Приговорённые к счастью

Глава 5. Важная птица Вернер

Бальтазар и Дмитрий сидели в пустом (и единственном) вагоне электрички, следовавшей к головной конторе при производственной площадке фирмы «Реактивные зигзаги», и откровенно скучали.

На Луне редко пользовались подобным способом передвижения. Во-первых, дорого, особенно если сравнивать с бесплатным и мгновенным перемещением в мире рисованных декораций. Во-вторых, томительное ожидание, пока все положенные пейзажи не промотаются за окном поезда, автомобиля, аэроплана или кареты – в зависимости от способа «путешествия». И чем дольше длится это заоконное документальное кино, которое, кажется, нарочно делают невыносимо скучным, тем дороже билет. Поездки были на любителя – недаром вагон пустовал.

Ни Бальтазар, ни Дмитрий (как и большинство вменяемых лунян) не входили в их число. Но некоторых мест можно было достичь, только выдержав подобное путешествие. Например, если солидная контора не хотела служить проходным двором для толп залётных любопытствующих душ, то могла позволить себе статус земель со сложным доступом. А всемирно известная мегакорпорация «Реактивные зигзаги» была солидной конторой.

Вагон убаюкивающе покачивался, мерный стук колёс нарезал время ровными полосками, твердя одно и то же: куда спешить, куда спешить…

За окнами слева слепил глаза краешек заходящего солнца. Здесь на серую пустыню легли длинные чёрные тени, которые отбрасывал каждый бугорок. Справа царили сумерки, будто лунный терминатор лёг ровной линией на железнодорожную колею.

Над ночной стороной Луны висела половинка Земли, подсвечивая изрытую мелкими кратерами поверхность их подземного мира. Путешественники, задрав головы, через прозрачную крышу любовались шаром, состыкованным из двух половинок: одной яркой, голубовато-белой, другой – чёрной, в мириадах светящихся точек и пятен. Наконец и это надоело.

– Хоть бы что путное поставили. – Дмитрий зевнул. – Лесок, речку, зелёные холмы… Нет, воображения хватило на унылую лунную картинку. – Он отвернулся от окна.

– Но шикарно нарисовано, точность до мелочей. – Бальтазар не удержался и тоже зевнул.

– Сдаётся, Землю не в той стороне разместили, – заметил Дмитрий.

Бальтазар глянул на земной шар и пожал плечами.

– А вдруг они и правда в отдельном эссентариуме? – предположил он, продолжив их давешний спор, начавшийся ещё на вокзале. – И мы именно что едем туда в транспортной капсуле?

Дмитрий недоверчиво хмыкнул.

– Если какой камень по нам прилетит и капсула не выдержит… – поёжился Бальтазар, поглядев в опасную темноту космоса над ним. – Один миллиграмм на килограмм, – припомнил он универсальное правило. – Два с половиной на человека, итого пять миллиграммов энерговыделения! Этот фейерверк даже с Земли увидят.

– Ночью в телескоп – да, а так вряд ли, – усомнился Дмитрий. Он ухмыльнулся: – Но точно появится новый лунный кратер с именами Дима и Боря в честь первооткрывателей, точнее, первоотрывателей. Конечно, Вернер – богатый господин, но самому содержать отдельную ёмкость эссентариума? Так что никуда мы не едем.

Некоторое время они обсуждали, как отличить нарисованное путешествие по Луне от настоящего, и согласились, что при качественной отрисовке надёжного способа нет.

Дмитрий глядел в окно и вдруг ахнул. Не успев обернуться, Бальтазар лишь краешком глаза уловил яркую вспышку. Удар метеорита! Рядом с ними! Стекло обдало песком, и на секунду грязно-серый туман полностью застил обзор.

Вагон дёрнулся и встал, коротко взвизгнула сирена. Хорошо знакомая им ещё с дальнего космоса мелодия предупредила об опасности разгерметизации жилой капсулы эссентариума. Мол, готовьтесь стать ослепительным светом.

В повисшей тишине вскочившие Дмитрий и Бальтазар обменялись испуганными взглядами, с замершими сердцами ожидая новых истошных воплей. Но, слава богу, сирена молчала. Поезд неспешно тронулся.

Дмитрий тихо сел.

– Добавили космических приключений, чтобы мы не заскучали, – оживляясь, произнёс он. – Космическая корпорация держит марку.

– Уж очень похоже вышло, – усаживаясь, заметил Бальтазар.

– Сложно, что ли, нарисовать? Глянь, как расстарались: якобы остались царапины на смотровых линзах, – Дмитрий указал на окно. – Назад обычным ходом перенесёмся. Вот увидишь.

– Хорошо бы! – отозвался Бальтазар.

– До них был ещё «Ракетный экспресс», но цена кусается, – буркнул Дмитрий. – Переплата за быструю перерисовку декораций. Кстати, Боря, ты много накопил после дальнего космоса?

Тот помотал головой:

– Откладываешь по копеечке, а словно камешки на гору кидаешь, чтобы та выше стала. Ещё любимая супруга – растратчица немилосердная…

– Иждивенка, – пробурчал Дмитрий. – Давно бы решил с этой… Возишься с ней, по судам таскаетесь…

– Дима! – коротко предупредил Бальтазар.

Дмитрий нахмурился и отвернулся к окну. Бальтазар же, пряча злой и тоскливый взгляд, смотрел в противоположное. Но скоро они стали поглядывать один на другого.

– Жалованье, конечно, не сравнить с жалованьем дальнего космоса, но и работа здесь куда легче, – первым нарушил тягостное молчание Дмитрий. – Помнишь, что там: темень-темень, камни-камни?

– И россыпи холодных звёзд… А ты один в пустоте висишь с утра до́ ночи и своими экскаваторами ворочаешь каменюки эти, пилишь их, сверлишь, складываешь. Как вспомню темень, пустоту и однообразие, так в дрожь бросает…

– Эх, романтика! Годы наши молодые! – воскликнул Дмитрий, воодушевлённый их примирением. – Может, ещё и вернёмся деньжатами разжиться.

Бальтазар замотал головой:

– Не хочу в эту глушь возвращаться. Или, как пели в одной песенке, в «заветные дали».

– Знаешь, у нас говорили: «От сумы́ не зарекайся». Это значит: сегодня ты живёшь под своей крышей, а завтра носишь сумку, набитую остатками скарба, стоишь в очереди за бесплатным супом и котлетами, а ночуешь в общежитии, – назидательно прогудел Дмитрий. – М-да, сколько лет прошло, а ничего не поменялось. Неизвестно, как жизнь повернётся. Может, и Альберту придётся отложить свои книжки и припомнить старые навыки, полученные на курсах прораба строительного роя или курсах ремонтника. Всё равно от его умственных упражнений толку нет. Жалуется, что ни черта не понимает в современной науке. Но он не одинок, – вздохнул Дмитрий. – Видимо, мозгов нам не хватает. И биохимия эта рискованная по их наращиванию не особо помогает.

Было неясно, куда вёл Дмитрий, но Бальтазар решил не поддерживать упадническое настроение приятеля.

– Дима, а помнишь лозунги в конторе по найму? «Даёшь тысячелетние стройки!», «Все как один на окраины мира!»… Что там ещё было? – перехватил Бальтазар разговор, желая повернуть его в приятное русло. – Помню плакат: «Труженики дальних рубежей первыми встретят посланников иных миров!» Круглая ракета, похожая на широкий котёл с зажжённым под ним огнём из дюз. Рядом зелёный чёртик с рожками-антеннами, и второй у него из-за спины выглядывает, а в руках обычный ремонтный щуп-трезубец. Видимо, у художника не хватило фантазии на инопланетные устройства. Но очень меня этот плакат напугал: я его совсем новичком увидел.

– Чушь, что первыми их на дальних рубежах встретят, – отмахнулся Дмитрий. – Там меньше всего вероятность: они ведь могут откуда угодно заявиться. Повальное безумие было с этими пришельцами. Какие-то сигналы пришли, и все ждали, когда прилетят инопланетяне. Потом астрономы объяснили сигналы, и всё поутихло.

Бальтазар стал рассказывать, как хохотала Мари, когда увидела, что её папа чертей с плаката крестит и вопит: «Изыди! Не одолеешь, сатана! Горе мне, грешнику…», но Дмитрий его перебил:

– Кстати, ты же понимаешь, что за человек – Вернер?

– Дима, ты куда клонишь? – насторожился Бальтазар.

– Я к тому, что… – Дмитрий замялся. – Ты же вначале у них стажировался, лёд колол в поясе Койпера?

Бальтазар помрачнел:

– Угу, натуральная кабала: трудовые сутки не нормированы, кормёжка – жидкая каша-размазня из общепитовского крана, а вместо положенного отдыха нирвану нам толкали. А я ещё очень идейный был и постоянно с ними об этой глупости спорил. Всё, помнится, Бога защищал. Не вслух, про себя. Вслух боялся, что выгонят: я на Елизавету копил. Жилая капсула забита такими же, как я, одиночками, а поговорить не с кем, да и не о чем. Однообразие с ума сводит, пустота космоса все чувства из тебя выдавливает. Одни неотвязные мысли, жаркие споры с их воспитателями в голове крутятся… Они твердят: «Успокойся, ничего этого нет; мир – иллюзия, как и твоё к ней отношение». Что там ещё?.. «Измени ум, скажи „ом“, ощути пуп, и твоя скудная доля озарится…» Мерзость еретическая! Но, слава богу, на удачном случае я к вам переметнулся.

– Ты хорошо тогда выступил, заявил о себе на весь дальний космос, – усмехнулся Дмитрий.

Бальтазар виновато улыбнулся.

– Но есть маленькое но! – Дмитрий поднял указательный палец. – Компания, в которую ты к нам от Вернера попал, действительно замечательная. Но ты уверен, что, если приспичит, снова туда устроишься, да на хорошую должность?.. Вот я – нет. А с низов начинать ой как не хочется. В общем, к чему я: такого господина, как Вернер, в хороших знакомцах иметь совсем не помешает…

Дмитрий помолчал, помялся и продолжил наставления:

– Ты на него сильно не наседай. Не то чтобы он мне друг и я за него прошу… Скорее он мне приятель по научной переписке. Считай, что у тебя появилась возможность полезное знакомство завести. Авось пригодится…

– Дима, а как же следствие? – с укором спросил Бальтазар.

– Боря, при чём здесь это?! Мы едем по душу пилота. А Вернер даже на свидетеля не тянет. Я, так сказать, загодя хочу предупредить твой энтузиазм. Ему и так непросто, такая тень на репутацию… Нанимать этих несчастных и бесправных ради экономии. За это я его не осуждаю, но если выяснится, что пилот этот намеренно… набедокурил, это же…

Бальтазар нахмурился, но благоразумно воздержался пояснять приятелю, что его дружок тоже под подозрением, как и вся его компания.

– Вернер – важная птица, полёта высокого. Триллионер, на минуточку, – наседал Дмитрий. – Привык к должному обхождению. А тут мы с повторным допросом. Встань на его место! Капелька сочувствия не помешает. Я это к чему… Если остались прошлые обиды, лучше отбрось. Не будь предвзятым. Все же заметили, как ты насупился, когда наш землянин про Вернера заговорил. Это непрофессионально и может навредить делу!

«И то верно. Сидел бы с непроницаемым лицом», – с досадой согласился про себя Бальтазар.

– Буду сама вежливость, – буркнул он, надеясь, что Дмитрий закончил инструктаж по общению со своим приятелем-богатеем.

Дмитрию было неловко: он понимал, что говорит что-то не то. К тому же не стоило поучать Бальтазара и ограничивать такой его поперечный и неуступчивый характер. Но уж очень он хотел подружить его с Вернером. Первого он любил всей душой, а второго невероятно уважал за инженерную учёность, деловую удачливость и несметные богатства.

– Ловлю на слове! – обрадовался Дмитрий. – А то как начнёшь обличать, так хоть плеть хватай, бей себя и кричи: «Моя вина, более не согрешу». Давай-ка распределим задачи. На тебе пилот, на мне Вернер. Побеседую с ним об этом типе… Предупреждаю: почую неладное, сразу тебя осажу. Таких людей во врагах иметь без всякой пользы нам не надо… – Неразборчиво пробормотав ещё чего-то, он отвернулся к окну, крайне недовольный собой.

Бальтазар проверил время – ехать осталось недолго. Дмитрий, замкнувшийся в невесёлые думы, тоже посмотрел на часы и продолжил с угрюмым видом глядеть на серый лунный пейзаж, всё дальше отодвигаемый от них чёрной линией терминатора.

Они молчали, обособившись друг от друга, и Бальтазару это было не по душе, да и Дмитрию, очевидно, тоже. Бальтазар с огорчением подумал, что оставил за собой последнее, хоть и невысказанное слово. Придавил друга высоконравственным молчанием. Нехорошо.

– Дима, ты же с Вернером по мировому эфиру переписываешься? – как бы невзначай полюбопытствовал Бальтазар.

Дмитрий глянул недоверчиво – искренна ли любознательность? – но добродушие взяло своё, и он решил прекратить на себя дуться.

– Ну, допустим, – сказал он с лёгкой улыбкой.

– Смотрю, замучил тебя Альберт своей критикой. Вы с ним уже лет сто споры ведёте! Помню самые примечательные, которые ещё за Нептуном гремели: эфир кристаллический, желеобразный, атомарный и ещё какой-то…

– Квантованный и не желеобразный, а гелиоподобный, то есть сверхтекучий, – поправил его Дмитрий.

– Немного попутал, в меру понимания, – весело согласился Бальтазар.

– Не прикидывайся! Понимаешь ты куда больше, чем путаешь. Ведь ты меня поддерживаешь, не Альберта? – спросил Дмитрий, хитро прищурившись.

– Его понять тяжелее, – признался Бальтазар.

– Так себе комплимент, но спасибо, – усмехнулся Дмитрий. – Альберт, конечно, голова большая, отдам ему должное, но теоретик. А Вернер мало того что умница, так и человек дельный. Сразу на плоскость применения выводит. Вот скажи, по-твоему, какой эфир позволяет расщепить пространство, да так, чтобы тело, попавшее в разлом абсолютной пустоты, можно было двигать на сверхсветовой скорости?

– Твой любимый: кристаллический, – почти не думая, ответил Бальтазар. – Но ведь такой разлом замкнёт на себя ось времени. Попадёт в неустойчивую временну́ю петлю, та схлопнется, и разлома будто никогда и не было… Даже если сразу не схлопнется, петля изолирует от нас событие. Альберт об этом как-то говорил. А если на оси времени ничего не случилось, то и обсуждать бессмысленно, – стройно вывел он, радуясь тому, как славно, по-учёному, высказался.

Подобные разговоры Бальтазар относил к разновидности схоластических диспутов его юности о том, был ли пупок у Адама, зачем крылья ангелам, как они перемещаются, сколько их всего на небе, как размножаются черти, и к прочим похожим занимательным вопросам. Забава праздного ума.

Дмитрий ожесточённо замахал рукой:

– Не соглашусь! Вот Вернер сразу уловил идею. Мы с ним нашли теоретическую возможность распознать вид нашего эфира. Но даже его капиталов не хватит, чтобы построить простейший прибор для проверки: размеры выходят далеко за орбиту Нептуна. Формульная выкладка там нехитрая… – сказал он и, радостно потирая руки, достал карандаш и бумагу и подмигнул приятелю. Тот незаметно вздохнул.

Весь остаток пути Дмитрий писал, объяснял, строил графики и махал руками. Бальтазар сосредоточенно следил за полётом его мысли и кивал, хотя перестал понимать уже на середине первого из пяти листов, плотно исписанных закорючками греческого алфавита.

Проехав шлюз, они сошли с поезда на перрон. Оглянулись – хорошо! Серую пустыню сменили синее небо, деревья, зелёные холмы. В кристально прозрачном воздухе виднелись далёкие горы, покрытые шапками белых облаков.

Пока Дмитрий с радостной улыбкой щурился на солнце и вдыхал чистый воздух, Бальтазар подошёл к знаку перехода недалеко от них. Тот вёл в приёмную «Реактивных зигзагов», но был закрыт.

Бальтазар помахал указателю рукой. Мигнул красный огонёк: нет прохода. Тогда Бальтазар достал служебный жетон вместе с выписанным ордером, потом приложил их к поверхности знака. Но тот больше не откликался.

– Связи нет, – объявил подошедший Дмитрий. – Мой телефон нашёл неизвестную сеть и пытается подключиться, вроде как нас действительно в другой аквариум запустили. Что за причуды! Перебор с приключениями.

Бальтазар нетерпеливо забарабанил по указателю костяшками пальцев. Затем постучал по хлипкой табличке кулаком. Не помогло.

– Нарочно, что ли? – забормотал он. – Дима, ты это видел? Это что ещё такое?!

Дмитрий бросил на него сердитый взгляд. Едва он оттеснил друга в сторону, как указатель радостно пискнул и зажёг зелёный огонёк. На табличке отобразилась стрелка, которая провернулась в сторону приоткрывшейся рядом двери.

– Из-за спешки забыл на тебя пропуск запросить, – буркнул Дмитрий.

Распахнув дверь пошире, он подтолкнул вперёд недовольного Бальтазара, чтобы своенравный переход вдруг не закрылся перед ним, и шагнул следом.