Приговоренная. За стакан воды

6 Счастливого Рождества

В то утро у меня возникло странное ощущение, будто я держала в руках чашку с горячим чаем и хотела чихнуть. Наступило 24 декабря, и я не знала, радоваться мне или печалиться. На моем языке Рождество звучит как «вада дин», что означает «великий день». Но когда я оглядела свою камеру, полную моих испражнений, потому что Зенобия не приходила уже целую вечность, мне стало трудно назвать этот день «великим». Вокруг была только грязь и мерзкий запах. Я была заперта, не могла выйти, и мне хотелось разбить стены, разбить все вокруг ради глотка свежего воздуха. Рождество мне придется встретить в полном одиночестве.

Господь всемогущий, освободи меня из рабства, дай мне сил вынести этот день, который должен был быть так прекрасен, помоги перенести разлуку с семьей и Божьим домом, где я так любила праздновать рождение Христа, Твоего сына. Молю Тебя, Господи, сжалься надо мной и дай силы вынести весь ужас моего положения.

В тот день мне хотелось, чтобы у меня был хотя бы маленький крестик или четки, и я могла бы отпраздновать рождение Иисуса. Но я чувствовала себя голой, лишенной даже этой малости.

Я решила молиться весь день, надеясь, что Господь не будет глух ко мне и услышит даже со дна этой ямы о том, что я хотела бы оказаться на свободе, как и все христиане мира, чтобы отпраздновать Рождество.

Лежа на койке, широко раскрыв глаза, я рассматривала трещины в потолке. Я положила руку на живот, который стал плоским как доска. Желудок сжался, бедра ввалились, руки почти исчезли, а глядя на ладони можно было подумать, что я уже мертва. Мне хотелось заплакать, но в тот день у меня не было слез. Хотелось выть, но не было голоса. Слабое дыхание позволяло мне лишь сохранять остатки жизни. Хотелось рвать на себе волосы, но они мне слишком дороги. Здесь я научилась умирать, оставаясь живой.

Большая черная муха села на пальцы ног и пощекотала. Я улыбнулась и собралась с духом, не желая умирать в «великий день». Я потеряла все, но воспоминания все еще были со мной, и я решила отметить Рождество, воскресив в памяти прошлогодний праздник. Тогда я была совершенно свободна и счастлива…

Да, то последнее Рождество на свободе отпечаталось в памяти, и никто не смог бы забрать его у меня.

Для нас, христиан, Рождество — самый радостный день в году, благословенная возможность выразить благодарность за любовь, которую проявляют к нам Бог-отец и Иисус Христос. В Иттан Вали и ее округе нет церкви. Поэтому нам с Жозефиной, ее мужем и детьми приходилось ехать на микроавтобусе в храм Святой Терезы в Шекхупуре. Два часа пути — для нас это было целое путешествие, ведь у нас редко бывала возможность и достаточно средств, чтобы выбраться куда-то за пределы деревни. Мы одевались как можно красивее и гордо отправлялись в храм, чтобы отдать должное нашей вере.

Я надевала традиционный пакистанский наряд, салвар камиз — тунику с широкими рукавами и свободные штаны. В тот год я чаще ходила собирать урожай и пасти животных, чтобы скопить больше денег и позволить себе новый костюм, специально к Рождеству. Выбор в единственной лавке в деревне был небольшой, и все же мне сразу понравилась эта зеленая с белым туника. Так совпало случайно, но это еще и цвета пакистанского флага: зеленый — ислам, белый — религиозные меньшинства, как мы, христиане. Туника, доходившая мне до колен, была из теплой, плотной ткани красивого изумрудного цвета, а белые штаны — свободными на бедрах и обтягивающими лодыжки, как мне нравится, в самый раз. Дуппата — длинный шарф — тоже была белого цвета. Зеркала в лавке не оказалось, но я знала, что наряд мне идет. Я всегда работала в поле, и не привыкла одеваться так красиво.

Я сшила четырем дочкам туники разных цветов: красную, желтую, синюю и оранжевую. Когда мы вышли из дома, нам пришлось обойти детей, игравших в крикет большой палкой и старыми апельсинами. Особенно старательно мы уклонялись от «снарядов».

Один из мальчишек крикнул:

— Смотрите! Они похожи на радугу!

Мы с девочками рассмеялись.

Ашик и старший сын были одеты в бежевые салвар камиз, которые я выстирала и выгладила накануне. Сверху они накинули серые покрывала, а на ногах у них были ботинки из искусственной кожи.

В это время года обычно очень холодно, всего несколько градусов выше нуля, но мы с девочками хотели похвастать нашими разноцветными нарядами. И потом, тепло наших сердец согревало нас… И все же мы надели носки под сандалии. Дорога к автобусу была пыльной и каменистой, поэтому мы старались идти как можно аккуратнее, чтобы не запачкаться.

Площадка рядом с конечной остановкой была до отказа забита машинами и отъезжающими. Как всегда, автобусы ходили с интервалом в час. Мы заплатили за билеты, по 30 рупий с человека, и забрались назад. Меня зажало между окошком и Ашиком, и все рассмеялись. На часах было 5 вечера, температура около нуля, а за окном густой туман по колено. Автобус трясся по разбитой дороге, проезжая километр за километром. По пути мы видели несколько аварий с грузовиками, легковушками и даже микроавтобусами. Я схватила мужа за руку, но никак не могла успокоиться, ведь шофер гнал, несмотря на кашу за окном. Тогда Ашик сказал мне с улыбкой:

— Благодари Господа, что мы оказались на заднем сиденье. При столкновении мы ударимся о тех, кто сидит впереди.

На полпути машина остановилась на обочине. Большинство пассажиров вышли и двинулись в сторону мечети, которая едва виднелась в тумане. Становилось все холоднее. Ожидая окончания молитвы, мы с детьми рассматривали фары других автомобилей, мерцавшие в дымке.

Мы подпрыгивали, разминали ноги, дети играли, как будто ходят по облакам из хлопка. После намаза микроавтобус поехал дальше, но туман не рассеивался. Краем глаза я заметила автоцистерну, перевернутую набок. Я взглянула на Ашика, но он был совершенно спокоен.

Слава Богу, мы наконец-то прибыли в Шекхупуру. Город весь бурлил, столько людей вокруг… Совсем не похоже на нашу тихую деревушку. Дети были все в радостном предвкушении, но им пришлось запастись терпением, потому что мы попали в огромную пробку, заблокировавшую все улицы вокруг рынка.

Все остановилось: грузовики, автобусы, машины, рикши, мотоциклы, телеги, велосипеды, лошади, ослы и даже пешеходы оказались зажаты среди шин, колес, сандалий и сабо.

— Какая атмосфера! — сказала я, обращаясь к Жозефине.

Двери автобуса открылись, и как раз вовремя: месса вот-вот должна была начаться. Когда я выходила, ко мне подошел мужчина — или скорее женщина, кусра[6]. Я встречала таких, как она, и раньше: в Лахоре их много. Эта была очень красива, почти безупречна. Так бывает далеко не всегда: часто мужчины, переодетые женщинами, выглядят именно как переодетые мужчины. Я дала ей 50 рупий, и она произнесла благословение на непонятном языке. Жозефина подошла ко мне и тихонько спросила:

— Что это было?

Я от души рассмеялась: судя по озадаченному виду Жозефины, она никогда раньше не встречала кусра.

— Здесь их называют «третьим полом». Они отлично вписались в общество, у них даже больше прав, чем у женщин. Кусра приглашают на праздники. Господин Акбар, у которого я работала в Лахоре, когда была ровесницей твоей дочери, часто приглашал их, вот почему я знаю о них не понаслышке. На званых вечерах их бывало пять или шесть, и мужчины могли танцевать с ними, ведь ислам запрещает мужчинам и женщинам смешиваться. Это всех устраивало. Мужчинам разрешается танцевать с мужчинами, похожими на женщин, поэтому их хорошо принимают. Но кусра очень бедны и живут подаянием. Присмотрись — видишь, все им дают что-нибудь. Считается, что это приносит удачу.

Жозефина была потрясена, а я гордилась тем, что в кои-то веки смогла объяснить что-то, о чем хорошо знала. Наши дети и мужья уже стояли на пороге церкви, и мы поспешили присоединиться к ним.

Месса длилась не меньше трех часов. Мы пели и молились, чувствуя духовный подъем и радость, переполнявшую изнутри. Потом, выйдя из храма, мы увидели гирлянды из разноцветных лампочек, украшавшие углы домов напротив. Дети были в восторге от такой красоты. Рождество — праздник света, поэтому по всей площади горели костры, прямо на земле. Семьи христиан собирались возле них, молились и снова воспевали рождение Иисуса. Пока дети играли и скакали вокруг костров, мы накрывали деревянные столики, расставленные по случаю праздника, раскладывали угощения. Главным из них, конечно, был рождественский пирог. В каждой семье его пекли накануне, а потом приносили с собой. Как всегда, мы готовили вместе с Жозефиной. Мы взялись за дело с самого утра и, конечно, поругались насчет того, чего и сколько класть, но в итоге пришли к согласию. Весь день мы веселились, смеялись. Пирог получился огромным, но это было самое меньшее, чем мы могли отблагодарить Христа. Прежде чем разрезать пирог, я созвала детей, чтобы они зажгли маленькие свечки вокруг яслей, а потом разложили дары у ног Иисуса. По традиции мы также оставили там несколько купюр, чтобы поддержать священника, который жил только на пожертвования прихожан. Дети глотали слюнки, с нетерпением ожидая, когда же можно будет попробовать рождественский пирог, полный сладкого крема.

В этот момент мои воспоминания прервало урчание в животе. Мысли о рождественском пироге глубоко расстроили меня. Я знала, что тюрьма находится совсем недалеко от церкви Святой Терезы, и я могла бы дойти туда даже пешком.

Тут я услышала, как повернулся ключ в замке. Наверное, это Зенобия… Да, это была она!

— Я не знала, что ты придешь сегодня, какой приятный сюрприз!

— Мне не хотелось оставлять тебя одну. Когда еще проявлять милосердие, как не в Рождество. Так что я выкрутилась и пришла сюда поработать.

Пока я благодарила Зенобию, она принялась убирать в камере.

— Что ты делаешь? Не надо, ты не должна…

— Не могу же я оставить тебя сегодня посреди всего этого ужаса, — ответила она, собирая экскременты в пластиковый мешок.

Еще она принесла освежитель воздуха. Я уже и забыла о том, что существует запах роз…

— Это так мило с твоей стороны, правда… Какой приятный аромат… Подожди, я тебе помогу.

— Нет, не шевелись. Ты и так слишком слаба, тебе надо поберечь силы. Отдыхай.

Когда Зенобия домыла посуду, она протянула мне маленький сверток в фольге. Я тут же стала разворачивать его, как нетерпеливый ребенок.

— Это кусок рождественского пирога. Счастливого Рождества, Азия!

У меня слезы навернулись на глаза.

— Спасибо! Спасибо! Ты не представляешь, как тепло сейчас у меня на сердце…

— Так и должно быть. Рождество без пирога — не Рождество, и даже если ты заперта здесь, то все равно имеешь право на свою часть.

Я была глубоко тронута таким вниманием…

— Знаешь, сегодня не день посещений, но Ашик позвонил вчера вечером и просил передать, что он и дети будут думать о тебе сегодня еще больше, чем обычно, и хотя вы проводите Рождество не вместе, он всегда будет рядом с тобой, в твоем сердце. Ладно, мне пора, засиделась я тут. Не стоит привлекать лишнего внимания. Еще раз с Рождеством. Я помолюсь за тебя в церкви.

Я снова осталась одна в камере, наполненной теперь запахом роз. Как только Зенобия ушла, я поняла, что ее посещение принесло столько же боли, сколько и радости. Кусочек счастья напомнил мне о моей печальной участи. До сих пор все казалось каким-то нереальным, а теперь не оставалось сомнений, это было действительно Рождество, и кусок пирога, принесенный Зенобией, стал тому доказательством.

Муж передал мне замечательное послание… Я так скучаю по нему и детям!

Ашик понравился мне с первого взгляда. И, по его словам, взаимно. Он часто приходил к нам в деревню, ведь его дядя, тетя и двоюродные братья жили по соседству с домом моих родителей. Помню, в нашу первую встречу я почувствовала себя так глупо! Я была в туалете, который мой отец соорудил в задней части двора. Дыра в земле, солома, старая шаль, уже не нужная матери, и оп! — укромный уголок готов. Ну, или почти укромный. Иногда соседские мальчишки или мои братья кружили вокруг, будто грифы. Чтобы защитить свою укромную крепость, я кидалась галькой из-за занавески, и так спасалась от нападений и насмешек. Часто у меня не успевали еще закончиться «боеприпасы», а осаждавшие уже капитулировали. В туалете всегда был приличный запас гладких камней. Это немного грубовато, но мы подтирались именно ими. Зато с их помощью можно было отваживать незваных гостей — для этого они подходили куда лучше бумаги. Так вот, я зашла в туалет, и вдруг мне послышалось, что кто-то хихикает. Недолго думая, я стала кидать камни из-за занавески. Но тут снаружи раздался мужской голос:

— Ай! Да что тут происходит?

Я вышла из укрытия, недоумевая, кого же я только что «расстреляла», и наткнулась на Ашика. Мое лицо залилось краской стыда.

— Ох, простите, пожалуйста, я думала, это мальчишки. Извините, если я попала в вас.

— Первый раз на меня так нападают, — ответил он, ухмыльнувшись.

Мы от души посмеялись тогда, и так повелось и впредь: мы женаты двадцать два года, но по-прежнему часто смеялись вместе.

В последующие недели мы порой сталкивались, но не общались. В моей культуре мужчины и женщины, если они не женаты, никогда не разговаривают друг с другом. Однажды Ашик пришел к нам в дом в военной форме. Я была очарована, он показался мне настоящим красавцем. С особым вниманием я слушала, как он рассказывал моему отцу о том, что он служит в воздушных войсках. Когда мы с Ашиком находились в одной комнате, то бросали друг на друга взгляды, но украдкой — так, чтобы никто не заметил. Как-то раз я осталась дома одна, не захотев пойти с семьей на чаепитие к соседям. И тут в гости пришел Ашик. Он спросил разрешения переодеться, прежде чем присоединится к остальным. Я не возражала, но в ответ спросила, могу ли я примерить его форму. Он удивился, но улыбнулся и согласился. Тогда он впервые увидел женщину в военной форме. Ашик сказал, что она мне очень к лицу, и даже сфотографировал меня. В наших краях надеть чужую одежду означает признаться, что ты неравнодушен к этому человеку. Ашик понял мой намек, и он тоже испытывал ко мне чувства, я знала это. Когда я попросила его помочь расстегнуть пуговицы гимнастерки, мы оказались совсем рядом. Впервые мы стояли так близко. Конечно, мы даже не притронулись друг к другу, но я вся покраснела, и он, казалось, тоже смутился.

Однажды отец сказал мне:

— Азия, тебе уже двадцать, пора выходить замуж.

Я испугалась. По традиции девушка не выбирает мужа, но я уже нашла свой идеал, его звали Ашик. Отец заговорил снова. Я вся дрожала.

— Ты знаешь Ашика, военного?

— Да, — ответила я тихо.

— Ты выйдешь за него. Свадьба через месяц.

Я ни в коем случае не хотела показать отцу, что счастлива, иначе он мог передумать. Так что я напустила отстраненный вид и только ответила:

— Хорошо, папа, если ты так хочешь.

Когда я снова увидела Ашика — уже в день свадьбы — то прочитала в его глазах, что он тоже счастлив, что женится на мне.

Церемония была очень красивая. На мне было прекрасное белое платье и браслеты из разноцветного стекла. После венчания я отвела в сторонку старшую сестру, которая уже была замужем.

— Ликана, расскажи мне о своей первой брачной ночи. Я совсем не знаю, что надо будет делать.

— Ты точно хочешь, чтобы я рассказала о своей самой первой ночи? Честно говоря, я не уверена, что тебе это поможет…

— Пожалуйста, Ликана, я понятия не имею, что должно произойти, так что любая помощь будет мне полезна!

— Ну хорошо, — сказала она, посмеиваясь. — Ты знаешь, что я вышла замуж в шестнадцать. Я была намного младше тебя и знала о супружеском долге еще меньше. Когда в первую брачную ночь я легла спать, то удивилась, что меня оставили одну в комнате. Помню, я уже заснула на кровати, как вдруг чье-то тело прижалось ко мне. Это был Исак, мой муж, совсем голый. Я испугалась, в ужасе выбежала из дома и спряталась в сарае, где и просидела всю ночь.

Ликана хохотала как безумная, вспоминая об этом. Потом она продолжила:

— На следующее утро свекровь объяснила, что я должна позволить мужу сделать то, что нужно, и все будет хорошо. Вот как прошла моя первая брачная ночь.

— И все? Ликана, ты не можешь бросить меня вот так!

Ликана улизнула обратно к гостям, а я осталась ни с чем, так и не догадываясь о том, что случится этой ночью. Мне стало еще страшнее. Вечером мы с Ашиком встретились в доме его родителей. Его мать сказала:

— Сегодня, дети мои, вы будете спать в нашей комнате.

Мы ни разу не прикасались друг к другу, но наши чувства были взаимны.

Я никогда не забуду эти мгновения.

Я легла на кровать, полностью одетая, и увидела, что Ашик сделал то же самое. Мы лежали рядом, не решаясь пошевелиться, и смотрели в потолок, не в силах взглянуть в глаза друг другу. Потом я почувствовала, как рука Ашика легко коснулась моей. Он стал неловко, смущенно поглаживать меня по спине. Тогда я повернулась к нему и утонула в его глазах. Собрав всю волю в кулак, я нежно поцеловала его в уголок рта. После этого Ашик осторожно лег сверху и спросил:

— Ты боишься?

Он произнес это очень мягко.

— Нет. То есть да, немножко. Но я доверяю тебе и знаю, что ты не сделаешь мне больно.

Тогда Ашик крепко сжал меня в объятиях, и мы по-настоящему поцеловались. Было тепло и так хорошо. Потом нас захватил водоворот наслаждения, бурный и неудержимый. Когда я пришла в себя, мы оба были все в поту. Я заметила маленькое пятнышко крови на простыне и поняла, что уже не девственна, как Мария, но совершенно счастлива. Вспомнив Ликану, я мысленно поблагодарила ее за то, что она так ничего и не рассказала мне о первой брачной ночи.

Потом мы с Ашиком заснули в объятиях друг друга, умиротворенные и влюбленные.