Он видел шрам.
Какое это имеет значение, подумала Лили. Она никогда не скрывала от него свою болезнь.
Если бы он ее попросил, она бы все ему рассказала.
Но…
Но ей не хотелось, чтобы он знал. Именно поэтому она приуменьшала серьезность своей болезни. Она не лгала ему, но и не говорила правду. Потому что правда до сих пор причиняла ей боль. При воспоминании о собственной беспомощности ее до сих пор бросало в дрожь.
Лучше думай об этом прекрасном доме, сказала она себе, вынимая сына из ванной и заворачивая в полотенце. За те несколько минут, что она здесь провела, ей не удалось осмотреть виллу. Зато сейчас у нее будет достаточно времени, чтобы это исправить. Вот только она найдет кухню, покормит Михалеса и уложит спать.
Ее комната была просторной и светлой. В ней было три французских окна с общим балконом, с которого открывался изумительный вид. Окна были открыты, и шелковые занавески легонько покачивались на ветру.
Цветы были повсюду. Дом плавно переходил в сад. Она не заметила границы, разделяющей их.
Его хозяин был мастером своего дела.
Ее мысли вернулись к Алексу. Был ли он до сих пор на пляже? Возможно, он не станет спрашивать ее о шраме.
Раздался стук в дверь, затем она открылась, и в комнату вошел Алекс. В отличие от нее, он уже успел переодеться.
В руках у него была бутылочка для Михалеса. Похоже, он умел читать ее мысли. Внезапно она осознала, что стоит перед ним в одном полотенце.
– Почему бы тебе не одеться, пока я его покормлю? – спросил он, протягивая руки к сыну.
– Смесь нужно подогреть.
– Она уже теплая.
– Твои люди здорово работают, – заметила Лили.
– Не могу с тобой не согласиться, но бутылочку я подогрел сам, – сказал Алекс. – Мы здесь одни. Экономка приходит по утрам, а садовник живет здесь в мое отсутствие.
– Значит, ты живешь здесь один?
– Да. – Опустившись на диван, он посадил Михалеса себе на колени и дал ему бутылочку.
Малыш принялся жадно ее сосать, словно его не кормили неделю.
– Он голоден как волк, – рассмеялся Алекс, и внутри у Лили все затрепетало.
– Пойду оденусь, – пробормотала Лили и, схватив одежду, направилась в ванную.
Но дверь она оставила приоткрытой. Решила первая начать задавать ему вопросы, чтобы отвлечь его от своего шрама.
– Как долго ты здесь живешь?
– Мой отец построил этот дом, когда женился на моей матери.
– Сад тоже его работа?
– Они с матерью сделали основное. Он умер, когда мне было пять лет. Матери пришлось покинуть остров. Когда она вернулась, мы с ней благоустроили сад. – Его голос смягчился. – Садоводство было ее страстью. Такой же, какой для тебя являются лодки.
– Она умерла, когда тебе было семнадцать?
– Да, но перед этим она долго болела.
– Ты говорил, что воспитывался в королевском дворце.
– Да. – Теперь в его голосе слышалась скрытая ярость. – Мой дядя ненавидел моего отца.
Когда я родился, эта ненависть обернулась местью. После смерти моего отца он изгнал мою мать с острова. Меня, как будущего наследника, он ей не отдал.
– Он тебя любил?
– Ненавидел. Но поскольку я был его единственным наследником, он был вынужден меня терпеть.
– О Алекс.
– Да, нам пришлось нелегко. Закон был полностью на его стороне, и его юристы были безучастны к нашим мольбам.
– Но потом он все же ее вернул?
– Не без моего участия, – произнес Алекс с мрачным удовлетворением. – К тому времени, когда мне исполнилось пятнадцать, я узнал о нем то, что никому не полагалось знать. Я постоянно его этим донимал, и он больше не хотел видеть меня рядом. В конце концов, он позволил моей матери вернуться и даже назначил нам содержание. С тех пор мы жили здесь вместе, пока она не умерла.
За этим скрывалось что-то серьезное. Ей было трудно представить себе пятнадцатилетнего подростка, противостоящего королю.
– Бедный Алекс.
– Не надо меня жалеть.
Она уже надела джинсы и футболку, так что оставаться, в ванной больше не было необходимости.
Михалес закончил есть и засыпал на руках у отца.
Услышав ее шаги, Алекс поднял голову и выжидающе посмотрел на нее.
Отец и сын были так похожи, что она не могла не улыбнуться.
Ее мужчины.
Эта мысль была такой… странной.
– Расскажи мне о своей болезни, – мягко произнес Алекс, и она тут же перестала улыбаться.
– Тебе незачем знать.
– Расскажи. Я должен знать, – настаивал он.
Его взгляд говорил, что он не уступит. У нее не было причин скрывать от него правду. Разве что она боялась стать еще более уязвимой перед ним.
– У меня была опухоль мозга, – тихо произнесла она.
В его глазах промелькнул ужас.
– Опухоль мозга…
– Доброкачественная. – Последнее, что ей было нужно от этого человека, – это его жалость.
Когда доктора вынесли ей смертный приговор, она отправилась на Бриллиантовые острова поговорить с Миа. Надеялась на поддержку сестры или хотя бы сочувствие, но, разумеется, Миа, даже слушать ее не захотела.
– Не будь смешной, – сказала она. – У тебя всегда были эти дурацкие головные боли.
Уверена, ты преувеличиваешь.
От отчаяния Лили пыталась связаться с матерью, но та не ответила на ее звонки. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой и обделенной.
Затем наступил вечер бала. Ей не хотелось сидеть одной в спальне и с ужасом думать о будущем, поэтому она решила немного развеяться.
Так она и познакомилась с Алексом. Он улыбнулся ей и пригласил ее на танец, и за два чудесных дня, проведенных с ним, она забыла о реальности. Растворилась в его улыбке, его нежности, его страсти…
И вот он снова смотрит на нее так, словно она ему небезразлична. Нет, она больше не может рисковать своим сердцем.
– Она была у меня всегда. Это давняя история, – небрежно произнесла она. – Наверное, тебе известно, что мой отец был шотландским баронетом и бездетным вдовцом. Моя мать состояла в родстве с греческой королевской семьей и была амбициозна и корыстолюбива. Она вышла замуж за отца из-за его денег и титула, несмотря на то что он был почти на сорок лет старше ее. Затем появились на свет Миа и я с разницей в два года.
– Я это уже знаю, – сказал Алекс.
– Ты знаешь историю Миа.
– В таком случае почему бы тебе не рассказать мне все остальное.
Лили кивнула.
– В шесть лет у меня начались головные боли. У меня нашли опухоль, доброкачественную, но неоперабельную. – Она пожала плечами. – Думаю, это и разрушило брак моих родителей.
Узнав, что я больна, мать начала испытывать ко мне отвращение. То, что одна из ее дочерей оказалась несовершенной, было для нее оскорблением. Затем у отца закончились деньги. Тогда она сбежала, забрав с собой Миа. Мы с отцом едва сводили концы с концами. Когда он умер, меня взял к себе дядя моей матери, человек добрый и чуткий, в отличие от нее. Он был кораблестроителем в Уитби на севере Англии и научил меня своему ремеслу. После его смерти его друг Спайрос убедил меня переехать в Штаты и работать на него. Именно так я и поступила.
Головные боли продолжали меня мучить, но я научилась с ними жить. Я строила замечательные лодки и была вполне довольна своей жизнью.
– Тебя не было на свадьбе Миа.
– Меня не пригласили. После развода родителей мы с сестрой почти не виделись. Мы были друг другу чужими. Поверь мне, я нисколько не расстроилась. Мне бы не хотелось быть подружкой невесты. – Она улыбнулась, но Алекс оставался серьезным. Его взгляд пронизывал ее насквозь, заставляя чувствовать себя беззащитной перед ним. – Затем боли усилились. У меня начались головокружения и тошнота. Тогда я обратилась к докторам, и они меня обследовали.
Оказалось, что опухоль выросла, и, по их мнению, мне оставалось жить меньше года, если не произойдет чудо.
Его глаза расширились от потрясения.
– Лили! – Он протянул к ней руку, но она покачала головой и отошла назад.
– Я была в панике, – продолжила она. – Мне не хотелось обременять Спайроса. Его бизнес тогда начал терпеть убытки. Но мне нужно было с кем-то поговорить. Моя мать не хотела меня знать, поэтому я отправилась к Миа. Во дворце тогда проходили торжества по случаю сорокалетнего правления короля Георгиоса. Там я встретила тебя и потеряла голову. Та ночь была просто фантастической. Благодаря тебе я на два дня забыла о своей беде и просто наслаждалась жизнью. – Она сделала паузу. – Ты даже представить себе не можешь, что со мной было, когда я узнала о своей беременности. Я не могла работать. У меня не было денег. Головные боли участились. Тем не менее, даже после того, как я тебе позвонила, я не смогла решиться на аборт.
Мне делали УЗИ, и я видела маленького мальчика. Он был таким реальным. Я так хотела…- Она тряхнула головой, чтобы прогнать мучительные воспоминания. – Придя в отчаяние, я снова связалась с Миа. Она сказала, что это мои проблемы, но через некоторое время сама перезвонила.
В ее голосе было радостное волнение. Георгиос был бесплоден, и они хотели взять ребенка из приюта, но решили, что пусть лучше это будет мой малыш. Теперь я знаю, что ими обоими двигало. Тогда мне было так плохо, что я не задавалась вопросами. Главное, у моего ребенка появился шанс выжить.
Алекс не ответил. Он был ошеломлен возмутительным поступком Миа и Георгиоса. Они воспользовались отчаянием Лили в своих корыстных целях. Разумеется, она приняла их предложение. Для ребенка это был лучший шанс. Во дворце о нем бы, по крайней мере, заботились слуги.
Он посмотрел на спящего Михалеса. Своего сына. Мысль о том, что этот малыш мог не появиться на свет, была невыносимой.
Он вспомнил о звонке Лили, о своих жестоких словах. К горлу подступила тошнота.
Молчание затянулось. В напряженной тишине Лили казалась еще более уязвимой.
– Но ты выжила, – мягко сказал он.
– Как видишь, – ответила она. – Ты все еще считаешь, что я лгу?
– Я этого не говорил. – Он покачал головой. – Боже мой, Лили…- Он снова потянулся к ней, но она отстранилась.
– Позволь мне закончить. Часть этого я знаю лишь со слов других, но ты должен меня выслушать. Миа и Георгиос оплатили мое пребывание в одной из элитных французских клиник.
Миа прибыла туда, когда моя болезнь значительно прогрессировала. Теперь я знаю, что дома они с Георгиосом сообщили всем, что она беременна, но у нее возникли осложнения. Георгиос подкупил всех, кого нужно, чтобы в случае, если мой ребенок выживет, его отдали Миа.
– Но как она?..
– Я не могу сказать тебе то, чего не знаю, – отрезала она. – Я долго находилась в коме. Миа не навещала меня. Только приехала, чтобы забрать Михалеса. Полагаю, одна из медсестер была обеспокоена тем, что меня не лечили. Она спасла мне жизнь. Рискуя потерять работу, она связалась с одним хирургом, который брался за самые безнадежные случаи. Он осмотрел меня и согласился провести операцию. В любом случае ему было нечего терять. Миа оставила врачам номер нашей матери, чтобы с ней связались, когда я умру. Хирург позвонил матери, чтобы получить разрешение на операцию. Предложил провести ее безвозмездно. Поскольку платить было не надо, моя мать согласилась. – Лили попыталась улыбнуться. – Однажды я проснулась, и мне сказали, что опухоль была успешно устранена и я буду жить.
Алекс ошеломленно смотрел на нее, не зная, что сказать.
– Невероятно, правда? – усмехнулась Лили. – Большую часть этого я не знала, пока не приехала на твою коронацию. Я не прошу тебя мне верить. Вообще не прошу ни о чем. Я просто хочу строить лодки и заботиться о своем сыне. Я хочу жить.
Лили дерзко вскинула подбородок.
Как он мог поверить в такую историю?
Но затем он вспомнил, что присутствовал на свадьбе Миа и видел ее мать. Они были одного поля ягоды. Алчные карьеристки, кичащиеся своим родством с греческой королевской семьей и английской аристократией.
Эта женщина была их полной противоположностью.
– Я не стану посягать на твою свободу, – сказал он, и Лили кивнула.
– Хорошо.
– Неужели во время болезни рядом с тобой никого не было?
– Спайрос и Элени непременно позаботились бы обо мне, но я ничего им не сказала.
– Я бы тоже к тебе приехал, если бы ты позвонила.
– Правда?
– Можешь мне верить, Лили. Черт побери, ты ведь могла умереть.
– Этого я и ожидала, – ответила она. – Думаю, я больше никогда не испытаю такой ужас.
Ты даже представить себе не можешь, как страшно постепенно угасать, зная, что обратной дороги нет и твой ребенок окажется у Миа.
– Если бы я только мог до нее добраться…
– Гнев не приносит облегчения. Он только все разрушает. – Она помедлила. – Итак, теперь ты все знаешь, и мы можем продолжать.
– Продолжать что?
– Притворяться счастливой парой. Делать то, что должны, пока я не смогу наконец вернуться домой.
– Где твой дом?
– Там, где Михалес, – просто ответила она. – Место мне безразлично. Единственное, что меня волнует, – это мой ребенок.