Книга 2 ВЕСЕЛАЯ КОМПАНИЯ

От автора

Мои герои — рыцари. Нет, они не одеты в стальные доспехи с головы до пят. Они — рыцари в душе. И мне, как автору, хочется, чтобы их дела и поступки послужили для вас достойным примером. Ведь наш мир порой бывает очень жесток, в нем с лихвой хватает подлости, несправедливости, угнетателей и угнетенных. И кто, как не настоящие рыцари, должен противостоять этому темному наследию прошлого? Конечно, проще всего закрыть на зло глаза. Но… Оно ведь от этого не исчезнет, а наоборот, разрастется, наберет силу. Еще великий английский писатель Толкиен сказал: «Никогда нельзя уступать злу».

И это правильно, ибо человек, пошедший на сделку с совестью один раз, сделает потом подобное неоднократно. Таким людям легко жить, но очень тяжело умирать…

Часть I

Глава 1 НАЧАЛО ПУТИ

Боль, нестерпимая боль в голове. Порой она доходила до такой точки, что попросту пропадала, но это было еще хуже. Тогда казалось, будто тело исчезло, растворилось, а душа в испуге мечется, разыскивая его…

И я знал причину страшной боли. Черный беркут. Это он находил меня в клубах свинцового тумана и, сев на грудь, крепким загнутым клювом долбал в мой пылающий лоб, пробивая череп и добираясь до самого мозга. Птица была страшно тяжела, ну словно могильная гранитная плита. И эта тяжесть мешала дышать.

Так продолжалось долго: может, год, а может, тысячу лет — пустынный мир, заполненный туманом, свирепый беркут и я, лежавший неподвижным, беззащитным бревном. Но время шло, туман редел, проклятая птица прилетала все реже и реже, и боль, хоть и оставалась, все же была вполне терпимой.

А однажды, открыв глаза, я обнаружил себя в небольшой комнате с чистыми белыми стенами. В единственное узкое окошко проникали косые лучи заходящего солнца. Попытка приподняться и осмотреться стоила мне острой, вновь вспыхнувшей в голове боли, заставившей с оханьем прилечь на подушку. Но тут тихонько скрипнула дверь, и кто-то, осторожно ступая; вошел. К сожалению, сил уже не было, чтобы посмотреть, кто это. Но вошедший сам склонился надо мной и радостно вскрикнул:

— Алекс, дружище, очнулся! Ну, молодец!

— Фин-Дари, — со слабой улыбкой прошептал я, узнавая лучшего среди гномов друга. — И все такой же рыжий…

— Ага, — гном с готовностью закивал головой, при этом, не переставая бережно поглаживать роскошную огненную бороду. — Мне-то и везет всегда, наверное, потому, что я рыжий. Но ты у нас тоже везунчик, таки обхитрил Костлявую. Как самочувствие, Алекс?

— Не знаю, — честно признался я, — пока еще сам не пойму. А где Джон?

— На охоте каланча, — ухмыльнулся Фин-Дари. — Днями сидел возле тебя, никому не доверял. Будто, кроме него, и друзей нет у Стальной Лозы в Обреченном форте. Все же раззадорил я его: достань, говорю, свежего мясца, оленинки на жаркое, куропаточек на бульон. Алекс вот-вот придет в себя, и чем ты будешь его потчевать? Гарнизонной прелой кашей, сухарями и прошлогодней солониной? Словом, Джон собрался и ушел, но перед этим извел наставлениями и инструкциями на тему, как правильно ухаживать за больным. Думаю, не сегодня-завтра вернется он.

— Хм, Фин-Дари… А сколько же я провалялся в отключке?

— Так, — рыжий гном быстро позагибал пальцы, — сегодня одиннадцатый день.

— Вот так-так, — изумился я, — немало. А что вообще со мной случилось? Помню, мы были, вместе с Джоном… И… Нет, больше ничего не могу вспомнить, — я с досадой потрогал тщательно забинтованную голову. — Но ты-то в курсе дела?

— Как тебе сказать, — Фин-Дари сник и занервничал. — Джон был, в общем-то, немногословен. Так что, немного, совсем немного.

— А кто ранил меня, это ты хоть знаешь? — уже всерьез рассердился я. — Или тоже нет?

— Чего орешь? — обиделся гном. — Джон не делал из этого тайны. Ты бился один на один с самим Черным Королем. Ну он тебя, значит, и приголубил.

— Черт! — я опять осторожно провел рукой по повязке. — Не помню, хоть убей. Ничегошеньки не помню.

— Да ты не переживай так, Алекс, — попытался утешить Фин-Дари. — Сам ведь знаешь, что после ранения головы память порой теряется, но потом, как правило, восстанавливается вновь. В любом случае вернется с охоты Джон и все тебе расскажет.

Поразмыслив, я согласился с ним, хотя неприятное ощущение от провала в памяти, конечно, осталось. Рыжий гном заставил меня немного поесть, после чего заботливо укрыл и, забрав грязную посуду, ушел, пообещав зайти через часок. Горячая пища разморила, потянуло в сон, и я отдался на волю убаюкивающих волн сладкого забытья.

Проснулся я более отдохнувшим, да и раненая голова болела меньше. Через бойницу проникал яркий утренний свет и слышался звонкий птичий перепев. Есть хотелось ужасно, но Фин-Дари оказался на высоте. Обильный, парующий завтрак в ожидании стоял рядом с кроватью на круглом столе, асам гном, устроившись на единственном в палате стуле, дремал.

«Наверное, только что уснул, — решил я. — Неужто Джон наказал ему караулить меня по ночам? Я что, красна девица, которую могут украсть? Ох, и придурком он бывает, мой побратим с Красных Каньонов. Ладно, я пойму еще приставить к больному «сиделку», то есть Фин-Дари, но к чему запрещать бедняге спать ночью? Ох уж этот мне Джон. Или… У него, возможно, были на то причины? Но какие? Бес ему в ребро, этому Джону, поскорей бы уж он возвращался».

Стараясь не разбудить Рыжика, так порой звали Фин-Дари в Обреченном форте, я пододвинул к себе тарелку и накинулся на еду. Потом опять прилег, давая телу столь необходимый сейчас отдых. Время шло к обеду, когда мой маленький друг, наконец, продрал глаза и сладко потянулся.

— Клянусь наковальней папаши, — затем слегка виновато пробасил он, — я соня, каких белый свет не видывал. Привет, Алекс, ты как?

— Получше, чем вчера, Фин-Дари, получше, — я указал пальцем в сторону тарелок, — видишь, все умял.

— Ну и молодец, — похвалил гном, — так и надо, а иначе шиш поправишься.

— Эт-точно, — невесело протянул я, — а что там у меня вообще с башкой?

— О, она у тебя крепкая, — ухмыльнулся он. — У кого другого развалилась бы, как арбуз, а у тебя только кость треснула. Да еще, понятное дело, сильнейшее сотрясение мозга, ибо удар, говорят, был сокрушительный.

— Сука этот Черный Король, — сквозь зубы выругался я. — И чего, спрашивается, я с ним не поделил? Может, бабу какую? Так их вон сколько, пруд пруди. Вот черный к добираться, спрашиваешь? Да, козлище, и чего только он до меня доцепился? Не могу сообразить, хоть убей.

— Ты сам его вызвал на поединок, — хмуро обронил гном, — да еще и обозвал засранцем.

— Что? — я в изумлении вытаращился на него. — Ну дела! Видать, я сильно упился. Но даже и тогда… Я что, круглый идиот, чтобы связываться с этим монстром один на один? Хм, и где же мы с ним дрались? Думаю, в кабаке такой господин вряд ли будет ошиваться. Н-да-а, значит, вывод один: стычка на Границе.

— Нет, Стальная Лоза; — Фин-Дари немного помедлил, затем все же сказал. — В Ничейных Землях.

— Ч-ч-чего? — заикнулся я, наверное, впервые в жизни. — Мы что, и там с Джоном успели побывать? Брр! Нет, Рыжик, надо прекращать пить. И тебе советую, иначе кончишь, как я, или того хуже. Хотя, если по правде, то хуже некуда. Вот Джон, алкаш поганый, вечно мне подает скверный пример. Ему ведь, гаду, трактир, что дом родной.

— Чем ругать каланчу, — гнусно ухмыльнулся гном, — лучше поблагодари его. Ведь это он для начала отыскал тебя в Покинутых Землях, где ты ошивался, между прочим, один, ну, по крайней мере, не в его компании.

— Мама, — простонал я и укрылся покрывалом с головой. — Может, не стоило меня рожать на свет, этакого кретина? А, Фин-Дари, как ты считаешь?

— В смысле кретинизма, Лоза, все не так уж плохо, — слегка утешил старый приятель, — но в другом смысле… не так уж и хорошо.

— Ты что-то знаешь и скрываешь, маленький негодник, — я немедленно вылез из своего логова. — А ну-ка говори, в каком таком смысле?

— Отвяжись, Алекс, — пробурчал в ответ, гном, — что знал, то я и рассказал, а об остальном говори с Джоном.

— Хорошо, — неохотно отстал я. — Только сколько его ждать?

— Да вон он! — вдруг радостно воскликнул Фин-Дари, как раз подошедший к окну. — Идет через внутренний двор форта. Ну и оленя же он завалил! Громадного!

В нетерпении я минут двадцать ерзал на кровати, пока дверь не открылась, и не вошел Джон.

— Алекс! Братишка! — он бросился ко мне, едва не сбив с ног Фин-Дари, который с предельной скоростью отскочил в сторону. — Таки пришел в себя! А я верил, верил, что так и будет. Да и как иначе? Неужто Стальная Лоза загнется от ссадины на голове? Дружище!

Поудобней облокотившись спиной и головой на внушительных размеров подушку, я воззрился на него. А надо сказать, подпрыгивающий от счастья, словно мальчишка, великан представляет достойное внимания зрелище.

— Здравствуй, Джон, — несколько сухо приветствовал я его. — И перестань, наконец, плясать, у меня проблемы.

— Да, — растерялся Джон. — Ну, конечно, я не дурак и не камень. Но тут-то что поделаешь? Если проблему невозможно решить, то, по-моему, лучше и не думать о ней. И коли на то пошло, тебе что, баб мало?

— Послушай, Джонни, — терпеливо пояснил я, — моя проблема в том, что я ни хрена не помню. Нет, нет, как меня зовут, кто такой ты или вон тотрыжий бездельник, собирающийся незаметно улизнуть, так же, как и свою прошлую жизнь, я знаю. Но… Вот что касается моего «хаджа» в Покинутые Земли, тут полный провал. Ну, чего молчишь? Давай, блесни красноречием. Что там у нас про баб?

Тяжелое молчание повисло в воздухе. Джон опустил голову и вперился в пол, упорно избегая моего требовательного взгляда.

— Вот, значит, как, — все же первый не выдержал он, — ничего не помнишь, говоришь? И даже свою Арнувиэль? Хм, да, значит, шарахнул тебя по голове Черный Король действительно здорово.

— Арнувиэль? — не понял я. — Кто это? Имя, поди, эльфийское.

Проклятый Джон тяжко вздохнул и опять заткнулся. Но я упорно ждал продолжения, не сводя с него глаз. В это время ублюдок Фин-Дари, не любивший тягостные сцены, таки шмыгнул — в приоткрытую дверь. Мне вдруг стало себя жаль. Что они телятся? Неужто я натворил нечто чудовищное? И именно из-за этого великанище молчит, как рыба? Хм, еще вдруг тоже рванет вслед за гномом. Нет, надо его определенно растормошить.

— Эй, Джон! — начал, было, я, но мой друг уже вышел из своего транса. Повернувшись спиной, он прошел к шкафу, где обычно хранятся вещи больных, и открыл его.

— Может, это напомнит тебе о ней, — неловко проговорил он и сунул в руку изящный замшевый кошель.

В нетерпении я развязал кожаный шнурок и достал оттуда два предмета: маленькое золотое колечко с ободком, увитым листьями эльфийского Древа Счастья, и платиновый медальон в виде граненой колонны, на тоненькой цепочке из того же материала. Кольцо! Листья! Древо Счастья! Вдруг ярко вспыхнуло у меня в голове. Его носила на среднем пальце… Его носила… Кто? Неуловимый образ находился совсем рядом, и недоставало всего лишь маленького толчка, после которого мозг прояснится и сам покажет истину. Значит, следовало раскрыть медальон, что было проще простого. Требовалось только нажать на маленькую кнопочку в его верхней части. Конечно же, я так и поступил. Платиновая колонна отворилась, а из нее на меня посмотрел миниатюрный портрет прелестной юной девушки-эльфийки. Еще не помня ее, я вдруг непроизвольно вскрикнул:

— Арнувиэль! — и это имя, уже произносимое Джоном, вмиг сняло путы с моей памяти. — Арнувиэль… Девочка… — не переставая, шептал я, вглядываясь и вглядываясь в дорогие сердцу черты. — Как же я мог тебя забыть? Но теперь, клянусь, лишь смерть сотрет твой образ. Лишь смерть…

— Да будет тебе, Алекс, — осмелился пробурчать Маленький Джон, — такую грусть-печаль заладил. Коли уж так запала она тебе в душу, то придумаем что-нибудь.

— Что? — горько усмехнулся я. — Пойдем и отобьем ее у Черного Короля? А где его искать? Даже если логично предположить местонахождение его ставки в Элиадоре, то это означает идти в самое сердце Покинутых Земель. Но ты ведь и сам знаешь утопичность этого проекта. Туда не доходил ни один опытный разведчик, а посылали… Хотя, может, и доходили, да только не возвращались назад. А что бы вторгнуться силой в Покинутые Земли, знаешь, какое войско надо иметь? Объединенное войско всех народов Английского Континента.

— Кх, кх, — откашлялся Джон и осторожно предложил: — А если небольшой, мобильный отряд, в который отобрать лучших из лучших?

— Угу, — с иронией согласился я, — вообще-то, дельно, но где ты найдешь этих добровольцев? Тем более, если подходить с предложенным тобой отбором?

Джон задумался лишь на секунду.

— Их будет достаточно, вспомни сперва Пограничное Братство: десяток-полтора опытнейших стражей пойдут за тобой в огонь и в воду, с десяток гномов, думаю, тоже. Потом: Веселого Робина из Шервудского леса помнишь? А ведь он твой должник.

— Угомонись, Джон, — поморщился Я. — Долг этого славного малого не столь велик, чтобы требовать за него такую непомерную цену.

— Подумаешь, — пожал широкими плечами мой друг. — По мне так нет особой разницы, где рисковать головой — разбойничая в дебрях Шервуда или шагая по тропе войны в Покинутых Землях.

— Разница есть, Джон, — сурово отрезал я. — В Спокойных Землях можно потерять только Жизнь, а в Покинутых — еще и душу. К тому же, Джон, ты должен хорошо понимать: сохранить в тайне такое предприятие не удастся и находящимся на службе участвовать в нем запретят. Придется увольняться, и кто знает — возьмут ли ушедших потом назад? Помнишь, как года три назад мы расстались с Границей, чтобы отловить сбежавшего в Бедламные Города убийцу нашего товарища, Хагена? А на обратном пути еще подзадержались, свернув в Долину Тысячи Ручьев? Сколько, скажи, нам после этого пришлось ждать вакантных мест? Правильно, полгода, и это ко всему тому, что сам капитан Морвель трижды просил за нас Лорда Западных Рубежей. А представь, мы с тобой, два бездельника, находящихся в долгосрочном отпуске для «поправки здоровья», уведем его лучших бойцов и ослабим мощь форта. Как он, по-твоему, поступит потом с нами и с теми немногими, кому посчастливится вернуться назад? Верно, Джон, всыплет плетей и выгонит в три шеи. И заметь, будет совершенно прав.

— Не всыплет и не выгонит, — подозрительно ровным голосом ответил Джон. — Погиб капитан Морвель, нет больше нашего командира.

— Ты шутишь? — я резко поднялся с кровати и тут же со стоном рухнул назад. Говорить Я мог, хоть слова и отдавались в голове болезненным эхом, но вот неосторожные движения… делать не следовало. — Нет, нет, прости, Джон, — продолжил я затем, — я понимаю, такими вещами не шутят. Но Морвель, Томас Морвель, он ведь нечто большее для нас, чем командир. Много лет назад он принял нас, зеленых юнцов, на службу. Обучил всему, что должен знать Воин Границы. В трудную минуту помогал дельным советом, да и вообще, стоял за своих солдат горой. И вот теперь его нет? Когда это случилось, Джон?

— Два месяца назад, — великан буквально выдавливал из себя слова. — Отступники ночью вырезали заставу в сторожевой башне. Ну в той, что на солнце потрескивает, и сделали там засаду. А Морвель на рассвете делал объезд Границы, ну и… Такие-то невеселые дела, Алекс.

— Какого же ты черта, чертов Джон, до сих пор молчал?

— Не хотел раньше времени расстраивать, — вздохнул мой друг. — Ведь знал, на обратном пути форта нам все равно не миновать. Да и к чему было портить тебе настроение в таком месте, как Покинутые Земли?

— Гм, может, ты и прав.

Долгое молчание объяло комнату. Нарушил его я:

— Тут уж ничего не попишешь, Джон, от Костлявой никто не уйдет. Царство ему небесное, нашему командиру, он его честно заслужил. Но… Кто теперь командует Обреченным фортом?

— Твой дружок, — криво улыбнулся Джон, — лейтенант Феликс Ларе.

Мне оставалось только грязно выругаться, ибо Ларе, от которого теперь целиком и полностью зависела наша затея, был моим единственным, но злейшим врагом в форте.

— Да, Малыш, — процедил я, делая верный вывод. — От этого мы помощи не дождемся. Зато палки в колеса будет щедро втыкать. Как он только вообще разрешил поместить меня в лазарет, вместо того, чтобы выставить вон?

— А куда ж ему, гаду, оставалось деваться? — Джон сделал зверское лицо, что, надо сказать, у него хорошо получилось. — Ведь привез-то тебя я.

— Постой, Джон, — ухватился я за вопрос, — скажи-ка лучше, как тебе удалось унести свои ноги да еще прихватить и мои? Черный Король — парень не промах, да и Свита у него… Ребята, видать, еще те. — Самое странное, Алекс, никто и не пытался меня задержать. В какой-то мере это было даже обидно, но ничего, я стерпел. Ведь твоя жизнь висела на волоске.

— А Арнувиэль этот пес силой увез?

— Когда ты упал, девочка сломя голову бросилась на помощь, — Джон рассказывал, старательно избегая моего взгляда. — И я не знаю, чего больше было на твоем лице: крови или ее слез. Потом братец что-то долго втолковывал сестренке и таки, видать, убедил. Девчонка как-то сникла, страшно побледнела и, оглядываясь, пошла за ним. В этот момент цепи, сковывавшие меня, неожиданно исчезли. Арнувиэль же, отъехав метров двадцать, вдруг вернулась, торопливо отдала кольцо и медальон и сказала:

— Джон, я верю, что Алекс будет жить. Я надеюсь на это всем сердцем, иначе… Моя месть содрогнет саму Тень.

— Будь осторожна, госпожа, — шепотом посоветовал я. — Смотри, не погуби себя.

— К чему осторожность, когда белый свет не мил? — горько усмехнулась она и добавила: — Передай Алексу эти вещицы в память обо мне и скажи, что я любила его. Прощай, Джон…

— Уходи, — попросил я друга, чувствуя нарастающую внутри, словно снежная лавина, глухую, беспросветную тоску. — Уходи, уходи поскорее, Джон, дай мне побыть одному…

Он ушел, тихо притворив за собой дверь, и единственным свидетелем обрушившегося горя стала мокрая от слез подушка. Незаметно для себя я забылся тревожным, полным видений сном. И вновь надо мной зависла ненавистная черная птица, закрывавшая широкими крылами само солнце. Но теперь я уже стоял на ногах, крепко сжимая байлиранский меч, подарок Нэда, оружие древних королей.

Пронзительно крича, беркут долго кружился, отбрасывая мрачную тень. Но все же напасть так и не отважился. Потом он улетел, а я увидел Арнувиэль. Скованная тысячью тонких золотых цепей, она сидела в глубине холодных мраморных палат и, не мигая, отрешенно смотрела в прозрачный сосуд, в котором ритмично билось ее сердце. «Арнувиэль, милая!» — буквально заходился я в крике, но из горла вылетало лишь беспомощное шипение.

Внезапно и это видение исчезло, сменившись другим. Морвель, наш капитан, тяжело ворочался в могиле. Что-то мучило его и не давало покоя. «Предал, предал, — шептал он, водя рукой по зияющей в левой стороне груди ране. — Предал, проклятый…»

Я проснулся в холодном поту, с бешено колотившимся сердцем и с облегчением подумал: сон, это всего лишь только сон. Или нет? В окно заглядывала луна, в ее безжизненном свете я заметил подвешенный в углу гамак, из которого доносился раскатистый, богатырский храп. Джон всегда спал, будто рассерженный вулкан, и ничего с этим поделать было нельзя.

Кривясь и постанывая, я с трудом добрался к окну. Крупные звезды усеяли небосклон, иногда между ними можно было заметить снующие искорки, а порой мелькали странные шарики, в падении оставляющие за собой огненный след. Засмотревшись на ночные светила, я вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом от оконной рамы пронеслось бесшумное нечто.

Все случилось очень быстро, но я готов был поклясться чем угодно, что отчетливо увидел ковер и восседавшего на нем сгорбленного человека. Неужели это тот, про которого упоминала нянюшка? Морли, летающий на черном ковре? Но ему-то от меня чего надо? Вроде я и не знал отродясь этого типа. Как бы то ни было, форточку я закрыл, а после лег, переместив кинжал, висевший на стене рядом с мечом, поближе, под подушку. Остаток ночи прошел спокойно.

На рассвете первые робкие лучи разбудили меня. Лентяй Джон, конечно же, еще дрых в своей «колыбели». Хотя какой он лентяй? Просто намаялся бедолага из-за меня в последнее время.

Внимание отвлекла отворившаяся дверь, в которую вошли Фин-Дари и Гробовщик, наш старший лекарь, получивший свое прозвище от любителей черного юмора Обреченного форта. Впрочем, как специалист он был всегда на высоте. Наверное, основанием для нелестного прозвища послужили его вечно мрачная физиономия и не менее вечный пессимизм.

— Очнулся? — приветствовал он меня без особой радости. — Неплохо, неплохо, хотя кто даст гарантии, что ты вновь не впадешь в бессознательное состояние? Или и того хуже — в летаргию? Раны головы — это знаешь ли, братец мой, скверная вещь.

— Брось пугать пацана, — подал голос проснувшийся Джон, он широко зевал и с иронией посматривал на Гробовщика. — Погляди, он и без того белый, как мел.

Гробовщик окинул могучую фигуру Джона неодобрительным взглядом и пригрозил:

— Вот попадешься, дылда, ко мне на операционный стол, посмотрим, каков ты собеседник. А пока помалкивай, мешаешь только.

Присев на край кровати, он ловко разбинтовал мою голову, удивленно хмыкнул, а затем, прочистив рану, вновь наложил на нее целебный бальзам из трав и замотал. Фин-Дари и великан о чем-то шушукались в стороне. Правда, шепот Джона походил скорее на рокот отдаленного прибоя. Гробовщик, не глядя на них, двинулся к выходу, но на самом пороге обернулся.

— Алекс, тебе дьявольски повезло, и ко всему прочему ты живуч, как кошка, но… если ты не хочешь иметь в дальнейшем проблемы с болями головы, памятью, сном и вообще со здоровьем, то вылежи еще хотя бы пару недель.

Гробовщик советовал мне со всей возможной серьезностью.

— А впрочем, ты большой мальчик, поступай, как сам знаешь. Пока!

— Что б ты издох! — я швырнул в дверь кинжал, глубоко вонзившийся в дерево. — Нет, Джон, ты слышал это змеиное шипение? Две недели! Ха!

— Боюсь, дружище, что он прав, — неожиданно согласился с приговором лекаря Джон, а Фин-Дари, предатель, его охотно поддержал.

— Ранение серьезное, так что не рыпайся. Да и две недели ничего не изменят. Ведь так?

— Ну да, — буркнул я, — тебе легко говорить. А ей-то, бедной, каково у брательника в гостях? Думаешь, сладко, а?

— Не думаю я так, Алекс, — Джон морщился, словно от зубной боли. — Девчонка и мне запала в душу. Но чем ты можешь помочь ей, больной и немощный? Чем? Вылечись сначала, наберись сил и, ради Бога, вперед хоть куда.

— Ты, конечно же, прав, Джон, — неохотно признал я. — С активными действиями придется повременить. Но зато мы используем эти дни, чтобы все как следует обмозговать.

— Умница! — искренне восхитился Джон. — Вот лежи и думай, а мы с Рыжиком потопали. Работы, знаешь ли, невпроворот, а Коршун попросил помочь. Ограду надо кое-где подновить, починить крышу в западной башне и что-то там еще, не помню. Так что бывай, Алекс. Мысли!

— Выздоравливай, Лоза, — пожелал и гном, — а я, как выпадет минутка, заскочу.

Друзья ушли. Да и попробовали бы они отказаться. Коршун, наш интендант, заправляющий хозяйством форта, мог заездить кухонными работами кого угодно. Правда, мужик он был хоть и суровый, но справедливый. Наверное, потому и доставалось от него в основном лентяям да разгильдяям.

В одиночестве с полчаса, а то и больше я честно пытался разработать минимум три хитроумных плана спасения Арнувиэль, но в продырявленную голову ничего не хотело лезть. Помучившись, я плюнул на все и заснул. Времени на размышления, еще хватало.

В последующие два дня меня усиленно навещали товарищи и друзья, то есть весь гарнизон Обреченного форта. Не пришел только лейтенант Ларс, и это было дурным знаком. Но все же и он явился, когда срок моего двухнедельного заключения перевалил за половину. Негодяй не почел за труд даже поздороваться, зато довольно долго, с неприкрытым интересом изучал меня. «И чего пялится?» — с раздражением подумал я, но, не подавая виду, жизнерадостно улыбнулся.

— Что хмуришься, Феликс? Задолбали командирские хлопоты? А ты плюнь да разотри. Знаешь, на многие вещи надо смотреть проще, не принимая их близко к сердцу.

— Я и стараюсь, — лейтенант зыркнул на меня темными маленькими глазками, — да жаль, не всегда получается. Потому как больно много в форте сорвиголов, подобных тебе. А от них неприятностей… выше крыши и еще выше.

— Вот как? — выпад в адрес товарищей обозлил меня. — Чем же тебе так плохи пограничные ветераны? Чем они, недостойные, не угодили такому высокородному господину, как ты? А ты не задумывался, может быть, это как раз ты плох для них?

Феликс, или, как его за глаза называли, Хорек, весь пошел багровыми пятнами, ибо мой удар пришелся в больное место. Его отец был мелким лавочником в Ливерпуле, и, наверное, из-за этого он всегда завидовал тем, кто имел благородную кровь. А таких, повторюсь, на Границе было немало.

— Да как ты смеешь? — Хорек забрызгал слюной, словно бешеная собака. — Как смеешь в таком тоне разговаривать со своим командиром? Ты, являющийся почти дезертиром? Да я прикажу немедленно переместить тебя в карцер. Может, хоть тогда поумнеешь и наберешься уважения к старшим.

— Не перегибай палку, лейтенант, — на плечо Хорька опустилась тяжелая Джонова рука. Великан вошел неслышно, и потому тот дернулся от неожиданности, потом испуганно съежился и будто стал меньше ростом. — Какой карцер? — между тем продолжил Джон. Алекс на ногах едва стоит. Да и за что это? Он что, преступник, а? В чем ты обвиняешь моего друга, Феликс Ларс?

Повернутый бесцеремонным рывком, он вынужден был смотреть Джону прямо в глаза. А это, надо сказать, героизма никому не прибавляло.

— Я погорячился, — наконец неуверенно ответил Хорек, переминаясь с ноги на ногу, — но и твой дружок пусть последит за своим языком. Уж очень он у него длинный.

— Может, ты хочешь его укоротить? — насмешливо прервал я.

— Помолчи пока, — резко оборвал Маленький Джон, — не видишь, лейтенант по делу пришел. Так в чем, милый мой, проблемы?

Только теперь я обратил внимание на две тяжелые кожаные папки в руках Ларса, в коих, несомненно, находились все сведения обо мне и Джоне.

— Проблема в том, «дорогие» мои, — Феликс смотрел с неприкрытой враждебностью, — что контракты ваши сегодня кончаются, и если вы сейчас не подпишете новые, то можете завтра убираться на все четыре стороны.

Мы с Джоном быстро переглянулись. И он, и я хорошо понимали, что, подписав бумаги, мы связывали себя по ногам и рукам. О каком же тогда походе на выручку Арнувиэль могла идти речь? Ларс не Морвель, который мог все понять и при нужде отстоять своего солдата хоть перед самим Лордом Западных Рубежей. С Ларсом не договоришься, а уж о помощи и мечтать не приходится.

— Ну? Так что решили? — не отставал лейтенант. — Подписываете контракты или нет?

— Подотри ими свою задницу, — грубо за обоих ответил Джон. — Да проваливай поживей. Давно, сказать по правде, не могу спокойно смотреть на твою тошную физиономию.

Не обращая внимания на оскорбления, Ларс с облегчением вздохнул. Он, видимо, и надеялся на такой исход дела. Все же Маленький Джон слегка испортил ему настроение; весьма веско заявив, что, пока я не стану твердо на ноги, мы и шагу не ступим из форта, Хорек ушел, а я с тоской подумал, что лишился еще одного дома, еще одной семьи… Джон понял мои мысли и ободрял как мог.

— Алекс! — убеждал он. — Граница огромна, неужто на ней не найдется места для двух ветеранов с шестнадцатилетним стажем? Бог ты мой, да фортов на ней, что звезд в небе.

Я соглашался с Джоном, но в душе понимал: родным для нас будет только Обреченный форт. Разве что… Я невесело улыбнулся несбыточным мечтам: удастся ли отвоевать Лонширский замок да отодвинуть назад Покинутые Земли? Это было б неплохо, но и нереально.

Перед глазами предстала наша Цитадель на бывших рубежах Границы, а также мощная цепь башен и застав. Поди выбей из них засевшую нечисть! Хотя, как говаривал мой дед Бэн: дракона побеждают не силой, а хитростью.

Настроение поднял Фин-Дари, заявившийся вечером с большой флягой крепкого вермута. Посмеиваясь, он заявил, что в одностороннем порядке разорвал служебный договор, да еще и обматерил Хорька с головы до ног.

— А какого лешего он, скотина, цепляется? — вопрошал рыжий гном. — Без году неделя у власти, а надоел хуже горькой редьки. Не знаю, кто как, а я с ним все одно не уживусь. Так что лучше пойду с вами, если примете, конечно, в свою компанию.

— Мы тебе, Рыжик, только рады, — заверил я его, — но… ты хорошо представляешь, куда, возможно, нам придется отправиться?

— Да знаю уж, — перешел на таинственный шепот гном. — Мне-то Джон все рассказал. Покинутые Земли: Элиадор, Байлиран, Беленриад… Звучит заманчиво, так почему бы там не побывать? Интересно, знаешь ли, да и, кроме того, другу помочь — святое дело. У нас, в Оружейных Горах, это просто закон жизни.

— Спасибо, Фин-Дари, — от души поблагодарил я, — хотя, по правде сказать, ничего определенного пока не надумано. Куда идти, что делать… Не знаю…

— Вместе придумаем, — успокоил Джон, делая глоток из лущенной вкруговую фляги. — Одна голова хорошо, а три лучше. Или впервой нам трудности преодолевать?

В тот вечер мы долго пели песни, и те, которые родились в Красных Каньонах и те, которые пришли с гномами из подземелий Оружейных Гор, и те печальные, дошедшие до наших дней из глубин седой старины, из покинутых людьми — Байлирана, Алинора, Нангриара. Сам не знаю, как отключился на своей кровати. И никаких видений. Наверное, тому виной крепленый вермут или же мой перегар, отпугнувший даже черного беркута. Но как бы то ни было, утром я проснулся бодреньким и свеженьким. Чего нельзя было сказать о Джоне и Рыжике, потом еще хорошо добавивших в небольшом гарнизонном трактире. Теперь они оба с кряхтеньем, оханьем и руганью вылезали из своих гамаков.

Фин-Дари после того, как разорвал контракт, перебрался к нам в комнату. Рыжий мошенник никогда не унывал, даже сейчас, кривясь от похмелья, он таки угостил приятелей двумя-тремя свежими анекдотами. И все они были, естественно, о злосчастном Ларсе. Немного размявшись, гном и великан с увлечением принялись обсуждать серьезную, насущную тему: чем лучше всего похмеляться? Я в их дискуссию не встревал, ибо сан больного все же предусматривал кое-какое воздержание. Вчерашнего для меня было более чем достаточно.

Мои друзья так и не достигли соглашения, кардинально разойдясь во мнениях. Но пришедший Коршун указал третий путь, не упоминавшийся в ихнем споре. А именно: усиленная физическая работа на свежем воздухе, очищающая организм и проясняющая голову. С ворчанием Фин-Дари и Джон ушли. А куда, собственно, деваться? На службе ты или нет, но против Коршуна не попрешь, все равно ведь заставит. Так лучше уж по-хорошему.

Предоставленный самому себе, я вновь стал ломать голову, придумывая планы, один грандиознее другого, и тут же, находя какие-нибудь изъяны, отвергал их. Так шло время. Понемногу я отваживался вставать с кровати, с каждым днем делая прогулки по комнате все продолжительней и продолжительней. Джон меня, правда, за это поругивал, но я считал, что делаю правильно. И, может, потому, через четырнадцать дней я довольно твердо держался на ногах, чувствуя, как прежние силы вновь быстро возвращаются.

В последний перед уходом из форта вечер мы все трое зашли в «Серебряный Рог», уютный гарнизонный трактирчик. Содержал его Лис, старый искалеченный ветеран с одной ногой, остатками левого уха и хитрым загорелым лицом, исполосованным шрамами. Что и говорить, за свои шестьдесят пять Лис всякого повидал на пограничной службе, чем порой и бахвалился, хлебнув лишнего. Впрочем, такое случалась нечасто, и потому старый пройдоха больше слушал. Меня он почему-то всегда выделял из общей массы гарнизонного люда. Хотя, почему именно, оставалось полнейшей загадкой.

Вот и сейчас, игнорируя Джона и Фин-Дари, он покинул стойку, где протирал чистым полотенцем стаканы, и, опираясь на костыль, заковылял навстречу.

— Алекс! Сынок! — Лис прислонил костыль к ближайшему столу и заключил меня в объятия. — Здоров? Ну молодец! Так и держи дальше. А я заходил пару раз, когда ты еще без сознания лежал. И еще б пришел, да сам понимаешь. Тяжеловато старику прыгать на одной ноге.

— Спасибо, Натти, — сердечно поблагодарил я, — ты всегда был добр ко мне. Безотказно предоставлял кредит молодому повесе, никогда не торопил с возвращением долга. А твои мудрые советы! Вот за что я перед тобой до сих пор в долгу.

— Брось, Стальная Лоза, — отмахнулся Лис. — Я всегда рад тебе помочь. Как, впрочем, и твоим друзьям, — он с явным одобрением покосился в сторону Джона и Рыжика, усаживающихся за круглый дубовый стол неподалеку. — Но сейчас… Это правда, что вы навсегда покидаете Обреченный форт?

— Да, Натти, верно, — замялся я. — Так надо, старина, так надо. Будь жив Морвель, Царство ему небесное, думаю, все сложилось бы по-другому. А с этим вонючим Хорьком разве можно иметь дело?

— Оно так, сынок, — со вздохом согласился Натти и сокрушенно добавил: — Боюсь, скоро здесь житья никому не будет, а народ у нас, сам знаешь, гордый. Обидь его — и он уйдет в другой гарнизон. Благо фортов на Границе пока полно, есть куда идти опытному рубаке.

Слова Натти походили на утешительные речи Джона, произнесенные в тот день, когда Хорек заявился со своими папками. На душе стало спокойней, ибо мнение умудренного жизнью трактирщика значило для меня очень много. Да и действительно: неужто на Обреченном форте свет клином сошелся? Взять, к примеру, цитадель Бешеных, командир там что надо и знакомых хватает. Жаль только, что это на севере и далеко от Лоншира.

Поболтав еще немного о том, о сем, Лис проводил меня к столику, занятому друзьями, а сам затем пошкандыбал к стойке. Посетителей было немного, и потому две молоденькие служаночки управлялись без труда. Минут через пять наш стол буквально ломился от яств и напитков. Прощаясь, старый Лис не поскупился на лучшее. Я первый поднял тост.

— Давайте выпьем за капитана Морвеля, лучшего из известных мне офицеров Границы. Пухом ему земля…

— Пухом земля, — эхом откликнулись друзья, до дна опустошая кубки с белым франкским вином. — Пусть спит спокойно… Хвала и Честь…

Разговор как-то не клеился, каждый сидел, уставясь в свою тарелку. Да и откуда могло взяться настроение, если приходилось надолго, если не навсегда, покидать свой родной форт, а впереди маячило безрадостное будущее? Наши соседи за ближайшими столиками, конечно же, знавшие о недавнем конфликте с проклятым Хорьком, тоже выглядели невесело. С сочувствием, но, стараясь делать это незаметно, они поглядывали на нас, хотя из деликатности и не подходили.

— Завтра, перед отъездом, — нарушил я затянувшееся молчание, хочу сходить на кладбище. Пойдете со мной?

— Само собой разумеется, — откликнулся Рыжик, — попрощаемся с капитаном да и с остальными товарищами. Назад-то, поди, вряд ли когда вернемся?

— Не скули, гном, — обронил Джон, хмуро уставясь на дно опустевшего кубка. — Кто может знать будущее? Судьба, сучка, порой выделывает такие выкрутасы, диву даешься. Лучше плесни-ка вина, а то, что это за дело — сидеть в трактире и быть трезвым?

Второй кубок слегка развеял грусть-печаль, а третий вообще подвигнул Джона и Фив-Дари на привычное деяние — щипнуть девиц, менявших блюда, за мягкие попки, правда, ответная реакция тоже была привычной: великан получил оплеуху, а гном оказался облит наперченным красным соусом. Впрочем, это несильно их огорчило, посмеиваясь, оба негодяя только и ждали случая вновь прицепиться к служаночкам.

А мне было не до того, мысли об Арнувиэль жгли сердце. Как там она? Не сделал ли с ней чего ужасного ее кошмарный братец? А этот выродок на все способен, чувствовал я. Джон, пытаясь развлечь меня, предложил сыграть в кости. Пришлось согласиться, изобразив на лице нечто подобное заинтересованности.

Но игра навела на еще одну важнейшую тему — деньги. Лично у меня их было, как кот наплакал. А без золота предстоящие дела вряд ли удастся провернуть. Но тут обрадовал Джон, заявивший об имевшихся в его поясе семидесяти золотых и сорока серебряных монетах.

— Серебро выиграл в карты, — с довольной миной пояснил он, — а золотишко дедуля подкинул. Я у него любимец, младшенький…

Фин-Дари выложил на стол тяжелый кожаный кошель с двадцатью дублонами и тридцатью четырьмя лунами. Что тоже было совсем неплохо. Да, с финансовой стороны мы оказались на высоте. Но следовало помнить и о том, что деньги при неосторожном использовании имеют свойство быстро таять. Надо было, как можно разумнее вложить их в наше само по себе сомнительное предприятие — поиски и освобождение Арнувиэль. Конечно, тут присутствовали варианты, но только вопрос, насколько реально выполнимые. Н-да, стоило хорошо подумать. Очень хорошо…

Однако в данный момент такие мысли не занимали ни Джона, ни Фин-Дари. Безобразники-таки усадили девчонок на колени и теперь вовсю потчевали вином, Натти только головой покачал, но, помня о нашем уходе, вызвал из кухни двоих поварих и заставил обслуживать посетителей.

Краем уха я слушал щебетанье полупьяных бабенок, прерываемое оглушительным хохотом Джона да хихиканьем Рыжика, щекотавшего за пазухой своей избранницы кончиком пушистой огненной бороды. «Вот оглоеды, — беззлобно думал я, — выпили, девчонок приласкали и забыли обо всех невзгодах. Хорошо…»

Прихлебывая слегка терпкое вино, я окидывал взором все вокруг, стараясь вобрать в себя, унести в памяти лица боевых товарищей, уютную обстановку, всеобщую атмосферу дружелюбия. Вот совсем рядом сидит Лед-Из-Брэнди, славный малый, бывший со мной в походе Сорвиголов, Вересковом рейде и в добром десятке других. Через пустой столик от него — неразлучные братья-близнецы Харм и Джозеф, чистокровные ирлы из поглощенного Тенью Алинора. Они были рыжи, почти совсем как Фин-Дари, и отличались невероятной силой. Однажды вдвоем на спор близнецы едва не побороли самого Маленького Джона. Правда, тот находился в изрядном подпитии.

А вот справа от них сержант Аллен, прошлой зимой вернувшийся из гномьего плена. Три года рабства, да еще под землей, в каменоломнях Закопченных гор, — срок немалый…

Мягкий свет свечей, воткнутых в круглые, подобные колесам, деревянные люстры, подвешенные у потолка, придавал неизъяснимое очарование маленькому залу трактирчика. Где все было со вкусом подобрано: мебель из красного дуба, золотисто-кремовые шторы на окнах, внушительный камин, облицованный гранитными плитками, картины на стенах, написанные яркими, живыми красками. Не хотелось, ой, как не хотелось его покидать… Но что поделаешь, Судьба…

Джон и Фин-Дари тем временем настолько захмелели, что девицы наконец-то улизнули от них, чему я лично был безмерно рад. Не хватало еще, чтобы перед отъездом мои товарищи провели бессонную ночь. Поймав себя на таких мыслях, я кисло улыбнулся, ибо до знакомства с Арнувиэль сам был таков. Но теперь ни одна женщина не вызывала у меня интереса. Их, всех вместе взятых, я не променял бы на одну эльфийку.

Вскоре, допив остатки вина в своем кубке, я поднялся и велел кунявшим друзьям:

— Вставайте, богатыри, пора на покой. Иначе завтра вас ничем не разбудить, хоть колоколом над ухом звони. Шевелись, Фин-Дари, бездельник, и ты, Джон, торопись, нечего пялить на меня глаза. Или, может, ты меня не узнаешь?

— Узнаю, — с немалой гордостью ответил он и громко икнул, — даже, несмотря на то, что тебя вдруг стало так много. Ик! Раз, два, три, — Джон принялся старательно считать, — четыре, пять. Они, наверное, твои братья? О, и как похожи!

С Фин-Дари было полегче, он просто таращился на Джона и бормотал:

— Каланча как, выпьет, так и давай землю трясти. Ой! И пол наклоняет. Джон, свинья этакая, а ну прекрати свои штучки. Или ты думаешь, коли здоровый вымахал, то и все можно?

Подхватив обоих под руки, я повел их к выходу, решив поутру сделать внушение на будущее. Сегодняшний вечер, конечно же, можно было простить. Лис догнал меня у самых дверей.

— Сынок! — непривычно ласково позвал он и протянул мне назад оставленное в уплату на столе золото. — Забирай без возражений, оно вам еще здорово пригодится.

— Натти, — не соглашаясь, начал, было, я, но трактирщик решительно меня прервал:

— И не спорь, Стальная Лоза, этот ужин за мой счет, он скромный подарок для вас троих. Ведь больше-то, наверное, не свидимся? Стар я, сынок, стар. Уходит мое времечко…

Что оставалось делать! Только от всего сердца поблагодарить старика. Благополучно уложив друзей в гамаки, я с наслаждением завалился в свою постель. Кто знает, когда еще удастся поспасть по-человечески?

Встав раненько, на рассвете, я первым делом размотал изрядно надоевшую повязку, она мне была уже ни к чему. Затем принялся расталкивать ворчащих друзей. Необходимо было отдать дань памяти Морвелю и другим усопшим товарищам.

Первые лучи восходящего солнца застали нас при входе в Каменную Долину, кладбище Обреченного форта. Называлось оно так из-за небольших мраморных либо гранитных надгробий, разбросанных повсюду, куда ни кинь взгляд. «Мертвый гарнизон ушедших в прошлое времен, — печально подумалось мне, — регулярно получающий подкрепление…»

Фин-Дари и Джон уже бывали на могиле капитана и потому довольно быстро привели меня туда. Потупив головы, мы долго стояли у скромного каменного обелиска с выбитым на нем крестом, званием, фамилией и датами рождения и смерти. Это было все, что осталось от ушедшего человека. Помимо памяти, конечно. Джон пустил вкруговую флягу отборного бренди, не забыв перед этим щедро пролить на могилу. Мы сделали по небольшому глотку, и он, закрутив ее, повесил на пояс. Негоже напиваться с утра, к тому же в таком святом месте.

Так и не произнеся ни единого слова, мы тихо ушли. Ведь надо было побывать еще на многих могилах — у Нэда-Паладина и у других товарищей. Это оказался тяжкий и горький, но необходимый обход. Дольше, чем возле других, мы задержались только у одного памятника — черной базальтовой стелы, с вершины которой рвался в полет серый журавль — эмблема разведчиков. На беломраморной табличке внизу золотом были вписаны имена всех героев-разведчиков, погибших, выполняя задания, в Покинутых Землях. Последним в этом длинном списке значилось имя Нэда. Правда, смерть настигла его в Ничейных Землях, но это ничего не значило. Ниже рядов с фамилиями реквиемом золотились слова баллады:

Он не вернулся из Покинутых Земель,

Теперь они ему пуховая постель,

А он разведчик был от Бога…

Я не сентиментальный человек, но почему-то эта стела на меня всегда сильно действовала, вот и сейчас по коже побежали мурашки. Да и Джон с Фин-Дари, видимо, испытывали подобные чувства. Низко поклонившись, мы покинули Каменную Долину.

Сборы потом не заняли много времени, ведь бродяги, подобные нам, не имели лишних вещей, а только то, что действительно необходимо. Напоследок я еще сбегал на третий этаж жилого корпуса, где находилась моя прежняя комнатушка, в которой за время пребывания в лазаретной палате я так и не побывал. Там было все по-прежнему: спартански твердая кровать, небольшой письменный стол, бронзовый канделябр на нем и даже стопка старых, потрепанных книг. У стены стояли три стула. «Один из них как-то разломал Джон, — с легкой грустью вспомнил я, — в изрядном подпитии рухнувший на него. А ремонтировать взялся Фин-Дари, у которого были золотые руки. Да, надо признать, гном являлся изрядным умельцем, когда, конечно, перебарывал свою лень». С минуту постояв, я окинул свое бывшее жилище прощальным взором, неспешно прошелся по нему, а затем шагнул за порог, так и оставив дверь незапертой. Да и к чему ее запирать? Не сегодня-завтра здесь поселится новый хозяин…

Джон на пару с Фин-Дари, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поджидали меня во внутреннем дворе, под старыми, тенистыми каштанами. Рядом с ними находились все свободные от службы стражи. Теперь мне стала понятна пустынность коридоров форта. Народ высыпал нас провожать…

Мы обнялись со всеми, выслушали и сами сказали множество трогательных, идущих от самого сердца слов, но конюхи привели наших лошадей, и настал час расставания. Уезжали мы помпезно, словно герои, какие, что в какой-то мере даже доставляло удовольствие. Авось из-за этого поганый Хорек позлится напоследок! Его, пса шелудивого, небось, так бы не провожали. Куда там!

В тот день в форте, наверное, объявят праздник и всеобщее гулянье. На радостях.

Но, когда проехали ров и заслышали скрип механизмов подъемного моста, чувство торжества у меня исчезло, помрачнели и друзья. Да, конечно, прежде мы много скитались. Но нам было куда возвращаться, ведь всегда за спиной чувствовался надежный форт, верные пограничные побратимы. Ясное дело, дом имелся и у Джона, и у Рыжика, и у меня, в Ренвуде. Только сейчас он не мог удовлетворить наши потребности. Мы были молоды, жаждали опасностей, приключений и даже, чего греха таить, славы. А что ожидало нас на родине? Размеренная, скучная жизнь и ранняя старость? Нет, уж лучше круговерть авантюрных похождений, волнующих кровь, будто горячее виноградное вино. А там, на склоне лет, можно и на покой. Мемуары писать, про себя ухмыльнулся Я, такие правдивые-правдивые и героические-героические.

Прямой, как стрела, Былинный тракт все дальше уводил нас от стен и башен Обреченного форта. Вокруг раскинулась привычная печальная местность: огромные пустоши, поросшие вереском, с разбросанными там и сям одинокими скалами или каменными россыпями. Порой попадались радующие взор редкие деревья. А на востоке темнела стена Ведьмачьего леса, где Джон две недели назад добыл для меня упитанного молодого оленя.

На распутье мы приостановились. Одна дорога уводила на юго-запад, в сторону ланкастерских владений, другая — на юго-восток, к городам побережья, а третья — прямиком на юг. Ее-то мы и выбрали, ибо это был кратчайший путь к Шервудскому лесу. Наперед мы не особо загадывали, сначала найдем Родин Гуда, а там видно будет. Сможет помочь, хорошо, если же нет… Тогда отправимся в Элиадор втроем.

Скверно, конечно, что поиски нам придется вести вслепую, основываясь на предположениях. Да, гарантий, что Арнувиэль находится в Аp-Фалитаре, столице Элиадора, не имелось никаких. В принципе, Черный Король мог содержать ее в любой из поглощенных Тенью стран. Вот и сыщи девчонку попробуй…

К вечеру мы достигли обнесенного крепким забором хутора. Хозяева не покинули его, о чем свидетельствовал ровный столб дыма, шедший из печной трубы. Запахло домашней стряпней, коровами и свежим сеном. Первыми нас приветствовали псы, остервенело лающие с внутренней стороны ворот. Джон «легонько» постучался, от чего те едва не слетели с петель. Ждать пришлось довольно долго. Мы уж, было, решили, что хозяева не желают иметь с нами дел, и хотели ехать дальше, как вдруг калитка в воротах распахнулась. Из нее с опаской выглянул пожилой лысоватый мужчина в видавшей виды соломенной шляпе и с короткой глиняной трубкой в зубах. Цыкнув на разошедшихся собак, он подозрительно уставился на нас и не очень любезным тоном спросил:

— Чего угодно милостивым господам?

— Здравствуйте, хозяин, — приветствовал я его, спрыгнув с Дублона, — мы порубежники из Обреченного форта. Переночевать-то пустите?

— С Границы, значит? — хозяин почесал затылок левой рукой, правая же продолжала предусмотрительно сжимать увесистую дубинку. — Ну коли так, то проходите, гостями будете. Эй, Марк, где ты там? — крикнул он затем в глубь двора. — Заберешь ты, наконец, этих проклятущих псов?

Послышался оправдывающийся мальчишеский голос, а потом вся свора, изредка полаивая, исчезла. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что в случае нужды она моментально появится вновь. Между тем одна из створок ворот отворилась, и мы ступили во двор усадьбы.

Большую часть его площади занимал двухэтажный дом под соломенной крышей и хозяйственные постройки, возле которых высились три внушительных стога сена, прикрытых от солнца грубой выцветшей парусиной. Невесть откуда появился светловолосый паренек лет двенадцати-тринадцати. Увидев Джона, он резко остановился и уставился на него расширенными от изумления глазами.

— Марк! — быстро привел его в чувство хозяин. — И чего стоишь, будто столб? Отведи-ка лучше коней господ порубежников на конюшню. Да позаботься, как следует. Потом возвращайся, бабушка будет накрывать на стол.

Малец забрал у нас поводья и, непрестанно оглядываясь, удалился. Мы же вслед за хозяином прошли в дом.

— Располагайтесь, — предложил он затем нам и указал на широкую лавку по-над стеной. — Отдохните пока немного, а я пойду, потороплю жену. Надеюсь, от ужина вы не откажетесь?

— Нет, не откажемся! — почти в один голос подтвердили мы. Уже на выходе хозяин оглянулся:

— Меня зовут Леонард, можно попросту Леон, а супругу мою, значит, Бертой нарекли. И вы уж не сердитесь, ворчливая она порой бывает.

Извинившись, он ушел, плотно притворив за собой дверь. Джон, а за ним и мы с Фин-Дари сложили в углу кожаные мешки, затем уселись на скамью и принялись терпеливо ждать. После целого дня на свежем воздухе есть хотелось ужасно, да и соскучились мы попросту за домашней стряпней. Но не прошло и полчаса, как в комнату вошла высокая, статная женщина лет пятидесяти, в строгом сером платье, поверх которого был повязан белый фартук, такого же цвета был и чепец на голове. В руках она несла внушительных размеров поднос, уставленный хлебом, ветчиной, свиной колбасой, глиняными горшочками со сметаной и молоком, а также кругом сыра и целой горой огурцов, помидоров и перца. Супруг предусмотрительно распахнул перед нею дверь, но она все одно что-то недовольно пробурчала. Поставив поднос на стол, она лишь тогда соизволила оценивающе посмотреть на нас. И не знаю чем, но мы, вероятно, ей понравились, ибо лицо у нее подобрело и даже разгладились морщинки возле черных, удивительно живых глаз.

— Вот, значит, какие у нас сегодня гости, — проговорила она низким, грудным голосом, раскладывая на столе продукты. — С Границы, значит? Как там дела, детки? Небось, хорошего мало? До нас вот дошли слухи о Черном Короле, будто он теперь у нечисти в Покинутых Землях, как знамя. Все вокруг него и все подчиняются. Может, нам с Леонардом лучше бросить все и уходить дальше, в глубь Континента?

— Что вам сказать, почтенная госпожа, — глубоко вздохнул я. — В Приграничье сейчас действительно беспокойно. И Черный Король не пустая выдумка досужих болтунов. Но уходить… Я бы все же вам не советовал. Ведь трудно, ой, как трудно в наше время обжиться на новом месте. В свободных городах народ давят чиновники магистратов, в баронатах, графствах и княжествах — тираны-дворяне. Я уже молчу про земли Святой Матушки Церкви, там люди вообще чуть ли не на положении рабов. Здесь же, в Приграничье, такого нет и в помине, по крайней мере, пока. Ну а там, почтенная госпожа, сами смотрите, вам-то, пожалуй, виднее.

— Да мы не за себя волнуемся, — отчего-то смутилась хозяйка. — Внучек у нас растет, вот за него и переживаем. Сами понимаете, паренька за ногу не привяжешь, а он бывает, улизнет поутру из дому и только вечером возвращается. То порыбачить отправится, то в лес по грибы-ягоды или на другой хутор к дружкам-одногодкам. А туда только напрямую километров десять топать да все глухими тропинками, через овраги и перелески.

— Что, верно, то верно. Марк у нас пострел, — подтвердил Леонард, — мы с бабкой по его милости часто места не находим, переживаем. Он ведь для нас, стариков, все. Да и у него, кроме нас, никого нет. Мать его, доченька наша, померла почитай семь годков назад. В городах Ланкастерского герцогства тогда свирепствовала чума. А отец плавал на торговом судне, да так однажды и не вернулся…

— Ой! — вдруг встрепенулась хозяйка и, вытерев одинокую слезинку, извинилась. — Уж простите, гости дорогие, заболтали мы вас, а вы с дороги, есть хотите. Присаживайтесь к столу, угощайтесь чем Господь Бог послал, а я схожу еще принесу. И где только носит этого несносного мальчишку? Ма-арк!

Назад она вернулась уже с внуком, несмело посматривающим на нас из-под опущенных ресниц. Не помню, чтобы я за последние годы ел с большим удовольствием, чем сейчас. И Джон, и Фин-Дари не на словах, а на деле выказали в этом вопросе со мной солидарность. Все же сладкая сытость заставила отодвинуться от стола, ибо никто из нас больше не мог съесть и кусочка. Мастер Леонард достал жестяную коробочку с крупно нарезанным табаком.

— Попробуйте, — предложил он, — свой собственный, крепкий и пахучий.

Я, поблагодарив, отказался, однако Фин-Дари с Джоном незамедлительно достали свои трубки и потянулись к угощению. А уже через пару минут всю комнату затянул густой сизый туман. Самый большой чад шел из огромной Джоновой трубы, создавая впечатление курящегося вулкана. Наверное, поэтому я даже и не пытался хоть как-то разогнать вокруг себя зыбкую, обволакивающую завесу. Госпожа Берта убрала со стола и в сопровождении Марка ушла на кухню мыть посуду. Мастер Леонард, попыхивая коротенькой трубочкой из глины, молчал. Мы тоже сидели, не издавая ни звука. Туман сделался совсем густым, когда он, наконец, произнес:

— Парнишка-то наш Границей бредит. Вот, говорит, стукнет шестнадцать лет и уйду служить в какой-нибудь форт. Думает, глупый, это так интересно дни и ночи напролет проводить в засадах да походах. Отговорили б вы его, господа, от этой затеи.

— От этого не отговоришь, мастер Леонард, — покачал головой Джон, — на своем примере знаю. Пока сам не попробуешь, не хлебнешь лиха, никто не отговорит.

— Так, так, — согласно поддакнул гном, — что поделаешь, весь мир так устроен, все непременно хотят учиться на своих ошибках.

Хозяин нахмурился, очевидно, признавая правоту собеседников, и больше на эту тему не заговаривал. За окнами комнаты между тем быстро темнело.

— Поди, устали с дороги, господа? — спросил, выколачивая пепел из трубки, мастер Леонард. — Пойдемте, я покажу, где вы будете спать…

Я поднялся первый и с наслаждением потянулся. После ранения целый день в седле, надо признать, давало о себе знать. Пройдя коридором мимо трех запертых комнат, хозяин, а вслед за ним и мы, поднялись на второй этаж. Распахнув тяжелую дверь справа, он ввел нас в солидных размеров помещение, в котором стояли две кровати, кое-какая старая мебель да штук пять матрацев, набросанных поверх полуистертого тунистанского ковра. Вероятно, это было лежбище для Джона, для которого подобрать кровать по размерам являл ось сложнейшей задачей. Едва глянув на толстенную перину и огромные пуховые подушки, я почувствовал некий дискомфорт. Ну не привык я на такой спать. Не привык и все тут! Поэтому я, стараясь не обидеть хозяина, с извиняющейся улыбкой спросил:

— Может, вы разрешите нам переночевать на сеновале? Знаете ли, я очень люблю там спать. Думаю, мои друзья тоже не будут против этого возражать.

— Как угодно, господа, — к моему удовлетворению, мастер Леонард не выглядел удивленным. — Да оно и правильно, ибо, что может быть лучше сна на сеновале летней ночью? Пойдемте, пойдемте, я вас туда провожу.

На дворе он подвел нас к широкому сараю с крышей, покрытой дранкой, приставил лестницу к черневшему в темноте чердачному проему и, пожелав спокойной ночи, ушел. Забравшись наверх, я едва не одурел от душистого аромата трав. Боже, что это было за наслаждение погрузиться в мягкий, податливый растительный океан, вдохнуть полной грудью, выдохнуть и еще вдохнуть! Хорошо! Рядом возились, устраиваясь, Фин-Дари и Джон, при этом гном недовольно бурчал, что я из-за своей придури лишил его, бедного, мягкой постельки, а великан, в свою очередь, ругал того за неосторожные тычки ногами и локтями в лицо.

— Да угомонись ты, Рыжик! — наконец не выдержав, завопил он. — Или ты там что, задницей на вилы напоролся?

Гном утих, но напоследок все же приголубил великана «ласковым» словом. После этого я мигом уснул, и ни одно плохое видение не смогло преодолеть чары старого сеновала.

Но вмешалась реальность жизни, посреди ночи нас всех троих разбудили истошные крики хозяев и яростный собачий лай. Презрев лестницу, мы один за другим сиганули вниз. Фин-Дари вытащил из богато расшитого чехла шикарную секиру из булата, покрытую золотой и серебряной чеканкой. Джон вращал стальной булавой, усеянной ромбовидными шипами. Я же привычным движением выхватил из ножен блеснувший зеркальной полировкой меч. Во дворе жарко полыхали укрытые парусиной стога. Но в их свете не было видно ни врагов, ни даже их теней.

— Бегите к дому! — я указал острием клинка в ту сторону. — И узнайте, что там у них случилось. А я быстренько разведаю обстановку вокруг.

Двор занимал приличную территорию, тем не менее, хватило пяти минут, чтобы его полностью обследовать. Нырнув в темень, я оббежал вокруг забора, заглянул во все сараи и подсобные помещения, но нигде не заметил и малейшего следа злоумышленников.

А стога между тем горели, от их жара затлела крыша низкого дощатого строеньица, откуда донесся испуганный поросячий визг. Силуэты наших хозяев заметались вокруг, пытаясь сбить либо затушить пламя. Кратчайшим путем я бросился на помощь. Берта, Леонард и юный Марк передавали ведра с водой из находящегося рядом колодца по цепочке великану и гному, которые окатывали водой соломенную крышу свинарника. Госпожа Берта даже отшатнулась, выронив из рук ведро, когда я внезапно возник из темноты. Крышу они уже почти затушили, а вот стога было не спасти. Хорошо подсушенное сено догорало…

— В чем дело, почтенные? — не сдержавшись, рявкнул я. — Откуда взялся огонь, есть догадки?

Мастер Леонард в недоумении развел руками, госпожа Берта тихо всхлипывала, опираясь на его плечо, тут же, подле них, мышонком притаился и Марк. У всех троих лица покрывала копоть, сквозь которую пробивали Дорожки струйки пота. Мне вдруг стало неловко от нечаянной резкости, но слов, чтобы загладить ее, к сожалению, сразу не нашлось. Сверху спрыгнули мои друзья, они также успели изрядно перепачкаться, а Фин-Дари к тому же обжег руку.

— И чего прицепился? — недовольно буркнул он. — У людей горе, а ты будто следователь на допросе: откуда, мол, да почему. Дурень ты, Алекс, им-то, откуда это знать?

— Да никого я не хотел обидеть, — возмутился я, но, тут же опомнившись, примирительно добавил: — Но если все же что не так, достойные хозяева, то извините, Бога ради, простого солдата.

— Что ты, что ты, сынок, — заплакала госпожа Берта, — и не думай ничего такого. Мы просто все взвинчены этим ночным пожаром. И что оно за напасть такая? Никогда у нас сами собой стога не загорались. Правда, лет пятнадцать назад в очень сухое лето отмечалось нечто подобное, но то в жаркий полдень, когда солнце находилось в зените. Да и сено тогда стояло, не прикрытое брезентом. Ой, сыночки, неужто нечисть приложила ко всему этому руку?

— Не думаю, — уверенно заявил я, — на земле нет никаких вражьих следов. Ни малейших!

— А про воздух забыл? — перебивая меня, откуда-то сверху донесся насмешливый голос. — Или ты, жалкий, можешь похвалиться умением читать невидимые следы?

В ночном небе пронеслась темная тень — ковер с восседающим на нем человеком. Госпожа Берта охнула, прижав к себе испуганного мальчишку. Наверное, в тот момент не только я один пожалел об отсутствии доброго английского лука.

— Эй, ворона! — крикнул я вослед удаляющемуся силуэту. — Легко поджигать сверху добро мирных людей и быть крутым парнем, сидя на этой недосягаемой штуковине. Так будь мужчиной хоть раз в жизни, иди ко мне, покажи свою храбрость. Думаю, не ошибусь, если скажу, что ты, некий Морли, имеющий на меня зуб. Значит, тем более у тебя есть повод принять вызов.

Ковер сделал плавную дугу и вернулся, кружа над нашими головами.

— Время для этого еще не пришло, — терпеливо возвестил тот же противный скрипучий голос. — Но, быть может, и побеседуем. В пыточном подвале Лонширского замка.

— Кто ты, тварь? — в бешенстве заорал я, без особого успеха швыряя в темную фигуру одну за другой пять металлических звездочек.

— Ты же сам сказал — Морли, — расхохотался ночной летун, — хотя раньше, в детстве, ты знал меня под другим именем. Но настоящее, повторюсь, Морли. Однако, молодой человек, давайте пока оставим в покое ваше любопытство и мои перспективы. Я здесь не просто так, а по делу. Вам привет от сестры, миледи Синдирлин.

— Засунь себе в одно место этот привет, — грубо ответил я: и с надеждой пожелал: — Что б ей сдохнуть, ведьме поганой.

— А, кроме того, — невозмутимо продолжал Морли, — еще подарок и обещание.

— Вот как? — задрав голову, я угрожающе потряс кулаками. — Ну что же, если подарок не слишком велик, то помести его рядом с приветом. А хватит места, приткни там и обещание.

— Глупец! — Морли издал неприятный металлический смех. — Сначала посмотри на дар сестры. Готов прозакладывать что угодно, назад ты его не вернешь.

Почти у самых моих ног упал небольшой холщовый мешок, пропитанный чем-то темным. Госпожа Берта, да и мастер Леонард непроизвольно отпрянули, Фин-Дари с Джоном, наоборот, ожидая подвоха, придвинулись поближе. Я осторожно прикоснулся к поверхности мешочка. Что-то густое прилипло к пальцам. Поднеся их поближе, я ощутил острый запах крови и, уже не колеблясь, развязал обычный веревочный узел, затем вытряхнул содержимое наземь.

Стога почти догорали, но в их слабеющем свете была хорошо видна человеческая голова с искаженным от боли и ужаса лицом. Мы не могли не узнать ее, ибо это оказалась голова Робина из Шервудского леса, славного малого, уважаемого даже ветеранами Границы. Того самого Робина, на чью помощь мы так надеялись…

— По душе пришелся подарок? — откровенно глумясь, захихикал из звездного неба Морли. — Если нет, отдавай назад, попытаюсь засунуть его в указанное тобой место.

— Послушай, ублюдок, — превозмогая шумящую в висках кровь, тихо промолвил я, — где бы ты ни находился, я отыщу тебя и предам такой лютой смерти, что еще позавидуешь несчастному Робину. Клянусь Памятью Предков, я отомщу за друга.

— А мы поможем, — поддержали меня Джон с Фин-Дари голосами, ничего хорошего не сулящими посланцу сестры.

— Плевал я на ваши угрозы, — презрительным тоном откликнулся Морли. — А вот сможешь ли ты, Алекс Стальная Лоза, плюнуть на обещание своей сестры?

— Считай, что я так и сделал, — возможно, преждевременно сказал я;

— Ха! — наглец Морли пролетел совсем низко над нашими головами и, удалясь вдаль, громко провопил угрозу Синди: — Сделай хоть шаг на территорию Покинутых Земель и ты в первую же ночь получишь еще один подарок — голову своего любимого братца Чарльза.

— Он давно мертв! — крикнул я вослед. — Мертв, слышишь?

— А ты проверь, — донесся еле слышный ответ, — проверь и, возможно, кое в чем убедишься. Ах-ха-ха! Стальная Лоза!

Проводив его взглядом, я бережно приподнял голову и положил ее назад, в мешочек, после чего посмотрел на друзей. Их лица, наверное, выражали такую же растерянность, как и мое; Ведь все хорошо понимали: в начавшейся игре Шервудская карта бита. С гибелью Робина пропадал всякий смысл ехать в те края за помощью. Сзади несмело подступился мастер Леонард и, опасливо косясь на мешок, спросил:

— Чья она будет, голова эта? Вы уж простите, господа, за любопытство.

— Нашего хорошего знакомого, — скорбно ответил Джон, — а вернее сказать, друга…

— В таком случае, господа, приношу вам свои искренние соболезнования. Право, мне очень жаль этого… молодого человека!

— Да, — устало кивнул я, — он был еще очень молод.

— Очень жаль, господа, — повторил хозяин и, извинившись, отправился вслед за женой и внуком в дом.

— Что делать-то теперь будем? — с плохо скрытым волнением вопросил гном. — Неужто втроем попрем против всей мощи Черного Короля?

— Сейчас будем спать, — решительно отрубил Маленький Джон, — а завтра… Видно будет, ведь утро вечера мудренее. Правда, Алекс?

— Наверное, Джон, ты прав, отдых не помешает, хотя и не знаю, смогу ли теперь заснуть. Бедняга Робин, ведь это из-за меня его погубила проклятая Синдирлин. Боже правый, из-за меня.

— Не кисни, Алекс, — без особого вдохновения попытался приободрить великан. — Кто знает, как и от руки кого он погиб? Может, Морли вообще оттяпал голову уже с холодного трупа?

— Нет, Джонни, — не согласился я, — посмотри, кровь совсем свежая, а значит, убили Робина недавно.

— Мы, кажется, решили, что разумней всего сейчас поспать, — напомнил нам Рыжик, — идемте, идемте, утром еще обо всем потолкуем.

Взяв с собой мешок с головой, мы залезли на сеновал. Теперь он не казался таким уютным и душистым, ибо в воздухе витал запах смерти и крови… Не знаю, как мои друзья, но я так и не смог уснуть в эту ночь. Все думал о Робине и не находил себе оправдания. Да и как можно оправдать смерть близкого человека, погибшего по твоей вине? А несчастная Марион? Да она, пожалуй, не переживет такого горя!

Что же касается Синдирлин, то счет возрастает. Придет время заплатить и за это. Еще меня порядком смущала угроза сестрицы насчет Чарльза. Черт его знает, может, он действительно жив и содержится где-то в тайных застенках? От этой дрянной суки Синдирлин можно было ожидать любой пакости и самого непредвиденного хода. Представив себе, выполнение ее угрозы, я почувствовал дурноту и осознание того факта, что одного Робина мне за глаза достаточно, чтобы мучиться до конца дней своих.

Имелось только единственное средство проверить правдивость речей ночного летуна Морли. Уехать подальше в Спокойные Земли, затем сбить со следу возможных соглядатаев, вернуться назад и тайно перейти Границу. А потом нежданно-негаданно нагрянуть в Лонширский замок, пере вернув его вверх дном в поисках брата либо других узников. Но я сильно подозревал, что теперь застать Синди врасплох будет очень трудно, впрочем, как и незаметно дойти до Лонширских владений.

На рассвете я разбудил спутников. Вид у них был помятый. Фин-Дари вытаскивал из всклокоченной огненной бороды сухие травинки и тихо ворчал, а Джон молча возился с поясом, вытряхивая из него золотые монеты.

— Хозяевам за хлопоты и сожженные стога, — пояснил он мне. — Да и просто неудобно, знаешь ли, уехать, не отблагодарив за гостеприимство и доброе отношение.

— Правильно, Джон, — поддержал его я, — только не перестарайся, ибо, сам знаешь, человек в пути без денег, что птица в горах без крыльев.

— Или что баба без… — хихикнул и сразу осекся гном, увидев в моих руках зловещий мешок.

— Похоронить ее надо поскорее, Алекс, — тоненьким голоском почти проблеял он, — уж больно жуткое она вызывает чувство.

— Смотрите, какой чувствительный, — нахмурился Джон, — ты, рыжий дурень, забываешь, что голова эта не чья-нибудь, а нашего же товарища. Уважай сие и отбрось глупые страхи.

— Все одно жуть, — не отступал Фин-Дари, — несмотря ни на что.

— Найдем хорошее место, — успокоил я его, — и похороним ее по-человечески. А пока потерпи.

Спустившись с сеновала вниз, мы обнаружили мастера Леонарда и госпожу Берту, уже вовсю хлопочущих по хозяйству. Парнишки видно не было, наверное, после всех этих ночных треволнений он еще отдыхал. Пожелав доброго утра, мы сообщили, что уезжаем. И, похоже, хозяева не слишком огорчились. Оно и понятно, кому понравятся гости, за которыми по пятам следует беда? Но все же они долго и искренне отказывались от денег, пока Джон едва ли не силой таки заставил их взять. Не знаю почему; но мне захотелось что-нибудь подарить мальчонке. Черт его знает, может, тот напомнил мне самого себя и далекое детство, в котором отец и мать присутствовали лишь на раннем этапе?

— Передайте Марку, — попросил я мастера Леонарда, отвинчивая с груди знак вольного охотника, — пусть будет на память. Да, и еще… — я протянул ему маленький, изящный кинжальчик с рукоятью из слоновой кости, взятый из моей комнаты в форте в самый последний день. — Хорошая вещь, из дамасской стали. Пусть при нужде она защитит его.

Сердечно попрощавшись с хозяевами, мы выехали в открытые ворота. И нам еще долго махали вослед.

Местность дальше пошла холмистая, вереск уступил место зонтичным акациям, зарослям дикого шиповника и кустам остролиста, способного на самом деле здорово порезать кожу. Дорога, зигзагами петлявшая по холмам, оставляла желать лучшего: то и дело приходилось объезжать выбоины или торчащие из земли коричневые корни. Джон невнятно поругивал своего гигантского коня, двигавшегося не особенно глядя куда, отчего всадника нещадно трясло и подбрасывало. Нахохленный, словно воробей в непогоду, Фин-Дари осматривал окрестности, наверное, в поисках подходящего места для упокоения головы. Я же попросту ехал, с уже привычной тоской вспоминая Арнувиэль да коря себя за прежде временную смерть Веселого Робина.

— Вот! — вдруг завопил гном, указывая короткой рукой в сторону плоского, прямоугольного камня. — Чем не обелиск для славного Робин Гуда? Я б, например, и сам от такого не отказался.

Оставив коней на дороге, мы подошли к невысокому холму. Место и впрямь было хорошее. Осеняя камень, росла молодая березка, а вокруг все устилала зеленая, пушистая, словно тунистанский ковер, трава. Джон прихватил с собой лопату. Вырыть глубокую яму для него труда не составило, хоть в земле сплошь и рядом попадались булыжники. Поганый мешок мы сожгли, почему-то даже у великана он вызывал определенное омерзение.

Вся церемония не заняла и пяти минут. Голову бережно положили на дно, бросили по горсти земли, прежде чем засыпать лопатой, а потом уже я прочитал короткую заупокойную молитву. Фин-Дари довольно споро выбил посреди каменной плиты христианский крест и имя — Робин Локсли. Правда, всех смущало отсутствие тела, но с этим мы поделать ничего не могли. Поклонившись могиле, мы сели на коней и поехали дальше.

Солнце стояло высоко в зените, когда, наконец, было решено отдохнуть в тени трех старых акаций, ронявших на налетавшем внезапными порывами юго-западном ветерку сладковатый белый цвет. Фин-Дари, ведавший припасами, достал продукты, которые дала в дорогу госпожа Берта. Хм, а она наготовила их, видимо, с учетом «скромного» Джонова аппетита. Неспешно подкрепившись, мы напились воды из протекавшего неподалеку ручья, после чего стали держать совет. Фин-Дари; положив руки под голову, смотрел в синюю бездну неба, по которому плыли подобные айсбергам белые облака, и пытался убедить нас идти в Бедламные Города.

— Там, — говорил он, — можно встретить старых друзей либо попросту навербовать с десяток лихих парней.

Я заранее исключил этот вариант, потому, давая гному возможность выпустить пар, больше слушал звонкую песнь жаворонка, несущуюся откуда-то с небес.

— Нет, Рыжик, это не выход, — наконец потеряв терпение, перебил его разглагольствования я. — Во-первых, нет никаких гарантий, что старые друзья таки встретятся. Во-вторых, надо быть очень хорошим другом, чтобы сунуть голову в пасть Покинутых Земель. В-третьих, насчет вербовки, какой дурак за считанные золотые наймется искать лютую смерть? Ты ведь должен помнить, денег у нас хватает. Но ведь не для найма отряда суперменов! И четвертое, Фин-Дари, самое главное — Время. А сколько его уйдет, прежде чем мы доберемся до Кольца Бедламных Городов? Про дороги в ваших Оружейных Горах, по которым придется идти, ты знаешь получше меня, не говоря уже о других трудностях этого пути. Нет, Фин-Дари, мы не можем позволить себе разбрасываться такой роскошью, как драгоценное Время. Не можем!

— Тогда придумай что-нибудь получше, — сварливо предложил рыжий гном. — Или вон каланчу стукни по лбу, может, ему тогда что дельное в голову придет.

— Рыжик, будешь давать такие советы, ночью бороду твою обрежу, — зловеще пообещал Джон.

Фин-Дари ответил известной всему миру комбинацией из пяти пальцев. На-ка, мол, выкуси!

— Угомонись, чертов гном, — недовольно поморщился я, — не то я сам приведу в исполнение угрозу Джона. Понял?

Рыжик моментально утих, ибо знал, мое слово твердо, будто сталь. Но все равно, неужели он, придурок, поверил, что я могу посягнуть на его гордость — бороду?

— Джон, — затем обратился я к великану, — а ты что скажешь? Какое твое мнение?

— Мнение? — насмешливо хмыкнул тот. — Да вот оно: план Фин-Дари — чушь собачья, вот мое мнение.

— Эй, эй, каланча, — горячо завозмущался гном, — критиковать-то, поди, легко, а? Это ведь не то, что мозгами поворочать.

— Да уймись, ты, — С досадой оборвал его Джон. — Мне тоже есть что предложить, исходя из обстановки и положения, в которое мы попали.

— Ну, ну, — Покровительственно подбодрил Фин-Дари, сверкнув ярко-синими глазами, — выдай что-нибудь этакое, гениальное. И умное-умное!

— Алекс прав, путь в Бедламные Города долог, а тамошний сброд не настолько глуп, чтобы даже за горы золота отправиться с нами. Дорога в Шервуд гораздо ближе, но особого смысла ехать туда после смерти Робина я не вижу. Вряд ли кто из его вольной братии клюнет на наши рекрутские посулы, насквозь пропахшие паленым даже для зеленого новичка. Исходя из всего этого и из упомянутого Алексом дефицита времени, предлагаю: добраться до Баденфорда, купить вьючных и запасных лошадей, а также все необходимое для дальнейшей экспедиции. После чего втроем топать на выручку эльфийской госпожи.

Оба мои друга высказались и теперь молча ждали, справедливо полагая, что окончательное решение остается за мной. Да и как иначе? Ведь Арнувиэль — моя девушка, даже почти невеста.

— Знаете, в общем, и один, и другой план имеет свои слабые и сильные стороны, — дипломатично начал я. — Но… Я вот тут подумал, что надо было Синди? Правильно, лишить нас союзников в лице Веселого Робина и его вольной ватаги. А так ли для этого необходимо выискивать по лесам самого Локсли? Что, скажем, само по себе не столь просто?

— Ты имеешь в виду… — первым начал догадываться Джон.

— Да, — не совсем уверенно подтвердил я, — думаю, отданная нам Морли голова не что иное, как колдовской муляж. Ну, право, точно не знаю, может, это и впрямь чья-то голова, но только переделанная черной Магией под черты Робина.

— Может, так, а может, и нет, — задумчиво буркнул Фин-Дари, попыхивая своей трубкой. — Только что и остается гадать.

— Нет, гном, мы будем знать это наверняка, потому что все-таки отправляемся в Шервудский лес.

— Смотри, Алекс, — пожал широкими плечами Джон, — тебе виднее. В Шервуд, так в Шервуд.

— Куда ты, туда и мы, — подтвердил и Фин-Дари, выколачивая пепел из докуренной трубочки о ствол акации. Уже сидя на Дублоне, я сказал:

— А в Баденфорд нам все равно придется заехать, кое-чем не помешало б запастись да и по пути.

— Отлично! — сразу оживился гном. — Вечерок посвятим славной игре в кости и разведке местных питейных заведений.

— Никаких кутежей, — сразу же осадил его я. — Перед нами стоит серьезная задача. Вот о ней-то и надо думать, а не о том, как поставить ее под угрозу.

Гном пристыжено молчал, но нельзя было сказать, что он полностью со мной согласен. Впрочем, так же, как и гулена Джон, озадаченно скребший затылок пятерней.

— Да, и вот еще что, — счел нужным напомнить я им, — в городе хорошенько следите за тем, что болтает ваш язык. Не то живо угодите в «Благостную Тишину», некогда церковный монастырь, а ныне филиал Святой Инквизиции. Там таких, как вы «язычников», не слишком жалуют.

— Люди все же очень злые и опасные создания, — зябко поежился гном. — Ну какое, интересно, дело этим самым инквизиторам до того, во что, скажем, верю я или Маленький Джон?

— Да они просто хотят навязать своего Бога другим народам, — зло сверкнув глазами, бросил великан. — Вот тебе, Рыжик, и весь ответ.

— Истина! — согласился я. — Навязать свою веру, чтобы потом обложить церковными налогами и поборами.

— Ну с нами такой фокус не пройдет, — фыркнул Рыжик. — Мы, гномы, в состоянии спровадить из Оружейных гор, как миссионеров, так и любую призванную ими армию.

Джон смолчал, но его грозный вид о многом говорил. И я хорошо знал, что если кто-то рискнет задеть интересы или достоинство маленького народа, то великаны, обитавшие по соседству в селениях Красных Каньонов, стеной станут за своих земляков. Как, впрочем, и гномы всегда придут на выручку им, случись какая беда. А гномье войско, закованное в броню с головы до ног, противник еще тот… Орешек, который мало кому по зубам. Для всего мира, наверное, великое счастье, что войну да походы подземные жители не слишком жаловали. Подвигнуть их на такое можно было, разве что здорово разозлив либо не оставив другого выхода.

До самого вечера никто из нас не проронил ни слова больше. Не было настроения: у меня из-за разлуки с Арнувиэль, у друзей после разговора о Святой Инквизиции. Да и действительно, особенно в последние годы, церковники уж слишком перехлестывали в своем фанатичном стремлении всех на Континенте подогнать под христианский каблук. А если кто все же дерзал открыто признаться в ином вероисповедании, то его тут же объявляли язычником либо еретиком, а могли и запросто навесить ярлык отступника. Такое обвинение торило прямую дорожку — на костер. И сколько невинных на него пошло, знает один лишь Господь.

Великанов и гномов пока в открытую не трогали, хотя и косились изрядно. Но… Это пока, к тому же у отцов-инквизиторов имелись свои методы. Зачем, скажем, кого-то хватать в открытую и будоражить народ? Гораздо проще ведь сделать так, что неугодный попросту исчезнет. А кто разыщет пропавшего в дебрях большого города? Тем более, невозможно будет связать исчезновение с деятельностью слуг Святой Инквизиции. Насколько я знал, те ребята работали профессионально, не оставляя улик и следов. Как, впрочем, и живых свидетелей. Все это, конечно, делалось «во имя Господа». С улыбкой я поймал себя на мысли, что думаю, как отъявленный еретик. Интересно, как бы назвали меня Серые Сутаны, проникни они в мою башку? Э-э, ну, наверное, врагом матери Церкви, гнусным защитником нелюдей и кем еще? Наверное, червем, подтачивающим столп Святой Веры. Да, насчет ярлыков и различного позорного клейма фантазия у Серой Братии работала.

Иной раз меня вообще посещали крамольные раздумья о том, что Церковь давно переметнулась на службу к Тени. Уж больно усиленно она перерабатывала подлинно хороших людей: или в пепел на своих кострах, или в перегной в тайком вырытых захоронениях. И это в то время, когда Покинутые Земли неуклонно, пусть и медленно, но продвигаются вперед, подминая под себя все больше и больше территорий Континента. Это в то время, когда вся нечисть сплотилась под одним знаменем — Черного Короля, способного в один прекрасный день обрушиться на Спокойные Земли и затоптать их. Н-да, воистину Церковь, вместо того чтобы стать консолидирующей силой, объединяющей разные народы и государства, напротив, выступала в роли клина между ними. Ирония Судьбы… Или действительно, по крайней мере, часть церковников сменила Хозяина? Ох, Алекс, Алекс, гореть тебе на костре…

Заходящее солнце позолотило горизонт, одело в пурпурные наряды облака, осветило прощальными; ласковыми лучами редкие нивы, появившиеся совсем недавно по обеим сторонам дороги. Скользнуло по кронам березовой рощи и крышам небольшого селения, дворов в двадцать пять-тридцать, обнесенного острым, однако не слишком прочным частоколом. До деревни было рукой подать, но Джон внезапно заартачился.

— Не поеду! Забыли, черти, что мы таскаем за собой целый воз неприятностей? Опять хотите оделить ими невинных людей, гостеприимно предоставивших кров и еду? Если нет, то я предлагаю переночевать вон в том леску. И если гаду Морли приспичит его сжечь, сильно горевать не стану.

— Скажи лучше правду, Джон, — насмешливо хмыкнул гном, — тебе ведь просто жаль денег, которые придется выложить хозяевам за понесенные убытки.

— Дурень! — шикнул великан. — Ехидный, маленький клоп. Кровопийца!

— А ты… Знаешь, ты кто? — постарался не остаться в долгу неугомонный Фин-Дари.

— Хватит вам, — я решительно прервал назревавшую словесную дуэль. — Не надоело еще? Совсем как в старые добрые времена. Лучше давайте-ка поторопимся, смотрите, как быстро темнеет. А до рощи еще минут десять хода.

Миновав деревеньку стороной, мы под перелай чутких сторожевых псов уже в густеющих сумерках добрались до первых берез. Сама роща оказалась невелика, но все деревья были как на подбор: высокие и могучие. Сочной травы между ними хватало, мы расседлали коней и пустили их пастись. Все трое: небольшой, косматый Уголек гнома, Таран великана и мой золотистый красавец Дублон, являлись старыми знакомцами и потому, никогда не задираясь, прекрасно ладили. Хм, вот бы Фин-Дари с Джоном взяли С них пример.

Наскоро поужинав да попив горячего чаю, решили ложиться спать.

Густая трава оказалась настолько мягка, что напоминала пушистый ковер, который, едва я закрыл глаза, поднялся в воздух и понес седока в волшебный мир сновидений. Я увидел с небесной высоты Старого Бэна, старательно пропалывающего наш маленький огородик от сорняков. Заметив мое появление, дед долго с укоризной смотрел в глаза и молчал. Уж лучше бы отругал, все ж легче было бы…

Потом стала сниться нянюшка, она улыбалась и что-то ласково говорила, правда, я не слышал ее слов, но все одно на душе полегчало, словно узнал какую-то радостную весть.

Проснулся я часа в два ночи от грандиознейшего ливня. Небеса словно прорвала стена сплошной, отвесно падающей воды. Рядом, ругаясь, на чем свет стоит, барахтались в лужах Джон и Фин-Дари. А тут еще вдруг налетели порывы сильного, холодного северо-западного ветра, заставившего цокать зубы в усиленном режиме. Все же сообща мы довольно быстро поставили палатку и заползли в ее уютное нутро, надежно спрятавшись от непогоды. Благо запасная одежда находилась в кожаных мешках и потому не промокла. Вытеревшись насухо и переодевшись, приятно было послушать бессильные завывания ветра, швырявшего на стены нашего убежища целые водяные шквалы. Так, с легкой блаженной улыбкой на устах Я задремал во второй раз. Часов в шесть меня и Рыжика растолкал Джон, на удивление, поднявшийся раньше всех.

— Вставайте, лежебоки, — деланно сердито ворчал он, — я тут, видите ли, стараюсь, пропитание им готовлю, а они дрыхнут, будто сурки. — Знаете, балбесы, чего мне стоило огонь развести? Дрова-то насквозь мокрые!

— Невелик подвиг, — начал выпендриваться гном, — чем даром мучиться, лучше б ты, великанище, чуток серым веществом пошевелил. Глядишь, может, тогда и догадался бы воспользоваться сухим спиртом. Хм, хотя О каком сером веществе может идти речь? Откуда ему взяться у нашего слона? Э-хе-хе!

— Сухой спирт беречь надо, — насупился слегка обиженный Джон, — На чем готовить будем в землях покрытых Тенью.

— Пустяки, — беспечно отмахнулся Фин-Дари, — все равно в Баденфорде придется запасаться всем необходимым. Вот там и прикупим спиртягу, что в глотку не льется.

— Вот когда приобретешь, — хозяйственно приосанился Джон, — тогда и будешь разбрасываться. А пока надобно экономить.

— А что, — нашелся изобретательный гном, — в общем-то, хорошая идея. Экономить! Только знаешь, раз ты ее подал, давай с тебя и начнем. У нac, знаешь ли, любезный Джон, продуктов осталось в обрез, так я думаю, надо это… Порцию тебе вполовину урезать. А там приедем в славный город Баденфорд, все прикупим, запасем, вот тогда и поешь вволю. Ну как, каланча, мысль нравится?

Не сдержавшись, я идиотски хихикнул.

— Очень смешно, — Джон окинул меня с головы до ног укоризненным взглядом. — Мало того, что этот никудышный гноменыш издевается в открытую, так еще и ты, серьезный человек, подпрягаешься.

— Я нейтральная сторона, — поспешил дипломатично заверить я, — но если тот из вас, у кого рыжая борода, брякнет за утро еще хоть одно кривое слово, то клянусь Памятью Предков, ему точно до самого Баденфорда придется обходиться половиной пайка.

Фин-Дари благоразумно промолчал, но правую руку сунул себе за спину. И я, хорош озная его, был совершенно уверен: там, в виде красноречивой фиги и притаился ответ. Подсев затем к парующему котелку, мы живо уплели аппетитнейший соус — конек кулинарного искусства нашего Джона. Съели по внушительному бутерброду с сыром и ветчиной, и запили все это горячим, бодрящим чаем.

Потом, пока они обменивались легкими колкостями, упаковывая наше имущество в мешки, я отправился к тихо журчащему ручью, неспешно протекавшему через рощу. Прошедший дождь сделал его полноводней, но для того, чтобы побриться, помехой это не было. Хорошо Фин-Дари, никаких забот в этом плане, да и Джону, пожалуй, тоже, он носил небольшую бородку и усы, подравнивая лишь изредка их ножницами.

В восемь утра или около того мы покинули березовую рощу. Грунтовая дорога нещадно раскисла, грязь хлюпала, чавкала, словно болото, всячески затрудняя наше продвижение вперед. Благо через пару часов мы свернули на тракт, худо-бедно выложенный старыми, потрескавшимися плитами. Засеянные поля стали попадаться чаше. Ветер гнал рябь по их золотистой либо еще зеленой поверхности.

Навстречу проехал, а одна телега с работниками, потом целая кавалькада возов, запряженных мулами. Крестьяне с любопытством окидывали нас взглядом и тут же забывали, дел было невпроворот, а здесь, невдалеке от Границы, они всякого повидали. Так разве их удивишь компанией гнома, великана и человека?

В полдень вдалеке блеснуло серебром, что говорило о появлении реки. Это была наша старая знакомая — Виски, разлившаяся здесь на добрых полтора километра. Кони быстро донесли нас до ее поросших густым камышом берегов. Проехав еще метров пятьсот по тракту вдоль реки, мы оказались у первых домов большого поселка, вся оборона которого состояла из когда-то глубокого, но теперь полуобвалившегося рва. Через него был переброшен подъемный мостик, давно и прочно вросший в землю. Впрочем, здесь любой дом мог служить при необходимости крепостью, о чем недвусмысленно говорили прочность каменной кладки, узкие окна, скорее похожие на бойницы, да прочные дубовые двери, обитые листовым железом.

«Золотое Дно» — вспомнил я название поселка, данное не ради красного словца. Лет эдак тридцать-тридцать пять тому назад на здешнем песчаном берегу обнаружили золото. Располагалось оно неглубоко, да вот беда, назвать уж сильно богатым это месторождение было нельзя. Словом, пока сюда добралась основная масса старателей, искать-то было уже нечего. Те, первые, конечно, нажились, понастроили дома, обзавелись семьями, а опоздавшие молодчики уехали не солоно хлебавши. Что поделаешь, целомудренная шлюха Удача улыбается не каждому.

Взрослых людей на улице поселка попадалось мало, кто, видно, рыбачил на реке, кто в поле работал, а кто и по торговым дедам находился в плавании. Одни лишь загорелые до черноты мальчишки проносились шумными воробьиными стайками по направлению к реке. Н-да, солнышко припекало, и, несмотря на прошедший дождь, становилось жарковато.

Миновав поселок и пляж с купающейся ребятней, мы подъехали к неуклюжему, однако же, прочному парому, лениво покачивающемуся на мелкой волне. Сам паромщик в ожидании работы спал в прохладе примитивного шалашика, построенного в центре.

— Эй, почтенный, — окликнул я его, — ночью-то, что делать будешь?

Соня и ухом не повел, лишь слегка дрыгнул торчащей из шалаша ногой. Что, вероятно, означало: отстаньте и катитесь к черту. Хмыкнув себе под нос, я запустил в лентяя камешком. Без толку, тот просто-напросто запрятал вовнутрь обе ноги. И тут в дело вмешался Маленький Джон. Спрыгнув со своего Тарана, он с берега сиганул на борт, на самый его край, что привело к некоторому крену. Но и этого оказалось достаточно для того, чтобы из убежища в центре вместо бессловесных ног показалась всклокоченная голова.

— Кому тут делать нечего? — недовольно завопил он и, правда, сразу же осекся, осознав габариты великана. Потом, наверное, от страха, да и еще не полностью проснувшись, по-козлиному заблеял: — М-м-м-м!

Джон терпеливо ждал. Наконец беднягу прорвало: — М-милорд! Ч-что угодно вашей милости? «Милорд» приосанился и сказал:

— Угодно на тот берег, да поживей.

— Хм, но… — взгляд испуганного малого лет двадцати стал слегка нагловатым. — Вас, как вижу, всего трое, а мэр велел отчаливать лишь тогда, когда наберется хотя бы человек десять.

— Ты что, малограмотный? — вдруг сурово спросил Джон.

— Ну, нет, — несколько стушевался паромщик, — грамоте хорошо обучен.

— Да? Вот как? — изумился великан. — Не умеешь считать до десяти и думаешь, что хорошо? Ох, уж эта нынешняя молодежь, сплошное разочарование!

Если б я даже и хотел, то все равно удержать друга вряд ли бы успел. Джон, несмотря на вес и размеры, имел поразительную ловкость и быстроту. Схватив строптивца за воротник, он мигом с головой окунул его в воду. Тот в панике забился, но совладать с Джоновой рукой вряд ли смогли б и десять таких, как он. Дождавшись пузырей, великан соизволил вытащить его на поверхность. Бедняга хватал ртом воздух, словно рыба, при этом кашлял и смотрел вокруг ошалевшими, дикими глазами.

— Ну вот, дорогой юноша, — обратился мой друг к пареньку, — посмотрим теперь, хорош ли метод обучения старины Джона. Считай-ка нас опять.

— Один, два, три, — послушно начал юный паромщик, на секунду запнулся, Потом продолжил, глянув на коней, — четыре, пять, шесть, — потом снова на нас. — Семь, восемь, девять…

Я едва сдерживался, чтобы не заржать. Фин-Дари любовался на спектакль, улыбаясь до ушей. Но Джон, строгий учитель дядюшка Джон, был сама невозмутимость.

— Гм, сам теперь видишь, юноша, мой метод совсем неплох. М-да! Ведь еще пару минут назад ты умел считать всего лишь до трех, а сейчас до девяти. Прогресс налицо, но… Боюсь, придется повторить урок. Что поделаешь, надо, милый, надо.

— Нет! — истошно завопил паромщик. — Не стоит! Я десятый.

— Ага, — удовлетворенно кивнул Джон. — честно говоря, рад за тебя. Оно, знаешь, грамотному человеку легче в жизни. Глядишь, еще и звездочетом придворным заделаешься, не раз тогда помянешь меня добрым словом. Да, надо б с тебя плату за обучение взять, но уж ладно, я сегодня добрый. Гей, друзья! — обратился он затем к нам. — Поторопитесь, отплываем.

Бледный, как сама смерть, паромщик перекинул на берег широкие сходни, по которым мы с гномом завели лошадей. Не прошло и пяти минут, как наш «ковчег» благополучно отчалил. Уже на другом берегу Джон, покровительственно похлопав парня по плечу, дал тому целую пригоршню медных монет, после чего посоветовал:

— Тренируйся, дружок, вместо того, чтобы дрыхнуть. Не ленись и достигнешь таких высот! Вот представь, едем мы назад, а ты, сердешный, уже и до двадцати считать умеешь. Плохо разве?

— Хорошо, господин, — несчастным тоном пробурчал «ученик» и совсем тихо добавил: — Чтоб ты издох, собака.

— Что такое? — навострил уши великан.

— Да так, ничего, — побледнел, словно бумага, парнишка, — жалко, говорю, расставаться.

— А-а, — понимающе протянул Джон, — мне тоже, но что поделаешь, такова жизнь. Прощай, юноша. Вперед, друзья!

Мы перебрались с парома на берег. Фин-Дари, сходивший со своим Угольком последним, сунул пацану в руку серебряную луну, и лицо того вмиг просветлело. Но кланяться нам вослед желания он не проявил. Что было вполне понятно.

Глава 2 ИЗГОИ

С этой стороны реки тракт сделался пошире, да и состояние его заметно улучшил ось. В иных местах виднелись даже новые плиты, положенные взамен разбитых, а на развилках стали появляться указатели. Чувств овал ось приближение большого города. Теперь поля, огороды тянулись сплошной, нескончаемой чередой, а к вечеру мы оставили позади пять или шесть вполне приличных по размеру деревень. И движение в здешних местах было оживленнее: телеги, возы с сеном сновали друг за другом, то и дело попадались стада коров, овец, коз, переходящих с пастухами дорогу и на время препятствующих движению. На полях суетились фигурки крестьян, спешащих до заката сделать все свои дела и отправиться домой. Правда, порой на границах наделов виднелись островерхие шалашики, в которых иные работники, наверное, оставались на ночь.

Несколько раз нам навстречу попадались разъезды конной стражи, но документы потребовали только невдалеке от Баденфорда, да и то жандармы. Эти мудаки всегда были рады придраться к чему угодно и к кому угодно. Хотя с нами они обошлись вполне вежливо, вероятно, их впечатлили размеры Маленького Джона да мои бумаги, где черным по белому, при наличии множества печатей и затейливых подписей удостоверялось, что их податель является не кем иным, как сиятельным князем, сеньором всех Лонширских земель и угодий.

В свое время Старый Бэн положил много сил и времени, чтобы убедить меня подать прошение в Судебную Палату Континента о восстановлении и подтверждении прав. После чего пришлось затратить уйму золота и нервов, являясь на несчетное количество заседаний, где заслушивались оставшиеся свидетели: наши соседи дворяне, а то и просто вольные йомены, жившие на землях Лоншира. В общем, всех этих дурацких процедур было не перечислить, но в итоге, совсем замотанные, мы получили с дедом на руки все нужные документы на гербовой бумаге, с тьмой печатей и автографов. Вот уж «радость»-то была! Получил во владения княжество, которого в принципе нет!

Дед, однако, придерживался другого мнения, говоря, что само по себе подтвержденное высокородное происхождение значит в жизни очень многое. Но что-то, честно говоря, я как-то не замечал. «Золото, — твердил я деду, — все подкрепляется золотом, а иначе самое высокое звание останется пустым, ничего не значащим звуком».

Старый Бэн слушал, но оставался непоколебим. Что делать, человек старой закалки, хотя отчасти он, наверное, прав. «Ох, — про себя тоскливо вздохнул я, — деда, деда, как же по тебе соскучился твой беспутный внук. А теперь и не знаю, свидимся ли когда вновь? Такие вот дела…»

В сам город в тот день мы так и не попали. Не успели на десять-пятнадцать минут — и массивные городские ворота со скрипом и лязгом затворили. Фин-Дари расстроился, да и Джон, пожалуй, тоже. Видно, идея гульнуть крепко сидела в их шальных головах. М-да, чуток развеяться им-таки не повредит. Тем более перед смертельно опасным предприятием. Итог которого и самый ярый оптимист вряд ли увидел бы в розовом свете.

Разведя на пригорке костерок, мы занялись делами: гном куховарил, Джон возился с лошадьми, а я, разбив палатку, принялся штопать кое-где порвавшийся плащ. Изредка до меня доносилось ворчание Рыжика по поводу скудного разнообразия оставшихся продуктов, что впрочем, не помешало ему приготовить вкусный и сытный ужин. Потом, уже на полный желудок, они раскурили свои трубки, стараясь «нечаянно» дунуть в мою сторону.

— Паразиты! — не выдержал в итоге я и запустил в каждого большой пригоршней каштанов, в изобилии валяющихся неподалеку от растущего рядом мощного старого дерева. — Да мы не специально, — завопили, оправдываясь, оба, старательно закрываясь от повторной атаки, — это ветер так дует.

— Ветер? — ухмыльнулся я, метко кидая по ним еще и еще.

— А чего тогда на меня орете? Это не я, это ветер по вам швыряет каштаны, — после чего продолжил обстрел.

— Хватит! — первым запросился Джон, покаянно подняв над головой руки. — Ну настоящий пацан. Ой, черт! Хватит, тебе говорю.

— Ладно уж, — смилостивился я, прекращая «дуновение», — но в обмен с тебя анекдот.

— Идет, — охотно согласился Джон и, потирая голову, поудобней уселся у потрескивающего костерка Э-э, про что б это рассказать… Гм, как назло ни фига в голову не приходит. Оно и конечно, когда путешествуешь в такой компании, поневоле чуток отупеешь.

— Джо-он! Не отвлекайся.

— Ага, ну да ладно. Идет, значит, по пустыне странник голый, но в изящной шляпе, совершенно не защищавшей от солнца. Навстречу ему караван. Старший охранник спрашивает: «А отчего это ты, мил человек, голый?». «Так все равно ж никого нет», — отвечает тот. «Ну ты даешь, — удивляется охранник. — А шляпа тогда зачем?». «Как зачем? А вдруг кто-нибудь попадется».

— Гы-гы, — заржал гном, — еще рассказывай, только не такое старье.

— Один монах возвращался из далекого паломничества на родину.

Проезжая лесом, он заметил сидящего высоко на суку молодца, который усердно орудовал топором. «Что ты делаешь, безумец? — в ужасе вскричал монах. — Ведь сук упадет вниз». «Не такой уж я и безумец, — с достоинством отрезал молодец, — ибо тоже подумал об этом и потому крепко привязал его к себе».

Тут уже, не выдержав, засмеялся и я.

— Та-ак, что бы еще вспомнить? — задумался на мгновение Джон.

— А, вот, только, чур, последний. Ловил, значит, рыбак в море рыбу, но что-то удача в тот день отвернулась от него. Вытягиваемая из воды сеть каждый раз оказывалась пустой. Все же напоследок он таки кое-что выудил. Правда, это была всего лишь старинная бутылка, запечатанная странной, серебристой смолой. Откупорив ее, он здорово испугался, ибо из отверстия повалили клубы дыма, принявшие очертания демонической фигуры.

«Слушаю и повинуюсь! — прогрохотал чудовищный голос. — Загадывай три желания, но прежде хорошо подумай».

«Чего ж тут думать? — сразу приободрился испугавшийся было рыбак. — Хочу иметь сто наложниц».

«Вот они», — указал джинн на внезапно возникшую на берегу целую толпу полуголых красоток.

«Так, — радостно потер руки рыбак, — хочу еще иметь и дворец».

«Полюбуйся», — джинн простер руку в сторону прежде пустого мыса, на котором теперь сияли купола и высились зубчатые башни.

Над третьим желанием рыбак действительно долго думал, наконец, он сказал: «Хочу, чтобы достоинство мое мужское доставало до дна лодки».

«Проще простого», — откликнулся джинн, щелкая пальцами.

Выскочившая из воды акула тут же откусила бедняге ноги и достоинство его в самый раз стало достигать лодочного дна.

«Всего хорошего, — пожелал напоследок улетающий джинн. — И прощай. Я дал тебе все, о чем ты просил».

— Никогда слишком долго не ломай голову, — сделал философское заключение Фин-Дари, — целее будешь. И вообще, пускай кони думают, у них головы-то побольше будут.

— Такой размышляющий конь, — усмехаясь, в тон ему ответил я, — может и не позволить на себе ездить. Всяким там ленивым гномам.

— Да пошел ты, — Фин-Дари с хрустом потянулся и предложил: — Давайте лучше спать. Не знаю, как на кого, но на меня Джоновы басни словно снотворное: послушаю-послушаю и глаза начинают слипаться. Наверное, это от того, что Джон их рассказывает таким заунывным тоном…

— Ну, наглец! — возмутился от души великан. — Сначала, значит, слушает, раскрыв рот, а потом хнычет, не нравится, мол, ему что-то. Свинтусяра!

В палатке Фин-Дари вертелся до тех пор, пока Джон всерьез не пригрозил отправить его спать на свежий воздух. А там после дождя было сыро и прохладно, гном это живо смекнул и утих. Но все одно, после он здорово отыгрался, всю ночь во сне немилосердно пиная то меня, то Джона.

«И как с тобой только спят твои девки? — не единожды чертыхаясь; удивлялся я. — Да любой бы, увидевший под утро снятую тобой «мамзель», решил бы, что ты всю ночь зверски ее насиловал». А на рассвете великан, потирая бока, посочувствовал матери Рыжика.

— Вот бедная женщина. Да ей, сердечной, за то, что выносила этакого «дятла», памятник при жизни надо поставить.

— Но, но, каланча, — погрозил литым кулаком гном, — маманю не трожь. Не советую. А то задам трепку и не посмотрю, что ты у нас такой амбалистый мужичок. Усек?

Джон щелкнул Рыжика по носу, тот в отместку мощным тычком попытался сбить его с ног. Потом, конечно же, поддавшись, Джон упал, и оба, барахтаясь, завозились у самой палатки, которую, ясное дело, вскоре и завалили. Я терпеливо ждал, прекрасно зная, что мои друзья порой превращаются в озорных, задиристых мальчишек. Но стоит им без помех дать выпустить пар — и они вновь становились взрослыми людьми.

Вскоре мы уже подъезжали к только что открывшимся городским воротам, на которых была витиеватая резная надпись: «Добро пожаловать в Баденфорд». Три заспанных стража Порядка, дежуривших на входе, хмуро оглядели нас с ног до головы, после чего главный, сержант, непреклонно возвестил:

— С вас, судари, три средних луны — пошлина за въезд в город.

— Ты че, милейший, спятил? — вытаращился на него Джон. — Да это же грабеж среди бела дня!

На сержанта грозный вид великана, однако, не подействовал.

Здесь он был в своем праве, а мы всего лишь путники, которых за день проходит несчетное количество. Равнодушным, заученным тоном он пояснил:

— Мэрия ввела пошлину полгода назад в целях пополнения городской казны. А тариф такой: крестьяне, ремесленники платят один медный шиллинг за душу, купцы — мелкую луну, господа дворяне — по средней луне. Вы ведь, как я полагаю, господа?

— Они самые, — гордо подтвердил гном, кидая сержанту три монеты. — Лови, шкуродер!

Баденфорд был старинный город: улочки, площади сплошь покрывал красновато-коричневый булыжник. Хватало здесь и красивых зданий, утопающих в зелени каштанов, берез, тополей, орехов. Даже дома простого люда и те многие имели ухоженный, привлекательный вид.

— Здесь неплохо, согласен, — оглядываясь по пути, ворчал Маленький Джон, — но все же это не музей, чтобы драть за смотрины такие деньги.

— Черт побери! — в унисон ему взметушился гном. — Нам следовало узнать, сколько эти грабители берут за выезд. Может, мы тогда объехали бы эту «деревню» стороной?

— Успокойся, Рыжик, — утешил я его. — Обычно уезжающие уже ничего не платят.

— Угу, — пробурчал гном, — так это ж обычно.

— И вообще, из-за чего сыр-бор? Многие города, особенно вольные, берут пошлины и, кстати сказать, весьма разнообразные.

— Но, согласись, умеренные! — поднял вверх указательный палец Фин-Дари. Великан с ним согласился.

— А здешние иначе, чем шкуродерскими не назовешь. Три серебряных луны! Да они так отпугнут от себя всех потенциальных покупателей.

— Ну это их проблемы, — пожал плечами я, — наше дело приобрести тут нужную амуницию, продукты, кое-что из оружия и запасных лошадей.

— Приобретешь, как же, — не успокаивался гном, — представляю, какие у них цены на базаре. Наверняка аховые.

— Не хнычь раньше времени, Рыжик, — посоветовал Джон, оглядываясь по сторонам, — вот сейчас приедем и все узнаем.

— Эй, милейший, — обратился он затем к прохожему, испуганно втянувшему голову в плечи. — Как тут у вас поскорее добраться к базару?

— Оч-чень просто, с-сударь, — слегка заикаясь, ответил гражданин лет сорока пяти, с внушительной лысиной, проглядывающей из-под небольшой соломенной шляпы. — Вот через этот переулок выедете на улицу Роз, потом свернете на улицу Каменных Львов и, минуя площадь Согласия, прямиком попадете на баденфордский рынок.

— Хм, да, совсем рядом, — пробубнил под нос гном, — а главное — напрямик.

Людей вокруг нас прибавилось: конные и пешие, они спешили в основном в ту же сторону, что и мы. Несколько раз навстречу или обгоняя, проносились даже кареты с гербами, создававшие впечатление, будто они одни на дороге. Народ разбегался, всадники сторонились, но мы, понятное дело, держали марку, не отступая и на миллиметр. Верзилы-кучера ругались, но… Все же объезжали стороной. Ведь за версту видно было, что мы за птицы и из каких прилетели краев.

Улица Роз действительно оказалась усаженная розами, которые росли где только можно: на клумбах перед домами, в цветниках на балконах, выглядывали из распахнутых настежь окон и даже вьющейся колючей и ароматной стеной оплетали иные коттеджи едва не до самой крыши. Вот уж поистине, где прекрасная половина человечества, наверное, чувствует себя, как в раю.

Улица Каменных Львов тоже была под стать своему названию: царственные звери из мрамора, гранита и песчаника украшали парадные, оберегали подъезды, лепными барельефами выступали из зубчатых оград, окружающих богатые дома и дворы. Дверные ручки и те, все без исключения, оказались выполнены в форме львиной головы. Фин-Дари вертелся во все стороны, с любопытством разглядывая застывший в разных позах зверинец и время от времени восхищенно басил:

— Вот чудища-то! Ох, видать, серьезные! Такие хвоста себе накрутить вряд ли позволят.

— Уж будь, уверен, — улыбаясь, подтвердил Джон, попутешествовавший по тунистанским пустыням.

— Вот бы к такому в логово, — вообще размечтался гном, — кинуть скотину Ларса. Интересно, лева его сначала задавил бы, а уж потом стал есть или все-таки живьём слопал, брыкающегося?

— Нет, что ты, Рыжик, — с серьезной миной возразил я, — он бы его сперва посолил, потом слегка поджарил, а после уже задавил и, облизываясь, скушал.

— Не обламывай детские фантазии нашего коротышки, — ухмыльнулся Джон, — не то он разрюмсается, а мамкина сиська далеко.

— Знаете, кто вы? — гном смерил нас обоих не очень одобрительным взглядом. — Шутники-неудачники, к тому же мнящие себя умниками. Да — да, я на вашем месте не стал бы претендовать на наличие в башке серого вещества. То есть мозгов. Знаете, ими думают?

— Знаем-знаем, — с видом круглых идиотов закивали мы, — но не очень понимаем.

— Бэ-э-э! — даже проблеял Джон.

— Придурки, — вздохнул гном. — Вокруг такая красотища, а они, бестолочи, прицепились… Да, впрочем, что с вас взять? Хулиганье!

Площадь Согласия, на которую мы только что въехали, представляла из себя квадрат примерно пятьсот на пятьсот метров, выложенный в отличие от других, виденных уже мест города бледно-серыми плитами. Посреди нее высилась скульптурная композиция: двое дворян весьма задиристого вида, бросив под ноги шпаги, обменивались крепкими рукопожатиями.

— Халтура! — с видом крупного знатока оценил Рыжик. — В этом, с позволения сказать, «труде» не чувствуется вложенной души.

— Уж ты бы вложил, «ваятель», — не сдержавшись, хохотнул Джон. — Видел я, как ты из дерева вырезал статую Хильды, официантки из заведения старины Лиса. И ведь предупреждал дурня: оставь это дело. Нет, не послушался, завершил. И что? Привел Хильдочку полюбоваться, а она, сердечная, бац и в обморок! Очнулась, значит, И говорит: «Какой же ты, Рыжик, извращенец. Ну зачем придумал этакое чудовище с дойками до пупа, с крыльями вместо рук, да еще и с лицом, похожим на мое? А ноги? Почему одна нога толще и короче, а другая тоньше и длиннее?».

— Надо же, вспомнил злодей, — помрачнел вдруг гном. — Да, я готов признать, кое-какие недочеты там имелись. Но, в общем и целом, вещь получилась отпадная.

— Туфтовая, — передразнил его Джон.

— Отпадная, — упрямо отстаивал свое творение Фин-Дари, — в лучшем смысле этого слова. Жаль, ты, Алекс, ее не видел.

— Повезло человеку, — искренне порадовался Джон.

— Она была такая… — Фин-Дари, не обращая на великана внимания, в восторге закатил глаза. — Ну, словно материализовавшаяся мечта. Но что делать, — потом философски закончил он, — гениев не ценили и не понимали во все времена. Не я первый, не я последний… Горькая истина… Н-да!

— Утешься, о, великий, — с легкой чернотой пошутил Джонни, — после смерти тебя обязательно вспомнят. Ну непременно.

Рассеянно слушая болтовню друзей, я заметил впереди нас, но только чуть правее небольшую кучку людей, стоявших вокруг молодого светловолосого парня в скромном простом одеянии. Мы подъехали поближе и услышали:

— Как можно верить тому, что они служат Господу нашему? Разве Всевышний завещал им вести такую жизнь? Быть сытыми, когда народ голодает? Облагать непомерными податями полунищих крестьян, живущих на церковных землях? Совращать малолетних? Сжигать на кострах и ломать на дыбах людей, вся вина которых состояла лишь в том, что они пытались хоть как-то отстоять свои права? Или попросту сказали неосторожное слово? — все вопрошал и вопрошал паренек.

— Он правильно говорит, — глухо поддержал его угрюмый горожанин с медным значком Гильдии Кожевников. — Святые отцы, почитай, всегда пили с нас кровь, а в последнее время так и вообще стали в ней купаться.

— Так оно и есть, — всхлипнула рядом женщина, — плещутся ироды в крови да в слезах. Вон моего сыночка забили плетьми только за то, что нечаянно забрызгал грязью отца инквизитора. До сих пор, сердечный, с кровати не встает…

Светловолосый внимательно слушал и кивал. Мы находились совсем близко от него, так близко, что я даже смог рассмотреть веснушки на нежной коже лица. Между тем паренек понес, по меркам Церкви, еще большую ересь.

— Знайте же! — торжественно со значением обратился он к присутствующим. — Я Богом посланный Мессия, призванный восстановить справедливость и защитить униженных.

— И как же ты нас защитишь-то? — откровенно недоверчиво хмыкнул пожилой мужчина в поношенной, но чистой одежде. — Разве что молниями небесными поразишь все эти обители порока: церкви да монастыри?

— Лучшее оружие — правда, — с достойной восхищения наивностью ответил светловолосый, — Я буду всегда и везде открывать людям глаза. Буду убеждать священнослужителей обратиться, наконец, к нуждам народа. Буду говорить им о том, чего ожидает от них Бог. Напомню о Царстве Небесном, кое не всем, очень не всем открывает свои врата. И о Геенне Огненной, поджидающей грешников, тоже напомню, если они позабыли.

— Да кто ж тебе позволит, — без деликатности оборвал его здоровяк с красным обветренным лицом моряка. — Сгребут в момент ока да в темницу упрячут, а то и на костер угодишь.

Окружающие согласно загудели.

«Мореход здраво рассуждает, — подумал я, — да только он забыл упомянуть о том, что прицепом схватят еще и тех, кто, разинув рот, слушал этого Мессию. А там, в пыточном подвале Инквизиции, доказывай потом, какой ты хороший и верный сын Старушки Церкви».

Умные мысли вылились в конкретное предложение:

— Давайте, друзья, отсюда рвать когти, что-то мне здесь чудится запах паленого.

— И мне, — охотно согласился Фин-Дари. Великан лишь пожал широченными плечами.

Уже отъезжая, я, не сдержавшись, обернулся. Странный парень и на Мессию то не похож: вместо черных волос — светлые, да и веснушки, которые совсем не подходили под облик Спасителя рода человеческого. Новот глаза… Заглянув в них, я тут же непроизвольно вздрогнул. Глаза были печальные, добрые и всепонимающие. Наверное, такие, какие и должны быть у настоящего Божьего Сына. С усилием я отвернулся. И лезет же в голову всякая блажь…

Больше не мешкая, мы покинули площадь. Широкая дорога, по которой туда и сюда катились возы, вскоре привела нас к гостеприимно раскрытым воротам городского базара, огражденного фигурным металлическим забором. Два старика у натянутой цепи, одетые в синюю униформу базарных служащих, красноречиво потерли друг о друга указательный, средний и большой пальцы. Жест понятный везде и всюду.

— Эгей, дедули! — Рыжик на сей раз из жадности или, как по его обычной версии, из бережливости полез в бутылку. — Наша компания не из господ будет. Стало быть, сколько с нас причитается?

Низенький, кривоногий дедок хитро прищурился:

— Шутите, господин гном, мы, знамо дело, не шибко ученые, но знаем: те, кто с границы, те все господа. Уж не обессудьте, так оно повелось. Да вы и сами всех к тому приучили. Ведь если что вам не по нраву, так вы сразу в морду, и не глядючи, кто там: холоп али лорд.

— Тьфу, на тебя, старый прыщ, — в сердцах ругнулся Фин-Дари. Ну-ка, быстро колись, сколько еще на нас заработает ваша вонючая мэрия?

— С вас, почтенные сеньоры, всего три мелких луны либо одна большая, полновесная.

— Всего-то? — возмущенно прогрохотал Джон. — В этом проклятом городишке вампиризм процветает среди бела дня. Ловите деньги, кровопийцы!

— Да мы здесь при чем? — оправдываясь; прогнусавил второй дед, толстый и розовый, словно поросеночек. — Пока в наш городской монастырь не перебрались отцы-инквизиторы, все по-другому шло.

Кривоногий предостерегающе ткнул приятеля кулаком в бок, но тот, на мгновение запнувшись, таки продолжил:

— Теперь же всем в Баденфорде заправляют они. И думаете, из всего собираемого серебра много попадает в казну города?

— Понятно, — выдавил из себя гном и, оглянувшись на нас, вдруг окрысился. — Что замерли статуями? Все подгоняй вас да подгоняй. А ну шевелись! У, бездельники!

Дедки проводили сердитого «крутого» гнома уважительными взглядами, в коих читалось: «Надо же, росточком не вышел, а такими верзилами помыкает».

Торги только начинались, однако людей хватало. Без лишней спешки мы объехали, приценяясь, оружейные ряды. Цены; конечно, кусались, но в принципе так обстояли дела во всех землях Континента. Все же в итоге мы приобрели три новеньких дальнобойных арбалета, три кавалерийских копья, новую тетиву для луков, внушительный запас стрел и достойный восхищения комплект стальных метательных звездочек, каждый десяток которых был разной конфигурации. На их изготовление пошел добротный материал, к тому же остры они были, словно бритвы, да еще и отшлифованы изумительно. Словом, для понимающего человека, то есть меня, цацка оказалась в самый раз. Фин-Дари, наш негласный министр финансов и экономист, что-то невнятно бормотал, однако заплатил не колеблясь. Знал, жмот этакий: от них тоже будет зависеть сохранность его рыжей шевелюры.

После мы отправились туда, где продавали «тряпки». Запасное белье, верхняя одежда и новые маскировочные плащи вовсе не были лишними. Из съестных припасов постарались набрать таких продуктов, как сушеное мясо, галеты, сухофрукты, порошковое молоко, сушеный картофель и чай. Все это имело малый вес, но в походе силы поддерживало хорошо. Ко всему этому у нас имелись еще кое-какие припасы. С учетом того, что мы рассчитывали дорогой хоть иногда охотиться, то всего этого должно было хватить надолго.

Между тем Фин-Дари, попав в свою стихию, прямо-таки сиял, самозабвенно торгуясь и мелочась так, что нам с Джоном порой становилось стыдно. Тогда мы делали вид, будто к рыжему, настырному гному отношения не имеем, ну ровно никакого. Правда, это удавалось с трудом, потому как Фин-Дари постоянно хватал нас за рукава и бесцеремонно тянул, призывая в свидетели ужасного скупердяйства торгашей. Хотя, если честно, скупердяем был как раз он сам. Что, впрочем, сэкономило нам кучу денег.

Разочарование принесли конные торги: цены здесь оказались столь высоки, а товар столь низкого качества, что пришлось ограничиться лишь покупкой трех вьючных лошадей. Запасные же лошадки остались только мечтой.

Нагруженные товарами, мы миновали базарные ворота с отсалютовавшими нам дедками и поехали в направлении площади, ибо другие улицы почти все вели в бедные кварталы, а оставаться там, на ночлег что-то не хотелось. Деньги имелись, и одну ночь можно было позволить себе провести в пристойном и респектабельном заведении. Ведь мы хоть и привычные ко всему люди Границы, но все же и не бродяги какие-нибудь. Как сказал старикашка — «господа». Так сказать, дворяне Меча и Кинжала. Хотя Джон, скорее, дворянин Бревна и своей Булавы. Но это если подойти к данному вопросу с юмором и практицизмом.

Как и следовало ожидать, ни Мессии, ни его слушателей на площади не оказалось. Они либо разошлись, либо их сцапали. Второе, наверное, было ближе к истине. Но каждый сам выбирает свою Судьбу. И тот конопатый, несмотря на идиотскую наивность, прекрасно понимал, чем рискует. Великий Создатель, будь милостив, хоть умирать давай подобным придуркам легкой смертью. Ведь и так бедолаги всю жизнь маются. Всем блага желают. А толку от этого? Кот наплакал…

Еще по пути на базар мы приметили на улице Каменных Львов неплохую гостиницу с трактиром. К ней мы в итоге и подъехали. Цветная вывеска у входа гласила: «Путник! Только у нас ты можешь почувствовать уют домашнего очага. Только у нас умеренные цены и самое вежливое обслуживание. Милости просим в „Волшебный мир“!». И тут же под буквами были красочно нарисованы диковинные поляны с игрушечными замками, между которыми росли огромные цветы и ехали на лошадках или единорогах ярко одетые человечки. Другие представители этого народца парили в небесах на подобных лебедям белых птицах, а иные просто-напросто разгуливали пешком.

— Ну наконец-то, — хохотнул Джон, указывая в сторону картины, — наш коротышка встретил себе подобных.

Фин-Дари, к моему немалому удивлению, промолчал, но пальцем у виска покрутил со значением. Не успели мы, спрыгнув с коней, сделать и шагу, как к нам подскочил малый в ладно сидящей ливрее. Представившись начальным распорядителем, он стал перечислять услуги, предоставляемые заведением. Тут были и бани, и первоклассный цирюльник, бильярдный зал, три игровые комнаты, где пытали счастья в карты, кости, рулетку. Потом: девицы, не ниже первого сорта, массажи: лечебные и эротические. Конечно же, трактир и еще многое другое.

— Нам пока что просто отдохнуть, — диктаторски твердо решил я за друзей, — а там видно будет. Ну и, конечно, позаботьтесь о лошадях. Отборного овса, милейший, прикажите не жалеть.

— Все будет в лучшем виде, милорд, — засуетился распорядитель, — заведение гарантирует. Эй, Джек, Глен, Питер! Займитесь лошадьми благородных господ. А вы, судари, — тут он вежливо поклонился, — следуйте за мной. Я проведу вас к дежурному по гостинице. Свободных номеров хватает, так что выберете любой.

— Вот это культура, — тихонько, чтобы слышали только мы, восхитился Фин-Дари, — а главное, здесь есть массажи. Я, знаете ли, вообще-то слаб здоровьем и подлечиться мне, ой, как не помешает.

— Я те подлечусь! — Джон сунул гному под нос огромный кулак. — Знаем мы тебя, сластолюбца, дай волю, все деньги на баб спустишь. Так что если и сунешься в бани да на массажи, то только под моим присмотром.

— Во! — теперь уже я дал понюхать Джону свой кулак. — Будете сидеть тихо-мирно, отдыхать да копить силы. Нечего распыляться на всяких шлюх!

— Но, Алекс! — взмолился бедняга гном. — Хоть в трактир-то сходить можно?

— В трактир можно, — великодушно согласился я, — только без обычных выкидонов.

— Что ты, что ты, — оба пройдохи замахали руками, — да за кого ты нас принимаешь?

— И действительно, — двусмысленно удивился я. — За кого?

Тем временем мы прошли чистый двор с фонтаном и бассейном, в прозрачной, прогретой солнцем воде которого весело плескались двое мальчишек;

— Наверное, хозяйские, — решил я, наблюдая, как они поочередно залазят на трех мраморных дельфинов, периодически извергающих струи воды, шлепающиеся вниз с бодрящим шумом. — М-да, мне бы заботы этих пацанов.

Дежурный, приятного вида молодой человек ждать себя не заставил. Вежливо поздоровавшись, он поинтересовался, какие номера мы желаем получить.

— Нам бы один на троих, — попросил я, помня о Морли и других возможных недругах, после чего счел нужным пояснить: — Понимаете, давно не виделись и потому не хотим расставаться даже на короткое время.

— Просто еще не успели друг другу надоесть, — поддержал меня гном, наверняка смекнувший, что, ко всему прочему, так будет значительно дешевле.

— Как господа пожелают, — поклонился юноша, жестом приглашая нас следовать за собой в полукруглое здание с игрушечными башенками наверху, чьи головы-луковицы радовали взор нежной зеленью и голубизной. Внутри же, куда мы вошли, стояла прохлада, плиточные полы покрывали неброские, но дорогие ковры. Повсюду присутствовал ненавязчивый аромат соснового бора. Вероятно, хозяева периодически опрыскивают помещения определенным хвойным составом. «Да, — в душе признался я себе, — эта гостиница действительно недурна, если, конечно, она не разочарует нас и дальше».

Но ничего подобного не произошло. Номер на троих, расположенный здесь же, на первом этаже, пришелся нам по вкусу. Тут были три смежные комнаты с широкими, удобными кроватями и даже такая диковинка, как душ и ванна гигантских размеров. Заплатив за одни сутки вперед и щедро дав дежурному на чай, мы первым делом решили хорошенько выкупаться с дороги. Эта процедура, с учетом долгого плескания такого кита, как Джон, затянулась до вечера. Часов в семь отдохнувшие, чисто вымытые и переодетые мы пересекли двор в направлении «лечебницы» нашей эпохи, то бишь трактира.

— Много не пить, морды не бить, — по-отечески напутствовал я друзей на самом пороге. — Помните, оглоеды, здесь вы в приличном обществе.

— Ну, конечно, — весело оскалился гном, — понятное дело ведь. Ежели мне, скажем, кто на ногу даже наступит, то я ему вежливо так скажу: «Вы, сударь, падла еще та и скот, а я скотов всегда прощаю».

— Убью! — пообещал я для острастки. — Поэт нашелся. Не лезь где не надо — и на ноги никто тебе наступать не станет. Ясно, рыжая метла?

Проклятый хитрюга гном предпочел промолчать. Большой прямоугольный зал блистал показательной чистотой. Столы стояли в нем в два ряда посредине, но в стенах с обеих сторон еще имелись и уютные ниши, при желании превращаемые в интимные кабинки с помощью нарядных и ярких штор. Полукруглые окна уже давали мало света, и потому снующая по полупустому залу прислуга стала зажигать свечные люстры, свисавшие с потолка подобно гроздьям винограда. Джон направился к ближайшему свободному столику в нише, мы за ним. Мигом подскочил официант, с почтительным поклоном протянувший нам длиннющее меню.

— Довольно обширный ассортимент, из которого можно сделать хороший выбор, — оценил гном, прочитавший его до конца. — Но думаю, если мои друзья не против, то мы остановимся на бараньем боку, поросеночке, запеченной фаршированной рыбе, потом головке сыра, жареном картофеле, ну и по мелочи, гм, так: лук, огурцы, помидоры, красный перец и, конечно же, свежий хлеб. Э-э, милейший? — тут гном сделал круглые глаза. — А выпивона-то в твоей подтирушке нет. Вы, блин, что, в своем долбанном трактирчике объявили пьянству бой? Коли так, то мы со свистом рванем когти в более приличное место. Правда, друзья?

— Простите, господин гном, и вы, господа, — официант, извиняясь, улыбнулся. — Понимаете, просто спиртное у нас идет отдельным списком, вот этим, — и он протянул мигом успокоившемуся Фин-Дари другой, не менее внушительный свиток.

— Угу, — многозначительно промычал гном, — с этого надо было и начинать, милейший, — после чего с серьезным видом уткнулся в предлагаемое разнообразие.

— Отдай, балбес, — я довольно бесцеремонным рывком выхватил меню из рук возмущенного приятеля. — Ты уже выбирал, теперь моя очередь. Думаю, это будет очень справедливо. Джон, как ты считаешь?

— Мой ответ будет зависеть от твоего выбора, — криво ухмыльнулся старина Джон, — целиком и полностью.

— Так, ладно, — я быстро пробежал глазами весь перечень алкогольных прелестей. — Хм, пожалуй, мы удовлетворимся тремя бутылками «Монастырских Слез» двадцатилетней выдержки и кувшином вина попроще и послабее. Ну, скажем, белого хереса из Ланкастера.

— И это все? — разочарованно покрутил головой Рыжик. — На троих маловато, разве что губы смочить.

Джон почесал пятерней затылок, но промолчал, при этом тяжко вздохнув.

— Хорошо, черти, будь по-вашему, — смягчился я, — но потом голову не теряйте и не забывайте о пристойности. Значит, так, милейший, — обратился я опять к подобострастно застывшему официанту. — Принесешь нам еще большой кувшин «Драконьей Крови» возрасту семи лет. Все!

Официант резво умчался, чтобы через пять минут прибежать с уставленным до краев подносом. Затем он сгонял еще разок, а на третий — тащил уже только спиртное. Мы с аппетитом налегли на еду, тем более что приготовлена она была — пальчики оближешь. Как говорится, по первому разряду. Белый херес без следа исчез вместе с картофелем и мясными блюдами. «Драконью кровь» смаковали с форелью и судаками. «Монастырские слезы» же мы пока придержали, благодушно переговариваясь и посматривая на видимых из ниши посетителей, сидевших на центральных рядах. К великому сожалению Джона и Фин-Дари, баб там не наблюдалось, по крайней мере, достойных внимания.

— Плохой кабак, — тут же сделал соответствующий вывод гном. Ну просто очень скверный.

— Да, — естественно поддержал его Джон, — мне здесь сразу не понравилось.

— Это отчего же? — лениво развалясь в кресле, полюбопытствовал я, приятно разморенный вином и едой.

— Официанты сплошь мужичье, — недовольно фыркнул Джон, — где ж такое видано? Прямо издевательство, скажу я вам, над клиентами.

— А может, сюда ходят те, которые только с мужиками любовью занимаются? — сделал огорошивающее предположение Рыжик, и сам же не на шутку испугался. — Вот жуть-то какая. Брр!

— Что за бредни? — сбросив оковы сладкой полудремы, я попытался поставить заслон их разгулявшейся фантазии. — Вон «телка» пошла в белом фартуке; понесла в ниши на противоположной стороне поднос с тортом и шампанским.

— А почему она, фифа эта, нас не обслуживает? — клещом вцепился Фин-Дари.

— Или хотя бы не ходит мимо? — с готовностью поддакнул великан.

— Успокойтесь, — поморщился я, — вы что, с луны упали? Или не поняли, где находитесь? Да тут все по высшему классу, а значит, и девицы тоже. За одну ночь вы оба выложите столько, что в карманах наших будет свистеть не то что ветер, а целый ураган. Поймите, дурни, и остыньте. Или вы уже передумали мне помочь? Так прямо тогда и скажите, я пойму. Ведь Арнувиэль не ваша девушка, а моя. Ну не стесняйтесь, хотите удариться в гульню и кутеж, то, ради Бога, валяйте! А я пойду на отдых, впереди, в отличие от вас, у меня далекий, трудный путь, — в подтверждение своих слов я даже встал из-за стола.

— Вот обалдуй! Человечишка неблагодарный! — не на шутку всполошились друзья. — Да как у тебя язык повернулся такое сказать? Что бы мы да бросили старого товарища в беде? Ну, дожились! Хочешь, хоть сейчас пошли отсюда в номер, а «Монастырские Слезы» оставим здесь. Нет, ты, Алекс, только скажи. Ведь мы за тобой и в огонь, и в воду, а надо будет — вместо твоей свои головы на плаху положим.

Уж это я знал наверняка, а потому обнял их и успокоил.

— Мир! Я признаю, погорячился, но и вы, балбесы этакие, не увлекайтесь. Давайте тихо-мирно допьем винцо, потом отоспимся, а завтра утром — в путь-дорожку. Второй день нам, пожалуй, здесь делать нечего, все, что требовалось, мы купили.

Остаток вечера оба моих друга старательно отводили глаза от порой мелькавших женских юбок и белоснежных фартучков. Вообще-то, это было потешное зрелище, но в какой-то мере и трогательно жалкое. Что поделаешь, истинная дружба требует жертв, как и истинное искусство. Все же хорошее вино послужило некоторым утешением и даже подвигнуло на исполнение песни, которую мы втроем придумали, вовсю веселясь в одном из кабачков Клеримона, вольного города, управляемого Советом Народных Представителей, то есть купцами, старшинами ремесленных цехов, банкирами, ростовщиками-кровопийцами, элитой полиции и просто богатыми бездельниками. Слова этой достойном баллады были таковы:

Гуляли три друга в старой корчме:

Один был высок, как сосна,

Второй ростом мал и рыжеволос,

А третий их брат — человек.

Высокого звали — Маленький Джон,

Уж больно он шутки любил,

В сраженьях славой себя покрыл

И так же был смел за столом.

Фин-Дари — при рожденье нарекли крепыша,

Тот был выпивоха и плут.

Секирой булатной рубился, как черт,

Но больше врагов погубил он вина.

Алекс, их брат, слыл твердым, что сталь,

Лучшая, гибкая сталь.

А больше всего он женщин любил,

В чем с ним солидарны друзья.

Гуляли, кутили, ведь скоро в поход.

Прощайте, девчонки, возможно, на год.

Вернемся, подарков накупим не счесть,

А сгинем, забудьте про страшную весть.

Пели мы негромко, так, для себя, но все одно Джоновы раскаты повернули в нашу сторону не одну любопытную голову. Хотя нам, конечно, не было никакого дела до этих сытых, изнеженных мещан, зачастую не смевших посмотреть прямо в глаза, а в спину обжигающих люто ненавидящими взглядами.

Часиков в десять благополучно, все своим ходом мы пришли в свои хоромы и завалились спать. Уже отключаясь, я еще успел пожалеть жильцов, имевших несчастье поселиться в номере над комнатой Джона. Вот уж кто наверняка не уснет, мы-то с Рыжиком привычные к раскатам громоподобного храпа, а вот другие… Могут и испугаться.

Проснулся я первым и долго еще лежал в постели, наблюдая, как серая предутренняя мгла за окном постепенно светлела, золотясь рождающейся зарей. Будить друзей не хотелось. Ведь кто знает, когда теперь они смогут отдохнуть в таких условиях?

Джон продрал глаза раньше гнома. Вдоволь настоявшись под душем, он набрал в пригоршню воды и заглянул в мою комнату. К его великому сожалению, я уже бодрствовал. Разочарованно хмыкнув, он поздоровался, после чего пошел «будить» Фин-Дари. Через минуту раздался такой истошный вопль, что не знай я о готовящейся акции с холодной водой, то непременно подумал бы: бедняга Рыжик кричит перед лицом наглой смерти и уже наверняка с полуперерезанным горлом. Последующие события предугадать было несложно.

Гном с полчаса, если не больше, гонял Маленького Джона по всем трем комнатам и даже по душевой. При этом он ругался, словно отъявленный головорез, и вовсю размахивал большим махровым полотенцем с завязанным на конце внушительным узлом. Джон уворачивался, как только мог, но разъяренный Рыжик метко настигал его повсюду, отчаянно лупцуя по чем зря. И все бы ничего, однако, эти балбесы рушили все на своем пути. Пределом моего терпения стал основательно разломанный столик, стоявший почти у самой кровати.

— Хватит! — заорал я дурным голосом, стараясь пересилить весь этот кавардак. — Вы что, совсем с ума спятили? А ну-ка живо за уборку! Я что ли за вас буду порядок наводить? Джон! Фин-Дари! Мы сегодня покидаем Баденфорд. Или позабыли после вчерашней выпивки? Ну вы и засранцы! Настоящие, на сто процентов.

Оба моих соратника присмирели и довольно сноровисто принялись за уборку. Сказывалась, так полагать, долгая практика. Вскоре все стояло на своих местах. Прихватив дорожные мешки, сумки и рюкзаки, мы еще раз проверили, не забыли ли чего. Потом вышли, закрыли номер, а ключи вместе с чаевыми и платой за искалеченный столик оставили у дежурного. Правда, сегодня это был другой человек, уже в годах и внушительных размеров.

— Таким толстякам надо меньше давать, — не преминул ворчливо заметить Фин-Дари, — и нам экономия, и ему польза. Жрать меньше будет.

Проверив наших коней и убедившись, что они в отличной форме, мы покинули «Волшебный мир». Да и то сказать, приятное, как ни крути, не может длиться долго. С улицы Каменных Львов можно было проехать к воротам более кратчайшей дорогой, о чем мы узнали еще вчера. Но для этого требовалось вновь пересечь площадь Согласия. К нашему удивлению, сегодня на ней было настоящее столпотворение, а заполнившая все пространство масса народа возбужденно гудела. Помимо воли я прислушался.

— Лжепророк! Он утверждает, что он Мессия! Ну надо же! Каков нахал! Скромненький! А может, и вправду он посланец Бога? Мессия! Дьявол! Дьявол! А жаль парнишку, такой молоденький…

Эти обрывки мнений и высказываний породили у меня стойкое подозрение, что вчерашнего пацана таки подловили. И не иначе как в данный момент, в назидание другим дуракам, будут наказывать. Н-да уж, светловолосому, хоть он и чокнутый, это приятностей не сулило, ибо Святая Инквизиция о таких понятиях, как милосердие и добродетель, пожалуй, не слыхивала.

Не знаю отчего, но мне вдруг захотелось проверить свое верное, практически на все сто, предположение. Спрыгнув с Дублона, я стал проталкиваться вперед, к чернокаменной закопченной стеле, возле которой, по всей видимости, и будет разыгрываться весь заранее спланированный спектакль.

— Эй, Алекс, ты куда? — подивились друзья, но не получив ответа, поручили присмотр за лошадьми двум мальчишкам, а сами устремились за мной. С Джоном, ставшим во главе нашей тройки, мы, несмотря на сопротивление гудящей толпы, довольно скоро продрались к рядам красноплащников, оцепивших кольцом небольшое возвышение и стелу на нем. К моему удивлению, лобное место было пусто, но народ ждал. А значит, зрелище будет, просто жертву пока еще не привели. Ага! Я подтянулся на цыпочках. Ведут! Проклятье, таки тот самый сопливый засранец. Жаль пацана…

— Во, блин, баран, — подал свое мнение Фин-Дари, влезший на плечи Джона и потому видевший происходящее лучше всех. — Засыпался, жмурик несчастный. Да-а, ума у него явно не хватило, чтобы вовремя слинять. Вот я, например, если б требовалось, и Серые Сутаны обвел бы вокруг пальца. А что? Запросто!

Один из мрачных верзил-красноплащников обернулся посмотреть, что там за удалец шустрый выискался? Но, заметив возвышающегося над собой подобно крепостной башне Джона, счел за благо промолчать.

Бледного, словно мел, вчерашнего юнца доставили по коридору, сделанному воинами Церкви, с противоположной от нас стороны. Трое угрюмых конвоиров подвели его к стеле и тут же привычно приковали к ней прочными цепями. Сзади подошли служки, одетые в черные одеяния из простой плотной материи. Они принесли огромные охапки хвороста и дрова, которыми заботливо обложили Мессию. Из толпы кто-то насмешливо крикнул:

— Вчера ты поразговорчивей был, «Посланец Небес». А сегодня что, язык в зад втянуло? А ну-ка, пропой еще сказочку! Ну, пожалуйста!

На насмешника грозно шикнули, и он заткнулся. Мне же, в отличие от стоявших дальше, было понятно молчание пацана. Ибо кто способен ораторствовать с кляпом во рту? Святые отцы всегда отличались предусмотрительностью. Тьфу, погань!

Через полчаса томительного ожидания, наконец, показались три личности в серых дорогих сутанах, неспешно шествующие по застывшему живому коридору. Передний, высокий и худой, как жердь, имел злое желчное лицо, коим брезгливо и высокомерно обозревал толпу, словно говоря: «Фу, какие мерзавцы и грешники! И ни одного среди них порядочного человека». В правой руке он держал увесистое распятие из осины, а в левой — дымящуюся бронзовую кадильницу.

— Прелат Антоний, прелат Антоний! — со всех сторон из толпы послышался испуганный шепот. — Великий Инквизитор округа…

Прелат подошел к скованному по рукам и ногам пленнику и, грозно тыкнув в него пальцем, громогласно объявил:

— Люди! Перед вами не заблудшее чадо Господа и даже не гнусный отступник, имевший хотя бы в прошлом светлую веру и чистые помыслы. Нет! Перед вами исчадие ада, злобный, лживый демон, антихрист, натянувший на себя невинную личину юноши. Вчера он вознамерился смущать умы прихожан страшной хулой на Святую Матерь Церковь, при этом, во всеуслышание, объявляя себя вернувшимся «Мессией» и «Сыном Божьим»! Но преданные слуги Господа нашего не дали ему вволю позлодействовать. Демон был пойман и доставлен в «Благостную Тишину». Святой Церковный Совет заседал всю ночь, допрашивая обвиняемого и выясняя Истину. Однако черная сила демона оказалась столь высока, что даже самые пристрастные вопросы остались без правдивого ответа. Отвратительное создание так и продолжало уверять, что оно якобы Мессия, и упорно отрицало все обвинения. Исходя из этого и других явных и тайных имеющихся сведений, Святой Церковный Совет постановил: «Виновного сжечь на костре, и да будет это в назидание всем легковерным, колеблющимся и тяготеющим в сторону Зла. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит!»

Окурив несчастного со всех сторон кадильницей, прелат стал читать молитву. Я же с невольным уважением подумал: «Парнишка-то — крепкий орешек, даром, что с виду сопля соплей. Не сломаться у заплечных дел мастеров самой Инквизиции… А они, суки, ох, старательные да квалифицированные, к тому же сплошь садисты».

— Приговор привести в исполнение! — с чувством исполненного долга провозгласил тем временем прелат. — Поджигай!

— Постойте! — вдруг неожиданно даже для самого себя заорал я, преодолевая цепь красноплащников в захватывающем сальто и по-кошачьи мягко приземляясь на ноги напротив прелата и светловолосого дурня.

Все случилось так стремительно, импульсивно, что даже натасканные, словно псы, красноплащники изумленно замерли. Происшедшее было делом неслыханным и оттого на какое-то время напрочь сбивающим с толку. Да я и сам совершенно не понимал себя, захваченный порывом жаркого гнева.

— Изыди! — замахнулся крестом отец-инквизитор. Но отступать было некуда, и меня понесло.

— Этот юноша не виновен! Может, он и не Мессия, но он и не демон. Вчера я сам видел, как он осенял знамением людей. И крест, на его груди вчера был серебряный крест!

Краем глаза я успел заметить вытянувшиеся лица друзей, застывшие с одинаково отвисшими челюстями. Наверное, я их ошарашил своим поступком, как и всех остальных. Ведь совсем недавно напоминал об осторожности, а сам такое отколол… И тут я стал быстро остывать, ощущая закрадывающийся в душу ужас.

Красноплащники наконец опомнились и рванулись ко мне, но прелат неожиданно остановил их властным жестом: мол, сам разберусь! Хм, понятное дело, игра на публику. Отец Антоний побеждает при всем честном народе двух бесов… Наверняка падлюка задумал пролезть в Историю Христианства и заделаться Святым. Ну-ну, соловушка серенький, послушаем, что ты пропоешь…

— Сын мой! — прелат сделал паузу. — Ты глубоко заблуждаешься в неведении своем, защищая страшное Зло!

— Да он простой, глупый пацан! После нескольких «вещих» снов вообразивший невесть что.

— Он исчадие Ада, о, неразумный! В гордыне своей ты предаешь сомнению мудрость Церкви Божьей и пастырей народа христианского. Но наше милосердие велико: тебе представляется возможность доказать свою преданность Вере и искупить только что содеянный грех. На, возьми! — он протянул мне смолистый факел, весело потрескивающий отлетающими искрами. — Жги!

Я взял его и посмотрел в спокойные глаза светловолосого, так похожие, несмотря на остальное несоответствие, на глаза Иисуса. С трудом отведя взгляд, я обернулся к прелату:

— Знаете, святой отец, я искренне верую в Бога и веру эту уже многократно подтвердил в боях на Границе, Ничейных и Покинутых Землях. Так что с этим у меня проблем нет. А насчет искупления греха… Я не считаю грехом заступничество за невинного человека, почти мальчика, по прихоти церковных кровопийц приговоренного к дикой смерти.

— Кровопийц! — завопил не на шутку взбешенный прелат. — Вот, значит, как ты называешь ревнителей Божьей Церкви? Отступник! Показал — таки свое подлинное лицо.

— Ваша нынешняя Церковь и Бог не одно и то же! Нечего примазываться к имени Всевышнего и творить, прикрываясь им, как шитом, преступления, — не помня себя от вспыхнувшей ярости, я бросал и бросал в лицо остолбеневшего Инквизитора обвинения за обвинением. — Да, вы слуги Творца, но только какого? Здесь это почти все знают, но, боятся и молчат. А я скажу! Вы слуги Творца Зла! Падшего ангела, имя которого — Дьявол! И вы делали и делаете все возможное, чтобы отвратить от истинной веры людей. Вы хотели добиться и добились, чтобы само слово Церковь внушало ужас. Действительно, ну какие же вы после этого слуги Господа Бога? Вот уж кто действительно отступники, так это вы сами. Вы! Вы!

В горячке я прозевал движение прелата, резко размахнувшегося распятием и ударившего им по моему лицу. Из сильно разбитых губ брызнула алая кровь. В голове у меня помрачилось. Неуловимым движением я выхватил свой кинжал и по самую рукоять вогнал в его сердце. То есть совершил непоправимое. Худшее, самое худшее из всего того, что можно натворить в нашем мире. Но времени на сожаления уже не было. Вытащив дымящийся, окровавленный кинжал из дергающегося в конвульсиях, опрокидывающегося тела, я пырнул им в бок прелатского помощника, стоявшего ближе всех. Потом, отшвырнув факел в сторону, выхватил меч и рубанул им по цепям. Легендарный байлиранский клинок не подвел, с лязгом разрубив про каленное на прежних кострах железо.

— Держи, держи убийцу! — очнулись от оцепенения красноплащники. — А! А! А! Хватай! Ату его, ату!

Ко мне потянулись десятки жадных рук, готовых разорвать, разодрать в клочья. «Тьфу, мерины, и куда вы так спешите? Ведь Светловолосый еще прикован, освободить его ноги я так и не успел». Да и вряд ли теперь на это будет время, ибо враги насели со всех сторон и отмахиваться приходилось в усиленном темпе. «Что ж, сучары, — мелькнула слабоутешительная мысль, — тогда хоть достанусь вам дорогой ценой. Слинять-то ведь вряд ли удастся…» Благо в дело вступили верные друзья. Натиск на мою особу заметно ослаб, что все-таки позволило выкроить секунду-другую и перерубить уцелевшие цепи на ногах пленника. Подхватив меч, валяющийся возле трупа красноплащника с разрубленной головой, я бросил его светловолосому. Тот инстинктивно поймал оружие, но тут же выронил, да еще с таким видом, будто это был какой-то опасный, ядовитый гад.

— Чума на твою голову, приятель! — отбивая сверкающие клинки, прорычал я. — Если не желаешь сражаться, то хоть держись у меня за спиной. Если, конечно, хочешь, чтобы нынешнее Увлекательное зрелище отменили.

К счастью, пацан послушался совета, что, естественно, добавило мне хлопот. Ведь теперь надо было кроме себя оберегать еще и этого тюху. Ситуация могла оказаться безвыходной, не будь с нами Джона, ибо вдвоем с Фин-Дари мы ни за что не прорвали бы кольцо воинов Церкви. Другое дело-великан. Поначалу он просто крушил своей булавой направо и налево все, имеющее красный цвет. Потом азарт схватки захватил его в полной мере, и началось форменное побоище.

Фин-Дари тоже вносил посильную лепту во всеобщую панику и сумятицу. С отточенной, словно острейшая бритва, булатной секирой он браво кидался на тех, кто пытался поразить Джона сзади. При этом рыжий придурок громко кукарекал, мяукал, рычал и даже шипел; Что поделаешь, такая уж у него манера боя. И надо признать, почти всегда выбивающаяя неприятеля из колеи. А это, конечно, немаловажно.

Вся многочисленная толпа давно подалась назад, расчистив для смертоубийства требуемое пространство, и теперь упивалась необычным, захватывающим представлением. Как же, на их глазах кончали красноплащников, да еще и в обильном количестве. Тех самых, элитных, заносчивых мерзавцев, которым все сходило с рук: изнасилования, убийства, вымогательства. Порой хватало косого взгляда на одетого в красное молодца, и человека тянули на живодерню — в пыточные подвалы. А там попробуй, не признайся, что ты не отступник. Умирать будешь долго и «весело»…

Уловив благоприятность момента и опасаясь прибытия подкрепления, я, перекрывая невероятный шум и гам, гаркнул:

— Джон! Рыжик! Пора сваливать! Через толпу к лошадям. Двинули!

Джон, хоть и был азартным парнем, всегда понимал, что во всем надо знать меру. Вот и теперь, швырнув напоследок, словно бревно, тело увесистого камбала в одну из последних жалких кучек сопротивления и свалив там с ног трех или четырех человек, он огляделся и с устрашающим ревом пошел на толпу. Та, естественно, с визгом и истошными воплями расступилась, образовав клиноподобный проход, увеличивающийся по мере продвижения по нему нашей «процессии» и смыкавшейся за спиной. Я невольно ухмыльнулся, ибо если солдатня решится нас сейчас преследовать, то сделать это будет, ой, как нелегко. В итоге измазанные, изодранные и окровавленные, мы вырвались к терпеливо поджидавшим лошадям. Мальчишки-сторожа, увидев нас, двинули так, что аж пятки засверкали. М-да, еще бы им не испугаться…

— Эй, Святая Наивность! — я только сейчас выдернул кляп изо рта таки ошалевшего светловолосого. — Вот тебе конек, прыгай в седло и дуй за нами. Да смотри, предупреждаю — отстанешь, ждать не будем. Вперед, друзья! Нам надо успеть добраться до ворот раньше, чем туда поступит приказ никого из города не выпускать.

— А вдруг Серые уже успели предупредить стражу? — «оптимизм» гнома не знал границ.

— Проверим, — буркнул, нахмурясь, Джон, — н-но, приятель, выручай хозяина! — и мы с места рванули в галоп так, словно за нами гнался легион чертей. Да, теперь все решала быстрота. По крайней мере, на это очень хотелось надеяться. Высекая подковами искры из булыжника, наши кони вихрем неслись по людным улицам. Все живое, завидев этот бешеный, сумасшедший бег, шарахалось во все стороны, спеша освободить дорогу. Очень скоро без потерь и приключений мы добрались до городских ворот. Какое счастье, они оказались открыты! Заслышав приближающийся топот, из дежурной будочки выглянул разрумяненный страж Порядка. Природа здорового цвета его лица была вполне очевидна: горячительные напитки повышенной крепости. На что безошибочно указывал сногсшибающий перегар.

— В-вы чего, мужики? — он с недоумением, пьяно уставился на нас. — День-то только начинается, а вы спешите, как оглашенные. Н-нехорошо!

В башне над воротами раскрылось оконце. Оттуда свесился, едва не вываливаясь, дюжий детина с физиономией родственной по цвету физиономии внизу стоящего караульного.

— Гей, Том, балда стоеросовая! Ну чего, сучий потрох, дорогу загородил господам? Чего пристал? — с трудом ворочая языком, промычал он. — Едут, значит, нужда у них такая. Проезжайте с Богом, любезные, проезжайте.

Минуя ворота, Джон кинул серебряную луну детине, тот, несмотря на хмель, довольно ловко поймал ее. Видимо, сказывалась немалая практика. Фин-Дари швырнул медь караульному, и в итоге все остались довольны. Без всяческих препятствий мы покинули пределы Баденфорда. Теперь он на веки веков для нас закрытый город. Как, впрочем, и все остальные населенные пункты в Спокойных Землях Английского Континента. Вновь попасть на славную площадь Согласия мы могли по одной-единственной причине: угодив в сети Святой Инквизиции. После чего костер будет лишь последним завершающим этапом хождений через все круги Ада. А ловить нас будут, не жалея никаких сил и средств. Еще бы! Неслыханная, чудовищная, по меркам современности, дерзость: открытое убийство, на глазах сотен людей, двух отцов-инквизиторов и несчитано много их верных холуев-красноплащников. Проклятье! И кто нас просил записываться в гостинице под своими настоящими именами? Хотя, заявись мы даже в этот городок инкогнито, все одно ищейки Церкви быстро вызнали б, кто на самом деле разыскиваемые преступники. Уж больно колоритная была наша компания, в одежде пограничных цветов: великан, гном и человек… Так: невесело думал я, нещадно погоняя Дублона по тракту, ведущему обратно на запад.

Примерно такие же мысли, наверное, были и у моих друзей. Содеянное только сейчас предстало во всем своем ужасе и перспективы сулило более чем мрачные, продолжал про себя дальше рассуждать я. Ну, во-первых, я сам. Сначала меня отлучат от Церкви, из чего вытекает, что всякий предоставивший минимальную помощь или просто не попытавшийся меня задержать, сам становился преступником, подлежащим суровому наказанию. Дальше: будет объявлен розыск, начата охота и назначено вознаграждение. Вероятно, оно будет столь высоко, что разыскивать мою драгоценную головушку отправится уйма народа. Золотоискатели на время оставят промывать песочек. Киллеры позабудут о своих заказах и возьмут в своем Синдикате срочные отпуска. Лихие солдатушки плюнут на скудное жалованье, паршивый паек и, прихватив казенное оружие, станут тихо дезертировать толпами. И это, не принимая в расчет целую армию шпионов самой Святой Церкви, агентов Общеконтинентальной полиции и вездесущих разведчиков различных государств Спокойных Земель. М-да, многовато выходит…

Так, теперь Джон. Все видели, какое опустошение внес он в недавний погром, но все же крови отцов-инквизиторов на нем нет. Если его все-таки задержат во владениях людей, где у Церкви, естественно, длинные руки, то скорей всего просто-напросто тихо, без огласки замучают соответствующими инструментами. Замуровывать великанов в темницы как-то не рисковали никогда. Укрыться же в Красных Каньонах Джон вряд ли бы решился. Конечно, родичи спрячут его, но рано или поздно, а скорее рано, церковники узнают о его присутствии там. Пошлют посольство с требованием выдать злодея. Получат решительный отказ, после чего объявят: любой, немедленно не прервавший с великанами торговых отношений, будет отлучен от церкви, а имущество его конфисковано. Что явится для общины Красных Каньонов серьезным экономическим ударом. Конечно, они не помрут от отсутствия хлеба, картофеля, мясных продуктов, овощей, фруктов и т. д. и т. п. Ведь кое-что имеется и в горах, но… Все это обозначает лишения, а захочет ли Джон из-за своей персоны обречь на них свой народ? Вряд ли.

Все вышесказанное прекрасно подходит и к Фин-Дари. За одним лишь исключением. Гномов, в отличие от их земляков по Оружейным Горам, церковники обожали заточать в темницы, до самой смертушки заставляя нещадно трудиться над изготовлением оружия, дорогих украшений и безделушек. Тоже не мед…

Стены, башни Баденфорда, ею дворцы и купола храмов скрылись за очередным поворотом дороги, и лишь тогда друзья почти вплотную подъехали ко мне.

— Алекс, дубина! — первым завопил Рыжик. — Ты че, мать твою, отмочил, кретин чертов! Надо было оставить тебя подыхать в лапах этих серых пауков. Надо же, еще и наставлял нас: вы же, мол, смотрите, не болтайте лишнего, не дразните Матушку Церковь, язычники. Ведите себя хорошо, будьте паиньками. Тьфу! А сам взял и кончил двух высокопоставленных святых отцов. Идиот!

Джон ничего не сказал, он просто отвесил мне такой подзатыльник, что с полминуты я, пожалуй, только и видел какие-то звездочки и цветные круги. Благо он пожалел недавно раненную голову и ударил слегка. По-своему, конечно.

— Не ругайте его, — раздался сзади смиренный голос позабытого всеми нами Мессии, — он спасал Сына Божьего, и не его вина, что способ был выбран неверный. Но как бы там ни было, искреннее участие его окупится с лихвой и вам, кстати, тоже славные воины. Оно не будет забыто.

— Чокнутый! Как есть чокнутый! — зло констатировал гном, посмотрев на светловолосого ставшими вдруг колючими синими глазами. — Из-за тебя, гада, все. Мессия! Тьфу! Был у нас один с вавкой в голове, стало два. С прибылью тебя, старина Джон!

— Да заткнись ты, рыжий склочник, — великан поморщился, как от зубной боли. — Сейчас не упрекать надо, а думать и крепко думать, что делать дальше. Вот что, Алекс, — он обернулся ко мне, — твои, планы насчет малышки Арнувиэль не изменились?

— Кое в чем изменились, — старательно взвешивая слова, ответил я. — Полагаю, в Шервуде теперь нам делать нечего, уж больно велик риск забираться в глубь территорий, кишащих серыми и их прихвостнями. Если б еще были твердые гарантии, что Робин жив, то другое дело. А так… считаю, нам, кроме как в Покинутые Земли, некуда податься. Ведь сами знаете, нас будут ловить и травить, словно диких зверей. До победного конца. А там, в опасных неведомых просторах, будет хоть какой-то шанс, пусть и небольшой.

— Может, и так, — набычился гном, — а что потом? Выручим твою девчонку и… И что? Останемся на веки вечные жителями Покинутых Земель? Нет? Тогда что, вернемся в лоно цивилизации и положим на плаху лихие головушки? Так что ли, Алекс? Ведь ты большой уже мальчик, а значит, должен понимать: срока давности для того, что мы сотворили, нет. Понимаешь, нет…

— Не думай, будто ты один у нас такой умник, знаю я без твоей подсказки, что мы изгои до конца дней своих. Но все же ты, Фин-Дари, уж слишком заглядываешь вперед. Да и кто тебе вообще сказал, что мы выберемся живыми из владений Черного Короля? В таком случае твои теперешние мудрствования — лишняя трата времени, нервов и сил.

— Хм, интересно, очень даже интересно, — недобро прищурился гном. — Из сказанного тобой сам собой напрашивается вывод: не забивай голову проблемой, которой-то в принципе нет? Н-да, твое обостренное чувство черного юмора, Алекс, не подвело и на сей раз. Клянусь спаленной бородой прадедушки!

— Рыжик, прекрати скулить, — вновь прикрикнул на него великан, — или опять повторять: создавшееся положение требует ясного, Спокойного мышления. И без плаксивых эмоций.

— А че думать-то, е-мое, че думать? — вскинулся Фин-Дари. — Раз сами говорите, что нам теперь нет места в Спокойных Землях, давайте действительно отправимся в Покинутые Земли. Сомневаюсь, что ты, Джон, можешь предложить нечто другое.

— В общем, я согласен с тобой, Рыжик, и с тобой, Алекс. Но каким образом следует добираться до Границы?

— Ну ты, старик, развел дискуссию, — гном даже расхохотался, — словно мэр на заседании молью трахнутого городского совета. Конечно же, теми дорогами, которыми мы ехали сюда. Кони у нас отменные, вся поклажа на вьючных лошадях, да и расстояние-то в принципе плевое. Так что пока эти засранцы-инквизиторы опомнятся, вышлют погоню, поздно будет. Ведь мы ж не намерены стоять на месте?

— Дурень ты, Фин-Дари, — тихо отозвался Джон, — а про церковных почтовых голубей забыл? Да они их уже поди целую голубятню разослали во все стороны и еще пошлют. Так что все разъезды, дозоры и гарнизоны у нас на пути, считай, предупреждены. Но даже сумей мы как-то прорваться, все одно Границы нам не преодолеть. Там по настоянию серой братии выставят такой заслон… вовек не преодолеть. Да и сможем ли мы пролить кровь товарищей по оружию?

— Ты кругом прав, — признал я, — и насчет крови тоже. Ясное дело, мы не посягнем на жизнь боевых друзей, хотя бы и пришлось заплатить за это дорогой ценой. Что же теперь делать?

Фин-Дари скакал, комично наморщив лоб, что означало у него усиленную мозговую деятельность. Наконец он в раздумье изрек:

— Давайте поступим неожиданно для наших преследователей. Пусть они считают, будто мы решили рвануть через Границу, для этого им можно оставить сколько угодно ложных «стрелок». А сами мы тем временем воспользуемся моим, уже предлагавшимся перед Баденфордом вариантом: повернем в сторону от Границы, в Бедламные Города, ну а там видно будет. После того, как маленько отсидимся.

— Скверный выход, — не согласился я. — Пусть отцы-инквизиторы такие дурные, что пропустят нас туда. Пусть, я согласен, мэрии и магистраты Бедламных Городов, сплошь состоящие из бандитов, не выдадут нас полицейским агентам. Они не посмеют так поступить, потому что местная публика за такие штучки сдерет с них кожу живьем. Но тут встает другой интересный вопрос: долго ли мы протянем на тамошних вольных хлебах? Смею уверить, не очень. Ибо если за тебя взялась могучая махина, именуемая Церковью, обладающая неистощимым финансовым капиталом, то финал предрешен. И он может оказаться самым неожиданным. Фантазия у Серых Сутан, надо признать, весьма разносторонняя, богатая и, чего греха таить, порой болезненная. Так что нас могут похитить, отравить в трактире, застрелить из-за угла арбалетным болтом, сбить на улице внезапно понесшим экипажем, обвинить во время игры в шулерстве и в возникшей потасовке пырнуть отравленным ножом. И, наконец, подсунуть девиц, больных черным сифилисом, поджечь наши апартаменты негасимым огнем, науськать свору бешеных собак, подкинуть в постель ядовитых пауков либо восточных змей. Не говоря уже о кирпиче, «нечаянно» падающем с крыши, и прочих, прочих подобных мелких прелестях.

— Ты, пожалуй, и сам бы мог податься в инквизиторы, — чухая короткопалой рукой затылок, проворчал гном, — уж больно у тебя, Алекс, голова работает в ихнем паскудном режиме. А насчет Бедламных Городов… Сказать по правде, что-то мне туда расхотелось.

— Может, я могу чем-то помочь? — вновь напомнил о себе ехавший позади всех Мессия.

— Что такое? — сперва не понял я оборачиваясь. — Ах, вот ты о чем… Прости, дружище, но какая с тебя помощь? Ты и себе-то не мог помочь.

— А все-таки, — не отставал «Сын Божий», — чего бы вы больше всего хотели?

— Чтобы в Ничейных или Покинутых Землях нам повстречался Веселый Робин со своей верной ватагой. Но это, увы, невозможно… — почти не думая, машинально ответил я.

— А ты о чем мечтаешь? — обратился затем тот к взъерошенному Рыжику.

— Оно тебе надо? — не оглядываясь, с презрением бросил на скаку гном. — А впрочем, это не тайна. Хочу одного: добраться до этих самых Покинутых Земель.

— Ага, — кивнул Мессия, — понятно.

— Позвольте узнать… — начал, было, он затем. Но Джон, широко ухмыльнувшись, перебил:

— А я для разнообразия не хочу. Не хочу помереть от смертельной раны, если таковую получу.

— Да будет так, достойные воины, — промолвил Мессия со значением и заткнулся. Чем доставил нам троим безмерное удовольствие.

У Джона, насколько я понял, был некий план, но он помалкивал, пока мы не поравнялись с отходящей от тракта, едва-едва заметной тропой. Пользовались ею, видать, крайне редко, о чем свидетельствовала тут и там растущая невытоптанная трава. Джон первым осадил своего коня.

— Вот наш единственный шанс, — он угрюмо указал в сторону тропинки. — По ней можно прямиком добраться в Лягушачий лес, а там и до Хохочущих болот рукой подать.

— Глупости городишь, Джон, — сурово отрезал я. — Никто и никогда не выходил живым из тех Богом проклятых мест. Уж лучше попытать счастья и проскользнуть через кордоны с помощью какой-нибудь хитрости.

— Ну, блин, дела, — не остался в стороне от обсуждения проблемы гном. — Наша коллекция придурков непрестанно пополняется. Теперь и старина Джон прочно занял одно из лидирующих мест. Хохочущие болота, такое ж надо придумать! Да лучше самому себя без мучений укокошить.

— Да вы просто подумайте, дуралеи, — терпеливо втолковывал великан, — никто ведь и представить не сможет, что мы рискнем идти этим путем.

— Уж это точно, голову даю на отсечение, — съязвил гном.

— Но если даже и узнают, — продолжил, не обращая внимания на реплику, Джон, — то вслед за нами все одно не сунутся.

— Ясное дело, ведь не настолько же наши преследователи кретины, — никак не желал успокаиваться основательно ошарашенный гном.

— Постой, постой, Джонни, — Я ухватился за еще один вдруг увиденный плюс. И надо сказать, немалый плюс. — Ведь если не ошибаюсь, то Хохочущими болотами можно прямиком попасть в Покинутые Земли?

— Истинно так, — охотно подтвердил Великан, — там, где они на западе оканчиваются, начинаются владения Черного Короля. Будь проклято его имя!

— Один ненормальный поддерживает другого, — процедил сквозь зубы Фин-Дари. — Ничего не попишешь, всемирная солидарность идиотов.

— Ко всему прочему, — счел нужным напомнить я друзьям, — существует еще угроза «милейшей» Синдирлин насчет моего старшего брата Чарльза. Конечно, вряд ли он жив, но кто знает? Ведьма будет нас высматривать на Границе и в Ничейных Землях, а мы, минуя их; незаметно проникаем сразу в Покинутые. Лихо, не правда ли?

— Лихо, лихо, — поддакнул гном, что примерно звучало, как глупо, глупо!

— Прекрати разыгрывать из себя шута горохового, — начал терять терпение Джон. — Если тебе, рыжему болвану, не по вкусу мой план, предложи свой. Только живей, если не хочешь, чтобы нас застукали прямо здесь.

— Нечего мне предлагать, — с тоской поглядывая на тропу, признал Фин-Дари. — Эх-ма, как ни крути, сюда надо сворачивать. Признаю полностью. Так что времени, Малыш, мы терять больше не будем. Поехали…

— А ты куда? — обратился я к светловолосому. — Может, с нами отправишься? Мы против не будем. Только заботы у нас в Покинутых Землях смертельно опасные.

— Я это уже понял, — усмехнулся Мессия. — Да только у меня другие пути. И хотел бы, да не могу.

И мне вновь стало не по себе от его исполненного странной внутренней силы взгляда.

— Оно и понятно, — ядовито уколол Фин-Дари, — ведь там опасно: нечисть подстерегает на каждом шагу, Черный Король гарцует со своей страшной Свитой, да и мамочка далеко.

— Здесь нечисти не меньше, — глядя куда-то, в одну ему ведомую даль, устало промолвил светловолосый. Только тут она надевает на себя дающие неприкосновенность личины: церковнослужителей, королей, баронов, полицейских. Словом, власти. И потому она опасней. Во стократ. Понимаешь это, любезный гном?

Фин-Дари смешался и не нашел, что ответить. Я же чувствовал некую ответственность за жизнь спасенного человека, а потому спросил:

— И куда ж ты теперь, если не секрет? Ведь мигом поймают.

— Не волнуйся, — светловолосый по-доброму улыбнулся. — Бог защитит меня. А насчет пути… Дорог в этом мире много, пойду по любой из них. Буду, как и прежде, лечить людей от недугов телесных и нравственных. Буду открывать им глаза на Зло, обитающее совсем рядом. И буду учить тому, как его можно быстрее и надежнее искоренить.

— Даром тебя, значит, выручили, — фыркнул гном, — все одно ведь сцапают дурака. Вряд ли, думаю, это случится позже сегодняшнего вечера.

— Как знать, — загадочно откликнулся светловолосый, — но, в любом случае, вам пора. Ступайте с Богом, и да прибудет с вами Его Благодать. На прощание же возьмите желудь и яблоко, — он залез рукой в тощую котомку и действительно вытащил из нее одно и другое. — Желудь для великана, будешь умирать, разломай его да высыпь содержимое на рану или попросту вытруси в рот. Яблоко-гному, брось его наземь у самого начала Хохочущих болот. Тебе же, Алекс Стальная Лоза, не дам ничего, ибо просящий искренне, да услышан будет. А ты услышан Господом. Кто что хотел — получил. Прощайте, витязи! — и светловолосый трижды перекрестил нас.

— На кой хрен мне твое яблоко, да к тому же еще, блин, и зеленое?! — недовольно, было, попер гном, размахиваясь и прикидывая, куда его можно подальше зашвырнуть. Но рука, поднятая вверх, опустил ась сама собой, лицо вытянулось. Скорее всего, мы с Джоном выглядели не лучше, впрочем, было от чего. Светловолосый внезапно исчез, попросту растворившись без следа в воздухе.

— У-у-у! — потряс рыжеволосой бородой гном, с суеверным ужасом глядя на оставленные в придорожной пыли следы. — Мать моя женщина, а я его только дураком и называл. Воистину, правы мудрые люди, когда говорят: «Язык мой — враг мой!»

— Не дергайся, — посоветовал Джон, первым пришедший в себя. — Мало что ли мы чудес повидали? Ну, теперь будет на одно больше, — и по-хозяйски засунул подаренный желудь в нагрудный, застегивающийся карман плаща.

Фин-Дари тоже как-то расхотелось выбрасывать свое яблочко.

Бережно завернув в чистую тряпочку, он запрятал его на самое дно вещевого мешка. После чего, не теряя ни минуты, мы поскакали по тропе. Я ехал замыкающим и с удивлением пытался вспомнить, что такого я просил у Всевышнего. Вроде бы ничего… Да и получать пока ничего не получал. Странно… Впрочем, я быстро выбросил эти мысли из головы. Прав Джон, чего мы только не видели! Да если начать перечислять все дива и загадки, дня не хватит.

В полдень показались воды небольшой речки Листвянки, где-то далеко отсюда отделившейся от полноводной матушки Виски. Вброд преодолев серебристо-серую ленту, мы помчались дальше. Пока что следов погони не наблюдалось. Это, конечно, было хорошо, но еще не говорило о полной удаче. До Лягушачьего леса еще скакать и скакать, а, сколько потом брести до самих болот, не знал никто.

Здесь, в этих краях, еще попадались редкие деревеньки и одинокие фермы, но чем ближе становился лес, тем населенные островки встречались все реже и реже. Оно и понятно. С Хохочущих болот может пробраться что угодно, но главная, наверное, причина в земельке-кормилице. Даже нам, полным профанам в крестьянском деле, виделась ее непригодность.

Часа в четыре нам повстречался разъезд дорожной полиции, проскакавший мимо по пересекавшей тропу старой дороге, ведущей к небольшому городку со странным названием Змеиный Холм. К счастью, стражи порядка внимания на нас не обратили совершенно. По причине простой и прозаической. С ними ехали пять или шесть молодых сельских девушек, которым они это самое внимание и уделяли. Джон с Фин-Дари проводили ухажеров и их дам завистливыми взглядами.

«Что с них взять, — про себя вздохнул я, — мартовские, блудливые коты, — впрочем, тут же, справедливости ради, я вновь напомнил самому себе: — Ты до не столь давнего времени был не лучше, а может, даже хуже».

До наступления темноты оставалось еще несколько часов, но попавшийся на пути бугор, заросший кустарником, с потайной седловиной наверху, оказался уж очень удобной стоянкой. Мы и решили расположиться на нем на ночь; Джон притащил целый ворох сучьев и распалил небольшой костер, никоим образом не видимый с дороги. Правда, дерево пропитал ось влагой и по началу не хотело гореть, но разве это проблема для такого ветерана Границы, как Малыш?

Теперь, ночуя на открытой местности, мы предусмотрительно готовили луки, ожидая повторного прилета хмыря Морли. И стрелы у нас имелись для такого случая — с серебряными наконечниками. К счастью, «летающая ворона» моей славной сестрички не появлялась. И, слава Богу. Я, конечно, жаждал мести, однако сильно опасался, что новый прилет Морли будет означать еще одну отрубленную голову. И если Синди не врала, это будет голова Чарльза. А у меня со старшим братом всегда имелись хорошие отношения, не то, что с Эриком, подхалимом сестры.

Прихлебывая суп из походного котелка, я вновь и вновь раздумывал над возможностями Синди и ее обещанием. М-да, с какой стороны ни глянь, выходило туфтово. Потому как походило на правду. Но в таком случае не только Чарльз мог находиться в плену, но также и отец, и мать. По крайней мере их души… Пример нянюшки живо стоял перед глазами. И я твердо решил: как только освободим Арнувиэль, сразу же наведаюсь еще раз в Лоншир. Хочу точно убедиться, что останки родичей, если они, конечно, действительно мертвы, похоронены надлежащим образом. А их души свободны от оков черного колдовства. Потом посмотрю, может, останусь в Лонширских дубравах. Оттуда очень удобно будет вести партизанскую войну с Синди И ее холуями. И с Эриком… Тоже, наверное, штучка стала пренеприятнейшая. Ну да ничего, осиновые колышки мы припасем, глядишь, пригодятся.

— Смотри, не усни, Алекс, — тронул меня за рукав Джон, — а то лишишься своей порции. Вон Рыжик суп уплел, кашу доедает и начинает уже коситься на твою. Сам ведь знаешь прожорливость нашего главного повара.

— Но-но, потише! — гном воинственно воздел ложку. — Помалкивал бы уж лучше, людоедище. Ешь-то за пятерых здоровенных мужиков, а пользы меньше, чем с одного.

— Рыжик, будешь много болтать, — пообещал Джон, — посажу на диету. Исполню, так сказать, свою давнюю мечту.

— Я те посажу, каланча, — громыхнул котелком гном, — тогда и готовить себе сам будешь. Небось, быстро живот вспучит. Сразу тогда обо мне вспомните, но, возможно, будет поздно. Помру я от недоедания, то бишь, диеты.

— Не помрешь, — утешил Джон, — такой амбальчик, как ты, без еды и месяц протянет. Без малейших проблем для здоровья. К тому же гномы живучи, словно котяры.

— А великаны, — в тон ему ответил Фин-Дари; — тупы, будто горные бараны либо вьючные ослы.

— Прекратите трепаться, — прервал я их обычную беззлобную перебранку, или, выражаясь в стиле Рыжика; «гимнастику языка». — Лучше по сторонам поглядывайте, да и на небо тоже.

— А че в него пялиться? — беззаботно отмахнулся гном. — Все одно ведь темно, как у пещерного тролля в желудке.

— Алекс говорит дело, — признал великан, — теперь ведь все против нас. И те, кто служит Злу, и те, кто Добру. Спокойной гавани у нас не будет никогда. Мы сами ее сожгли. Стало быть, единственное средство прожить подольше — держать ушки на макушке, в каком бы, казалось, безопасном месте мы ни находились.

— Прожить подольше, — горестно вздохнул гном. — Ну и что это за жизнь? Вечно прятаться, трясясь от страха и не имея даже надежды побывать дома, на родине? Ну и жизнь…

Джон смолчал, хотя помрачнел здорово. Видимо, Фин-Дари сказал то, что грызло его самого. На душе у меня заскреблась целая шайка диких, злобных котов. Боль, причиняемая ими, называлась просто — угрызения совести.

— Черт побери, друзья, — мучительно подбирая слова, начал я, пытаясь хоть как-то то ли объясниться, то ли оправдаться. — Знать бы способ загладить перед вами вину. Чего б я только не сделал! Но не знаю я такого способа, не знаю. А там, на площади, все произошло спонтанно, может, я просто долго сдерживал в себе гнев на отцов-инквизиторов. Может, подвела недавно раненная голова, а скорее, и то, и другое соединилось, и я не выдержал. Не люблю, когда разумные существа сжигают себе подобных.

— Тебе не о чем сожалеть, — тихо и необычайно серьезно ответил Джон, — ибо ты правильно поступил. Скажу даже больше: я горжусь тобой!

— Все путем, — поспешил заверить меня и Фин-Дари. — Лично я присоединяюсь к каждому слову Маленького Джона. В конце концов, парнишка-то наш белобрысый и в самом деле не таким простым оказался. Глядишь, бляха-муха, может, и будет толк с его благословения. В таком разе у нас есть надежда на безоблачное будущее или хотя бы мирную старость. Ведь в жизни все течет, изменяется, иногда в худшую, а другой раз в лучшую сторону. Так что держи хвост трубой. Главное — мы вместе, разве не так? А на то, что я порой ворчу, не обращай, Алекс, внимания. Уж такими нас, гномов, создала природа. Ниче тута не попишешь. Натура!

— Спасибо, — до глубины души расчувствовался я, — поистине верна поговорка: «Потерявший золотой клад — не потерял ничего, потерявший друга — потерял целый мир». Да, Рыжик, ты прав, чертяка. Главное — мы вместе. А смерть, опасности, погони… Всего этого и в прошлом было завались. Ничего ведь, пережили. И сейчас, полагаю, выпутаемся. Может, не так скоро, как хотелось бы, но, думаю, непременно.

Опасаясь налета красноплащников либо других нежелательных гостей, мы разбили ночь на дежурства. Сначала Джон, потом я и последним, под утро, Фин-Дари. Как всегда в таких случаях, часы сна пролетели секундами. Вроде бы только закрыл глаза, а уже пора вставать.

— Тихо, как в могиле, — широко зевая, доложил великан, — сов — и тех не слышно.

— Разберемся, — еще немного сонно откликнулся я, — а ты давай побыстрее двигай, составляй компанию Фин-Дари.

— Спокойного дежурства, — напоследок пожелал Джон, поудобнее умащиваясь на твердом, походном матраце.

Долгое время я сидел, обозревая скрытые во тьме окрестности и чутко вслушиваясь в малейшие подозрительные звуки. Но все было спокойно. Ничто не говорило о подкрадывающейся опасности. Да и верный Дублон, похрустывающий сочной травой у подножия холма, не выказывал признаков тревоги. Однако принятые меры безопасности заставляли только покачать головой.

«Н-да, обидно, черт возьми. Сколько лет проливали кровушку за Спокойные Земли, а теперь чувствуем себя в них на положении преследуемых охотниками волков. Обидно… Хотя, как выразился гном, все в жизни течет, изменяется, глядишь, и вправду изменится к лучшему. Вот только бы эльфиечку любимую выручить…»

Мои размышления прервала темная быстрая тень. Мгновенно натянув лежащий под рукой лук, я, с облегчением вздохнув, определил — нетопырь, крупная летучая мышь. Безобидное создание, которому приписывают вампирические наклонности, что являлось сущим вымыслом, уж я-то знал. Нетопырь сделал над нами один круг, второй, а потом, пронзительно пискнув, улетел. Его внимание меня не насторожило, ибо тварей, служащих Злу, я чую издалека. Благо, скотина Морли не появляется. С недавних пор это летающее чучело олицетворяло несчастья плюс неприятности.

Пошарив для верности глазами по небу еще раз и убедившись, что все в порядке, я предался любимому с детства занятию, рассматриванию звезд — драгоценных камней из сокровищниц богов. Луна была на ущербе, от нее остался лишь тонкий серпик, вряд ли способный соперничать с далекими, перемигивающимися соседками. Знакомые с давней, бесприютной поры созвездия привычно занимали свои места. Вот мое — Красного Льва, рядышком Шкипер и Каравелла, затем Колокол, Фата Маргариты, Золотая Колесница, Дядюшкин Колпак, Странствующие Медведи, Рыцарь-Дракон и, наконец, белесые бельма Взбесившейся Яги.

«М-да, — в который раз с грустью подумалось мне, — звезды очень красивы, но холодны и безразличны. Да и что им за дело до людских забот и страстей?»

Я дал Рыжику поспать подольше, потом разбудил и лег сам. А в мутном свете едва-едва рождающегося утра мы ехали уже дальше. Надо было спешить. Лягушачий лес, скрытый высокими холмами, возник внезапно, метрах в восьмистах. Мы стояли на вершине последней горы, а он простирался внизу, заполняя собой огромную впадину. И почти тотчас до наших ушей донеслась дикая какофония — хор тысяч и тысяч лягушек, давших название самому лесу.

— Брр, — скривился Фин-Дари, — признаться, не терплю лягушар. Мерзкие твари. Такие холодные и скользкие. Фи, гадость!

— А кто слопал в трактире старика Натти их целый поднос? — с ехидцей хохотнул Джонни. — Какой-то ты, Рыжик, неправильный гурман, откровенно скажу тебе.

— Джон, ублюдок, ты бы уж лучше молчал, — постарался как можно более весомо произнести гном, но эффект был слабоват. Больно много времени прошло после того случая. — Сам ведь, негодяй, подкладывал их мне и подкладывал. При этом бессовестно уверяя, что они не что иное, как лилипутские курочки. А я тогда находился в таком состоянии, что вряд ли мог отличить быка от лошади.

— Признайся, Рыжик, это не мешало уплетать тебе их за обе щеки!

— Тьфу! — с отвращением плюнул на землю гном. — Заткнись, каланча!

— А как они утром вылетали назад, — не унимался Джон, — и С какой невероятной скоростью!

— Бы-ы! — лицо нашего маленького друга позеленело, и его едва-едва не стошнило.

— Ох, Джон, ума же у тебя… — мне осталось только укоризненно покачать головой. — Ну какие стыдно? Сделал пакость и теперь еще и бахвалишься?

— Стыдно, прямо до слез стыдно, — самодовольно ответил Джон, но весь его вид опровергал сказанное.

Давнее воспоминание здорово развеселило и подняло настроение даже у меня, хотя я, конечно, постарался не показывать этого, иначе Фин-Дари мог обидеться всерьез.

Откос горы был крутоват, поэтому спускаться приходилось медленно, ведя в поводу лошадей. До самого леса оставалось еще метров триста, когда под копытами наших скакунов зачавкала грязь, а концерт пучеглазых певиц стал заметно громче. Первые деревья уже стояли в неглубокой, два-три сантиметра, воде. Дорог либо тропинок не было и в помине. Да и откуда им взяться в такой мокроте?

Выбирая путь наугад, мы двинулись в сторону Хохочущих болот, иногда набредая на сухие островки или свободные от зеленоватой воды участки. Через час от оглушительного кваканья заложило уши. Еще через час мы просто перестали его воспринимать. На отдых расположились среди продолговатого островка, окруженного стоячей вонючей жижей. В самый разгар еды Джон невинно поинтересовался:

— Почему это почтенный гном до сих пор не добыл ни одной лягушенции? Странно, ведь вокруг гурманский рай. Только руку протяни — и будешь потом весь вечер облизывать жирные, белые лапки.

Бедный Фин-Дари, жевавший как раз мясо, не выдержав, громко икнул, схватился обеими руками за рот и побежал рыгать в кусты.

— Балда! — я влепил Джону тяжелую затрещину. — Хоть немного думал бы, прежде чем что-то сказать. Ну зачем, скажи, аппетит Рыжику испортил? Юморист несчастный! Вот попробуй, теперь не извинись.

— Да полно тебе, Алекс, — без тени сожаления промолвил Джон. — Не делай из мухи слона. Подумаешь, какие мы нежные, аппетит нам портят, шутят. Тьфу ты Господи. Можно подумать Рыжик — изнеженный сынок богача, а не закаленный невзгодами пограничный ветеран. И вообще, чем ругать беднягу Джона, лучше вспомни проделки самого рыжего беса. Только не прикидывайся дурачком, все ты отлично знаешь: и то, как он слопал у меня втихаря, подчистую грибное рагу, а в пустую кастрюлю посадил злющую здоровенную крысу, и как обманул с кошкой, обменяв ее ободранную тушку на дикого гуся. О, Алекс! Видел бы ты в тот момент его невинную рожу, ну прям честнее не придумаешь, когда он, гад такой, уверял меня, что это даже не кролик, а настоящий заяц. Я уже молчу о любимой пакости маленького монстра: сыпануть в мою тарелку побольше соли. Правда, в последнее время Фин-Дари что-то позабыл этот фокус.

— Теперь вспомнит, — мрачно уверил я Джона, — а может, пораскинет мозгами да придумает что похлеще.

Из раздвинувшихся кустов вышел бледный гном. Выглядел он явно не в духе. Не глядя на великана, он сел на свое место и героически доел оставшееся. Джон, сукин сын, конечно же, не извинился, но Рыжика доставать перестал.

Немного отдохнув после обеда, мы быстренько собрались и вновь пошлепали по стоячей воде. И чем дальше шли, тем глубже становился ее уровень. И тем реже попадались незаболоченные участки суши. Н-да, пешему здесь делать нечего. Унылое путешествие примирило Фин-Дари с Джоном. Всего через час они уже весело болтали, при этом, не забывая зорко поглядывать по сторонам. Я ехал замыкающим, вполуха вслушивался в треп друзей и размышлял обо всем понемногу. Подумать было о чем, да что толку? Сколько ни думай, а готовых ответов нет… Опять приходилось надеяться на удачу, эту вертлявую сучку, то есть капризную даму. Чтобы развеяться, я сосредоточился на рассказе гнома, вернее, на одной из его многочисленных, малоправдоподобных побасенках.

— Познакомился я, значит, с одной девицей, — тоном пророка вещал Рыжик, — умной, красивой, честной, добродетельной!

— Таких на белом свете не бывает, — скептически заметил Джон.

Не обращая внимания на реплику, гном с упоением продолжал:

— А вдобавок ко всему еще и богатой! Ой, братцы, истинную правду говорю. Папенька ее, значит, в Линдерсдейле, городке Западного побережья, владел пивоваренным заводиком, кожевенной фабрикой и фруктовым садом размером чуть ли не с Шервудский лес. Но главное, конечно, не это. А то, что влюбилась она в меня без ума. В гостиницу, где я остановился, презенты шлет без устали: то пивца бочонок, то оружейный набор или картину старых мастеров из папенькиной коллекции.

— Во загнул, — расплылся в улыбке до ушей Джон. — Да на кой ляд тебе живопись? Тоже мне, нашелся ценитель искусства.

Разошедшийся гном и ухом не повел.

— А на день рождения, значит, подарила скакуна чистых арабских кровей. Ох, скажу я вам, огненный был конь!

— И чем же ты ее приворожил, мазельку свою? — искренне заинтересовался Джон.

— Бородой! — гордо ответствовал Фин-Дари. — Любила, понимаешь, девка, когда ее этой самой бородой между сисек лоскотал. Ну и по прочим интимным местам.

— Эт где ж еще? — пронялся здоровым любопытством и я. — По каким то есть местам?

— По разным, голуби мои, — несколько стушевался гном, — по разным. Ну да вы, бляха-муха, здоровые лбы, сами должны понимать. Словом, слушайте дальше-то, что было. По прошествии месяца красотка вообще рехнулась. Хочу, говорит, милый мой, за тебя замуж. Вот, думаю, влип, словно муха в мед. Потому как у моей любви кроме денег, достоинства и толстого папашки еще имеются пятеро братьев-бугаев. Да… как тут, скажите на милость, откажешься? К тому же эти молодцы с чего-то вдруг, стали глаз с меня не сводить. Днем в трактире гостиничном толкутся, ночью под мои окна слуг втихаря выставляют. По началу я, дурень этакий, даже возгордился, думал, они о безопасности моей пекутся, а потом все же смекнул. Боятся, гады, чтобы я не смотал удочки. Еще месяц я ломал голову, но как улизнуть подобру-поздорову, так и не придумал. А тут, блин, уже и к свадьбе стали готовиться. Шьют костюмы, запасают продукты, выпивку. Брательники любви моей руки радостно потирают в предвкушении семидневного кутежа. И только бедному гному невесело посреди этого бедлама. Все размышляю и размышляю: как бы слинять?

— Лопух ты, Фин-Дари, — не выдержав, авторитетно заключил Джон. — В подобных случаях надо рвать когти на третий день. Желательно ночью. А еще лучше, познакомившись с дамой, сразу же поинтересоваться, а сколько у нее братьев? Конечно же, немного странно со стороны, зато полезно для здоровья. Ведь так, а, рыжий кобель? Или ты станешь уверять, что дело обошлось без колотушек?

— Угу, обошлось, — гном хихикнул. — И опять-таки благодаря бороде она меня, родимая, подвела, она же меня и выручила.

— Каким образом? — с невинной миной спросил я. — Наверное, от частого употребления истрепалась и перестала удовлетворять похоть дамы, и та сама дала тебе от ворот поворот?

— Да нет же, Алекс, — досадливо отмахнулся Фин-Дари, — все гораздо возвышенней. И трагичней…

— Неужели?

— Да, черт возьми. Однажды во время любовной игры я защекотал бедняжку до смерти… Но кто мог знать, что сердце ее не выдержит вершины блаженства? Кто, скажите, друзья?

Джон крякнул и почесал темечко.

— А что же братья-долболомы?

— Хм, но они-то не в курсе дела были. Думали, хлебнула сестренка на радостях перед сном лишнего, вот и скопытилась. Жа-алели меня всем своим бандитским кланом, чуть ли не сиротой называли. Остаться на правах члена семьи предлагали, только отказался я. Нет, говорю, родственнички мои несостоявшиеся, не смогу я тут, ибо все здесь напоминает об утерянной любви. Уеду, говорю, на Границу опять, горе-горькое избывать.

— Да пивом запивать, — довольно-таки складно, да и верно прибавил Джон.

— Э! Тебе этого не понять, каланча, — гном театрально вытер рукавом сухие глаза, шмыгнув при этом совершенно сухим носом. — Потому как примитивен ты, аки бревно, а я натура сложная, тонкая, даже если хотите противоречивая.

— Брехливая, брехливая, — подхватил Джон. — Слышишь, Алекс, хоть раз в жизни Рыжик о себе правду сказал. Ну, молодец!

— Ах ты ж глухая тетеря, — набросился на него гном. — Уши песком чисти, глядишь, глупый язык меньше гадостей болтать будет. Вот жаль только, ума от этого не прибавится. Что делать; уж больно закостенел ты в своей дикости. Бедненький, тупенький Джонни!

— Вот, вот, — подпрягся и я. — Спустился юный простачок с гор за солью, а его цап и на Границу забрали!

— Хи-хи-хи! — противным, тоненьким смешком оценил мою шутку Рыжик. — Как это похоже на бедненького, тупенького Малыша Джонни. О-хо-хо!

— Так до сих пор соль и не принес, — поведал я дальше. — А родичи-то, поди, ждут? И где это, думают, лазит мальчонка? Смотри, Джон, снимут с тебя еще портки…

— Ой, не могу! Хи-и-хи-хи-хи-и! — заливался дурносмех Фин-Дари.

— Вот Алекс прикол отмочил!

— Заткнитесь оба, — оборвал Джон. — Если не ошибаюсь, за нами кто-то идет. Тихо!

Замолчав, мы прислушались. Где-то, среди многоголосного кваканья, довольно явственно раздавались размеренные, шлепающие звуки. Спрятаться и подкараулить возможного преследователя здесь было негде. Поэтому пришлось просто остаться на месте. А шлепки приближались. Первым заволновался Уголек гнома, за ним выявили беспокойство Дублон и Таран, необъятная коняга Джона. Все трое, хоть и приглушенно, ржали, кося в сторону пройденного пути. Но когда между деревьями мелькнул огромный силуэт, как по команде, замолчали. Фин-Дари потянулся к новенькому арбалету, однако я подал ему знак не шевелиться. Гном подчинился, правда, без всякой охоты.

Тем временем существо подошло совсем близко, совершенно игнорируя исходящую от двуногих опасность. Теперь, хорошо разглядев его, каждый мог понять выказанную им самоуверенность. Это был единорог. Тот самый, сказочный и легендарный, чье существование, по крайней мере, в наше время, ставил ось под большое сомнение. Выглядел он внушительно. Могучая, тяжеловесная туша, покрытая совершенно ничем не пробиваемой шкурой, поросшей густой белой шерстью. Ноги-стволы, оканчивающиеся непомерно широкими копытами, похожими на лосиные. И, на удивление, изящная голова, украшенная длинным и острым рогом — страшным оружием, тоже, согласно поверьям, наносящим только смертельные раны.

Лесной властелин неторопливо осмотрел нас всех, с какой-то странной для животного вдумчивостью. И я совру, если скажу, что хорошо себя при этом чувствовал. Даже Джонни и тот нервозно ерзал в своем седле. Рыжик пытался решить проблему по-иному — плотно зажмурив глаза. Злосчастный арбалет был запрятан за спиной, в судорожно скрюченной руке. И я готов побиться, на что угодно, об заклад, что когда единорог пялил зенки на дрожащего, словно осиновый листок, гнома, то на морде его промелькнула самая натуральная, неприкрытая ирония. Время, казалось, остановилось. Лягушки и те умолкли, не говоря уже о других лесных обитателях. А мы, люди и кони, замерли этакими заколдованными истуканами. Не знаю, сколько прошло минут или часов, прежде чем сказочная громада насмешливо фыркнула и, свернув вправо, неспешно подалась прочь.

— О-о-о! — только и смог протянуть пораженный гном. — Ни фига себе туша!

— А ты, дубина, за арбалет схватился, — укорил я его. — Да он бы тогда от нас мокрого места не оставил. К тому же, говорят, нет дурней приметы, чем посягнуть на жизнь единорога.

— У нас, в Оружейных горах, то же самое рассказывают про Подземную Курицу, — с увлечением подхватил Рыжик. — Мол, хоть одно перо упадет с ее задницы по твоей вине, и все, хана. Привет родным и близким.

Джон молчал, все еще поглядывая в ту сторону, куда ушел единорог. Успокоив коней, мы вскоре двинулись дальше. Удивляться и размышлять можно ведь и на ходу, под аккомпанемент вновь зазвучавшего лягушачьего хора.

— Возможно, появление единорога что-то символизирует или предрекает? — спустя некоторое время предположил Джон.

Но мы с Рыжиком в ответ только неопределенно пожали плечами, мол, так же знаем, как и ты. Незаметно стало темнеть, что заставило всех спешно обшаривать взором окрестности в надежде найти мало-мальски сухой клочок земли. Мне повезло. Южнее направления, которым двигался наш маленький отряд, я заметил нечто смахивающее на древнюю избушку, вросшую в землю замшелыми бревенчатыми стенами едва не по самую крышу.

Мы осторожно подъехали ближе. Одно-единственное окошко оказалось затянуто бычьим пузырем, а дощатая дверь зияла щелями, но выглядела достаточно прочной. На вершине одного конька красовался выбеленный непогодами и ветрами человеческий череп, на другом — голова медведя, еще довольно свежая. Джон с Фин-Дари изготовили арбалеты, я же, спрыгнув с Дублона, направился к хижине, намереваясь исследовать ее нутро. В двух шагах от двери меня остановил жуткий рев, говоривший о том, что хозяин хором, кто бы он ни был, учуял наше присутствие.

— Эге-эй! — громко окликнул я, запуская в дверь куском камня. — Кто там такой страшный? А ну-ка выходи.

Лучше б я этого, пожалуй, не говорил и не делал. Да и спать-то, в принципе, можно не только на сухой земле. Дверь отворил ась настежь, выпуская из царящего внутри полумрака кошмарное существо. Внешне оно слегка походило на человека, но имело две головы, кожистые крылья за спиной, а также клыки и когти такой величины, что потребность в ношении холодного оружия у него напрочь отпадала. Ко всем прочим «достоинствам» существо было ростом едва не с Джона, при этом гораздо пошире в плечах. Кожа отсвечивала серо-зеленоватым оттенком, ее покрывали мелкие, змеиные чешуйки. Одежда отсутствовала и лишь на груди висел странный талисман, внушающий почтение: отлитая из стали клыкастая челюсть. Горевшие адской злобой глазки уставились на меня, потом блымнули на прицелившихся друзей и опять вернулись ко мне.

— Алекс, будь начеку, — раздался сзади предостерегающий возглас Джона, — эта образина не что иное, как лантикор.

— Да? — успел про себя удивиться я. — А говорили, будто последнего умертвили добрых полстолетия назад. Лягушачий лес — прямо заповедник для вымерших в других краях тварей. Единорог, лантикор, кто еще на очереди?

Чудищу, видимо, надоела застывшая сцена. Обе головы переглянулись, издали по-разному звучащий свирепый рык и двинули туловище на преграду, то есть на меня. По ходу дела лантикор бил себя в грудь внушительными кулаками, невнятно бормоча какую-то белиберду. Метнув по его узким глазным щелям четыре стальные звездочки, я со всей прытью отскочил в сторону. И тотчас грянул арбалетный залп. Одна стрела таки попала в уязвимое место — горло, другая только задела плечо.

Исступленно зарычав, лантикор выдрал с клочьями мяса глубоко засевший арбалетный болт, отшвырнул его далеко в кусты и пошел на обидчиков. Времени перезаряжать оружие не было, потому Джон с Фин-Дари, спешившись, взялись за копья. Я, подкравшись сзади, попытался перерубить сухожилия на ногах чудовища, но получил такой пинок в грудь, что отлетел, кувыркаясь, метров на пять, при этом, судорожно хватая воздух широко открытым ртом.

Едва оклемавшись и подхватив верный меч, я вновь поспешил на подмогу друзьям. А она им требовалась. Бездыханный гном валялся рядом с плоским камнем, заляпанным кровью с его же разбитой головы. Джон, лишившись своего копья, схватился с лантикором врукопашную. А это, надо признать, не лучший вариант. Несмотря на серьезное ранение горла и отсутствие одного из четырех глаз, лантикор теснил великана, пытаясь повалить того и изорвать когтями-кинжалами. Не теряя ни секунды, я подобрался со спины, вогнав кинжал в одну шею по самую рукоять, а по другой рубанув со всего маху клинком. После чего торопливо отпрыгнул подальше.

И правильно сделал. Оттолкнув Джона, чудище неимоверно быстро обернулось, стремясь успеть покончить с тем, кто нанес смертельные удары. Ноя был не дурак, а потому находился в недосягаемости. Джон воспользовался моментом, подхватил с земли оброненную булаву и треснул ею лантикора по одному затылку, затем по другому. Тому вроде хватило, свалился, словно вековая сосна.

— Вот сучий потрох, — тяжело дыша, ругнулся Джон, вытирая текущую со лба кровь. — Рыжика в момент отключил, да и меня, падло, умаял. Ох! Все бока болят! О-ох!

Прихрамывая, я подошел к гному и склонился, прислушиваясь к биению его сердца.

— Дышит, а, Алекс? — испуганно спросил Джон. — Только не вздумай сказать, что нет. Не вздумай.

— Джон, не закатывай истерику, словно знатная девица в менструальный цикл. Тебе это не идет. И успокойся, жив наш рыжий лис. Только, видать, здорово соприкоснулся башкой с этим вот камнем.

Осторожно приподняв неподвижного гнома, мы тщательно осмотрели его. Серьезных ран не было, не считая хорошенько счесанной правой щеки, ну и, естественно, разбитой головы. Через минуту, застонав, он уже пришел в себя и принялся на все лады крыть лантикора отборными ругательствами. Эти кривлянья и угрозы весьма мешали мне делать перевязку.

— Потише, ты, рыжее чучело! — потеряв терпение, рявкнул я. Не то вон отдам тебя Джону, тогда узнаешь, по чем фунт лиха. А он если уж забинтует головешку, то, будь уверен, мозги полезут из ушей.

— Взялся лечить, так лечи, — огрызнулся гном, — нечего на других стрелки переводить. Лодырь!

Н-да, Рыжик явно приходил в норму. Пока я врачевал гнома, Джон расседлал лошадей и пустил их пастись, благо травы на островке хватало. В уже почти непроглядной темноте мы с зажженным факелом вошли вовнутрь избушки. Господи, какой там стоял смрад! Повсюду валялись обглоданные кости, клочья шерсти, черепа и даже две или три полусгнившие человеческие головы. В дальнем углу лежала груда полуистлевших матрацев, шкур и одеял, на которых, видимо, почивал сам лантикор. Первым стрелой вылетел гном, за ним я, а потом уже старина Джон. Ночевать в этом вонючем склепе не захотелось никому. Поэтому мы, забросив туда тело хозяина, разбили свою палатку невдалеке.

— Откуда он здесь взялся? — задал я вопрос обоим друзьям. — Ведь, насколько я знаю, эти твари обитают только в горах, да и те вроде бы давным-давно истреблены.

— Насчет полного истребления заблуждаются многие, — заявил Фин-Дари. — На самом же деле все обстоит вот как. Родина лантикоров — труднодоступные плато Закопченных гор, где этих тварюк и сейчас видимо-невидимо. А значит, лет девяносто или сто назад среди лантикорских племен или общин началась крутая разборка, вследствие которой побежденная часть почла за благо переселиться куда-нибудь подальше. То есть в Оружейные горы. Известие об этом не слишком пришлось по душе Лун-Марку, правителю нашего подземного королевства, но, тем не менее, незваных соседей решили терпеть. Лантикоры же обжились, освоились и принялись за привычный образ существования. Начали они с воровства скота с наших луговых пастбищ, а кончили похищениями женщин и детей. Это, ясное дело, переполнило чашу терпения моих сородичей. Забросив все дела, они устроили беспощадную облаву на крылатых разбойников. По прошествии месяца упорной травли немногие из оставшихся в живых решили ретироваться.

— И лучшего места не нашли, — подхватил Джон, — как к нам в гости, в Красные Каньоны. Где их благополучно и добили. Всех подчистую.

— Значит, не всех, — возразил я, — раз некоторые «добитые» разгуливают там, где их быть не должно.

— Кто знает? — серьезно возразил великан. — Может, этот двухголовый лопух причапал сюда прямиком из Закопченных гор?

— Все равно странно, — в недоумении я пожал плечами. — Лантикоры не любят равнину, тем более поросшую мокрым лесом. Что им тут делать?

— Скорей всего, он что-то вынюхивал да шпионил, — высказал свой вариант Фин-Дари.

— Или был изгоем, — добавил и свое великан. — Но в любом случае нам-то, что за дело? Узнать мы все одно уже ничего не узнаем, а вреда дохляк больше никому не принесет. Так в чем проблемы?

На том разговоры и прекратились. Намаявшись за день, Джон с Рыжиком уснули, а мне досталось первое дежурство. Было сыро и прохладно. Временами моросил мелкий дождь, и поэтому я не стал вылазить из палатки, лишь сел на выходе, чутко вслушиваясь в ночные загадочные звуки, издаваемые Лягушачьим лесом. Совсем рядом пофыркивал Дублон, всхрапывал Джонов Таран. Благо, прежде чем схватиться с чудовищем, друзья успели отвести их в сторону. Не то достал ось бы и им.

С севера доносился утробный рев, которому вторил басовитый отрывистый лай. Это из своих дневных убежищ вышли на охоту жаба-бык и лягушачий пес. Но, несмотря на свои приличные размеры, для людей они опасности не представляли. Гораздо более подозрительные звуки неслись откуда-то сзади: громкие, рыдающие всхлипывания с придыханием, перемежающиеся невнятным бормотанием. Джон, сменивший меня, успокоил на этот счет, заверив, что их отмачивает маленькая древесная ящерица-изумрудка, прозванная так в честь своих глаз.

Без особых церемоний, отпихнув развалившегося на всю палатку гнома, я улегся и моментально заснул. Привидевшееся мне было, мягко говоря, жутковатым. Словно наяву, я долго шел розово-мраморным коридором со светильниками, вспыхивающими впереди и гаснущими сразу за спиной. Казалось, через сотни лет пути ход вывел в грандиозный зал, пол которого устилал отполированный, странно-прозрачный черный камень. Из его бездонных глубин призрачно вспыхивали, подмигивая, великолепные рубины, бриллианты, топазы. Они складывались в знакомые созвездия, в точности повторяя их очертания и положения на звездной карте неба. Стенами зала служил седой, клубящийся туман, наплывавший и перекатывавшийся неспокойными волнами. Сине-золотисто-белый бескрайний купол напоминал о летнем небосводе. Тьму и Свет соединяли бесчисленные ряды прозрачных, по виду хрустальных, колонн, внутри которых порой вспыхивало радужное сияние. Посреди зала, нагло нарушая его странную гармонию и красоту, высилась многоступенчатая пирамида, вероятно, созданная из черного базальта. Вершина ее была усечена, а на ней серебрился продолговатый предмет. Добравшись до самого верха, на ставшими вдруг ватными ногах, я с содроганием увидел прозрачный, словно слеза, стеклянный гроб. В него, как букашка в янтарь, была впаяна девушка. Арнувиэль… Я упал перед гробом на колени, но едва руки мои коснулись его гладкой поверхности, как он неожиданно со звоном лопнул, осыпав все вокруг мириадами осколков, среди которых находились и частицы моей Арнувиэль…

Очнулся я в холодном, обильном поту, с сердцем, бешено выскакивающим из груди. Светало. Подремывающий у входа гном «охранял» сон товарищей. Ругать его не хотелось. Он сам напросился на дежурство, несмотря на свою разбитую голову. А если Рыжик чего захочет, то вряд ли его отговоришь. Будто бы невзначай, во сне, я задел ногой бок гнома, тот встрепенулся, выглянул наружу, повернулся обратно и громко возвестил:

— Подъем, разбойники! Пора на большую дорогу! Подъем! Подъем!

— Ну чего орешь? — приподнявшись на локте, недовольно спросил Джон. — Чертов рыжий придурок, ты что, спокойно не можешь разбудить друзей? Вот горлопан, а сказывается больным.

— Скажите, какие мы нежные мальчики, — скривился Фин-Дари. — Совсем, видно, отвыкли от тягот походной, мужской жизни. Нет, Джонни, малыш, нельзя тебя отпускать домой, уж больно там нежат и балуют.

— Ага, — мрачно кивнул великан, — прям спасу нет. Ой, как балуют! Братья, те волками смотрят, сородичи сторонятся, будто я бродяга какой-то, родная матушка на шею хомут вешает в виде соплячки-жены. Н-да, любовь дальше некуда.

— Не прибедняйся, Джонни, — хихикнул Фин-Дари и заговорщически — подмигнул, — уж я то тебя хорошо знаю. Сознавайся, плут, скольких пригожих молодок дома успел приголубить?

— Дубина ты, Рыжик, — огрызнулся, вставая, Джон. — У нас в селении за такие дела знаешь что? Жениться заставляют, а если не по согласию девкой овладел, то сбрасывают со скалы.

— Мама родная, какая дикость! — искренне возмутился гном. — Да это же темное варварство, вопиющее невежество. Ведь мужчина завсегда прав, даже когда и не прав. Потому как он мужчина!

— Угу, — мрачно констатировал великан, — хорошие мысли, но хотел бы я поглядеть, как бы ты их стал излагать Совету Старейшин.

Дальнейшие разглагольствования Фин-Дари прервал я, занявшийся перевязкой его раненой Головы. Ничего Страшного там не было. Глубокая ссадина подсыхала, щека тоже заживала не гноясь. Обработав их спиртом, я нанес легкий слой заживляющей медвежьей мази, сочтя подобное лечение вполне достаточным. В принципе, мы все трое еще легко отделались, ибо царапина на лбу Джона и синяк у меня на груди в счет вообще могли не идти.

Наскоро перекусив, мы стали собираться в дальнейший путь. Фин-Дари, ехавший последним, вдруг вернулся, забросив в темную пасть избушки смоляной факел. Нехотя, потрескивая, огонь стал охватывать старые сосновые стволы.

— Уж больно живучи эти лантикоры, — догнав нас, словно оправдываясь, пробормотал он. — А так и следа от погани не останется.

Глава 3 БОЛОТНЫЙ АД

Все тот же мокрый, залитый водой лес тянулся далеко за полдень. И ни на минуту его музыканты не прерывали свою песнь. Обедать пришлось в седле, на ходу, ибо сухого местечка для привала так и не нашлось. Часам примерно к четырем деревья стали редеть; пока в итоге не уступили место необъятным зеленым просторам, над которыми висела дымка легкого тумана.

— Вот они, родимые, — хмуро обронил Фин-Дари, без особого энтузиазма вглядываясь вдаль. — Хохочущие болота! Рай упырей и прочей гнусной нежити, или, иными словами, дорога на тот свет.

— Не каркай, оптимист ты наш неисправимый, — слегка подколол его Джон, — не то мы с Алексом сейчас уписаемся со страху.

— Джон, ты мыслишь, как доска — все тебе параллельно, как доске, и юмор у тебя тоже деревянный, — насмешливо парировал гном. — Посмотрю я, как ты будешь хорохориться, перемазавшись с ног до головы в вонючей болотной грязюке, через всего один день пути.

Джон благоразумно промолчал и правильно сделал. С коней сразу же пришлось слезть. Травяной покров под ногами покачивался и пружинил, пока легко выдерживая вес животных и наш собственный. Кое-где проглядывали масляно поблескивающие темные озерца с неведомой глубиной. Меня пробрала дрожь, когда я представил такую же водную пучину у нас под ногами.

Все шло относительно хорошо, пока Джон, шедший впереди всех, не провалился по пояс. С чавкающим звуком трясина стала чудовищно быстро его засасывать. С превеликим трудом, используя силу Тарана, мы с Фин-Дари таки вытащили великана на сухое. Гном, не забывший недавний разговор, смотрел на него с иронией.

— Неплохое начало, — немного уныло думал я, ожидая переодевавшегося в чистую одежду, друга — а ведь, собственно говоря, настоящие Хохочущие болота еще и не начинались. Это пока что прелюдия к ним. Вот как услышим хохот, исторгаемый из недр выходящим газом, как увидим вздымающиеся пузыри и взлетающие гейзеры вонючей воды, а также мерзкие хари упырей, вот тогда можно с полным основанием сказать: ну наконец-то, Хохочущие болота! Люди, не проходите мимо!

Фин-Дари, с великим подозрением оглядевшись вокруг, вдруг вспомнил о яблоке, подарке спасенного нами, уж не знаю кого, то ли придурка, то ли действительно Мессии. Что-то не внятно бормоча под нос, гном достал его, непонятно зачем протер и хотел положить на траву, но яблочко внезапно выпрыгнуло из ладони и, отскочив в сторону, зависло в двух-трех сантиметрах над поверхностью болота.

— О, блин, — только и смог вымолвить Рыжик, — а наш белявчик действительно не прост. Может, мы его таки недаром спасали? А, как вы считаете, друзья?

— Доска не может считать, — пожал плечами Джон, — ведь она деревянная.

Я от комментариев попросту отказался.

Терпеливо дождавшись нашей готовности продолжать путь, яблочко покатилось вперед, однако, не соприкасаясь с лежащими под ним предметами. Один раз оно вдруг сделало большую дугу, обходя с виду вполне безопасное место. Фин-Дари в недоумении остановился, а потом решил проверить, чего ради делать такой крюк. Мы его предостерегали, но упрямец все равно туда поперся. Правда, назад он несся, словно быстроногий олень.

— Какое-то толстое, розовое щупальце, — дрожа, рассказывал потом гном, — вылезло из недр и попыталось обвить ногу. На счастье, я успел ее вовремя отдернуть, не то оно мигом бы утянуло меня к себе.

— В гости, — хмыкнул великан.

После происшедшего случая все, без исключения, поглядывали на яблочко с уважением, безоговорочно доверяясь в выборе пути. Основательно подуставшие, мы набрели на плоский утес, возвышающийся над унылыми окрестностями серой громадой.

Коней оставили у подножия, а сами же взобрались на один из уступов, где было вполне сухо. Фин-Дари, бережно упрятав свое драгоценное яблочко, занялся стряпней. С дровами или хворостом дело здесь обстояло туго, потому готовил он на сухом спирте.

Сидеть, ничего не делая, не хотелось. И пока Рыжик жарил на вертелах подстреленных совсем недавно уток да большого снежного гуся, мы с Джоном, сходив к лошадям, взялись за оружие нашей самоубийственной экспедиции. Проверили луки, тетивы, стрелы, смазали металлические детали арбалетов. Выдраив затем свой меч, кинжал и пружинный нож, я потянулся к чехлу за секирой гнома.

— Положь на место! — громыхнул на меня он. — Знаешь ведь, никому не разрешаю к ней прикасаться.

— Твое дело, Рыжик, — не стал упорствовать я, — раз не доверяешь старому товарищу, что ж, чисть сам. Пожалуйста!

— И вычищу, будь уверен, вот только поем. Посуду-то вы, бездельники, будете мыть. Так что время у меня найдется.

Уничтожив подчистую подрумяненных, истекающих жиром и соком птиц, мы с Джоном быстренько все прибрали, а затем опять спустились вниз, к лошадям. Животные вели себя спокойно. Зеленой травы вокруг хватало, вот только пришлось их привязать, на длинный повод, чтобы случаем не забрели в темноте в трясину.

Вернувшись, мы застали Рыжика возлежащим на матраце, с дымящейся трубкой в зубах. Джон немедля достал свою, распалил ее, и наш утес со стороны стал, наверное, походить на курящийся, готовый к извержению вулкан. Ретировавшись в сторону от клубов ядовито-сизого дыма, я улегся, завернувшись в одеяло. Сырость болот давала о себе знать, о костре же тут приходилось только мечтать.

Разбудил меня Фин-Дари, и я честно отдежурил время до рассвета, тараща слипающиеся глаза в мерцающую фосфоресцирующими огоньками темноту. Слава Господу никаких неприятных сюрпризов эта ночь нам не принесла. Правда, едва мы спозаранку двинулись дальше, как зарядил нудный, мелкий дождь, но, к счастью, к обеду он закончился. А через час, с небольшим, начались настоящие Хохочущие болота. Это был истинный ад. Временами пружинящий травяной, ковер полностью скрывался в воде. Чувствовалось, он едва-едва выдерживает вес груженых лошадей. И если б не яблочко, нам уже не раз пришел бы конец. Ведь даже оно порой в замешательстве металось из стороны в сторону, покуда не находило один-единственный проход. Иногда путь шел по относительно сухой земле. К сожалению, таких приятных участков было мало, их разделяли озера черной воды, затопленные тропы, чавкающие, медленно засасывающие трясины. Порой спокойную, зеркальную гладь водных просторов нарушал взметающийся высоко вверх шипящий пенный гейзер либо противно лопающийся, воняющий серой пузырь. Отовсюду неслись какие-то вздохи, стоны, утробное бульканье, свистящий, жутковатый шепот и самое неприятное — смех.

Насмешливо-издевательский, он раздавался со всех сторон, исходя из чрева болот пузырящимися струйками газа. По крайней мере, так объясняла это явление людская молва. Но чем дальше мы углублялись в самое сердце унылых, наводящих смертельную тоску просторов, тем больше он напоминал звуки, издаваемые живыми существами.

— Смотри, — тронул меня за рукав гном. — Во-он, возле той кочки, ну на которой растут желтые цветы, морда выглядывает из грязищи. Видишь? Никак упырище это, как думаешь?

Я едва успел мельком разглядеть мерзкую синюю харю с крючковатым носом, растопыренными ушами и солидными клыками, которые не могли скрывать тонкие, бескровные губы, как она, издав противный хохот, без малейшего всплеска скрылась в болотной жиже.

— Упырь, ну и что? — безразлично пожал плечами я. — Было б удивительно, не окажись их здесь.

— А чем они питаются? — с подозрением вопросил гном, крутя шеей во все бока.

— Основное и любимое их блюдо — сырые гномы, — ответил за меня Джон, — желательно рыжие.

— Молчи, дружище, — сделав большие глаза, предостерег я, — не то накличешь на Фин-Дари беду. Ведь он, бедняга, к сожалению, гном, к тому же рыжий. А значит, для обитающих тут синюшных ребят является изысканным деликатесным продуктом.

— Так я вам и поверил, придурки, — промямлил, нервно озираясь, Фин-Дари. — Кого, прохвосты, хотите обмануть и нашугать? Того, кто знает вас, как облупленных? О-хо-хо, ну и напарнички мне достались. Тут впору задуматься о прошедшей жизни да о богах, на суд которых мы, несчастные, вот-вот попадем, А они, будто дети малые, хихикают да гадкие шутки измышляют. Ладно уже Джон, любитель подобного, но тебе, Алекс, несолидно. Как-никак князь и серьезный человек.

— Бульк! — совсем рядом от тропы вынырнула упыриная харя. Увидев, что я потянулся к арбалету, она плюнула в нас болотной жижей и вновь скрылась в глубине.

— А он, упырище этот, только на тебя одного и смотрел, — заметил, между прочим, Джон, обращаясь к гному. — Вот странно, не правда ли?

— Ошибаешься, — угрюмо возразил Фин-Дари. — Образина глядела на твои жирные ляшки и облизывалась. Ни до кого другого ей дела не было.

Туман незаметно спустился пониже, ограничивая видимость сотней с небольшим метров. Идти пришлось теперь помедленнее, поджидая волшебное яблочко, порой уносящееся далеко вперед, на разведку дальнейшей дороги. И, наверное, не только у меня одного екало сердце от одной мысли, что оно может не вернуться. «Н-да-а, светловолосый действительно не так прост, как кажется с виду. Но то, что он Мессия… Гм, не знаю, не знаю. Хотя в давние времена так и происходило. Почти никто ведь не верил, что рядом с ним стоит Посланец Бога, Его Сын… И это — несмотря на все творимые им чудеса и мудрые проповеди. Людям ведь надо доказательства посерьезней. Да и чего проще? Сын Бога, говоришь? Давай проверим! Распять на кресте! Сжечь на костре! Оживай, Иисус…» — размышления прервал и пока еще смутные фигуры, возникшие впереди из липких клубов наползающего тумана. К бою мы были готовы уже через секунду.

Вскоре нападавшие стали хорошо видны. Ими, конечно же, оказались упыри, вооруженные зазубренными, похожими на остроги, копьями. Бежали они молча, беспорядочной толпой, лишь неистово потрясая оружием. Одновременно разрядив арбалеты, мы взялись за луки. Болотный сброд, претендующий на роль крутых ребят, очень быстро и заметно редел. В живых оставалось шестеро или семеро, когда, не выдержав губительных стрел, они повернули назад, в спасительную, непроницаемую завесу. Фин-Дари победно заулюлюкал им вослед.

Не задерживаясь, мы двинулись дальше. Эка невидаль — упыри. Между тем туман стал гуще, да и близился вечер, так что стемнело раньше обычного. Намного раньше. А вокруг болота и ничего похожего на сухой клочок земли. Хочешь, не хочешь, а пришлось заночевать прямо на пружинящем травяном ковре, сквозь который просачивалась вонючая, темная жижа. Благо наша палатка имела непромокаемое дно, хотя в сыром холоде особого комфорта это и не создавало.

Фин-Дари, карауливший в первую смену, разложил рядом с собой все три заряженных арбалета, лук, стрелы и копье. Потом все наскоро перекусили, после чего мы с Джоном покинули гнома одного, а сами завалились на боковую. Стреноженные кони были оставлены у самой палатки. Порой сквозь сон я слышал ругань гнома и щелканье спускаемой тетевы. Но особого беспокойства это не доставляло, маты звучали бодро, с победным воодушевлением. Видно, болотная нежить проявляла больше любопытства, чем напористой наглости.

Очнулся я от тычка под ребра древком копья и, поднимаясь, зло прошипел:

— Рыжик, скотина этакая, что за манеры?

Впрочем, отчитывать его было бесполезно. Маленький бес, нырнув на мое нагретое место, уже сладко спал. Выбравшись наружу, я с удовлетворением отметил, что туман исчез почти полностью и луна, пусть и слабо, все же освещает просторы болот. В отдалении мелькали неясные тени, какие-то сгорбленные силуэты с плеском исчезали в бездонных окнах черной воды. Повсюду светились гнилушки, вспыхивали и медленно затухали жаркие угольки чьих-то глаз. Квакали, ревели, мычали, трубили гигантские лягушки, похохатывали упыри, пузырьками газа булькало болото, ухали совы и трещали цикады. Все эти звуки сливались в один, не умолкающий ни на мгновение, шум, говоривший, что все идет своим обычным чередом.

Пару раз ко мне пыталась подобраться странная тварь, смахивающая на крокодила. Сначала я просто отогнал ее прочь, стукнув увесистым куском торфа по безобразной голове. А когда это не помогло и она полезла вновь, то получила в глаз зазубренную стрелу. Минут пятнадцать я с искренним интересом наблюдал, как крупный упырище, стараясь застать меня врасплох, неспешно подкрадывался, укрываясь за переносимым с места на место кустом. И когда тот уже торжествовал победу, метнул блеснувшую серебром звездочку, вонзившуюся в глотку. Раздавшееся затем бульканье и клокотанье напоминало позабытый на огне большой чайник. Менее чем через минуту оно затихло. Больше никто не изъявил желания сойтись со мной поближе, что, признаться, не скрасило оставшиеся часы дежурства.

Джона будить не пришлось, он сам встал и, широко зевая, погнал меня спать. Дважды такие вещи не повторяют, и потому вскоре я уже дрых в палатке, в числе неудобств которой состоял Рыжик, по своему обыкновению поминутно ворочающийся и пинающийся всеми конечностями. «Проклятущий гном, может, тебя связывать на ночь? Хорошая идея…»

Утром пришлось ждать, пока основательно не развиднеется. Без яблочка-путеводителя, бегущего впереди, мы вряд ли сделали бы хоть двадцать шагов. Но вот солнышко поднялось повыше, дымка тумана нехотя испарилась, что в здешних краях бывает нечасто, и возможность продолжить путь появилась вновь.

Болото, как и в прошедший день, все так же исходило бормочущими газами, посмеивалось своим вонючим чревом. Надрывались в истошных, истерических и жутковато-веселых криках ныряющие и вьныривающие упыри, но мы теперь мало обращали внимания на весь этот бум-тарарам. Ибо чего стоим, показали наглядно. Так прошли сутки, вторые, третьи, а на исходе четвертых далеко впереди, замаячили зубчатые башни маленькой крепости, расположенной на отвесной, с трех сторон, горе, от которой, словно морские волны, разбегались покрытые зеленью крутые холмы.

Хохочущие болота кончались, оставалось совсем немного, двух трехчасовой рывок и все — они позади. Но как ни крути, а ночевать приходилось еще здесь, хоть это, понятно, никому и не хотелось. Оставалось только утешать себя мыслью, что терпеть осталось в последний раз. Я даже невольно улыбнулся, ибо до чего же должны были нам надоесть поганые топи, если близость Покинутых Земель внушала такую радость. Воистину, что только не происходит на белом свете!

А утречком, едва развиднелось, гном опять достал свое яблочко, и оно вновь, как и прежде, повело нас безопасным путем. Ожидая напоследок каверз и ловушек, мы, несмотря на нетерпение, шли медленно и осторожно. Уже на самом краю болота Фин-Дари протянул к яблоку руку, намереваясь упрятать его подальше. Однако подарок светловолосого отскочил в сторону, а затем лопнул, словно мыльный пузырь. Без следа.

— Во, блин, дела! — ахнул слегка шокированный гном. — Отпадные штуки дарит наш паренек.

— Благо оно хоть не рвануло, как шаровая молния, — утешил его Джон. — А то могло б и бороду тебе опалить.

Едва приметная тропинка вела с болот в холмы, поросшие травой, низким кустарником и бледно-голубыми цветами, своей формой похожими на маки. Здесь на твердой земле можно было с удовольствием позволить себе забраться в седло. И здесь же наши головы, по старинной традиции Обреченного форта, украсили черные повязки.

Проезжая совсем рядом с горой и крепостью на ней, мы невольно подивились: все ее башни, стены, бастионы, ворота и крыша пребывали в идеальном состоянии. Эта странность как-то не вязалась с предполагаемым возрастом строения. И потому заходить туда без острой необходимости что-то не хотелось: ведь всем нам было хорошо известно, что замки в Покинутых Землях — это взведенные и готовые в любой момент захлопнуться западни.

— Интересно, Алекс, — задумчиво пробормотал Фин-Дари, — кому принадлежали раньше эти земли?

— А ты чего-нибудь попроще не спросишь? — от души изумился я. — Да через лежащие впереди области не ходил ни один разведчик. Никогда! По крайней мере, я не встречал подобного упоминания ни в одной посчитанной хронике, да и на словах не слыхал, что кто-то мог бы подобным похвастаться. Откуда ж тогда знать, что за царства-государства находятся перед нами? Ты скажешь из Истории? Возможно, если основательно порыться в плесени старых архивов и найти двухсот трехсотлетние карты и манускрипты, то там, возможно, и будут какие-то данные о здешнем прежнем житье-бытье. Но где ты, Рыжик, достанешь сейчас весь этот пыльный хлам? Единственное, что я слышал краем уха, будто здесь испокон веков господствовал закон: у кого есть мало-мальски укрепленный замок, тот король. А таких «королевств» тут имелось много… Идти же нам на север, в Элиадор, значит, придется пересечь и эти земли, и другие, про которые хоть что-то известно. Так что, Рыжик, вспомнить будет о чем, гарантирую. В познавательном плане наша экспедиция — просто клад.

— Да уж, — с изрядным сомнением согласился гном, но вид его ясно говорил: «Я вполне мог бы обойтись и без этих познаний».

Очень скоро холмы кончились, а тропа, изрядно попетляв, вывела нас к песчаному берегу огромного озера. Небесной голубизны вода была усеяна белыми кувшинками и розовыми лотосами.

— Пока не отмою с себя всю эту мерзость, и шагу не сделаю дальше, — категорически заявил Джон.

Мы с Фин-Дари глянули на наши чумазые физиономии и дружно его поддержали. Конечно, сначала пришлось выкупать и вычистить лошадей, а уж потом, пустив их немного попастись, можно было заняться и собой. Увлекшись, Джон слишком далеко заплыл, забыв одно неписаное правило: в Ничейных, тем более Покинутых Землях водоемы зачастую опасней всего, ибо нечисть, подстерегающая там, становится видна тогда, когда спасаться от нее поздно.

— Эй, тупоголовый кретин! — опережая меня, завопил гном. — А ну поворачивай назад! Или ты хочешь, чтоб какая-нибудь водяная тварь укоротила твое мужское достоинство? Мне тогда че, самому по бабам бегать? Плыви назад, говорю, не то в задницу стрелу всажу.

Джон, и сам смекнувший, что спорол глупость, поплыл к берегу. И, пожалуй, вовремя. На поверхности воды во многих местах появилась странная рябь, хоть ветра не было и в помине. А вдалеке мелькнула пара высоких, острых плавников и даже на мгновение высунулась голова чудовищного змея. Но Джон слыл отменным пловцом, что и подтвердил, стремительно вернувшись назад.

— М-да, каланча, — веско изрек гном и многозначительно покрутил пальцем у виска. — Неужто у тебя ум в рост пошел и его нисколечко не осталось?

— Могу еще и тебе одолжить, — вытираясь, ухмыльнулся Джон, — бедняжке, обделенному Природой.

— Ну каков нахал! — ахнул Фин-Дари, выхватывая у великана из рук полотенце. — Слышь, Алекс, да я этому обалдую, можно сказать, жизнь спас, а он вместо того, чтобы благодарить, оскорбляет. О-хо-хо! Ну и времена, ну и нравы!

Приятно освеженные, мы переоделись в чистую одежду и отправились дальше. Тропинка вилась в двух-трех метрах от берега, порой она отдалялась, но потом возвращалась к спокойной, ласковой голубизне вод. По другую сторону тропы местность изменилась. Холмы, поросшие кустарником, исчезли, вместо них появились могучие сосны, державшиеся небольшими группами и разделенные полями вымахавшей в рост человека буйной травы.

Несколько раз мы даже видели оленей и кабанов, но они исчезали в зеленых джунглях столь быстро, что из охоты на них не вышло ничего. Высоко в прозрачной синеве бездонного неба заливались жаворонки, колокольники, звоницы. Пламенным клином проносились красавцы фламинго, высматривали добычу и камнем падали вниз соколы и орлы.

Наглядевшись на окружающие прелести, я грешным делом подумал: «Может, здешние края столь дики и заброшены, что гоблины, темные гномы и прочие слуги Тени еще не успели тут обосноваться? Хм, может, оно и так. Хотя это не означает отсутствия собственной, доморощенной нечисти. Да вспомнить хотя бы змеюку, высунувшую совсем недавно из пучины безобразную морду».

Ближе к полудню следами по воде побежали миниатюрные островки, сплошь усыпанные яркими, всех красок радуги, цветами. И на одном из них, словно поджидая нас, расположились русалки. В самых непринужденных позах. Естественно, нагишом. И, конечно же, без вульгарных рыбьих хвостов. Хотя он, может, когда-то у них и имелся, но в результате хитрой штуки, прозванной эволюцией, сменился парой стройных, чудесных ножек. Да и как иначе они смогли бы заманивать мужиков? Ведь не все же помешаны на оральном сексе.

А тем временем очаровательные плутовки, как по команде, раскинули согнутые в коленях ноги еще шире и что-то нежно, мелодично заворковали, недвусмысленными жестами предлагая присоединиться. У моих друзей загорелись глаза, хотя оба знали: с озерными девами любовь сладкая, да последняя. Очень хорошо это усвоил Фин-Дари, как-то неохотно признавшийся, что однажды на озере Пеликанов он едва-едва сумел вырваться из смертельных объятий с виду хорошенькой потаскушки-русалочки. Джон, в свое время слыхавший эту историю, не смог удержаться и невинно поинтересовался:

— Слышь, Рыжик, может, стоило устроить турнир? Кто кого защекочет? Они тебя белыми ручками или ты их бородой? Конечно, у тебя как-то имелся подобный, э-э, инцидент, но это ж когда было? А с тех пор ты стал матерый кобелище, сам ведь девок до смерти ухахатывал. Постой, постой, а может, ты какое-нибудь родство с ними имеешь? Ну, скажем, никто из твоих почтенных предков водяных девок замуж не брал? Если так, то лучше к ним не суйся, не то взыграет голос крови и останешься навеки, бросив друзей. А нам каково будет? Знать, что боевой товарищ, побратим, ветеран — Границы, превратился в водяного хмыря, пожирателя сырой рыбы, и отца целой стайки плавающих стерв? Нет, Рыжик, лично я этого не переживу. Нет…

— Идиотизм, это такая болезнь, — на удивление, кротко ответил гном, — от которой не излечиваются. А ты, каланча, с прискорбием замечу, идиот на последней стадии.

— Ну не хочешь с ними связываться, и ладно, — развел руками Джон. — Тогда хоть долбани по ним из арбалета. С одной уж точно посчитаешься.

— Была охота, — скривился Фин-Дари, — русалки — бабы не для забав, но все одно жаль. Красивые… А красоту нельзя убивать просто так, из прихоти. Да и не служат они Тени, как, скажем, те же гоблины или люди-отступники.

Островок остался далеко позади, но гном, нет-нет, да и оглядывался через плечо. Оно и понятно. Девки-то были чудо как хороши. Конечно, с Арнувиэль их не сравнить, но все же… На высший класс тянули.

В самый солнцепек решили передохнуть в величественно-сказочном сосновом бору, выходившем в виде клина к тихо поплескивающей воде. Освежиться В озере, правда, никому не захотелось. Даже любителю плавания Джону. Что, впрочем, не помешало с берега наудить целую кучу сверкающей живым серебром рыбы. Ее хватило и на уху, и на то, чтобы испечь и даже посолить впрок. Да и чего, спрашивается, здесь не быть рыбе? В этакой забытой Богом и Дьяволом глуши?

Плотно набив животы, мы решили с часок отдохнуть. Джон с Рыжиком раскурили свои трубки, нещадно перебивая вонючим дымом благодатный запах хвои. Глубоко затянувшись, великан выпустил целую стаю бело-синих колечек, догонявших друг друга, и, сосредоточенно глядя им вослед, спросил:

— Алекс, дружище, Элиадор — большая страна. Где, интересно, ты собираешься искать девчонку?

— Думаю, она в столице, древнем Ар-Фалитаре. Да и где еще может находиться ставка Черного Короля, эльфа по рождению, властелина всех Покинутых Земель? — как можно более уверенно ответил я.

— Хм, допускаю, что ставка Черного Короля действительно в Ар-Фалитаре, — недоверчиво покачал головой Джон. — Пусть так. Но это само по себе не означает, что и сестренку свою он будет держать там.

— Тьфу, на вас, мудрецы липовые, — как всегда в подобных случаях, взорвался Рыжик. — Сначала доберитесь до Элиадора, болваны, а уж потом подумаем над казусами старины Джона. А сейчас че голову-то ломать?

— Уж твой «котелок» никогда не поломаешь, — проворчал с досадой великан. — Больно, понимаешь ли, примитивный механизм.

— Твой сильно сложный, — мгновенно парировал гном, — пучок соломы.

Они б, наверное, еще долго переругивались, не наступи время продолжить путь. Тропа и дальше не желала расставаться с озером, но теперь все чаще и чаще от нее стали ответвляться узкие звериные тропки, уводящие то в небольшие сосновые боры или ельники, а то и просто в заросли стоящего стеной кустарника.

Группу хижин или, вернее, то, что от них осталось, первым заметил я. Они располагались метрах в ста — ста двадцати от берега и были построены на вбитых в дно сваях.

— Во, блин, отпад! — от души изумился гном. — Это ж, какими придурками надо быть, чтобы жить на воде? Не понимаю, совершенно не понимаю.

— А может, это и не столь глупо? — секунду подумав, ответил Джон. — Вода, Рыжик, имеет большие преимущества.

— Я знаю, что она мокрая, — с непреклонной категоричностью буквально отрубил гном. — И одно это, по-моему, перечеркивает все плюсы и прелести обитания на ней.

Остановившись на месте, мы долго всматривались в сторону полусгнивших строений, но ничего подозрительного так и не заметили. Уже отъехав на приличное расстояние, Фин-Дари малоделикатно намекнул, что, дескать, отсутствие жителей озерного поселка, связано с русалками. Мол, мужики здесь, сидя на одной рыбе, быстро утомлялись, и, как следствие того, после любовной оргии с водяными девами камнем шли на дно. Услышав эту гипотезу, мне оставалось только покачать головой. Ох, уж Рыжик, ну и фантазер!

Постепенно берег стал возвышаться, вздымаясь обрывистой стеной, о которую бились небольшие ленивые волны; Островки леса с другой стороны тропы делались все протяженней и протяженней, пока не превратились в дремучий лес. Дорожек, ведущих из его недр к воде, становилось заметно больше. Джону и мне повезло: он таки успел в самый последний момент свалить стрелой из лука исчезающего в зарослях огромного оленя, я же подстрелил молоденького кабанчика, замешкавшегося на водопое.

Заночевать решили в густом, разлапистом ельнике, где свет костра увидеть со стороны весьма затруднительно. Фин-Дари, равномерно переворачивающий зажариваемую целиком кабанью тушу, вдруг уставился на меня.

— Послушай, Алекс, — задумчиво начал он, — вот идем мы и идем в этот твой Ар-Фалитар, а я, признаться, даже не знаю, что означает его древнеэльфийское название в переводе на общеанглийский.

— Конечно же, Сад Небес — откровенно удивился я. — И чему только учат в отрочестве гномов?

— Девок за сиськи лапать, — с ходу предположил Джон, — ну И еще, ясное дело, орудовать кайлом и лопатой.

— Ох, умник ты у нас, каланча, — недобро прищурился Рыжик, — ну такой грамотный, что дальше некуда. Да ты, наверное, пока с гор не спустился, поди и не знал, сердешный, где у лошади голова, а где, простите, зад. Представляю, ежели ты ее поначалу ставил к овсу не тем местом. Хи-и, хи-хи! А если еще и ездил задом наперед… во был номер, представить — одно удовольствие. За смотрины же и десятка золотых не жалко. Клянусь бородой папеньки, его молотом и наковальней!

— Алекс! — Джон попытался вовлечь меня в их извечную грызню, или, как они сами порой называли, благородную словесную дуэль. — У этого рыжего карлика гнусный дар. Он из любого, даже из такого образцового мужчины, как я, может сделать пришибленного дебила. Да и чего там сложного? Взял, облил грязью и все дела. Правильно я говорю, как ты считаешь?

Я предпочел дипломатично промолчать, ибо предыдущий богатый опыт не советовал принимать чью-либо сторону. Ну вас, засранцы, разбирайтесь сами!

С наслаждением умяв кабанчика, мы, блаженно вытянувшись, лежали у костерка, передавая флягу густого, алого, словно кровь, бургундского вина по кругу. Невдалеке на маленькой поляне тихонько пофыркивали кони, с наслаждением похрустывающие сочной травой. Слегка захмелев, Рыжик вновь пристал ко мне с расспросами, но теперь уже про озеро Страха!

— Где она, лужа эта? — настойчиво вопрошал гном. — В долбанном Элиадоре, поди? Да, Алекс?

— Точно не знаю, — признался я, — но вроде как-то раз Нэд-Паладин утверждал, что видел его белую, ледяную поверхность на полпути между Байлираном и Беленриадом.

— Добраться бы до Хранителя, острова посреди озера Страха, — размечтался вдруг Джон. — А там, глядишь, Серебряный Колокол смогли б умыкнуть.

— Во-во! — с серьезной миной подхватил я. — И, ударив в него, объявить Всеобщий Сбор и крестовый поход в Покинутые Земли. М-да, не слабо для ребятишек, разыскиваемых повсюду ищейками старушки Церкви. И вообще, кто может с уверенностью утверждать, что Серебряный Колокол находится на Хранителе?

— Ты что, Алекс? — вытаращил глаза Джон. — Не веришь благородной легенде?

— А сколько ей лет, ты знаешь? И насколько видоизмененной дошла она до наших дней? Что в ней правда, а что ложь? Проверить же не так просто. Для этого надо преодолеть белую пустыню, где каждый шаг может оказаться последним. Уж больно тонок похрустывающий под ногами лед, а снежные демоны и колдовские смерчи не слишком жалуют незваных гостей. Так, по крайней мере, расписывает тамошние прелести людская молва.

— Да разве ж я предлагаю сейчас туда идти, — замахал обеими руками Джон. — Ведь прекрасно знаю: наша первостепенная задача — выручить твою эльфиечку. Но потом, на обратном пути… Может-таки, попытаем счастья? Помню, ты, Алекс, как-то сам говорил, что остановить продвижение Покинутых Земель можно лишь совместными усилиями всех народов Английского Континента. Объединить же различные государства много проще, имея Серебряный Колокол, ибо можно будет в одночасье послать призыв ко всем способным держать оружие. И Серебряным Звоном указать место Всеобщего Сбора.

— А че, блин, каланча дело говорит, — неожиданно поддержал великана Фин-Дари. — Действительно, Алекс, почему бы после освобождения девчонки не заглянуть на озеро Страха? Один хрен — мы изгои, а заняться чем-то надо.

— Давайте не будем опережать события и загадывать наперед, — невольно вздохнул я. — В первую очередь, Рыжик, тебя имею в виду. Неужто ты опьянел от трети фляги бургундской «Львиной Крови»?

— Нисколько, совсем нисколько, — активно завозражал гном. — С детской-то порции? Хи-хи! Прям смех какой-то!

— Тогда я тебя не пойму. Трезвый ты и подумать боишься о планах на будущее, а, глотнув спиртного, готов лезть к черту на рога. Хотя… сказать по правде и уж коли зашел разговор, я сам давно уже думаю о Серебряном Колоколе. Но… Полагаю, крайне глупо будет выручить Арнувиэль из одной беды и тут же тащить ее в другую, еще, возможно, худшую.

— Ну и что ты предлагаешь? — деловито осведомился Джон. — Конкретно?

— Доставить госпожу герцогинюшку в безопасное место, а уж потом и топать к Хранителю за древней погремушкой. Куда нам торопиться? Рыжик правильно заметил про изгоев. А значит, времени свободного в наличии — целые горы. По крайней мере, хватит для осуществления поставленной цели. Добыв же Колокол, мы можем отдать его в чистые руки и вступить в войско перед самым выступлением, под другими именами.

— Как это отдать? — кисло скривился гном. — У меня что-то нет охоты рисковать драгоценной головушкой ради пришибленного, наивного рыцаря, которому достанется вся слава. — Нет уж, не согласен я! Фигу с маком!

— Разве в славе дело? — тихо отозвался я. — Неужели только из-за славы и золота мы втроем долгие годы служили на Границе? Эх, Рыжик, Рыжик…

— Да я что, — смутился гном, — я, как вы. Верно говорю.

— Молодец, — добавил Джон, — думаю, все же получится из тебя что-то путное. Когда-нибудь.

Фин-Дари проворчал в ответ совершенно невразумительную фразу. Но, думаю, оно и лучше, что Джонни ее не расслышал.

Ночь прошла абсолютно спокойно. В ельнике было тихо и уютно, а на рассвете нас разбудила птичья разноголосица. Вскочив на ноги, я мигом прогнал остатки сна и выглянул на полянку, где паслись кони. Их там не оказалось, как и Джона, дежурившего последним. С озера же донеслись плеск и пофыркивание, говорившее о том, что Джон привел животных на водопой. Я разбудил Фин-Дари и предложил искупаться.

— Не-а, — содрогнувшись всем телом, отказался гном, — ни за какие сокровища мира. Знаешь, какая утром вода холодная? Брр! Хочешь, сам иди, коли в детстве с дуба упал да темечком о камень задел, а я лучше завтрак сварганю. Жрать-то попросите!

— Дело твое, — нисколько не расстроился я, — хотя, сказать по правде, ты, глупый, многое теряешь.

— Смотрите вы с Джоном ничего не потеряйте, — буркнул в ответ он, — когда какая-нибудь чешуйчатая тварь прихватит вас своей пастью.

— Возле берега не прихватит, — не совсем уверенно возразил я.

— Ну-ну, — Рыжик гнусно ухмыльнулся, — зовите, если что.

Вдоволь набарахтавшись на мелководье, мы с Джоном хорошенько вытерлись И, взяв лошадей, вернулись в ельник. Гном к тому времени сотворил из ляжки оленя чудное жаркое, пришедшееся после купания как нельзя кстати. Джон, правда, успел наловить рыбы: с десяток средних размеров щук и двух внушительных сомов, но их решили оставить на ужин. Хорошенько подкрепившись, мы затем уничтожили следы своего пребывания, после чего оседлали и навьючили лошадей.

Тропа, как и прежде, вилась вдоль озера, но через неполных пару часов с ней пришлось расстаться. Дело в том, что нам следовало двигаться на север, а берег же уклонялся все более и более на восток.

Местность, лежащая впереди, отличалась разнообразием: равнина, заросшая бурьянами, сменилась огромной впадиной с потрескавшейся землей, где не росло вообще ничего. Потом потянулись рощицы: березовые, буковые и даже небольшая дубовая, запах которой живо напомнил мне о родном Лонширском лесе. После нее перед нами расстелилась ровная, словно стол, степь, где среди буйных сорняков можно было заметить золотистую пшеницу и рожь. Наверное, когда-то, давным-давно, здесь колосились крестьянские поля. Это подтверждали чернеющие вдали бесформенными кучами остовы фермерских усадеб. Правда, от них тянуло таким нечистым духом, что мы почли за благо объехать далеко стороной. Конец полю положили холмы, усеянные гранитными валунами. И чем дальше мы ехали, тем выше и выше они становились.

Привал сделали в укромной ложбинке, на южной стороне внушительных размеров горы. До районов, где расселились слуги Тени, было еще далеко, да и кусты закрывали наше убежище плотной стеной. Поэтому мы вновь позволили себе невиданную в Покинутых Землях роскошь — костер.

Карауля первым на вершине горы, я обозревал залитые безжизненным светом луны просторы. Все было видно, как на ладони: холмы, похожие на горбы неведомых животных, причудливой формы каменные глыбы, наши кони, пасущиеся у подножия, ложбинка, где отдыхали друзья.

Внезапно лунный свет затмила чья-то громадная тень. Всего на мгновение! Но этого хватило, чтобы я вздрогнул от мысли: «Морли! Проклятый Морли вновь выследил нас! — и тут же, провожая взглядом темный силуэт, сам себя успокоил: — Нет, наш сукин сын Морли размерами не вышел, чтобы равняться с этаким чудовищем». Пролетевшее существо, полагал я, могло, пожалуй, быть разве что драконом, хоть в Спокойных Землях о них слыхали только из древних сказок да россказней пришедших из плаваний моряков. Но чему удивляться, если путешествуешь по загадочным Покинутым Землям?

Внимание мое вдруг привлекла появившаяся, словно ниоткуда, еще одна тень, закружившаяся над ложбинкой. Похоже на гигантскую летучую мышь. Моментально натянув длинный лук, я выпустил на волю тихо свистнувшую рябую ястребиную стрелу. Пронзительно пискнув, сраженная тварь рухнула вниз, чуть ли не на головы пощипывающих травку лошадей. Послышались злобное всхрапывание и глухие удары копыт. Это наши четвероногие друзья втаптывали в землю свалившийся на них «сюрприз». Еще три раза прилетали сородичи первой твари, и все они остались лежать в разных местах горы или ее окрестностей.

Фин-Дари, что удивительно, появился без приглашения, яростно протирая заспанные глаза. Выслушав мой рассказ, он мрачно кивнул и вернулся назад за своим арбалетом.

— А теперь исчезни, — объявил он затем, — дрыхни, словно сурок, и приманивай ночных визитеров. Я же попрактикуюсь в стрельбе.

К сожалению гнома, ни одна из летучих тварей больше не появилась. Не видел их и Джон. Тех же, что я подбил, мы утром осмотрели. Отвратительное было зрелище. Лица, похожие на человеческие, но искаженные такой неутолимой гримасой злобы, что жуть брала. Острые клыки говорили отнюдь не о вегетарианском образе жизни. В остальном же, конечностями и кожистыми крыльями, существа походил и на летучих мышей.

— Вампирюги! — убежденно заявил Фин-Дари. — Не иначе. У, сучары, кровушки нашей захотели? Что, не пошла впрок? Не пошла…

— Да, Рыжик, ты прав, — усмехнулся Джон, — ибо если кто нас и сможет съесть, тот непременно подавится, а если и проглотит, то уж отравится обязательно.

— И да будет так во веки веков! — торжественно объявил я.

Отправившись в путь, мы часам к десяти вышли к неширокой, но, по всей видимости, глубокой реке с быстрым и сильным течением.

— В брод ее не преодолеть, — признал Джон, подозрительно походив у самой воды. — Девяносто девять из ста, здесь полным-полно жрунов.

И гном, и я вздрогнули одновременно, ибо знали о страшном биче рек Покинутых Земель — маленьких рыбках-жрунах с зубами острей самой острой сабли. Как-то Нэд-Паладин рассказывал мне про большого оленя, переплывавшего быстрину и очищенного жрунами до костей буквально за пару минут. Это было на Пивохлебке, небольшой речке, ответвляющейся от могучей матушки-Виски.

— Я в нее не полезу, — заикаясь, заныл гном, — ни под каким видом.

— А кто тебя, дурня, туда тянет? — покосился на него Джон. — Мост надо искать, вот что.

— Да где ж его здесь отыщешь? — уныло протянул Рыжик. — В этих-то краях?

— Возможно, там? — я указал рукой выше по течению. — Во-он, видите, на другой стороне высятся какие-то шпили и башни? Если это город, то без моста напротив, думаю, он обойтись никак не мог.

— Ага, — съязвил гном, — так он и стоит до сих пор, дожидается, когда же Алекс по нему проедет.

— Не хочешь с нами попытать счастья там, — невозмутимо ответил я, — плыви через реку здесь.

— Дождетесь, как же, чтоб я сам сгубил свою молодую жизнь, — едва не задохнулся от гнева Рыжик и первый припустил к предполагаемому мосту.

Спустившись вниз с очередного высокого холма, мы оказались как раз напротив города. И как я и предполагал, мост здесь имелся. Вот только пройти по нему, наверное, будет поопасней, чем переправляться через реку, кишащую жрунами. Причина такого скептицизма была в том, что мост полностью занял нагло развалившийся зеленовато-серый дракон. Завидев нас, он откровенно, с аппетитом зевнул, наглядно продемонстрировав ужасающие клыки и выжидающе уставился. Фин-Дари оторопело переводил взгляд с воды на чудовище и обратно. Наконец делано твердо он заявил:

— Вы, друзья, как хотите, но я с этой ящерицей-переростком связываться не буду. Лучше послушайтесь меня и поехали дальше. Может, еще, где отыщем мост?

— Как же, раскатал губу, найдешь, — передразнил я его. — Стоит себе, дожидается, когда это сам Фин-Дари по нему соизволит проехать.

— Что же делать? — упавшим голосом вопросил гном. — Как убрать оттуда зверюгу?

— Давайте его спугнем, — предложил Джон первое пришедшее в голову.

— Нет уж, — замахал руками ставший вдруг белым, как мел, Фин-Дари, — только не надо его пугать. Боюсь, он не так поймет, а значит, плохо воспримет.

— Гм, ну ладно, — Джон неопределенно пожевал губами, — тогда надо что-то другое придумать.

Тут мне пришла в голову одна идея, которая для начала требовала минимум — бутерброда.

— Ты это чего? — сразу же возмутился гном, едва завидев изъятый из продуктового мешка необходимый продукт. — Решил заняться подкормкой дракона? Будто ему нас мало!

Не обращая ни малейшего внимания на протестующие вопли Рыжика, я подошел поближе и бросил его кулинарное изделие прямо в разверзшуюся пасть. Драконище смачно облизнулся, проглотив, и вновь выжидающе уставился на нас. При этом покинуть мост он и не подумал.

— Ай, скотина неблагодарная! — чуть не в истерике завизжал Фин-Дари. — Смотрите, ему, мерзавцу, мало! Да этот ящер просто-напросто рэкетир, вымогающий с путников жратву. Фигу ему покажи, Алекс, и не смей больше скармливать еду.

— Сам показывай этому парню что угодно, хоть голую задницу. Только вряд ли это побудит его оставить дорогу. Я лично так понял. Пока мы не накормим Их Чешуйчатое Высочество, оно и с места не сдвинется.

— Так давай отделаемся от проклятущего дракона, пожертвовав нашим поваром, — с легким сомнением в голосе предложил Джон, — коли ему столь дороги припасы.

— Прекрати свои дурацкие шутки, Джон, — сердито бросил я, при этом настороженно наблюдая за чудовищем.

Бутерброд, жалкая кроха, разжег его аппетит, а тут чуть ли не под самым носом стоят и дразнят сочные куски мяса — люди и лошади. Могучий хвост ударил раз, второй по настилу моста. Во все стороны полетели щепки и доски.

— Джон, тащи-ка сюда оленя, — тщетно пытаясь скрыть волнение, попросил я. — Черт побери, Джон, да скорее же, не то ящер примется за нас. А он, проклятый, видать, сильно голоден. Слышь, как урчит у него в брюхе?

Гном, позабыв жадность с бережливостью, молчал в тряпочку. Оно и понятно, кому охота присутствовать на обеде в качестве блюда? Не рискнув приближаться к начинающему приходить в ярость дракону, мы положили на дороге оленью тушу, а сами отъехали в сторонку. Естественно держа наготове давно заряженные арбалеты и извлеченные из чехлов копья.

Чудовище, завидев освежеванную тушу, занервничало, с громким шумом принюхиваясь к исходящему от нее дразнящему аромату. Вот оно — дернулось и, приподнявшись, ловко поползло вперед. Исследовав раздвоенным языком подношение и найдя его съедобным, дракон ухватил его частоколом загнутых клыков. Потом, довольно урча, он повернул назад, прошел мост и как-то по-собачьи потрусил в направлении города.

— У этого гада там, наверное, конура, — смахивая со лба обильный пот, пропыхтел гном, — так что я туда ни ногой.

Мы с Джоном разделяли мнение друга и потому миновали заброшенный город стороной. Уже отъехав довольно далеко, Рыжик высказался в адрес нашего зеленого знакомца:

— Ох, блин, и харя же у этой сучей ящерицы! Мама родная, помирать буду — не забуду. И как ему, гниде, самому не противно? Брр! Правда, видел я и человека едва ли красивее. В Гоп-Стоп-Городке, в свите Тетушки Блевотины. Вот урод, так, урод, скажу я вам. Ну прям вылитая копия умотавшего ящера. Уж не его ли сынок? Хи-хи-хи!

— Ты кого имеешь в виду? — всего на миг задумался я. — Трупяка или Гориллу?

— Да я его только раз и встречал, красавца этого писаного. А потом, говорят, он долго отлеживался, залечивая рассеченное лицо. Хм, наверное, теперь он стал краше во сто раз.

— А-а, понятно. Так это ж Трупяк. Я сам его и приголубил, помните, когда Белого выручал? Ну после выигрыша у Тетушки Блевотины? Она тогда послала целую свору — золотишко у него назад отобрать. И Трупяк этот там был. Дивно, что живой гад остался, ибо рубанул я тогда с плеча как следует.

— Погоня! — прервал мои воспоминания Джон.

Я обернулся назад: среди пологих холмов позади возникали и возникали увеличивающиеся в размерах точки преследователей. Дав шпоры своим скакунам, мы очень скоро оторвались от настигавших нас всадников, но вьючные лошади не могли долго выдержать и понемногу стали отставать. Бросить же их мы не могли, ибо это означало поставить под удар саму идею углубленной экспедиции в Покинутые Земли. Ведь все необходимое снаряжение, запасы продуктов, оружие и одежда находились на них.

— Что будем делать, Джон? — отрывисто крикнул я. — Еще чуть-чуть и наши лошадки сдохнут.

Гном подал голос раньше Джона, правда, к сожалению, это был не совет, а набор изощренных ругательств в адрес настигавших нас молодцов. А Джон вместо ответа свернул к плавно Вздымающемуся утесу, издали похожему на спину кита. Замысел друга был прост и понятен: укрыть за каменной громадиной животных, а самим же, хоронясь среди россыпи валунов, попытаться отбиться из луков.

Не мешкая, мы так и поступили. Я залег у похожего на могильный обелиск прямоугольного гранитного камня. Джон укрылся за тянущейся от утеса метра на три невысокой грядой, а Фин-Дари спрыгнул в заросшую травой яму. Арбалеты, луки, колчаны, полные стрел, — все находилось под рукой, НО никто не стрелял, ожидая, пока преследователи не приблизятся на более близкое расстояние.

И они, эти парни, не заставили себя долго ждать, несясь с диким посвистом и улюлюканьем. Щелкнул арбалет гнома, Джон выпустил стрелу из лука, моя рябая, ястребиная посланница устремилась последней. Переднюю троицу, словно ветром, выдуло из седла. Стремясь не дать врагу воспользоваться своим преимуществом — превосходящим числом, мы разили их меткими стрелами, опустошая туго набитые колчаны. В результате чего поредевшее воинство почло за благо отказаться от лихой кавалерийской атаки. Видимо, справедливо решив, что воевать, вжавшись в землю, все же безопасней. Теперь, конечно же, и они взялись за луки, начав затяжную дуэль. Благо там, где они располагались, укрытий, подобных нашим, было немного.

Но мы, увлекшись расстрелом противника, слегка забылись и совершили непростительную ошибку — дали обойти себя сзади. Расплата не заставила себя долго ждать. Джон вдруг страшно вскрикнул, поднялся из-за гряды и тут же ничком свалился в густую траву. Не обращая внимания на град стрел, я сломя голову метнулся туда, выхватывая на ходу из ножен сверкнувший клинок. Что-то чувствительно клюнуло в плечо, защищенное под плащом кольчугой, и, выдрав клок волос, противно взвизгнуло у самого виска. Но все же я благополучно добрался до неподвижно лежащего друга.

Внимание отвлекли два дюжих лба, выросших как из-под земли. Один с ухмылкой наставил на меня арбалет. А Джона, как я успел заметить, тоже сразил арбалетный болт… Значит, возможно, стрелял этот хмырь. Второй, его напарник, поигрывал гигантским палаческим топором.

— Клади железку, вояка, — повелительно приказал хмырь, не спуская с меня внимательных глаз, — не то ты такой же труп, как и твой дылда-приятель.

— Ах, мразь, — ударила в голову жаркая волна ненависти, — таки твоя работа. Ну да ладно…

Повинуясь, Я уронил меч на землю, но, конечно же, совсем рядом.

— Хорошо, умница, — одобрил хмырь. — Будешь и дальше себя так вести, может, останешься жить, Эй, Жиль! — обратился затем он к заросшему черной щетиной до самых глаз владельцу топора. — Ну-ка, от греха подальше, убери оружие паренька.

Весело оскалив редкие желтые зубы, Жиль нагнулся за моим мечом.

— Теперь обыщи его, — вел дальше хмырь, — интересно, что наш мальчик прячет в карманах?

Жиль подошел ко мне вплотную. В этот момент раздался крик петуха, затем лай, мяуканье и нечто напоминающее медвежий рев. Что неопровержимо свидетельствовало: Фин-Дари схватился врукопашную. Между тем небритый лбина принялся меня обыскивать. Хмырь же зорко следил, поджидая всю остальную, находившуюся уже невдалеке, ватагу. Звериные вопли Рыжика затихли.

«Пора действовать», — решил я и вдруг совершенно неожиданно прихватил любителя пошарить ладонями за руки. Резко рвануть их вниз и сделать два аккуратных перелома запястья было делом одной секунды. После чего я счел не лишним наподдать коленом в пах.

— Эй, ты чего? — вытаращил глаза хмырь, тщетно тыча арбалетом в спину товарища, прикрывающую меня надежным щитом. — Твою мать, козел, а ну пусти его!

Свистнувшая в ответ звездочка, вонзилась хмырю глубоко в левый глаз. Вторая, вслед за ней, нашла дорогу в правый. Откинув в сторону обмякшее тело, я подхватил свой меч, и вовремя. Первые из набегавших врагов были совсем рядом.

— О, сука! Гнида! — вразнобой завопили они, увидев лежащие трупы. — Ты за это дорого заплатишь.

— Вы тоже заплатите, — зло оскалился я, указав острием кинжала в сторону коченеющего Джона. — И посмотрим, рвань, чья цена окажется выше.

Без предупреждения я бешено накинулся на них, рубя мечом направо и налево, а при случае пуская в ход и кинжал. Этих первых я просто смял, но за ними тут как тут появились остальные. За собой они волокли связанного по рукам и ногам гнома.

«Как глупо, — мелькнула горькая мысль, — столько пройти с друзьями по опасным дорогам Мира, а потом потерять их в стычке с ничтожным, сбродным дерьмом». А что нападавшие были из Сбродной Шайки, я не сомневался нисколько. Тот еще почерк, знакомый…

— Слушай ты, волчара, — брызгая слюной и захлебываясь от ненависти, завопил квадратный тип в кожаной куртке, с нашитыми стальными бляхами и в старинной кирасе. — Как можно быстрее и как можно дальше откинь от себя оружие. Ну же, торопись, не то мы пощекочем твоего дружка.

В подтверждение этих слов к горлу Фин-Дари, очнувшегося и бешено вращавшего глазами, приставили узкий острый, словно бритва, стилет.

— Хрен вам, — отрывисто бросил я, — ищите дураков в другом месте. В любом случае нам хана, но так я еще хоть нескольких заберу с собой в могилу…

— Не глупи, парень, — наперед вышел пожилой, загорелый мужик с серебряной серьгой в ухе, — думаю, у тебя есть резон послушаться. Сложи оружие, мы же развяжем рыжего гнома и все дружненько потопаем в лагерь к боссу. А там пусть он решает, что с вами делать, но думаю, сильно худо вам не будет. Потому как наш босс — его милость Белый, твой старый приятель. Верно говорю, Стальная Лоза или как там тебя, не помню точно.

— А-а, — протянул я, выигрывая время, чтобы быстренько все прикинуть и продумать. — Мы, наверное, встречались с тобой, когда я путешествовал в обществе эльфийской госпожи?

— Вот именно, — согласно кивнул головой тот, — с ней самой. И признаюсь, эта втораявстреча обошлась нам недешево.

— Не люблю когда на меня устраивают охоту, — я нагло улыбнулся всем сразу. — Тогда я просто зверею.

— Кто ж знал, что в числе троих путников находится кореш самого босса? — даже немножко повинился похожий на пирата мужичок с серьгой. — Никто не знал. Ну да ладно, хорош лапшу на уши вешать, разоружайся, парень.

— Будь, по-вашему, — согласился я, осматривая мрачные, помятые физиономии. — Но только одна просьба.

— Какая именно? — сразу насторожился пират, который или был тут за главного, или же просто имел авторитет.

— Разрешите помочь другу, — я указал в сторону лежащего ничком великана.

— Че-его? — переспросив, не понял пират. — Какую еще помощь ты собрался оказать мертвецу? Да ему Огрызок прямо в сердце всадил арбалетный болт.

— Увидите, — пожал плечами я, — или вы боитесь? Так не спускайте с меня глаз.

— Иди, — обезоружив, он слегка подтолкнул в плечо, — но смотри, парень, без выкрутасов. Помни, чуть, что не так — и ты на небесах, и наплевать на твое знакомство с Белым. Усек?

— Угу, — нетерпеливо подтвердил я, молясь в душе, чтобы желудь, данный Джону светловолосым, оказался не туфтой, а действительно чудодейственным лекарством, Стараясь не смотреть в сторону изрыгающего жуткие ругательства Рыжика, растирающего посиневшие от веревок конечности, я подошел к великану и склонился над ним. Джон действительно был мертв…

Тело его сковал могильный холод, а из спины торчала стальная стрела, пронзившая сердце и вышедшая с другой стороны груди. Не помню, чтобы когда-либо у меня тряслись руки, но теперь, взявшись за глубоко ушедшую в плоть сталь, я ощутил их предательскую дрожь. Затем медленно и осторожно потянул, стрела неохотно, но все же полезла. Через полминуты, окровавленная, она лежала у моих ног. Бандиты окружили нас плотной стеной, наблюдая с нескрываемым интересом. Фин-Дари, белый, что полотно, стоял неподалеку. Его сторожили два громилы с мордами конченых дебилов.

Так, — я постарался выбросить все это из головы и сосредоточиться на дальнейшем. — Желудь, ага, вот он, в кармане. Что там наш паренек говорил с ним делать? М-м, вроде как разломать и вытрусить содержимое в рот либо на рану. Ну, ну, посмотрим…

Отломив шляпку вполне обычного с виду желудя, я увидел внутри мелкий серебристый порошок и, секунду поколебавшись, бережно высыпал в чернеющее отверстие, оставшееся после извлечения стрелы. Проклятье, ничего не произошло! Прошла минута, другая, я уже готов был взвыть от бессильной ярости, как Джон вдруг содрогнулся всем телом, застонал и, приподнявшись, неловко сел. Тотчас открылись и глаза. Я заглянул в них и увидел Жизнь.

— Джон! — как величайшую, хрупкую драгоценность мира, я осторожно, едва касаясь, обнял его за плечи и заплакал. И мне было не стыдно своих слез. Даже разбойники, и те, видимо, почувствовали неловкость, ибо отпустили Фин-Дари, моментально оказавшегося возле нас.

Несколько минут наш воскресший друг осматривался по сторонам. Было очень заметно, что он слаб, но краски жизни вновь возвращались на его лицо. С усилием повернувшись ко мне, он с кривой усмешкой поднял почерневший от крови арбалетный болт и полуутвердительно спросил:

— Этот?

— Он самый, — тяжело вздохнув, ответил я.

— А знаешь, Алекс, — Джон теперь улыбался широко и беззаботно, — Мессия то наш действительно славный парень. Как считаешь, Фин-Дари?

— Я такого мнения уже давно, — мрачно косясь на разбойников, сказал гном, — вотбы он еще помог свалить от этих ребятишек. Вообще цены бы не было.

Джон с тревогой посмотрел на меня.

— Все хорошо, дружище, — попытался я его ободрить, — по крайней мере, на это следует крепко надеяться. Потому как шеф здешних парней — тот самый Белый. Ну помнишь, я выручил его в Гоп-Стоп-Городке.

— А, это который отпустил вас с Арнувиэль?

— Ну да, — согласно кивнул я, — именно он.

— Что ж, — Джон в раздумье потер подбородок, — идем, навестим твоего приятеля.

С трудом встав, он оперся на меня, и в сопровождении шайки мы направились к находившимся неподалеку лошадям. Возвращаться пришлось назад, в сторону старого города, по неширокой, но хорошо утоптанной дороге, свернувшей на запад, к холмистой равнине, усеянной кроваво-алыми маками.

Глава 4 ВСТРЕЧИ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ

Спустя час езды, оставив позади две одинокие сторожевые башни с обломанными зубцами и ветхий замок с просевшей крышей, мы наконец-то почти добрались к логову Белого. Оно располагалось посреди зеркально-спокойного большого озера на острове, вытянутом в восточную сторону. Это был низкий каменный пакгауз с узкими бойницами, окруженный рвом с водой и защищенный заостренным сверху, по всей видимости, новым, частоколом. По углам стояли четыре бревенчатые башенки, над каждой из которых развевалось знамя черного цвета со скачущими скелетами человека на лошади.

Я, естественно, видел и раньше эти знамена сухопутных пиратов, когда в Ничейных Землях приходилось сталкиваться со Сбродными Шайками. «Но странное дело: что они позабыли в Покинутых Краях? Неужто Белый совсем спятил, приведя сюда своих людей? Или того хуже, поступил на службу к Тени и Черному Королю? Если так, то дела наши плохи… Это будет уже не тот Белый, которого я знал еще не так давно».

Завидев наш отряд, от острова отплыла узкая длинная лодка, подгоняемая взмахами пяти пар весел. Вскоре она была уже у берега.

Оставив лошадей, мы по приказу похожего на пирата типа заняли места на носу. Небольшая часть подручных Белого, человек пять, тоже расположил ась на суденышке, другие остались на берегу, занявшись уходом за лошадьми.

Прошло немного времени, и вот уже лодка мягко уткнулась в прибрежную гальку. Спрыгнув в теплую, подогретую солнцем воду, мы помогли сойти Джону. Великан все еще был слаб, и до прежнего великолепного состояния ему было, ой, как далеко. Вслед за пиратом, минуя по шаткому мостику ров и проход в частоколе, вся ватага направилась к небольшой, но внушительной двери, состоящей из добротно откованной, на заклепках, стали. В ближайшей бойнице замаячило чье-то бледное лицо. Вот оно исчезло, а дверь без единого скрипа мягко отворилась. Впустивший нас что-то невнятно буркнул, вошедшие разбойники столь же невнятно ответили. Затем последовала команда идти.

Узкий, похожий на туннель коридор, освещенный висевшими на стенах факелами, вел нас вперед, не сворачивая в глубь цитадели Белого. Было холодно и пахло чем-то цвелым. По обеим сторонам коридора возникали арочные проемы, где угадывались помещения, заполненные густой темнотой. А также запертые на массивные висячие замки двери.

Повернув направо, мы, наконец, остановились перед открытым входом в комнату, где, несмотря на день, горело множество свечей. Что само по себе говорило о внутреннем расположении и отсутствии окон. «Как кабинет отца в Лонширском замке», — проскользнула отстраненная мысль. И еще подумалось о том, что пакгауз снаружи выглядит намного меньшим, чем есть на самом деле.

«М-да-а, мой приятель Белый неплохо устроился. Ага, а вот и он сам». Хозяин сидел во главе пустующего прямоугольного стола, по обеим сторонам которого стояли тяжелые дубовые лавки с удобными спинками. Какое-то время, видимо, глубоко задумавшись, Белый не обращал на нас внимания. Но вот он, обернувшись, встретился со мной глазами и действительно неподдельно обрадовался. Хм, хотя, возможно, изумления было больше.

— Алекс! Опять ты? — ахнул он. — А говорил, что, вряд ли, мол, когда еще увидимся. Значит, верна пословица: гора с горой не сходится, а человек с человеком запросто. Но, черт побери, как ты попал сюда и где твоя эльфийская подружка? Надеюсь, она таки научилась держаться в седле?

— Долго рассказывать, приятель, — неохотно ответил я, — может, сначала пригласишь присесть? А то, признаться, мы не в лучшей форме после взявших нас в переделку твоих людей.

— Не скромничай, сударь, — не слишком любезным тоном проворчал пират, — угрохав стольких парней, постыдился бы жаловаться. Да и еще вопрос, кто кого взял в переплет.

— Вот как? — Белый вдруг остро, словно бритвой, полоснул по нам взглядом. — А что произошло?

— Старая история, — стараясь выглядеть беззаботным, констатировал я, — твои мальчики вновь приняли меня за дичь. Так что, прости, но сам понимаешь, какая могла быть на это реакция.

— Очень хорошо понимаю, — Белый усмехнулся жутковатой, застывшей гримасой, — волки не терпят травли. И в этом я похож на тебя, Стальная Лоза. Исключение составляет лишь то, что мы из разных стай. Впрочем, опустим эти детали. Прошу вас всех к столу, проходите, пожалуйста.

Я сел на лавку с левой стороны, рядом умостились Джон И Фин-Дари. Причем великан из-за своих размеров — с большим трудом. Пират, которого, оказалось, звали Фернандо, устроился по правую руку от своего предводителя, остальные четверо расположились дальше, на той же лавке.

Долгое время Белый молчал, осматривая нас и что-то прикидывая. Потом, опомнившись, он извинился:

— Прошу не обижаться за пустой стол, вскоре его накроют, но прежде мы поговорим. Алекс, полагаю, мне не надо представлять твоих друзей. Я о них наслышан. Рыжий нахал с сердитыми глазищами, конечно же, Фин-Дари Огненный. А этот вот внушительный молодец, вероятно, не кто иной, как сам знаменитый Маленький Джон. Но где же, интересно, славная эльфиечка, которая в прошлый раз так умело притворял ась потерявшей сознание? Хорошая девчонка, хотя и не скажу, что оторви-голова, подобный тебе, ей достойная пара. Так что с ней, Стальная Лоза?

— Скажи, Белый, сначала откровенно, — нахмурился я, — мы пленники или гости? Оно понятно, я же убил твоих людей, однако сделал это, только защищаясь. И вот еще, кому ты служишь, только честно.

— Странные вопросы ты задаешь, Алекс, — удивился Белый и с достоинством продолжил: — Я служу только одному человеку — самому себе. А насчет вашего статуса… Будь уверен, приятель, ты и твои друзья всегда для Белого желанные гости. Несмотря ни на какие обстоятельства.

— Гм, ладно, с этим все. Но насчет эльфийской госпожи, прости, Белый, я вынужден говорить наедине, без свидетелей.

— Быть по сему, — не стал возражать беловолосый главарь шайки. Что ж, тогда давай побеседуем после трапезы. Лады?

Я согласно кивнул, это меня устраивало. По понятным причинам не хотелось знакомить со своими секретами совершенно посторонних людей, а вероятнее всего — врагов.

Пока шло время, и стол уставляли всякими яствами, я принялся осматривать небольших размеров зал, где мы в данный момент находились. А место это оказалось весьма примечательно. Начать с пола: его просто нельзя было разглядеть под настеленными на него дорогими арабскими коврами. Стены украшали красочные гобелены, пять или шесть лесных пейзажей, коллекция кривых тунистанских сабель с роскошной отделкой. И на полке из черного камня гвоздь всего — семь либо восемь мумифицированных голов. Шесть из них точно принадлежали к человеческой расе, одна, и сейчас поражающая свирепым выражением, — гоблинья, а вот последняя в ряду… Ничего подобного, слава Богу, не встречал, да и не слышал о таком уроде. Брр! Непроизвольно по коже сыпанул мороз. Белый перехватил мой взгляд на полку и жестко усмехнулся.

— Самое ценное, что у меня есть, собранная вместе компания моих смертельных врагов.

— А это что за мерзость? — не смог я сдержать любопытство и указал на самый сногсшибательный экспонат: рогатую голову с выпирающими изо рта кривыми клыками, с острыми колючками вместо волос и бровей, а также перепончатыми, словно крыло летучей мыши, ушами.

— Сказать по правде, — весело при щурился Белый, — чертоголов не относится к плеяде личных недоброжелателей. Так, экзотика, добытая на досуге, в дни праздного отдыха на островах архипелага Калигорн.

— Понятно, — протянул я, — э-э-э, видать, занятный у тебя был досуг, приятель.

— Куда уж занятней, — с иронией хмыкнул Белый, — да ладно об этом. Все готово, прошу приступать к трапезе. Предлагаю первый бокал за нашу непредвиденную встречу, Алекс! И за добрые отношения!

Все, встав, выпили, а затем принялись за закуски. Разнообразие блюд, надо сказать, было ошеломляющим. И все в более-менее равной степени отдали этому должное. Правда, мне казалось, что сам Белый ест больше из вежливости. Но мы… мы успели соскучиться за подобным обилием вкусных вещей. Вина хватало тоже, сортов пяти или шести и все сплошь многолетней выдержки.

Не знаю почему, но на спиртное подручные Белого сильно не налегали. Наверное, скорее всего сказывалась дистанция, на которой их держал предводитель. Нас это не касалось, и потому мы себя не слишком ограничивали. Да и то сказать, ребята мы крепкие, привычные и не к таким попойкам. Примерно через час мой приятель довольно бесцеремонно, хотя и не грубо, выпроводил подопечных. К тому времени Джон и Фин-Дари были уже тепленькие, лишь Я, помня о предстоящем серьезном разговоре, сохранял ясную голову. Какое-то время, выжидающе помолчав, Белый заговорил:

— Так что же приключилось с маленькой эльфиечкой, Алекс? Надеюсь, она жива здорова?

— Не могу этого утверждать, — с горечью ответил я и, заметив его недоверчивый взгляд, пояснил: — Через несколько дней после встречи с тобой нас настиг со своей Свитой сам Черный Король. Я вызвал его на поединок и бился на мечах. Итог: тяжелое ранение головы, недели беспамятства и потеря эльфийки. Черный Король увез ее с собой.

— О боги! Алекс, неужели ничего нельзя было сделать?

— Послушай, Белый, — пожал плечами я. — Ты хорошо знаешь меня как мечника, но… Этот парень, который заказывает музыку в Покинутых Землях, сам дьявол во плоти. Да и как маг он покруче всех мне известных. Просто невероятной силы. Джона, не глядя, спеленал, словно младенца.

— И что же произошло потом? После того, как он уехал?

— Джон доставил мое бренное тело в Обреченный форт и уже там с трудом выходил, да и не только он один. Вон тот рыжий разбойник тоже приложил к этому руку.

— Это не совсем так, — дружно завозражали друзья, увлеченные беседой между собой и, казалось, не обращавшие на нас с Белым никакого внимания, — Алекса спасли его поразительная живучесть и удача.

— И ты, вычухавшись, конечно же, решил выручить девчонку? — понимающе, хоть и с иронией произнес Белый. — Знаешь, ревность всегда подталкивала людей всовывать голову в петлю.

— Нет, приятель, только не ревность. Да и никто на моем месте не стал бы их ревновать, ибо они родные брат и сестра. Черный Король и Арнувиэль….

— Так, так, — Белый, казалось, нисколько не был удивлен, — значит, слухи верны. Черный Король — это эльф-отступник, он же предатель-следопыт и вдобавок не кто иной, как старший в роду Платиновой Колоны — герцог Эарнил.

— Попал в самое яблочко, — подтвердил я, — он самый. Хм, а ты, Белый, я смотрю, в курсе всех дел и событий.

— Приходится, — охотно признал он, — а как иначе, когда тебя всю жизнь травят, будто бешеного волка?

— Да, — согласился с ним я, — в таком положении может помочь выжить только информация.

Неожиданно я решил рассказать ему и о Синдирлин, И О спасенном Мессии, и, конечно же, о приконченных на глазах многосотенной толпы двоих отцах-инквизиторах вместе с компанией их верных холуев — красноплащников.

Услышанная исповедь поколебала даже железное, непробивное спокойствие разбойничьего главаря.

— А ты действительно очень опасный тип, Алекс, — наконец, все обдумав, высказал он свое мнение. — Непредсказуемый и отчаянный, но честный и благородный. А это плохие сочетания. Для тебя в первую очередь. Впрочем, может, я и не прав. Не знаю. Да и какое мне дело? Ты ведь кот, который гуляет сам по себе. Одно только интересно, как всего лишь втроем вы думаете обвести вокруг пальца Черного Короля?

— У нас пока нет ни малейшего плана, — устало признался я. Сказать по правде, то мы даже и не знаем, где он ее держит. Так какой уж тут план?

Джон с Фин-Дари, прихватив с собой пару вместительных бутылок, переместились за квадратный стол из бледно-зеленого камня, стоявший в укромной нише. После чего достали кости и с азартом принялись за игру. Чтоб не мешать разговору, значит, или скорее потому, что он им надоел. Белый задумчиво проводил их взглядом. Какое-то время мы сидели молча, прихлебывая из кубков доброе старое вино да присматриваясь друг к другу.

— Любопытно, приятель, — затронул я, в конце концов, интересующую тему, — а какого черта ты здесь делаешь, в Покинутых Землях?

Или в Ничейных поубавилось заброшенных замков? Что-то я ничего не понимаю. Прямо парадокс какой-то, необъятные владения Тени превращаются в проходной двор.

— Неужели ты ничего не знаешь? — не поверил вдруг Белый. Хотя, хм, конечно, вы столько были оторваны от мира. Алекс, советую приготовиться к плохим вестям. А они таковы: Черный Король двинул огромное войско через Границу и идет, уничтожая все на своем пути, в глубь Спокойных Земель. Так что здесь, в позабытой всеми глуши, сейчас гораздо безопасней.

— Что? Что ты сказал? — я буквально задохнулся от страшного известия. — А форты, что с ними?

— Те, которые Черный Король не смял с ходу, блокированы и в осаде. Сожалею, но с каждым днем их становится все меньше и меньше.

К нам подскочили бледные, словно смерть, друзья. Фин-Дари растерянно ругался, а Маленький Джон задал лишь один вопрос:

— Обреченный форт держится?

— Откуда мне знать это? — с оттенком сочувствия ответил Белый. — Я тоже ведь не всеведущий.

Повисло долгое, напряженное молчание.

— Но где он взял такие силы? — минут через десять выдавил из себя Рыжик. — Способные опрокинуть почти все форты и заставы Границы на всем ее протяжении. И потом еще победоносно ринуться в Спокойные Земли?

— А что мы знаем о Покинутых Землях? — хладнокровно парировал Белый? — Ничего толком. Так, отдельные рассказы кучки суперменов — разведчиков. Но что могут поведать те, чья жизнь коротка? Не много… А Покинутые Земли раскинулись на бескрайних просторах. И если уж честно, то сильно далеко никто из них не заходил. Разве что считанные единицы. Да только кто из них вернулся назад? Из всего, думаю, можно сделать предположение, что населяющие владения Тени создания вполне могут превосходить числом народы Спокойных Земель. И намного.

— У меня такое впечатление, — не сдержавшись, высказался я, — что ты, приятель, задолго до нашествия знал о нем и потому подготовил себе это уютное, безопасное гнездышко.

— Ага, мол, знал, да не предупредил, — усмехнулся Белый, — такой-сякой, конченый мерзавец. Нет, Алекс, ты не прав. Честно говорю. После нашей прошлой встречи мне посчастливилось объединить под своим началом еще три шайки. Нам кое-что удалось. А потом… Посланные разведчики донесли, что со всех сторон Покинутых Земель прут нескончаемые полчища под знаменами с черной короной. Я послал одного парнишку в форт Серых Змей с сообщением. Дурак… ваши собратья его повесили. И не поверили… Естественно, мне после этого осталось лишь позаботиться о собственных людях. Что я и сделал, приведя их в эту, позабытую Богом и Тенью, дремучую глушь. В уютное, как ты, Алекс, выражаешься, гнездышко. Его я присмотрел сам, исследуя здешние места лет пять назад.

— Хм, да… Я не хотел тебя обидеть, Белый, — пробормотал я. Уж слишком все дико и неожиданно.

Фин-Дари с Джоном, позабыв про кости, подсели рядом, но разговор дальше не клеился. Уж больно огорошила нас новость, преподнесенная Белым. Ко всему прочему, сказывалась страшная усталость. Наш хозяин это вскоре понял и вежливо предложил отдохнуть. Возражений не последовало. Молодой смуглолицый парень, дежуривший у дверей, проводил нас по коридору еще дальше. Пройдя шагов пятнадцать и свернув в боковой ход, оканчивающийся тупиком, мы очутились перед несколькими одинаковыми дверями.

— Покои для «гостей», — с некоторой издевкой сообщил наш провожатый и с неприятной гримасой добавил: — Приятного отдыха, господа.

Ответа от нас этот сопляк не дождался. Какие еще церемонии? Скорей бы добраться до кровати или что там вместо нее; и спать, спать, спать. Хотя, естественно, Джон мечтал об отдыхе больше, чем, скажем, я или Рыжик. Да оно и понятно, а ну-ка побывай на том свете, вернись с него, а потом еще и напейся в стельку. Не слабо для одного дня. Ну на то, впрочем, и Джон, он У нас парень крепкий, двужильный.

Распрощавшись у своих комнат, мы наконец-то предались сладкому сну. Я даже не стал толком осматриваться, просто рухнул на внушительных размеров упругий кожаный диван и сразу же отключился.

Под утро меня резко разбудило чувство опасности: кто-то, притаившись, стоял за дверью. Беззвучно выхватив из ножен меч, я по-кошачьи мягко приблизился к ней и резко распахнул. Тотчас бесформенная тень, торчавшая у входа, испуганно отпрянула в сторону. В два прыжка я настиг ее и подножкой свалил на пол.

— Кто ты? — прошипел я, наступив ногой на шею противника.

Мой вопрос подкрепило острие клинка, оказавшееся в опасной близости от его горла.

— Хозяина! — раздался приглушенный, дрожащий ответ. — Моя знать, где спать хозяина. Брын-гин-гин-дыль охранять покои хозяина.

— Чего, чего? — я недоверчиво всмотрелся в неясный силуэт большого тела, лежащего у моих ног. Светильник в коридорчике был один, к тому же он догорал и находился далеко, однако, нагнувшись поближе, мне таки удалось рассмотреть говорившего. Убрав меч, я рывком помог ему встать.

— Не верю своим глазам! Ты что здесь делаешь, троллюшка? — я вытаращился на него, словно на привидение.

— Моя служить Белая Босса! — гордо сообщил давнишний «крестничек».

— Ну прикол! О-го-го! — я от неожиданности даже сел на пол, но тут же вскочил и заволок своего старого знакомца в комнату: когда-то я взял его в плен, вынудив доставить себя с переломом ноги в Обреченный форт. При этом, как король, восседая верхом. По прибытии тролля хотели, было, вздернуть, но я не дал. Не знаю отчего. Потом в форт приезжала церковная делегация отцов-живодеров. Брын-гин-гин-дыль и им приглянулся. Они долго, С плохо скрываемой угрозой выманивали его у меня для публичной казни. Но их усилия прошли впустую. После того, как церковники убрались восвояси, я устроил своего подопечного подручным повара на кухню форта, чему тот был несказанно рад. Там его никто не видел, не трогал, и он напрочь позабыл слово «голод». Тролль, конечно же, знал о моем заступничестве и потому проникся К «хозяина» собачьей преданностью.

Надолго покидая форт, я отпустил его на свободу, хотя тот горячо просил оставить рядом с «хозяина». И вот теперь, совершенно неожиданно, встреча в логове Белого. Запалив светильник, висевший в изголовье ложа, я испытующе оглядел громоздкую, неповоротливую фигуру, затянутую в прочный кожаный комбинезон, и участливо спросил:

— Как дела, троллюшка? Все в порядке? И вообще, как ты к Белому-то попал?

— Когда хозяина уходить от бедный тролль, — печально насупившись, поведал «крестник», — бедный тролль уходить домой, в пещеры Вонючий Гора. Долго, ох, долго идти бедный тролль! Даром идти… Злой старейшин прогнал несчастный тролль от костров его народ.

«Предатель! — сердито сказать он на Брын-гин-гин-дыль. — Прочь навсегда!»

Ой, как одиноко пришлось бедный тролль. И он ходить на все сторона: туда, сюда, куда его ноги хотеть. Потом Белая Босса повстречать одинокий тролль на Гремящий река и взять с собой. Он хороший господина, но Алекс — хозяина бедный тролль.

Словно подтверждая свою преданность, Брын-гин-гин-дыль прижал ладонь, поросшую грубой шерстью, к левой стороне груди.

— Знаешь что, — немного подумав, решил я, — раз уж ты здесь, то располагайся в комнате. Чего тебе под дверью-то торчать? Ковры здесь на полу толстенные. А хочешь, можешь набросать их один на один.

— Бедный тролль караулить сон хозяина хоть на ледяной пол, — буквально просиял ОН, — сколько надо ночь, с открытым глаз.

— Ну, конечно, верю, верю, — вздохнув, пробормотал я, не без оснований опасаясь, что жизнь мой теперь несколько осложнится.

Дело было в том, что Фин-Дари недолюбливал бывшего пленника. А Рьгжик при желании мог вывести из терпения даже камень. Как там его раньше называл тролль? Ага: злобный бестий, рыжая дьявол и еще, кажется, маленький кракодила. М-да, достаточно, чтобы понять об их взаимоотношениях. Незаметно я опять задремал. И хоть до утра оставалось совсем немного времени, мне успел присниться сон. Уже виденный не так давно… Страшный зал, стеклянный гроб и застывшая, впаянная в него Арнувиэль. Помимо воли Я прикасаюсь к гробу, и он вновь вместе с телом любимой рассыпается на тысячи мельчайших осколков…

Очнулся я в холодном поту, с бешено бьющимся в груди сердцем и с чувством непоправимой утраты… Тут как тут возник, словно заботливая нянька, тролль.

— Хозяина смотреть дурной сон? — участливо спросил он. — Не надо брать его голова. Надо хозяина набираться сил, а бедный тролль сидеть рядом, караулить.

Все же опять уснуть я не смог. Жуткое видение стояло перед глазами. Да и тоска по утерянной Арнувиэль вгрызалась в сердце лютым волком. Проклятый Черный Король… Невеселые думы прервал короткий стук в дверь, после которого в комнату бесцеремонно вломились мои друзья.

— А это еще че за явление? — опережая Джона, изумился Фин-Дари. — Никак сам Плюнь-Трынди-гыль пожаловал?

— Моя не звать Плюнь, — возмутился тролль, — моя носить красивый имя. Не такой, как говорить злой, рыжий бестий. Совсем не такой.

— Да не обижайся ты так, Трынди-Трынди-Брындь, — сделал невинные глаза гном. — Подумаешь, несчастье, не так имя сказал. Разве ж я виноват, что оно у тебя столь труднопроизносимое?

— Все правильно знать, — отрезал тролль, — только специально забывать, тупой, маленький дьявол. В его никудышной голова совсем нет мозга, только много-много ядовитый колючка.

— Ты че, пень замшелый, обзываешься? — запетушился Фин-Дари.

— Смотри ты, попробовал — понравилось. Я с ним, понимаешь, по-хорошему, а он, горилла пещерная, в ответ в душу писает. Сволочь! Ну погоди у меня!

— Заткнись, Рыжик, — строго приструнил его я, — мы не в том месте, где можно позволить себе свары. И оставь тролля в покое, не то пожалеешь. Попомни мое слово.

Рыжий стервец, скрипнув зубами, послушно замолчал, но выводы, как всегда, вряд ли сделал. Джон отнесся к троллю намного демократичней, хотя и без особой радости. Он просто дружески похлопал его по плечу.

— Большая Джона славный, — расцвел на глазах Брын-гин-гин-дыль, — всегда добрый к бедный тролль. Всегда.

— Плохо ты знаешь «Большую Джону», дурачок, — еле слышно проворнякал расстроенный гном. — Да я по сравнению с ним ангел небесный…

— Если откинуть рога и хвост, — не удержавшись, хихикнул я.

Гном среагировал на реплику недовольным хрюканьем и еще раз обозлено зыркнул на тролля: из-за тебя, мол; все.

Вскоре явился вчерашний смуглолицый молодчик. Поприветствовав и справившись о самочувствии, он пригласил нас на завтрак к Белому. В тот самый маленький зал, где прошло позднее пиршество. Хозяин находился уже там, задумчиво созерцая полку со своими жуткими трофеями. Заслышав наши шаги, он неспеша обернулся и как-то отстраненно узнал:

— Хорошо ли отдохнули, сеньоры?

Получив заверения, что да, хорошо, предложил разделить с ним трапезу. Мы расселись за столом в прежнем порядке. Тролль, естественно, остался за дверью, не рискнув вести себя запанибрата с «Белой Боссой». К счастью, наши вечерние собутыльники также отсутствовали. Уж больно крепко от них веяло затаенной до поры до времени неприязнью. Было заметно, что хозяин мыслями где-то далеко, ибо на какое-то время даже позабыл о нас, своих гостях. Рыжик, потеряв терпение, потянулся к сочной грудинке, но я стукнул его по рукам и наградил таким взглядом, что у того пропал аппетит, по крайней мере, минут на десять. Внезапно тряхнув головой, Белый вскоре очнулся, при этом вид у него был слегка извиняющийся.

— Простите, господа, задумался, — объяснил он и тут же спросил: — А вы чего сидите без дела? Ведь стынет же все!

— А я че, блин, говорю? — негодующе вопросил гном, обжигая меня сердитым взглядом. — На то еду и ставят на стол, чтобы ели ее, значит, а не любовались.

Неторопливо прожевывая смачные куски мяса, я постоянно чувствовал на себе скрытое внимание хозяина. Казалось, он что-то просчитывает в уме. И это что-то было наверняка связано с нашей маленькой компанией. Но он молчал, а потому и мы не говорили ни слова. Так в мертвой тишине завтрак и кончился. Уже после Белый нас просто огорошил:

— А знаете, господа, я, пожалуй, поеду с вами, если, конечно, вы не против.

— Кхы, кхы, кхы, — Рыжик от неожиданности даже закашлялся, подавившись яблоком, которое с хрустом догрызал. — Во дела! — не сдержавшись, затем воскликнул он. — А вам-то, простите, сударь, на кой ляд ложить голову на плаху? Ладно мы, трое безмозглых кретинов, но вы-то разумный человек.

— Она, эта упомянутая голова, давно находится там, — тонко улыбнулся Белый. — Насчет же того, зачем я решил отправиться с вами… Э-э, тут несколько причин. Ну, во-первых, Я все еще считаю себя должником Алекса, и если он уйдет, то долг этот отдавать будет, увы, скорей всего, некому, а я так не привык. Вторая причина: мне чертовски обрыдли подчиненные, озверевшие, тупые скотины, повинующиеся только благодаря моей железной воле и удачливости. Их беспрекословное послушание будет до тех пор, пока я обеспечиваю легкой добычей и безопасным существованием. Но как вы понимаете, вечно это продолжаться не может. Когда-нибудь и я совершу ошибку, и тогда вся стая обратится против своего вожака. Волчий закон, знаете ли… Н-да… И, наконец, третья причина: всегда хотел увидеть самые потаенные края Покинутых Земель — Элиадор, Байлиран, Нангриар, Алинор. Но в одиночку смелости не хватало или, возможно, безрассудства, а с этими… — он пренебрежительно махнул в сторону двери. — Куда пойдешь? Трусы… Ну так что, берете с собой Белого?

Джон посмотрел на нас и согласно кивнул:

— Лично я не против, лишняя пара умелых рук нам не повредит. Рыжик почесал пятерней огненный затылок и с превеликим сомнением буквально выдавил из себя:

— Да.

И то, наверное, только потому, что мы были пока во власти беловолосого главаря.

— Милости просим, — подытожил я, — если хочешь действительно развеяться и глотнуть свежего ветра, присоединяйся, мы рады.

— И будет на белом свете на одного чокнутого самоубийцу больше, — тихонько прошептал гном.

— Спасибо, — очень серьезно поблагодарил нас Белый.

— Да особо не за что, — с сарказмом хмыкнул в ответ Фин-Дари. — Не верите? Честное благородное слово!

— Сколько тебе требуется на сборы? — осведомился я потом.

— Немного, совсем немного, — успокоил Белый, — вот разве что разговор с моими лихими парнями займет некоторое время, но, полагаю, самое позднее через пару часов я буду свободен.

— Брын-гин-гин-дыль тоже отправляется с нами, — счел нужным заметить я.

— А, понятно, — глаза Белого неожиданно потеплели, — это тот пришибленный тролль, который только и делал, что всем талдычил о своем добром «хозяина», Алекс?

— Он самый, — подтвердил я. — Когда-то давно я взял его в плен, потом отпустил.

— Знаю, — откликнулся Белый, — тролль мне все рассказал. Вскоре мы встали из-за стола, уговорившись встретиться на берегу. Брын-гин-гин-дыль терпеливо поджидал у входа. Как можно незаметней я сунул ему в лапы жирную курицу, тайком стянутую со стола.

— Хозяина, — тролль расплылся в жуткой улыбке, — ты всегда помнить о бедный тролль.

— Лучше б мне отдал, — змеей прошипел гном, — а на этого… Только зря продукты переводить.

— Да ты, обжора, так сильно налопался, что того и гляди лодка перевернется, — сделал я «оптимистический» прогноз. — А с таким набитым пузом камнем пойдешь ко дну.

— Угу, — совой откликнулся гном, утону, а вы ржать будете. Не так, что ли? Знаю я вас. Охальники.

— Бедный тролль не дать рыжий кракодила помирать С голод, — не остался в долгу развеселившийся Брын-гин-гин-дыль, — он кормить ее кости с куриц.

— Спасибо, добрячок, — гном недобро сверкнул ставшими вдруг колючими глазами. — Чтоб ты ими сам подавился. У, блин, горилла пещерная!

В сопровождении все того же смуглолицего мы покинули недра крепости Белого и выбрались под небесную синь. Правда, теперь, в преддверии близкой осени, она слегка поблекла, хотя и сделалась еще прозрачней. Август — месяц…

О берег тихонько хлюпалась ленивая, волна. А совсем невдалеке плескалась крупная рыба, порою даже выскакивая из воды и блестя живым серебром. Над головой изредка проносились большие белые чайки, скрипуче переговаривавшиеся о своих птичьих проблемах. Солнышко поднималось все выше и выше, ласковое и Ясное.

— Странно, — в который уже раз подивился я, — и это те самые страшные Покинутые Земли. Но прав, наверное, Белый, это всего лишь дремучая глушь, куда не удосуживаются заходить даже слуги Тени. Так что все еще впереди…

Мимо нас сновали мрачные головорезы, занятые разгрузкой тяжело осевшего в воду баркаса. Они вытаскивали ящики и мешки, которые затем доставляли в пакгауз. Было заметно, что симпатией эти ребята к нам не сильно пылают. О чем говорили их откровенно злобные взгляды, но мы плевать на них хотели. Грозные фигуры великана и тролля могли остудить самую горячую голову. Да и покровительство Белого кое-что стоило. А вскоре вышел и он сам в сопровождении уже знакомых нам приближенных бандитов.

«Благо среди них нет старого знакомца Желудя, — невольно подумалось мне, — то тот еще подлец и хлопот мог доставить лишних уйму».

Прощался Белый без сантиментов, просто пожал каждому руку. И все. Усевшись затем в лодку, мы отчалили. А на берегу нас уже поджидали отдохнувшие кони и оставшееся в полной сохранности снаряжение. Не задерживаясь более ни на минуту, мы вскочили в седла. Ведь впереди ожидала дальняя дорога. Дорога без конца… В глубь почти трех сотен лет. К общему удивлению, тролль оказался неплохим наездником, довольно уверенно гарцуя на могучем чалом жеребце, подаренном ему Белым.

— Моя звать его Ураган, — довольный сообщил он.

— Ой, мама родная, ой, не могу, — согнулся от смеха гном, — такая кляча и вдруг Ураган. Ну и ну! Хи-и-хи-хи! — но, перехватив холодный взгляд разбойничьего главаря, — вдруг осекся и добавил: — А впрочем, хороший конь, клянусь папашиной бородой, хороший. Правда.

Какое-то время каждый ехал, погрузившись в свои мысли. Да и то сказать, — подумать было о чем. Хотя бы о том же Черном Короле, обрушившем свои полчища на Спокойные Земли. А мы; крепкие, здоровые мужчины, умеющие воевать, чем могли помочь мы? Ничем… Так в молчании наш отряд, неожиданно увеличившийся на двоих, миновал вчерашние башни и небольшой замок с просевшей крышей. А затем оставил позади волнистую равнину, поросшую яркими маками. Впереди показались уже знакомые невысокие холмы.

— Что там дальше, за ними? — спросил я, обращаясь к Белому.

— Если двигаться, не сворачивая на север, — поведал тот, — то дорогу вскоре преградит большая река. В прошлом ее называли Хозяйкой. Мостов на ней давно не осталось, посносило половодьем да ледоходом, но мне известны два брода неподалеку.

— А жруны там не водятся? — забоялся Фин-Дари.

— Нет, — Белый отрицательно покачал головой, — по крайней мере, я их там ни разу не видел.

— Хм, вот оно как, — разочарованно протянул гном, — не видел… Ну это тогда еще ни о чем не говорит. А значит, и гарантий никаких нет.

— Злой кракодила пугаться маленький рыбка, — не отказал себе в удовольствии подтрунить тролль.

— Ща как тресну тебя по башке! — прямо взбеленился Фин-Дари. — И скину с лошадки этим «маленький рыбка» на корм. А потом еще время засеку, за сколько минут они обглодают шерстяную пещерную обезьяну.

— Рыжая дьявол не говорить так, по башке, — с достоинством дал отпор тролль. — Если он нe справится с речной рыбка, как он справится с большой, сильный Брын-гин-гин-дыль?

Признаться, мы, включая и Белого, не без удовольствия вслушивались в перебранку. Пока это не переходит определенных границ, страшного в подобной болтовне ничего нет. Даже скорее только польза: эмоциональная разгрузка, плюс хорошее настроение. По крайней мере, у слушателей. Особенно радовался старина Джон: теперь у него появился какой-никакой союзник. Дождавшись, пока спорщики угомонятся, Белый продолжил:

— За Хозяйкой начинается лес, небольшой, но дремучий. Вероятно, когда-то он был парком при замке феодального магната, а потом одичал, раздался в стороны. И по сей день в самой глуши стоит полуразрушенное строение с остатками осевших башен и обвалившейся некогда высокой крепостной стеной. Там, где кончается лес, пролегает тракт, огибающий его с востока на север. Как раз в ту сторону, что нам и надо. Но, признаться, по тракту дальше, чем на пять километров я не ходил.

— Ну что ж, неплохо, — подытожил я, — хоть немного информации наперед никогда не повредит.

После нашего разговора не прошло и часа, как откуда-то спереди потянуло свежестью, а минут через десять стала видна и сама река. Широкая, серебристо-серая лента, спокойно несущая свои воды на запад, к морю Сирен. Пожалуй, в ней присутствовало много общего с виденной ранее Виски. Хотя у той течение было гораздо сильнее, да и берега покрывал шумящий камыш. Здесь же, на Хозяйке, его почти не оказалось. Зато то тут, то там выделялись небольшими группами буки, сосны, каштаны да еще обособленно стоящие великаны-дубы.

Мы спустились к самой воде, она оказалась теплая, и Джон предложил по-быстрому выкупаться. Солнышко припекало, и потому никто не отказался, даже Фин-Дари. Потом, взбодренные, мы спустились вниз по реке в поисках обещанного Белым брода. Довольно скоро он был найден, и все благополучно переправились на другую сторону, где в некотором отдалении маячила стена деревьев. Вероятно, тот самый лес, через который мы должны были пройти.

Вблизи он поразил нас своими могучими дубами, чьи зеленые кроны так переплелись между собой, что образовали изумрудный, шелестящий купол. Белый выбрал одну из узких звериных тропок, и вся компания последовала за ним. Приятно было окунуться в тенистую прохладу дубравы, вдохнуть в себя ее свежесть и аромат, послушать стук неугомонного дятла, пение птиц, полюбоваться на мелькающих рыжими огоньками белок. И не верилось, что сейчас огнем пылают села и города Спокойных Земель, сотнями гибнут мирные люди, в ужасе от нашествия Тьмы прячется все живое…

Эх, мать вашу, бароны, герцоги, короли, мэры, банкиры и прочие богатеи! Сколько раз пытались вам вдолбить в тупые головы, что не такая Граница нужна людям. И не такие жалкие крохи требуются на ее содержание. Подумать только, на всю Пограничную Зону лишь одно мобильное воинское подразделение — гусарский полк в тысячу сабель. М-да, черт побери, им, конечно, можно порой затыкать дырки. Но что, скажите, он сделает, если Граница прорвана на всем протяжении? И если силы агрессора составляют многие и многие, хорошо укомплектованные и обученные легионы? А Черный Король, видать, не скупился на армию, по всему так выходит. Куда ж в таком случае смотрит наша разведка? Хотя, в последнее время, какой спрос с нее был? Ведь никто практически не возвращался… Посылают на задание, и человек, уже подсознательно, считает себя трупом. Товарищи поглядывают так, будто видят в последний раз. Да-а, так оно и бывало…

Размышляя, я оглянулся на друзей, ехавших с угрюмым выражением на понуро опущенных лицах. Переживают… Но что теперь поделаешь? Скакать к родному форту, чтобы погибнуть на его дымящихся развалинах? Глупо… Догнать армию Черного Короля и затеять комариную войну с ее тылами? Не менее глупо. Действуя же согласно старому плану, мы проникнем в глубь вражеской территории, а если повезет, в самое сердце — столицу Элиадора, Ар-Фалитар. При этом на нас будет работать то обстоятельство, что основная боеспособная часть мужского населения, вероятнее всего, отсутствует, находясь в походе. Выручим Арнувиэль, а там можно будет подумать и о том, чем можно насолить врагу. Один Фин-Дари с его пакостным складом ума столько напридумает гадостей, что только держись.

— Алекс! — тихонько окликнул меня Белый. — Клянусь золотом всего мира, за нами сверху наблюдают.

— Кто? — шепотом спросил я.

— Почем я знаю? — пожал плечами он. — Могу сказать только, что они очень осторожны и не позволили себя заметить. Но я всегда безошибочно чую чужой взгляд.

Дав знать остальным об опасности, мы незаметно приготовились к схватке. Но… Все закончилось пиром на большой поляне, где весело трещал костер, над которым жарилась туша молодого быка. Туда привела нас петляющая тропинка и призраком поднявшийся из густой травы человек в зеленом кафтане. Он произнес магические слова:

— Любезные судари, славный Робин Гуд приглашает вас на обед.

— Он жив? — вырвалось у меня идиотское восклицание.

Наш проводник грубовато ухмыльнулся.

— Не родился еще тот удалец, который сможет его победить. Да и оружие, способное сразить нашего Локсли, еще не отковано.

Разбойничий вожак Шервудских угодий поджидал нас, сидя на старом пне с таким видом, словно это был трон. Впрочем, едва мы показались, как он бросился навстречу.

— Алекс! Джон! Фин-Дари, малыш! Что вы здесь делаете?

— Вот так встреча! А ты чем занимаешься в этих краях? — перебивая друг друга, завопили мы в ответ. — Неужто променял благодатный Шервудский лес на здешнюю «дубравку»?

— Что за разговор на пустой желудок? — раскатами загремел вдруг чей-то мощный бас. — Не по-христиански, скажу я вам, Не по-христиански.

Из-за ближайшего дуба показался мужчина лет пятидесяти, внушительных размеров, с не менее внушительным брюхом. По-медвежьи, вперевалочку он направился к нам.

— Монах Тук! Святой отец! — ахнул я и первым ринулся обнять старого знакомца.

— Ба! Лоза, сынок! Сколько лет, сколько зим! Ха, а ты все такой же сорвиголова. Ну надо же, где довелось встретиться.

Он так стиснул меня, что кости опасно захрустели, а в глазах потемнело. Вырваться удалось с трудом, да и то только потому, что внимание монаха отвлекли два других его любимых собутыльника.

— А! Ершок! — с радостью приветствовал он гнома. — Далеко забрался, родимый, далеко.

— И ты, оглобля, здесь? — это уже в адрес Джона. — Но оно и конечно, как же им без тебя. Ох, и угощу я вас сегодня на славу! Небесам завидно будет. Истинно говорю, друзья, истинно.

— Угомонись, святой отец, — повелительно приказал Робин, — опять перебрал? Сколько можно говорить, не пей вино с утра.

— А я и не пью, — монах смиренно сложил пухлые пальцы на объемистом животе, — это Святой Дунстан — покровитель превращает родниковую воду в моем желудке в добрую, старую мадеру. Исключительно в награду за непорочную жизнь и бичевание плоти.

— С каких это пор ты, старый алкаш и обжора, стал аскетом? — весело прогудел вынырнувший из кустов слева огромный детина, уступавший Джону в росте всего ничего.

— Джек Сосна! — уже не удивлялись мы, обмениваясь рукопожатиями с самым близким другом Робина. — Все такой же неунывающий и полный сил! Как дела?

Во время всей этой радостной возни тролль и Белый, застыв, неподвижно сидели на лошадях. Брын-гин-гин-дыль был безучастен, Белый же холоден, словно лед. И еще, пожалуй, надменен. Я представил их своим старым товарищам.

— Пойдемте к огню, друзья, — затем гостеприимно пригласил Робин и повернул в сторону истекающей жиром и соком туши.

Дважды повторять не пришлось никому. И вскоре гости и хозяева расселись за импровизированным столом, которым служил старый упавший ствол со стесанной верхней частью. Некоторое время все молча переглядывались, потом придурок Фин-Дари, не сдержавшись, брякнул:

— А мы тебя-то схоронили, славный Робин, и за упокой души по христианскому обычаю выпили. Алекс настоял. Хм, а ты, значит, живой. Вот оно, значит, как. Э-э, хорошо, не правда ли?

— Несомненно, — весело рассмеялся Робин, — только что-то я не припомню, когда это я умирал?

Пришлось, заткнув Рыжику рот, внятно и обстоятельно объяснить происшествие с мнимой головой: Робин серьезно выслушал и согласился с моим мнением, что все это не иначе, как колдовской муляж, магическая подделка. Наш разговор прервал крепкий малый, покручивающий на вертеле тушу. Зычным голосом он объявил:

— Готово, братья! Все за стол!

Вскоре с разных сторон леса появились еще люди в зеленом, вооруженные необычайно длинными луками и короткими мечами. Было их десятка полтора. Знакомыми же оказались только двое: Аллен Менестрель, или по-другому Аллен из Долины, да Мук Мельник. Но и остальные из ватаги Рабина производили впечатление порядочных людей. Впрочем, иных знаменитый Лесной Вождь и не держал. Принесли вино в старых заплесневелых бутылках. Наверное, оно было из подвалов здешнего замка. Наполненные рубиновой жидкостью, стаканы послужили сигналом к началу пиршества.

— А где Марион? — спросил я минут через десять у Робина. — Где твоя ненаглядная женушка? Надеюсь, здорова?

— Все хорошо, — успокоительно поднял руку давний приятель. Она в порядке, в Шервуде. Хотя… — тут он сильно помрачнел. — Кто теперь знает? О нашествии Черного Короля слышал?

— Совсем недавно узнали, — признался я. — Страшные вести…

— Угу, — Робин залпом осушил большой рог, — мы видели их, друг Алекс. Эти нескончаемые колонны огромного воинства, разлившегося, словно всепоглощающий поток. Кто, скажи на милость, устоит перед ним? Кто? Ланкастер? Корнуэл? Лондонское королевство? Зажиревшие бароны и их солдатня, способная лишь насиловать девок, пьянствовать да сдирать с народа подати? Может, тогда эльфы? Но что сделают они одни? Великаны? Их слишком мало. Гномы? Тех давно уже заботят лишь недра. Пожалуй, церковь могла бы стать ядром силы Сопротивления, будь это лет тридцать назад. Но сейчас… Люди вряд ли откликнутся на ее зов и придут под светлые знамена. Больно многих она отвратила от себя пытками, грабежами да казнями.

— Все так и есть, — соглашаясь, подтвердил я, — ты, дружище, повторяешь мои недавние мысли. Но какого черта, скажи на милость, ты вообще здесь оказался? В Покинутых Землях?

— Дались они мне, — невесело вздохнул Робин, — это идея нашего полоумного монаха. Вбил себе в голову, что будто в «Вороньем Гнезде», ну это заброшенный монастырь в Ничейных Землях, хранятся тайные манускрипты с магическими секретами янитов. Которые можно обратить против слуг Тени. Впрочем, друг мой, проверить это не удалось, ибо мы так и не добрались до «Вороньего Гнезда», Черный Король помешал. Ну и решили мы уходить назад другим путем, не через полыхающую войной Границу, а тайной, никому, кроме Джека Сосны, не известной тропой, ведущей сквозь Хохочущие болота. Правда, для этого пришлось из Ничейных зайти в Покинутые Земли. Но тут, на наше удивление, оказалось даже спокойней. В этом леске мы отдыхали и набирались сил, а вас же заметили наши дозорные, когда вы еще плескались на реке. Так что время приготовиться к встрече гостей было.

— Как и в старые добрые времена, — не смог сдержать я невольной улыбки, — Лесной Король все видит, слышит и знает.

— Примерно так, — рассмеялся в ответ Робин, и мы стукнулись полными кубками.

Дальше разговор пошел о моих проблемах и приключениях. Робин был такой друг, от которого мне скрывать нечего, и вскоре он знал все. Единственное, про что я умолчал: так это про наше намерение просить помощи. Из моего рассказа самое большое впечатление на него произвела расправа над инквизиторами и встреча с Черным Королем.

— Серым крысам поделом, — авторитетно одобрил он, а вот с пареньком этим, круто прибравшим к рукам Покинутые Земли, промашка вышла. Но ты ведь с ним не последний раз встречался. Верно ведь, Алекс? И, думаю, вторично ему не столь повезет.

— Не знаю, — честно признался я. — Эрни — мечник, равных которому, наверное, не сыщешь на всем Английском Континенте. Уже молчу про его магические таланты. Хотя это, конечно, ни в коей мере не остановит меня.

— Знаешь, дружище Алекс, — загорелся внезапной идеей Робин, а я, пожалуй, помогу тебе, отправлю своих парней в Шервуд и махну с вами в Элиадор. Да и Джек с отцом Туком и Мук, сын Мельника, и Аллен, думаю, тоже пожелают присоединиться. Так что, приятель, возьмешь? Вместе идем?

— Эх, Робин! — на глазах выступили пьяные слезы умиления, уж больно крепко оказалось старое вино. — И ты еще спрашиваешь? Да с дорогой душой!

Встав, мы крепко пожали друг другу руки и обнялись. И только тут я вспомнил Мессию. Вот, значит, кого он тогда имел в виду: славного Робина и его ватагу! Ну, белобрысый, видать таки был прав Рыжик, когда утверждал, что мы недаром спасли его от казни. Ой, недаром. Ибо если он не настоящий Мессия, то я тогда, пожалуй, не настоящий Алекс. Н-да, ну и дела творятся на белом свете!

Вниманием всех за столом завладел монах. Понизив голос до таинственного шепота, он стал вещать о своих любимых янитах, которые единственные из всех церковных орденов вели борьбу против слуг Тени с помощью магического искусства. Орден Святого Яна… Он, уже давно канувший в прошлое, и ныне рождал много толков и противоречивых слухов. Загадочные и скрытные были монахи-яниты, а их поступки и устремления не всегда понятны. При достижении цели они порой использовали методы, ставившие под большое сомнение их принадлежность к христианскому вероучению. Кроме того, яниты не очень-то подчинялись церковным патриархам. В итоге все это привело к тому, что Орден запретили, земли и богатства разделили, а Великого Магистра и его Капитул сожгли на костре как слуг Дьявола.

Я хорошо знал эту историю еще со слов Старого Бэна. Но кое-что святой отец выдал новенькое: дескать, яниты существуют и по сей день, тайно, ясное дело. Что они незримо пытаются влиять на все процессы, происходящие в Спокойных Землях.

— А ты, ик, ик, часом сам не янит? — с трудом ворочая языком, подозрительно вопросил изрядно — захмелевший Джек Сосна. — Ик, оч-чень похож!

Под дружный хохот со всех сторон монах признался:

— Джек прав, дети мои. Я точно янит, но только когда выпью достаточное количество жидкости, именуемой вином. А как протрезвею, все, уже не янит. И все их тарабарские заклинания, как ветром из головы выдувает. Истинно говорю вам.

— Спой что-нибудь, — попросил, переводя на другое, Робин сидевшего напротив меня Аллена, стройного парня с грустными карими глазами.

— С удовольствием, — не заставил себя упрашивать менестрель и тут же забренчал струнами настраиваемой лютни. — Не так давно я слыхал одну песню, она новая, и если желаете, ее и исполню, — сообщил он через пару минут.

— С-смелей, сын м-мой! — поощрил отец Тук. — Ну-ка, врежь что-нибудь этакое. Для души!

— Давай, давай, Аллен, — поддержали монаха присутствующие нестройным гулом.

Под мягкое звучание струн раздались первые мелодии незнакомой баллады, исполняемой низким, приятным голосом.

По небу бесшумно скользила луна,

Ее похищали порой облака,

Держали в плену, но она вновь сбегала

И светом безжизненным ночь освещала.

Из тьмы на земле выступали руины,

Мосты, чьи тела рвали две половины.

Средь улиц, заросших давно бурьяном,

Зловещие тени творили содом.

Покинутый Край, как большая могила,

«Заботливой» мачехой всех приютила.

И там, под созвездием Бабы Яги,

Дремают эльфийские монастыри.

Дворцы, что прекраснее не было в мире,

Сады, где олени и лани бродили,

Озера и реки, текущий хрусталь,

Курганы, хранящие кости и сталь.

Замер Байлиран, чьи забытые песни

Слагали поэты, хранители Чести.

Пустынна и дика большая страна,

Не помнят уж больше ее вкус вина…

А рыцари? Где вы? Куда запропали?

Где ваши знамена, гербы и печали?

Уснули навеки… Не служат уж дамам.

В полях их доспехи валяются хламом…

А ты, Алинор? Горный, доблестный край,

Друзьям выносивший всегда каравай,

Встречавший врагов острой саблей в бою.

Давно уж оплакали гибель твою…

Закрыты дороги в степной Нангриар.

Развеяны ветром зола и угар.

Смуглянки-красавицы в дым превратились,

А тучные пастбища кровью залились.

Поземка кружится над Беленриадом,

Несутся сугробы своим снежным стадом.

Мертвецким саваном покрыта столица.

Когда-то и там пролегала Граница…

Покинутый Край, как большая могила,

Богатых и бедных она уравнила.

Над нею колосятся дикие нивы,

Рыдают, склонившись, плакучие ивы.

Унылые ветры гуляют в просторах,

Где жизнь затаилась в темнеющих норах,

Но все же однажды назад все вернется

И Край от кошмара навеки очнется.

Для этого надо не так уж и много.

Оставь малодушие ты у порога.

Сними со стены славный дедовский меч

И с ним отправляйся на страшную сечь.

Победа, добытая в этом бою,

Покроет бессмертием душу твою,

А струсишь, скрутившись на теплой перине,

Себя уважать ты не сможешь отныне.

Всеобщего Сбора заслышав набат,

В поход соберется даже аббат,

Нокто же ударит в тот Колокол звонкий?

И ступит на озеро Страха лед тонкий?

Лишь тот это будет, кто славу отринет,

Кто Честь и Отвагу кольчугой накинет,

Кто жизнь до последний кровинки отдаст,

Лишь только бы плуг возродил дикий пласт…

Давно отзвучали последние слова баллады, но за столом надолго воцарилась благоговейная тишина. Несмотря ни на что, песня дарила надежду, звала в дорогу, в бой. И оттого, наверное, тем горше было сознание, что слуги Тени первыми нанесли мощный удар. Первыми протрубили в Большой Гонг войны, а Серебряный Колокол, глашатай Всеобщего Сбора, в это время молчал…

— Чего приуныли, дети мои? — попытался взбодрить товарищей монах. — Негоже носы вешать да грусти предаваться, когда в кружке пенится доброе, славное вино. Выпьем же, братие, за погибель вражьего воинства и чтоб все спиртное у них обратилось в коровью мочу. Помоги в том Святой Дунстан.

После тоста смиренного святого отца все заметно повеселели и стали наперебой просить спеть одну из песен его обширного музыкального репертуара. Дав знак Аллену подыграть на лютне, монах щелкнул пальцами и, порой фальшивя, начал:

Однажды в трактире усохло вино.

И с горя хозяин прыгнул в окно.

Но все же ему повезло, повезло,

Живым он остался родне всей назло.

Лишь зад свой о камни изрядно побил,

А после себе лишь одно он твердил:

— Какого же черта вино я не пил?

Ведь даром усохло в бочке оно!

И бочка усохла, вот странно одно…

Но Бог с ней, пузатой, дубовое дно

Невидел я, что ли… Усохло вино!

Ностранно, пожалуй, еще тут одно:

Куда по ночам усыхает жена?

Помацаешь рядом — лежит и храпит,

Попозже посмотришь — рубашка лежит.

А утром проверишь — под нею она,

Все сонно бормочет: — «Усталая я».

Так, может, под утро проверить вино?

Глядишь, и отыщется в бочке оно?

— Уж лучше бы следом за бабой сходил,

Ему посоветовал папочка Билл. —

Найдешь и бочонок пропавший вина,

Примеришь подарок: остры ли рога?

Смотри, мне не выколи ими глаза.

Проверил трактирщик папашин совет.

На кладбище новый положили букет.

«От свекра невестке», — на нем написали.

И бочки уж более не усыхали.

Дружный хохот не стихал добрых пять минут. Смеялись все, даже сохраняющий высокомерную дистанцию Белый. Два моих друга веселились вовсю, выделяясь, пожалуй, погромче остальных: Джон своим оглушительным ржанием требующего кобылу жеребца, Фин-Дари же скрипучим хихиканьем, вообще отвратительным до предела. Как на мой вкус. Монаха упросили исполнить еще пару подобных песен. Правда, тот особенно и не упирался, выдвинув лишь одно требование: его кружка не должна пустовать.

Раззадоренный успехом отца Тука, Маленький Джон тоже полез в барды. А это было, пожалуй, самое худшее, что он, болван этакий, мог придумать. Ко всем своим прочим «талантам», ну там голос и слух, великан блистал еще одним — умением накачаться вином по самую завязку. Уже ранее запуганный его прежними музыкальными выступлениями, я втянул голову в плечи и сжался в комок. А глупая публика приготовилась с восторгом слушать. К моей великой досаде, слова и звуки, исторгаемые луженой Джоновой глоткой, были хорошо слышны и через плотно закрытые уши. Вот они:

У-у, у-у, у-у! Один по горам я иду!

Вот день я иду, вот второй,

Об пень спотыкаюсь ногой.

У-у, у-у, у-у! Хромая, я дальше иду.

Иду я иду, у-у, у-у, у-у

И пень тот проклятый кляну.

А ему что до бедной ноги? И-и, и-и, и-и!

Темно и не видно ни зги.

Знать, я заблукал, не нашел перевал.

И все из-за старого пня,

Аx-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

И в ярости я взял вернулся назад,

Где нагло торчал из земли этот гад.

Секирой его изрубил на куски.

И-и, и-и, и-и.

Колючий кустарник пронзил мне носки.

И этим прибавил тоски, и-и, и-и, и-и.

И вот третий день я иду

И ем лишь одну я воду.

Провианту давно уж конец.

Не есть же, бедняге, свинец!

Иду я, иду я, иду и песенку эту пою.

А на исходе четвертого дня

Сквозь дыру в бурдюке убегает вода.

А-а, а-а, а-а!

Видно, кожу неважно дубила жена. А-а, а-а, а-а.

Уж дома поплачет она.

Вот пятый день наступил,

А я все по горам бродил.

— Хватит! Ради всего Святого, довольно! Пожалей наши уши! Передохни, Джон, и промочи глотку! — раздались со всех сторон панические крики.

Но я-то хорошо знал, что теперь остановить его невозможно, разве что сам угомонится, когда дойдет до ста. Стараясь сделать это незаметно, храбрые соратники Веселого Робина разбегались кто куда. И надо признать, они правильно поступили, ибо подпевать великану принялся сам Фин-Дари. Лыка он не вязал совершенно, зато замечательно издавал мычащие звуки, единственно ему пока доступные из всего музыкального спектра. К моему превеликому счастью, на десятый день «скитаний по горам» он благополучно отключился. А проклятый придурок Джон, знай, тянул свое:

Гляжу, наконец, впереди перевал,

Но, словно назло, на нем снежный завал.

Трухлявое пнище, ну чтоб ты пропал,

Еще пару дней я ругал и ругал.

От слов тех горячих растаял завал,

Вперед я пошел и в пропасть упал,

На самое дно. О-о, о-о, о-о!

Но спас меня барс, на него я упал

И долго меня он по кручам гонял.

И-и, и-и, и-и.

Окончились, наверное, мои бы там дни

Но кто-то веревкой меня поманил,

Нил-нил; нил-нил, нил-нил.

И долго с усердьем на гору тащил.

И вот наверху я стою и ну ничего не пойму.

Тянула веревку родная жена,

Вот странно: ведь дома должна быть она.

И ну я ее за бурдюк распекать,

Узнаешь, где прячется чертова мать!

Послушав, столкнула меня она к барсу.

За что? Из-за глупого бабьего фарсу.

Мол, даме с клыками такое скажи.

Мужик или нет, возьми докажи.

На дно опять я упал, но на кошку уже не попал:

Все кости себе поломал…

Вот лежу я и помираю и чертову мать поминаю.

У-у, у-у, у-у, наверно, конец здесь найду.

Но под нос свалилась веревка.

Пожалела мужа плутовка.

Никто из немногих оставшихся за столом так и не узнал, конец это или следует продолжение. По той простой причине, что Джон, хвала Господу, уснул, впечатавшись лицом в недоеденный бычий бок. У его ног, словно собачонка, уютно скрутился калачиком гном. Зрелище было еще то, как говорится, не увидишь — не поймешь.

— Веселые у тебя друзья, Стальная Лоза, — одобрительно провозгласил святой отец, наливая себе еще одну, неясно какую по счету, кружку. — Вот только слабоваты по части выпивки. Особенно Ершок, языческая душа. А так они ничего, и песни поют что надо, не богопротивные.

— Ты бы, монах, помалкивал лучше про выпивку, — деланно сурово нахмурился Робин и упрекнул: — Хлещешь старое вино, словно воду. Забыл, что мы в походе? В животе поди, наверное, целый океан плещется?

— Не-а, ик, — святой отец широко ухмыльнулся, — но полагаю морем это можно назвать. И не ерепенься ты, сын мой, чего зря обижаешь смиренного, аки овца, слугу Господа? Ведь я трезв, будто стеклышко, то есть в голове у меня так ясно и прозрачно. Клянусь Святым Дунстаном и своей хижиной отшельника. Не ве-веришь, а?

— Иди-ка лучше спать, монах, — посоветовал Робин. — Да и все, наверное, будут не прочь отдохнуть. А серьезный разговор оставим на утро.

Растолкать Джона и Фин-Дари оказалось нелегким трудом, но с помощью усердно помогающего мне Брын-гин-гин-дыля это таки удалось осуществить. Благо тролль не употреблял спиртного, правда, не будь дураком, он возмещал его едой. Дотянув обоих «алкашей» до ближайшего дерева, мы отдышались, после чего я послал своего «оруженосца» за матрацами. Ночи становились прохладными, а еще вдобавок появилась и сырость. Простудятся мои выпивохи, лечи их потом. Вино подействовало и на меня, усыпив похлеще снотворного, хоть и пил я по сравнению с друзьями умеренно.

Утром кто-то осторожно потряс за плечо и голосом Брын-гин-гин-дыля прогудел:

— Хозяина, твоя зовет Славная Робина. Вставай, хозяина!

Поднявшись, я сладко потянулся, с удовлетворением отмечая отсутствие головной боли. Что значит доброе, старое вино! Рядышком дрыхли Джон с Рыжиком, при этом один храпел, словно труба, другой свистел, будто чайник.

— Буди-ка этих пропойц, — велел я верному троллю, — да не слишком церемонься, особенно с рыжим. Добром не пожелают встать, плесни ведро-другое холодной воды. Уверяю, подействует.

Ободряюще подмигнув ему, я направился к вновь запылавшему костру. Сегодня на нем, правда, не было бычьей туши, вместо нее висел внушительный котел, из которого доносились булькающие звуки. Робин сидел на своем месте во главе стола, рядом с ним, только справа, Джек Сосна. С другой стороны, напротив, расположился Белый, исчезнувший вчера неведомо куда. Бывший главарь Сбродной Шайки демонстративно ни на кого не обращал внимания. Н-да уж, характерец у него еще тот…

Поздоровавшись со всеми, я устроился по левую руку от Робина. Вскоре появились отсутствующие: мои взлохмаченные соратники со следами воды на одежде и люди Лесного Вождя. Повар с помощником разложили в миски кашу с мясом и налили по стакану алого, словно кровь, вина. Завтрак прошел в полном молчании, лишь слышались перестук ложек да звяканье отставляемых стаканов.

«Наверное, парни Робина такие хмурые потому, что проведали о его уходе с нами, — поразмыслив, решил я. — А ни для кого не секрет, они любят своего Вождя…»

Лесные стрелки подтвердили это на сто процентов, наотрез отказавшись отправляться в Шервуд без него.

— Куда ты, туда и мы, — от лица всех заявил незнакомый мне паренек, кажется, его звали Вилль Белоручка. — Хочешь помочь своему другу? Что ж, дело хорошее. Но неужто вам помешают лишние мечи и луки? А там, сделав дело, вместе вернемся в Шервудские чащи.

Несмотря на всю власть, Робин ничего не смог с ними поделать, и наш отряд увеличился на двадцать отборных молодцов.

«Хорошее приобретение, — втайне радовался я, хотя виду и не подавал». Чего, спрашивается, разевать рот до ушей, когда тянешь людей на погибель? Конечно, было стыдно за эту свою радость, но ничего поделать с собой я не мог. Да-а, эгоизм живет в душе каждого из нас.

— К тому же, — говорил в оправдание я себе, — их никто не уговаривал, сами ведь решили, прекрасно зная, на что идут.

Но легче от такого утешения не стало…

Сборы были недолги. Парни Робина — бывалый народ. Растянувшись цепью, мы ехали по тропе, усеянной опадающей листвой. Близилась осень… Благо если она окажется теплой и недождливой. Ведь поход наш, по сути, только начинается. Украдкой, чтобы никто не видел, я достал замшевый кошель, а из него извлек золотое колечко, увитое листьями Древа Счастья, и платиновый медальон в виде многогранной колонны. Легкий, почти не слышный щелчок открыл глазам дорогие черты любимой. Я редко смотрел на этот цветной эмалевый портрет. Уж больно живо он был исполнен и потому причинял нестерпимые страдания и глухую тоску… Со вздохом я запрятал назад свои сокровища, а сам кошель положил в застегивающийся нагрудный карман плаща. С каждым ушедшим днем печаль все больше и больше полонила сердце, навевая уныние и хмурое настроение. Конечно, я старался не подавать виду, но… Чем дальше, тем это становилось труднее. Благо друзья рядом и не дают хандре взять верх.

Чего стоит один только Рыжик! Да он своей болтовней и проделками мертвого из граба подымет и заставит смеяться. А Маленький Джон? Вспомнить только его вчерашнее выступление в стиле «романтической баллады»! Ох, УЖ эти горцы, привыкли к публике в виде скал, вот и завывают что ни попадя. Хотя, если честно признаться, то песня была с юмором. И не ори ее Джон дурным голосом, наверное, понравилась бы всем. Теперь к этой парочке заядлых весельчаков прибавился еще и тролль. Одна его речь порой вызывает невольную улыбку, которую я, стараясь не обидеть малого, скрываю за внешней невозмутимостью.

Между тем старый лес кончился, обрываясь у самого начала широкого древнего тракта, выложенного давным-давно потрескавшимися плитами, между которыми росла вездесущая трава и порой даже деревья. Тут же, на обочине, виднелись угрюмые руины некогда прочного, приземистого здания, где, наверное, располагались казармы дорожной стражи. О, Господи, сколько же лет назад здесь кипела жизнь? Теперь лишь тлен да забытье…

Эх, возродить бы все эти дикие земли! Я даже грешным делом подумал о Серебряном Колоколе и созыве Всеобщего Сбора, хотя сразу же и отогнал эти мысли. Какой уж тут затевать, пусть даже в мечтах, крестовый поход во владения Тени, когда Черный Король подминает копытами своего войска территории Спокойных Земель! Да и достать этот Колокол — нелегкий труд, если вообще выполнимый. Неужели слуги Тени и впрямь его схоронили на острове, посреди озера Страха? На совсем небольшом островке Хранителе? А в принципе, почему бы и нет? Попробуй, доберись туда через просторы Ничейных, а потом Покинутых Земель. Преодолей затем ледяную пустыню, сковавшую поверхность озера и похрустывающую предательским льдом. Победи неусыпную стражу: колдовские смерчи и снежных демонов, после чего, пожалуйста, забирай Серебряный Колокол, неси куда надо, бей в набат. Собирай ополчение, все услышат, коли молва, конечно, не врет. Но все это чушь собачья, пака эльфиечка моя в руках Черного чудовища. Тьфу ты, зло берет, разыскали-таки братца на свою голову. Н-да, вот о чем сейчас надо думать, об Арнувиэль, а там, как вернее ее выручить и доставить в безопасное место. А уж после… Возможно, дойдет дело и до легендарного Колокола. Если к тому времени будет из кого организовывать крестовый поход. А то ведь, глядишь, такое понятие, как Спокойные Земли Континента, может вообще исчезнуть. Останется на их месте выжженная головорезами Черного Короля безлюдная пустыня. Может случиться и так, С тоской вспомнился Старый Бэн. Как он там? Давно уже тревога гложет за старика. Не оставь его в трудную минуту, Господи…

— Хозяина! — прервал мои раздумья Брын-гин-гин-дыль, почтительно ехавший сзади, а теперь приблизившийся почти вплотную. Был он красный, как вареный рак, и сердитый, словно индюк. — Моя твоя просить позволить бедный тролль наказать рыжая дьявол.

— А что сделал рыжая дьявол? — без особого интереса спросил я.

— Ой, плохо сделал, очень плохо, — застонал тролль.

И только тут я обратил внимание на его распухшее лицо. К тому же он периодически отмахивался руками, создавая впечатление, что ему досаждает кто-то невидимый.

— Что именно он сотворил? — зловеще глядя на невинного, будто овечка, гнома, процедил сквозь зубы я.

— Он мазать медом конь бедного тролль, — едва не рыдая, выложил несчастный. — А осы жалить его во все места. Ай-ай-ай! Но они и то не такой злой, как маленький, коварный крокодила.

— Фин-Дари, а ну едь сюда, — велел я.

— Вот уж и не подумаю, — наотрез отказался гном. — До тех пор, пока эта пещерная горилла не свалит куда-нибудь подальше. Посмотри, Алекс, да она, обезьянища эта, за собой целый рой таскает. У-у, гадкий тролль, поди, всю ночь в лесу ульи ворошил. Да и то сказать, что ему, трезвому, делать? Спать что ли после целого дня безделья и обжорства?

— Ты сам натирать утром мой Ураган медом святой. Тук, — заверещал, не переставая размахивать конечностями, Брын-гин-гин-дыль. — Моя застать рыжая бестия, когда та совершать преступлений. Но моя сразу не понять коварный план рыжая бестия. Не понять!

Ехавшие невдалеке лесные стрелки Робина с улыбками стали прислушиваться к нашему разговору. «Вот проклятущий гном, перед всем миром опозорил. Ведет себя, как дитя малое. Ну погоди же у меня…»

В это время вернулись ускакавшие было в арьергард к дозорным Джон, Робин и Джек Сосна. Джон по лукавому выражению физиономии гнома сразу смекнул, что тот набедокурил, и с любопытством уставился на продолжающего изображать ветряную мельницу тролля.

— Что приключилось, парень? — участливо спросил затем он. Эко смотрю я, У тебя лицо раздуло и посинело, словно у утопленника. Тьфу, напасть! Да никак вокруг тебя осы хороводы накручивают. Как ты умудрился их привадить?

— Все содеять свирепый кракодила, — пропыхтел, не переставая вертеться, тролль. — Он не любить бедный Брын-гин-гин-дыль и потому делать пакость, мазать красавец Ураган сладкий липкий мед.

— Хозяина! — потом он опять воззвал ко мне. — Моя просить разрешить наказать злобный бестий. Очень просить!

— Спятил, придурок? — змеей зашипел гном. — Да как ты смеешь? Я из вольного народа, понял? И никто не имеет права разрешить тебе меня наказать. Усвой это крепко, уродина!

Робин и Джек Сосна, переглянувшись, тактично поотстали, предоставив уладить это дело нам самим. Так сказать, без свидетелей.

— Та-ак, — тоном, не предвещавшим гному ничего хорошего, протянул я, — знаешь, милый троллюшка, а Фин-Дари, пожалуй, прав. Я действительно не властен позволить его наказать. Ведь он такой же равноправный член нашего отряда, как, скажем, Джон, Робин, Джек, монах Тук. Такой же равноправный, как и ты… Так о чем просишь ты? Что-то не поделили? Повздорили по другому поводу? Так сами и разбирайтесь. Вдвоем. А мне-то какое дело? Я-то тут при чем?

— Моя иметь право вздуть рыжая дьявол? — буквально просиял тролль. — Моя верно понимать?

— Вернее некуда, — невозмутимо подтвердил я, — каждая свободная личность имеет право на самозащиту.

— Эй, эй, — побледнел всегда румяный Рыжик, — это что за заговор? Алекс, да ты прямо науськиваешь на меня эту чудовищную обезьяну! А еще другом называешься. Предатель!

— Меня все это не касается, — я даже демонстративно отвернулся, — сами разбирайтесь в своих взаимоотношениях.

Торжествующе подвывая, Брын-гин-гин-дыль ринулся на обидчика, тот же, в панике дернув поводья, попытался на своем Угольке укрыться за широкой Джоновой спиной.

— Кыш! — не без удовольствия прогнал его великан. — Порой за грешки надо тебе держать ответ, рыжий злодей!

— Предатели! Негодяи! — в истерике возопил гном, но, заметив надвигавшегося утесом тролля, пришпорил коня и вихрем понесся по тракту. Тот сломя голову за ним.

— Впереди все в порядке? — с тревогой спросил я у Маленького Джона. — А то, не ровен час, влетят наши дуэлянты в беду.

— Разведчики обследовали тракт километров на пятнадцать и ничего, внушающего тревогу, не обнаружили, — сообщил, посмеиваясь, великан. — Так что пусть мальчики порезвятся. Глядишь, гному это впрок пойдет, поумнеет хоть малость. В общем-то, это вряд ли произойдет.

— Вряд ли, — согласился я, — но если подобные уроки периодически повторять, может, он что и усвоит. В конце концов…

Из самого хвоста нашего отряда показался сумрачный Белый. Ни слова не говоря, он пристроился рядом с нами.

Что-то его гложет, безошибочно почувствовал я, какое-то пережитое, но не забытое им горе. Это с виду он каменный, мол, все по барабану. А внутри мы все люди, у которых есть и душа, и сердце… Н-да!

Редкие дубы, высящиеся по обеим сторонам дороги, уступили место зарослям жесткого кустарника. Который имел характеризующее название — проволочник. В дополнение на нем росли еще и колючки, прочные, словно сталь. Царапаться ими не стоило, ибо ядовитый покров мог вызвать сильную лихорадку. Во всяком случае, так утверждал Нэд-Паладин.

Видимость на дороге теперь ограничилась до ближайшего поворота. Все остальное скрывали колючие, немыслимо переплетающиеся заросли. Правда, порой среди них виднелось засохшее дерево с давнишним гнездом на вершине либо остатки кирпичных строений, а то и вовсе громада замка с потемневшей от времени и непогоды некогда красночерепичной крышей. Попалась даже высоченная стела с распростершим крылья на самом верху бронзовым орлом. Но добраться до нее и прочитать выбитые на плите знаки не было никакой возможности.

Прошло минут десять после начала гонки, затеянной троллем, и я невольно стал волноваться. Правильно ли было так поступать? Не угробят ли друг друга мои приятели? Фин-Дари, конечно, вспыльчивый, но не идиот же, в конце концов? А потому должен понимать: в выяснении отношений между своими к оружию прибегать нельзя. Насчет Брын-гин-гин-дыля в этом плане я был спокоен. В общем и целом он являлся уравновешенным и здравым существом. Если его не доводить до белого каления. Что, к большому сожалению, нравилось делать Рыжику. Вернее сказать, это было любимое хобби мерзавца гнома.

В нетерпении пришпорив Дублона, я вырвался далеко вперед ехавшего цепью отряда. За мной последовал один только Джон. Белого мало интересовали подобные мелкие свары, а Рабин же старался держаться в стороне от наших внутренних проблем. Наверное, потому, что девятнадцать подчиненных ему парней, несмотря на железную дисциплину, — груз немалый и доставляющий хлопоты.

Лихой парочки нигде не было видно. Мы миновали один крутой изгиб дороги, второй, третий и только тогда, наконец, заметили исчезнувших соратников. А им приходилось туго… огромная, блестящая змея, выползшая из проволочника, стиснула яростно отбивавшегося Фин-Дари посреди туловища двумя узорчатыми кольцами. Пытавшийся выручить его тролль, спешившись, наступал на нее, размахивая при этом внушительных размеров широким стальным мечом. Змеища, высоко подняв треугольную голову, ловко уклонял ась от мощных, но не слишком быстрых ударов и, в свою очередь, сама пыталась схватить противника разинутой жарко-красной пастью, из которой торчали изогнутые, острые клыки.

— Амба! — сказал, как выдохнул, Маленький Джон.

Да и у меня самого всплыло в мозгу название одной из самых грозных змей Покинутых Земель: Амба!

Ударив шпорами своих скакунов, мы без промедления ринулись на выручку. И, пожалуй, вовремя. Гигантский хвост, до того момента бездействовавший, вдруг приподнялся И, будто бревно, обрушился на не успевшего защититься Брын-гин-гин-дыля. Тот, естественно; грохнулся без чувств, выронив ИЗ обмякших рук бесполезный теперь меч. В отместку Джон звезданул Амбу по башке шипастой булавой. К сожалению, удар пришелся вскользь и лишь слегка содрал чешуйчатую кожу, Амба пришла в ярость и, сердито зашипев, метнулась к Джоновой груди. Но тот ловко отскочил, я же, в свою очередь, кинулся к ней, вонзив в толстое упругое тело сверкающий клинок. Змея отпрянула, с недоумением посматривая на нас. Видимо, она еще никогда не встречала существ, способных причинить ей боль.

Все же она быстро оценила и признала исходящую от нас опасность, ибо даже выпустила синего полупридушенного гнома из своих объятий. После чего, естественно, решила без помех и, не мешкая, разделаться с обидчиками. Да не тут-то было. Амба находилась посреди тракта, в месте, свободном от камней, деревьев и прочего хлама, что облегчало нападение и затрудняло защиту. К тому же мы набросились на Змею с четырех сторон: Джон, я и наши отлично обученные сражаться пограничные кони. Навряд ли она ожидала нечто подобное. Даже ее превосходной реакции не хватило на то, чтобы успеть увернуться от града сыпавшихся ударов: копытами, булавой и полированной сталью меча.

Не переставая громко шипеть, амба попыталась улизнуть назад, в непроходимые заросли проволочника. Но я, опередив Джона, догнал ее у самой колючей стены и в прыжке одним молниеносным взмахом меча снес голову. В каком-то оцепенении мы, наверное, с полминуты, уставившись, глупо глазели на жуткий частокол разинутой пасти. Позабыв даже о друзьях, нуждающихся в помощи. От этого идиотского созерцания нас отвлек приближающийся цокот копыт.

Первыми показались Робин, Джек Сосна и монах Тук. Не сдержав возгласов удивления, они устремились к нам.

— Клянусь посохом Святого Дунстана, — вылупил глаза монах, — да это же змей-искуситель, прельстивший нашу праматерь. Еву запретным яблоком! Или, по крайней мере, его потомок.

— Нет, отче, — напрочь обрезал библейскую версию Джон. — Амба — порождение Покинутых Земель, а значит, роду ее всего две-три сотни лет.

Робин и Джек, спрыгнув с коней, стали с интересом рассматривать гигантское тело. Остальные лесные стрелки, подъехавшие следом, присоединились к ним. Один лишь Белый не проявил абсолютно никакого любопытства, равнодушно бросив на застывшие кольца мимолетный взгляд. Он направил своего Волка, серого свирепого жеребца, к приходившим в себя потерпевшим. Гном все еще с синим лицом, с оханьем растирал бока и живот. А бедняга Брын-гин-гин-дыль сидел на земле, держась за голову обеими руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Мы с Джоном тоже, хотя и с запозданием, поспешили к помятым соратникам.

— Ну что, рыжий прохиндей, — взялся яза «лечение» Фин-Дари, — допрыгался? Чучело несчастное! А если б мы не подоспели вовремя? Где бы ты сейчас находился? Правильно, в брюхе этой отвратительной твари. Хотя, конечно, большая заслуга в твоем спасении принадлежит троллю. Но ты же это не оценишь. Правда?

— Не так уж я плох, — сверкнул глазами гном, — все-то ты, Алекс, наговариваешь на меня.

Подтверждая свои Слова, он С оханьем подошел к троллю, которому Белый накладывал на голову повязку, смоченную холодной водой. И совершенно неожиданно протянул тому крепкую ладошку. — Спасибо, Брын-гин-гин-дыль! — торжественно заявил он. — Ты выручил меня сегодня, а я, глядишь, приду тебе на помощь завтра. Такие вот дела, значит. И вот еще что… Прости мне мою непутевую шутку. Ну с медом этим. Вообще-то, я ради смеха ее затеял, но несильно подумавши.

— Моя больше не считать рыжий гном плохим, — простодушно, до самых ушей ухмыльнулся тролль, при этом осторожно пожимая протянутую руку. — Моя предлагать ему нерушимый дружба. Но если рыжий гном обещать не говорить на бедный тролль мерзкий прозвищ.

— Не буду, — покраснел до корней волос Фин-Дари, — клянусь наковальней папаши, не буду.

— Алекс, не стоит здесь долго задерживаться, — закончив с перевязкой, посоветовал Белый, недоверчиво оглядываясь по сторонам. — Я слышал, амбы живут парами. Так что как бы сюда не нагрянула другая змейка. А в мести эти твари не знают себе равных.

— Да, приятель, ты прав, — сразу согласился я, — надо дергать отсюда как можно скорее.

Гному и троллю помогли залезть в седла, и отряд двинулся дальше по тракту. Робин, Джек, монах Тук, Аллен Менестрель, Мук Мельник и Виль Белоручка подъехали к нам с Джоном и потребовали рассказа. За язык нас тянуть не надо было, и мы красочно поведали свою часть разыгравшегося представления. Его первое действие знали лишь Фин-Дари да Брын-гин-гин-дыль, но бедняги еще толком не пришли в себя, и потому до самой остановки на ночлег их решили не беспокоить.

Жесткий, похожий на металлическую проволоку кустарник к вечеру исчез, постепенно уступив место полого вздымающейся к горизонту равнине, поросшей группами пирамидальных тополей. Несколько раз древний тракт пересекали другие дороги, но мы продолжали упрямо идти на север.

Не заглядывая в дома, миновали две деревеньки, расположенные невдалеке от нашего пути. И правильно, без необходимости соваться в давно — заброшенные жилища Покинутых Земель смерти подобно, ибо их обожала обживать нечисть. И я ее хорошо чуял, но здесь она была особенная, как бы сама по себе, при случае способная погубить как слуг Тени, так и слуг Господа.

Для бивуака место выбрали удачное — на вершине плоского холма, укрытого зеленой шапкой шелестящих на ветру ивовых крон. С двух сторон склоны холма вздымались почти отвесно: в случае нападения по ним вряд ли бы кто смог взобраться. Был здесь и ручеек, бьющий из недр земли прозрачным ледяным ключом. Несмотря на все это, монах Тук высказался против пребывания здесь ночью.

— Да знаете ли вы, братие, — распинался он, вскарабкавшись на замшелый валун, — что сия гора не что иное, как могильный курган? И еще неведомо, чьи кости в нем сокрыты. А, кроме того, я, вдобавок, нашел тут языческое капище — каменного истукана с тремя рогами на башке и с чашей между колен, забрызганной чем-то бурым.

— Да брось, святой отец, — запанибрата стукнул его по плечу Джек Сосна, — тебе-то чего бояться? Язычники язычника не тронут.

— Не глумись, сын мой, не глумись над смиренным, беззащитным отшельником, озаряющим путь для себя и других факелом Веры. А вот ты сам — заблудшая овца, как есть заблудшая во тьме ереси и безбожия.

— О-го-го! — захохотал Джек. — Ну ты, поп, и заговорил, что натуральный инквизитор. Однако интересно, с чего ты вдруг решил, будто я блукаю в ереси?

— Э, сын мой, — монах хитро прищурил маленькие глазки, — я все подмечаю. Вот, к примеру: глушишь вино, Господню кровь, а не осеняешь себя или питие знамением крестным. Нехорошо! А вчера кто опорожнил кружку кроткого отшельника, стоило только ему отвернуться? Знаешь ли ты, сколь это тяжко, грешно? Ведь я перед каждой чарой молился в душе Святой Деве, готовился выпить за ее здоровье, а ты мне в этом мешал. Ну не козни ли это Дьявола? Смотри, Джек Сосна, предостерегаю: не сбейся с пути истинного и прямого.

— Кончай свои нудные проповеди, старина, — посоветовал Джон, сбрасывая к ногам святого отца большого оленя, добытого им по пути. Благо зверя вокруг шныряло полным-полно. — Займись-ка лучше этой замечательной тушей. Ведь, кроме тебя, никто ее не приготовит как надо.

— Истинно так, — причмокнул толстыми губами монах и, нахмурившись, распорядился: — Тогда чего стоите столбами? Давайте, бездельники, разжигайте огонь. Живей, живей!

Вскоре запылали три костра, благо здешние края еще позволяли такую роскошь. Но пройдет какое-то время, и об этом придется забыть, довольствуясь лишь огоньком сухого спирта. Когда, наконец, ужин был готов и поровну разделен, весь отряд расположился у манящих теплом костров. Белый, я, Джон, монах Тук, Робин, Фин-Дари, Джек Сосна, Ален Менестрель и Мук Мельник расселись вместе. Брын-гин-гин-дыль угадывался где-то во тьме, за моей спиной, и все попытки извлечь его оттуда к костру успехом не увенчались.

— Моя здесь караулить хозяина, — доносился один И тот же ответ на все уговоры. Троллюшка чувствовал себя неловко в обществе таких людей, как «Белая Босса», «Славная Робина» и «Святая Тука», но я надеялся, он все же со временем пообвыкнется. Правда, тролль все же отлучился ненадолго к нашим лошадям, пасущимся у подножия холма, но оттуда его выманили ароматы поджаренной святым отцом нежной оленины. Получив свою долю, он вновь удалился во тьму.

«Вот уж не думал, не гадал, что у меня будет собственный телохранитель, — про себя невольно усмехнулся я, — да к тому же еще и тролль».

Когда все утолили первый голод, Робин стал выспрашивать гнома:

— Фин-Дари, дружище, как случилось, что эта тварь сцапала тебя? Неужто пограничный волк мог так сплоховать?

— На Границе, да и в Ничейных Землях нет подобных тварей, — без особой охоты откликнулся гном. — Вот хоть Алекс, хоть Джон могут это подтвердить. Да и знай я, что змеюка где-то рядом, и ТО вряд ли смог бы избежать ее объятий. Поверите, я даже совершенно не заметил, как она бросилась на меня из кустарника. Так, неясная, стремительная тень — И Я словно в железных тисках. Благо тролль; как бешеный, набросился на нее и не дал уволокти с дороги, В заросли проволочника.

— Вот уж воистину — амба! — с набитым ртом умудрился проговорить монах и набожно перекрестился. — Спаси Господи, слугу своего.

— Против нее бы использовать магические штучки твоих любимых янитов, — с оттенком иронии произнес я, ибо не слишком верил во все эти россказни об их могуществе. Полагаю, если бы оно, это могущество, существовало, то разве позволили бы обладающие им сжечь себя на костре?

— О, да, истинно так, сын мой, — сразу же с важностью ухватился монах за притягательную тему, — янитский священник в момент ока испепелил бы подобную гадину.

— А кстати, — вдруг стало мне интересно, — зачем это вам в Шервуде понадобилось магическое искусство запрещенного Церковью ордена?

Сидевшие у костра лесные стрелки переглянулись, потом Робин со значением ответил:

— Для того чтобы применять его.

— Против кого? — не сдержавшись, хмыкнул я. — Против старого придурка ноттингемского шерифа и его задрипанного воинства? Но вы и так их щиплете, словно кур, а уж за нос водите, будто несмышленых детей. Я наслышан про ваши проделки, будьте уверены.

— Не в шерифе дело, — Робин, грызя сухую травинку, уставился на язычки костра. — Вампиры, Алекс. Нас в Шервуде за последний год стали сильно беспокоить вампиры. А ведь их там никогда не было. Вот тебе и Спокойные Земли…

— Мою девушку загубили эти кровопийцы, — хрипло, с болью в голосе поведал Аллен Менестрель. — Она жила в Линдерсхейле, маленькой деревушке у западной окраины Шервудского леса. Несла мне в корзинке гостинцы на день рождения. Несла, да не донесла… Тело ее нашли Мук, сын мельника, да Боб Садовник.

При упоминании этого происшествия Мук заметно изменился в лице. А Аллен между тем продолжал:

— Принесли, значит, Люси к большому дубу, а в ней ну ни кровинки. И легкая стала, что пушинка… Осмотрели сразу тело: ран, травм не оказалось, только на шее, там, где артерии, чернели запекшиеся точки. Следы клыков вампира…

— Так все и было, — убито подтвердил Мук, с сочувствием глядя на товарища.

Теперь уже настала очередь переглядываться нам, пограничным спецам.

— И часто подобное случается? — как можно более деликатно спросил Маленький Джон.

— Да как сказать, — задумался Робин Гуд, — поначалу не так-то уж, а вот последние полгода вампиры словно с цепи сорвались. К тому же число их заметно возросло. У нас возникали большие трудности с выслеживанием их гнездовий и тайных убежищ. Потому что они не оставляли следов на земле. Сделав свое черное дело, вампиры растворялись, будто эфирные. Но все же десятерых мы прикончили: стрелами с серебряными наконечниками или просто кольями из осины. По сути, это дело не меняло, и тогда святой отец решил победить нечисть силой молитв. Потерпев неудачу и отчаявшись, он предложил отправиться в «Воронье Гнездо» за янитскими талисманами и знаниями.

— Немудрено, что монах так и не смог достучаться до Небес, — с серьезным видом сообщил присутствующим Джек Сосна. — Уж больно у него заплетался язык. Я вот частенько рядом находился и то не мог разобрать, что он там бубнит. А Господь Бог-то далеко и со всех сторон до него доносятся мольбы да стенания. Поди услышь их все, тем более просьбы изрядно окосевших монахов.

— Лжешь, сучий сын, — проворно подхватился на ноги тучный святой отец, — ни разу в жизни не взывал к Господу нашему на подпитии! Клянусь Святым Дунстаном!

— И своим посохом смиренного отшельника, — невинно докончил за него Джек.

— Тьфу, злыдень, — в сердцах сплюнул на землю монах, — еретиково семя, яблоко с червоточиной, вспомнится еще, аки ты…

— Да угомонитесь вы, — приструнил товарищей Робин Гуд. — Сейчас время для серьезного разговора.

— Коли так, дети мои, то я сейчас, — святой отец энергично потер руки, зачем-то погладил могучий живот и бодрой рысцой исчез в темени ночи. Через пару минут он вернулся с небольшим бочонком на правом плече. Заметив негодующий взгляд Робина, он заискивающе пояснил: — Ты ведь сам сказал, что разговор предстоит серьезный. Так как же без вина? Вот и Святой Дунстан, в мудрости своей, советует…

— Оставь в покое святых, поп, — отмахнулся от него Веселый Робин. — Хм, но раз уж принес, то разливай по кругу. Да гляди, чтобы на всю ватагу поровну хватило.

Наполнив кружки почти черной «Медвежьей Кровью», монах передал бочонок к другим, расположенным по соседству, кострам. Какое-то время все молча блаженствовали, неспешно потягивая из литровых посудин темную густую влагу.

— Значит, ваше решение идти в «Воронье Гнездо» было продиктовано только проблемой вампиров? — выпив пол кружки вновь затронул я эту тему.

— Сначала да, — Робин отстраненно смотрел куда-то поверх моей головы, — но потом появилась и иная нечисть: волки-оборотни, призраки и даже странные существа с туловищами людей, а головами животных.

— Да это ж выродки, — мрачно насупился Джон, с отвращением сплевывая в огонь. — Странно, как же они могли оказаться в такой глубинке? Ведь родина их — Покинутые Земли.

— Не знаю, черт побери, — тут Робин Гуд покосился на уплетающего за обе щеки монаха, — Правда, святой отец уверяет, что всех этих поганых монстров призвал на наши головы ноттингемский шериф. Но мне что-то не верится, ведь он, хоть и враг вольному лесному народу, но все же как-никак христианин.

— Вот такие ублюдки как раз и становятся отступниками, — спокойно заметил я, — и не удивлюсь, что подобных доброхотов у Черного Короля пруд пруди. И среди знати, и в лоне Матушки Святой Церкви, да, пожалуй, и в массах простого люда.

Вернулся наполовину пустой бочонок, вновь наполнивший кружки старым вином. Монах Тук в этот раз щедрой рукой налил и троллю.

— Ступай сюда, сын мой! — трубно воззвал он к скрывающемуся во тьме Брын-гин-гин-дылю. — Негоже парню глотать слюнки, когда сотоварищи смакуют доброе английское вино.

— Моя любить родниковый вода, — донесся из кустов скромный ответ, — только родниковый вода.

— Хм, да? Ну будь ты христианином, еженощно взывающим к Святому Дунстану и всем великомученикам, — в раздумье прогнусавил монах, — и к тому же истязающий себя, как я, например, голодными постами, то тогда понятно. Вода эта, тьфу, Господи; родниковая в желудке превращалась бы в херес либо сладкую мадеру. В награду за полную лишений жизнь. Да. Но ты же язычник и рассчитывать на чудо тебе не приходится. Бедняга, иди же ко мне.

— Моя здесь наблюдать за безопасность любимый хозяина. Моя стоять на страже.

— Не глупи, сын мой, — монах с кряхтеньем поднялся и, слегка покачиваясь, направился прямиком к убежищу тролля.

Усмехаясь, вся заметно повеселевшая компания стала прислушиваться к продолжению.

— Пей, сын мой! Ну же, не испытуй моего терпения.

— Н е-е-ет! Моя нести служба!

— Тьфу! К дьяволу твоя служба, лагерь охраняют лесные стрелки. В этом деле не тебе чета. Пей!

— Вай! Брын-гин-гин-дыль не любить вино!

— А ты попробуй сначала, — упорно не отставал монах, — то тебе, видать, раньше уксус наливали, вот и отвратили от небесной благодати. Ну, сын мой, всего один глоток.

— Почему Святая Тука так называть? Неужели он хотеть усыновить бедный тролль?

— Ну вот, пить не пил, а уже нанюхался, — с удовлетворением констатировал отец Тук. — Будет из тебя толк, пей! А насчет отцовства… Так я вам всем, засранцам, духовный пастырь, отец то есть. Пей, не то огрею тебя дубиной по башке.

Раздался тяжкий вздох, а затем булькающие звуки. Честно говоря, мне даже стало жаль своего троллюшку, но вмешиваться я не стал. Через минуту-другую монах сделал то, что не удалось мне. Запросто, невзирая на протесты, выволок «сыночка» на Свет Божий и подвел к костру:

— Садись рядом, — повелительно велел он, — да не бойся. Алекс не обидится. Потому как понимает, сколь важно приобщить тебя к христианству. Гей, Рабин, ну чем я не миссионер? Вот возьму, воспитаю сего язычника в духе любви к ближнему да и окрещу. Так, может, братие, выпьем, за это?

— Пуст бочонок, — смеясь, сказал Рабин, — постукивая ладонью по днищу. — Конец пьянке, отче.

— А у меня еще есть, — хвастливо заявил тот и, знаком приказав троллю следовать за ним, удалился куда-то в глубь холма.

— Вот прохвост, — искренне удивился Джек Сосна, — и как он только умудряется делать незаметно такие запасы?

— А ему Святой Дунстан помогает, — ехидно хихикнул уже малость подпивший Фин-Дари, — за праведность и скромность. Может, и себе заделаться христианином?

— Не, Рыжик, из тебя вряд ли что получится, — разочаровал его Джон, — мало пьешь, по литражу не дотянешь до вступительной отметки. Видишь, каких вместительных кандидатов подбирает святой отец?

— Ты че, каланча деревенская, хочешь состязание устроить? — задиристо промурлыкал гном, в сладком предвкушении потирая крепкие ладошки. — Так давай, я готов!

— Поди-ка, милый мой, сунь голову в ручей, — очень ласково посоветовал я, — а то не ровен час мозги в пепел превратятся. Состязальщик нашелся, да ты от того, что выпил, не свались. Вино-то старое, учитывай это.

— Да мы, блин, и не такое пивали, — захрабрился гном, но, увидев мой кулак, благоразумно заткнулся.

Ломясь сквозь кустарник, словно два кабана, появились не заставившие себя долго ждать монах и сопровождавший его тролль с бочонком под мышкой.

— Ну, братне! — торжественно провозгласил святой отец, выбивая дубовую затычку. — Давайте хлебнем божьей благодати за рождение будущего христианина. Пусть крушит врагов наших во славу Господа и Света! Пей же, Брын-гин-гин-дыль, отродье чертово, да радуйся, что попался тебе смиренный причетник на жизненном пути.

На удивление послушно, уже слегка подхмелевший тролль взял кружку и лихо опорожнил. Правда, при этом вид у него был виноватый и в мою сторону он старался не смотреть. Хорошее вино развязало языки и оживило беседу. Говорили кто о чем. Джек Сосна и Маленький Джон — о Долине Тысячи Ручьев, Фин-Дари с монахом Туком азартно спорили, кто осилит больше бочонков пива: Святой Петр или мифический герой-богатырь гномьих баллад Сан-Гори Кулак. Троллюшка с благоговейным выражением на простоватой физиономии с вниманием слушал весь этот бред. Аллен Менестрель легонько перебирал струны, рассеянно внимая в чем-то убеждавшему его Мука Мельника. А я, Белый и Робин предались незабываемым воспоминаниям о Кольце Бедламных Городов. В свое время каждый из нас ярко прожил там свои деньки.

Внешне веселые, мы, тем не менее, в душе хранили тревогу за друзей, оставшихся в Спокойных Землях, да и вообще за судьбу всего Английского Континента. Что там сейчас творится? Наверное, сущий ад… Да и что иное могут принести с собой несметные полчища Черного Короля?

Мы уж было собрались на боковую, как тишину ночи нарушило конское ржание, резкий короткий свист, предупреждающий об опасности, и громкий, полный боли вопль. Обнажив клинки, все мигом отскочили от света костров в тень.

— Мук, быстро сгоняй к дозорным, — приказал Робин, — да узнай, в чем там дело.

Не прошло и пяти минут, как сын мельника вернулся. Сопровождавший его дозорный тянул за собой упирающееся существо со связанными кожаным ремнем руками.

— Ватага этих бродяг, — объявил затем Мук, толкнув пленника поближе к огню, — вздумала разжиться нашими лошадьми. Но не тут-то было. Одного подстрелил Сэм Балаболка, вот этого стоящего здесь фрукта — заарканили, остальные же, воспользовавшись теменью, разбежались кто куда.

Джон подбросил в костер сухого хвороста, занявшегося с веселым треском и осветившего алыми бликами лицо пойманного вора.

— Так это же обезьяна, — ахнул Джек Сосна. — Ну точно, так и есть.

— Свят, свят, свят, — зачастил от такого известия монах, — чур меня, чур всех. Ибо превелико известно, что сии создания есть чертова копия и служат шутами у самого Лукавого да у его князей.

— А ты его в христианство обрати, — заржал, словно жеребец, Фин-Дари, — будет лишний повод для пьянки.

— У, рыжий бездельник! — святой отец пригрозил охальнику здоровенным кулаком. — Вот подожди, доберусь я до тебя, Алекс не спасет. Но, к слову сказать, из него, из обезьяна этого, христианин получился бы намного достойнейший, чем из такого пропащего язычника, как ты. Клянусь в том самим Святым Дунстаном.

Опередив других, я шагнул поближе к пленнику. Тот дернулся, глухо заворчал, угрожающе показывая острые, выпирающие из толстогубого рта клыки.

— Недалекие его предки были такими же Людьми, как и: мы с вами, — высказал я почти сразу сам собой напрашивающийся вывод. — Посмотрите повнимательней на лицо. В нем, при желании, можно найти уйму человеческих черт. Да и заметьте, друзья, он одет в звериную шкуру, а обезьяны не способны что-либо производить. К тому же, скажите, зачем бы это обезьяне понадобились наши кони? По деревьям скакать?

— Да ты сам повнимательней глянь на его тошную рожу! — вознегодовал гном. — Надбровные дуги чего стоят. Вон тролль наш, — тут Рыжик слегка стушевался, но все же бодро докончил, — и то не в пример лучше. Нет, правда, Брын-гин-гин-дыль у нас пусть и не красавец, но все, же обаятельный и привлекательный парень. А это чудище ему и в подметки не годится. Да-а.

— Ничего удивительного, — продолжая осматривать пленника, ответил я, — налицо явная деградация.

— Девла, дебра, дедра… — безуспешно попытался повторить Рыжик, но срезу же сдался. — Тьфу, дьявол, это че, жаргон Воровской Гильдии?

— Да нет же, дурень, — терпеливо пояснил я, — просто, образно говоря, предки этого малого постепенно опустились до животного состояния. Возможно, он потомок тех, кто после страшного поветрия не ушел из Покинутых Земель. Впрочем, кто теперь сможет точно сказать? В истории за последние столетия столько напутали, сам черт ногу сломает.

— Ну, блин, дела! — подивился гном. — Это ж надо, такое страшилище, а вам людям — родня.

— Да ты не переживай так, — не отказал себе в удовольствии съязвить Маленький Джон. — Встретим еще и твоих соплеменников. В шкурах. Вот уж кто, наверное, будут красавцы.

Взрыв дружного хохота всей компании заставил связанное существо предостерегающе оскалить зубы.

— И твоих сродственников повидаем, каланча, — не остался в долгу Фин-Дари, — только вряд ли у них хватит ума пошить из меха одежду. Значит, как голого верзилу увидим, так сразу и поймем, чей собрат чешет мимо нас. Хи-и-хи-хи-хи! Вот потеха-то будет!

— Что делать с ним будем? — поинтересовался Мук Мельник, легонько смыкнув конокрада за ремень.

— Допрашивать его бесполезно, — безнадежно махнул рукой Робин, — убивать жалко, да и особо не за что. Но и отпускать пока нельзя.

— Пусть под надежной охраной посидит до утра, — предложил я, — а там, отъехав от этих мест километров на двадцать, можно его и освободить.

— Согласен, — присоединился ко мне Маленький Джон, — думаю, так будет лучше всего.

Остальные члены нашего отряда поддержали такой исход дела. И лишь Фин-Дари, конечно же, имел собственное, отличное от других мнение.

— Взять да перерезать этому дестеренетару, тьфу ты, язык сломаешь, ну обезьяну то есть, глотку и никаких проблем. А то мудрите невесть что. Еще возьмите додумайтесь накормить негодяя. Или того похуже — вином напоить. Кинжалом по горлу и пущай сам червей кормит да кровушкой поит. У-у, ворюга. Это ж он, гад, мог и моего Уголька украсть. Гад!

— Тише, Фин-Дари, — успокоил не на шутку разошедшегося гнома Робин Гуд, — неужто мы палачи?

— Верно, Робин, — поддакнул монах, — одно дело прикончить обезьяна в бою и совсем другое — отнять жизнь у беспомощного. Не по-христиански это, Ершок, не по-христиански.

— А я и не христианин, — с завидным упорством огрызнулся гном, — а потому считаю, что хороший враг — это мертвый враг.

— Довольно болтовни, Рыжик, — стал терять терпение я, — ты ведь прекрасно слышал, что решило большинство.

— Подумаешь, — обиделся Фин-Дари, — я-то ведь хотел как лучше. Только кто это оценил? Ну и народ, о-хо-хо! Пойду-ка я лучше спать, коли меня не понимает никто. Вызывающе широко зевнув, он пошел в сторону раскинутых палаток. Ночи становились все прохладней, и потому сон под открытым небом мог принести сильную простуду. А она в далеком походе никому не нужна.

Вскоре и мы последовали далеко не глупому примеру Рыжика. Белый прилег, было, на походный матрац, но я пригласил его в наше брезентовое обиталище. Брын-гин-гин-дыль устроился у входа, вытащив из ножен свой огромный меч.

— Моя охранять хозяина и остальной товарищ, — слегка заплетающимся языком, однако твердо заявил он, — моя сторожить их словно преданный пес.

Наши слова о том, что лагерь и так находится под надежным присмотром людей Робина, не возымели ни малейшего действия. Оставив пустые уговоры, мы, не тратя больше времени, улеглись и почти моментально заснули. На заре побудку сыграли птичьи голоса. Звонкая разноголосица неслась со всех сторон так, что даже уши закладывало. Хотя, конечно, весь этот шум-гам был весьма приятен, к тому же просто поднимал настроение.

От костров доносились ароматы мяса и тушеного картофеля, приготовленные вставшими раньше всех поварами. Нос Фин-Дари, высунутый из палатки, повернулся в сторону ближайшего котла и, словно магнитом, увлек за собой своего хозяина. Через минуту нахалюга-гном уже уплетал за обе щеки. Скоренько умывшись, мы тоже подсели к котлу. Неподалеку от нас жадно поглощал пищу пленник, щедро наделенный ею по приказу Робина. Рыжик с досадой посматривал на него, корчил свирепые рожи, но благоразумно помалкивал.

Не позднее семи утра весь отряд в полном сборе выступил в дальнейший путь. Ландшафт не менялся: так же, как и вчера, по обе стороны древнего тракта высились торжественные красавцы пирамидальные тополя, порой встречались развалины, в которых угадывались канувшие в Лету деревни и поселки. Возле наиболее крупных селений располагались мрачные, полные тьмы, башни и небольшие замки. Почему-то они напомнили мне скрюченные пальцы, уткнувшиеся в небо. Когда-то в прошлом в них жили сеньоры этих мест. Теперь же там прочно обосновались вороны, галки и, вероятнее всего, кое-что и похуже.

Как было решено вечером, пленника отпустили с миром, чему, естественно, тот был несказанно рад и даже в первые минуты не слишком поверил. На прощание он попытался неуклюже поклониться, при этом что-то нечленораздельно бормоча. Но ясной человеческой речи мы от него так и не услышали, хотя монах Тук и пытался всеми силами разговорить дикаря.

К полудню тракт свернул круто на восток, а дальше на север нас повела уже неширокая тропа, по которой ехать можно было лишь цепочкой по одному. Примерно за час-полтора до перехода на тропу на равнине появились каменные проплешины, где росли одни колючки, разрыв-трава да cepo.-зеленый мох. Теперь же проплешины, постепенно срастаясь, образовались в бескрайнюю долину, усеянную каменными обломками самых фантастических очертаний. Вот навис над дорогой грозный рыцарь, занесший над головой исполинский меч, горой острых зубцов подползал трехголовый дракон. Валуны, разбросанные ломаной линией, до странности похоже напоминали присевших отдохнуть гномов. Изваяния порой выглядели столь натурально, что невольно закрадывалось сомнение: а только ли одна Мать-Природа приложила руку к их созданию?

Обедать решили на ходу, ибо никому не хотелось располагаться на привал в столь безжизненном месте. Едва были съедены последние крошки, как с неба хлынул сильнейший ливень. Но он, слава Богу, вскоре прекратился, а выглянувшее затем яркое солнышко мигом высушило и нас, и одежду.

Конец первой части.

Часть II

Глава 1 КОМПАНИЯ НЕСЕТ ПОТЕРИ

— До наступления сумерек в окружающей местности так ничего и не изменилось: все-те же причудливые скульптуры, свисающий космами мох, тишина да отсутствие какой бы то ни было живности. Даже вездесущих задир-воробьев и тех мы не заметили ни одного. Но делать нечего, несмотря на никому не пришедшиеся по душе края, следовало искать удобное для ночлега место.

Посланные на разведку Мук Мельник и Сэм Балаболка натолкнулись на расщелину в боку раздвоенной, словно змеиный язык, скалы, приведшую их в обширную, сухую пещеру, рассеченную пополам темным стеклом ледяного ручья. Вскоре, выставив возле оставшихся снаружи лошадей и у входа дозорных, весь остальной отряд с комфортом устроился в теплом нутре надежного пристанища. К нашей великой радости, здесь оказался солидный запас хвороста и дров, что делало возможным такую роскошь, как костер. А невидимые отверстия в потолке создавали хорошую вытяжку дыма, идущего не столько от сложенного в центре очага, сколько от нещадно чадящих курительных трубок.

Маленький Джон превзошел других курцов, укутавшись, словно языческий бог грозы, в сизое колышущееся облако, откуда выглядывала только его блаженствующая физиономия. Рядом с ним, как я и предполагал, должен находиться Фин-Дари, но дымовая завеса надежно укрыла этого шкета от моих недоброжелательных взглядов. Все же, спустя какое-то время, туман понемногу развеялся, ибо наши куряги таки отвели душу.

К этому времени повара успели приготовить в двух котлах пшеничную кашу с мясом и заварили в третьем крепкий восточный чай. Правда, пить его приходилось без сахара, но, тем не менее, он был великолепен. Поужинав, Робин сменил дозорных, дав им возможность принять горячую пищу. Спать было еще рановато, и потому все остались сидеть у сложенного из камней очага. Кто-то из лесных стрелков уговорил Аллена спеть балладу о трех сыновьях веселой Хейлифордской вдовы. Но, несмотря на все мастерство менестреля, песня особого успеха не имела. Да и неудивительно, ведь почти у всех в Спокойных Землях остались близкие люди. И кто мог теперь поручиться за их безопасность? Вот они и хмурились, пусть не внешне, но в душе. Наверное, потому последующие баллады сплошь заказывались грустные, а под конец Маленький Джон попросил исполнить «Серого Журавля» — песнь-реквием погибшим разведчикам Покинутых Земель. Аллен, хоть уже и подустал, однако сыграл так, что у многих на глазах на вернулись непрошеные слезы.

Эти печальные строки я знал и раньше, ну, правда, с незначительными изменениями. Вот они…

Он не вернулся из Покинутых Земель,

Теперь они ему пуховая постель,

А он разведчик был от Бога…

На мир смотрел светло и строго.

За что одарен был смертельною стрелой,

Пронзившей грудь пылающей иглой;

И горько было сознавать,

Что не увидит его мать.

И та веселая девчонка.

Которая смеялась звонко.

И обещала вечно ждать.

Но это может только мать…

И он упорно шел вперед.

Земля под ним, что скользкий лед.

Все чаще спотыкаться стал,

А силы кончились — упал.

Лежал в бреду, когда вдали;

В звонкоголосье птиц вплели

Ужасный звук, собачий лай,

Предвестник страшных гончих стай.

Из ножен выхватил клинок,

Пронзая напрочь песий бок,

Но в стае псов таких не счесть,

В глазах у них от Смерти весть.

А где-то там, у синей речки,

Любимым дарятся колечки.

Венками украшая воды,

Заводят девки хороводы.

Но не бывает там девчонка,

Которая смеялась звонко.

Черна всегда ее одежда,

Знать, похоронена надежда…

А русый волос, бел, как снег,

Его покрасил — не время бег.

И не похожа та девчонка

На ту, которая смеялась звонко…

Притихшую тишину пещеры долго никто не нарушал. Слышались лишь дыхание людей, потрескивание догорающих дров в очаге да неумолчный шум бегущего ручья.

— Да успокоятся с миром все убиенные за Господа и Свет; — со вздохом благословил святой отец, с кряхтеньем поднимаясь и растирая обширную поясницу. — И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!

Перекрестившись и что-то бормоча на ходу, он направился в тот угол пещеры, где уже лежали постеленные походные матрацы. Я, а за мной и остальные тоже потянулись на отдых. На разговоры ни у кого не было ни сил, ни настроения. Во сне ко мне пришел Нэд Паладин. Он грустно улыбался, а потом, заслыша зов летящей в небе стаи; Вдруг обратился в серого журавля и взмыл ввысь.

— Алекс, прощай! — донеслись его едва слышные слова. — Но когда-нибудь мы вернемся за тобой. Мы, твои старые товарищи. Знаешь, как прекрасна Земля под крылом? Ты увидишь, увидишь…

Утром Фин-Дари пришлось изрядно потрясти мое плечо, прежде чем исчезли оковы странного забытья. Но на сердце еще долго висела пудовая тяжесть. Даже завтрак и тот не полез мне в глотку в то нерадостное утро.

Как назло, и погода испортилась: солнце исчезло, скрытое свинцовыми тучами, и вдобавок ко всему подул зябкий встречный ветер, пробиравший до самых костей. В хмуром молчании мы продолжили путь по мертвой, нереально выглядящей долине. Тропа то сужалась, то, повинуясь своим капризам, делалась шире, пока не привела в теснину с нависшими над ней уступами. Перед самым въездом в нее кони тревожно захрапели, а некоторые даже встали на дыбы.

Взмахом руки Робин выслал двоих разведчиков. Ловко прыгая с камня на камень, парни исчезли среди головоломных нагромождений. К нам назад они вернулись, более скорым путем. Их исколотые пиками тела сбросили вниз замаячившие на уступах зловещие серые фигуры. Наши товарищи не успели коснуться земли, как в нас полетела туча стрел. Спрыгнув с коней, тут же уведенных подальше в безопасное место, мы рассредоточились, хоронясь за всем, что могло представлять из себя укрытие, и посылая стрелу за стрелой в мелькавшие наверху силуэты. Состязание в меткости продолжал ось долгие полчаса. Затем нападавшие, очевидно, прикинув, что оно не в их пользу, неожиданно прервали его, ринувшись с защищавших их круч в атаку. Теперь и они, и мы сходились лицом к лицу.

Я сразу узнал их, это были слуги Тени — Серые. Псы, свирепые песеголовцы с телами людей, поросшими серой короткой шерстью, На всех без исключения красовались новенькие стандартные кольчуги-безрукавки, а вооружение состояло из кривых ятаганов да метательных дротиков.

— Тварей примерно впятеро больше, — успел прикинуть я, прежде чем одна из них оказалась совсем рядом и занесла для удара хищно изогнутый меч. Легко отбив его, я сделал обманное движение своим клинком; ускользнул в сторону и уже кинжалом нанес в бок страшный удар, пропоровший кольчугу, словно та состояла из картона.

— Получи! — вдобавок пошел косой взмах меча, сокрушивший треснувший череп. Совсем рядом кто-то охнул от боли. Молниеносно обернувшись, я увидел Сэма. Балаболку, пронзенного с двух сторон ятаганами. Выручать парня было поздно — ртом хлынула густая, темная кровь, но отомстить время подошло в самый раз.

Молча, напав сзади, я снес башку стоящему ко мне спиной; другой песеголовец, прекрасно видевший происшедшее, успел отскочить назад и, широко размахнувшись, швырнуть дротик. Играючи, я перерубил в воздухе тонкое древко. В ответ псина что-то злобно, неразборчиво прорычала и, выставив вперед острие клинка, пошла в атаку. Используя довольно хитрую тактику, она старалась достать меня коварными приемами, впрочем, не принесшими ей особого успеха. В итоге, увлекшись нападением, она позабыла об осторожности и защите, чем я и воспользовался, пронзив клинком насквозь левую часть груди.

«Да это ж баба, — только тогда запоздало понял я, — заметив две выпуклости под обагрившейся кровью кольчугой, — или сучка, черт знает, как правильно сказать». Но на созерцание поверженного врага времени не было. Вокруг вовсю кипело яростное, без малейших признаков милосердия, сражение. Где-то невдалеке кукарекал петух, мяукала кошка, полил осел и ревел тигр. Из чего можно было безошибочно заключить: там орудует своей булатной секирой придурок Фив-Дари. Где находятся Джон, Белый либо Робин, определить я не успел: налетевший Серый Пес огромного роста с окровавленным ятаганом в руках обрушил на меня целую серию мощных, быстрых ударов. Отражая их, я еще успел подивиться:

— Куда, интересно знать, задевался троллюшка? — но тут же позабыл об этом.

Противник оказался опасный, требующий предельного внимания. Так сказать, прирожденный убийца. Конец поединку внезапно положил монах Тук, возникший неподалеку со своей жуткой, тяжеленной дубиной. Недолго мудрствуя, он мимоходом ударом сзади размозжил черепушку моего противника и, продвигаясь дальше, елейным голосом пожелал:

— Алекс, сын мой, помни о добродетели и не желай зла, даже врагу твоему. Всепрощение, сын мой, это… Ах, ты ж падло! — внезапно взревел он, изрыгая из себя слова совсем уже не из Святого Писания; — Мудак, пожирающий понос паршивой свиньи, мухомор, растущий в дерьме. Ну держись!

Несмотря на всю серьезность ситуации, я едва не расхохотался. Из толстой ягодицы монаха торчал глубоко вонзившийся дротик, брошенный коренастым Серым Псом.

— Сатанинское семя! Отродье мартовской кошки и шимпанзе! В клочки разорву! — все более распалялся святой отец, надвигаясь, словно потревоженный медведь-шатун, на пятившегося перед ним врага. Взмахнув затем пудовым кулаком, он опустил его на темечко слуги Тени с таком силой, что глаза того буквально вылетели из орбит.

От этой трагикомедии меня отвлек сильный тычок в плечо. Кинутый кем-то дротик продырявил плащ, но не осилил дедов подарок-кольчугу. Отпрыгнув в сторону, я обернулся, и это спасло, ибо следующий дротик пронзил бы мне шею. Водоворот боя вынес троих, мокрых от чужой и собственной крови, Псов, растративших без пользы на мою скромную персону оставшееся метательное оружие. Но ятаганы у них еще оставались, блеск их остро отточенных лезвий ничего доброго не сулил. Словно повинуясь безмолвной команде, все трое остервенело набросились на меня.

— Получи, мразь!

Уделал я ближайшего неожиданным, крушащим пинком ноги в псиную харю, почти одновременно отражая мечом и кинжалом ятаганы других врагов. Спустя пять-шесть секунд сделанный ловкий захват обезоружил одного, чей клинок, описав красивую дугу, улетел неведомо куда, а сам он с рассеченным горлом упал к моим ногам. Последний из несчастливой троицы ловко сиганул назад. Я же, не давая ему уйти, бросился за ним; но, поскользнувшись в луже густеющей крови, самым дурацким образом упал. Вскочить времени не было, враг уже навис надо мной с высоко поднятым острием вниз ятаганом.

«Приколет, словно бабочку», — мелькнула отстраненная мысль, одновременно с которой я попытался своей ногой подсечь ноги противника. И мне это удалось, он упал, но отчего-то без головы. Все понятно стало после дикого вопля:

— Хозяина! Ой, прости бедный тролль, из который едва не выбить дух кусок скала. Однако теперь бедный тролль хорошо защищать любимый хозяина!

Угрожающе оглядываясь по сторонам, где повсюду бурлила не затихающая ни на мгновение кровавая жатва, совсем рядом стоял Брын-гин-гин-дыль с огромной лиловой шишкой на лбу и двуручным мечом в могучих, играющих мышцами руках.

— Молодец, троллюшка, — успел похвалить его Я, — ты вовремя подоспел.

Мои словоизлияния прервала компания из шести сплоченно держащихся крупных сук. Злобно ощерившись, они уничтожали всех на своем пути, мы же были избраны очередными жертвами. Для начала «дамы» угостили нас тремя-четырьмя дротиками, от которых и я, и мой телохранитель либо уклонились, либо попросту отбились мечами. Воители со столь выпирающими бюстами достойны любезного обхождения, решил я и потому с вежливым поклоном ответил щедрым веером со свистом улетевших стальных звезд. Тем отчего-то не понравилось. Передняя схватилась за глотку и с воем покатилась по земле. А крайняя слева, забыв про свою недавнюю агрессивность, громко скуля, занялась глазом. Соринка ей, что ли, попала?

Оставшиеся невредимыми серые подруги бешено атаковали нас, но тролль и я стояли спина к спине, отмахиваясь от них, словно медведь и волк. А этих хищников не просто взять. Даже таким умелым сучкам, с сиськами до пупка. Правда, довольно скоро до них дошло, что связываться с нами не стоило. Но чего стоит умная мысль в голове, на которую обрушивается меч? Думаю, что ничего.

Мой личный вклад в этот этап схватки был невелик: подрубленные ноги у одной из «дам». Брын-гин-гин-дыль, наверстывая упущенное в столь важном деле, как охрана «любимый хозяина», оказался на высоте. Орудуя своим двуручным мечом, он скосил, будто тростинку, замешкавшуюся противницу. Двоих же других попросту развалил пополам. Теперь появилось время просто оглянуться вокруг и постараться понять, что происходит, на чью сторону склоняются весы победы.

С середины проходящего сквозь теснину коридора, где я оказался, была хорошо видна вся его протяженность. Отовсюду неслись звуки битвы: яростные возгласы предсмертные хрипы, визг, рычание, звон встречающейся стали. Но и слева и справа от меня парни нашего отряда теснили Серых Псов к стенам круч, укрывавших тех во время дуэли. Довольно далеко мелькнула фигура. Белого, рубившего врагов с убийственной неотвратимостью самой Судьбы. Джон высился чуть ли не у самого выхода, надежно заперев его своей стальной булавой. Возле него виднелась целая гора мышино-серых тел, смятых чудовищными ударами. Это было верное решение: упускать живых врагов не стоило, наведут погоню, как пить дать. По крайней мере, сообщат другим вассалам Черного Короля о нашем вторжении в его земли.

Другой конец коридора перекрыли Джек Сосна и монах Тук, перед которыми также валялись груды сраженных выродков. Некоторые из припертых к стене Псов пытались спастись, карабкаясь по скалам вверх, но их тут же метко сшибали стоящие метрах в десяти от меня лучники, прижавшиеся спинами, к противоположной, еще более крутой, стороне прохода. Можно было бы сказать, что все складывается неплохо, не будь одного скверного обстоятельства: наших полегло тоже много. Слишком много для первого боя. А сколько схваток еще впереди? Одно можно сказать: не счесть. М-да, невеселые перспективы навевало наше совместное с парнями Робина крещение… Но где же проклятый гном? Что-то его не слыхать, да и не видать пока.

— Хозяина! — предупреждающе завопил тролль, тыча пальцем вправо от нас. — Собака идти большой свора: Берегись: хозяина!

Но я уже и без него видел приближающуюся опасность. Сплотившись в многочисленную группу, Серые Псы шли на прорыв в сторону Джека Сосны и монаха. Это было серьезно, особенно если учесть, что где-то там дальше находились наши кони… А тут еще как назло, Джек схватился за живот и упал, оставив святого отца в одиночестве.

— За мной, троллюшка! — приняв решение, гаркнул, я и преградил дорогу несущейся лавине.

Вот когда на самом деле пошла серьезная потеха! Со всех сторон маячили лишь серые, ощеренные морды, с которых разлеталась брызгавшая от, исступленного бешенства пена. Молниями мелькали кривые ятаганы, рассекающие воздух с пронзительным свистом. Понадобилось все мое мастерство фехтовальщика, чтобы парировать хотя бы большую часть ударов. Те же, что я пропустил, особо серьезными не являлись: рассеченная щека, задетая дротиком мякоть бедра да чувствительный пинок в бочину копьем. Опять, в который уже раз, спасибо дедовой кольчуге — выдержала. Худо было с троллюшкой. Он не обладал такой кошачьей изворотливостью и ловкостью, как я, хотя; конечно, силой превосходил намного. Оказавшись в самом центре разразившейся бури, он совершенно не поспевал отражать шквал обрушившейся на него стали, но на ногах, бедняга, держался и спину мою прикрывал надежно. Жаль только, своим телом…

Впрочем, долго наши усилия продолжаться не могли: от такого дикого темпа я стал быстро уставать. Вдобавок ко всему кровь из моих растревоженных ран потекла обильными струйками, а Брын-гин-гин-дыль почти совсем перестал защищаться и лишь стоял, пошатываясь, словно могучий дуб, содрогаемый в непогоду. Одна из сучек, получившая от меня «гостинец» в брюхо, подползла, пытаясь укусить за ногу. Пришлось зацедить ей с носока, с хрустом ломая челюсти и клыки. После такай раны в область желудка они ей все одно уже не, пригодятся.

В этот момент троллюшка упал, хрипя и из последних сил пытаясь еще раз поднять свой тяжелый меч. Перед, всей этой оравой я остался один. Но тут, раздался, похожий на соколиный клич Робина, за ним последовали кукареканье Фин-Дари, маты Джона, а совсем рядом возник, будто призрак, пробившийся ко мне Белый. Этот всегда молчал, за него говорил неумолимо карающий меч. Серые Псы ожесточенно сопротивлялись, но мы косили их, словно сорную траву.

С появлением друзей у меня неведомо куда исчезла усталость, а тело, наполнилось ищущей выход силой. Так сказать, открылось второе дыхание, хотя я и понимал, что это не надолго, потеря крови скоро, возьмет свое. Но мы, впрочем, и не намеревались долго канителиться с серыми гадами. Тем более что подошло еще подкрепление в лице нескольких храбрецов Робина.

И действительно, через пару минут с противником было покончено. Улизнули лишь двое, хотя и им не слишком повезло. Один сдуру попер на дубину, святого отца, загораживавшего выход, вследствие чего его глупые собачьи мозги забрызгали окрестные камни. Другой рванул по скалам наверх и был остановлен меткой стрелой. Остальных немногочисленных беглецов добивали у выхода из теснины, прежде охраняемой Джоном.

«Фу! — я вытер потный, окровавленный лоб. — Теперь можно и дух перевести». Но тут небо сыграло со мной нехорошую шутку. Оно внезапно опрокинулось вниз, поменявшись местами с землей, а я стал падать в его прозрачную бездну со все убыстряющейся скоростью и при странном отсутствии малейшего звука. Очнулся я под вечер, накрепко при вязанный к седлу и шее Дублона. По всей видимости, сказалась не только большая потеря кровушки, но и совсем еще недавняя рана головы. Бок о бок со мной ехали Джон и Фин-Дари. Видок у них был, еще тот. Угрюмый гоблин с Закопченных гор и тот, наверное, веселей выглядит.

Стараясь не привлекать внимания углубившихся в себя друзей, я повел глазами, считая всадников на лошадях. Матерь Божья! Не беря во внимание меня, их оказалось двадцать четыре. А как же наши потери? Что за чертовщина? Я ровным счетом ничего не понимал. Джон, первым заметивший возвратившееся ко мне сознание, приблизился и развязал узлы удерживающих ремней.

— Не обольщайся, — хмуро буркнул он, заметив, что я удивлен. — Наш отряд теперь по большей части состоит из трупов. Да; Алекс, многие из тех, что покачиваются в седле, мертвы. Похоронить их было негде и потому решили привязать тела к лошадям да везти до удобного места.

— Сколько? — почти беззвучно выдохнул я. — Сколько мы потеряли в этой бойне, Джон?

— Восемнадцать человек, — ответил вместо великана непривычно скорбный гном, вплотную подъехавший с другой стороны. — Восемнадцать славных, чудесных парней. Такие вот дела, брат Алекс. Невеселые, не правда ли?

— Нёвеселые, — отозвался я, осторожно касаясь рассеченной щеки, от которой шел резкий запах целебного травяного бальзама.

— Серые Псы — настоящие преступники, — заметив мое движение, попытался пошутить Маленький Джон. — Надо же, такого красавца мужчину изуродовали. Сволочи!

— Не девица на выданье, так что не страшно, — угрюмо буркнул я.

Кроме щеки, болело раненое бедро, и саднил бок, наверняка запекшийся кровавым синякам. Но разве это было важно? Когда позади, скачущего отряда восседали накрепко привязанные к лошадям погибшие товарищи? Погибшие потому, что решили помочь мне… И вот я жив, а они нет…

— Как же теперь жить дальше, имея на совести восемнадцать молодых ребят? — последние слова, не заметив, я произнес вслух.

Бледный, словно смерть, Робин, с перевязанной белой тряпицей головой, возглавлявший авангард, услышав, обернулся.

— Брось, Алекс, глупости городить. Они воины, павшие наши товарищи. А воин со Смертью, что жених с невестой, повенчаны и рядом идут. Так что корить тебе себя не в чем. Честью клянусь.

Тяжело вздохнув, я промолчал. Да и что тут скажешь? Робин и прав, и не прав.

А угрюмая каменная равнина не торопилась кончаться. Алые лучи заходящего светила, скользя по причудливым нагромождениям, придавали местности зловещий, потусторонний вид.

— Стоите! — подняв руку, скомандовал Робин. — Вот это, наверное, то, что нам надо, — и он указал в сторону высокого плоского холма, засыпанного с восточной стороны грудой не слишком больших обломков. — Чем не место для братской могилы?

Взобраться наверх удобнее, всего было с юга, остальные стороны выглядели труднодоступными. Прихрамывая и опираясь на подставившего плечо молчаливого Белого, я вслед за товарищами взобрался на вершину. Проклятая дырка в бедре давала о себе знать, хоть уже и не кровоточила, заботливо промытая и обработанная друзьями, когда я был без сознания. Выбранное, Робином место действительно оказалось подходящим. Как специально, почти в самом его центре имелось углубление, достаточное для того, чтобы уложить туда восемнадцать тел. Правда, им придется тесновато, нона то это и братская могила…

Перекинувшись лишь несколькими словами, мы принялись за печальную работу. По прошествии часа все наши павшие товарищи были доставлены на свое последнее ложе. Время попрощаться имелось, и Я подошел к троллюшке, к первому…

— Прощай, дружище, ты спас любимого «хозяина», закрыв его, от копий и мечей своим телом, — голос мой дрожал и прерывался. — Спасибо тебе и покойся с миром. Пусть Единый Создатель примет душу твою и щедро воздаст за доброту и верное сердце.

— Прощай и ты, Джек Сосна, — зазвенела рядом, словно туго натянутая тетива, речь Робин Гуда. — Ты был лучшим из моих друзей; и вот теперь дороги наши расходятся.

Ничуть не скрываясь, плакал монах, угрюмо понурясь, замер Белый, Джон, всегда в такие моменты чувствовавший себя не в своей тарелке, теребил огромными ручищами готовую вот-вот оторваться пуговицу. Малыш Фин-Дари шмыгал носом и делал героические попытки сдержать слезы, наполнившие его синие, будто васильки, глаза. Всем было горько… Ибо в этом мире мы расставались навсегда. А встретимся ли на том свете, кто знает? Да и есть ли он на самом деле, тот свет?…

В чернеющих сумерках над захоронением возникла пирамида из обломков и небольших глыб гранитной породы. Даже сейчас, в темноте, выглядела она внушительно. Вот, только выбить имена мы не могли при всем желании, так как нечисть всегда глумилась над могилами врагов. Но мы запомнили, отметили в сердцах и этот скорбный холм, И это надгробие… Монах Тук прочитал заупокойную молитву и даже окропил братское усыпалище святой водой из оберегаемой, как зеница ока, глиняной бутылочки. То малое, что было сейчас в наших силах, мы сделали…

Заночевать решили тут же, в последний раз рядом с павшими друзьями. Еда не лезла в горло, да и о каком аппетите могла идти речь? Поэтому свободные от дежурства тут же предались столь необходимому отдыху. Я заснул, словно убитый, а очнулся на рассвете от легкого прикосновения чьей-то руки.

— Вставай, Алекс, — прошептал над самым ухом Маленький Джон, — пора в путь-дорожку. Да поднимайся же ты, лежебока! Посмотри; вон лодырь наш рыжий и тот на ногах.

Поеживаясь от утреннего холода; я осторожно, стараясь не потревожить бедро, встал с матраца. Стоявшая на пороге осень все чаще давала о себе знать.

— Почему никто не разбудил меня дежурить? — без особого сожаления, поинтересовался я:

— Жалко стало, вот и не разбудили, — признался Фин-Дари. — Мы-то вот с каланчой отделались почитай что легко. Так, царапинами да шишками. А тебе, братушка, после большой потери крови лишний час отдыха совсем не повредит.

— Да, спасибо, — благодарно согласился я, — ибо чувствую, сон действительно пошел мне на пользу.

Неподалеку, собираясь, возились монах Тук и Белый. Робин, присев на корточки, занимался раной, Аллена, полученной дротиком в живот. Наш певец был белый, как снег, но не издавал ни звука. Терпел бедолага… Хм, хотя бы наконечник оказался чистым. Не то будет худо. Да и вообще, раны живота — паскудная вещь. Уж я-то это хорошо знал.

В сторону печальной пирамиды, сокрывшей товарищей, никто из нас старался не смотреть. И без того на душе было тяжко. Подошедший Белый, невзирая на протесты, осмотрел, промыл спиртом и смазал целебным бальзамом мои, как он выразился, «раны». Затем все по-быстрому перекусили и в молчании обступили братскую могилу.

— Пухом Земля вам, — от лица остальных пожелал расстроенный монах, — и пусть снятся лишь сладкие сны. И да пребудет с вами милость Господа нашего, ибо честно заслужена она. Покойтесь с миром и прощайте…

— Прощайте… — глухим эхом отозвались шесть голосов. Поджидающие внизу кони радостно заржали, приветствуя, спускающихся хозяев. Вот только, жаль, осталось их немного. Всего семь… По прошествии двух часов пути стало ясно — неуютное каменное царство кончается. Края его еще не были видны, но кое-где появились земляные проплешины, к полудню сделавшиеся заметно обширней. В них даже зазеленела редкая трава и нечто похожее на подобие чахлых, искривленных деревьев.

Грызя на ходу сухарь с куском вяленого мяса, я обратил внимание на промелькнувшую впереди птицу. Похоже, это был хохлатый орел, создание довольно прожорливое, а, следовательно, где-то неподалеку обитают другие пернатые, да и, вероятно, не только они.

Так постепенно мертвый ландшафт сошел на нет, уступив место давным-давно не паханной степи, поросшей буйными сорняками, среди которых порой встречались колоски одичавшей пшеницы или ржи. Хватало и костей: человеческих и вообще непонятно каких. Черепа; выбеленные солнцем, ветром да дождями, в зловещем веселье скалились из травы. Некоторые из них облюбовали, как постаменты, отреющиеся на солнышке суслики и хомяки.

Проклятые Покинутые Земли… Где ты, Арнувиэль? Как отыскать тебя в их мрачных, бескрайних просторах?

— Круто сошлись мужики, — прервал мои пессимистические раздумья Фин-Дари, плетью указывая влево от ведущей нас едва заметной тропы. — Видать, крепко что-то не поделили.

Далеко на северо-запад простиралось поле древней брани, заваленное грудами костей, железным хламом проржавевших доспехов, оружия да брошенного на произвол судьбы останков большого интендантского обоза. Непонятно на кой черт; но здесь даже имелась высившаяся грудой гнилого дерева передвижная осадная башня. А невдалеке от нее — странные механизмы, в которых при желании можно было признать баллисты и катапульты. Зачем они, спрашивается, в чистом поле? Гм, хотя кто теперь разберет; что тут происходило несколько сот лет назад? Все же сам собой напрашивается наиболее вероятный вывод: войско шло на приступ города либо крепости, чьи защитники, не желая быть осажденными; встретили неприятеля вдали от родных стен. Вот только один хороший вопрос: выиграли они от этого или нет? Вопрос, повторюсь, хорош, однако остался он без ответа.

Среди дикого буйства смерти, некогда разгулявшейся здесь, ничего нельзя было разобрать. Движимые любопытством, мы на километр-другой даже углубились на территорию побоища объезжая наваленные кучами скелеты, до сих пор одетые в панцири и кольчуги. Странное это было зрелище… Витязи давно ушедшей в Историю эпохи, не сокрытые стыдливым одеялом земли, над которыми витал дух забвения и заброшенности. Так и казалось, что они словно чего-то уже довольно долго ожидают. Какого-то зова или, может, звука трубы? Чепуха, конечно… После визита Костлявой возврата нет никому.

Вернувшись на тропу, мы в тягостном молчании поехали дальше. Приуныл даже вечно жизнерадостный монах Тук. Что уж тут говорить о других? На Робине после смерти его побратима Джека лица не было. Да и остальные выглядели не лучше. Но я сердцем чувствовал, со временем все станет на свои места.

Вскоре мы вброд перешли неширокую мутную речушку, текущую откуда-то с востока. Ее берега оказались истоптаны следами многочисленных животных, приходящих на водопой. А ближе к вечеру далеко впереди проскочило стадо быстроногих оленей. Не раз и не два нам попадались камни с выбитыми на них диковинными рунами, значения которых никто из членов нашего уменьшившегося отряда так и не сумел разобрать. Потому, вдоволь наглазевшись, мы просто перестали обращать на них внимание.

Заночевать решили у овального неглубокого озера с песчаным дном и пологими берегами. Времени до наступления сумерек еще хватало, но всем требовался хороший отдых. Особенно неважно выглядел Аллен Менестрель. Видно, день, проведенный в седле, здорово растревожил его проколотый дротиком живот. «Дай бог, чтобы в рану не попала инфекция, и она не загноилась», — в который раз, глядя на певца, про себя пожелал я. Иначе… Выражаясь языком нашего «великого оптимиста» Гробовщика, следовало заранее готовить белые тапочки и завещание.

Вспомнив тошную, вечно мрачную физиономию нашего гарнизонного лекаря, я поневоле криво усмехнулся. Что и говорить, тип он был весьма действующий на нервы. Но, полагаю, будь это возможно, я бы с радостью согласился на его участие в экспедиции. Ибо как спец Гробовщик мог дать фору кому угодно.

Сообща мы поставили одну палатку, затем осмотрели раны друг друга и занялись насущными делами. Джон с Белым пошли к лошадям, Фин-Дари помогал святому отцу готовить ужин, для чего они использовали куски сухого спирта. Ничего не поделаешь, после, нападения Серых Псов о костре пришлось надолго, забыть, Робин, прихватив лук, отправился разведать окрестности, Аллен прилег неподалеку от поваров, слушая их ворчливые замечания по поводу имеющихся запасов провианта. Я же загреб оружие друзей и принялся за его чистку. Вернувшись через час с небольшим, Джон с Белым подсели ко мне.

— С лишними лошадьми надо что-то делать, — с сожалением высказал великан назревшую проблему, — уж больно заметен с ними наш поредевший отряд.

— Выход, полагаю, один; — сказал я, протягивая одному его меч, другому — булаву, — расседлать да и отпустить на волю. Авось не пропадут.

Белый, соглашаясь, кивнул, а Джон неопределенно, пожал плечами, но лучшего предложить не смог. Перед самым ужином, словно призрак, появился Робин, сообщивший, что ничего подозрительного он не обнаружил. Вскоре монах объявил о готовности и пригласил всех к благоухающему ароматами котлу. Изредка обмениваясь ничего не значащими фразами, мы поначалу без особой охоты принялись за его содержимое. Съев пару ложек, монах вдруг спохватился, стукнул себя по лбу кулаком и трусцой направился к сваленным в груду тюкам. Назад он вернулся с маленьким бочонком вина.

— Помянем, братие, павших товарищей, — густым басом пропел он и скороговоркой добавил: — И да будет пухом им эта окаянная земля. Аминь!

Не стукаясь, мы подняли кружки, приникая губами к густой темно-рубиновой жидкости, отчего-то потерявшей всю свою сладость и ставшей вдруг горькой. Конечно же, это была горечь утраты… Опустошив бочонок до половины, мы еще какое-то время сидели в темноте, но разговор не клеился. Да и глаза начинали слипаться сами собой. Поэтому идея Рыжика идти на отдых встретила всеобщий отклик.

Но кому-то надо было и охранять сон товарищей. Первым эта забота выпала Джону и мне, после — Робину и монаху Туку, а уж под утро очередь доходила до Рыжика с Белым. С этой, ночи решили дежурить парами постоянно. Места становились все опасней, а вдвоем оно, как ни, крути, надежней. Беднягу Аллена, естественно, не стали привлекать к участию в ночном дозоре, ему пока не до этого. Пусть сначала оклемается парень.

Расположившись в стороне, от палатки, в неглубокой, поросшей жесткой травой канаве, мы чутко вслушивались в окружающий, мир звуков. Затянутое тучами небо скупо светило редкими, слабыми огоньками звезд, с трудом пробивавшимися сквозь густую пелену. Луна превратилась в размытое желтое пятно, порой исчезавшее на какое-то время полностью. Такие ночи хороши: для нападения, знали мы с Джоном, и поэтому, не доверяя тихому обманчивому покою, настороженно оглядывали окрестности, словно два опытных сторожевых пса. Но все оставалось спокойно, и в полночь нас сменили широко зевавшие Робин и монах Тук. Нырнув в нутро палатки на освободившиеся, нагретые места, мы, невзирая на тычки ворочающегося гнома, моментально уснули. Уже под утро, в серую предрассветную пору, раздался истошный вопль Фин-Дари:

— К оружию, друзья! Вокруг враги!

Поднявшись на ноги и хватая на ходу луки и заряженные арбалеты, все, находящиеся в палатке, включая Аллена, как угорелые, выскочили наружу. Наши дозорные уже вовсю сражались, пуская стрелу за стрелой в неясные сгорбленные силуэты, подступавшие со всех сторон. Мы немедленно включились в дело, засыпав нападавших целым роем жалящих каленых посланниц. В ответ донеслось злобное звериное рычание, которое вряд ли могли издавать человеческие существа. Вслед за этими дикими звуками В нас со свистом полетели булыжники, швыряемые, вероятно, из пращей. Рядом со мной кто-то громко ойкнул от боли, но времени оглядываться не было. Сутулые фигуры очутились настолько близко, что пришлось взяться за мечи. И тут, стоя друг против друга, я узнал гнусных овражников, днем хоронящихся от света в глубоких норах и заросших бурьяном буераках. Длинная лошадиная морда одного из них замаячила в каком-то метре от меня. Резко выбросив вперед правую руку, я проткнул его клинком насквозь, затем выдернул и обрушил его на хрустнувший череп. Не давая разъединить нас численно превосходящему противнику, мы старались держаться сплоченным кругом, внутри которого почти сразу оказался бедняга Аллен, получивший по голове тяжелой каменюкой. Ну не везет, так не везет человеку!

— А, суки! Получи, свинячье отродье! Блин, мать твою! Ку-ка-ре-ку! Ха, чучело вшивое, лови! Скотина! А-а-а! — неслись проклятия и возгласы моих друзей.

Подвывающие в ответ овражники умело размахивали корявыми, однако, увесистыми дубинками. Пару минут немилосердной сечи остудили пыл нападавших, уразумевших, что намеченные жертвы оказались зубастыми волками. То один, то другой из них, разочарованно бормоча, пятились, отступая в спасительную, пока еще густую мглу. Задержавшимся, не повезло. Робин, настиг их своими не знающими промаха стрелами. Вскоре у палатки установилась относительная тишина, нарушаемая нашим тяжелым дыханием да хрипами издыхающих врагов.

— Овражники, надо же, — вытирая со лба пот пухлой рукой, пробубнил себе под нос монах. — А я то, грешный, считал — выдумывают про них люди ради забавы, страху напускают. О-ох! Это «выдуманное» дьявольское семя так звездануло по моей несчастной голове варварской корягой, что искры, сыпанувшие из глаз, пожалуй, могли б зажечь костер. О-о! Моя головушка!

— Не стенай, отче, — не церемонясь, прервал того Робин, — лучше иди сюда, гляну; что там с твоим «котелком». Ох ты, черт! Да это даже не шишка, а целый пирог! Ну и ну, как ты только, старина, еще жив остался?

Пока остальные приходили в себя, невозмутимый и, как всегда, молчаливый Белый шагнул в сторону доносившихся стонов, быстро после этого смолкнувших. Джон одобрительно хмыкнул и, пнув по дороге труп начинающего коченеть овражника, отправился успокоить тревожно ржавших лошадей. Святой отец, уже с перевязанной головой, совместно с Робином занялись раной пришедшего в сознание Аллена. И тот вскорости тоже мог похвалиться белой тканью, умело наложенной на разбитый лоб. Мы с Фин-Дари подошли к ближайшему овражнику, черты которого стали хорошо видны в свете зажженной огнивом сухой ветки.

— Фу! — содрогнулся видавший Виды гном. — Ну и уродище! Завал! Рассказывал как-то Нэд Паладин про этих тварей, но я и представить себе не мог, что они такие отвратные.

— Да, — поддержал я старого друга, — красавцы писаные, а этот, если присмотреться, то похож на тебя, Рыжик. Когда ты с похмелья. Нет; правда!

— Грех обижаться на придурков с вавкой в голове, — вскинувшись, горделиво отрезал гном. — А иначе б я тебе задал перца. Надолго бы запомнил, пацан.

Ухмыльнувшись, я демонстративно поднес догоравшую ветвь к лицу Рыжика, а затем к харе овражника, как будто бы еще раз сравнивая. Взвизгнув, гном отпрянул в сторону палатки, ругаясь и кляня меня на все лады.

— Что поделаешь, — почесав затылок, сделал вывод Я, — мы все порой не понимаем шуток.

Первый робкий лучик восходящего солнца пробил себе дорогу сквозь редеющую пелену. Вот он коснулся скорченного тела у моих ног, высвечивая приспособленные для рытья нор обломанные когти, выступающий мерзкий горб, грудь, поросшую, свалянной грязно-рыжей шерстью, да получеловеческую, полулошадиную морду с разинутой клыкастой пастью. Проклятье! От неожиданности я даже отскочил назад, ибо овражник вдруг дернулся, сжимаясь и чернея на глазах.

«Действие солнечного света», — потом запоздало понял я, не в силах оторвать взгляд от превращающегося в пепел тела. Практически вся нечисть Покинутых Земель, за редким исключением, боялась дневного светила, стараясь до его появления запрятаться подальше. Через две-три минуты от зловонных меховых груд, в общем-то, ничего не осталось. Одни лишь черные, закопченные пятна, не весомый прах с которых унес свежий юго-восточный ветерок.

Вернувшийся, слегка прихрамывающий после схватки Джон устало опустился у завалившейся палатки, где мы все его и поджидали.

— Большая часть лошадей исчезла, — сообщил он, набивая табаком трубку, — думаю, из-за поднятого нами шума они в страхе разбежались. И наверняка половина их встретит следующий восход в желудках гнусных овражников.

— А что с нашими лошадьми? — встревожился я. — Все целы?

— Успокойся, — Джон благодушно пыхнул пахучим синим дымом, — все окей, дружище. Наши скакуны прошли слишком хорошую школу, чтобы испугаться звуков хорошей потасовки. Не хватает разве что двух-трех вьючных лошадей. Но кто мешает заменить их другими?

— Оказывается, и от проклятых овражников может быть польза, — с мудрым выражением изрек Фин-Дари. — Взяли и решили за нас проблему избавления от ненужных верховых животных. Как это мило с их стороны!

— Жаль, что они не решили проблемы твоего глупого языка, — плоско, но, В какой-то степени, верно, пошутил я. — Вот уж где польза была бы, словами не описать.

Ответить рыжий поганец не соизволил, Лишь, негодующе нахмурившись, отвернулся. Благо монах отдыхать ему не позволил. С кряхтеньем и оханьем оторвав от земли свое грузное тело, он с повелительными нотками шеф-повара поваренку велел:

— Эй, Фин-Гали, чертов нехристь, а ну, давай-ка живо за дело. Солнце во-он где, а у нас с тобой завтрак не готов. Тащи воду в котлы; разжигай огонь.

— Полегче, святоша, — огрызнулся гном, но послушно схватил ведра и затрусил к озеру. Правда, по пути он, не переставая, что-то бубнил себе под нос. Но тут ничего уж не поделать, такова природа всех гномов.

Как бы то ни было, они вдвоем быстро управились с приготовлением еды, после чего мы дружно занялись дегустацией. Довольно недурно, наверняка сделал вывод каждый авторитетный член «комиссии».

В дальнейший путь собрались как профессиональные бродяги, споро и быстро. Да и то сказать, столько лет в походах да всяких рискованных путешествиях, что поневоле научишься. Долгое время вокруг нас простиралась все та же дикая степь с остатками жилых построек, торчащих из зарослей густой травы, словно гнилые зубы. Хватало и уже много раз виденных каменных плит либо просто больших камней; испещренных диковинными, давно и напрочь позабытыми письменами. Под копытами лошадей порой похрустывали кости, и можно было только гадать, человечьи они или нет. Изредка ровный стол степи прорезали глубокие овраги, еще реже попадались узенькие ленточки мелких речушек.

Неудобства приносил непрестанно моросящий, нудный дождь, портивший и без того не слишком хорошее настроение. Во второй половине дня он ненадолго утих, а потом припустил с новой силой. Вдобавок ко всему задул сильный северный ветер, едва не сбивающий с ног усталых коней и пригнавший черные грозовые тучи, затянувшие весь небосвод.

Вскоре разыгралась настоящая буря, с вихрящимися смерчами, ветвистыми разрядами молний, впечатлительно грохотавших в высоте и словно пытавшихся расколоть небо. Едва хоть на минуту-другую стихали эти адские звуки, как становилось слышно дикое разбойное завывание сошедшего сума ветра: Мы вымокли до нитки, ибо дождевая вода ручьями стекала с нас и коней. Продрогли так, что зубы цокали сами по себе и не было сил заставить их остановиться хоть на короткое мгновение.

Однако, к великому сожалению, укрыться от непогоды было негде. К вечеру каждый исчерпал весь свой запас ругательств и проклятий, что надо заметить, слабо помогло, ибо ничего похожего на убежище так и не появилось. Бедные кони вконец выбились из сил, скользя по превратившейся в сплошное месиво земле. Пришлось; облегчая им участь, идти пешком. Ехал один лишь Аллен, посаженный на могучего Джонова жеребца. Бедняге певцу приходилось труднее всех. Кажется, я даже задремал на ходу, двигаясь, — словно зомби, за бредущим впереди Джоном, когда раздался возбужденный вопль святого отца:

— Смотрите, братие! Вон там справа, на пригорке, никак замок стоит? А ну-ка, Робин, сын мой, глянь своими молодыми глазами, не померещилось ли это скромному отшельнику, еще в недавнем прошлом истязавшему свою плоть голодом да суровыми обетами?

Подтверждение Робина не потребовалось. В свете полыхнувшей молнии и без того стали хорошо заметны очертания большого зубчатого по краям строения.

— Ну, блин, удача! — возликовал гном. — Да наш чертов «пластырь», похоже, прав на все сто. Верняк, замок это. Бородой любимого папаши клянусь!

— Ну и чего радуетесь, дурни? — остужая их пыл, поспешил сразу напомнить я. — Забыли, где находится этот замок? Угу, правильно, в Покинутых Землях.

Что обозначали сии слова, было известно всем без исключения.

— Честно говоря, Алекс, — угрюмо буркнул Робин Гуд, — мне сейчас глубоко наплевать на всю нечисть, гнездящуюся там. Предел желаний — крыша над головой. И все. Кроме того, Аллен, ему просто необходимо поскорей обсохнуть и согреться. Понимаешь? Необходимо.

Я промолчал.

Грязные, мокрые и усталые, мы таки сумели, помогая друг другу, выкарабкаться по раскисшему склону на пригорок, где расположился долгожданный приют. Вот только не будет ли он для нас последним? Я чуял исходящее волнами от этого места Зло, но друзья опять не пожелали слушать моих предостережений.

— Не дрейфь, Алекс, — успокоительно басил монах, — ежели там и окажется какая нежить, то я мигом управлюсь с ней с помощью молитвы. Господь не оставит нас в беде, братие. Клянусь посохом Святого Дунстана.

— Кончай болтать, проклятый чревоугодник, — остановившись на секунду, шикнул гном, — лучше погляди на ту дальнюю башню. Никак в ней красный огонек светится?

Монах истово, перекрестился и торопливо зачастил молитву. До крепостных стен, вернее, до того, что от них осталось, было уже рукой подать, потому, покосившись на зловещую пульсирующую точку, все проследовали вперед. Во внутренний двор мы проникли через обширный пролом. Он оказался завален мусором и всяким хозяйским хламом. В наступившей полной темноте было трудно не споткнуться, и поэтому приглушенная ругань послышалась со всех сторон. А ливень не переставал, без устали поливая землю и конченых придурков, разгуливающих в такую непогоду.

К счастью, вход в сам замок находился совсем рядом. Правда, его преграждали сорванные с петель створки ворот и завалившаяся набок железная решетка. Джону потребовалось всего минута, чтобы расчистить путь для остальной компании. Дрожа от холода и ведя лошадей в поводу, мы ступили в пустой широкий коридор, тут же осветившийся зажженными факелами. Ничего особо приятного они не выявили: беспорядочно разбросанные людские кости, крысню, вскачь сигавшую от нас дальше по коридору, да проносящихся с противным писком над головой крупных летучих мышей серого цвета. К тому же дуло здесь, что в той трубе хоть, правду сказать, с потолка не капало. Но, несмотря на это, сырость ощущалась сильнейшая, а мох, покрывающий влажные стены, вполне мог бы сойти за морские водоросли.

Оставив за спиной коридор с его сквозняками, наша компания пробралась по каменному крошеву через арочный проем и попала в большой прямоугольный зал с давно и прочно воцарившимся бардаком. А льющаяся потоками с прохудившейся крыши вода напрочь отмела мысли о том, чтобы расположиться на отдых в этом месте. Хочешь, не хочешь, но приходилось забираться в глубь проклятого замка в надежде подыскать помещение посуше.

Проводниками, служили несметные крысиные стаи, вскачь несущиеся впереди нас и поблескивающие злыми алыми бусинками глаз. При этом они недовольно, пронзительно пищали. Одна необычно крупная особь даже бросилась Белому в лицо, но тот, не моргнув, равнодушно рассек ее в воздухе своим мечом на две половинки. Какое-то время нам не везло, ибо повсюду; куда мы совали нос, было то же самое: огромные лужи, затопившие пол, да ненавистный ливень, смеющийся над ветхой крышей древнего замка. Все же, в итоге капризная дама Судьба сжалилась над продрогшими путниками.

Вероятно, где-то уже в центре цитадели, мы таки наткнулись на более-менее сухое помещение. Им оказался громадный, облюбованный вспугнутыми желтоглазыми совами шестиугольный зал, заполненный перевернутыми разбитыми столами и давками, над которыми возвышался помост с двумя сохранившимися в целости резными краснодубовыми креслами, больше смахивающими на троны. Хм, что поделаешь, независимая феодальная знать всегда имела королевские замашки.

Вздохнув с облегчением, мы занялись, лошадьми: расседлали, избавили от тюков и мешков, вытерли насухо. Нашлись для них и стойла: огороженный барьером участок, где в давно ушедшие времена, скорей всего, располагался «зверинец». Место, где держали привезенных для потехи медведей; бойцовых псов, а то и более страшных прирученных хищников: тигров, барсов, пантер. Хорошо осветив это место запылавшими факелами, все остались довольны — животные и подступы к ним были хорошо видны. Осталось только насыпать в мешочки на шее овса да на всякий случай привязать.

Теперь настало время подумать и о себе. Аллеи выглядел совсем плохо. После многочасовой купели его лихорадило, на щеках выступил вызванный температурой нездоровый румянец. Певец лежал на одном из поднятых на ножки столов и тяжело дышал. Непривычно хмурый монах направился к нему на ходу вынимая из, непромокаемого мешочка какие-то корешки, сухие стебельки трав и гнусно воняющую баночку с целебной мазью. От нашей помощи святой отец отказался.

Тогда, быстренько осмотрев свои царапины, мы принялись собирать для костра обломки всевозможной мебели, в обилии валяющиеся кругом. Тут укрытый стенами костер не мог нам повредить. Да: и, кроме того, всем необходимо было основательно просушиться. Признаться, многое тревожило меня в этом зале, а особенно постамент с креслами, возле которого все чаще и чаще стали мелькать зловещие тени.

— Не приближайтесь лучше туда, — предостерег я товарищей, — очень паршивое место.

Фин-Дари, уже, пожалуй, с минуту, заинтересованно глазевший в ту сторону и даже нерешительно шагнувший вперед, вздрогнул и отступил.

— А че там за херня творится? — настороженно спросил он. — Никак духи решили в пятнашки поиграть?

— Не знаю, Рыжик, — я потер внезапно вспотевший лоб, — но нюхом чую — хорошего это мелькание сулит мало.

Мое мнение подтвердили заметно забеспокоившиеся кони, испуганно зафыркавшие и забившие копытами.

— Да пустяки все это, — наигранно беспечно отмахнулся гном, — вон святоша наш, преподобный «Стук», в случае чего всю нечисть своими церковными заклинаниями приголубит. Э-эй, «пластырь», а ну-ка начинай шаманить.

Монах, обработав раны лежащего и тихо постанывающего на широком столе Аллена, подошел к нам. Костер, разожженный неподалеку от певца, бросал на все вокруг недобрый багровый отсвет.

— Не богохульствуй, языческая душа, — сурово нахмурясь, прикрикнул Он, — не то поплатиться за свой болтливый язык. Давно по заднице плетью не получал?

— Не родился на свете еще тот длиннорясый, — начал было задетый за живое Фин-Дари, но тут же умолк, остановленный предостерегающим жестом Белого.

— Смотрите, — бывший главарь Сбродной Шайки выглядел непривычно взволнованным, — а трон-то уже не пустует.

Белым оказался прав. В кресле слева возникла пока еще неясная фигура. Кони, привязанные в стойлах «зверинца», запаниковали, громким ржанием призывая хозяев: Нонам пока было не до них.

— Ве-ве-еликий Создатель, защити рабов своих верных, — заикаясь; зачастил монах Тук. — Ибо хоть и грешны, но каемся, а кто не верует, так то по серости своей да по неведению.

— Проклятье, — себе под нос пробормотал я, — и это та помощь, которой хвалился пропойца-поп? Негусто…

А между тем фигура на троне шевельнулась, поднялась и направилась в нашу сторону. Естественно, под прицелом взведенных арбалетов и туго натянутых луков. Вот она подошла настолько близко, что стали хорошо видны чудовищно вывернутые руки, ноги и немыслимо искривленная шея. Уродливое тело едва прикрывали жалкие лохмотья с ниспадающими на них спутанными, седыми и грязными космами.

— Покручь! — обреченно выдохнул Джон. — Разведчики утверждали, что от нее практически нет спасения.

— Проверим, — пискнул гном, с надеждой оглядываясь на монаха, — серьезно берись за дело, преподобный отче, не тяни кота за хвост. Уделай-ка гадину молитвой. Че там у тебя про дубинку Святого Дунстана? А еще лучше, призови на помощь бабенку эту крутую, ну, у которой блат с самим Богом. Пущай разберется по-свойски. Ой! Ну и харя же у паскудной покручи. Брр! Мама-аня!

— Бей! — первым дал сигнал Робин, посылая добрую английскую стрелу в глотку чудовища.

Мы отстали от него лишь на долю секунды, но результат наших усилий равнялся нулю. Ни одна стрела не причинила покручи вреда, ибо отскакивали от ее тела, словно горох, а те две или три, что все-таки вонзились, попросту превратились в дымок.

— Талисманы! — дико заорал я, вспомнив рассказы Нэда — Быстро доставайте их наружу. Быстро, черт возьми, если еще хотите пожить на этом свете!

В лихорадочной спешке мои друзья извлекли из-за пазух личные амулеты, хранящие от Зла. У Джона на груди висела серебряная подкова, у Рыжика — миниатюрный стальной молот. Монах, Робин, Аллен и Белый держали в руках перед собой, словно щиты, распятия с Иисусом. Я же, понятное дело, вытащил свой медальоне Лонширским Оленем. И вовремя. Двигающаяся; словно тень, покручь оказалась совсем рядом. При желании до нее можно было дотронуться рукой. Вот, правда, желание такое вряд ли могло у кого возникнуть. Черные, без зрачков, глаза уставились на нас, по очереди обшаривая каждого и задерживаясь лишь на талисманах.

— Гадина прикидывает, чья защита слабее, — сразу понял я, — чтобы знать, с кого ей начать расправу.

Вот бездонные провалы остановились на мне, и потребовалась уйма сил, дабы не отвести взгляд и не потерять самообладание.

— Дурень, — тонко взвизгнул Фин-Дари, дергая с силой за рукав плаща. — Да не смотри ты этой уродине в зенки, не то душу твою выпьет, словно это стакан воды.

Вздрогнув, я пришел в себя, с трудом, но, все же сумев отвести свой взор от кошмарного лица покручи. Разочарованно зашипев, чудовище отвернулось, обращая пристальное внимание на Аллена, затем на Белого. Дьявол! Покручь выбрала все-таки певца! Торжествующе подвывая, она попыталась вплотную подойти к столу, на котором сидел бледный, как смерть, Аллен.

Мы тут же защитили товарища кольцом своих тел. Внезапно я почувствовал, что фигурка Лонширского Оленя будто ожила, стала горячей и пульсирующей, потом из нее вырвался золотистый луч, вслепую зашаривший по захламленному залу и его темным, неосвещенным углам.

Покручь забеспокоилась, но было поздно. Луч таки нащупал ее, окатив волной нестерпимо яркого солнечного сияния. Страшно завопив, она вспыхнула, словно смоляной факел, и заметалась по залу. Соприкасавшиеся с ней скамьи и столы тоже загорались. Посветлело. И тут нам на головы с потолка, в тучах пыли, посыпались миленькие, в полурост гнома, человечки с торчащими во все стороны, словно металлическая щетка, волосами. Чердачные карлики! Еще одна экзотика Покинутых Земель. Мать вашу!

Появление жутких монстров до предела взвинтило нервы наших четвероногих друзей, они буквально сходили с ума от страха и бешенства, но путы надежно удерживали их за барьером «зверинца». Тем временем мерзкие создания, вооруженные чем попало, облепили нас всех без исключения, кусаясь, царапаясь и истошно крича. Джон, мигом стряхнув с себя их, бросился на подмогу Аллену, буквально скрывшемуся под массой проворных, копошащихся тел. Нам, не обладающим мощью великана, пришлось повозиться дольше, срывая с себя клещами вцепившихся чердачников и раскидывая их по всему пространству зала.

— Аллен, браток! — вдруг громом разнесся полный боли крик Маленького Джона. — А-а-а! Убили! Эти крысиные выродки убили его!

Я как раз управился с последним чердачником, умудрившимся здорово прокосить мне ухо и вдобавок к этому ободрать шею. Схваченный за кривые ножки, он отправился в птичий полет над головами своих собратьев. Те, наверное, завидовали. Полюбоваться его приземлением я не мог, было не до того. Пиная ногами попадающихся по пути карликов, и перепрыгивая через горящие дымящиеся обломки, я в момент ока очутился у стола, на котором, скорчившись, лежал Аллен. Кривой узкий нож торчал из его горла, излучая едва заметную черную ауру. Сзади, один за другим, подскочили друзья. В отчаянии взвывший Робин потянулся к витой рукояти, оканчивающейся литой головой кобры, разинувшей пасть для укуса.

— Не тронь! — едва успел предупредить я. — На него наложено гиблое заклятие. Да оставь же его в покое, говорю ведь, он — магический.

— Но клянусь Святым Дунстаном, эту гадость надо все одно извлечь и поскорей, — лихорадочно забормотал монах, — He то парень может лишится бессмертной души либо превратиться в какого-нибудь оборотня.

— Так че ты, не пойму, телишься? — стал торопить Тука взъерошенный, потный Рыжик. — Давай, взывай к своему Господу, проси о помощи. А то я давно заметил, кулаками ты мастер размахивать, а вот когда требуется мозгами поработать да суметь Всевышнего уломать, тут ты слабак.

— Великий Создатель! — начал взволнованно монах. — Сними злую порчу с тела верного слуги твоего. Дай силу душе его воспарить…

Докончить он не успел. Помешала вторая волна маленьких бесов, с шумом и гамом обрушившихся вниз, в противоположной стороне зала. С ними были покручи, до десятка, а может, и больше. Это выглядело серьезно…

— Кончай их! — свирепо гаркнул Маленький Джон, перекидывая в левую руку булаву, а правой подхватывая дубовую скамью.

— Бей, не жалей! — яростно поддержал порыв великана потерявший голову от горя Робин Гуд.

— Куда вы? — попытался остановить я друзей. — Идиоты героические, вместе надо держаться. Вместе!

Но они; не слушая меня, уже соприкоснулись с противником. Джон размозжил покручь, вставшую на пути, одним богатырским ударом тяжелой скамьи, булавой смахнул добрую дюжину чердачников, но на этом его подвиги и закончились. Ужом выскочившая сбоку другая покручь, щелкнув хлыстом, ударила по могучей руке. Джон громко взвыл, ибо незримая, жестокая хватка стала неумолимо выкручивать конечность. Робин разрубил пополам троих карликов, после чего вихрем ринулся на подступавших бочком двух покручей. Однако наша помощь, увы, запоздала: один черный хлыст душа обвился вокруг горла, а второй выдрал из ладони жалобно звякнувший о плиточный пол меч.

— Болван! — едва не заплакал я, в самый последний момент уворачиваясь от просвистевшего над головой черного хлыста. Жуткая тварь перла в лоб. Пара стальных звездочек полетела в ее наполненные мраком, глаза, но, не причинив ровно никакого вреда, темным нимбом послушно завертелась вокруг косматой головы.

— Ух ты, бля! — разинул рот отмахивающийся секирой от наседавших чердачников Фин-Дари. — Вот это фокус!

Чистый, детский его восторг тут же — замутился крепкой бранью, где выражения «долбанный», «падлючий», «мудак» были самыми слабыми. Наверняка зазевавшийся гном получил дубинкой по башке, безошибочно предположил я. Теперь он рассвирепеет всерьез и станет опасен не только для чужих.

Тем временем наматывающие витки звездочки, повинуясь команде покручи, внезапно взмыли ввысь и со свистом понеслись на меня.

— Вот так прикол! — поразился я, отпрыгивая в сторону со всей возможной скоростью.

Дзынь! Дзынь! Предательские железяки звонко стукнулись о каменный пол как раз, в том месте, где я только что стоял. Проклятая покручь резко взмахнула хлыстом, целя прямо в лицо. Я едва-едва успел уклониться. Помогая, ей, с боков подскочили чердачники, повиснув на моих руках и бросившись под ноги. Твареныши хотели сковать свободу движения, чтобы тем самым сделать легкой добычей. Ну, нет! Не на того нарвались, задохлики паршивые! Тех, что на руках, я безжалостно стукнул лбами, треснувшими, словно сухие орехи. Двоих, обхвативших ноги, угомонил мечом, третьего придушил, будто крысеныша, наступив сапогом на горло, последнего, схватив за шиворот, в самый последним миг подставил под удар черного хлыста. Маленькое тельце начало вдруг скручиваться с такой силой, что затрещали лопающиеся суставы, а наружу полезли кости. С отвращением я швырнул карлика покручи прямо в харю.

— Алекс! — надсадным хрипом позвал кто-то сзади. Обернуться на помощь я не мог при всем желании. Ненавистная уродина наступала, никак не желая оставить меня в покое. Внезапно вырвавшийся из фигурки Лонширского Оленя золотистый луч опять в упор ударил в грудь покручи. После чего ей, охваченной жгучим, всепожирающим огнем, уже было не до схватки…

Чертов медальон! — ругнулся я про себя. — Спишь ты порой что ли?

— Алекс! Алекс! — неузнаваемым от боли голосом надрывался кто-то за спиной.

Расшвыривая карликов, бросающихся с остервенением отовсюду, я резко обернулся и едва не взвыл от ярости. Приходилось туго святому отцу. Две покручи повалили его на пол и истязали своими дьявольскими хлыстами. Очертя голову бросаясь на выручку, я попытался все же понять, кто из наших остался цел и где он находится. Но, увы, что-либо точно разобрать в большом, горящем зале с десятками мечущихся теней было сложно.

— Давай же! — мысленно воззвал я к своему медальону. — Уделай их!

Не тут то было, Олешка опять задремал. Уже не надеясь на него, я вихрем налетел на покручей, обрушивая Господней карой сверкающий меч байлиранских королей.

— Получи, падло! — голова ближней твари кочаном капусты покатилась по залитому кровью скользкому полу. Вторая покручь, прервав порку пола, вскинула лохматую голову и заревела так, что сверху упали стропила, черепица и прочая дребедень. Хвала Создателю, чердачных карликов среди этого хлама не наблюдалось. Неужто кончился весь запас? Правда, в самом зале их еще хватало. Не давая мерзкой твари перехватить инициативу, я первым бросился в атаку: Что-либо метать в подобные создания я теперь остерегался.

С гадючьей грацией ускользнув от меча, покручь внезапно сделала неожиданный ход: плюнула струей трескучего черного пламени. На пределе возможностей, каким-то, возможно, чудом, но все же я успел отпрянуть в сторону. А то, что предназначалось мне, сполна получил крадущийся сзади чердачник, намеревавшийся ударить в спину зазубренным ржавым стилетом. Крысеныш не пикнул, рассыпаясь еще тлеющим столбиком пепла.

Где-то далеко, наверное, в другом конце зала, прозвучал петушиный крик, затем собачий лай. Это хорошо, заметил я, значит, баламут Фин-Дари жив и сражается. Второй плевок не застал меня врасплох. Сделав великолепное сальто, я ушел от него в полете. Приземлиться посчастливилось мягко, на парочку чердачников, так и оставшихся после этого лежать без какого-либо движения.

— Спасибо! — как джентльмен, успел вежливо поблагодарить их я. — Вы были так любезны.

По всей вероятности, тех плохо воспитали, ибо они так ничего и не ответили. А покручь, видимо, решила меня таки достать, смачно харкнув еще разок. Правда, эффект уже был не тот.

— Ах, ты ж, траханная верблюжья мать! — всерьез возмутился я. — Ты, значит, так, да? А ну, на-ка, отведай тогда этого!

Сняв левой рукой с шеи висящий на золотой цепи медальон, я врезал им точно в безобразное лицо покручи. Яркая вспышка ослепила глаза, а окружающая реальность исчезла в круговерти разноцветных шаров. Моей временной беспомощностью воспользовался кто-то, из наших врагов, пырнув в спину лязгнувшим о кольчугу ножом. Еще ничего не видя, я наугад ответил мечом, разрубившим что-то податливо-мягкое.

— Пригнись! — внезапно проорал в самое ухо голос Белого.

Дважды повторять не пришлось, и едва я быстро присел, как над головой прозвучал знакомый щелкающий звук. Тут, хвала Создателю, зрение вернулось, явив фигуру Белого, заслонившего меня собой от подвывающей очередной покручи, вовсю помахивающей похожим на змею хлыстом.

— Все в ажуре, друг, — сообщил я ему, становясь плечом к плечу. Вместе мы прижали косматую бестию к шестигранной колонне и непременно сразу прикончили бы, не приди ей на помощь другие лохмато-пепельные уроды. Три страшные в своем исступленном бешенстве покручи попытались напасть со спины.

— Хрен вы угадали! — поворачиваясь, рявкнул Я и отмахнулся мечом от подкравшихся врагов. Те, злобно зашипев, отпрянули. Ясное дело, не надолго. А о Белый времени зря не терял, коварным выпадом он все же пронзил прижатой у колонны покручи глотку, но и она напоследок не сплоховала, наискось зацепив по лицу хлыстом. Багровая полоса в месте удара мгновенно почернела и, вздувшись, лопнула. Белый глухо ойкнул, дико глядя куда-то в сторону. Отовсюду опять замелькали свистящие гадючьи хлысты.

— Белый, дружище, держись! — попросил я, оттесняя его к колонне и стараясь прикрыть, насколько это возможно, телом и мечом. — Крепись, браток! Ну же! А, черт!

Отсекая прыгнувшей покручи руку, я успел краем глаза заметить, как он вдруг вздрогнул и, исходя чадящим темным дымом, замертво рухнул на пол.

— Ку-ка-ре-ку! — это сзади на моих врагов налетел размахивающий булатной секирой Фин-Дари. За ним шлейфом тянулась компания из пятнадцати, а то и двадцати чердачников. Стоявшая поближе тварь не успела увернуться и тут же рухнула, рассеченная пополам. Не мешкая, я, в свою очередь, бросился на оставшуюся покручь, для начала удачно укоротив длину ее оружия. Гном оборотился к подоспевшим карликам, проделывая в их толпе широкую просеку. А взятая мной в крутой переплет бестия не получала ни на мгновение передышки, с трудом успевая избегать соприкосновения с острой сталью клинка. И не откройся в полу невдалеке от помоста два люка, все было б вскоре кончено. Оттуда, из потайных подземелий замка, одна за другой выскочили еще пять покручей.

— Да сколько же вас? — хрипло выдохнул тяжело отдувавшийся Фин-Дари. Вокруг него в лужах дымящейся крови валялись жуткие ошметки карликов: Отерев со лба крупные капли пота, гном поудобнее перехватил булатную секиру и изготовился к новому, смертельному бою. А умаянная мною покручь, пользуясь случаем, дала стрекача. Ничего против этого я не имел, ибо подступала серьезнейшая беда — ее сородичи, полные сил.

— Что с Джоном? — озираясь по сторонам, загнанно выкрикнул гном.

— Нашел время вопросы задавать, — обозлился Я, — откуда я знаю? Думай сейчас о том, как нам уделать патлатых сучар.

Большего я сказать не успел, ибо засвистели, защелкали черные хлысты покручей, взявших нас в смертельное кольцо. В сердцах помянув и Бога, и Дьявола, я с досадой вспомнил об утерянном где-то медальоне. Шарашил бы им сейчас по этим гнусным перекошенным физиономиям.

— У-у-ух! — махнул секирой гном. Но против пяти покручей требовалось нечто посущественнее, чем простое оружие. Все же мы сумели быстро вырваться из кольца и, отчаянно обороняясь, стали отступать в глубь зала: Это была отсрочка неизбежного конца… А пожар тем временем разгорался, освещая окружающий бардак кровавыми сполохами. Правда, теперь через прорехи в крыше его кое-где тушили потоки дождевой воды.

— А-а-а! Волки рваные! Порублю-у! — неистово завывал разъяренный Фин-Дари. — Под корень, блин, выкошу! А-а-а!

Я бился молча, стиснув зубы и сосредоточив внимание на том, чтобы увернуться от по-змеиному гибких хлыстов и самому нанести разящий удар.

— Куда тянешь, сука? — внезапно взвизгнул гном. — Отдай, отдай, говорю, козляра!

Скосив глаза в бок друга, я увидел его обезоруженным. Секиру вырвала хлыстом одна из торжествующих теперь покручей. Все же, не растерявшись, гном нагнулся за валявшимся совсем рядом мечом. Поздно. Хищные, хлещущие щупальца мгновенно потянулись к нему. Я отсек конец одного, второго; но третий с треском распорол плащ на спине. Кольчуга в том месте нестерпимо раскалилась. Тут бы нам и пришел конец, если бы не подоспела неожиданная помощь.

— Во имя Господа и Святого Яна! — раздался властно звучащий голос, заставивший косматых бестий замереть в нерешительности. Жаль только не надолго. Уже через секунду-другую они вновь возобновили схватку, с той разницей, что главное внимание было перенесено на нашего заступника. Его я увидел мельком. Это был кто-то в дорогом черном плаще, подпоясанном серебристой веревкой. Трое покручей попытались взять незнакомца в крутой оборот, к ним присоединилась уже отдышавшаяся, слинявшая, от меня тварь. В свою очередь, мы с Фин-Дари, несмотря на усталость, вдохновленные внезапной подмогой, насели на своих врагов, пытаясь покончить с ними поскорее и прийти на выручку незнакомцу. Но парень в черном плаще показал себя более чем самостоятельным. Выставив перед собой пальцы обеих ладоней, он вдруг метнул из них грохочущие серебряные молнии, без промаха настигшие свои цели. Все четыре покручи замертво свалились на пол, их страшно развороченные тела омерзительно засмердели паленой плотью.

— Ха! — гном воспользовался замешательством своего отвлекшегося противника и снес ему голову.

Покручь, угрожавшая мне, дико взревела, ибо хлыст в ее руках внезапно вспыхнул ярким белым пламенем. Отшвырнув его от себя, она понеслась прочь, ловко перепрыгивая через многочисленные преграды. Далеко уйти ей не удалось. Громом ударившая серебристая молния неумолимо настигла и эту бестию. Воспользовавшись затишьем, незнакомый друг приблизился к нам спокойной, уверенной поступью. На его груди я заметил знаменитый символ янитов — две перекрещенные серебряные молнии, висящие на цепочке из того же металла.

— Ну завал! — про себя ахнул я. — Мало мне неприятностей с церковной братией, так тут еще и священнослужитель полумифического запрещенного ордена свалился на мою голову. Хотя не могу не признать, что свалился он как нельзя кстати.

Порывистым движением незнакомец сдернул капюшон. Я впился в него глазами и чуть не вскрикнул от неожиданности.

— Нэд Паладин!

Но это, конечно же, был не он: просто незнакомец казался чистокровным байлом, что встречалось в наше время крайне редко, и очень походил на моего погибшего друга. Он имел такое же благородное лицо с высоким лбом мыслителя, раскосые глаза, черные аккуратные усы, переходившие в небольшую бородку. Правда, Нэд носил короткую стрижку, а у незнакомца волосы были длинные, гладко зачесанные назад и стянутые на затылке в хвост простым кожаным шнуркам…

— Я Сен, янитский монах, — представился он нам после долгой минуты обоюдного изучения. — И должен признаться, что иду по вашим следам из самого Баденфорда.

Инстинктивно мы с Фин-Дари подняли мечи, направив их острия в широкую грудь монаха.

— Я не ищейка Святой Инквизиции, — постарался сразу же успокоить нас тот. — Даже скажу больше: Я ее непримиримый враг. Призываю в свидетели правдивости своих слов Господа и Святого Яна.

Переглянувшись с гномом, мы убрали оружие в сторону.

— Гм, ладно. Тогда на кой ляд вам это понадобилось? Выслеживать нас? — с нескрываемым подозрением поинтересовался я. — Если вы не шпион и не ищейка Серых Сутан?

— Думаю, потом я отвечу на все ваши вопросы, — решительно отрезал монах. — После того, как осмотрю тех из вашей компании, кого еще можно спасти.

— Проклятье! — в сердцах ругнулся я. — Действительно, сейчас это самое важное.

Стон Джона, исполненный муки, подтвердил мои слова. Расшвыривая горящие обломки и перепрыгивая через них, мы втроем быстро добрались к корчившемуся на полу великану. А тому приходилось туго: незримая, грубая сила выкручивала его руку. Джон, как мог, сопротивлялся ей, но истекающий струйками пота лоб и землисто-серый цвет лица говорили о том, что он на пределе.

— А-а-а-а! — уже не выдерживая, заорал он через секунду, глядя на нас расширенными, затуманенными от боли глазами.

Янит склонился над ним, внимательно осматривая вывернутую конечность. Мы с Фин-Дари, затаив дыхание, наблюдали. На мгновение обернувшись, монах без особых церемоний попросил ему не мешать. Ругая себе под нос всех священников на свете, а янитских особенно, я и Рыжик отправились на поиски друзей: первым увидели Белого возле колонны. Ничья помощь ему была уже не нужна. Да и чем может помочь черному, обугленному трупу пусть даже самая сильная магия? От монаха Тука остались жалкие ошметки рясы, чудом уцелевшие на тлеющем скелете: Робин должен был быть где-то поблизости от Маленького Джона, но ни там, ни в другом месте нам так и не удалось обнаружить его тело. Дьявольщина какая-то: неужто в суматохе боя его уволокли, по кручи? Но зачем?

Аллен Менестрель лежал на том же столе, так и приколотый к его потемневшей от крови поверхности колдовским ножом.

Огонь, лизавший неподалеку кучу изломанных лавок, ярко вспыхнул, превосходно высветив все вокруг на много метров. Озарил он и лицо певца. Ставшее отчего-то кремово-желтым, оно неузнаваемо изменилось: нос выдался вперед и скрючился, глаза глубоко запали в темных провалах, в них теперь теплились, вспыхивая и угасая, маленькие искорки. Уши сделались хрящеватыми, сильно заострившимися кверху. Но самое дикое было видеть рога, настоящие козлиные рога, росшие из головы. Нож, торчащий из покрытого шерстью горла, слегка дымил и выглядел заметно истончившимся. Можно было с большой долей вероятности предположить, что когда он исчезнет вовсе, чудовище, в которое не по своей воле превратился. Аллен, получит свободу. Вот оно дернуло одной ногой, оканчивающейся копытом, затем другой, приоткрыло запылавшие алым огнем ямы глаз, что-то глухо проворчало… Невольно я даже отшатнулся назад; а суеверный Фин-Дари, взвыв от ужаса, отбежал на приличное расстояние.

— Алекс, идиот несчастный! — заорал он оттуда на меня. — Чего столбом застыл? Нашел тоже зрелище, остолопа кусок! Тикай скорей, не то оборотень вот-вот подымится.

— Зови янитского «попа», — не спуская глаз с чудовища, приказал я. — Живей гони за ним, пока еще есть время, или нам всем будет худо. Потому как это — желтец, жертву парализует на расстоянии, куда похлеще столбовой ведьмы. На нож, вероятно, были наложены чары превращения первой жертвы в эту дрянь. Да гони же, говорю тебе, за попом! Чертов гном!

Обиженный, но еще более испуганный Фин-Дари бросился за подмогой. Я же опять пожалел об утерянном где-то здесь медальоне. Глядишь, и пригодился бы, принимая во внимание то обстоятельство, что новорожденный желтец всерьез вознамерился восстать со своего ложа, а тесачок стал вообще подобен игле. И я совершенно не знал, что предпринять: рубить его, пока он еще беспомощен, или рискнуть и подождать монаха? Может; тот угомонит желтеца более гуманным способом? Глупо, наверное, но мне было жаль того, кто совсем еще недавно являлся человеком и другом. Теперь же это чудище не имело с беднягой Алленом ничего общего. Ничего, — с усилием напомнил я себе.

А вот и мы, — послышался сзади прерывистый голос запыхавшегося гнома, затем полуутвердительно добавившего: — Успели, Алекс?

— Угу, в самый раз, — с некоторой долей иронии согласился я, — на первый акт спектакля «Желтец и его жертвы». Спектакль одноактовый, вход бесплатный.

Янитский монах на мое ерничание не обратил ни малейшего внимания, ибо оно было полностью поглощено вот-вот готовой восстать тварью. Действовал он быстро и решительно. Едва колдовской нож исчез, полностью завершив превращение человека в желтеца, как он, опережая рванувшееся чудовище, вонзил на его место тонкий серебряный стилет с крестообразной рукоятью, оканчивающейся миниатюрной ладонью, у которой три пальца из пяти соединялись вместе. Желтец неистово задергался, жалобно скуля и подвывая, словно пес, но серебро держало крепче стальных цепей. На всякий случай мыс Фив-Дари отошли подальше. Гном держал перед собой вновь найденную секиру, будто священник распятие. Явит же остался, где стоял, почти касаясь стола. Похоже, эти христианские маги действительно крутые парни. Черт бы их всех побрал!

По прошествии пары минут желтец таки затих, и тогда монах достал из небольшой сумы на боку резную чашу. Материалом для ее изготовления, вероятно, послужила слоновая кость. Ни слова не говоря, наш, таинственный поп подошел к льющейся неподалеку откуда-то сверху струйке воды и набрал чашу дополна. Затем, стараясь не пролить ни капли и что-то глухо бормоча, он вылил ее содержимое на безобразный, уже начинающий Коченеть труп. И тут произошло чудо. Желтец стал проходить стадии обратного превращения. Не скажу, что это было приятное зрелище, но в итоге Аллен стал самим собой. Я и Рыжик с облегчением вздохнули, а уважение к монаху неизмеримо возросло.

— Как там наш Джонни? — решился спросить я, глядя ему в спину.

— Ваш самый «маленький», пожалуй, будет в порядке, но на это понадобится некоторое время, — бесстрастно сообщил янит, поворачиваясь к нам лицом. — И пусть благодарит Всевышнего, что у меня оказался с собой растертый в порошок гадючий камень, практически единственное средство, спасающее от смертельного прикосновения хлыста покручи. Не то кости из его руки, поломанные, уже б давно вылезли наружу, а ядовитая зараза распространилась по всему телу.

— Э-э, пресвятейший отец, спасибо вам огромное за помощь и спасение друга; — первым нашелся несколько смущенный гном, — и если мы чем-то можем вас отблагодарить, то только намекните.

— Глупости, — небрежно отмахнувшись, ответил тот, — мне совершенно не требуется никакой благодарности. Единственное, о чем могу попросить, — не называйте меня больше пресвятейшим отцом или кем-то в этом роде. Я просто Сен, обычный монах.

— Гм, ну ладно, — с сомнением пробубнил Фин-Дари; искоса зыркнув на крест в виде скрещенных молний и костяную чашу в сильных, но изящных руках. — Как вам будет угодно, господин монах. Правда, Алекс?

— Ага, — охотно подтвердил я, — так и есть.

— А сейчас, — янит внимательно огляделся вокруг, — пора выбираться отсюда подобру-поздорову. Пока здесь не появился кто похуже покручей и желтеца.

— Своевременная мысль, — согласно кивнул я, — но нам необходимо забрать с собой останки погибших. Не оставлять же их здесь без погребения!

— Ничего не имею против, — понимающе вздохнул монах, — думаю, время для этого еще есть.

Но он, к сожалению, ошибался. Его-то у нас как раз уже и не было. С темнеющего провала крыши выпорхнула стая крылатых, фосфоресцирующих существ, маленьких карикатурных подобий человека.

— Оставьте мертвых в покое, — быстро приказал вдруг побледневший монах тоном, не терпящим пререкательств. — Им все равно уже ничем не поможешь. Лучше позаботьтесь о своем раненом товарище и попытайтесь прорваться к выходу из замка. А я задержу их и после догоню вас.

— Какого черта! Мы вместе… — начал было, я, но крылатый монстрик, подлетевший ближе всех, вдруг шандарахнул в нас фосфоресцирующим шариком зеленого цвета. К счастью, он слегка промазал и попал в каменную колонну рядом. С треском шарик лопнул, облив ее поверхность мерцающим, быстро распространяющимся огнем. С ужасом я осознал — колонна горит, словно деревянная. Второй выстрел летающего карлика монаху удалось опередить сверкнувшей серебристой молнией, буквально того испепелившей. Потом он свирепо набросился на нас с Фин-Дари:

— Вы еще здесь? Кретины! Хотите послужить мишенями светлячкам? Вон отсюда!

Услышав страшное название напавших уродцев, мы больше не колебались, ибо наслышаны о них были достаточно. Со всей возможной прытью мы бросились туда, где оставили врачевать Джона. А сзади раздались треск; озаряющие все вокруг серебристые вспышки и грохот. Янит Сен сражался…

Джон там и лежал, на том же самом месте. Тихо стеная, он прижимал к себе больную, распухшую руку. Благо ее теперь хоть не выкручивала неумолимая сила.

— Подъем, каланча! — взвинчено завопил гном: — Че, блин, развалился, как корова на лугу? Да вставай же, балда, смертушка пришла, сматываться надо.

— Уймись, — цыкнул я на запаниковавшего друга, — лучше помоги мне его поднять.

Вряд ли б это нам удалось без усилий самого кряхтящего и охающего Джона. Но как бы то ни было, мы сумели пробраться к выходу из зала, зияющего спасительным проломом. Хотя, конечно, брали сомнения, насколько он спасительный: Уже проскочив его, я стукнул себя по лбу кулаком и выругался.

— А знаешь, Фин-Дари, прав монах, мы с тобой точно кретины. На чем ехать дальше будем? Коней-то оставили…

— После такой взбучки и не про то забудешь, — тяжело отдуваясь, прохрипел весь багровый гном. — О-ох, где ты, маманя! Ладно, Алекс, побудь с каланчой, а я мигом обернусь за лошадками.

— Черта с два, — нарочито грубовато ответил Я, — с Джоном останешься ты.

— Алекс, сукин сын, по какому праву ты распоряжаешься? — обиженно зачастил Рыжик.

Но я, кончая спор в свою пользу, уже нырнул назад через пролом. И попал в ад, где фосфоресцирующий огонь неотвратимо растекался по залу. Водаи та была ему нипочем.

— Накрылись, наверное, наши кони, — испуганной птицей промелькнула в голове мысль, но я отогнал ее и бросился в тот конец, где они должны были находиться. Видимость здорово затруднял чадящий, вонючий дым, но все одно секунд через тридцать я понял, что, по крайней мере, часть из них все же жива. Об этом говорило низкое призывное ржание. Умные животные, прошедшие закалку на Границе, стараясь не привлекать лишнего внимания врагов, звали хозяев, курнувших, позабыв обо всем.

Крадучись отправляясь в ту сторону, я заметил слева прикрытого со спины наполовину разломанной статуей янита, без устали поражавшего молниями кружащих: над ним врагов.

Где ползком, где короткими перебежками я преодолел половину расстояния. Внезапно вынырнувший откуда-то сверху светляк заставил поневоле прыгнуть в ближайшую кучу мусора и затаиться в ней. И вот там-то, пережидая критические минуты, я нашел свой бесценный медальон. Поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Вновь повесив его на шею, я продолжил путь, вскоре окончившийся у заградительного барьера «зверинца», за которым мы устроили коновязь. Прочные кожаные путы и сейчас еще удерживали шестерых лошадей, дико косящих глазами и злобно всхрапывающих. Остальные их сородичи замерли неподвижными грудами.

— Дублон, — тихонько позвал я и с радостью услышал в ответ знакомое ржание. Стараясь не испугать животных, я ласково, успокаивающе заговорил и подобрался к ним вплотную. Дублон, Таран, Уголек, мышастого цвета конь Белого и две вьючные лошадки оказались живы здоровы. Отвязать их было пустячным делом. Но вот как вывести? Помог монах, не только выстоявший в опасной дуэли против светляков, но и победивший. Остатки разгромленной стаи порхнули кто куда.

Все это я с удовлетворением увидел, пустившись обратно по направлению к пролому, где оставил друзей. Янит даже успел ко мне присоединиться у самого выхода из проклятого зала. Он не произнес ни слова, лишь в раскосых глазах промелькнула ирония. «Смеешься, гад, за то, что бросили лошадей», — Мысленно чертыхнулся я. А может, мне все это показалось? Кто их разберет, этих попов?

Посадив, вернее, положив Джона ничком на его коня, мы, не мешкая ни секунды, заспешили к воротам. Удивительно, но ни одно существо не попыталось нам в этом помешать. Неужто щедрый запас мерзопакостей этого замка, наконец, иссяк? Тут я вовремя спохватился и, чтобы не сглазить удачу, три раза плюнул через левое плечо.

Единственной живностью, увиденной нами уже невдалеке от выхода, была заполнившая коридор крысиная орда, выжидающе уставившаяся злобно, поблескивающими глазками. Но янит умерил любопытство «провожатых» двумя-тремя маленькими шаровыми молниями, оглушительно рванувшими в передних рядах крысиного воинства. Нестерпимо завоняло паленой шерстью и горелым мясом. Эффект происшедшего оказался столь велик, что вся уцелевшая банда почла за благо с пронзительным испуганным писком убраться подобру-поздорову. А мы наконец-то вырвались на волю из едва не сгубившего нас зловещего склепа.

Буря, разгулявшаяся не так давно, утихла, оставив после себя лишь одно напоминание: едва заметный моросящий дождик. Выбравшись из захламленного двора, мы обнаружили с северной стороны более-менее приемлемый спуск — разрушенные временем гранитные плиты, когда-то служившие лестницей. Очутившись внизу, все почувствовали облегчение, даже бесстрастный монах. Уже прыгнув в седло, я с некоторым замешательством понял, что наш так вовремя появившийся спаситель — безлошадный.

— Скакуна своего тоже никак в Замке позабыли? — криво улыбаясь, попытался я пошутить. Вышло плоско.

— Я нигде и никогда ничего не забываю, в отличие от других, — насмешливо бросил монах. — Просто у меня привычка путешествовать пешком, хотя, конечно, теперь на время о ней придется, позабыть.

И он ловко, словно бывалый наездник, оказался на жеребце Белого. Тот зло заржал, бешено взбрыкнул задом, но проклятый монах что-то коротко прошептал ему в самое ухо, и он почти сразу утих. Меня невольно передернуло, ибо так быстро угомонить Волка, свирепого коня Белого, было непросто, И оттого странно. Хм, впрочем, чему удивляться: монах-то не простой, а янитский. А чего стоят эти мифические христианские маги, я уже достаточно видел.

— В молчании мы взяли курс на север. Никто не задавал Сену вопросов, да и не до того было. Сердца жгла боль за погибших товарищей. Господи, скольких мне уже довелось хоронить за шестнадцать лет боев на Границе? Не счесть… А случалось и вообще скверно: либо от тела ничего не оставалось, либо вывезти его в форт не было никакой возможности. Вот и сейчас подобная история…

За час до рассвета исчезла нудная морось, а появившийся затем золотисто-светлый цвет зари позволял надеяться на погожий денек. Осень, недавно вступившая в свои права; уже успела достать непогодой. К счастью, это сентябрьское утро действительно не разочаровало, хотя, конечно, все вокруг превратилось в одно паскудное бескрайнее болото. Черт бы его побрал! Монах молчал, как рыба, до самого полудня, потом, покосившись на порой кривившегося от боли, кислого Джона, великодушно предложил:

— Давайте отдохнем и подкрепимся, да и потолкуем; пожалуй. Вы как, господа, не против?

Хорошо «отдохнувшие» в замке «господа» ответили дружным согласием. Немного западнее выбранного нами маршрута появились какие-то древние развалины. К ним-то и направился монах. Вблизи оказалось, что это круглое строение без, намека на крышу с двенадцатью арочными проходами. Не доезжая нескольких метров до ближайшего входа, янит спрыгнул с коня.

— А стоит ли туда соваться, господин Сен? — на всякий случай спросил я, глядя ему вослед. — Не хотелось бы попасть из огня да в полымя.

— Угу, — опасливо подтвердил и гном, предусмотрительно державшийся позади всех, — как бы опять нам не надрали задницу.

Джон, баюкая руку, словно младенца, молча страдал, поглядывая на нас с нескрываемым раздражением.

— Не бойтесь, — обернувшись, весьма уверенно успокоил янит, — здесь ничто не причинит вам вреда. Когда-то, очень давно, в этом месте собирались друиды на свои Таинства и Советы. А слуги Дьявола всегда шарахались от них, как от прокаженных. Да и вообще, от всего, связанного с ними.

— Хм, во как! Черт побери, но когда это было? — в нерешительности начал скулеж Рыжик. — Сами говорите, сударь, давным-давно. А за прошедшее время душок-то друидский мог повыветриться.

Не ответив, янит исчез варочном проеме. Переглянувшись с гномом, мы покинули седла своих скакунов, затем помогли слезть невнятно ругающемуся Джону. Едва ступив в сторону друидского капища, я уловил легкий запах дыма, донесшийся изнутри. Наверное, байл Сен развел костер. Быстрый малый. И не из тех, кто болтает попусту. Уж это точно. У арки Джон грубовато оттолкнул нас и, опередив, первым шагнул вовнутрь. Хм, наш самый «маленький» явно идет на поправку.

Друидское святилище оказалось занятным местом, где пять рядов каменных лавок окружали искусно вырезанную из белого мрамора руку с раскрытой ладонью. На ней покоился похожий на яйцо шар небесно-голубого цвета. Насколько я запомнил из рассказов Старого Бэна, это был друидский символ, обозначавший хрупкость природы и ответственность всех живущих разумных рас за нашу общую родину — планету Земля. Хотя: конечно, мало кто верил, что наш мир представляет из себя такой вот шарик. Ладно там, если он держится на слонах, стоящих на спине гигантской черепахи. Или, скажем, на трех китах. Все же привычные теории, да и Церковью одобренные. А тут на тебе — яйцо! Мне-то, ясное дело, было в высшей степени глубоко наплевать на Истину в данном спорном вопросе, но все же из чувства упрямства и противоречия я всегда отстаивал именно эту небезопасную теорию. Из-за которой, надо сказать, церквушники и устроили травлю друидов еще вначале прошлого века, а к его середине последние из оппонентов приводили свои доводы, поджариваясь на медленном огне.

Несмотря на отсутствие крыши над Святилищем, грязи под ногами не было, ибо землю покрывали плотно состыкованные светло-серые, В синеватых прожилках плиты. Монах Сен возился у примитивного очага, сложенного из закопченных обломков скамьи на расстоянии нескольких метров от возвышающейся мраморной руки.

— Занятно, где это наш мудрила мог отыскать сухие дрова? — понизив голос, подивился Фин-Дари. — М-да, бойкий парень, хотя и поп. А впрочем, яниты-то не столько священники, сколько чародеи. Так ведь, Алекс?

— Сам видел, — неохотно буркнул я, — так какого хрена спрашиваешь? Пустомеля… Идемте лучше, а то застыли, словно статуи. Не видели что ли друидских сарайчиков?

— Ничего ж себе сарайчик, — гном даже слегка присел. — Я, признаюсь, не стал бы называть так место, где устраивали свой сходнячок крутые друидские колдуняры. Мало ли чего? А вдруг тута обитают духи ихних мертвяков? Или заклятие наложено погибельное, превращающее таких, охальников, как мы, в бессловесных лягушек?

— Наложено, наложено, — с коротким болезненным смешком отозвался Джон, — во-он там, возле покосившейся лавки, кто-то в аккурат и наложил. «Заклятие». Гляди, дурень, не наступи.

Проходя мимо Фин-Дари внимательно присмотрелся и с отвращением сплюнул.

— Свежая куча, — с видом великого следопыта затем сделал он заявление. — Видно, кто-то до нас здесь побывал.

— Слышь, Джон, — подмигнул я великану, — а у нашего Рыжика-то, оказывается, недюжинный ум.

— Только узнал? — в ответ Джон широко ухмыльнулся. Гном тоже врубился в мой юмор, что и доказал забористым матом в наш адрес.

— Присаживайтесь к огню и отдыхайте, — едва мы подошли, пригласил монах Сен.

Рыжик дернулся, было, к лошадям за припасами, но наш неожиданный спаситель, остановил его повелительным жестом. Успеется, мол. Последующие полчаса он не обращал на нас с гномом никакого внимания, занимаясь лишь рукой Джона. Да, такого лечения мы еще, признаться, не видели. Сначала он вложил в огромную ладонь великана странный шар, пульсирующий лунно-белым светом. Затем утыкал всю кожу руки до самого плеча тоненькими иголочками. А уж после этого дал выпить кипевший минут десять в небольшом котелке отвар из странных корешков, похожих на скрюченных человечков. Вонь от него шла такая, что не выдержавший Рыжик, закрыв ладонями рот и нос рванул подальше. Я же остался, оказавшись свидетелем мучений друга, которому таки пришлось выпить до капли всю приготовленную дрянь. Монах настоял на этом, объяснив, что растертый гадючий камень, проглоченный Джоном в замке, убил в его теле заразу и спас жизнь. Но теперь, дабы исключить возможность полного либо частичного паралича руки, следовало принять подобные, не совсем приятные меры.

И действительно, по прошествии четырех часов результат был налицо. Джон перестал морщиться от боли и даже мог разгибать пальцы. За это время мы с Рыжиком сделали уйму дел. Ну, во-первых, обработали свои ссадины, полученные: во время сражения в замке. Удивительно, но мы с гномом отделались лишь ими. Выйдя из капища, расседлали и развьючили лошадей, ибо монах посоветовал для блага Маленького Джона остаться здесь на отдых до утра. Да и опять же, раскисшая от дождя равнина подсохнет хоть немного, что облегчит дальнейший путь. К сожалению, с кормом для наших скакунов стали возникать проблемы: овса сохранилось совсем немного, основной его запас был безвозвратно утерян во время нападения овражников. Трава же, служившая дармовым пропитанием, жухла и желтела, теряя свою сочность и яркую зелень. Сентябрь властной поступью вел за собой Госпожу Осень… Да и добыть сейчас эту самую траву из чавкающей грязи делом было весьма сложным. Потому хочешь, не хочешь, но опять пришлось браться за драгоценный овес, полной мерой насыпая его в привязанные к лошадиным мордам мешочки. Напоследок стреножив верных четвероногих, мы перетащили в капище все имущество. И Фин-Дари еще успел приготовить котел плова. Благо на одной из вьючных лошадей обнаружился солидный пакет с мясом. Вероятно, припасенный стариной Туком… Воду для чая взяли в глубоком колодце, расположенном неподалеку от одной из apoк, выходивших на восток.

Приближающийся вечер наша потрепанная Компания встречала мирно, уплетая за обе щеки рассыпчатый рис и поглощая сочные куски мяса. Покончив с пловом, мы, не спеша, принялись за крепкий, ароматный чай, выжидающе помалкивая и посматривая на янита. К нашей досаде, незавуалированное любопытство, требующее ответов на некоторые накопившиеся вопросы, казалось, нисколько его не трогало, ибо раскосоглазое лицо оставалось по-прежнему непроницаемо-бесстрастным. Все же, мы все это хорошо знали, ходячей загадке яниту придется дать кой-какие объяснения. Хотя бы потому, что он обещал. Иначе мы попросту не станем иметь с ним дело, а, поблагодарив от души, разъедемся в разные стороны. Что, думаю, мало его устроит. Если учесть проделанный им путь и рискованную помощь, оказанную нам в замке.

— Так с какой стати вы это все затеяли? — потеряв терпение, спросил я минут через пятнадцать.

— Что именно вы, Алекс, имеете в виду? — будто не понимая, уточнил янит.

— Да все, черт побери, — начал уже злиться я. — Например: зачем вы, господин Сен, шли за нами по пятам от самого Баденфорда? Как смогли в одиночку преодолеть Хохочущие болота? И почему, рискуя жизнью, пришли на выручку в заброшенном замке? Не правда ли, со стороны ваше поведение выглядит по крайней мере, странно?

— И вот еще что, сударь, — встрял в разговор Рыжик. — Откуда, блин, вы вообще взялись? Монах, служитель ордена Святого Яна, запрещенного и разгромленного Церковью чуть ли не сотню лет назад. Может, вы восстали из мертвых или свалились после пьянки в летаргический сон? А вдруг все гораздо прозаичней и вы нас попросту разыграли? Тогда с какой целью?

— Не спеши, Фин-Дари, — придержал я друга, — не все же сразу. Нашему благородному, хотя и очень таинственному избавителю, пожалуй, удобней будет отвечать по порядку.

— Полегче, друзья. — Джон окинул нас с гномом досадливым взглядом. — А то можно подумать, что это форменный допрос: вы — следователи, почтенный же Сен — заведомо какой-то преступник. Не забывайтесь. Ведь мы все обязаны ему жизнью, а то и спасением души.

— Все в порядке; — успокоил великана янит, — я не обидчив, к тому же мне понятно стремление узнать тайны и секреты, касающиеся непосредственно вас. Но давайте, и правда, начнем с начала. Вот это ответ сразу на два вопроса господина Алекса.

Он протянул мне миниатюрную коробочку из покрытого лаком ореха. Осторожно, словно ожидая подвоха, я подцепил ногтем верхнюю крышечку и открыл ее и тут же от изумления едва не выронил. Внутри на алом бархатном ложе лежал кусочек из потемневшей моржовой кости, вернее сказать, из бивня. Знакомый мне очень хорошо… И это при всем том, что я не видел его никогда.

Как во сне, я сунул руку в один из карманов и вытащил кожаный мешочек, где хранилось нэцкэ — искусно вырезанная древняя статуэтка байлиранского бога веселья и вина. В ней был один существенный дефект: отсутствовал отколотый непременный атрибут — винный кувшин. Он-то как раз и лежал в коробочке янита. Уже зная наверняка, я приложил недостающую часть. Так и есть, все сошлось ДО самых малейших деталей. Да я, повторюсь, и не сомневался в этом. Джон на пару с Фин-Дари непонимающе уставились на меня. Пришлось объяснить.

— Как-то, много лет назад, — неохотно поведал я, — наш отряд вольных охотников искоренял вампиров на старом большом кладбище в Ничейных Землях. Впрочем, вы оба должны помнить, это близ Барнсбурга, покинутого города у самой Границы. С нами тогда был и Нэд Паладин, прихрамывающий после ранения ноги и потому получивший от капитана Морвеля, Царство ему Небесное, запрет на дальнюю разведку.

— А, это когда в одном из гнездовий вампирюги свадьбу справляли? — буквально расцвел гном. — Знатное выгорело дело, знатное. Сам Лорд Западных Рубежей нас тогда похвалил, что не часто случалось. Как он тогда выразился? О! Вспомнил: операция, проведенная с максимальным идеально эффективным успехом.

— Не спорю, — подтвердил я, — так и было. Но этот самый наш успех мог быть подпорчен гибелью Нэда. Каким-то чудом, уцелевший древний упырище, вылезший из развалившегося склепа, разрядил ему в спину арбалет. С близкого расстояния. Я и сейчас хорошо помню охвативший мое тело холодный ужас, ибо смерть друга казалась неизбежной. И тут моя рука, будто по какому-то наитию, молнией взлетает вверх, отражая мечом стальной болт. Честное слово, до сих пор не пойму происшедшего тогда чуда. Нэд немногословно поблагодарил, и вроде бы история была исчерпана. Но однажды, уже через два-три месяца после того, он зашел ко мне в гости в комнату с бутылкой мадеры. Мы поговорили о том, о сем, посмеялись, обменявшись анекдотами, «добрым» словом помянули Гробовшика, а затем Нэд будничным тоном сообщил, что скоро уходит куда-то в сторону степей Нангриара. Потом без предисловий он достал вот это нэцкэ и просто сказал:

— Знаешь, друг Алекс, у меня есть очень могущественные друзья, чья помощь может когда-нибудь оказаться тебе не лишней. Ведь жизнь — штука сложная, верно? В общем; я поговорил, с ними о тебе, и если в трудную минуту вдруг явится человек и предъявит отколотый кувшин, то знай, ему можно довериться во всем.

Я, конечно, понял, что таким образом Нэд пытается отплатить добром за спасение на Барнсбургском кладбище, и ответил ему, что это лишнее. А вскоре и позабыл о происшедшем разговоре. Нэцкэ же носил просто как подарок и память. До сего дня.

— Будем считать, с этим все понятно, — спокойно констатировал монах, — как я и обещал, вы, господа, уже получили ответы на два вопроса, хотя и не по порядку на первый — почему я за вами шел и на второй — почему полез в эту драку.

— Гм, так вот, значит, какие кореша водились у нашего Нэда! — озадаченно вылупился на нас Рыжик. — Дела-а!

Джон, которому Сен, видать, здорово пришелся по душе, нейтрально помалкивал. Я же настырно продолжил «допрос»:

— Простите, господин Сен, но не могу представить, что может быть общего у вас и ветерана Границы Нэда Паладина? Как-то, знаете, не очень это укладывается в голове.

— У нас с Нэдом больше общего, чем вы думаете, — нисколько не обиделся монах. — Ну хотя бы уже взять то, что мы — братья ордена Святого Яна-.

— Невероятно! — почтив один голос вскричали мы втроем. — Наш Нэд был янитом?

— Несомненно, — безоговорочно утвердил чертов поп. — И к тому же весьма уважаемым в нашей среде.

— Пусть так, — тщетно скрывая замешательство, согласился насупленный гном. — В принципе, у нас нет оснований не верить вам. Вот. Но раз уж с этим разобрались, то давайте услышим и другие ваши ответы. Вы че, и теперь будете утверждать, что без посторонней помощи, в одиночку, совершили марш-бросок через Хохочущие болота?

— Ну не совсем в одиночку, — иронично прищурился Сен, — Со мной незримо присутствовал покровитель нашего Братства — Святой Ян. Или же, говоря более конкретным языком, — магия созданная его гением.

Рыжик хотел спросить, что-то еще, но, как рыба, вытащенная из воды, только открыл и закрыл рот.

— Остался последний вопрос, — спустя минуту, подытожил янит. — Откуда я взялся? Служитель культа Святого Яна, искорененного из числа других церковных орденов девяносто пять лет назад? Ответ будет невероятный, но, клянусь Всевышним, честный. Из другого, мира! Да, господа, после разгрома ордена оставшиеся в живых братья, избежавшие костра и гильотины, нашли убежище в Оплоте. Это огромный неприступный замок на острове, находящемся в мире, соседствующем с нашим во времени и пространстве. В суровом мире, покрытом вечно штормящим, бушующим бескрайним океаном с разбросанными в нем редкими клочками суши.

— Во, блин, дядя сказочку загнул! — чуть не расхохотался ему в лицо болван Фин-Дари. Все же вовремя спохватившись и перехватив наши с Джоном негодующие взгляды, он поспешно поправился: — То есть я не то, что не верю, просто, э-э, господин Сен, очень уж это, поймите, необычно.

— Но так оно и есть, — не отступил янит. — А там, хотите верьте, хотите нет. Дело ваше, господа.

— Занятно, как же туда смогли найти дорогу? — возбужденно спросил Джон. Глаза его загорелись огнем, который снедает путешественников-фанатов, прослышавших об удивительных краях, где побывать им так и не довелось.

— Наши лучшие маги долгие десятилетия работали над этой задачей, и, поверьте, очень непросто изложить суть ее решения, — уклончиво пояснил янитский монах. — К тому же я не имею на это совершенно; никакого права. Это не мой личный секрет, это тайна всего ордена.

Маленький Джон разочарованно вздохнул. Бедняга походил на ребенка, которого подразнили вкусной конфеткой, но, попробовать так и не дали.

— А как, простите, вы вообще узнали, что мне не помешает помощь? — спохватился я. — Ведь, думаю, не ошибусь, если предположу, что вы досконально осведомлены о всех проблемах нашей компании? Я прав, господин Сен?

— Мы — яниты, — тонко, с намеком усмехнулся монах, — а этим сказано все. Для вас троих, наверное, будет откровением тот факт, что наш Тайный Совет ордена незримо держит руки на пульсе всего Английского Континента, имея своих сторонников и осведомителей везде и всюду. Был у нас такой верный человек и в Обреченном Форте. Он-то и сообщил о ваших бедах:

— Ма-ать честная! — у пораженного Рыжика отвисла челюсть. — Прав, значит, был покойный старина Тук. А я, дубина, еще смеялся и подначивал его. Гм-м, н-да, а может, и он янит? Ничему теперь не удивлюсь.

— Рыжик, все твое горе состоит в том, что ты только валяешь дурака да пакости измышляешь, будто шут или пацан какой, — сожалеюще посетовал Джон, — серьезности б тебе побольше.

— Тоже мне, учитель нашелся, — возмущенно огрызнулся гном, — у самого иногда детство в заднице играет. А порой еще и похлеще, чем у меня. Не так что ли, каланча? Че покраснел, негодяй, поди, вспомнил свои гнусные проделки?

— Тогда отчего же вы так опростоволосились с Черным Королем и его внезапным, но, надо полагать, давно и тщательно готовящимся вторжением? — перебивая возникшую перебранку друзей, с нескрываемо злой насмешкой вопросил я. — Почему такие крутые янитские парни не попытались сорвать этот сокрушительный поход или. Хотя бы уже предупредить о нем, кого следовало? А может… Старые обиды оказались слишком сильны?

— Про обиды полнейшая чушь, — потемнел от негодования янит. — А в остальном не все так просто, господин Алекс. Да, мы давно знали о ведущихся приготовлениях к большой войне, хотя и не предполагали, что она уже на пороге. Все добытые нашими людьми данные говорили об имеющейся отсрочке в два, максимум три года. Тем не менее, все сильные мира сего были разными путями осведомлены. Другое дело, как они распорядились этим знанием. К примеру, одни просто не поверили, вернее, не захотели поверить. Другие стали спешно вывозить в Европу, а то и на Восток, имеющееся добро, покупая там земли, замки и приобретая при дворах нужные связи. Третьи махнули рукой, дескать, всю жизнь воюем с Покинутыми Землями и ничего. Подумаешь, мол, ну налетят, обтекая крупные укрепленные города, пограбят, пожгут деревеньки, да и откатятся назад, в свои бескрайние просторы. Мало что ли их было, захватчиков? И где они теперь? А мы вот, храбрые англичане, остались и здравствуем. И, лишь немногие, очень немногие, Алекс, вняли голосу разума, используя имеющееся время для укрепления обороноспособности.

— Вот оно, значит, как? — простовато изумился Фин-Дари. — Выходит, всю эту кашу заварил не Черный Король? Если говорите о длительной подготовке: он-то, эльф Эарнил, подался в Покинутые Земли чуть более полугода назад.

— Само собой, разумеется, что совершить подобное за шесть месяцев не под силу никому, — живо откликнулся монах Сен. У герцога Эарнила на это ушли долгие годы.

— Вот это да! Не может быть! Как же так? — возмущенным хором вырвались наши возгласы. — Значит, по-вашему, он явился на Границу уже готовым отступником? — от лица всех, троих обобщил Джон.

— И не просто отступником, а принцем, готовящимся вступить во владения огромным вражеским королевством, — просто ответил янит.

— Принцем, говорите, — проворчал, нервно ерзавший на подстеленном матраце Фин-Дари, — тогда какого лешего он забыл на службе у Лорда Северных Рубежей?

— Точно не могу сказать; — развел руками янит. — Возможно, хотел увидеть будущих недругов изнутри, понять их сильные и слабые стороны. Не исключено, что он выжидал чего-то, допустим, уговоренного сигнала, получение которого и послужило действительным поводом для ухода в Покинутые Земли. Черный Принц жаждал коронования и спешил за долгожданной короной. Впрочем, наверняка я ничего не знаю, это все мои предположения.

За пределами друидского капища тревожно заржал Дублон, ему ответили другие кони. Мгновенно насторожившись, я потянулся к покоящемуся в ножнах мечу, Джон с Рыжиком тоже изготовили свое оружие.

— Опасности нет, — заверил монах нас троих, — иначе я бы уже знал о ней. Просто здесь много волчьих стай. Одну из них, вероятно, и почуяли животные. Но не бойтесь, хищники не подойдут к ним ближе, чем на полет стрелы, ибо отпугивающие чары, наложенные в прошлом друидами; — действуют и поныне.

— X м-м, надеюсь, что так оно и есть, — проявил скептический оптимизм. Фнн-Дари.

Быстро стемнело, ночной небосвод засветился редкими, блеклыми огоньками звезд. Луна, наоборот, яркая, казалась свежей головкой сыра. За стенами друидской святыни поднялся завывающий, будто голодный волк, ветер, но, странное дело, в арочные проемы он не проникал. Здесь вообще казалось гораздо теплей, чем снаружи. Никакой необходимости ставить палатку не было, и потому все так и остались лежать на матрацах у догорающего костра. Порой Сен подбрасывал в него то малое что осталось из некогда заготовленного запаса. В зубах у него пребывала изящная черная трубка с чубуком в форме оскаленной головы пантеры. При затяжке ее глаза-рубины ярко разгорались.

Монах уже в третий раз набил трубку ароматным, пахучим табаком, запах которого понравился даже мне. Джон с Фин-Дари, являясь парнями не слишком стеснительными, без особого зазрения совести, но, естественно, испросив разрешения, тоже частенько тянулись к расшитому бисером кисету. Джон, подкрепившись, и отдохнув, выглядел все лучше и лучше. Действовали лекарство яннта и его собственное железное здоровье. Надолго задумавшись, я вдруг почувствовал на себе внимательный взгляд монаха.

— Моя любимая девушка, почти невеста, — с горечью решил объяснить я; — ну та, которую мы идем выручать…

— Я в курсе, светлейшая герцогиня Арнувиэль, — понимающе кивнул Сен.

— Да, Арнувиэль, — тяжко вздохнул я, — так вот, она родная сестра этого новоявленного Черного Монстра. Не укладывается в голове… К тому же вы утверждаете, что Он, братец ее, посвятил долгие годы своей жизни службе поганой Тени. Хм, интересно, сколь долгие?

— С рождения его душа и тело принадлежат Тени, — внешне бесстрастно ответил янит, — ибо он — любимое, избранное Чадо Источника Смерти. И едва его сердце забилось вне чрева матери, как Тень послала к младенцу Наставника, он-то, адепт Зла, и воспитал из него Черного Короля…

— Еще один из той же купели, — про себя мрачно усмехнулся я, припоминая «милую» Синдирлин, благо, не виденного братца Эрика и незабвенного ночного налетчика Морли. — Компания любителей поплескаться в водичке пополняется. Вот жаль, мне не повезло, в одиночестве купался. Что ж ты сплоховал-то так, Источник Жизни? А может, все же есть и другие его Дети? Найти бы их…

— Н-да, поганые дела творятся в наше время, — уныло признал Джон. — Предательство, глупость, безразличие дали щедрые всходы. А результат — сокрушительный поход Черного Короля… Кстати, господин Сен, вы не в курсе, что там сейчас творится в Спокойных Землях? Наверняка этот ублюдок Эарнил ведет военную кампанию с успехом… Угадал?

— Не могу сказать ничего определенного, — сожалеюще признался монах, — потому как отправился из Баденфорда за вами вслед всего на день позже. Хм-м, ну и погром же вы там учинили! Профессиональный.

— Да пустяки все, — хихикнул довольный Фин-Дари, — подумаешь, погром, так, детская шалость.

— Зa эту, как выразился почтенный гном, «шалость» вас всех троих приговорили к сожжению на медленном огне, — тоном строгого учителя сообщил янит. — А господина Алекса к тому же отлучили от Матери Церкви.

— Какое несчастье, — я даже страдальчески закатил глаза. — Что ж мне теперь, бедному, делать, может, с горя повеситься?

— Во-первых, не стоит паясничать, — назидательно, с ощутимым укором посоветовал монах, — если вы, Алекс, действительно добрый христианин.

— А вы? — я в упор посмотрел на его загадочное, раскосоглазое лицо. — Вы-то сами кто будете? Братья ордена Святого Яна? Христиане ли?

— В определенном смысле да, — уклонился от прямого ответа монах, — о чем свидетельствует вся славная история ордена.

— Во как! Лихо! В определенном смысле, значит, да, а в неопределенном нет, — язвительно сделал вывод ушлый гном. — Понятно, очень понятно, но чё-то туго доступно. Туману много, бля буду.

— Я сказал так, подразумевая то, что яниты всегда держали сторону Господа и Добра, хотя и использовали при этом в своей нелегкой борьбе не всегда обычные и разрешенные церковными патриархами методы, — сверкнул глазами на миг потерявший самообладание монах. — Это и послужило поводом к гонениям на Братство. Это да еще, пожалуй, зависть к нашей силе, возможностям и богатству. Уже тогда; в те далекие времена, нам, янитам, стало достоверно известно: грязная идея уничтожить таким образом единственный по-настоящему опасный для Тени орден зародилась у адептов Зла, Черных Магов Покинутых Земель. На проклятом Темном Конклаве… Принятое решение было осуществлено посредством преданных приспешников в среде церковной верхушки.

Фин-Дари смутился, смиренно потупившись и помалкивая. Я тоже почувствовал некую неловкость. Отчего-то получалось так, что мы постоянно цеплялись к яниту, неблагодарно забывая о его бескорыстной роли спасителя.

— Пожалуйста, простите нас, — извинился я, — поверьте, вас никто не хотел обидеть. Слово Чести.

— Забыли, — великодушно пошел навстречу тот, — к тому же, В принципе, я понимаю ваши претензии.

Костер догорел, лишь тлели постепенно угасавшие в золе искры, вдобавок исчезла скрытая облаками желтая рожа луны.

Магическая тьма ночи объяла все вокруг. Дистрофические звезды были не в силах хоть сколь-нибудь ее озарить, но, тем не менее, лицо янитского монаха резкой маской выделялось средь этого покрова.

— Господин Алекс, — немного погодя обратился он ко мне, — не хотел говорить сегодня, хотя, все же думаю, придется, — он что-то собрался еще добавить, но смолчал, непривычно замявшись.

Минут десять я стоически ожидал продолжения и, надо признать, напрасно. В душе шевельнулось нехорошее предчувствие, которое я тут же постарался загнать поглубже.

— Так в чем дело, господин Сен? — решив ускорить события, внешне беззаботно поинтересовался я. — Вы что-то хотели сообщить?

— В Ренвуде месяц назад умер Старый Бэн, — янит отвечал тихо, но слова его громом небесным обрушились на меня.

— Что случилось? Убит? Кто посмел поднять руку? — ослепленный непоправимой потерей и гневом, я вскочил, непроизвольно вытягивая из ножен меч: — Знаю! Синдирлин, сучка, точно она!

Вспышка ярости была столь дика и необузданна, что Рыжик, всерьез опасаясь сверкнувшего клинка, кубарем откатился куда-то в сторону. Джон, бедолага, и тот отшатнулся. Один лишь янит остался непоколебимо спокоен. Участливо взяв за руку, он печально сказал:

— Годы, Алекс, его убили годы. Старость не щадит никого. Он умер в саду, вкапывая яблоню, твой дед Бэн. Хорошая смерть…

— К чертям собачьим! — бешено заорал я, с размаху зацепив кучу золы ногой и подняв целое облако пепла. — Не бывает хорошей смерти, не бывает! Чушь, выдуманная сопливыми мещанами. Смерть, она и есть смерть!

Отшвырнув меч, словно палку, я бросился к ближайшему, арочному проему, цепляясь в темноте о лавки, падая, ударяясь и вскакивая вновь. Выбежав за пределы капища, я остановился, тяжело дыша и оглядываясь. Невдалеке спокойно похрустывали овсом кони, далекий волчий вой их больше не пугал. Прислонившись спиной к камню строения, я замер, всецело отдавшись огромному горю. Ведь Старый Бэн был для меня всем! Он приютил, воспитал бездомного сироту, заменил семью. Был неизменно справедлив, добр, хотя и строг. И вот теперь его нет… Мать, отец всегда вспоминались в какой-то полуреальной дымке детских впечатлений, а дед же виделся четкой опорой в жизни. Незримо присутствуя рядом, даже в годы службы на Границе. Да и как же иначе? Ведь он был жив, пусть и находился в тихом, заросшем зеленью Ренвуде.

Холодный ветер успокоил меня, остудив пылающий лоб, но не умерил горе. Время, только время могло притупить эту боль, знал я. И ничто иное… Я уж было, собрался вернуться к оставленным спутникам, как сзади подошел Джон, его шаги я узнал бы из миллиона других. Здоровая, тяжелая рука побратима легла мне на плечо. И это так напомнило, привычку Старого Бэна молчаливо утешать подобранного им мальца, что я, не сдержавшись, поневоле заплакал. Джон терпеливо дождался, пока высохнут мои слезы, потом мягко обнял и повел назад.

Янит Сен и Рыжик неподвижно лежали на своих матрацах. Они не спали, Чувствовал я. Да и как заснешь, если искренне разделил беду друга? На сердце потеплело и даже, стало немного стыдно за свою вышедшую из-под контроля, вспышку. Опять, наверное, подвела раненная Черным Королем голова. Отрубал бы ее кто, что ли…

— Ложись, — Джон подтолкнул меня к приготовленному матрацу, и постарайся уснуть, отдых нужен всем. Ведь никто не знает, что ожидает нас завтра. Спи, Дружище…

Я послушно закрыл глаза и, странное дело, тут же будто провалился в заполненную ватой бездну, куда не проникало ничто: ни звуки, ни запахи, ни само горе… Очнувшись под утро от холода, я осмотрелся: вокруг царил предрассветный покой. Укутавшись в одеяло получше; я отключился опять. И мне приснился сон: Старый Бэн принес яблоки… Спасибо, деда…

Разбудил меня приглушенный разговор Джона с Фин-Дари. Друзья вспоминали прежнюю жизнь в Обреченном форте. Теперь, кажется, это было так давно… Еще минут пять я полежал, притворяясь, потом, решившись, встал.

— Доброе утро! — повернувшись; как по команде, приветствовали меня друзья..

— Ага, — без, особой радости откликнулся я, — И вам такое же. — Как твоя рука, Джон?

— Будто новенькая, — с готовностью, широко ухмыльнулся великан, демонстративно сжимая и разжимая громадный кулак.

— Почтенный Сен — воистину великий лекарь, наверное, Гробовщика и того за пояс заткнет. Я и не думал, что все так быстро пройдет!

— Э, Джонни, подхалим чертов! — рыжик погрозил пальцем. — Помнишь, че те янитский батюшка наказывал? Или забыл уже, что ли? Не назвать его всякими лестными словами. Хм, неужто возгордиться боится? А, Каланча, как считаешь? Прав я или нет?

Великан отмахнулся от гнома, словно от надоедливой мухи.

— А где он сам, наш таинственный янит? Надеюсь, не покинул нас из-за болтовни Рыжика? — спросил я, оглядываясь. Хотя в таком случае грех не понять человека.

— Ну-у! — гном сделал вид, что обиделся. — Зачем возводить напраслину на такого золотого собеседника, как я? Нехорошо, Алекс, нехорошо.

— Золотого, — не удержавшись, едко хмыкнул Джон, — да после пяти минут разговора с тобой у непривычного человека уши начинают пухнуть и отвисать до земли, — а потом уже со всей серьезностью ответил мне: — Монах взял Волка и куда-то уехал. Попросил подождать его до полудня, затем, если он не появится, отправляться дальше. Обещал в таком случае сам догнать.

Я только головой покачал, ибо тайны и загадки мне не нравились никогда. Но что тут поделаешь? Сен не обязан перед нами отчитываться. Не верить же ему не было совершенно никаких оснований.

Не торопясь позавтракав, мы занялись починкой одежды, осмотрели лошадей, вычистили Оружие, даже успели множество раз сыграть в кости. Пытаясь развеселить меня и прогнать тяжкие думы, друзья старались вовсю: блистая красноречием, припоминали сногсшибательные анекдоты. Наперебой рассказывали когда-то приключившиеся с ними удивительные, невероятные истории. В свою очередь и я старался, как мог: растягивал рот в улыбке, неестественно смеялся, но с каждым разом это получалось все хуже и хуже. Наконец Рыжик не выдержал:

— Алекс, братан, прости, нас с каланчой за этот шутовской балаган. Ну не можем мы видеть тебя таким подавленным, не можем, и все. Понимаешь? Вот и хотели отвлечь… Не получилось. Но ты крепись, чертов ты князюшка, мы-то, побратимы, с тобой ведь. И до смертушки самой вместе, думаю, теперь будем. Как считаешь?

В ответ я просто крепко пожал им руки. И на душе впервые после получения страшного известия немного полегчало. А незадолго до полудня, когда мы уже почти собрались в дорогу, явился монах. Испытующе посмотрев на меня, он вежливо поздоровался. Потом сообщил:

— Выступление придется, ненадолго отложить: с северо-запада в Спокойные Земли движется большое войско, его разведчики, высланные во все стороны, рыщут далеко и старательно. Полагаю, это идет на помощь Черному Королю один из его вассалов. Но через пару часов путь на север будет свободен. Отдыхайте пока.

— А че, нормально, — мигом согласился гном, — доставай опять кости, Джон. Все же время с пользой проведем.

Монах снисходительно улыбнулся, покачав головой. Почти в два часа он дал сигнал выступать, и друидское капище осталось позади. Равнина; простирающаяся вокруг, действительно подсохла: Ну не совсем, конечно, но езда по ней была теперь вполне терпима. А вскоре показалась ведущая с северо-запада на юго-восток широкая, взрыхленная полоса. След вражеского воинства, спешащего успеть на грабежи и насилия.

— Твари! — Рыжик с отвращением плюнул в сторону ушедших в Спокойные Земли убийц. — Чтоб вам там и остаться на веки веков. Тьфу!

Глава 2 ОДНА НАХОДКА… НО КАКАЯ!

Последующие четыре дня прошли, как один, никаких происшествий и все то же однообразие пустынных, диких просторов. Времени поразмышлять хватало, и размышления эти были отнюдь не веселого плана: Старый Бэн, Белый, верный троллюшка, Робин со своей отважной ватагой живым укором вставали перед глазами. Вдобавок ко всему Арнувиэль вспоминалась не иначе, как в том проклятом стеклянном гробу из моих кошмарных снов. И Я ничего не мог поделать с этим навязчивым видением. Другой ее, как я ни пытался, представить не мог. А при одной только мысли, что сон вещий, меня до мозга костей пробирала дрожь. Янит за прошедшие дни вряд ли обмолвился больше чем десятком-другим слов, гном с великаном тоже примолкли. Можно было подумать, что наша компания дала обет молчания…

Радовала пока одна лишь погода: дни стояли теплые, сухие. Поблекшая синева бездонного неба разнообразилась стадами белых кудрявых барашков-облаков, неторопливо пасущихся на своих далеких пастбищах. Все несколько оживились, когда унылые просторы, степей уквасились пока еще небольшими группами деревьев. Фруктовых деревьев! Усыпанных со всей щедростью, природы: грушами, яблоками, сливами, абрикосами. Попадались даже такие экзотические диковинки, как персики виноград, чьи отяжелевшие от гроздей лозы оплетали редкие руины, а то и соседние стволы деревьев. И чем дальше мы забирались в этот фруктовый рай, тем он становился гуще, а наши истосковавшиеся по витаминам желудки тяжелее. Да и как было удержаться от многочисленных соблазнов, развешанных буквально под носом? Вероятней всего, этот огромный сад принадлежал какому-то богатею-барону, а то и герцогу. В давно прошедшие времена… Где теперь тот толстосум? А разросшийся до размеров леса сад остался…

Первым сдался Рыжик.

— Все; — умоляюще глядя на янита, прохрюкал он, — не могу больше. Пузо мое вот-вот лопнет по швам. Давайте, друзья, остановимся да малость передохнем.

Не дожидаясь ничьего согласия, маленький обжора тяжело сполз с Уголька и распластался на траве, возле раскидистой старой яблони. Понимающе переглянувшись, мы впервые за долгое время улыбнулись друг другу. После чего присоединились к блаженствующему гному. А тот лежал, поглаживая вздутый живот и с отвращением созерцал висящие над головой крепкие краснобокие яблоки.

— Съешь еще; — издеваясь, предложил Джон и потряс согнувшуюся под тяжестью плодов ветвь, — все-то ты, бедняжка, жалуешься на недоедание. — Мол, уж давно позабыл, что такое настоящая сытость. Так чего, спрашивается, развалился? Жуй, не ленись, пока есть.

Несколько яблок оторвались от ветки и довольно чувствительно стукнули Рыжика по лбу.

— Че, ваще спятил, придурок? — осуждающе рявкнул раздраженный гном, с трудом приподнимаясь на локте. — Ща как долбану по стволу своей секирой, так и засыпет тебя в этом красном дерьме. Усек, балда?

— Ага, — Джон самодовольно оскалил крупные белые зубы, — только чтобы заставить тебя сейчас подняться, требуется нечто большее, чем еще пара, шишек на башке. — А уж раззадорить помахать секирой может, пожалуй, только чудо. Знаешь… — тут Джонни сделал глубокомысленную паузу. — Есть еще один хороший метод обрести былую подвижность.

— Хороший, говоришь? — клюнул на удочку, ничего не заподозривший Фин-Дари. — Хм, любопытно. И какой же?

— Сунь два пальца поглубже в рот и сделай: ы-ы-ы! — откровенно заржал великан.

— Нет, вы слышали? — призвал нас с янитом в свидетели позеленевший от «совета» гном. — А еще другом называется. Вражина! Вот я те через часок вспомню: ы-ы-ы! Сам блевать будешь дальше, чем, видишь.

— На что спорим? — хитро прищурился Джон. — На десяток щелчков не забоишься, малец?

— Да пошел ты, — отмахнулся негодующе гном, — знаю я твои щелчки. Впору стены укрепленного замка ломать.

Увлекшись перипетиями словесной схватки, мы проявили беспечность, позволив едва не вплотную приблизиться чужаку, воскликнувшему веселым, насмешливым голосом:

— Ба! Что я вижу! Опять Маленький Джон обижает маленького лиса Фин-Дари. Нехорошо!

Вздрогнув от неожиданности, мы, вскочив на ноги, повернулись. Испуганный Рыжик и тот позабыл про свой натрамбованный до отказа живот. Перед нами стояла смеющаяся, стройная женщина в пятнистых штанах и плаще, с наброшенной на крепкие плечи желто-крапчатой шкурой. Тридцати-тридцати двух лет, она была хороша собой. Короткие, но густые волосы песочного цвета оставляли открытым чистое лицо с правильными чертами. Симпатичный носик покрывали веснушки, с которыми не мог справиться даже сильный, летний загар, и от этого прелести только прибавлялось. Зеленые большие глаза искрились задором и озорством, а маленький рот с чувственными, красиво очерченными губами приоткрылся, обнажая белоснежные мелкие зубки.

— Фанни Рысь! — не сговариваясь, ахнули мы. — Ты-то здесь откуда взялась?

Рыжик, как всегда, добавил лично от себя оригинальное:

— О, блин! О-о!

Фанни, всегда симпатизировавшая рыжему негодяю, хотя порой и здорово гонявшая его за «шалости», оценила знаменитое высказывание, покровительственной, одобрительной улыбкой. На этом любезности кончились, Фанни принялась нас распекать:

— Эх, мужчины, Мужчины, какие ж вы все скорые, нетерпеливые! Нет, чтобы сначала накормить голодную девушку, дать отдохнуть, а потом уже спрашивать, о чем душа пожелает. Так нет же, никто не вспомнил о хороших манерах. Даже Алекс, самый воспитанный из этой разудалой компании.

— Прости, Фанни, — я дружески обнял ее и крепко поцеловал в обе щеки, — признаю, мы полные болваны, но все же, сестренка, не будь столь строга. Да ты присаживайся, присаживайся, в ногах правды нет. Эй, Рыжик, тащи для леди еду!

Пока гном рылся в съестных припасах, доставая самое лучшее, а Джон ходил за оставленной в сотне шагов лошадью, я знакомил янита с нашей известной на всех Рубежах Границы подругой. Чаще ее называли — Фанни Рысь, за кошачью ловкость, умение постоять за себя да еще, пожалуй, за неизменную шкуру крапчатой рыси на плечах. Иногда, правда, реже, — Цыганкой Границы, за то, что в отличие от основной массы пограничного люда она нигде подолгу не задерживалась. Служила некоторое время в одном форте, затем перебиралась в другой, третий. И это при всем том, что ее везде любили и чуть ли не боготворили за веселый, неунывающий нрав, смелость, умение не теряться в самых сложных ситуациях. Да, Фанни была отчаянная девчонка, недаром последние десять лет она слыла одной из самых железных леди Границы. А бабенок в иных фортах хватало: крутых и тертых. Как и мы, Фанни ходила в Ничейные Земли вольной охотницей, после этих походов о ее подвигах слагались целые легенды. Нашу троицу она знала давно, едва ли не с первых дней службы.

Ох, и задавалась же эта, тогда совсем юная, девчонка! Насмехалась, называя салагами, маменькиными сыночками да сопливыми сосунками. Мы, понятное дело, злились, но помалкивали, потому, как знали о ее недетской судьбе. Фанни с трехлетнего возраста воспитывалась на Границе, подобранная студеной зимой у ворот форта Серых Змей. И никто никогда не слыхал о родителях девчонки. За шестнадцать лет дороги наши часто расходились, но, на удивление, И сходились часто, чему доказательство встреча здесь. Вообще-то, честно говоря, увидеть Фанни живой я уже не надеялся, ибо она пропала вовремя рейда небольшого отряда вольных охотников в Моровые Пустоши северо-запада Ничейных Земель. Там их подстерегли и окружили превосходящие силы прислужников Тени. Из восьмидесяти трех бойцов назад не вернулся ни один… Это случилось примерно полтора года назад. И с той поры про Фанни ни слуху, ни духу. Уже потом кое-кого из наголову разгромленного отряда находили распятыми на крестах либо насаженными на кол. В назидание другим, так сказать. К счастью, Цыганки среди казненных не было, и я втайне надеялся. Оказалось; недаром.

Рыжик буквально обложил Фанни со всех сторон изобилием фруктов, кусками копченого сала, вяленого мяса, сушеной рыбой, уже черствыми, но вкусными ржаными лепешками, он не пожалел даже неприкосновенную банку меда.

— Куда ты столько натащил; маленький лис? — у пораженной Фанни округлились глаза. — Да мне не съесть столько и за целый месяц.

— Кушай, поправляйся, сестрица, — буквально расплылся в улыбке сияющий, словно солнышко, Рыжик. — А то гляжу я — непорядок, исхудала, бедняжка, на здешних хлебах.

— Девушка должна соблюдать идеальную фигуру, не прикасаться к жирному, не переедать, — наставительно изрекла Фанни, покосившись на сало с прослойкой, затем с брезгливой гримаской она своим узким стилетом подцепила самый большой кусок. У меня защемило сердце: изголодалась сестренка. И, как наяву, вспомнилась другая девчонка, в Ноттингеме, в трактире «Белый Конь»… Когда это было…

Джон привел Ласточку, черную, невероятно хитрую кобылу, слушавшуюся и понимающую Цыганку с полуслова. Приветствуя старую знакомую, наши жеребцы радостно заржали.

— А вы, почему не едите? — встрепенулась, вдруг Фанни. — Или я уничтожаю последние запасы?

— Обижаешь, сестра, — гордо выпятил широкую грудь Джон, — да неужто четверо мужчин не обеспечат себе пропитание в этих краях?

— Молодец, Малыш, — похвалила Фанни, — за тобой любая женщина будет чувствовать себя, как за каменной стеной.

— А я? А за мной что — нет? — обиделся Фин-Дари. — Че, ежели я не такой огромный дубарь, как каланча, то и за стену не сойду?

— Разве что за заборчик! — не удержавшись, прыснул от смеха Я.

— Ты тоже клевый парнишка, — пригрозив мне пальцем, успокоила гнома Фанни и даже, словно ребенка, ласково нагладила по голове, — надежный и храбрый, как лев!

Рыжик немедленно растаял и вновь погнал зарываться в мешки.

— Да угомонись ты, лисенок, — вдогон с набитым ртом крикнула Фанни, — лучше заверни к моей Ласточке, там возле седла висит бурдючок с вином.

— А? Что? — Рыжик, будто его палкой по спине огрели, выгнувшись, застыл. Потом до него дошло. — Вино-о? Чего ж ты раньше не сказала? Бегу!

И, несмотря на съеденные в непомерном количестве фрукты, гном, переваливаясь с ноги на ногу, рысцой действительно припустил к пощипывающей траву лошади. Не прошло после этого и трех минут, как он уже разливал темно-алую жидкость по кружкам. Я слегка пригубил для пробы и, не удержавшись, причмокнул: вино было отличного качества, хотя и не такое старое, каким нас потчевал покойный старина Тук. Фанни компанейски стукнулась со всеми, а Сену благожелательно подмигнула: за знакомство, мол. Довольно скоро она насытилась, наверное, вспомнив свою жизненную концепцию о стройной девичьей фигуре. Ох, уж эта чертова цыганка… Вторую кружку мы смаковали не спеша, слушая невеселый рассказ давней подруги.

— С самого начала похода все шло не так; — глядя куда-то поверх наших голов, начала она, — неудачи буквально преследовали нас по пятам. Сначала несколько лошадей поломали ноги, попав ими в норы степных грызунов, потом семеро свалились от дизентерии. Дальше — больше: покусанные странными рыжими комарами, все подцепили жуткую лихорадку. Волки-оборотни, напавшие ночью со всех сторон, задрали часть лошадей… На привале змея-медянка ужалила командира. К утру его не стало… Надо было поворачивать назад, но до Моровых Пустошей осталось рукой подать. А там во множестве расплодились скорпионы гигантских размеров, которых нам и приказали уничтожить. Заменивший командира придурок приказал ехать вперед. Поехали прямо в ловушку… Сотня отступников да полторы сотни выродков словно из-под земли выросли, окружив нас у Голодных Скал. Бойня была жуткая… Досих пор стоит перед глазами… — Фанни ненадолго замолчала, затем, сделав большой глоток, с горечью продолжила: — Многие попали в руки врага, потому как хворые были и едва держались в седле. Арканами их и поснимали. Черт! Меня тоже этой дрянью с Ласточки выдернули, сзади накинув.

Н-да… Только костями по земле загремела. Пленивший меня отступник оказался главарем всей шайки. Подонок! Он приказал тут же, на месте, зверски казнить половину захваченных наших, остальных погнали в его крепость на западе, которая называется Терношип. Там их труд использовали на строительстве новой, второй стены и возведении оборонительного вала.

— Во, суки, — наивно подивился гном, — боятся, поди, все же воинов Спокойных Земель, раз укрепления готовят.

— Ошибаешься, милый лисенок, — жестоко разочаровала его Фанни, — отступники Покинутых Земель ничуть не опасаются у себя там возмездия за предательство и злодеяния. Просто у них, как во всем подлунном мире, тоже идут свои разборки, а то и неприкрытые войны. Один Черный Барон, набрав отряд отребья побольше, нападает на другого Черного Барона. А за того вступается союзная нечисть, и пошло-поехало до тех пор, пока это не надоест кому-то из черных Магов. Тогда вражда, пусть и не сразу, прекращается, хотя и тлеет до поры до времени. То есть до первого удобного случая. Правда, сейчас, с появлением на здешней сцене такой значительной фигуры, как Черный Король, все в корне изменилось. На непослушных драчунов никто больше долго не цыкает, их просто находят в постели задушенными тонким черным шнурком. И надо сказать, горячие головы, быстро охладев, поумнели. По крайней мере, те, в наличии которых имелись мозги. Так я слыхала…

— Но как тебе удалось выжить и сбежать? — нетерпеливо перебил ее Рыжик. — Полтора года, а то, поди, и больше в этаком аду! Не шутка.

— Мне неплохо жилось, — Фанни покраснела до корней волос. — Тот гад, что набросил аркан, терноширпский барон то есть, влюбился в меня по уши. Втюрился, словно сопливый шестнадцатилетний мальчишка, и чуть не заплакала. — Hy разве я виновата?

Мы стали дружно успокаивать подругу, уверяя, что здесь ее вины нет и быть не может. Кто ж додумается винить девушку за неотразимую внешность?

— Впрочем, — сквозь все же побежавшие слезы, заботливо вытираемые Рыжиком, злорадно добавила она, — с этой своей любовью он так ничего и не поимел. Не считая, конечно, доброго десятка ударов ногой в пах. Подаренных, надо сказать, от всего сердца.

Рыжик поежился, непроизвольно сжав колени, но весь его вид говорил: «Вот это баба! Железо!»

— Несколько раз я пыталась бежать. Не удалась… Настигали с ловчими псами. Повезло уже в этот, четвертый раз, да и то только потому, что Хьюго Берсеркер, барон Терношипа, по приказу Черного Короля подался в собираемое отовсюду войско, забрав с собой всех боеспособных мужчин. Тех же престарелых недоумков, что остались, я играючи обвела вокруг пальца: Псов отравила, забралась в кладовые крепости, нашла свою одежду, оружие, прихватила верную Ласточку, кое-что из продуктов и была такова. К сожалению, что-либо сделать для пленных братьев я не могла, потому, как их несколько месяцев назад отправили в ущелье Духов строить замок для младшего сынка Хьюго Берсеркера. ВОТ, пожалуй, и все. Да, вот еще, вас я заметила с большого клена, росшего на холме. Как раз в тот момент, когда рыжий лис изволил полить молодую грушу. Смотрела я, бедная девушка, и не верила, глаза терла. Неужто, думаю, сон вижу? Но когда услышала знаменитое: «О, блин, мать твою бревном па башке!», уверилась: нет, не сон, наяву все происходит, и старый приятель мой Фин-Дари не призрак, а самый настоящий и во плоти.

Рыжик вспыхнул, что помидор, и, неловко оправдываясь, забормотал:

— Это из-за камня все, ногой я по нему звезданул нечаянно. Э-э, вот как вышло. Да.

Вся компания, не исключая Фанни, дружно захохотала.

— Ух, ух ты! — тяжело отдувался, дольше других не успокаивающийся, развеселившийся Джон. — Подумать только, вот оконфузился рыжий плут! Надо же, встретился в Покинутых Землях, и за каким занятием? Поливающим грушу! Ха-ха-ха-ха! А знаешь, Фанни, я бы на твоем месте не удивился.

— Ты дурак, Джон, — Фин-Дари со значением покрутил пальцем у виска, — иначе не делал бы из мухи слона. Подумаешь, сходил товарищ по нужде, так че, высмеивать надо?

Джон, ухмыльнувшись, приготовился сказать что-то еще не менее подковыристое, но Фанни остановила его негодующим жестом и сердитым возгласом:

— Довольно, Джон, угомонись. В веселье тоже надо знать меру. Да и вообще, зачем Рыжика постоянно достаешь? Помню я все твои прежние фокусы.

— Правильно Фанничка говорит, зачем, а? — подпрягся и себе гном. — У-у, костоломище дремучий, припомню я тебе…

— Цыть, ни слова больше, — прикрикнула на него Цыганка, — ты тоже хорош гусь, — и уже обращаясь к обоим: — Смотрю и удивляюсь, все ссоритесь, как дети малые. Джон! Рыжик! Ну когда повзрослеете?

— Никогда! — с готовностью, во весь рот заулыбались те.

— Ладно, черт с вами, непутевыми, — смилостивилась она, все одно перевоспитанию вы не подлежите. Что уж тут поделаешь. К тому же меня сейчас интересует другое: какого лешего позабыла здесь веселая компания? В военное-то время?

Мы переглянулись. Выходило, отвечать мне.

— Видишь ли, сестренка, — неуверенно поведал я, — никто и не подозревал о близком начале, боевых действий. Иначе мы не покинули бы Обреченный форт. О нападении Черного Короля мы узнали уже здесь, в Покинутых Землях.

— И что же вы здесь делали, в Покинутых Землях? — в упор вторично повторила вопрос Цыганка.

— Ну-у, — замялся я, — мы ехали…

— Батюшки! — она всплеснула руками. — Как я сама не догадалась, ну, конечно же, ехали! — и уже другим тоном. — Кончай мяться и темнить, Алекс, тебе это не идет.

Тут мне на выручку пришел Маленький Джон.

— По важному делу мы здесь, Фанни, поверь, действительно по важному. Невеста Алекса попала в полон, вот и едем выручать.

Фанни ошарашено уставилась на него.

— Невеста? Джон, милый, уж не заболел ли ты? У кого невеста, у этого бабника?

— Джон правду говорит, — убито подтвердил я. — Как это, возможно, странно ни звучит, но у меня есть невеста, и она в большой беде..

— Мир перевернулся, — ахнула пораженная Фанни, — хм, хотя, возможно, и в лучшую сторону. И кто же твоя избранница, Алекс, если, конечно, не секрет?

— Светлейшая эльфийская герцогиня Арнувиэль, родная сестра самого Черного Короля…

— Ого! — поперхнувшись, Фанни едва не выронила почти пустую кружку. — Высоко же ты, сокол, залетел в своей страсти к женскому полу. Так девчонка что, гостит у братца, а ты хочешь ее умыкнуть? Нет, вижу, я здорово ошиблась, мир не перевернулся, все по-старому. Алекс и компания в извечной охоте на баб.

— Все не так, Фанни, — даже слегка обиделся я, — Арнувиэль не очередное увлечение. Я люблю её… Про гостины же… Невеселые они, наверное, у неё выходят. Видишь ли, она не знала, что брат Эарнил — это и есть Черный Король. Узнав, пришла в ужас, да было поздно. Забрал он сестру с собой против ее воли.

— А ты где был? — взвилась на дыбы Фанни, проявляя свою горячую натуру. — Проспал девчонку, олух! Небось, с этими бездельниками, — тут она неодобрительно покосилась на Джона с Рыжиком, — по трактирам, да игорным домам шлялся?

Пришлось, дабы избежать дальнейших упреков, все с самого начала подробно изложить. Янит тоже внимательно слушал, вероятно, уточняя некоторые не известные ему детали.

— Бедненький братец Алекс, — теперь Цыганка смотрела с глубоким сочувствием, — несладко тебе пришлось. Так что ты уж прости старую подругу за резкие слова. Вспыльчивая я бываю, сам знаешь, — и вдруг неожиданно: — А стоящая девчонка; эта Арнувиэль?

— Во баба! — Джон первый с готовностью поднял вверх большой палец правой руки. — Черт в юбке, хоть и герцогинюшка.

Ничего не сказав, я, толъко подтверждая, грустно улыбнулся.

— Красивая? — чисто по-женски, слегка ревнуя, поинтересовалась Фанни. — Ну-ну, не отвечай, понятно и так.

— Для меня не главное, что Арнувиэль удивительно хороша собой, тем более не играют роли ее качества отчаянной девчонки, — тихо, не глядя ни на кого, исповедался я. — Главное другое, то, что она — единственная. Можете не поверить, но все остальные женщины более не интересуют Стальную Лозу. Клянусь в том памятью предков.

— Значит, единственная, говоришь? — Фанни выглядела настроенной весьма решительно. — Тогда я от вас четверых ни на шаг. Хочу посмотреть на эту нежную амазоночку, сумевшую приручить непокорного лонширского волка. Надо же, такие способности и распыляются на одного мужчину. Хм, впрочем, я, конечно же, шучу, Алекс. Признаю, ты того стоишь.

Мы наперебой, с жаром стали отговаривать Цыганку от участия в нашей безумно рискованной, почти обреченной затее.

— Я — Фанни Рысь! — все терпеливо выслушав, заявила она, перечеркивая этим наши самые веские доводы. — И если потребуется, заткну за пояс девять из десяти мужчин. Да вы это сами прекрасно знаете.

Что нам оставалось делать? Радостно принять Цыганку в изрядно поредевшую за последнее время компанию. Конечно же, самым довольным выглядел Рыжик, таявший под взглядом прозрачно-изумрудных глаз, словно снег под лучами весеннего солнышка. Выяснив все друг о дpyгe, мы еще какое-то время отдыхали, радуясь нежданной встрече и просто болтая о пустяках. Потом Сен, с нашего молчаливого согласия взявший на себя нелегкую роль командира, часа в три предложил двигаться дальше. Воодушевленная появлением Фанни компания, ненадолго позабыв о недавних горестях и потерях, стала охотно, с воодушевлением собираться. Даже зануда Рыжик по своему обыкновению не цеплялся к Джону и не ворчал.

Почти до самой темноты мы ехали бок о бок, без устали вспоминая прежнюю жизнь: Границу, лихие похождения, общих знакомых. Неопытного человека со стороны могла бы обмануть наша внешняя беспечность. Но, разговаривая и смеясь, каждый из нас зорко присматривался, чутко прислушивался и принюхивался ко всему вокруг. Это делалось незаметно и даже неосознанно, просто срабатывал инстинкт вечно настороженного сторожевого пса. Инстинкт ветерана Границы…

На ночлег остановились уже в густеющих сумерках. Все в том же фруктовом раю, несколько раз прерываемом то небольшим, заросшим бурьяном полем, то неширокой полоской леса.

— Можете разжечь костер, — немного поколебавшись, позволил янит, предварительно обшарив окрестности придирчивым взором. — Нечисть избегает сады, да вы как спецы это сами должны знать.

— Так-то оно так, — Рыжик встревожено покрутил головой, — а как насчет отступников? Они, гады, поди тоже тут пасутся? Не вышли б ватагой на наш огонек.

— Вокруг нас на два-три километра нет ни одного опасного существа, — успокоил его янит. — А и появись оно, Я буду заранее осведомлен.

— Ха! Что, значит, путешествовать с опытным магом, — моментально повеселел Фин-Дари; — Хорошо! Никаких тебе проблем: Вот только… Фанни, сестричка, а че у нас там в бурдючке? Посмотри, пожалуйста, а?

— Ох, хитрюга, — Фанни в притворном негодовании всплеснула руками, — кому, как не тебе, знать о его содержимом? Ведь за сегодня уже несколько раз, что девку молодую, ощупывал бурдючок со всех сторон. Ну да ладно, лицемер, будь по-твоему, тащи сюда сколько осталось. Все равно ведь не успокоишься, пока не опорожнишь.

Наскоро перекусив холодным мясом и остатками сухих лепешек, мы лениво погрызли сочные яблоки, а уж потом принялись за бурдючок. Вина, к сожалению, там мало осталось, едва каждому хватило по полной кружке. Но, как говорится, и за то спасибо. Мы трое очень давно не виделись с Фанни; а потому тем для разговора хватало с избытком. В нем не принимал участие один лишь Сен, дремавший немного в сторонке! Часам к двенадцати ночи шквал вопросов и ответов, наконец, иссяк. Возможно, потому, что все без исключения ощутили потребность в отдыхе. Едва мы поднялись и стали разбивать ночь на дежурства, как янит приоткрыл глаза:

— В случае опасности я буду предупрежден, — невозмутимо напомнил он. — Так что это лишнее — ограничивать себя в сне. Располагайтесь без страха.

— А я че недавно говорил? Странствовать с магами — одно удовольствие, — от души восхитился Фин-Дари. — Пусть даже по Покинутым Землям.

— Смотри, не перехвали, — скупо усмехнулся янитский монах, — а то, глядишь, еще придется вдруг разочароваться.

— Не-а, быть такого не могет, — самоуверенно заявил гном, — мнение мое о людях верное. Ошибка исключена. Верно ведь, Фанничка?

Забравшись вовнутрь раскинутой палатки, мы, положившись на слово Сена, беспечно развалились на матрацах. Вскоре раздались уютное посапывание Рыжика и раскатистый Джонов храп. Уже засыпая, я услышал, как ворочавшаяся с боку на бок Фанни смущенно поведала свою сокровенную тайну:

— Я тоже любила одного парня, но из этого ничего хорошего не вышло. Увы, милый Алекс… Увы… Стоило только его отцу узнать, кем является избранница сына, как он, взбеленившись, запретил наши встречи. Хм, вот так… Да, впрочем, я не обижаюсь на старика, как-никак он от деда-прадеда богатый, почтенный купец. А я кто? Дворняжка без роду-племени, без своей крыши над головой и без гроша в кармане. Так, по крайней мере, мне прямо заявили в глаза. Обидно… Хотя, если подумать, то так оно все и есть.

— Глупости городишь, сестренка, — дрогнувшим голосом утешил я и, стараясь не, потревожить спящих товарищей, осторожно сел на краешек ее матраца. — По моему разумению, любой нормальный мужчина со свободным сердцем будет просто на седьмом небе, вздумай ты осчастливить его любовью. Истину говорю. А о том ничтожестве и не вспоминай. Раз в таком деле отца послушался, не будет с него толку. Ни в чем. Так свой век прозябаючи и проживет. Червем… Неужто тебе было бы в радость связать с ним, судьбу? Не верю. А насчет настоящей любви… Поверь, найдешь ты ее обязательно. Ну просто не может быть иначе. Такая славная, красивая, молодая девчонка и чтобы осталась без пары? Где ж это видано?

Жалобно всхлипнув, Фанни уткнулась мне в ладонь, которой стало вдруг влажно и горячо. Она долго тихонько плакала, не выпуская мою руку из своей. Потом, успокоенная легким поглаживанием по плечуи разделенным несчастьем, незаметно заснула. Я же, понимающе вздохнув, вернулся к себе. Скорее всего, сестренка рыдала не по утерянному жениху, нет, просто это выходили горе и боль, копившиеся долгих полтора года. А старые воспоминания послужили толчком… Вот черт, и почему хорошим людям всегда не везет? Эта мысль оказалась последней. Я провалился в сладкое забытье. Ночью меня разбудил Фин-Дари, бесцеремонно проползший прямо по ногам к выходу. Едва я стал отключаться опять, как рыжее недоразумение столь же малоделикатно вернулось.

— Никак снова груши поливал? — сонно поинтересовался я. — Ну-ну, главное — не перепутай их с палаткой.

— Дрыхни себе да помалкивай, остряк-самоучка; — сердито отмахнулся гном. — Не то выпхну тебя к монаху, на свежий воздух.

— Что ему в палатке не лежится? — удивился я. — Места хватает.

— Не знаю и знать не хочу, — донеслось из-под одеяла, — отстань…

Зевая, я пробрался к выходу и выглянул. Во всю светила молочно-масляная луна. Рассыпанные по небу древними богами сокровища-звезды заговорщически подмигивали рубиновыми, изумрудными да бриллиантовыми огоньками. В их свете силуэт человека, спящего возле почти погасшего костра, был хорошо виден. Движимый каким-то нездоровым любопытством, я подошел поближе. И впервые увидел наших сторожей. На маленьких подставочках возле матраца янита стояли отлитые из стекла человечки с, чутко оттопыренными непомерно большими ушами и ладонями, приставленными ко лбу. Человечки зорко посматривали на четыре стороны света: юг, запад, восток, север.

«М-да, вот, значит, кому доверена наша безопасность, — не удержавшись, я с досадой сплюнул на землю. — Неужели Сен действительно положился на эти игрушки?». Ореол, окружавший янита, стал меркнуть в моих глазах. В этот момент человечек, глядящий на юг, вдруг громко, отчетливо пискнул:

— Тревога! Тревога! Тревога!

Сен, словно и не спал вовсе, пружинисто подскочил с матраца. Я же, как идиот, вылупился на него и вновь завопившего стеклянного сторожа. Не обратив на мое присутствие ни малейшего внимания, Сен легонько прикоснулся пальцем к поверхности гладкой головы. Пронзительный писк исчез, но на смену ему далеко внутри человечка замерцал алый тревожный огонек, разгоравшийся все сильней и сильней.

— Буди остальных, — безоговорочно, не оглядываясь, приказал янит, — прямо на нас движется что-то весьма скверное.

Парень я понятливый, дважды подобные вещи мне повторять не надо. Спустя считанные секунды вся компания, оголив оружие, сгрудилась возле монаха. Мрачней всех выглядел Рыжик, которому как он сварливо выразился, перебили приятный сон. Виновником «злодеяния» был Джон, буквально выдернувший за руку упирающегося гнома из палатки.

— Вот и верь поповским бредням о свободных от нечисти фруктовых садах, — с неудовольствием бубнил коротышка, зыркая то на монаха, то на его магического стража. — Хе, хороши басни…

— Заткнись, — прикрикнул на него Джон, — расхныкался, словно первый раз беременндя баба. Тоже мне, супермен Границы.

— Ах, вот ты как заговорил, верзила несчастный, возмущенно окрысился все еще сонный гном, — и это после всего хорошего, что я для тебя сделал? Чудовищная неблагодарность!

— Почтенный гном может хоть немного помолчать? — Одернул Рыжика монах, настороженно всматриваясь в тень на юге.

— Ва-аще-то да, — слегка обиженно признал тот, — но почему я должен терпеть выходки этого… — тут он резко осекся и продолжил, едва не по-щенячьи скуля: — Ой! Чевой-то там! Ой, мама родная! Тети-дяди! Папа-аня!

— Заглохни, трус, — пристыдила любимца Фанни, — не то придется в тебе разочароваться.

Гном моментально умолк. Но то, что он увидел, действительно могло испугать кого угодно. Это был мощный силуэт гигантского ящера, ломящегося на задних лапах; не разбирая дороги, по фруктовому раю. Самые большие деревья по сравнению с чудовищем выглядели скромным кустарником, ибо его вытянутая по горизонтали голова маячила высоко над их вершинами.

— Джон, К лошадям! — кратко, по-военному распорядился янитский монах. — А вы, трое, прочь от палатки! Арбалеты к бою! Без команды не стрелять!

Отскочив от палатки, словно та стала чумной, мы укрылись за бугром с торчащим на нем старым засохшим деревом. И во время. Ящер вдруг приостановился, шумно засопел, взревел так, что уши заложило, после чего направился прямо на брезентовую хижину. Испуганно заржала лошадь. Ящер, взрыкнув, оглянулся в ту сторону, хвост раздраженно стеганул по окружавшим его стволам, играючи расшибив их в щепки.

— Чего медлит, чертов поп? — змеей прошипел трясущийся Рыжик. — Неужто ждет, когда тварь начнет нас рвать на куски? Стрелять, стрелять надо!

— Тс-с! — Фанни ладонью закрыла болтуну рот.

Хм, а в самом деле, где же янит? Я покрутил головой. Что-то не видать.

В этот момент чудище, решившись, повернуло в направлении лошадей оттуда опять донеслось панические ржание. Проклятье! Джону, стоило б перерезать мерзавке глотку. К счастью, внимание ящера оказалось отвлечено. Хотя какое уж тут счастье? С востока появилась еще одна подобная тварь. Единственным утешением могло послужить лишь то, что она была поменьше. Но для таких муравьев; как мы, и этого было достаточно. Прошли долгие секунды, изменившие наше мнение. Ящер с востока, остановившись, несколько раз оглушительно, призывно завопил и вскачь понесся обратно. Наш южный приятель, разбрызгивая водопады слюны, сломя голову последовал за ним. О нас он позабыл начисто. Зато на пути смел палатку. Скотина!

— Надеюсь, они не вернутся, — бодро предположил Рыжик, но до сих пор трясущиеся от страха руки не говорили о такой уверенности.

— Могу вам это гарантировать, — раздалось из темноты сзади заверение внезапно возникшего янита.

— Куда это вы подевались? — подозрительно спросил гном. — И чем обоснована столь легко дающаяся гарантия?

— Неужели почтенный гном обвиняет меня в малодушии и дезертирстве? — с сарказмом, но совершенно спокойно ответил тот.

— Ну, нет, конечно, — пошел на попятную замявшийся Рыжик, — просто вы взяли да исчезли…

— Надо было сосредоточиться и создать жизнеспособную, долговечную иллюзию, — пояснил янит, — иначе говоря, подругу для терзалозавра.

— Во как, значит, чудище зовется, — уважительно протянул гном, — терзала — растерзала; Серьезная бестия.

— Так-то оно так, — согласился с ним янит, — только у этих созданий есть один недостаток, или достоинство, как хотите. Слишком уж примитивный мозг. Стоило внимание терзалозавра переключить на другой заинтересовавший его объект, и он полностью забыл о нашем существовании.

— Слыхал я про этих ящеров, — угрюмо поведал вернувшийся от нашего маленького табуна Джон. — Будто жили они в древние, доисторические времена, потом вымерли из-за чего-то. Ну а Черные Маги, не знаю уж каким образом, воссоздали несколько для своих, естественно, гнусных, целей.

— Все так и есть, — подтвердил янит. — Только вот Пользы из них не смогли извлечь никакой. Терзалозавры оказались слишком примитивны, к тому же своевольны и вовсе не терпели узды. Потерпев в этом плане неудачу, Черные Маги не придумали ничего лучшего, как отпустить всех чудовищ на волю. Так и бродят с тех пор терзалозавры просторами Покинутых Земель.

— Хм, хорошенькое дельце: выродили, вырастили, значит, зверюг и выпхнули потом из дому. Сами, мол, находите себе пропитание, — от всего сердца возмутился гном. — Вот они и ищут, кого б слопать да растрепыхать.

Тьма, укрывшая землю на востоке, заалела тонкой полоской. Вот она стала шире, край неба над ней посветлел: Ударом кинжала мелькнул солнечный луч, высветивший пока еще неясные контуры облаков. Ему на помощь пришел второй, третий световой клинок, и таинство произошло: родилось юное утро. Но нам было не до его красот.

Вздохнув, мы направились к палатке, вернее к тому, что от нее соизволил оставить проклятущий терзалозавр: Чтоб ему рыбьей костью подавиться! Осмотр ничего утешительного не дал, восстановлению бедная палатка не подлежала. Благо у нас с собой имелась запасная, не то спали б под открытым небом, как миленькие.

Свернув жалкие ошметки в рулон, мы зарыли его в стороне от стоянки. А в это время недоспавший, ворчливо настроенный Рыжик возился у костерка, раздраженно гремя посудой да периодически с опаской поглядывая на восток. Что касается нашей единственной женщины, то она, несмотря на все, свои плюсы достоинства воина, шарахалась от кухонной работы, как черт от ладана. Потому в поварском руководстве экспедиции смены не предвиделось. Но, возможно, это и к лучшему: гном готовил отменно, хоть порой и предавался лени, да и привыкли мы к его стряпне. Как же готовит Фанни, догадаться было легко: Только подобные знания надо держать при себе, благоразумно считал я, чтобы не обидеть невзначай даму.

Воздав должное наваристому мясному супу, к тому же щедро приправленному добытой янитом зеленью, да погрызя твердые, будто камень, галеты, мы еще попили горячего молока, сваренного из припасенного в Баденфорде порошка. Покончив с едой, все занялись приведением местности в прежний, вид. С этой задачей справились быстро и успешно, как говорится в пословице: сделано — комар носа не подточит. Больше нас, ничто не задерживало, и не позднее полвосьмого утра вся компания отправилась в дальнейший неведомый путь. И все из-за одного несчастного придурка, которого зовут Алекс…

По прошествии часа далеко впереди послышался шум. Мы немедленно спешились, отвели в сторону лошадей, а сами залегли с луками на удобных для стрельбы позициях. Вызвавшаяся идти на разведку Фанни змеей скользнула средь густой травы. Мы уже начали беспокоиться, когда она бесшумно вернулась назад.

— Ну, че там, сестренка? — не вытерпев, полез с расспросами Фин-Дари. — Небось опять какая-нибудь терзазакла выискалась?

— Ничего подобного, рыжий лис, ничего подобного, — пренебрежительно отозвалась Фанни, — это всего лишь рабочая команда по заготовке фруктов, состоит она из жителей маленьких городков Валмерской долины, расположенной отсюда километрах в пятнадцати-двадцати. Как я слышала еще в Терношипе, балмерский владыка Кнут каждый сезон гоняет своих подданных на эти работы.

Охрана есть? — безразлично спросил янит Сен.

— Само собой, как же без нее, — горделиво приосанившись, Фанни тряхнула головой, — да только пользы от нее… Такое же трухлявое старичье, что не смогло удержать меня в крепости подлеца Хьюго, мир его яичнице. Прости, Господи… — тут Фанни излишне набожно перекрестилась.

— Ух, ты, — хохотнул довольный Рыжик, — молодец, сестренка. Надо же, такую хохму отмочить! Мир его яичнице! Фанничка, заинька, и как мы только без тебя жили? Никак не пойму.

Несмотря на небоеспособность отступников, было решено обойти их далеко стороной. Ведь светиться нам не было никакого резону. Так мы и поступили, углубившись по дуге на восток, а потом вновь повернули на север.

Спустя час с небольшим фруктовые угодья стали редеть, пока вовсе не сошли на нет, уступив место полого понижающейся равнине, которую пересекала цепь древних могильников-курганов или же похожих на них холмов. На востоке серебряной извилистой лентой блестела река, но названия ее, естественно, никто не знал. Погода продолжала баловать нас установившейся теплынью и относительной сухостью. В полдень прошедший кратковременный ливень без следа впитался в жадно Принявшую его почву. Но долго так продолжаться не будет, знали мы: задуют вскоре в лицо холодные северные ветры, небо затянется тучами, зарядят нескончаемые дожди. Осень, что поделаешь…

Рыжик, нахально оттесняя других своим Угольком, умудрялся постоянно отираться возле Фанни. Хотя, сказать по правде никто из нас не смог бы так ее развлечь пикантными анекдотами и прямо на ходу выдумываемыми порой дико неправдоподобными историями, главным героем которых являлся, конечно же, он сам: известный воин и рубаха-парень — Фин-Дари Огненный.

Слушая рыжего приплета, нам, «серьезным» мужчинам, оставалось только улыбаться. А воодушевленный вниманием аудитории Рыжик разошелся вовсю. Бедняжка Фанни смеялась до упаду, да и было с чего. Все же к вечеру даже такой неугомонный болтун, как Фин-Дари, и тот притомился. Его слушателя тоже.

Заночевать решили с подветренной стороны большого кургана, на ровной площадке с глубоко вросшими в землю замшелыми валунами. От посторонних глаз нас укрывали густые заросли шиповника. Стреноженные кони остались пастись на равнине у подножия, благо сочной травы здесь еще хватало. Недовольным удобной стоянкой остался один лишь Рыжик.

— Сами, блин, суем голову в пасть льва, — с бывалым видом предостерегал он, горделиво выпячивая грудь и незаметно посматривая в сторону снимающей с себя амуницию Фанни. — Потому как большую глупость удумали — спать рядам с мертвяками. Да еще где, в Покинутых Землях. О-хо-хо! Вы че, братцы, ослепли? Это ж могильный курган! Тоже мне герои, выручай вас о потом среди ночи своей секирой.

— Прекрати стенать, коротышка, — с удовольствием подковырнул его Джон, — не то Фанни еще подумает, что ты наделал в штаны от страха…

— Фин-Дари Огненный смел, как оpeл, — задрав нос, напыщенно дал отповедь гном, — а вот ты, каланча, туп и глуп, словно старый осел.

— Почтенный гном ошибается, — возразил вернувшийся с осмотра окрестностей янит. — Курган не представляет опасности для живых. Да, внутри него, вероятно, есть захоронение, но оно очень древнее и упокоенное. Будь иначе, я бы уже знал.

Я также всегда чуял наличие нечисти, но здесь меня ничто не встревожила.

Сен расставил вокруг палатки своих сторожей и опять позволил небольшой костер. В который уже раз я про себя усмехнулся: «Вот тебе, брат Алекс, и Покинутые Земли! Ночевки с костром, жаркое с вином, яблоки-груши — ешь, не хочу! Занятно! Хотя если подумать, то удивляться и нечему, ведь почти вся жуть, обитающая на здешних, бескрайних просторах, ушла вслед за Черным Королем. Н-да, иначе мы вряд ли б добрались до этих мест… Вряд ли…»

Ужин, в тот вечер был у нас роскошный. Джон с Рыжиком еще утром подстрелили трех крупных снежных гусей, и изумрудную утку. А птица осенью — сладкое лакомство. Я тоже не сплоховал. В полдень почти на пределе возможностей достал стрелой исчезающую в зарослях жирную дрофу. Правда, она несколько отличалась от тех дроф, что я видел раньше, цветом оперения, формой головы и более крупными размерами. Но нас это не смутило, ибо на вкус она казалась ничуть не хуже.

Насытившись первыми, мы с Фанни поставили палатку. А когда опять подсели к костру, наши заядлые курцы уже вовсю дымили своими трубками. Выражение блаженства не сходило с их довольных физиономий. «С появлением Фанни все как-то переменилось к лучшему, — неожиданно осознал я, — несмотря на все недавние потери и горести, на душе посветлело и полегчало. Наверное, потому, что Фанни, будто ласковое солнышко, пригрела нас своим теплом».

Предусмотрительно выпуская струю синего дыма в другую, противоположную от девушки сторону Рыжик мечтательно глядел на яркие звезды. Но потом вдруг он внезапно подскочил, словно застуканный хозяйкой на воровстве сметаны, кот, и хлопнул себя по лбу кулаком.

— Фанничка, милая, а лютенка-то, лютенка у тебя собой? — затараторил он затем просительно. — Или сломал ее тот негодяй, терношипский барон? Ну че, сестренка, молчишь?

— Цела лютня, — мягко улыбаясь, успокоила гнома Фанни. — В чехле она, во-он в той первой с краю кожаной суме.

— Так в чем же дело, сестренка? — изумился несказанно обрадованный Рыжик. — Извлеки ее оттуда да спой нам что-нибудь, пожалуйста. Ох, и соскучился я за твоими песнями. Присягаюсь папашиной бородой и семейной кузницей в придачу. Да и остальные ведь тоже с Удовольствием послушают.

«Остальные» согласно загудели.

— Ну ладно, чего уж там, — польщенная Фанни, встала — будь, по-вашему, но придется немного подождать.

Принеся лютенку, наша подруга старательно настроила ее, потом взяла первые аккорды шуточной песенки про основательно нализавшегося судью, попутавшего свой дом и постель с полицейским участком и нарами. Успех исполнительницы был гарантирован удивительно нежным, приятным голосом, хорошим слухом и совершенным владением данного инструмента. Недаром же в былые времена послушать Фанни приходили парни даже из других отдаленных фортов: Хм, хотя, если говорить откровенно, имелась еще одна причина такой всенародной популярности — красота и обаяние нашей подруги.

— Фанничка, заинька, спой про купца и его толстую злую жену — опережая других, сделал заказ чертов Рыжик. — Гм-м… Как там она называется? Ага, вспомнил — «Утопленный мешок»! Во песня, отпад полнейший!

Усмехнувшись, Фанни спела и ее, потом, посерьезнев, предложила послушать балладу иного плана.

— Знаете, я сама сочинила слова, — слетка смутившись, призналась она, — в неволе время тянулось страшно медленно… Вот я и занялась от скуки сложением стихов да песен.

— Давай, давай, сестренка! Не робей! — дружно подбодрили мы. — Все, за что бы ты ни бралась, всегда получалось стоящим.

— «Четыре названых сестры», — совсем тихо объявила название Фанни, И мы мигом примолкли, ибо поняли, О ком пойдет речь. О молодых, вольных охотницах, нянчившихся с маленькой Фанни целых пять лет. Потом в одном из рейдов в Ничейных Землях их послали разведать брод через речку Ящерицу, разлившуюся после половодья. Уже на обратном пути девчонки попали в засаду, да так все четверо и погибли…

Под серебристый перезвон струн журчащим ручейком полились слова, образовывающие строки, куплеты. Песню…

На рубежах одной Границы

Служили славные девицы:

Алина, Барби, Натали, Зеленоглазая Лили.

Ходили барышни в походы,

Лихим наездом брали броды,

Смеясь и весело крича.

Вода весной негоряча.

Всегда девчонки были вместе.

Шутили: зададут невесте!

Найдись такая среди них,

Чтоб неповадно для других!

Однажды в дальнем диком поле

Их окружили на просторе,

Под синью благостных небес…

Спасти не мог черневший лес.

Нельзя задаром пропадать!

За око — око, вашу мать!

Мечи из ножен, спина к спине!

Гореть всем недругам в адском огне!

Суровая сеча — мужское дело,

Тяжелы удары, изнемогает тело.

Но четыре девчонки рубились, что черти,

Хотите — смейтесь, хотите — верьте…

Все полегли, опоздала подмога,

Им продержаться б еще немного.

Сбылась присказка — вместе до гроба,

Не умолить теперь даже Господа Бога.

Лежат подруги на вершине кургана,

Для всех друзей незажившая рана,

Укрыты герои земляным саваном,

Пусть будет вам легким он сарафаном…

И сон пусть приснится, что стала невеста,

Хоть и не из того они сделаны теста.

Четыре девчонки, цветы полевые,

Навеки остались они молодые…

— Пухом земля им, мамкам твоим, — расчувствовавшийся Рыжик даже вытер рукавом выступившие скупые слезы. Слыхал, слыхал я про Четырех Сестер. Лихие были бойцы, хотя и юные совсем. Гм, может, не стоило тебе, Фанничка, бередить старую рану?

— Стоило, лисенок, — она сурово сжала вдруг потерявшие женственность губы, — эта песня меня надолго заведет злостью. Нелишний, думаю, получится настрой для ближайшего будущего.

— Оно так, — покосившись на девушку, неохотно признал я, — ведь все дальше и дальше забираемся в логово зверя. Добра ждать неоткуда.

— И я о том же, — Фанни бережно спрятала лютню в чехол. — На сегодня, полагаю, хватит песен, устала, я что-то. Пойду, прилягу…

В свете вынырнувшей из облаков луны я заметил две мокрые дорожки на щеках Фанни. «Не такая она уж и каменная, какой зачастую хочет казаться, — провожая ее долгим взглядом, с острой жалостью осознал я. — И зачем только баб берут на Границу? Ума не приложу…»

На рассвете нас разбудили крупные капли дождя, бьющие по туго натянутому верху палатки. Выглянувший наружу янит ободрил остальных уверением, что от силы через час он пройдет.

— Здорово! — потер ладоши гном. — Баюшки-баю продолжаются.

Джон перечеркнул мечты сони безжалостно сдернутым одеялом.

— У тя че, каланча деревенская, крыша поехала? — буквально взвился коротышка. Или возомнил себя афигенным командиром? Так твой Таран и тот тебя не больно-то слушает. Отдай, говорю, одеяло, гад!

— Не дури, Рыжик, — поддержал я Джона, — за этот час мы успеем позавтракать и собраться. Вот на Фанни посмотри, раньше всех встала сестренка: плащи, штаны подштопала, оружие наше вычистила. Может; ей теперь вместо нерадивого повара еще приготовлением пищи заняться? А ты, толстый лодырь, будешь спокойно дрыхнуть дальше. Неплохо.

— Да я что? Я встаю, — живо стушевался гном, пристыжено поглядывая в сторону подтачивающей саблю Цыганки. — Подумаешь, преступление — поспать чуток. Грех за такое порочить, дpyг Алекс. А завтрак… Так со вчера много осталось, вполне хватит. Надо только чай вскипятить, так эта пустяшное дело, щас прямо тут на сухом спирте и забацаем. Эй, каланча, че, бездельник, в окошко уставился? Воды с неба не видел, простота? Ну-ка, доставай жаровенку из мешка. Хотя, что тебе чай? Кривишься ты от него… Тебе вина подавай. Ведрами… У-у, прорва…

Встретившись с Фанни взглядами, мы обменялись снисходительными улыбками взрослых: что, мол, поделаешь с рыжим ершистым плутом? Одного только Сена, казалось, нисколько не трогала исходящая от гнома аура веселья. Как всегда замкнутый и серъезный, он сосредоточенно перебирал черные четки. «Ну и черт с ним, — легко подумал я, — на то он и монах, чтобы витать в облаках да о высоком думать. Хм, хотя, кто знает, о чем думают яниты?»

Едва мы успели уничтожить по паре бутербродов и подмести подчистую остатки птицы, как вовсю поливавший дождь действительно прекратился. Фанни быстренько допила свой чай и, заявив, что девушке необходимо постоянно следить за своей внешностью, убежала к протекавшему невдалеке ручью. Воодушевившись ее поступком, мы дождались, пока она вернется, а потом тоже пошли ополоснуть лицо. Неугомонный Джон, конечно же, не преминул заметить: зачем, мол, гному переться, так далеко, когда рядом столько чудесных луж?

— Вот и не ходи никуда, балбес, — спесиво отрезал Рыжик, — залазь вон в ту ближайшую и плескайся на здоровье. Да ты не стесняйся, каланча, зная тебя, все равно ведь никто не удивится. Даже Фанничка.

Джон отреагировал шутливым толчком, гном в отместку, словно молодой бычок, боднул его в бок.

— Может, хватит уже? — попытался остепенить их я. — Ведете себя, будто дети малые, того и гляди подеретесь. Постеснялись бы господина Сена…

— С кем драться? — Рыжик смерил меня негодующим взглядом. — С этим неповоротливым увальнем? Ой насмешил! Нечестное будет дело с моей стороны.

— Ах ты ж, ничтожный коротышка, — деланно возмутился Джон, — да я ж тебя могу одним ударом прихлопнуть. Как муху!

— Если попадешь, — гном мерзко хихикнул, — что, подозреваю, маловероятно. Ведь ты у нас меток тока с бабами. Хм, хотя и в таком интимном деле надо, чтобы она была величиной с лошадь. Ну или с корову.

Джон опасно побагровел, попытался схватить злоязыкого гнома за шиворот. Тот, уворачиваясь, пригнулся, рванул вперед, поскользнулся и неуклюже плюхнулся лицом в грязь, при этом обляпав всех остальных. За что услышал маты в свой адрес не только от нас с Джоном, но и впервые от крайне сдержанного янита.

Возле вспухшего после дождя ручья всем пришлось повозиться, старательно отчищая да отмывая грязь. Что поделаешь, теперь в нашей мужской компании появилась дама. А это обстоятельство требовало кое-каких жертв от нерях, которыми мы иногда бывали. Что уж тут греха таить: поход — известное дело, быть аккуратным не всегда с руки. Я, конечно, молчу про оружие, ибо в любом случае оно должно пребывать в идеальном состоянии.

Назад мы вернулись чистые, словно для гарнизонного смотра.

— Вот это соколы, — даже одобрила Фанни, — любо-дорого посмотреть. Хм-м, одно лишь портит впечатление, — тут она осуждающе уставилась на меня одного, — твоя щетина, Алекс. Ну на кого ты, братик, похож?

— На пьяного ежика, — подло предположил гном елейным голосом. — Ты не находишь, Фанничка?

— Прямо не знаю, — не обратив на реплику Рыжика ни малейшего внимания, вела дальше Цыганка, — да чем таким чудовищем ходить, лучше отпусти тогда бороду, усы, как, например, Джон либо Фин-Дари.

— Правильно, не ежик, а чудовище, — охотно подхватил треклятый гном, — терзалощетинозавр! Хи-и-хи-хи-хи!

— Заглохни, несчастье своего народа, — с максимальным достоинством ответил я. — и вообще, какого черта ты суешься в разговоры взрослых людей?

Гном открыл, было, рот для очередной гадости, но я, не слушая его, выволок из палатки свой мешок с вещами. Где-то там, на дне, лежали бритва и осколок зеркала. Ага, вот они! Оставив хлопоты сборов на друзей, я вновь умчался к ручью, чтобы через двадцать минут возникнуть истинным джентльменом.

— Умница, — похвалила довольная Фанни и даже чмокнула в левую щеку. Я победно посмотрел на гнома, с завистью пялившего на меня глаза-васильки.

— Алекс, одолжи коротышке бритву, — с серьезной миной предложил Джон. — Пускай тоже, побреется, тогда Фанни, возможно, и его наградит поцелуем. А то ведь лопнет от ревности, как же так, мол, кого-то погладили, а его, бедняжку, нет. — Эх-ма! — гном безнадежно махнул на нас рукой и, уже обращаясь к яниту, с напускной печалью сказал: — Всю жизнь я ухлопал на этих остолопов. А какова за это благодарность? Сами видите, ваша святость…

Дальнейшие жалобы на несправедливость Судьбы и скверных друзей прервало выступление. Мы покинули приютивший нас на ночь курган, как до этого покидали множество других мест: без сожаления и желания вернуться. Вперед, только вперед звала за собой поставленная цель. И чтобы в самом конце нескончаемо длинной, опасной дороги ее осуществить, хорошо понимал я, наверняка придется еще раз сойтись с Черным Королем. Один на один, лицом к лицу, ибо по-другому я не смогу, да и просто не получится. А там будь что будет: смерть либо победа. Другого не дано. Вот только друзей жаль… Из-за меня ведь сгинут…

Солнце стояло в зениту, когда темное пятно, маячившее впереди, превратилось в уже недалекую рощу, где преобладали старые тенистые каштаны. Травы под ними практически не было, вместо нее все устилал, ковер из прошлогодних да нынешних листьев. Еще там находились кости… Щедро устилавшие пространство по обе стороны ведущей нас, узкой, неудобной тропы. Помимо воли мы спешились. Рыжик, первым ступивший под раскидистый, шелестящий над головой шатер листвы, сдавлено ругнулся.

— Что случилось? — я мигом оказался рядом.

— Череп под сапогом хрустнул, — побледнев, буркнул он, — не заметил я его… Да и вообще, какого, спрашивается, черта мы заинтересовались древними костомахами? Поехали лучше дальше, друзья.

Но янит так не считал. Оставив нас на тропе, он минут на сорок исчез в сумрачных просторах старой рощи. Проклятый поп, плевать ему было на наше недовольство! Хм, может, пора ему уже дать понять, что он здесь шеф до тех пор, пока МЫ сами того желаем? А с другой стороны… Все, что ни совершал янит, в конечном итоге выглядело совсем неглупо. Мы же только и делали, что время от времени в благодарность за помощь наезжали на него. И что самое главное — Сев являлся другом нашего Нэда. Уже за одно это мы уважали его, ибо сам Нэд Паладин всегда был для нас непререкаемым авторитетом, старшим, более опытным товарищем. Примером для подражания.

Появился Сен с другой стороны тропы с явно разочарованным видом. Вероятно, что-то у него не сладилось.

— Э-э, простите, ваша святость, ну че там, блин, удалось разузнать? — попытался сразу выведать Рыжик. — Про энтих худорбышек, скелетов то есть? Неужто, как при Дележном Раздоре, бабенку смазливую не поделили?

Вновь услыхав преувеличенно почтительное «ваша святость», янит поморщился, но на этот раз не стал поправлять гнома. Да и то сказать; сколько можно? Надоело, видать, просто человеку. Зато про бойню он кое-что рассказал.

— Лет семьдесят назад здесь сошлись две враждебные рати. Одной командовал человек — Черный Маг Нетопырь. Другой — его собрат по дьявольскому ремеслу эльф-отступник Ла-Рандол. Вернее, если быть точным, то Нетопырь внезапно атаковал отряд Ла-Рандола на привале.

— Во батюшка дает! — обращаясь к нам, восхитился, правда, с некоторой долей тщательно скрытой иронии гном. — Стока разнюхать за полчаса с небольшим. М-да-а, круто, ой, круто натаскивают своих парней янитские патриархи. Хе!

— Почтенный гном приписывает мне слишком уж большие способности по части разведки, — невозмутимо отмел лавры Сен. — Дело в том, что эту трагедию, разыгравшуюся в каштановой роще, я знаю давно. Да, впрочем, и не только я, наверное, каждый, знакомый с Магическим Искусством не понаслышке, помнит о великих спецах в этой сфере: Нетопыре — бывшем главе секты сатанистов Лондона, коего звали тогда Колл Спэнсер, и его непримиримом сопернике эльфе Ла-Рандоле из Песчаной Башни. Тут, в этом месте, они и полегли, под конец побоища сразив друг друга наповал. Так, по крайней мере, гласит общепринятая легенда.

— А-а-а, — протянул понимающе Рыжик, — вона че, крутые маги; говорите, здесь копыта откинули? Понятно, понятно, ваша святость, — и заговорщически ему подмигнул. — А вы никак вознамерились найти знаменитые останки двух врагов да и обчистить их, умыкнув всякого рода чародейские штуковины. Ведь угадал? Ну не стесняйтесь вы, мертвякам-то они теперь ни к чему.

— Немедленно прекрати свои гнусные домыслы, мерзкий рыжий лис! — нахмурив брови, возмутилась Фанни. — Как ты можешь вот так запросто порочить человека? Давно, ох, давно тебя не пороли. Совсем стал испорченный, а такой был славный, золотой паренек.

— Чему удивляться, сестренка? — поддакнул я горестно. — Влияние Маленького Джона, и ничего тут не попишешь.

— Всего лишь наполовину, — вынужден был признать великан, — остальное от Алекса.

— Н-да, верно, — безнадежно вздохнула Фанни, с кем поведешься — от того и наберешься. Бедный Фин-Дари…

Коротышка, втянувший было голову в плечи, воспрянул духом и послал Цыганке прямо-таки ангельскую улыбку. Зато нам с Джоном скривил рожу черта. Незаметно для своей кумирши, конечно. Вот сволочь! Жалеют его вечно женщины, а, пожалуй, и не стоило бы. От такого он как раз и портится. Надо же: славный, золотой паренек. Хм, и когда же он им был? Не припоминаю.

Уже сидя на коне, янит обернулся к нам.

— Гном прав, я действительно искал кости Нетопыря и Ла-Рандола, — ровным, без эмоций тоном сообщил он, — из-за одного амулета, способного в дальнейшем нам здорово пригодиться. Но… К сожалению, я ничего не нашел. Да и, глупо было ожидать, что за столько лет его не приберет к рукам кто-нибудь из Черной Братии. Поиски же я вел просто так, как говорится, для очистки совести, на всякий случай. В надежде на невероятную удачу. Не повезло… — все же докончил он бодро. — Впрочем, — хоть мы ничего не нашли; зато ничего и не потеряли. Верно?

— Еще бы, — за всех согласился Джон. — Но так ли это? Хорошо если вдуматься? Может, все же было лучше здесь кое-кого забыть? Рыжего прохиндея, например, хитрого и противного, словно стая обезьян. А как вы считаете?

Слегка пришпорив Волка, янит вырвался вперед оставив без внимания классическую шутку старины Джона. Фанни отреагировала неодобрительным покачиванием головы. Я, наоборот, в знак солидарности кивнул, подняв при этом вверх большой палец правой руки. Рыжий прохиндей показал язык. Таким образом вся компания выявила свое мнение.

Спустя, час каштановая роща, засыпанная листвой и усеянная костями, осталась за спиной. И у всех как-то сразу полегчало на душе. А вокруг нас тем временем опять раскинулась однообразная, желто-золотистых оттенков осенняя равнина. Порой её оживляли грубоватые каменные изваяния, сохранившиеся с незапамятных, языческих времен, а то и просто обычные валуны с выбитыми на них примитивными сценами охот, пиров; состязаний воинов, непонятных обрядов. Попадались и вовсе пикантно-уникальные изображения. Фанни, будучи большой девочкой, глядя на них, сдержанно улыбалась. Янит, как представитель религии, гневно бормотал себе под нос какие-то явно нехорошие ругательства. Мы же с Джоном понимающе посмеивались. Кто не стеснялся, так это Рыжик, выявлявший свои чувства заразительным хохотом и, в общем-то, ненужными комментариями. Некоторые заинтересовавшие его оргии он даже детально изучал. Из-за чего стал отставать и в итоге получил от янита крепкий нагоняй.

— Поделом распутнику, — всецело поддержал взбучку Джон, — а то ведь стыд и позор. Рыжик, поганец, ты что, юнец желторотый? Женщин обнаженных никогда вблизи не видел? Ну, салага…

— Ох, каланча, каланча, — потеряв терпение, вздохнул гном, — скажу тебе предельно вежливо: захлопни, пожалуйста, свою пасть. И больше без команды не разевай. Все усек? Кретинище…

— Лис, неужели ты действительно столь дурно воспитан? — укорила его Фанни. — Нет, с этим положительно надо что-то делать.

— Да что с ним поделаешь, сестренка? — уныло возразил я. — Сама ведь знаешь, безнадежен он по этой части. Потому как, видать, в детстве его сильно баловали. Вот и вырос маленький самодовольный эгоист в большого грубого Фин-Дари, привыкшего обижать товарищей пакостными словечками почем зря.

— Ну ты мое детство не тронь! — гаркнул Рыжик. — Трудное оно у меня было…

— Лжешь, засранец, — выступил в роли обличителя Джон, — уж нам ли с Алексом не знать? Да ты же единственный сыночек в семье, с которым сюсюкались даже в том случае, когда шалости по-крупному требовали основательной порки. Вот оно и дало результаты, воспитаньице-то.

— Тьфу, на вас обоих, — в сердцах огрызнулся гном, — выпендриваетесь перед дамой, словно два фраера. А насчет желторотости… Сами вы такие. Особенно Джонни, у которого весь ум в рост пошел. Вот уж не повезло…

Он пришпорил Уголька и вырвался вперед ехавшего в авангарде янита.

— Гей, Рыжик, — вдогон крикнул я, — а знаешь, ты больше меня похож на чудовище, ну на то, что палатку нашу угробило.

— Во дает! — гном, натянув поводья, даже остановил коня. — С чего такая уверенность? Че, сбритая из-под палки щетина красоты прибавила? Так отрастет она скоро. Эх ты, терзалощетинозаврище!

— Да нет же, Рыжик, дело не во внешнем сходстве, — подъехав поближе, стал втолковывать я, — а в основе сущности, так сказать!

— Вона как завернул-? — насторожился гном. — Словами учеными бросается. Хм, но все же любопытно, в чем таком я подобен той дебильной образине?

— А в том, — я победно улыбнулся, — что тебя тоже только помани бабой. Не разбирая дороги, поломишься: деревья будешь сбивать на пути, стены проламывать.

— Все мужчины так устроены, — обиделся коротышка, — и вы с Джоном, между прочим, не исключение. Да что с вами говорить. Изверги! Но, Уголек!

Не успели мы с Джоном вволю насмеяться, как наше внимание привлекли высокие башни далекого города на северо-востоке. Обитаем он или нет, определить с такого расстояния было невозможно. Не желая рисковать, мы на всякий случай повернули на запад и, сделав приличный крюк, вернулись к прежнему курсу на север. Ведь кто знает, если в башнях стоят дозорные, то, возможно, у них имеется и подзорная труба?

К вечеру мы преодолели вброд две речушки, а третью пришлось переплывать. Гном, панически боявшийся рыбешек-жрунов, скулил, не переставая, до тех пор, пока не выбрался на противоположный берег. Там он отряхнулся по-собачьи, и целый час вел себя тише воды, ниже травы. Стыдно, наверное, было перед дамой за выявленный испуг, но потом, как и следовало ожидать, Фин-Дари стал самим собой.

Ночь прошла спокойно, хотя уже и без комфорта потрескивающего костра. На ровной, словно стол, равнине он выдал бы нас с головой. Укрыться же попросту было негде. Зато благодаря стражам Сена, поставленным на, сей раз внутри палатки, все члены экспедиции могли опять одновременно предаться отдыху. А это многого стоило.

Часа в два ночи прогремели первые раскаты грома, небо озарилось тревожным светом молний, проникавшим через приоткрытый вход и окошки, а затем по брезентовой крыше застучали первые тяжелые капли, сменившиеся непрерывно барабанящим ливнем. Под этот аккомпанемент я уснул вновь. Очнувшись рано утром от холода, я выглянул в окошко: дождь прошел, но кругом стояли лужи и по-разбойничьи свистел налетевший откуда-то с юго-востока крепкий ветер. Небосвод затянули хмурые, неприветливые тучи. Н-да уж, погодка…

Что и говорить, осень — неподходящее время года для дальних походов да хотя бы и просто мирных странствий. Для таких целей в самый раз середина либо конец весны. Но нам выбирать не приходилось.

Завтрак прошел почти в полной тишине, пасмурное настроение природы действовало на настроение людей. Отдав дань кулинарному искусству гнома, мы занялись неотложными делами: перемыли посуду, скрутили одеяла и матрацы, поудобней уложили содержимое дорожных сум и мешков. В самую последнюю очередь взялись за укрывавшую от ветра палатку, аккуратно собрав ее и погрузив на одну из вьючных лошадей. Управившись со всеми этими каждодневными хлопотами, мы вскочили в седла своих скакунов, чтоб вновь торить дорожку к черту. В самое пекло…

К полудню ветер усилился, зато разогнал предвещавшие новый ливень свинцовые тучи. Появились развалины: остовы домов, разрушенные башни, темные пятна старых пожарищ на месте дотла выжженных хуторов, среди которых еще попадалась полопавшаяся от высокой температуры посуда, вернее, оставшиеся от нее черепки, да обугленные кости людей и животных. Горькие следы отступающей Цивилизации…

По-настоящему насторожил нас большой замок на крутом пригорке, черневший неприветливым прищуром узких, бойниц. В обе стороны от него разбегалась цепь укреплений попроще, между которыми виднелись расположенные почти на равном расстоянии башни и деревянные вышки. Спешившись, мы укрылись среди осевших стен какого-то длинного здания и долго с вниманием наблюдали за преградой.

— Никак болотный хмырь Эрни, прослышав о нашем визите, испачкал свои штанишки, после чего приказал холопам срочно выстроить оборонительную линию, — выпендриваясь перед Фанни, хвастливо предположил гном. — Для того, понятное дело, чтобы задержать таких крутейших парней, как мы.

Заметив наши косые, взгляды, он только беспечно ухмыльнулся, но заткнуться и не подумал.

— Вот ведь какие суровые выискались, пошутить и то нельзя. Хм, а может, я действительно прав, и пусть не сам Черный Король, но Силы Тьмы помельче решили здесь расквитаться с насолившей им веселой компанией? Че, братцы, не могет такого быть?

— Мои чувства не предупреждают, ни о какой засаде, — раздраженно обронил я, — уверен, господин Сен скажет то же самое.

— Ну и ладно, — еще больше оживился гном, — тогда че за заминка? Понюхали воздух ноздрями и по коням. Чи не препятствие для нас — пустые каменные коробки да покосившиеся дряхлые башенки.

— Рыжик, неужели ты ничего не понял? — Фанни перевела печальный взор с замерших укреплений на гнома. — Это ведь линия старой Границы…

— Ты о чем, Фанничка? — начал Рыжик и осекся. — Границы? Да я, болван, и подумать не мог. Простите…

В суровом молчании мы, торжественно отдав честь, миновали две сторожевые башни. Издали они казались грозными исполинами, а вот вблизи… Вызывали лишь неловкое чувство бессильной жалости: из-за чудовищных проломов, брешей, щербины давно отсутствующих наверху зубцов, разинутых в беззвучном крике ртах выбитых входов. Башни представились нам израненными храбрыми солдатами, павшими с доблестью, но так и не оставившими свой пост.

Мы ехали долго бок о бок, не проронив ни звука, уж слишком сильно было впечатление. Перед глазами немым укором вставала уже наша, нынешняя Граница: развалины родного форта, зарастающие бурьяном, повсюду разносимый ветром пепел, безлюдье… Вновь душу заполнило угнетающее чувство непоправимой вины. И никакие здравые мысли не могли уменьшить эту боль. Мучительную боль… Ведь как ни крути, но мы были живы-здоровы, a вce побратимы из Обреченного форта, наверное, сложили головы. Да и разве только они? Многие и многие другие знакомые и незнакомые нам бойцы Западных, Cеверных, Восточных рубежей. Ох, Эрни, Эрни, что же ты, гад, натворил? А ведь ел с этими людьми из одного котла, спал под одной крышей, делил тяготы нелегкой походной жизни. И неужто не пугает твою черную совесть кровавый счет, растущий не по, дням, а по часам? Нет, вероятно, не пугает, потому что уверен ты в своей несокрушимой, силе, а значит, безнаказанности. Основа же всего этого могущества в подлости, коварстве, жестокости. И бить тебя, суку, надо тем же оружием. Без всяких там рыцарских прибамбасов — неожиданно и наверняка. Ладно, предатель, учтем это на будущее. Авось пригодится.

Глава 3 КАРАВАН СМЕРТИ

За пару часов, до заката пустынная равнина сошла на нет, окончившись обрывистой стеной, подтачиваемой внизу оползнями. Местность под нами полого вздымалась к востоку. На ее общем желтом фоне выделялись вечнозеленые пятна небольших хвойных рощ. А кое-где между ними темнели длинные борозды старых оврагов. Далеко на север в ало-золотистых лучах усталого солнца загадочно мерцали бирюзовые воды большого озера. Юг перекрывала черная стена мрачного леса. Хорошенько осмотревшись, мы не рискнули здесь спускаться: кони запросто могли поломать ноги. Поехали дальше, держась самого края и высматривая более-менее безопасное место. Довольно долго нам не везло, благодаря этой невольной задержке Джон заметил на юге кое-что интересное: толстую змею каравана, медленно выползающую из лесных недр.

— Мать честная, — ахнул от озарившей его догадки Рыжик, — да никак это расколошмаченное воинство Черного Короля возвращается в свои вонючие норы! Неужто-таки, позабыв лень, жадность и распри, народы Спокойных Земель сплотились и дали достойный, решительный отпор?

— Я бы не строил столь радужных надежд, ибо они беспочвенны, — поморщившись, ответил янит, перед этим он пристально, со вниманием пытался разглядеть далекую извивающуюся колонну. — Мое мнение таково: победители гонят в неволю побежденных, дармовую рабочую силу. А там, кто знает, может, я ошибаюсь.

— Молю Бога, чтоб так оно и было, — смертельно побледневшая Фанни, не отрываясь, смотрела на юг. — В ином случае уж я-то хорошо знаю уготовленную им судьбу.

— Стоит ли так убиваться, сестренка? — попытался хоть немного образумить ее я. — Ведь если даже господин Сен прав и эта действительно пленные, то поделать впятером все равно ничего нельзя. Охраны там наверняка пруд пруди: не одна и не две сотни. Успокойся, к чему впустую расстраиваться? Не к лицу это железной леди Границы.

— Да как ты можешь! — буквально взорвалась Фани. — Так хладнокровно говорить о несчастных, обреченных на безысходную, жуткую участь рабочего скота, из которого безжалостно выжимают все соки, а потом отправляют на бойню? Не узнаю тебя, Алекс из Лоншира, не узнаю.

— Ну вот что, — разом прекратил бесполезные разговоры Сен, — думаю, самое разумное пока не спорить, а, дождавшись темноты, отправиться на разведку. Колонна вот-вот остановится на ночлег. Только находясь вблизи, можно будет выяснить, кто там и что там. Получив необходимые сведения, сориентируемся; дабы избежать неверных шагов.

С предложенным вариантом согласилась вся компания.

Теперь мы уже не маячили на краю обрыва, опасаясь привлечь внимание охранников приближающегося каравана. В том не было никакой нужды. Все равно ведь незаметно крадущиеся сумерки заставят их разбить лагерь. Так оно и получилось. На ровном, словно стол, поле, между двумя вытянутыми клином рощами, толстое тело колонны распалось. А быстро наступающая тьма ночи запылала множеством костров: Дождавшись этого момента, мы сели в тесный кружок.

— Кто из вас пойдет? — внешне безразлично — спросил янит.

— Я! — почти в один голос воскликнули четверо.

— Все? — проклятый поп ядовито ухмыльнулся. — А не слишком много? Так, по-моему, двоих будет вполне достаточно.

— Че тут спорить да тягомотиной заниматься? — вопросительно буркнул гном. — Давайте, как всегда в подобных случаях, положимся на жребий. Решим все честь по чести, В момент ока.

Сен, ни слова не говоря, сломал с растущего вблизи кустарника сухую веточку, потом разделил на четыре части:- две короткие и две длинные.

— Короткая — идет, длинная — остается, — решил Фин-Дари, первым протягивая руку к зажатой ладони янита. — Черт! — он поднес вытащенную палочку к самым глазам, но и без того в призрачном свете луны было хорошо видно — длинная. — Ну никогда мне не везет.

Фанни вытянула короткую, Джон с руганью — длинную. Значит, в ночную разведку выпадало идти мне с Фанни. Совсем как в старые добрые времена.

Спуститься вниз решили по веревке с крутого каменистого уступа, под которым не наблюдалось ни осыпей, ни оползней. Чем меньше оставим следов, тем нам же лучше. Улучив благоприятный момент, когда густая, облачность скрыла предательскую луну, мы молча пожали руки остающимся наверху друзьям, после чего ловко соскользнули к подножию. Невдалеке землю вспарывала так и не зарубцевавшаяся рана глубокого оврага, уводящего на юг. Нас вполне устраивал вариант этого пути, намеченный еще засветло и дающий максимальную скрытность передвижения. Жаль только, что он не доводил до клинообразных рощ, но и на том спасибо.

Двумя тенями мы бесшумно оказались на самом дне. Теперь; соблюдая предельную осторожность, вперед. Враг далеко, но не следует забывать: вокруг — Покинутые Земли. Примерно минут через двадцать овраг стал мельчать; пока не окончился вовсе у бесформенной гранитной глыбы, из-под которой слышалось тихое журчание ручейка. Сделав по паре глотков, мы, затаившись, не торопясь, огляделись, Вроде бы все спокойно, ничего подозрительного. Значит, опять вперед, к свету манящих огней лагеря. Не знаю, как остальные члены веселой компании, но я лелеял слабую надежду, Что болтун Рыжик прав и перед, нами становище одной из разбитых армий Черного Короля. Хорошо бы… Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Без происшествий, словно бестелесные призраки; мы очутились вблизи Клинообразной рощи, где-то напротив ее середины. Надолго залегли, превратившись в слух и зрение, пытаясь выявить возможные дозоры противника. Но как ни старались, ничего подобного обнаружить не ударюсь. Да и неудивительно, к чему перестраховываться победителям в безопасной глубинке своей территории?

Открытое пространство к первым елям, преодолели по-пластунски: я — впереди, Фанни — сзади. Никогда не любил подобные упражнения, хотя мог бы поспорить и, с ящерицей. Укрывшись под низко нависшими густыми лапами ближайшего дерева, мы опять замерли; чутко ловя малейшие тревожные, звуки. Ни единого, если не считать далекого волчьего воя да заухавшей где-то над головой совы. Движение дальше задержала мерзавка луна, с любопытством выглянувшая в просвет между облаками. Все вокруг стало видно, как на ладони. Фанни едва слышно крепко выругалась. Луна, словно застеснявшись и проявив целомудрие, тут же торопливо запряталась. Проклятая Желтая Рожа, и чего тебе только не спится? Ну да черт с тобой, пошли дальше сестренка…

Роща редела, и среди деревьев, впереди, маяками вспыхивали один за другим огоньки расположившегося на поле лагеря. Обосновавшись в дебрях подлеска, на самом краю, мы вновь придирчиво изучили обстановку. А она сулила кое-какие трудности, ибо подобраться к самому становищу, расположенному в отдалении на голой, открытой местности, было не так-то просто, хотя и необходимо. Иначе шиш мы что узнаем.

— Вот что, сестренка, двигаем во-он к той одинокой сосне. Там ты, приготовившись к стрельбе; подождешь, — без колебаний предложил я единственное пришедшее в голову. — А я прошвырнусь послушать, о чем болтают здешние ребята. Если они вдруг обнаружат меня и им это не понравится, ты внесешь сумятицу в возможную погоню несколькими стрелами; после чего даем ходу.

— Нет, Алекс, давай наоборот, — заупрямилась Фанни. — Почему бы к лагерю не сползать мне? Ведь я, тонкая, что лозинка. Кто такую заметит?

— Зачем обижаешь сестренка? — укоризненно посмотрел я на нее. — Неужто думаешь, будто Алекс станет прятаться за женской спиной? Если так, то ты глубоко ошибаешься. К тому же пусть я не лозинка, как ты, но и далеко не слон.

— Алекс, — она дружески стукнула меня по затылку, — перестань, сам ведь прекрасно знаешь, я не хотела обидеть. В доказательство пусть будет по-твоему, ступай. А я в случае чего прикрою. Нипуха, ни пера, братец.

— К черту, сестрица…

На лысом, словно колено, поле приходилось максимально использовать малейшую выгодную деталь рельефа. К сожалению, такие поблажки Судьбы встречались редко. Вот когда я с тихой грустью вспомнил недавний овраг. Хм, и почему их, этих оврагов, так мало? Свинство прямо какое-то… Все же, невероятно рискуя, я дерзко приблизился к световой границе одного из многих сторожевых костров, по периметру окружавших становище. Оттуда доносились звуки позднего ужина: стук ложек о днища котлов, приглушенная ругань обжигающихся горячим варевом, раздраженная брань уставших поваров. Еще с той стороны, перебивая все другие нехитрые ароматы еды, исходил один четко выделяющийся запах — запах Страха. Он ощущался столь сильно, что меня даже слегка замутило.

Больше сомнений не было: лагерь заполнен невольниками. Ас после подслушанных разговоров пяти дозорных я уверился в этом на все сто процентов. Все они оказались людьми, по внешнему облику, конечно. Да и как можно считать за людей подлых отступников? Погань остается поганью в любой ипостаси.

Продолжительное время дозорные молчали, управляясь с торопливо прожаренным мясом оленя, лишь наперебой чавкая и отрыгивая. Наконец плотный черноволосый бородач, державшийся уверенней других, вытер жирные руки о полы серого плаща, после чего самодовольно изрек:

— Жратва высший класс, хоть и сыровата.

— Зато скока хошь, — лениво ответил развалившийся, словно хряк, деревенского вида, верзила с копной торчащих во все стороны отродясь не чесанных рыжих волос. — Дома разве шо по редким праздникам наша семья могла себе позволить такую роскошь. Да и то папаня норовил ложкой стукнуть по рукам за лишний кусок. Старый хрыч! Теперь же, слава Черному Королю, все по-другому, не жизнь живем; а сладкий сон видим. Ни в чем обещанном кормилец не обманул. Тенью Великой присягаюсь!

— Ха! Подумаешь, счастье — обжираться каждый день, — насмешливо скривился гнусный тип с крысоподобной рожей и тут же с гордостью похвалился: — Да знаешь ЛИ ты, Бык, что я за последние несколько, недель попробовал столько баб, сколько в прежние времена не смог бы поиметь до конца своей жизни? А среди них встречались такие… М-да! Но что тебе до юных красоток, Бык? У тебя ведь одна забота — брюхо натолкать.

— Девки — это хорошо, особенно если молоденькие, но золотишко, как по-моему, лучше, — алчно признался сутулый, неопределенного возраста отступник. — Первое — забава, второе — дело серьезное.

— Значит, следует совмещать приятное с полезным, — цинично сделал вывод бородач, — тогда уж точно не прогадаешь.

— Верно, мужики, — подал голос пятый член компании, урод с вырванными ноздрями, отрезанными ушами и клеймом вора на низко скошенном лбу, — от жизни надо брать все, при этом не боясь кому-то сделать хреново.

— Уж тебе-то, Крокодил, сказанное не пошло впрок, — издевательски хохотнул сутулый, — вот как судебные исполнители витрину опустошили.

— Закрой; сука, пасть, — яростно рявкнул урод, потянувшись рукой К широкому ножу на поясе, — не то мигом кишки выпущу. Падаль!

— Ни слова больше, — бородач властно потряс солидным кулаком, — или вы, хмыри забыли, что ожидает любителей творить дебош? Напомню: виселица. Устроить вам обоим свидание с ней? Ну чего, свиньи, молчите?

Проклятая луна вновь прорвала заслон пленивших ее туч, заливземлю мертвенно-бледным светом. Но я не шелохнулся, справедливо полагаясь на пограничный маскировочный плащ и слепящее воздействие огня на, сидящих возле него людей. Минут десять от скиснувшей вдруг компании не доносилось ни звука, потом разговор вкрадчиво возобновил смахивающий на крысака тип.

— Все же надобно признать, братцы, не совсем нам повезло с последним заданием. Чертов караван! Да пока мы дотащимся с ним до нангриарских степей, война закончится, а всю добычу другие расхватают. Конечно, кое-что есть у каждого, но человек устроен так, что ему все мало.

— Кому подфартило, так это отряду Шкуры. Поутру они отваливают от нас на северо-запад с пятьюдесятью жмуриками, предназначенными магу Скарабею, — открыто позавидовал сутулый, — всего делов-то: шесть дней пути. Как раз, возможно, успеют к началу эльфийской кампании.

— Дурень ты дремучий, Бруно, — с досадой крякнул бородач, — такое ли уж большое счастье выпадает тем, кто первым сойдется с проклятыми эльфами грудь в грудь? Подумай и поймешь, если, конечно, жадность, не сожрала остатки твоих мозгов.

— Еще вопрос, до эльфов нам будет, если германский император Вильгельм с французским королем Людовиком, откликнувшись на просьбу государей Английского Континента, объявят о начале Европейского Крестового Похода? — высморкавшись в костер, мрачно заметил урод.

— Пустое, — беспечно отмел пессимизм Крокодила сутулый Бруно, — пока эти спесивые, расфранченные дворянчики соберутся и выступят, все бывшие Спокойные Земли окажутся под железной пятой Черного Короля.

— Не забывай про отступившую, понесшую большие потери, но не разбитую до конца объединенную армию пяти королевств юго-востока Континента, — возразил, качая головой, бородач. — Вспомни также упорные слухи, что к ним на подмогу спешат гномы и великаны с Оружейных гор. Да и войска Корнуэлла пока еще не вступили в дело. А это, согласись, грозная сила.

— Хм, — призадумался лишь на миг Бруно, — ну и хрен с ней, с силой-то. Сами ведь слышали утверждения знающих людей о ведущихся переговорах с королем Корнуэлла Игвольдом. Старый интриган — хитрый лис, почуяв паленое, будет сидеть на своем острове как миленький.

— Не скажи, — хмуро буркнул все еще на него злой Крокодил. — Старикашка Игвольд действительно хитер, но он к тому же еще решителен и храбр.

— А болтовня о переговорах может остаться пустой болтовней, — поддержал его бородач.

Луну опять надежно упрятали плотные одеяла туч. Следовало, не мешкая, убираться восвояси. Ведь все, что надо, уже известно и даже немного сверх того. Какое-то время я боролся с искушением угостить мерзавцев щедрой пригоршней метательных звездочек. Особенно любителя побаловаться с женским полом. Все же мне хоть и с трудом, но удалось победить понятный порыв души. Я не мог рисковать, когда на кон поставлены жизнь и свобода пятидесяти несчастных, которых мы, вероятно, попытаемся выручить. Сама возможность подобного предприятия наполняла сердце упоительной радостью. Всегда ведь приятно насолить врагу и подсобить другу.

Бросив последний взгляд на вновь о чем-то заспорившую компашку, я повернул назад, лелея в душе мечту о возможной когда-нибудь встрече. И мать его так; если это вызовет переполох. Но сейчас, в преддверии операции по освобождению, так поступать не стоило, еще раз напомнил я себе, дозорные ведут себя так расслабленно. Зачем их настораживать?

Пока я добрался: до сосны, предательская Желтая Рожа пару раз выказывала свой любопытный нрав, приходилось, замирая, ждать удобный момент и ползти дальше.

— Что удалось узнать, Алекс? — встретила меня Фанни нетерпеливым вопросом. — Чего молчишь, воды в рот набрал?

— Дай хоть немного отдышаться, — справедливо возмутился я.

— Или ты полагаешь, что пропахать такое расстояние на брюхе плевое дело? Ху-уг! Одну минуту, только дух переведу.

— Ну же, — по прошествии десяти секунд вновь заторопила Цыганка, — время прошло, слушаю тебя.

— Все женщины — звери, — с глубочайшей убежденностью проворчал я, — но суперменки Границы — звери вдвойне. Никакой жалости к существу другого пола, — потом уже другим, серьезным тоном добавил: — Янит оказался прав — это невольничий караван. Место его назначения — Нангриар.

— Далековато, — задумчиво протянула Фанни, — хм, интересно, что там замыслил делать руками рабов наш черный Королек?

— Замки, крепости, что же еще? — удивился я. — Или ты считаешь, он заставит их заняться распашкой заброшенных черноземов? Как бы не так, сестренка.

— Н-да… Может, ты и прав, но все одно странно: гнать такое море людей в один край! Заметь, весьма удаленный от расположения потенциальных врагов. На кой ляд, скажи, его сейчас укреплять? Ну я еще пойму — возводить оборонительные линии в областях, лежащих недалеко от Границы. На случай неудачи в войне. Да и то, зачем? Наших старых, оставленных хватает…

Какое-то время она неотрывно смотрела на окруженный огромным кольцом огней лагерь. Пора было уходить, но я не подгонял ее.

— Жаль, — уже отвернувшись, тихонько прошептала она, — но мы и в самом деле бессильны им помочь. Против такой стерегущей добычу мощи впятером не попрешь. Признаю, ты Здраво рассуждал вечером наверху. А я погорячилась…

— Для некоторых из них еще не все потеряно, — постарался обрадовать я ее, — если, конечно, вмешается наша веселая компания.

— Что-то я ничего не пойму, — Фанни в подтверждение недоумевающе потрясла головой, — поясней нельзя? И так, чтобы без противоречий самому себе.

— Все просто; утром от основного каравана отделяется небольшая группа, — терпеливо пояснил я, — пятьдесят невольников плюс охрана. Двигаться они будут на северо-запад, к поджидающему их где-то там, в шести днях пути, Черному Магу Скарабею.

— Отлично! — возликовала Фанни. — Устроим отступникам Судный День, пленникам же вернем свободу. Неужто мы впятером не управимся с конвоем из двух десятков приверженцев Тени?

— Отступников может быть и больше, — осторожно напомнил я, — но и это не беда. Ведь среди нас имеется искусный, опытный маг, уравнивающий шансы и против тридцати.

— Согласна с тобой, братец, — воодушевленная Цыганка едва не потянула меня за собой волоком, — а теперь давай, шевелись. Чего разлегся, как сытый кот? И так подзадержались. А наши-то, поди, беспокоятся. Доберемся назад, расскажешь, что тебе посчастливилось еще узнать. Или других новостей нет?

— Есть, успокойся. Дозорные болтливые попались, частили, что на допросе.

Старой дорогой с прежней осторожностью мы отправились в обратный путь, окончившийся у свисающей с уступа веревки. Над ней едва различимые маячили головы друзей.

— Стой, кто идет? — не преминул проявить свой идиотский юмор гном. — Орлы, че притихли? Пароль забыли?

— Ошибаешься, придурок, — зло прошипел Я, — да и как его забудешь? Он ведь извечный: Рыжик, закрой пасть.

Джон поддержал меня отзывом:

— Пасть заклинило, помогите!

Фанни, стоя со мной рядом в темноте, только сердито фыркнула, потом ухватилась за конец веревки и ловко, по-кошачьи, полезла наверх. Через минуту там оказался и я.

— Чем похвалитесь? — первым спросил Джон.

Янит ждал молча, застыв в своем черном одеянии, будто таинственная ночная тень. Рыжика таки на время заклинило от обиды.

— Давайте для начала присядем, — предложил я, — подустали мы. Верно, сестренка?

— Есть маленько, — призналась она, с блаженством вытягивая на земле стройные ноги, обутые в кожаные пограничные полусапожки. — Ничего не поделаешь, долгое отсутствие практики дает о себе знать.

— Ладно, Алекс, не тяни кота за хвост, — это подал голос, слишком рано расклинившийся Рыжик. — Че там разнюхали про тех кентов с каравана?

— Вряд ли можно назвать кентами невольников, — удобно устроившись, поведал я. — Гонят же их всех в Нангриар. Для какой цели, не выяснил. Исключение составляет группа из пятидесяти человек, утром отваливающая от каравана на северо-запад под охраной отряда какого-то Шкуры. Все эти пленники предназначены для нужд Мага Скарабея.

— Помоги им Господь, — наконец отозвался и янит, — ибо я слышал про Скарабея много плохого. Нона первом месте стоит зомбирование. Говорят, он весьма преуспел в этой области. Для продолжения же различных опытов и исследований ему постоянно требуется свежий материал. Простите, я неудачно высказался: живые, здоровые люди.

— Во блинский труполюб, — немного испуганно возмутился гном, — извращенец хренов. Однако, братцы, в данном случае, думаю, мы наступим ему на хвост?

— Велика ли охрана? — прежде всего поинтересовался практичный Джон. — Хотя в любом случае я — за.

— Понятия не имею о ее количестве, — сожалеюще признался я, — но, думаю, вряд ли больше двадцати-тридцати солдат.

— С ними управимся, — безоговорочно включился в предприятие Сен.

— Вы славные ребята, — промурлыкала довольная общим решением Фанни, — с вами приятно иметь дело.

— Ладно, с этим все ясно, — подвел черту сен. — Что еще вам удалось узнать?

— Ага, — нетерпеливо ерзая на месте, подхватил Рыжик, — че там, есть новости про войну, Фанничка?

— Подслушивал разговоры дозорных Алекс, — свалила на меня говорильню Цыганка, — я только издали прикрывала его.

— Вести не слишком радостные; — немного уныло сообщил я, — да, впрочем, никто другого не ожидал. Ведь так?

Друзья кисло согласились.

— Черный Король и его полководцы недавно изрядно потрепали вынужденную поспешно отступать армию пяти королевств юго-востока Континента. Области юго-запада, до Оружейных гор, северо-запада и северо-востока, до центральной части, вероятно, уже захвачены. Этого я, правда, не слышал, но делаю логический вывод. Насчет эльфов могу сказать одно: в войну они до сих пор не вступили.

— Свиньи остроухие! — выругался Фин-Дари. Да они, падлы, всегда…

— Заглохни, — бесцеремонно оборвал его Джон.

— Но война и сама уже стучится в их двери, — тихо продолжил я, — отступники поговаривали о вот-вот грядущей эльфийской кампании. Еще упоминались слухи об ополчении с Оружейных гор, идущем на помощь армиям юго-востока.

— Круто! Молодцы! — одобрили поступок земляков гном и великан.

— Болтали также о старом лисе Игвольде, якобы вступившем в тайные переговоры с Черным Королем. Не обошлось и без большой политики: отступники затронули европейскую карту. Они опасаются, что немец Вильгельм и француз Людовик созовут всеевропейский крестовый поход.

— Ну это, блин, напрасно, — опять не выдержал эмоциональный Рыжик и почти повторил слова сутулого Бруно: — Вельможные, господа тяжелы на подъем. Им нелегко оторваться от привычной, сладкой жизни с пирами, охотами, умелыми девками. Так что года через два, может, и соберутся. Но нам то че от этого? Ни холодно, ни жарко…

— Устами младенца глаголет Истина; — важно признал я и добавил: — Больше сказать мне нечего: Все добытые сведения теперь вам известны.

Близился рассвет. Серая мгла объяла землю.

— Поспите хоть немного, — посоветовал нам с Фанни янит, — а мы пока приготовимся к встрече нового дня.

Часа через полтора нас разбудили, было уже довольно светло. От ночной облачности не осталось и следа, лишь кое-где редкие, одинокие барашки, подгоняемые пастухом — западным ветром. Не успели мы еще глаза продрать, а Рыжик уже тыкал в руки свежеиспеченные лепешки, величиной чуть ли не с колесо. Сверху лежали пряно пахнущая зелень и полоски запеченного мяса. Постарался, чертенок, для побывавших в разведке товарищей.

— А что караван? — с аппетитом наминая то ли пиццу, то ли бутерброд, спросил, я у сидевших рядом друзей. — Снялся с места?

— Не-а, — гном на секунду отвлекся от попыток всучить своей любимице еще таких же размеров добавку. — Но вот-вот должен выступить.

— Обмозговали уже, как будем действовать? — обратилась Фанни к перебиравшему четки монаху. Перед этим она окинула Рыжика теряющим терпение взглядом. Чертов доброхот, таки, ее достал.

— Пропустим караван вперед, сами дойдем на приличном расстоянии, потом свернем по следам отделившейся на северо-запад группы. Ночью снимаем часовых, кончаем отступников Шкуры и освобождаем пленных, — обыденно расписал детали предстоящей операции янит. По его безмятежному тону можно было предположить, будто он всю свою предыдущую жизнь только и делал, ЧТО планировал военные акции.

— Слишком легко на словах, — не поверила Фанни, — но вряд ли на деле все пройдет так гладко.

— Значит, по мере необходимости будем вносить коррективы, — объяснил янит с наставительной ноткой. — Для леди это должно быть не ново.

Фанни не понравился ответ, но она постаралась не подать виду. Хотя я, конечна; заметил. Мне ли ее не знать? Находившийся с утра явно не в духе молчаливый Джон отправился посмотреть, что там творится внизу. Вернувшись через несколько минут, объявил:

— Они уже невдалеке, так что лучше не высовывайтесь, заметят еще кого.

Дождавшись, пока хвост гигантской колонны не превратится в чернеющую вдалеке точку, мы, ведя коней за повод, осторожно спустились по сравнительно отлогой осыпи вниз. Теперь вперед, по разбитой сотнями ног полосе, ведущей в обход оврагов и зеленеющих рощ. Где-то за час до полудня все с облегчением заметили следы, поворачивающие на северо-запад. Нормальный ход событий, Пока… До ночи еще далеко.

Распрощавшись с основным караваном, забиравшим все круче на северо-восток к далеким нангриарским степям, мы неотступной тенью последовали за отрядам Шкуры. В полдень дорогу преградила неширокая, но с сильным течением река. Правда, ее преодолели без труда, по, чудом, сохранившемуся каменному дугообразному мосту. На другой стороне начиналась дорога, вернее, жалкое ее подобие, ведущая к руинам города на востоке и господствующему над ним замку.

Свою осторожную погоню мы прервали лишь ненадолго, чтобы поохотиться. В овраге, испугавшись нас, спрятался молодой медведь. Упускать такую возможность было нельзя, ибо запасы, взятые с собой из Баденфорда, следовало всячески беречь. К тому же все дело заняло не более получаса. Спешившись, Сен, Рыжик, Фанни и я выгнали зверя из кустов прямо на Джона, а тот с легкостью его прикончил охотничьим ножом. Н-да, хорошо иметь спутником великана.

Теперь мы на несколько дней были обеспечены свежим мясом. Над головой опять стали появляться стаи перелетных птиц, длинными, нестройными клиньями потянувшиеся на юг, в теплые края. Кое-кто из них тоже послужил добавкой к нашему рациону.

Местность вокруг оставалась неизменна: все те же рощи; правда, ставшие побольше, да овраги, заросшие кустарником и глухим бурьяном. Наше спокойное путешествие оборвала находка: человек в цепях с перерезанным горлом. Бедняга, вероятно; не мог дальше идти, ибо был сильно истощен, вот его и добили. Чтобы не задерживал…

— У, звери, скоро доберемся до вас, — недобро посулила Фанни, — тогда посмотрим, чего вы стоите против бойцов Границы. Отребье…

Уже под вечер нам встретился огромный дуб, растущий в одиночестве на усыпанном желудями пригорке. Вся земля вокруг была изрыта копытами диких свиней, любителей этого лакомства. Конечно же, мы, не могли не использовать возможностей, предоставляемых старым деревом. Фанни с кошачьей ловкостью легко взобралась на самую его вершину. Минут через пятнадцать, она вернулась и, тщательно отряхнув руками одежду, рассказала:

— Впереди очень большая река. Мостами ни по течению, ни против даже не пахнет. Но наши подопечные сегодня переправляться не думают, почти у самого берега они устроили привал. Некоторые пленные под бдительным присмотром охраны занимаются заготовкой дров, другие разбивают шатер и две вместительные палатки для воинов.

— Этой ночью мы поможем гнусным отступникам, — зловеще заявил гном, — переправим их милости в иной мир. Где, возможно, у них будет меньше проблем. Хи-хи!

— Каково количество отряда? — что-то прикидывая в уме, спросил Сен.

— Я насчитала двадцать семь человек.

Янит кивнул.

— Так мы примерно и думали, судя по следам на дороге.

— Давайте здесь хорошенько отдохнем, — предложил я соратникам, — как следует подготовимся, а перед рассветом, оставив лошадей, пойдем шерстить предателей.

Все согласились. Да и не было нужды прятаться по буеракам. Отступники, озабоченные охраной, от лагеря далеко не отойдут. Не до того.

Разобравшись с лошадями, приведя в порядок оружие и подкрепившись истекающей жиром птицей, приготовленной Рыжиком на вертелах, наша компания вольготно разлеглась под желтеющей сенью дубовой листвы. Незаметно подкравшаяся вслед за сумерками темнота объяла мир. Сверху с ней пытались бороться яркие, перемигивающиеся звезды и полная, самодовольно сияющая луна.

«Проклятые фонари, — уже засыпая, с досадой додумал я, — не ко времени они устроили этот фестиваль огней. Не могли одну ночь подождать».

Около двух часов: меня разбудила тихая, едва слышная возня: янит, собрав наших верных стеклянных сторожей, упаковывал их по мягким замшевым мешочкам. — Видно было почти как днем: небесный фестиваль огней продолжался: Джон, Рыжик, Фанни еще спали.

— Набрались сил? — оторвавшись на мгновение от своего занятия, узнал янит. — А то смотрите, полчаса еще точно есть.

— Благодарю, господин Сен, — вежливо отказался я, — все в порядке. Хм, знаете, пользуясь случаем, я бы хотел с вами побеседовать. И, признаться, хотел уже давно.

— Так в чем проблема? — янит покончил с упаковкой, и испытующе уставился на меня. — Мы ведь, смею надеяться, друзья, так чего было тянуть?

— Видите ли, мой вопрос деликатный, и потому, если не сможете ответить на него, то лучше промолчите.

— Заметано, — сразу принял условия Сен, — говорите смело, господин Алекс.

— Чего добивается на самом деле орден святого Яна? Ведь недаром же он тайно, с неослабевающим интересом следит за процессами, происходящими на Английском Континенте? И если я правильно понял, то не только следит, но и влияет, пытаясь направить в нужное русло. В этом не последнюю роль играет целая армия ваших осведомителей и влиятельных сторонников. Какова же главная цель всего этого, господин Сен?

— Вы намекаете на узурпацию власти и тиранию? — поморщился монах. — Какие, однако, глупости! Да у нас нет и в помине никаких агрессивных планов. Поверьте! Цель, не скрою, есть. Даже две: полная реабилитация ордена Высшим Церковным Советом и легализация. Затворничество в Оплоте нам изрядно надоело. Я вас убедил?

— В общем, да, — не стал врать я, — но не на все сто процентов.

А вы, господин Алекс, вступайте в наш орден, — пошутил он, хотя глаза внимательно следили за моей реакцией, — вот и проверите сказанное.

— Подумаю над столь заманчивым предложением, — весело поддержал я его, — только вряд ли Орден будет в выигрыше от моего положительного решения.

— Эта почему? — удивился Сен.

— Да накроются ваши мечты о легализации, едва Инквизиция узнает, что Братство приняло в свои ряды хулителя Матери Церкви, богомерзкого убийцу святых отцов и еще, наверное, э-э… Апостола Тьмы.

— Мы рассчитываем вернуться силой, с которой придется считаться всем без исключения, — С мрачной откровенностью признался янит, — И пусть тогда кто-нибудь посмеет посягнуть на ее приверженцев.

«Ага, вот оно, — про себя язвительно усмехнулся я. — Всего лишь две скромные цели!» Но вслух сказал другое:

— А не преждевременно ли вести речи о легализации? Судя по всему, Спокойным Землям конец, по крайней мере, их большей части. Война-то, злодейка, складывается в пользу Черного Короля.

— Положение действительно тяжелое, — не сразу заговорил янит, — но безнадежным я бы eгo не назвал. А что касается легализации, так это старый, стратегический план, как раз только и выполнимый в столь трудное, тяжелое время. Представь ситуацию: орден Святого Яна благородно протягивает руку помощи народам Английского Континента. И кто, скажите, потом посмеет ее отрубить?

— Неглупо, — вынужден был признать я, — значит, Братство вот-вот вступит в войну?

— Оно уже давно в ней участвует, — уклонился Сен от ясного ответа, — однако решающий удар нанесет позже.

— Гм, понятная тактика: когда обе стороны основательно себя истощат. Тоже неглупо.

— Алекс, вы проницательный человек, — улыбнулся Сен, хотя и склонны видеть вещи в темном цвете. Будьте похладнокровней, и жизнь сразу станет проще.

— Будьте побезразличнее, — поправил я его. — Вы ведь это имели в виду?

— Если вам больше по нраву такое определение, то да.

— Я такой, какой есть, и другим уже вряд ли стану.

— Неправда, жизнь не стоит на месте. Все мы со временем меняемся…

— А что вам известно об Ар-Фалитаре, этом чуде прошлого на семнадцати прекрасных островах? — перевел я разговор в другое русло. — Интересно, много ли осталось от него до наших дней.

— Откровенно говоря, мне известны только общедоступные сведения. Да и вряд ли найдется человек, знающий больше. Ведь славный Элиадар — практически центр Покинутых Земель. Ваши разведчики и те там не бывали. Что уж говорить о непрофессионалах, всяких там авантюристах и искателях приключений.

— Верно, — тяжело вздохнул я, — так оно и есть. Хм, понимаете какое дело, порой меня гложут сомнения в правильности избранного пути. Втемяшил себе в голову, будто Арнувиэль должна находиться в Саду Небес, взбаламутил друзей: а может, оно не так и я ошибаюсь? Хотя па логике… Где, скажите, еще станет содержать родную, любимую сестру властелин Покинуты Земель? Конечно же, в своей столице. В общем-то, это тоже пока предположение, ну что столица Черного Короля — Ар-Фалитар. Пока что у нас не было возможностей в этом убедиться:

— С Ар-Фалитаром вы попали в точку, Алекс, — обрадовал янит, — а вот насчет местонахождения герцогини Арнувиэль…. Можно строить только догадки, вероятнейшая из которых все же, считаю, ваша.

— Спасибо вам, Сен, — с немалым облегчением поблагодарил я, — такое ощущение, словно камень с души скатился.

Он молча протянул мне руку. Я крепко ее пожал. Пора было поднимать друзей. Наступало самое сонное время ночи. Вот и хорошо… Для визита непрошеных гостей. Джон и Фанни мигом оказались на ногах, будто и не спали вовсе. Проклятого Рыжика пришлось приводить в чувство пинками, попеременно с холодной водой. Подействовало, хоть и обидело. Совсем малец распустился, строит из себя заморского принца.

Лошадей мы привязали к нижним ветвям дуба, потом осмотрели в последний раз свою экипировку. Все как надо: ничего не звякает, не мешает, с собой только необходимое: Словом, все, как у ветеранов, выходящих на Тропу войны.

— Ну с Богом! — едва слышно благословил янит. И пять закутанных в плащи силуэтов привычно мягким, крадущимся шагом направились к реке. Янит, так тот вообще словно плыл, не касаясь земли.

— По всему видать, ему пришлось вволю повоевать в мире, где находится их Оплот, — безошибочно определил я. Предстоящую задачу затрудняла светлая ночь, все было как на ладони. Ну что ж поделаешь, ладно, и не с таким справлялись.

Фанни шла впереди всех, выбирая дорогу, намеченную еще с вершины дуба. Сначала мы миновали по звериной тропе длинную рощу, затем глубокий овраг с журчащим по самому дну ручьем. Короткими перебежками, до очереди преодолели открытое поле, поросшее сладковато-дурманящей жесткой травой.

— «Ведьмин Табачок», иди по-иному «Очумелая Благодать», — заговорщически, шепотом пояснил знаток подобного зелья Рыжик. — Один из сильнейших наркотиков Континента. В Бедламных Городах из-за подобной плантации могла бы начаться кровавая междоусобица.

Янит осенил себя крестным знамением, при этом что-то негодующе пробормотав. Теперь перед нами стеной возник не сильно густой, однако же, высокий кустарник. Юркнув в его колючие заросли, мы позволили себе короткую передышку. Она была необходима, ибо наступал решающий момент. Там, где кончался кустарник, начинался пустырь с обосновавшимися на нем отступниками. Даже отсюда виднелись огоньки пылавших костров. Подобравшись поближе, мы стали наблюдать. Лагерь обозначали по периметру четыре больших костра. Возле каждого из них сидел караульный. В багряном свете четко выделялись островерхий шатер и две палатки по обе стороны от него. Пленные угадывались в центре, это была темная, плотно сбитая масса.

— Чума на голову их командира, — скрипнул зубами Джон, — на кой, спрашивается, черт, в такую светлую ночь устраивать настоящий пожар? И так все превосходно видно. Ладна было б холодно, тогда понятно, маленький костерок не спасет.

— Со своей стороны они поступают правильно, — возразила ему Фанни, — Что хорошо доказывает твоя, Малыш, злость.

— Пусть так, — сердито сдался великан, — но давайте думать, как убрать караульных, не наделав лишнего шума.

— Долбанем по ним отсюда из арбалетов и — в атаку! Гэй, гэй! — внес лихую инициативу горячий Рыжик.

— И ты, балда, считаешь это пройдет без малейшего шума? Джон красноречиво постучал пальцем па лбу. — Ведь сам знаешь, расстояние слишком велико для прицельной стрельбы. ИЗ чего следует, что не все болты попадут в цель. А значит, раздадутся стоны, вопли, призывы к оружию. Вот тебе и будет «внезапная» атака. Кавалерист хренов! Добежишь потом до лагеря, а перед тобой два с лишним десятка тертых жизнью лбов. Здравствуй, скажут, милый Рыжик, иди, голубь, сюда.

— Н-да-а, это не выход, — поддержал Джона я, — тут что-то надо придумать особенное. Черт! Будь ночь достаточно темна, мы подкрались бы вплотную, без проблем сняли часовых, затем тихонечко наведались к их сладко спящим товарищам. Впервой что ли проворачивать подобные дела? В общем, мое мнение таково: пока отложить операцию, дорога к Скарабею-то им предстоит дальняя. Значит, есть время выбрать ночку потемнее и сделать все по уму.

— Во, блин, мудрец, — подал реплику ехидный гном, — посоветовал бы это еще возле дуба. Хе!

— Ну уж нет, — заупрямилась Фанни, — пока мы будем так выжидать, проклятые отступники убьют еще не одного несчастного.

— Тогда посоветуй что-нибудь получше, — предложил я, пожимая плечами.

Янит, внимательно слушая нас, выжидающе помалкивал. Как ни прискорбно, но он так и продолжал оставаться для меня «темной лошадкой». Впрочем, и другом тоже.

— Вы оба упускаете один важный момент, — вместо Фанни опять заговорил гном, — помощь пленных.

— Не смеши меня, — со всей категоричностью отрезал Джон, — какую еще помощь ты ждешь от еле передвигающихся людей? Да они и не поймут ничего, разбуженные внезапной потасовкой. Логичней всего предположить, что они, испугавшись, просто-напросто постараются дать деру.

— Э-э, спорный вопрос, — нерешительно протянул задумавшийся Рыжик. — Хотя… Кто его, блин, знает, пожалуй, может статься и так.

— Мальчики, милые, — обозвалась ненадолго умолкшая Фанни; — а я тут кое-что придумала.

Все с интересом, а Рыжик с подозрением, уставились на нее. Уж очень сияли глаза нашей подруги.

— Я в открытую приду в их лагерь. Представлюсь возлюбленной терношипского властителя и попрошу пристанища. Не станут же они из-за этого поднимать с ложа своего главаря Шкуру либо будить остальных товарищей? Конечна же, нет. Женщина-то всего одна, и им захочется полюбезничать с ней без лишних свидетелей. А вы воспользуетесь удобным моментами нападете. Гарантирую, внимание этих ублюдков будет отвлечено.

— В принципе план неплох, — весьма, туманно высказался Джон. Большего он не добавил.

— Я категорически против! — изменившийся в лице Рыжик замахал руками; словно ветряная мельница. — Ты че, сестренка, совсем рехнулась? Смерти желаешь? Надо ж такое удумать — самой лезть в западню. Не позволю! Нет!

— Все та же дерзкая Фанни; — вспоминая прошлое, немного печально улыбнулся Я. — Ну и как же ты собираешься объяснять солдатам свое одинокое появление? Без коня, без слуг, в пограничной одежде и… Надо полагать, вооруженной до зубов?

— Элементарно. Расскажу им сказочку о забредшей Бог знает куда охоте. Потом повешу лапшу на уши басней об ужасном терзалозавре, напавшем на наше становище прошлой ночью и разорвавшем в клочья всех коней, собак и спутников. Дальше я горько заплачу, перечисляя те страхи, которые пришлось вынести одинокой женщине, оставшейся живой лишь благодаря чуду.

— Хм, сестренка, всему этому не очень соответствует твой внешний вид.

— Придать ей облик заблудшей охотницы моя забота, — сказал молчавший да сих пор Янит, — Ничего сложного в том нет.

— Ну вот видите! — едва не с детской радостью восхитилась Фанни. — Все будет окей, на высшем уровне. А значит, так, как надо нам.

На том и порешили. Рыжик и тот согласился скрепя сердце. Монах отозвал сестренку в сторонку, недолго поколдовал над ней, после чего явил нам ее основательно преображенной. На лицо это осталась та же милая Фанничка, а вот одежда изменилась совершенно. Теперь на ней были дорогой, но порванный Во многих местах охотничий костюм, высокие сапоги из мягкой кожи со шпорами, украшенные по голенищу бисером, и прелестная, хотя и помятая замшевая шляпка. Из оружия наша подруга брала лишь стилет, а ее дамасская сабля с ужасающим кастетом «драконья лапа» оставались пока здесь, на месте. Не вписывались они в образ изнеженной любовницы.

— О-о, блин! Работа профессионала, — вынужден был оценить Рыжик, — хм, а че ежели меня придать сестренке в помощь, преобразив в какого-нибудь псаря или ловчего? Как на то посмотрите, ваша святость?

— Отрицательно. Это может вызвать подозрение, и тогда уж охрана точно подымет на ноги всех остальных.

— Давай, сестренка, с Богом, — я первый тепло обнял ее, — береги себя.

— Мы рядом, девочка, — гулко пробасил Джон, — так что долго ты сама не останешься.

— Вот возьми, Фанничка, — Рыжик снял с шеи заветный амулет: миниатюрный стальной молот на цепочке из чистого железа. — Пусть он принесет тебе удачу.

Сен просто перекрестил ее, при этом пробормотав какую-то краткую молитву. Или заклинание, черт его душу знает.

— Не переживайте за меня, мальчики, — всем сразу улыбнулась Цыганка, — до скорой встречи.

Без малейшего шороха, легкой тенью она растворилась в западном направлении. Там среди кустов пролегала извилистая, капризная, тропинка. Фанни хотела выйти на свет Божий подальше от того места, где мы залегли. Нам же пока приходилось наблюдать. Проклятые караульные и не помышляли о сне. Порой они даже вставали, с факелами обходя границы лагеря. С еще большей тщательностью они сновали среди лежащих рядами пленников, проверяя, не затевают ли те какой-нибудь хитрости. Вот подлюги! Крутой у них, видать, командир, этот самый Шкура. Иначе фиг бы они так ревностно несли службу. Проклятье! Где же подевалась Фанни? Ага, вот она!

Метрах в трехстах от нас от кустарника отделилась пошатывающаяся фигурка, потоптавшаяся на месте, а затем неуверенно двинувшаяся к вовсю пылавшим кострам. Сестренка начинала играть свою роль. Вскоре ее заметили. Естественно, это вызвало оживление, но, хвала Великому Создателю, не тревогу. Уж больно беззащитной казалась приближающаяся изящная женская фигурка. Тем не менее, двое караульных встретили ее метров за пятнадцать до черты лагеря и с ног до головы обыскали.

— Во, сучары! — чуть не изошел злостью Рыжик. — Мацать сестренку грязными лапами… В порошок сотру!

А Фанни, поддерживаемая одним из караульных, прошествовала к ближайшему огнищу. Там ее усадили на подстеленные плащи, тесно обступив со всех сторон. Служба на некоторое время была позабыта. Да и о какой службе может идти речь, когда будоражащая кровь молодая бабенка находится рядом; рукой подать! Тем более в наряде, сквозь который, нет-нет, да и проглядывали несомненные дразнящие прелести…

— Пошли, — минут через двадцать скомандовал янит, — не то эти песьи дети затеют прелюбодеяние.

А дело шло к тому. Караульные стали давать волю рукам. Фанни игриво отбивалась. Рыжик по-волчьи рычал. Но как бы там ни было, взятая сестренкой на себя задача выполнилась на отлично. Никто из находившихся рядом с ней врагов, увлеченных похотью, по сторонам не смотрел. Что ж, козлы, будет вам сейчас развлечение…

С луками наготове мы одним молниеносным броском преодолели разделяющее нас от лагеря расстояние. Шагах в десяти от компании распалившихся гогочущих отступников мы остановились, прицелились. Промахнуться было трудно, но все же каждый боялся зацепить сестренку. Четыре стрелы свистнули одновременно, и четверо сраженных врагов выбыли из игры: кто, опрокинувшись назад, кто, завалившись набок, а один так вообще ничком свалился в костер, взметнувшийся искрами. Он-то и издал придушенный, хрипящий вопль. К счастью, слишком слабый и не услышанный никем, кроме нас.

— Чистая работа, — тихонько похвалила поднимающаяся с плащей Фанни. На лету она ловко подхватила брошенные Рыжиком кастет и саблю. — Молодцы!

— Всего лишь четверть дела, — шепотом возразил боявшийся сглазить Удачу Джон, — так что рано торжествовать, сестренка.

— Тогда вперед, свершим оставшееся, — разъяренный Рыжик жаждал вражьей крови, — пусть последний сон этих гадов превратится в страшный кошмар.

Вокруг все было спокойно. Пленные и те не подавали признаков жизни. Наверное, умаявшись за день, спали, как убитые. А может, Кто и видел происходящее, да не знал, к худу оно или к добру.

Пригнувшись, мы шмыгнули к шатру, где должен был почивать Шкура. Следовало сразу обезглавить отряд. И все бы прошло как по-писаному, не случись непредвиденного. Из палатки справа выбрался зевающий отступник, вероятно, собирающийся отлить. Увидев застывшие в неестественных позах тела караульных и нас с оружием наголо всего в пяти-шести метрах, он громко икнул, а затем истошно завопил. Я оборвал его музыкальные начинания на самой высокой ноте метательной звездочкой, но разворачивающихся дальнейших событий это остановить уже не могло.

Из недр палаток послышалась дикая брань, предшественница прытко высыпавших один за другим дюжих мужичков. Надо признать, они были готовы к неожиданностям: спали в панцирях, кольчугах, при оружии. И пьяных среди них, к сожалению, не наблюдалось. Темная масса пленного люда обеспокоено зашевелилась, разбуженная начинающимся представлением. Однако серьезно рассчитывать на их помощь действительно не приходилось.

— Эй, ребятушки, окружай псов! — повелительно рявкнула одетая лишь в брюки и рубашку высокая фигура, выскочившая чуть позже остальных из шатра.

«Ага, на сцену пожаловал сам почтенный господин Шкура, — с полным основанием предположил я. — Что ж, есть возможность свести знакомство поближе».

Отступники бросились на нас рычащей лютой сворой, стремясь замыкающей дугой охватить со всех сторон. Рядом, с левого боку, ослепительно вспыхнуло. Скосив туда быстрый взгляд, я заметил в руке янита возникший из ниоткуда призрачный, бледно-синий меч, словно откованный из потустороннего света. Удивляться времени не было. Враг сомкнул кольцо и сразу же попытался задавить нас числом. Мы, в свою очередь, сплотились в крепкое, ощетинившееся сталью ядро. Слева от меня непринужденно поигрывал слабо гудящим мечом янит. Градом сыпавшиеся удары он отражал с потрясающей ловкостью. Такое мастерство я встречал нечасто.

Справа отчаянно билась Фанни, разъяренная, словно попавшая в западню кошка. Ее сабля мелькала с невероятной быстротой, но при случае сестренка умело использовала и «драконью лапу». Чудовищное оружие, состоящее из удобной, одевающейся на руку металлической конструкции с пятью бритвенно острыми, лезвиями.

Упорный натиск не ослабевал. Наседавшие на нас отступники оказались опытными, матерыми бойцами. Мы положили уже нескольких из них, но и сами кое-что получили на память. В моем случае это была повисшая плетью левая рука, рассеченная от кисти едва не до самого локтя. Н-да, все шло не так легко и гладко, как предполагалось. А все из-за мерзавца, которому приспичило отлить! Вот гад!

С трудом отбиваясь одним мечом сразу от нескольких отступников, я, изловчившись, таки вложил кинжал в ножны. Не мог себе позволить его потерять, а сил держать уже не было. Совершенно неожиданно один из моих противников швырнул нож. Падлюга целил в пах. Не успевая уклониться, я в самый последний момент все же сумел успешно отбиться мечом. Разочарованно звякнув, нож отлетел в сторону. А бросивший его рослый, длинноволосый тип в пластинчатой кольчуге вознамерился более успешно покончить со мной широким двуручным мечом. Он попер в лоб, невзирая ни на мою блестящую защиту, ни на опасность, исходящую от соседей — Фанни и Сена. Огромный, уверенный в себе детина полагался лишь на грубую физическую силу да еще на то, что покалеченный объект его внимания не сможет долго выдерживать тяжелые, молотящие удары. Но я не собирался доставлять ему такую радость: Значит, следовало не затягивать наш спор.

А тут еще, затрудняя движение, нестерпимо заболела рука. Кровотечение усилилось, став более обильным. «Ну да черт с ней!»- я упрямо сцепил зубы, уже не обращая на боль никакого внимания. А на мою голову в очередной раз, подобно злому року, падал блестящий вражий меч. Отразив его, я поступил нестандартно: шагнул вперед и резко врезал боковой частью ступни левой ноги по колену патлатого. Отвратительно хрустнуло. Тот взвыл, выронил из ослабевших рук меч и, позабыв обо всем на свете, схватился за раздробленный коленный сустав. Я же хорошо обо всем помнил, со всего маху разваливая клинком его голову пополам. Патлатый бился в конвульсиях, орошая землю кровищей, а, перескакивая через него, уже лезли другие отступники. Подлые шакалы! Хуг! Хоть бы пару секунд передышки…

Помогла сестренка, заметившая затруднения калеки. Отбросив бешеным рывком своих противников подальше, OHа вдруг сделала непредсказуемый кувырок и оказалась лицом к лицу с жаждавшими сразиться со мной драчунами.

— Крепкого здоровья, красавчики, — пожелала она, насаживая одного на острие хищной сабли, а второго пронзая насквозь «драконьей лапой». Потом крикнула уже мне, перекрывая царящий дикий гам: — Выше голову, Алекс! Крепись, не раскисай!

«Легко сказать, да как выполнить?» — мрачно подумал я, чувствуя начинающееся от потери крови головокружение. Проклятые ноги, и те стали дрожать. А отступники, не считаясь с потерями, шли напролом: Опять, невзирая на боль, я рубил и колол. Словно насмехаясь над врагами, закукарекал петух, завопил осел, залаял пес. Это придурок Фин-Дари вспомнил о своей идиотской привычке. Ему эхом откликнулся рев разъяренного Джона, к тому времени положившего напротив себя целую груду тел.

Но что-то было не так. Я в тревоге оглянулся и не удержался от проклятий. Джон падал, опутанный боевой сетью. К нему уже спешили трое улюлюкающих копейщиков. Оборона нашего ядра оказалась пробита в самом сильном месте. Рыжика сковали боем двое смуглолицых проворных пареньков, с виду выходцев из степного Нангриара. Гном отчаянно вертелся, пытаясь вырваться на помощь великану, но кривые восточные сабли создавали непреодолимый заслон.

По-звериному зарычав, я, очертя голову, бросился на выручку. Дорогу тут же преградил один из нангриарских молодчиков. Избавиться от него посчастливилось быстро, с помощью изощренно-обманного трюка, показанного еще Нэдом Паладином. Отступник свалился с аккуратно рассеченной сонной артерией.

Я перепрыгнул через его тело, успевая заметить, что здорово прихрамывающий Сен и Фанни прикрыли меня со спины. Откуда-то справа, вероятно брошенный из пращи прилетел камень, слегка чиркнувший по голове. Пустяки.

Еще миг — и я возле Джона. Пропади все пропадом, да он не шевелится! Почти одновременно со мной поспели копейщики. Ближайший сразу же швырнул свое оружие в меня. Кретин! Словно соломинку, я перерубил его в воздухе. Другие, матерясь, выставили вперед копья и пошли в атаку. Благо тут поспел взъерошенный, как воробей, Рыжик. Вдвоем было попроще состязаться со стремительными жалами наконечников. Но, к сожалению, никак не удавалось отрубить их змеиные головы. А силы мои таяли… Отступать же некуда, за нами лежало тело неподвижно застывшего Джона. Попяться мы хоть немного, и его непременно исколют, будто подушечку для иголок…

Вдруг за спиной копейщиков возникло движение: появилась одна, чем-то позвякивающая фигура, затем другая, третья. Они повалили отступников наземь и, хрипло рыча, стали молотить изо всех сил.

— Эй, сзади! — попытался предупредить Я, но было поздно.

Над ними ястребом навис высокий командир отступников разодранной белой рубахе и штанах: Короткие, экономные взмахи кривого меча снесли покатившиеся кочанами капусты головы. Все встало на свои места. Нам таки пришли на помощь невольники. Правда, принявшие за это кару из рук Шкуры. Но все же гибель их не была напрасной; Воодушевленные примером первых, остальные бесстрашно кидались на своих мучителей. И тут же падали под ударами сверкающей стали…

Эту бойню следовало прекратить поскорее, и я, пошатываясь, шагнул навстречу Шкуре зарубившему еще двоих. Встретившись взглядом с вражеским командиром, я с изумлением обнаружил, что это самая настоящая баба. Татуировка узорами покрывала все видимые участки кожи: лицо, шею, едва не вываливающуюся из порванной рубахи большую грудь, руки. Теперь мне стало понятно её прозвище — Шкура.

— Эй ты, прорва, — совсем не по-джентльменски поприветствовал Я, — давно из публичного дома?

Не оборачиваясь, она ударила кинжалом в живот пырнувшего сзади невольника. Затем хищной, мягкой поступью пошла на меня. А вокруг разгорался буйный малопонятный, бедлам. Попавшие в переплет отступники, друзья, звенящие цепями страшные невольники — все смешалось в один кипящий ненавистью котел. Но я сосредоточился лишь на одной амазонке, которая, как ни странно, наверное, была здесь самой опасной.

Между тем в голове шумело все сильней, благо кровотечение хоть слегка уменьшилось. Стремясь покончить со мной в два счета, проклятая баба нанесла восхитительную серию замысловатых ударов. Я отражал последний, когда без предисловий получил ногой в солнечное сплетение. Дыхание забило, в глазах потемнело. И тут же сильнейший тычок в правый бок. Кольчуга аж застонала, выдерживая такое насилие. Ничего еще не видя, чисто по наитию, я заслонил голову поднятым мечом, с лязгом встретившим вражескую сталь, а затем сделал одну из подножек Старого Бэна. Maтepaя амазонка грохнулась со всего маху наземь. Я бросился к ней с мечом, поднятым острием вниз. Хотелось приколоть ее, как бабочку, раз и навсегда. Не тут-то было. Клинок пронзил лишь землю. Чертова баба успела откатиться в сторону. Из круговерти возник Рыжик. А я, как назло, зашатался, едва не падая. Гном поддержал меня и крикнул почти в самое ухо:

— Не лезь, браток! Без тебя управлюсь.

Не слишком нежно соприкоснувшаяся с землей Шкура сразу же ловко вскочила на ноги. Движения ее были исполнены грации охотящейся тигрицы. Гном, оскалясь, завертел секирой. Они сошлись. Опираясь на меч, я заковылял к ним. И почти тотчас был сбит несколькими невольниками, преследующими убегающего отступника. Подъем показался неимоверно долог. Рука горела так, что хотелось выть, бок странно занемел, дышалось с превеликим трудом. Но все-таки я встал. Для того чтобы действительно завыть.

Рыжик лежал у ног Шкуры, а она высилась над его маленьким телом, отвратительно хохоча. Дьяволица… Заметив мое перекошенное от ярости лицо, она с показным удовольствием слизнула с клинка свежую кровь. Потом, мимоходом скашивая, что траву, двоих подбежавших невольников, она, позвала:

— Ну, ползи сюда, ничтожество. Интересно будет сравнить, чья кровь слаще — твоя или этого недомерка.

— Смотри не захлебнись, сука! — прорычал я, выпуская меч и доставая из сапога пружинный арабский нож с потайным, бьющим на добрых десять шагов лезвием. — Лови, если сможешь! — Оставь эту дрянь мне, — взмолилась появившаяся в сопровождении целой толпы позвякивающих оборванными цепями невольников Фанни. — Пожалуйста, Алекс!

С превеликим трудом, но я все же нашел в себе силы не нажать кнопку. Со стороны реки прибыл. Сен, тоже предводительствующий радостно галдящей оравой. Некоторые из его братии были мокрыми с ног до головы. Вероятно, они топили спасающихся бегством отступников в воде. Вокруг соперниц сразу же образовалось живое кольцо. Сен, не дожидаясь исхода поединка, кинулся к Джону, склонился, слушая сердцебиение. Ободряюще кивнул мне и направился к Рыжику. Я остался, зная, что монах сделает для них все возможное.

И только тут с удивлением пришло осознание — незаметно наступил рассвет. Разглядывать изможднные лица освобожденных не было времени, ибо мое внимание полностью обратилось на женщин, сходившихся в смертельном поединке. Вот они со звоном скрестили клинки, осторожной разведкой исследуя слабые места друг друга. Постепенно Шкура стала теснить Фанни. Но я-то знал, что это не более чем уловка. Впрочем, и, отступая, сестренка вызвала целую бурю восторгов. Парировав меч саблей, а кинжал кастетом, она ошеломляюще сильно врезала лбом в нос противнице. Слегка пошатнувшись, та отшвырнула от, себя Фанни пинком ноги. Теперь подлая отступница рассвирепела всерьез, а значит, в какой-то мере потеряла бдительность. Чего, собственно, и добивалась Фанни, ловко подловившая ее во время последующей исступленной атаки и выбившая за возбужденно ахнувший круг прощально сверкнувший меч. Головорезка черного Короля непонимающе уставилась на опустевшую ладонь.

— Смерть ведьме! Руби ее, госпожа! В капусту отступницу! Руби-и-и! Пусть заплатит за все свои злодеяния! Пошли эту мразь в пекло, госпожа! — буквально взорвалась толпа.

Фанни и бровью не повела на страстные просьбы. Наоборот, свою саблю она отбросила далеко в сторону. Зрители разочарованно вздохнули. У меня тоже закралось сомнение: правильно ли она поступает? Шкура же привычно перекинула кинжал в правую руку, слегка пригнулась. Обескураженной она уже не выглядела. Рукавом вытирая текущую из носа кровь, она улыбнулась сестренке. Честно говоря, у меня мурашки пошли по телу от этого оскала. Фанни ответила молниеносным ударом ноги в эффектном прыжке с места. Пограничный крепкий сапожок встретился с зубами. Последние оказались слабее. Шкура, теряя их, кубарем покатилась по земле. Мои соседи взвыли от восторга. Я же из последних сил старался продержаться до конца схватки. Спасибо мощному, квадратного сложения бородачу, предложившему опереться на его плечо.

Теперь от былой невозмутимости у отступницы не осталось и следа. На ее надменном, красивом, хоть и испоганенном татуировкой лице явственно читался страх. Все же сдаваться она не собиралась. Да и какой смысл: пощады-то ожидать глупо.

Подстерегая друг друга, обе воительницы закружили в смертельном танце. Шкура держалась настороже, хорошо уразумев: с Фанни шутки плохи. Несмотря на это, она опять попала впросак. И здорово. Поигрывая длинным кинжалом, она вдруг выкинула его в стремительном выпаде, целя в область сердца. Фанни среагировала мгновенно, отработанным движением, перехватив левой рукой ее запястье и с хрустом резко вывернув вверх, а затем своим правым локтем ударив по суставу. Шкура закричала так страшно, что у непривычных к таким вещам могли волосы встать дыбом. Завороженная зрелищем толпа в ответ восхищенно ахнула. Отступница, испустив второй, полный нечеловеческой муки вопль, застыла, словно восковое изваяние. Кинжал все еще оставался в ее неестественно выкрученной руке. Но воспользоваться им она была уже не в состоянии. Не торопясь, Фанни вложила клинки кастета в ножны на широком поясе, потом вплотную подошла к побежденной противнице. Пытливо заглянула в затуманенные болью глаза и безжалостно оборвала жизнь, ударив ребрам ладони по хрупким хрящикам горла. Шкура мешком свалилась к ногам победительницы. На сей раз зрители благоговейно молчали. Не глядя по сторонам, Фанни подобрала саблю и устало побрела к распростертым телам побратимов.

Отрешенный от вceгo Сен колдовал с разложенными вокруг них снадобьями: что-то смешивал, взбалтывал, добавлял. Тут же лежала приготовленная горка свежих бинтов. С некоторой опаской я обрадовался, делая логический вывод, что раз янит так увлекся, значит, живы мои друзья. Непременно живы! Да и может ли быть иначе?

Отпустив подпиравшее меня плечо, я пошкандыбал вслед за Фанни.

— Господин! — простуженный голос бородача не дал сделать и двух шагов! — Одну минуту, господин.

— В чем дело? — с досадой я уставился на него, ожидая нудных изъявлений благодарности. — Да говорите же, дьявол вас побери.

Бородатый заметно смутился.

— Вы ведь с границы, верно?

— Допустим. Ну и что?

— Хм, в таком случае, господин, среди нас есть ваш товарищ по оружию.

— Вот как? И где же он? — не скрывая возбуждения, спросил я. — Идемте покажу, — бородатый вновь с готовностью подставил литое плечо, — это в другом конце стоянки. Да вы опирайтесь на меня, господин. А по дороге я все расскажу.

Еще раз бросив озабоченный взор в сторону побратимов, Я последовал с ним. Оглядываясь на нас, повсюду сновали бывшие невольники, разыскивающие оружие, сдиравшие с трупов отступников кольчуги, сапоги, а то и добивавшие их, если те подавали признаки жизни и.

— Мое имя Йоган, родом я из Брильтона, городка в Приграничной зоне Запада, — вкратце поведал он, — работаю кузнецом. Эхма, вернее, работал… Провались в бездну эта сумасшедшая война.

— Брильтон, — морщась от боли в руке, попытался вспомнить я. — А; ну как же, бывал там: Красивый городок, окруженный стеной из белого камня. Высокие домишки с черепичной крышей и полным-полно сирени. Да, еще трактир мне в центре понравился. Вот названье подзабыл, но, кажется, что-то наподобие «Золотого Гуся».

— Нет больше ни белой стены, ни уютных домиков под красной черепичной крышей, — грустно ответил мой провожатый. — Все сровняли с землей либо сожгли слуги проклятого Черного Короля. Гм; впрочем, не о том речь. Нас, всех уцелевших во время резни мужчин. Брильтона, отправили в «Рай». Так отступники кощунственно называли кошмарную долину в Ничейных Землях; где они устроили сборный пункт стекающихся отовсюду невольничьих караванов. B «Раю» царила Смерть… Еще более страшная тем, что ей всегда предшествовали зверские пытки, издевательства, изощренные унижения… И именно там я познакомился с Карлом Рангером, человеком стальной воли и благородного сердца.

— Что? Что ты сказал? — я остановился, словно громом пораженный, недоверчиво тряся головой. — Карл Рангер, я не ослышался? Лед-из-Брэнди? Здесь? Тысяча чертей!

— Ага, Лед-из-Брэнди, точно так он порой себя и называл, — охотно подтвердил бородач Йоган, — рассказывая о прежнем житье-бытье на Границе. И именно он послал нас на помощь к вам. Поначалу мы-то не уразумели, что к чему. Думали скорей всего какой-то черный маг или барон пытается перехватить чужое. Но потом, после истошных ослиных воплей, собачьего лая и еще не знаю чего, Карл встрепенулся, смеясь, будто сумасшедший, и громко бормоча: «Да это же Рыжик, падлючий сын, а значит; с ним наверняка наши. Возможно, даже Алекс с Джоном».

Я непроизвольно кивнул и опять скривился.

— Дальше вы знаете, господин, — докончил бородач, приостанавливаясь и глядя на мою руку, — мы сзади набросились на гнусных отступников.

Затем с опозданием посоветовал:

— Вам бы следовало перевязать рану.

— Глупости, — нетерпеливо отмахнулся я, — кровотечение, главное, прекратилось, значит, это потерпит. Лучше быстрей ведите к Карлу. Кстати, а почему он сам не участвовал в сражении? Не похоже на него. Или он ранен?

— Да, господин, — угрюмое, обветренное лицо бородача потемнело, — хотя вернее будет сказать жестоко избит. Гады поотбивали ему что-то внутри. Последние два дня мы по очереди тащили его на себе.

Вспомнив несчастного с перерезанным горлом, я грязно выругался. И тут заметил уже невдалеке Карла, лежащего на ложе из хвороста. От старого товарища по походам осталась лишь жалкая тень, до того он выглядел худым и изможденным. Но он тоже узнал меня, приветствуя улыбкой призрака и едва поднятой прозрачной рукой.

— Карл, браток! — спотыкаясь и охая от боли, накатывающей волнами, я бросился к нему. — Ну здравствуй, чертяка! Эко тебя прикрутило, но теперь все будет в порядке. Поверь! Потому как есть кому об этом позаботиться.

Не обращая внимания на выступившие слезы, мы неловко обнялись.

— Ты присядь рядом, — попросил затем Карл, виновато улыбаясь, — а то я совсем расклеился.

Я исполнил его просьбу и уж раскрыл, было, рот, как он, опережая меня, заговорил сам.

— Верно, что Рыжик и Джон с тобой?

— Так оно и есть, — немного помедлив, согласился я, — а еще Фанни Рысь и наш приятель монах. — Они целы?

— Гм, Карл, всем, знаешь ли, досталось, но гному с великаном, пожалуй, с лихвой: Без сознания ребятки лежат…

— Малыш уже пришел в себя, — глухо уведомила подошедшая сзади Фанни, — с Рыжиком плохи вот дела: легкое сильно задето, ребра сломаны, пульс прощупывается едва-едва… М-да… А это кто такой? — Она пристально, оценивающе посмотрела на Карла, после чего вдруг стала усиленно тереть глаза. — Лед-из-Брэнди? Ты ли это, красавчик? Неужто мое зрение стало выкидывать фортели? — никак не могла поверить она очевидной истине.

— Привет, Цыганка, — наш товарищ заметно смутился, — успокойся, твои прелестные глазки не лгут. На куче этого хвороста действительно лежит Карл Рангер. В нынешнем жалком виде…

Фанни в растерянности, совсем как-то по-детски, зашмыгала носиком, по привычке взъерошила густые, песочного цвета волосы и задела ладонью белую бинтовую повязку. Это напомнило ей о цели прихода. Она, не слушая возражений, принудила меня встать и двигать на обследование к Сену.

— Не хочешь же ты довести дело до гангрены? — для вящей прыти подстегнула она напоследок, — Смотри, руку Джон будет пилить. Нельзя легкомысленно относиться к серьезным ранам, Алекс. Неужели надо тебе это вдалбливать? Сам ведь знаешь. Ну ладно, ступай, ступай, я сама пока побуду возле Карла. А как монах освободится, веди его сюда. Пусть осмотрит немца.

Мой добровольный помощник Йоган ждал неподалеку. Вновь опираясь на могучего здоровяка, я побрел в обратном направлении через разгромленный лагерь.

Уцелевшие невольники, а их осталось человек тридцать пять, сбились в кучу в нескольких метрах от янита, который по очереди осматривал нуждающихся в его помощи. Чуть поодаль сидел, прислонясь спиной к губчатому камню, Джон. Весь правый висок великана «украшала» лилово-красная вздутость, имеющая весьма мало общего с обычной безобидной шишкой. Но не она делала лицо моего друга безжизненно застывшей маской. Тому виной было тело Рыжика, лежащее у его ног на ворохе заботливо подложенных матрацев и плащей.

— Как ты? — не отводя взгляда от пергаментно-желтой кожи, туго обтянувшей скулы Рыжика, без всякого выражения узнал он.

— Двигаюсь, — горько констатировал я, оторвавшись от бородатого Йогана и склоняясь над гномом. Да, дела были плохи… Тот, несомненно, угасал: под глазами залегли темные круги, дыхание с надсадным хрипом вылетало из едва вздымавшейся груди, щедро перемотанной пропитанными кровью бинтами, на пересохших, потрескавшихся губах пузырилась розовая пена. Я осторожно вытер ее, лежащей рядом чистой тряпицей. — Эх, Рыжик, Рыжик, что ж ты наделал?

— Господин Алекс, извольте подойти ко мне, — позвал отпустивший очередного пациента монах. — Ну-ка, ну-ка, что мы имеем? Гм-м, руку придется шить, дорогой мой. Иначе никак. Но прежде, конечно, придется вычистить рану. Так, дальше голова. Пустое, смажем, и через пару дней заживет. Бок: о-ох, неплохо! Вот это удар!

Я только слабо улыбнулся в ответ. Он что-то еще говорил, хотя его слова почти не доходили до моего заполненного горем сознания. К реальности вернула жестокая боль: янит, словно бывалый инквизитор, безжалостно и тщательно обрабатывал рану. Чтоб не заорать, я закусил губу, из которой потекла на плащ тонкая струйка алой крови.

— Терпи, дружок, — «утешил» монах в стиле незабвенного Гробовщика, — дальше будет еще хуже.

Но тут он ошибался. Я просто потерял сознание, а очнулся рядом с Джоном, с уже аккуратно наложенными швами. Рука горела адским огнем, бок ныл так, будто в него саданули из катапульты. Впрочем, все это отступало перед нагрянувшей бедой на второй план. Сен обрабатывал спиртом нехитрые хирургические инструменты, изредка бросая на Рыжика озабоченные взгляды.

— Он выживет? Прошу вас, скажите только правду, — умоляюще попросил я, — вы ведь должны знать.

— Я не Господь Бог, и я не знаю, — непривычно зло отрезал янит отворачиваясь, — все, что можно было сделать с помощью науки и магии, я сделал. Остальное теперь за ним…

— Тут в лагере находится наш, старый товарищ с Обреченного форта, он тоже нуждается в помощи; — минуту помолчав, известил я янита. — А вот этот достойный Йоган может вас к нему провести.

— Я сам без поводыря чую больного за добрый километр, — пробурчал под нос янит. Уже уходя, он дал строгий наказ:- Воды гному, не давать. Ну разве что губы смочить да мокрую повязку на лоб положить. И все! Понятно?

Мы с Джоном уныло кивнули. Холодная вода стояла в котелке рядом. Джон, отказавшись от моей однорукой помощи; сам бережно протер лицо Рыжику, увлажнил его пересохшие, потресканные губы и положил компресс на пылавший температурой лоб. Управившись со всем этим; он требовательно скомандовал:

— Ну-ка, выкладывай, кого там еще из нашей братии занесло в сии проклятые Светом края?

— Карла Рангера, милый Джон.

— Да что ты? Ушам не верю, — великан ухватился за приятную весть, как ребенок за нежданный подарок. — Вот уж кого буду рад видеть, так это немца. Но как он очутился среди невольников?

— Позже Карл сам расскажет свою историю, — баюкая руку, будто младенца, с надеждой ответил я, — но сейчас, боюсь, ему не до того. Над парнем основательно поработали. Вроде как поотбивали внутренние органы. Но что, не знаю. Вот Сен у нас крутой «док», думаю, он определит, что к чему.

— Возможно, и так, — невесело вздохнул Джон, — только это еще не значит, что он сумеет поставить парня на ноги. А то мы действительно предъявляем ему порой требования, будто самому Всевышнему. Но од-то человек, хоть и янит. И время… Ты подумал о нем, Алекс?: Сколько его понадобится для заживления ран Рыжика и Карла? Ведь сам понимаешь, седло не для них. Так не лучше ли будет подыскать укромное, надежное, место, оставить в нем больных под присмотром Фанни и Сена, а самим двигать дальше? Потом, естественно, мы за ними вернемся. Пойми, дружище, нас торопит не кто иной, как матушка-природа: ведь зима не за горами, засыплет все вокруг глубокими снегами. Далеко тогда не уйдешь… Да и нынешняя благодатная погода долго не протянет. Вновь пойдут дожди, раскиснут дороги, задуют холодные ветры.

— Джон, ты мелешь чепуху, — досадливо прервал его Я. — О каком дальнейшем походе может идти речь, когда друзья в таком бедственном положении? Нет, считаю, надо дождаться, пока они полностью выздоровят. А Арнувиэль подождет… Не у злой мачехи в плену. Ведь что ни говори, любит ее братец. Хотя… Одно из проявлений этой «трогательной» любви я уже видел.

— То-то и оно, — С ворчанием заметил великан — Черная Магия полностью изменила его душу. Кто скажет, что теперь хорошо, а что плохо в представлении этого попробовавшего крови монстра? Нет, друг Алекс, считаю, нам стоит поспешить.

— Хватит пока о будущем, Джон, — с излишней резкостью отмел я его доводы. — К тому же раскинь мозгами, разве мы вправе принимать решения за остальных? Нет, Джон, скажу я тебе, нет. А чуть позже мы вместе все обсудим и обдумаем. Да не хмурься так. Лучше похвались, как в сеть-то умудрился угодить? Тоже мне, рыбка золотая.

— Смотрите, еще один умник выискался, — Джон раздраженно крякнул, сменил компресс на лбу Рыжика и уставился на меня, словно инквизитор на закоренелого еретика. — Черт бы вас всех побрал. Не знаю я этого, представь себе. Вот посмотри, видишь, какой пирог? — он, страдальчески скривившись, указал пальцем на распухший от удара висок. — Рецепт его производства прост: хороший взмах пращи с увесистой каменюкой. Знаешь, так долбануло, что мозги едва не вышибло. Да-а… И ни хрена не помню после. В сознание пришел уже после боя и то благодаря выворачивающей слезы гадости, сунутой монахом под нос. А ты еще насмешничать изволишь: рыбка, мол, золотая. Тьфу! Обидно.

— Ну прости, Джонни, — устыдившись, извинился я, — как-то оно само собой вырвалось.

— Ладно уж, — поколебавшись, снизошел Джон, — считай, что я забыл.

Дальнейший разговор не клеился. Мы сидели возле Рыжика, с надеждой всматриваясь в его осунувшееся лицо. Однако никаких изменений к лучшему не было и в помине. Да и глупо, конечно, их ожидать так скоро. Но нам так этого хотелось!

Спустя минут двадцать явился прихрамывающий на левую ногу Сен в сопровождении все того же бородача. Оглядев нас так, словно мыв этом повинны, он сквозь зубы процедил:

— Ваш товарищ на ладан дышит. И я ни за что не ручаюсь. Н-да… Одно: могу сказать определенно — его и гнома следует поскорей доставить в безопасное место, доставить без всякой тряски. Дальнейшее длительное лечение предусматривает неподвижность с удобствами. Значит, желательно подыскать какую-нибудь хижину в глуши, способную защитить от холода, ветров и дождей. В крайнем случае, нам придется такой домик построить, ибо в палатке раненые не выживут в непогоду.

— Если позволите, милостивые господа, то я могу вам кое-что подсказать, — несмело прервал его Йоган, оставшийся неподалеку и все слышавший.

— Что именно, почтенный? — янит, окинул квадратную фигуру кузнеца проницательным взглядом.

— Э-э, — смешался бородач, но тут же быстро взял себя в руки, — ну, во-первых: здесь в лагере за палатками у отступников имеется повозка с припасами. Думаю, на ней вашим товарищам будет в самый раз.

— А во-вторых? — встрял в разговор я.

— Отступники упоминали про какой-то бесконечный Буреломный лес, или по-иному Дебри, расположенный на севере за Небесным озером. Еще они сожалели о том, что зверья там полным-полно, да вот охотиться на него — сплошное неблагодарное мучение. Дебри, мол, и есть Дебри, ни проехать, ни пройти. Хм, вот я, господа, и смекнул — трудно вам найти, более подходящее укрытие, чем в этом лесу.

— А что? — оживился Джон. — Неплохая идея.

Я молча кивнул, соглашаясь с ним.

— Стоит того, чтобы поразмыслить, — признался янит. — Спасибо тебе за заботу, добрый Йоган.

— Это вам огромное спасибо, — застеснялся бородач, оглядываясь на своих товарищей, заметно преобразившихся после нацепленных на себя трофеев; шлемов, мечей; панцирей, кольчуг. А те замерли возле шатра, плотной группой, перешептываясь и несмело поглядывая на нас. — У лютой смерти из когтей вырвали кровь, не скупясь, пролили, жизнями рисковали. Гном-бедняга вой совсем плох… Теперь мы ваши должники, что прикажете, то и будем делать.

— Мы признательны за столь благородное стремление, но помощь ваша не нужна, — отказался монах, предварительно переглянувшись с нами. — Единственное, о чем хочу попросить: заройте тела убитых отступников и уничтожьте остальные следы происшедших событий. После чего подумайте о собственном спасении. И мой вам совет: выбирайтесь отсюда не мешкая, разделившись по тpoe-четверо человек. Это собьет с толку возможную погоню в лице стаи Гончих Смерти. Все захваченные припасы можете взять себе, а куда идти, решайте сами, но тут вам в любом случае не место. Уходите.

— Как скажете, господа, — Йоган сожалеюще развел руками и отошел к ожидавшей его толпе.

Примерно через час-полтора, справившись с делом, все они окружили нас, тиская со слезами на глазах, пожимали руки, искренне, от души благодарили. Подошла попрощаться и Фанни. Ей тоже досталось. Да так, что сестренка, расчувствовавшись, даже смахнула слезу. Потом парни сели на коней отступников, построились в колонну по трое и сплоченным отрядом повернули на юг.

— А ребятушки-то отправились воевать, — с оттенком одобрения заметил Джон, — вот вам и простые ремесленники.

— За смертью они отправились, — глядя им вслед, с горечью промолвил янит. — То-то и беда, что ремесленники. Ведь меч для них все равно, что палка. На войне от таких только воронам польза. К сожалению…

— Да ладно вам мудрить, — возмутилась Фанни, — они взрослые мальчики и, уверена, смогут за себя постоять. Уж больно злы, хлебнув лиха сполна. Таких просто так теперь не возьмешь:

— Давайте кончать эти бесполезные разговоры, они нас, задерживают, — критически оглядываясь по сторонам на проделанную бывшими невольниками работу, предложил я, — так и кажется, что сюда вот-вот нагрянут непрошеные гости. Ноги надо делать отсюда. И поскорей.

— У тебя просто сдают нервы, — покачал толовой. Джон, но тут же отправился за повозкой. Я последовал за ним.

Она стояла там, где и говорил Йоган, позади палаток. На ней мы нашли мешок муки, два мешка ржаных сухарей, полмешка сахара, килограммов пятнадцать копченого сала, несколько связок сухой рыбы и бочок вина.

— Сказали же им ясно, все забирайте, — проворчал Джон, однако недовольным он не выглядел.

Подвинув съестные припасы, великан освободил пространство, которое щедро устлал матрацами. От моей помощи Джон наотрез отказался. Рядышком с повозкой хрустели овсом два крупных мерина, серые в яблоках. Животные выглядели мощно, для таких телега, нагруженная до предела, — что легкое перышко. Джон запряг их, и мы подъехали сначала к Рыжику. С предельной осторожностью великан с янитом переложили его на матрацы. Карл ожидал нас, тяжело опираясь на превосходный меч Шкуры, видимо подаренный ему Фанни. Гм, но где же сама сестренка?

— Фанни вернулась за вашими лошадьми, — уж с повозки ответил Карл на мой немой вопрос. — Обещала скоро быть.

Не прошло и двадцати минут, как она действительно показалась на пустыре, ведя за собой оставленных у дуба скакунов и вьючных лошадок. Теперь можно было ехать, дальше. Но куда, в Буреломный лес? Черт его знает, решить-то еще не решили.

Совещались мы уже в седлах и вскоре сошлись на общем мнении, что поход надо на время прервать. Ведь речь шла о жизни друзей. Также без возражений все согласились предпринять попытку найти пристанище в Буреломном лесу. За это говорило и то обстоятельство, что мы возвращались на нужное нам, северное направление.

Глава 4 ВЫНУЖДЕННАЯ ЗАМИНКА

Наконец-то имея перед собой конкретную цель, веселая компания отправилась в путь. Фанни, сидя на передке повозки, ловко правила, будто заправский возчик. Ее верная черная Ласточка бежала следам. Сен, по своему обыкновению в одиночестве, держался впереди, мы с Джоном составляли арьергард.

После бессонной, сумасшедшей ночи зверски хотелось спать, и я вскоре задремал в седле. Пробуждение было не из приятных: с неба полил холодный дождь. Хорошо еще, что повозку защищал брезентовый тент, не то вымокли б наши раненые товарищи до нитки. Укрыться же возможности не представлялось: вокруг простирались невысокие холмы, поросшие кустарником да чахлыми деревцами.

Вскоре земля раскисла, кони стали скользить и спотыкаться. Потому хочешь, не хочешь, а пришлось идти пешком. Дождь сопровождал нас почти до вечера, то стихая ненадолго, то опять возобновляясь с прежней силой. Затем его средоточие, свинцово-серые тучи, куда-то унесло мощно задувшим восточным ветром.

Упавшее настроение подняло восхитительное зрелище, открывшееся с вершины плоского кургана: мерцающая синяя гладь Небесного озера, особенно прекрасного в золотисто-алых лучах заходящего солнца. За озером, на севере, темнело какое-то большое черное пятно. Наверное, это и был тот самый нужный нам Буреломный лес. На западе водному раздолью не виделось конца, а вот слегка отклонившись на восток, мы могли, обогнув его берегом, легко добраться до Дебрей. На по-любому ночевать выходило здесь.

Помогая друг другу, мы сообща устроили на вершине временную стоянку, расседлали, напоили и накормили коней, установили палатку, сварили из медвежатины наваристый бульон для больных, приготовили недурное жаркое, подштопали одежду, выдраили оружие. Словом, дел было невпроворот. Тем не менее, мы частенько заглядывали в палатку, где лежали друзья: Карл спал, тихонько постанывая и что-то неразборчиво бормоча. Рыжик находился все в том же подвешенном между небом и землей состоянии. Н-да, лучше ему не было, но слава богу, не стало и хуже. Организм Рыжика боролся за жизнь… Мы старались ему в этом помочь: Фанни с ложечки вливала бульон, Сен, размотав бинты, чародействовал над колотой раной в груди, используя все свое искусство целителя и мага, мы с Джоном протирали влажными тряпочками лицо, меняли на пылающем лбу холодные компрессы.

Конечно, не остался забыт и Карл. Но янит, давший ему черные пилюли, похожие на капли смолы, и свежезаваренный отвар из собранных по пути лекарственных трав, попросил его не тревожить. Осмотрев наши болячки, он остался доволен. Здесь ухудшений не предвиделось. Также он уверил всех, что полученная им рана в бедро не что иное, как пустяк. Что ж, Сен являлся нашим главным лекарем, приходилось верить на слово. Хоть, правда, порой закрадывались сомнения в искренности его слов.

Лакомиться сочной медвежатиной пришлось уже в потемках, сидя в гудящей от усилившегося ветра палатке. После разгрома отряда Шкуры было опасно выдавать ночью костром свое местонахождение. Поэтому все необходимое мы успели приготовить еще засветло. Фанни, покончив с едой раньше остальных, пошла устраиваться на отдых. Как можно осторожней она легла рядышком с Рыжиком и Карлом.

Вскоре поднявшийся янит взял свой мешок, извлек из него сторожей и подставку. Расставил по сторонам света, после чего постелил матрац таким образом, что его бдительные часовые оказались возле изголовья, и сразу же уснул. Н-да, следовало признать, эти стеклянные магические истуканчики были сущей благодатью для участников экспедиции, ибо давали возможность экономить силы на ночных дежурствах.

Мы с Джоном еще посидели минут пять, прислушиваясь к нарастающему вою чем-то рассерженного ветра, но слипающиеся глаза властно напомнили о необходимости вздремнуть. Признав их требования разумными, мы немедленно отправились на боковую.

На рассвете побудку сыграли раскаты грома. Минут двадцать грохотало так, что уши закладывало, но, к счастью, дождь пронесло стороной. Все это время мы просидели возле не подвижного Рыжика, наблюдая, как янит ловко обрабатывает его рану и меняет бинты. Гном: пребывал в том же состоянии, что и прежде. А вот Лед-из-Брэнди выглядел несколько получше. Сказывались действие целительных пилюль Сена, травяной отвар да спокойный сон в тепле. Ничего, надеялись мы, даст бог, и Рыжик пойдет на поправку. Каждый старался верить в это непоколебимо и своей верой поддерживать других.

В молчании все подкрепились сухарями, холодной медвежатиной и чаем, заваренным на порошковом молоке. После еды Сен вновь снабдил Карла смоляными пилюлями. Джону втер в опухший висок гнусно пахнущую мазь, такой же дрянью покрыл глубокую ссадину на голове Фанни. А мне, для разнообразия, поверх швов помазал жгучей, что огонь, желтой жидкостью.

Сборы прошли без лишних разговоров и суеты, правда, от меня, однорукого, проку было несильно много. Примерно около восьми часов мы выступили дальше. Карл попросил у Сена, разрешение ехать в повозке сидя. Наш главный лекарь, немного подумав, неохотно согласился.

— Но не более часа, — поставил он железное условие, — и в виде исключения. Потому, как вам просто необходимо вылежать определенное время. Этого требую даже не я, а те внутренние повреждения, которые вы получили.

Озеро располагалось не столь близко, как показалось вчера. Все же незадолго до полудня мы вышли к его каменистому берегу. Удивительно, но даже вблизи поверхность его не потеряла своей поражающе яркой синевы. Озеро действительно напоминало насыщенное небо начала лета и полностью оправдывало свое название.

— Все дело, вероятно, в глубине, — попытался пояснить загадку обернувшийся янит, — я тут вспомнил одного знакомого, уверяющего, что побывал здесь дважды. Он-то и рассказывал, будто озеро бездонно и что питается оно исключительно подземными ключами. Потому в самый жаркий полдень его вода остается ледяной.

— Гм, видимо, так оно и есть, — поразмыслив, согласился Джон, перед этим окунувший в студеную влагу руки и вытащив их затем красными, словно вареные раки. — У нас в Оружейных горах есть подобные водоемы, особенно в юго-западной части. Помнишь, Алекс, на одном из них мы проторчали целых четыре дня?

— Это на Зимней Слезе, что ли? — поморщился я. — Да разве такое когда забудешь… Отпуск, палатка, припасы, состоящие из сухарей да гнуснейшего виски. Тьфу, до сих пор во рту остался его паршивый вкус! Перечисляя дальше, следует вспомнить двух девиц, вовлеченных в жизнь на природеи непрестанно ноющих на все лады о том, как им все там осточертело и как они, бедные, хотят вновь попасть в лоно цивилизации. А все ведь из-за тебя, Джон. Кто, как не ты, посоветовал не тратиться на много продуктов, обещая райскую охоту и изобилие мясных блюд! А кто травил байки про неисчислимые косяки карпов? Про огромную рыбу — лентяя под сто кило? Приплывающую под вечер к самому берегу и только и ждущую, чтоб ее оглушили да зажарили. Эх, Джонни, И тебе не, стыдно вспоминать при товарищах о своей бессовестной лжи? А я-то, кретин наивный, тогда и уши развесил… Да и девки те, бедные, тоже. Н-да, изголодались они на наших харчах. Благодарили сердечно…

Фанни, ожидая продолжения, заинтересованно посматривала на нас. Карл понимающе ухмылялся. Однако я не сказал больше ни слова. Пусть Джон сам отдувается за свойбылой грешок. Но тот, ясное дело, молчал в тряпочку, с излишне невинным видом обозревая открывшиеся просторы. У, негодяй!

По прошествии нескольких часов мы обогнули восточный край озера, после чего оказались лицом к лицу перед непролазной стеной долгожданных Дебрей. Попытки обнаружить тропу, ведущую зверье на водопой, долгое время ничего не давали. Джон даже стал ворчать, выдвинув версию, что здешние животные пьют лишь исключительно виски да пиво. Наконец, наши поиски увенчались успехом, но найденная тропинка была столь узка, что о проезде там повозки не могло быть и речи.

Все же в итоге. Удача улыбнулась в виде, могучих дубов, просторной аллеей, уводящей куда-то в самую глубь. Внизу под шелестящим желтым покровом буйно разросшихся, соприкасающихся ветвями крон было сумрачно и сыро, зато вполне просторно. К сожалению, через час-полтора пути дубы постепенно сошли на нет, и мы вновь оказались перед стеной непролазной чащи. А быстро наступившие, окутавшие все вокруг сумерки до утра приостановили поиски дальнейшей дороги.

— Завтра придется повозку бросить, — неохотно признал я за поздним ужином, когда все обычные заботы и приготовления к ночевке были окончены.

— Ничего не поделаешь, — пожал плечами Сен, — в здешних дебрях это рано или поздно неизбежно.

— Соорудим носилки, — С излишним оптимизмом предложила Фанни, — либо волокуши, если наш господин лекарь позволит.

— Никаких разговоров быть не может про волокуши, — нахмурился янит, — больных нельзя трясти.

— Прежде чем их вообще куда-то тянуть, надо хорошенько все вокруг разведать, — высказал свое мнение и Джон, — чтоб, значит, не мытарить понапрасну.

— Вот с утра этим и займемся, — не стал перечить Я. — Фанни останется приглядывать за парнями, а мы основательно исследуем окружающий мир.

— Ох, ты ж, мать твою, исследователь какой нашелся, — с негодованием возмутилась Фанни, — лучше сидел бы да помалкивал со своей одной рукой. Вот ты-то и должен остаться. И никак иначе, братишка.

— Ну уж дудки, не выйдет, — яростно воспротивился я. Но друзья насели сплоченным фронтом и поневоле пришлось отступить.

Ночь в Буреломном лесу прошла спокойно. А на заре Сен, Фанни и Джон разошлись в разные стороны, уговорившись в полдень вернуться назад. После их ухода мы с Карлом перекусили, потом подсели к гному, начавшему тревожно ворочаться. Спустя пару минут он уже вовсю метался в бреду, выкрикивая невнятные ругательства и слова на тарабарском гномьем языке. Я влил ему в рот несколько ложек приготовленного Сеном черного густого отвара из диковинного корня, шевелившегося, если на него попадали капли воды. Чудесное зелье подействовало почти мгновенно. Успокоившись, Рыжик крепко уснул.

Мы же с Карлом, стараясь его не побеспокоить, тихонько разговорились. Прежде всего Карл попросил прояснить обстоятельства, загнавшие нас в такую опасную даль. Историю Фанни он уже знал подробно от нее самой. Время хватало, поэтому, не торопясь, в деталях я все ему рассказал. Выслушав до конца, соратник по множеству рискованных походов уставился на меня. А затем одобрительно заявил:

— Вот это любовь! Как в прежние славные времена настоящего рыцарства. Наперекор всему! Досадно только, что задержка из-за нас вышла…

— Ничего страшного в том нет, — уверил его я. — Брат сестру, надеюсь, не обидит. Главное, чтобы вы с Рыжиком крепко стали на ноги. Тогда все и двинем дальше. Хм, хотя, прости, дружище, за то, что я самолично решаю. Ведь у тебя могут быть свои планы.

— О каких личных планах ты говоришь, браток? — даже слегка обиделся Карл. — Старому-то, проверенному в деле товарищу? Которого вы к тому же только что выручили из злой неволи, а теперь вон выхаживаете? Неужели ты всерьез считаешь, будто я после всего этого смогу вас бросить на произвол судьбы? Да предложи ты мне еще в форте участие в готовящейся затее, и я с радостью согласился бы помочь.

— Нисколько не сомневаюсь, дружище, — как можно мягче постарался ответить я. — Но мы уже тогда по вине поганого Хорька стали изгоями и потому не хотели навлекать неприятности на головы других.

— Черт подери, Алекс, подумаешь неприятности, — не соглашаясь, завозражал Карл, — да я плевать на них хотел, когда дело касается дружбы. Ну да ладно, теперь-то что об этом… Тут другое… Ты вот упомянул о Хорьке, то есть Феликсе Ларсе, нашем последнем командире. А знаешь ли ты, браток, что он оказался, предателем?

— Ты серьезно? — пораженно выдавил я из себя. — Хм, хотя понятно, такими вещами не шутят. Не удивлюсь, если эта мразь окажется причастна к гибели капитана Морвеля. Пухом ему земля. — Убежден, так оно и есть, — печально вздохнув, согласился Карл, — впрочем, прямыми доказательствами я не располагаю.

Повисло напряженное молчание. Прерывая его, я внезапно охрипшим голосом попросил:

— А теперь расскажи, пожалуйста, об осаде Обреченного форта. Я все, знаешь ли, старался оттянуть этот разговор. Да и Джон тоже. Тяжело, понимаешь?

— Очень хорошо понимаю, — сочувственно произнес Карл, — и за что укоряешь себя, понимаю. Да только ни в чем ты не виноват. Ни в чем и ни перед кем. А потому прими совет — не мучай себя понапрасну. Ничего, кроме лишней боли, это тебе не даст. Уж поверь. Что касается обороны форта… Похвастаться нечем, бесславное вышло дело. Полагаю, повинна в том проклятая Черная Магия. Не иначе… Ну посуди сам: за четыре-пять дней до начала войны появились тучи всевозможных насекомых: мошкара, комары, какие-то летающие клопы и еще черт знает что. Ох, и достали же они нас. Нигде спасу не было. Народ злился, бранился, чесался, но, к сожалению, никто не распознал в этом нашествие, первый эшелон войск Черного Короля. Да и кому в голову могло прийти такое? А между тем так оно и оказалось… Уже на третьи сутки покусанные люди почувствовали себя плохо. Бедный Гробовщик с ног сбивался, стараясь сделать хоть что-то. Тщетно. Вскоре умер один новенький, ты, Алекс, его не знаешь, за ним пришел черед Рона Лотоса и Сэма Крысолова. Вот когда все всполошились и направили к Ларсу делегацию выборных ветеранов.

— Ничем не могу помочь, — с непонятным тогда злорадством ответил Хорек, — по всей Границе, во всех без исключения фортах такое творится. Так что вы, служивые, от меня хотите? Какие такие лекарства я могу достать?

Словом, не солоно хлебавши, ветераны ушли. А к вечеру на ногах пребывала лишь половина личного состава, другие же валялись в жуткой лихорадке. На следующую ночь в более-менее пригодном для несения службы состоянии осталась едва ли треть той половины. Их расставили по двое-трое на самые опасные участки и ключевые посты. Наступившее утро оказалось роковым. Первые лучи восходящего солнца осветили стройные ряды победно вышагивающей вражьей рати, идущей без опаски, словно на параде, прямиком к форту. Гады прекрасно знали: крепость некому оборонять. Почти некому. Ибо те немногие, кто был еще способен держать в руках оружие, встретили неприятеля у выбитых тараном ворот. И все до единого полегли…

Я слушал Карла, не прерывая, чувствуя подкативший к горлу комок. Но глаза мои так и остались сухими.

А он продолжал:

— Сам я, правда, этого уже не видел. Проклятая лихорадка свалила меня накануне в башне Аиста. В себя пришел уже в плену. Выздороветь удалось благодаря вонючему пойлу-противоядию, которое давали отступники всем без исключения. Тогда еще у них не было лишних рабочих рук. Заботились, сволочи, об их сохранности. Это потом уже, в гигантском тюремном лагере «Рай», забитом людьми до отказа, они до предела обесценили жизнь.

— Ну подумаешь, — цинично смеялась охрана, — замордуем сегодня в охотку сотню-другую. Что с того? Завтра прибудет несколько тысяч. Какой убыток нашему Властелину? Почти никакого. Одна сплошная прибыль. К тому же Господин щедр и не мелочен.

Видно, волна пережитого нахлынула на Карла, ибо он неожиданно умолк и лишь с горечью качал головой. Заговорил он минут через десять, но на другую тему:

— А мне, знаешь ли, браток, дом родной стал часто сниться. Один и тот же сон… Хм, не знаю, может, он вещий и все когда-нибудь так и произойдет. Я даже стих еще в форте сложил, вернее сказать, слова сами пришли, совершенно без всяких усилий. Хочешь послушать?

— С огромным удовольствием, — уверил я, — ты же прекрасно знаешь мою слабость к поэзии, да и к литературе в целом.

Карл буквально просиял:

— Тогда суди мое творение не слишком строго.

Я вернулся… Походы и битвы уже позади.

Вот родительский дом, позабытый на множество лет,

Он стоит постаревший, и больно в груди…

Да и я стал не молод от бед и побед.

На завалинке дремлет разнеженный кот,

Здесь когда-то раскуривал трубку мой дед.

Кот не помнит меня, ему отроду год.

Ну а память моя, будто острый стилет.

Там, за домом, разросся запущенный сад,

В нем возился приехавший с поля отец.

Он лелеял деревья, не жалея затрат,

Но на свете всему наступает конец…

Незажженною свечкой застыла печная труба.

Мама, где ты? Сейчас бы твои пироги…

И закушена в кровь, задрожала губа,

Поздно вспомнил ты тех, кто тебе дороги…

— Карл, дружище, — растерявшись, я даже не смог сразу подобрать нужные слова, — клянусь Памятью Предков, ты меня ошеломил. Честно говоря, не ожидал, что эта будет так сильно! Ей-богу, стих просто великолепен. Ну, молодец!

— Да что ты, Алекс, — слегка смутился, он, — в общем-то, ничего особенного.

— Вот уж нет, братишка, — с жаром завозражал я, — мне со стороны видней. А в поэзии я неплохо разбираюсь.

Близился полдень. От ушедших на разведку товарищей пока не было никаких вестей. Да оно, пожалуй, еще и рановато. Я сменил компресс на лбу Рыжика, осторожно влил в его пересохший рот немного свежей воды. Гном после принятия отвара из корня до сих пор крепко и спокойно спал. Ну и слава Всевышнему, авось теперь дело пойдет на лад.

Поправив одеяло, я повернулся к Карлу, но тот, сморенный непривычно долгой беседой, тоже задремал. Решив немного размяться, я тихонько вышел из палатки, не забыв прихватить с собой лук, стрелы и верный меч. Совсем рядом паслись наши стреноженные кони, выискивавшие пригодную траву. Овес поневоле приходилось экономить, вот они, бедняги, и подкармливались чем могли. Н-да, если мы думаем надолго обосноваться в Дебрях, то эту проблему надо спешно решать. Иначе…

Дальнейший путь придется проделать пешком. Приблизившись к Дублону вплотную, я потерся щекой о его шелковистую, мягкую морду, погладил, похлопал по крупу. Уж очень мой верный мерзавец любил всякие ласки. Сзади за плечо меня легонько схватила зубами хитрая Ласточка. Пришлось уделить внимание и плутовке.

Шагах в пяти от палатки протекал крохотный ручей. Возле него скалой высился замшелый камень, на который я затем и уселся, поглядывая на уносимые стремительным течением желтые листья, отважных мореплавателей муравьев, порой деловито по ним снующих и при случае лихо берущих на абордаж проплывающие кусочки коры, сосновые иглы и веточки. Здесь, в глубинке Дебрей, было тихо, безветренно, но прохладно и сумрачно. Обычно такие места навевают на меня легкую грусть, размышления…

Вот и сейчас на ум пришел Карл Рангер. Я попытался вспомнить, что же я знаю о его прошлом. Оказалось, очень немного. Всего лишь то, что он немец, родился в Кельнском графстве, считающемся одним из самых процветающих в Германской Империи. Еще как-то раз, немного разоткровенничавшись, Карл вскользь упомянул о своей трехлетней службе в одном из элитных конных полков Вильгельма. Гм, интересно, какие обстоятельства заставили его покинуть спокойную старушку Европу и, перебравшись на Английский континент, вступить в постоянно редеющие ряды Пограничного Братства? Возможно, дело все в несчастной любви или преследованиях властей за дуэль. Такое бывает, когда в честном поединке сразят какого-нибудь знатного вельможу. Хотя мне-то что до чужих тайн? Своих хватает больше, чем надо.

За спиной послышались громкое пыхтение, треск ломающихся веток сухого подлеска, раздраженная брань. Кто-то, будто слон, ломился сквозь чащу. Схватив лук со стрелами, я залег за камнем. Спустя минуту-другую появился вспотевший злой Джон с изрядно исцарапанным лицом и в основательно изодранном плаще.

— Ого, приятель, ну и видок у тебя, — невинно посочувствовал я. — Никак пытался приручить крапчатую рысь?

— А, да что там рысь, — рявкнул Джон, осторожно, стараясь не задеть висок, вытирая ладонью мокрый лоб, — эти чертовы заросли дерут похлеще сотни диких кошек. Змеей надо быть, чтобы по ним лазить. Ладно, скажи лучше, как там. Рыжик с Карлом?

— Боюсь сглазить, но гном, кажется, таки стал на путь выздоровления. После вашего ухода я дал ему отвар из корня. Теперь он спокойно спит, и даже жар стал намного меньше. Карл, тот вообще молодчина, хорошо держится. Главное, духом не падает, а для поправки это первое дело. Знаешь, Джон, мы тут с ним все утро проговорили. Я ему про наши планы и приключения поведал, он же выложил свою историю: про осаду форта, плен… — предупреждая его готовый вырваться из уст вопрос, я отрицательно замотал головой. — Нет, Джон, пусть он сам вечером тебе все расскажет. Как очевидец… Ты лучше признавайся, где шлялся и что нашел.

— Да везде один хрен, — в сердцах чертыхнулся Джон, — не лес, а настоящие джунгли. Полянок, прогалинок, старых вырубок — ни фига подобного нет и в помине, лишь сплошная непролазная стена. Каждый шаг приходится преодолевать с огромным трудом. Представляешь, — Лоза? М-да, что и говорить, прогулка не удалась.

Я сочувственно вздохнул и попытался его обнадежить.

— Вот-вот должны подойти Фанни с Сеном, возможно, хоть один из них да и обнаружит что-нибудь путное. А на худой конец и здесь можно остаться: ручей — рукой подать, ветра нет, тихо. Палатка же у нас добротная, в такой можно запросто и зимовать.

— Нежелательный это вариант; Алекс, — проворчал, придирчиво оглядываясь, великан, — потому как опасный. Во-первых, слишком близко от края леса, во-вторых, слишком удобная прямая аллея дубов, способная прельстить и заинтересовать не только нас. Достаточно или продолжать?

— Черт подери, Джон, но я же предлагаю это на крайний случай, — рассердился я. — И кто, скажи, мешает нам тогда организовать постоянный пост у самого начала дороги?

— Да на кой ляд он нужен, — Джон смачно сплюнул, — когда у янита есть его стеклянные истуканчики? Разве в том дело, братишка?

— Джон, мудрая голова, — прервал я его словесные нотации, чем критиковать, предложи что-нибудь получше.

— Не сомневайся, вот только умоюсь сейчас, попью водицы, малость перекушу, выкурю трубку, мозги и заработают как надо, — преисполнился внезапного оптимизма Джон.

— И одарят всех нас убогих блестящей идеей, — съехидничал я.

— Брр! — великан уже плескал себе в лицо студеную, кристальную воду ручья. — Угу, пацан, так оно и будет. Хочешь пари?

— Иди ты, — отказался я, — какое, к дьяволу, еще пари? Настроения нет.

Едва мы с Джоном на пару взялись за копченое сало с сухарями, как из густых зарослей, словно бесплотный дух, возник янит. На наш немой вопрос он только сожалеюще развел руками. Ничего! Оставалось дожидаться Фанни, а она что-то запаздывала. Мы уж было, заволновавшись, решили идти по ее следам, но сестренка объявилась сама. И не менее бесшумно, чем Сен. Хорошенькое раскрасневшееся личико нашей подруги сияло от счастья.

— Мальчики! — победно объявила она. — Я отыскала вполне приличный заброшенный дом. Думаю, стоит его слегка подремонтировать и не будет страшна никакая лютая зима. Ну если, конечно, придется здесь дожидаться прихода весны.

Что оставалось делать мужчинам? Правильно, аплодировать единственной женщине. Правда, мои карикатурные рукоплескания оставляли желать лучшего, но что тут поделаешь? Убедившись, что Карл с Фин-Дари еще спят, мы по-быстрому перекусили. Забот-хлопот было предостаточно, они-то и заставляли торопиться. Перво-наперво требовалось соорудить пару носилок. Материалом для их изготовления послужил длинный брезентовый мешок, разрезанный на две части, а также в меру тонкие стволы сосенок. После этого настал черед повозки: ее пришлось сжечь, пепел же и золу зарыть в яме, затем сокрытой под слоем листвы и хвои. Ведь совсем ни к чему оставлять такое неопровержимое свидетельство нашего пребывания здесь. В огонь были брошены также грязные бинты, объедки и вконец разлезшиеся сапоги Карла. Вместо них предусмотрительная Фанни еще в разгромленном лагере Шкуры припасла две пары почти совершенно новых, из прочной буйволиной кожи. Конечно, сапоги пришлось снимать с мертвецов, но это лучше, чем оставить товарища в холод босиком. «На подобные вещи всегда надо смотреть как на законные трофеи, добытые в честном бою», — частенько говаривал сам Лед-из-Брэнди в не таком уж и далеком прошлом.

Подготовкой тяжелораненых к транспортировке, занялись Сен с Джоном. Они осторожно вынесли сначала Рыжика, аккуратно положив на носилки. Гном спал таким глубоким, беспробудным сном, что мне даже стало не по себе. Гм н-дa, ну и корешки имеются в запасе у нашего монаха.

Карл очнулся когда поднимали Рыжика. Не желая утруждать друзей; он попытался выбраться сам, за что получил от Сена крепкий нагоняй. Пока наши товарищи устраивали больных поудобнее, мы с Фанни убрали палатку; затем уже все вместе скатали, матрацы, одеяла; сложили прочие необходимые походные предметы. Коней связали вереницей, одного за другим, и наконец-то были готовы двинуться в самую гущу Дебрей к найденной избушке. Мы с Джоном несли порывавшегося встать Карла, Сен на пару с Фанни — беднягу Рыжика. Сестренка как проводник шла первая.

Шла… Точнее сказать, с трудом продиралась, за ней — мы, тихонько ругаясь на все лады, за нами — кони, вероятнее всего, тоже вовсю кроющие матом на своем языке. Спустя час этой каторги появилась звериная тропка. Получасовой отдых на ней оказался совсем не лишним. Черт, моя правая рука здорово подустала, сменить же ее я не мог, Хорошо Джону с его силищей, он и одной левой пронесет носилки хоть тридцать километров. Но я, увы, не Джон.

Еще пару часов блужданий с одной тропы на другую привели нас на небольшую полянку, на которой стоял небольшой бревенчатый дом с покатой двухскатной крышей, еще сохранившей остатки когда-то покрывавшей ее дранки. Чуть поодаль расположился колодец с торчащим над ним журавлем. Непролазные заросли подступали со всех сторон, грозя через несколько лет поглотить и поляну, и сам дом. Но мы не собирались здесь на столько задерживаться.

— Милости прошу, господа, — Фанни сделала широкий приглашающий жест. — По душе ли жилище?

— А чего ж, — охотно откликнулся Джон, — с виду домишко неплох, но надо глянуть, какой он изнутри.

— Уф! Ф-ф! Да лично мне сейчас хоть шалаш подавай — все одно одобрю, — отдуваясь, признался я, — был бы повод передохнуть.

Сен смолчал, недоверчиво вслушиваясь и всматриваясь в сторону замершего строения. Но он напрасно так насторожился, будь домик нечист, я почуял бы это задолго до него.

— Чего застыли истуканами? — недовольно повела плечиком Фанни. — Ишь ты, уши навострили. Да проверила я все и снаружи, и внутри. Иначе не привела бы сюда без всякой опаски. Могу засвидетельствовать: до нас здесь лет десять никто не жил. Ну-ка за носилки и марш в дом.

Мужчины послушно выполнили приказ. У прочных, грубо сколоченных дубовых дверей Фанни приостановилась, открывая их коротким пинком ноги, затем, стараясь не потревожить покой Рыжика, осторожно ступила через высокий порог. Мы последовали за ними и очутились в одной большой комнате, тускло освещенной последними лучами усталого светила, проникавших через три замызганных, подслеповатых оконца. Носилки опустили рядышком на пол, желая без помех оглядеться.

Результаты смотрин удовлетворили всех. Дом оказался действительно неплох, при нужде в нем можно было выдержать не только зиму, но и осаду. Северную сторону помещения занимал примитивно сложенный камин, возле которого располагался солидный штабель припасенных дров. Восточную — многочисленные полки с запыленной посудой и три приземистых шкафа с дверцами, издававшими душераздирающий скрип. Вдоль западной стены тянулась широкая лавка, а южную украшали две стоявшие одна возле другой кровати со спинками, покрытыми вычурной, искусной резьбой. Гм, кому-то явно нечего было делать долгими зимними вечерами. В центре комнаты стоял тяжелый простой стол, возле него валялись четыре табуретки. Вот, пожалуй, и все внутреннее убранство.

— Пещера высший класс, добротная, — на свой лад одобрил Джон, заглянувший едва не во все щели, — однако повкалывать придется, уж больно все запущено.

Впрочем, здесь понравилось и всем остальным, даже поначалу отчего-то хмурившемуся Сену. Не знаю, кто тут в прошлом обитал, но ничего враждебного прежний жилец после себя не оставил. И на том, как говорится, большое спасибо.

Первым, чем мы занялись после осмотра, было обустройство тяжелораненых товарищей. Джон притащил снятые с лошадей внушительные тюки с захваченными в лагере отступников спальными принадлежностями. Фанни выбрала по паре самых мягких матрацев, постелила их на кровати, вместо подушек положила сложенные в несколько раз одеяла. Теперь можно было укладывать Рыжика с Карлом в приготовленные постели. Те минимальные удобства, которые от нас зависели на данном этапе, мы им создали.

Дальнейшая суета происходила уже в сумерках: Джон с Фанни возились с лошадьми, я растапливал камин. Сен, расставив сначала на средний шкаф стеклянных сторожей, находился подле больных. Пребывавшему в глубоком забытьи гному он вновь влил в рот черный густой отвар странного корня. Карлу же дал проглотить смолистые пилюли. Уже после них Сен оглядел мельком мою размотанную руку, при этом коротко бросив:

— Превосходно, если дело пойдет так и дальше, то дня через два-три сниму швы.

— Вот славно! — обрадовано подумал я, — Значит, скоро перестану быть однорукой обузой. Работы-то вокруг непочатый край.

Когда совместно с янитом мы принялись за приготовление немудреного ужина, дверь распахнулась, впуская пригнувшегося Джона и следующую за ним Фанни. Они принесли с собой еще остававшиеся под открытым небом продукты и бочонок вина.

— Ночью быть дождю, — тоном библейского пророка изрек Джон, — промокнет тогда наша животина. Завтра же надо соорудить на первый случай навес, а там и конюшенку какую-никакую.

— Я займусь крышей дома, — вызвался янит, — да и стены стоит хорошенько проконопатить мхом. Предстоящие морозы следует встретить во всеоружии, ибо боюсь, что лечение затянется до самой зимы. А куда потом ехать, если дороги завалит снегом?

— Беру на себя снабжение тружеников свежим мясом, — с достоинством заявила Фанни, — я тут уже кое-что приметила: звериные тропы, — водопой на речушке невдалеке, участочек, облюбованный фазанами.

— А мне-то что делать? — растерялся я. — Может, помочь кому-нибудь из вас?

— С одной рукой? — отмахнулся Джон. — Да что, я сам не управлюсь? Не сходи с ума, приятель.

Просительный взгляд на Фанни не возымел ровно никакого действия.

— Вы, Алекс, сейчас лучше всего проявите себя на славном поприще повара, — решил мою судьбу янит, — конечно, и это будет нелегко, но я буду возиться рядом, так что кухонную черновую работу выполню. Да, и заодно вы присмотрите за нашими серьезными больными. Самих оставлять их пока никак нельзя.

Что мне оставалось делать? Угу, правильно, с тяжким вздохом согласиться.

В ожидании доваривавшегося в большом котле супа из медвежатины мы уселись за стол.

Давно проснувшийся Карл, устроившись полусидя, внимательно прислушивался к нашим разговорам. Послестольких странствий под открытым небом было необычайно уютно сидеть вот так запросто в полутьме, глядя на ярко пылавшую пасть камина и знать, что над головой настоящая крыша, а вокруг прочные стены. Тихую идиллию покоя нарушал лишь Джон, порой начинавший шумно сопеть да покрякивать. Он так и эдак вертел трофейный бочонок, теперь по праву победительницы принадлежащий Фанни. В конце концов, не вытерпев, он его потряс, затем выбил дубовую затычку и осторожно нюхнул.

— Мать честная… — последовал благоговейный выдох. — Братцы мои, да это ж отличный коньяк!

— Н-да, Шкура была не дypa, знала, что взять с собой пить в дальнюю дорогу, — криво улыбнулась Фанни. — Только не могла предвидеть одного: этот бочонок уже не про ее честь. Так что, Малыш, перестань облизываться, словно кот, а лучше бери да наливай. Полагаю, по стаканчику никому не повредит.

— Про меня тоже не забудьте, — скромно напомнил Карл, — два-три хороших глотка вряд ли принесут вред. Как вы считаете, господин Сен?

— Ну разве что граммов сто пятьдесят, — снизошел монах, нa которого тоже, видать, подействовала уютная благодать жилища. — И больше ни-ни.

Глиняные кружки, а вместе, с ними миски нашлись тут же, под рукой, на ближайшей полке. Поэтому рыться в мешках в поисках своей посуды мы не стали. Пока Джон разливал коньяк; поспел наваристый мясной суп. Нарезанное кусочками сало давно уже стояло на столе, тут же присутствовали рыба, сухари и довольно приличный салат из солоноватой зелени, добытый по дороге монахом. Но прежде чем самим приняться за еду, мы терпеливо дождались, пока остынет отлитый для больного Рыжика бульон. Затем Фанни совместно с Сеном попытались с ложечки влить в него хоть немного. С большим трудом, однако, им это удалось. Гном пребывал еще в бессознательном состоянии, но на мертвеца уже не походил, дыхание его становилось ровней, цвет лица менялся в сторону здорового, розового. Сказывалось действие магии Сена и его загадочных лекарств.

Позаботившись о самом беспомощном, мы вспомнили и о себе, с аппетитом принявшись за горячее, парующее варево. Карлу еду с коньяком поставили на самодельный потрескавшийся поднос, положенный ему затем на колени. Джон, опустошив половину своей миски, кстати, самой большой из найденных, решил, что настало время уделить внимание божественному напитку. Бережно подняв огромной ручищей кружку, он провозгласил, тост:

— За Фин-Дари и Карла Рангера! За их скорое, полное выздоровление и железное здоровье до ста лет!

Дружно стукнувшись, вся компания выпила до дна. Ух! У меня даже слегка захватило дух, настолько была крепка и обжигающа проглоченная ароматная жидкость.

— Хорош, зараза, — одобрительно причмокнул Джон, — только, честно говоря, маловато. Может, повторим, а, други?

— Не торопись, — придержал я его, — вечер длинный, успеем добавить.

Остальные товарищи поддержали меня.

— Ну как хотите, — разочарованно сдался Джон, — потом, так потом. Только, бочонок-то уберите со стола, чтоб не раздражал. Уж больно в нем коньячина славный.

— Вы совершенно правы, — согласился Сен, — да и выдержки он немалой: двадцать пять, а то и все тридцать лет. К тому же, думаю, не ошибусь, если скажу, что делали его в солнечной Франции, в одной из южных провинций.

— Значит; скорее всего в Бургундии, — определила Фанни, отодвигая в сторону пустую миску. — Тамошние вина и коньяки по праву считаются лучшими в мире.

— Вот мы сейчас еще разок для верности и продегустируем, — ухватился Джон за предоставленную возможность, — точно ли этот коньяк потянет на бургундский или же нет.

— Ну что с тобой поделаешь, «дегустатор», давай проверим, — Фанни с улыбкой поставила перед ним свою кружку. — Ой! Куда столько? Половинки хватит. Смотри, негодяй, ежели окосею, тебя первого гонять начну.

Но ухмыляющийся до ушей Джон, сделав вид, будто ничего не расслышал, уже наполнял до краев три оставшиеся посудины. — За победу над Черным Королем — предложил я второй тост.

— По такому случаю не грех и мне ещё чуток плеснуть, — просительно проворчал Карл, протягивая пустую кружку.

Джон вопросительно посмотрел на янита. Тот нахмурился, но потом все же согласно кивнул головой, не забыв при этом строго предупредить:

— Максимум пятьдесят граммов. Но учтите, это только по случаю новоселья.

Джонпо доброте душевной бухнул все сто пятьдесят, затем прикрыл верх кружки широкой ладонью, чтоб, значит, не заметил монах, и, поднявшись, направился к Карлу. К несчастью, перед самой кроватью он перецепился о лежащее на полу седло, вследствие чего весь коньяк вылился на доски пола.

— У, растяпа! Медведище неуклюжий! — стала отчитывать его Фанни. — Бог с ним, с пойлом-то этим, пускай и бургундским. А если б ты на раненых грохнулся? К тому же седло с твоего Тарана. Почему бросаешь, где попало?

— Да забыл я за него, сестренка — сделал попытку оправдаться великан. — Голова, знаешь ли, была занята тайной содержимого сего бочонка. Вот и оплошал.

— Ладно уж, — снизошла Фанни, — задвинь-ка пока седло под кровать. Утром повесишь к нашим, на стену. Да снова налей немцу, не то он в тебе взглядом две дырки прожжет. И постарайся больше не спотыкаться.

Джон с готовностью исполнил веленное, правда, с небольшой поправкой. Теперь вместо ста пятидесяти в кружке плескались все двести. О чем-то глубоко задумавшийся Сен не увидел этого, а возможно, просто не захотел увидеть.

— За победу! — напомнил я.

Опять стукнувшись, мы выпили и дружно принялись за сушеную тарань, сало да салат.

— Закуска в самый раз под французский коньяк, — с иронией заметила Фанни. — Ну очень подходящая.

— А, пустое, — небрежно отмахнулся я, — для таких тертых калачей это не проблема.

— В мужской, грубой компании никто не в состоянии понять бедную девушку, — с деланным неудовольствием пожаловалась Фанни. — Впрочем, чему тут удивляться?

Какое-то время мы еще негромко болтали, сонно щурясь на огонь да прислушиваясь к далекому волчьему вою. Сен уверял, что нашим скакунам серые разбойники вреда не принесут, ибо он защитил их специальными амулетами, развешанными на ветвях деревьев.

Первым отключился негромко захрапевший Карл, его примеру последовала зевавшая Фанничка, улегшаяся на удобной лавке у западной стены. Мыс Джоном постелили себе на полу, неподалеку от кроватей больных. Оставшийся за столом в одиночестве Сен продолжал неотрывно смотреть в огненную пасть камина, жадно облизывающуюся красными язычками пламени.

— И что он там, интересно, увидел? — засыпая, удивился я. — Брачный танец саламандр? Не иначе…

Пробуждение вызвал чей-то пристальный взгляд. Я немедленно открыл глаза и, поднявшись, увидел обалдело уставившегося на меня Рыжика.

— Хвала Создателю, Фин-Дари, наконец-то это произошло, — только и смог с изумлением вымолвить я. — Как себя чувствуешь, братишка?

— Похвастаться нечем, — слабым, свистящим шепотом признался он, — голова словно чугунная, а болит, будто после трехдневного непрерывного пира. Ой-ей-ей! В правой груди жжет неимоверно, во рту же гадкое ощущение кошачьей мочи. О-ой!

— Подумаешь, неприятности, — с радостью, негромко воскликнул я, — да это все мелочи по сравнению с той пропастью, из которой тебя вытащил янит. Эх, чертушка, и напугал же ты нас!

— А где это я? — бледный, с черными кругами под глазами, но уже немного напоминающий себя прежнего гном стал, кряхтя и охая, озираться по сторонам. Естественно, он сразу заметил Карла.

— О, блин! В нашей веселой компании новые люди? О-о-о! Да это же Лед-Из-Брэнди! Откуда, черт возьми?

— Тс-с! — приложив палец к губам, я призвал его к тишине.. — Пусть еще поспят, рассвет-то едва-едва забрезжил. Да и тебе не стоит пока много говорить.

— Ладно, Алекс, я помолчу, — устало покорился он, — только ты в двух словах поясни, что к чему.

— Будь по-твоему, — понизив голос, сдался я, — Тогда начну по порядку. Когда ты упал, Шкурой вплотную занялась: Фанни, и отступнице здорово не поздоровилось.

— Так ей, дрянной суке, и надо! — превозмогая боль, возликовал Рыжик. — Молодец сестренка, держит марку.

— Из охраны не ушел никто. Последних беглецов добил в реке Сен с группой помотавших ему невольников. О Карле мы узнали сразу по окончании схватки от одного из его товарищей по несчастью. Бедняга был тогда плох; почти как ты, ибо подонки Шкуры отбили парню нутро.

— У — у подлые шакалы! — гневно возмутился Рыжик, сочувствующе посмотрев на изможденное лицо старого товарища, лежавшего по соседству. — И как только таких иродов носит матушка-земля? Дивно…

— По нашей просьбе, — продолжил Я, — те ребята из освобожденных, что покрепче, уничтожили следы происшедших событий. После чего настала пора прощаться. Они прихватили оружие с лошадьми и единым отрядом повернули в сторону Спокойных Земель. Мы же погрузили вас с Карлом на найденную в лагере повозку и отправились на поиски безопасной берлоги. Она была необходима, чтобы залечь на требующееся для лечения время.

— Ты уж прости, Алекс, за задержку, — гном виновато шмыгнул носом, — э-эх, подвел я тебя…

— Фин-Дари! — я деланно сурово пригрозил пальцем. — Подобные глупости можно понять, лишь учитывая состояние твоего здоровья. Ну да ладно, покончим с этим. Слушай лучше дальше. По совету Йогана, товарища Карла по плену, мы взяли направление на север, достигли большого бирюзового цвета озера. Помнишь, уже виденного нами вечером с вершины обрыва? Обогнули потом его по берету с востока и оказались перед непролазной чащей Буреломного леса. Здесь-то, в самой глуши, Фанни и посчастливилось наткнуться на этот заброшенный дом. Так что, с новосельицем тебя, дружище.

— Спасибо, — отстраненно поблагодарил гном, к чему-то подозрительно принюхиваясь: Нос безошибочно указал ему, что запах источает большое пятно возле кроватей. — Что это? — он обвиняюще перевел взгляд с пола на меня.

— Коньяк, — туповато поведал я, — из Франции.

— Коньяк! — укоризненно передразнил гном. — Коню понятно, что не пиво. Я о другом. Почему сей благородный напиток оросил вместо чьей-то жаждущей глотки сосновые доски? Неужто у людей существует чудовищный обычай отмечать новоселье мытьем полов спиртным? Какое немыслимое варварство…

— Да это все Джон, — стал оправдываться я, — нес Карлу его кружку, да, споткнувшись, не донес.

— Тьфу! Вот редкостный болван! — Рыжик воинственно встопорщил бороду. — И как я сразу не догадался? Конечно, такое мог содеять только лишь наш неуклюжий деревенский медведь… Хм, но оставим в покое прошлое, давай перейдем к настоящему, друг мой. Наливай!

— Черта с два! — решительно отрубил я. — Запрячь подобные мечты поглубже. Или давно смертушка в глаза заглядывала? Будешь теперь долго пить и есть то, что твои лекарь позволит. Понял, негодяй?

— Ну хоть плесни на донышко, — жалобно заканючил он, — ты ж не жлоб, Стальная Лоза.

— И не проси, бесполезно, — непреклонно заявил я, выходя на двор отлить, — могу поклясться тебе в этом, чем угодно.

Вернувшись спустя пару минут, я застал его спящим. Разговор вконец умаял беднягу. Какой уж тут коньяк… А тем временем вся остальная компания продолжала беспробудно дрыхнуть. С превеликим удовольствием я присоединился к ней, плотней укутавшись в одеяло, защитившее от пробирающего до костей утреннего холода, и почти сразу же крепко уснул.

Прошел месяц. Карл с Фин-Дари выздоравливали даже быстрей, чем это можно было ожидать. Но все равно зиму твердо решили переждать здесь. Янит предсказывал частые метели и глубокие снега. Далеко ли уйдешь в такую погоду?

Поначалу большую проблему представляли ограниченные запасы продовольствия и совсем уж скудные остатки овса для лошадей. Все уладилось неделю назад, после нападения на обоз, везущий армии Черного Короля припасы и фураж. Теперь мы оказались солидно обеспечены всем необходимым не только на зимовку, но и на какую-то часть дальнейшего пути весной. Для Карла удалось добыть вороного красавца-коня.

Да, дела складывались хорошо. В обжитом, приведенном в порядок доме царила атмосфера уюта, добра, покоя. Лишь сны по ночам тревожили душу. В них меня навещали навеки ушедшие друзья. Бэн приносил внуку неизменные яблоки. Эти видения потом еще долго причиняли грызущую за самое сердце боль. Но чаще всех остальных мне снилась Арнувиэль. А утром я с тоской смотрел в заиндевевшее окошко, желая только одного — пришествия весны. К сожалению, визит этой юной девы не ускоришь нетерпением. Оставалось одно верное средство — ожидание. И я ждал.

Потери, потери, потери…

Ушедших следы заносили метели,

Живые сжимали суровые губы,

Их звали в походы далекие трубы.

И вновь за спиной оставались следы,

Цепочки идущей за каждым беды.

Никто ведь не знает судьбины своей,

Кого-то ужалит из черепа змей.

Ладью разнесет о скалу ураган,

А странник исчезнет в пыли дальних стран.

Прошедший все войны на ровном споткнется.

Седым ветераном мальчишка вернется.

Предаст лучший друг, а не выдаст злодей.

На троне воссядется грязный плебей.

Сиятельный принц, любимец народа,

Умрет на прополке рядов огорода.

Судьба и Фортуна — капризные Дамы,

Сплетают из жизней — сложнейшие гаммы.

Где черный, и белый — не единственный цвет.

А Горе и Радость — стандартный букет…

Загрузка...