Прикованный к красному ядру

1

Надпись гласила: «Частное владение. Вход воспрещен!» Один из охранников плантации с угрюмым видом ехал верхом на муле по краю дороги, ведущей к частному владению. Он страдал недержанием мочи, к тому же было довольно жарко. Мухи вились вокруг мула и человека, пахнувших примерна одинаково. Мул смотрел в землю, человек — на экипаж, который только что остановился перед въездом на плантацию. Наездник пришпорил мула и проехал вдоль повозки, в которой сидели шесть арестантов в серой одежде и соломенных шляпах. Все они были в цепях и прикованы к литым ядрам, покрашенным в красный цвет. Охранник сделал гримасу и обратился к двум стражникам в униформе, сидевшим на козлах.

— Мы ждали только одного с красным ядром и пятерых легко осужденных! — посетовал он.

— Начальник стражи сказал, что вы получите то, за что платили, — ответил возница.

— Ах, вот как! Поттс, оказывается, еще должен радоваться, — пробурчал ехавший на муле.

Имя Поттса не вызвало у Грина, сидевшего в повозке, никакой реакции. Он уже догадался, куда возвращается. Возница спрыгнул вниз и опустил борт повозки. Арестанты медленно спускались. Сначала большой массивный негр. Возница заглянул в список и увидел, что его зовут Болт. За ним Ле Васо, неповоротливый белый, с тупым выражением обожженного солнцем лица и потухшим взглядом. Затем Толливер, тоже белый, лет пятидесяти, довольно подозрительного вида.

При виде следующего у стражника инстинктивно дернулось лицо. Это был стройный породистый чернокожий со сверкающими зубами. Он небрежно ступил в красную пыль и окинул взглядом окрестности. Хлопок покрывал долину. Флаш улыбнулся.

— Хорошо! — выдохнул он то ли с удовлетворением, то ли с насмешкой.

Стражник не любил Флаша. Этот негр ходил с высоко поднятой головой, делая вид, что ему на все плевать.

Как будто специально, чтобы окончательно испортить и без того плохое настроение конвоира, следующий арестант был несносным представителем расы хозяев. Старый, скрюченный, с бегающими глазками, Ля Трим вонял на три метра кругом, то есть еще сильнее, чем сам конвойный.

Последним спустившимся арестантом был Грин. Он был грязен, след от удара дубинкой, который он получил, еще был виден у него над ухом. Он тоже озирал поля, до горизонта покрытые густым цветущим хлопком. Конвоир дал подписать свой список человеку с плантации, передал ему досье на арестантов. Затем, пока повозка делала полукруг, человек с плантации проверил, хорошо ли заряжено его ружье, пришпорил своего мула и направил ружье на Болта.

— Иди вперед! Остальные следом!

Он подождал, пока люди двинутся, затем на хорошей дистанции последовал за ними с наведенным ружьем. Он знал свое ремесло.

— Небольшая колонна пересекла поля, белые от цветущего хлопка. Там работали бригады по шесть человек, возле — каждой шестерки каторжников находился вооруженный охранник верхом на муле. На плечах у людей были полотняные мешки, куда они бросали сорванный хлопок. Они не были закованы.

Ля Трим внезапно споткнулся на красной тропе, запутался в своих цепях и рухнул на большого черного Флаша, который упал на идущего перед ним. Как домино, четверо первых в колонне с проклятиями обрушились в пыль, спутавшись цепями и ногами. В ярости Болт ударил кулаком в живот Васо. Флаш встал между ними.

— Это не он! — сказал высокий негр и показал на Ля Трима, который все еще лежал на земле. — Он!

С непроницаемым лицом Болт приблизился к вонючему старику, который хныкал, тщетно пытаясь ползти. Болт схватил красное ядро, к которому тот был прикован, и протащил его на живот старика.

— Не двигаться. Всем стоять на месте, куча дерьма! — приказал страж, наводя на людей ружье.

Красные ядра застыли. Стражник разглядывал заключенных. Начавшаяся среди них склока заинтересовала его. Глаза его остановились на Грине.

— Держу пари, ты рад возвращению.

Грин удивленно взглянул на него.

— Ты меня не узнаешь? А должен бы. Ведь это я тот ублюдок, который имел несчастье пустить тебя к Поттсу и в которого ты стрелял.

Грин не реагировал. Улыбнувшись, стражник резко пришпорил мула, тот вздрогнул и лягнул Грина, который опрокинулся в красную пыль. Всадник сделал полукруг, вернулся к Грину. На этот раз удар был очень сильным. Грина подбросило в воздух, и он головой ударился об землю. Он уже не поднимался. Стражник повернул мула и остановился, направив ружье на Болта.

— Подберите его.

Болт и Ле Васо подняли Грина и отправились дальше, за ними Флаш, Ля Трим и Толливер. Стражник, довольный собой, поехал следом.

— Говорят, — пробормотал Толливер, — Грину дали пятьдесят лет, из них тридцать за побеги.

— Черт побери, — с горечью сказал Ля Трим, — у меня шестьдесят пять лет, и без единого побега.

— Потому что ты кретин, — миролюбиво заметил Флаш. — Надо быть последним идиотом, чтобы изнасиловать жену судьи.

— Кто бы мог знать! — возразил Ля Трим со вздохом.

Небольшая группа людей продолжила свой путь. Вскоре арестанты прибыли по назначению и выстроились в большой комнате, служившей Поттсу конторой. Владелец осмотрел их, сделал гримасу и потряс головой.

— Честное слово, не понимаю, зачем Этот болван, начальник стражи, послал вас сюда. У него просто безмозглая башка!

Все, кроме Грина, улыбнулись и даже начали смеяться.

— Ничего смешного! — крикнул Поттс, и смех прекратился. — Черт возьми! Что касается Грина, то мы обязаны его вновь взять, но вы не сможете работать как надо. Не сможете, таская за собой эти ядра…

Поттс зажег одну из своих черных сигар.

— Короче, — заявил он, — я жду, что вы оправдаете мои расходы на вас, ребята. Я обстряпал здесь неплохое дельце и, делая деньги, хочу, чтобы это продолжалось.

Выпустив дым, владелец оглядел аудиторию, ожидая реакции. Ее не было.

— Вы теряете время, — произнес кто-то за спиной Поттса.

Грин поднял брови. В полутьме конторы только что показался Прюитт. За это время он изменился, лицо было изрыто морщинами, горькая складка пролегла у рта, веки сморщились от усталости или от алкоголя.

— Может, я и теряю время, но никому не завлечь меня в охоту за сокровищами, — едко пробормотал хозяин.

Не ответив, Прюитт прошелся вдоль шеренги арестантов. Он прихрамывал, волоча ногу. Надсмотрщик остановился перед Грином. Он ничего не говорил. Грин тем более. Поттс приблизился к первому в строю — мощному Болту.

— Я, как говорят некоторые, любопытен, — заявил он. — Почему тебя осудили? Только не ври, ваши досье у меня в конторе.

— Удар ножом, — сказал Болт.

— Однако… И кого же?

— Своего хозяина. Он увеличил мне плату за жилье.

Покачав головой, Поттс перешел к следующему.

— А ты?

— Я задушил одного, — заявил Ле Васо.

Он колебался. Поттс ждал подробностей.

— Он спер у меня мои башмаки…

— Но это, однако, не преступление! — воскликнул хозяин.

— Я их у него взял накануне, — объяснил чурбан.

Его приятели покатились со смеху. Поттс с отвращением пробормотал что-то сквозь зубы и двинулся дальше. Вопросительно поглядел на Толливера.

— Умышленный поджог, — четко ответил пятидесятилетний человек.

— И что же именно сгорело?

— Моя жена.

Теперь Поттс был перед Грином. Прюитт отодвинулся, оперся на бюро и глотнул виски. Поттс вытащил изо рта сигару и выпустил в лицо Грину облако дыма.

— Ага, это ты. Я знаю все, что надо знать, и мы с тобой еще приятно побеседуем на эту тему, когда Прюитт кончит распивать.

Грин не отвечал.

— Смотри-ка, — сказал хозяин. — Что это с тобой случилось? Прошлый раз, когда ты приходил в мою контору, то говорил без умолку. Политиканствующий янки не смог бы лучше!

Пожав плечами, Поттс сделал еще шаг. Зрачки его расширились, когда он уставился на Ля Трима.

— Насилие, — сказал старик.

— Она была красивой? — спросил Поттс.

В строю засмеялись. Ля Трим отвел взгляд.

— Я тебе задал вопрос.

— Темно было, — захныкал старик.

— Какая банда кретинов! — заключил Поттс. — Насилует женщину и не знает даже, как она выглядит.

Он повернулся к последнему в очереди.

— Ну ты хоть сотворил что-нибудь оригинальное?

— Двоеженство, — сказал Флаш.

— И за это тебе приклеили ядро?

Сверкающая улыбка озарила на мгновение черты негра.

— У меня было восемь жен.

— Восемь? Ого, — повторил Поттс. На него это произвело впечатление. — Красивые?

Вновь ослепительная улыбка.

— Роскошные!

— Белые, вся куча?

Улыбка погасла.

— Я не идиот, начальник.

— Месье Поттс, мой мальчик! — поправил хозяин. — С двумя «т». — Он снова уставился на высокого негра. — Держу пари, ты совсем истощен.

— Только не по этой части.

— «Не по этой части»! — колко повторил Поттс, поворачиваясь к остальным арестантам. — Вы отличная банда подонков! В то время как честные люди, вроде меня, надрываются на работе, эти спят двадцать четыре часа в сутки или творят зло повсюду. Все, кроме Грина, конечно. Он — то, что я называю — особый случай…

Хозяин отвернулся, ему было тошно.

— Черт, — вздохнул он, — этот начальник стражи в самом деле полный нуль, когда речь идет о торговле!

2

Лачуга была крохотной. Это было дощатое сооружение в ограде плантации, и на первый взгляд его можно было принять за конуру большой собаки, но оно предназначалось для человека. На этот раз для Грина. Там нельзя было ни стоять, ни лежать. Грин вынужден был все время находиться на коленях или на корточках. Здесь не было ни мебели, ни окна, ни света. Грин не знал, сколько ему придется здесь пробыть. Иногда дверца открывалась, и Прюитт избивал Грина. Наконец она отворилась в последний раз. Прюитт схватил Грина и выволок наружу.

У арестанта была многодневная щетина, лицо испещрено следами от ударов. Под носом запеклась кровь, глаза налиты кровью. Он был очень грязным. Его подбитые глаза зажмурились от резкого света.

— Тебе надо было меня прикончить, когда ты мог это сделать, — заметил надсмотрщик и ударил Грина. Его здоровенный кулак несколько раз опустился на лицо арестанта. Тот был слишком слаб, чтобы как-то реагировать. Он отупел от побоев, голода и бессонницы. Голова его болталась из стороны в сторону. Звук ударов ласкал слух Прюитта, и он с наслаждением продолжал избивать чуть живого Грина. Молодой человек рухнул на землю, не в силах больше шевельнуться. Губы его распухли и посинели, язык ощупывал разбитые зубы.

— Дерьмо! — с ненавистью сказал Прюитт. — Наколол меня с этим золотом.

Он пнул Грина ногой в бок, но тот уже почти не реагировал. Прюитт схватил его, поднял на ноги и толкнул вперед. Грин сделал несколько шагов, запутался в цепях и упал. Надсмотрщик опять поднял его.

— Тебе надо преподать урок. Другие с красными ядрами быстро поняли…

— Как и ты, хромоногий? — пробормотал Грин.

Рот Прюитта судорожно сжался. Он отвесил Грину сокрушительный удар по почкам. Каторжник издал вопль и упал на колени. Прюитт хлестнул его хлыстом по лицу. У Грина открылся рот, кровавая слюна закапала с губы и окрасила красноватую пыль. Прюитт усмехнулся. Он снова схватил Грина и потащил его к конторе.

3

— Теперь, — мягко сказал Поттс, — я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что некий хромоногий предпочел бы видеть тебя мертвым…

Поттс удобно устроился в своем вертящемся кресле. Он был мокрым от пота и, казалось, в хорошем расположении духа.

Грин пошатываясь стоял перед конторкой. Он оперся о край стола, чтобы не рухнуть.

Прюитт прислонился к стене и молчал. Он не отреагировал и тогда, когда Поттс намекнул на его ногу.

— Но, — продолжал Поттс, — приказывает здесь не он. И убивать арестантов, если хочешь знать, не в моих интересах. Тебе остается покориться и делать то, что от тебя требуется. И может быть… может быть, все образуется.

— Идите вы… — выругался Грин.

Прюитт хотел было наброситься на него, но Поттс стукнул кулаком по столу, и надсмотрщик остановился.

— Да, это нечто! — вздохнул Поттс. — За все время, что я руковожу, не видел большего идиота. Ты, наверное, самая дубовая башка, из всех что я когда-либо встречал на плантаций!

Хозяин порылся в бумагах, громоздившихся на его рабочем столе, и вытащил толстое досье.

— Грин, я все про тебя знаю. Черта с два ты участвовал в ограблении Фловердаля. Ты всего лишь непокорный разгильдяй, из тех, что уклоняются от призыва государства!

— Вы хотите сказать, что я трус, как остальные подонки, не так ли?

— Нет, конечно. Ты — штучка похуже, чем просто трус, — заметил Поттс.

— Если вы так прекрасно знаете все, что происходит у меня в голове…

— Я хочу знать! — отрезал хозяин.

— В таком случае, — холодно сказал Грин, — вы знаете, что я собираюсь тикать отсюда, как только смогу.

— Дубина, — сказал Поттс. — Дубовая голова, ты еще не понял, да? Ну ладно, кое-что я тебе сейчас покажу!

Хозяин встал и пошел к двери. Грин повернулся и с трудом последовал за ним. Прюитт остался в конторе и, как только фермер вышел, потянулся к бутылке.

Поттс шел впереди Грина через двор. Они приблизились к краю хлопкового поля. Вдали работали каторжники. Длинные повозки, запряженные мулами, перевозили то, что собрали люди. Поттс с удовлетворением осматривал свои владения.

— Грин, — сказал Поттс, — ты мне стоил породистой кобылы, четырех дней работы моих стражников, которые они провели в поисках тебя, и тридцати восьми долларов семидесяти двух центов, которые я должен был заплатить государству, — моя часть расходов за твою поимку…

Хозяин порылся в кармане, вытащил одну из своих сигар, закурил.

— Может, вы хотите, чтоб я возместил издержки? — сказал Грин.

— Не пытайся со мной шутить, малыш!

— Дайте мне смыться отсюда. Вы не имеете права…

— Права! — воскликнул Поттс. — Бог ты мой! У меня есть все права, какие только можно пожелать. Прекрати свои шутки, Грин. Тебе бы стоило как следует задуматься.

Хозяин наклонился, схватил несколько цветков хлопка и бросил их в лицо Грину.

— Этот хлопок сделает меня богатым! Богатым, да-да, — серьезно сказал он. — И я намерен этим воспользоваться.

Затем он нагнулся, сгреб пригоршню красной земли и с яростью бросил ее в лицо молодому человеку. Красные комочки прилипли к потной коже Грина.

— Даже эти чертовы фермеры янки, — все больше горячась, продолжил Поттс, — ничего бы не смогли вырастить в этой пыли. А я смог. Я! Я приехал сюда совершенно один, и никто не протянул мне руку помощи. Теперь я скажу тебе одну вещь. Ты сейчас же отправишься в поле и будешь собирать мне хлопок.

Губы его дрожали, глаза сверкали. Он придвинул лицо совсем близко к грязному, испещренному синяками и кровоподтеками лицу своего пленника.

— В этом грязном мире, — сказал он, — и люди, и вещи прогнили. Надо биться, чтобы завоевать себе место. И у меня нет времени нянчиться с уродом, который не желает следовать тем правилам, которые это общество установило.

Он ощупывал взглядом лицо Грина, но тот ничего не отвечал.

4

Поля были обширны и сплошь покрыты хлопком. Часть его уже была собрана. Бригады арестантов работали быстро. Прикованные к ядрам трудились наравне с остальными, и Грин был среди них. Люди уже действовали механически. Они быстро срывали хлопковые волокна из коробочек и отправляли их в висевшие через плечо мешки. Вооруженная охрана дремала на своих мулах.

Прикованным к ядрам было не угнаться за другими бригадами — мешали цепи на ногах. Работа от этого замедлялась, производительность была низкой. Однако Поттса это не волновало.

Подошло время отдыха. Почуяв запах бекона и свиного бока, которые поджаривал под навесом черный повар, люди оживились. Первым из красных ядер подошел Болт и протянул свой котелок. Повар погрузил куда-то половник и положил в его котелок порцию фасоли и патоки.

— Следующий! — скомандовал повар.

— Как это следующий? — воскликнул Болт. — У меня нет ни свиного бока, ни бекона!

— Следующий!

Болт не понял. Флаш потеснил его, заставив уступить место. Он улыбался повару, сверкая всеми своими белыми зубами.

— Двойную порцию свинины для меня, дорогой, — заискивающе попросил он. — И не забудь бекон!

Два негра глядели друг на друга. Повар покачал головой и, посмеиваясь, обслужил Флаша: фасоль и патока.

— Какого черта! — воскликнул Флаш. — Я не буду жрать это! У других царская еда!

— Проходи, наглая рожа, — отрезал повар. — Ты будешь есть, как другие, если соберешь столько же хлопка, сколько и они. Если будете продолжать бить баклуши, останетесь на бобах. Пошел!

Резким движением Флаш поставил свой котелок перед поваром.

— Негр, — сказал высокий чернокожий, — я надеюсь, скоро, где-нибудь на днях, тебя потянет на Перл-стрит, в Гальвестон.

— И что тогда?

— Все будет отлично, все будет нормально. Я устрою, что ты такое подцепишь у одной из моих девиц, что век не забудешь! Негр, у тебя вся ряшка будет зеленая!

Повар проворно схватил котелок Флаша, опрокинул его, потом поставил перед разъяренным сутенером.

— Так, — сказал он, — это будет стоить тебе обеда.

Флаш в гневе удалился. Во дворе арестанты покатывались от хохота.

5

Стояла ночь. Керосиновая лампа слабо освещала палатку, где растянулись на соломенных матрасах люди с ядрами на ногах. Било жарко, на всех одно рваное покрывало, негнущееся от грязи. Насекомые роились вокруг лампы в спертом от вони потных тел и сигаретного дыма воздухе.

Грин лежал с тонкой сигаретой в зубах, повернувшись спиной к товарищам. Возле него примостился высокий чернокожий Флаш.

— Ты поднял бунт и за Союз?

— Я тебе уже три раза говорил.

— Да, — прошептал Флаш, — но это кажется таким…

— Здесь нечего понимать, — отрезал Грин. — Эти типы с Юга меня призвали, и я помчался на всех парах. Когда меня остановили на бегу, то Север захотел меня перехватить.

— Чего я не могу понять, — вмешался прислушивавшийся Толливер, — так это почему ты не защищался. Все на свете дерутся!

— Я — не все на свете, — сухо сказал Грин. — Север, Юг, Восток, Запад. Плевал я на все эти дерьмовые правительства.

— Ты в самом деле странный, — заметил старый Ля Трим своим хныкающим голосом.

— Точно, странный!

Это сказал Болт, простодушно качая курчавой головой.

— Тип, который не верит в правительство! — добавил он. — Никогда такого не видал. Это ненормально.

— Ты опять за свою чушь, — заметил Флаш.

Болт убежденно потряс головой:

— Это не чушь, то, что я говорю. Это жизнь так устроена.

И Болт громко пукнул.

— Прекрати! — приказал Флаш. — И так осточертело собирать целый день хлопок и жрать всякую гадость, а тут ты еще воняешь.

— Это не я. Это фасоль, — заявил Болт.

— Слушай, прекрати, а то я сбегу…

— Сбежать! — воскликнул Ля Трим, ухватившись за новую возможность принять участие в разговоре. — Сбежать! Я знал одного парня в Канзасе, ему оставалось тянуть всего неделю. Проклятый кретин выдержал в этой дыре девять лет, и надо же было, чтоб он утек! Он сказал, что не может больше выдержать даже минуты. Они его поймали на следующий день и пришили еще десять дет!

— Вот это да, это свинство, — убежденно заявил Болт.

— Все время болтаешь, — сказал Ле Васо. — Ты не знаешь, что это такое.

Толливер холодно взглянул на Васо. Тот замолк.

— Что ты хочешь этим сказать, будто я не знаю, что это такое? — раздраженно воскликнул Болт. — Я здесь такой же, как и ты. Разве нет?

Васо не поднимал глаз.

— Ты что-то хотел спросить у Грина, — пробормотал он.

Грин все еще лежал спиной к своим компаньонам. Он смотрел невидящими глазами на полотняную стенку палатки. Потухшая сигарета висела на губах, вполуха он прислушивался к арестантам. Он начинал в них разбираться. Что до Ля Трима, от него толку не будет. У старика никогда и не было достоинства. Толливер и Ле Васо, кажется, вместе, еще старая команда. С этих двоих тоже мало проку.

Оставались двое черных. Болт дурак. Никогда б он никого не зарезал и не оказался здесь, если бы его кожа была белой. Но раз уж он здесь, то отсюда не выберется. Что до Флаша…

Флаш интересен. Умный, хотя не сказать чтобы сговорчивый. Но какого черта! Он никогда ни на кого не рассчитывал, не будет и теперь. Он уйдет отсюда один. Скоро, По крайней мере…

— Здесь не о чем говорить, — сказал он громко.

6

От шеи до щиколоток человек был облачен в полотняную, побелевшую и потертую на швах одежду и сапоги. Мятая шляпа защищала от солнца его плоское лицо с ясными глазами. Поперек седла на ремне висел «винчестер». И хотя оружие было недавнего образца, видно было, что оно много послужило. Блестящий смазанный ствол содержался в чистоте, приклад был отполирован как частым употреблением, так и заботливым уходом.

Всадник медленно ехал вдоль бригады красных ядер, которые прекратили собирать хлопок, чтобы лучше разглядеть его. Он тоже смотрел на них. Только Грин продолжал работу.

— Я его когда-то видел, — пробормотал Ля Трим.

— Кто это может быть? — спросил Болт.

— Это Длиннорукий, — сказал Грин, не прерывая работы.

Ле Васо сделал большие глаза:

— Не верю, это невозможно! Почему они наняли этого типа? Всего лишь шесть рецидивистов…

Грин продолжал работать, он уже обходил своих компаньонов. Подобие улыбки промелькнуло на его полных губах.

— Если это тебя так интересует, спроси у Поттса. Я уверен, он не откажет себе в удовольствии объяснить тебе.

7

Вечером в дыру, которая служила входом в Палатку красных ядер, вошли двое обыкновенных арестантов, тех самых, которые когда-то сооружали позорный столб для Грина. Они принесли виск.

— Пришло времечко, — сказал Ле Васо, поднимаясь и облизывая губы.

— Тариф — один доллар за глоток.

Среди красных ядер послышалось ворчание. Только Грин и Флаш молчали.

— Доллар — глоток, — повторил человек, державший виски.

Ле Васо выругался, пожал плечами, вытащил из башмака скомканную бумажку, протянул ее разносчику, схватил бутылку и жадно глотнул.

— Вы видели Длиннорукого? — спросил Толливер с деланной беспечностью.

Пришедшие кивнули:

— Т. С. Банше… Он дорого стоит.

Ле Васо воспользовался тем, что те отвлеклись, и сделал украдкой еще глоток. Разносчики смерили его ледяным взглядом.

— Ты должен нам еще доллар.

— Идите в задницу, вот еще! — воскликнул Ле Васо — Оно вообще из мочи, ваше пойло, она не стоит и цента!

Один из разносчиков схватил ядро Ле Васо и с силой потянул за цепь. Ле Васо потерял равновесие. Двое мужчин бросились на него, пиная ногами в бока и в лицо.

Болт и Толливер поднялись. Флаш взглядом остановил Болта, который намеревался броситься на разносчиков. Огромный негр сел обратно. Толливер увидел, что он один. На губах его показалась жалкая улыбка. Он остановился и тоже сел, теребя рукой небритый подбородок, будто желая стереть эту улыбку.

Ле Васо свернулся в комок. Разносчики ногами вколачивали его лицо в землю. Потом повернулись к остальным. Никто не двигался. Ле Васо тяжко дышал, лицо было прижато к земле. Ля Трим наконец зашевелился. С кривой улыбкой старик извлек из своего тряпья разные мелкие монеты, приятели глядели на него. Ля Трим замер в колебании.

— Давай! — скомандовал тот разносчик, что был повыше.

Никто ничего не говорил. Помимо всего прочего, им хотелось того же.

Все молчали.

— Вы что, туги на ухо? — спросил второй разносчик.

— Нет, — сказал Грин.

— Тогда поторапливайтесь. Идите сюда!

Грин не отвечал и не двигался. Разносчики уставились на Флаша.

— Я — пас, ребята, — мирно заявил сутенер. — У меня понос. Спасибо, однако… Что касается Болта, то он поклялся своей несчастной матушке, чтобы она покоилась с миром… Он ей еще в детстве поклялся, что не притронется к виски. Не правда ли, брат мой?

Болт усмехнулся и покачал головой, не сводя глаз с разносчиков. Те поколебались минуту и вышли.

8

Грин ждал своего часа. Он молча работал, не ввязывался в разговоры. Он не верил в солидарность среди негодяев, так же как и среди честных людей. Он ждал. Это не было терпением, или скорее это было терпением зверя. Он ждал.

Другие не ждали. Толливер сделал выбор — он решил уйти отсюда. Но только не в одиночку. Ему уже было пятьдесят, и своих сил на такую операцию явно не хватало. Ему нужен был даже не столько компаньон, сколько человек, который бы служил ему и у которого было бы много силы и не слишком много ума. И в этом плане он тоже сделал выбор.

Собирая неспешно хлопок, Толливер приблизился к Васо.

— Ты можешь обстряпать это дельце? — зашептал Ле Васо.

— Кобб требует слишком много денег…

Ле Васо нервно облизал губы и почувствовал привкус пыли во рту. Краем глаза он следил за остальными красными ядрами, работавшими молча. Ему и Толливеру нужно было достать денег, чтобы подкупить охранника Кобба.

— Мы возьмем в долю негров…

— Ля Трим никуда не годится, — шепнул Толливер, — а Грин рванет сам по себе.

— А если обратиться к другим арестантам?

— К кому это? И когда выбирать?

— Это верно, — вздохнул Ле Васо. — Ты можешь сказать Коббу, что мы согласны.

Стражник верхом на муле приблизился к заговорщикам. Ле Васо сразу же принялся за работу. Руки замелькали быстрее, мешок стал наполняться хлопком. Он отодвинулся от Толливера.

А в это время Поттс стоял возле своей хижины и, опершись о ящик, обозревал свои владения. Он был недоволен красными ядрами, которые двигались как черепахи, не осознавая своей выгоды. Они не любили хлопок.

— Сегодня что-то очень жарко, — заметил появившийся с бутылкой в руках Прюитт. Его лицо было покрыто капельками пота.

— С каких это пор я должен тебе платить за рассказы о погоде? — презрительно спросил Поттс, — Я хочу, чтобы ты, хромоногий, работал в поле. А не таскался здесь с барометром в заднице…

— Я только что с полей, — запротестовал Прюитт. — Там все в порядке, кроме красных ядер. Если бы вы мне позволили обращаться с ними, как они того заслуживают…

Поттс резко повернулся к нему. Прюитт застыл неподвижно с открытым ртом. Слегка покраснев, он тяжело вздохнул и опустил голову. Он понял, что лучше заткнуться, и поднес к губам горлышко бутылки.

Поттс продолжал осматривать свои поля. Прюитт удобно устроился в тени под повозками, где были набросаны мешки… Поттс сжал губы. Красные ядра почти совсем прекратили работать. Ле Васо и Толливер опять принялись преспокойно болтать. Поттс стукнул ногой по ящику и повернулся с перекошенным от злобы лицом к своему надсмотрщику.

— Ты мне можешь сказать, чем занимается стража? Позволь тебе напомнить, что эта не дом отдыха.

— Не слишком ли вы суровы со стражниками? — пробормотал Прюитт. — Все это потому, что вы не даете им шанса…

— Шанса! — воскликнул хозяин. — Бог мой, да эта банда болванов не способна найти постоянной нормальной работенки, даже если их жизнь зависит от этого. Это относится и к тебе.

Прюитт ухмыльнулся:

— Мне плевать, что вы обо мне думаете. Я доволен всем, кроме денег.

— А что тут удивительного? — воскликнул Поттс. — Ты получаешь только за то, что подгоняешь банду дебилов! Больше ты ни на что не годишься.

Быстрым движением хозяин выбил бутылку из рук надсмотрщика и направился к своей конторе. Прюитт бросил ему вслед взгляд, полный ненависти, и опустился на колени, чтобы подобрать осколки.

9

Вечером Флаш, Болт, Ле Васо и Толливер, передвинув соломенные тюфяки в своей палатке, рыли землю руками. Они торопились, лица их были напряжены, губы стиснуты.

— Я все-таки видел, как Кобб сюда входил, — злился Ле Васо.

— Что ты рассказываешь сказки? Если бы заходил он, мы бы нашли эту штуку…

Ле Васо поднялся, остальные продолжали копать.

— Этой проклятой пилы здесь нет!

— Кто-то мог зайти вслед за Коббом и утащить ее, — сказал Флаш.

— Пусть он только мне попадется, этот ублюдок! Честное слово, я отдал Коббу все припрятанные деньги. Я отдал ему даже свой золотой зуб!

Ле Васо открыл рот и показал зияющую дыру в челюсти. Он в ярости потряс головой. Все глядели друг на друга.

Другие арестанты, сидя на земле, болтали, курили, играли в карты. Грин держался чуть поодаль. Он сидел, опершись спиной о стенку навеса, потухшая сигарета прилипла к губе.

Кто-то чиркнул спичкой и протянул ему огня. Грин собрался прикурить и поднял глаза. Перед ним полукругом стояли Толливер, Ле Васо и оба негра. Флаш задул огонек спички.

— Ты нас разочаровываешь, Грин, — тихо сказал Толливер.

Грин поднял брови:

— Чем?

— Ты прекрасно знаешь! — в ярости пробормотал Ле Васо.

— Грин, — прервал Флаш, — наша пила у тебя?

— У меня ее нет.

— Грин, — сказал Ле Васо, — ты больше всех нас хочешь выбраться из этой дыры!

— Это ты сам додумался?

Ле Васо издал звериный рык и схватил Грина за глотку. Коротким ударом молодой человек высвободился. Второй удар — и Ле Васо рухнул на колени. Остальные бросились на Грина и прижали его к стенке навеса.

Раздался стук лошадиных копыт. В сумерках блеснул хорошо смазанный «винчестер», висевший поперек седла. Красные ядра нехотя оставили Грина, отодвинулись и, поддерживая Ле Васо, удалились вместе с ним. Т. С. Банше медленно проехал в двух шагах от Грина. Его взгляд на мгновение задержался на молодом человеке, и почти неуловимая улыбка пробежала по лицу. Затем темнота поглотила Длиннорукого. Грин подобрал сигарету и вновь уселся у навеса.

10

Красные ядра спали в темной палатке.

Флаш вытянулся на животе. Он открыл один глаз и легонько потряс Болта. Рослый чернокожий проснулся. Выскользнув из-под дырявого покрывала, он похлопал по плечу Толливера, потом Васо.

Теперь все четверо были на ногах. Они направились в глубину палатки. Когда они проходили мимо спящего Грина, Ле Васо внезапно повернулся и наклонился к молодому человеку. Тот открыл глаза, и рука его поднялась над головой. В кулаке была зажата узловатая дубинка.

— Сволочь! — пробормотал Ле Васо.

— Ты что-то сказал?

— А, — выдохнул Ле Васо, — иди ты…

Он отвернулся и присоединился к остальным троим, которые стояли на коленях около Ля Трима. Огромный Болт заткнул своей ручищей грязный рот старика. Ля Трим вытаращил глаза, ерзал, тщетно пытаясь сопротивляться, но другая рука Болта прижимала его к убогому ложу. Толливер склонился над стариком.

— Больше не пытайся морочить нам голову. Куда ты дел пилу?

Сообразительный Болт убрал руку от рта Ля Трима, чтобы тот мог ответить, и осторожно схватил его за горло.

— Я не знаю, о чем вы говорите! — икнул несчастный.

Движением головы Толливер показал Болту, что тот может немного потрясти жертву. Огромный негр пнул Ля Трима в живот, тот скрючился от боли.

— Я ничего не делал! Я клянусь! Толли, имей жалость…

Болт пнул еще, и старик стал корчиться, глаза его наполнились слезами, от страха он покрылся потом.

— Имейте жалость!

— Мы хотим правды, Ля Трим…

Старик безобразно зарыдал:

— Но я говорю правду… Я никогда…

Толливер с презрением отвернулся. Ля Трим с ужасом глядел на огромную черную фигуру, склонившуюся над ним. Гигантский кулак просвистел во тьме и обрушился на лицо старика. Нос был проломлен, кровь хлынула в гноящиеся глаза, старые зубы, редкие и гнилые, наполнили осколками зловонный рот, и Ля Трим опрокинулся, потеряв сознание.

11

На следующий день красные ядра медленно продвигались среди зеленых кустиков с белыми верхушками. Охранник Кобб, как всегда, верхом на муле держался возле Толливера, чуть наклонясь вперед. Голос его был угрожающим.

— Уж не воображаешь ли ты, что я не сдержал слова, а, Толливер?

— Я сказал только, что мы не получили того, что ждали…

Говоря это, Толливер продолжал работать, продвигаясь вдоль хлопковых растений. Кобб слегка пришпорил мула, чтобы не остаться позади. В эту минуту кто-то зарычал. Болт опрокинулся назад, завертелся на земле. Рука его была сжата, он корчился, крича от боли. Ля Трим, который находился рядом, прыгал от радости.

— Негритоса укусила крыса! — ликующе горланил он. — Негритоса укусила крыса!

Все бросились туда. Флаш тщетно пытался удержать Болта, который продолжал биться в исступлении. Грин схватил руку раненого и повернулся к Ля Триму:

— Дай свой клинок!

Ля Трим попытался вывернуться. Флаш прыгнул к нему, вырвал небольшой нож, который старик прятал у себя за поясом, и дал его Грину. Молодой человек тут же надрезал ранку от укуса и, прижав рот к руке огромного негра, стал отсасывать густую кровь, которая хлестала из раны.

Стоя в нескольких метрах, Толливер не двигался. Он холодно наблюдал эту сцену, не прекращая говорить с Коббом.

— Мы перерыли всю палатку, сантиметр за сантиметром…

— Честное слово, — сказал стражник, — в следующий раз будете осторожнее.

— В следующий раз! — ухмыльнулся Толливер. — За ту цену, что ты нам назначил, следующего раза не будет,

— Тебе нечего жаловаться. Я рисковал.

— Мы на тебя рассчитывали, — сказал Толливер.

Кобб почти потерял терпение.

— Пошевеливайся! — приказал он. — He забывай, с кем разговариваешь, или ты еще увидишь, где раки зимуют… А если ты не согласен…

— Все в порядке, — сказал Толливер.

— Постарайся не забывать этого, — бросил Кобб, пришпоривая мула и удаляясь от Толливера.

С мрачным видом тот присоединился к приятелям, которые столпились вокруг раненого. Ле Васо повернулся к своему товарищу.

— Что сказал Кобб?

— Это он, нет сомнения.

— Ублюдок, — пробормотал Ле Васо сквозь сжатые зубы.

Тем временем Флаш перевязал тряпкой руку Болта, поднялся и с ножиком в руке направился к Ля Триму.

— Надо бы всадить его тебе в брюхо!

Ля Трим боязливо отвернулся. Флаш сунул нож под его рубаху из серого полотна.

— Если бы Болт разбил рожу мне, — спокойно заметил Грин, — я бы выпустил ему кишки, как только он упал.

Молодой человек выпрямился, тряхнул головой и отвернулся. Флаш помог Болту подняться. Огромный негр морщился от боли, Флаш поддерживал его. Вдвоем они направились к ферме. Остальные возобновили работу. Было еще очень жарко.

12

Равнодушная к человеческим судьбам экономика развивалась по известным только ей законам. Тысячами нитей были связаны торговля, промышленность, сельское хозяйство. И Поттс, не сознавая всех масштабов этого процесса, нашел, однако, здесь свою удачу и участвовал в нем. Поэтому лицо плантатора сияло, когда он, стоят в огромном амбаре, полном хлопка, созерцал все это богатство. Большая машина обмолачивала хлопок-сырец и затем формировала из него огромные тюки, которых накопилось уже довольно много. В дальнейшем все они отправятся в разные концы света, принося немалые доходы.

Поттс чувствовал себя причастным к этому важному делу и потому сиял все больше. Кроме того, он испытывал необыкновенную потребность в общении. Он окликнул Грина, который переносил мешки хлопка-сырца в глубину амбара.

— Ты сегодня спас Болта и сохранил мне работника. Это хорошо.

Грин не ответил и положил свой груз возле Поттса. Плантатор любовно ударил ногой по мешку.

— С самой войны я не выращивал его. Все это время я растил чужое. В самом деле, видеть весь этот хлопок, мой хлопок… это здорово.

Плантатор посмотрел в лицо Грину, желая знать, понимает ли он его чувства. Молодой человек, казалось, был несколько смущен.

— Возможно, тебе этого не понять, — сказал Поттс. — Конечно, ишачить на хлопке…

— Есть люди, которые ишачат в местах и похуже, — сказал Грин.

Поттсу казалось, что он понял, по крайней мере частично.

— Ты знаешь, Грин, — сказал он добродушно, — может, в конце концов ты станешь славным малым после всего этого.

— Возможно, — сухо произнес Грин. — Но я предпочел бы стать свободным малым.

Поттс снисходительно засмеялся:

— Свободным? Что ты хочешь этим сказать? Для этой банды болванов, которая нас окружает, по правде говоря, свобода означает надираться, трахать баб и нарушать тот или иной закон!

— Я не такой, как они…

— Но ты, однако, в той же дыре. И все из-за какой-то бляди если хочешь знать мое мнение!

— Днем раньше, днем позже, — сказал Грин, — но я все равно буду свободен.

Поттс покачал головой. Его хорошее настроение стало проходить.

— Грин, ты в самом деле с большим приветом! Тебя приговорили к пятидесяти годам, а ты говоришь о свободе…

Удрученный хозяин прочистил горло и мрачно сплюнул в пыль своего замечательного амбара.

13

На следующий день красные ядра решили передохнуть возле цистерны на колесах, которая привезла им воды.

Толливер и Ле Васо держались поодаль.

— Может быть, Длиннорукого нет на участке? — с надеждой шепнул Ле Васо.

Толливер скорчил гримасу:

— Черта с два! Он выезжает каждое утро и возвращается каждый вечер, совсем как мы. Он где-нибудь за углом, можешь рассчитывать на это.

Ле Васо пожал плечами. Он направился к цистерне и взял ковш воды. Выпив, медленно вытер рукавом рот. Его грустные маленькие глазки изучали долину в поисках всадника.

14

Утром арестанты выстроились в центре плантации, чтобы идти на работу.

Под надзором Кобба Грин направился к конторе Поттса, вошел внутрь. Кобб вернулся к своим делам.

Поттс с курткой, перекинутой через плечо, столкнулся с только что вошедшим Грином.

— Ладно, — сказал хозяин, — в твоем распоряжении четверть часа, не больше. Даже если это полиция.

Грин не понял, он знал только, что его вызвали в контору. Из глубины помещения раздался голос:

— Привет…

Человек сидел возле рабочего стола Поттса, его мощный зад крепко покоился на сиденье, зубы пожевывали кончик сигары. Он разглядывал Грина. Взгляд его задержался на красном ядре, прикованном к щиколотке молодого человека. Тот быстро приблизился к полицейскому.

— Честное слово! Начальник полиции Артур С. Доббс!

Грин, улыбаясь, облокотился на бюро Поттса.

— Что же вас привело в мои края? Уборка или поставка? — спросил молодой человек.

— Все еще болтаешь? Да, Грин? — сказал полицейский беззлобно.

Он оглядывал каторжника, его цепи, лицо с печатью усталости и следами ударов.

— У меня и в мыслях не было приезжать, — сказал он медленно, — особенно после того, как по моей милости…

— Бросьте, — отрезал Грин, — я мог бы нарваться на кого-нибудь другого. В мире много честных людей.

Он наклонился и вытащил сигару из кармана Артура, спички взял со стола Поттса. Закурил и поморщился.

— Я приехал сказать тебе, что Калли передумала, — внезапно сказал Артур.

Грин поднял брови. Лицо полицейского было спокойно.

— Это вряд ли вас устроит, — сказал Грин, — но она уже больше не в этом… доме.

— Нет, — с жаром сказал Артур, — она давала мне что-то такое, чего не давали другие.

Грин задумчиво смотрел на полицейского:

— Делаете мне внушения?

— Не по этой части. Выйти из этого сада удовольствий можно только самому.

Грин не был удивлен. Он покачал головой:

— Ну ладно, мы еще увидимся, Артур. Спасибо за визит.

Он повернулся и пошел к двери.

— На въезде, — сказал Артур, — я видел Длиннорукого.

Грин замер:

— Этот маленький стрелок…

— Ну да, — сказал Артур улыбаясь. — Т. С. Банше, из Абилен.

Грин повернулся:

— Вы пустое место, Артур, но у вас верный глаз, не так ли?

— Вот благодарный человек, — равнодушно сказал полицейский.

— Не стоит портить себе кровь из-за этого, старина.

Грин снова приготовился выйти, но Артур вновь остановил его:

— Да не из-за себя я порчу себе кровь!

— Дела Калли вас не касаются, — сухо сказал Грин. — По крайней мере, больше не касаются.

— Почему ты такой злой? — спросил Артур.

Грин криво улыбнулся. Полицейский покачал головой.

— Серьезно! — сказал он. — Можно подумать, что передо мной генерал Грант собственной персоной. А всего лишь — грязный каторжник с ядром на ноге.

Грин продолжал улыбаться.

— Это интересная тема, Артур. Я бы вам объяснил, если б у меня было пиво в брюхе и хорошая сигара. Но сейчас немного не тот случай.

Грин взглянул на свою сигару, наполовину выкуренную, и поморщился.

— И это тоже не тот случай! И поля хлопка ждут меня. Итак, я предлагаю этим ограничиться.

Молодой человек вновь пошел к выходу.

— Скажите Калли, — бросил он, — что я буду в Гальвестоне до конца месяца.

— Скажи ей это сам! Она за дверью.

Грин застыл от неожиданности. Сжав зубы, Артур бросил сигару на пол и раздавил ее сапогом. Затем направился к выходу.

Грин еще какое-то мгновение не мог двинуться с места. Потом широким шагом пересек контору и осторожно отворил дверь. Калли не слышала его. Она опиралась об угол стола, глаза были опущены в землю, выражение лица печальное. У Грина сжало горло.

Калли подняла глаза, увидела Грина. Она бросилась в его объятия, и Грин поразился, как можно обнимать его, — таким он ощущал себя грязным, вонючим, оборванным, — и в то же время он чувствовал запах Калли, округлость ее груди, ее бархатистые щеки, которыми она терлась о его колючую щетину. Разум оставил его, лицо казалось опустошенным.

— Ты не сердишься? — спросила Калли.

— Черт побери, нет, — прошептал Грин.

Тут в помещение вошел Прюитт.

15

Хромоногий поначалу остолбенел, увидев Грина в обществе женщины. Он приблизился к парочке. Любовники отодвинулись друг от друга. В темных глазах Калли мелькнуло беспокойство, когда она увидела, как сжались челюсти Грина и жилка забилась на его виске. Комнату заполнила ненависть.

— Поттс сказал, что все о'кей, — сказал Грин Прюитту.

Надсмотрщик не реагировал. Глаза его вперились в Калли, оценивая тонкую талию, длину ног, округлость бедер и упругость груди, трепетавшей от прерывистого дыхания. Взгляд его задержался на полных губах женщины. Хромоногий был в восторге.

— Что вы на это скажете! — пробормотал он с вожделением.

Грин отступил на шаг и оперся рукой о спинку стула. Прюитт бросил на него взгляд и схватился за рукоятку своего хлыста. Калли закусила губу.

Вдруг во входную дверь влетела медная пепельница, с металлическим звуком проскользнула по полу и остановилась между Грином и Прюиттом.

Артур стоял в дверях. Его огромная туша добродушно заполнила весь проем. Он улыбнулся и, отодвинув полу, показал свою полицейскую бляху.

— Они никому не мешают, — сказал он.

— Они мне мешают, мне, — сказал Прюитт.

Глаза его настойчиво возвращались к соблазнительным формам Калли.

— Вы плохо смотрите. Взгляните сюда еще раз.

Полицейский раздвинул обе полы своей куртки. На его правом бедре висел «кольт» с длинным стволом. Прюитт уставился на него, сжав губы, и издал короткий вздох. Плечи его опустились, он отступил.

— Хромоногий, — сказал Грин. — Скажи «здравствуйте» начальнику полиции С. Доббсу. И вали отсюда, покуда задница цела.

— Грин! — укоризненно сказала Калли.

— Все в порядке, малышка. Артур и я, мы понимаем друг друга. Хромоногий не в счет, правда, хромоногий?

Прюитт молчал. Он пристально посмотрел на Грина, наконец повернулся и вышел.

— Грин! — вздохнул полицейский с раздражением.

Он не договорил и вышел, покачивая головой.

16

Спустя несколько минут повозка тронулась, увозя Калли и полицейского. Когда Поттс вышел из амбара, она остановилась возле него. Слегка откинув голову, хозяин прищурил глаза от солнца, чтобы лучше разглядеть Калли.

— Вы здесь ведь всего на пару часов? — спросил он. — Уже уезжаете?

— Полный вперед, на запад, — подал голос Артур.

Поттс поскреб щетинистый, будто покрытый колючками подбородок.

— Так… Пожалуй… Может быть, я через некоторое время заеду вас поприветствовать, если только буду желанным гостем.

Артур молчал, глядя в пространство. Поттс смотрел на Калли. Молодая женщина не улыбнулась, и голос ее был холоден.

— Если у вас достаточно денег, вы будете желанным гостем.

— Душенька, — воскликнул Поттс, — без денег я никуда и не отправляюсь! Ясное дело, из-за этого я все здесь и затеял!

Артур сплюнул в пыль и прикрикнул на лошадей. Повозка начала быстро удаляться, плантатор смотрел ей вслед. Игривая улыбка обнажила оставшиеся зубы.

17

Сегодня Ле Васо работал с необычным рвением. Он уже метров на двадцать ушел вперед от своих компаньонов и от охранника Кобба, лениво надзиравшего за ними.

— Честное слово, — вздохнул Болт, все еще носивший на руке грязную повязку, — на свет родился новый сборщик хлопка, этот белый.

Флаш вздохнул:

— Плевать я хотел на него. До чего же я выдохся!

— Устал? Нет, Флаш, только не ты. Ты для этого слишком себе на уме. Вечно какие-то делишки обделываешь, ни дня, чтобы целиком честно проработать! Вот ты какой. Я видел в Гальвестоне, как ты подкапывался, строил тайком, исподтишка, свои козни. Но ты меня не видел. Я всего-навсего убирался в твоем гнилом притоне.

Болт раздраженно фыркнул. Флаш улыбнулся, глаза его мечтательно затуманились.

— Да, — прошептал он, — он знал хорошие деньки, человек из Гальвестона! И вот теперь стал сборщиком хлопка, без будущего… Бог мой, как я ненавижу все. это хлопковое скотство!

На некотором расстоянии от двух чернокожих Ле Васо решил, что уже достаточно ушел уперед. Он прервал свою успешную деятельность и, подхватив ядро, пустился бежать.

— Вот каналья! — с завистью пробормотал Болт.

Стражник Кобб выругался и пришпорил мула. Животное фыркнуло и нехотя тронулось с места. Ле Васо был уже в сотне метров впереди. Он бежал между рядов хлопковых посадок к расстилавшейся до горизонта красной равнине. Старое, страдающее одышкой животное, на котором сидел Кобб, казалось, не способно было догнать бегущего человека. Несмотря на сковывающее движения ядро, Ле Васо продвигался быстро, его мощная грудь мерно вздымалась. Вдруг рядом с ним раздался короткий пронзительный звук. Земля фонтанчиком брызнула перед ним. Выстрел «винчестера» узнали на плантации все.

— Банше! — воскликнул Болт.

— О боже! — вытаращил глаза Ля Трим. — Он промазал!

Раздался голос Грина, и красные ядра живо обернулись к нему.

— Ну ты скажешь… — Грин грустно усмехался.

Щелкнули два новых выстрела.

Ле Васо повернул, чуть не упал, лихорадочно пересек ряд хлопка, опять повернул…

Глухое оживление охватило прикованных к ядрам. За исключением Грина, они подпрыгивали на месте, подбадривая криками бегущего.

Ле Васо споткнулся, упал, тут же поднялся. Теперь его дыхание стало коротким, редкие волосы прилипли к голове, пот струился ручьями. Он продолжал бежать изо всех сил.

Из узкой ложбины, шедшей вдоль поля, показался Длиннорукий верхом на лошади. «Винчестер», блестя на солнце, упирался в его колено. Он не спешил.

Выкрики арестантов подбодрили беглеца. Ле Васо вновь свернул и вдруг пропал из виду в цветущем хлопке. Здесь урожай еще не был собран, на много сотен квадратных метров кустики были густыми, покрытыми цветами.

— Надо, чтоб он дождался ночи, — сказал Толливер.

— Твой приятель — кретин, — сухо бросил Грин.

Молодой человек опустился на землю и вытянулся, опираясь на локти. Его компаньоны враждебно поглядывали на него.

— Почему ты так говоришь? — воскликнул Болт. — Ле Васо выдержит! Правда, ребята?

— Сейчас он пустится наутек, — заявил Грин.

Болт был в ярости. Говорить что-либо против бежавшего — все равно что лишать надежды всех, а это недопустимо. Огромный негр вытащил из-за пояса крохотный мешочек, содержавший весь его запас табака, и бросил на землю возле Грина.

— Я говорю, что Ле Васо удерет.

Ля Трим и Толливер в свою очередь злобно швырнули свои кисеты с табаком около Грина и, ворча, отвернулись. Флаш растянул рот в довольной улыбке, обнажив белые зубы. Он не заключал пари, он, никогда не позволял чувствам владеть собой.

— Грин, — усмехнулся он, — ну ты и штучка!

Тем временем под прикрытием хлопка Ле Васо быстро передвигался на четвереньках, втянув живот, — лицо в земле, грудь в огне.

Он достиг кромки поля. Перед ним простиралась красная равнина, бесконечный откос…

Ле Васо вытянул шею и вытаращил глаза, чтобы увидеть сквозь листья своих преследователей.

Длиннорукий оставался неподвижен. Он ждал, сидя верхом на лошади, приклад «винчестера» на бедре, ствол высоко поднят. Отсюда Ле Васо не различал черт его лица, но ему представлялось, что оно было бесстрастным, и это заставляло его трепетать и еще сильнее обливаться потом.

Кобб, следуя за другими стражниками, ехавшими на мулах, медленно продвигался через хлопок, изучая каждый метр покрытой кустиками земли.

Красные ядра оставались на том же месте. Радостное возбуждение покинуло их. Они стояли как вкопанные, напряжение сковало их по рукам и ногам, кулаки непроизвольно сжимались.

— Бог мой! — прошептал Толливер. — Чем бы ему помочь!

Флаш холодно посмотрел на него:

— Ты теряешь голову.

— Это невыносимо! — зарычал Толливер, повернувшись к ферме. — Ты дождешься, Поттс!

— Спокойно, Коко, — мягко сказал Флаш. — Не распаляйся.

18

Ле Васо лежал, втянув живот. Лицо его блестело от пота, руки тряслись. Он глядел на солнце, склонявшееся к горизонту. Сколько еще минут до сумерек? Десять, двадцать… Может, и больше.

Метр за метром приближались стражники.

Т. С. Банше по-прежнему оставался без движения.

19

С веранды фермы Поттс и Прюитт обозревали все происходящее. Прюитт наблюдал в бинокль.

— Что там? — спросил Поттс.

— Банше все еще ждет.

— Он никогда не выходит из себя, это точно, — сказал Поттс с удовлетворением. — А кто это вообще?

— Один из красных ядер.

— Не Грин, полагаю?

— Нет. Грин расположился, как будто спектакль в кабаке смотрит.

Поттс взглянул на часы. Прюитт воспользовался этим, чтобы схватить стоявшую на ящике бутыль и отхлебнуть глоток.

— Хоть бы эта дубовая башка пошевелилась, — раздраженно пробормотал Поттс.

Прюитт улыбнулся уголками губ:

— Готов поспорить на полдюжины сигар, что Банше уложит его следующим выстрелом.

— Ты уверен?

— Еще бы. У этого болвана нет ни малейшего шанса!

Поттс вытащил из кармана пухлый бумажник, извлек оттуда хрустящую бумажку в двадцать долларов и швырнул ее на ящик.

— Двадцать долларов, не уложит.

Улыбка Прюитта испарилась. Он с колебанием глядел на купюру:

— Двадцать долларов…

— Ты споришь или дурака валяешь, Колченогий?

У надсмотрщика сжались челюсти. Он вытащил из кармана пачку смятых бумажек, все купюры по одному доллару, аккуратно отсчитал двадцать штук и положил на ящик. У него оставалась только одна бумажка. Какое-то время он колебался, не решаясь оторвать руку от тех, что положил на ящик.

— Ты получишь много виски, если выиграешь, — посмеивался Поттс.

— Я уверен, что выиграю.

Прюитт оставил деньги на ящике и со злостью повернулся к полям.

В этот момент Ле Васо потерял выдержку.

20

Беглец рванул с поля в краснеющую долину. Длиннорукий тут же прицелился, палец его уже лежал на курке. Последовали четыре выстрела, и так быстро один за другим, что можно было подумать, что стреляли из револьвера. Гильзы упали, и не успела первая коснуться земли, как вылетели остальные.

Четыре выстрела легли с двух сторон от ног Ле Васо. С яростным воплем он покатился кубарем, но тут же поднялся и бросился вперед. Два выстрела справа, два — слева. Ле Васо опрокинулся, растянулся, подхватил свои цепи, вновь упал, ударившись челюстью о землю. Он обливался потом, глаза выкатились из орбит, губы дергались от тика. Он обтер рукавом пот, перед тем как вновь подняться.

Т. С. Банше быстро перезарядил винтовку. Черты его лица не выражали никаких эмоций. Он опять прицелился, выстрелил раз, другой, третий… Земля дрожала вокруг Ле Васо. Беглец уже не владел собой, он неудержимо мочился, пытаясь выдернуть из железа щиколотку, бился и дергался.

На этот раз он не поднялся. Стрелок не оставил ему на то времени, пули визжали над Ле Васо. С гнусным воем они впивались в землю совсем рядом с его корчащимся телом. Каторжник свернулся в клубок, пытаясь укрыться от стрельбы.

Стражники устремились к Ле Васо. Тот перестал двигаться и лежал распростертый, прикусив нижнюю губу. Рот его побелел от высохшей слюны. Слезы ярости струились из глаз.

Все было кончено. Приблизился Кобб, слез с мула, привязал Ле Васо за ноги. Вновь поднялся в седло и направился к ферме, волоча за собой плачущего каторжника. Его лицо билось об землю.

21

— Ле Васо надо было подождать, — сказал Толливер, — скоро должно было стемнеть…

— Ему не хватило сообразительности, — сказал Флаш.

— Что вы имеете в виду? — сухо спросил Грин. — Его могло спасти разве что какое-нибудь чудо.

Он бросил спорившим их табак и отвернулся.

Возле фермы Поттс спокойно собрал доллары и сунул в карман. Он улыбнулся Прюитту.

— Все обернулось, Колченогий, не так, как тебе хотелось, но в конце концов… Ты был вправе хоть немного развлечься. Однако за это надо платить… Это кой-чего стоит…

— Двадцать долларов! Ничего себе — кой-чего! Я так не считаю, и у меня ощущение, что вы с самого начала знали, что этот Банше намерен делать!

Поттс повернулся и сказал миролюбиво:

— Ну я бы не сказал, что ты всецело прав, Колченогий. Но надо быть кровожадным идиотом, чтобы подумать, что я буду платить хорошие деньги стрелку, которых убивает мне моих работников!

Хозяин, посмеиваясь, направился к конторе.

— И заметь, я не говорю, что ты кровожадный идиот… — добавил он.

Прюитт глядел ему вслед. Он скрипнул зубами, и, схватив бутылку, поднес к губам. В ней Не было ни капли. Отбросив бутыль подальше, Прюитт поплелся, волоча ногу.

22

Ночь, желтый свет лампы в палатке.

Ле Васо лежал, распростертый на спине, со вспухшими глазами, сломанным носом, весь в синяках. Губы его с трудом раздвинулись:

— Знаете, Поттс не так уж жесток.

— Ах, вот как? — иронически сказал Ля Трим. — Тогда как же тебе удалось так разделать себе морду?

Ле Васо потрогал лицо:

— Колченогий… Он должен был увести меня после головомойки, которую мне задал Поттс. Но он повел меня за амбары. Я уверен, этот подонок хотел меня убить!

— В любом случае тебе еще крупно повезло, — мягко сказал Флаш. — Т. С. Банше мог бы всадить тебе дюжину пуль в череп.

— Ну… Тем не менее, если б его там не было, я бы утек цел и невредим.

— Тем не менее ты здесь! — печально сказал Болт.

Ле Васо, корчась от боли, медленно повернулся набок, ища поддержки у Толливера.

— Ты не веришь, что мне бы удалось, Толли?

Толливер с мрачным видом осматривал полотно палатки над своей головой.

— Какая тебе разница, верю я или нет. Болт прав, ты здесь, вот и все.

— Но…

— Спи же ты, Васо! — рявкнул Толливер. Затем его голос смягчился. — Ты ведь так намучился.

— Спокойной ночи, Толли, — вздохнул Васо. — Спокойной ночи, ребята.

Они перебросились еще парой слов, погасили лампу и погрузились в тяжелый сон. Один -Грин бодрствовал, куря сигарету. Широко открытые глаза в упор смотрели на ткань палатки, он размышлял. Потом он принял решение.