Приключения без путешествий

Глава V ЗОЛОТОЙ КЛЮЧИК

Начальник, вызвавший к себе Виктора Зубова, был гневен и резок:

— Опять твои огольцы пакость учинили!

Виктор молча ждал продолжения.

— Является ко мне секретарь Толстого, Алексея Николаевича. Слыхал о таком?

— А как же, товарищ полковник! — не сдержал обиды Виктор.

— Вот тебе и как же. Знаменитый писатель, весь мир его читает, а тут такое безобразие!.. Приехал сегодня Толстой на своей машине к друзьям. Посидели, поговорили. Выходит на улицу и видит, что с радиатора машины пробка исчезла… Хороша картина?

— Не хорошо, товарищ полковник. Но… пробки чаще шоферы отвинчивают. Либо свою потеряют, либо так, про запас.

— А ты погоди. Про запас такую пробку не возьмут, она не фабричная. На ней статуэтка стоит — девушка с крыльями, и чистого серебра в этой девушке килограмма два. Понятно? Редкая пробка, ювелирной работы. Другому шоферу она ни к чему, с ней далеко не уедешь. Не иначе как сорванцы с этой улицы. Больше некому.

— Похоже, что так, — согласился Виктор.

— Безобразие! — опять возмутился полковник. — Среди бела дня! И у кого!.. Короче говоря, чтобы пробка была!

— Есть, товарищ начальник!

Захватив заявление о похищении пробки, Виктор ушел. Шагая по длинному коридору, он вспоминал «Петра I», «Хождение по мукам», «Аэлиту», — книги, доставившие ему много радости, и гордился тем, что его помощь понадобилась такому выдающемуся писателю.

«Хоть и невелика потеря — пробка, — рассуждал он, — а всё же ему должно быть обидно. Конечно, обидно! Обязательно нужно эту пробку найти и вернуть… Полковник прав, отвинтили крылатую девушку какие-то уличные озорники… Но кто именно?»

Виктор сидел за своим столом и прикидывал, с чего начать. Ясно было одно — действовать нужно очень осторожно. Если идти обычным путем, вызвать к себе подозрительных мальчишек, пригласить их родителей, — можно всё испортить. Виновник или запрется, и слова из него не вытянешь, или — еще хуже — забросит куда-нибудь эту пробку так, что ее и с собаками не сыщешь.

Поглядев еще раз на адрес места происшествия, указанный в заявлении, Виктор усмехнулся и поднял телефонную трубку.

— Нет, Шурика дома нет, он на даче, — ответил женский голос.

— Ах, да! — вспомнил Виктор. — В Сестрорецке?

— В Сестрорецке.

— Спасибо.

Виктор нашел в столе маленькую записку Шурика, сообщавшего о своем отъезде из города и приглашавшего в гости.

— Нужно ехать! — сказал он сам и, как всегда сразу же сделал то, что говорил.

Через час он уже ходил, высоко поднимая ноги, по серебристому песку Сестрорецкого пляжа и приглядывался к коричневым ребятам, прыгавшим и кувыркавшимся под горячим солнцем. Подняв руку козырьком, он долго смотрел на сверкавшую рябь залива. Оттуда накатывался на берег такой звонкий, заразительно веселый вал смеха и визга, что хотелось не медля присоединиться к неутомимым купальщикам.

Виктор разделся и, делая огромные прыжки, побежал по бархатисто-гладкому и прохладному дну мелководья.

Шурика он заметил издали, подплыл к нему подводой, схватил за ногу и потянул вниз. Только погрузившись в воду, разглядел Шурик зеленоватый силуэт уцепившегося за него парня и отчаянно дрыгнул ногой. Он уже хотел обругать обидчика, когда рядом с собой увидел смеющееся лицо Виктора. От неожиданной радости Шурик снова хлебнул воды и, отплевываясь, невнятно пробулькал:

— Д-дядь Вить!

— Испугался, герой!

— Дядя Витя! — всё еще не веря своим глазам, кричал отдышавшийся Шурик, — вы ко мне? В гости? На весь день?

— К тебе, но не в гости… Дело есть. Помощь твоя нужна, — говорил Виктор, плывя рядом с Шуриком.

— Наконец-то!

Сколько времени мечтал Шурик о настоящем сыщицком деле, которое когда-нибудь поручит ему Виктор. Иногда казалось, что это время никогда не наступит, что Виктор, как и все взрослые, только водит его за нос, заставляя хорошо учиться и набираться сил для того далекого и туманного будущего, когда он станет взрослым.

— Поплыли скорее, дядя Витя! — заторопился Шурик, зарываясь головой в воду.

Виктор смотрел на мелькавшие перед ним крепкие, мускулистые руки Шурика и вспоминал того щуплого мальчугана с пылкой фантазией и решительным характером, которого он четыре года назад вызволил из неудачного путешествия на «Северный полюс». Как он вытянулся и возмужал! На пользу пошли занятия у динамовцев.

Встретил Виктор как-то Шурикину мать, Елену Николаевну. Нахвалиться не могла на сына. И разумный, и внимательный, и по дому помощник. Совсем другой парень стал. Любит иногда прихвастнуть по-прежнему и помечтать по-ребячьи, но главное понял: скучные, будничные дела не обойдешь, осилить нужно.

На берегу в тени густо разросшихся кустов было прохладно, но Шурику не лежалось.

— Ну, давайте, дядя Витя, рассказывайте.

— Дядя, — усмехнулся Виктор. — Скоро меня ростом догонишь, а всё дядей кличешь.

— Ну ладно, товарищ Зубов, больше не буду.

— Нет уж, лучше дядей зови, а то как-то непривычно… Ну, слушай. Ты писателя Толстого Алексея Николаевича читал?

Шурик подумал и улыбнулся.

— Это который «гиперболоид»?

— Точно.

— И «Аэлиту» читал, дядя Витя. Мировой писатель!

— Так вот какая неприятность с ним произошла…

Виктор рассказал о похищении ювелирной пробки.

Шурик слушал, нахмурив мокрые брови, и на лице его появилась сердитая озабоченность.

— На нашей улице? — переспросил он.

— Рядом, в переулке. Пробку эту нам с тобой нужно найти и вернуть Алексею Николаевичу.

Шурик поймал губами зеленый листочек, щекотавший ему нос, пожевал его и уверенно сказал:

— Найдем. Поехали, дядя Витя, сейчас найдем.

— Не торопись, подумать нужно, как искать, где?

— А я знаю, где. У Петьки Пузыря, раз, помните, который у меня лису украл. У Генки, два. У Борьки-рыжего, три. Это непременно кто-нибудь из них. Вот увидите, дядя Витя.

— Предположим. Как же ты будешь искать?

— Как… Приду и возьму за шиворот: «Гони пробку или в милицию отправлю»! Сразу отдадут.

— Нет, — поморщился Виктор. — Зря я с тобой связался. Ничего у нас не выйдет.

— Почему? — озадаченно спросил Шурик.

— Как же это так, — придешь и схватишь за шиворот. А если тебя схватят и потребуют пробку?

— Так ведь я не брал…

— А Петька и Генка брали? Ты что, видел? Дадут они тебе по зубам и правы будут.

— Не дадут. Они меня боятся.

— Значит, на слабых хочешь силу свою показать? Кулаком запугать? Нет, друг, мне таких помощников не нужно.

— Дядя Витя, так я ведь не знал, думал, так лучше.

— Плохо думал. Даже если бы они и взяли пробку, всё равно ничего бы от них не добился. Напугал бы их только милицией и всё. А они бы пробку в Фонтанку бросили, и никаких бы следов не осталось.

— Как же искать? Вы только скажите, я всё сделаю.

— Давай думать. Как, по-твоему, если бы тот неизвестный паренек знал, что пробка принадлежит писателю Толстому, стал бы он ее отвинчивать или постыдился бы?

— Не стал бы.

— И я так думаю. Вряд ли найдется такой мальчик, который не читал бы «Гиперболоида», или «Детство Никиты», или про Буратино. Верно?

— Точно.

— А раз читали, значит, и писателя этого любят, уважают и не станут ему гадости делать.

— Точно!

— Вот давай мы с тобой этим обстоятельством, и воспользуемся. Ты расскажи ребятам, что на вашей улице обидели того самого писателя, который написал «Золотой ключик». Я уверен, что все они рассердятся и захотят найти пробку. Так у тебя появится много помощников. И тот, что похитил пробку, тоже узнает. И может быть, он пробку отдаст не от страха перед милицией, а от стыда. Так вернее будет.

План Виктора захватил Шурика. Он даже вскочил с травы и хлопнул себя по голым ляжкам.

— А вы со мной тоже к ребятам пойдете?

— Видишь ли, меня многие ребята на вашей улице в лицо знают. Сразу пойдет слух, что пробку милиция ищет. Тот, кто ее спер, подумает, что я его в тюрьму собираюсь посадить, испугается, и пробка может пропасть. Поэтому я к тебе и обратился. Всю операцию проведи сам, но меня держи в курсе дела, каждый час по телефону звони. Согласен?

— Еще как! — Шурик готов был расцеловать Виктора. Он бросился к своей одежде. Прыгая на одной ноге и другой нацеливаясь в штанину, он уверял: — Не пожалеете, дядя Витя. Вот увидите! Всё сделаю!

— Ты уехать можешь сейчас?

— Еще как! Только тете Лизе скажу. Мы тут рядом.

С тех пор как Шурик стал заниматься спортом и с помощью Виктора овладел некоторыми приемами бокса и вольной борьбы, его авторитет среди мальчишек стал недосягаемым. Он получил почетное прозвище «Шурка-боксер» и гордился им. Поэтому на его клич отозвались все, кто в этот час был дома.

Собрались мальчики на пустыре, недавно превращенном в футбольную площадку. Хотя Шурик созвал только самых умных и сильных ребят, учившихся уже в шестых и седьмых классах, к ним, однако, привязалась и мелкота, какие-то недомерки-второклассники, шумевшие и толкавшиеся больше всех. Славик хотел уж было погнать их в шею, но Шурик остановил его:

— Пускай, может, и они пригодятся.

Расселись у стенки на чем попало, и Шурик шепотом сказал:

— Сегодня на нашей улице случилось страшное преступление.

Ужас и любопытство заставили ребят ближе придвинуться к Шурику. Все глаза и рты были раскрыты.

— Такое преступление, — продолжал Шурик, — какого еще и не было никогда. Про гиперболоид инженера Гарина читали?

Неожиданный вопрос застал всех врасплох. Славик откликнулся первым:

— Читали.

— А «Золотой ключик», про Буратино и Карабаса-Барабаса читали?

Тут уж несколько голосов слились в один. Особенно радостно и звонко кричали малыши:

— Читали! Читали!

— А Петра Первого в кино видели?

— Видели!

— Так вот, все эти книжки и кинофильмы сочинил писатель Толстой. А сегодня утром он был на нашей улице.

— Кто был?

— Толстой, писатель.

— Врешь! — уверенно сказал Андрюшка-геолог, собиравший коллекцию булыжников и кирпичей. — Толстой давно умер, и Пушкин… Все классики умерли. Мне Венька сказал.

Венька, старший брат Андрюшки, учился в университете и знал про всё на свете. Спорить с ним было бесполезно. Но Шурик только презрительно усмехнулся:

— Ну и дурахман ты, Андрюха! Слышал звон, а откуда он, не знаешь. То был другой Толстой, который «Войну и мир» написал. Так он умер. А этот живой, на машине ездит.

Шурика поддержали Славка и другие ребята. Андрюшка замолчал. Литературный спор окончился.

— Так вот, — продолжал Шурик. — Приехал сегодня писатель Толстой на нашу улицу на своей машине. Остановился он за углом, в переулке, и пошел гулять. Я так думаю, что он хочет про нас написать и ходил — смотрел, какие мы. А на его машине, на радиаторе красивая такая пробка — девочка с крыльями.

— Я видел! — закричал вдруг маленький Юрка, тихий, чистенький мальчик, прославившийся тем, что он обрезал ножницами свои длинные ресницы, из-за которых его дразнили девчонкой. После этого ресницы отросли еще больше. Юрка очень страдал и при разговоре прятал лицо. Сейчас, когда все уставились на него, он покраснел и стал оправдываться:

— Честное пионерское, видел… Красивая такая, с крыльями.

— И Толстого видел? — с уважением спросил Шурик.

— Не знаю… Видел — дяденька выходил большой такой, и лицо такое… важное, — Юрка изобразил на своем лице строгость, глубокомыслие и надменность. — В нашу парадную зашел.

— Он! — подтвердил Шурик. — Точно! Это он к знакомым заходил. А потом, когда вышел, сел в машину, видит — пробки нет, украли пробку. На нашей улице…

Все затихли.

— А при чем тут мы? — спросил Андрюшка. — Разве мы ее взяли?

— Не все мы, а кто-то один спер. А думать он будет про нас всех.

— Кто?

— Толстой. Подумает, что мы жулики, крадем у людей вещи, и еще такое про нас напишет, вроде как про хулигана Ваську Табуреткина. Давайте, ребята, найдем эту пробку, отнесем ему и скажем, что мы никогда ничего не воруем, а с пробкой вышло недоразумение, ну, вроде случайно…

— Во будет здорово! — обрадовалась малыши.

— Давай! — согласился Толя, самый рослый семиклассник, не любивший много разговаривать. — Обойдем все дворы, поговорим и найдем.

— Мы вот как сделаем, — предложил Шурик. — Я уже придумал. Мы создадим штаб по розыску пробки, будет называться «Штапорп». Для руководства. Ладно? Членами штаба пусть будут Толя, я и Славик. Потом назначим разведчиков. Вот Юра будет разведчиком, он пробку видел…

— И я! И я! — послышалось со всех сторон.

— Всех назначим, но чтобы была дисциплина.

Организация «Штапорпа» была прервана неожиданным заявлением Ромки из четырнадцатой квартиры. Он всё время молчал, видимо колебался, и вдруг, собравшись с духом, сказал:

— Я знаю, кто пробку взял.

Все члены штаба и разведчики обступили Ромку.

— Кто? — спросил Шурик.

— Генка, который два раза скарлатиной болел.

— Откуда знаешь?

— А я видел: он этой пробкой орехи колол.

— С крыльями?

— Ага.

— А где он живет?

Генку, знаменитого тем, что он дважды болел скарлатиной, знали многие. Ответили сразу несколько человек:

— В доме восемь!

— Пошли! — скомандовал Шурик. — Только не все. Пойдут члены штаба и Ромка. Остальные пусть ждут здесь, мы пробку сюда принесем.

— Я тоже буду ждать, — сказал Ромка и отвел глаза.

— Боишься? — спросил Шурик.

— Пусть остается, — вступился Толя. — Обойдемся без него.

«Штапорп» в полном составе двинулся к дому восемь.

Генка не запирался. Он вызывающе смотрел на членов штаба и, засунув руки в карманы, бренчал чем-то в знак полной независимости. В поступке своем он не видел ничего постыдного.

— Ну, у меня, а что? — развязно спросил он.

— Отвинтил? — сдерживая ярость, спросил Шурик.

— Ну, отвинтил, а что?

— Вот дам по зубам, — не выдержал Славик, — будешь знать, что.

Шурик рукой отстранил Славика и продолжал допрос:

— Значит, ты — вор!

Генкино лицо отразило не столько обиду, сколько удивление:

— Какой же я вор? Что я — в карман залез?

— А какая разница? Пробку ты чужую уворовал.

Генка чувствовал себя припертым к стене и лениво соврал:

— Мне ее сам дяденька дал.

— Какой дяденька?

— Который в машине сидел.

— А ты знаешь, кто это сидел?

— Не знаю.

— Это писатель Толстой сидел, который про «Золотой ключик» написал и про Петра Первого — кино.

Генка заметно побелел.

— Врешь, — прошептал он.

— Не вру, а точно.

— Про Буратино? — переспросил Генка.

— Точно… А ты…

— А я почем знал… Я и не отвинчивал, она сама упала, еле держалась, а я нашел… Почем знал.

— А чего тут знать? Чужое, значит, не тронь! Отдай пробку, — приказал Толя. — Мы ее Толстому вернем.

Генка угрюмо смотрел на асфальт и ответил чуть слышно:

— Нет ее у меня.

— Не ври! — крикнул Шурик. — Сам сказал, что у тебя.

— Была у меня… Я обменял ее…

— На что?

Генка вытащил из кармана старый перочинный нож.

— Вот.

Все с отвращением смотрели на заржавевший и как будто обкусанный со всех сторон ножик.

— С кем обменялся?

— С Гришкой-беляком.

— С какого двора?

— Он не с нашего, не знаю, где живет… У кино трется.

Члены штаба растерянно переглянулись. Шурик тронул Генку за рукав голубой футболки и сказал:

— Пойдем на площадку.

— Бить будете? — дрогнувшим голосом спросил Генка.

— Обниматься будем, — съехидничал Славик.

— Никто тебя бить не будет. Я отвечаю, — успокоил его Шурик. — Там ребята собрались, думают, как пробку найти. И ты нам поможешь. Верно?

Генка оживился и тряхнул головой.

— Я найду! Отберем у Гришки, я ему нож отдам…

Появление членов штаба с Генкой было встречено на площадке криками радости. Но когда Шурик рассказал, что драгоценная пробка обменена на паршивый ножик, все накинулись на Генку. Толя и Славик заслонили его своими кулаками.

— Ребята, — кричал Шурик, — не будем драться. Генка сам хочет пробку найти. Он нам расскажет, какой это Гришка, и разведчики пойдут на поиск. Мы его найдем! Говори, Генка, какой он из себя, этот «беляк»?

— Обыкновенный беляк — заяц, — сказал Генка, — глаза у него косые и губа с прорезью. Он около кино трется, билетами торгует.

— Около какого кино?

— У разных, у «Спартака» его видел и около «Штурма» ходит, и на Невском…

Члены штаба посовещались и решили послать по два разведчика к каждому из близлежащих кинотеатров.

— Как увидите его, — напутствовал разведчиков Шурик, — один пусть бежит сюда, а другой пусть останется и последит за ним. Мы будем тут ждать. И Генка будет ждать. Двигайте!

Разведчики помчались к своим кинотеатрам.

Шурик вспомнил, что Виктор ждет от него сообщений о ходе поисков, но решил повременить с докладом. Ему хотелось сразу доложить, что задание выполнено и пробка найдена.

— А вдруг Беляк уже продал ее? — спросил Славик, когда члены штаба остались наедине. Он любил загадывать и придумывать всякие препятствия.

— Когда же он успел продать? — возразил Шурик.

— Не страшно. Покупателя найдем, — заметил Толя.

— А вдруг он скажет, что потерял? — беспокоился Славик.

— А вдруг, а вдруг, — передразнил его Шурик. — А вдруг его крокодил проглотил. А вдруг будет наводнение и он утонет. Тебе бы, Славик, бабкой-знахаркой работать, всё сидел бы и гадал. Действовать нужно, а не ковырять в носу.

— А я и не ковыряю, — обиделся Славик.

— Бросьте вы, — поморщился Толя. — Я думаю, не пойти ли нам проверить наших разведчиков. А то они зазеваются и забудут, зачем пришли.

Но это предложение даже не успели обсудить. К площадке бежал маленький Юрка и кричал что-то невнятное. Он так запыхался, что не мог выговорить ни слова. Он только глотал воздух широко открытым ртом и размахивал руками.

— Нашли? — с нетерпением потряс его за плечо Шурик.

— Ага, — выдохнул Юрка. — Там… У «Штурма»… билеты продает.

Все торопливо зашагали к кинотеатру «Штурм».

Гришку-беляка узнать было нетрудно. Раскосые глаза и рассеченная губа действительно делали его похожим на зайца, но только на зайца, потерявшего свою мягкую пушистую шубку и обросшего жесткими, черными, давно не чесанными волосами. Одетый, несмотря на жару, в пиджак с длинными рукавами, Гришка ни минуты не стоял на месте. Заячья голова его по-воробьиному дергалась в разные стороны, а ногами он выделывал какие-то кренделя, словно готовясь сорваться и бежать.

Шурик и Генка направились к нему. Толя и Славик остановились у витрины кинотеатра, делая вид, что их заинтересовали фотографии.

— Билеты? — деловито спросил Гришка, глядя одновременно и на Шурика, и на Генку.

— Нет, билетов нам не нужно, — сказал Шурик. — Ты отдай пробку, которую выменял, и забирай свой нож.

Гришкино лицо сморщилось, как у старушки, верхняя губа вздернулась и открыла красные десны.

— Чиво такое? — прошипел он дурашливым голосом. — Кембурчу-кубурчу?

— Отдай пробку, — повторил Шурик.

— Крумамчи-куберчу? — дурачился Гришка.

Шурик сделал шаг вперед, сжал кулаки и грозно сдвинул брови.

— Не кубарчи, а пробку отдай по-хорошему. Слышишь?

Гришка стал серьезным, и глаза его приклеились к самой переносице.

— Катись ты, — сердито проговорил он. — Чего пристал? Мена без перемена. И нету той пробки, забил я ее на барахолке.

— Лжешь? — твердо наступал Шурик. — У тебя она. Ты знаешь, чья эта пробка?

— Была чья, потом моя, теперь — никудыкина.

— Толстого это! — проникновенно сказал Шурик, уверенный, что имя писателя подействует на Гришку, как действовало на всех. — Про «Золотой ключик» читал?

В Гришкином лице появилась заинтересованность. Он дернул головой влево, вправо и шепотом переспросил:

— Золотой?

— А какой же, известно золотой.

— Толстый, говоришь, ключ? — всё так же шепотом спрашивал Гришка.

Ничего не понимая, Шурик кивнул головой.

— Настоящий золотой? — опять засомневался Беляк, но глаза его блестели.

— Настоящий! — убежденно ответил Шурик, начиная соображать, в чем дело.

— У тебя?

— У меня.

— Покажи.

— Дома.

— Тяжелый?

— Ага.

— На пробку сменяем?

— Сменяю.

Гришка засуетился. Глаза, у него забегали из угла в угол.

— У меня пробка захоронена, — признался он. — Я принесу, а ты ключ гони. Только если золотой, а то может медный?

— Говорю золотой! Написано…

— Проба есть?

— Ага.

— Куда прийти?

— Где Генка живет, знаешь? А рядом наш дом.

— Приду.

— Я буду ждать.

— Давай мотай за ключом. Я через час буду, мне ехать далеко.

— Ладно.

Гришка юркнул в толпу и исчез.

Когда все члены штаба отошли от кинотеатра, Шурик рассмеялся так, что перегнулся пополам и чуть не уткнулся носом в свои колени.

— Хватит тебе, расскажи! — нетерпеливо тормошил Шурика Толя.

— Сейчас пробку принесет, будет менять на золотой ключ.

— Чего? — изумился Славик.

— Я ему про «Золотой ключик» сказал, а он ничего не читал и даже про Толстого не слышал.

— Ну да!

— Ага! — подтвердил Генка.

— Он подумал, что у меня ключик из настоящего золота, которым замок открывают.

— Здорово! — восхитился Толя.

— А как же… Когда он привезет и увидит, что ошибся? — забеспокоился Славик.

— Поздно будет! Пробку-то мы отберем!

Шурик вспомнил о Викторе и испугался — прошло столько времени, давно пора было звонить в Управление милиции…

— Подождите, ребята! Я должен по телефону одному человеку позвонить.

Шурик зашел в кабину автомата и просунул в щель монетку.

— Порядок, дядя Витя! — отрапортовал он, услыхав голос Виктора. — Нашли пробку.

— Молодец! Давай выкладывай, — весело отозвался Виктор.

— Ее Генка снял и обменялся с одним тут Гришкой, с Беляком…

— С косым? — переспросил Виктор, и в голосе его появились удивление и тревога.

— Точно… А вы откуда его знаете?

— Знаком. И что дальше?

— А Гришка такой дурахман, ничего не читал и хочет менять пробку на золотой ключик…

— А где он сейчас?

— Поехал домой за пробкой, сказал — через час будет.

— Где?

— У нас во дворе. Мы у него пробку отберем и привезем вам. Ладно, дядя Витя?

Виктор долго молчал, потом сказал:

— Действуй! — и повесил трубку.

Гришка сдержал слово. Он появился у ворот, как всегда настороженно оглядываясь, и похлопал себя по карману пиджака:

— Привез… Только пошли отсюда, народ глазеет. В подвал пошли.

Члены штаба не возражали. Вместе с Генкой и Гришкой они вошли во двор и спустились в подвал.

Только очутившись внизу, в полутемном и прохладном проходе, они заметили, что вслед за Гришкой в подвал спускается какая-то высокая, громоздкая фигура.

— Это мой дядька, — объяснил Гришка, — Афоня. Он по золоту мастер, хочет ваш ключ поглядеть.

Обросший грязной седоватой щетиной, с красными мокрыми глазами Афоня был страшен. Из-под его разорванной гимнастерки виднелась желтая волосатая грудь. На босу ногу у него были надеты галоши. Широкими плечами он закрывал выход из подвала. Под низким потолком он казался огромной обезьяной-гориллой.

Мальчики испуганно попятились и теснее прижались друг к другу. Шурик сжал кулаки и закусил губу. Он понял, что попал в глупую ловушку. Ему было и страшно, и стыдно. Зачем он согласился спуститься в подвал? На дворе можно было бы позвать на помощь или, на худой конец, убежать. А здесь? Куда денешься в этом закутке от Афони, когда он узнает, что никакого ключа нет? Пробка теперь пропала навсегда.

Гришка шагнул вперед и дурашливо проквакал:

— Кемберчи-кубарчи. Покажь ключ.

Шурик спокойно ответил:

— Покажи сначала пробку.

Гришка оглянулся на своего дядьку, и тот мигнул красным глазом. Придерживая полу пиджака, Гришка вытащил из кармана белую, светившуюся в полутьме статуэтку. Тонколицая стройная девушка, вся устремленная вперед, с развевающимися волосами, вот-вот готова была улететь с грязной Гришкиной ладони.

Шурик невольно протянул к ней руку, но Беляк убрал пробку за спину.

— Покажь ключ!

Шурик криво усмехнулся и рывком выдернул из-за ремня прижатую к животу книжку в пестрой обложке. На обложке были нарисованы деревянный мальчик с длинным носом и девочка с голубыми волосами.

— Вот «Золотой ключик», самый настоящий, — сказал Шурик, протягивая Гришке книгу.

В подвале стало совсем тихо. В какой-то толстой трубе с ворчанием лилась вода. Гришкины глаза перебегали с книжки на Шурика, потом на Афоню и опять на книжку. Афоня тоже наклонился над нарисованной голубой девочкой и смотрел на нее, открыв косматый, как у зверя, рот. В подвале запахло так, будто открылась дверь в пивную.

— Видишь, — ровным голосом объяснял Шурик, — «Золотой ключик». Его все ребята знают. Только ты не читал. А написал о нем писатель Толстой. Это с его машины пробка. Отдай!

Гришка так растерялся, что не успел спрятать пробку в карман, и Шурик схватил его за руку. Славик и Толя тоже надвинулись на Беляка. Но тут Афоня хрипло выругался и, протянув свою широченную черную пятерню, забрал у Гришки статуэтку.

— Обмануть хотели! — прохрипел он. — Я вас сейчас обману.

Схватив Шурика за шиворот, он занес над его головой тяжелую пробку.

Славик, Толя и Генка бросились вперед и уцепились за Афонины руки. Гришка, оскалив зубы, кинулся на помощь своему дядьке.

Веселый голос, донесшийся со ступенек лестницы, остановил драку:

— Эй, Ювелир! Никак ты на французскую борьбу перешел.

Афоня вздрогнул и обмяк. Пробка вывалилась из его руки. Он обернулся и горестно замотал головой. Гришка побледнел, съежился и, казалось, искал щелку, чтобы скрыться.

А Виктор уже стоял внизу, расставив ноги и со своей обычной ухмылкой смотрел на всю компанию.

— Здорово, Беляк! — крикнул он Гришке. — Рановато ты из колонии подался. Не так мы с тобой договаривались.

Шурик подошел к Виктору и подал ему крылатую девушку. Виктор обнял его за плечи и шепнул:

— Завтра жди звонка.

Потом вдруг сделал сердитое лицо и бросил Афоне:

— Выходи, машина ждет… И ты, Беляк, не отрывайся, всё равно догоню, знаешь ведь…

И не оглядываясь, он пошел из подвала. За ним послушно плелись Афоня и Гришка. Замыкали шествие члены штаба по розыску пробки.

Уже на следующий день, в вагоне пригородного поезда Ленинград — Пушкин Виктор рассказал ребятам, как он очутился в подвале.

— Афоня этот — старый мой знакомец. Когда-то хорошим мастером был, на ювелирной фабрике работал. Потом начал пить и опустился. Водка его загубила. С работы его прогнали. Всё продал, стал грязными делишками промышлять, ворованными вещами подторговывает и всё больше золотом-серебром интересуется. У него и кличка среди воров «Ювелир». А Гришка никакой ему не племянник. Они соседи по квартире. Остался сиротой, жил с глухой бабкой и отбился от рук. Забросил школу, с утра до ночи по улицам каруселил. Афоня его и приспособил к себе в помощники, научил тащить всё, что плохо лежит… Я уже два раза отнимал у него мальчишку, в колонию отправлял, всё надеюсь, что выправится… — Виктор помолчал и тихо добавил: — Пока успеха не имею…

Ребята увидели его поскучневшее лицо и отвели глаза, как будто почувствовали вину за неисправимого Гришку.

— Когда ты мне вчера позвонил, — продолжал Виктор, — и назвал Беляка, я понял, что он опять из колонии сбежал и к Афоне прилип. Тем более что речь шла о золоте. Ясно, для кого старается. Поехал я по Афониному адресу. Подождал. Вижу — выходят. Брать их тут на месте не хотел, не был уверен, что пробку они с собой взяли. Решил накрыть с поличным и пошел следом. Проводил их до вашего подвала, а когда увидел, что дело до рукопашной доходит, вмешался.

Виктор внимательно оглядел членов штаба, как будто впервые их видел, и добавил:

— А вы молодцы! Хотя Афоня мог из вас отбивных котлет наделать, — не испугались. И держались дружно. Это главное.

Мальчики смутились. Похвала Виктора была для них высокой наградой. Особенно хорошо стало на душе у Шурика. Ом поспешил перевести разговор на другую тему:

— А Алексей Николаевич знает, что мы к нему едем?

— А как же! Я ему позвонил и доложил, что пробку разыскали его читатели — ребята и что хотят сами ему вручить.

— А он что?

— Приезжайте, говорит, с ними. Вот мы и едем.

Пока они шли от вокзала к дому Толстого, Виктор рассказывал о богатой истории этого тихого, словно заснувшего городка, — о великом Пушкине, который здесь учился и написал свои первые стихи, о великолепных дворцах, построенных здесь русскими людьми.

День выдался пасмурный, теплый. На всем лежала серая тень неподвижных туч. Потемневшие листья на деревьях не шевелились. Ребята шли по широким улицам, мимо старых деревянных домиков, построенных еще до революции, и разговаривали вполголоса, словно боясь вспугнуть встававшие перед ними картины далекого прошлого.

— Здесь! — сказал Виктор, остановившись у ничем не примечательного двухэтажного дома.

Ребята почему-то оробели, и Виктору пришлось их подталкивать, когда они проходили в просторную, светлую комнату с длинным столом и множеством стульев. Уселись чинно, выпрямив спины и уложив руки на колени. Но сразу же вскочили: в комнату вошел Алексей Николаевич.

Юрка, изобразивший человека, вылезавшего из машины, был прав. Лицо писателя действительно выглядело строгим и надменным. И ребят он вначале как будто не заметил, — только протянул Виктору большую белую руку и остановился посреди комнаты.

Шурик, всё утро готовившийся к вручению пробки, совсем растерялся. Но, поймав ободряющий взгляд Виктора, он шагнул вперед и, сбиваясь, проговорил:

— Дорогой Алексей Николаевич!.. Мы… наши ребята… с нашего двора просим не думать про нас плохо за эту пробку…

Шурик протянул Алексею Николаевичу крылатую девушку. Медленно, будто нехотя, Толстой принял статуэтку, и Шурик близко увидел его глаза, смотревшие из-под тяжелых век. В них не было ни строгости, ни надменности. Они смотрели на Шурика с участием и любопытством.

— Генка, который… взял эту пробку, — добавил Шурик, — никогда больше не будет… Мы — ребята — очень вас любим и обещаем, что всегда будем честными… и будем хорошо учиться.

Лицо Алексея Николаевича как будто осветилось теплой, дружелюбной улыбкой. Он протянул Шурику руку и сказал:

— Здравствуй! Как тебя зовут?

— Орехов… Александр.

Пожимая руку писателя, назвали себя и Славик, и Толя.

— Почему же вы этого Генку не привезли?

— Стыдно ему, Алексей Николаевич… Побоялся.

— Напрасно… А вы — делегаты от «нашего двора», так, что ли?

— Они — члены штаба по розыску пробки, — вмешался Виктор.

— Штаба? — удивился Толстой. — Это еще зачем?

— Дело ведь не простое, Алексей Николаевич. Им пришлось немало потрудиться. Они могут рассказать, боимся только время у вас отнимать.

— Послушаю, — заинтересовался Толстой. — Обязательно послушаю. Садитесь-ка за стол. Стоя только речи хорошо произносить.

Он вышел из комнаты. Женщина в белом передничке покрыла стол скатертью, принесла вазочки с пирожными и конфетами, расставила чашки.

Алексей Николаевич вернулся с трубкой в руках, раскурил ее и поднял глаза на Шурика:

— Рассказывай, начальник штаба, жду.

Рассказывали все вместе, и ребята, и Виктор, дополняли друг друга, вспоминали подробности, весело смеялись. Толстой слушал, не перебивая их вопросами, и глядел то задумчиво, то добродушно посмеиваясь.

Потом пили кофе и Алексей Николаевич шутливо говорил мальчикам, что неприлично оставлять на столе пирожные и конфеты. Он расспрашивал у Виктора про Гришку и Афоню, у ребят — про их родителей и про школу.

На прощанье Алексей Николаевич подарил каждому члену штаба новенькую книгу в нарядном переплете.

— Ну что ж, мальчики, — сказал он, — спасибо… Не в пробке суть… Спасибо за любовь к литературе, к книгам… Очень вы меня порадовали.

Как только вышли на улицу, Шурик заглянул в книгу и на первом, заглавном листе увидел четкую надпись:

С, тех пор прошло много лет. Шурик давно уже стал взрослым человеком. Много у него разных книг, но по-прежнему дороже всех ему эта книжка, оставшаяся на память о встрече с замечательным советским писателем.