Прилив

Глава 23

— Старая гавань, — сказал Скотто.

За фок-штагом поднимались серые каменные цилиндры башен. Впереди, справа по борту, ощетинился мачтами «Минимес». В прибрежных водах плавало немало яхт: люди проводили вечер на воде, пока не надвинулся шторм.

— Сначала высадите меня, — попросил я.

Скотто оборотил ко мне свое крупное озадаченное новозеландское лицо и сказал:

— Ну, конечно. Где, кэп?

Мы повернули влево и прошли под мостом этой словно застывшей в шаге между материком и островом Ре белой бетонной многоножкой. Потребовалось добрых три часа, чтобы поравняться с Сан-Мартен.

— Вот он! — воскликнул Скотто.

Да, это был «Аркансьель», поставленный на буй; он легко, словно перышко, сидел на воде. Я подхватил свою сумку и перекинул ее через плечо. Люди Джорджа так отполировали корпус «Арка», что закатное солнце отражалось от него оранжевыми бликами.

«Красивая яхта, — подумал я. — Несмотря что моя». Порыв ветра принудил ее фалы звучать, как расстроенные куранты.

Когда мы приблизились к яхте, она выглядела большой, крепкой и надежной: шестьдесят футов материального доказательства, что Мик Сэвидж не так бесполезен, как ему кажется. Я ухватился за вант, перепрыгнул на палубу «Аркансьеля» и спустился в кокпит, помахав Скотто рукой. Затем сунул ключ в замок люка.

Ключ не желал поворачиваться.

Я пару раз стукнул по люку. Крышка его немного подалась, и я понял, что люк открыт. «Паршивец Джордж», — подумал я. Сработало чувство безопасности воспитателя детского сада. Я поднял крышку, спустился в каюту и швырнул сумку на койку.

Возвращение на яхту сравнимо разве что с приездом домой, в особенности если судно принадлежит вам и счет его ремонта оплачен. С минуту я постоял, восхищаясь работой, проделанной людьми Джорджа: лак сверкает, чистые сухие инструменты лежат на своих местах, все сделано по первому классу. Даже запаха топлива нет. Правда, кто-то оставил на плите кофейник, но верфь есть верфь.

Я потянул крышку и закрыл люк. Мимо прошел моторный катер, и палуба закачалась под ногами, на печке загремел кофейник. Я поднял его. Он был еще теплый. Что-то хлопнуло позади меня. «Незакрепленная доска», — подумал я. Но затем услыхал щелканье задвижки и понял, что это отнюдь не разболтавшаяся доска, а основная дверь. Причина теплоты кофейника дошла до меня, словно поезд врезался в ребра. Я быстро обернулся.

При этом что-то пролетавшее возле моей головы врезалось в нее повыше левого уха и разлилось во мне невыносимой болью. Свет из окошек в потолке капитанской каюты окрасился в кроваво-красный цвет. Колени мои подкосились, и я с грохотом рухнул на палубу, ткнувшись лицом в усыпанный песком лакированный остролист настила.

Мой мозг издавал мощное электрическое гудение. Кофейник был теплым, а на настиле — песок: это значит, что кто-то проник на яхту и скрывается в ее передней, носовой части. Я сознавал, что мне следует чего-то опасаться, но никак не мог сообразить чего, потому что слишком яркий кроваво-красный свет заливал глаза, а голова раскалывалась от боли.

Я закрыл глаза. Боль стала раскручиваться, как большой пропеллер. За каютой кто-то что-то говорил, ноя не понимал, что именно, поскольку не мог различить слов из-за гудения в ушах. «Ошибкой было приезжать в Ла-Рошель», — твердил мой внутренний голос. Позволив мыслям расслабиться, я погрузился в ожидавшую этого угрожающую тьму.

Что-то мокрое ударило меня в лицо. Глаза открылись. В них хлынул свет и соленая вода. Я поморгал. И первое, что увидел, — ведро. Мои глаза сфокусировались на человеке, державшем его.

— Экая бестолочь! — сказал Тибо Леду. — Я едва не убил тебя.

С невероятным, болезненным усилием я поднялся на дрожащие колени и с трудом забрался в штурманское кресло.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил я.

— Не волнуйся.

Сквозь электрическое гудение в голове пробирались воспоминания. Жан-Клод и все остальные, кто разыскивал Тибо. Это те же самые люди, которые удерживают Фрэнки. Нет оснований полагать, что они отступились от поисков Тибо. Он был не в том положении, чтобы говорить кому-либо: «Не волнуйся». Да и сам я тоже.

— Не будь так глуп, — сказал я.

— Рад видеть тебя. Нам надо поговорить.

— Тогда давай поговорим.

Гул перешел в пульсацию, словно дизельный двигатель снова заработал в моем черепе.

— Не здесь, — сказал Тибо.

Я плохо видел. Он был одет в спецодежду с капюшоном и подстежкой из стекловолокна. Его лицо было землисто-серым, как у человека, долгое время проведшего без солнечного света.

— Нам следует уйти отсюда. Возможно, кто-то видел, как ты приехал.

— Уйти куда? — спросил я.

— В море.

— Но было штормовое предупреждение.

— Не может быть, — сказал Тибо. — Мы выйдем в море. Я сидел в подвале на острове Ре, потом вдруг увидел эту яхту на буе. Мы отправляемся сейчас, или я сойду с ума.

Тибо натянул на голову капюшон комбинезона и поспешил на палубу. Я был слишком слаб, чтобы последовать за ним.

Завелся двигатель, хлопнуло швартовочное кольцо. Тибо спустился вниз, сунул голову в плексигласовый свод и схватил дистанционное управление автопилотом.

— Я тебе покажу, — сказал он и улыбнулся своей знаменитой улыбкой.

Я слишком плохо себя чувствовал, чтобы меня могли успокоить улыбки кинозвезд. Положив голову на покрытые новыми свежими чехлами подушки, я закрыл глаза.

Когда же пришел в себя, то не мог понять: час я проспал или всего минуту. Но небо за сводом из серого стало черным, так что прошло, должно быть, больше, чем одна минута. В носовой части яхты прогрохотала цепь, затем послышалось скольжение троса. Я ощутил, как «Аркансьель» в секундном свободном дрейфе откинулся назад. Затем мачта его двинулась в противоположном направлении и судно, с завывающим в его вантах ветром, на килевой волне напоминало детскую лошадку-качалку. Мы стали на якорь.

Тибо снова спустился вниз.

— Мы в безопасности, — сказал он. — Я вышел к маяку, делая вид, что направляюсь в море, а затем выключил навигационные огни, вернулся и стал на якорь.

— Где?

— Близ Сан-Мартен-де-Ре, немного дальше, чем прежде.

Ветер по-прежнему стонал в вантах. Высокие тона его свиста свидетельствовали, что он набирает силу штормового.

— Ветер юго-западный, порывы до восьми баллов, — сообщил Тибо. — Все в порядке. У нас отличное укрытие. Дать тебе аспирина?

Я проглотил таблетку. Немного полегчало; шум в голове перешел в глухой гул.

— Что ты здесь делаешь? — в свою очередь поинтересовался Тибо.

У меня не было настроения соблюдать формальности.

— Капитан «Поиссон де Аврил» мертв, — выпалил я. — Креспи расправился с ним.

Я наблюдал за Тибо.

Улыбка кинозвезды сошла с его лица. Оно побледнело, сразу осунулась.

— Ты пытался провести Креспи? Это его ты так опасаешься?

Тибо состроил нечто вроде жалкого подобия своей знаменитой улыбки.

— Ты о чем? — спросил он.

Я обеими руками сжимал голову, чтобы она не раскололась на две части, подобно шоколадному пасхальному яичку.

— Мне известно о твоих делах, — сообщил я. — Известно о «Поиссон де Аврил». Судно, которым владеешь ты и «Атлас Индастриен», затонуло. Оно было зафрахтовано одной из компаний «Атлас Индастриен». Два человека погибли, Тибо.

В верхнем свете его лицо выглядело изборожденным морщинами и безжизненным, как у мумии. Я был зол. В основном на самого себя. Тибо был старым другом, и я заглотил наживку, которую он мне подсунул.

— Два матроса и капитан. Кто заботится о коке и палубном матросе, когда поспешно покидает судно?! Все еще ожидаете денег, а? Ты и «Атлас Индастриен»? Все это ныне — предмет исследования «Ллойд»: Денежки не придут.

Тибо сидел, сжав голову обеими руками.

— Хорошо, — сказал он.

— Еще не все, — продолжил я. — Ты хотел, чтобы я поверил, будто не ты испортил кингстон «Арка». Ты говорил: моряк не способен на такое. Что ж, ты-то оказался способен. Вот почему ты так удивился, когда я неожиданно объявился в ресторане. Но затонула яхта или нет, а ущерб нанесен. Ты застраховал «Арк» в агентстве «Джотто», еще одной компании «Атлас Индастриен», и менеджер проглотил это, поскольку их линия поведения — не задавать вопросов, не слышать лжи. Но твоя идея не сработала. Потому что неожиданно появился Креспи и стал задавать вопросы. А когда выяснил что к чему, то хотел убить тебя, поскольку ты совершил два обмана там, где дозволен лишь один. Верно? Тибо не поднял головы от рук.

— Нет, — сказал он.

— Я слишком часто тебе верил, Тибо.

Он поднял голову и посмотрел на меня запавшими, отчаянными глазами.

— Ты не понимаешь, — сказал Тибо.

Я вскочил на ноги и схватил его за отвороты куртки, ощущая его дыхание, несвежее и слабое, как у старика. Я встряхнул Тибо. Это было нетрудно: мышцы, казалось, покинули его тело. И услышал собственный крик:

— Так объясни мне, ты, ублюдок!

Тибо кашлянул. Я отошел от него и сел. Голова раскалывалась. Мне стало стыдно, как будто я напал на больного.

— Ну что ж, хороши. Будешь слушать?

— Буду.

— Некоторое время назад мне понадобилась новая лодка: тримаран. Фьюлла сказал, что дела идут плохо, и урезал выплаты. Он познакомил меня с одним парнем. Я получил ссуду, чтобы построить новую лодку. Ссуда дешевая, деньги переводились с другого строительного объекта, легально или нелегально — это уже не моя забота. Они там получили кучу денег: государственные займы, ты понимаешь.

— Где «там»? — уточнил я.

— Лангедок-Руссильон. Городок называется Сен-Жан-де-Сабль. Город Артура Креспи.

— Вся соль была в том, что, когда они дают мне ссуду, я возвращаю часть денег посреднику, который получает ее для меня. И я построил лодку на их верфи.

— Ссуда Артура Креспи. Верфь Артура Креспи.

— Да. Во всяком случае, они строят эту лодку, она получается дорогостоящей, и я не могу позволить себе заплатить взятки. А другой мой бизнес идет не настолько хорошо. Я вымогаю деньги, я не могу пойти на то, чтобы распустить команду: они так преданы мне, что и я должен быть предан им. Мы вместе плаваем и вместе тонем. Как в цирке. Так вот, я имею деньги Креспи, но не могу уплатить ему.

И он сказал, что мы преобразуем этот заем в пай «Транспорте Дренек», поскольку это чистое удовольствие: причастность к компании такого честного человека, как я. И я подписал документы. А затем Креспи пришел ко мне и сказал, что судно затонуло, он заберет себе мою долю страховки, и таким образом ссуда будет выплачена. Я ответил, что мне не нравится эта история с потоплением судна. А Креспи намекнул, чтобы я не выражал своего неудовольствия, поскольку он может спрятаться за своей компанией...

— "Атлас Индастриен"?

— Верно. А я, сказал Креспи, отправлюсь в тюрьму. А когда выйду оттуда, то обнаружу: что-то стряслось и с «Аркансьелем». Так что я пораскинул мозгами. Ты знаешь: он застраховал «Поиссон де Аврил» через агентство «Джотто», еще одну компанию «Атлас Индастриен». И я подумал, что если застрахую «Аркансьель» в «Джотто», причем ниже того уровня, что региональный менеджер обычно проверяет с главным офисом, то «Арк» будет спасен, потому что, если Креспи потопит его, страхователи наверняка полюбопытствуют относительно частоты несчастных случаев с судами, застрахованными агентством «Джотто». — Тибо скорчил гримасу. — Я просчитался. Креспи ни перед кем не остановится.

Я подумал о Бьянке, проскочившей под носом «Уайт Уинг».

— Так вот, он предупредил меня, и я ринулся в бега. А затем узнал, что они уже организовали диверсию на «Арке» и едва не утопили тебя и Яна. Креспи вышвырнул меня из объединения и хочет, чтобы меня убили. Он не из тех людей, которых можно урезонить. Коли вы перешли ему дорогу, стало быть, должны умереть.

Тибо усмехнулся той усмешкой, от которой собеседника передергивает. Я уже видел у него подобную ухмылку и «Кракене», когда в результате чьей-то оплошности трапеция, на которой он висел, выскользнула из крестовины. Тибо упал в воду всего лишь в полудюйме от палубы. Если бы он врезался в настил, то разбился бы насмерть. Тогда Тибо вынырнул с такой же вот усмешкой и ничего не сказал.

Я вспомнил судно, которое преследовало нас в гонке «Бель-Иль», так как Креспи считал, что Тибо на борту, ощутил вкус металлического бруска и джина и подумал о Фрэнки с Жан-Клодом. Мы уже испытали немало рискованных случайностей с Креспи. Было бы глупо дожидаться очередных.

— Как ты понял, что они пришли за тобой? — спросил я.

— В день твоего прибытия они явились вечером в Мано-де-Косе и пытались запугать Бьянку. Она позвонила в ресторан.

— Ты доверяешь Бьянке?

— Разумеется, я доверяю ей.

— Почему?

— На протяжении трех лет она работала на меня. И все еще работает.

— Все еще?

— Я попросил ее забрать документы из Мано.

— Ты приказал ей спрятать их от меня?

Тибо повел плечами.

— Конечно.

— Но почему?

Тибо улыбнулся. Это была его прежняя улыбка, но искривленная болью.

— Ты парень, которому можно доверять, — сказал он. — Я всегда знал это. Но ты всегда поступаешь честно. Я же поступил плохо. И мне было стыдно.

Тибо, по сути, вернул мне яхту. Я же был близок к тому, чтобы подделать исковое заявление на выплату страховки и незаконно присвоить его чек. Не только Тибо испытывал чувство стыда.

— Стало быть, Бьянка все это время знала, где ты?

— Конечно.

— И сейчас знает?

— Разумеется.

Я посмотрел на него: сникшие плечи, понуренная голова, крупные загорелые руки лежат на коленях. На предплечье небольшая татуировка: обросший ракушками и водорослями якорь. Тибо — моряк. Одной из причин того, что он внушал доверие, была его надежность, присущая любому хорошему моряку. И как любой настоящий моряк, Тибо был к тому же простодушен. Я хорошо понял, как он впутался в этот сомнительный заем с расчетливым господином Креспи, а затем пустился в бега, пытаясь спасти свои лодки и преданную ему команду, в которой царил дух цирка «Кракен»: «один за всех и все за одного», и как распался этот «экипаж Леду» под бритвенно-острыми зубами волчьей стаи.

Порыв ветра пронзительно взревел в такелаже. Дождь плеснул в плексигласовый свод, и «Аркансьель» запрыгал на якоре, словно скакун на длинной привязи.

Что-то глухо ударилось о борт.

Должно быть, плавающее бревно. Но вслед за тем на палубе послышались шаги: перестук ботинок на кованых подметках. Я слышал их скрежетание по сизо-серому настилу.

Я поднялся и направился к трапу. Люк распахнулся. Моя голова все еще гудела, глаза приспособились к яркому свету в каюте. Наверху же завывал ветер и стояла такая темень, хоть глаз выколи.

Плечи мои сдавило, и я почувствовал, как меня выдернули из люка. Дождь и ветер хлестали в лицо. Я пронзительно закричал, вырываясь, но меня держали крепко. Их было двое, а у борта виднелось смутное очертание полужесткой надувной лодки.

— А, папаша Фрэнки! — воскликнул один. — Ты создаешь ей некоторые проблемы, тесть.

Голос принадлежал Жан-Клоду. Я не сразу понял, что он имел в виду. Когда же наконец сообразил, было уже слишком поздно.

— Поднимай, раз-два — взяли! — скомандовал Жан-Клод.

Сильные, они подняли меня мигом. Я тут же схлопотал удар по голове и ослабел. Пролетев по воздуху, я врезался в бортовой леер, изгородью опоясывающий борта яхты, и с такой силой ударился о палубу, что, казалось, из меня вышибли дух.

— Бай-бай, — сказал Жан-Клод. Из мрака высунулся его ботинок и пнул меня. Дыхание перехватило. Я заскользил под нижний бортовой леер. Руки мои слабо цеплялись за палубу. Левая нащупала трос, намотанный на катушку. И вновь удар ногой. Меня швырнули, как мешок с брюссельской капустой. Я стиснул рукой трос. Ботинок закатил меня под нижний бортовой леер.

Все еще сжимая в руке конец троса, я упал в море.

Вода была черна и холодна как лед. Она вышибла из меня жалкие остатки духа. Собрав последние силы, я вынырнул на поверхность и глотнул воздуха. Я видел габаритный огонек на топе мачты «Аркансьеля», покачивающийся в такт с судном. Я все еще сжимал в руке трос. Паника охватила меня. «Успокойся! — скомандовал я себе. — Держись! Спокойно подтянись через борт яхты. И разделайся с этими ничтожными подонками».

Сердце начало приходить в норму. Я стал двигаться, перехватывая трос руками. Он шел легко. Я ожидал, что трос вот-вот натянется, но так и не дождался: в моих руках оказался второй его конец, такой же свободный, как и первый.

Трос не был привязан.

Волна подняла меня, и я увидел габаритный огонек топа мачты уже в добрых пятидесяти ярдах, в большом черном море.

Я отпустил трос.

Бьянка знала, где мы.

Меня охватила настоящая паника.