– Хавьер, ты помнишь, как придумал свой первый фильм?
Хавьер отложил телефон, снял очки и потер переносицу, сочно, до хруста в суставах потянул спину и лишь потом ответил.
– Конечно, помню. Мы с Изабелл развелись, Моника, квартира и все наши небольшие сбережения достались ей – я не был против, на самом деле. Я тосковал. Пил. Потерял работу помощника режиссера. Оброс как дикарь.
– И что произошло?
– Ничего. Никаких откровений, если ты про это. Ко мне не подходил старик в длинном одеянии, не снился вещий сон, Моника не выдала никакую истину своими детскими устами. Почти два года я потратил на какую-то ерунду. Смотрел, как другие жили моими мечтами: женились, заводили детей, создавали кино. Не знаю, что изменилось. Наверное, время прошло. Я сидел перед телевизором, шел фильм, странно, я, наверное, должен был запомнить его, но не запомнил. И я подумал: я могу лучше. Мне есть что рассказать. Поднял старые связи, получил финансирование своего первого проекта – удивительное дело, он был про то, как двое влюбляются, женятся, а потом разводятся – с чего бы это? – печально пошутил Хавьер, прежде чем продолжить.
– Критики и зрители благосклонно приняли мой фильм, меня заметили, а дальше одно потянуло другое, и как-то постепенно все наладилось. Я простил Изабелл, простил себя, перевернул эту страницу и начал жить дальше. Да я тебе уже рассказывал все это.
Я кивнула. Рассказывал. Но не так.
– А ты никогда не боялся того, что у тебя закончатся идеи? Что ты однажды снимешь все, что придумал, а нового не будет? – я не смотрела на мужа, но он понял.
– Нет, не боюсь. Никогда. Что фильм не выйдет таким, как я представлял, что не будет принят публикой – боюсь постоянно. Но не того, что у меня закончатся истории.
– Но почему?
– Ты боишься именно этого? Что не найдешь, о чем писать?
Я кивнула.
– Значит, ты еще не поняла.
– Чего я не поняла?
– Просто не поняла.
– Объясни!
– Ну как тебе объяснить, если ты не понимаешь. Значит, тебе пока рано знать.
Я вздрогнула от сильного дежавю. Когда-то, в прошлой жизни, мне уже говорили эту фразу.
Я знала, что расспрашивать Хавьера, когда он в таком настроении – бесполезно. Неясное волнение снедало меня и, чтобы отвлечься, я открыла ноутбук и вернулась к своим героям.
Дама червей
Я обратила внимание на Марка в первый же день в университете. Красивый, шумный, веселый – он притягивал взгляды не только девушек, но и парней.
Тогда мы не подружились: мне он показался вертопрахом и раздолбаем, он же вряд ли меня заметил вообще.
Нас свел случай.
Моя соседка, с которой мы целый год мирно снимали небольшую квартирку, на втором курсе внезапно обзавелась серьезными отношениями и поставила меня перед фактом, что теперь она будет жить со своим парнем.
Так и получилось, что я в середине семестра оказалась без жилья. Меня подобрала дальняя мамина родственница, полуслепая полуглухая стервозная бабка, контролировавшая время моего ухода, прихода и список покупок. Через неделю я готова была переехать хоть к самому Мордреду, все лучше безумной леди Агриппины.
Обжигая язык горячим кофе, я шипела как гадюка и жаловалась подружке на жизнь в один из редких перекуров, которые мы устраивали себе в промозглом подвале университетской библиотеки. Близилась сессия и бывалые старшекурсники стращали, что не все из нас вернутся на учебу в новом году.
– Марк ищет себе соседку. Почему бы тебе не поговорить с ним?
Я изумленно уставилась на Ивейн.
– Мне? Жить с Марком?
– А почему нет? Он милый.
– Он парень. Красивый парень! Моя мама не поймет.
– У твоей мамы бордель. Она поймет.
– Не бордель, а отель.
– Да какая разница!
– Ивейн, он меня даже не знает!
– Ты с ума сошла, Шелена? Тебя знают все. Ты самая умная на этом курсе, а может, и не только на этом.
Все сложилось на удивление просто. Марк пришел на встречу, кинул мне привет и спросил: а где твои вещи?
– Я…Эмм…У бабки.
– Ну так пошли за ними, чего ты стоишь, вечно с вами, девки, так, собираетесь целую вечность.
И вот так вот просто мы начали жить вместе.
С тех пор прошло четыре года, и не было за это время случая, чтобы мы с Марком поссорились.
Кроме последнего.
Мы работали на корону уже месяц, но так до сих пор толком не поговорили о происходящем.
В итоге все сложилось для нас вполне удачно: пять лет по контракту, все разработки, сделанные за это время, принадлежат государству. Кроме того, мы получаем настоящую – и неплохую- зарплату, лабораторию, оборудованную в соответствии с самыми безумными нашими мечтами – все это была заслуга Марка. Еще он в яростном бою с Колином выторговал нам право доучиться и получить дипломы.
Но все равно винил себя.
День за днем мы слаженно создавали проверенные зелья – огромные партии, раньше нам и не снились такие никогда, потом вместе возвращались домой, накрывали какой-то ужин и расходились по спальням. Молча.
Я не лезла к нему, надеясь, что через какое-то время все сгладится само собой и снова станет по-прежнему, но становилось только хуже.
И мое терпение лопнуло.
Я мешала тирозин с изолейцином, как вдруг внезапно пришло понимание неправильности происходящего. Отложив в сторону все реторты, я подошла к Марку, который как раз синтезировал адреналин из фенилаланина18.
И обняла.
Он дернулся на мгновение, а потом замер, неловко опустив руки по швам, а потом тоже обнял меня.
Мы стояли так долго и не говорили не слова, но это было совсем другим молчанием.
– Ждешь, когда подействует окситоцин?
– Угу, – я кивнула. – Работает?
– Работает, как видишь.
– Но давай еще немножко пообнимаемся.
– Чокнутая.
– Придурок.
– Прости меня.
– Хватит, Марк. Прекрати извиняться. Твоей вины – половина.
– Если бы я не настаивал… – завел он привычную волынку, но я резко оборвала его.
– Ты был готов отменить сделку, помнишь? Я заставила тебя на это пойти, а потом сама же изменила решение.
– Под воздействием моей умелой манипуляции.
– Я хотела этого. Не оправдывай меня. Мы партнеры, помнишь?
– Шелли, мы в кабале на пять лет. Это угнетает меня!
Я высвободилась из его рук.
– Марк. Марк, посмотри на меня. Посмотри вокруг. – я обвела рукой помещение. – У нас прекрасная лаборатория, любые материалы доступны нам, мы получаем за свою работу деньги. Скажи, если бы это место нам предложили по окончании курса, не мотивировав дополнительно парой пинков под зад, согласился бы ты на такое предложение?
Марк нахмурился.
– Я бы дрался за такую возможность.
– Ну так в чем разница?
– Он бил тебя, Шелена. Унизил, избил и в довершение ко всему чертов Ястреб вломился к тебе в голову.
– Это было немного не так, как выглядело со стороны…
– Не рассказывай мне, как это выглядело со стороны. Я просыпаюсь ночами от кошмаров, в которых ебаный Ворон насилует тебя, а у меня связаны руки.
– И как я выгляжу без одежды?
– Не смешно.
– Прости. Мне тоже снятся сны. Просто… просто мне проще смеяться над этим, чем в действительности допустить в свою голову мысль, что со мной происходили те ужасные вещи. И я не хочу, чтобы мы из-за этого перестали быть друзьями. Понимаешь?
Марк медленно кивнул.
– Понимаю. Мне тоже тебя не хватало все это время. Твоего занудства и командирских замашек.
Я пихнула его кулаком.
– Мир?
– Мир.
Мы продолжили работу, и через некоторое время я вспомнила кое-что, что больше всего не давало мне покоя.
– Знаешь, я почти забыла унижение – будем честны, мы заслужили это сполна, и условия мне нравятся…
– Но…?
– Но я никак не могу смириться с тем, что мы отдадим им все, что изобретем за это время! Меня начинает трясти при мысли об этом! Потребуй его высочество мою честь в обмен на разработки, я бы ни мгновение не сомневалась, так мне жалко нашего труда!
Марк довольно хмыкнул.
– Не беспокойся об этом.
– Легко сказать!
– Да нет же, ты не поняла. Помнишь, как точно звучит контракт?
– Ээээ…
–Да, я глупость спросил. Так вот, точная формулировка, что мы не претендуем на четко определенные составы по четко определенными названиями. (как бы это по-юридически?)))
– И?
– И не мне тебе объяснять, как легко можно изменить формулу, добавив звучный, но не влияющий на основной компонент элемент.
До меня начало доходить.
– То есть, мы можем добавить, например, к «влюбленности» аромат ванили и пыльцу дамасской розы…
– Обозвать все это «первым поцелуем» …
– И продавать …
– Те же яйца в новой упаковке? Да!
Я завизжала и бросилась ему на шею.
– Марк! Ты – гений! Нет! ГЕНИЙ! Я люблю тебя! Пьяный Ланселот, ты обвел вокруг пальца самого черта Колина, если он пропустил это в нашем контракте.
Марк задумчиво протянул.
– Ты знаешь, Шел, мне кажется, я его совсем не обманул. Он так странно посмотрел на меня, когда читал этот пункт… Я думал, что он сожрет меня с потрохами за дерзость. Но старый сыч какого-то хрена промолчал. Черт, хотел бы я когда-нибудь стать вполовину таким же опытным, как он…
Я не слушала. Главное я узнала, и это была самая прекрасная новость за последнее время!
– И ты даже не расстроена, что не придется отдаваться его высочеству?
– Мне все равно, что ты придурок, сегодня ни одна твоя пошлость не поколеблет мое счастье. Пойдем в «Гарпию»? Хочу напиться как свинья и танцевать всю ночь!
– Ну так это же ты все о пизде думаешь, вместо того, чтобы побыстрее закончить работу и свалить отсюда к чертовой бабушке! Все вы девки такие, ненадежные.
Как хорошо было видеть прежнего Марка! Я весело засмеялась и принялась за дело.
Валет пик
Ястреб нехотя признал, что он начинает привыкать.
К тому, что большую часть западного дворцового крыла отдали двум сумасшедшим гениям.
К тому, что эти гении оказались детьми.
И к тому, что они с каждым днем нравились ему все больше и больше.
Как-то незаметно вышло, что каждый день он приходил в лабораторию: сначала с инспекцией, потом формально, но только когда однажды ему вручили специально заваренный к его приходу кофе, он понял, что что он тут, потому что ему хорошо.
Поначалу они сторонились его: боялись и явно испытывали неприязнь. Всегда веселые и разговорчивые, оба замолкали, замыкались и работали в тишине, пока он не уходил, и первое время он явственно чувствовал молчаливый вздох облегчения, как только за ним закрывалась дверь. Их явное недружелюбие забавляло его, было таким свежим в удушливой вежливости двора, где каждый смотрел ему в рот и мечтал лизнуть задницу поглубже. Он не лез к ним с бесполезными советами и замечаниями, но искренне интересовался их работой и задавал вопросы, много правильных вопросов, и понемногу они втягивались в объяснения, увлеченно пытались найти аналогии, понятные непрофессионалу. В итоге постепенно лед тронулся, и теперь они уже яростно спорили и подкалывали друг друга, не стесняясь его присутствия.
Сейчас, зная их достаточно много времени, он удивлялся про себя, как могли они с Вороном решить, что ди Анджело был главным в этом тандеме. Было очевидно, что все идеи идут от Гатинэ, и именно она решает, как и над чем они будут работать. Осторожно расспрашивая их, он выяснил, что Марк – прирожденный торговец, и именно он когда-то придумал экономить материалы и трудовые затраты, клонируя готовый эликсир магическим путем. При этом сильно терялась интенсивность воздействия препарата: от получаса-двух до пятнадцати-двадцати минут, но и цена продукта существенно падала, позволяя расширить целевую аудиторию покупателей.
Он смотрел на них и видел себя пять лет назад: наглого, дерзкого, безрассудного, полного идей и сумасшедшего распиздяйства. Подмечал их помятые, но все равно юные лица после загульных выходных, слушал безумные истории, которые случаются с людьми только в молодости, мысленно улыбался бесконечным пикировкам, любовался слаженностью движений людей, между которыми давным-давно нет секретов.
– Впал в ностальгию? – только железная выдержка помогла ему не вздрогнуть от вкрадчивого голоса Ворона у себя над ухом.
Габирэль по своему обыкновению возник внезапно и из ниоткуда. Встав рядом с Каем, он кинул взгляд на двух друзей.
– Ты уже решил, когда трахнешь девчонку? Я же вижу, что ты ее хочешь.
Кай поморщился. Он любил Ворона, но его бесцеремонные замечания… Правдивые замечания.
– Я решил, что не буду этого делать.
– Да ну? Еще пара таких высказываний, и в следующий раз вместо виски я принесу тебе компот.
– Не следует мешать секс и работу.
– Ты не работаешь с ней. Ты – ее хозяин. Обязанность каждой девки давать своему начальнику, разве Колин не внес это еще в официальное законодательство?
– Мне просто нравится на них смотреть. Они такие … чистые. Я не хочу вставать между ними.
Ворон расхохотался так громко, что Шелена и Марк обернулись и посмотрели их в сторону. Согнувшись в три погибели, он помахал им, мол, не ваше дело, работайте дальше, а потом, все еще посмеиваясь, повернулся к Ястребу:
– Старик, ты правда решил, что эти двое – пара?
Принц не любил оказываться в чем-то не прав. Нахмурившись, он с вызовом посмотрел на Ворона, требуя объяснений.
Габирэль, однако, не обратил внимания на молнии, которые метал взглядом его высочество.
– Они только друзья. Парень – гей.
– Да ну. Уж в этом я разбираюсь.
– Ну, значит, ошибся. Давно не практиковался – ехидно добавил Ворон. – Уверяю тебя, парень – гей. Ну, может, би. Но они не спят вместе. Не веришь моим глазам – поверь моему нюху. Их запахи не смешаны.
– Ты уверен?
– Как то, что я – Ворон. И я тебе больше скажу…
Габирэль приблизился к уху принца и, понизив голос, добавил:
– Она – он кивнул в сторону Шелены – девственница.
– В двадцать лет? С ее характером? Не я у нас тут теряю сноровку.
– А ты спроси, – хмыкнул Ворон и, отвесив шутливый поклон, ушел, оставив после себя аромат полыни и новых вопросов.