Приключения Джерика

1 Как мы хотели, чтобы у нас была собака… …А ее у нас не было

Все дети имеют право любить собак. Все дети имеют право мечтать о собаке. И все дети имеют право просить, скулить, канючить, клянчить и приставать к родителям, чтобы им купили собаку. Им говорят: «Не нуди!», а они все равно нудят, вздыхают и жалуются на свою трудную судьбу и тяжкую долю до тех пор, пока собака не появится у них в доме, потому что их дело правое и рано или поздно они непременно победят в своей справедливой и честной борьбе за собаку.

Мы с моей младшей сестрой Таней тоже очень хотели, чтобы у нас дома жили разные звери, а особенно, конечно, собака. Потому что собака — умная и с ней интересно. С ней можно дружить и играть и дрессировать ее. Для меня это было особенно важно, потому что мне уже исполнилось тогда лет семь или восемь и пора было всерьез подумать о будущей профессии. Я подумала и решила, когда вырасту, пойти работать в цирк или в зоопарк, если не укротительницей диких зверей, как моя знаменитая тезка и героиня любимой книжки «Ваш номер!» Наталья Дурова, то уж на худой конец хотя бы простым биологом, который изучает животных и наблюдает за их повадками. А всем известно, что изучать животных и наблюдать за повадками удобнее, если эти животные живут у вас дома, как у моей подружки Мариши из соседнего двора. Родители Мариши были биологи, и поэтому у них дома жили всякие звери: собака, кошка, большая лягушка, много певчих птиц и даже горная курочка кеклик, которая была совсем ручная и свободно гуляла по квартире, всюду оставляя следы своих прогулок и тем оправдывая свое название. Я очень любила после уроков заходить к Марише доя того, чтобы вместе с ней немного понаблюдать, поизучать и подрессировать ее птиц, кошку и лягушку, а особенно — ее прекрасную собаку Джипси, умнейшую черную спаниелиху с грустными глазами и длинными ушами, которые свисали до пола и которыми Джипка, похоже, закрывалась от нас, когда мы уж очень ее донимали.

Я пыталась ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ на своих родителей и поставить им в пример родителей Мариши, заселивших свои две комнаты в коммунальной квартире массой птиц и зверей, вроде того как сами родители ставили мне в пример Маришу, которая и училась на одни пятерки, и посуду за собой мыла после обеда, и гимнастику делала каждый день, и была всегда очень послушной, и никогда никуда не опаздывала, и никогда ничего не теряла и не забывала. А самое главное — она берегла СВОИ ГЛАЗА и ЧУЖИЕ НЕРВЫ и не читала подряд все книжки прямо на улице (стоя у дверей библиотеки), или на уроках (под партой), или ночью (под одеялом с фонариком), как некоторые. Но, похоже, нежелание следовать чужим положительным примерам и желание совершать собственные ошибки было у нас семейной чертой, и я так же мало реагировала на внушения старших, как они — на мои призывы равняться на родителей Мариши. «Понимаешь, Наталик, — в утешение говорил мне папа, — друзей ведь сам себе выбираешь, а с родителями — это уж как повезет». Честно говоря, я совсем и не думала, что нам с Таней так уж не повезло с родителями, скорее даже наоборот, но, с другой стороны, их упорное нежелание превратить наш дом в зверинец меня огорчало. Я в очередной раз тяжело вздохнула и пошла в гости к моему другу Гоше, которому очень повезло в том, что его папа был эстрадный актер и выступал на сцене с дрессированными животными. У них дома было даже еще интереснее, чем у Мариши: там жила обезьянка Чита, крошечная и страшно прыгучая собачка Пулька, а в коридоре в старом чемодане спал черный уж, довольно большой и старый и очень ленивый. Уж работал на сцене гадюкой — перед выступлениями ему закрашивали желтые пятнышки на голове, — и он, видимо, от этого возгордился и ВОЗОМНИЛ о себе и совсем не хотел с нами играть. Но все равно, как приятно было взять его в руки, прижать к щеке скользкое кожаное тельце, поцеловать ужиную мордочку или обвить его вокруг своей шеи — как будто бы он удав! Только Гошина мама не разделяла наших восторгов. Она была совсем не дрессировщица, а обычный глазной врач из районной поликлиники, и ей хотелось, чтобы у нее дома было чисто, убрано, спокойно, чтобы по квартире не ползали змеи и не прыгали обезьяны, чтобы не лаяли собаки, и вообще, чтобы все было КАК У ЛЮДЕЙ — а что может быть скучнее!

И когда я пришла к Гоше, чтобы поделиться с ним своими горестями, оказалось, что у него тоже стряслась беда.

«Как можно жить с этой женщиной! — сквозь слезы прошептал он, указывая глазами на кухню, где гремела кастрюльками его мама. — У нее нет сердца! Ты представляешь, позвонили из Зоопарка. Такая редкая удача — приехал охотник из Уссурийской тайги! И привез пятерых маленьких тигрят! Совсем детенышей! А Зоопарк не может их принять, ну не может — у них просто нет места. А у нас целых три комнаты! Так вот, из Зоопарка и попросили, чтобы мы взяли пока на воспитание этих маленьких тигряток. Временно! А дома была она одна. И как ты думаешь, что она им сказала?»

«Что?» — прошептала в ответ и я с самым НЕХОРОШИМ ПРЕДЧУВСТВИЕМ.

«Она сказала: „Вычеркните, пожалуйста, этот телефон из вашей записной книжки и никогда больше сюда не звоните!“ Нет, ты подумай! Какая жестокость! Пять маленьких тигрят! Кому они помешают?»

Я кивнула головой и развела руками. Как я сочувствовала Гоше и как понимала его! И как мне жалко было этих тигрят! Где они теперь и как сложится их жизнь в Москве? Такие маленькие в огромном городе… Нам было очень тоскливо. К тому же в тот день обезьянки и собачки дома не было: Гошин папа уехал с ними на гастроли. Мы попытались выманить ужа, притворившись лягушками и слегка поквакав, но он только глубже забился в свой валенок и ни за что не хотел оттуда вылезать. Стало ясно, что игры не получится. Мы попрощались, и я пошла домой.

Во дворе нашего дома я немного развеселилась, глядя, как дворник дядя Гриша, в белом фартуке и резиновых сапогах, не спеша поливает из шланга высокие кусты сирени, пышные изгороди из желтой акации и заросли еще не распустившихся золотых шаров. Притворно ругаясь на снующих вокруг него детей, дядя Гриша направлял шланг на цветы и старался не забрызгать водой нашу дворовую гордость — единственную в доме машину «Победа», которая никогда никуда не ездила, а стояла себе под брезентом, и из под нее всегда торчали длинные и худые ноги АКАДЕМИКА — дедушки Сережки с пятого этажа, который лежал под своей машиной и чинил ее.

А кроме того, я увидела своего лучшего друга Юрика. Он тоже меня увидел и побежал ко мне навстречу, размахивая руками и собираясь рассказать что-то интересное. Но тут наперерез ему через весь двор помчался Сережка с пятого этажа, который терпеть не мог, когда я секретничаю с Юриком. С ужасным криком «Я тебя предупреждал! А ты опять!» Сережка выхватил из песочницы чью-то деревянную лопатку и ударил меня ею по плечу, а потом еще больно дернул за косу. А мой лучший друг Юрик вдруг повернулся и побежал в свой подъезд.

Мне стало очень обидно, и я побрела домой. Так хотелось, чтобы за меня кто-нибудь заступился! Я подумала и решила пожаловаться бабушке. От этой мысли у меня сразу улучшилось настроение, и перед дверью я специально остановилась, настроилась на слезливый лад и противным, ЯБЕДНЫМ голосом заныла: «Бабуш-ка-а-а-а! А чего Сережка с пятого этажа меня лопа-а-аткой ударил!»

А бабушка стояла у плиты и помешивала ложкой жаркое. Она была человек дела и совсем не хотела вникать в наши склоки и распри. И еще она хотела, чтобы ее внучки были сильными и не ябедничали, а умели ПОСТОЯТЬ ЗА СЕБЯ. Но особенно она не хотела, чтобы подгорело жаркое. Поэтому, не слишком вдаваясь в суть истории, она мне посоветовала спокойным голосом: «А ты пойди и его ударь!»

И вот тут мне стало ясно, что надо делать. Пришел момент доказать, что я девочка хорошая и БАБУШКУ СЛУШАЮСЬ. Я взяла свою лопатку, пошла во двор, нашла там Сережку с пятого этажа и отлупила его лопаткой так, что он надолго запомнил, да еще и бабушке своей наябедничал, что я его побила. А его бабушка нажаловалась моей бабушке, а моя бабушка была очень довольна и сказала той бабушке: «Да что вы говорите! Не может быть! Ведь она весь день дома сидела — уроки учила, у меня на глазах! И потом, ведь она же хорошая, послушная девочка! Это, наверное, он с мальчишками подрался!»

Потом ко мне подошел мой лучший друг Юрик и предложил играть в прятки. А я ему сказала: «Почему же ты убежал, когда Сережка с пятого этажа меня лопаткой ударил?» — «Ну Натулька, — сказал мне Юрик, — ну как ты не понимаешь, ведь я — ВОЖДЬ ИНДЕЙСКОГО ПЛЕМЕНИ. И как раз в этот момент меня позвали на войну с БЛЕДНОЛИЦЫМИ! Не мог же я отсиживаться во дворе пока наши сражаются!.. Подумай сама — это было бы просто трусостью!»

Я уважала Юрика за храбрость и с ЗАМИРАНИЕМ СЕРДЦА слушала его увлекательные рассказы о жизни индейцев и об ОХОТЕ ЗА СКАЛЬПАМИ, и к тому же благодаря бабушке я уже поняла, что своих врагов я могу победить и сама, но все-таки мне было обидно, что он за меня не заступился. «Вот если бы у меня была собака! — подумала я. — Она бы меня, конечно, защитила! И тогда никакой Сережка с пятого этажа не посмел бы меня лопаткой ударить!»

Вдруг во дворе протрубил горн. Это приехал наш дедушка со СЛЕТА юных ЛЕНИНЦЕВ ИЗ ДВОРЦА ПИОНЕРОВ. Под барабанную дробь он вылез из такси, тяжело осев на руках у двоих ТИМУРОВЦЕВ. Дедушка оглядел двор в надежде, что соседи его увидят, потом пионеры и тимуровцы в красных галстуках сделали САЛЮТ, дедушка сказал им слабым голосом: «Учиться, учиться и еще раз учиться…» — и, опираясь на палку, медленно во шел в наше парадное.

Дедушка был старый большевик с неподходящей для КОММУНИСТА фамилией Милюков — так звали одного МИНИСТРА-КАПИТАЛИСТА, члена ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА и довольно-таки порядочного БУРЖУЯ. И дедушке пришлось немало пострадать от нападок всяких менее старых большевиков и других несознательных элементов, которые то и дело спрашивали его с подковыркой, а не родственник ли он тому Милюкову? И дедушку это, конечно, очень обижало и нервировало, а менее старые большевики это видели и еще более ядовито донимали нашего дедушку. И тогда дедушка решил сменить фамилию. Но не просто так, с бухты-барахты, — пойти и самому сменить фамилию на более благозвучную, например, Октябринов или Революционеров, или Тракторов, или хотя бы Пятилеткин-в-три-года, — нет, он решил проучить своих обидчиков раз и навсегда, так, чтобы они полопались от зависти, как оно и положено врагам революции. Он решил, что новую фамилию ему должен выбрать Ленин!

Для того чтобы встретиться с Лениным, нужен был случай, и этот случай представился. Несмотря на свою фамилию, дедушка был избран ДЕЛЕГАТОМ на СЪЕЗД ПАРТИИ. И на этом съезде главным был, конечно же, Ленин. И вот дедушка подловил Ленина в коридоре во время перерыва, когда Ленин куда-то очень спешил. Но дедушка решил не обращать на это внимания, ведь он и сам торопился, потому что перерыв был короткий, а заседания длинные, но он должен был задать Ленину важный вопрос. И он сказал: «Владимир Ильич, вот у меня фамилия — Милюков, и я — СТАРЫЙ ЧЛЕН партии, а всякие несознательные элементы постоянно интересуются, не родственник ли я тому Милюкову».

Дедушка вспоминал про свою встречу с Лениным на всех пионерских слетах, и обычно после этой фразы наступал главный момент в его рассказе. Он делал паузу и пристально смотрел в глаза пионерам. И только когда он видел, что им стало уже действительно очень интересно, он продолжал: «И тут Ильич посмотрел на меня этак лукаво, потом прищурился и говорит: „Ну так что ж! А пусть у них будет свой Милюков, а у нас — свой!“» И больше Ленин ничего не сказал, а заторопился туда, куда он спешил, и дедушка тоже поспешил туда, куда он торопился, потому что перерыв на съезде был короткий, а заседания длинные, и надо было все успеть. Но дедушка был очень доволен, потому что он успел сделать главное — он как бы сменил фамилию Милюков на своего Милюкова, потому что так решил Ленин. И никакие несознательные элементы были ему уже больше не страшны — он знал, что им ответить.

Придя домой, дедушка сделал легкую гимнастику (всего несколько наклонов, отжимов и приседаний), а потом стал неторопливо заваривать себе свой любимый чай. Он смешал в чайнике грузинский, цейлонский, краснодарский и индийский чаи, залил их кипятком — вначале немножко, чтобы дать настояться, а потом до верху чайника, прикрыл полотенцем, подождал, затем достал стакан в красивом серебряном подстаканнике, на котором был изображен спутник, огибающий Землю, и две собачки — Белка и Стрелка, и наконец налил в стакан ароматный крепчайший красно-коричневый напиток. Дедушка положил в чай шесть ложек сахару, немного меда, три ложки варенья, размешал, отхлебнул и спросил бабушку: «А что, Лиза, сладенького у нас к чаю ничего не найдется?»

Бабушка, которая ждала этого вопроса и была к нему готова, с улыбкой достала из буфета сладкий пирог, который она испекла, пока дедушка выступал во Дворце пионеров, и пошла в комнату смотреть телевизор. В этот день повторяли КВН, и бабушка хотела еще раз насладиться победой команды одесских медиков, за которую она болела.

Как только бабушка вышла из кухни, мы с дедушкой переглянулись. «Ну, что ж ты так долго? — спросила я. — Ты помнишь? Ведь ты обещал. СЕГОДНЯ. Я закончила первый класс». — «Давай завтра, — предложил дедушка. — А то сегодня я устал». — «Ну дедушка! — заныла я. — Ведь у тебя завтра партсобрание! Ты же целый день готовиться будешь! И мы опять не пойдем! А нас еще вчера на каникулы распустили! Я тебя весь день жду! И Таня сегодня последний раз в прогулочной группе. Мы ей сюрприз сделаем. Знаешь, как она обрадуется!» — «Хорошо, — сдался дедушка. — Только не собаку. А то они нас выгонят вместе с ней». — «Ну хоть кого-нибудь! — взмолилась я. — Но чтоб оно было живое!» — «Одевайся, как будто мы идем гулять в парк!» Дедушка взял шляпу и палку, надел пиджак — для СОЛИДНОСТИ, а я нашла свои прыгалки, панамку и даже прихватила сачок для ловли бабочек — для КОНСПИРАЦИИ.

«Бабка не слышит?» — шепотом спросил дедушка. Из комнаты доносились бабушкины аплодисменты — она поддерживала свою команду и шумно ругала судей, недостаточно, на ее взгляд, оценивших юмор ее любимцев. «Увлеклась старуха, — удовлетворенно произнес дедушка. — Уходим!»

Но не успели мы открыть входную дверь, как на пороге комнаты показалась бабушка. При всей своей увлеченности игрой любимой команды она неведомым образом ухитрялась держать нас ПОД КОНТРОЛЕМ. «Куда это вы собрались? — спросила она. — Небось, в зоомагазин? Только не вздумай ей никого покупать! А то назад понесете! Так и знайте — со зверями в дом не пущу!» — «история нас рассудит!» — испуганно выкрикнул дед петушиным голосом и изо всех сил хлопнул дверью. Мы кубарем скатились с лестницы.

«Нет, какова язва! — восхищенно прошептал дедушка. — И как она догадалась?»

Мы вышли на Садовое кольцо. Впереди показался троллейбус. «Не отставай!» — и, взяв палку под мышку, дедушка припустился бегом. Он бежал ровно и быстро, выпрямив торс и подняв голову, экономя дыхание и не сбавляя темп. Я еле успевала за ним, и прямо перед остановкой у меня вдруг кончился запас сил. Но тут дедушка прыгнул на подножку и буквально втащил меня за собой в троллейбус, стиснувший створками двери ненужный сачок для бабочек. У меня кололо под ложечкой и кружилась голова. Вдобавок меня вообще тошнило в любом транспорте, и если бы не зоомагазин, я бы ни за что не поехала на троллейбусе.

Дедушка выдернул мой сачок из двери, продемонстрировал кондуктору и всем присутствующим свое удостоверение персонального пенсионера союзного значения, дающее ему право на бесплатный ПРОЕЗД, и скорбно замер посреди троллейбуса, опустив голову и опершись на палку. Сидящий напротив парень в очках и кепке хотел было уткнуться в свою газету, но под укоризненными взглядами пассажиров нехотя встал и уступил дедушке место. Дедушка слабо улыбнулся, как бы благодаря его через силу, тяжело опустился на сиденье и попытался посадить меня к себе на колени. Но я тут же слезла и встала рядом, чтобы не подумали, что я маленькая.

В зоомагазине было одновременно прекрасно и ужасно. Я хотела купить всех животных и птиц, какие только там были. Я уже всех их полюбила, всем придумала имена и представляла себе, как бы мы хорошо жили, если бы у нас дома все так же чирикало, мяукало, лаяло, ухало, квакало и пахло, как в этом замечательном магазине. Но дедушка на сей раз проявил твердость — похоже, он не на шутку опасался встречи с бабушкой. «Что-нибудь одно и очень маленькое!» — сказал он. Я переводила глаза с хомячка на бурундучка, с бурундучка на белочку, с белочки на ежика, с ежика на морскую свинку — и вдруг в самом дальнем углу магазина увидела какие-то маленькие желтые шебуршащие комочки. Это были крошечные утята. Они пищали и прижимались друг к другу. «Утенка!» — сказала я. «Одного!» — подчеркнул дедушка. «А Тане? Ведь нас же двое! И потом, ему одному будет скучно! С кем он будет играть?» Дедушка не выдержал, подошел к кассе и заплатил за двух утят. Их положили в коробку и дали мне в руки. Я была счастлива. Утята копошились в коробке и уже пытались крякать тоненькими голосами.

Мы поехали домой. Вид у дедушки был задумчивый и какой-то растерянный. Он даже пропустил троллейбус. «Знаешь что, — сказал он вдруг. — Надо бы бабке что-нибудь купить. А то видала, как я ее УКОРОТИЛ! Обидится ведь!»

Мы зашли в «Галантерею», и дед купил бабушке ее любимые духи «Красная Москва». На красной коробочке был нарисован Кремль. Потом дедушка примостился в уголке магазина, опершись на батарею, и долго — КАЛЛИГРАФИЧЕСКИМ ПОЧЕРКОМ — чернильной ручкой выводил дарственную надпись:

Мы пришли домой и попытались вначале преподнести бабушке духи, а только потом показать ей утят. Но бабушка заметила уток сразу и даже не стала сердиться на нас за то, что мы принесли их в дом, — такой у них был жалкий вид. «Что вы наделали! Вы же их простудили! — сказала она нам. — Они еще совсем маленькие, а вы их по улицам и по магазинам таскали! Да ну вас!» К нашему ужасу утята уже не пищали, а сидели, нахохлившись, с очень несчастным видом и все время пытались закрыть глаза.

Бабушка унесла птенцов в ванную, вымыла их теплой водой, потом укутала в вату и, когда они отогрелись, накормила мелко порубленным крутым яйцом. Утята прижались к ней, явно приняв ее за большую добрую утку, заменившую им их мать. Стало ясно, что наше самоволие сошло нам с рук. Тех, кого бабушка брала под свое крыло, она в обиду не давала.

И уже через полчаса, когда воспитательница из прогулочной группы привела домой Таню, бабушка сама показала ей наших утят. «Они их совсем заморили! А я выходила!» — с гордостью заявила она. Таня осторожно взяла в руки утенка, прижала к себе и погладила по головке.