Страшный выбор. — Через огонь. — Спасены! — Резервация «каменных сердец». — Контраст. — Индейцы-хлеборобы. — Вооруженный мир. — «Здравствуйте, здравствуйте!» — Внучата дедушки Батиста. — Франко-канадский жаргон. — Селение. — Школа. — Кюрэ, он же учитель. — Обязательное бесплатное обучение. — Дома. — Импровизированный обед. — Будет охота на бизонов. — Накануне открытия охоты.
Далее произошли события, описанные в первой главе: убийство американцем вождя индейцев, бегство охотников через прерию, погоня за ними, наконец прибытие в лагерь, где их товарищи оказались перебитыми и обезображенными.
Положение охотников было отчаянное. Им оставалось выбирать между огнем и индейцами.
Уж лучше огонь. Он не всегда безжалостен. От него можно и спастись. И, во всяком случае, смерть от огня наступает быстро, тогда как индейцы подвергают своих пленников таким пыткам, что у самых храбрых волосы на голове становятся дыбом.
И вот тогда-то, накрыв себя и лошадей мокрыми одеялами, три всадника понеслись прямо в пламя.
То, что они пережили, было ужасно. Дышать было нечем. Волосы подпаливало. Пламя облизывало их со всех сторон, бушуя с треском и свистом.
Лошади тоже страдали. Ноги им обжигали горячие угли, а бока ошпаривало огнем. Они жалобно ржали, задыхаясь в дыму.
Ощущение было кошмарное. Наверное, подобное испытывает человек, посаженный в горящую печь.
Это продолжалось тридцать секунд.
Но эти секунды стоили часов.
Люди и лошади были близки к обмороку. Еще немного, и они бы погибли. Но вдруг они почувствовали, что уже не так жарко. Сквозь гул пожара раздался звонкий голос Фрикэ:
— Смелей, друзья! Мы не погибли! Мы спасены, а дикари оставлены в дураках!
Парижанин сдернул с себя обгоревшее одеяло и сквозь поредевший дым увидел перед собой волнующуюся траву прерии.
Справа кто-то громко чихнул.
— Исполнения желаний, полковник! — сказал Фрикэ. У полковника глаза были красны, ресницы опалены.
Он едва мог глядеть.
— Monsieur Андрэ, снимайте ваш капюшон, — продолжал звенеть юноша. — Все кончено.
— Ах, мальчуган, я уж и не надеялся увидеться с тобой, — нервно ответил Андрэ.
— Спасибо, вы очень добры, но оставим это до другого раза.
Лошади остановились сами, усиленно вдыхая свежий воздух, веявший от реки, вода которой сверкала метрах в пятистах впереди.
— Господа! — сказал американец, разволновавшийся едва ли не впервые в жизни. — Настоящую цену человеку узнаешь только в подобных обстоятельствах. Вы оба храбрецы. Позвольте пожать вам руку и сказать: я ваш по гроб жизни.
— С удовольствием, — отвечал проказливо парижанин. — Как это просто: пожали друг другу руку — и друзья, да еще на всю жизнь. Ай! Не так крепко. У меня пальцы болят. Monsieur Андрэ, когда мы в Париже расскажем обо всем этом героям охоты в Босе, они нам не позавидуют. Не особенно приятно играть роль каштана в огне.
Лошади вздрогнули, опять жалобно заржали и поскакали к реке. Они тоже пострадали от огня, но могли продолжать путь.
Несколько минут спустя кони и всадники с наслаждением переплывали через спокойную и тихую реку Пэлуз-Райвер.
Небольшая территория, на которую мудрые североамериканские правители выселили племя индейцев, известных под именем «каменные сердца», имеет площадь всего в тысячу шестьсот километров. Впрочем, и племя не многочисленно: только полторы тысячи душ обоего пола.
«Каменные сердца» уже давно, лет сорок, превратились в оседлых землепашцев.
Переправившись через Пэлуз-Райвер и оставив за собой горящую прерию, три беглеца через три четверти часа прибыли на территорию «каменных сердец» и сразу же встретили двух индейцев, одетых по-европейски и работающих в поле: один пахал на паре волов, а другой шел сзади с корзиной и сеял кукурузу.
Оба хлебороба были вооружены винчестерами. Заметив незнакомых всадников, пахавший остановил волов горловым криком, потом пронзительно свистнул и приготовил винтовку. Его товарищ поставил корзину на землю, распряг волов, ткнул их рожном и тоже приготовил винтовку. Волы умчались крупной рысью, громко замычав, а к хлеборобам подскочили два великолепных луговых коня, без узд и без седел, и весело, резво остановились перед хозяевами.
Оба труженика лихо вскочили на коней, чтобы скакать прочь, но Андрэ вдруг догадался вынуть из кармана белый платок и замахать им.
— Друзья! — крикнул он. — Не бойтесь!.. Мы французы!
Эти слова произвели магическое действие. Землепашцы передумали и подъехали к охотникам, оставаясь, однако, в оборонительном положении.
— Да это индейцы! — с удивлением вскричал по-французски Фрикэ.
Бесстрастные лица пахарей осветились доброй улыбкой. Они закинули винтовки за плечи и протянули руки, крича как дети:
— Здравствуйте! Здравствуйте!
Говорили они это по-французски, но очень плохо выговаривали слова.
Один из них прибавил:
— Так вы французы! Французы!
— Из Франции? — спросил другой.
— Да, друзья мои, — отвечал растроганный Андрэ, — мы французы из Франции. А вы кто же сами такие и почему говорите на нашем языке?
— Я Блэз, а это мой брат Жильберт.
— Значит, вы не индейцы?
— Чистокровные «каменные сердца», из резервации. Мы здесь живем. А по-французски знаем потому, что мы внучата дедушки Батиста.
— Да, старого Батиста, нашего деда, который был в Канаде траппером. Милости просим в наш дом.
— Наши лошади выбились из сил, и мы сами тоже.
— Это видно, но две-то мили проедете, тут близко.
Охотники и пахари немедленно двинулись в путь.
Плуг остался на недопаханной борозде, а волы чрезвычайно обрадовались неожиданным каникулам и отправились щипать траву.
Полковник Билль, не понимавший ни слова из разговора, молча ехал сзади. Фрикэ тоже понимал с трудом. Индейцы говорили на французском простонародном языке, да и тот коверкали безбожно. Зато Андрэ, превосходно умевший говорить по-простонародному, — он научился от своих фермеров и работников в Босе, — общался с индейцами свободно, и они тоже его легко понимали.
Андрэ рассказал своим новым друзьям все: зачем он и его друзья приехали в Америку и как на них предательски напали индейцы. Блэз и Жильберт слушали, прерывая рассказ гневными возгласами. Они объяснили, что встреченные ими индейцы были обычным сбродом, и вовсе не из племени «просверленных носов». «Просверленные носы» — хорошие люди, живут в резервации, занимаются земледелием и охотой и путешественников не трогают.
Мошенники и негодяи есть везде. В прерии много шатается разного люда — убийц, воров. Но на индейскую оседлую территорию они не смеют показываться. Тут пятьсот человек взрослых мужчин, воинов-пахарей, отлично вооруженных. Явись только сюда эти негодяи — они получат такой отпор!
Путь до поселка индейцев показался нашим охотникам очень трудным и долгим, ввиду болезненного состояния, в котором находились они сами и их лошади. Но вот показалось красивое селенье, выстроенное довольно правильно и защищенное от ветров пологими возвышенностями.
Домики из соснового леса красиво группировались вокруг небольшой церкви, окруженной деревьями. Женщины в опрятных ситцевых платьях хозяйничали возле хижин; около просторного деревянного дома рядом с церковью бегали и играли ребятишки в рубашонках и штанишках, но босиком. У окна стоял и наблюдал за ним старик, важно куривший длинную трубку.
— Наша школа, — пояснил Жильберт.
— А это наш священник, он же и учитель, — добавил Блюз, видимо гордившийся благоустройством своей деревни.
— Как! У вас даже школа! — перебил изумленный Фрикэ.
— Школа. У нас все грамотные, все читают и пишут. Родители обязаны посылать детей в школу.
— Даже обязаны! Кто же может их заставить?
— Сельский совет. У нас всеми делами управляют выборные старики из нас же.
Француз и даже американец были изумлены: они попали в оазис среди пустыни.
Старик вынул изо рта трубку, поздоровался с путешественниками и пригласил их к себе в дом, но Блюз и Жильберт запротестовали на индейском языке, непременно желая сами оказать им гостеприимство.
— Ну, хорошо, детки, хорошо, — отвечал старик на превосходном французском языке. — А все-таки, господа, я надеюсь с вами увидеться. Если вы не боитесь соскучиться со стариком, то, пожалуйста, приходите ко мне обедать. Обед будет неплохой, и от чистого сердца.
— Да вы француз! — вскричал Андрэ, пожимая ему руку.
— Я канадец, а это почти одно и то же… Однако вы просто измучены, ваши лошади тоже. Блэз и Жильберт тащат вас к себе, а мои ученики еще не дорешали задачи. До свиданья, господа!
Кюре-учитель зазвенел колокольчиком — дети бросили игру, выстроились в два ряда и молча вошли в школу.
Спустя пять минут путешественники остановились у соснового дома, похожего на все другие. Лошадей расседлали, разнуздали, поставили к кормушке. Приезд гостей взбудоражил весь дом. Женщины приготовили скромный, но сытный обед. В печке горел огонь, готовилась на настоящем коровьем масле румяная яичница. На простом, некрашеном столе появились железные блюда и тарелки, положен был хлеб, правда, черноватый и слишком плотный, но такой, какого в прериях почти и не видят американцы. Стояло также блюдо жареной свинины. Изголодавшиеся путешественники набросились как волки на эту незатейливую деревенскую трапезу.
Индейцы мужчины и женщины молча смотрели на гостей.
Когда гости насытились, братья провели их в соседнюю комнату, где стояли три хорошие постели из маисовой соломы с мягкими бизоньими шкурами.
— Вот, господа, отдохните. Доброго вечера!
— А скажите, — спросил, зевая, Фрикэ, — у вас здесь водятся бизоны?
— Конечно, и я думаю, что вам удастся убить нескольких.
— Значит, можно будет устроить охоту?
— Сколько угодно.
— Покойной ночи, друг Жильбер! Спасибо вам за все.
Фрикэ с наслаждением растянулся на бизоньей шкуре и еще слаще зевнул.
— Знаете, monsieur Андрэ, о чем я сейчас думаю?
— Я думаю, что мы не в Америке, а в Босе, и что мы не у индейцев, а у наших крестьян-земледельцев. И вот в этой мирной обстановке мне предстоит охота на бизонов, как настоящему герою Майн Рида или Эмара. Не правда ли, какой контраст? Что вы на это скажете?
Андрэ ничего не ответил. Он крепко спал.