Принц воров

Глава 6

На исходе четвертого дня вынужденной изоляции от окружающего мира Ярослав понял, что Червонец испытывает сильный дискомфорт. Настроение бандитов, посвященных в тайну сокровищ Святого, изменилось не в лучшую сторону. Тактика вожака по выжиданию все меньше устраивала его подчиненных, и наконец наступил момент, когда Корсак понял, что грядет взрыв. Еще не успев как следует свыкнуться с ролью полновластного хозяина банды, пусть уже не такой многочисленной, но по-прежнему дерзкой, Червонец стал использовать непопулярные в бандитской среде методы подчинения коллектива, и это не могло не сказаться на разговорах и мнениях внутри банды.

Ярослав чувствовал, что в случае продолжения Червонцем своей политики насильственного удержания своих головорезов в одной из квартир Ленинграда, достаточно будет малейшей искры, чтобы грянул взрыв. Каждый из девяти, находящихся в заточнении, знал, где спрятаны ценности, способные обеспечить род любого из них до седьмого колена. Конечно, мало кто из бандитов заботился о будущем своих потомков, которых, к слову сказать, ни у кого не было, но бриллиантовый дым бесхозных драгоценностей и золота будоражил их умы. Не обладая качествами руководителей и стратегов, не владея навыками мало-мальской тактики, бандиты никак не могли понять, почему они, полновластные хозяева миллионов золотых советских рублей, которые можно, по их мнению, быстро выручить, продав раритеты, вынуждены есть не балык, запивая его марочным коньяком, а жрать баночную кильку, обжаренную в масле, довольствуясь жидким чаем.

Корсак чутьем опытного разведчика чувствовал, что терпение бандитов не бесконечно. Сам же Червонец либо чересчур полагался на преданность своих головорезов, будучи уверенным в своем авторитете, либо просто не замечал происходящего рядом. Не меньшее удивление у Славы вызывало и поведение правой руки Червонца – Крюка. Этот сорокалетний мужчина среднего роста, чья мускулатура выдавала в нем бывшего спортсмена – если не боксера тяжелого веса, то борца определенно, вел себя почти как Ярослав. Он молча и спокойно взирал на происходящее вокруг, о чем-то думал либо просто дремал. Когда возникала необходимость, а она по мере течения дней назревала все чаще и чаще, осаживал наиболее ретивых бандитов, не особо стремясь объяснять мотивы своего поведения. Одному из самых дерзких, решившему уже почти в открытой форме выразить свой протест вору, Крюк с размаху врезал прямой слева. Бандит рухнул, как подкошенный, и потом, приходя в себя, долгое время смотрел на Крюка, о чем-то думая и вытирая с рассеченной губы кровь.

«Определенно боксер», – подумал Слава.

Ни один из них, включая и самого Червонца, не имел права выходить за пределы квартиры, в которой имелось все, что было необходимо для выжидания: туалет, кухня, спальные места на полу, еда. Такой образ жизни очень напоминал проживание в камере предварительного заключения Крестов и совсем не походил на волю, час нахождения на которой приравнивался по бандитским понятиям к суткам на киче.

Слава понимал, что после разбойных нападений на торговые базы и магазины, когда приходилось довольствоваться малым, а риск был неимоверен, каждый из бандитов ощущал себя даже не наследником, а уже владельцем части несметных сокровищ, дарующих все блага, о которых только может мечтать вор. И каждый из них, зная о смелости и отваге Червонца, не понимал, почему тот боится выйти и забрать эти сокровища, чтобы немедля справедливо поделить. Не секрет, что в этой связи в головы бандитов пришли мысли о продажности Червонца, о его намерении прибрать все золото к рукам, а их просто-напросто кинуть. Тем, у кого организаторские способности отсутствуют с момента рождения, невозможно понимать простые истины. Слава же эти истины понимал очень хорошо.

Банда Святого уничтожена почти полностью. Осталась лишь пятая ее часть, и сюда вошли не самые организованные и умные люди. Червонец, как мудрый организатор и вожак, понимал необходимость создания вокруг себя нового коллектива с новой идеологией, отличающейся от идеологии вора старой закалки Святого. Организация банды, то есть определение места будущей дислокации и вовлечение новых, избранных членов, требует не только больших моральных ресурсов, но и финансовых вливаний. Никто и никогда не пойдет за цезарем, казна которого пуста, как амбар нерадивого крестьянина. Червонцу необходимо было выиграть время, чтобы сохранить и лидерство, и ценности. Он, как и Корсак, понимал, что реализовать культурное достояние Дрезденской галереи – а у Ярослава не было сомнений, что за сокровища были найдены в схроне пана Домбровского, – быстро не получится. Для этого нужны каналы сбыта, доверенные люди. В противном случае можно спалиться уже с первой же картиной Рубенса, выйдя с ней на первого попавшегося антиквара. И потом, дабы не оказаться глупцом, Червонцу необходимо было оценить клад, определить стоимость каждой из найденных вещей. На все это нужно было время, соглашаться с чем бандиты, засевшие в квартире, решительно не желали.

Банда грозила развалиться прямо на глазах, не успев образовать новое формирование. И одного Червонца для организации этого процесса, как начинало казаться Славе, было уже мало. Назревал момент, когда обалдевшие от алчности и нетерпения головорезы могли прикончить Червонца, направиться на кладбище и перерезать там друг друга, так и не сумев разделить найденное «по совести и справедливости». Крюк же молчал и помогал Червонцу лишь тогда, когда тот этого от него требовал. Корсаку начинало казаться, что помощник Червонца и сам не прочь направиться на Хромовский погост, причем направиться таким образом, чтобы оказаться там в числе первых.

Все это очень не устраивало Корсака. Бывший разведчик секретного спецподразделения, обладающий дарованной ему свыше интуицией и тренированным сознанием, хорошо чувствовал настроение людей даже тогда, когда не произносилось ни слова. Глядя на то, как Фикса скребет ложкой по дну банки, он мог с уверенностью заявить, что тот в этот момент клянется, что такая банка у него – последняя. Следующий обед его будет состоять из куска хорошо прожаренной говядины, политой винным соусом. По глазам Фиксы Слава читал, что тот не прочь встать и вставить перо в бок Червонцу в любой момент.

Еще пара дней таких настроений, усугубляющихся с каждым часом, и Корсак рисковал остаться без семьи, поскольку о месте нахождения Светы и Леньки знал только Червонец, ну и, наверное, Крюк. Однако, если подручные Червонца решат его резать, то мертвым окажется и его помощник – в этом не было никаких сомнений. Убьют его по двум причинам – он лишний свидетель, который может рассказать братве о «беспределе» «честной шпаны» Святого, и лишний рот, который будет требовать себе часть клада Домбровского. Конечно, поставят на перо и Славу – он-то им точно не нужен. Они вообще не понимают, зачем здесь этот «краснозадый».

Несколько раз Корсак пытался заговорить с Червонцем о семье, но тот всякий раз упрямо говорил, что с ними все в порядке и вскоре Корсак встретится с ними. Слава чувствовал, что его, как и остальных членов банды, начинает тяготить ожидание. Он был уверен, что неделя отсидки на бывшей «малине» Святого в Питере – несусветная глупость. Отсиживаться так месяц – или два, что гораздо лучше. Если уж не терпится забирать сокровища старого вора, то нужно это делать сейчас, вступая в бой с НКВД! А потом разбегаться по территории Союза, оседая в самых разных точках. В местах, где меньше всего заботятся о праве и больше всего о собственном благополучии. Для таких целей подходит Туркменистан или Грузия. Еще лучше подходит Польша или Западный Берлин. Но Червонец, следуя лишь своему наитию, велел ждать неделю, и на этом была поставлена точка. Это мог подтвердить Карамболь, оставшийся на кладбище и сброшенный в провалившуюся безымянную могилу.

Гроза в квартире намечалась нешуточная, стали даже высказываться мысли о том, не продался ли Червонец «красным». Разговоры эти мгновенно пресек Крюк. Осадив высказавшего эту мысль Вагона резким выкриком, он встал со стула и вышел в центр комнаты.

– Базарим?! Это Червонец-то продался?! – Он осмотрел бандитов гневным взглядом. – У кого в «хлеборезке» мандавошки завелись?! Червонца невозможно заставить продаться! Кто-то сомневается в этом?

Возражений не было, не было желающих дать положительный ответ и на последний вопрос. Однако напряжение в трехкомнатной квартире на окраине Питера продолжало нарастать, и наконец наступил день, когда оно достигло максимума.

Утром шестого дня Червонец куда-то убыл, поручив Крюку присматривать за бандой, и вернулся лишь с наступлением темноты. Находясь у себя в углу с мешком, набитым купюрами банка СССР, Корсак понял, что наступает час «Ч». В военной практике этим временем обозначается время, когда штурмующие подразделения пересекают вражескую линию обороны. Проще говоря, это тот момент, когда одна нога бойца Красной Армии находится на бруствере вражеского окопа, а вторая уже перенесена через него. Вспоминая дни, проведенные в учебном лагере «стерхов», Слава не без улыбки вспоминал тот момент, когда преподаватель тактики майор Краснов объяснял эту ситуацию и половина курсантов не могла взять в толк – что за ноги и какая на каком бруствере. Краснов невероятно обозлился и со свойственным ему прохладным юмором объяснил момент так, что все поняли: «Час «Ч», бестолковые птицы, это когда яйца бойца Красной Армии зависают над каской неприятеля, засевшего в окопе!». Час «Ч» – момент истины.

К этому дню Слава выдохся и сам. Понимая, что Червонец имеет над ним власть лишь по одной причине, имя которой – жена и сын, Корсак решился на отчаянный шаг. Если бы он знал, где сейчас находится Света с сыном, он уже давно ушел бы из банды, оставив за своей спиной столько трупов, сколько живых встанет на его пути. Но куда идти?! О местонахождении семьи знает лишь Червонец и, быть может, Крюк – такой же подонок, как и его шеф. Недаром, уходя поутру в город, Червонец оставляет Крюка с бандой безо всяких опасений. Значит, доверяет, значит, уверен, что Крюк не поведется на уговоры и не упорхнет из клетки вместе с другими в сторону Хромовского кладбища! Получается, что в Червонце еще живо нечто, позволяющее ему верить в человека. Однако сообщить Славе адрес, где содержатся дорогие ему люди, даже под честное слово, для Червонца равносильно дать разрешение своим людям отлучиться в город и вернуться в квартиру к девяти часам вечера. Под то же честное слово. Червонец – мерзавец, но не идиот. И он прекрасно понимает, что Слава, получив адрес семьи, исчезнет так же быстро, как исчезнут его люди вместе с кладом Святого.

О, если бы выйти в город и, пусть на свой страх и риск, встретить там кого-то, кому можно подать знак…

На пятый день ожидания Ярослав находился почти в панике: какой знак?! кого встретить?! и что за задание можно дать этому первому встречному знакомому?!

«Приведи НКВД по адресу такому-то»?

Но нужно было что-то делать, он не слышал голоса Светы и Леньки уже неделю, и с каждым днем в его сознание начинало закрадываться подозрение, что… их голоса он не услышит уже никогда. Слава, бывший офицер войсковой разведки, диверсант, привыкший выжидать сутками, начинал терять терпение, едва перестал ощущать своей спиной линию фронта. Фронт стал другим. Невидимым, более жестоким и опасным, даже более опасным и невидимым, чем тогда, в Аргентине, когда из сотен неизвестных ему лиц нужно было распознать двоих нацистов, военных преступников. Вычленить их из толпы и уничтожить. Тогда было легче, потому что рядом был Сомов-Соммер – отец Светы и дед Леньки… Сейчас же Слава был один.

В каждом отрицательном моменте нужно выделять положительное начало и делать ставку на него, как на первооснову – это девиз не только оптимистов, но и разведчиков, находящихся на грани провала. А еще – девиз людей, не желающих умирать и наблюдать при этом, как умирают дорогие им люди…