Приключения Фрица Стагарта, знаменитого немецкого сыщика

Тайна одной ночи

Мы отправились на Ривьеру, чтобы немного отдохнуть и решили там пробыть несколько недель. Стагарт, имевший подобно мне свое постоянное местожительство в Берлине, не мог оставаться долго в одном и том же городе, так что мы почти все время переезжали с места на место, причем благодаря случаю или таинственному фатуму каждая наша поездка сопровождалась каким-нибудь приключением.

Стояла весна в Монте-Карло. Солнце обливало ярким светом Средиземное море, воды которого светились бирюзовым отражением неба. Чудный весенний воздух опьянял. Он был полон благоухания роз и камелий и щебетаний птиц. Было около полудня, когда мы вошли в Казино. Мой друг был здесь не в первый раз и все же он снова окинул взором сверкающее великолепие этого храма порока, в залитых золотом залах которого человечество приносило жертвы золотому тельцу.

— В этом золотом храме пахнет преступлением, — проговорил мой друг, элегантная фигура которого обращала на себя внимание почти всех окружавших нас. — Здесь атмосфера пропитана кровью.

Мы вошли в игорную залу, и подошли к одной из рулеток. Здесь царило молчание и спокойствие. Вокруг стола сидели и стояли элегантные мужчины и осыпанные бриллиантами дамы. Шарик катился по рулетке, и только хриплый голос крупье нарушал молчание. Люди в этом сказочном зале, где сталкиваются тысячи разнообразных страстей, деликатны, шикарны и отличаются внешним лоском. Шума здесь не любят, у всех сосредоточенные лица. Ядовитая атмосфера окутывает все это великолепие, играющее такую ужасную роль в судьбе находящихся здесь людей.

И я и Стагарт несколько раз поставили пригоршню золотых, но ни разу не выиграли. Я заметил, что мысли моего друга были далеки от игры. Взгляд его блуждал по зале, останавливался время от времени на каком-нибудь интересном лице и снова переходил дальше. Он хладнокровно наблюдал за чем-то, совершенно не затронутый хаосом страстей, сосредоточивающихся на рулетке.

Очень скоро мы оба проиграли все деньги, которые были у нас с собой. Что касается меня, то я мог рисковать, так как заработал в последнее время немало благодаря печатанию моих записок о приключениях Фрица Стагарта, а у друга моего в государственном банке в Берлине лежало несколько миллионов.

— Нужно телеграммой выписать деньги, — заметил я.

Он улыбнулся.

— Ты забываешь, — ответил он, — где мы находимся. Подожди меня здесь, я сейчас принесу деньги.

Он вышел из зала и вернулся через минут пять с несколькими тысячами франков.

— Бери, пожалуйста, — проговорил он с улыбкой, протягивая несколько кредитных билетов. — Я могу тебе оказать кредит.

— Откуда ты достал эти деньги? — спросил я с удивлением, взяв у него деньги. — Я еще не знал, что ты умеешь так быстро делать деньги.

— Да я их и не делал, — ответил он со смехом. — Дело обстоит очень просто, как и все то, что тебя уже часто приводило в изумление. Там у входа стоят несколько кавалеров, у которых всегда найдется в кармане несколько десятков тысяч франков. Я превратил в деньги мой бриллиантовый перстень.

Он бросил две тысячи франков на первые двенадцать цифр и сразу выиграл маленькое состояние. Черты его лица как-то обострились, губы его сжались и твердый, стальной взгляд его был устремлен на рулетку. Он поставил в три, четыре раза большие суммы и снова выиграл.

От удивления я перестал играть.

— Что это такое? — спросил я его. — Ты, кажется, вошел в соглашение с дьяволом?

— Не думаю, — ответил он с юмором, сверкнув глазами. — Я сделал только маленькое вычисление. Ты знаешь, что я неплохой математик, а все в жизни, даже малейшее, незначительнейшее происшествие подлежит законам математики. Идет ли дело о битве при Ватерлоо или об этом маленьком шарике — все зависит от сложений. Конечно, доказать это очень трудно, но у каждого человека есть минуты, когда вычисления его правильны. Только большинство людей этого не знает. Незначительная ошибка в счете и все идет прахом.

В это мгновение крупье сгреб лопаткой кучку поставленного им на сукно золота.

Стагарт рассмеялся.

— Ты видишь, я снова стал рассеянным. Спокойный человек мог бы, пожалуй, сорвать банк. Кто играет с цифрами, тот должен выиграть. Кто играет с золотом, тот проигрывает. Поэтому-то все здесь проигрывают, ведь все они страстно жаждут выигрыша.

Он осмотрелся по сторонам.

Рядом с нами за стол села очень элегантная, поразительно красивая дама. Она разговаривала с другой не менее шикарно одетой дамой, судя по лицу, русской. Позади дам стоял очень изящный господин лет сорока на вид в пенсне. Он рассматривал игроков, тогда как дамы играли с большим оживлением.

Этот господин повернулся к нам, и на лице его появилась полу-удивленная, полу-радостная улыбка.

— Глазам своим не верю, граф, — проговорил он по-французски, протягивая обе руки моему другу, — вас ли я вижу здесь, в кульминационном пункте цивилизации?

— Да, барон, это я, — ответил Стагарт. — Я все еще продолжаю изучать цивилизацию, а Монте-Карло, кажется, очень полезный для меня университет. — Он представил меня барону де Русселю, отставному офицеру французского генерального штаба. Барон проживал теперь свои доходы в Париже и время от времени прерывал свое мирное существование какой-нибудь экспедицией в Африку или Азию, где он открывал какие-нибудь неизвестные дотоле страны. Барон познакомил нас со своей молодой женой (он женился несколько месяцев тому назад). Баронесса и ее подруга, молодая русская, оказались остроумными, крайне симпатичными дамами. Мы начали играть сообща, и по настоянию своей жены в игре принял участие и барон. Прошло немного времени, и он привлек внимание всех игроков. Он играл с невероятным счастьем. Перед ним высились уже целые горы золота, а он все продолжал забирать своими нервными руками золото и кредитные билеты.

— Это случайность, — проговорил он, обращаясь к нам.

— Замечательная, неожиданная случайность. Я выиграл тридцать тысяч франков. Пойдемте, однако, отсюда, я боюсь, что потеряю весь свой выигрыш.

Я невольно улыбнулся, изумляясь самообладанию барона. Его жена удержала его за руку.

— Почему ты хочешь прекратить игру? — спросила она лихорадочно. — Тебе везет. Ты можешь выиграть состояние.

В глазах ее ясно виднелась жажда золота.

Мой друг прищурил немного глаза и внимательно наблюдал за этой сценой.

Русская не обращала ни на что внимания и продолжала спокойно играть с переменным счастьем.

Барон молча снова бросил на стол целую горсть золотых монет. Он выиграл. Я обратил внимание на то, что какой-то бледный молодой человек с нервными, лихорадочными движениями пробрался к нашей группе и с лихорадочным вниманием следил за каждым движением барона.

— Каким образом вы выигрываете? — спросил он его тихо по-английски. — Ведь вы играете по системе? Не правда ли? Я предлагаю вам сто тысяч франков, если вы мне продадите ваш секрет.

— К сожалению, — ответил барон, обмениваясь с нами взглядом, — я не могу открыть вам тайну моей системы.

Молодой человек бросил на него полу-печальный, полу-гневный взгляд, но не отошел от него.

— Ну, довольно, — проговорил барон, глубоко вздохнув. Он собрал свой выигрыш и отошел от игорного стола.

— Ты действительно думаешь, что он играл по системе? — спросил я моего друга.

— Бессознательно, да, — ответил Стагарт. — Он сам этого не сознавал. Ему не везло, как говорят, а он просто играл по системе, сам этого не зная.

Я заметил, что молодой англичанин последовал за нами и обратил на это внимание моего друга.

— Запах золота привлекает голодающих, — ответил он, бросая проницательный взгляд на молодого человека, затем он повернулся к русской, которая проиграла несколько тысяч франков и при этом не потеряла своего хорошего расположения духа.

— Завтра ты снова должен играть, слышишь! — произнесла жена барона и карие глаза ее сияли от радости. — Тебе везет, мы здесь можем выиграть целое состояние.

Стагарт, услышав эти слова, бросил на меня многозначительный взгляд.

Наступил вечер, и мы отправились в английское кафе, из роскошного помещения которого доносились увлекательные звуки цыганского оркестра. Драгоценные ковры покрывали пол, заглушая каждый громкий звук. Слышен только шелест женских платьев. Лакеи серьезны и безмолвны, покорны как рабы. Они низко склоняются перед лишенным престола королем, почтительно открывающим дверь перед дамой полусвета, но точно так же низко склоняются перед каким-нибудь авантюристом, проделки которого им очень хорошо известны.

Мы скоро пришли в отличное расположение духа и великолепно провели вечер. Жена барона умела вести занимательные разговоры. Русская в этом отношении даже перещеголяла ее. Она была вдовой морского офицера, убитого в первых боях у Порт-Артура. Чтобы заглушить свое горе и забыть печальные воспоминания, она приехала в Монте-Карло.

Стагарт, обыкновенно бывший очень молчаливым, принял оживленное участие в разговоре. Только один раз на мгновение он насупился, и глаза его заблестели фосфорическим блеском. Это было, когда барон осведомился о его сестре. Стагарт ничего не ответил на этот вопрос. Когда мы поднялись со стола, он указал на бледного молодого человека, который сидел в углу и не спускал своего лихорадочного взора с барона.

— Неприятный господин, — проговорила русская.

— Дайте ему вполне насладиться, г-жа Георгиевская, — проговорил весело барон. — Он, наверное, фотографировал меня рентгеновскими лучами, чтобы проникнуть в мою тайну. Впрочем, я завтра же уеду в Ниццу, так как я предчувствую, что я завтра же проиграю весь мой сегодняшний выигрыш.

— Ах, ты говоришь глупости, — возразила с досадой его жена.

Мы расстались.

Мы с Стагартом остановились в гостинице «Метрополь». Барон и дамы жили в «Парижской» гостинице.

Рано утром на следующий день в дверь мою раздался стук. Я тотчас же открыл ее, так как я уже был одет.

Передо мной стояли баронесса де Руссель и г-жа Георгиевская. Первая конвульсивно рыдала, вторая была бледна как полотно.

— Боже мой! — воскликнул я, — что случилось?

— Мой муж… — не могла больше ничего выговорить баронесса.

Русская проговорила спокойнее;

— Нельзя ли нам поговорить с графом?

Стагарт, находившийся в соседней комнате, тотчас же вошел ко мне. Баронесса с рыданием бросилась в кресло. Лицо моего друга стало суровым, неподвижным. Оно как бы окаменело, когда он произнес:

— С вашим мужем случилось несчастие, баронесса?

Она покачала головой.

— Я не знаю — я не знаю, — воскликнула она, задыхаясь от слез. — Он вчера вышел из гостиницы со своим камердинером и больше не возвращался.

Стагарт вынул часы.

— Теперь десять часов, — проговорил он спокойно. — Мы должны отправиться в поиски за ним.

Спокойный тон, которым произнес эти слова мой друг, казалось, успокоил молодую женщину, и русская проговорила с уверенностью:

— С ним, наверное, ничего дурного не случилось, раз он ушел по собственной воле.

— Будем надеяться, — ответил мрачно Стагарт, открывая дверь, — вы желаете к нам присоединиться?

— О да, конечно, — ответила русская. Молодая женщина как будто остановилась на одно мгновение в нерешительности. Это так противоречило ее словам, что я объяснил это необычайным ее волнением.

— Я пойду с вами, — проговорила она затем, бросив робкий взгляд на моего друга.

С помощью полиции мы обыскали все Монте-Карло и нашли наконец барона на дороге между Монте-Карло и железнодорожной станцией Кондамин. Немного в стороне от дороги на дереве мы увидали висевшее человеческое тело. С таким криком ужаса, какого я еще никогда не слышал и никогда не забуду, баронесса бросилась к дереву, на котором тихо качалось тело, привязанное за шею к толстому суку веревкой. Это был барон де Руссель.

— Боже мой, он сам себя лишил жизни! — воскликнула молодая женщина. — Но нет, нет, нет! Это я его убила! Я виновница его смерти. Одна я! О, я несчастная!

С этими словами она упала без сознания у дерева. Я обменялся с русской вопросительным взглядом.

Стагарт подошел к трупу и начал внимательно его осматривать, тогда как г-жа Георгиевская старалась привести в сознание баронессу.

— Удивляюсь, что могло привести к самоубийству этого человека? — спросил я. — Во всяком случае, существует связь между его самоубийством и самообвинением его жены.

Стагарт ничего не отвечал. Он опустился на землю и начал ее внимательнейшим образом осматривать, почти приложив лицо к самой земле.

Наконец он поднялся и обратил испытующий взгляд на баронессу, которая только что пришла в сознание и смотрела на моего друга полными ужаса глазами.

— Вы говорили, баронесса, что ваш муж вышел в сопровождении своего камердинера?

Она кивнула головой.

— Да — в сопровождении камердинера — или нет — подождите, дайте припомнить — нет — он вышел один — а камердинер пошел вслед за ним — да — да — это было так — пошел вслед за ним.

Мой друг покачал головой. Он устремил свой испытующий взор на баронессу, которая была не в силах его выдержать. Она опустила глаза и снова разразилась рыданиями.

— Пойдем, — обратился ко мне Стагарт. — Нужно попытаться напасть на след этого человека.

Мы оставили дам и пошли по направлению к Монако, идя по траве. Я ясно заметил глубокие следы мужских ног, по которым следовал мой друг. Вдруг он остановился. Здесь земля была на некотором пространстве утоптана. В особенности привлекло наше внимание то обстоятельство, что виднелись следы женских ног. Стагарт начал снова осматривать землю. Затем он прошел несколько шагов вперед и наклонился. В руках у него очутилась шляпа лакея. Мы продолжали наши поиски, но больше ничего не могли найти. Следы терялись на каменистой почве дороги и поэтому мы вернулись к трупу. Баронесса все еще продолжала вести себя как безумная. Она распустила свои волосы и продолжала обвинять себя в смерти своего мужа.

— Успокойтесь, — проговорил Стагарт. — Я не понимаю, почему вы себя считаете виновницей смерти барона. Ведь он не кончил жизнь самоубийством, а его убили.

Я в удивлении поднял голову, и русская тоже взглянула с ужасом на моего друга, так решительно высказавшего это предположение. Только баронесса качала головой.

— Нет, нет! — воскликнула она. — Не говорите этого! Никто его не убивал! Он сам себя лишил жизни! О, горе мне! Никогда больше я не найду себе покоя!

— А все-таки я утверждаю, — возразил уверенно Стагарт, — что барон стал жертвой утонченного преступления. Следы ног ясно указывают на то, что его притащили к этому дереву и на его шее ясно видны следы пальцев, задушивших его до этого. Его повесили на это дерево уже задушенного для того, чтобы обмануть правосудие.

Я уже привык к быстрому и логическому диагнозу моего друга, так как уже неоднократно присутствовал при его следствиях, и поэтому я нисколько не был удивлен. Тем большее впечатление произвели его слова на обеих женщин, которые дико уставились на него.

— Убит! — воскликнула баронесса сквозь зубы, как-то неестественно подчеркивая каждое свое дальнейшее слово. — Но кто мог совершить подобное убийство?

— Может быть, ваши предположения ошибочны, граф, — проговорила г-жа Георгиевская. — Кому могла быть выгодна смерть человека, которого здесь никто не знал?

— В стране, в которой все поклоняются золотому тельцу, ваш вопрос наивен, — ответил мой друг, стараясь разжать судорожно сжатую правую руку убитого.

— Барон ограблен — это вполне объясняет преступление.

В этот момент ему удалось разжать пальцы убитого. Маленькая голубоватая лента упала на землю. Стагарт поднял ее и показал нам.

— Может быть, вы мне объясните, баронесса, каким образом попала сюда эта ленточка?

Невольно мы все взглянули на баронессу. На ней было белое платье, обшитое голубой рюшью. На левом ее рукаве недоставало ленточки.

С диким криком снова упала баронесса без сознания.

Полиция, которая первоначально намеревалась констатировать самоубийство, которые часто случаются в этой стране узаконенного грабежа и мошенничества, ввиду энергичных настояний Стагарта принуждена была согласиться с тем, что барон де Руссель был убит и ограблен.

Следствием всего этого был обыск в номере, который занимал барон со своей супругой. Русская, не желавшая оставить свою подругу одну в эти тяжелые минуты, настоятельно просила нас присутствовать при обыске и Стагарт, не особенно-то доверявший монакским властям, согласился на это.

Полицейский комиссар, производивший обыск, установил тот факт, что денег не оказалось ни в самой комнате барона ни в сундуках убитого.

— Вы не имеете понятия, куда могли деваться деньги, выигранные вчера вечером бароном? — спросил комиссар баронессу, которая казалась теперь спокойнее, чем прежде.

— Никакого. Я могу только предполагать, что он носил их с собой.

— Значит, во всяком случае, мы имеем дело с грабежом. Вы не имеете ни на кого подозрения в совершении убийства?

— Имею, — ответила с горячностью молодая женщина. — Несомненно, преступление совершил тот молодой человек, который вчера в казино не отставал ни на шаг от моего мужа. Конечно, он убийца.

Русская объяснила комиссару поведение этого человека.

— Я сейчас велю его допросить, — ответил полицейский комиссар.

— Это уже невозможно, — заметил мой друг. — Насколько мне известно, он уже сегодня утром неожиданно уехал по направлению к Марселю.

— Это обстоятельство говорит против него, — проговорил комиссар и бросил вопросительный взгляд на моего друга.

Стагарт пожал плечами.

Полицейский снова обратился к баронессе.

— Вы утверждали, сударыня, что барона сопровождал его камердинер?

— Да, он вышел вслед за ним.

— Почему это он сделал?

Баронесса молчала. Она старалась не смотреть на нас. Затем она сказала после продолжительного молчания:

— Я этого не знаю.

Комиссар бросил на нее проницательный взгляд.

— Мне очень неприятно вас беспокоить, сударыня, — проговорил он. — Но я считаю необходимым произвести обыск в ваших комнатах.

— Пожалуйста, — ответила молодая женщина. — Делайте все, что вы считаете необходимым для разрешения этой ужасной загадки.

При обыске принадлежавших баронессе сундуков найдена была вся сумма, выигранная убитым накануне вечером в рулетку. Золото было разменяно на кредитные билеты и лежало спрятанное между бельем баронессы.

При этом открытии баронесса снова потеряла всякое самообладание.

— Клянусь вам, господа, — воскликнула она в страшном возбуждении, — что я не подозревала нахождение этих денег между моими вещами.

— Значит, вы не знаете, каким образом попали деньги в ваш сундук? — спросил строго полицейский чиновник.

— Клянусь вам — не знаю.

— Может быть, ваш супруг передал вам эту сумму на хранение? — спросила русская, желая прийти баронессе на помощь.

— Нет. Денег он мне не давал.

— И, тем не менее, мы находим их в вашем сундуке и при этом старательно спрятанными, — проговорил комиссар.

— Вы понимаете, что это непонятное обстоятельство может вас погубить?

— Но я ничего не знаю, все-таки я ничего не знаю, — воскликнула молодая женщина с выражением величайшего ужаса на лице. — Это дело рук того молодого человека — допросите его и тогда все объяснится.

— Дело странным образом осложняется, — проговорил полицейский, обращаясь к моему другу, который стоял недвижимо и следил за всей этой сценой.

— Сознаюсь, — ответил Стагарт, — что дело не так просто. Но так как убийство совершено между вчерашним вечером и сегодняшним утром, то самое лучшее, если баронесса докажет нам свое алиби, то есть докажет нам, что она сегодня ночью не выходила из дому. Тогда сами собой рассеются все подозрения.

— Вы правы, — проговорил комиссар, — если баронесса докажет нам, что она провела эту ночь в гостинице — а это будет вам очень легко доказать, — прибавил он с вежливым поклоном, — то мы вас больше не будем беспокоить и энергично последуем по тому следу, который вы нам сами указали.

— Я была сегодня ночью дома, — проговорила беззвучно баронесса. — Персонал гостиницы может это удостоверить.

И действительно, прислуга, которую допросил полицейский, показала единогласно, что баронесса не выходила из гостиницы. Последней была допрошена камер-юнгфера баронессы, на которую обратил внимание полицейского директор гостиницы.

Это была очень молодая, хорошенькая девушка, уроженка юга Франции, судя по ее произношению. Она была, видимо, крайне подавлена и при каждом обращенном к ней вопросе обращала взор, как бы ища помощи, к своей барыне, которая не сводила с нее глаз.

— Вы давно служите у баронессы? — спросил полицейский комиссар.

— Три месяца, сударь, — ответила девушка.

— Вы вчерашний день провели с вашей барыней?

— Да, — вымолвила она нерешительно.

— И вы удостоверяете, что баронесса не выходила сегодня ночью из гостиницы?

— Нет, — то есть да, она не выходила из гостиницы — я это удостоверяю.

Баронесса глубоко вздохнула. Этот ответ снял с сердца всех присутствующих при этом ужасном допросе тяжелый камень.

— Хорошо, — проговорил комиссар, собирая свои бумаги, — вы должны будете подтвердить ваши показания. Предварительное следствие закончено.

Я видел, как Стагарт впился глазами в молодую девушку, как бы желая проникнуть в тайники ее души. Девушка старалась не смотреть на Стагарта, и взор ее испуганно блуждал по комнате.

Вдруг она разразилась рыданиями и с ней сделалась сильная истерика.

— Она солгала, — проговорил спокойно Стагарт, обращаясь к комиссару.

— Если вы сказали неправду, — обратился тот к молодой девушке, — то вы будете строго наказаны. Еще есть время все загладить, вы можете еще взять назад ваши показания, если они лживы.

Девушка избегала смотреть на баронессу.

— Это была неправда, — прошептала она едва слышно.

— Что неправда? Объясните подробнее, — проговорил нетерпеливо полицейский.

— Я вам скажу истинную правду — баронесса, когда барон еще находился в своих апартаментах, вышла вчера вечером из гостиницы в сопровождении Жана. На ней были мое пальто и шляпа, и она была покрыта густой вуалью. Мне было приказано лечь спать и держать язык за зубами.

— Кто это Жан? — спросил комиссар, снова разложивший на столе свои бумаги.

— Камердинер барона — мой — мой жених. Он больше не вернулся — только шляпу его нашли, г. комиссар.

— И когда вернулась баронесса домой? — спросил комиссар.

Все затаили дыхание.

— Сегодня утром.

— В гостинице ее, вероятно, приняли за прислугу, — проговорил комиссар, обращаясь к нам.

— А когда узнала баронесса об отсутствии своего мужа?

— Вскоре после своего возвращения.

Комиссар обратился к молодой женщине, которая опустилась на диван и закрыла лицо руками.

— Сударыня, — проговорил полицейский, — бесполезно далее скрывать от нас правду. Вы уходили сегодня ночью из дому?

— Да.

— С камердинером?

— Да.

— И вернулись только сегодня утром?

— Да.

— И — где вы были сегодня ночью?

Молодая женщина поднялась и с бледным как полотно лицом, повернувшись к комиссару, проговорила:

— Я этого не могу сказать — это невозможно.

И, поняв по общему томительному молчанию всю серьезность своего положения, она бросилась на колени и, подняв руки к небу, воскликнула:

— Я невинна, Боже милосердный, помоги мне!

Комиссар дал знак. На пороге появился полицейский.

— Карету!

Обращаясь к баронессе де Руссель, он громко произнес:

— Именем закона! Арестую вас по подозрению в убийстве и ограблении вашего мужа.

Молодая женщина вскрикнула. Г-жа Георгиевская подошла к ней и обняла ее:

— Ступайте, — проговорила она. — Мы все верим в вашу невинность. Не теряйте духа, Господь вам поможет.

Через полминуты я остался в комнате один с Стагартом.

Заявления Стагарта было достаточно, чтобы власти предоставили ему все необходимые полномочия. Имя его в то время было уже известно далеко за пределами Германии и все полицейские власти Европы считали его за самого смелого и талантливого сыщика. Он был борцом против преступления не по призванию, но из чувства ненависти к преступникам и он был в своих действиях совершенно независим, так как он обладал громадным состоянием.

— Этот случай глубоко взволновал меня, никогда еще я не был так поражен, — сказал я ему. — Ни одно приключение, пережитое нами, не может быть сравнимо с настоящим.

— Ты прав, — ответил он. — Здесь мы имеем дело с запутанной историей, которая заслуживает внимания. Было бы позором, если бы не нашли убийцу моего бедного друга.

— Ты, значит, не веришь в виновность его жены?

Стагарт пожал плечами.

— Верить, мой друг, значит ничего не знать. Пока что ее можно только подозревать в убийстве барона.

— Но ведь эта слабая женщина не была в состоянии убить барона, человека гораздо выше среднего роста, и убить, как это установлено, после отчаянной борьбы.

— Ты забываешь, — возразил мой друг, — что она вышла из дому в сопровождении камердинера.

— Да — ты прав, Стагарт. Теперь я вспоминаю, что мы среди следов ног мужчины нашли и женские следы.

— Что указывает на присутствие женщины, — продолжал мой друг. — Судя по следам, всего было три или четыре человека, так что, значит, в убийстве принимали участие несколько человек. Благодаря этому обстоятельству открывается поле для новых предположений. Прежде всего, я должен обстоятельно ознакомиться с частной жизнью моего друга. Для этой цели я получил от полиции корреспонденцию барона. Если это тебя интересует, то проводи меня, пожалуйста, в нашу гостиницу, где мы совершенно спокойно ознакомимся с его перепиской.

До вечера просидели мы вместе над чтением многочисленных писем. Была, между прочим, пачка розовых листков — это были письма баронессы, когда она еще была невестой. Все они дышали нежностью, преданностью и любовью.

Несколько писем были позднейшего происхождения, написанные баронессой, когда барон был в отъезде. Они были полны жгучей ревности, и в них, в каждой строчке сказывалась глубокая любовь жены к своему мужу.

— Не может быть, чтобы она была убийцей барона, — невольно вырвалось у меня.

Мой друг приподнял брови и с усмешкой взглянул на меня.

— Ты слишком поспешно выводишь заключения, — проговорил он. — Разве ты можешь знать, искренни ли эти письма? Ты достаточно хорошо изучил женщин и знаешь, что они мастерицы обманывать. Я во всех данных, положительных ли, отрицательных ли, вижу только материал, числа и больше ничего. Посредством этих чисел я делаю вычисления, и один только результат может дать мне окончательные заключения. На этот раз я стою перед математической задачей, которую путем простого сложения или вычитания невозможно решить. Она требует сложного вычисления — но все-таки я имею уже некоторые данные.

Я с удивлением взглянул на моего друга, но не мог ничего угадать по его непроницаемому лицу. Не раз мне уже приходилось удивляться смелости, остроумию и энергии его как в выводе заключений, так и в достижении намеченной цели. Я уже давно знал, что в его деятельности математика играет большую роль.

Напряженное внимание, с которым мой друг читал одно письмо, заставило и меня бросить на него взгляд. Судя по почерку, оно было написано женщиной, энергичный почерк которой являлся разительным контрастом с мягким, почти робким почерком баронессы. Стагарт кивнул головой с довольным видом и отложил это письмо в сторону.

— Неизвестное число, пожалуй, найдено, — сказал он, и лицо его немного прояснилось. — Если тебе интересно, я прочту тебе письма, из которых видно, что мой убитый друг был тайным Дон-Жуаном.

— Конечно, это меня интересует, — ответил я нетерпеливо.

Письмо, написанное на французском языке, было очень короткое.

Так как оно играет большую роль в разгадке этого необыкновенного происшествия, являющегося одним из самых блестящих эпизодов криминалистической жизни Фрица Стагарта, я приведу его дословный перевод:

Г-ну барону де Русселю.

Париж, Итальянский бульвар.

Париж, 18 мая.

Мой дорогой друг!

Ваше последнее письмо доказывает, что Вы сердцем моложе, чем умом. Счастье, что я думаю за нас обоих. Если бы я приняла Ваши предложения и перешагнула через все отделяющие нас преграды и сделала бы все, чтобы соединиться навеки с Вами, то я сделала бы навеки несчастными нас обоих. Нет, мой друг! Чувства ваши благородны, но Ваши планы непрактичны. Извлекайте пользу из обстоятельств, но не подчиняйтесь им. Тогда мы будем счастливы, и не явится необходимость пожертвовать нашим будущим.

Ваша Роксана.

— Странное письмо, — заметил я.

— Оно доказывает, что барон был влюблен в какую-то женщину, — прибавил мой друг. — Письмо не было бы интересным, если бы в нем не заключалось разительного противоречия.

— Оно относится ко времени пребывания барона в Париже, — проговорил я. — Может быть, здесь дело идет о любовном приключении, бывшем до его женитьбы.

— Надо было бы так предполагать, — проговорил Стагарт, — если бы не число.

Только теперь я обратил внимание на число письма. Оно было написано около двух недель тому назад.

— Это, во всяком случае, очень странно, — заметил я.

— Конечно, тем более, что барон находился уже около четырех недель в Париже. А ведь на конверте штемпель Парижа. Письмо послано из Парижа и там же и получено.

— Новая загадка, — воскликнул я. — Во всяком случае, барон, очевидно, прервал свое пребывание в Монте-Карло и поспешно отправился на короткое время в Париж.

— Надо полагать, — ответил Стагарт, — хотя данных, оправдывающих это предположение, не имеется.

— А ты не думаешь, что тот молодой англичанин, который так нахально вчера вел себя, имеет какое-нибудь отношение ко всему этому происшествию?

Стагарт ничего не отвечал. Он дошел, очевидно, в своих выводах до того пункта, когда он погружался в размышления. Он встал и взволнованно прошелся несколько раз по комнате. В больших глазах его появился необычайный блеск. Каждый мускул его лица как бы окаменел. Выражение его лица стало бесстрастным. Он подошел к окну и долго смотрел на дорогу. На лице его появилось выражение мучительной напряженности. Когда он обернулся ко мне, странная улыбка показалась на его губах.

— Я хочу еще раз осмотреть комнаты, в которых жила баронесса, — проговорил он. — В ряду моих логических выводов недостает одного звена.

Удивленный, последовал я за ним в «Парижскую» гостиницу. Комнаты находились совершенно в том же положении, в каком они были, когда мы их оставили сегодня утром. С той спокойной тщательностью, которой мне уже часто приходилось удивляться, друг мой начал осматривать каждый угол. Он исследовал в микроскоп пепел нескольких папирос, поднимал с пола ковры и даже подверг подробному осмотру платья баронессы. Уже на лице его появилось выражение разочарования, как вдруг он вынул из кармана одного платья маленький, смятый лоскуток бумаги. Он подошел к окну, прочитал бумажку и передал мне ее с довольной усмешкой.

На бумажке было написано:

«Ле-Мулен. Белое с зеленым. Один час, 34».

— Да ведь это та же рука, что и в той любовной записке, которую мы только что видели, — воскликнул я.

Стагарт кивнул головой.

— Понимаешь ты, что это должно означать? — спросил я, ничего не понимая.

— Приблизительно да, — ответил мой друг. — Мои выводы сходятся.

Он пошел в контору и начал говорить по телефону с префектурой.

— Что, добились сознания г-жи де Руссель?

— Нет, — гласил ответ, — она отрицает свою вину и относится ко всему с полной апатией.

— Напали на следы камердинера?

— Да. Тело его час тому назад прибило волнами на берег около Монако.

— Он убит?

— Да, задушен.

— Найдены следы того молодого человека, которого подозревают в прикосновенности к убийству барона и как его зовут?

— Это лорд Даусон, родом из Лондона, английский спортсмен. Он отправился в Париж и будет там допрошен, вероятно, тотчас же по прибытии туда.

— Благодарю вас.

На этом разговор кончился. Мой друг обратился ко мне.

— Я вполне полагаюсь на тебя, ты не должен никому ни слова говорить о результате моих наблюдений, а то все пойдет прахом.

Час спустя Стагарт уезжал в Париж.

У меня было несколько дней времени для ближайшего ознакомления с Монте-Карло и его волшебными окрестностями. Так как у меня там не было знакомых, то я познакомился ближе с г-жой Георгиевской, в обществе которой я предпринял несколько прелестных прогулок. Судьба ее подруги страшно ее беспокоила и она, подобно мне, с нервным напряжением ждала возвращения моего друга. Прошло четыре дня, а я от него не получал никаких известий. На пятый день утром в мою спальню вошел граф Стагарт.

Он был очень бледен, и видно было, что он не спал несколько ночей.

— Случилось что-нибудь неожиданное? — спросил он, не здороваясь со мной и бросаясь на диван.

— Нет, ничего не случилось, — ответил я. — Скоро начнется процесс баронессы. Все Монако находится в лихорадочном возбуждении.

Стагарт рассмеялся.

— Не только Монако, мой друг, но и парижские газеты занимаются усиленно этим сенсационным делом и сообщают о нем разные небылицы.

— И чем кончилась твоя поездка? — спросил я. — Я вижу, что ты находишься в большом волнении, хотя ты и стараешься сохранить передо мной спокойствие.

— Я не отрицаю того, — ответил мой друг, — что все эти хлопоты меня немного взволновали. Но я не люблю играть в открытую. Твое любопытство будет скоро удовлетворено.

Я слишком хорошо знал метод моего друга, чтобы настаивать далее. Поэтому я стал одеваться и через час мы со Стагартом входили в казино, где мы встретились с русской, которая, несмотря на ранний час, уже вела оживленную игру.

— А, господин Стагарт, — воскликнула она, видимо, едва справляясь со своим волнением.

— Наконец-то! Имеете вы доказательства невинности моей несчастной подруги?

Мы сели рядом с ней.

— Мало шансов доказать ее невинность, — ответил Стагарт. — Все указывает на то, что она убийца своего мужа.

Русская ничего не ответила, так как внимание ее было отвлечено неожиданным проигрышем значительной суммы.

Стагарт поставил довольно значительные суммы и проиграл их несколько раз подряд. На лице его снова появилось выражение железной решимости, и он продолжал игру с напряженным вниманием.

Теперь он начал выигрывать. Молча играл он, не обращая внимания на обращаемые к нему мною и русской вопросы и выигрывал. Ставки его и вместе с тем выигрыши все увеличивались. Золото лежало перед ним целой кучей, но он, по-видимому, не обращал на это внимания. Мысли его витали где-то вдали и, тем не менее, он играл с самым напряженным вниманием, ни разу даже не проиграв своей ставки.

Через несколько часов он выиграл целое состояние. Он разменял золото на кредитные билеты и сунул их небрежно в карман.

День мы провели в Ницце. На следующее утро Стагарт играл с тем же счастьем, через день повторилось то же самое. Мой друг уже стал своего рода достопримечательностью. Игроки переставали играть, когда он входил в залу. И русская, подобно мне, поражалась счастью, которое покровительствовало Стагарту.

Или, может быть, это было не счастье, а система?

Возможность этого обсуждалась громко в игорном зале. Крупье потеряли свое олимпийское величие. Все Монте-Карло пришло в неописанное волнение. По телеграфу во все газеты мира сообщались сведения о чудесном игроке.

Между тем Стагарт продолжал спокойно играть, так спокойно, как будто бы он читал газеты. Так прошло несколько дней.

Вечером он куда-то пропадал и часто возвращался домой только поздно ночью. Он не разрешал мне сопровождать его, так что цель этих прогулок была для меня совершенно неизвестна.

На пятый день он, казалось, смутился во время игры.

Он пододвинул русской лист бумаги:

— Пишите, пожалуйста, — проговорил он отрывисто: — 15, 27, 34, красное.

Затем он продолжал играть дальше.

Вечером он сорвал банк.

Он вошел в мою комнату и с презрением бросил на стол целый тюк кредитных билетов.

— Эти проклятые деньги, — воскликнул он с горячностью, которую мне редко приходилось в нем подмечать. — Все несчастия на земле от денег.

Затем он погрузился в мечты и замолчал.

Когда пробило десять часов, он поднялся. Я увидал, что он прятал в карман револьвер.

— Тебя интересует познакомиться с убийцами барона де Русселя? — спросил он меня с усмешкой.

Я вскочил с дивана как наэлектризованный.

— Как — неужели ты их открыл?

— Еще нет. Но мы с ними познакомимся сегодня вечером. Извести полицию и в час ночи приходи с четырьмя надежными полицейскими на дорогу в Ле-Мулен. Спрячьтесь за деревней у того места, где дорога идет в гору. Когда услышите выстрел, то бегите скорее, чтобы не прийти слишком поздно.

— Но не будет ли лучше, если я буду тебя сопровождать? — спросил я.

Стагарт уже неоднократно являл доказательства своей безумной отваги, так что я имел полное основание опасаться при подобных приключениях за его жизнь.

Он покачал головой.

— Твое присутствие могло бы только помешать удаче моего дела, — ответил он, крепко пожимая мне руку. — Очень важно, чтобы ты оставался с полицейскими и чтобы они явились не слишком рано и не слишком поздно. От этого будет все зависеть. Будем надеяться, что дело обойдется без пролития крови, — прибавил он с улыбкой, вынимая часы. — Я тороплюсь, прощай.

И с этими словами он исчез.

Ровно в час мы двигались по дороге, идущей извилинами из Ле-Мулен в Ментону. За деревней мы остановились и начали прислушиваться.

Была ясная лунная ночь. Ни единый звук не нарушал тишину: прошло полчаса, все было тихо. Полицейские были в нетерпении, я сам начал беспокоиться и сомневаться в удаче.

Вдруг в ночной тиши раздался выстрел.

С револьверами в руках выскочили мы на дорогу. Вынырнули темные тени, раздались второй, третий выстрелы и прокатились протяжным эхом по горам.

Стагарт стоял с револьвером в правой руке, прислонившись к дереву, а левой рукой держал стоявшую перед ним на коленях женщину. Два молодца с замазанными сажей лицами лежали раненые на земле. Трое других спасались бегством по дороге, преследуемые полицейскими. Еще несколько раз раздались выстрелы. Это стреляли преследуемые, полицейские им ответили тем же.

Я подбежал к моему другу. Из раны на его левой щеке, очевидно, нанесенной ножом, обильно струилась кровь. Под его железной рукой извивалась женщина. При моем приближении она напрягла все усилия и приподнялась.

Бриллианты упали на землю. Густые черные волосы распустились и покрыли декольтированный бюст ее. Ко мне обратилось искаженное злобой лицо с метавшими искры глазами.

Это была русская, г-жа Георгиевская.

Полицейские вернулись. Они несли убитого.

— Вот убийца барона де Русселя, — проговорил мой друг твердым голосом. — Арестуйте эту женщину!

С этими словами он ушел, крепко прижимая платок к своей ране.

Отвратительное проклятие, произнесенное на русском языке, вырвалось из уст русской. Затем уже издалека к нам доносились крики женщины, которую связали полицейские.

Так как мы оба не могли заснуть в эту ночь, то мы и спустились к берегу.

Перед нами открывалась чудная картина.

Мой друг закурил папиросу и затем начал рассказывать.

— Мне на этот раз предстояло разрешить очень трудную задачу, и я имею теперь полное право гордиться своей удачей. С самого начала, благодаря нагромождению разных фактов, внушавших подозрение и указывавших по одному и тому же направлению, существовала опасность одностороннего и пристрастного расследования дела. Поэтому я, несмотря на все доказательства виновности несчастной жены моего убитого друга, с самого начала решил совершенно не обращать внимания на эти улики.

— Трех человек можно было подозревать в преступлении. Во-первых, жену барона, во-вторых, камердинера и в-третьих, того молодого человека, который навлек на себя подозрение своим поведением. Найденное письмо, бывшее, очевидно, ответом на любовное послание барона, очевидно указало мне на четвертое, совершенно неизвестное лицо, которое состояло в загадочных отношениях не только к барону, но и — как это явствует из найденной записки — к супруге его. Письма навели меня на новый след в самом Париже.

Результатом моих поисков в Париже явилось выяснение того обстоятельства, что молодой человек оказался совершенно непричастным к преступлению. Его беззастенчивость, я бы сказал, английское нахальство, едва не поставило его в очень неприятное положение. К счастью, ему удалось вполне доказать свое alibi в ночь преступления. Значит, это лицо пришлось вычеркнуть из списка подозреваемых.

Поэтому я обратил теперь все свое внимание на выяснение того факта, не уезжал ли за последние недели барон де Руссель из Монако в Париж. Но оказалось невозможным установить даже временное пребывание его в Париже и, по указанию монакских властей, барон совершенно не выезжал из Монте-Карло. Квартира барона на Итальянском бульваре оказалась запертой, и швейцар не мог припомнить, приходили ли на имя барона письма, написанные женской рукой. Мои энергичные поиски в Парижском почтамте увенчались наконец неожиданным успехом. Оказалось, что барон поручил одному из своих знакомых чиновников задерживать приходящие на его имя письма, запечатывать в новый конверт и пересылать их ему в Монте-Карло. Этот чиновник, знавший уже об убийстве барона, понял тотчас же всю важность этого обстоятельства и передал мне, что барон три раза посылал ему из Монте-Карло письма с просьбой положить их в новый конверт и переменить на нем адрес. Чиновник, полагавший, что дело идет о невинном любовном приключении, охотно согласился на просьбу барона. На письмах, которые посылал барон, стоял адрес: «Госпожа Биртон, Париж, до востребования».

Чиновник регулярно посылал их по адресу — госпоже Георгиевской, Монте-Карло, «Парижская» гостиница.

Теперь я знал, что убитый переписывался с русской, причем переписка эта велась из предосторожности через Париж. Барон полагал, что он таким образом не скомпрометирует русскую в гостинице, тогда как у нее были гораздо более побудительные мотивы вести такого рода переписку с бароном. Для того, чтобы еще раз удостовериться, что записка, найденная в платье баронессы, написана русской, я узнал ее почерк посредством хитрости.

— Ах, — воскликнул я, — это было во время игры, когда ты просил ее записывать твои ставки.

— Совершенно верно. Если ты припоминаешь, найденная нами загадочная записка гласила:

«Ле-Мулен. Белое с зеленым. 1 час, 34».

Несчастная жена барона, не имевшая и подозрений насчет его отношений к русской, была очень дружна с последней. В этой записке должно было заключаться решение всей задачи, разгадать эту записку значило найти истинных убийц. Я начал соображать следующим образом:

На расстоянии часа пути от Ле-Мулен, у 34 камня должен находиться дом с белыми стенами и зелеными ставнями. Вероятно, там-то и была баронесса в ту таинственную ночь и побудила ее туда пойти, очевидно, русская. Мои подозрения вполне оправдались. Как раз на указанном месте я нашел маленький домик с белыми стенами и зелеными ставнями. Там живет старая гадалка, занимающаяся, кроме того, приготовлением разного рода любовных напитков. После упорного запирательства старуха созналась, что в ту ночь к ней приходила молодая, элегантная дама и что она по ее просьбе сварила ей напиток, который должен был ей вернуть потерянную любовь ее мужа.

Теперь мне стало все ясно. Несчастная женщина, очевидно, заметила, что муж уже охладел к ней, но не знала истинной причины этого. В своей неопытности она доверилась своей подруге, которая дала ей адрес этой современной Локусты, обязав ее честным словом не говорить об этом никому. Частью из стыда, а частью из чувства честности, молодая женщина упорно отказывалась сообщить, где она была в ту ночь. Она взяла себе в провожатые лакея, он шел с ней некоторое время, но затем она раздумала и отослала его домой. Он барона уже не застал дома и поспешил вслед за ним, очевидно, чтобы сообщить ему о ночной прогулке его жены.

Барону не сразу бросилось в глаза отсутствие жены. Он воспользовался тем обстоятельством, что ее не было в комнатах, и спрятал деньги в ее сундук, может быть, из опасения, что его могут обокрасть.

Русская назначила ему в эту ночь свидание. Так как барон должен был быть убит в ту ночь, то она употребила все старания, чтобы обратить все подозрения на одно известное лицо, а именно на его жену. И это устроила чертовски ловко. Она условилась с бароном, что он должен передать ей ленточку от платья баронессы в знак того, что он один и что они могут без помехи провести вместе время. Вероятно, в этот-то момент на него и было сделано нападение. Появившийся вслед за тем камердинер разделил участь своего господина. Женские следы, замеченные нами, и были следами русской. Несчастная жена убитого думала, что муж заметил ее отсутствие, искал ее и с отчаяния покончил жизнь самоубийством. Поэтому-то она все время обвиняла себя, все более и более запутываясь в искусно расставленных русской сетях.

— А почему барон был убит? Из-за выигранных им денег?

— Русская думала, что деньги были при нем. Эта ужасная женщина состоит на жалованьи у целой организованной шайки. Она привлекала к себе богатых или счастливых игроков, назначала им ночью свидания, во время которых они падали жертвами своей доверчивости.

Не одно загадочное самоубийство в Монте-Карло являлось на самом деле утонченным убийством.

Он замолчал.

Я смотрел на него с нескрываемым восхищением.

— Ты выполнил замечательное дело, — сказал я ему, — удивительное дело!

Он устало улыбнулся и поднял взор к небу, на котором уже догорали звезды.

— Вернемся домой, — проговорил он, — уже рассветает.

Только тогда, когда мы вернулись в наш номер, я заметил, как бледен был мой друг, и какое выражение усталости лежало на его лице. Только глаза его ярко горели.

— А каким же образом ты провел убийцу? — спросил я после того, как мы сели за чай.

— Таким же образом, каким она провела барона, — ответил Стагарт. — Я сделал вид, что страстно влюблен в нее. Наши прогулки продолжались далеко за полночь, и не раз во время этих прогулок я имел полную возможность ближе узнать преступницу, познакомиться с ее качествами, убедиться в том, что она великолепно образована. Благодаря моим громадным выигрышам она забыла всякую осторожность, и она применила ту же хитрость, чтобы завлечь меня, какую применяла к барону и которая ей, вероятно, не раз удавалась.

Только что окончил мой друг свой рассказ, как распахнулись двери, и в комнату стремительно вбежала бледная женщина с залитым слезами лицом.

Она бросилась перед Стагартом на колени и поднесла его руку к своим губам.

Это была баронесса де Руссель.

Мой друг поднял ее с нежностью и подвел к стулу. Но ни один художник, ни один поэт не был бы в состоянии передать выражение глаз, в которых светилось величайшее блаженство от сознания того, что силою своего ума он спас молодую невинную человеческую жизнь.