Приключения Ийона Тихого

ПРОФЕССОР ТАРАНТОГА, СЕДОВЛАСЫЙ И СЕДОБОРОДЫЙ, В КОНЦЕ ПУТЕШЕСТВИЯ НЕ СТОЛЬ СЕДОЙ И БЕЗ БОРОДЫ.

МАГИСТР ЯНУШ ХЫБЕК, ЮНОША В ОЧКАХ.

СУЩЕСТВО С ОРИОНА, ТИПИЧНАЯ ДЕРЕВЕНСКАЯ БАБА.

ТРОЕ КАЛЕНУСЦЕВ, ЛЫСЫЕ КАК КОЛЕНО.

ИНЖЕНЕР С ПЛАНЕТЫ КАЛЕНУСИЯ.

ДОКТОР С ПЛАНЕТЫ КАЛЕНУСИЯ.

РОБОТ С КВАДРАТНОЙ ГОЛОВОЙ.

ПРЕЛЕСТНАЯ БЛОНДИНКА С ГРЕЛИРАНДРИИ.

ДИРЕКТОР ИНСТИТУТА С ГРЕЛИРАНДРИИ.

УЧЕНЫЙ I.

УЧЕНЫЙ II.

ЛИК С ТУМАННОСТИ NGC.

ЖЕНЩИНЫ, ПЕРЕСЫЛАЕМЫЕ ПО РАДИО, И ПРОЧИЕ.

I

Квартира профессора Тарантоги. Обычная мебель. Столик, на нем «странствователь» — аппарат величиной с небольшой чемоданчик, с циферблатами, какими-то линзами, с возможно большим выключателем; рядом — звездные атласы и звездный глобус. На аппарате — прицельник, что-то вроде воронки, направленной на свободное от мебели пространство комнаты между шкафом и дверью. Это пространство отгорожено шпагатом. Бок шкафа, образующий границу этого пространства, выломан, доски расщеплены и вдавлены внутрь. Рядом на полу большой камень с Луны, возможно более необычной формы. Около столика с аппаратом три стула — два нормальных, а третий — «гибрид» из двух обычных стульев: у него четыре ножки и две спинки. Это результат взаимопроникновения двух стульев во время предыдущего эксперимента. Профессор Тарантога вставляет вилку в розетку, что-то поправляет, садится за столик, устраивается поудобнее, так, как садился бы на скамью в поезде, который сейчас должен тронуться. Начинает устанавливать прицельник, но вдруг раздается звонок. Профессор выходит и возвращается с молодым человеком в роговых очках, в пальто, с портфелем — типичным поляком-канцеляристом.

ХЫБЕК. Профессор Тарантога?

ПРОФЕССОР. Да. Вы из газеты? Я, знаете ли, не даю никаких интервью.

ХЫБЕК. Да нет же, нет. Не из газеты… Я получил от вас письмо.

ПРОФЕССОР. Письмо? Минуточку… Какое письмо?

ХЫБЕК. Ну как же, господин профессор!.. Неужели вы забыли про объявление в «Газете»?.. Я написал вам… и получил ответ с приглашением зайти сегодня…

ПРОФЕССОР. А-а! Так вы — Хыбек?! Магистр Хыбек! Ну конечно. Простите, не узнал. На фотографии вы выглядите иначе.

ХЫБЕК. Потому что это старая фотография, тогда я еще не носил очков. (Кладет на стул портфель, портфель падает, он его поднимает.) Простите, ради Бога. Я так волнуюсь! Всю жизнь я мечтал о полетах к звездам… когда еще никто и не слышал о спутниках…

ПРОФЕССОР. Похвально, весьма похвально. Знаете, я получил массу предложений, но по многим причинам выбрал вас… Вы знакомы со стенографией, не так ли?

ХЫБЕК. Да, знаком. Я работаю оценщиком, окончил экономический и товароведческий факультеты, но астронавтика интересовала меня с детства, я читал все, что только мог достать. И знаете, почти все понимал. А вы действительно собираетесь строить ракету?

ПРОФЕССОР. Ракету? Об этом мы еще поговорим. Так, значит, мой выбор пал на вас, поскольку мне казалось, что я вас откуда-то знаю. Может быть, вы слушали мои лекции?

ХЫБЕК. Увы, нет. Как-то не довелось… Но если б довелось, наверняка бы слушал… А что до фотографии, то вы, господин профессор, наверно, меня узнали, ведь я уже бывал у вас. Вы тогда еще не носили бороду, а я учился… Это было в пятьдесят первом году. Двадцать седьмого апреля.

ПРОФЕССОР. В пятьдесят первом? Вы были у меня? Что-то не помню. Интересно, зачем?

ХЫБЕК. Не помните? Я был всего несколько минут при весьма странных обстоятельствах. Впрочем, честно говоря, я до сих пор не знаю, зачем тогда к вам приходил…

ПРОФЕССОР. А-а! Вспомнил! Ну, конечно, это было забавно! Вы не знали, зачем пришли… и я тоже не знал. Хе-хе!

ХЫБЕК. Но если вы выбрали меня именно из-за этого, стало быть, я приходил не зря. Не знаю, как сказать, но я так благодарен вам… Мне понадобится отпуск? Если да, я могу похлопотать о больничном…

ПРОФЕССОР. Отпуск? Зачем отпуск?

ХЫБЕК. Ну как же! Ведь в объявлении было сказано, что вы ищете спутника для путешествия к звездам!

ПРОФЕССОР. Действительно, я так написал. Но отпуск… нет, отпуск не понадобится.

ХЫБЕК. Значит, пока еще ракету не строят? Ну да, наверно, лимиты… Я понимаю…

ПРОФЕССОР. Никакой ракеты не будет. Молодой человек, прошу слушать внимательно: я открыл новый способ путешествий в Космосе!

ХЫБЕК. Новый? А как же ракета?

ПРОФЕССОР. Без ракеты. По моему методу можно переноситься с места на место без каких бы то ни было экипажей, ракет, самолетов или звездных кораблей…

ХЫБЕК. Совершенно без?

ПРОФЕССОР. Абсолютно. С помощью моего аппарата можно лететь к звездам, не выходя из этой комнаты. Там (указывает на пространство, огороженное веревками) наступает контакт.

ХЫБЕК. Между этими веревочками?

ПРОФЕССОР. Я умышленно отгородил эту часть комнаты. Странствователь — так я назвал свой аппарат — нацелен туда, видите? Разумеется, первые опыты я проводил в ограниченных масштабах. Благодаря этому я мог, например, не наклоняясь коснуться собственной пятки или, не вставая с этого стула, взять что-либо со шкафа в другой комнате. Ну, а первый серьезный эксперимент я провел вчера. Это была Луна…

ХЫБЕК. Луна? Тут? Между веревочками?

ПРОФЕССОР. Не вся, разумеется. Я вошел в контакт, то есть соприкоснулся с кратером Эратосфена. Может быть, вы знаете, это большой погасший лунный вулкан, его видно в обычный бинокль…

ХЫБЕК. Знаю, знаю. И что, удалось?

ПРОФЕССОР. Он был тут. Южная сторона вулканического конуса. Она простиралась примерно отсюда… досюда… (Показывает.)

Хыбек (стоя у шкафа). А что здесь случилось?

ПРОФЕССОР. В момент выключения вершина задела за шкаф. Коснулась боком, при этом кусочек откололся. Вот этот.

Хыбек (поднимает камень). Невероятно. Это камень с Луны?

ПРОФЕССОР. Да. И все потому, что прицельник был еще недостаточно хорошо проградуирован. К счастью, все кончилось без серьезных последствий, только от толчка у соседей ниже этажом немного отвалилась штукатурка…

ХЫБЕК. Феноменально! Но я не понимаю…

ПРОФЕССОР. Луна и Земля находятся в пространстве. В трехмерном пространстве. Это пространство я перегибаю. Мой аппарат складывает его вдвое в четвертом измерении, так что исходный пункт соприкасается с намеченным…

ХЫБЕК. Гениально! Почему никому до сих пор это в голову не пришло?

ПРОФЕССОР. Понятия не имею. Но нам пора. Сегодняшний опыт будет уже настоящей космической разведкой. Я намерен вступить в контакт с четырьмя планетами нашего Млечного Пути. Как вы, наверно, догадываетесь, я выбрал планеты, во многом подобные Земле…

ХЫБЕК. Господин профессор, это превосходно! Благодаря достижениям науки, которыми могут поделиться с нами тамошние цивилизации, человечество достигнет вершин расцвета!

ПРОФЕССОР. Вы так думаете? Дай-то Бог! Молодой человек, извольте сесть с той стороны. Сейчас трогаемся. Давайте договоримся. Вы будете записывать все происходящее, в особенности разговоры с существами с иных планет. Вот бумага и карандаш…

ХЫБЕК. Но я же ничего не пойму.

ПРОФЕССОР. Поймете, поймете. Этот аппарат (показывает аппарат под столом) — наш переводчик. Специальный электронный мозг. Он улавливает колебания воздуха, вызываемые речью, и переводит на понятный нам язык. Вам будет казаться, что чужие звездные существа говорят по-нашему. Разумеется, это лишь иллюзия. Время от времени может попасться выражение, которого машина не сумеет перевести. Тогда прошу записать его буквально так, как услышите… Ясно?

ХЫБЕК. Да, господин профессор! Что вы делаете? Неужто уже?

Слышны странные звуки.

ПРОФЕССОР. Я включил капацитроны. Требуется определенное время, чтобы набралось достаточно энергии, способной перегнуть пространство. Это указатель потенциала сгиба. Энергию мы забираем из электросети, поэтому свет немного сел. Видите? Падение напряжения.

ХЫБЕК. Что это так гудит?

ПРОФЕССОР. Гравитационное поле подвергается сжатию, двузначно лимитированному детерминатором Лоренца-Фицжеральда, разумеется, ковариантно, а также конгруэнтно геодезическим линиям…

ХЫБЕК. Не улавливаю…

ПРОФЕССОР. Это не страшно. Зарядка продлится еще немного. Мы можем поговорить. Там, перед нами, наступит трансмогравифлексия, то есть сгибание пространства. Когда мы начнем входить в соприкосновение, вы это почувствуете по миганию вон этих указателей — я подам знак рукой. И тут уж прошу не двигаться. Ни одного движения, потому как наша сторона может тогда перевесить, от чего упаси нас Боже.

ХЫБЕК. А что тогда произойдет?

ПРОФЕССОР. Образуется складочка. Небольшая рябь в окружающем нас пространстве. Вчера в момент соприкосновения я чихнул…

ХЫБЕК. И что случилось?

ПРОФЕССОР. Еще сорок секунд… Что вы сказали? Вы видите этот стул? Вчера это были два стула… Из-за того, что в пространстве образовались волны, произошло взаимопроникновение материи. Хорошо, что тем дело и кончилось. Если б на стульях сидели люди, из них получились бы существа, сросшиеся, как сиамские близнецы.

ХЫБЕК. Ужасно!

ПРОФЕССОР. Поэтому прошу не шевелиться. Когда контакт установится, опасность минует. Понятно, есть и иные опасности — со стороны жителей чужой планеты. Но того, что сделают они, увидев нас, мы предсказать не можем…

ХЫБЕК. А нет ли у вас какого-нибудь оружия?

ПРОФЕССОР. Наша экспедиция носит мирный характер. В крайнем случае я выключу аппарат, и мы вернемся. Вот выключатель. Если произойдет что-нибудь непредвиденное и я не смогу повернуть выключатель сам, извольте сделать это за меня, вот так… Что-то сегодня долгонько заряжается. Видимо, соседи опять включили электрическую печь, а я их так просил… Ну, еще немного… Внимание, молодой человек, сейчас я подам знак! Не двигайтесь, что бы ни случилось или появилось. Правда, мы без ракеты, но это путешествие к звездам, и вы обязаны меня слушаться, как командира. Капацитроны заряжены, прицел на Орион. Внимание, тронулись!

Различные звуковые и световые эффекты. Профессор и Хыбек сидят неподвижно, вглядываясь в пространство, огороженное веревками. Что-то пролетает между шкафом и дверью.

ХЫБЕК. Профессор, что это было?

ПРОФЕССОР. Наверно, какой-то метеорит.

ХЫБЕК. А почему ничего не видно?

ПРОФЕССОР. Ведь космическая пустота…

Опять что-то пролетает, теперь уже между ними. Шум.

ХЫБЕК. Ох. Тоже метеор?

ПРОФЕССОР. Видимо, мы попали в рой. (Вытаскивает из-под стула два шлема, один надевает сам, второй подает Хыбеку.) Наденьте, так будет безопасней… (Спустя минуту.) А это что? Вибрация? Весь столик дрожит… Вчера этого не было. Странно. (Прикасается к аппарату.) Аппарат не греется…

ХЫБЕК. Профессор, это не вибрация — это я. Ноги трясутся… Но просто от возбуждения, не от страха, уверяю вас.

ПРОФЕССОР. Немедленно прекратите! Никакой дрожи! Внимание, прибываем!

Над аппаратом зажигается сигнал. Этот сигнал всегда будет гореть во время «пребывания на иной планете». Долгое время ничего не происходит.

ХЫБЕК. Господин профессор, может быть, это необитаемая планета?

Слышны медленно приближающиеся шаги.

ПРОФЕССОР. Тихо!

Из-за приоткрытой двери просовывается голова Существа. Дверь открывается. Существо входит в комнату. Оно невероятно похоже на обыкновенную бабу. На спине большой мешок. Существо не замечает ни профессора, ни Хыбека, неподвижно сидящих за столиком. Существо оглядывается, потом медленно начинает развязывать мешок.

II

СУЩЕСТВО. Фу, как высоко! Не для моих ног. Хозяйка! (Снимает мешок.) Едва дошла. Ой! Куда ни глянь, везде галенты сидят, верещат, пристают, на что это похоже? Нельзя спокойно пройти! Хозяйка! Я яйца принесла! Опять куда-то подавалась… (Выходит в прихожую.)

ХЫБЕК. Господин профессор, что это значит? Это же здешняя, из деревни. Видно, заблудилась…

ПРОФЕССОР. Исключено! Прицельник показывает, что мы в созвездии Ориона. Четвертая планета слева…

ХЫБЕК. Но она же из деревни!

ПРОФЕССОР. Ну и что? На других планетах тоже могут быть деревни.

ХЫБЕК. Простите, но она говорит о яйцах! Это обычная баба, торговка… Наверно, ошиблась этажом, а дверь была не закрыта…

ПРОФЕССОР. Вы так думаете? Можно спросить, с какой она планеты, только она, наверно, не знает.

ХЫБЕК. Может, заглянуть в мешок? (Встает.)

ПРОФЕССОР. Лучше не надо! Оставьте! Так нельзя.

ХЫБЕК (нюхая). Немного молочком отдает, немного хлевом… Профессор, это настоящая деревенская баба. И мешок… (Существо возвращается.)

СУЩЕСТВО. Чтой-то это вы? Вы — здешний? (Увидела Тарантогу.) Что, в гости к хозяйке приехали?

ХЫБЕК. Нет, мы тут живем. А не ошиблись ли вы, бабонька, дверью?

СУЩЕСТВО. Это как же? Я яйца принесла. А хозяйки нет? Так, может, вы возьмете? Яички что надо!

ХЫБЕК. Нет! Нет! Идите! Нам яйца не нужны.

СУЩЕСТВО. Как хочите. Но яйца-то какие! Только взгляните. (Показывает яйцо величиной с дыню.)

ХЫБЕК. Бог ты мой!

ПРОФЕССОР. Ага, видите! Разве я не говорил? Это Орион! (Обращается к Существу.) Моя милая, хозяйки нет, но это ничего. Мы можем взять эти яйца…

ХЫБЕК. Да! Да! Как только она… вернется, мы ей отдадим…

СУЩЕСТВО. Уж и не знаю. Так вы, значить, берете, или как?

ПРОФЕССОР. Берем! Конечно, берем! Только скажите, пожалуйста, чьи это яйца?

СУЩЕСТВО. Как чьи? Мои! Вы что думаете, я по соседям собирать стану? У меня свое хозяйство! Яйца — свеженькие… Не хочите…

ПРОФЕССОР. Вы меня не так поняли. Меня интересует, милая, чьи это яйца, то есть кто их снес?

СУЩЕСТВО. Шутки шутите? А кто мог снести? Известно кто — пштемоцль…

ПРОФЕССОР. А как он выглядит?

СУЩЕСТВО. Послушайте, что вы мне голову морочите? Что вы, пштемоцля не видели, что ли?

ПРОФЕССОР. Видели, видели, ну конечно же, видели. Положите яйца на стол! Садитесь, коллега!

СУЩЕСТВО. Значить, берете?

ПРОФЕССОР. Конечно. Благодарим за труды.

СУЩЕСТВО. «Благодарим» — это хорошо. А деньги где?

ХЫБЕК. Профессор, скажите, что хозяйка заплатит в другой раз.

ПРОФЕССОР. Это было бы нечестно. Моя милая, а почем яйца?

СУЩЕСТВО. По четыре мурпля, господа! Почти даром.

ПРОФЕССОР. Увы, моя милая, у нас сейчас нет наличных. Может быть, вы взяли бы что-нибудь взамен?

СУЩЕСТВО. Что-нибудь? Это что же? Что может быть заместо денег?

ПРОФЕССОР. Что угодно. Можете взять любую вещь из этой комнаты, например, эту вот вазу…

СУЩЕСТВО. Нет, господа! Я слишком стара для этого. Давайте-ка платите, или дело не пойдеть!

ХЫБЕК. Профессор, но это же бесценный для науки экземпляр. Яйца неизвестного существа! Заговорите ее, а я выключу! Яйца лежат за пределами действия аппарата — вернемся, и они останутся нам!

ПРОФЕССОР. Нет, это будет несолидно. Моя милая, послушайте! Мы не можем вам заплатить мурплями, потому что у нас нет таких денег, а нет их у нас потому, что мы прилетели с другой планеты. Мы прибыли к вам издалека, и нам совершенно необходимы эти яйца, потому как у нас, на Земле, таких нет. Мы дадим вам взамен что угодно.

СУЩЕСТВО. Хватит. Нижайше благодарим. Рассказывайте такие сказки своей бабушке! С другой планеты, смотрите-ка! Поодевались, как обезьяны, проводов понатягивали, шнуров понавешали и пожалте вам — с другой планеты! Сказать правду? Яичек дармовых захотелось! (Закидывает мешок за спину.)

ПРОФЕССОР. Оставьте яйца, мы дадим вам все, что вы захотите!

СУЩЕСТВО (задерживаясь в дверях). Ну и настырный! Вы что, по-орионски не понимаете, или как? Ну, так я по-другому скажу: старая перечница, вместо того чтобы наряжаться, берись за честную работу, сам себе пштемоцлей выращивай, так будут тебе и яйца!

Выходит, хлопнув дверью. Профессор выключает аппарат. Звуковые, световые эффекты. Светлеет. Тишина.

ПРОФЕССОР. Мы на Земле…

ХЫБЕК. Забрала! Какая жалость! Пан профессор, что вы наделали?!

ПРОФЕССОР. Я наделал? Простите, но…

ХЫБЕК. Но почему она была так невероятно похожа на наших крестьянок?

ПРОФЕССОР. Потому что тоже была крестьянкой. Слышали, как она сказала: «по-орионски». Вы не понимаете? Крестьянка с планеты Орион, ничего больше. Правда, невероятно человекообразная!

ХЫБЕК. Как она могла сказать «по-орионски», если они там не знают, что мы их звезды называем Орионом?

ПРОФЕССОР. Потому что вы слышали не то, что она говорила, а лишь то, что переводил наш электронный мозг. Отсюда впечатление, будто она говорила по-нашему. Юноша, прошу записать: «Контакт с homo rusticus orionensis, или с человеком сельским орионским». И эти незнакомые выражения тоже. Вы их помните?

ХЫБЕК (пишет). Да. Галенты и пштемоцль. Это, должно быть, птица, размером, наверно, со слона. А что могут означать «галенты»?

ПРОФЕССОР. Может быть, местные хулиганы? Жаль, жаль яиц.

ХЫБЕК. Надо было выключить, как я советовал. Тогда остались бы.

ПРОФЕССОР. Нет, так не годится. Вы кончили, Хыбек?

ХЫБЕК. Да, пан профессор.

ПРОФЕССОР. Хорошо. Совершим второй полет. Нашей целью будет солнце из созвездия Стрельца, в самом центре Галактики. Я только установлю прицельник… Готово, внимание!

ХЫБЕК. Пан профессор, а нельзя ли так установить прицельник, чтобы войти в контакт с существами более образованными?

ПРОФЕССОР. К сожалению, это невозможно. Капацитроны заряжены, двигаемся!

Эффекты. Появляется что-то вроде очень странного, низкого стола. В нем отверстия, в каждом сидит один каленусец. Всего их трое. Они смотрят друг на друга. Столешница между ними покрыта богатым узором. Кроме того, в ней находятся различные, пока закрытые клапаны. Каленусцы похожи на людей, совершенно лысы, на этих лысинах могут быть различные элементы: например, дополнительные уши, носы или антенны.

III

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Коллеги, поступили новые сведения с мест. Послушайте! В Северном полушарии катастрофически повысился уровень благосостояния. Есть многочисленные жертвы. Бюро прогнозов предупреждает, что возможен дальнейший, угрожающий рост жизненного уровня. Или вот еще: работники Министерства Блаженства во время очередной облавы в лесах обнаружили скопление индивидуумов, питающихся кореньями. По их словам, они сбежали от цивилизации, поскольку им было так хорошо, что они не могли выдержать. Что вы на это скажете?

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Действительно, серьезное положение.

3-Й КАЛЕНУСЕЦ. А куда смотрит НАПУГАЛ? Где их обещанные вулканы?

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Наверно, опять недовыполнение?

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Снижение выпуска продукции, говорите? Сейчас узнаем. Алло, прошу соединить с НАПУГАЛом! Это Наивысшая Палата Ужасов и Галлюцинаций? Говорит тайный МЕЖВЕЖКОКОТ. Что? Не слышно? Тайный Межведомственный Комитет Конструктивных Тревог, говорю… Да, алло! Где там Главный инженер? Давайте его сюда!

1-й каленусец нажимает кнопку. В столе открывается клапан, из него вылезает голова Инженера.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Инженер, что там с вашим новым объектом?

ГОЛОВА. Вы имеете в виду вулкан?

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Да. Он действует?

ГОЛОВА. Он сейчас в стадии пробного запуска…

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. У нас есть другие сведения.

ГОЛОВА. Были объективные трудности. Лава не хотела течь.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Почему?

ГОЛОВА. Кратер засорился.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Кратер, говорите, засорился? И что? Почему не прочистили? Я за вас должен это делать? Не знаете, что происходит? У меня тут сообщения с мест. Наступило резкое повышение жизненного уровня. Отмечаются многочисленные случаи благоденств… Вы слышите?

ГОЛОВА. Слышу.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. И что? Жизненный уровень повышается, благоденствие свирепствует, а вы мне тут бормочете про объективные трудности? Немедленно запустить вулканы в серийное производство, ясно? Искусственные наводнения, искусственные взрывы вулканов, землетрясения — вот что сегодня нужно больше всего. Мы чувствуем колоссальную недостачу опасностей, да и страхов маловато. Рынок переживает недострашение! Лозунг дня: больше стихийных бедствий для масс! Только так возродится дух самопожертвования, надежда на лучшее завтра, героизм и всеобщая молодцеватость. Ясно?

ГОЛОВА. Ясно.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Ну! Привет!

Голова исчезает, клапан захлопывается.

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Ну и работает этот НАПУГАЛ! Их последнее наводнение было чистой воды посмешищем…

3-Й КАЛЕНУСЕЦ. А что делает ВЫПУГАЛ?

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Послушаем. Алло, соедините меня с Высшей Палатой Универсально-Глобального Амбулаторного Лечения. Алло! ВЫПУГАЛ? Тайный МЕЖВЕДКОКОТ. Есть там кто-нибудь из правления? Включите его на меня.

Нажимает кнопку, открывается клапан, появляется 2-я голова.

Как дела, Доктор?

2-Я ГОЛОВА. Скверно, господин председатель! Наши работники спешат к жертвам благоденствия днем и ночью, но в последнее время участились несчастные случаи, вызванные катастрофическим отблаженческим убеганием. Эту опасную болезнь можно победить только более интенсивным ухудшением или затруднением жизни…

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Но, Доктор, зачем вы рассказываете нам вещи, которые знает любой ребенок? Я спрашиваю, что вы делаете?

2-Я ГОЛОВА. Применяем широкую гамму медицинских процедур. Более легкие случаи вылечиваем на дому или амбулаторно, а индивидуумов, особо впечатлительных к тяготам благосостояния, изолируем в наших ужасальницах.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. А почему население бежит в леса?

2-Я ГОЛОВА. Проявление достойной сожаления темноты. Кроме того, мы получаем слишком мало индивидуальных медикаментов. Раздражильники, кошмарники и череподавилки, имеющиеся в продаже, — это старые, малоэффективные модели…

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Так сделайте соответствующую заявку в Ведомство. Привет!

2-я голова исчезает, клапан захлопывается.

Коллеги, надо действовать! До сих пор Тайный МЕЖВЕДКОКОТ охватывал только НАПУГАЛ и ВЫПУГАЛ. Теперь настала необходимость включить в дело Министерство Неизменных Инстинктов и Центр Кошмаров и Видений. Есть предложения?

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Я считаю, вместо того чтобы дискутировать, мы должны как можно скорее слиться. А то мы до утра ничего не разработаем.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Согласен. Коллеги, сливаемся!

3-Й КАЛЕНУСЕЦ. Под столом или над столом?

Вытаскивает откуда-то гибкую трубку, один ее конец приставляет к голове 2-го каленусца, а другой — себе ко лбу.

ПРОФЕССОР. Господа, простите, пожалуйста! Мне кажется, вы жители планеты Каленусии…

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Не мешайте! Совещание! Евфрозий, я еще не чувствую твоего сознания.

ПРОФЕССОР. Простите, господа, речь идет о деле величайшего значения. Мы прибыли к вам весьма необычным способом, чтобы вступить с вами в контакт от лица разумной расы, населяющей далекий звездный мир…

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Что он там плетет? Выключайтесь, а то я вас… ух как напугаю!

ПРОФЕССОР. Господа, уверяю вас, вы имеете дело с жителями далекой планеты, которые благодаря новому изобретению…

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Не хочет отставать! Кто это?

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Это тип с Земли, о котором нам говорили вчера. Он построил первый телетактор на кустарных элементах и возомнил о себе Бог весть что…

ПРОФЕССОР. Но, господа, мы в качестве, так сказать, соседей по Млечному Пути…

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. С Земли… Земля… Земля… А, вспомнил! Это такая сморщенная скорлупка, залитая водой, замерзшая с двух концов, в самом диком уголке Галактики…

3-Й КАЛЕНУСЕЦ. Она самая! У Космоса тоже есть свои забитые досками провинции. Эй вы, там, выключайтесь! Нам не о чем говорить!

ПРОФЕССОР. Господа, мы жаждем с вами связаться от имени науки и человечества!

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Настойчив, как старый робот. Послушайте, вы знаете с кем разговариваете? Вы восемьсот тысяч лет как вылезли из пещер, и уже вам нужны космические контакты? Между нами и вами разница в сорок миллионов лет. Понимаете? Развивайтесь следующие тридцать девять миллионов, тогда поболтаем, а сейчас прошу выключаться.

ПРОФЕССОР. Но наше эпохальное изобретение…

1-йкаленусец. Нет, это неслыханно! Господин волосатый, ваше изобретение у нас что-то вроде игрушки: таким способом у нас путешествуют детишки в люльках.

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Это электронные люльки.

3-Й КАЛЕНУСЕЦ. А детишки синтетические и телеуправляемые.

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Ясно? О том, что вы собираетесь сюда влезть и надоедать, мы знали уже три недели назад. Профессор. Это невозможно!

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Не верит!

3-Й КАЛЕНУСЕЦ. Может быть, дать ему нюхнуть антиматерии?

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Не надо. Попробуем по-хорошему. (В микрофон.) Дайте сюда Малый Мозг.

Сбоку выдвигается что-то вроде стены, представляющей собой электронный мозг. Стена может походить на гротескное лицо; различные циферблаты, огни, динамики и т. п.

Сообщи последние сведения с Земли.

Мозг. Как доносит Каленусианское Космическое Агентство, некий Тарантога, представитель слаборазвитой расы существ недомыслящих, домашним способом уже три недели строит первый земной телетактор. Электронная Комиссия по Делам Слаборазвитых Планет обсудила три возможности. Первая: возвратить указанного Тарантогу в эмбриональную стадию. Вторая: ликвидировать Солнечную систему со всеми планетами и Землей. Третья: не делать ничего. По предложению электронного стратега оперативной группы принято третье предложение. Наш корреспондент с Юпитера сообщает: «На Земле родился ребенок, который на двадцатом году жизни, вероятно, откроет формулу Галараманаса и общую теорию пересадки из сознания в сознание…»

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Достаточно.

Мозг отодвигается и исчезает.

ПРОФЕССОР. Господа, прошу вас только об одном! Скажите, где родился этот ребенок!

1-Й КАЛЕНУСЕЦ. Это совершенно секретное сообщение. Прощайте, господин волосатый!

ПРОФЕССОР. Но, господа, так нельзя. Ведь…

2-Й КАЛЕНУСЕЦ. Ничего не поделаешь. Подайте мне череподавилку!

В столе открывается клапан, рука подает череподавилку.

ХЫБЕК. Господин профессор, я должен их атаковать?

ПРОФЕССОР. Нет. Соблюдайте спокойствие!

ХЫБЕК. Господин профессор, он целится!

Профессор выключает аппарат. Немного дыма, может быть вспышка, и все исчезает.

Как это записать, господин профессор? Встреча с расой чересчур развитой?

ПРОФЕССОР. Может быть, она была и развитой, но невоспитанной. Как он меня называл? «Господин волосатый»?

ХЫБЕК. Интересно, что даже в Космосе встречаются хамы. Сейчас, я только закончу запись. «Глухая галактическая провинция, забитая досками». Вот, пожалуйста! Космическая крестьянка и то лучше. Но что они делали? Зачем им искусственные вулканы и череподавилки?

ПРОФЕССОР. Кажется, они страдают от чрезмерного благосостояния и таким образом пытаются хоть немного его уменьшить. Увы, этой проблемы мы понять не в состоянии. Капацитроны заряжены, можно лететь. Внимание! Наша цель — землеподобная планета в созвездии Большой Медведицы.

Звуковые, световые эффекты. Тишина. Появляется участок оплавленных руин, рядом лежит большой металлический шар. Около него Робот с квадратной головой. У головы есть крышка.

IV

РОБОТ. Татата-татата-татата-тата. Татата-татата-тата-та-та. Нет, тут нужна, пожалуй, концовка поэнергичней. Интересно, ничего в голову не приходит. Попробуем по-другому… (Открывает крышку на голове, вынимает лампу, вставляет другую, закрывает голову.)

Цветы-винты. Это уже что-то. Гораздо лучше…

ПРОФЕССОР. Простите…

РОБОТ. Татата… Что? А, человек!

ПРОФЕССОР. Действительно. А вы, кажется, Робот здешних мест. Не правда ли?

РОБОТ. Я? Робот? Ничего себе! Я — Электронный Стратегический Мозг Первого Класса для Комбинированных Операций на Земле, в Небесах и на Море. Трижды засыпанный, дважды полностью сожженный и собранный заново, неоднократно отмеченный за доведение океанов неприятеля до кипения, а также всеобщее заражение атмосферы. Сейчас, ввиду отсутствия другого занятия, занимаюсь искусством…

ПРОФЕССОР. Искусством? Вот как… И что вы делаете?

РОБОТ. Стихи сочиняю. Я делал это и раньше, между бомбардировками, и вечно не хватало времени, чтобы отшлифовать форму. Я как раз сочинял элегию. Желаете послушать?

ПРОФЕССОР. С удовольствием, немного позже. А не могли бы мы перед этим встретиться с кем-нибудь из жителей планеты?

РОБОТ. С какими жителями?

ПРОФЕССОР. Ну, хм, с живыми…

РОБОТ. С живыми? С человеком? Но их, увы, уже нет. Впрочем, вас тоже нет. Хотя мне кажется, что вас двое, но это невозможно.

ПРОФЕССОР. Почему вы считаете, что нас нет?

РОБОТ. Потому что вы — галлюцинация. У меня это время от времени бывает, так что я в этом разбираюсь. Такое у меня началось после третьей контузии.

ПРОФЕССОР. Нет, уверяю вас, мы действительно тут.

РОБОТ. А, каждая галлюцинация так говорит. Не утруждайтесь. То, что вас нет, нисколько не мешает. Я все равно могу вам продекламировать. Уж лучше такие слушатели, чем никаких.

ПРОФЕССОР. Мы охотно послушаем, но чуть позже. Вначале мы хотели бы…

РОБОТ. Через минуту может быть поздно.

ПРОФЕССОР. Почему?

РОБОТ. Чего ради я стану объясняться с галлюцинацией. Слушайте! Элепиг о судьбе роботов под названием «Сиротская доля».

Недурно, правда? Особенно окончание.

ПРОФЕССОР. Действительно, производит впечатление… Но, может быть, вы все-таки скажете, где ваше человечество?

РОБОТ. А его уже нет. Так что мне осталась только поэзия. Мой коллега, в смысле — антиколлега, в значительно худшем положении, бедняга. У него таланта — ни на грош!

ПРОФЕССОР. Антиколлега? Кто это?

РОБОТ. Стратегический Мозг противной стороны. Теперь-то он жалеет. А ведь я ему говорил, объяснял: «Не так, говорю, дотошно. Не до конца. Не всех сразу, а то будет… пшик!» А он: нет и нет. Дескать, это мой главный долг, мол, приказ командующего, а война — тотальная. Служака. И вот вам результат! Океаны испарились, материки затоплены или выжжены, ни одной стратегической цели. Обоюдная победа. И все от избытка патриотизма.

ПРОФЕССОР. Что вы говорите! Это же немыслимо! Ужасно! Чудовищно!

РОБОТ. Совершенно с вами согласен. Уж эта мне скрупулезность! Надо было вовремя заключить мир, отстроилось бы то, другое, а там, глядишь, можно было бы начать сначала, — а так что? Приходится слагать элегии да сонеты. По правде говоря, они у меня уже вот где сидят!

ПРОФЕССОР. А ваш коллега?

РОБОТ. Вы хотели сказать, антиколлега? Ну что ж, некоторое время он еще пыжился, отдавал приказы, бомбардировал, но в конце концов сбавил тон. Иногда захаживает ко мне, поигрываем в шахматишки. Что-то же надо делать. Может быть, вы играете в шахматы? Я бы охотно сменил партнера.

ПРОФЕССОР. Простите, но после того, что я услышал, невозможно сосредоточиться.

РОБОТ. Жаль: я никогда не играл с галлюцинацией. Все-таки хоть какое-то разнообразие. Эх, паскудная доля! (Встает, со скрипом потягивается.) Ужасно ноет в суставах. Это от влаги, от испарившихся океанов… (Подходит к шару и начинает слегка постукивать по нему ногой.)

ПРОФЕССОР. Это что?

РОБОТ. Супербомба. Оставил себе одну на память. Правда, я так и не знаю точно: а может, и она — моя галлюцинация. Увлекательная проблема, правда? Тут я однажды пытался ее разрешить…

ПРОФЕССОР. А может, вам лучше ее не трогать? А как вы пытались?

РОБОТ (поднимает с земли отломанную рукоятку). Потянул за взрыватель, а он оторвался. Совершенно проржавел от влаги. Хотя, может быть, это тоже только иллюзия? Есть у меня одна мыслишка. Попробую по-другому… (Начинает сильнее бить по шару.)

ПРОФЕССОР. Прошу вас! Не делайте этого!

РОБОТ (переставая стучать). А то что?

ПРОФЕССОР. Бомба может взорваться.

РОБОТ. Скорее всего, нет. Я вижу ее так же четко, как вас, а вас-то ведь нет. Значит, и ее нет.

ПРОФЕССОР. Но она есть! Есть! Клянусь вам, есть!

РОБОТ (на минуту переставая стучать). Это вы так говорите. С логической точки зрения это ошибка. То, что одна галлюцинация говорит о другой галлюцинации, не имеет никакого значения. Я могу спокойно попытаться… (Стучит сильнее, бомба начинает дымить.)

ХЫБЕК. Господин профессор, бежим!

ПРОФЕССОР. Дорогой робот, уверяю вас, что, как пришельцы с Земли, мы…

Робот стучит изо всех сил, бомба дымится.

ХЫБЕК. Бежим! Скорее!

Бросаются к выключателю. В этот момент — вспышка, дым, грохот. Когда дым рассеивается, оба, Хыбек и Тарантога, лежат под столом.

ПРОФЕССОР. Что это было?

ХЫБЕК. Ну, кажется, я цел… А где робот?

ПРОФЕССОР. Я вовремя успел выключить! Я думаю…

ХЫБЕК. О чем?

ПРОФЕССОР. Может быть, на сегодня хватит?

ХЫБЕК. О, господин профессор, попытаемся еще раз! В конце концов мы найдем, наверно, планету, жители которой уделят нам малую толику своих изобретений и научных открытий. Какой это будет триумф!

ПРОФЕССОР. Ну и энтузиаст же вы, юноша. Не сдаетесь так легко, да? Ну, будь по-вашему, летим, но только в последний раз… (Садятся. Профессор проверяет кабели.) Аппаратура действует прекрасно. Наша цель — Крабовидная туманность. Внимание!

V

Появляется белый ящик величиной с холодильник, в нем окошко, в котором видна женская головка. Прелестная, оригинальная прическа, исключительной красоты лицо.

ГОЛОВА (мелодично). Приветствую вас на Грелирандрии. Я — старшая звездная космического порта нашей планеты. Сюда направляют всех путешественников, прибывающих с иных солнечных систем при помощи таких приспособлений, как то, которым воспользовались вы. Какое время суток сейчас на вашей планете, в том месте, в котором вы находитесь?

ПРОФЕССОР. Вечер.

ГОЛОВА. Следовательно, добрый вечер, дорогие гости. Чем можем служить?

ПРОФЕССОР. Мы — в системе Крабовидной туманности?

ГОЛОВА. Как нельзя более!

ПРОФЕССОР. Можем мы задать вам вопрос?

ГОЛОВА. Не только вопрос, вы можете выражать желания, которые мы исполним по мере сил и возможностей. Именно для этого я здесь сижу.

ПРОФЕССОР. Кто вы?

ГОЛОВА. Я — невидимый автомат для исполнения желаний наших дорогих гостей из Космоса.

ПРОФЕССОР. А вы не ошиблись? Я вас прекрасно вижу, как, впрочем, и этот… шкафчик, в котором вы находитесь…

ГОЛОВА. Иллюзия, дорогие гости. Вы видите не меня, а такой образ женской красоты, который является вашим идеалом.

ПРОФЕССОР. Ах, вот как? Эх-м, м-хм! А… простите… этот шкафчик, он что, тоже не существует?

ГОЛОВА. Нет. Он существует лишь в виде пучка электромагнитной энергии. Все остальное — иллюзия, созданная для удобства наших гостей. Никакого шкафчика нет. Поскольку я могу свободно зондировать ваш мозг, я вижу, что последнее время вы раздумывали, не купить ли холодильник. Видимо, этим и объясняется ваша фата-моргана. Чем еще могу служить?

ХЫБЕК. Скажите, могли бы мы встретиться с кем-нибудь из ваших ученых?

ГОЛОВА. Ну разумеется. Сию минуту. Извольте пройти дальше.

Шкафчик и голова исчезают, слышны звуки, похожие на шум движущегося лифта. Загорается длинная стрелка. Тарантога и Хыбек выходят. Лаборатория. Несколько странных приборов, но в общем-то довольно пусто. По обе стороны сцены стоят два шкафчика порядочных размеров. При желании их можно принять за лифты. У каждого дверь, выходящая в зал, рядом с дверями — большие кнопки, как у лифта. Когда эти кнопки нажимают, слышен странный звук, а над шкафчиком загорается что-то вроде рефлектора-электронагревателя — антенна, направленная к такой же антенне противоположного шкафчика. Кроме того, задние стенки шкафчика должны открываться, чтобы актеры могли оттуда выходить. Фон произвольный, например, черный занавес. У каждого шкафчика стоит ученый. Стало быть, их двое. Оба в халатах. Нечеловеческие, странные физиономии.

УЧЕНЫЙ I. Ну как? Попробуем еще раз?

УЧЕНЫЙ II. Сейчас. Сначала надо покончить с Панкратием. (Открывает шкафчик, в нем — скелет.) Помоги мне.

Выносят скелет и кладут в сторонке.

УЧЕНЫЙ I. Неприятная история с этим Панкратием, верно?

УЧЕНЫЙ II. Что делать. Наука требует жертв. Где следующая?

УЧЕНЫЙ I. Уже ждет. (Кричит в сторону кулис.) Алло! Давай!

Входит женщина. Ученый I провожает ее к первому шкафчику, закрывает за ней дверь, нажимает кнопку.

УЧЕНЫЙ II. Ну?

УЧЕНЫЙ I (открывает дверь, шкафчик пуст). Уже распалась. Можешь включать.

Ученый II нажимает кнопку своего шкафчика, открывает дверь, выходит женщина, одетая так же, как первая, только ниже ростом.

УЧЕНЫЙ II. Опять разница!

УЧЕНЫЙ I. Минимальная.

УЧЕНЫЙ II. Ну, знаешь! Будут рекламации! Присмотрись к ее лицу. Кроме того, она ниже ростом.

УЧЕНЫЙ I. Электромагнитное сжатие. Эффект Допплера.

УЧЕНЫЙ II. Так не годится. Ты проверял контуры?

УЧЕНЫЙ I. Проверял. Попробуем теперь наоборот. Ладно?

УЧЕНЫЙ II. Ладно.

Снова вводят женщину в шкафчик, нажимают кнопку. Звонок, свет, как при каждом нажатии. Из шкафчика первого ученого выходит третья женщина, еще ниже ростом, чем предыдущие.

УЧЕНЫЙ I. Еще больше сократилась! Что делать?

УЧЕНЫЙ II. Придется применить усилитель. Пойдем, поможешь принести.

Оба выходят. Входят Тарантога и Хыбек.

ХЫБЕК. Послушайте! Будьте любезны!

Женщина уходит. Хыбек бежит за ней, возвращается один.

Куда-то исчезла. Странные порядки. Эй, там! Никого…

ТАРАНТОГА. Кажется, мы заблудились…

ХЫБЕК. А это что? (Открывает шкафчик.) Ага! Профессор! Лифт!

ТАРАНТОГА. Вы так думаете?

ХЫБЕК. Наверняка лифт. (Исследует шкафчик изнутри.) Но внутри нет кнопок. (Находит кнопку рядом с дверью.) О, тут есть. Я сяду, вы нажмите. Я поеду первым, а вы за мной.

ТАРАНТОГА. А кто нажмет мне?

ХЫБЕК. Я могу снова спуститься и нажать. Спущусь по лестнице.

ТАРАНТОГА. Разве что так.

ХЫБЕК. Профессор, мы зря теряем время! (Входит в шкафчик. Закрывает дверь.)

ТАРАНТОГА (нажимает кнопку. Звук, свет). Что это? Кажется, я совершил глупость… Хыбек! (Открывает дверь. Пусто.) Странно. Лифт стоит, а Хыбека нет. Хыбек! Господин магистр! (Нажимает кнопку второй раз.)

Входят оба Ученых, несут усилитель, увидев Тарантогу, ставят его на пол.

Господа! Хорошо, что вы пришли! Кажется, лифт испортился.

УЧЕНЫЙ I. Какой лифт?

УЧЕНЫЙ II. Как вы тут очутились?

ТАРАНТОГА. Мы пришли с магистром Хыбеком оттуда… Он поехал первым наверх. На этом лифте…

УЧЕНЫЙ I. Это не лифт.

ТАРАНТОГА. Нет? А что?

УЧЕНЫЙ I. Телепортер.

ТАРАНТОГА. Не понимаю. Так где же все-таки Хыбек?

УЧЕНЫЙ I. Вы нажимали кнопку?

ТАРАНТОГА. Да.

УЧЕНЫЙ I. Ну, стало быть, вашего друга уже нет.

ТАРАНТОГА. Нет? Вы шутите!

УЧЕНЫЙ I. Ни Боже мой.

УЧЕНЫЙ II. Досадно, конечно, однако на двери этой комнаты есть табличка: «Не входить».

ТАРАНТОГА. Одна молодая особа сказала, чтобы мы вошли… Но что с Хыбеком, ради Бога?..

УЧЕНЫЙ II. Мы исследуем проблему пересылки по радио живых существ с места на место. Это передатчик…

УЧЕНЫЙ I. А это приемник…

УЧЕНЫЙ II. Если вы действительно нажали кнопку, то ваш друг уже разложен на атомы…

УЧЕНЫЙ I. Да, но прошу не принимать этого близко к сердцу.

ТАРАНТОГА. Боже! Я разложил Хыбека на атомы и должен не принимать этого близко к сердцу?!

УЧЕНЫЙ I. Конечно. Сейчас ваш коллега появится в приемнике. Орибазий, будь любезен…

УЧЕНЫЙ II. С усилителем или без?

УЧЕНЫЙ I. А я знаю? Пусть будет без.

Нажимает кнопку. Из второго шкафчика по очереди выходят два Хыбека.

ХЫБЕК I. Странная история, это, кажется, не лифт.

ХЫБЕК II. У меня в голове закружилось, а потом я словно уснул.

ХЫБЕК I и Хыбек II (вместе). Профессор! (Глядят друг на друга.) Вы кто?

ХЫБЕК II. Хыбек.

ХЫБЕК I. Хыбек.

Говорят это автоматически. Потом удивляются.

Простите, как вы сказали?

ХЫБЕК II. Я сказал: Хыбек. А что?

ХЫБЕК I. Ничего. Только Хыбек — это я. Магистр Хыбек.

ХЫБЕК II. Но не Януш. Януш — я.

ХЫБЕК I. Ничего подобного. Я.

ХЫБЕК II. Тоже мне! Откуда вы тут взялись?

ХЫБЕК I. Пришел с профессором.

ХЫБЕК II. Неправда. С профессором пришел я! Профессор!

ХЫБЕК I. Профессор!

ТАРАНТОГА. Мне кажется, я схожу с ума.

УЧЕНЫЙ I. Сколько раз вы нажали кнопку?

ТАРАНТОГА. Раз. Ага, и потом еще раз. А разве это имеет какое-нибудь значение?

УЧЕНЫЙ I. Разумеется. Вы дважды передали своего коллегу. Дважды, понимаете? Вот и все.

ТАРАНТОГА. Дважды? Что значит дважды? Так который же из них Хыбек?

УЧЕНЫЙ I. Оба. Это ваш друг дважды.

ХЫБЕК I. Что он говорит?

ХЫБЕК II. Это невозможно! У меня есть удостоверение личности!

Хыбек I. У меня тоже! Есть только один магистр Хыбек. Я!

ХЫБЕК II. Ничего подобного. Хыбек — это я!

Смотрят друг на друга враждебно.

ТАРАНТОГА (к Ученым). Господа! Не стойте так, сделайте что-нибудь! Как это могло случиться?

УЧЕНЫЙ II. Очень просто. Вы дважды выслали одну атомную схему. Вы сделали дублет.

ХЫБЕК I. Довольно! Профессор, идемте к директору!

ХЫБЕК II. Идемте. Только я с профессором, а не вы!

Начинают препираться.

ГОЛОСА ХЫБЕКОВ. Отстань!

— Только без рук!

— Вы об этом еще пожалеете!

— Бесстыдник!

— Хам!

УЧЕНЫЙ I. Господа! Успокойтесь! Успокойтесь!!! Сейчас мы все приведем в порядок. (Начинает вталкивать их в шкафчик.)

ХЫБЕК I. Что, еще раз? Нет уж, спасибо!

ХЫБЕК II. Почему я? Пусть он войдет!

УЧЕНЫЙ I. Вы должны войти оба! Оба! Орибазий, помоги мне!

Ученые вталкивают Хыбеков в шкафчик. В суматохе Ученый II, или Орибазий, попадает в шкафчик с обоими Хыбеками. Слышны голоса: «Не толкайтесь!», «Ой! Нога!», «Ну что там еще?», «Я не согласен!» Наконец Ученый I захлопывает дверь и нажимает кнопку.

УЧЕНЫЙ I. Уфф! Наконец-то.

ТАРАНТОГА. И что теперь будет?

УЧЕНЫЙ I. Порядок будет. Мой коллега включит телепортер. Сейчас. Орибазий? Куда он подавался?

ТАРАНТОГА (показывает на шкафчик). Туда. Вы его сами втолкнули.

УЧЕНЫЙ I. Не может быть! Это точно?! (Открывает. Шкафчик пуст.) Хм. Ну, это не так страшно… только надо как следует отрегулировать. Да, скажите, у вашего коллеги нет искусственной челюсти или мостика?

ТАРАНТОГА. Не знаю. А разве это имеет какое-нибудь значение?

УЧЕНЫЙ I. Конечно. Мостик вызывает помехи. На всякий случай немного отойдите.

ТАРАНТОГА. А что, может быть взрыв?

УЧЕНЫЙ I. Нет, просто Орибазий не любит телепортации и может немного… покричать. После передачи он долго не может успокоиться. Внимание!

Нажимает кнопку. Из второго шкафа вываливаются Хыбек и Ученый II. Они срослись между собой, на них соответствующим образом сшитый костюм.

УЧЕНЫЙ II. Эвтаназий! Ты — подлец! Ты что, спятил, что ли? Зачем ты меня выслал? Смотри, что произошло! (Рвется к нему.)

ХЫБЕК. Что такое? Перестаньте меня дергать!

УЧЕНЫЙ II. Я тебе покажу, как телепортировать коллег!

ХЫБЕК. Отцепитесь от меня!

УЧЕНЫЙ II. Не могу! Не видите, что ли? Мы срослись!

ХЫБЕК. Я протестую!

УЧЕНЫЙ I. Господа, не нервничайте! Все наладится. Я пропущу вас сквозь селекционный фильтр.

УЧЕНЫЙ II. Как же, наладится! Этот фильтр ни к черту!

ХЫБЕК. Не дергайтесь так, у меня голова мотается, как на веревочке.

УЧЕНЫЙ I. Войдите туда, прошу вас, войдите. Ну, войдите еще раз. Сейчас мы это исправим.

УЧЕНЫЙ II. Не хочу.

УЧЕНЫЙ I. Но, Орибазий…

УЧЕНЫЙ II. А если не получится?

УЧЕНЫЙ I. Получится, получится…

УЧЕНЫЙ II (обращается к Хыбеку). Не толкайтесь!

ХЫБЕК. Это вы толкаетесь! Ой! Осторожнее! (Входят.)

УЧЕНЫЙ I. Господа!

УЧЕНЫЙ II. Посчитаемся потом!

Ученый I нажимает кнопку.

ТАРАНТОГА. И долго еще это протянется?

УЧЕНЫЙ I. Уважаемый, эта техника в зачаточном состоянии. Ошибки неизбежны. Но у нее огромное будущее! Согласитесь: какое удобство в путешествиях!

ТАРАНТОГА. А их сейчас действительно нигде нет?

УЧЕНЫЙ I. Можете убедиться сами. Прошу! (Открывает дверь, шкафчик пуст.)

ТАРАНТОГА. Так где же они?

УЧЕНЫЙ I. Превратились в пучок радиоволн, плывущих с этой антенны к той. (Смотрит на часы.) О, уже поздно! Мне пора на обед. Отступите немного — включаю…

Ученый I нажимает кнопку. Звук. Свет. Из шкафчика медленно выходит Хыбек. Один. Мина самоуверенного идиота.

Прекрасно. Но где Орибазий? Орибазий! Где ты? (Заглядывает в шкафчик.)

ТАРАНТОГА. Как вы себя чувствуете, Хыбек?

УЧЕНЫЙ I. Нет его! Что такое? Ни следа… А! Пожалуйста! (Вынимает что-то из шкафчика.) Видите? Пряжки от помочей! От Орибазия передались только пряжки! Остальное не передалось. Затухание.

ТАРАНТОГА. Какое затухание?

УЧЕНЫЙ I. Обычный феддинг, замирание радиоволн. Вы не слышали о феддинге?

ТАРАНТОГА. Ужас какой-то! И как вы теперь поступите?

УЧЕНЫЙ I (снимает халат). Я? Пойду обедать. В нашей столовке совсем недурно кормят…

ТАРАНТОГА. Как! А ваш коллега?

УЧЕНЫЙ I. Он только тормозил развитие исследований.

Хыбек, который с момента выхода из шкафа имел мину вполне довольного собою человека и делал себе маникюр перочинным ножичком, теперь плюет на ладонь, приглаживает волосы и наступает на ногу Ученому I.

УЧЕНЫЙ I. Простите.

ХЫБЕК (спокойно, решительно). Вы из Бохни?

УЧЕНЫЙ I. Как, простите? Не понял.

Хыбек (доверительно, с чувством). А по заднице хочешь?

ТАРАНТОГА. Но, господин магистр!

УЧЕНЫЙ I. Сейчас… Кажется, были помехи.

ХЫБЕК. Веселый разговор.

ТАРАНТОГА. Коллега Хыбек, что с вами…

ХЫБЕК. Во, блин!

Ученый бегом приносит Протез Психики и надевает его Хыбеку на голову. Это нечто вроде шлема с линзой и кабелем; Ученый I включает его в настенную розетку и манипулирует Протезом.

ТАРАНТОГА. А это что такое?

УЧЕНЫЙ I. ПРОПС. Сейчас подстроим. (Крутит.)

ХЫБЕК. Вы знаете Крупку?

УЧЕНЫЙ I. Нет, еще не то…

ХЫБЕК. Жаль. А то я бы вам рассказал шуточку…

ТАРАНТОГА. Что с ним?!

УЧЕНЫЙ I. Помехи. Затухание. Тут… (Показывает на голову Хыбека.) Ну, а сейчас как?

ХЫБЕК. Марысенька…

УЧЕНЫЙ I. Что за Марысенька?

ХЫБЕК. Так, есть одна. Ничего!

УЧЕНЫЙ I. Еще не то. А теперь?

ХЫБЕК. Одолжите сотняжку. Я отдам с получки.

УЧЕНЫЙ I. Кажется, немного получше… (Крутит.)

ТАРАНТОГА. Что вы, собственно, делаете?

УЧЕНЫЙ I. Произошла атрофия интеллекта, так я подгоняю ему Протез Психики. Сокращенно ПРОПС.

ХЫБЕК. Господа! Что за горшок вы напялили мне на голову?

УЧЕНЫЙ I. О! О! Пожалуйста!

ХЫБЕК. Извольте сейчас же забрать!

УЧЕНЫЙ I. Прелестно! Превосходно! Сколько будет восемьдесят шесть на тридцать четыре?

ХЫБЕК. Смотрите, как бы я не стал вас учить математике!

УЧЕНЫЙ I. Чуть многовато агрессивности… минуточку… Модуляторчик… готово…

ХЫБЕК. Что вы, собственно, о себе вообразили? Вы знаете, кто я?

УЧЕНЫЙ I. Порядок. Лучше не будет. Ваш коллега оптимально спротезирован. Прошу больше не подкручивать усилитель интеллекта, иначе ваш друг примется делать открытия и изобретения в массовом порядке. А если он неожиданно поглупеет, подключите его к розетке, лучше всего на ночь, чтобы подзарядился. Вот штекер. Я кладу ему в карман, видите?

ХЫБЕК. Какой штекер? И вообще, что все это значит? Профессор!

ТАРАНТОГА. Ничего, ничего! Так надо, дорогой мой… (К Ученому.) Как нам попасть в дирекцию?

УЧЕНЫЙ I. Идите за мной. Я вас провожу. Я иду в столовую, нам по пути.

ТАРАНТОГА. Это нормальные двери? Не телепортер?

УЧЕНЫЙ I. Нормальные, нормальные… Идите. (Хыбеку.) Осторожнее, а то у вас протез упадет! (Выходит.)

Входит уборщица. Начинает уборку. Ставит щетку рядом со шкафом, впирая ее о кнопку. Звук, свет. Из шкафа вылетает Ученый II, без пиджака, брюки поддерживает руками.

УЧЕНЫЙ II. Эвтаназий! Где этот стервец! Где он!

Уборщица не обращает внимания. Ученый II убегает со сцены. Темнота.

Кабинет Директора Института Грелирандрии. Директор — молодой человек — за столом. За ним большой экран, на котором будут проецироваться различные надписи. Рядом — большое окно, через которое влезет быгонь. На столе микрофоны, кнопки, клавиши и т. п. Два кресла. Входят Хыбек с ПРОПСом на голове и Тарантога.

ДИРЕКТОР. Приветствую вас, господа! Присаживайтесь, пожалуйста! Мне уже звонили… Кажется, произошло недоразумение?

ТАРАНТОГА. Ничего страшного. Мы не помешали?

ДИРЕКТОР. Что вы! Прошу вас, садитесь, садитесь. Я — Директор института по науке. А вы, кажется, с Земли? Стало быть, вы — млекопитающие, не так ли?

ТАРАНТОГА. Действительно…

ДИРЕКТОР. По сему случаю прошу попробовать. (Подает баночку.) Прошу вас, смелее, это наши пилюли для млекопитающих, прелесть…

ТАРАНТОГА. Благодарю…

ДИРЕКТОР. Надеюсь, маленькое недоразумение, случившееся в лаборатории, не нарушит наших сердечных отношений. Чем могу быть полезен?

ТАРАНТОГА. Скажите, не могла бы развитая цивилизация вашей планеты помочь нашей, земной, науке?

ДИРЕКТОР. Ну, конечно, конечно же! Помощь другим планетам — наша слабость! С чего бы начать?.. (Нажимает кнопку. Сбоку выдвигается поднос, на нем небольшие конусы.) Это средство от быгоней. Радикальнейшее! Любой быгонь от такой дозы гибнет на месте.

ТАРАНТОГА. А что такое быгони?

Зуммер. На экране загорается надпись: «ГРЕЗОРОДНЫЕ НАПИРАЮТ».

ДИРЕКТОР (в микрофон). Алло! Семерка? Немедленно отогнать! Отогнать, говорю! Да. Пока все. (Профессору.) Ну, с быгонями покончено. Кроме того, мы можем предложить вам чудесный противозвездный препарат, запатентованный под названием антизвездол. Вот рекламный образец… Есть у нас и новые препараты для чистки летающих тарелок. Какое количество вы хотели бы взять? Одну ракету? Две?

ТАРАНТОГА. Нет, благодарим, вероятно, нам это не пригодится. Может быть, у вас найдется что-нибудь еще?

Зуммер. Надпись: «НАШЕСТВИЕ ЭМОРДАНОВ — СЕКТОР VI».

ДИРЕКТОР. А, черт побери! Эморданы, хорошенькое дельце! (Нажимает кнопку. Надпись «СЕКТОР VI» гаснет, зато загораются слова «СЕКТОР XV» и «СЕКТОР XXV». Директор лихорадочно нажимает бесчисленные кнопки, одновременно кричит в микрофон.) Алло! Секция двойников?! Прошу немедленно затоплять сверху донизу! Да!

Надписи гаснут.

Эморданы в это время года — редкость. К счастью, у нас было еще несколько сотен гриташей… Да… Вы простите… Нас все время перебивают… Как там у вас с выхвостками? Тяжеловато? Догадываюсь. Это сущее бедствие! У меня на складе есть новейшие четвертолеты, с помощью которых вы раз и навсегда избавитесь от всех выхвостков. Вот модель… (Достает из ящика письменного стола и подает четвертолет.)

ТАРАНТОГА. Но простите…

ДИРЕКТОР. Ничего, ничего. Не стоит благодарности. Межпланетная солидарность — прежде всего. Ну, а как дела с эмнегезами? Филуют? И часто?

ТАРАНТОГА. Собственно…

Появляется надпись: «КРАЛОФИКСИЯ». Директор бросается к кнопкам.

ДИРЕКТОР. Один момент… (Кричит, в микрофон.) Внимание! Тревога первой степени! Запустить все костохряски!

ТАРАНТОГА. Что бы у него попросить? Может, средство от облысения?

ХЫБЕК. Что-нибудь для долголетия, господия профессор!

ТАРАНТОГА. О, действительно!

ДИРЕКТОР. Я вас слушаю…

ТАРАНТОГА. А… может быть, какое-нибудь средство для продления жизни?

ДИРЕКТОР (достает из ящика банку, полную больших пилюль). Извольте. Абсолютно безотказное средство.

На экране надпись: «СУПЕРКРАЛОФИКСИЯ».

Одну минутку, господа… (В микрофон.) Тревога второй степени! Секция охлаждения! Немедленно дайте мне эту секцию! Что? Алло! Замораживайте всех ученых! Как? Нет, не штуками, целыми отделами! Гуманитариев в последнюю очередь! Последними, говорю! Быстро! (Слышен отдаленный гул.)

ТАРАНТОГА. Простите, что-нибудь случилось?

ДИРЕКТОР. Да нет, ничего особенного. Просто средство предосторожности, кралофиксия всегда начинает с ученых, так что мы на всякий случай упаковываем их в наши подземные морозильники. О чем мы с вами говорили? Ах да. О средстве для долголетия? Этот препарат, так называемый двувечник жизнетропина, как видите, совершенно безопасен, принимать следует три раза в день в течение двух недель… Простите…

В комнату влетает Ученый I, за ним Ученый II с атомным излучателем.

УЧЕНЫЙ I. Господин директор! Господин директор!

УЧЕНЫЙ II. Директор тебе не поможет, стервец!

УЧЕНЫЙ I. Не убивай меня! Я этого не переношу!!!

Ученый II стреляет, Ученый I падает.

ДИРЕКТОР. Фу, что за бесцеремонность! И вы, доктор, не могли сделать это у себя? Неужели вы не видите — у меня гости! Так надымили…

Ученый I лежа достает из кармана излучатель и в агонии стреляет. Ученый II тоже падает.

Нет, настоящий скандал! Простите, ради Бога… (Вытаскивает за кулисы обоих мертвецов.) Простите мне эту неприятную сцену…

ТАРАНТОГА. Но это ужасно! Они — мертвы?

ДИРЕКТОР. В данный момент. Но у нас есть атомные схемы ученых, мы их воскресим. Другое дело, что они устраивают такие сцены по нескольку раз на неделе.

ТАРАНТОГА. Не может быть!

ДИРЕКТОР. Темперамент ученых! В высокоразвитой цивилизации научные споры то и дело кончаются на атомном уровне. Так что я говорил? Да, значит, средство для продления жизни.

Слышен гром.

Не обращайте внимания, мы переживаем довольно трудный период, кажется… Ох!

Надпись: «БАЛБОЛИЗ».

ДИРЕКТОР (в микрофон). Алло! Восьмая секция! Восьмерка! Дайте немедленно, алло! Почему ничего не слышно?

Надпись: «КАКАЯ ОЧЕРЕДНОСТЬ ВЗРЫВОВ?»

ДИРЕКТОР (в микрофон). Взрывайте все, что удастся. В любой последовательности, только быстрее! Давайте! Не тяните! (Грохот.) Ну наконец-то у нас будет минута покоя. (Звонок.) Алло? (Тарантоге и Хыбеку.) Сейчас мы поговорим. Алло? Размораживать поочередно. Всех, конечно, всех. Что? Лифты остановились? Тогда оставьте гуманитариев под конец, не горит! Дорогие господа, средство, которое вы видите, позволяет многократно продлить жизнь…

На экране надпись: «БЫГОНИ».

Простите, пожалуйста, вы можете одолжить мне средство, которое я только что вам подарил?

ТАРАНТОГА (подавая). Конечно…

ДИРЕКТОР. Благодарю.

В окно просовывается голова быгоня. Директор кормит его с руки, быгонь ревет, умирает, голова исчезает.

ДИРЕКТОР (садясь). Ну, как? Скажете, плохое средство? Алло? Пятая секция? Пришлите две дюжины коробок противобыгонного. Что? Секции нет? Почему взорвана? В спешке? Как это «в спешке»? Какое мне дело! Средство должно быть немедленно доставлено! У меня инопланетные гости… (К ним.) Уфф! Простите! Такие времена, что делать…

Слышны рычание и гул.

ТАРАНТОГА. Что, собственно, происходит у вас на планете?

ДИРЕКТОР. А, ничего особенного. Эморданы, конделяки, быгони, кроме кралофиксии — ничего нового. Разве только то, что камчалы в последнее время начали немного длинноусить.

ТАРАНТОГА. Это животные?

ДИРЕКТОР. Ха-ха-ха! Что за мысль? От животных у нас уже давно и следа не осталось! Проще сказать, это неудачные побочные продукты нашего производства.

ТАРАНТОГА. Живые?

ДИРЕКТОР. Конечно. У нас все живое.

ТАРАНТОГА. Не понимаю. Что значит — все?

Хыбек от скуки манипулирует с ПРОПСом. Появляется красивая девушка в эффектном платье. Эта особа представляет собою как бы воплощение мечты гимназиста о сексбомбе, о суперкинозвезде. Двигается, соблазнительно покачивая бедрами. Несколько раз проходит перед Хыбеком. Остальных присутствующих игнорирует. Понемногу начинает соблазнительно улыбаться, показывает ему ножку, наконец, принимается раздеваться. Хыбек вначале замирает в изумлении, потом расплывается в улыбке, поворачивает кресло, чтобы лучше видеть. Во время всей этой пантомимы Директор и Тарантога беседуют, словно ничего не происходит.

ДИРЕКТОР. У нас и фабрики, и машины — все живое. Вот, например, несколько лет назад мы запустили инкубатор плавленых сырков. Производством руководил искусственный мозг. Такой мозг, как вы знаете, небезотказен… Он неожиданно разладился и начал производить быгоней. По ошибке, понимаете?

ТАРАНТОГА. Вместо сырков?

ДИРЕКТОР. В определенном смысле. С конделяками была другая история…

ХЫБЕК (тихо, не спуская глаз со стриптиза). Господин директор, кто это?

ДИРЕКТОР. Кто «кто»?

ХЫБЕК (показывая головой). Эта дама…

Девушка продолжает раздеваться.

ТАРАНТОГА. Какая дама?! О чем вы, Хыбек? Тут никого нет!

ХЫБЕК. То есть как нет, я же вижу…

ДИРЕКТОР. Кого вы видите?

ХЫБЕК. У вас что, глаз нет? Красивая девушка…

ДИРЕКТОР (встревоженно). Красивая?

Хыбек как лунатик встает и идет к ней. Директор тащит его к креслу, сажает.

Не будете ли вы так любезны подержать коллегу?

Тарантога держит.

ХЫБЕК. Не заслонять!

Директор бегом приносит несколько пробок и отвертку, лихорадочно возится с ПРОПСом. Достает перегоревшую пробку. Девушка продолжает раздеваться.

ДИРЕКТОР. Конечно! Пожалуйста! Пробка перегорела… (Показывает ее Тарантоге. После того как пробка вынута из ПРОПСа, девушка застывает, как статуя.)

ХЫБЕК (обеспокоенный ее неподвижностью). Ну что там еще?

Директор вставляет ему другую, новую пробку. По мере того как он ее вкручивает, девушка быстро собирает свои вещи.

Простите! Подождите! Не уходите!

ДИРЕКТОР. Что? Все еще? Ну, а сейчас? (Докручивает пробку до конца. Девушка величественно уходит. Хыбек вскакивает, бежит за ней.)

ТАРАНТОГА. Что с ним?

ДИРЕКТОР. Ерунда! Электрическая галлюцинация. Перегорели пробки.

Вбегает Хыбек.

ХЫБЕК. Ее нигде нет! Куда она подевалась?!

ДИРЕКТОР. Это была иллюзия, дорогой мой. Электрическая иллюзия. Небольшой дефект в вашем ПРОПСе. Отдохните.

ХЫБЕК. Эх, какая она была!

ДИРЕКТОР. Может быть, еще одну пробочку?

ХЫБЕК. Нет, благодарю.

ДИРЕКТОР (Тарантоге). На всякий случай я дам вам несколько запасных. И прошу следить, чтобы ваш товарищ не начал на собственный страх и риск манипулировать ПРОПСом! К несчастью, это большое искушение…

ТАРАНТОГА. Значит, эти протезы легко выходят из строя?

ДИРЕКТОР. Случается. Но чаще их портят сами хозяева. Умышленно.

ТАРАНТОГА. Зачем?

Хыбек украдкой опять пытается что-то подкрутить на своем ПРОПСе.

ДИРЕКТОР. Прекратите!

Хыбек испуганно отдергивает руку.

Видели? Увы! Это одна из основных проблем нашей цивилизации. Цивилизация требует разумности, и мы создали ПРОПСы… Однако при этом открылось широкое поле для разных злоупотреблений. В последнее время на черном рынке появились специальные, так называемые минусовые вкладыши для ПРОПСов. Они запрещены, но спрос огромен!

ТАРАНТОГА. Как они действуют?

ДИРЕКТОР. Отрицательно, то есть уменьшают разумность! После включения за одну минуту человек превращается в абсолютного кретина! Божественное ощущение!

ТАРАНТОГА. Вы, наверно, шутите?

ДИРЕКТОР. Что вы! Это общая мечта — хоть на часок, вечерком, после ужина.

ТАРАНТОГА. Стать идиотом?! Невероятно! Кто захочет стать идиотом?!

ДИРЕКТОР. Как кто? Каждый! Неужели вы не понимаете, сколь прекрасен мир кретина?

ТАРАНТОГА. Что вы говорите? Но это убожество духа…

ДИРЕКТОР. Тоже мне! Какое убожество? По-вашему, кретин убог духом? Вы глубоко заблуждаетесь. Его душа — райские кущи, и за вход в эти кущи не платишь и гроша! Человек интеллигентный сначала намучается вдоволь, прежде чем найдет книгу, удовлетворяющую его, искусство, отвечающее его запросам, женщину, душа и тело которой находятся на требуемой им высоте. А кретин неразборчив, кретину все едино, лишь бы оно взволновало океан его воображения! Поэтому идиот всегда и всем доволен! Интеллигенту только бы улучшать, переделывать, исправлять, и то ему не так, и это плохо, а кретин доволен!

ТАРАНТОГА. Но ведь цивилизацию создал разум!

ДИРЕКТОР. А это вы откуда взяли? Простите, кто начал создавать цивилизацию? Пещерный человек! Вы думаете, он был разумен? Что вы! Он-то и был идиотом, он не отдавал себе отчета в том, что творил! Цивилизацию зачинали именно идиоты, а разумные люди теперь возятся с последствиями, ломают себе головы, мучаются, как вот я за этим столом! А, кроме того… как скучны все эти модернистские повести, все эти антипьесы, антифильмы, но что делать, скучай не скучай, разум обязывает! Но… вечером, после работы, я надеваю себе такой малюсенький отрицательный протезик — вот он тут, в ящике, — и напеваю идиотские песенки о ручейке на лужайке, о том, что сердце мое разбито… и плачу, и всхлипываю, и так мне хорошо… И ничего не стыжусь… Может быть, у вас случайно есть с собой какой-нибудь новый шлягер, а?

ТАРАНТОГА. Нет.

ДИРЕКТОР. А жаль! Знакомые привозят с Земли, когда ездят туда. Ну, хватит об этом. Простите, заболтался! Так что же я хотел сказать? Ах да! Вы хотели получить средство для продления жизни?

ТАРАНТОГА. Вы уже изволили нам дать…

ДИРЕКТОР. Да, правда… Вот тут — гарантия… Препарат продляет жизнь до сорока лет!

ТАРАНТОГА. На сорок?

ДИРЕКТОР. Не НА, а ДО. ДО сорока!

ТАРАНТОГА. Как это ДО сорока? Мы живем дольше…

ДИРЕКТОР. Не может быть?! Вероятно, у вас есть какое-то более сильное средство?

ТАРАНТОГА. Нет, вообще без средств. Так живем…

ДИРЕКТОР. И долго?

ТАРАНТОГА. Бывает, что и до восьмидесяти, девяноста лет…

ДИРЕКТОР. Феноменально! Я должен распорядиться, чтобы это проверили. Так… Что там еще? Ага, средство против облысения… Увы, господа, эту проблему мы еще не решили. Но после того как вы узнали о решении проблем быгоней, эморданов, грезородных, а также о методах соблюдения гигиены летающих тарелок, вы, я надеюсь, вернетесь из этой экспедиции на родную планету совершенно удовлетворенные! Счастливого пути и до свидания!

Хыбек и Тарантога вновь оказываются на Земле, в квартире Тарантоги.

ХЫБЕК. Сплавили нас.

ПРОФЕССОР. Вы так думаете?

ХЫБЕК. Ясно. Маневр космической бюрократии. Отвертелись. П-хе! Господин профессор, в следующий раз им это не удастся!

ПРОФЕССОР. В какой следующий раз?

ХЫБЕК. А как же! Не можем же мы так… Располагая таким изобретением… Кроме того, я чувствую, что уже привыкаю. Просто надо быть увереннее. Не дадим себя сплавить. Наверно, у вас намечены еще какие-нибудь цели… Господин профессор…

ПРОФЕССОР. Даже и не знаю… Может быть, хватит на сегодня?

ХЫБЕК. Что вы!

ПРОФЕССОР. Ну, тогда… ладно. Есть тут у меня на примете небесный объект, называемый NGC 687 дробь 43 по большому звездному каталогу Мессье. Это мне сообщил профессор Тромпка, астроном. Он предполагает, что наблюдаемые изменения светимости звезды вызваны искусственно.

ХЫБЕК. Искусственно?

ПРОФЕССОР. Да. Это говорило бы о наличии цивилизации столь развитой, что ее функционеры по собственной воле уменьшают или увеличивают светимость родной звезды.

ХЫБЕК. Так, как подкручивают фитиль керосинной лампы?

ПРОФЕССОР. Вот именно.

ХЫБЕК. Так чего же мы ждем? Профессор, вперед!

ПРОФЕССОР. Ну-ну! Больше выдержки, юноша! Впрочем, в интересах науки можно попытаться. Приготовьте чистую бумагу и карандаш.

ХЫБЕК. Я готов.

ПРОФЕССОР. Внимание, трогаемся!

VI

Звуки, световые эффекты, появляются звезды, какая-то большая туманность — в углу между шкафом и окном. Затем становится совершенно темно, и только слышны странные звуки. Потом на месте туманности возникает нагромождение белых абстрактных форм; они похожи на извилины головного мозга, но не слиты воедино, а разделены. Вместе они образуют нечто вроде странного огромного безглазого Лика, то есть провалы глаз и рот — как бы пустоты между элементами белой композиции.

ЛИК (звук исходит неизвестно откуда, голос низкий, но мягкий; бас огромного, склонного к рассеянности добродушного существа). Взять… шесть квинтильонов звездного порошка… одну темную туманность… половину светлой… щепотку космической пыли… смешать… раскрутить… до появления спиральной лепешки. Хм, лепешка! Хорошая? Кто ее знает? Какой «кто»? Может, я? Хо-хо, большие трудности. Я? Да, я. Где? Вероятно, везде. И возможно, даже еще дальше. И все, и все еще я? Ничего больше, только я? О, что за бесконечность! Хм. Не очень подходит. Может, добавить пару белых карликов?

ХЫБЕК. Кто это?

ПРОФЕССОР. Наверно, местное существо.

ХЫБЕК. Сам себе читает кулинарные рецепты?

ПРОФЕССОР. Скорее всего, космические, что-то о звездах. Тише.

ЛИК. Что я говорю? Шаровое или спиральное скопление? Может, больше не перемешивать? Будет слишком горячо. Еще получатся комочки…

ХЫБЕК. Профессор, кажется, он бредит…

ПРОФЕССОР. Тихо, тихо же!

ЛИК. Я? Это кто, это я говорю? Скверно! Говорю и сам не замечаю, что говорю. Наверно, по причине всеприсутствия. Что должно было получиться теперь? Спиральная галактическая лепешка…

ХЫБЕК. Господин профессор, он, кажется, совсем спятил!

ПРОФЕССОР. Тихо!

ЛИК. А это что? Что мне все говорится и кажется, будто говорю вовсе не я?

ХЫБЕК. Потому что не вы говорите, а я.

ПРОФЕССОР. Пан Хыбек!

ЛИК. Ну?! Тут кто-то есть! Но что значит «тут»? «Тут» — значит где? Кто-то говорил?

Отдельные элементы Лика, белых мозговых тканей, образующих щеки Лика, двигаются, складываются в некую гримасу.

ПРОФЕССОР О?! Кажется, что здесь вероятно и даже наверное кто-то есть. Не известно где, не известно кто. Ау!

ПРОФЕССОР. Да! Простите, пожалуйста! Мы разумные существа с Земли, прибыли сюда…

ЛИК. Разумные существа?

ПРОФЕССОР. Простите, да.

ЛИК. Больше, чем одно?

ПРОФЕССОР. Нас двое землян. Вы не желаете побеседовать? Впрочем, если мы помешали…

ХЫБЕК. Нам хотелось бы, чтобы вы согласились.

ЛИК. Кто?

ХЫБЕК. Что «кто»?

ЛИК. Кто должен согласиться?

ХЫБЕК. Вы.

ЛИК. Что означает «вы»?

ПРОФЕССОР. Если б мы вас знали лучше, мы сказали бы «ты». Это вам ни о чем не говорит?

ЛИК. Хм! «Вы». Где-то я уже это слышал… Хм. «Вы»… Это, кажется, когда есть больше, чем один, а?

ПРОФЕССОР. Да, именно так.

ЛИК. Интересно. Стало быть, тебя больше, чем один?

ПРОФЕССОР. Да, нас двое.

ЛИК. Очень интересно. Редкость. Откуда ты?

ПРОФЕССОР. Мы из Млечного Пути, из Солнечной системы с планеты Земля.

ЛИК. Земля? Что-то не помню. А кто ты такое?

ПРОФЕССОР. Я — ученый, я построил аппарат, с помощью которого мы прибыли, а мой спутник — молодой любитель и поклонник астрономии.

ЛИК. А ведь и верно, тебя тут двое. Удивительно. Не могу привыкнуть. А что ты делаете со звездами?

ПРОФЕССОР. Пока еще ничего. Мы не так развиты, как вы.

ЛИК. Вы? А, это я. Да, да. Хорошо. Пусть будет вы. Так, значит, тебя двое? А как ты выглядите?

ПРОФЕССОР. Вы нас не видите?

ЛИК. Нет.

ПРОФЕССОР. Почему?

ХЫБЕК. Может, вам что-нибудь в глаз попало?

ЛИК. Нет, ничего не попало. Я вижу совсем неплохо. Туманность формируется, разворачивает спиральные плечи. Неплохо сложена. Неплохо. Магнитные эффекты… Ого, уже появились первые сгустки, протопланетные тоже! Ну, хорошо, это еще займет некоторое время, а пока можно поговорить. О чем, бишь, шла речь? Да, о зрении. Я смотрю не внутрь, а наружу. Внутри для меня нет ничего интересного…

ПРОФЕССОР. Это должно означать, что мы находимся внутри?

ЛИК. Хо-хо, а где же? Конечно. А у тебя глаза внутри?

ПРОФЕССОР. Нет.

ЛИК. Жаль.

ПРОФЕССОР. Почему?

ЛИК. Это была бы еще одна аномалия.

ПРОФЕССОР. А первая?

ЛИК. То, что тебя двое. А из чего ты, собственно, состоите, а?

ПРОФЕССОР. Вас интересует материал? Мы созданы из белка.

ЛИК. Из белка? Сейчас… сейчас, надо поискать…

ПРОФЕССОР. Где?

ЛИК. Хм… В безднах моей… информации… Белок? Ага… Что-о? Ты — из белка? И тебя — двое? Невероятно!

ПРОФЕССОР. Почему?

ЛИК. Ты — жидкие? Ты вливаетесь в сумерках в пещеры и пульсируете в них? А на заре проходите метаморфозу?

ПРОФЕССОР. Ничего подобного! Мы никуда не вливаемся и не проходим никаких метаморфоз. Кроме того, мы не жидкие.

ХЫБЕК. Вы перепутали нас с кем-то еще.

ЛИК. Возможно… Сейчас… Бездны… Того… Ну, бездны же! Ага! Ох! Это вы… Может быть, вы люди?

ПРОФЕССОР и Хыбек. Да, люди!

ЛИК. О, протуберанцы! А может быть, вам только кажется? У вас есть ручки и ножки?

ПРОФЕССОР. Есть руки и ноги.

ЛИК. Есть? Хорошенькая история! О, что за удар! Люди! О, люди!.. Только двое? Ну, это еще куда ни шло… А что, вас больше не замесилось?

ПРОФЕССОР. Тут нас двое, но на Земле несколько миллиардов.

ЛИК. Как? Уже несколько миллиардов? Так быстро? Не ожидал. Я этого так боялся!.. О, что за встреча! О, это я… это вы… да, чудовищно! Просто не знаю, что и сказать!

ПРОФЕССОР. О чем вы?

ХЫБЕК. Что случилось?

ЛИК. Увы! Ничего невозможно сделать! Я бессилен! Простите меня, простите! Я могу только молить вас о снисхождении. Это случайно, честное слово…

ХЫБЕК. Какое-то недоразумение…

ЛИК. Если бы, если бы! Но боюсь, что это трагическая действительность. У меня еще была слабая надежда, что не заквасилось, но, вижу, напрасно я так думал…

ХЫБЕК. Но вы ничего плохого нам не сделали!

ЛИК. Вам — нет, а вас — да.

ПРОФЕССОР. Как, простите, вы сказали? Нас?..

ЛИК. Да, вас… Но, клянусь, по рассеянности, случайно, по недосмотру! Я просто перестал мешать, солнечница у меня снизу подгорела, и получились сгустки. Потом при охлаждении все и осело… свернулось, получился клеевидный раствор, из этого раствора — всякие там желе, а из желе возникли вы через несколько миллиардов оборотов вокруг Солнца… Я уж и не знаю, как просить у вас извинения…

ХЫБЕК. О чем вы?

ПРОФЕССОР. Минутку… Не хотите ли вы этим сказать, что вы нас создали? Все человечество?

ХЫБЕК. Этого не может быть!

ЛИК. Случайно, клянусь! Не умышленно! Я чересчур протяженный, меня чересчур много, избыток — мой главный враг, несчастье, ужас. Я хотел создать обычную солнечницу. А когда вернулся, было уже поздно…

ПРОФЕССОР. Вы уверены? По имеющимся у нас данным, мы возникли в ходе биологической эволюции, из животных…

ЛИК. И животные были тоже? Вот так история! Вечно одно и то же! Животные, да? Не хотел! Даю вам честное слово, не хотел! Как могу стараюсь этого избежать, потому что знаю, что это за неприятность…

ПРОФЕССОР. Что — неприятность?

ЛИК. Человечество. Может быть, у вас и цивилизация есть?

ПРОФЕССОР. Конечно, есть!

ЛИК. О небо! И цивилизация тоже! Что же будет, что будет? И вы очень злитесь на меня?

ПРОФЕССОР. По правде говоря, у нас еще не уложилось в голове то, что вы сообщили. Нам необходимо все как следует продумать. Но вы, случаем, все-таки не ошибаетесь?

ЛИК. Можно проверить поточнее. Вы розовые внутри?

ПРОФЕССОР. Да.

ЛИК. У вас непарная голова и от восьми до девяти отверстий?

ХЫБЕК. Сейчас сосчитаю.

ПРОФЕССОР. Коллега, в этом нет необходимости! Все сходится!

ЛИК. А щупальца какие-нибудь есть?

ПРОФЕССОР. Нет.

ЛИК. Это точно? Никогда не щупаетесь?

ПРОФЕССОР. Почему же, случается, но не щупальца.

ЛИК. Но все-таки бывает? А внутри что-нибудь стучит?

ПРОФЕССОР. Сердце? Да, бьется.

ЛИК. Всегда?

ПРОФЕССОР. Да, но…

ЛИК. Сейчас! А клапан у вас есть?

ПРОФЕССОР. Какой клапан?

ЛИК. Ага, нет. Неплохо. А придатки?

ПРОФЕССОР. Как они выглядят?

ЛИК. Такие небольшие крылышки.

ПРОФЕССОР. Нет. Вот видите!

ЛИК. Еще минутку! А не склеиваетесь ли вы время от времени, чтобы потом расклеиться и покрыться почками?

ПРОФЕССОР. Уверяю вас, никакими почками мы не покрываемся.

ХЫБЕК. Стало быть, это не мы!

ЛИК. Ах мои бедные люди, это вы, это вы! Ведь мне ни разу не приходилось видеть вас вблизи. Когда ваша солнечница пережарилась, я был так расстроен этим случаем и неминуемо грозящими последствиями, что бросил ее и удалился, надломленный, а ваш внешний вид воссоздал дедуктивным методом на основе других случаев пережарки… при помощи математики. Из этого у меня получились ручки, ножки, клапаны, придатки и почки. Так вы говорите, почек нет? А что есть?

ПРОФЕССОР. А для чего эти почки?

ЛИК. Для продолжения рода. Чтобы вас было все больше, увы…

ПРОФЕССОР. Нет! Мы не почкуемся.

ЛИК. А как вы это делаете?

ПРОФЕССОР. Рождаемся.

ЛИК. Не может быть!

ПРОФЕССОР. Почему?

ЛИК. Чрезвычайная редкость. Космический феномен! Они рождаются… Кто бы мог подумать! И как вам это нравится?

ПРОФЕССОР. Мы считаем это нормальным.

ЛИК. Бедняги!

ПРОФЕССОР. А что вы, собственно, делаете, если можно узнать? Что такое солнечница?

ЛИК. То есть как, что я делаю? Неба никогда не видели?

ХЫБЕК. Вы имеете в виду звезды? Почему же, видели. Ну и что?

ЛИК. Что? Это мне нравится! Неужели не заметили, что звезды шаровые, а туманности спиральные?

ПРОФЕССОР. Заметили.

ЛИК. И не задумывались над этим? Почему шаровые, спиральные, а?

ПРОФЕССОР. Потому что они вращаются.

ЛИК. Может быть, сами по себе?

ПРОФЕССОР. Так мы и думали. А разве нет?

ЛИК. Вот святая наивность! Они вращаются от перемешивания. Понимаете?

ПРОФЕССОР. Так это вы перемешиваете, что ли? Позвольте спросить, зачем?

ЛИК. Именно для того, чтобы не пригорало!

ПРОФЕССОР. Странно! Означают ли ваши слова, что вы… хм… перемешиваете галактики для того, чтобы в них не появились разумные существа?

ЛИК. Как раз наоборот, для того и перемешиваю, чтобы появились, но нормальные.

ПРОФЕССОР. Стало быть, мы ненормальные?

ЛИК. Ах… так вы об этом не знали?

ПРОФЕССОР. Нет.

ЛИК. Нет? И ни подозрений, ни догадок?

ПРОФЕССОР. Нет.

ЛИК. О тензор! Что я наделал? Зачем я им сказал? О турбулентная пертурбация! Простите! Мне так неприятно. Но разве я мог знать?

ПРОФЕССОР. Ничего, ничего. Может быть, вы нам объясните, какие разумные существа вы считаете нормальными?

ЛИК. Я? Дорогие мои, об этом слишком долго говорить. Не проще ли будет, если, вернувшись, вы оглядитесь на своей планете, чтобы увидеть, что там ненормального.

ХЫБЕК. Однако мы хотели бы…

ЛИК. Если вам так уж хочется, я могу, разумеется, в двух словах… Ох! Горе мне, опять! Опять!!! Опять!!!

ХЫБЕК. Что там еще?

ПРОФЕССОР. Вам плохо?

ЛИК. Плохо?.. Это все из-за вас! Из-за вас!!!

ХЫБЕК. То есть?

ЛИК. Вы заговорили меня. И опять пригорело — одно спиральное плечо, снизу, на триста парсеков, и снова у меня убежала солнечница и свернулась, и будут сгустки, и возникнет белок, проклятый белок! И снова будет эволюция, и человечество, и цивилизация, и мне придется объяснять, извиняться, сгибаться пополам, просить прощения, что я-де случайно, нечаянно… Но это вы, а не я! Это вы наделали! Идите уж, знать вас не хочу…

ХЫБЕК. Э, так не пойдет! Извинения извинениями, а вы должны вести себя иначе!

ЛИК. Что?

ХЫБЕК. Да, если вы, как говорите, нас обидели, мы требуем возмещения убытков.

ЛИК. Чего вы хотите?

ХЫБЕК. Просим предоставить нам… э… машину для исполнения желаний! Вы это, наверное, сможете?

ЛИК. Для исполнения желаний?

ПРОФЕССОР. Но… коллега Хыбек… Может быть…

ЛИК. Хорошо. Пожалуйста. Как хотите. Для исполнения желаний? Легче легкого. Но предупреждаю: с желаниями надо поосторожнее! Вот ваша машина… А теперь прощайте. Задали вы мне хлопот. О люди, люди!

ХЫБЕК. Вы нам, кажется, тоже.

При последних словах Лика на сцену въезжает машина для исполнения желаний.

ПРОФЕССОР Господин профессор, мы можем возвращаться!

Профессор нажимает кнопку — слышны звуки, Лик исчезает, но машина остается в кабинете профессора.

ПРОФЕССОР. Ну и ну, вы недурно начинаете, молодой человек!

ХЫБЕК. А вы как хотели бы, профессор? Вот плоды вашего путешествия. Разве мысль была плохая? Она пришла мне в голову в последний момент.

ПРОФЕССОР. Юноша, я вами недоволен. Вижу, вы не отдаете себе отчета, какова разница между космическим путешествием и хождением в роли просителя. Вы используете ситуацию. Такая нескромность может бросить на нас тень. Если уж стоило просить, то что-нибудь более значительное.

Профессор замолкает, видя, что Хыбек вообще его не слушает; стоит и внимательно осматривает машину для исполнения желаний.

ХЫБЕК. Тут какие-то надписи, но я не могу прочесть, потому что не по-нашему написано… О, есть! (Нашел листок на шнурке, привязанный к машине, словно этикетка с ценой. Читает.) «Универсальная модель… исполняет любые желания без ограничений. Изготовитель не несет ответственности за несчастья, причиняемые в связи с деятельностью аппарата третьим лицам…» Тоже мне! «При исполнении желаний катастрофического характера аппарат может разрушиться…»

ПРОФЕССОР. Это, дорогой мой, звучит не очень ободряюще! Что-то мне сдается, не придется нам воспользоваться этим приспособлением.

ХЫБЕК. Но, господин профессор! Для начала мы можем потребовать что-нибудь небольшое, на пробу… (Машине.) Прошу мяч для пинг-понга.

Из машины выпадает белый целлулоидный мячик.

ПРОФЕССОР (встает, с удивлением поднимает мяч). Откуда вам в голову пришла мысль о мяче?

ХЫБЕК. Не знаю. Так. Мне почему-то показалось, что это мелочь. Во всяком случае, действует… Ну! (Набирается духа.) О чем бы теперь? Хотите стать султаном?

ПРОФЕССОР. Глупости.

ХЫБЕК (машине). Пусть профессор Тарантога станет властелином мира!

Машина начинает работать, светясь и скрежеща.

ПРОФЕССОР (машине). Пусть профессор Тарантога останется тем, кем был! (Машина со скрипом замирает.) Пан Хыбек, прекратите глупые шутки. И вообще, надо больше думать и действовать осмотрительнее!

ХЫБЕК. Простите. Я больше не буду. А я могу стать властелимм мира?

ПРОФЕССОР. Нет!!!

ХЫБЕК. Почему? Вам это помешает?

ПРОФЕССОР (злобно). Вы — последний человек, в руки которого я отдал бы судьбы мира!

ХЫБЕК. Почему? Если бы не я, мы вернулись бы ни с чем.

ПРОФЕССОР. После того что мы узнали, это было бы, пожалуй, не так плохо…

ХЫБЕК (машине). Ну, тогда прошу сто злотых. (Машина скрежещет. Профессору.) Так вы поверили в сказки, которые рассказывал этот странный тип? Я нет… Ого, есть! Пожалуйста! (Показывает стозлотовый билет, вынутый из машины.)

ПРОФЕССОР. Но…

ХЫБЕК (быстро машине). Прошу бриллиант, но большой!!! Большой!!! Или нет, пять бриллиантов!!! (Машина скрежещет.)

ПРОФЕССОР. Довольно! Никаких бриллиантов и денег!

ХЫБЕК. Ну вот, уже были и исчезли. Профессор, не мешайте, это некрасиво! (Машине.) Кучу золота!

ПРОФЕССОР. Никакого золота, ясно? Пан Хыбек, мое терпение тоже не безгранично. Не смейте превращать мой кабинет в склад денег и фальшивых банкнот! (Машина со скрежетом останавливается.)

ХЫБЕК. Почему фальшивых? Это первоклассная сотенная, посмотрите!

ПРОФЕССОР. Фальшивая, потому что была отпечатана не Эмиссионным Банком.

ХЫБЕК. А золото?

ПРОФЕССОР. Не нужно нам золото. И вам не стыдно отдавать такие распоряжения? Уж лучше бы узнали, сколько правды содержится в словах того существа. Почему вы не слушаете, что я говорю?

ХЫБЕК (машине). Пусть господин профессор будет в хорошем настроении! (Машина скрежещет. Профессор начинает смеяться.)

ПРОФЕССОР. Ха-ха-ха! Тоже мне… Ха-ха-ха… но я… ха-ха… ей-богу… не могу!.. Хо-хо-хо… Здорово… но…ха-ха-ха… (Кричит сквозь смех.) Ха-ха, хочу быть ярым, ха-ха, злым хочу быть! (Машина дребезжит. Профессор перестает смеяться. Кричит.) Хватит с меня! Вы себе слишком много позволяете!

ХЫБЕК (быстро машине). Прошу мешок золота и чтобы професор перестал мне мешать…

ПРОФЕССОР. Нет. Чтобы мне тут никакого золота не было, и пусть он немедленно замолкнет!!!

Машина скрежещет. Хыбек онемел. Делает отчаянные жесты, дикие мины, что, мол, не может говорить, машет руками, молитвенно складывает их.

О, наконец-то покой! (Хыбек строит умоляющие мины.) А вы перестанете? (Хыбек усиленно кивает головой.) Даете слово? (Хыбек утвердительно кивает.) Хорошо. (Машине.) Пусть начнет говорить…

ХЫБЕК. Вы поступаете не по-человечески! В конце концов эту машину придумал я. (Профессор открывает рот. Хыбек кричит.) Хорошо, хорошо! Молчу! Придумайте что-нибудь другое. Знаю — долголетие! Теперь-то оно у нас в кармане! Теперь будет наше! Но сначала вернемся назад во времени!

ПРОФЕССОР. Зачем?

ХЫБЕК. Таким образом вы станете моложе, сможете еще многое совершить. Сделаем так: сначала вернемся на… скажем, десять лет, а потом попросим долголетия. Или бессмертия! Пусть время отступит на десять лет!

Машина скрежещет, за окном светает, одновременно электрическая лампа в комнате гаснет. Во время дальнейшего обмена фразами машина скрежещет еще громче, смена дня и ночи происходит все быстрее, то загорается лампа, и за окном ночь, то лампа гаснет, за окном становится светло. Этот ритм все ускоряется, переходит в мигание, наконец в серость, потом наступает полная темнота, в которой слышен стихающий гул машины.

ПРОФЕССОР. Сейчас… надо подумать…

ХЫБЕК. О чем?

ПРОФЕССОР. Это легкомысленно — машина может исчезнуть.

ХЫБЕК. Почему бы ей исчезнуть?

ПРОФЕССОР. Потому что в прошлом машины быть не может. Она здесь сейчас.

ХЫБЕК. Ничего подобного! Не бойтесь. Скорее! Скорее!

ПРОФЕССОР. Хыбек! Что вы наделали? Хыбек…

ХЫБЕК. Все будет хорошо.

Темнота. Наступает тишина. Постепенно светает. Оба сидят на стульях. Нет ни машины, исполняющей желания, ни аппарата для путешествия в Космос. Яркий день. Профессор без бороды, волосы лишь чуть-чуть тронуты сединой. Хыбек выглядит примерно так же, как в начале путешествия, но без очков и ПРОПСа.

ПРОФЕССОР (как бы выходя из оцепенения). А это что?

ХЫБЕК (робко, сейчас это юный студент). Простите…

ПРОФЕССОР. Ничего. Небольшое головокружение… (Смотрит на Хыбека.) Простите, кто вы?

ХЫБЕК. Я — Хыбек. Януш Хыбек.

ПРОФЕССОР. Я — Тарантога. Но откуда вы тут взялись?

ХЫБЕК. Я? Не знаю… Как-то даже странно… (Осматривается.) Где я?

ПРОФЕССОР. У меня. Это моя квартира, и я как раз пытаюсь понять, что привело вас сюда… Вы не знаете?

ХЫБЕК. Нет…

ПРОФЕССОР. Я тоже. Простите, а кто вы?

ХЫБЕК. Я учусь в экономическом институте. Кончаю товароведческий, в будущем году защищаю диплом…

ПРОФЕССОР. Хм. И вы не припомните, что вас ко мне привело? Я профессор точных наук.

ХЫБЕК (вскакивает). Господин профессор? Ох, простите, пожалуйста. Прошу не обижаться, но я действительно не знаю (себе под нос), как я мог сюда попасть.

ПРОФЕССОР (берет со стола газету).27 апреля 1951 года. Странно. Я мог бы поклясться, что пятьдесят первый год давно уже был.

ХЫБЕК. Да?

ПРОФЕССОР. Ну-с, юноша! Ситуация — довольно своеобразная… оба мы не знаем, что скрестило наши пути… Может быть, у вас есть ко мне какое-нибудь дело?

ХЫБЕК. Не могу припомнить… Ей-богу, нет.

ПРОФЕССОР (встает). Ну, в таком случае… У меня срочная работа.

ХЫБЕК. Из области астронавтики?

ПРОФЕССОР. Я не интересуюсь астронавтикой. Почему это пришло вам в голову?

ХЫБЕК. Это мое тайное увлечение. Не обижайтесь, пожалуйста!

ПРОФЕССОР. А на что мне обижаться? (Провожает его к двери.) Если вспомните, зачем были у меня, пожалуйста, позвоните.

ХЫБЕК. Ох!

ПРОФЕССОР. Что случилось?

ХЫБЕК. Я нашел сто злотых! Тут, в маленьком карманчике! Сто злотых!!

ПРОФЕССОР. Поздравляю и надеюсь, вы не обидитесь, если я с вами распрощаюсь?

ХЫБЕК. Что вы! Мне было очень приятно. Господин профессор, простите…

ПРОФЕССОР. Итак, до свидания…

ХЫБЕК. До свидания. Позвольте откланяться! (Выходит.)

Профессор прохаживается по комнате.

ПРОФЕССОР. Симпатичный паренек. Провал памяти, что ли? Ну и я тоже… Странно. Откуда он взял эту астронавтику? А может, действительно заняться? А если попробовать? Да, это мысль! (Поворачивается и идет к столу.)

ПРОФЕССОР ТАРАНТОГА.

АЛЬФЕН, СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР, КОРЕНАСТЫЙ ЧЕЛОВЕК ЛЕТ ТРИДЦАТИ.

ГАЛЬТ, ИНСПЕКТОР, ЛЕТ СОРОКА.

РИЧАРД ФАКСТОН, ЛЕТ ДВАДЦАТИ ПЯТИ.

МЕЛАНЬЯ, КУХАРКА ПРОФЕССОРА, ОКОЛО ПЯТИДЕСЯТИ ПЯТИ ЛЕТ.

БРИКС, ТАЙНЫЙ АГЕНТ ПОЛИЦИИ.

2-Й ТАЙНЫЙ АГЕНТ.

3-Й ТАЙНЫЙ АГЕНТ.

ГЕНРИХ IV, КОРОЛЬ АНГЛИЙСКИЙ.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ.

ПЕЩЕРНАЯ КРАСОТКА.

I

Кабинет инспектора Гальта. Инспектор сидит за письменным столом. Входит полицейский.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Господин инспектор, вернулся Брикс.

ГАЛЬТ. Давай его сюда!

Полицейский выходит. Входит Брикс. Он выглядит как водопроводчик: чемоданчик с инструментами, в руке сифон от умывальника, шпага с нанизанными на него водопроводными кранами.

Ну и что там?

БРИКС (угрюмо). Ничего.

ГАЛЬТ. Что значит «ничего»? Отвечайте: что и как! Профессор вас не распознал?

БРИКС. Нет. Я пришел в четырнадцать двадцать. Открыла кухарка. Под предлогом профилактики водопровода я проверил всю квартиру.

ГАЛЬТ. Ванная, туалет?

БРИКС. Конечно, господин инспектор!

ГАЛЬТ. Следы крови?

БРИКС. Никаких.

ГАЛЬТ. Какие-нибудь волосы, бумажки, мусор?

БРИКС. Мусор, господин инспектор, не по моей части. Это — Рамбарт.

ГАЛЬТ. И так-таки ничего не нашли? Ничего подозрительного?

БРИКС. Ничего. Сифон на кухне немного подтекает.

ГАЛЬТ. Можете идти.

Брикс в дверях расходится с двумя агентами, одетыми под ассенизаторов. Оба выпачканы мелом и цементом, лица забрызганы, колени в пятнах; мешок, ключи, молотки, моток шнура, фонарь, небольшая веревочная лестница; один агент высокий, второй низкий.

А, это вы. Ну?

ВЫСОКИЙ. Были у профессора.

НИЗКИЙ. С самого утра.

ГАЛЬТ. Знаю, а дальше?

ВЫСОКИЙ. Показали письмо из строительного отдела, сказали, что должны проверить, не проникает ли подпочвенная вода в подвалы.

ГАЛЬТ. Кто вас впустил? Кухарка?

ВЫСОКИЙ. Нет, сам профессор.

ГАЛЬТ. Не чинил препятствий?

ВЫСОКИЙ. Нет, господин инспектор. Сказал, чтобы мы делали все, что нам угодно.

ГАЛЬТ. Так прямо и сказал? И что?

ВЫСОКИЙ. Как вы приказали, мы пробили отверстия в бетоне во всех подвалах. В гараже тоже.

НИЗКИЙ. Всего семьдесят дыр, господин инспектор. Чуть руки не отвалились.

ГАЛЬТ. Это к делу не относится. Нашли что-нибудь? Останки, кости?

НИЗКИЙ. Только куриные. Крылышко и кусочек грудки. Наверное, собака затащила.

ГАЛЬТ. Не прикидывайтесь идиотом! Вы знаете, о чем я говорю.

ВЫСОКИЙ. В подвалах не было ничего. Земля и земля. Немного камней. Несколько гладких… вот, я прихватил один… (Вынимает из кармана и кладет на стол.)

ГАЛЬТ. Сувенирчики собираете? А в гараже?

НИЗКИЙ. А в гараже был очень толстый бетон…

ГАЛЬТ. Не доводите меня до… Нет! Мне нельзя волноваться. А что было под бетоном? Никаких трупов?

ВЫСОКИЙ. Никаких.

ГАЛЬТ. Остатки сожженных волос? Одежды? Зубы?

НИЗКИЙ. Нет, господин инспектор…

ГАЛЬТ. Тогда, может быть, скажете, куда девались одиннадцать парней, здоровых, сильных как быки? А? Может, испарились? Растворились в воздухе?

НИЗКИЙ. Не знаем, господин инспектор. Мы сделали все, как вы приказали.

ГАЛЬТ. Стены простучали?

Высокий угрюмо кивает.

Потолки?

НИЗКИЙ. Потолки тоже.

Стук в дверь. Входит Агент, одетый работником телефонной станции. Небольшой аппарат, моток провода, форменная фуражка.

ГАЛЬТ. Вы можете идти.

АГЕНТ (довольно развязно). Добрый день, господин инспектор.

ГАЛЬТ. Привет! Вы от профессора?

АГЕНТ. Да, инспектор.

ГАЛЬТ. И ничего?

АГЕНТ. Не знаю, ничего ли…

ГАЛЬТ. Как это понять?

АГЕНТ. Я должен был якобы проверить телефон. Профессор сам облегчил мне задачу, спросив, можно ли поставить дополнительную телефонную розетку в спальне. Я сказал, что должен точно вымерить.

ГАЛЬТ. Ага! И произвели осмотр?

АГЕНТ. В пределах возможного. У него в стене несгораемый шкаф.

ГАЛЬТ (с некоторым оживлением). Несгораемый? Ну вот, пожалуйста. Большой?

АГЕНТ. Вот такой… (Обозначает руками довольно маленький ящичек.)

ГАЛЬТ (грустнеет). Так туда и один-единственный труп не войдет?

АГЕНТ. Нет.

ГАЛЬТ (с последней надеждой). Но, может, после сожжения?

АГЕНТ. Этого я не знаю. А зачем бы ему держать пепел в сейфе?

ГАЛЬТ. Ну, ладно, ладно. И что же вы нашли?

АГЕНТ. Прежде всего вот это… (Подает Гальту парик а-ля Людовик XVI.)

ГАЛЬТ. Это? (Рассматривает парик.) Обычный парик… (Нюхает.) Где нашли?

АГЕНТ. На шкафу, под старыми газетами.

ГАЛЬТ. Что-нибудь еще?

АГЕНТ. Да. Вот это. (Подает Гальту альбом. Там — фотографии большого формата. На них лица молодых людей, по одному на каждой — во все поле карточки. К бритым, гладким лицам на каждой фотографии дорисованы то эспаньолка, то бакенбарды, то саженная борода и закрученные тонкие усы, то длинные завитые локоны. Подрисовано простым карандашом; похоже, что это делал ребенок.)

ГАЛЬТ. Так. А это где нашли?

АГЕНТ. Тоже на шкафу.

ГАЛЬТ. Что еще?

АГЕНТ. А этого мало?

ГАЛЬТ. И что нам это дает?

АГЕНТ. Но ведь это же фотографии всех исчезнувших!

ГАЛЬТ. Я и сам вижу. И что? Я должен отдать приказ об аресте на том основании, что склеротик-профессор подрисовывает усы и бороды на фотографиях своих ассистентов?! Если я пойду с этим к прокурору, он меня высмеет!

АГЕНТ. Но есть еще парик.

ГАЛЬТ. Парик? Парик… Какая у него с этим связь? Возьмите его в лабораторию на анализ. Или нет — лучше потом. Я его еще раз осмотрю.

АГЕНТ. Так я загляну через час.

Когда Агент выходит, Гальт рассматривает парик со всех сторон, наконец натягивает его, словно примеряя, на голову. Входит полицейский. Гальт быстро сдергивает парик.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Приехал старший инспектор Альфен. А вот сегодняшняя почта. (Кладет на стол газеты.)

ГАЛЬТ. Проси, проси!

Входит молодой, коренастый старший инспектор Альфен.

АЛЬФЕН. Ну, как вы тут, Гальт? Что это за история, с которой вы никак не разделаетесь?

ГАЛЬТ. Садитесь, Альфен! Рад, что вы наконец приехали.

АЛЬФЕН. Раньше не мог. Мы вешали того убийцу старушек, знаете. Слышали, что он делал? Чудовище. Брал кусок воска, швейную иглу, дратву…

ГАЛЬТ. Что бы он ни делал, Альфен, он ничто в сравнении с этим профессором Тарантогой, уверяю вас!

АЛЬФЕН. Даже так? Я не знаю подробностей. Может быть, вы вкратце расскажете?

ГАЛЬТ. Пожалуйста. Время от времени в печати появляются объявления. Например, такие (вынимает вырезку из газеты и читает): «Известному ученому срочно требуется личный секретарь. Молодой, идеалист, холостой, не имеющий родственников, интересующийся наукой, среднего роста, с продолговатым лицом, орлиным носом, возможно более темными глазами. Преимущество предоставляется лицам, владеющим итальянским языком и имеющим высшее образование. Прекрасные материальные условия, в перспективе — прочное место в истории человечества. Обращаться по адресу…» — и так далее.

АЛЬФЕН. Говорите, время от времени. И много было таких объявлений?

ГАЛЬТ. До сих пор одиннадцать. Первое появилось семь месяцев назад.

АЛЬФЕН. Они появляются через определенные промежутки времени?

ГАЛЬТ. Не обязательно. Иногда через неделю, иногда через несколько месяцев. Объявления эти дает некий Тарантога, профессор физики, космологии и чего-то там еще. Обычно откликается несколько молодых людей. Он выбирает одного, дает ему комнату, высокий оклад, а спустя некоторое время так называемый «секретарь» исчезает.

АЛЬФЕН. Каким образом?

ГАЛЬТ. Понятия не имею. Просто в один прекрасный день перестает существовать.

АЛЬФЕН. И профессор заявляет в полицию?

ГАЛЬТ. Что вы! Просто дает очередное объявление!

АЛЬФЕН. И все начинается сызнова?

ГАЛЬТ. В том-то и дело. Поначалу мы ничего не знали. Только после пятого исчезновения этим заинтересовался один из соседей профессора. Дело в том, господин Альфен, что напротив Тарантоги живет Бруммер, судья на пенсии. От нечего делать он начал в бинокль наблюдать за домом Тарантоги, и от него-то мы узнали, что обстоятельства исчезновения всегда одинаковы. В один прекрасный день новый ассистент входит в дом — я имею в виду виллу профессора, тут есть ее фотография (подает) — и больше уже не выходит.

АЛЬФЕН. Вы предполагаете убийства?

ГАЛЬТ. Преднамеренные, систематические, массовые. Да.

АЛЬФЕН. Хм… А что, все объявления сформулированы одинаково?

ГАЛЬТ. Нет. Можете посмотреть. В этой папке вырезки. Иногда он ищет худощавого и высокого, знающего латынь, иногда выпускника физического факультета со склонностью к полноте, иногда лысеющего, с легким косоглазием…

АЛЬФЕН. Вы шутите?

ГАЛЬТ. Мне, Альфен, не до шуток! Тут написано черным по белому!

АЛЬФЕН. Вы провели обыск?

ГАЛЬТ. Официально — нет. Нет основания. Но я посылал туда тайных агентов, переодетых под кого только можно. Под строителей, печников, ассенизаторов, телефонистов, электриков и уж сам не знаю под кого. Как раз сегодня вернулись три группы. Прежде всего мы взяли под наблюдение жилую часть. Стены, полы, мебель, канализацию. Потом сад, погреб, чердак, гараж…

АЛЬФЕН. И какие результаты?

ГАЛЬТ. Никаких. Ни следа трупов. Ничего. Абсолютно ничего.

АЛЬФЕН. Личные вещи исчезнувших?

ГАЛЬТ. Ни следа. Впрочем, у них вообще бывало немного вещей. Чемоданчик, в нем мыло, зубная щетка, пара сорочек. Это в основном выпускники или студенты…

АЛЬФЕН. А чем, собственно, занимается ваш Тарантога?

ГАЛЬТ. Не знаю. У него есть домашняя лаборатория, рядом — небольшая закрытая комната, в которую невозможно проникнуть. Дверь покрашена в черный цвет…

АЛЬФЕН. Ага! Запретная комната! Что в ней?

ГАЛЬТ. Дверь открыть не удалось. Четыре специальных цифровых замка.

АЛЬФЕН. Может, там у него большой холодильник?

ГАЛЬТ. Я об этом уже думал. Нет, видите ли, окно комнаты выходит на улицу как раз напротив дома судьи Бруммера. Туда можно заглянуть через бинокль. Кроме того, под предлогом ремонта уличных фонарей мы установили напротив дома Тарантоги пожарную лестницу с агентом, который четыре дня не спускал с комнаты глаз.

АЛЬФЕН. И что?

ГАЛЬТ. Всю комнату через окно не видно, но часть, недоступная наблюдению, сравнительно невелика. Вот план (показывает). Заштрихованную часть можно видеть через окно. А вот этот угол не видно. В нем не уместится никакой холодильник. Самое большое — какая-нибудь маленькая мельничка.

АЛЬФЕН. Для перемалывания костей?

ГАЛЬТ. Да. Время от времени профессор входит в комнату, опускает штору, спустя несколько минут поднимает ее и выходит.

АЛЬФЕН. Он бывает там один?

ГАЛЬТ. Иногда один, иногда с секретарем.

АЛЬФЕН. Секретарь тоже выходит из комнаты?

ГАЛЬТ. В то время, когда мой человек наблюдал за домом, он выходил живым и невредимым. Но я не мог, сами понимаете, держать агента на лестнице до бесконечности. А дом судьи расположен так, что дверь комнаты полностью не просматривается, даже в бинокль.

АЛЬФЕН. Одним словом — ничего не известно.

ГАЛЬТ. Ничего. То есть… сегодня один из моих людей принес мне вот это. И это (подает Альфену парик и альбом), нашли на шкафу в спальне.

АЛЬФЕН (рассматривая парик в лупу). Хм… Совершенно новый. Интересно…

ГАЛЬТ. Что?

АЛЬФЕН. Это не театральный парик…

ГАЛЬТ. Вы думаете?

АЛЬФЕН. Уверен. Тонкая работа. Надо узнать, где профессор его заказывал. Может быть, он заказывал и другие. Ага… (Просматривает альбом.) Это и есть исчезнувшие?

ГАЛЬТ. Да.

АЛЬФЕН. Кто это намазюкал?

ГАЛЬТ. Думаем, профессор.

АЛЬФЕН. Его телефон прослушивается?

ГАЛЬТ. Конечно. Но он почти не пользуется телефоном. К тому же — никаких подозрительных разговоров.

АЛЬФЕН. Живет один?

ГАЛЬТ. Со старухой кухаркой.

АЛЬФЕН. Какой-нибудь старый колодец в саду?

ГАЛЬТ. Альфен, за кого вы меня принимаете?! Мы прощупали все газоны на четыре метра вглубь, бетон в гараже и погребах пробит через каждые полметра, стены и фундамент просвечены переносным рентгеном!

АЛЬФЕН. Солидная работа. И ничего?

ГАЛЬТ. Абсолютно!

АЛЬФЕН. Профессор препятствовал?

ГАЛЬТ. Нисколько.

АЛЬФЕН. Очень подозрительно…

ГАЛЬТ. Вы так думаете?

АЛЬФЕН. Конечно. Вы позволили бы беспрерывно портить стены и пол в своей квартире?

ГАЛЬТ. Действительно. Нет, он совсем не мешал. А на прошлой неделе, когда мой агент, переодетый печником, проверил все печки и уже собрался уходить, профессор сказал ему, что он пропустил старый, давно бездействующий камин в прачечной…

АЛЬФЕН. Что вы говорите? Превосходно!

ГАЛЬТ. Что же тут превосходного?

АЛЬФЕН. Неужели не понимаете? Да он издевается над вами! Смеется прямо в глаза. Провоцирует…

ГАЛЬТ. Вы думаете — он унюхал? Догадывается?..

АЛЬФЕН. Готов побиться об заклад. Ну так. Постепенно я начинаю представлять себе, как все это выглядит…

ГАЛЬТ. Да неужели!

АЛЬФЕН. Но сначала еще несколько подробностей. Вы пытались связаться с кем-нибудь из этих юношей, прежде чем они исчезали?

ГАЛЬТ. Да. С последним. Это был некто Ричард Факстон, выпускник физического факультета. Ему требовались средства на дипломную работу, поэтому он и согласился. Я беседовал с ним лично. Предупредил о необходимости сохранять абсолютную тайну. Он уже четыре дня работал у профессора.

АЛЬФЕН. Вы его предостерегали?

ГАЛЬТ. Разумеется. Он должен был ежедневно сообщать по телефону, что все в порядке. Я приказал ему быть начеку и дал оружие.

АЛЬФЕН. Оружие? Хорошо. И что?

ГАЛЬТ. Первые четыре дня он не замечал ничего подозрительного. Потом звонил ежедневно. Он был в прекрасном настроении, шутил.

АЛЬФЕН. Не боялся? У него не было желания отказаться от своей должности?

ГАЛЬТ. Ни малейшего. Сказал, что он вице-чемпион по джиу-джитсу в университетском клубе, спит чутко, дверь закрывает на задвижку, ест только то, что ест профессор, а кроме того — доверяет ему.

АЛЬФЕН. Любитель риска?

ГАЛЬТ. Я бы не сказал. Очень выдержанный, решительный, спокойный тип. Он сказал, что успел полюбить Тарантогу и не верит, чтобы тот мог кого-либо убить. Его просто распирало от любопытства…

АЛЬФЕН. Он и сейчас у профессора?

ГАЛЬТ. Нет. Исчез четыре дня назад. После восемнадцати дней пребывания у Тарантоги.

АЛЬФЕН. И перед этим не подал никакого знака, никакого сигнала?

ГАЛЬТ. Ничегошеньки.

АЛЬФЕН. А что-нибудь характерное, чего требовал от него профессор?

ГАЛЬТ. Пожалуй, ничего. Он делал выписки, приносил книги из университетской библиотеки… То да се. Ах да… Впрочем, это мелочь…

АЛЬФЕН. В нашем деле нет мелочей. Слушаю.

ГАЛЬТ. Профессор просил его изменить прическу. Он носил пробор, а профессор хотел, чтобы он зачесывал волосы назад.

АЛЬФЕН. А! Так я и думал! Прекрасно! Еще что-нибудь?

ГАЛЬТ. Да. Если вы хотите знать даже такие мелочи: у него была стальная коронка на зубе, тут, на переднем… (Показывает.) Профессор посоветовал сменить ее на фарфоровый зуб. За свой счет.

АЛЬФЕН (поражен, пытается это скрыть). Да!.. Хм… После его исчезновения было новое объявление?

ГАЛЬТ. Нет. А, впрочем, может быть, в сегодняшних газетах… (Начинает искать.) Есть! Есть! «Известному ученому срочно нужен молодой, очень способный человек, с всесторонними музыкальными, художественными, литературными интересами, умеющий хорошо рисовать, со способностями к конструированию механических моделей и изобретательской жилкой. Преимущество имеют кандидаты, владеющие итальянским языком, с темными волосами и интенсивно темными глазами. Обращаться…» Опять! Опять! Этот Тарантога, это чудовище в гроб меня сведет! Я из-за него работу потеряю!

АЛЬФЕН. Успокойтесь, Гальт! Я сказал, что уже кое-что понял.

ГАЛЬТ. Так говорите же, Альфен! Чего вы ждете?

АЛЬФЕН. У вас найдется какая-нибудь энциклопедия? О, вон там стоит. Дайте, пожалуйста, том на букву «Н».

Гальт подает. Альфен листает, находит портрет Исаака Ньютона во всю страницу, рядом кладет фотографию Ричарда Факстона. В прическе, в строении лица — поразительное сходство. Поскольку Факстон появляется в дальнейшем, снимок должен быть фотографией актера, исполняющего его роль.

АЛЬФЕН (победно). Видите?

ГАЛЬТ. Действительно! Подретушировал фотографию, чтобы она была похожа на портрет Ньютона! Как вы догадались? И что это значит?

АЛЬФЕН. Детектив — это прежде всего проницательность! Они поразительно похожи. Я думаю, порывшись в энциклопедии, мы отыскали бы портреты и других известных исторических личностей, под которых профессор «подгонял» своих секретарей…

ГАЛЬТ. Ну хорошо, но зачем? Зачем, я вас спрашиваю?!

АЛЬФЕН. По сути это очень просто. Профессор не в своем уме. Его мания — ненависть к знаменитым людям: Ньютону, Шекспиру и другим. Однако их нет в живых уже сотни лет и он ничем не может им напакостить. Что же он делает? Ищет людей, похожих на них хоть поверхностно, увеличивает подобие, требуя изменить прическу, отрастить бороду, усы, носить парик, а когда добивается максимально желаемого эффекта, когда перед ним появляется двойник ненавистного гения — убивает его!! Понимаете?

ГАЛЬТ. Убивает… Понимаю. Вы… феноменальны, Альфен!

АЛЬФЕН. Я это уже слышал.

ГАЛЬТ (немного остыв). Ну хорошо, но… что он делает с трупами?

АЛЬФЕН. Я не ясновидец. Я приехал двадцать минут назад. По-вашему, я должен вынуть из кармана неопровержимые улики против профессора?

ГАЛЬТ. Нет, это я так… Альфен, но он никому не приказывал отпускать бороду или усы…

АЛЬФЕН. Нет?

ГАЛЬТ. Нет. Что вы скажете на это?

АЛЬФЕН (барабанит пальцами по столу). Ну и что же? Хм… А! Ясно! Ну, конечно… Он не приказывает отпустить бороду или усы, потому что наклеивает им искусственные, — надевает же он им парики! Если бы они выходили из дому с отрастающими бородами, это обратило бы на них внимание. Поэтому он избрал другой путь, более безопасный — гримировку!

ГАЛЬТ. Да! Это возможно! Я немедленно прикажу разыскать парикмахера, работающего на Тарантогу. А что дальше?

АЛЬФЕН. Я вам скажу, что дальше. Профессор ищет молодого человека с темными волосами и глазами, знающего итальянский, умеющего рисовать… Как вы думаете, я подойду?!

ГАЛЬТ. Что? Вы хотите… сами?!

АЛЬФЕН. Я пойду к нему сегодня же. Лучше всего — сейчас. У вас не найдется пистолета? Я не прихватил с собой ничего.

ГАЛЬТ. Пожалуйста…

Открывает ящик, полный оружия. Альфен примеряет к руке парабеллум, браунинги, подбрасывает, ловит, наконец, прячет один пистолет в задний карман брюк, второй — плоский маленький — в карман пиджака, а третий, большой, помещает в специальной кобуре под левой рукой.

АЛЬФЕН. Ну так… Я не силен в живописи, но это… и вот это… заменит мне кисти. А кастета у вас нет?

ГАЛЬТ. Найдется. Может, резиновую дубинку?

АЛЬФЕН. Чересчур велика. Достаточно кастета. (Берет у Гальта.) О, этот подойдет. Какая приятная тяжесть! Хорошо. Иду!

ГАЛЬТ. Успеха, Альфен! (Провожает его к двери.) Ну и история…

Стук. Входит полицейский.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Господин инспектор, поступило сообщение от радиоавтомобиля номер шесть. Они установили контакт с фельдшером, к которому ходили все исчезнувшие. Он им ничего не делал, только провожал в поликлинику. Всегда по пятницам.

ГАЛЬТ. Они ходили в поликлинику? Зачем?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Делать прививки. Тут это написано (читает с листа): «Черная оспа, чума, холера, тиф, туберкулез, малярия, дизентерия и сонная болезнь». Им делали эти прививки.

ГАЛЬТ. Прививки? Всем?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Так точно, господин инспектор.

ГАЛЬТ. Но зачем?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Наверно, чтобы не заболели…

ГАЛЬТ (бежит к двери). Альфен! Альфен!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Господин старший инспектор уже вышел, господин инспектор.

II

Кабинет Тарантоги. Рабочая комната ученого: старый письменный стол, кресла, уставленные книгами полки. Тарантога и Альфен. Оба сидят.

ТАРАНТОГА. Молодой человек, ожидая в гостиной, вы видели, что пять кандидатов покинули мой дом, так как условия, которые я ставлю, показались им неприемлемыми. Я вам их изложил. Могу предложить вам славу уходящего века, вы станете необыкновенным человеком, ваше имя станет известно многим поколениям, но с другой стороны, я говорю это открыто: ваша жизнь будет трудной и полной лишений. Прежде всего вам придется отказаться от всех благ цивилизации, затем вас будут преследовать власть имущие, однако вы найдете и сильных покровителей. Одним словом, венец, которым судьба при моем посредничестве увенчает вас, будет из прекрасных роз с острыми шипами. Принимаете ли вы мое предложение?

АЛЬФЕН. Так точно, господин профессор, принимаю.

ТАРАНТОГА. Подумайте как следует. Ибо, если вы решитесь, возврата не будет. Я вывел уже многих ваших предшественников на подобные жизненные пути и до сих пор ни разу не ошибся. С другой стороны, я должен быть осторожным. Судьба возложила на меня миссию, за выполнение которой я отвечаю перед человечеством. Я обязан исполнить ее до конца. Вы — один из тех, от кого будет зависеть будущее мира. Но прошу помнить о колоссальных трудностях, о которых я говорил… Кроме того, вы еще будете подвергнуты испытанию…

АЛЬФЕН. Какому испытанию, господин профессор?

ТАРАНТОГА. Сначала вы должны дать согласие и заверить меня в своей скромности честным словом порядочного человека. Я слушаю.

АЛЬФЕН. Соглашаюсь и даю вам честное слово.

ТАРАНТОГА. Прекрасно. Теперь так. Я требовал таланта художника. Вы говорили, что он у вас есть.

АЛЬФЕН. Я умею рисовать. Разумеется, умею.

ТАРАНТОГА (вытаскивает из-за шкафа копию «Джоконды» Леонардо да Винчи в натуральную величину). Посмотрим. Убедимся. Извольте взять этот портрет и сделать копию. Мольберт, холст, кисти и краски вы найдете в приготовленной вам комнате…

АЛЬФЕН. Я должен начать немедленно?

ТАРАНТОГА. Похвальное рвение. Но, может быть, у вас есть еще какие-нибудь дела в городе?

АЛЬФЕН. Благодарю. Действительно, я охотно воспользуюсь вашим предложением…

Выходит. В дверях расходится с кухаркой Меланьей.

МЕЛАНЬЯ (профессору, когда Альфен вышел). Господин профессор, он мне не нравится.

ТАРАНТОГА. Ну, ну… И почему же, дорогая моя Меланья?

МЕЛАНЬЯ. У него из глаз злом бьет. Господин профессор, уже одиннадцать, вы приказали напомнить, что в одиннадцать должны встретиться с господином Куломбом.

ТАРАНТОГА. Не с Куломбом, Меланья, а с Колумбом. С Христофором Колумбом, тем, что открыл Америку… Иду… иду…

МЕЛАНЬЯ. Можно сделать суп со спаржей?

ТАРАНТОГА. Можно, Меланья… А может быть, ты все-таки согласилась бы стать Лукрецией Борджа? Жила бы среди пап и кардиналов…

МЕЛАНЬЯ. Э-э, господин профессор, зарядили одно и то же. А кто будет вам готовить? Нет уж, Бог с ними, с этими папами.

Оба выходят. В комнату проскальзывает Альфен, быстро подходит к столу, набирает номер телефона.

АЛЬФЕН. Алло! Это вы, Гальт? Что? Я принят, да. Будьте спокойны. Если вам захочется позвонить, скажите, что говорит Том, мой товарищ по институту. Да, у меня к вам дело. Старик дал мне скопировать портрет Джоконды Леонардо да Винчи. Ну да, хочет проверить, как я рисую… Не знаете? Этакая улыбающаяся бабенка. Так прикажите немедленно сделать хорошую копию! Я возьму утром. Что? Нет, это должна быть совершенно свежая работа, он может догадаться, краски должны быть еще влажными… Что? Прививки? Э… это наверняка только для отвода глаз. Слушайте, мне кое-что пришло в голову. Проверьте состояние банковского счета профессора. До свидания! Будьте спокойны, я его вам приведу как миленького.

В кабинете Тарантога и Альфен. На мольберте — две Джоконды.

ТАРАНТОГА. Ну, что ж. Недурно. Совсем недурно, молодой человек. Я вами вполне доволен! Правда, чувствуется некоторая спешка, но ведь это проба. А вам следует знать, что вы сами, да, сами, собственными руками будете выполнять оригинал. Хе… хе… интересно, не правда ли? Вас не удивляют мои слова?

АЛЬФЕН. Нет, почему же… Я… удивлен… немного…

ТАРАНТОГА. Сейчас все поймете. Прошу за мной!

Выходят. Коридор, дверь белая, потом черная, останавливаются перед ней. Тарантога начинает один за другим открывать многочисленные замки, Альфен стоит позади, проверяет, где у него пистолеты, вынимает один и тут же прячет.

Дверь черная, видите? Я специально приказал ее так покрасить. Хе-хе…

АЛЬФЕН. Да? Вам нравится этот цвет?

ТАРАНТОГА. Не очень, но вам следует знать (входя в комнату), что полиция подозревает меня в убийствах! Они считают меня душегубом, каким-то Джеком-Потрошителем! Так вот, преступных наклонностей у меня нет, а полицию разочаровывать не хочется, поэтому, чтобы хоть немного ее удовлетворить, я приказал покрасить дверь в черный цвет…

АЛЬФЕН. Полиция вас подозревает? Не может быть! Это же глупо!

ТАРАНТОГА. Все зависит от точки зрения. Бедняги, у них только одно на уме: трупы, кровь, скелеты… А они случайно не обращались к вам, когда вы шли ко мне?

АЛЬФЕН. Простите, кто?

ТАРАНТОГА. Молодой человек, надо быть сообразительнее! Тот, кого вам придется изображать, был гением. Мы говорили о полиции, стало быть, я спрашивал, не застукал ли вас какой-нибудь агент, не пытался ли уговорить капать на меня…

АЛЬФЕН. У вас какие-то странные выражения… Нет, никто не обращался…

ТАРАНТОГА. Удивительно. А что касается странности, то у меня с утра до вечера в доме полиция. Тут уж хочешь не хочешь, а перейдешь на их стиль. Целыми днями хозяйничают в подвалах, гаражах, мне их даже немного жаль. Подкинуть бы им какую-нибудь кость, ведь они именно их ищут, уж так хотят найти, но не могу же я ставить под удар Великое Дело, мою Миссию… Одному бедняге пришлось сидеть под дождем трое суток. На пожарной лестнице!

АЛЬФЕН. Не может быть!

ТАРАНТОГА. Видимо, был у него такой приказ. Могли хотя бы зонтик дать, ведь лило как из ведра. Наверняка схватил простуду. Ну, вот… это тут. Это — моя Черная комната, господин… простите, как вас зовут?

АЛЬФЕН. Браун. Алек Браун.

ТАРАНТОГА. Правда, правда. Никакой памяти на имена. Ну-с, закроем эту дверь… (Подходит к окну.) Ого, судья Бруммер со своим биноклем уже на посту.

АЛЬФЕН. Как вы сказали?

ТАРАНТОГА. А! Выживший из ума пенсионер. За неимением лучшего занятия шпионит за мной. Честное слово, когда вот так изо дня в день у тебя в доме разбирают стены и подвалы, заглядывают в кастрюли, пытаясь выяснить, не варится ли там случайно студень из ассистентов, порой так и хочется бросить все это, но долг, молодой человек, долг перед человечеством! Чтоб с ним было, если бы не я? Великий Боже! Нет, я вынужден продолжать свое дело, пусть даже на это потребуется еще десять лет.

Альфен осматривается. Комната почти пуста. На стене большие электрические часы. У окна, невидимый с улицы, небольшой аппарат, подключенный к электророзетке. На полу — ковер, в центре ковра вырезанный из бумаги белый диск с большим кругом, похожим на мишень. Около аппарата приспособление, несколько напоминающее корабельный машинный телеграф: ручка, диск, на нем надписи: «ВПЕРЕД» — «НАЗАД». В середине «СТОП». Деления: там, где «СТОП», стоит НОЛЬ, слева, где «НАЗАД»— надписи: век XIX, XVIII и так далее. Около стены небольшой табурет, полки с книгами, столик, на нем средневековый рыцарский шлем, песочные часы, тюбики с краской и кисти.

Интересуетесь кистями? Это для Рембрандта. Он забыл их захватить. Ну не будем отвлекаться на мелочи. Дорогой господин Браун, тайна моя чрезвычайно проста. Вот мое изобретение — приспособление для передвижения во времени! Понимаете? Для путешествия во времени.

АЛЬФЕН. Для путешествия во времени? И это вы изобрели?

ТАРАНТОГА. Да. Но не будем останавливаться на технических подробностях. Машина, я назвал ее хрономатом, действует одинаково в обе стороны, как в будущее, так и в прошлое. Я могу выслать любого человека как в средневековье, древнюю эпоху или еще дальше, так и в эпохи, которые еще должны наступить. Эта комната, молодой человек, уже видела много пассажиров времени! И вы будете одним из них! А знаете ли вы, зачем я выслал и высылаю таких энергичных и смелых юношей в прошлое? Для блага человечества!

АЛЬФЕН. О, в этом я не сомневаюсь! Не сомневаюсь!

ТАРАНТОГА. Мне и в голову не приходило, когда я это изобрел, какие на меня свалятся хлопоты, сколько будет забот: и финансы, и осложнения с полицией, но не в этом дело, вы пришли сюда не для того, чтобы слушать мое брюзжание. Что делать! Свершилось, я изобрел эту машину и теперь должен нести свой крест!

Стук в дверь, голос Меланьи.

МЕЛАНЬЯ. Господин профессор, господин декан просят вас к телефону.

ТАРАНТОГА. Декан? Ах да! Простите, господин Браун, я оставлю вас на минуту. Только, пожалуйста, не трогайте ничего!

АЛЬФЕН. Можете быть спокойны…

Профессор уходит. Альфен подходит к аппарату.

Неужели правда, что столько людей клюнуло на эту липу?

Нажимает рычаг. Легкое жужжание, больше ничего. Нажимает рычаг до конца. Стрелка опускается и останавливается на надписи «ПЕЩЕРНЫЙ ПЕРИОД». Альфен замечает, что аппарат присоединен проводом к чему-то очень похожему на электрокамин с круглым рефлектором. Спираль в центре рефлектора, нацеленного на белый круг на ковре, довольно ярко светится. Альфен, чтобы заглянуть в рефлектор, становится напротив него и оказывается на белом круге. С ним начинает твориться что-то странное. Он ссутуливается, глаза вылезают из орбит, всей фигурой он уподобляется огромной обезьяне, напрягается, делает несколько шагов, руки повисают, словно на них стокилограммовые бицепсы, ноги сгибаются в коленях. Он начинает глухо урчать, бить себя в грудь кулаком. Дверь открывается, входит Тарантога, быстро соображает в чем дело, бежит к аппарату, устанавливает указатель на НОЛЬ. Альфен приходит в себя. Будто просыпается. Трясет головой, выпрямляется, оглядывается по сторонам.

Мне показалось, что вы выходили… (Он как в тумане, но это быстро проходит.)

ТАРАНТОГА. Нельзя прикасаться к аппарату, юноша! Я же вам говорил! Извольте слушать… Как вы себя чувствуете?

АЛЬФЕН. Прекрасно, а что?

ТАРАНТОГА. Ничего, ничего. Перехожу к объяснению вашей задачи.

АЛЬФЕН. Я весь — внимание, господин профессор.

ТАРАНТОГА. Вы должны знать, что я с малых лет восхищался великими людьми, такими гениями, как Архимед, Эсхил, Джордано Бруно, Ньютон, Кеплер и сотнями им подобных. Если бы не они, не развилась бы цивилизация!

АЛЬФЕН. Естественно!

ТАРАНТОГА. Так вот, получив в руки такую возможность, я решил посетить этих мудрецов и гениальных художников. Я не хотел сразу отправляться в очень отдаленные эпохи: путешествия во времени несколько отражаются на организме — решил начать с Томаса Эдисона. Это было проще, не надо специально переодеваться. Парики, тоги, туники, ну сами знаете…

АЛЬФЕН. Так, так! Ну и что? Как вам понравился Эдисон?

ТАРАНТОГА. Юноша! Знаете, кого я нашел? Абсолютного болвана, лентяя, все его интересы — мелкие карманные кражи. Телефон? Граммофон? Динамо-машина? Ах, об этом нечего было и говорить! Он разбирался в технике, как обезьяна в симфониях! О, какой шок, какое отчаяние!

АЛЬФЕН. И это был Эдисон?

ТАРАНТОГА. Увы! Потом я проделал другие путешествия и был потрясен до мозга костей и разочарован: Гете был достоин Данте, Данте — Стефенсона, а все разом ломаного гроша не стоили! Когда, совершенно измотавшись, я вернулся из прошлого в настоящее, меня осенило! Вот она — моя Миссия!

АЛЬФЕН. Вот как! Вы возненавидели этих глупых гениев?

ТАРАНТОГА. Нет. Чего ради я бы стал их ненавидеть? Я думал уже не о них, а о человечестве! Ведь я знал, что Ньютон должен открыть закон тяготения, Кеплер — законы движения планет, Коперник — законы движения Земли. Я знал, что должны быть написаны «Божественная комедия», произведения Шекспира, Горация, иначе не возникнет наша цивилизация! Поэтому, чтобы спасти престиж и славу великих ученых, артистов, художников, сберечь всю историю человечества, я решил…

Стук в дверь.

Что там?

ГОЛОС МЕЛАНЬИ. Вы приказали напомнить, что в двенадцать у вас встреча с господином Ньютоном…

ТАРАНТОГА. А, верно! Что, уже двенадцать? Заговорился… Дорогой господин Браун, позвольте покинуть вас на полчаса? У меня важная встреча…

АЛЬФЕН. Разумеется, разумеется. Весьма охотно. У меня как раз дело в городе…

ТАРАНТОГА. Вот и прекрасно. Итак, до встречи…

Альфен выходит.

АЛЬФЕН (в телефонной будке). Алло, это вы? Да, это я. Ну конечно, он совершенно спятил, я так и думал. Что? Ему кажется, что он создал машину для путешествия во времени. Неплохо, верно? Такой профессор если уж спятит, то спятит! Что? Машина? Вообще не действует! Я ее испробовал! Нет. Что он делает с трупами? Еще не знаю. Но узнаю — наверно, сегодня же. Как там его банковский счет? Что? Увеличивается после каждого исчезновения? Как? Не слышу! Не может быть! Уменьшается, говорите? Он все время только снимает со счета? Может, он помещает добычу где-нибудь в другом месте? Нет? Хм… Я немедленно к вам приеду, надо посоветоваться…

III

Черная комната. Профессор Тарантога у машины времени. Настраивает аппарат. Запускает его. Зуммер, загорается «рефлектор». Профессор сидит неподвижно, держа руку на рукоятке, как капитан корабля. В центре комнаты (съемка разными камерами) появляется королевское ложе под балдахином, около ложа — король Генрих IV готовится ко сну. Снимает корону, горностаевую мантию, внезапно замирает, увидев профессора.

КОРОЛЬ. Кто ты?! Откуда ты?! Сгинь, сатана!!

ТАРАНТОГА. Ох… вы — король? Ради Бога, простите. Ваше Королевское Величество, это ошибка…

КОРОЛЬ (отступая). Ты — человек? Слуги! Предательство! Тать в моей комнате! Эй, стража! На помощь! Король в опасности!

Слышен далекий топот.

Голоса. Где король?!

— Король!!

— Что случилось?!

— Нападение?!

ТАРАНТОГА. Но, сир, я вовсе не преступник, это ошибка, ей-богу, простите меня.

КОРОЛЬ. В колодки закую, в яму брошу, сгниешь либо крыс телом своим откормишь, ничтожество плюгавое! Посмей только шелохнуться! Сейчас тут будет стража! Ты что, подослан этим паршивцем, королем Франции?!

ТАРАНТОГА. Ну, я вижу, нам не о чем говорить. Простите, Ваше Королевское Величество. Извольте считать, что это был сон, лишь сон. Прощайте!

Выключает аппарат. Король исчезает, разом наступает тишина.

Уф!.. Ну и история! Рука дрогнула, стрелка перескочила. Который это был Генрих? Третий или Четвертый? Пожалуй, Четвертый! Ну, что делать, придется еще раз!

Нажимает рычаг. Появляется средневековый стол, табурет, на нем Ричард Факстон в одежде Ньютона, длинные завитые волосы. Он пишет что-то гусиным пером на пергаменте. На столе подсвечник с горящими свечами.

Наконец-то! (Громче.) Коллега Факстон!..

ФАКСТОН (вздрагивает). Что-то мне померещилось… (Продолжает писать.)

ТАРАНТОГА. Это я, коллега Факстон!

ФАКСТОН (вскакивает). А, это вы, господин профессор!

ТАРАНТОГА. Простите за опоздание. Ну, как? Нашли вы наконец Ньютона?

ФАКСТОН. Да. (Показывает синяк и подбитый глаз.) Вот доказательство.

ТАРАНТОГА. Он вас побил?

ФАКСТОН. Нет, но напоил до бесчувствия. Я искал его четыре дня в обсерватории, а нашел в местном кабаке. Ну и пьянчуга! Вы знаете, почему он так любит смотреть на падающие яблоки?

ТАРАНТОГА. Закон тяготения?

ФАКСТОН. Ничего подобного! Его любимое вино — яблочная наливка.

ТАРАНТОГА. Вы пытались уговорить его заняться астрономией?

ФАКСТОН. Напрасный труд. Если он не слишком пьян и еще может переставлять ноги, его интересуют только юбки.

ТАРАНТОГА. Ну, хорошо, а закон тяготения…

ФАКСТОН. Уж кто-кто, а он-то наверняка не открывал. Вдобавок он вчера на постоялом дворе подрался с матросами, и заодно мне досталось… Я едва убежал.

ТАРАНТОГА. Стало быть, нет иного выхода — придется вам занять его место!

ФАКСТОН. Но как?

ТАРАНТОГА. Как я вам уже говорил. Вы ему предложите сменить имя. Пусть называется, скажем, Джонатаном Смитом. Тогда вы примите его имя и сможете уже в качестве Исаака Ньютона спокойно работать. Лучше всего, скажу вам, начать сразу. Вот первый том «Сочинений» Ньютона. (Подает Факстону толстый том.)

ФАКСТОН. Зачем? Я и так наизусть знаю законы Ньютона.

ТАРАНТОГА. Конечно, но вы не имеете права формулировать их своими словами. Необходимо переписать все от «а» до «я»! Иначе не будет «Сочинений» Ньютона!

ФАКСТОН. От руки! Но это ужасно, профессор! Вы не представляете себе, что значит писать гусиным пером!

ТАРАНТОГА. Что делать, дорогой. Не станете же вы пользоваться в семнадцатом веке пишущей машинкой!

ФАКСТОН. Боюсь, будут сложности.

ТАРАНТОГА. Думаете, он не согласится? Почему?

ФАКСТОН. Согласиться-то он согласится. Он собственную бабку за деньги зарежет. Боюсь, он заломит такую цену…

ТАРАНТОГА. Торгуйтесь. Так или иначе — вы должны занять его место. Законы тяготения должны быть открыты! Я постараюсь раздобыть еще немного ценностей. Продам акции и куплю бриллианты. Вы сможете обменять их на ходовую валюту. Но прошу не транжирить… Дело не в скупости, просто у меня колоссальные расходы…

ФАКСТОН. Что такое?

ТАРАНТОГА. Кант подписал фальшивый вексель — придется выкупать. Коперник даже слышать не хочет о том, что Земля вращается вокруг Солнца, — талдычит, что это противоречит теологии! А знаете ли вы, во что мне стало уговорить Колумба открыть Америку? Только что, час назад, просто жилы из меня вытягивал — ужас! А знаете, что сделал Пифагор, эта свинья? И я, я один должен заменить всех этих ослов! Эсхил уже готов. Данте тоже согласился, но у меня нет даже кандидата на Конфуция, этот ужасный китайский язык, сами понимаете… Да тут еще Галилей соблазнил дочь своей хозяйки, алименты, разумеется, платить должен я. И пока все это не уляжется, ваш коллега не может занять его место! А ведь без Галилея не будет современной физики! Ужас какой-то…

ФАКСТОН. А как с Леонардо да Винчи?

ТАРАНТОГА. Я уже завербовал кандидата, но он больно уж нерасторопный, да и Меланье не нравится, а у нее интуиция; Джоконду он, правда, написал недурно, посмотрите. (Показывает портрет.) Однако что-то мне в нем не нравится.

ФАКСТОН. Может быть, это агент?

ТАРАНТОГА. Вы думаете? Но зачем такие штуки? Почему бы им не прийти и не спросить у меня прямо? Я сказал бы, разумеется, при гарантии сохранения служебной тайны. В конце концов, речь же идет о человечестве! Хм… Агент, говорите! Возможно. Может быть, он не так глуп, как прикидывается. И карманы у него какие-то оттопыренные и тяжелые. Ну ладно. Придется применять меры предосторожности.

ФАКСТОН. А что делает Кинсель?

ТАРАНТОГА. Кинсель? Который это? Пастер?

ФАКСТОН. Нет. Он должен был отыскать Шекспира…

ТАРАНТОГА. А-а! Хорошо, что напомнили! Целая история! Кинсель и еще двое моих людей переворошили всю Англию шестнадцатого века, и ни следа! Его вообще не было, понимаете?

ФАКСТОН. Как это не было?

ТАРАНТОГА. Не было его, и все тут! Он вообще не существовал, не жил — никогда!

ФАКСТОН. Но как же вы поступите?

ТАРАНТОГА. Я просто посадил Кинселя переписывать все трагедии, комедии и сонеты подряд. Он будет издавать это под именем Вильяма Шекспира.

ФАКСТОН. Логично, ведь историки так и не выяснили ни того, как Шекспир в действительности выглядел, ни подробностей его биографии. Говорят, произведения Шекспира писал Бекон… Неизвестно, где его могила. Ну, ясно, раз он не жил, то некого было и хоронить. Только, профессор, откуда же в таком случае взялись драмы? «Гамлет»? «Отелло»? И все остальное?

ТАРАНТОГА. Ну как откуда? Кинсель там, в шестнадцатом веке, сидит и переписывает, я дал ему два первых тома, остальное лежит тут, на полке… Ждет его…

ФАКСТОН. Ну да, Кинсель переписывает, это понятно, но откуда взялись сами драмы?

ТАРАНТОГА. А вот он перепишет в шестнадцатом веке, потом там издаст, и так это наследие доживет до наших дней, то есть до моих, потому что вы-то останетесь Ньютоном. Это решено.

ФАКСТОН. Но я спрашиваю, не кто переписывал, а кто написал, кто выдумал?

ТАРАНТОГА. Перестаньте! А кто выдумал законы Ньютона? Тарантога должен вам отвечать на все загадки истории? Мало того, что я делаю? Мы не можем себе позволить роскошь распутывать такие вопросы, важно, чтобы все ценные произведения и плоды труда гениев возникали в соответствующем времени и месте!

ФАКСТОН. Вы правы. Ну, мне пора, я договорился на четыре с Ньютоном.

ТАРАНТОГА. В кабаке?

ФАКСТОН. А где еще? Наверное, опять придется вытаскивать его из канавы. Нет, не так я себе это представлял, господин профессор!

ТАРАНТОГА. Я тоже не так, даю слово! Но, Факстон, все это для блага человечества! Подумайте, если бы не вы, не ваши коллеги, эти благородные юноши, мы до сих пор лазили бы, как человекообезьяны по деревьям!

ФАКСТОН. До свидания, профессор. Жду бриллиантов.

ТАРАНТОГА. Хорошо. Желаю удачи, дорогой Факстон!

Тарантога хочет передвинуть ручку на НОЛЬ.

ФАКСТОН (кричит). Минуточку, профессор! Я кое-что вспомнил! Вы знаете, что я заметил? Ньютон совершенно не похож на свои портреты…

ТАРАНТОГА. А что тут странного? Ведь это Вы будете там настоящим Ньютоном, это Вы войдете в историю, это Вы сделаете великие открытия, а он умрет в каком-нибудь закоулке от горячки под именем Джонатана Смита! Все, до свидания!

Выключает. Факстон исчезает.

Ну, слава Богу, с Ньютоном покончено. Так. Но этот Леонардо не вызывает доверия… ох, не вызывает. На всякий случай приготовим ножной выключатель.

Берет плоский звоночный выключатель, кладет под ковер кнопкой вверх, провод от выключателя подсоединяет к аппарату. В этот момент внезапно входит Альфен.

ТАРАНТОГА (поднимаясь). Ну, знаете, молодой человек, могли хотя бы постучать.

Альфен в шляпе, в плаще, застегнутом по шею, с поднятым воротником, рука в кармане. Через минуту он должен оказаться голым, поэтому он либо уже гол под плащом и камера показывает его только до колен, без босых ног, либо он одет в туфли и брюки; в этом случае ему пришлось бы за какие-то десять секунд скинуть с себя туфли, брюки и плащ, а это рискованно, и потому лучше уж не создавать себе трудностей. Впрочем, это на усмотрение режиссера.

АЛЬФЕН. Не думаю, чтобы по отношению к вам это было бы недопустимо.

ТАРАНТОГА. О-го-го! И в шляпе… Вы невежливы, знаете ли.

АЛЬФЕН. Кончайте комедию.

ТАРАНТОГА. Что я слышу?

АЛЬФЕН. Стоять! Ни с места! Не подходить к этому аппарату! Руки вверх!

ТАРАНТОГА. А если не подниму, тогда что?

АЛЬФЕН. Вот что! (Вынимает пистолет.) Руки вверх, говорю! Буду стрелять!

Тарантога поднимает руки вверх. Альфен прячет пистолет в карман.

ТАРАНТОГА. Вы — полицейский, нарушающий честное слово…

АЛЬФЕН. А вы — преступник!

ТАРАНТОГА. Что я слышу? (Опускает руки, нажимает ногой кнопку выключателя. Жужжание. Рефлектор зажигается.)

АЛЬФЕН. Стоять! Ни с места! Не подходить к этому аппарату! Руки вверх!

ТАРАНТОГА. А если не подниму, тогда что?

АЛЬФЕН. Вот что! (Вынимает пистолет.) Руки вверх, говорю! Буду стрелять!

Тарантога поднимает руки вверх. Альфен прячет пистолет, как и в прошлый раз.

ТАРАНТОГА. Вы — полицейский, нарушающий честное слово…

АЛЬФЕН. А вы — преступник!

ТАРАНТОГА. Что я слышу? (Опускает руки.)

АЛЬФЕН. Стоять! Ни с места! Не подходить к этому аппарату! Руки вверх!

ТАРАНТОГА. А если не подниму, тогда что?

АЛЬФЕН. Вот что! (Вынимает пистолет, все повторяется.) Руки вверх, говорю! Буду стрелять!

ТАРАНТОГА. Вы — мошенник!..

АЛЬФЕН. А вы — преступник!..

ТАРАНТОГА. Что я слышу?

Второй раз нажимает выключатель ногой. Альфен замирает с пистолетом в руке, словно окаменев.

Ну, как вам понравился так называемый замкнутый круг времени? Какое у вас глупое выражение лица! Вы ничего не понимаете? А это проще простого! Я пустил машину так, что один и тот же момент времени повторяется, словно на испорченной пластинке! И теперь там, где вы остановились, время застопорилось, и поэтому вы не можете пошевелиться… Дорогой мой Браун, или, точнее, мой не особенно умный полицейский! Вы не годитесь в Леонардо да Винчи. Но это ничего. Я нашел для вас другую, не менее почетную, хотя и гораздо более легкую карьеру. Как вы знаете, у человечества кроме гениев, известных из истории, были еще и гении анонимные. Например, те, что в доисторические времена, полмиллиона лет назад, в глубине пещер рисовали на скалах бизонов и сцены охоты! Вы станете одним из величайших пещерных художников, так сказать, неандертальский Леонардо да Винчи! Но прежде чем выслать в эти древние времена, я вынужден вас разоружить и соответственно преобразить, чтобы вы не вызвали там публичного скандала. Как бы это сделать? Знаю! Наверное, часов около восьми утра вы встали с постели и пошли в ванную принять душ; поэтому поставим восемь утра. Вот так… И та-а-ак!

Профессор манипулирует рычагами, очень медленно и столько времени, сколько нужно, чтобы Альфен успел раздеться, он наг и бос, на нем только узкая повязка или плавки. Он стоит неподвижно, в той же позе и на прежнем месте.

Ну, вот! Впрочем, еще кое-что… (Подходит к Альфену и повязывает ему бедра куском шкуры, делая что-то вроде повязки а-ля Тарзан. В руку вкладывает рулон бумаги.) Тут нарисован бизон. Вам придется его копировать. Ну, дорогой полицейский, пришла минута расставания! Прощайте! Желаю удачи!

Одновременно поворачивает рукоять на «ПЕЩЕРНЫЙ ПЕРИОД». Стрелка электрических часов на стене начинает вращаться. В предыдущей мизансцене, когда часы отступали на восемь утра, их изображение могло бы заполнить время, необходимое Альфену, чтобы раздеться. Теперь стрелка крутится, словно пропеллер.

Пятьсот сорок тысяч лет до нашей эры… Пожалуй, достаточно…

Альфен постепенно изменяется, горбится, выпячивает грудь, делается похож на гориллу — согнутые в коленях ноги, голова вобрана в плечи; начинает корчить рожи и бить себя кулаком в грудь.

Превосходно! Всего хорошего!

Выключает аппарат. Альфен исчезает. Стук в дверь.

Входит Меланья.

Что такое, дорогая моя Меланья?

МЕЛАНЬЯ. Господин профессор, пришел какой-то господин. Хочет войти. Похоже, он пришел с тем молодым человеком и ждал на улице, но не дождался и хочет войти!

ТАРАНТОГА. Ах, вот как! Ну, что ж, хорошо. Сейчас мы его попросим. Хм… Куда бы его выслать? Правда, есть множество свободных мест — разве нам не нужны Атилла, Чингисхан, Ганнибал и тысячи других? Понемногу вышлем всю полицию, дорогая моя Меланья, потому что, следует тебе знать, чрево времени бесконечно и поместит в себе всех.

МЕЛАНЬЯ. Так просить?

ТАРАНТОГА. Сейчас. Может быть, сначала проверим, как там поживает так называемый Браун? Сидит он сейчас в нижнем палеолите. Так… Поставим, понимаешь ли, Меланья, стрелку так, чтобы увидеть его спустя десять лет после того, как я его выслал. Проверим, чего он добился за это время…

Включает аппарат. Появляется внутренность пещеры — одна стена, слабо освещенная дрожащим светом как от невидимого костра. Альфен в меховой повязке кончает рисовать огромного бизона. Рядом сидит на корточках по возможности растрепанная, перемазанная, одетая в большую медвежью шкуру, но несмотря на это красивая девушка — Пещерная красотка.

АЛЬФЕН (кончает рисовать, поворачивается к ней). Хе-хе… Моя — художник, моя — сильный… Моя — убивать мамонта… Твоя — быть самочка моя художник… Хе-хе…

ТАРАНТОГА. Прекрасно рисует, честное слово! Что делает адаптация к местным условиям.

АЛЬФЕН. Самочка… самочка идти к художнику…

Альфен пытается ее обнять. Красотка сильно его отталкивает.

АЛЬФЕН (ворчит). Гррр… грр… Самочка хотеть еще одна бизон? Художник нарисовать… Художник дать… Но самочка тоже дать… Э? Художник сильный… красивый… (Бьет себя в грудь.)

ТАРАНТОГА. Ну, этих можно, пожалуй, оставить. (Выключает аппарат, они исчезают.)

МЕЛАНЬЯ. Э-эх, у господина профессора вечно одно озорство на уме.

ТАРАНТОГА. Прошу тебя, Меланья, не говори о вещах, в которых ты не разбираешься. Без пещерной живописи не было бы живописи вообще.

МЕЛАНЬЯ. А я разве что-нибудь говорю? Так просить того господина?

ТАРАНТОГА. Ах да! Совершенно забыл! Проси, немедленно проси!!!

ПРОФЕССОР ТАРАНТОГА.

КАЗИМИР НОВАК-ГИППЕРКОРН, ОКОЛО ТРИДЦАТИ ЛЕТ.

МАГИСТР СЯНКО, СЕКРЕТАРЬ ПРОФЕССОРА, ДВАДЦАТИ ШЕСТИ ЛЕТ.

ДИРЕКТОР ЛЕЧЕБНИЦЫ ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ.

САНИТАР ЛЕЧЕБНИЦЫ ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ.

ЖЕНА НОВАКА-ГИППЕРКОРНА, МОГУЧАЯ ЖЕНЩИНА ЛЕТ ТРИДЦАТИ.

МЕЛАНЬЯ, КУХАРКА ПРОФЕССОРА.

(Примечание для режиссера. Поскольку Казимир Новак-Гипперкорн — это два очень разных человека, необходим актер с большим мимическим и голосовым диапазоном, который не растеряется от быстрых «перебросок личности». В тексте это лицо будет постоянно именоваться Гостем).

I

Кабинет профессора Тарантоги. Профессор сидит за письменным столом, перед ним — молодой человек в очках, магистр Сянко. В стороне — кипа писем, телефон; рядом корзинка для бумаг. На столе — большой ящик с перегородками.

ТАРАНТОГА (просматривая какой-то документ, поданный ему магистром). Значит, так, дорогой мой… Как вас зовут, простите?

СЯНКО. Сянко.

ТАРАНТОГА. Ах, правда… Ведь это же тут написано. Магистр Кшиштоф Сянко… И вы хотели бы стать моим ассистентом, да?

СЯНКО. Да, профессор.

ТАРАНТОГА. Ах, это превосходно, это превосходно! Но, давая это объявление, я имел в виду ассистента, который одновременно был бы научным и личным секретарем… Это вас устраивает?

СЯНКО. Да, профессор.

ТАРАНТОГА. Это великолепно! Я недавно вернулся из Америки… Из Штатов. Они там имеют обыкновение проверять кандидата на любую должность психологическими тестами, но это не для меня. Я применяю свои старомодные методы. Вы сообразительны? Вы образованны?

СЯНКО. Мне трудно ответить, профессор. В известной мере…

ТАРАНТОГА. В известной мере… Э! Если б вы даже не были особенно образованным, это, знаете ли, тоже сойдет, ведь образование передается, а я очень, просто необычайно образован, знаете ли… Я требую только трех вещей: во-первых, уменья хранить тайну, во-вторых, уменья хранить тайну и, в-третьих…

СЯНКО. Уменья хранить тайну. Понимаю.

ТАРАНТОГА. Ну, так мы договорились. Теперь я вам растолкую ваши обязанности. Прежде всего корреспонденция. Вот — сегодняшняя почта! (Вручает Сянко кипу писем со стола.) Просматривайте, пожалуйста, по очереди эти письма, говорите мне, что в них содержится, а я дам вам указания, по которым вы в дальнейшем будете сами решать, что делать с письмами.

СЯНКО (вскрывает первое письмо, читает). Это приглашение на открытие…

ТАРАНТОГА. В корзинку.

СЯНКО (бросает письмо в корзинку, берет другое, читает). Просьба принять почетное гражданство города Хмурокус в Мрущем уезде.

ТАРАНТОГА. Почему?

СЯНКО. Потому что ваша прабабка там родилась.

ТАРАНТОГА. Со стороны деда по отцовской линии?

СЯНКО. Нет, бабки по материнской.

ТАРАНТОГА. Положите сюда (указывает отделение в ящике на столе). Потом подумаю. Дальше, пожалуйста.

СЯНКО. Приглашение на закрытие…

ТАРАНТОГА. В корзинку…

СЯНКО (бросает письмо, читает новое). Гм… частное письмо.

ТАРАНТОГА. Ничего, читайте, пожалуйста!

СЯНКО (читает). «Профессор наш любимый! Я только всево маленький работник на ниви, балего пачти всем, левое лехкое оккупант отбил, и я как инвалид так бы уж хотел читать ваши книжки, патаму ваши книжки для меня все, только денег у меня нету, так может вы профессор наш любимый, по человечеству, пришлете мне…»

ТАРАНТОГА. В корзинку! Это мошенник. Он уже всем посылал такие письма. Следующее, пожалуйста!

СЯНКО. «Милый профессорчик! Вы со мной не знакомы, но я слыхала, что вы вернулись из-за границы, и рискнула написать. Мне девятнадцать лет, я натуральная блондинка, коллеги в конторе говорят, что у меня зубки, как жемчужинки…»

ТАРАНТОГА. В корзинку! Постойте, что там за цифры на обороте?

СЯНКО. Это… она сообщает объем груди, талии и этого… ну… 98, 81, 96… так бросить это в корзинку?

ТАРАНТОГА. Да! Да! Дальше!

СЯНКО (читает): «Профессор Тарантога, вы изобретатель машины для путешествия во времени»… Это какой-то ненормальный, можно выбросить?

ТАРАНТОГА. Нет! Читайте дальше, пожалуйста.

СЯНКО. «Проводя эксперименты, вы столкнулись с неким феноменом, суть которого я могу объяснить вам только в личной беседе. К сожалению, я заперт в Обленцинском доме для душевнобольных…» Я ведь говорил, что это сумасшедший…

ТАРАНТОГА. Читайте, пожалуйста, дальше.

СЯНКО. «…Поэтому прошу посетить меня под каким-либо предлогом, лучше всего в качестве дальнего родственника. Письмо я переброшу через ограду во время прогулки, как делал это уже с пятью, из которых, видимо, ни одно до вас не дошло. Я предпринял действия, которые помогут мне выбраться из лечебницы через несколько недель, но каждая минута промедления грозит опасностью. С уважением Казимир Новак».

ТАРАНТОГА. Какая там дата?

СЯНКО. На письме нет даты, посмотрю на конверте… Восьмое — значит, неделю назад. Не выбрасывать это?

ТАРАНТОГА. Нет, дорогой мой! Собираемся и едем. Где этот самый Обленцин?

СЯНКО. Под Варшавой. Мы едем в эту лечебницу?

ТАРАНТОГА. Да. Когда мы окажемся там, прошу вас по возможности молчать. Я буду говорить и действовать за нас обоих. Согласны?

СЯНКО. Разумеется, если вам так угодно…

ТАРАНТОГА (встает). Там, в столике у окна, лежит карманный магнитофон. Возьмите его. Минутку… (Снимает трубку.) Меланья? Алло, Меланья, бак в машине полон? Хорошо. Я уезжаю. Открой ворота в гараже. Что? Обед? И обед съедим, и все, что бы ты ни приготовила, будь спокойна. (Кладет трубку.) Господин магистр, в дорогу!

II

Кабинет директора психиатрической лечебницы. Типичный психиатр, в очках, весьма образован, говорит лекторским тоном, словно в аудитории, — со вкусом, выразительно, зычно, — любуется собой. Сянко и Тарантога сидят.

ДИРЕКТОР. Значит, он ваш родственник, этот Новак? Он ничего нам не говорил.

ТАРАНТОГА. Да, то есть дальний, дальний родственник, но я был очень привязан к его матери, знаете ли, доктор… Я бы раньше появился, но, к сожалению, долго пробыл за границей, в Англии, в Америке… Всего неделю назад вернулся…

ДИРЕКТОР. Это необычный случай, профессор. Я, видите ли, старый психиатр, но такой богатый, прекрасный комплекс галлюцинаций, с таким глубоким расщеплением личности, с состоянием помрачения, с таким разнообразием шизофренических импульсов — это редкость, это прямо бриллиант.

ТАРАНТОГА. Вот как? Ну, в его семье были такие… но это старая история, ведь это началось еще с его прадеда, пожалуй… повреждение черепа во времена наполеоновских войн.

ДИРЕКТОР. Что вы говорите? Я распоряжусь, чтоб это вписали в историю болезни. Ну, сейчас громадное улучшение. Громадное! Такая ремиссия, что, собственно, если б не эти остаточные явления, можно было бы считать его излечившимся и выпустить хоть сегодня. Мы применяли фенотиазин, меллерил, шоки, потом психотерапию… он идеально поддавался психотерапии, скажу вам! Да вы сами увидите, ведь вы хотели с ним поговорить, правда?

ТАРАНТОГА. Да, если это возможно. Он… спокоен?

ДИРЕКТОР. Сейчас? Да, совершенно. Прекрасно ориентируется в пространстве и времени, трудности у него лишь в том, чтобы припомнить факты из собственного прошлого.

ТАРАНТОГА. Ничего не помнит?

ДИРЕКТОР. Страдает амнезией, то есть утратил память обо всем, что пережил, заполняет пробелы, зияющие в его памяти, конфабуляцией — вымыслами. Это не ложь, ибо он сам не отдает себе отчета в неправдивости этих фактов. Такое явление типично и, в известном смысле, в период выздоровления даже нормально, но должно скоро пройти. Но в то же время, пока больной не вспомнит хоть в общих чертах, кем он был, где работал, где родился, мы не можем считать его излечившимся. Мы ведь даже не знали, что его фамилия действительно Новак.

ТАРАНТОГА. Но теперь вы уже знаете!

ДИРЕКТОР. Да. Но он утверждал, что его так зовут, даже в остром периоде болезни. Зато, кроме этого, к сожалению…

ТАРАНТОГА. Ничего не помнит?

ДИРЕКТОР. Вспоминал несколько раз, но это была конфабуляция. Сначала он утверждал, что был бухгалтером в Сосновце…

ТАРАНТОГА. Он это говорил во время галлюцинаций?

ДИРЕКТОР. Да нет, тогда был типичный шизофренический бред, с любопытной параноидальной примесью, ему казалось, что его преследуют какие-то существа с других планет. Настоящий фантастический роман выдумал. Я говорю о том периоде, когда он понял, что все это шло от болезни, — значит, о ремиссии, не правда ли?.. Впрочем, знаете ли, все усложнялось тем, что у него было раздвоение личности и одна из этих личностей великолепно поддавалась лечению, в то время как другая продолжала сопротивляться… Так что я даже хотел продемонстрировать его на заседании Психиатрического общества, но он начал тогда выздоравливать. Не хочу сказать «к сожалению», хе-хе, ибо я прежде всего врач, но демонстрация на заседании произвела бы впечатление разорвавшейся бомбы, да, бомбы, уверяю вас, профессор… Но о чем же это я хотел вам сказать?

ТАРАНТОГА. О том, как он припомнил, что был бухгалтером.

ДИРЕКТОР. А, именно! Благодарю вас. Итак, мы, естественно, проверяем такого рода утверждения пациентов, ибо часто больной рассказывает что-либо — например, что совершил растрату на миллион, а мы не знаем, бред это или правда. Так что мы проверили, и оказалось, что он никогда не был бухгалтером в Сосновце.

ТАРАНТОГА. Ага! Значит, это был бред?

ДИРЕКТОР. Нет, постамнестическая конфабуляция. Потом он утверждал, что ездил по Поморью и читал лекции от Общества распространения знаний о жизни на других планетах. Это даже согласовалось со структурой предыдущих галлюцинаций. К сожалению, и это оказалось неправдой. Если б не это, мы уже сегодня могли бы его выпустить. Подождем еще, подождем… Прогнозы в таких случаях никогда не бывают стопроцентно надежными.

Санитар вводит больного в полосатой пижаме — это и есть Гость.

ТАРАНТОГА (встает). А, это ты, Казик! Давно мы не виделись. Узнаешь своего дядю?

ГОСТЬ. Добрый день… дядя… узнаю… узнаю и очень рад…

ТАРАНТОГА. Ну, так превосходно. Господин директор, можно мне минутку побеседовать с моим внучатым племянником? Думаю, что этот разговор может ему много дать, помочь…

ДИРЕКТОР. Ну, разумеется! Естественно! К сожалению, лишь пятнадцать минут, потом наступает время процедуры. Может, вы тут и останетесь? Мне как раз нужно навестить больных в палатах. (Тихо.) Хотите, чтоб санитар остался?

ТАРАНТОГА. Нет, нет, зачем же? Это не нужно. Спасибо!

ДИРЕКТОР. Тогда мы пойдем. Юзеф, сначала в шестую! Сестра Анна там?

Санитар. Она в дежурке, господин директор.

ДИРЕКТОР. Итак, прошу прощения…

Уходит с санитаром. Минута молчания.

ТАРАНТОГА. Ну, дорогой племянник, я слушаю.

ГОСТЬ. Благодарю вас за то, что пришли. Ваше присутствие здесь доказывает, что вы не принимаете меня за сумасшедшего. Правда?

ТАРАНТОГА. Действительно, можно сделать такой вывод, но говорите же…

ГОСТЬ. Времени у нас мало, поэтому я перехожу к самому важному. Я не могу выйти из лечебницы, потому что мне не удается выдумать себе такое прошлое, которое устояло бы против методов их проверки, понимаете?

ТАРАНТОГА. Еще недостаточно.

ГОСТЬ. Тогда скажу ясней: я не могу припомнить своего здешнего прошлого, ибо его не существует. Сейчас 1962 год, да?

ТАРАНТОГА. Да.

ГОСТЬ. Я надеялся, что они клюнут на этого сосновецкого бухгалтера, а когда не вышло, переметнулся на Общество распространения знаний, но и это не удалось, и я пока что в тупике.

ТАРАНТОГА. А откуда вы взяли эту бухгалтерию и Общество распространения знаний?

ГОСТЬ. Из газет, разумеется… Я начал симулировать ремиссию, как они это называют. Тогда я получил возможность читать газеты и быстро подучился. Но я не могу представить никаких доказательств того, что работал где бы то ни было в Польше или вообще в мире, раз я тут не был и не работал, поскольку не жил тут и не существовал…

ТАРАНТОГА. А откуда вы взялись?

ГОСТЬ. Если вы — профессор Тарантога… Вы действительно Тарантога?

ТАРАНТОГА. Я должен предъявить документы?

ГОСТЬ. Нет, это просто предосторожность. Я вам верю. Раз вы профессор Тарантога, то вы изобрели известную машину и заметили, что она действует лишь в одном направлении — назад, верно?

ТАРАНТОГА. Это правда.

ГОСТЬ. Тогда вы сами сумеете ответить на свой вопрос.

ТАРАНТОГА. Может, и сумею, но хочу это услышать от вас.

ГОСТЬ. Вы ставите условия. Хорошо. Я происхожу из будущего.

ТАРАНТОГА. Из какого года?

ГОСТЬ. У нас другой счет времени. Но по вашему календарю это вторая половина тридцать пятого столетия.

ТАРАНТОГА. Вы пробовали кому-нибудь это рассказать?

ГОСТЬ. Я? Нет. То есть… частично… Я был вынужден… Не будем об этом. Профессор, нам некогда, сейчас за мной придут. Можете вы меня отсюда вытащить?

ТАРАНТОГА. Боюсь, что нет. Пока вы… не вспомните…

ГОСТЬ. О, клаустрон! Простите… Я боялся этого. Тогда прошу помочь мне. Нужна история, чтоб им рассказать, правдивая или по крайней мере такая, чтобы могла выдержать их проверку… Ну?

ТАРАНТОГА. Вы говорите вполне современным языком.

ГОСТЬ. Но чего мне стоило изучить его в такой краткий срок! Профессор, дайте мне историйку!

ТАРАНТОГА. К сожалению, я не могу смастерить ее на ходу. Я могу подтвердить ее, но я много лет не был на родине, так что понадобится подтверждение третьих лиц.

ГОСТЬ. Это правда, так что же делать? Может, этот господин смог бы?..

СЯНКО. Я?

ТАРАНТОГА. Нет, это было бы подозрительно. Чтобы именно мой ассистент оказался вашим соучеником или сотрудником… Это может возбудить подозрения, а если история лопнет один раз, то я уже больше не смогу ни помочь вам, ни даже прийти сюда. Что я еще могу для вас сделать?

ГОСТЬ. Не знаю. Вы не представляете, как невероятно трудно мое положение, тем более что я не один…

ТАРАНТОГА. Я слыхал кое-что о существах с других планет…

ГОСТЬ. Ах, это! Это само собой. Я имел в виду нечто совсем иное, чего сейчас даже не пытаюсь вам объяснить, на это понадобилась бы целая ночь, если не две. Может, у вас есть при себе какой-нибудь напильник?

ТАРАНТОГА. Только для ногтей.

ГОСТЬ. Можете вы мне его дать?

ТАРАНТОГА. А что вы хотите с ним сделать?

ГОСТЬ. Ничего плохого. Пригодился бы мне еще носок.

ТАРАНТОГА. Один?

ГОСТЬ. Да.

ТАРАНТОГА. Зачем?

ГОСТЬ. Не могу сейчас сказать. Но если вы мне его дадите, я сумею отблагодарить.

ТАРАНТОГА. Каким образом?

ГОСТЬ. Вы будете первым, к кому я пойду, покинув эту лечебницу, и я сообщу вам факты… сведения… которые изменяют всю картину мира. Полагаю, что этого хватит за один носок?

ТАРАНТОГА. Вот вам напильник. Ничего не поделаешь, приходится рисковать! Магистр Сянко, может, вы снимете носок?

СЯНКО. Я должен снять носок?!

ТАРАНТОГА. Не настаиваю, но очень вас о том прошу.

СЯНКО. И я останусь в одном носке?

ТАРАНТОГА. Можете снять оба.

ГОСТЬ. Скорей, ради великой глеи, скорей!

Сянко снимает туфлю, носок, дает его Гостю, тот прячет носок в карман пижамы. Гость встает.

ТАРАНТОГА. Вы ничего больше сейчас не сообщите?

ГОСТЬ. Не могу. Чувствую, что долго не выдержу. Он того и гляди выскочит и такое тут наделает…

ТАРАНТОГА. Кто?

ГОСТЬ. Гипперкорн.

ТАРАНТОГА. Кто это?

ГОСТЬ. Потом скажу. О, я слышу шаги, уже идут. До свидания! Профессор, благодарю за все. Можете быть уверены, что я сдержу слово!

Входят директор с санитаром. Гость вдруг садится на стул, лицо у него начинает дергаться. Он обхватывает лицо руками, отворачивается, зажимает рот рукой, будто стараясь принудить к молчанию взбунтовавшуюся часть тела.

ТАРАНТОГА. Мой племянник немного разнервничался. Волнение, вызванное встречей… Вы, конечно, понимаете…

ДИРЕКТОР. Ну, да, да… разумеется. Вы уже уходите?

ТАРАНТОГА. Такое у нас было намерение.

ДИРЕКТОР. Надеюсь, что лечение вскоре будет завершено. Сообщать вам о ходе лечения?

ТАРАНТОГА. Как раз об этом я хотел вас просить. Это возможно?

ДИРЕКТОР. Ну, разумеется! (Смотрит на Гостя, который дергается на стуле.) Ну, что там, дорогой Казимир?

Гость издает странные, пискливые, приглушенные звуки.

ГОСТЬ. Это… э… ничего… Это только… и… ик-кота, док-ктор!

ДИРЕКТОР. Да-а! Ах, икота… ну, конечно, икота! Разрешите, профессор, я провожу вас. (Санитару, тихо.) Отведи его в процедурную, похоже, что понадобится небольшой шок…

III

Кабинет Тарантоги. Сянко наводит порядок в бумагах. Входит Тарантога, уже без пальто и шляпы, но с портфелем, который бросает на стол.

СЯНКО. Профессор, неприятное сообщение.

ТАРАНТОГА. Что случилось?

СЯНКО. Примерно час тому назад звонил доктор Кусьмевич из лечебницы в Обленцине. Этот самый… Новак пытался покончить самоубийством.

ТАРАНТОГА. Не может быть!

СЯНКО. К счастью, этому удалось помешать, и он лишь поранил себе запястье. Порезался.

ТАРАНТОГА. Моим напильником?!

СЯНКО. Да, профессор. Директор выразил подозрение, то есть не сказал этого прямо, но дал понять… Очень удивлялся, откуда попал Новаку в руки такой опасный предмет как раз после нашего посещения.

ТАРАНТОГА. Еще что-нибудь?

СЯНКО. Нет.

ТАРАНТОГА. Он не говорил, как Новак себя чувствует?

СЯНКО. Сделали ему какой-то укол, чтоб он спал.

ТАРАНТОГА. И что ж вы на меня так смотрите? Думаете, что я сделал глупость, да?

СЯНКО. Нет. Я о другом думаю. Размышляю, что он хочет сделать с моим носком.

ТАРАНТОГА. А, действительно! Боюсь, что ничего мы не придумаем. Вы недовольны мной, коллега Сянко! Вы считаете, что я пошел на нелепый риск.

СЯНКО. Я ничего не говорил.

ТАРАНТОГА. Неважно, я по глазам вижу, вся комната этим пропитана. Вы считаете, что он сумасшедший?

СЯНКО. Голову дам на отсечение!

ТАРАНТОГА. Гм… Вы так в этом уверены?

СЯНКО. Профессор! Но… сейчас?! Сейчас, когда директор сказал, что это мания самоубийства, острый приступ депрессии?!

ТАРАНТОГА. Никогда не позволяйте, чтобы за вас думали другие. Что вы сами об этом думаете?

СЯНКО. Я не психиатр. Но это было очевидно с первой минуты. Вы можете на меня сердиться, профессор, но я говорю то, что думаю. Такой уж я.

ТАРАНТОГА. Таким вы мне и кажетесь, дорогой, поэтому я вас и принял на работу. Знаете ли вы, чем отличается сумасшедший от великого ученого или изобретателя?

СЯНКО. Тем, что сумасшедший болен.

ТАРАНТОГА. Это масляное масло. Тем, что сумасшедший неспособен выполнить свои обещания, осуществить свои предсказания… Его открытия ничего не стоят. Словом, подождем и посмотрим. Можете идти к себе. Вы мне сегодня не понадобитесь.

Тарантога один, насвистывая, вынимает из портфеля какие-то бумаги, подходит к шкафчику, достает бутылку коньяку, наливает рюмку, нюхает, выливает обратно в бутылку, с некоторым сожалением запирает коньяк. Звонит телефон, Тарантога подходит.

ТАРАНТОГА слушает. Уже слыхал. Как, простите? Что? (Пауза.) Когда?! (Смотрит на часы.) Это более чем полтора часа тому назад. Что? Ну, да, да… Но ведь он спал, ему сделали укол? Ах, непонятно? А кто же должен понимать, я? А как себя чувствует директор? (Пауза.) Ага. А пришел в себя? Нет? Что вы сказали? Что за носок? С песком? Ничего не понимаю. Ну, хорошо, но при чем тут я? Хорошо. Буду настороже. Разумеется, если он появится, я немедленно извещу вас. (Пауза.) Автобус в Варшаву? В пижаме он сел в автобус, что ли? (Пауза.) Простите, но у вас странные порядки! Пациент разбивает голову директору, снимает с него одежду, а где все санитары, сестры, врачи? А? Что?! Я вас не учу. Нет, это меня не интересует. А кроме того, молодой человек, даже если б десять ваших директоров испустили дух, не следует быть невежливым. Прощайте.

Кладет трубку. Дверь на балкон открыта. Вилла окружена садом, ночь, на улице темно, вдалеке — свет фонаря. Занавеска вздувается. Штора тоже — с противоположной стороны. Тарантога подходит, медленно, но совершенно спокойно заглядывает за штору, потом за занавеску. Когда он возвращается на середину комнаты, из темноты возникает фигура Гостя. Гость становится за спиной профессора. Тарантога поворачивается, видит его. Минутная пауза.

ГОСТЬ (говорит совершенно иным голосом. Производит впечатление менее интеллигентного, неспособного сосредоточиваться, быстро соображать, иногда даже слегка растяпистого. Другой человек — очень заурядный; скажем, нечто вроде обыкновенного спортивного болельщика). Вы Тарантога?

ТАРАНТОГА. Вы не узнаете меня?

ГОСТЬ. Вы поможете мне? Вы должны мне помочь…

ТАРАНТОГА. В чем я должен вам помочь?

ГОСТЬ. Чтоб я мог вернуться…

ТАРАНТОГА. В Обленцин?

ГОСТЬ. В какой Обленцин? В сумасшедший дом? Вы что — дураком меня считаете? Ведь я убежал оттуда!

ТАРАНТОГА. Вы чуть не убили врача.

ГОСТЬ. А я его не убил? Мне казалось, он умер…

ТАРАНТОГА. Вы хотели его убить?

ГОСТЬ. Нет, но в конце концов какое это имело бы значение? Ведь его бы птолемизировали.

ТАРАНТОГА. Как вы говорите? Пто…

ГОСТЬ. Ну, взяли бы и птолемизировали. А что?

ТАРАНТОГА. Нет, ничего. Как с вашим обещанием?

ГОСТЬ. С каким обещанием? Я ничего вам не обещал.

ТАРАНТОГА. Так зачем вы сюда пришли?

ГОСТЬ. Это было единственное место, какое я знал. Новак дал мне адрес.

ТАРАНТОГА. Новак? А кто же вы?

ГОСТЬ. Меня зовут Гипперкорн. Тобиас Амфилон Переастр Гипперкорн. Как только я услыхал ваше имя, я ужасно обрадовался, потому что вы сможете мне помочь!

ТАРАНТОГА. А что вам сказало мое имя?

ГОСТЬ. Как это — что? Ведь вы же Тарантога, изобретатель машины времени?

ТАРАНТОГА. Об этом вам тоже Новак сообщил?

ГОСТЬ. При чем тут Новак? У нас любой знает ваше имя, любой ребенок…

ТАРАНТОГА. Может, вы мне скажете, откуда вы тут взялись и кто вы?

ГОСТЬ. Была экскурсия, я и поехал. Почему мне было не поехать? Все ездят. Как хронобус снизился, я сделал глупость. Признаю. Выскочил на минутку. Мимо шла девушка. Она мне понравилась. Никто не заметил, что я удрал. Я пошел за ней. Была там какая-то будка из камня. Девушка остановилась, и только я с ней заговорил, она начала кричать. Прибежали какие-то, посадили меня в будку на колесах… и забрали в этот сумасшедший дом.

ТАРАНТОГА. А в каком году вы родились?

ГОСТЬ. В 3567.

ТАРАНТОГА. А в чем состоит птолемизирование?

ГОСТЬ. Птолемизация? Ну, в этом я не разбираюсь. Когда есть покойник, значит, труп, то делается птолемизация, чтобы… это самое… чтобы его повторить.

ТАРАНТОГА. Чтобы он воскрес?

ГОСТЬ. Я этого слова не знаю.

ТАРАНТОГА. Может, сядем, а? И вы расскажете мне все по порядку.

Садятся.

ГОСТЬ. С чего начинать?

ТАРАНТОГА. Вы поляк?

ГОСТЬ. Что это означает?

ТАРАНТОГА. Какой вы национальности?

ГОСТЬ. Не понимаю. Нацио… что?

ТАРАНТОГА. Вы где-то жили постоянно. Где?

ГОСТЬ. Нет, я нигде постоянно не жил. Скучно. По происхождению я магуранин, если вы это имеете в виду.

ТАРАНТОГА. Что такое Магура?

ГОСТЬ. Такая киприада на Марсе.

ТАРАНТОГА. Оставим это пока. Что вы, собственно, делали там, откуда прибыли?

ГОСТЬ. Ничего особенного. Немножко ментенил.

ТАРАНТОГА. Что это означает?

ГОСТЬ. Вы не знаете, что это такое?

ТАРАНТОГА. Может, вы мне продемонстрируете?

ГОСТЬ (оглядывает комнату). Да ведь тут нет ни одного нисика.

ТАРАНТОГА. Что такое нисик?

ГОСТЬ. Маленький нис. Переносной.

ТАРАНТОГА. А для чего он служит?

ГОСТЬ. Ну, как же? Для ментенья. У меня были неплохие результаты, я доходил до семнадцати паргов на один абстрих.

ТАРАНТОГА. Покажите мне в общих чертах, без нисика.

Гость встает, складывает руки тыльной стороной друг к другу и начинает быстро перебирать пальцами в воздухе, одновременно шевеля большими пальцами так, будто вложил их в отверстие маленького, невидимого аппарата, подбородок у него выдвинут, будто опирается на что-то тоже невидимое, он попеременно подгибает ноги, одной притоптывает, будто в такт, в то же время блаженно вздыхает и закатывает глаза.

Подождите… этот нисик — музыкальный инструмент, что ли, а ментенье — это музыка? Это слышится?

ГОСТЬ. Нет, это чувствуется. Это нюхают. Руки вкладывают в нисик. Вот так. Там есть такие выпуклости… Перебирают пальцами и тогда ментят, по братнице.

ТАРАНТОГА. Так это искусство? Или спорт? Домашнее занятие? Работа?

ГОСТЬ. Нет, я только так… для удовольствия. Но, пожалуйста, не будем о ментенье! Ведь я же прошу войти в мое положение! Я выскочил из хронобуса, это строго запрещено, из этого может такая глея выйти, прямо не знаю!

ТАРАНТОГА. Как выглядел этот хронобус?

ГОСТЬ. Вы хронобус не видали? А, правда, у вас, наверно, другие, старые модели. Он похож на лепешку, круглый такой, вроде как две вместе сложенные тарелки, только очень большой и вверху временница.

ТАРАНТОГА. Летающая тарелка?

ГОСТЬ. Мы говорим — хронобус.

ТАРАНТОГА. И на таких хронобусах у вас устраивают экскурсии в прошлое?

ГОСТЬ. Да. Но нельзя выходить. Даже ногу нельзя наружу высунуть. Чтобы чего-нибудь не изменить или как там? Толком не знаю. Во всяком случае, запрещено.

ТАРАНТОГА. Скажите мне, какие важные исторические события произойдут до конца нашего столетия? Сейчас двадцатый век. А что будет делаться в двадцать первом?

ГОСТЬ. Не знаю.

ТАРАНТОГА. Как это — не знаете?! Вы историю не изучали?

ГОСТЬ. Да я часто болел.

ТАРАНТОГА. Что вы мне тут рассказываете?! Вот что, Гипперкорн или Новак, либо вы будете говорить…

ГОСТЬ. Вы не нервничайте. Я скажу правду. Никому еще не говорил, но вам скажу. Когда меня записали в гипназ…

ТАРАНТОГА. В гипназ?

ГОСТЬ. Там учат всему. Когда дети спят, так им прикладывают к ушам простни, и они вшептывают, вговаривают понемножечку, закрепляют в памяти все, что нужно. А мне не хотелось учить ни математику, ни историю, ни орбитронику, ничего вообще, я хотел видеть во сне то, что мне понравится, как взрослые. Так я лепил шарики из глины, затыкал ими простни и так вот жил себе в этом гипназе! Вы, наверно, думаете, что я был глупый. Может быть, но зато чего я навидался во сне, профессор! Фараоном был, королем каким-то, с такой золотой шапкой, потом этим… ну… царем… Царь это называлось, да? А как уж немного подрос, так заказал себе ту планету, где десять тысяч прекрасных дам двора королевы Эполисеи и ни одного мужчины! Ну, с этой-то планеты я еле вернулся, ноги подгибались, но уж нажился, так нажился!

ТАРАНТОГА. Где находится эта планета?

ГОСТЬ. Как вы сказали? На самом-то деле ее нигде нет, это сны, которые заказывают. Вы выбираете из катасонницы — это список такой — и накручиваете, что угодно. Есть сны, запрещенные для молодежи, но я именно такие и выбирал. Знаете как? Ну, поднял крышку, под зубцы ограничителя засунул пландер моего старшего брата и накручивал, что мне заблагорассудится.

ТАРАНТОГА. Как это делается — с этими снами?

ГОСТЬ. Точно не знаю. Есть Центральная, а дома — сонница, вроде этого вот (показывает на телефон), только у нее такие рожки, вот тут, на том месте, где кружок с номерами, такой прозрачный шарик, с отверстием, называется возбудильник.

ТАРАНТОГА. Словом, вместо того чтобы учиться, вы смотрели сны, да? И в результате вы неуч, потому что были лентяем?

ГОСТЬ. Вроде так. Но разве из этого следует, что из-за меня должно быть вторжение нанов, и глея все возьмет, и потом, как я вернусь, меня выторбят? Ведь я не сделал ничего страшного. Девушка мне понравилась, и…

ТАРАНТОГА. Я уже слышал. А откуда вы знаете обо мне?

ГОСТЬ. О вас? Ну, знаете… О вас любой знает! Ведь главная приемница на Марсе называется Тарантогов. Ведь вы же изобрели путешествие во времени…

ТАРАНТОГА. А может, вы знаете, почему моей машине нельзя отправиться в будущее?

ГОСТЬ. Ясно, нельзя. Потому что Архирикс велел построить специальный барьер из времяпоглотителей, а то вы влезли бы в наше время, а потом в году… не помню, что-то около трехтысячного, но наверняка не знаю… утвердили этот закон о невмешательстве в прошлые времена. Чтобы глея не попала, и наны, и вообще чтобы ерунды не натворить. Через этот барьер нельзя перебраться.

ТАРАНТОГА. А как же пробираются ваши хронобусы?

ГОСТЬ. Это дело другое. Когда экскурсия, так Темпор — бюро путешествий — открывает этот барьер в соответствующем месте, но под правительственным надзором, и там проходят хронобусы. Как вы думаете, этот мой хронобус еще тут? Ждет он меня? Хотя — это невозможно… Наверно, закрыли времяпоглотитель, чтоб глея не попала, но, может, хоть щелку оставили, а?

ТАРАНТОГА. Какую щелку?

ГОСТЬ. Такой след, борозда во времени. Изохрон называется или как его там… Не помню. Никогда не интересовался наукой или техникой. Ой, беда со мной будет, беда! Чувствую, повторят меня!

ТАРАНТОГА. Что сделают?

ГОСТЬ. Ну, если четыре недели я не подам признаков жизни, повторят меня. Моя Берильда наверняка будет за ним бегать…

ТАРАНТОГА. Кто это?

ГОСТЬ. Моя жена.

ТАРАНТОГА. А! Женщина!

ГОСТЬ. Не женщина, а женщинница. Меня не хватит на женщину.

ТАРАНТОГА. В чем состоит разница?

ГОСТЬ. Как это — в чем? Ведь я же мужчинник, верно?

ТАРАНТОГА. Хорошо, хорошо. У вас есть дети?

ГОСТЬ. Еще нет. Но я должен был вскоре получить назначение.

ТАРАНТОГА. Назначение? Подумать только! А кто такие эти наны, о которых вы упоминали?

ГОСТЬ. Наны? Это умственники. Умственник — это нан либо клеппель, но чаще нан. Случайно помню, мне Новак говорил. Отряд Эвтрихоспоридия, класс Амфотерия, семейство Наниссима. Делятся на ресничных и молочных. С ресничными еще можно выдержать, но молочные — о, это такие пролазы!

ТАРАНТОГА. А что делают эти наны?

ГОСТЬ. Как когда. Обычно ничего, только приглядываются. Лезут, куда их не просят. Но хуже всего эта их мазь — глея! Такая, вроде смолы, а уж как заинтересуется человеком — будь здоров! Надо идти отдавать все в арбореалиум.

ТАРАНТОГА. А что такое это все?

ГОСТЬ. Что все? Глея? Ну, глея… пасту из нее делают.

ТАРАНТОГА. Пасту?

ГОСТЬ. У нас почти все из пасты делают. У нас нет ничего такого (показывает на электрическую лампу).

ТАРАНТОГА. А что?

ГОСТЬ. Паста. Даже такой стишок для малышей есть: «Паста светит, паста греет, паста деточек лелеет». Можно стены построить и одежду сделать… У вас нет пасты? Правда, ведь у вас и глеи нет.

ТАРАНТОГА. А как вы были одеты, когда сюда прибыли?

ГОСТЬ. Я вообще не был одет. В одежде нельзя выйти из хронобуса. Пришлось все снять…

ТАРАНТОГА. И вы голый бежали за этой девушкой, чтобы поухаживать? Любопытные обычаи.

ГОСТЬ. Вы смеетесь? Я был не совсем голый, там был куст с такими большими листьями, я отломал ветку.

ТАРАНТОГА. И вы думали, что в таком костюме можно ухаживать?

ГОСТЬ. Эта девушка тоже была почти не одета. Два маленьких таких лоскутка были на ней, вроде перевязок… Я вам правду скажу. Я думал… Ну, смейтесь надо мной, ладно! Я думал, что это пещерная эпоха… Мы ведь туда должны были ехать, а это, видимо, была лишь остановка. Почем я мог знать? Вижу: луг, дальше вода какая-то, идет себе девушка…

ТАРАНТОГА. Я это слышал уже несколько раз. Значит, вас зовут Гипперкорн?

ГОСТЬ. Да.

ТАРАНТОГА. А где Новак?

ГОСТЬ. Спит. Ему сделали укол.

ТАРАНТОГА. Ага. И что произошло потом, когда вы попали в лечебницу?

ГОСТЬ. Я им рассказал, что им угрожает из-за меня, хоть я и невольно… Что во время пересадки нан может попасть сюда, а где один нан, там сто, а где сто, там уж и глея, и что из этого может выйти катастрофа в мировом масштабе… А они мне сказали, что все будет хорошо, что нанов не пропустят, что глея не просочилась, и заперли меня в таком ящике… Это называется комната, я уж теперь знаю. Я думал, знаете, что они все с ума сошли…

ТАРАНТОГА. Врачи?

ГОСТЬ. Ну да. Вначале. Но Новак меня убедил, что они не знают всего, что мы знаем…

ТАРАНТОГА. И что же?

ГОСТЬ. Я пустил его разговаривать, я видел, что он это делает лучше меня. Ну и действительно, он изображал, что ни меня, ни нанов нет, и глеи нет, вообще ничего нет, и что он — какой-то буха… как это? Бухарт, или как там, из этого самого Сосновца… но они вдруг разобрались в этом и не хотели нас выпустить…

ТАРАНТОГА. Вас? Так вас двое?

ГОСТЬ. Ну, ясно, я и Новак, выходит, двое… И еще этот нан. Надо же такое несчастье, чтобы он именно тогда занялся пересадкой, когда эта девушка шла…

ТАРАНТОГА (показывает ему на часы). Который теперь час?

ГОСТЬ. Двадцать семь сорок девять. Зачем вы мне это показываете? Что это?

ТАРАНТОГА. Часы. Что это за время вы сообщили?

ГОСТЬ. Вы же спрашивали о времени, да? Я и сказал.

ТАРАНТОГА. А откуда вы знали, который час?

ГОСТЬ. А откуда вы знаете, когда у вас голова болит? Чувствую. Вы не чувствуете времени?

ТАРАНТОГА. Нет. А как вы чувствуете? Чем?

ГОСТЬ. Головой. Не знаю, как это делается. Это у всех у нас от рождения. А у вас нет?

ТАРАНТОГА. Сколько часов в ваших сутках?

ГОСТЬ. Тридцать. Это марсианские сутки.

ТАРАНТОГА. Так вы с Марса?

ГОСТЬ. Я же сказал вам, что я магуранин. Моя киприада находится на Малом Сырте. У меня там два пасикера.

ТАРАНТОГА. Что у вас случилось с рукой? (У Гостя перевязана рука.)

ГОСТЬ. Это? Рана. Я нарочно себя поранил.

ТАРАНТОГА. Зачем?

ГОСТЬ. Это так было: сегодня утром я поссорился с Новаком. Я ему доверял и позволял делать, что он хочет, но вижу, что время идет, а ничего не получается, не выпускают нас. И мне пришло в голову, что они меня принимают за искусственника.

ТАРАНТОГА. Что это такое?

ГОСТЬ. Имитаторник. Вы не знаете? Действительно, у вас я не видал. Когда покупают, то говорят: «Дайте мне кибернака», но обычно мы говорим «искусственники».

ТАРАНТОГА. Роботы?

ГОСТЬ. Роботы? Роботы — это раньше было. Когда еще из железа делали. Теперь они только в музеях стоят, совсем заржавевшие. Искусственник сделан из того же самого, что и человек, а разница только та, что у него нет крови. Если уколоть, кровь из него не идет. Так вот, я уколол себя, чтобы им показать, что я человек! Новак не хотел, но я с ним справился. Я ужасно разозлился, что все так без конца тянется. А потом, как пришли со шприцем, так я выпустил Новака, и ему сделали укол. Неплохо, а? А как он заснул, я встал, нашел в пижаме какой-то носок, набил его песком, пошел по коридору, а в дверях встретил этого, главного там, знаете…

ТАРАНТОГА. Врача? Ага! И вы его ударили по голове…

ГОСТЬ. Именно. И переоделся. А что мне было делать?

ТАРАНТОГА. Хорошо. Может, вы мне расскажете побольше об этих нанах? Откуда они взялись?

ГОСТЬ. Не знаю.

ТАРАНТОГА. Они похожи на людей?

ГОСТЬ. Что вы! Они маленькие…

ТАРАНТОГА. А когда они появились?

ГОСТЬ. А глея их знает! Я не нанолог, извиняюсь. Они всегда бегают скопом, чтобы сделать гвул. Стараются обойти человека с трех сторон, дотронуться до него и — трах!

ТАРАНТОГА. Что — трах? Убивают?

ГОСТЬ. Ничего подобного! Что вы? Просто — пересадка. Пересаживаются через него, понятно? Им человек нужен только для пересадки.

ТАРАНТОГА. А в чем состоит пересадка?

ГОСТЬ. В том, что они обмениваются. Взаимно.

ТАРАНТОГА. Как они выглядят?

ГОСТЬ. Они немножко похожи на лосанки. Знаете, что такое лосанки? Вижу, что нет. Это такие прамхи на Марсе.

ТАРАНТОГА. Это тоже какие-то разумные существа?

ГОСТЬ. Что вы?! Это так, как на Земле трава, кусты…

ТАРАНТОГА. Значит, наны похожи на растения?

ГОСТЬ. Где там! Вы спрашивали, что такое лосанки, да? Лосанки на Марсе то же самое, что на Земле растения. Но у них нет ни ветвей, ни листьев, и они не зеленые.

ТАРАНТОГА. Так чем же они похожи на растения?

ГОСТЬ. Тем, что стоят и растут, и это… сахар делают из воздуха, что ли? Фотосинтез это называется, да?

ТАРАНТОГА. Оставим в покое лосанки. Может, вы мне нарисуете нана? Вот вам карандаш и бумага.

ГОСТЬ. Я не умею рисовать.

ТАРАНТОГА. А вы попробуйте. Более или менее.

ГОСТЬ. В какой фазе его рисовать?

ТАРАНТОГА. А они проходят какие-то фазы?

ГОСТЬ. Ясно. Знаете что? Нарисуйте мне воду. Сумеете? Тогда я вам нарисую нана…

ТАРАНТОГА. Значит, они разные по формам? Они прозрачные?

ГОСТЬ. По-разному бывает. Раньше люди, похоже, выдержать не могли. Это ведь стесняло, понимаете… Что бы вы там ни делали, дома или в кровати, вдруг выскочит тройка нанов, примерится — и прыг! Но они уже страшно давно появились, так что мы успели привыкнуть. Да и в конце концов от этой их глеи есть польза, я вам говорил. Пасту из нее делают.

ТАРАНТОГА. Они производят эту глею? Как она выглядит?

ГОСТЬ. Да как хотите. Она такие штучки отмачивает, ого-го! Как начнет вздуваться, так ясно, что наны поблизости. Она за ними тянется, как хвост.

ТАРАНТОГА. А не пробовали устранить этих нанов? Ликвидировать их как-нибудь?

ГОСТЬ. Не знаю. Да ведь глея все равно осталась бы, верно? Она бы нам дала духу! Ведь и так говорят: «А, чтоб у тебя глея протухла!»

ТАРАНТОГА. Это ругательство?

ГОСТЬ. Ну да.

ТАРАНТОГА. А почему вы боитесь каких-то неприятностей в связи с нанами?

ГОСТЬ. Не для меня. Для вас. Мы-то антинанизованы при рождении. А за то, что я этого нана сюда притащил, мне пришлось бы потом отвечать. Еще выторбят меня за это, или…

ТАРАНТОГА. А расскажите, пожалуйста, как это выглядит, когда три нана делают «пересадку».

ГОСТЬ. Да пожалуйста. Значит, предположим, я стою так… (Встает и, говоря, одновременно показывает все жестами, иллюстрирует мимикой.) Тут подбегают двое, значит, спереди (приставляет большие пальцы надо лбом, как рога), а третий тут, сзади, пониже крестца… Те проходят через головной мозг, а этот, сзади, делает гвул вверх, через спинной мозг… вот так… (Показывает, будто сзади у него вырастает хвост.)

ТАРАНТОГА. Подождите… Ведь так выглядит… Этот, что сзади, выглядит, как хвост?

ГОСТЬ. Ну, не очень! Немножко. Он делается все длиннее, с таким лохматым концом. Но только на минутку. Это ведь быстро делается, понимаете…

ТАРАНТОГА. Но это же значит… Так человек выглядит тогда, как дьявол?

ГОСТЬ. Как что? Я этого слова не знаю.

ТАРАНТОГА. А не появлялись наны очень-очень давно? Вы ничего об этом не слыхали?

ГОСТЬ. Будто бы появлялись, но их было очень мало. И назывались они… а, знаю уже! Прананы. Главная их личиночница была на Марсе. Кажется, поодиночке они бывали и на Земле. Что-то до меня доходило. Раньше, когда они появлялись, люди говорили, что это… одержимость, или как там… Вы, может, слыхали? Люди их тогда боялись. После пары пересадок, если кто не антинанизован, так прежде всего начинают волосы расти на ногах, такие длинные, черные… Перестань! Сейчас же перестань! У, гвайзель!

ТАРАНТОГА. Что случилось?

ГОСТЬ. Новак проснулся! Не лезь! Я с профессором говорю! Ну! Ну-у! (Строит мины, вращает глазами. Вдруг выражение лица у него меняется. Он продолжает стоять, но превратился в Новака.)

ГОСТЬ (голосом Новака). Ах, пырзва ты этакая! Проц ты! Где я? Профессор Тарантога? Профессор, это я, Казимир Карнак Игнаций Новак, старший временной выпучивальницы номер семь!

ТАРАНТОГА. Что это означает? Где Гипперкорн?!

ГОСТЬ. Этот идиот? Так он вам не сказал? Голова у меня трещит… Сделали мне какой-то проклятый укол… О чем вы спрашивали? Ага, можете не повторять. Знаю. Вот сумасшедший! Бросился на директора, я не мог его удержать. Я думал, он его убьет…

ТАРАНТОГА. Он говорил, что его птолемизируют…

ГОСТЬ. Да ведь это идиот, идиот, не понимает, что птолемизацию изобрели только в 2683 году! Пожалуйста, не разговаривайте с ним вообще! Это кретин! Не понимаю, как могли меня подсоединить к такому…

ТАРАНТОГА. Что, простите?!

ГОСТЬ. Сейчас вы все поймете. Я не мужчина, профессор, а мужчинник. Разница такая же, как между личностью и личинником. Мужчинник — это человек, являющийся носителем по крайней мере двух различных и независимых индивидуальностей…

ТАРАНТОГА. Что вы говорите?!

ГОСТЬ. Послушайте, пожалуйста! Вы ведь знаете, что человеческий мозг состоит из двух почти совершенно независимых друг от друга полушарий. Арчибальд Пранфосс открыл в 2989 году возможность вводить в мозг одного человека две разные индивидуальности. Сначала это делали только для экономии, понимаете? Например, на межзвездных крейсерах, где мало места для экипажа и где один и тот же человек должен нести вахту двадцать четыре часа в сутки. Так вот, в его мозг вводят две индивидуальности, и пока одна отдыхает и спит, другая стоит на посту. Позднее начали это делать не только в целях служебного уплотнения, потому что это дает громадные возможности, когда личность можно перенести из одного тела в другое. Если, скажем, надоест общество того, другого, или если кто-либо не хочет больше быть невысоким блондином, а желает стать плечистым брюнетом… или если кому-нибудь захочется опять побезумствовать, как в молодости… Тогда при помощи аппаратуры Пранфосса — Мардивани совокупность нейронной структуры его мозга передается в сферу другого мозга. Есть лишь одно ограничение — обе личности должны быть одного и того же пола. Я именно являюсь, то есть был, старшим временным выпучивальницы номер семь того хронобуса, на котором этот бездельник Гипперкорн путешествовал в пещерную эпоху, и когда я был свободен от дежурства, во время моего сна, этот кретин, увидев какую-то девушку в купальном костюме, выскочил из машины…

ТАРАНТОГА. О, небо! Я начинаю понимать…

ГОСТЬ. Он сказал вам о Грапсодроре?

ТАРАНТОГА. Нет.

ГОСТЬ. Он давно тут?

ТАРАНТОГА. Около часу…

ГОСТЬ. Ну, не прав ли я был, говоря, что это исключительный кретин?! Ведь это же самое важное!! Грапсодрор — это, профессор, тот нан, который как раз пересаживался с двумя другими, когда Гипперкорну вздумалось бежать за раздетой фифочкой! И он теперь сидит во мне, да, собственно, не во мне, а между нами двумя.

ТАРАНТОГА. Это означает, что он… что этот нан находится в вашем теле?

ГОСТЬ. Сейчас я и это постараюсь объяснить, но только в двух словах, времени нет! Пранфосс разработал свой метод произвольного подсоединения и отсоединения индивидуальностей именно благодаря исследованию нанов. Он был психиатром-нанологом. Наны делают нечто подобное миллионы лет: передают формулы своих индивидуальностей. Им удобно применять в качестве проводника, в качестве медиума-посредника, человеческий мозг в связи с биоапазитовым полем, которое создается вокруг corpus callosum. Я не могу вдаваться в подробности! Этот Грапсодрор сидит во мне, в скрытом, правда, виде, как — ну, не знаю — какие-нибудь ужасные бациллы находятся в скрытом виде в теле человека. Но он не выдержит так долго, я это чувствую, ведь я с ним маюсь уже несколько недель!

ТАРАНТОГА. Вы кто, собственно? Техник? Ученый?

ГОСТЬ. У нас это понятия взаимозаменяемые. В нескольких словах: в нашем обществе судьба человека зависит от его интеллектуального уровня. Люди ценные, с выдающимися способностями имеют право на целое собственное тело. Я именно и был таким, был самостоятельным, суверенным мужчиной!

ТАРАНТОГА. Так зачем же вы и Гипперкорн?..

ГОСТЬ. В этом-то и состоит трагедия моей жизни. Я влюбился без взаимности в Эльжбету Праннек. Она не хотела меня знать, а когда я начал настаивать, она от меня убежала.

ТАРАНТОГА. Куда?

ГОСТЬ. Перебралась сначала к своей подруге, Марте, а когда я ее и там нашел, подсоединилась к Берильде Гипперкорн…

ТАРАНТОГА. А-а!

ГОСТЬ. Вот именно! И я в отчаянии, не видя другой возможности, по собственному желанию дал себя подсоединить к мужу Берильды, и лишь тогда мне удалось склонить Эльжбету к супружеству!

ТАРАНТОГА. Значит, эта женщина…

ГОСТЬ. Женщинница, не женщина, профессор! Она, так же, как и я, двойственна — как Берильда является женой Гипперкорна, а как Эльжбета — моей женой. Я не хотел бросать своей работы, я высоко ценимый временной, так что когда мне пришлось отправиться в это путешествие, я всячески уговаривал Гипперкорна, пока он не согласился поехать со мной в качестве участника экспедиции. Я хотел, чтоб он был вместе со мной, потому что эта его Берильда ничего не стоит, кокетка, в голове у нее только смешки да сласти, наряды да прогулки, а моя Эльжбета — стереопакулянка третьего избрания! У нее закончена аристорская работа! Теперь вы понимаете? Эй! Эй, отключись, болван! Сейчас я разговариваю! Что ж это такое? Я на тебя жалобу подам, ты, негодяй!

Сумасшедшие мины. Возвращается голос Гипперкорна.

Не слушайте его! Убирайся ты, полизина этакая! Не слушайте его, профессор! А что? А ты про мою что говорил? Нет, это я ему, профессор! Что он себе воображает?! Вылез, потому что мне так захотелось, и все тут! А этого нана мы оба захватили невольно, и точка! Большое дело — нан! Нана никто еще не видал! Что может сделать один нан? Наверняка найдется где-нибудь антинанол…

ТАРАНТОГА. Вы Гипперкорн?

ГОСТЬ. Ясно! То, что он говорил, это вранье! Клевета! Его жена, смотрите-ка, важная птица! Он самая настоящая свинья, я уже давно хотел подать на него жалобу! Сначала умолял, на коленях просил, чтоб я ему позволил подсоединиться, а теперь, когда я с моей женой, понимаете, так он насильно включается! Не может подождать, пока Берильда уснет и эта его Эльжбета будет действовать! И вот притаится этак, а я спрашиваю: «Чего ты ищешь, чего хочешь, это не твоя жена, иди спать!» — а он говорит: «Нет, я так только, подумаю немножко, я тебе мешать не буду…» И вдруг ни с того ни с сего по-хамски подбирается к моей жене!! Вы слышите?! Хватит! Отключись! Эй! Я тебе сейчас!

Корчит дикие мины, грозит самому себе кулаком.

ГОСТЬ (голосом Новака). Профессор! Все это — куча мерзких выдумок! Нужна мне его Берильда! Это идиотка, такая же, как он! Профессор, я сейчас вам объясню, что надо делать, чтобы временно обезвредить этого Гипперкорна! У меня есть для вас масса сенсационных сообщений! Сначала — исторические, я изложу вам ход событий на ближайшие четыреста лет. Я писал об этом магистерскую работу, знаю все даты наизусть. Я не такой балбес, как этот ментильщик-любитель Гипперкорн! А во-вторых, надо навести порядок с этим наном, а то… (Начинает дрожать всем телом, кричит сдавленным голосом.) Профессор… возьмите шприц… какое-нибудь… снотворное… бы-стро… Убирайся!

ГОСТЬ (голосом Гипперкорна). Он меня хочет усыпить! Как бы не так! Даже не пробуйте, профессор! Как только мы вернемся, подам жалобу, пускай его выселяют в разбитый мозг! Могут мне подселить кого угодно, лишь бы не этого грумлоха!

ТАРАНТОГА. Я считаю, что для общего блага вы должны все же дать говорить Новаку. Он лучше ориентируется и в качестве, так сказать, вашего соседа по телу может…

ГОСТЬ. Что-о?! Так вы тоже против меня?! Как-никак хоть я и стеснен, хоть я и с этим дирвуплем, да еще вдобавок с наном в голове, я всегда справлюсь с таким, с позволения сказать, ученым из послепещерной эпохи, как вы! Слушайтесь меня и выполняйте мои приказы, тогда мы столкуемся, а нет, так вы пожалеете! Прежде всего принесите маленький ножик! Но чтоб был острый!

ТАРАНТОГА. И не подумаю! Дайте слово Новаку!

ГОСТЬ. Что-о? А-а… прочь! Отстань! Нет, я тебе сейчас…

Озирается сумасшедшими глазами. Видит большое зеркало на стене, подбегает к нему, и начинается ссора: то голосом Новака, то голосом Гипперкорна, яростно размахивая руками, жестикулируя, грозя себе, даже давая самому себе затрещины. Гость кричит.

ГОСТЬ. Гипперкорн, перестань, а то я тебя извайглую!

ГОСТЬ. Шать твоя, гнилой деревиной расписканная!

ГОСТЬ. Чтоб тебе струпель зеленной в пескоустье!!

ГОСТЬ. Катись вместе со своей Эльжбетой, ты, грязнонос нановатый!

ГОСТЬ. Погоди, вот вернемся, я как дам тебе матрикулом через гелайстер, так тебе родная штамповница не поможет!

ГОСТЬ. А тебя и бортолайза не спрячет, грызна ты мурчапная!

ГОСТЬ. Фрук тебе в рентак!

ГОСТЬ. Во-он! Прошу меня немедленно отключить!! Не останусь с этим хамом больше ни секунды!

ГОСТЬ. Да погоди, ведь нан выскочит…

ГОСТЬ. Пусть выскакивает, мне все равно!

ГОСТЬ. Профессор, прикажите арестовать этого нанофила!

ГОСТЬ. Замурковать его! Расклеймать! Перептолемизировать!

Слышен стук в дверь. Гость вдруг отступает в угол и затихает.

МЕЛАНЬЯ (входит). Профессор! Какая-то дама к вам.

Прежде чем профессор успевает ответить, входит могучая жена Гостя, за ней магистр Сянко.

СЯНКО. Извините, профессор, эта дама настойчиво утверждала, что у вас находится некий Новак… О! Он и вправду здесь!

ЖЕНА. Как ты себя чувствуешь, котик? Добрый вечер, профессор! Не сердитесь, пожалуйста, что я так ворвалась. Я только за мужем пришла…

ТАРАНТОГА. Это… ваш муж? Как его зовут?

ЖЕНА (с легким смешком, очень спокойно и по-деловому). Что значит — как? Новак. Казимир Новак. Мы живем на Саской Кемпе[2]… Он очень скандалил, скажите?

ТАРАНТОГА. Ну… нет…

ЖЕНА. Профессор, это вы из вежливости так говорите, но я по его глазам вижу… Он у меня так через каждые два месяца сбегает, вот представьте! Сначала я место ему устроила в кооперативе, но разве у него это в голове! Только бы сказки рассказывать. Другое дело, что это-то он умеет, ночь напролет можно слушать. Но не для меня, не для законной супруги, что вы! А какие истории знает! Он ведь в цирке сначала был чревовещателем, но выгнали его, потому что пил без просыпу. Нигде ему неохота работать. «Ладно, — говорю, — я уж тебя прокормлю, сиди только дома!» А он ушки на макушке, а через несколько дней уж смотрит, как бы улизнуть. И ходу! Ему больше нравится сумасшедшего корчить, вот подумайте, чем с женой жить, как полагается, в хорошей квартире! Интересно мне, какой он тут номер отколол? В прошлом году, как пошел в больницу, сказал, что он — король Мандрагорос из Питвы какой-то, что ли, у него сорок четыре планеты в подданстве. Вот вам! А как ему надоест, так ото всего откажется, выпишут его как здорового, он и вернется… Но в этот раз что-то уж очень долго его не было. Я бегала, расспрашивала… Ага! В Обленцин попал. Но уж и пакостей там наделал! Без милиции не обойдется. Ну, идем, Казик! Только ты мне тут представлений не устраивай, а то перед профессором стыдно будет. Давай домой! Интересно, кто он теперь? Князь Ксафириус со звезды Опал Шесть?

ТАРАНТОГА. Нет. Магуранин с Марса.

ЖЕНА. С Марса? Вон как — с Марса! Марсианин, значит? Ну, иди, марсианин ты мой, иди…

Новак покорно идет за ней. Тарантога смотрит на них.

ЖЕНА (с порога). Прошу прощенья, профессор, за все хлопоты, что он вам доставил, и за потерянное время…

ТАРАНТОГА. О, это ничего, ничего…

ЖЕНА. Спокойной ночи!

Выходят. Сянко смотрит на Тарантогу. Тарантога на Сянко.

СЯНКО. Вот так история! Он тут часа два просидел, пожалуй, воображаю, что он вам нарассказывал… Хи-хи! (Давится со смеху, сразу закрывает рот.) Извините…

ТАРАНТОГА. Значит, вы склоняетесь к мнению, что он не из будущего?

Сянко издает нечленораздельный звук, смотрит на Тарантогу, как на сумасшедшего.

ТАРАНТОГА (спокойно). А вы обратили внимание на ее ноги?

СЯНКО. Нет… А что?

ТАРАНТОГА. Ее туфли… Я сейчас вам объясню. Но сначала будьте любезны, выбегите побыстрей на улицу и посмотрите, что с ними случилось. Ну, идите же, раз я говорю!

Сянко крутнулся на месте, побежал. Профессор прохаживается у открытой балконной двери. Вскоре запыхавшийся Сянко возвращается.

СЯНКО (с порога). Нет их… Нигде… Я до угла пробежал… Наверно, ее такси ждало внизу…

ТАРАНТОГА. Не было никакого такси. Я поглядел в окно.

СЯНКО. Так как же? Улица видна в обе стороны, она пуста. Никого нет, скоро двенадцать… Вы думаете, они спрятались в саду? Зачем?

ТАРАНТОГА. И в саду они не спрятались. Ее послали, чтоб забрать его отсюда по возможности деликатно. Не верите? Попробуйте завтра через милицию поискать Казимира Новака с женой на Саской Кемпе. Вы все еще ничего не понимаете? Ее выдали туфли. Таких ни одна женщина не надела бы. Она была одета, как одеваются женщины сейчас. Это они могли высмотреть со своих хронобусов — с летающих тарелок… Но туфель с большого расстояния толком не рассмотришь. Это туфли — ну, примерно, начала девятнадцатого века…

СЯНКО. А это доказательство?

ТАРАНТОГА. Для меня — да. Я, конечно, не противился, делал вид, что принимаю все за чистую монету, а то они могли бы прибегнуть к более энергичным средствам. Они хотели забрать его отсюда без шума, так, чтоб ни следа не осталось… Даже мысли в чьей-либо голове… Что касается вас, это им удалось. Они исчезли, говорите? Наверно, тротуар под ними расступился! Ну, уже поздно. Ничего не поделаешь, надо спать ложиться, завтра опять рабочий день. Доброй ночи, дорогой магистр Сянко! Спокойных снов…