Приключения знаменитых первопроходцев. Океания

ГЛАВА 11

Хотя господин Жюль Гарнье посетил Новую Каледонию двадцать восемь лет тому назад, я все же предпочту поведать вам о путешествии горного инженера, наделенного незаурядным талантом литератора, а также обладавшего обширными знаниями во многих науках, так как он получил прекрасное образование. Воспоминания Гарнье о пережитом во время путешествий написаны очень искренне, они легко читаются, так как довольно кратки и не перегружены лишними деталями.

Военно-морской министр поручил Жюлю Гарнье провести геологические изыскания на Новой Каледонии с целью разведки ее природных ресурсов, в основном, разумеется, полезных ископаемых. Он прибыл на Новую Каледонию в 1863 году. Эти земли стали французским владением лишь за десять лет до прибытия Гарнье, и объявил их собственностью Франции в 1853 году капитан I ранга Тарди де Монтравель. В 1863 году Новая Каледония переживала довольно трудный период, когда там в муках зарождались новое общество и новые отношения.

Гарнье с жаром принялся исследовать остров. Все казалось ему здесь странным и удивительным: пейзажи, рельеф местности, предметы обихода, животные, люди, слова, обозначавшие новые понятия и реалии. Теперь-то многое из того, что так поражало Гарнье, для нас является делом привычным и само собой разумеющимся, но, даже если что-то в воспоминаниях исследователя покажется нам старомодным и смешным, мы не должны забывать, что он был первым, кто посетил и описал эти земли, столь хорошо изученные в наши дни.

Один из первых колонистов, господин Жубер, взял Гарнье под свое покровительство и поселил его в своем доме.

Вскоре отважный инженер погрузился в исследование жизни обитателей острова и очень быстро ознакомился с нравами, обрядами и языком канаков, коренных жителей Новой Каледонии.

«Кожа у канаков не черная, а коричневая, как шоколад, — писал Гарнье. — У них сильно выдающиеся скулы, толстые носы, прямые или чуть курносые, с большими подвижными ноздрями. Глаза у них черные, налитые кровью, что придает их взгляду выражение свирепости. Они высоки ростом, крепкие, с хорошо развитой мускулатурой. Эти люди отличаются большой ловкостью и выносливостью. Зубы у них длинные, белые, широкие и очень крепкие. Они как бы постоянно что-то яростно жуют, и эти движения заставляют заподозрить их в каннибализме. На самом деле это так и есть, ибо канаки поедают себе подобных.

Представители обоих полов украшают себя татуировкой, но в большей степени привержены такому способу наведения красоты на океанийский лад женщины. Для того чтобы стать красивыми, бедняжки с поразительной стойкостью и терпением, безо всяких колебаний позволяют втыкать себе в кожу острые травинки, которые их товарки затем поджигают. На шоколадных телах появляются болезненные ожоги, а потом, когда опухоль спадет, из шрамов образуется определенный узор.

Мужчины носят бороды, но некоторые бреются, оставляя усы и крошечную бородку, чтобы походить на офицеров и солдат морской пехоты. Разумеется, проделывают они это без мыла и бритвы. Инструмент Фигаро заменяет осколок бутылочного стекла; в качестве зеркала служит лужа, куда специально кладут банановый лист. И вот уже достойный всяческого уважения канак начинает в высшей степени старательно сдирать кожу со щек.

Канаки употребляют в пищу ямс, таро, батат, бананы, кокосы, сахарный тростник, папайю, большое количество рыбы и моллюсков, а при особых случаях и человеческую плоть».

Да, вот такой маленький, славненький грешок существует у канаков до сих пор, и мясо себе подобных они предпочтут любому другому, даже самому изысканному яству. И ничто не помогает: ни увещевания, ни запреты священников, ни угроза строгого наказания, ни даже возможность отлучения от церкви.

Известно, какой необычный ответ дал один канак увещевавшему его епископу:

— Быть может, это и плохо — есть людей, как ты говоришь. Но не говори, что это невкусно, ибо ты солжешь!

Рассказывают еще историю про канака, у которого было две жены. Он пожелал принять христианство. Ему сказали, что католическая вера категорически отрицает и осуждает многоженство, а потому он будет крещен тогда, когда у него будет только одна жена. Канак покинул дом священника с видом человека, принявшего какое-то важное решение, и вернулся через неделю. Он заявил, что отныне будет довольствоваться только одной женой, и потребовал, чтобы над ним совершили обряд крещения.

— А что же сталось с твоей второй женой? — спросил миссионер.

— Я ее убил и съел… Хорошая была женщина… и очень вкусная, — чистосердечно признался канак, пребывая в твердом убеждении, что не совершил ничего дурного.

Когда колонизаторы делали свои первые шаги по острову, стычки между европейцами и канаками случались часто. Иногда целые отряды первопроходцев попадали в засады. Дикари окружали белых и убивали с невероятной жестокостью. Затем на канаков обрушивались ужасающие репрессии, которые влекли за собой новые убийства. В конце концов все же заключался мир, и канаки приходили в лагеря колонистов, чтобы получить работу. Обычно их использовали на самых тяжелых работах, а именно на расчистке лесных участков под будущие плантации. Вражда, казалось, была забыта, но… перемирие бывало недолгим, до следующей враждебной выходки туземцев.

Хотя путешествовать по дебрям Новой Каледонии было делом вовсе не безопасным, Гарнье смело устремился в неведомую страну. Он углубился в джунгли в сопровождении проводника и верного пса Сулука, хорошего друга и страстного охотника, при помощи которого исследователь добыл немало ценных трофеев.

Сулук заслужил благодарность своего хозяина уже тем, что выследил и поймал никогда не виданную Гарнье птицу под названием кагу́[286], не причинив той ни малейшего вреда. Кагу́ — большая насекомоядная птица, которая водится только на Новой Каледонии. Она легко поддается приручению и одомашниванию. Даже дикие особи очень доверчивы и охотно подходят к жилищам человека, а затем заходят внутрь и, к великой радости хозяев, освобождают их от всяких вредных насекомых. Оперение у кагу пепельно-серого цвета с рыжеватыми подпалинами. Изящную головку украшает прелестный беловато-сероватый хохолок. Клюв у кагу красный, длинный, острый и очень крепкий. Глазки у этой птицы ярко-красные, очень ясные и прозрачные, с угольно-черным зрачком. И наконец, крылья кагу, снабженные длинными перьями, образуют настоящий чудесный веер, когда птица начинает ими хлопать или расправляет их. Этот «веер» украшают концентрические кольца белого, рыжеватого и серого цвета. Хвостик, нижняя часть крыльев и брюшко птицы покрыты длинным шелковистым пухом, серовато-черным и чуть волнистым, очень похожим на страусиный. Это — нечто среднее между настоящим пухом и пером. Кагу невелики ростом, от тридцати пяти до сорока пяти сантиметров (от головки до лапок), но, будучи размером с курицу, они гораздо более грациозны, так как тела у них более вытянуты. У кагу довольно длинные и сильные ноги, ярко-красные, с большими крепкими пальцами, снабженными толстыми и острыми когтями.

Прежде чем Новая Каледония стала местом ссылки, отвратительным вместилищем всех самых гнусных преступников, каких только рождала земля, там появились колонисты. В начале 1863 года губернатору пришла в голову мысль осуществить попытку организовать совместное хозяйство силами многих людей. Он отправил в долину реки Яте, отличающуюся необычайным плодородием, группу из двадцати человек. Среди колонистов были механик, два жестянщика, два кузнеца, каменщик, два горнорабочих, пекарь, плотник, кровельщик, два мастера-кирпичника, шорник, слесарь и даже торговцы писчебумажными товарами и галантереей. С ними отправились и две женщины, решившие разделить участь своих мужей.

Этому странному сообществу людей, из коих только двое мало-мальски смыслили в сельском хозяйстве, был выделен участок земли в триста гектаров. Правительство выдало им также крупный аванс на закупку птицы, скота, семян и сельскохозяйственного инвентаря. Работа пошла ни шатко ни валко. И так продолжалось целый год. Затем колонисты стали подозревать друг друга в неблаговидных поступках, перессорились и даже воспылали взаимной ненавистью. Они были вынуждены расстаться. Все они не только потеряли те немногие деньги, что у них были, но еще и оказались в долгах.

Два года спустя, в 1866 году, в этот чудесный край доставили первых мерзавцев-каторжников, которые надолго отравили благословенный воздух острова своим гнусным дыханием. Они проводили время в полнейшей праздности (и это на языке чиновников называется тяжким бременем наказания за уголовные преступления!).

Несмотря на то, что существовала реальная угроза повстречать совсем еще диких канаков, непривычных к виду европейцев и по сию пору настроенных крайне воинственно, Гарнье в силу возложенных на него обязанностей был вынужден забираться в самую глушь, где порой ему волей-неволей приходилось вступать в контакт с туземцами. Гарнье очень прилежно изучал их нравы, обряды, привычки и язык и одним из первых сообщил весьма интересные сведения об этом народе. Он первым собрал данные и представил правительству прискорбный документ, в котором говорилось, что канаки вырождаются и вымирают.

Гарнье осуждал и отвергал те методы, которые обычно применяли по отношению к местному населению своих заморских владений англичане. На сей счет он высказывался весьма определенно:

«Я считаю, что для дальнейшего процветания нашей колонии было бы полезно позаботиться об этих несчастных дикарях. Это необходимо сделать и с точки зрения гуманности. К тому же канаки вполне заслуживают того, чтобы мы проявили к ним участие и нашли способ оградить этот народ от полного и неминуемого исчезновения.

Прежде всего следует обратить внимание на то, как и почему канаки умирают. А умирают они практически по одной-единственной причине: во время сезона дождей, в феврале — марте, многие заболевают сильнейшим бронхитом. Каждый больной обвязывает себе бедра сухой лианой, забирается в свою жалкую хижину и ждет, когда придет его смертный час, среди вредных насекомых и клубов дыма от очага. У всех больных почти тотчас же пропадает аппетит, они ничего не едят и постепенно доходят до ужасающей худобы, а их бронзово-шоколадная кожа как бы выцветает, становится сероватой и тусклой.

Время от времени каждого больного посещает местный лекарь. Почти всегда сию роль играет отталкивающего вида старикашка или поразительно уродливая старуха. Этот, так сказать, врачеватель устраивает несчастному пациенту обильное кровопускание в области головы, лопаток и ног. Затем знахарь укладывает больного на спину и начинает растирать ему грудь, причем это растирание превращается в настоящую пытку, которую бедняга переносит безо всяких жалоб, хотя его вылезающие из орбит глаза и обильный пот на искаженном от боли лице ясно свидетельствуют о том, какие муки он испытывает. Лекарь продолжает делать массаж, от которого у пациента трещат ребра, и останавливается только тогда, когда сам окончательно выбьется из сил. После этого лечение переходит в завершающую фазу, заключающуюся в том, что пациент должен проглотить большую порцию настойки из целебных трав.

Однако вопреки всем стараниям лекаря чаще всего желудок больного перестает работать, и смерть наступает через двое-трое суток после того, как несчастный почувствовал себя плохо и перестал принимать пищу. Раньше, несколько десятков лет назад, сородичи заболевшего отсчитывали три дня с того момента, как он отказался от еды, и если он по-прежнему не мог (или не хотел) есть, то его убивали, а затем с почестями хоронили. Следует сказать, что сами умирающие никогда не просили пощады или отсрочки, а даже торопили свою кончину, настолько стоически они относятся к смерти».

Однажды, проходя по деревне, Гарнье заметил сидевшего у выхода в хижину юношу. Это был уже не человек, а обтянутый сероватой кожей скелет. Бедняга, знавший инженера, робко попросил у Гарнье немного табаку.

— Но ты нездоров… Ты плохо выглядишь… Курение тебе повредит… — заметил Гарнье.

— О господин, это не для меня! Я умру, наверное, дня через два…

Так все и случилось: несчастный умер на исходе второго дня. Гарнье часто расспрашивал канаков о том, откуда взялась эта страшная болезнь, уносившая столько жизней, и все они в один голос утверждали, что ее завезли в эти края белые. Один из туземцев, вождь с маленького островка Уэн, рассказывал, что двадцать пять лет назад, когда у острова появились первые английские каботажные суда[287], деревня, в которой жил его отец, практически опустела, так как все жители вымерли от этой страшной болезни. Те, кто пережил ужасное бедствие, покинули родную деревню и переселились на другой конец острова.

Врачи военно-морского флота всерьез озабочены тем, что эта жестокая болезнь беспощадно косит туземцев и они могут просто исчезнуть с лица земли, а в результате наша колония лишится местного населения, что весьма нежелательно.

Медики внимательно изучили множество случаев и не нашли сколько-нибудь серьезной причины возникновения болезни, а потому вынуждены были удовлетвориться наличием нескольких гипотез, которым можно легко найти как подтверждение, так и опровержение[288].

«Канакам совершенно незнакомо чувство страха перед смертью, — писал Гарнье. — Их представления о мире — это представления большого наивного ребенка, но они от этого нисколько не страдают. Канаки предпочитают как можно меньше работать, так как потребности их очень невелики, и работают они только для того, чтобы раздобыть некоторые предметы роскоши, ставшие для них необходимыми: европейскую одежду, лакомства, безделушки, служащие им украшениями, табак.

Все остальное время канаки бродят где им вздумается, свободные, словно дикие животные, с которыми их роднит пугливость и желание ни от кого не зависеть. Когда же канаками овладевает желание повеселиться, начинается настоящая оргия[289], которую либо предваряет, либо завершает убийство одного или двух из них, а то и целая бойня. Иногда канаки по любому поводу, а то и вовсе без повода предаются бешеным пляскам.

Этот национальный танец, под названием пилу-пилу, в прежние времена всегда исполнялся на празднествах, во время которых канаки предавались радостям каннибализма. Теперь же подобными увеселениями сопровождаются дни окончания сбора урожая, а также похороны какого-нибудь высокопоставленного лица или рождение сына вождя. Такими же плясками встречают и государственных чиновников.

В этих шумных увеселениях принимают участие и мужчины и женщины, но по отдельности. Мужчины, абсолютно голые, встают в круг или выстраиваются в затылок друг другу. Скулы, веки и брови у них выкрашены синей или красной краской, а в волосы воткнуты разноцветные перья и веточки с листьями. Грудь у каждого танцора вымазана жиром и охрой, в руках у него зажат топор или палица или просто толстая палка с султаном из белых перьев на конце.

Мужчины движутся по кругу, ритмично стуча по земле своими грозными орудиями убийства, затем ненадолго останавливаются перед вождем или важным гостем и преподносят ему свои дары: фрукты, кокосовые орехи, бананы, ямс, рыбу. Если деревню посетил губернатор, то ему преподносят белого петуха и оружие. За этими дарами, которые как бы символизируют полное подчинение гражданскому или военному лицу, следует еще одно приношение: привязанная за ноги к бамбуковой палке молодая свинка.

Обычно гость в свой черед одаривает гостеприимных хозяев одеждой, тканями, табаком и деньгами, а также животными, которых тотчас же убивают, чтобы после плясок устроить пир.

Затем начинаются собственно танцы, сопровождаемые звуками туземных флейт и ритмичным похлопыванием по полым кускам бамбука. Какие неописуемые прыжки и движения выделывают танцоры! Как резко выбрасывают они руки в разные стороны! Как дергаются их бедра и ноги! Какие гримасы они корчат! И делают они эти судорожные движения, подчиняясь определенному ритму, выполняя дичайшие прыжки почти одновременно, с поражающей воображение точностью!

Время от времени из трепещущих от возбуждения грудей вырывается ужасающий вопль. Он разносится над деревней и лесом и постепенно замирает вдали. И эти безумные упражнения, сопровождаемые звериным ревом, длятся до тех пор, пока танцоры не начнут обливаться потом, на губах у них не выступит пена и они не повалятся на землю без сил…»

Прежде чем закончить это довольно краткое описание замечательного путешествия господина Гарнье, нам надо еще поговорить о растении, чье название будет непременно многократно звучать в беседах жителей Новой Каледонии и тех, кто там побывал.

Растение это на местном наречии называется ниаули, оно произрастает только на Новой Каледонии и является для этого края тем же, чем эвкалипт для Австралии. Его присутствие придает местным лесам свой особый колорит. Это растение всегда поражает путешественников, когда они видят его впервые.

Ниаули (Melaleuca viridiflora) встречается на Новой Каледонии повсеместно: в долинах, на склонах холмов и даже высоко в горах, среди скал. Его неровный, искривленный, перекрученный ствол отдаленно напоминает ствол оливкового дерева. Кора у него грязно-белого цвета, что заставляет вспомнить какую-нибудь засаленную тряпку. От ствола во все стороны торчат корявые ветки с мелкими темно-зелеными листочками. Ниаули поразительно живуче и убивает все другие виды растений, которые растут рядом. Молодые побеги в изобилии появляются повсюду, и оно давным-давно завоевало бы весь остров, если бы время от времени огонь не уничтожал густые заросли, а также если бы колонисты не употребляли его для различных нужд.

Следует сказать, что древесина этого растения ценится довольно высоко, так как употребляется и краснодеревщиками при изготовлении дорогой мебели, и каретниками для производства экипажей, и плотниками для оконных рам, а также в судостроении и вообще там, где требуется особо крепкая древесина, ибо ниаули почти не поддается гниению даже в воде.

Кора этого растения представляет особый интерес: она образована из крохотных, очень тонких и прозрачных концентрических пластинок, наложенных одна на другую. Можно без особого труда отделить эти пластинки одну от другой. Из сырой, необработанной коры, снятой с дерева большими кусками, делают не пропускающую воду дранку для покрытия крыш. В некоторых домах внутренние стены комнат покрывают полосками коры с пластинками, толщиной не превышающей толщины огуречной шкурки.

Что же делает древесину ниаули столь стойкой против гниения, а ее кору — непромокаемой? Некая клейкая субстанция, то есть смола, пропитывающая и кору, и древесину. Наличие этой смолы позволяет древесине очень хорошо гореть, вот почему ветви этого дерева обычно служат канакам и даже бедным колонистам факелами.

Короче говоря, ниаули является на Новой Каледонии самым почитаемым и высокоценимым растением, хотя выглядит довольно неказисто.

Скажем еще несколько слов относительно питания местных жителей. В прибрежных водах водится много очень вкусной рыбы, и островитяне воздают дарам моря должное. Однако следует остерегаться употреблять в пищу незнакомые виды, так как они могут оказаться ядовитыми, причем до такой степени, что приводят неосторожных рыболовов к гибели. Мало того, даже самые безобидные и самые вкусные рыбки могут в определенный период года стать несъедобными и очень опасными, как, например, сардины. Однажды пять матросов с американского судна погибли, поев сардин.

Гарнье стал очевидцем массового отравления рыбой, правда не имевшего столь печальных последствий, так как никто не умер. 8 сентября 1866 года члены экипажа сторожевого корабля «Марсо» занялись рыбной ловлей неподалеку от деревушки Канала. Они поймали довольно крупную рыбину, именуемую на местном наречии бекуной, длиной в полтора метра и весом в двадцать фунтов. В водах Тихого океана эта рыба водится в довольно больших количествах, особенно вблизи островов, и ценится очень высоко за то, что мясо у нее чрезвычайно нежное и вкусное. Команда «Марсо», обрадованная таким трофеем, устроила небольшой пир, где главным блюдом, конечно, была поджаренная рыба. Все поужинали с большим аппетитом и улеглись спать. Однако ночью двенадцати участникам пира (из тринадцати) стало плохо: у них отчаянно болело все тело, наблюдался общий упадок сил, к тому же страдания усиливались еще и тем, что тела несчастных покрылись странной сыпью и у больных начался страшный зуд. Все говорило об отравлении, но предпринятые врачом меры смогли исправить положение.

Незадолго до своего возвращения на родину Гарнье принял участие в карательной экспедиции, отправившейся из Нумеа для того, чтобы отомстить за гибель моряков военного корабля «Королева островов» и одномачтовой яхты «Секрет», убитых и съеденных канаками.

К сожалению, то были не последние жертвы кровожадных дикарей. Список французов, столь печально окончивших свои дни на Новой Каледонии, довольно длинен…