий закрыл лицо руками и зарыдал.