Приключения Фрица Стагарта, знаменитого немецкого сыщика

Красный Джек

Мы с Стагартом отправились в Лондон. Одной из особенностей моего друга было то, что он никогда и нигде не имел постоянного местопребывания. Хотя у него был роскошный дворец в Берлине, он все время путешествовал по чужим странам в погоне за новыми приключениями, опасностями и успехами.

Мы обыкновенно обедали в Кросби-холле. Бывший дворец Ричарда III, построенный в 1466 году в строго готическом стиле, в настоящее время является одним из самых элегантных ресторанов Лондона.

Однажды вечером, после обеда, я просматривал немецкие газеты, которые нам присылались из Берлина.

— Подумай, Стагарт, — воскликнул я. — За три дня до нашего отъезда около Мюнхена снова произошел пожар от поджога. Это уже седьмой поджог и полиции, несмотря на все ее усилия, не удалось поймать поджигателя.

Мой друг выпустил газету, которую он читал, и посмотрел на меня с лукавой улыбкой.

— Слишком много стараний, — ответил он. — Полиция никогда не откроет виновника этих пожаров.

— Ого, — проговорил я. — Разве можно так отрицательно относиться к деятельности баварской полиции? Ведь она пользуется хорошей славой.

— Хотя бы и так, — ответил Стагарт, продолжая улыбаться. — Если бы ты туда направил самого знаменитого сыщика Англии, он все же не мог бы найти поджигателя.

— Ты полагаешь, что мы не имеем дело с поджогом?

— Нет, как же. Все эти пожары не могли произойти сами собой.

— Что же, и ты бы не мог найти поджигателя? — спросил я, крайне заинтересованный, как мне объяснит Стагарт причину таинственных пожаров, взволновавших за последние недели всех жителей окрестностей Мюнхена.

— Я уже открыл причину этих пожаров, — спокойно произнес мой друг.

— Как? — воскликнул я. — Ты разгадал загадку заочно, находясь далеко от Мюнхена, тогда как ее не могли разгадать опытные люди, производившие расследование на месте?

— Да, это так, — ответил Стагарт с той же спокойной уверенностью, в которой я не мог сомневаться, так как он уже много раз давал неопровержимые доказательства точности своих выводов.

— Дело в том, — продолжал мой друг, — что при расследовании преступлений недостаточно следовать обыкновенным, проторенным путем. На свете нет ничего невозможного и, например, физика играет в большинстве случаев гораздо большую роль, чем это обыкновенно воображают наши практики.

Существует какая-то таинственная сила, о которой мы ничего не знаем, и поэтому мы часто бродим как в потемках как раз в тех случаях, когда мы воображаем, что мы открыли истину и дали разительное доказательство нашего ума.

В настоящем случае мы имеем дело просто-напросто с физическим феноменом, открытым мною при помощи моей постоянной союзницы, математики.

Причиной этих таинственных пожаров являются метеоры.

Он, видимо, наслаждался несколько мгновений моим безграничным удивлением и, вероятно, в душе смеялся над глупым выражением моего лица.

— Эти странные поджоги, — продолжал он, — само собой, заинтересовали меня еще тогда, когда мы были в Германии. Я всегда, прежде чем поставить диагноз, обращаю внимание на все обстоятельства, сопутствующие данному явлению. Ты припомнишь, что в то время, когда происходили эти пожары, в той местности замечено было очень много падающих метеоров. Это мне бросилось в глаза, я по карте обвел линией пункты, в которых происходили пожары и таким образом получился элипсообразный круг, вполне соответствовавший линии падения метеоров.

Поэтому впредь при таинственных пожарах, при постановке криминалистических диагнозов нужно будет считаться с возможностью падения метеоров.

Голова Стагарта снова исчезла за громадным листом газеты, и я задумался над неистощимым запасом энергии и ума, которым обладал мой друг.

Мои мысли были нарушены каким-то пожилым господином, который подошел к нашему столу и, обратившись к моему другу, проговорил очень вежливо:

— Я имею честь говорить с мистером Стагартом?

Мой друг отложил газету и ответил, бросив проницательный взгляд на спрашивавшего:

— Точно так!

Господин, внешность которого производила в высшей степени гармоничное, приятное впечатление, сделал легкий поклон, нервно провел несколько раз выхоленной рукой по своей седоватой бородке и произнес:

— Позвольте мне присесть на несколько мгновений к вашему столу. Я был уже в гостинице, в которой вы остановились, но не застал вас там и поэтому последовал за вами сюда, чтобы просить вашей помощи.

Он сел к нашему столу и бросил на меня быстрый, испытующий взгляд.

— Меня зовут Джемс Клингсфорд, я директор Южно-Африканского банка. Я только недавно услыхал о вашем существовании, мистер Стагарт, и рассказы о вашей личности и ваших приключениях дали мне надежду, что я найду в вас помощь, и что вы распутаете дело, которое вот уже несколько месяцев угрожает моему покою, моему существованию, даже моей жизни.

Он остановился, бросил вокруг себя меланхолический взгляд и нервно затеребил свою бородку.

Стагарт откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и проговорил:

— Прошу вас, мистер Клингсфорд, расскажите мне все, ничего не утаивая. Вы можете мне довериться. Выслушав вас, я вам скажу откровенно, буду ли я в силах оказать вам помощь.

— Конечно, конечно, — проговорил старик. — Вы один в состоянии разрешить загадку и поэтому я вам расскажу вкратце мою историю.

Южно-Африканский банк находится, как вам известно, в центре Сити и состоит из главного здания банка и нескольких флигелей, в которых помещаются отделения для заграничных операций, служебные помещения, в которых живут управляющий и несколько сторожей. Ценности хранятся в подвальном помещении. Существует только одно лицо, которое имеет ключ к тому подвалу, только один человек, который знает, где хранятся наши южноафриканские ценности, и тем не менее в течении последнего месяца одному или нескольким лицам удалось несколько раз проникнуть в банк и похитить бумаги ценностью в несколько сот тысяч фунтов.

Насмешливая улыбка появилась на лице моего друга при этом малоинтересном и наивном рассказе, и он спросил старика:

— Разве вы не обращались к помощи полиции, мистер Клингсфорд?

— При первом же похищении, которое произошло без всякого повреждения двери или замка, я, понятно, тотчас же дал знать полиции Сити и сам лорд-майор приложил все усилия, чтобы захватить преступника. Но нашим самым опытным сыщикам не удалось даже установить, каким путем и каким способом проник вор в здание банка, не говоря уже о поимке самого преступника.

— Простите, мистер Клингсфорд, что я вас перебиваю, — проговорил Стагарт, по лицу которого я заметил, что он начинает все более интересоваться делом, — но вы только что сказали, что существует только один человек, у которого хранятся ключи к подвальному помещению?

— Да. И этот человек — я. При этом ключей так много и они такой сложной конструкции, что невозможно изготовить хотя бы один ключ без подробного знакомства со всей конструкцией всех замков.

— А вы не подумали о том, что эти ключи могли быть на время украдены у вас?

— Как же, и полиция приняла это в расчет и обратила на это мое внимание. И вот поэтому я с этих пор стал всегда носить ключи при себе. Последствием этого явилось то, что через несколько дней была совершена вторая кража и при этом совершена с еще большей дерзостью.

Стагарт наклонился немного, и на лице его появилось то мучительное выражение, которое я привык видеть, когда он разрешал загадочную, запутанную задачу и старался найти начало или конец руководящей нити.

— Я поставил тогда в известность о краже всех 26 альдерменов Сити и высшие и низшие полицейские органы всех двадцати восьми округов проявили энергичную деятельность. Банк охранялся днем и ночью сыщиками, я сам несколько недель прожил в служебном помещении и все-таки, в конце концов, была произведена третья дерзкая кража. При этом вор украл такую значительную сумму, что я был бы не в состоянии скрыть это несчастие от публики, если бы не пожертвовал половину своего состояния для покрытия недостающей суммы.

Тогда-то была поднята на ноги вся лондонская полиция, специально для охраны банка была создана особая полицейская бригада, состоящая из самых смелых и опытных сыщиков Англии, но ни 32 высших полицейских чиновника, ни 570 полицейских инспекторов, ни 2000 сержантов и 1400 полисменов не могли воспрепятствовать тому, что сегодня ночью повторилась кража, которая поглотила третью четверть моего некогда значительного состояния. В случае повторения дерзкой кражи хоть еще один раз, самое существование банка будет поставлено в опасность и я сам, в конце концов, лишусь рассудка.

Он замолчал и устремил тусклый взгляд на Стагарта. Руки его дрожали, и на впавших щеках его появился румянец волнения.

Стагарт задумался.

— Полиция обратила внимание на то, не оставил ли преступник следов? — спросил он после продолжительного молчания.

— Конечно, — ответил мистер Клингсфорд. — Но ей ни разу не удалось найти ни малейшего следа, к которому можно было бы прицепиться. Даже когда мы при соблюдении полнейшей тайны посыпали тонким слоем пыли пол подвала, чтобы получить отпечаток ног вора, тот уничтожил наш план, прикрепив к своим подошвам деревянные дощечки, которые, конечно, оставляли весьма не характерный след.

— И ни на кого не падает подозрения?

— Нет. Над каждым служащим банка, начиная от сторожа и кончая главным кассиром, был установлен продолжительный тайный надзор, но и в этом направлении не удалось ничего добиться.

Стагарт поднялся.

— Могу я вас просить показать мне внутреннее помещение Южно-Африканского банка?

— С громадным удовольствием, — ответил мистер Клингсфорд.

Мы поехали в банк, и Стагарт подверг массивное здание его с внешней стороны подробному осмотру.

— Снаружи вор никак не мог пробраться в помещение банка, — проговорил директор. — Все ставни и затворы сделаны из массивного железа, и я почти микроскопически исследовал каждый угол.

Стагарт пожал плечами.

— Не нужно ничего упускать из виду, — ответил он. — Человеческий гений может проникать через всевозможные затворы, не оставляя после себя никаких следов.

При этих странных словах мистер Клингсфорд покачал с недоверием головой, я же, знавший проницательность и изумительный талант Стагарта, с полным доверием отнесся к его словам.

Внутреннее помещение банка ничем не отличалось от обыкновенных помещений современных банков. В первом этаже находилась главная контора с кассами, кругом нее большим полукругом расположены были приемные для клиентов. В верхних этажах было помещение правления, затем кабинет директора, служебные помещения банка и служащих. Массивная лестница вела из запертой наглухо комнаты в подвальное помещение, в котором хранились наличные ценности банка.

— Значит, совершенно не существует потайного входа, который мог бы быть знаком вору? — спросил Стагарт, поднимаясь из подвала после осмотра.

— Нет. В денежные кладовые ведет одна только эта лестница, — ответил директор.

— А полиции еще не пришла мысль установить тайный надзор у этой лестницы?

— Как же, — ответил мистер Клингсфорд. — За все время надзора в банке не было ни одной кражи. Но ведь я не могу допустить, чтобы в моем банке день и ночь находились сыщики.

— Все, что вы мне рассказали, мистер Клингсфорд, — проговорил задумчиво мой друг, — указывает на то, что вор всегда отлично осведомлен о ваших намерениях и планах полиции. Вот это может нам служить исходной точкой.

— Вы думаете, что мы имеем дело только с одним вором? — спросил директора.

— Конечно, — ответил с уверенностью мой друг. — Если бы было несколько соучастников, они давно выдали бы себя каким-нибудь неосторожным шагом.

— А что вы намерены предпринять прежде всего, мистер Стагарт, чтобы быть счастливее нашей лондонской полиции?

— Прежде всего, я предприму совершенно то же самое, что предприняла полиция, — ответил мой друг. — Когда дело идет о диагнозе, я полагаюсь только на собственный глаз и на собственный опыт. Только когда я сам удостоверюсь в безрезультатности этой простейшей тактики, я принужден буду предпринять другие меры, но какие именно, я еще в данную минуту не выяснил.

— В таком случае, — проговорил директор, — поступайте так, как вам кажется лучшим. Я вполне полагаюсь на вас. Вашим планам не помешает, если я пока буду жить в здании банка?

— Напротив, я об этом хотел вас просить, — ответил Стагарт.

В течение следующих двух недель нам пришлось промаяться. По ночам мы, не смыкая глаз, дежурили то здесь, то там, но все было спокойно и мы не могли найти ничего подозрительного. Через две недели мистер Клингсфорд попросил нас в свой кабинет.

Он был бледен, колени его дрожали. Глаза его были распухшими, и в них был какой-то неестественный блеск. Все выражение лица указывало на то, что им овладел ужас, который обыкновенно овладевает человеком, когда он стоит перед сверхъестественной и неразрешимой загадкой.

Молча подвел он нас к своему столу и дрожащей рукой указал на лист бумаги.

Стагарт взял этот лист со стола и прочел его. Затем он покачал несколько раз головой и передал его мне. На нем очевидно измененным почерком было написано следующее:

Как легко Вас провести! И твои защитники еще глупее тебя. Завтра жди моего посещение.

Красный Джек.

— Этот «Красный Джек», кажется, не чувствует к нам большого уважения, — проговорил Стагарт со злобным юмором. — Каким образом эта записка попала в вашу комнату, мистер Клингсфорд?

Директор, значительно постаревший за эти две недели, нервно разводил руками.

— Почем я знаю? Почем я знаю, мистер Стагарт? — воскликнул он. — Это дьявольское наваждение! Это какая-то адская махинация! Я прямо с ума сойду!

В этом восклицании не заключалось ничего невероятного, стоило только обратить внимание на внешность директора. Щеки его ввалились и приобрели землистый оттенок. В глазах его выражался ужас.

— Успокойтесь, — проговорил мой друг. — Ваше волнение может только явиться поддержкой махинаций вашего врага. Расскажите мне логически и по порядку, как вы нашли этот лист бумаги.

— Это легко рассказать, — ответил прерывающимся от волнения голосом директор. — Как и всегда, я провел эту ночь в моей квартире. Мне кажется, что я сегодня ночью очень крепко спал. Когда я проснулся, записка лежала на моем столе.

— Дверь в квартиру была заперта?

— Крепко заперта, мистер Стагарт. Ночью я обыкновенно открывал ее только тогда, когда я делал обход денежных кладовых.

— И сегодня ночью вы не выходили из служебного помещения?

— Нет. Прочитав записку, я нашел в себе, несмотря на овладевший мною ужас, достаточно силы, чтобы обойти помещение с револьвером в руках. Я все подробно осмотрел, даже открыл ящики бельевого шкафа, в котором мог бы поместиться человек, но только без ног — но никого не нашел.

Стагарт закрыл глаза левой рукой и оставался долго в задумчивости, как он это всегда делал, когда он старался разгадать какую-нибудь тайну. Но выражение мучения не исчезло с его лица, когда он обратился ко мне:

— Самая записка, почерк и подпись «Красный Джек» являются уже некоторыми данными, — проговорил он, — которые нам помогут распутать узел. Теперь мы прежде всего посмотрим, сдержит ли он свое слово и посетит ли сегодня ночью банк. Я окружу здание цепью полицейских, и сам буду дежурить у вас здесь, мистер Клингсфорд. Ты, дорогой друг, проведешь ночь вместе с полицейскими.

— У меня мало надежды, — проговорил беззвучным голосом директор. — Хотя я вполне доверяю вам, мистер Стагарт, все же я уверен, что разрешение этой загадки свыше человеческих сил.

Мой друг ничего не ответил. Мы молча простились и спустились вниз по лестнице.

Необычайное волнение написано было на лице моего друга. Пальцы его мяли таинственную записку.

— Уверенность и нахальство этой записки доказывают, что строки эти написаны крайне энергичным и сознательным человеком. И все же каждый графолог сказал бы противное при рассмотрении почерка этой записки. Хотя почерк и изменен, все же некоторые характерные особенности указывают на несчастного и совершенно безвольного человека. Это самое странное и вместе с тем самое интересное приключение, которое когда-либо случалось со мной.

Мы провели день в большом беспокойстве. Хотя по внешнему виду Стагарта нельзя было сказать, что он волнуется, все же я на основании опыта целого ряда лет отлично знал, что он скрывает свое волнение.

Когда наступила ночь, мы расстались. Стагарт расставил опытных сыщиков кругом здания и увеличил в три раза обычное количество полицейских постов в окружающей банк местности. Я сам неустанно прохаживался взад и вперед и осматривал посты. Мой друг же провел вместе с директором ночь в самом банке.

Когда пробил час открытия банка, мой друг Стагарт вышел из главного подъезда.

При виде его я просто испугался. Ужасная ярость выражалась на его лице.

— Банк сегодня ночью обокрали на двадцать тысяч фунтов, — проговорил он сквозь зубы.

— А ты? — спросил я его тихо.

— Я ничего не заметил.

Молча мы отправились в нашу гостиницу. Стагарт бросился на диван и погрузился в тупое раздумье. Хотя я со Стагартом в данную минуту переживал уже пятидесятое приключение, все же я не мог вспомнить ни одного, которое было бы полно таких неожиданностей, неприятных для гениального сыщика Стагарта.

— Расскажи-ка мне, как ты провел эту ночь.

Мой друг поднялся.

— Я поступил так, как вообще нужно поступать в таком случае. Мы с директором дежурили попеременно. Сначала он находился в подвальном помещении, а я в его комнате. Каждые полчаса мы покидали наши посты, совершали обход всего банка и встречались в условленном месте. Таким образом, мы наблюдали за всеми помещениями банка и вместе с тем же контролировали друг друга. Во второй половине ночи мы переменились позициями. Директор отправился в свою комнату, а я принял на себя наблюдение за подвальным помещением. Это была ужасная ночь. Поведение директора граничит с безумием. Страх парализует его рассудок. Когда мы сегодня утром осмотрели кладовые, оказалось, что совершена большая кража.

— Но ведь это же выше человеческого понимания! — воскликнул я.

— Какие глупости, — возразил Стагарт. — Чем загадочнее и запутаннее случай, тем проще его разрешение. Но у меня явилась мысль и я должен ее проверить.

С этими словами он схватил шляпу и выбежал из номера. Четыре дня он пропадал. Я уже известил полицию об его исчезновении, так как я не сомневался, что с моим другом случилось несчастие, как вдруг он явился вечером на четвертый день. В первую минуту я с трудом его узнал, так как он походил скорее на хулигана, чем на приличного человека. Вместо пиджака на нем были какие-то лохмотья, рубашка его была разорвана, смятая шляпа была надвинута на затылок.

— Где ты был? — воскликнул я с ужасом.

— Это пока будет тайной, — ответил он с юмором, который редко покидал его.

— Я выследил Красного Джека, — прибавил он, весело подмигнув мне.

— Возможно ли это? — воскликнул я. — И ты его не арестовал?

— К чему? — проговорил Стагарт. — Он от меня не ускользнет. Я пока хочу научиться у него способу незаметно проникать через толстые стены. А тогда уж я сделаю его безвредным.

Начиная с этого дня, Стагарт снова обрел свой юмор.

Я в течение моей дружбы со Стагартом получал такие доказательства его ума, энергии и безошибочной логики, что я ни на секунду не сомневался, что и в этом случае ему удастся распутать запутанный узел. Мне хотелось только, чтобы поскорее наступила развязка, так как директор банка, снова покрыв громадный дефицит остатками своего состояния, приходил в отчаяние. В течение последних недель волосы его поседели, он лишился сил и был только тенью того человека, с которым мы познакомились в Кросби-холле.

Снова прошло несколько дней. Как только наступал вечер, мой друг обыкновенно исчезал и появлялся на следующее утро весь оборванный, грязный. Один раз он даже вернулся, раненый ударом ножа в плечо. Эта рана заставила его не выходить несколько дней из гостиницы и лечь в кровать ввиду того, что у него появилась легкая лихорадка.

Он упорно отказывался давать мне какие-либо объяснения.

Однажды утром к нам явился мистер Клингсфорд. Стагарт нервно поднялся.

— Неужели этот молодец снова выкинул свои шутки? — вырвалось у него.

— Почему ты так думаешь? — спросил я. — Ведь он в последнее время не давал о себе ничего знать.

— Потому что я следил за ним каждую ночь, — ответил Стагарт.

Я с удивлением посмотрел на моего друга. Я не понимал, что он этим хотел сказать.

Вошел директор, еще бледнее и расстроеннее, чем всегда. Во взгляде его светились ужас и отчаяние.

Тяжело дыша, он опустился на стул и закричал:

— Он был у меня, мистер Стагарт!

— Что такое? — воскликнул мой друг.

— Да, мистер. Он был у меня.

— Кто был у вас? — спросил Стагарт.

— Красный Джек.

Мой друг бросил на меня взгляд, который ясно показывал, что он сомневался в здравом разуме нашего гостя.

— Объяснитесь подробнее, мистер Клингсфорд, — сказал он после безмолвной паузы, не спуская проницательного взгляда с директора. — Снова была совершена кража?

Директор покачал головой.

— О, если б было только это!

— Да объяснитесь же…

— Вы слышите, он был у меня! — крикнул с отчаянием в голосе Клингсфорд. — Он сделал мне визит — в моей квартире — ранним утром — при свете дня — о, это было ужасно!

Он снова опустился на стул и разразился рыданиями. Тяжело было смотреть, как плакал несчастный.

Стагарт сжал губы и задумался. На лице его появилось то мучительное выражение, которое показывало, что все его мысли концентрировались вокруг одного вопроса и что он старался решить тяжелую задачу.

— Вы вполне уверены, мистер Клингсфорд, что вы не явились жертвой галлюцинации?

— Совершенно уверен, мистер Стагарт, — ответил старик. — Так же уверен, как уверен, что нахожусь у вас. Он стоял сзади меня и с насмешкой, оскалив зубы, смотрел на меня в зеркало.

Стагарт подскочил на месте.

— Как он выглядел, мистер Клингсфорд? — воскликнул он взволнованно.

— Я могу его точно описать, — ответил директор. — Несмотря на овладевший мною ужас, я успел его отлично рассмотреть. У него густые рыжие волосы, красное воспаленное лицо, он носит большие синие очки. Отвратительное лицо!

Мой друг уставился на директора.

— Это был он, — прошептал он. — Без сомнения — это он. Расскажите нам, как все это случилось, мистер Клингсфорд.

— Я только что встал, — начал свой рассказ старик, — и подошел к умывальнику, чтобы начать свой туалет. Было пять часов утра.

Мой взгляд невольно упал на большое зеркало, висящее позади моего умывальника. В ту же секунду я почувствовал, что кровь леденеет в моих жилах. Сзади меня стояла фигура, закутанная в грязное, темное пальто. Человек этот выглядел так, как я его только что описал и, оскалив зубы, смотрел на меня. Какая ужасная, отвратительная усмешка! Я больше ничего не помню, так как, увидав это лицо, я потерял сознание и упал на пол.

— Почему вы не позвали на помощь? — спросил Стагарт.

— У меня не стало сил. Голос отказывался мне служить.

— А когда вы пришли в себя?

— Я не мог найти ничего подозрительного. Я велел прислуге обыскать весь дом, но тщетно.

Мой друг задумчиво посмотрел в окно.

— Нам больше нечего медлить, — сказал он как бы про себя. — Но теперь еще рано, мы не можем ничего предпринять, если только мы не хотим рисковать успехом.

— О, не медлите дольше, — воскликнул директор, подбежав к Стагарту. — Если в вашей власти спасти меня, мистер Стагарт, то сделайте это, пока еще не поздно! Эта ужасная загадка, как вампир, высасывает у меня всю кровь. Мне иногда кажется, что я теряю разум и только моя сила воли, моя до крайнего напряженная нервная сила спасает меня от гибели.

— Успокойтесь, — ответил мой друг, — и не падайте духом. Я могу вам сообщить, что я напал на след преступника, но я должен еще обождать некоторое время, чтобы быть более уверенным в успехе.

После ухода директора Стагарт начал, видимо, взволнованно ходить взад и вперед по комнате.

Вдруг он остановился передо мной.

— Хочешь сопровождать меня сегодня вечером?

— Конечно! — воскликнул я. — Ты не можешь мне сделать большого удовольствия. Куда мы отправляемся?

— В Уайтчепель, — ответил с усмешкой мой друг, — там в одном кабачке моя главная квартира.

Около одиннадцати часов вечера мы пустились в путь. Достигнув по подземной дороге Уайтчепеля — этого квартала нищеты и порока, мы пошли пешком по какой-то извилистой улице, и дошли до кабачка, по всем признакам очень подозрительного притона. Уайтчепель принадлежит к самым ужасным кварталам Лондона. Нищета здесь ужаснее и более выставляется наружу, чем в настоящих рабочих кварталах Ислингтоне, Дебовуартоне и Дальстоне. Нищета здесь не боится даже дневного света и население Уайтчепеля является интернациональным конгломератом всяких подозрительных личностей. Ирландцы, шотландцы, канадцы и французы живут здесь вперемежку, и тут же находится квартал Милэндроуд, еврейский квартал, населенный главным образом русскими и поляками.

Когда мы вошли в тесный, душный и низкий кабачок, мы едва могли рассмотреть внутренность его вследствие табачного дыма. В скудно освещенной комнате, теснясь за несколькими столами, сидела масса субъектов, которых на первый взгляд трудно описать. Я опытным взглядом различил тотчас же типичных преступников от настоящих рабочих.

Наш приход произвел очевидную сенсацию. Стагарт не обратил, однако, никакого внимания на обращенные к нам частью любопытные, частью враждебные взоры, сопровождаемые насмешливыми и оскорбительными замечаниями. После того, как мы заняли место и сделали вид, что нисколько не интересуемся окружающей нас обстановкой, нас мало-помалу оставили в покое.

Посетители разговаривали возбужденно на всевозможных языках и наречиях. Здесь было больше иностранцев, чем природных англичан.

— В одном Уайтчепеле около сотни подобных кабачков, — сказал мой друг. — А в остальных кварталах бедняков не меньше этого.

— Ты, видимо, часто бывал здесь за последнее время? — спросил я.

— Да, — ответил он со смехом. — Я бывал здесь каждый вечер.

— И всегда уходил безрезультатно.

— Да, настроение у посетителей было всегда довольно спокойное. Ты не должен забывать, что сегодня суббота. По моей статистике, на этот день приходятся 35 % всех преступлений, 50 % — на воскресенье и только 15 % на остальные четыре дня.

— Но почему же это так? — спросил я.

— Окружающая тебя картина является лучшим ответом на это. Алкоголь — страшный враг общества. По субботам рабочие употребляют большее количество алкоголя, чем в остальные дни, а по воскресеньям еще больше, чем в субботу. Если ты примешь во внимание, что по данным Чарльза Бута в Лондоне существует 40 000 человек, живущих исключительно воровством, к которым нужно присоединить миллион рабочих, не имеющих регулярного заработка, то громадное число преступлений в Лондоне тебя, конечно, не удивит.

Наш разговор был прерван приходом странного человека, встреченного посетителями с большим восторгом.

— А, господин профессор! Красный Джек! Сюда, господин профессор! Здесь есть место! Удачный был день, Джек?

Дрожа от волнения, я схватил за руку моего друга.

— Это он, — шепнул я, — не правда ли, это он?

Стагарт спокойно кивнул головой.

— Конечно, это он. Посиди спокойно и не возбуждай внимания посетителей, а то может произойти неприятная сцена.

Профессор, или, как его называли, Джек, был мужчина среднего роста, с густыми огненно-рыжими волосами, неестественно красным лицом и в больших синих очках. Спина его была сгорблена и походка, как мне казалось, была шатающаяся, неуверенная. По-видимому, он пользовался уважением среди этих подозрительных личностей, так как все замолчали, как только он начал говорить.

Он говорил быстро, нервно, отрывисто, часто бессвязно, как будто бы он был пьян.

Настроение среди посетителей становилось все оживленнее и когда появилось несколько девок самого низшего сорта, настроение гостей приняло опасный характер.

— Нам теперь пора уходить, — проговорил Стагарт. — Он теперь вполне в нашей власти.

— Я не знаю, может быть я галлюцинирую, — произнес я, — но чем больше я смотрю на этого Красного Джека, тем более мне кажется, что его я уже где-то и когда-то видал.

— Ты не ошибаешься, — ответил мне мой друг. — Этот Красный Джек — мой хороший друг. Ты удивишься его смелости, когда я заставлю его раскрыть свое инкогнито. Но, однако, пойдем. Еще не настало время захватить его. Мы сначала дадим ему возможность еще раз навестить кладовые Южно-Африканского банка.

Я не знаю, что повлияло на меня, пиво или воздух кабачка, но когда я поднялся, я почувствовал легкое головокружение. Нервы мои были неестественно взвинчены и Стагарт, вероятно, по глазам моим догадался о моем состоянии, так как он по спешно увлек меня к выходу.

Мы должны были пройти мимо стола, за которым сидел профессор.

— Это два сыщика, — проговорил чей-то голос.

— Надо бы их освежить, этих негодяев, — ответил другой.

Я видел, что большие синие очки были устремлены на меня.

Адская, невыразимо отвратительная усмешка появилась на лице Красного Джека.

— Болван! — произнес он, когда я проходил мимо него.

Страшная ненависть к этому человеку овладела мною.

Я потерял всякое сознание и в ту же минуту бросился на Красного Джека и покатился с ним под стол. Вдруг я почувствовал невыразимую боль в глазах. Я услыхал один за другим три, четыре выстрела, раздался целый хаос ревущих голосов и я почувствовал, что железная рука схватила меня и вытащила на улицу.

Боль в глазах прекратилась, но я не был в силах поднять веки.

— Это была остроумная выходка! — услыхал я голос моего друга, как будто откуда-то издалека.

Я пришел в себя и начал тереть глаза.

— Что это было, Стагарт? — спросил я, схватив Стагарта за руку, идя рядом с ним.

— Это была величайшая глупость, — ответил с досадой Стагарт. — Она могла тебе стоить жизни.

— Прости, — ответил я покорно, — я просто потерял голову.

— Ладно, — проговорил Стагарт, горячо пожимая мне руку. — Ты часто своевременно подавал мне помощь и этим спасал мою жизнь, так что мне очень приятно, что я мог тебе отплатить тем же. Все-таки мы еще не квиты.

— Но что же случилось? — спросил я, стараясь собраться с мыслями. Мне казалось, что я получил страшный удар в глаза, так что я почти потерял всякую способность мыслить.

— Ты бросился на Красного Джека, — ответил с усмешкой мой друг.

— Нападение было довольно удачное, — добавил он с юмором, — но ты еще слишком мало знаком с приемами этих людей, чтобы одержать верх. В тот момент, когда профессор почувствовал прикосновение твоих рук, он бросил тебе в глаза перец.

— А! так поэтому-то была такая ужасная боль!

— Конечно, не очень-то приятно получить заряд перца в глаза. Выплачься, мой друг, это принесет тебе облегчение.

Я невольно расхохотался.

— Но кто же это произвел выстрелы? — спросил я.

— Я, мой дорогой друг. Тебе это удивительно. Когда ты с Красным Джеком покатился под стол, в воздухе блеснула полдюжина ножей. Но мой револьвер образумил молодцов.

Молча продолжали мы наш путь. Когда мы встретили кеб, Стагарт подозвал его и мы поехали домой.

— Почему ты оставляешь так долго на свободе этого молодца? — задал я Стагарту вопрос. — Ты обыкновенно так не поступаешь.

— У меня есть на это причины, — ответил мой друг. — С твоей методой преступников не поймаешь.

Сконфуженный, я замолчал.

Мы сидели на следующее утро за чаем. Стагарт читал «Таймс». Вдруг он разразился громким смехом.

— Нет! Это слишком. Это невероятно! — вырвалось у него.

— Что случилось?

— На, читай.

Он протянул мне газету и указал пальцем на заметку.

Я начал читать.

Вот это было напечатано в газете:

Сегодня рано утром неизвестный субъект вторгся в квартиру директора Южно-Африканского банка, мистера Клингсфорда. Обстоятельства этого загадочного и дерзкого нападения не вполне еще выяснены.

Около четырех часов утра старая экономка проснулась от шума опрокинутой мебели. Так как она знала, что мистер Клингсфорд проводил ночь в банке, то она поспешно встала, зажгла электрические лампочки и вошла в кабинет директора. Она увидела субъекта, который был занят взломом железной кассы. Прежде чем она успела закричать, грабитель бросился на нее, связал ее и сунул ей в рот платок. В таком виде ее нашли сегодня утром. По ее описанию преступник — довольно плохо одетый человек среднего роста с густыми рыжими волосами и рыжей бородой и в больших синих очках.

Самое загадочное в этом дерзком грабеже то, что ни на входной двери, ни в дверях квартиры не оказалось следов взлома, и они сегодня утром были найдены крепко запертыми. Полиции остается разгадать тайну, каким образом грабитель проник в квартиру.

Я прочел заметку с возрастающим удивлением.

— Я не понимаю, что ты находишь смешного во всем этом, — сказал я, отдавая газету моему другу. — Я вполне доверяю тебе и вполне признаю твои способности, которые ты уже не раз доказал на деле. Но в данном случае, мне кажется, твое поведение настолько легкомысленно, что оно, в конце концов, будет стоить мистеру Клингсфорду жизни.

— Успокойся, — ответил Стагарт. — Я действую по заранее составленному плану. Конечно, это новое обстоятельство не было предусмотрено, и если я расхохотался, то только потому, что в этом новом преступлении есть комическая сторона. Во всяком случае, — добавил он с серьезностью, — на этот раз я стою перед такой странной психологической задачей, что я сам с напряжением жду развязки, которая мне разъяснит некоторые непонятные обстоятельства.

— Поторопись с завтраком, — с нетерпением добавил он. — Нам предстоит сегодня много работы.

Он дал мне пилу и сам запасся отмычкой, долотом, щипцами и буравом.

— На всякий случай, — проговорил он с улыбкой, видя мое удивленное лицо.

— Зачем тебе все эти инструменты? — спросил я. — Не для взлома же?

— Как раз для этого. И ты будешь моим помощником в этой воровской экспедиции.

— И ты решишься на это среди белого дня?

— Конечно. По крайней мере, не нужно будет работать с потайным фонарем.

Я не мог понять его слов.

— Это имеет отношение к Красному Джеку? — спросил я.

— Ты угадал.

— Ты, значит, намереваешься провести грабителя и произвести взлом?

— Да, совершенно верно, — ответил Стагарт со своей стереотипной иронией.

— Это страшно интересно.

— Ты удивишься результату, к которому нас приведет моя мера, — сказал Стагарт.

Мы снова отправились по подземной железной дороге в Уайтчепель и зашли в один дом, находящийся вблизи того кабачка, в котором мы были накануне вечером.

Это было довольно старое, почти развалившееся двухэтажное здание. С уверенностью человека, явившегося сюда не впервые, вошел Стагарт в подъезд и поднялся на лестницу. Насколько я мог заметить по первому взгляду, дом был необитаем. Тем не менее, на лестнице виднелись свежие следы.

Стагарт остановился перед дверью второго этажа и начал без всякого стеснения взламывать замок.

После десятиминутной работы дверь открылась, и мы вошли в квартиру, состоявшую из трех бедно обставленных комнат.

Стагарт внимательно осмотрелся и тотчас же направился в одну из комнат, в которой стоял большой железный шкаф.

— Что ты хочешь делать? — спросил я испуганно, видя, что он намеревается взломать шкаф.

— Ты это отлично видишь, — ответил нетерпеливо мой друг.

— Но кому принадлежит эта квартира? — продолжал я расспрашивать.

— Красному Джеку.

При этих словах он ударил в дверцы шкафа ломом, и они поддались первому же удару.

Я увидал ящик, наполненный доверху золотом, кредитными билетами и ценными бумагами.

Стагарт, улыбаясь, обратился ко мне.

— Знаешь, сколько здесь денег? — спросил он, перебирая бумаги.

— Не имею понятия.

— Около миллиона. Жаль, что мы не профессиональные воры.

Я расхохотался.

В то время, как Стагарт в лихорадочном волнении осматривал все углы квартиры, я задумался над всем случившимся.

Каким образом могло случиться, что один человек без всякой посторонней помощи проследил неизвестного человека из Сити в Уайтчепель и нашел его пристанище, и таким образом добился неслыханного успеха?

Но я уже имел так много почти невероятных доказательств гениальных способностей моего друга, что я не сомневался в нем ни минуты.

Вошел в комнату Стагарт с большим рыжим париком, несколькими палочками румян и большими синими очками.

Он весело подмигнул мне и произнес:

— Теперь мы поймали Красного Джека. Остается захватить вора на месте преступления.

— Как? — воскликнул я. — Разве Красный Джек и вор не одно и то же лицо?

— И да и нет, — ответил мой друг. — Это одно и то же лицо, но, как мне кажется, две совершенно разные натуры.

— Я тебя не понимаю, — проговорил я.

— Ты меня, может быть, сегодня поймешь, — ответил серьезно Стагарт. — Поедем теперь обратно.

Уходя, друг мой запер железный денежный шкаф и входную дверь.

— Что ты намерен теперь делать? — спросил я по дороге в Сити.

— Мы попытаемся попасть этой ночью в Южно-Африканский банк, но так, чтобы об этом не знала ни одна человеческая душа. Поэтому нам нужно туда отправиться теперь же.

Войдя в главное помещение банка, мы смешались с публикой и при наступлении вечера прокрались незаметно в ту комнату, которая находилась перед лестницей, ведущей в кладовые.

Там мы спрятались за шкафом.

Хотя мне было непонятно, к чему все это делается, тем не менее, я с величайшим волнением ждал наступления ночи.

Мало-помалу в банке все стихло. Последние служащие ушли и около 11 часов мы услыхали шаркающие шаги сторожа, обходившего банк; он вошел в комнату, в которой мы находились, окинул ее быстрым испытующим взглядом, но нас не заметил.

Затем наступила абсолютная тишина. Стагарт заранее велел мне не произносить ни слова. Минуты казались мне часами. Часы пробили половину, три четверти двенадцатого. Наконец пробило полночь.

Вдруг мне послышались легкие, робкие шаги. Я затаил дыхание и прижался к шкафу.

Вдруг растворилась дверь, и сгорбленная фигура тихо прокралась в комнату. Раздался лязг открываемого замка, раскрылась дверь в подвальное помещение и фигура исчезла.

Стагарт схватил меня за руку, и я последовал за ним. Тихо, крадучись как кошки, прокрались мы к лестнице и прошли вниз через открытую дверь. Беззвучно сошли мы с лестницы и прошли по нескольким коридорам.

Когда я привык к темноте, мне показалось, что в другом конце комнаты, в которой мы находились, стоит фигура. Теперь мы к ней подошли. Раздался лязг ключей.

Вдруг ослепительный свет прорезал ночную тьму. Стагарт поднял потайной фонарь, яркий свет упал на бледное как полотно лицо.

Это был мистер Клингсфорд, директор Южно-Африканского банка.

Раздался крик, несколько кредитных билетов упали на пол, затем фонарь моего друга упал со звоном на пол.

Раздались поспешные шаги, я бросился было вперед, но Стагарт удержал меня.

— Пускай бежит, — проговорил он. Голос его странно звучал.

Молча мы поднялись наверх. Все двери были открыты и мы без труда проникли в первый этаж.

— Стагарт, — сказал я, останавливаясь на ходу, — если бы я не был человеком XX столетия, я мог бы подумать, что в твоем распоряжении находятся какие-то неземные силы. Ты решил задачу самым неожиданным образом, но решение это, я уверен, принесет с собой несчастие.

— Ты прав, — ответил мой друг, — я предчувствую исход всей этой истории, но не могу его еще понять.

В эту минуту раздался выстрел.

Охваченные одной и той же мыслью, мы бросились к кабинету мистера Клингсфорда. Послышалось хлопанье открываемых и закрываемых дверей. Сторож и двое слуг бежали нам навстречу. Когда они нас узнали, они присоединились к нам.

Дверь, ведущая в комнаты директора, была закрыта. Мы налегли на нее, и она разлетелась в дребезги.

Мы вбежали в комнату.

На ковре лежал мистер Клингсфорд с револьвером в руке. Он был мертв.

Мы стояли, пораженные этой катастрофой, предвидеть которую не мог даже Стагарт.

Мой друг взял со стола лист бумаги, на котором дрожащим почерком было написано следующее:

Я могу только сознаться в ужасной болезни. Все мое преступление заключается в безумии. Смерть мое опасение. Я жил двумя жизнями, сам не зная об этом. Вы маэстро, мистер Стагарт. Вы уничтожили Кроеного Джека и продиктовали несчастному человеку единственное спасение — смерть.

Клингсфорд.

— Я еще не совсем понимаю это признание, — проговорил я, возвращая лист моему другу.

— Я это предчувствовал, — произнес тот, не обращая внимания на мои слова. На лице его выразилось глубокое волнение, когда он наклонился над Клингсфордом и почти нежным движением закрыл глаза несчастному.

Когда мы вернулись в номер, Стагарт долго задумчиво сидел в кресле.

Уже рассветало, когда и друг мой закурил папиросу и взглянул на меня, видимо утомленный.

— Эта драма не могла иначе кончиться, — проговорил он, — мистер Клингсфорд рассчитался с рыжим Джеком и он не мог поступить иначе.

— Я понимаю только, — ответил я, — что Красный Джек и мистер Клингсфорд были одним и тем же лицом.

— Но у них было две души, — заметил Стагарт, — и это объясняет загадку, страшную загадку. Подобные случаи бывают и известны в истории душевных болезней. Это раздвоение человеческой личности.

Честный финансист мистер Клингсфорд вследствие какого-то физиологического недостатка в определенное время, даже в определенные часы терял сознание своего собственного «я» и всего своего существа и превращался в отвратительного мазурика. В те часы, когда он становился вторым человеком, он не сознавал, что раньше у него было другое «я». Таким образом, он с необычайной ловкостью играл роль Красного Джека, извлекая пользу из первого своего существования и совершая преступления второго «я».

— Но, — заметил я, — кто докажет, что первоначальное «я» этого человека было не «Красный Джек», а мистер Клингсфорд? Может быть, второе существование было как раз первым, а первое было бессознательным существованием?

— Этому предположению противоречит конец несчастного. Он умер мистером Клингсфордом, потому что он жил «Красным Джеком».