2/3
3/5
Дорогу через густые леса и туннели под землёй они проделали вместе; Дубнер уверенно шагал, Ёжик поотстал от него на полкорпуса, то и дело прибавлял шаг, попутно удивляясь, как это бобёр, при его-то весе, умудряется преодолевать длинные расстояния спортивной ходьбой, чуть ли не бегом.
Когда дистанция закончилась, они оба вынырнули из люка, Дубнер попросил подождать на кухне и ушёл, правда, совсем ненадолго: через минуту-две он вернулся, держа в лапах её. Колкий даже не сразу понял, что ему показывают, потом сильно удивился, потом начал вспоминать, видел ли когда-нибудь её в таком виде, а потом совсем уж растерялся, запутавшись в мыслях, рассуждениях, предположениях.
Это была гитара… и она выглядела прекрасно! Чудесно, восхитительно, по-настоящему привлекательно. Ёж никогда бы не подумал, что предмет может вызывать столь бурные чувства. Но она вызывала: своей грушевидной формой, рождающей многочисленные ассоциации; натуральным дубовым цветом, который не подделаешь, - он ясно свидетельствовал: Дубнер сделал гитару из того куска, что «пытался» пришибить Ёжика. Довольно толстые, но не чрезмерно, металлические струны золотого оттенка тянулись от нижнего порожка к колкам, и почему-то при взгляде на струны представлялись зверьки, воздевшие лапы к облакам, о чём-то просящие. Ниже лежало что-то чёрное, с маленькими магнитами, скруглённое по бокам и прямых линий сверху и снизу. Чёрный же трёхпозиционный рычажок располагался ближе к краю.
Электрик-парапсихолог хотел, наверное, помочь, но добился обратного: Ёжик перестал что-либо понимать. Если это гитара, почему она настолько странно выглядит? Дырки в корпусе нет – возникнет ли резонанс?.. Хм-м, откуда он взял это слово, «резонанс»? Неизвестно из каких далей пришло знание и насчёт реверберации. Ну, это всё второстепенно, важнее, есть ли у гитары сустейн при отсутствии дыры в деке? Это же не классическая или акустическая гитара, она похожа, скорее, на… электрическую! Ёжик задрожал при одной мысли об этом: неужто электрогитары сегодня существуют? Неужто они когда-то на самом деле были, а не остались в мировой памяти лишь как давние, полупозабытые сказки? Они ведь никому не нужны: кто мечтает об электрических гитарах? Разве что роботы, усложнившиеся и уверенно шагавшие вперёд, а в последние годы даже обгоняющие сами себя.
- Гитара, - с выражением зомби повторил Ёжик.
Дубнер понял, что надо взбодрить приятеля; ущипнул за лапу, подождал, пока короткохвостый ойкнет и потрёт предплечье, после чего сказал:
- Это действительно она, что бы ты ни думал. Уж постарайся не упасть в обморок, когда я кое-что о ней расскажу. Обещаешь?
- Постараюсь, - уже не испуганно, а настороженно среагировал Ёжик.
Дубнер показывает ему гитару без полой деки, на что-то неясное намекает, ведёт себя с каждой минутой всё страннее. Надо присмотреться к нему и вовремя сделать ноги, если он взаправду ненормальный. Хотя нормальность понятие не столько относительно, сколько несуществующее: для людей нормально обрасти шерстью, совершать бессмысленные поступки, регрессировать, а для животных – наоборот. Если не принимать во внимание досужие разговоры, слухи-сплетни о прошлом, о предначертании или преписании, или как его там – в общем, обо всём этом, то станет очевидно: отдельные личности разнятся, подобно снежинкам, чья форма постоянно меняется. Нет двух одинаковых снежинок и, вероятно, не появится; то же и с животными, людьми, растениями, грибами…
- Так вот, - начал Дубнер, - гитара эта – твоя.
Ёжик выкатил глаза.
- Да погоди таращиться, - немного раздражённо пресёк приступ изумления бобёр; Ёж послушался, перестав таращиться, но волнение никуда не ушло. – Музыкальный инструмент, который тебе показываю, я сделал специально для тебя.
- Но для этого же надо много времени.
- А чем, по-твоему, я занимался вечером, ночью и утром?
- Гитарой?
- Молодец, догадался, - иронически похвалил Дубнер. – У меня было много информации: давно собирал её. Плюс навыки, что не пропьёшь и не потеряешь, как говорится. Плюс встреча с тобой: гораздо проще создавать вещь для кого-то, когда видел эту личность, знаешь её пропорции, толщину пальцев, рост, вес и т. д., и т. д.
- Но… зачем она мне?
Дубнер рассмеялся – впервые громко и незлобиво одновременно.
- Играть, парень, играть.
- Но я никогда не думал… - затушевался Ёжик. – То есть, не умею… Как играть, когда не знаешь основ…
- Ну, основы, положим, тебе известны: ты же видел по телевизору концерты и, наверное, бывал на них, ты слышал по радио и музыкальным центрам записи различных групп, ты не мог заснуть из-за балакающей под окном молодёжи, которая умеет играть, дай бог, несколько блатных аккордов.
- Ну-у, это да…
- А ещё ты смотрел на то, как двигаются лапы при игре на гитаре, - верно?
- В-верно.
- Значит, определённую теоретическую базу приобрёл, азы, основное. Теперь дело за малым – сыграть, если, конечно, я не ошибся на твой счёт.
- У меня не получится сыграть, захочу я или нет, - обречённо выговорил Ёжик; ему хотелось извлечь из инструмента пару нот хотя бы, однако он реально глядел на вещи.
- У тебя, может, и не получится. А у тебя и другого тебя?
Ёж завис; придя в себя, постарался прояснить ситуацию:
- Другой «я»? Кто это и как его найти?
- По-моему ты уже нашёл, - загадочно ответил сумасшедший и вместе с тем поразительно разумный Дубнер. И негромко объяснил: - Звук ЖЖЖЖ.
- Думаешь…
- Думаю.
Мастер протянул гитару. Ёжик с небольшой опаской взял её, чуть не уронил, однако удержал, и, чтобы быть уверенным в сохранности инструмента, сел на стул, а гитару положил на колени. Стул подскрипнул, но не повалился: коротколапый выбрал наиболее стойкий.
Лапы подрагивали; справившись с волнением, Ёжик провёл по струнам, испытав при этом наистраннейшее чувство: будто бы звук ЖЖЖЖ выбрался из головы, протёк по его телу, достиг руки и, сойдя с неё на гитару, пробежал по струнам, чтобы родить чистый, объёмный, красивый аккорд.
- Это ми на открытых струнах, - пояснил Дубнер.
- Да. – Ёжик знал это – но откуда?!
- Ты ощущаешь, как прибывают знания, - описал бобёр состояние приятеля.
- Откуда… почему… не понимаю… - сбитый с толку, опасающийся вновь играть на гитаре, Ёжик протянул её Дубнеру и попросил рассказать, в чём дело.
Дубнер мягко улыбнулся, а не усмехнулся даже, чем, по правде говоря, смутил новоявленного музыканта ещё больше. Принял гитару, осторожно поставил в углу.
- Она подождёт тебя здесь, а я покуда кое-что тебе расскажу, Ёжик. Ты ведь этого хочешь?
- Д-да, - подтвердил тот, к кому обращались.
- Что ж, начнём тогда, как водится, с самого начала…
- С людей, что ли? – попытался пошутить слушатель.
А отшельник взял, да и согласился:
- С них самых. Всех фактов не знаю – и сомневаюсь, что кто-либо знает вообще, но чем богат, тем рад буду поделиться. Не поручусь за точность, события до сегодняшнего дня развивались примерно так.
Когда-то давно, я бы даже сказал давным-давно, нашу планету населяли совершенно другие, мало похожие на нас существа, и всё-таки наши братья. Мы называем их людьми, потому что это «имя» досталось нам в память о прошедших веках: один исследователь, осматривая тысячелетние окаменелости, обнаружил в пещере скелет удивительного существа. Его конституция ничуть не походила на нашу, она была гораздо более пропорциональной, и разве только симметричность сложения говорила о том, что мы связаны с ним родством. На стене пещеры, в полутора метрах над телом существа, вырезали послание всего из двух слов: «Мы – люди». Ну, эту историю тебе уже наверняка кто-нибудь рассказывал.
Позже в разных частях света стали находить другие «захоронения», и рядом с некоторыми телами обнаруживались надписи вроде той – так мы, животные, узнали ещё одно полумифическое слово, «человек». Рисунки и надписи на пещерных стенах позволили нам подключиться к информационному каналу прошлого; нам поведали самые невероятные вещи, которые мы взяли на вооружение в быту, и надеюсь, в этом мы не ошиблись, учитывая плачевный пример людей.
Итак, судя по многочисленным находкам, по технике и предметам быта людей, они жили почти как мы, но не столь мирно; войны, то и дело начинавшиеся, чтобы прекратиться и дать начало новой войне, оплели планету паутиной и сжимали схватку своего металлического кулака, грозя разрушить мир до основания. Собственно, примерно это и произошло, когда с небес стали падать космические яйца, как их прозвал наш знаменитый учёный, филин Штейн.
Ёжику не терпелось спросить, что это за яйца такие и чем всё закончилось, но он прикусил язык, понимая, что происходит нечто невероятное, что мир для него меняется, и, надо полагать, навсегда. Дубнер тем временем перешёл к новой части повествования:
- Они-то, яйца эти, и превратили нашу Сферу, любимую планету, в заражённый полигон; они уничтожали всё подряд, не спрашивая разрешения. – Шутка вышла вымученная, и даже сам Дубнер ей не улыбнулся: ещё бы, речь-то шла о незавидной судьбе целого земного шара. – Ну, положим, сами яйца и не могли ни у кого ничего спросить, тогда как их создатели, помешанные на ненависти, специально хранили молчание.
- Создатели?! – Ёжик не утерпел-таки. – Так они были… искусственными?
- Угу, - безэмоционально подтвердил Дубнер. – Больше скажу, то никакие не яйца, а некое смертоносное оружие, лишь по форме их напоминающее.
- Красть у природы задумку, чтобы извратить её… - Ошарашенный Ёжик попробовал на слух эту фразу, и она ему жутко не понравилась.
- Ты верно подметил. Но ведь так происходит издревле и будет происходит впредь. На что похожа телебашня? На дерево. Автомобиль? На насекомое. А гитара – на грушу, прямоходящую даму или уж на нечто совсем неприличное. Так и космические яйца из металла, радиоактивности и гнева только лишь напоминают предметы, дающие жизнь, - на деле же жизнь забирают.
К удивлению, хотя уже не столь сильному, Ёжик понял смысл слова «радиоактивность», а ещё ему на ум пришли слова «атом», «ядерный», «бомба». Не ускользнул от ума колючего и заложенный в них смысл. События сменяли друг друга всё быстрее и интереснее… правда, и более пугающе.
- Но при чём же здесь гитара? – Ёж недоумевал. – И мы с тобой, и звук ЖЖЖЖ, и…
Бобёр жестом попросил собеседника прерваться.
- Слушай до конца.
Ещё в детстве ты узнал о том, что жили на свете люди, создания, не пощадившие ни природы, ни себя. Но как это случилось, никто тебе не объяснил, правильно? Вижу, что правильно. Мы, знающие, стараемся не упоминать выражений «ядерная бомба» или «его предначертание», в целях безопасности, но больше для того, чтобы жить мирно. Если же о предписанном или о смертельных грибах узнают те, кому не надо… - Дубнер не договорил, что «прозвучало» яснее всяких слов. – Но когда-нибудь пришлось бы рискнуть, больно уж много сходится.
- Что именно?
Дубнер проигнорировал вопрос – может, тоже в целях безопасности – и продолжил:
- Яйца выглядели впечатляюще, когда летели на землю, словно родившиеся в космосе и выпавшие оттуда. Они набирали колоссальную скорость, а когда наконец падали, раскалывались; из них вверх взлетал желток, овеянный густыми облаками, и, возможно, нет на свете зрелища более впечатляющего. Однако за красотой крылась смерть; не могу да и не хочу рассказывать, что случилось с теми людьми, которые не избежали воздействия расколотого яйца. Сознавали люди, что делают, или нет? Вне зависимости от ответа, в мире для них ничего не изменится – так и будут они, обросшие, кричащие, шататься по планете.
- А я думал, побасенки о людях – это всего лишь… побасенки.
- И не видел ни одного?
- Нет.
- Ничего, если я не ошибся, ещё увидишь и собственными глазами убедишься. А теперь сыграй что-нибудь. – Дубнер снова протянул Ёжику гитару.
- Но я… - попытался повторно возразить игольчатый.
- Просто – сыграй.
Ёжик не стал спорить и принял из мощных лап гитару; посмотрел на неё, повертел в руках, осмотрел – чисто из любопытства. Затем положил на колено, зажал простой аккорд (E), провёл пальцем по струнам сверху вниз, и вдруг воздух будто бы застыл в ожидании. Подёргав несколько струн – поочерёдно верхних и нижних, - Ёжик сменил аккорд на не более сложный, A, и трижды сыграл струны в порядке 3, 2, 1 (нумерация струн на гитаре начинается снизу). После чего прозвучала кода, похожая на вступление: Ёжик провёл пальцем по струнам, только по пяти, а не шести, ведь басовая первая не входила в аккорд ля, который играл молодой музыкант.
Когда стихла последняя нота, Ёжик обратил взгляд на Дубнера и прищурился: показалось, что свет, просачивающийся с улицы, приобрёл в яркости. Заметив реакцию молодого гитариста, бобёр качнул головой, подбадривая и вместе с тем выражая понимание.
- Предположение оправдалось, - произнёс электрик.
Встал со стула, походил по комнате в тишине: Ёжик пока боялся снова играть на гитаре. Закончив променад внутри дома, Дубнер плюхнулся своей немаленькой массой на стул, абсолютно безразличный к тому, сломается под ним предмет мебели или же нет.
- Я не могу играть; слышу, хочу, пытаюсь, но не могу. Это не для меня. – Дубнер говорил не по обыкновению споро. – А у тебя выходит… уже вышло! И лучики, тепло, солнце – ты же их почувствовал?
- Что-то вроде да. Мне показалось, что погода за окном…
- Показалось! – Дубнер всплеснул лапами и расхохотался, заодно таким образом снимания накопившееся за два дня напряжение. – Ему показалось! Вы только послушайте!
- А разве нет? – Ёжик был сбит с толку и не знал, чему верить.
- Вот что я тебе скажу: побольше делай вещей, которых не понимаешь, но в которых нет зла. Тоже не понял? Ну да и без разницы.
Смысл же, дорогой Ёж, вот в чём: я делал гитару и для себя и пытался перенести в неё звук ЖЖЖЖ. Я занимался абсолютно тем же, чем и ты несколькими минутами ранее. Хотел играть, но мне желание не помогало, а только мешало. Когда на первой работе узнали о моём увлечении, то тут же подготовили приказ об увольнении. И общаться со зверями, не понимающими, каково это – слышать, крайне затруднительно. Потому я и стал отшельником, потому и не злюсь, что меня ударило током, возможно, что-то закоротив, но что-то и заставив работать. Я потерял невесту, работу, жилище, а вместо этого приобрёл цель. Надеясь непонятно на что, я долгие годы ждал, и когда Мед показал мне листки с предначертанием, что он бережно хранил, стало ясно: ожидание не прекратится до тех пор, пока кто-нибудь ко мне не придёт.
Хочешь знать, как выглядит предначертание? Полностью не смогу описать, потому что Мед срисовал со стены той пещеры лишь отдельные фрагменты: они с экскурсией лазили в пещеры прежних, и время на пару с боязнью потеряться не позволили другу зарисовать всё. Да и возможно ли это? Сомневаюсь.
- Так что же было в предначертании?
- Фигура. Фигура ежа, одной рукой держащего гитару, а другую воздевшего к небу в непонятном знаке, где оттопырены два пальца – указательный и мизинец. Далее шло слово «импровизация»; чуть ниже «Песня Ёжика»; и ещё ниже – знак, который, готов спорить, пригрезился тебе ночью.
Ёжик опешил: поверить ли во всё это? Или усомниться в здоровье Дубнера? Второе проще… но правильнее ли?
- Дубнер, а почему ты не можешь играть?
- Потому что я – не ты.
Погрузившись в размышления, Ёжик опустил руку на гитару и случайно задел верхние бас-ноты, ля и ми, то есть те же, что сыграл аккордами минут пять назад. И свет словно бы стал немного глуше, однако ощущения неприятности не родилось. От греха подальше, Ёжик снял гитару с колен, поставил, прислонив грифом к столу, а декой – к своему стулу. Только сейчас иголка заметил, что у музыкального инструмента гриф по форме напоминает мордочку ежа. Или – Ежа?..
Всё это было в вышей степени загадочно и интригующе.
- Это замечательная гитара, - сказал Ёжик первое, что пришло на ум.
- Ты даже не представляешь насколько.
- У неё очень громкий, чистый, ложащийся на душу звук, несмотря на то, что она не подключена к усилителю.
- Думаешь, не подключена? Хе-хе. И про громкость звука в точку. А хочешь ещё сюрприз?
- Э-э?..
- Я узнал об этом давно, но не мог проверить в силу причин, о которых упоминал. Возьми гитару.
Заинтересованный, Ёжик послушался.
- А теперь сыграй что-нибудь, в голове представляя, как это должно звучать и что звуку следует быть громче.
Не особо веря в сказанные Дубнером слова, Ёж, тем не менее, поступил, как ему сказали: ударил по струнам, представляя себе более внушительный по всем параметрам звук. Следом произошло то, что заставило Ёжика вжаться в спинку стула: аккорд грохотом разнёсся по кухне, погремев посудой, пораскачивав лампу, испугав одинокого паучка на потолке. И аккорд этот, насколько оглушительный, настолько и чудесный, подарил Ёжику ощущение вселенского счастья, которое рождается, когда человек занимается своим делом и оно получается.
Дубнер смотрелся совершенно беззаботным.
- А теперь сыграй то же самое, но со звуком ЖЖЖЖ, - радостно предложил он.
Ёжик повиновался, только чуть убавив «громкость».
Гитара заиграла-запела-заревела – он, подлинный звук ЖЖЖЖ, что не спутаешь ни с каким другим, скользнул из головы Ёжика в руку, из руки – в гитару, а из неё, посредством струн и чего-то, очень напоминающего магию, наружу, в мир, в кухню. Звук зарядил атмосферу энергетикой, и точно бы температура в помещении поднялась градуса на два.
- My temperature is rising, - сказал Дубнер на одном из языков древних.
Цитировал ли он? Скорее всего, да, однако тогда получалось, что и насчёт температуры Ёжик не ошибся.
Но постойте! Не означает ли это, что он, простой лесной зверёк, умеет с помощью электрогитары как-то влиять на окружающее?! Да нет, бред. Бред Дубнера, который тот пытается внушить и ему… Но нестерпимо хотелось поверить!
Дубнер покивал и указал на гитару.
- Это электрический инструмент, - как бы между делом уведомил он.
- Невозможно, - прошептал Ёжик, - их больше не осталось. Все забыли, как их делать, если вообще когда-нибудь помнили.
- Знаю. Но это – электрогитара.
- Не понимаю… где же провод? Или беспроводной усилитель.
- Ты задал этот вопрос и тем самым показал, что начинаешь понимать.
Казалось, выпучить глаза ещё больше невозможно, но Ёжику удалось это проделать.
- Она играет от меня?!
Дубнер развёл руками.
- У меня было время попрактиковаться в создании электротехники, много о ней почитать, нарыть прочую информации, на первый взгляд, не имеющую отношения к гитарам, поэтому музу для тебя сконструировал быстро. «Муза», кстати, не образное выражение; греческий древнейший язык утверждает, что как раз её, вдохновительницу, советчицу, музыку, слово «гитара» в переводе и означает. Тебя, между прочим, шибануло удобнейшим образом, спасибо, - пошутил Дубнер. – Хочу сказать, ветка грушевидной формы идеально подошла для гитары. Хех, я рад, что не прогадал. Только, слышишь, Ёж, будь осторожен с силой, особенно когда понял её; сомнительно, что к тебе пришло полное осознание, но граната в руках глупца зачастую гораздо опаснее ядерной бомбы, принадлежащей мудрецу.
- Всё, я запутался, - честно признался Ёжик.
- Распутаешься.
Дубнер заулыбался – невиданное зрелище! – подошёл, похлопал собрата по плечу.
- Люди сами превратили себя в таких; это произошло под воздействием желтка космических яиц, хотя, думаю, ты вспомнил истинное название этих кошмарных вещей и ещё много чего, жившего внутри мировой музыки.
- Излучение?
- Именно.
- И спасения для них не было?
- Был: не начинать войну. Теперь же они скачут голыми и обросшими шерстью по деревьям, как мы в прошлом.
- Да что ты такое говоришь!..
- Я знаю что. Всё циклично, всё повторяется, разве тебе не сказали? – Кратко посмеявшись, Дубнер слегонца похлопал Ёжика по плечу. – Людей осталось не много, и они, похоже, стоят на пути вырождения. Но в то же время им ещё можно помочь, и помощь эта придёт не от кого-нибудь, а от нас с тобой, от остальных зверей, от правильно применённых навыков.
- Ты уверен?
- Нет. И ни единое живое существо, попавшее в такие обстоятельства, не может быть уверено. Но я надеюсь, предполагаю, думаю.
- И действуешь, - прибавил Ёжик.
- Безусловно, куда без этого?
После этой фразы в беседе наступила долгая тишина, означавшая – разговор окончен, по крайней мере, на данный момент.
- С твоего позволения, я пойду, Дубнер.
- Да-да, конечно. Гитару прихвати.
Ёжик ещё раз обдумал только что принятое решение, не нашёл, что оно идёт от трусости, и лишь тогда сказал:
- Думаю, не стоит. Пусть побудет у тебя.
- Убеждён?
- Да нет. Но так, наверное, пока будет лучше.
Дубнер не стал спорить.
- Хорошо, иди. В добрый путь и час.
- И тебе всего наилучшего. Проводить?
- Да нет, не утруждайся, дорогу я запомнил. У меня много недостатков, однако забывчивость в них не входит.
- Ха-ха! Молодцом. Практически рок-н-ролльная шутка, уважаю.
- А?
- Да ничего-ничего, иди. Если нужна будет помощь, обращайся.
- Договорились!
- Ну и замечательно. Считаю, у парапсихолога обязана быть пара для психологии. – Дубнер расплылся в искренней широкой улыбке.
Ёжик сказал что-то вроде «А-а, да» и вышел за порог с намерением действительно уйти домой. Но отсутствовал зверёк всего минуты две: на краю болота он заметил страшную, обросшую высокую фигуру, которая копалась в кусте малины, занесённом сюда неизвестно каким ветром. От чавканья фигуры делалось не по себе, и почему-то из-за присутствия прежнего – а то был, вне всякого сомнения, он – на душе становилось тревожно. Всплывало в сердце некое ощущение неправильности… Впрочем, Ёжик, подобно всем достаточно наивным существам, обладал восприимчивой натурой, а натура заговорила с ним на повышенных тонах:
«Ты что делаешь? Решил всё испортить? А как же перемены в жизни – к лучшему, конечно? А как же утолённое любопытство? Как возможность помочь ближнему и остальным зверям, и людям?..»
Ёж не стал дослушивать внутренний голос, вернулся в «обитель» Дубнера, извинился перед владельцем, вслед за чем взвалил увесистую гитару-музу на плечо и, вторично попрощавшись, отправился домой. Недолго поглядев за Ёжиком из окна, Дубнер занялся другими насущными делами, в особенности сушкой недавно собранных в лесу за болотом лисичек и яблок.
4/5
Придя домой, Ёжик решил первым делом изучить гитару, чтобы понять, что она такое, зачем нужна и почему попала именно к нему. А случайно ли попала? Или это было неизбежно? В любом случае, вот он, вот гитара, и он уже играл на ней, рождал страннейшую до невозможности музыку, ощущал энергию, которую не описать словами, а ведь, считай, пару раз коснулся её, и только.
Сидя на стуле, он посмотрел на гитару, аккуратно положенную в кресло, вещь строгую, величественную внешне и хрупкую, творческую внутри. Музыкальный инструмент, хочешь – не хочешь, ассоциировался с особью женского пола, и сходство родилось не сейчас и не у Ёжика; его издавна заложили в обработанный мастерами кусок дерева. Узнать бы, кто создатель струнной музы, поговорить с ним, потому что из-за бесчисленных, бесконечно сменяющих друг друга вопросов у Ежа плавилась голова. Отличный ребус придумал Дубнер, ничего не скажешь, но надо его решать, иного выхода Ёж не видел.
А гитара стояла себе в кресле, указывая наверх, в небо, стратосферу, космос. Конец грифа, чуть скруглённый, стремится пронзить пространство, желая достичь цели; струны вытянулись в струнку, словно (и Ёжик улыбнулся забавному сравнению) змейки в солярии. Остальные элементы ребуса тоже пребывали в спокойствии, однако не их владелец.
«У меня есть гитара, но я не чувствую себя её обладателем, - внезапно подумалось Ёжику. – Да вообще, если разобраться, жизнь моя после той грозы пошла наперекосяк, в ней поселилось множество чудных событий и ощущений, и гитара – одно из них. Может, и не следует полагать, что я её хозяин?.. Господи, да чего мучиться! – Уголки губ приподнялись в улыбке. – Вот же источник моих вдохновения со смущением, надо лишь взять его в руки, сыграть что-нибудь».
Так он и поступил: подошёл к креслу, где возлежал загадочный предмет, поднял его лапками с обрезанными ногтями; повертел, порассматривал и, вздохнув скорее из-за томительного ожидания, чем от беспокойства, сел в кресло. Вырез в точности совпал с ногой – гитара легла на коленку как влитая. Ёжик прочистил горло, безо всякой причины, просто волновался. Начиная общаться с музыкальным предметом, для пробы провёл по открытым струнам. Гитара откликнулась немедля, зазвучала хрустальными колокольчиками, чисто, стеклянно и всё равно живо. Ёж потрясённо качнул головой, ловя себя на мысли, что к этому звуку никогда не привыкнешь до конца, слишком он самобытный и прекрасный.
Колючий стал играть те же аккорды, что и в домике Дубнера. Беспрекословно исполняя его прихоти, гитара своим стеклянно-изумительным звучанием претворяла задумки Ёжика в реальность. Полянка за окном утопала в солнечных лучах, что прибывали и прибывали, превращая зелёное в жёлтое. Но времени удивляться дальше не было – почувствовав себя увереннее, игольчатый стал импровизировать. Вначале удавалось с трудом, шло много дисгармонических нот, аккорды рождались или, кто знает, вспоминались не без труда. Солнце будто реагировало на занятия Ёжика: когда он играл «хороший» аккорд, беззаботно разгоралось, а если аккорд получался «плохим», с грустью гасло.
Гитарист отогнал незваные, ненужные мысли на край сознания, сосредоточившись на игре. Вот уже аккорды извлекались более осмысленные, вот появились гармоничные сочетания. Здесь он дёрнул пару струн, и получилось мелодично, а тут сыграл приятную последовательность нот, использовав арпеджио, или, по-дворовому, перебор. Существовали различные техники игры на гитаре, а у него всё выходило как бы непроизвольно.
«Непроизвольно, да не совсем!» - показалось Ёжику.
И на то были причины: например, музыкальные термины, в которых юный музыкант прекрасно разбирался, хотя представления не имел, откуда они взялись в памяти. Или аккорды. Или бой правой лапкой. Мелодии, полностью импровизированные либо продуманные... легато, пассаж... тональность... многое другое. Он не мог знать таких вещей, и, тем не менее, знал.
Закончив дёргать по одной струне, Ёж взялся импровизировать созвучиями, после совместил оба способа, а затем придумался рифф, построенный на четырёх аккордах. Ничего проще и мощнее, ничего более настоящего он не слышал. Откуда появляются подобные музыкальные фразы? Откуда и для чего взялось словосочетание "музыкальная фраза"? Какое отношение к происходящему имеет он? Неизвестность способна разрушить горы или свести с ума; сочтя, что первым заниматься рано, а вторым и вовсе не стоит, Ёжик несколько раз сыграл рифф, от которого веяло дымом, водой и звукозаписывающей компанией. Далее отзвучала не ударная и не очень трудная, однако непередаваемо притягательная партия песни, что навевала мысли о лестнице, небе и ангелах. А после молодой зверь воспроизвёл гитарный кусок из песни, придуманной им только что... ну, или пойманный откуда-то, скажем, из ноосферы, обительницы идей. Захотелось написать текст к этим несложным зубодробительным аккордам - Ёж примерно представлял, о чём там пойдёт речь. На ум пришли слова "chance", "showmaker", "wall", "no one"... Создавать песню из фрагментарных наработок, наверное, не очень-то легко, но он уж постарается.
Чуть-чуть попев, с переменным успехом, под своё музыкальное сопровождение, он принялся измышлять новые мелодии. Сперва Ёж записывал всё на бумажку, для чего приходилось откладывать гитару, в то время как он решил сегодня полностью посвятить себя ей. Да и, как выяснилось, в записях не было смысла: единожды придумав гитарные или вокальные партии, автор не мог забыть их - столь глубоко отпечатывались в мозгу фантазии.
Под конец упражнений Ёжик попытался отрегулировать громкость; попытки с десятой удалось передать желание гитаре, и она послушалась. Прозвучала ещё пара-тройка песен, где присутствовал чистый звук ММММ (так его назвал лесной гитарист), а после несколько вещей с драйвовым ЖЖЖЖ.
"Странно, что Ведро не прибежал, - кладя гитару обратно на кресло, подумал Ёж, - не мог же не слышать моего "концерта"".
Легонько усмехнувшись, зверёк поднастроил гитару (снова помогло таинственное наитие), поднялся со стула, потянулся, зевнул и посмотрел на висящие над входом квадратные часы. Начало второго ночи! Ничего себе он засиделся... давно пора на боковую. Он лёг в постель, укрылся одеялом и, стараясь выгнать из головы мешающие спать образы, закрыл глаза. Теперь заснуть не давало жжение в подушечках пальцев левой руки, которой он зажимал струны.
"Нарабатываю профессиональные мозоли", - пошутил про себя Ёжик.
Сладко улыбнулся и, расслабившись, наконец уснул.
Наутро Ёжик быстренько поел и так же, в темпе, собрался, чтобы с утреца прийти к Дубнеру. Колючему нужен был совет, а лучше - много советов, поскольку ситуация вырисовывалась малопонятная.
«Надеюсь, Дубнера заинтересуют мои успехи и он что-нибудь посоветует, когда я поиграю».
Бобёр, по мнению Ёжика, не выглядел как самое доброе существо в мире, но его не овевал и ореол враждебности.
«Да что рассуждать? Скоро на месте узнаю».
Однако добраться до хижины психолога-мастера не удалось - только зверёк подошёл к двери, как раздался вежливый, однако настойчивый стук. Открыв парадную дверь, Ёж с удивлением обнаружил за порогом Дубнера.
- Можно войти? – не злобно и без привычного сарказма спросил бобёр.
- Да-да, конечно, - ответил приятно удивлённый Ёжик, отступая в сторону, чтобы не преграждать путь консультанту.
Дубнер огляделся с видом умудрённого экскурсиями зверя.
- Играешь? – осведомился он затем.
- Пытался.
- И как результаты?
- Не то чтобы очень… То есть кое-что получается, но не всё. Гитарные партии не удаётся продумать и исполнить целиком. Нет и целых песен, только намётки.
- Всё правильно, всё правильно… - пробормотал бывший электрик.
- Что именно?
Он вздохнул, как будто умудрённого зверя повезли на бесконечную по счёту экскурсию.
- Присяду? – Он указал на стул.
- Располагайся, чувствуй себя свободно, - радушно отозвался Ёж.
Дубнер то ли воссел, то ли плюхнулся на стул, своей массой заставив его жалобно скрипнуть, хлопнул ладонями по коленям и снова обратился к Ёжику:
- Настала пора приоткрыть тебе ещё одну тайну, до которой, впрочем, ты мог и сам додуматься.
Колючий уместился в кресле напротив загадочного парапсихолога.
- Как ты понимаешь, - начал Дубнер, - эта гитара не просто гитара и не только музыкальный инструмент, она нечто большое, производное небесных сфер.
- То есть? – не понял новорождённый музыкант.
- В моей речи будет достаточно сложных слов, так что готовься. – Дубнер всхохотнул, ещё раз ударил руками по коленям. – Инструмент, сделанный мной для тебя из дуба, вообще не должен бы звучать, по крайней мере, как электрическая гитара, техника производства которых давно утеряна. Но она всё-таки звучит. Почему?
- Э-э. – Ёж задумался. – Её что-то заставляет звучать.
- Всё так. Или почти так. Если бы ты верил в сверхъестественные возможности шестиструнки – а тебя придётся в них поверить, уж извини, выбора нет, - чем именно ты объяснил бы её… назовём это «фантастичность».
Ёжик ненадолго задумался.
- Звуком ЖЖЖЖ? И ММММ?
- Верно. – Дубнер степенно кивнул. – А откуда они взялись?
- Появились в моей голове.
- А с чего вдруг?
- Ну, я… ударился о дуб, по-моему, и головой тоже. И молнии сверкали, прямо рядом со мной, и жутко напугали. Одна вроде бы даже в линию электропередач попала.
- Угу. Понимаю, что ты не электрик, но всё же: если бы через твоё тело прошла молния, что бы от тебя осталось?
Ёж пожал плечами.
- Да ничего, кучка пепла.
- Точно. Но ты ведь жив.
- Эм… Хочешь сказать, молния меня не убила, из-за чего в моей голове зародились звуки ММММ и ЖЖЖЖ?
- Примерно так. И больше скажу: есть вероятность, что молния тебя искала, нашла, однако ей помешали воплотить план в действительность.
Глаза Ежа расширились от ужаса.
- Спалить меня?
- Ага. И что тебя защитило – главный вопрос. Меня-то, как помнишь, тоже защитило нечто неизвестное.
- Но ты, кажется, не можешь играть на этой гитаре? – вспомнил иголка.
- Мне под силу подёргать несколько струн, более-менее воспроизвести довольно простой рифф из тех, которые играют в голове, но и только. И мощный звук, жжжжужжащий и ммммычащий, мне вытолкнуть в реальность не под силу. Вначале это немного печалило, но потом я свыкся с мыслю, что искали не меня.
- Кто искал? – недоумённо спросил Ёжик. – Или что?
- Во-от. Правильные вопросы задаёшь. Хотел бы я знать. Есть пара предположений, но они палкой по луже писаны. – Дубнер замолчал, задумался ненадолго, а потом добавил: - Самая вероятная версия – судьба.
- Судьба тебя спасла?
- И меня. И тебя. И наверняка ещё какого-нибудь бедолагу, у кого в голове рождаются мелодии. Только бедолага и я не подходили на роль тех самых гитаристов, а ты вот подошёл.
- Что во мне такого особенного? Я же вроде как самый обыкновенный, ну, в смысле, никогда не чувствовал в себя ничего экстраординарного.
- Это бы неплохо выяснить. – Третий удар раскрытыми ладонями по ногам. – Позволишь? – Он указал на гитару.
- Бери-бери.
Игольчатый передал инструментальную музу Дубнеру. Тот вновь плюхнулся на стул, опять вынудив несчастного поскрипеть, положил левую лапу на лады близко к грифу, а правой ударил по струнам над декой. Раздался приятный, что-то удивительно напоминающий и отчего-то едва ли не волшебный аккорд, потом ещё один и ещё. Дубнер играл боем, неплохо, но заметно хуже Ёжика, и звук слышался не громкий, не сочный.
- А теперь попробуй ты сыграть эту партию, но до конца – я её не доиграл, -предложил, протягивая гитару, изготовитель инструментов.
- Но как?! – опешил Ёж. – Я ведь не знаю, что играть.
- А ты всё же попробуй.
- Ну ладно, попытаюсь.
Он положил руку приблизительно как Дубнер и постарался воспроизвести его манеру игры; гитара оказалась настроена на звук ММММ, величественный и чистый, однако, помимо звука, ничего не получилось, Ёжик сбился.
- Нет-нет, не пытайся повторить меня, играй сам, по-своему, просто ту же партию.
- Хорошо. Кхе-кхе. – Ёж зачем-то откашлялся и, изгнав из головы посторонние мысли и вслух досчитав до четырёх, предпринял вторую попытку.
Это было волшебно: гитара или рубила, или пела, или всё вместе, но вместе с почти что громогласным звуком ММММ простая заводная мелодия раскрыла свой немалый потенциал. Ёжик притопывал в такт ритму, Дубнер – тоже.
- А теперь, - сказал бобёр, - попробуй уменьшить звук. Не сосредотачивайся – лишь попробуй.
Услышав совет, Ёж перестал отвлекаться на что-либо, «приказал» гитаре петь тише, и, о чудо, уровень звука уменьшился раза в полтора.
Дубнер довольно хрюкнул.
- Прекрасно, не то твоих соседей перепугаем, хе-хе. Ну а сейчас отключи ММММ и подключи ЖЖЖЖ.
- Так же? – продолжая играть, поинтересовался молодой музыкант.
- Да, точно так же.
Ёжик послал мысль гитаре, и мелодия внезапно преобразилась, ошарашив коротколапого; энергичная музыка стала чуть более грязной и агрессивной, но и более ритмичной, драйвовой.
- Во-от, - сызнова протянул Дубнер.
Доиграв партию до конца, Ёж, часто дыша, уставился на гитару; он повернул её к себе «лицом», чтобы лучше рассмотреть, понять, что она такое, но это было ему не под силу. Возможно, пока.
- Почувствовал, как мелодия в голове приобретает окончательные очертания? – полюбопытствовал бобёр.
- М, - выдавил ошалелый Ёжик.
- То же самое происходило и со мной. Но ты – ты – можешь играть!
- А откуда… откуда ты узнал?!
- Ну, во-первых, я потомственный электрик, знать многое об электричестве – моя обязанность. А во-вторых, знаком с предначертанием.
Казалось, нельзя было удивить больше, но Дубнеру это удалось.
- С предписанием?! – чуть ли не выкрикнул игравший.
- Или так: у него может быть много названий.
- Но где…
- Ладно, чем меньше ты будешь знать о предначертании, или предписании, если тебе угодно, тем лучше всем.
- А, - только и смог вымолвить Ёж.
- А теперь последняя вещь на сегодня, хотя не по значимости.
Ёжик тут же приготовился к новым открытиям.
- Не кажется ли тебе, что погода за окном слишком облачная, что малой толики солнца и его тёплых лучей не помешало бы твоему лесу?
- Ну-у… может быть. А что…
- Вот и сыграй что-нибудь спокойное, светлое, мажорное с мыслью об этом.
- А именно?
- Не-эт. Сам, без моих дальнейших подсказок.
Слегка растерянный, Ёж перевернул гитару.
- А как играть мажор?
- Думаю, ты уже знаешь – или знал с самого начала. Со мной происходило примерно так же, если сделать скидку на то, что я не ты.
- Понятно.
Озадаченно пожевав губы, Ёжик исполнил с помощью арпеджио короткую мелодию, буквально секунд на тридцать-сорок; потом его пальцы соскользнули со струн, и он едва уберёг гитару от падения. А за окном, словно бы откликнувшись на призыв или на самом деле отозвавшись, разошлись облака, проступило солнце. Грядки, поляна, лес заиграли радужными золотыми красками, все зацвело, принимая и отдавая солнечный свет.
- Погода… - выдохнул Ёж. – Она изменилась…
- Её изменили. – Дубнер назидательно воздел указательный палец вверх.
- Кто? Я?!
- И потому, - продолжил бобёр свою мысль, - по праву создания, нарекаю гитару именем Dubner Weathercaster. А то, что обрело имя, - обрело жизнь.
Ёжик решил внести ясность:
- Ну, почему «Дубнер» – понятно… А «Везеркастер» – это заклинатель погоды, получается?!
Дубнер спокойно, даже не улыбнувшись, кратко кивнул.
Ёж пребывал в прострации, силясь понять вещи, которые пониманию, может, и не поддавались.
За окном светилась погода. Чуть-чуть погорев, солнце вновь ушло за облака, только ведь это вовсе не означало, что его не было.
5/5
Ещё несколько раз колючий клал пальчики на струны "Везеркастера", но почему-то так ничего и не сыграл: ни мелодии, ни музыкального отрывка, ни единой ноты. Стыдно и неприятно было признаваться в этом (хотя бы и самому себе), однако он боялся. Только чего? Гитары? Инструмента, задуманного, чтобы дарить радость исполнителю и слушателям?.. Да, похоже, именно её, и подобное несоответствие тем более усиливало страх; а если уж вспомнить о необычайных возможностях деревянного произведения искусства, голова не просто шла кругом - отказывалась верить в происходящее.
И, тем не менее, он верил; он играл на гитаре, он слышал звук ЖЖЖЖ, он видел, как менялась погода, и он разговаривал с Дубнером, знавшим намного больше него. А потому, хочешь или нет, от изменившейся действительности не спрятаться. Нет, можно, конечно, попытаться, вернуть музыкальный инструмент, сказать, что обманул бобра, подшутил над ним и что он теперь волен морочить мозги кому-нибудь другому, выпроводить гостя, вернуться в дом и, попив горячего чайку и расслабившись, обо всём забыть. Заманчивая идея! Только забудется ли?
- Ёжик, ты что притих? - позвал задумавшегося иглокожего Дубнер.
- А, - встрепенулся тот. - Да так... понимаешь... - Ему стало не по себе от собственных же мыслей: ладно, проявить трусость. Но предать друга, пусть они и знакомы какие-то часы?! Ну уж извините! Кто бы ни руководил его судьбой или не пытался в неё вмешиваться, если вообще существуют какие-либо высшие силы, он не позволит пятнать своё имя и портить жизнь тем, кем дорожит.
А странный бобёр, надо признать, оказал на Ежа немалое влияние, и, быть может, именно необычностью поведения и характера - сложно жить в Лесу, среди животных наподобие Ведра, и время от времени где-то глубоко внутри ощущать себя одиноким. Непонятым, забытым, брошенным. Естественно, то лишь мысли, а всё-таки, найдя родственную душу, нельзя её терять, грех, причём, пожалуй, ещё больший, чем предательство.
- Догадываюсь, о чём ты думаешь, - мягко произнёс Дубнер. - Когда меня шибануло, в голову столько неожиданных вопросов налетело. А потом ответов, а затем они смешались. - Он потрепал Ёжика за плечо, ойкнул сквозь сжатые губы, уколовшись, но руки не отдёрнул. - У тебя появились трудности - это веселья не добавляет; но без трудностей нет успехов, нет нас, нет самой жизни. Понимаешь? Раньше было проще, раньше ты кушал, выращивал, общался и развлекался - теперь же у тебя есть цель. Хорошо это или плохо? Не знаю, - честно сказал экс-электрик. - Что мне известно абсолютно точно: сложностей не избежать, больших ли, маленьких ли. Тебе выпали большие, да, увы. Хотя вдумайся, насколько расширилась твоя стезя. Не веришь мне?
Ёжик неопределённо пожал плечами.
- В любом случае, твоё право, - продолжил монолог Дубнер. - Если не хочешь ответственности, заяви прямо, я не обижусь, пойму, заберу гитару и уйду. Но если же в тебе есть смелость и желание пройти неизведанным путём, чтобы в конце... - Он недоговорил.
Слушатель аж встрепенулся.
- Почему ты замолчал? Что ждёт в конце? Нечто жуткое, верно? Потому ты меня уговариваешь?
- Я тебя не уговариваю, соглашаться либо отказываться - твоё решение. А что наступит в конце, я не в курсе. Да и существует ли на свете тот, кто прозрел тайны бытия? Сомневаюсь, иначе бы о нём давным-давно говорила вся округа. И жить такому созданию наверняка тяжелее и грустнее, чем нам с тобой.
- Отчего же?
- Он познал очень многое - чем заниматься дальше?
- Жить? - предположил пушистик с иголками.
Дубнер поджал губы, обдумал Ежиную фразу и наконец уважительно кивнул.
- Лично я согласен. Ну, что решил? Бросаешь музыку к Ведровой бабушке?
Ёжик задорно рассмеялся.
- Нет уж! Надо глянуть, что случится после.
- Молодец, только тренироваться не забывай: талант талантом, а куда он без тебя?
- Никуда?
- И снова ты прав.
Новоявленный гитарист притянул к себе рабочий инструмент, провёл коготками по струнам: сначала сверху вниз и снизу вверх, а потом в произвольном порядке. Оба зверя тут же обернулись на звонкие стуки, раздавшиеся с улицы; крупный, но редкий грибной дождь выбивал неспешный ритм по крыше домика, падал в пахучую, сочную зелёную траву, растворялся в лужах, а полнеба, если смотреть из окна, заняла чёткая, будто нарисованная кистью, дуга-радуга.
- Будем пробовать, - подвёл итог Ёжик.
Настроив погоду на лёгкий, приятный лад раннего лета, то есть разобравшись с лишними тучами и отрегулировав работу солнца, вымотанный ёж и уставший бобёр сели попить ежевичного соку.
- Не знаю, откуда у тебя обнаружился такой масштабный талант, - лихо кусая одно медовое печенье за другим и запивая их соком, вещал Дубнер, - может, причина та же, что у меня.
- Разряд тока? - уточнил схватывавший на лету Ёжик.
- Угм.
- Весьма вероятно: я же почувствовал себя немного иным в грозу, точнее, после удара молнии. А ещё точнее, после того как меня шибануло веткой.
- Рядовой случай, не обращай внимания. Главное, не забывай про способности, учись с ними жить и использовать их во благо.
- А кому какая разница, что я делаю? Помогаю погоде с помощью гитары или сушу грибы.
- Тоже не знаю. Но, наверное, смысл есть, и веский.
- Подозреваю, что да.
Хрум-хрум, хлюп-хлюп - сокопитие продолжилось, и диалог также.
- Мне думается, - рассуждал Дубнер, - ты представляешь собой... проводник.
- Постой-постой, - приостановил его Ёж. - Я не из железа, я - обычный лесной зверёк.
- Обычный лесной зверёк с музыкально-звуковой проводимостью, нужно полагать.
- Нужно?
- Вероятно.
- Лады. И почему же я не похож на остальных?
В порыве энтузиазма Дубнер размахнулся рукой, и сок из чашки пролился на скатерть.
- В том-то и дело: похож. Да что там, ты такой же, как все. Однако...
- Однако?.. - Ёжик насторожился.
- Однако умеешь слышать музыку или, возможно, звук. Умеешь их складывать, играть и превращать в произведения с перегрузом.
- А откуда, кстати, берётся перегруз?
Бобёр ответил, разом опорожнив чашку с ежевичным соком и набив рот медовым печеньем.
- Бобытийная бобряжённось.
Сосед по столу выпучил глаза.
- Прошти, - извинился Дубнер, прожевал еду и произнёс внятно: - Событийная напряжённость, ну, по моим догадкам.
- Теория вероятности? - выдохнул остроносый.
Поверить в чудесную гитару - дело отнюдь не из лёгких, а принять в качестве данности, что ты важная фигура в играх реальности... Не-э-эт! Вот этого точно не может быть!
- Теория напряжённости, - между тем объяснил хвостатый строитель. - Я тут прикинул, многое сходится. Например что? - сам задал себе вопрос Дубнер и немедля сам ответил: - Несколько удивительных совпадений привели к появлению у тебя способностей - раз. Погода реагирует на сделанную из природных материалов гитару - два. Произведённый из натурального дерева инструмент "чувствует" тебя и окружающую среду - три. Плюс электричество, плюс общее беспокойство, плюс наши с тобой философские дебаты. Не спрашивай, система ли это... - Бобёр внезапно замолчал, таинственно приподняв брови, и Ёжику пришлось закончить предложение за собеседника, шёпотом:
- ...хоть и похожа, словно сестра-близняшка.
Тут сок закончился, печенье - одновременно с ним. Еж подумал, что засиживаться в гостях, пускай причина и позволяла, совсем неприлично; поэтому он аккуратно вылез из-за стола, почувствовал, что съел чуть больше сладостей, чем, наверное, требовалось, и сказал Дубнеру "До свидания!".
- Уходишь? - немного удивился и слегка расстроился хозяин дома. - Тебя проводить?
- Да нет, спасибо... Если что, на гитаре поиграю. - Было неясно, шутит Ёжик или нет, однако гитару он всё же прихватил, да не выказав притом ни малейших сомнений.
- Удачи, - напутствовал бобёр, убирая со стола. - Приходи завтра или когда сможешь: кажется, с этого момента наши пути нескоро разойдутся.
- Обязательно приду, и, думаю, как раз завтра.
Одевшись, Ёж вышел на улицу; Дубнер провожал гостя взглядом из окна. Пока зверёк с толстенькими короткими ножками вышагивал по мокрой траве, в голове его вертелась жизнерадостная мелодия. Он стал напевать её и поглядывать по сторонам: вот ласточка пьёт из лужицы; вот гриб растёт, шляпка вся мокрая; вот капает с деревьев, листва на которых лучится от влаги. Красиво! Он замер на месте и залюбовался округой.
"Солнце играет в воде, вода капает с проводов, - проносились в сознании мысли, - провода бесшумно "несут" электричество, электричество создаёт звук, звук извлекается из струн, а на струнах гитары..."
Неожиданная догадка обрушилась на него, подобно недавнему ливню; Ёжик хлопнул себя по лбу и стремглав понёсся обратно к домику бобра. Запыхавшийся зверёк вбежал в прихожую и, уставившись на друга, стал приводить дыхание в порядок.
Дубнер приподнял бровь.
- Это входит в привычку. Ёжик, ты бы не загонялся зря...
- Погода! - отдышавшись, воскликнул колючка. - Погода, понимаешь?!
Электрик в отставке не понимал.
- Что погода?
- Ну, была же засуха, - попытался пояснить Ёж.
- И?
- А потом гроза, дождь, молнии - и я научился играть на гитаре. На "Везеркастере". Который ты сделал. Ты. Это твой "Дубнер Везеркастер".
Домовладелец раскрыл большой рот.
- Всё-таки система... - выдохнул он.
- Ага, - подтвердил Ёжик. - И знаешь, что я думаю?
- Э?
- Лес не переживёт второй такой засухи: надо что-то делать! Играть... хотя бы для начала!
Ёж в нетерпении смотрел на Дубнера, а тот вдруг сделался до поразительного спокойным, даже зевнул.
- Хорошо, что всё выяснилось, - просто заметил он. - Подожди здесь, сейчас принесу партитуры с табулатурами.
Часть 3. Соло
1/5
Ёжик плюхнулся колючками в кресло и положил гитару на коленки. Перед ним на небольшом круглом столике лежала ни больше ни меньше гора испещрённых музыкальными знаками бумажек. Партитуры с табулатурами, которые и обещал принести Дубнер и которые должны были помочь новоявленному музыканту познать все радости музыки.
И не только радости, как выяснилось, потому что читать с листа у Ёжика совсем не получалось.
- Я не обучен нотной грамоте, - объяснил он. – Да и гитару впервые в жизни в руках держу.
Дубнер пожевал губы.
- Это плохо, - вынес он вердикт. – Вернее, не смертельно, но не очень хорошо.
Он встал со своего места и походил туда-сюда по домику, заложив руки за спину и что-то негромко приговаривая.
- Что ты хочешь сказать? – подал голос немного смутившийся Ёж. – Я тебя не слышу.
Бобёр остановился и, подняв голову, вперил взор в балки; кажется он что-то придумал.
- Настрой покуда гитару, - серьёзнее некуда изрёк он, - а я закончу с измышлениями.
- С какими?
- С крайне важными для нас.
Больше выудить из электрика оказалось невозможным. Что ж, колючий гитарист поудобнее устроился с инструментом, на котором предстояло играть, и стал крутить колки и дёргать струны, и прислушиваться к получающимся звукам.
Оторвавшись от размышлений, Дубнер покосился на друга. Тот поймал взгляд хозяина дома и только пожал плечами.
- Похоже, у меня не слишком хорошо получается.
- Похоже на то, - согласился Дубнер. – Это от отсутствия опыта. Однако времени учиться у нас нет: можем не успеть разобраться с засухой.
- А она настолько страшна? – удивился новоиспечённый музыкант.
- Ещё бы! – И конструктор гитары даже всплеснул мощными руками. – Ты разве не видел листовки с прогнозами от нашего главного метеоролога Фили?
- А в них есть что-то нехорошее?
- Значит, не видел.
- Так уж вышло, - взялся объяснять Ёжик, - что я постоянно пропускаю мимо глаз прогноз погоды, и всё потому, что расклеивает его Косяк, а у этого зайца врождённые проблемы с глазами. И, возможно, головой. По телевизору же метеорологические сводки я частенько пропускаю.
- Ладно-ладно, - прервал собеседника бобёр, но только лишь для того, чтобы посильнее замахать руками и эмоционально описать ситуацию: - Понимаешь ли, в чём дело! Засуха, что надвигается на нас, не просто сильнейшая – она самая сильная из всех возможных! Такой не было сотню лет, а может, и вообще никогда не было. В этом году лето грозит иссушить все грядки, сжечь все парники, испарить природные источники с водой и нанести непоправимый вред многим жителям. Мне-то проще: я построил регулируемую камеру с десятью погодными режимами. Просторная, с холодильником, душем и кроватью, она наверняка решит температурные проблемы.
- И где она сейчас? – не прекращая крутить колки, поинтересовался любопытный Ёж.
- Стоит внизу, в гараже. Как спустишься в подземелье, сразу направо. Но не в том дело! – Дубнер совсем заволновался. – Я-то как-нибудь справлюсь, спасибо навыкам электрика, а вот что делать с остальными?!
- Выходит, ты о них заботишься?
- То, что некоторые... личности обходятся с тобой неправильно, грубо и даже противоестественно, не даёт тебе права уподобляться им. Запомни, Ёжик.
- Запомнил, - уверил Ёжик. – Но дальше-то что? Нотной грамоты я не знаю, а без неё сыграть не смогу. Возможно, мои музыкальные экзерсисы и помогли бы (хотя лично я сомневаюсь: слишком много чести), но...
- Во-первых, - наставительно начал Дубнер, - отставить упаднические настроения. Понял?
- Понял.
- А во-вторых, - в том же духе продолжал бобёр, - ты настроился?
- Почти... вроде бы...
Дубнер поцокал языком, выражая определённую степень нервозности и нетерпения.
- Вот не люблю, когда всякие мелочи выползают наружу, чтобы мешать, - пояснил он свою реакцию. – Ладно, кончай крутить колки и попробуй сыграть.
Ёжик выполнил первую часть просьбы, а насчёт второй заметил:
- Но я ведь уже пробовал.
- А теперь ты попытаешься сыграть то, что я насвистываю.
И отшельник принялся свистеть. Ёж как зачарованный вслушивался в мелодию, что выводил Дубнер: с одной стороны, невероятно простую, всего-то четыре ноты, но, с другой, какую-то... невероятно сильную, даже в таком исполнении.
«Нет, не “сильную”: должно быть другое слово, - подумалось Ёжику. Он подыскал замену. – Эта мелодия словно бы раскачивает меня на волнах... “Качающая”, вот! Или... или – “качовая”!»
Дубнер перестал насвистывать и, уперев руки в боки, внимательно-неодобрительно воззрился на приятеля.
- Эй, Шарик... то есть, это, Ёжик! Ты чего уснул?
- Я не уснул, - тут же откликнулся шарообразный. – Просто задумался.
- Нашёл время! – И в словах бобра скользнула тень негодования; впрочем, зная характер музыканта-электрика, в том не находилось ничего удивительного. – Давай, я снова насвистываю, а ты играешь! И на сей раз не вздумай дремать!
Стараясь подстроиться под ритм и мелодику, что слышал, Ёжик переставлял пальчики одной руки на грифе, а второй дёргал струны. Он искал, искал правильное сочетание нот и сравнивал его с дубнеровским свистом, однако, как бы близко он ни подходил к правильному решению, в итоге оно упархивало прочь.
- Нет, так тоже не выходит. – Дубнер выглядел расстроенным.
- Надо просто немножко подождать, - уверил Ёжик. – Сейчас я прилажусь.
- Нет-нет-нет, - не согласился бобёр. – Причина в другом: мы ищем ответ, но не в нужной плоскости.
- А?
- В общем, нужно поменять тактику. Давай вообще откажемся от моей помощи.
Ёжа ошарашило подобное предложение.
- В смысле? Но у меня же не получится...
Изобретатель и дослушивать не стал:
- А с чего ты взял? Неужели твоих фантастических особенностей и способностей недостаточно, чтобы убедить тебя: ты – уникум. Тебе подвластно то, чего никогда не сумеют иные.
- Э-э... ну-у... теоретически...
- Да хоть как! – Дубнер явно воодушевился. – Надо попробовать. Итак, ты помнишь, что я насвистывал? Хотя бы примерно.
- Примерно помню.
- Отлично! А теперь забудь, что это я минуту назад воспроизводил мелодию, и на самой музыке не концентрируйся. Погрузись в мир гитары, слейся с ней воедино, как ты делал до этого, когда импровизировал, и позволь нотам прозвучать. Просто води пальцам туда, куда нужно – куда должен, - и играй «Smoke».
- Что играть? – растерялся Ёжик.
- Так называется песня: «Smoke On The Water». Я услышал её во сне, и, надо признать, то сновидение было недалеко от кошмара. Я и текст написал, но с ним потом. Давай-давай! – решил подогнать ученика бобёр. – Мне уже самому интересно!
- Ну... ладно.
Ёжик выдохнул, расслабил руки, очистил голову от посторонних мыслей и поправил гитару.
«Я готов», - мысленно сказал он себе.
И, не думая абсолютно ни о чём – разве что о том, как красива музыка и как бы ему хотелось её играть, - маленький зверёк ударил по струнам. Поменял аккорд, ударил снова. А потом снова и ещё, ещё... И музыка не зазвучала – нет, она будто заревела из некоего невиданного пространства!
- Да-а! – закричал Дубнер. – Да-а-а! Именно так она и должна играться! Ёжик, у тебя получилось!
Гитарист, слегка приглушённый результатом, опустил руки и прижал к себе «Везеркастер». За окном теплилось радостное и ничуть не жаркое солнышко; редкие облачка заполняли небосвод. Пахло мягким, приятным, плодородным летом.
- Секунду! – Дубнер подсочил с места и понёсся в соседнюю комнату. – Сбегаю за словами!
- Зачем? – донёсся вслед вопрос.
- Как зачем?! – возвратилось изумлённо. – Будешь давать концерт!
В качестве места для дебютного выступления единогласным решением обладателей обоих голосов было выбрано не слишком уютное, зато дешёвое кафе «У суслика». Владелец его (что примечательно, суслик) по имени Лик ориентировался на жителей чащи, случайно заблудших, потерявшихся и туристов, поэтому профессионализм не позволял ему назначать большие цены за пирожки и бутылочки с кефиром. Хотя, положа руку на сердце, речь шла скорее не о расчётливости, а о симпатичной глупости или, если угодно, наивности. Как-то раз, пробираясь сквозь завал из прогнивших сосновых стволов, Лик наткнулся на потерянный рюкзак; обладатель его лежал тут же, совершенно и давным-давно потерявший сходство с живым существом. Стараясь не глядеть в ту сторону, суслик перевернул рюкзак, потряс, но на свет божий выпала только маленькая бумажка. Это оказалось меню ресторана «Горячие бёдрышки», что находился на другой стороне Леса и потому приобрёл славу почти легендарную, поскольку мало кто мог туда пройти. Рюкзак лежал здесь не первый день и промок от дождей с росой; цифры на меню тоже размыло, в частности, последние нули. Лик вдохновился находкой и решил открыть собственное едейно-питийное заведение, однако с ценой, по вине коварной погоды, он явно погорячился. Впрочем, лесные звери не возражали.
Кафе располагалось на отшибе и на опушке; окружённое неровно скошенной травой, оно напоминало избушку на курьих ножках, правда, без ножек. Деревянное и ненадёжное, с острой треугольной крышей, будто собирающейся пронзить небо, и дверями-открывашками, наподобие тех, которые в жарких местах украшают вход в салуны. Снаружи стояло три столика, покрытых дешёвыми скатёрками, и три колченогих стула, покосившиеся от постоянного контакта с влагой: владельцу заведения было банально лень выносить и заносить их. Все посетители – если они вообще имелись в наличии – предпочитали принимать пищу внутри заведения.
Ёжик постоял напротив ступенек, ведущих ко входу, помялся с ноги на ногу, затем оглянулся на засевшего в кустах неподалёку Дубнера, решившего исполнять роль зрителя, группы поддержки и суфлёра вместе взятых. Музыкант постарался не представлять бобра одетым в спецодежду девушек из группы поддержки и особенно не думать о том, как его наставник танцует, а всё потому, что старался предостеречь себя от инфаркта. Забыть слова Ёж не боялся – в конце концов, Дубнер, если что, подскажет, у него и текст с собой. Да и песня, надо признать, несмотря на поистине эпохальное звучание, оказалась не столь уж сложной – гитарист воспроизвёл её за считанные минуты. Оставалось лишь удивляться такой своей способности и надеяться, что она не покинет его в самый ответственный момент.
Дубнер показал Ёжику два больших пальца и дал отмашку. Колючий перевёл взгляд на открытые окна: очень удачно, что сегодняшний день выдался знойным и безветренным; в противном случае, Лик, боявшийся сквозняков хуже волков-налётчиков, наверняка позакрывал бы всё. Тут глаз случайно зацепился за «знаменитую» вывеску кафе; она, конечно же, не первый месяц требовала замены, однако, став в некотором роде достопримечательностью и отличительным знаком кафе, сохранила себе жизнь. Дело в том, что последнюю букву в названии «У суслика» стёрла нависающая разлапистая ветка ели, и это давало повод многочисленным шуткам и вариациям на тему. Вначале Лик обижался, но после коммерческая жилка, какой бы слабой она ни была, дала себя знать, и он, вооружившись двумя связанными воедино стремянками, забрался к вывеске и подрисовал запятую после «У». Потом же владелец кафе всем нажаловался об атаке неизвестных хулиганов, устроил экскурсии к вывеске, заработал кое-какие деньжата и увеличил посещаемость заведения в полтора раза.
Отойдя на пару шагов назад, Ёжик опустил подрагивающие руки на гитару и прикрыл глаза – может, так будет попроще.
- Поехали! – донеслось из кустов.
И он поехал.
Совсем неудивительно, что посетители повыглядывали из окон, стоило мохнатому извлечь из гитары первые аккорды. Во-первых, никто не ожидал подобного, во-вторых, гитара звучала (да и выглядела) чрезвычайно необычно, в-третьих, мало кто знал о существовании такого музыкального инструмента – познания фермеров в основном сводились к тому, что и как выращивать на огороде. Но самое главное, в музыке, ворвавшейся в окна и разметавшей – нет, на самом деле! – разметавшей по полу столовые приборы и опрокинувшей единственные перечницу с солонкой, присутствовало нечто... странное. Невообразимое. Новое. Разумеется, уличные музыканты ни для кого не были диковинкой; встречались они и здесь, у суслика, - благо, опушка располагалась недалеко от проезжей части и была на виду. То и дело сюда забредали голодные-холодные туристы, обворованные хитрыми мышами либо потерявшие кошельки на ветках густых кустов. Такая братия только и умела что бренчать на гитаре да выкрикивать хором (или поодиночке) всем известные песенки, главным образом, приблатнённого характера. Да, сбежавшие зэки тут тоже встречались... Короче говоря, знатное место.
Музыка же, которую посмел исполнять этот мелкий, лохматый, удивительно ловко перебирающий пальцами представитель ежиных, столь разительно отличалась от всего ранее слышанного зверьём, что уже готовые сорваться с уст, привычные упрёки и насмешки застряли в глотках.
А потом, наперерез всякому прогнозу погоды, задул лёгкий, прохладный, мягкий ветер.
А потом Ёжик запел:
- We all came out to Montreux
On the lake Geneva shoreline
To make our records with the mobile
We didn’t have much time...
Животные слушали эти потрясающие в простоте слова, слова, западающие будто не в сознание, а в саму душу; кое-кто начал тихонько насвистывать, кто-то – напевать, а иные, стоило куплету приблизиться к концу, запели во весь голос, не зная текста. Дубнер насчитал порядка десяти посетителей; все – непрезентабельного вида и, сразу видно, небогатые, и невесёлые, и любитель совершенно другой музыки, однако они всем сердцем откликнулись на то, что делал Ёжик. Руки зайцев, лис, мышей, словно против воли хозяев, зашарили по карманам. Наставник в кустах быстро сориентировался, снял широкополую шляпу, надетую в виде меры противодействия наглому солнечному удару, и, перевернув, бросил головной убор поближе к Ежу.
Выступающий с закрытыми глазами, певец и исполнитель не видел происходящего, зато, определённо, получал удовольствие от своего занятия. Не успел Ёжик затянуть «Smoke on the water / A fire in the sky», как в его шляпу посыпались монеты. Краем уха и каким-то чудом услышав этот звук, он приоткрыл один глаз и, стараясь не отвлекаться от исполнения, поводил зрачком по окрестностям; наконец, взгляд Ёжика натолкнулся на тяжелеющую прямо на глазах шляпу Дубнера. Музыкант разинул рот и застыл посреди выступления.
- Доигрывай песню, - шикнул из кустов бобёр. – Доигрывай песню!
Но вряд ли кто-либо заметил, что музыка прекратилась... потому что прекращаться она и не думала: магия искусства просто перешла в иную плоскость, погодную. Издав одновременный протяжный вздох, звери запрокинули головы, чтобы понаблюдать, как родившийся в ответ на музыкальную живопись ветер пригонит облака, как облака тотчас, невероятно, нереально быстро набухнут и как они немедленно прольются чудесным, благословенным дождём.
- Э-э-э, - выразил общую мысль чесавший в затылке Лик.
Зашуршали кусты; на это, впрочем, никто не обратил внимания. Дубнер выскользнул из укрытия и со словами «Гитару намочишь» схватил Ёжика за руку, дабы увлечь обратно в лес. В другой руке бобёр держал честно заработанную наличность.
- По-моему, мы должны их вернуть, - на ходу заметил Ёжик. – Мы же хотели выступать бесплатно.
- Для начала, не хотели, а хотел, - поправил Дубнер, останавливаясь и потирая ягодицу, по которой хлестнула особо вредная ветка. – А после я вот что скажу: нам нужна сценическая одежда для тебя и футляр для гитары. Изготовление футляра беру на себя – только закуплюсь необходимым на ярмарке; тебе же советую сходить в ближайший магазин одежды и затариться чем-нибудь броским, в тему твоих выступлений.
- Одежда с изображением погоды... – Ёжик почесал в затылке. – Непросто будет такую раздобыть.
- Ну, ты уж постарайся. Может, и сообразишь чего – ты парень неглупый.
Ёж кивнул, а потом вдруг расплылся в улыбке.
- Но согласились, Дубнер, выступление удалось.
Тот не стал спорить:
- Безусловно, премьера прошла с успехом, даже невзирая на непредвиденные осложнения. Однако одним выступлением сыт не будешь... я хотел сказать, засуху не остановишь. А потому – вперёд, за покупками!
И они двинулись дальше через лес.
2/5
Пока Дубнер был занят тем, что он пусть немного помпезно, зато искренне назвал «приготовлениями к гастролям», Ёжик успел посетить один из центральных лесных магазинов одежды. Дорога к нему пролегала – последовательно – через рощу, чащу и валежник, однако предприимчивые продавцы, братья-еноты, прорубили и проложили к магазину дорогу. За ней присматривал подслеповатый дикий пёс Глазун и его жена, волчица Глазунья; не то чтобы они пользовались популярностью как охранники, но других за те же деньги в округе не сыскать.
Дубнер не просто любил работать по дереву и с иными материалами – он имел к этому и природную склонность, и врождённые данные: бобёр всё же. Изготовление футляра и «обивание» гитары противопогодным костюмом заняло почти столько же времени, сколько понадобилось Ёжику, чтобы побродить между куцыми рядами одежды, поглазеть, примерить и купить.
Тем временем события в Лесу развивались помимо музыканта и продюсера: слухи, рождённые запоминающимся, хоть и коротким выступлением Ёжика у заведения Лика, распространялись по округе с той быстротой, что свойственна лишь собственно слухам да гриппу. Один из зайцев пришёл в кафе с родственниками; те оказались под большим впечатлением. Послушав ещё не известный им, но уже отчего-то родной «Дым над водой» (и неважно, что не целиком), звери разбрелись по домам, чтобы рассказать о случившемся. А родственники зайца отбыли домой, в соседнюю часть леса; там все их знакомые (а учитывая тесноту отношений в деревне, любой мог являться знакомым любого) – так вот, все знакомые зайца узнали о некоем великолепном гитаристе. И пускай на вид он неказист, зато играет, пожалуй, круче слепого пианиста Крога, и звуки-мелодии, им извлечённые, способны развеселить самого отъявленного буку. Если бы зайца не поглотили целиком подача и исполнение, он бы, наверное, сорвался в пляс и остановился бы, лишь когда ноги стёрлись по кончики ушей. Кстати, никто не в курсе, как называется удивительная, поразительная, ни на что не похожая музыка, которую играл тот Ёжик на страннейшего вида инструменте? (Инструмент, к слову, запоминался одним своим видом, не говоря уж о звучании – мощном, мелодичном и душераздирающем одновременно.) Звери послушали-послушали, покачали головами, как водится, ответили, что названия инструмента не знают – глянуть бы на него хоть глазком! – и разошлись по домам, чтобы... ну конечно, продолжить информировать население: столько соседей остались неохваченными.
Задумчиво расхаживающий между рядами одежды и отрешённо посасывающий палец Ёж и не догадывался о масштабе аудитории, что начала по всему Лесу поиски неведомого музыканта-виртуоза. Идея о рекламных листовках, которую подбросил Дубнер, на фоне происходящего выглядела смехотворно: нет более надёжного способа заинтересовать деревенского жителя, чем заинтересовать его соседа. Но бобёр об ажиотаже не догадывался, Ёжик – тоже; им только-только предстояло столкнуться с последствиями волны, которую они же и родили.
А не последнюю роль в нарастании той волны сыграли таинственные, загадочные, мистические изменения погоды, сопровождавшие выступление Ёжика на опушке. Кто в одиночку, посредством музыки, способен творить погодные условия? Положительно, никакой инструмент и никакой музыкант не обладают подобными умениями! И качество музыки здесь совершенно ни при чём. Тем не менее... тем не менее, некий индивид невеликого роста, скорее всего, ёжик, а может, дикобраз или маленький худой бобёр, усеянный репейником, творил настоящее искусство – да и кое-что позначительнее. Неужели у засухи есть достойный конкурент? Неужели он даст отпор наглой разрушительной стихии? Примерно такие ходили слова в лесном братстве; о существовании Дубнера, спрятавшегося в кустах, оное не догадывалось, поэтому вся слава загодя досталась Ёжику. Но характер и устремления отшельника-продюсера указывали на то, что ему глубоко безразлично, станет ли он сам медийной фигурой. Главным для него был успех подопечного, реализация их общих ожиданий, спасение родного края и, может быть, небольшой кусок победы, который он, Дубнер, вне всякого сомнения, заслужил.
- Я возьму это... это... – Ёжик выложил на прилавок пёструю одежду: где в горошек, где с блёстками, а где в блестящий горошек. – И ещё это и это... – Он добавил к имеющемуся высокую широкополую шляпу и перчатки... – И это. – Выбор завершили башмаки на платформе.
Продавец поджал губы и оценивающим взглядом обвёл покупки: конечно, не его дело вмешиваться или давать советы, но всё-таки...
- А вы в курсе, что берёте девчачьи шмотки? – не удержавшись от любопытства, спросил он.
- Нигде не написано, что одежда дамская, - резонно заметил Ёж.
- Для постоянного пользования берёте?
- А что?
- Просто в таком виде вам не стоит появляться в некоторых кварталах Леса, а точнее, более чем в половине. Народ у нас старорежимный.
- Но артисты должны быть яркими?
- Какие ещё артисты?
Ёжик понял, что чуть не проговорился.
- Да какая разница, - ушёл он ответа. – Нигде ведь не написано, кому предназначается одежда. Может, она унисекс?
- Уни... куда? – не расслышал продавец.
- Для любого пола.
Продавец пожевал губы.
- Вообще-то, - доверительно начал он, - это пришло к нам как последний писк моды: городские веяния, прогрессивные течения из-за Леса, креатив и художественная изобретательность... По крайней мере, по утверждениям городского поставщика. Не знаю, что такое энтот креатив, и знать не хочу о всяких непотребствах вроде него, но по мне ваш выбор больше подошёл бы распутной крысихе.
- Здесь они не проживают, - совершенно спокойно и разумно ответил Ёжик, - у нас приличные места.
Продавец подозрительно прищурился.
- Вы ведь не собираетесь открыть бордель?
Ёж тут же выставил вперёд руки и активно замотал головой.
- Нет-нет! Что вы?
- Точно? – Продавец прищурился. – Ну ладно. Но если захотите – не забудьте сообщить.
Расплатившись за «сценическое обмундированием» деньгами, половину из которых составляли средства Дубнера, отложенные на «чёрный» день, а половину – его личные накопления, Ёжик нагрузился покупками выше головы и отправился на поиски выхода. Пытаясь разобрать из-под пакетов, где находится дверь, он краем глаза заприметил невероятное! Вернее, с точки зрения Ёжика, оно выглядело невероятно, хоть в целом ничего фантастического тут, безусловно, не наблюдалось. Просто мимо дверей магазина прошла или прошествовала, или, быть может, проплыла ладная – опять же, на взгляд Ежа, - невысокая, мохнатая, колючая фигурка. Изящные ручки и ножки с ухоженными коготками, одежда как на показе мод, бантик в волосах... И это – в их местах?!
«Проплывавшая» ежиха обернулась и лучезарно, нет, даже как-то ласково-приветливо улыбнулась Ежу.
- Ах, что за прелесть! – вслух выразил охватившее его восхищение перегруженный музыкант – и немедленно оступился, зацепился когтями за порог, запутался в сумках и рухнул на землю носом.
При падении вещи не пострадали, благо, были упакованы, и Ёжик также остался цел, а вот прелестное видение исчезло без следа. Покупатель вздохнул с оттенком то ли грусти, то ли романтики, вновь взвалил на плечи приобретённое и поплёлся в сторону мастерской Дубнера.
Мастерская эта располагалась в подземелье, недалеко от места жительства Меда с женой. Мед, как санитар леса, подтаскивал домой всякую всячину; не сказать, что бы он имел на такие поступки право, однако кого и когда это останавливал? И кое-что из добытого медведь отдавал Дубнеру, в обмен на разные полезные и редкие вещицы: чашки ручной работы, кофемолку, картины, приборную панель для стиральной машины... недаром бобёр был электриком и, что называется, мастером на все руки.
К тому моменту когда Ёжик, пыхтя и отдуваясь, вошёл в мастерскую и бросил покупки на пол, его друг давно разобрался с защиткой для гитары; с листовками он тоже закончил и теперь занимался, так сказать, их продвижением.
- Вот, тридцать штук. – Дубнер передал результат трудов стоящему тут же Меду.
- Не маловато? – засомневался тот.
- Для начала нормально. Расклей на главной площади и вблизи неё. Сделаешь – соберу для тебя бесплатно соковыжималку.
- Площадь патрулируют, - неуверенно произнёс санитар леса.
- Соковыжималку и кухонный комбайн.
- А кого поймают за расклеиванием...
- Слушай. – Дубнер крутнулся на вертящемся кресле и поднял защитную маску. – Полиция следит за площадью только днём, ночью никому это счастье не нужно.
- Э-э. Значит, идти ночью. Понял. – Мед почесал ухо. – Только комбайн с выжималкой не забудь.
- Когда я забывал? – недовольно отозвался Дубнер и, отвернувшись от удаляющейся спины Меда, обратил взор к Ёжику: - О, привет выступающим! Закупился?
Ёжик красноречиво отдувался.
- Вижу, что да. – Бобёр покивал. – Ну, сегодня больше ничего делать не будем – выступление назначено на завтра, на утро.
- А почему на утро?
- А в какое время на площади больше всего народу? Утром, когда идут на работу, и вечером, когда с работы возвращаются. Да и листовки не сразу сработают.
- Логично. Эм... а защитные аксессуары готовы?
Дубнер разулыбался.
- Пойдём покажу.
Он неуклюже поднялся с кресла и прошлёпал в дальний угол мастерской.
- Вот, гляди.
Кейс, изготовленный бобром, смотрелся настолько презентабельно, что даже (Ёжик подыскал слово) выпендрёжно: деревянный, твёрдый, прочный, тёмного цвета, с большими серебристыми буквами «DubnerWeathercaster» и надёжной подвижной квадратной ручкой.
- Красота-а... – Ёжик залюбовался. – А где гитара?
- Открой коробку – найдёшь подарок, хе-хе.
Ёжик послушался: щёлкнул поблёскивающими в свете рабочей лампы застёжками и, получая удовольствие от малейшего мига и миниатюрнейшего события, связанных с гитарой, открыл футляр. Внутри лежала она – почти такая же, как и была, да не совсем; теперь тонкие залакированные деревяшки, посаженные на суперклей, полностью повторяющие контуры гитары, предохраняли музыкальный инструмент от капризов природы. И не только: если верить замечанию Дубнера, «Везеркастер» стал прочнее, а звука у него прибавилось – бобёр почувствовал это, сыграв на гитаре чуть-чуть и по-своему, без Ёжиковой магии. Части же, что не удалось защитить сходным образом, мастер покрыл особым быстро схватывающимся раствором собственного изобретения.
Ёж дёрнул верхнюю, самую толстую струну, - и заслушался. Звук, несомненно, приобрёл в глубине, продолжительности и выразительности.
- Но... как объяснить такое изменение? – вопросил владелец «Везеркастера». – Ведь нет объективных причин...
Дубнер пожал плечами и просто ответил:
- Похоже, она ждала этих изменений. Гитара знала, что делать, когда они произойдут.
Ёжик потрясённо молчал.
На следующее утро солнце опять забавлялось в зените, однако весело было, похоже, только одному светилу; жители Леса, не разделяя его радости, ходили нараспашку, обмахивались самодельными веерами и кляли жару. Наскоро позавтракав (чтобы не перегружать желудок перед концертом), Ёжик отправился в комнату, переодеваться. Дубнер воспользовался этим, чтобы ещё более размеренно доесть свою порцию, что составляла три Ёжиковых завтрака. Ничего странного, ведь продюсеру не предстояло выступать на сцене вместе с подопечным.
- А всё же, - донёсся из комнаты голос, перемежаемый приглушёнными чертыханиями, когда Ёжик пытался натянуть купленные вчера вещи. – Всё же откуда у нас знания, затерявшиеся, казалось бы, в суматохе и толчее веков? Откуда нам известны тайны, которых, возможно, никогда и не существовало в нашем мире? Ёлки-палки!
- Думаю, настанет подходящий момент, и мы всё узнаем, - отвечал Дубнер, моя грязную посуду. – Ты оделся?
- Нет... ох, забодай меня пчела!
- Зачем?
- Погоди, не надо помогать...
- Я и не собирался.
- ...сам попробую справиться.
Дубнер пожал плечами и вернулся к насущным делам.
Спустя несколько минут возмущений и восклицаний, когда бобёр уже разобрался тарелками-ложками, из комнаты появился облачённый в новомодную одежду Ёжик.
- Ну? – сходу задал он вопрос. – Как тебе?
Дубнер наклонил голову, оценивая. В целом, выглядел Ёж вполне презентабельно: сшито всё качественно, и цвета радуют глаз; особенно электрику понравились сверкающие звёздочки на шляпе, напоминающей печную трубу и такого же цвета, переливающийся всеми цветами радуги костюм и высоченные то ли ботинки, то ли сапоги. Не заметить музыканта было невозможно, однако в реальной жизни этакое обмундирование могло сослужить плохую службу: если не вызвать ярость старомодно настроенных сограждан, то зацепиться за ветку или кочку, или корень. Любой из лесных хоть раз, да расквасил нос по неосторожности; Ёжик тоже, и ему, честно признаться, не понравилось – повторять не хотелось.
- Ну-у-у, - собираясь с мыслями, протянул Дубнер. – Смотришься гламурненько. Такой, знаешь, глэм-рок.
- Глум – чего? И что значит собственно «глум»? – попросил ясности Ёжик, поправляя «шмотки».
- Не глум, а глэм. Как вещают из глубины веков потерянные и тайные знания, глэм – это яркий, бросающийся в глаза, эпатажный наряд. А рок – музыка, которую ты играешь.
- Кто тебе рассказал?
- Никто: оно само. Ладно, меньше ненужных вопросов – больше дела. Прикид твой мне нравится, только ходи осторожно, чтобы не порвать его или не загреметь в кусты. Хорошо? А теперь – вперёд!
Центральная площадь шумела настолько, насколько могла этим «заниматься». Вообще-то централка не была в прямом смысле площадью деревни – она представляла собой пересечение пяти дорог, а уж те проходили и через деревни, и через посёлки, и мимо одиноких домиков. В Лесу не найти более оживлённого места, в особенности утром и вечером, и если нужно привлечь внимание, выходи на Централку – привлекай на здоровье. Местные блюстители порядка, ленивые, безынициативные и редко просыхающие, пока не обратили внимания на листовки, а вот народ, судя по всему, заинтересовался предстоящим событием. Ёжик насчитал около полусотни заинтересованных пар глаз (и иногда по одному оку: Лес всё-таки, разное случается).
На ходу поправляя неудобный наряд, Ёжик смущённо растягивал губы в улыбке; больше не улыбался никто: уличного музыканта сканировали пуще рентгена. Колючий гитарист замер в самом центре площади, в кругу, образованном серыми плитками, оглянулся на обступившие со всех сторон дома, магазины и аптеки, а затем выдал ещё более вымученную улыбку и откашлялся.
Вынырнув из ближайших кустов, Дубнер поднял вверх два больших пальца в ободряющем жесте и для весомости ещё и покивал.
- Жители Леса... – неуверенно начал Ёжик.
Все внимательно и молча разглядывали его: народ в округе не избалован зрелищами и охочий до них, однако весьма суровый.
- Товарищи... – снова попробовал Ёж, и опять не получилось. Тогда он собрался с силами и выдал: - Короче, чуваки, сейчас я для вас отожгу такое музло...
- Зло – это плохо, дяденька, - пропищал какой-то карапуз, и взрослые, что удивительно, в едином порыве его поддержали, приговаривая нечто вроде «Да-да, устами младенца истина глаголит».
- Ты играть-то будешь? – наконец не выдержал примостившийся на ветке канюк.
И уже все стали шумно соглашаться с его словами.
- Я тогда... я... сыграю, - решился Ёжик и, немного погмыкав от волнения, сосредоточил взор на гитаре.
Дубнер почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Чтобы предотвратить это, он сложил ладони рупором и прошипел:
- Просто играй.
Ёжик закивал и только собрался исполнить незабываемый «Дым», когда в поле зрения показался воробей-полицейский.
- Чего вы тут расчирикались? – недовольно (вероятно, с похмелья) поинтересовался он.
Дубнер незамедлительно вынырнул из-за кустов и пустил в ход всё своё обаяние, обратившись к служителю порядка:
- Здесь творится искусство.
Полицейский окинул происходящее подозрительным взором.
- Да? А я думал, это несанкционированный концерт.
- Ну что-о вы-ы...
Воробей довольно угукнул и сел прямо на плиты.
- Что ж, тогда послушаем. – И бросил Ёжику. – Начинай, любезный, не томи.
Прежде чем тоненькие пальцы Ёжика опустились на струны и родили волшебство, которому, наверное, не было подходящего названия в этом мире, Дубнер вынул из кармана предусмотрительно захваченную из дома шапку и бросил на землю.
- Нелегальный заработок? – вновь проявил подозрительность воробей.
- Часть представления. – И Дубнер невинно заморгал глазами с разлапистыми ресницами.
- А-а. Пре-фро-манс, - понимающе протянул полицейский.
И вот тогда Ёжик заиграл. Не нашлось бы достаточно выразительных слов, чтобы описать ноты, извлекаемые гитаристом из его деревянной подруги, не подыскалось бы выражений, что точно бы изобразили технику музыканта. Здесь сложилось всё: и скорость, и мощь, и чувство, и... много-много чего ещё. Сомнительно, чтобы простые лесовики – как их прозвали горожане – проникли в самую суть раскатистых риффов и благозвучных мелодий, однако это не мешало им подпевать, хлопать, насвистывать и получать удовольствие.
Деньги сыпались в шапку («Пойдут на помощь голодающим музыкантам», - не дожидаясь вопроса, пояснил воробью Дубнер). Ёжик начал концерт со среднетемповой, ударной «Smoke OnTheWater», обладающей не просто запоминающимся – заседающим в голове риффом. Дальше пошла монументальная, насколько качовая, настолько и восхитительная своим необычным мелодическим рисунком «Kashmir», длинная, но не менее великолепная.
- Let me take you there! – драл глотку – однако же благозвучно – Ёжик. – Let me take you there!
- А о чём он поёт? – заинтересовался совсем юный ужик.
- Про кошмар какой-то, - откликнулся уж старшего пенсионного возраста, поправляя очки.
- Там не кошмар, а комар, - не согласился тетерев.
Музыка Ёжика родила целую бурю эмоций и обсуждений, и они только усилились, когда налетел ветер, эффектно взметнув одежды увлёкшегося соло гитариста. Руки Ежа словно сами по себе выводили столь заковыристые мелодии, что воспроизвести их во второй раз, по памяти, ему вряд ли бы удалось. А ветер бушевал и трепал длинный плащ, и сорвал с головы шляпу-дымоход (которую колючий, сам не понимая как, в последний миг умудрился удержать на месте); облака неслись по небосклону, жар солнца ощутимо спадал, заморосил лёгкий дождик.
- Этого... не может быть, - не поверил кто-то.
- Но вот же оно! – возразили ему.
И споры разгорелись ещё сильнее, разделившись на две темы, музыкальную и погодную, каковые очень скоро перемешались.
Ёжик отжигал «July Morning». Ёжик запиливал «November Rain». Ёжик зарубал «Bring Me Weather (Give Me Thoughts)». А на середине «SecondWind» кто-то ощутимо кашлянул ему в ухо, и пушистик с иголками вернулся в оставленный мир. Удивление, настигшее вслед за этим, заставило его прекратить играть и уставиться в миниатюрное лицо с усиками; на усиках покачивалась широкополая, годы назад вышедшая из моды шляпа мафиозного толка. Площадь, минуты две назад полная благодатной аудитории, опустела без следа.
- Слышь, пацан, - не менее преступно заговорил термит. Он вдруг покачнулся, когда колонна собратьев под ним потеряла равновесие от нахлынувшего ветра; термит разозлился ещё сильнее: - Кто те позволил упражняться с погодой?
- В смысле? – не совсем понял Ёжик.
Дубнер, вернувшийся обратно в кусты, без остановки махал руками, давая какие-то знаки.
- Друг те верно подсказывает, - злобно произнёс термит и сплюнул, причём точно на голову одного из тех, кто находился пирамиде.
- Эй, парни, - послышалось из самого низа термитной конструкции, - осторожнее на пятом, семнадцатом и двадцать третьем ярусе, мне и без того нелегко вас удерживать.
- Заткнись! – кратко оборвал его вожак и снова обернулся к Ёжику. – Ты чё ухмыляешься? Чё-то весёлое нашёл?
- Да нет, просто интересно, - честно ответил тот.
Дубнер шлёпнул себя ладонью по лицу и сполз в кусты.
- Короч, - продолжал главный мафиози, - мы тут начальники, вернее, я, а ещё точнее, я и мои ребята. Поэл?
- Спасибо, я уже поел.
- Не поел, а поэл! – разъярился сильнее прежнего бандит. – Поэл?
- Э-э. Поэл, - слегка растерянно отозвался Ёжик.
- А раз поэл, значт, никаких больше концертов, особенно без нашего... моего разрешения. И деньги заработанные мы у тя конфискуем. Андерстенд?
- Андер... чего?
- Ну, поэл?
- О. Так бы сразу и сказал. Поэл. Хорошо.
- Вот и отлично.
- Мне вообще-то деньги не нужны, - принялся объяснять Ёжик, - мы здесь с другой целью.
- Мне это неинтересно.
Мафиози уже собрался уходить, как неожиданно из кустов показалась голова обеспокоенного Дубнера, который закричал:
- Играй!
- Что? – спросил Ёжик.
- Что – что? – Растерянность перекинулась на мафиозного лидера.
- Что угодно, только поагрессивнее! – кинул в ответ бобёр и поглубже зарылся в кусты.
Ёжик развёл руками, как бы говоря вожаку мафии «Ничего не поделаешь», и ударил своими природными медиаторами – коготками, по струнам. В унисон этому звуку ударил в небе сильнейший раскат грома.
- Дисторшн меня побери! – запричитали кусты голосом Дубнера.
А Ёж не прекращал играть предельно жёсткую музыку да ещё и голосить.
- Breaking thelaw, breaking thelaw, - выдал он прямо в лицо мафиози – хотя, учитывая габариты последнего, скорее, прямиком в тело.
С громким воплем предводитель слетел с пирамиды, а сложная живая конструкция покачнулась. Раздались новые взрывы грома, ветер завыл обезумевшей совой, облака стремительно окрасились в тёмно-коричневый цвет, а засверкали пугающие, слепящие ветки молний.
- Breaking the law, breaking the law, - удар по струнам, удар по струнам. – Breaking the law, breaking the law, - удар, удар.
Не выдержав шумовой атаки, кое-кто в пирамиде заткнул уши, а после ветер усилился до такой степени, что башню повалило и разметало по всей округе. Слёзы дождя полились реками, молний становилось больше и больше, облака угрожающе нависали на площадью.
- Breaking thelaw!
Стихия возила термитов носами вниз по плитам, то вздёргивая в воздух, то обрушивая обратно. Простые лесовики, в том числе и полиция, попрятались по домам и позакрывали окна, а преступные элементы непрерывно вскрикивали от боли и обиды.
- Breaking the law!!!
Финальный аккорд. Мафию приподняло в едином порыве и сдуло прочь с площади. Самая длинная и яркая молния развернулась лентой и обрушилась на гитару; Ёжика отбросило назад и уронило на колючки. Перед потемневшим взором коротышки плавали мутные круги; дождь поливал нещадно. И внезапно, когда контакт с музыкой прекратился, перестала и буря.
Дубнер в очередной раз выполз из кустов; проходя мимо Ёжика, он бросил через плечо «Вставай, всё закончилось» и отправился подбирать выручку. Шляпу, в которой та раньше находилась, закинуло на верхнюю ветку старой толстой берёзы. Окошки и двери потихоньку открывались, люд выглядывал наружу. Дятел выпорхнул из дупла, похватил шапку и скинул Дубнеру.
- Благодарствуйте! – сказал продюсер, закидывая монеты теперь уже в головной убор.
Тело Ёжика ныло везде и кое-где болело.
- Они... ушли? – уточнил он, с трудом поднимаясь на ноги.
- Ушли, - ответствовал Дубнер. – И сомневаюсь, что вернутся: народ у нас суеверный, как сам знаешь, а с существами, которым подвластна стихия, шутки плохи.
- Хор... ошо.
Ёжик поднялся на ноги и постарался справиться с ощущением, будто бы он деревце, что треплет ветер.
- Голова... кружится...
И тут он заметил, что Дубнер приостановил «сбор средств» и смотрит куда-то, пристально, с интересом.
Ёж перевёл взгляд туда же – и в удивлении задрал брови.
- Стильно, - оценил Дубнер.
На деке гитары, на защитной полоске, виднелся след от молнии: разлапистая чёрная «ветка», словно бы рождающая всполохи чёрного же огня, которые, в свою очередь, заставляли виться серыми струйками дым.
Не дав Ёжику собраться с мыслями, из ближайшего дома-убежища выбежала юркая фигурка и, подпрыгнув к владельцу «Везеркастера», затрясла покрытую колючками руку.
- Спаситель! Спа-си-тель! Спасибо, спасибо! И – поздравляю!
Ёжик был так ошеломлён, что не сразу узнал местного голову – хорька.
- Я... э-э... ой! – Что-то тяжелое заставило гитариста замолчать; судя по форме и весу, этим оказалась нога Дубнера. Музыкант обернулся – так и есть.
Бобёр выразительно хмыкнул, давая понять, что слово надо взять ему.
- Вы правда рады нас видеть? – хитро улыбаясь, спросил он, убирая шляпу с выручкой в свой, кажется, бездонный карман.
- Ну разумеется! – едва ли не вскрикнул хорёк-голова. – Вы же спасли нас от гнёта преступников, которые долгие годы держали в страхе...
- Ля-ля-ля. Ладно-ладно, я понял, - прервал Дубнер. – Ёжик, подь сюды.
Колючий послушно приблизился.
- Вот этому парню, - продолжил отставной электрик, - нежно сжимающему в руках гитару...
- Чего сжимающему?
- Этому парню, - с нажимом возобновил речь Дубнер, - требуется полный пансион: отель, еда, транспорт. И гастроли, удачно организованные.
- Вы хотите сказать...
- Я хочу сказать, что нашей общей родине, нашему любимому Лесу требуется помощь в борьбе с аномальной засухой, и мы можем предоставить вам того, кто эту помощь окажет.
- Его? – Глава кивнул на Ёжика.
- А вы быстро соображаете – не зря, видать, добрались до столь высокого поста. – И Дубнер нагло улыбнулся.
Хорёк поцокал языком.
- Хорошо, - согласился он и моментом добавил: - Но двадцать процентов с прибыли – мои.
Бобёр разулыбался пуще прежнего.
- Ну конечно, ко-не-эчно-о. Эх, дайте я, что ли, вас обниму, золотой вы мой человек!
Ёжик решил привлечь к себе внимание.
- Э-кхем.
- Да-да? – навострил уши Дубнер.
- Во-первых, ты назвал его человеком. А во-вторых, не может ли аномальная жара быть следствием падения космических яиц, о которых ты мне рассказы...
- Так, а теперь всем пора по домам, - поспешно перебил Ёжика друг. И, подойдя поближе, шикнул: - Думай, что говоришь не при своих. Может, оно и может, но не всякому следует это знать.
- Извини, - прошептал Ёжик. – Что-то я подустал, видимо, голова плохо соображает. Пойду отдохну.
- Давай-давай, потому что на завтра у нас запланировано много дел.
- Каких?
- Я разве не сказал? – Улыбка Дубнера заполнила, казалось, всё его внушительных размеров лицо, и он радостно возвестил: - Гастроли!
3/5
Это только на первый взгляд гастроли – очень увлекательное и весёлое занятие. Ёжику, например, они казались таковыми, пока дело не дошло до второй деревни.
В первой его встретили радостно; с интересом наблюдали, как он в повозке, запряжённой вольнонаёмными лошадьми, рассекает лесные просторы. Затем смотрели – кое-кто и в бинокль, - чем он занимается на местном постоялом дворе, и, конечно же, пришли на вечерний концерт. Происходящее только вначале волновало Ежа: когда он собирался, постоянно беспокоясь, как бы не забыть чего-нибудь нужного. Когда они с Дубнером бродили по окрестностям в поисках извозчичьей силы и когда, наконец найдя оную и разложив вещи внутри потрёпанного временем фургончика, отправились в ближайшую деревню. Фургончик был предоставлен фирмой «Ломовой конь – перевозки посуху», особых надежд не вызывал, подпрыгивал на колдобинах и трясся, попадая в ямы, однако не разваливался на части.
«И то хорошо», - думали музыкант и его продюсер.
Дубнер сидел впереди, под открытым небом, одновременно составляя план гастролей и давая ценные указания четвероногой тяге с хвостами.
- Нет-нет, лучше ехать не этой дорогой, - говорил он. – Ну что вы со мной спорите? Как будто я здесь не бывал!
- Так, может, слезете и сами пойдёте? – утомляясь его замечаниями, устало предлагал пожилой конь по имени Пег.
- А смысл тогда в вас? Нет уж, будьте любезны, довезите нас до всех пунктов назначения, а там мы с вами рассчитаемся и, возможно, больше не вспомним друг о друге.
- И всё же, - не сдавался Пег, - вон той тропой было бы быстрее. – И он, останавливаясь, тыкал конечностью в план Леса.
- Зато другой – удобнее, - упирался Дубнер. – И опять же наша, вернее, ваша задача какая? Доставить господина Ежа в целости и сохранности. А минут десять-двадцать мы, так уж и быть, потеряем.
Пег понимал безнадёжность спора, вздыхал и ехал дальше, но только чтобы на очередной развилке их с бобром дискуссия в очередной раз возобновилась.
Ёжик трясся в тесном помещении. В его обязанности входило принять извне достаточное количество композиций и приготовиться к их исполнению, а также загримироваться в видавшего виды гитариста. Что подразумевалось под «видавшим виды гитаристом», не знал, наверное, даже автор этого выражения, по совместительству продюсер колючего; впрочем, положение вещей не освобождало Ёжика от обязанностей. Вот он и сидел, стиснув гитару между ног, чтобы уберечь её от падения; одной рукой мохнатый намазывал на лицо грим, на ходу, пользуясь спасительным вдохновением, придумывая образ. Другая же его рука придерживала зеркальце на покосившемся столе. Дверь со сломанным замком то и дело хлопала во время поездки. В общем, путешествовали с комфортом.
Через какое-то время впереди показалось три-четыре убогих домика, называвшихся деревней. Она носила название Околицыно и предлагало странствующему пожухлую траву, запах питомника, где разводили неразумный скот, и около десятка жителей, угрюмых и неприветливых. Ничего странного в минорном настроении околицынских не было – попробовали бы сами жить изо дня в день в подобных условиях; проблема заключалась в другом: Ёжику предстояло сыграть для деревенских, и не просто сыграть, а вызвать у слушателей некие чувства, желательно, любовь.
- Тпру-у-у! – притормозил Дубнера Пега: поводья отсутствовали, поэтому пришлось ограничиться командой.
Конь встал и одарил бобра взглядом, в котором ясно читалось: «Мы с тобой вообще-то братья по разуму, просто “Остановитесь, пожалуйста” хватило бы».
Не обратив на осуждающий взор ни малейшего внимания, продюсер слез с повозки, покачивая боками, прошествовал к двери и открыл её.
- О, - оценил он увиденное. – Неплохой грим. Сам придумал?
- Подсмотрел у летучей мыши, - признался Ёж.
- Отлично, отлично... – пробормотал Дубнер, забирая гитару и кивая на выход. – Пойдём, нам ещё заселяться. Только лицом старайся не светить, потому что концерт – это одно, а внимание вне сцены – совсем другое. Могут не понять.
Ёжик кивнул, вытащил из кармана джинсов специально приготовленные солнечные очки, нацепил их на нос, а на голову надел вынутую из соседнего кармана панаму. Кое-как скрылись от постороннего взора белое, вымазанное в гриме лицо и чёрные, разлапистые, симметричные рисунки. Со стороны выступающий и правда напоминал летучую мышь; пускай крыльев не имел, зато мрачноватый образ присутствовал в полной мере, а изображение на лице навевало ассоциации с мордочкой нетопыря и его крыльями.
- О-хо-хо. – Дубнер покачал головой, когда поймал в поле зрения криво и на разной высоте расклеенные афиши. – Не зря ли мы наняли Косяка развешивать объявления?.. – обратился он сам к себе.
- Так ведь больше было некого, - всё равно ответил ему Ёжик, на всякий случай сгорбившийся, чтобы зазря не демонстрировать «боевую раскраску».
- Да, и то верно, - вполголоса согласился бобёр. – Ладно, пошли. Попасись пока тут, пегий.
Пег саркастически заржал, распрягся и двинулся в сторону местной, единственной столовой.
Ёжик с Дубнером тем временем поднялись по высоким неудобным ступенькам к постоялому двору и вошли внутрь через неплотно прикрытые двери. Стойка куницы администратора, а по совместительству и хозяина постоялого двора располагалась сразу за входом, слева. Пока Дубнер, вальяжно поздоровавшись, безуспешно выбивал из владельца для них с Ёжиком отдельные номера и еду в номер, короткохвостый, забрал у спутника гитару, взял у куницы ключ, поднялся по пыльному ковру на второй этаж и открыл непрезентабельного вида дверь. Скрип при открытии, затем высокий порог, о который хоть раз споткнулся любой постоялец, и глазам новоиспечённой «звезды» предстал тесноватый, не слишком уютный, однако, учитывая цену, вполне сносный номер.
Расположившись на чём-то среднем между диваном и кроватью, Ёж положил рядом гитару, развязал котомку, до того лежавшую в повозке, и принялся поедать нехитрый обед – яйца и вяленое мясо, запивая их покупным соком. После поездки, продлившейся несколько часов (спасибо препираниям Дубнера и Пега), есть хотелось сильно, а пекучее солнце заставляло ещё и испытывать немалую жажду.
На середине трапезы, вновь издав недовольный скрип, открылась и тут же закрылась дверь; Дубнер обстучал ботинки о порог внутри помещения, не больно-то заботясь о чистоте номера.
- Вот ведь жмот, - проворчал он, снял верхнюю одежду и бросил на кровать. – Я сплю справа, ты – слева, - обратился он к Ёжику. – Возражения есть?
- Нет, - с набитым ртом откликнулся музыкант.
- Замечательно, - опять-таки пробурчал бобёр и отправился в ванную комнату.
- А разве у нас будет время поспать? – бросил ему вдогонку вопрос Ёжик.
- Будет, - донеслось из ванной. – Потому что жизнь «звезды» эстрады – это постоянные разъезды и выступления. Ближайший перформанс, кстати, запланирован через полтора часа. Именно поэтому предлагаю выспаться, в противном случае подходящей возможности может не выдаться.
Ёж пожал плечами.
- Хорошо. – И продолжил уничтожать провизию.
Приведя себя в порядок, вернулся Дубнер и составил протеже компанию. Разобравшись с провизией, они как были, в одежде, завалились набок и захрапели: время действительно поджимало.
Будильник сработал через тридцать минут, каковые Дубнер отвёл на отдых. Продюсер открыл глаза и слез с кровати.
- Подъём, - буркнул он.
Ёж тоже завозился; зевнул, потянулся, возвратился в реальность и спрыгнул на пол.
- Выспался? – уточнил бобёр.
- Нет.
- Неудивительно. Ладно, пойдём: нам ещё на саундчек надо успеть.
- На что? – Ёжик выпучил глаза.
Дубнер издал длинный утомлённый вздох.
- Ох уж эти мне новоявленные кумиры... Аппаратуру надо отстроить и звук проверить.
- А часа хватит?
- На всё про всё, ты имеешь в виду? Включая дорогу?
- Да.
- Нет, конечно.
И Дубнер рассмеялся, увидев выражение лица подопечного.
- Добро пожаловать в артисты! – мажорно возвестил бывший электрик, хлопая Ежа по плечу. – Только давай пошевеливайся.
Когда они спускались вниз и выходили наружу, бобёр сказал спутнику следующее:
- Почти все деньги я отдал извозчику, а оставшееся – хозяину постоялого двора. Поэтому тебе придётся постараться: надо заработать средств для продолжения гастролей.
- А они планируются длинные?
- Ну-у, как сказать... пока публика от нас не устанет.
«Что, учитывая потрясающие, невероятные возможности Ёжика, крайне маловероятно», - добавил про себя Дубнер.
Концертную площадку Ёж отыскал не сразу – наверное, потому, что её как таковой и не было. Десять-двенадцать перевёрнутых ящиков из-под овощей окружали пустырь; мусор, раньше ровным слоем покрывавший эту полянку, сгребли со сцены её работники. Дубнер не останавливаясь, мимоходом пожал руку одному из дворников-ящериц.
- Иди готовься, - шепнул продюсер Ёжику.
Заняв центр импровизированной сцены, гитарист принялся настраивать инструмент производства, но выяснилось, что в это нет никакой нужды: «Везеркастер» всегда пребывал в состоянии, необходимом музыканту, будто бы между ним и его хозяином кто-то невидимый установил потустороннюю связь. А соединение между гитарой и усилителей возникло будто бы мистическим образом, словно бы через молекулы воздуха. Ёж играл на инструменте, представляя, как звук устремляется в колонки и вырывается из них, становясь при этом мощнее, более электрическим и каким-то не совсем знакомым. Так всё и происходило на самом деле; а стоило колючке подумать о другом, возможности «Везеркастера», познанные и пока ещё скрытые, удивляли с каждым разом всё сильнее. Однажды Ёжик попробовал трансформировать звуки ЖЖЖЖ и ММММ в неточные ноты, и это у него немедленно получилось. Или, например, ноты, образовывавшие аккорд ля, тут же легко превращались в ре. Соответственно приготовления Ежа свелись всего к двум вещам: убедиться, что гитара в целости и что сценический образ не потёк гримом и не просыпался блёстками.
Дубнер, в свою очередь, что-то нашептывал сонному конферансье: рослому петуху с червяком суфлёром на ухе.
- Поняли? – убедился конструктор-продюсер.
Петух утвердительно зевнул и добавил уже голосом:
- Вообще-то выступают тут нечасто. Если честно, вы первые лет за пять, а то и за десять – вряд ли кто-нибудь скажет точно. Так что не могу обещать вам тёплого приёма.
Бобёр посмурнел.
- Вы его, главное, объявите, а дальше не ваша забота.
Пернатый снова зевнул.
- Лады. В конце концов, деньги-то ваши. Да и пятнадцать процентов с выступления нелишни.
Дубнер нахмурился.
- Десять, вероятно?
- Ах, да-да-да, - нереалистично сыграл конферансье.
Хмыкнув, бобёр удалился за зрительские ряды. Встал он у разлапистой яблони, которая, когда Дубнер прислонился, ни с того ни с сего решила сбросить ему на голову сочный красный плод. Электрик чертыхнулся, поднял яблоко, протёр рубашкой, надкусил и, жуя, показал Ёжику большой палец. Это вдохновило невысокого лесного жителя, готовившегося к выступлению.
«Кресла» к тому времени начали занимать местные жители; на концерт собралась почти вся деревня: одиночки, пары и родители с детьми. Околицыно было небогато на события, тем более музыкального толка, о чём не преминул упомянуть в своей речи петух-конферансье.
- Все вы прекрасно помните, - горланил он, следуя подсказке червяка, - как неделю назад Барбоскинов споткнулся о своего пьяного двоюродного брата, упал и сломал ногу! Разумеется, мы не забудем того эпохального события! Однако предстоящее мероприятие, без сомнения, затмит собой и сломанную ногу, и рухнувший бесхозный дом, и даже пропажу пяти литров молока из нашего магазина! Ура! Ура! Ура!
Петух раскланялся, червяк зачем-то тоже; их проводили жидкими аплодисментами. Затем всё внимание сосредоточилось на Ёжике. Гитарист бросил взгляд на Дубнера. Тот вальяжно кивнул: дескать, не бойся – начинай. И, освободив лёгкие, Ёж взялся играть первую песню.
Как обычно, мелодии и способ их исполнения втекали в его голову словно бы напрямую, без посредства мозга и рук. Пальцы прекрасно знали, что делать; занимаясь этим, они позволяли Ёжику не отвлекаться и петь в своё удовольствие. Голос вокалиста-гитариста то подпрыгивал до верхушек звенящих нот, то опускался в дребезжащие низины.
Для мгновенной раскачки Ёж выбрал песню, название которой тоже пришло в голову напрямую из некоего неведомого источника, - «Razamanaz». Потом, подтверждая заданный ураганный темп, он исполнил «RockYouLikeAHurricane»; следом пошла «Innuendo», за – ставшая если не знаменитой, то узнаваемой – «Smoke OnTheWater». Поплелась, однако мощно и грациозно, «Miss Misery», сменилась «LickItUp», разогналась «BlueSuedeShoes», покатилась «RockAndRoll»’ом и приехала в «Stairway ToHeaven».
Сперва слушающие не понимали, что происходит у них на глазах и в их ушах. Дубнер беспокоился, как бы непривычные музыка и грим не сыграли злую шутку. Но вот ошеломление прошло, ему на смену заступило смущение, постепенно переродившееся в понимание, а затем и в восхищение. Когда же под громогласные и громоподобные аккорды Ёжика, вопреки всем прогнозам, жара спала и с неба хлынул благословенный дождь, все слушатели повскакивали с мест. Кто прыгал на месте, кто хлопал в ладоши, кто подпевал, кто носился кругами.
Ёж разулыбался и, окончательно погрузившись в исполняемую музыку, завершил концерт бесподобным, точно бы низвергающим метеориты «Kashmir»’ом. Веселье достигло апогея, деревенские купались в звуках гитары-оркестра, дождь благословлял поля, леса и прочие земли.
- Это рок, друзья! – внезапно что было сил прокричал Ёжик. – Ро-о-ок!
И в последний раз ударил по струнам. Зазвенело, загрохотало, приподняло и бросило... А через некоторое время сошло на нет: дождь прекратился, аккорды и пассажи стихли, ликующие замолчали. Необыкновенный музыкант положил руки на гитару и терпеливо ждал. Тогда в едином порыве пронеслась по деревенским жителям волна оглушительных аплодисментов; пока шёл концерт, все в округе услышали чарующие звуки то ли электрической, то ли акустической гитары и прибежали к сцене, чтобы своими глазами увидеть живое чудо.
- Великолепно! – заходилась толпа.
- Классно!
- Круто!
- Куда-то там давешнему пожару в доме председателя!
- Ёжик – молодец!
А Ёжик стоял и смущённо слушал рукоплескания и похвалы в свой адрес. Дубнер же времени зря не терял: вооружившись широкополой шляпой, он принялся обходить зверя за зверям, собирая монеты и купюры.
Позже, когда они с Ежом, поднатужившись, прорвались сквозь ряды поклонников, погрузились в повозку и выехали из деревни, бобёр произнёс такие слова:
- Эффект воодушевляющий. Но надо двигаться дальше.
В дальнейшем он не раз повторял это, когда заканчивались выступления Ёжика в деревнях, посёлках и сёлах. Уже второй концерт не до конца выспавшемуся гитаристу показался более утомительным; третий, естественно, усугубил впечатление, а там подоспели и четвёртый, пятый, шестой... Порой играющий на «Везеркастере» с радостью купался в получаемых позитивных эмоциях, а иногда его хватало только на то, чтобы доплестись до постели, рухнуть и уснуть.
Концертная программа менялась когда несильно, а когда и практически целиком. Всё новые песни появлялись в репертуаре, Ёжик постоянно импровизировал; аранжировки делались сложнее и мелодичнее, звук – чище. Что удивительно, музыкант не прикладывал к этому никаких усилий, или, если быть точнее, прилагал минимум сил.
В конечном итоге, терпение иссякло даже у Дубнера. Ёж валялся на кровати, погружённый в благословенную дремоту, и тут явился бобёр и устало опустился – почти что упал на колченогий стул, непонятный образом до сих пор выдерживавший грузного продюсера.
- Всё, - резюмировал Дубнер.
- Что – всё? – лениво двигая губами, задал необходимый вопрос Ёжик.
- Я – всё, - пояснили ему. – И ты, вижу, тоже. И Пег. Надо отдохнуть.
- Да, неплохо бы.
- К тому же необъезженные населённые пункты по эту сторону Леса закончились.
- Ведро приходил на концерт, - невпопад заметил Ёжик. – И хлопал в ладоши.
Дубнер усмехнулся.
- Да все хлопали! Но нужно и честь знать.
- Значит, на этом конец? – В голосе гитариста промелькнула сдерживаемая грусть.
Бобёр хохотнул.
- Ну как же?! Это было бы и тактически, и логически неправильно. Да и жару с засухой мы ещё не побороли.
- Тогда?..
- Тогда вот что: отдыхай, ешь, пей, набирайся сил. А потом мы с тобой шагнём на новую ступеньку, вверх. Мы с тобой, - и Дубнер сделал паузу, чтобы его друг прочувствовал важность момента, - отправимся выступать в Город!
4/5
Первым встал вопрос, как добираться до Города: своим ходом не дойдут, а на Пега, учитывая сложность маршрута, надеяться не приходилось. Но повезло – конь-извозчик дал координаты своего брата Бела, занимающегося доставкой пассажиров в отдалённые и труднодоступные места. Поблагодарив Пега и рассчитавшись с ним по прибытии домой, продюсер бобёр и его колючий протеже, не откладывая дела в долгий ящик, наведались к Белу.
- Да, у меня есть всё необходимое для трудных путешествий, в том числе затяжных, - заявил им Бел и назвал цену.
Дубнер немного поторговался; ему удалось сбить цену, пообещав Белу процент с доходов от выступлений Ёжика. А к тому же Белу очень понравилась идея «погодных концертов», и это ещё больше воодушевило его. Условившись выехать завтра, бобёр с ежом разбрелись по дома, чтобы собрать вещи и отдохнуть перед дорогой.
На следующее утро Ёжика поднял стук в дверь; стучался Ведро.
- Наслышан о твоих выступлениях, - с порога, не поздоровавшись и не сделав никакой вводной, затараторил выдр. – Даже слышал кое-что краем ухом, а на один из последних концертов удалось раздобыть билет.
О том, что билет он именно раздобыл, то есть свистнул, а не купил, Ведро благоразумно промолчал.
Спросонья Ёжик соображал небыстро; он зевнул и поинтересовался:
- И как, понравилось?
- Очень! – с энтузиазмом ответил сосед. – А когда следующая дата?
Ёж пожал плечами.
- Сам не знаю. Но мы с Дубнером перебираемся в Город – там аудитория побольше, да и с возможностями побогаче.
- Ду-у-убнер? – полувопросительно протянул Ведро. И потом: - Го-о-ород?
- Ну... да, - подтвердил колкий музыкант.
- Завидую я тебе.
- В смысле?
- Тебя, так сказать, продвигает легендарный бобёр-отшельник! А ещё тебе предстоит посетить Город!
- Да. Но это же по делу.
- Всё равно. Я-то по-прежнему обитаю здесь и мало куда выбираюсь.
- Тогда приглашаю тебя на наш первый концерт, - сами собой сорвались с языка Ёжика слова. – У меня есть знакомый, его зовут Бел. Он доставит нас в Город, а потом вернётся – можешь обратиться к нему, берёт недорого. А как прибудешь в Город, найди меня или Дубнера – мы тебя бесплатно проведём на лучшее место.
- Что, правда?!
- А то.
Глаза Ведра загорелись – так сильно, что превратились в два прожектора.
- Здорово! Спасибо! – И он истово затряс Ёжикову руку.
Гитарист кивнул, с определённым трудом высвободил конечность, попрощался и закрыл дверь – надо было возвращаться к приготовлениям.
Прошло два часа, и Ёжик, тащивший мешок с самым необходимым, добрался до Стоянки. Бел, большой и мускулистый, и Дубнер, нервно поглядывающий на часы, уже ждали его. Колючка остановился и отдышался.
- Уф! А где повозка? – спросил он.
Бел не мог прищёлкнуть пальцами, потому что их у него не было, поэтому он стукнул одним копытом о другое.
- В том и фишка! Вы путешествуете на мне верхом – так мы и быстрее, и безопаснее, и с большей вероятностью преодолеем пересечённую местность. Не волнуйся, спина у меня натренированная.
- Меньше слов, - проворчал Дубнер, - больше дела.
Он забросил на спину Бела свои сумки, прибавил к ним мешок Ёжика и только сейчас заметил, что гитара находится за плечами выступающего, в специальном чехле.
- Откуда взял? – тут же проявил интерес Дубнер.
- Перешил из армейского вещмешка, доставшегося от отца, - признался Ёж. – По-моему, получилось неплохо.
- Угу, - согласился бобёр. – Главное – удобно. Чехол для гитары, хе. Ну что ж, хорошо, давай сюда.
Ёжик протянул ему гитару, и Дубнер повесил её рядом с остальной поклажей. Затем помог коротконогому забраться ближе к крупу, а сам сел впереди.
- Держись, - скомандовал электрик-продюсер. – Поехали, уважаемый, - обратился он теперь к Белу.
Ни слова не говоря, конь тронулся в путь.
Город, который, не мудрствуя лукаво, прямо так и назвали, был единственным крупным населённым пунктом из расположенных поблизости. Ёжику, ведущему аграрный образ жизни, пока не доводилось там бывать, равно как и отшельнику Дубнеру, и они оба предвкушали поездку. При этом Ёж получал удовольствие даже от того, что они тряслись по ухабам, подпрыгивали на кочках, перепрыгивали лужи, пробирались через лески и переходили речушки; бобёр же хранил уверенное молчание либо многозначительно покряхтывал. Бел за всю дорогу ни разу не пожаловался, словно бы груз, который ему предстояло вести, ровным счётом ничего не весил.
Они выехали рано утром, когда на смену прохладе только-только заступает тепло и когда не все облака разогнал с небосклона летний ветер, а прибыли на место под усиливающиеся тени сумерек.
- Конечная, - шутливым тоном оповестил Бел; судя по его голосу, он совсем не запыхался.
Дубнер молча слез на землю, принял от Ёжика поклажу, помог спуститься другу и вручил ему мешок и гитару.
- Благодарствуйте, - сказал вежливый музыкант.
Его спутник предпочёл и тут промолчать; впрочем, Бела это нисколько не заботило, потому что он получил от Дубнера расчёт. Приложив копыто к голове и отдав таким образом честь, конь прошествовал в стойло для живого транспорта, чтобы перекусить, отдохнуть, а наутро выехать в обратную сторону.
В надвигающейся темноте Город выглядел более внушительно, чем представлял Ёжик. Пускай они находились на окраине и кое-что скрадывали тени, невозможно никуда было спрятать высокие каменные строения, снующих между ними людей, транспортные пути и гружёные экипажи. Дороги были выложены светлой плиткой, чистой и неповреждённой, насколько смог заметить городской гость. Ёж приметил пару автомобилей – он и забыл, когда в последний раз ему попадалось на глаза это чудо техники.
Гостиница тоже выглядела впечатляюще: четырёхэтажная, больше любого здания в любой деревне, из белого камня, с метровыми окнами, отражающими закатные лучи. Одно строение, в котором им предстояло провести ночь, кажется, превосходило размерами участки Ёжика и Ведра вместе взятые.
Одарив падающее за край оранжевое солнце романтическим взглядом, Ёж направился вслед за Дубнером, который успел войти в высокие широкие двери с крупными дверными ручками. Взявшись за ручку, колючий музыкант на мгновение обернулся – и раскрыл рот от удивления: там стояла... она! Ежиха! Такая же воздушная, красивая и естественная, как в прошлый раз. Или даже ещё более вдохновляющая в предзакатных сумерках и на фоне Городских и столь незнакомых плитки и камня.
Засмотревшись, Ёжик забыл остановиться и споткнулся о порог, после чего вместе с сумками и с гитарой за плечами рухнул на ковёр у входа.
На сей раз Дубнеру удалось договориться о двух отдельных номерах. Апартаменты бобра находились на втором этаже, а комнаты Ёжика – на третьем. Внутренне номера ничем не отличались, были со вкусом, хотя и не слишком богато обставлены, чисты и пахли свежестью, а большего от них и не требовалось. Едва заселившись, Дубнер сразу пожелал продюсируемому спокойной ночи, мотивировав это тем, что завтра концерт; к Ежу, однако, сон никак не шёл. Было ли дело в Ежихе, увиденной настолько мельком, что рождались сомнения в реальности её появления? Неизвестно. Но, в любом случае, заснуть не получалось, и музыкант решил прогуляться, подышать свежим воздухом, набраться впечатлений и поторопить усталость.
Ёжик разложил вещи из мешка, убрал гитару под кровать и погасил свет. Закрыв дверь на ключ и бросив его в карман джинсов, невысокий лесной житель спустился по длинной лестнице с периллами и вышел в вечерний Город. Правда, с точки зрения наступившей темноты, Город следовало бы назвать ночным.
Приезжий гитарист-заклинатель подумал об этом, затем о романтике ночных прогулок, затем о Ежихе и, вздохнув, много о чём ещё. Луна, круглая и крутобокая, сопровождала его на всём пути от гостиницы и обратно. Ёжик прошёл по тротуару рядом с гостиницей, перешёл улицу, спустился по пешеходной дорожке напротив, попетлял переулками и вышел на большой тракт. Замерев на месте, он поразглядывал луну, пофантазировал о том, кто жил на ней многие века назад, когда она ещё была обитаема. Тут неожиданно вспомнились «космические яйца» и люди, и давно минувшие времена. Новый вздох непроизвольно вырвался у Ежа из груди, и он нога за ногу побрёл куда глаза глядят.
Впереди показался работающий фонтан; струи вырывались из него под причудливыми углами и не пересекались друг с другом. Дальше находился музей местной истории, сейчас – закрытый, а за ним – автобусная остановка и сбившиеся в кучу магазинчики. Обойдя их, Ёжик вышел на длинную асфальтированную тропинку, что привела его опять к гостинице. Возвращаться не хотелось, но надо было – всё-таки завтра и вправду концерт, а потому следовало выспаться.
Он протопал по ступенькам ко входу, распахнул дверь и прошёл по боковой лестнице на свой третий этаж; по дороге он совершенно отчётливо слышал храп Дубнера.
«Подозреваю, - возникла мысль, - что не одному мне посчастливилось в ночи услышать эти “чарующие” звуки».
Отперев дверь на третьем этаже, он вошёл внутрь, закрылся, разделся, упал на кровать и забылся глубоким сном.
5/5
Разбудил Ёжика стук в дверь, настойчивый, будто бы говорящий: «Пока не отопрёте – не уйду». Спавший продрал глаза, мотнул головой, отбрасывая остатки сна, поднялся с кровати, натянул джинсы и прошлёпал к двери. Открыв её, он увидел не Дубнера, как ожидал, а Косяка.
- Ого, - только и вымолвил Ёж.
- Да, забросила судьба, - поняв, что тот имел в виду, ответствовал заяц и вручил постояльцу конверт.
Ёжик забрал его, но изучить не успел, поскольку Косяк вдруг поспешно заговорил, эмоционально двигая длинными ушами:
- Знаю, что у тебя сегодня концерт. Удачи, удачи тебе. Надеюсь, всё пройдёт хорошо. Это ведь большая удача – собрать аудиторию не где-нибудь, а в Городе. Плакаты, кстати, удались.
Ёжик снова потряс головой, чтобы побыстрее прийти в кондицию, и переспросил:
- Плакаты?
- Да чуть ли не весь Город украшают, - радостно ответил Косяк. – Расклеивал не я, потому висят ровно.
- А. Ладно. И, это, спасибо за помощь с концертами в деревнях.
- Да всегда пожалуйста. Ну, побежал я. Привет господину Дубнеру, и моя благодарность ему за достойную оплату.
Тут Косяк развернулся и убежал по коридору; правда, исчез он не сразу – сперва врезался в стенку, и лишь потом выровнял курс и впрыгнул в двери.
Почёсывая голову и позёвывая, Ёжик вернулся в номер, сел на кровать и рассмотрел конверт. В графе получатель стояло «Ёж. Город», а отправителем значились «Родители Ежа, ул. Травяная, д. 4». Музыкант распечатал конверт, вынул и прочитал письмо.
«Дорогой сынок! - было написано там. –
Мы очень рады, что у тебя всё хорошо. Наслышаны о твоём предстоящем концерте и желаем тебе удачи. Нет большей радости для твоих папы и мамы, чем сознавать, что их ребёнок вырос и стал успешным. Пусть всё пройдёт как по маслу.
Из дома твоего мы уехали вскоре после того, как услышали: ты у Дубнера, и вы занимаетесь важным делами. Слухи по маленьким местечкам разносятся быстро. Мы всё понимаем, у тебя свои заботы, и, конечно, ты бы поставил нас в известность, если бы мог.
Передаём горячий привет и немного средств на карманные расходы: не знаем, достаточно ли ты зарабатываешь, а поделиться парой-другой сотен денежек с любимым мальчиком нам всегда в радость. Да и по нашему бюджету это не ударит.
Целуем и обнимаем,
мама и папа
P . S . Твой сосед ведро проиграл нам дачу, однако мы решили простить ему долг – всё-таки он не ведал, с кем садился играть».
Ёжик улыбнулся, представив Ведро за игорным столом с родителями. Вот он сидит, довольно улыбаясь и, образно говоря, потирая руки, и вдруг одну за другой проигрывает партии, пока не остаётся совсем без денег. М-да-а. Даже Ёжик не всегда решался на покерный матч с родственниками. Гитарист убрал письмо в карман, встал и прошёл в ванную – заняться водными процедурами.
Затем внизу, в небогато, но стильно обставленной столовой, был завтрак. Дубнер ждал друга, нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице. Когда Ёж примостился на крепком, пузатом стуле, им подали яичницу с беконом, тосты, сок и печенье. Они подкрепились, наслаждаясь атмосферой утра: яркими лучами, пробивающимися сквозь прозрачные белые занавески, и мягким теплом – в столовой работали кондиционеры. Да и сама обстановка настраивала на позитивный лад: раздвинутые малиновые шторы, картины с живописными пейзажами на стенах, чистые стёкла.
- Ну, - похрустывая печеньем, изрёк Дубнер, - готов?
Ёжик тоже хрустнул.
- Всегда готов.
- Вот и замечательно.
После еды, чтобы не откладывать дело в долгий ящик – к тому же времени оставалось не так уж много, - они поднялись в номер Ёжика, где Дубнер помог ему с гримом.
- А ты знаешь, какое тебе дали прозвище? – между делом, разукрашивая колючего, спросил бобёр.
- Мне дали прозвище? – удивился Ёж, поворачивая голову.
Дубнер дал гримируемому понять, что вертеться не следует, и, кивнув, подтвердил:
- Ага. Тебя называют BatHead.
Ёжик мысленно оценил своё сценическое имя.
- А что, неплохо, - наконец озвучил он. – И в тему.
- Точно.
Завершив косметические приготовления, Дубнер выдал «звезде» «Везеркастер», и они с Ёжиком вдвоём вышли из гостиницы.
Первым, на что обратил внимание короткохвостый зверёк, был плакат с его изображением, висящий на фонарном столбе: та же самая маска летучей мыши, та же самая увлечённая поза, острые колючки и коротенькие ножки, и гитара, в небольших ручках устремившаяся грифом вверх. Нарисованный Ёжик стоял один на поляне, в низкой траве, под палящим солнцем, и вызывал дождь. Вот уже первые дождевые облака набежали на небосвод, начал лить дождик, а музыкант всё играл и играл, и собравшиеся вокруг звери неистово ему аплодировали. «Ёжик BatHead Лесной», - значилось вверху крупным шрифтом, а внизу, заглавными буквами, - «ПЕРВЫЙ И ЕДИНСТВЕННЫЙ КОНЦЕРТ В ГОРОДЕ! НЕ ПРОПУСТИТЕ!!!»
Изучая плакат оценивающим взглядом, Ёж поинтересовался:
- Дубнер, думаешь, восклицательных знаков не много?
- В нашем деле, - наставительно произнёс продюсер, - много восклицательных знаков не бывает. Пошли.
Сцена располагалась чуть ли не в самом центре: круглый, немалых размеров помост с кулисами, микрофоном и колонками. Но путь двух музыкальных заклинателей лежал в закулисье.
- Стой, - притормозил их слон-охранник, обладающий хоботом, столь же внушительным, что и руки. – Куда?
Дубнер усмехнулся и ткнул в сторону Ёжика пальцем.
- Легенду не узнаёшь?
Охранник внимательно рассмотрел «нарисованную» знаменитость, хмыкнул, достал из глубокого кармана плакат, сверился с ним и лишь после этого веско проронил:
- Можете проходить.
Обогнув секьюрити, двое оказались в святая святых музыки. Раньше других их заприметил директор сцены, юркий говорливый ласка, напомнивший Ёжику Ведро.
- А, вот и наши герои, - вместо приветствия сказал он. И довольно добавил: – Смотрю, вы в гриме. Чудесно, чудесно. Что ж, прошу за мной.
Ласка взбежал на сцену по поскрипывающим ступенькам, втрое, а то и вчетверо больше обычных; Ёжик и Дубнер последовали за ним.
- Концерт начнётся через час, - оповестил директор, - а пока можете заняться саундчеком.
- Наш саундчек очень быстрый, - ответил на это Дубнер. – Да что там: для него и колонок не потребуется.
Ласка удивлённо-вопросительно приподнял бровь. Тогда Ёжик снял со спины чехол, расстегнул; достал и повесил на плечи «Везеркастер», а самодельное хранилище сложил в углу сцены. Директор сцены внимательно наблюдал за приготовлениями выступающего и был несказанно удивлён, когда, стоило Ежу всего лишь провести пальцами по гитаре – по неподключённой гитаре! – раздался звук, как при стихийном бедствии. Гитара в одно и то же время рычала и пела, и звенела, и поднимала ввысь.
«Что же будет, когда начнётся представление?» - крепко задумался ласка.
- Ну хорошо, не нужны провода, так не нужны.
И он сбежал за кулисы, чтобы дать работникам сцены последние указания.
Зрители между тем собирались, с каждой минутой их становилось всё больше. Кое-кто прослышал о Ёжике и его волшебной гитаре, но вживую не видел. А уж когда раздался тот невероятный звук на саундчеке, догадки, мнения и слухи стали летать от пришедшего к пришедшему со скоростью света.
Предстоящий час Дубнер использовал, чтобы проверить состояние сцены и работы обслуживающих её зверей; в итоге он остался доволен и покинул подмостки за несколько минут до начала концерта. Ёжик же постарался унять зародившееся в душе волнение, а чтобы упростить задачу, принялся мысленно составлять трек-лист, чем он занимался перед каждым появлением на публике. Впрочем, план полетел в тартарары, когда сидячие места и проходы между и рядом с ними оказались набиты битком, когда вышел на сцену директор-ласка и объявил «знаменитого и неповторимого BatHead» и когда тысячи воплей и тысячи ладошей встретили Ёжика нереальной овацией.
Смущённый подобным вниманием, владелец «Везеркастера» дождался, когда объявляющий покинет сцену, на всякий случай поклонился и положил руки на гитару. Аудитория немедля замолчала; казалось, она и вздохнуть боялась. А Ёжик отсчитал про себя «Раз, два, три, четыре!» - и заиграл.
Это было... незабываемо. Это было великолепно, сокрушительно и потрясающе. Аппаратура не испортила родного звука гитары, но усилила его, сделала громче. Яснее читались малейшие интонации, лучше прослушивались обертона. Магия странного в своей уникальности инструмента схлестнулась с проверенной годами техникой, и в итоге страстного акта родился на свет несколько иной звук: насколько знакомый Ёжику, настолько и отличающийся по прежним впечатлениям. Сколь настоящий, натуральный, лесной, столь и электрический, концертный, по-хорошему управляемый. Гитарные трансформации и блуждания выискивали в бесконечном ряде изменений новые и новые интонации, голоса, фразы.
Какие только мелодии не выходили из-под пальцев кудесника-музыканта – от забойной «Stand UpAndShout» до проникновенной «Nothing ElseMatters». Ёжик и сам не ведал, откуда берутся названия, которые он то выкрикивал, то говорил, то шептал в микрофон; откуда взялась его гитара и каким образом рождались исполняемые им песни. Вопросы без ответов множились, и слушатели могли лишь догадываться. У Ежа была своя версия – что чарующие звуки приходят из какого-то иного мира, - но подтвердить или опровергнуть её не получалось. Что за мир? Где он расположен? И почему настолько ответственное дело доверили ему, обычному лесному животному?..
Однако сомнения, загадки и догадки на два часа потеряли всякую важность. Вереница сверхмузыки, суперпесен, мега-хитов взрывала атмосферу, заставляла Ёжика носиться и прыгать по сцене, убеждала пришедших в том, что надо вскочить с места, закричать, задрыгаться под сводящий с ума мотив и пуститься в пляс.
Скорострельная «Highway Star», могущественная «NeverSayDie», трогательная и вместе с тем энергичная «I Surrender»... откуда они родом? Кто их авторы, исполнители? Кто хозяин магического действа, именуемого рок-концертом? И кто придумал само это слово – «рок-концерт»? Нет, перечисленное тоже потеряло смысл – основную и главную роль играла музыка. Одна лишь музыка заполнила умы и сердца на сцене и по обе стороны от неё.
«Take It Off», «Run Like Hell», «Sweet Lady» и под занавес «Lift U Up».
Whoa wanna rock this feeling off the ground
Wanna lift u up
Whoa wanna rock rock ‘till the morning dawn
The morningdawn, -
надрывался в микрофон Ёжик, увлекающий ритмом, повергающий в трепет соло, гипнотизирующий гримом.
С виду, исполнитель и слушатели всего-навсего получали удовольствия, тогда как на самом деле на концертной площадке и в душе присутствующих на ней творилось чёрт-те что. Но потрясное чёрт-те что!
И вот последний аккорд сыгран, последняя нота спета, и точно мощнейший взрыв грома разносится перед грозой, и слушатели застывают в восхищении – и с неба, низвергая килограммы и килограммы воды низвергается ливень.
Краска потекла по мохнатому лицу Ёжика, застывшего от радости, впечатлённого собственными достижениями. Собственными ли?
Аудитория, замолкнув на миг, разразилась оглушительными аплодисментами и криками. Подсуетившись, Дубнер стремительной ласточкой «взлетел» на сцену, схватил в охапку кланяющегося музыканта и спустил его вниз по ступенькам; чехол продолжил мокнуть под слезами радости дождя. Машина, переименованная парочкой пассажиров в «Rolls rock», - длинная, дорогая и удобная, - уже была приготовлена; они запрыгнули в неё, и гепард за рулём надавил на газ. Ни Ёжик, ни его продюсер не стали свидетелями того, как заходящаяся в экстазе толпа вскарабкалась на сцену и растащила на сувениры аппаратуру.
Они отъехали довольно далеко, когда Дубнер скинул капюшон загодя приготовленного плаща, протянул Ёжику полотенце и, пока тот вытирался, со счастливой улыбкой на устах произнёс:
- Поздравляю, коллега. Похоже, ты дорос до следующего этапа.
- До какого? – смазывая и стирая грим, задал вопрос уставший музыкант.
Прежде чем ответить, Дубнер размахнул руки, словно пытаясь взять в охапку целый мир.
- До собственной группы, - купаясь в ослепительных лучах момента, сказал бобёр.
Часть 4. Группа
1/5
Прошло несколько недель. Это время Ёжик, Дубнер и их коллеги-помощники провели по-разному.
Сам музыкант осваивался на новом месте – в фешенебельном отеле «Ореховый лес», который, что удивительно, располагался в центре орехового леса. По правое крыло стройного десятиэтажного здания, выполненного в мягких бежевых тонах, плескалось на ветру чистое прохладное озеро. Прозванное местными Оком за его характерную, правильную круглую форму, оно отличалось каким-то невероятным, свежим, настоящим глубоким-синим оттенком. Принадлежал водоём директору «Орехового леса» - арендатору нескольких живописных акров, большую часть которых, впрочем, составляли хороводы, фаланги и клины пушистых деревьев. Тем не менее, растительность поражала густотой и зеленью листвы, ласкала слух нежными перешёптываниями под порывами ненапористого ветра и дарила минуты музыкального наслаждения, когда пёстрые птицы, под звуки акустической гитары или акапелло, заводили весёлые и забавные, полные чувства песни.
Ёжик любил бродить по лесным тропкам, касаясь ладонями вытянутых в обе стороны рук мягких вершин высокой травы. Он слушал рулады соловья – затейника и виртуоза по части пения, - наверняка выводящего любовные оды второй половинке: слишком далеко находился «вокалист», не разобрать. Колкий толстячок с небольшой грустью думал о том, как бы здорово было, если бы кто-нибудь из певчих птах (соловей либо канарейка, либо ещё кто) стал фронтменом в его группе. А группа покамест состояла только лишь из идеи, даже названия Ёжик с Дубнером не придумали. Но разве можно отыскать более подходящую кандидатуру на роль супервокалиста, чем обладающая неповторимым, природным талантом птица? Конечно, соловей совсем невелик ростом и довольно невзрачен на вид, то есть не может щегольнуть ни выдающимся ростом, ни мощными мускулами, ни классической красотой. То же относилось и к кенару.
«И всё-таки было бы здорово…» - всегда одинаково заканчивал размышления Ёжик.
Увы, сколько ни искал, Дубнер не находил стопроцентного кандидата на роль певца в мега-группе. Больше того, ни девяносто-, ни восьмидесяти-, ни, в конце концов, семидесятипроцентного музыканта, обладающего сокрушительным голосом с трёх- или четырёхоктавным диапазоном и отработанными техническими навыками, округа не могла подарить организатору концерта. Продюсер с подопечными ждали и надеялись, но, вопреки пословице, ничего не менялось.
Прогулявшись по окрестностям, понаглядевшись на местные красоты, поныряв в траву ростом со взрослого лесовика и искупавшись в хрустальных водах Ока, Ёжик возвращался в номер. Вначале, держась за крупные резные перила, одолев десяток широких посеребрённых ступеней перед входом; открывал богато сделанные двери и ступал – хотя при его росте, скорее, нырял – в тёмный проём. Пожмуривался, быстро перейдя с солнца в полумрак внушительного холла. Размышляя о своём, перебирал ногами по ворсистому, занимавшему половину помещения красному ковру с изображением главных достопримечательности этой части Леса. А здесь, на юге, открытая круглый год, приглашала лесных гостей и аборигенов База Туризма и Отдыха. Пускай и невелико расстояние, отделявшее северную оконечность массива, близко к который жил Ёжик, и её южный край, где возвели отель, звери всё равно воспринимали эти места как курортную зону. Такого не происходило, когда Базу ещё только строили, а потом все привыкли, да и сказалось старое, пришедшее из-за Границы мнение: «Если южнее, то теплее». Кроме того, к курортным прелестям – купанию, рыбалке, катанию на катерах, катамаранах и парашютах и прочим развлечениям – добавились интересные для туристов места. Например, Жерло – мрачная пещера со сталагмитами и сталактитами. Или Грибной Рай – уникальное соседство из полудюжины опушек и полян, где с апреля по октябрь непрерывно и в поразительном количестве росли красивые мясистые грибы. Или памятники духам чащи, поставленные всё тем же вечно полным сил директором «Орехового леса». И много чего другого.
Стилизованные и миниатюризированные чудеса буквальным образом окружали посетителей отеля: не только на парадном ковре услаждали взор и будоражили воображение, но и мелькали на стенах и потолках коридоров, лестничных пролётов, внутренних помещений. Исполненные чёткими, уверенными мазками и припорошенные позолотой, они щеголяли подробностями и деталями, расцветали яркими красками, запоминались и будто бы убеждали влюбиться в себя. Действительно, и сам отель, и приютивший его живописный ландшафт мало кого не приводили в восхищение, да и Ёжик, пожалуй, не стал исключением. Но то и дело вспыхивали в колючей голове образы дома, родных, друзей – всех памятных местечек, включая стоявший на отшибе деревенский домик, и каждого знакомого, вплоть до хитрого, вёрткого Ведра.
Лифт озаряло настойчивое искристое сияние плоских потолочных ламп и акцентированно обогащали интонации светло-фиолетовой подсветки круглых титановых кнопок с нумерацией этажей. Кабина вмиг довезла иголку до пентхауза, до верхнего, десятого этажа с самыми помпезными, но и с самыми удобными апартаментами. Поддавшись очередному порыву лёгкой ностальгии, смешанной с творческой меланхолией, Ёжик поднялся в просторный, богато обставленный, механизированный номер, сел на кровать, взял в руки лежавший тут же «Везеркастер» и под времени успокаивающий, а порою усыпляющий мерный гул кондиционера стал перебирать струны гитары. В конце концов, очень скоро, душевные излияния пушистого музыканта сложились в очередную песню – скоростную, эмоциональную, наполненную соло-выкрутасами «Pictures OfHome». Песня ему чрезвычайно понравилась: вместе с необычной мелодикой, которая, впрочем, постепенно становилась для Ёжика едва ли не родной, захватывающим развитием и неожиданным финалом, композиция хранила в себе что-то большое. Некий крик души любого человека, очутившегося вдали от близкого и привычного. Неважно, гитарист ты иль поэт, иль грузчик, - этому чувству подвластно любое нормальное, разумное существо. Как ни крути, а чувства ничуть не реже побеждают разум, чем уступают ему. Вдохновлённый пришедшими из уголков памяти ассоциациями и подсказкой неизвестной силы – знатока удивительной музыки и написанных на старом, английском языке текстов, - Ёжик и подобрал песни название. «Pictures OfHome» – «Образы дома». «Blackrock ‘n’ roll» – «чёрный рок-н-ролл» - таким жанром обозначил он своё впечатление от опуса.
«Жаль, не все оценят, - внезапно проскользнула мысль. – Некоторым вовсе не свойствен сплин, пускай и самый слабый. Люди же – с точки зрения ряда исследователей, создатели полузабытого английского языка – в нынешнем состоянии совершенно не способны воспринимать и оценивать прекрасное. А жаль… есть в этом какая-то несправедливость, какая-то вселенская ошибка».
Ёжик удивился масштабности и оригинальности собственных рассуждений. Бережно отложил «Везеркастер» обратно на пухлую мягкую подожку и прошёл в обклеенную дорогой плиткой, современную ванную.
Этаким манером и текло изо дня в день свободное время Ежа.
Дубнеру же, напротив, ввиду постоянной занятости зачастую не удавалось выкроить и минутки для отдыха.
Сперва бобёр бился с руководством отеля за то, чтобы его мохнатому протеже не просто предоставили лучший номер, а также сделали значительную скидку.
- Вы представьте на мгновение, кто к вам заселяется, - доказывал Дубнер, размахивая руками в лёгких стильных перчатках и полоская широкими рукавами модной рубашки-размахайки; тёмные очки с овальными стёклами он засунул в нагрудный карман.
- Я это прекрасно представляю, - кисло отвечал администратор, тушканчик с постной физиономией.
- Да? – недоверчиво, саркастически переспросил бывший электрик, а ныне – видный музыкальный продюсер. – Незаметно, скажу я вам.
- И дальше что? – уныло проронил тушкан. – От того ничего не изменится.
- М-да? – Дубнер так распалился, что тяжёлая золотая цепочка выскочила из-за рубахи. Бобёр убрал её и положил на стойку лапу, величиной не уступающую копыту лося. На пальцах блестели и переливались кольца из различных драгоценных металлов; половина была украшена рубинами, изумрудами и бриллиантами. – А ну-ка позовите-ка сюда директора.
- С какой целью?
- С простой! – рявкнул Дубнер.
Не ожидавший громкой экспрессии, тушканчик отшатнулся. Но остался верен своим взглядам или, быть может, установкам того самого директора:
- Криком вы ничего не добьётесь.
Дубнер выразительно, недвусмысленно хмыкнул. Сунул лапу в объёмистый карман брюк из прочной и весьма недешёвой искусственной кожей, отставил покрытую плотным оранжевым ворсом ногу-пень и вкрадчиво, чуть ли не по слогам произнёс:
- Тогда, вместо того чтобы сделать себе эффективнейшую рекламу, поселив в лучший, наиболее подходящий ему номер гитариста-легенду, ваш начальник обеспечит себя уж точно по уши и как минимум на всю оставшуюся жизнь «чёрным» пиаром, коий ему с радостью предоставят местные жители и отдыхающие, прознав о баснословной глупости одного самоуверенного работника отеля.
Для утомлённого мозга тушкана фраза вышла длинноватой и сложноватой, однако её основную идею он ухватил сразу же. Усугубил или, если угодно, подчеркнул идею звучный бас Дубнера с идеально расставленными акцентами.
Администратор нахмурился, почесал надетую на маленькую круглую голову форменную кепку и, обиженно бросив «Сейчас…», удалился.
Не успел Дубнер, довольно ухмыльнувшись, передвинуть ноги в увесистых тёмно-коричневых ботинках, дабы принять более непринуждённую позу, как из подсобки вырулил директор. Одетый в безукоризненно выглаженный костюм классической чёрно-белой расцветки, он обворожительно, по-лисьи (поскольку был лисом) улыбнулся и, налево и направо источая елей, обратился к Дубнеру:
- Напомните, пожалуйста, куда желал заселиться ваш друг, знаменитый, э-э… - Востроносый директор, непринуждённо помахивая оранжево-белой кисточкой хвоста, просяще, хотя и с некоей хитрецой, свойственной его роду, воззрился на бобра.
- Ёжик С Гитарой, - весомо отозвался продюсер.
- Именно. Именно, - с воодушевлением подхватил лис.
- В лучший номер. Желательно, пентхауз. Ниже ни к чему, если только номера по удобству и обстановке не уступают…
- Больше ни слова, - не произнёс – пропел лис-директор. Снял с доски за спиной ключ-карту на брелоке и протянул Дубнеру. – Вот, прошу, 100-е апартаменты. Красивый номер для красивых постояльцев. – Владелец и руководитель «Орехового леса» уже улыбался во все белоснежные зубы.
Дубнер принял ключ.
- Благодарю. Приятно иметь дело с умными, компетентными людьми.
Когда обладатель широченной спины в белой, узорчатой рубахе вышел на улицу, чтобы отыскать заждавшегося Ёжика, ослепительная улыбка лиса немедленно превратилась в оскал. Храня молчание абсолютно понятное, особенно если взглянуть на застывшие крупные зрачки внутри ярко-зелёных глаз, директор отвесил подзатыльник субтильному подчинённому, вернулся в подсобку и захлопнул за собой дверь.
Вот какого рода занятиями, по обязанности, увлекался Дубнер. Безусловно, избыток их тяготил бобра, и всё же отшельник, волею судьбы превратившийся во влиятельного, известного человека, ясно понимал, что от него, в ближайшем случае, зависит судьба Ёжика. Симпатичного, немного наивного, но талантливого и отнюдь не глупого композитора и исполнителя, сочинявшего, игравшего и певшего вещи, не похожие ни на что другое. Зверька, моментами удивительно напоминавшего бобру его самого в молодости. Если же брать случай крайний, пределы влияния Дубнера, возможностей Ёжика и тайн поджидавшей за углом судьбы размывались окончательно. Гитара, творящая погоду и управляющая ей, «Дубнер Везеркастер»! Невозможно! Непредставимо! Но – лишь считанные недели назад. Все ли раскрыты загадки этого поистине волшебного музыкального инструмента? А если нет, какие мистические сюрпризы поджидают их с Ежом… да хоть сегодня. Или завтра! Дубнер не мог дать ответа.
А потому он заботился о Ёжике, устраивал для него уютный номер со всеми удобствами, договаривался о будущем концерте группы и о солидной рекламе этого мероприятия. Слава о «Необыкновенном Ёжике и его Гитаре – повелителе природы!» должна облететь Южные земли, чтобы добраться и до Западных с Восточными, и до Северных, и до Северо-Западных… и так далее, и так далее, и так далее. Дубнер не жалел сил в борьбе за стадион с десятком тысяч мест, за проданные билеты и заочный успех друга-протеже, за организацию системы, где должны связаться воедино мельчайшие и крупнейшие элементы, торговцы футболками с портретом Ёжика и загодя распроданные билеты на концерт. Бобёр-продюсер договаривался с лоточниками, продающими горячие сосиски, убеждал их продавать фаст-фуд по заниженной цене, «в честь» грядущего великого мероприятия! Притом он обещал им процент с продаж билетов – сам по себе чрезвычайно маленький, однако равный годовому заработку торговцев хот-догами. Не успев пожать руку последнему лоточнику, кидался к столярам – заказывать рекламные стенды. И в полиграфию – условливаться об изготовлении рекламы. И к простым людям – чтобы те за скромное, но для них вполне приемлемое вознаграждение, взбираясь на лестницу, расклеивали на стендах метровые плакаты из квадратных кусков. А ещё развешивали постеры и короткие листовки – повсюду: на досках объявлений, на столбах, на стенах домов…
К счастью, задуманное удавалось. Билеты на концерт «Ёжика – властителя стихий, и его тяжёлой группы» разошлись быстрее ветра. Термин «тяжёлая группа» привиделся Ёжику во сне. Вскочив посреди ночи, он кинулся к Дубнеру, растолкал его и принялся сквозь окутывавшую бобра цепкую дрёму растолковывать оригинальность и важность новой придумки. Сонный продюсер пообещал использовать это словосочетание в афишах, попросил только разрешения взяться за дело утром, отоспавшись. Ёжикиного согласия, однако, Дубнер не дождался – вмиг уснул опять. В любом случае, Ёжика устроило данное другом обещание, и колючий, вернувшись в свой номер, упал на кровать и укрылся одеялом с головой. Сон пришёл далеко не сразу.
Наутро бобёр не забыл сказанного в полудрёме. Умывшись и отзавтракав, заглянул в типографию «Юг», с которой ранее установил отношения, и настоял на том, чтобы слова «тяжёлая группа» включили в рекламные тексты. Уже после этого Дубнер вдруг задумался: а ведь нечто похожее, кажется, приходило во сне и к нему. Поклясться он бы не решился, но мысль о схожести идей, посещающих близких по духу существ, показалась ему реалистичной и не требующей веских доказательств.
В типографии дали слово непременно упомянуть вновь придуманный термин.
С чистой совестью Дубнер покинул «книжный роддом», как он называл про себя это строение, и отправился устанавливать отношения и заключать устный или же письменный договор со следующим в обширном списке животным.
«Тяжёлая группа… - думал он по пути, развалясь на мягком, удобнейшем кресле, на самом заднем сидении лимузина «Роллс рок» с тонированными, по-ночному чёрными стёклами. – Тяжёлый бэнд. Хард-бэнд. Хард-рок-н-ролл. Или просто – хард-рок».
Он покатал в голове названия, вспоминая, когда и при каких обстоятельствах вспомнил о них. Казалось, они всегда, всю жизнь и даже больше, были с ним.
«Замечательно, когда идея требует реального воплощения и получает его, - философствовал выкроивший свободные полчаса бобёр. – Другое дело, что мы по-прежнему не нашли четверых или, по крайней мере, троих участников для группы. Ёжик один не вытянет, даже при его возможностях, даже с его гитарой. Нужна полновесная команда, с мужиками, компетентными в ритме и соло. Дам лучше пока не привлекать: начнём с более жёсткого, классического рок-н-ролльного состава».
Помимо тех сведений, что приходили от, казалось, подключённого к планетной ноосфере Ёжика, Дубнер обладал собственным немалым багажом знаний, в особенности технического и музыкального плана. А техника, когда речь идёт о концерте для десяти тысяч слушателей, играет чуть ли не первостепенную роль. У него имелись задумки насчёт того, как усилить, обогатить и изменить, сделать запоминающимся звук будущей группы. Вот только группа существовала на бумаге, а в действительности; в фантазиях, а не взаправду.
«Неужели ни в огромнейшем Лесу, ни на примыкающих к нему территорией не найдётся трёх-четырёх творческих личностей, которым близок и понятен рок? Хоть условно, в перспективе, ведь они, не исключено, впервые услышат об этом жанре, когда придут на прослушивание».
Дубнер опустил локоть на округлый, шириной с небольшое дерево подлокотник, опустил подбородок на кулак и принял, таким образом, позу мыслителя.
«Я и мои помощники обошли три четверти Леса, не меньше. Не верю! не верю, что наша земля столь бедна талантами! Но если я прав – где они?»
Вопрос повис в воздухе, отчасти потому, что лимузин незаметно затормозил и водитель объявил: «Приехали!»
Открыв дверцу, Дубнер выбрался на свежий воздух. Предстояла бессчётная встреча; простая формальность, с точки зрения толстохвостого продюсера.
Разгоравшийся день отделяло от начала концерта меньше недели.
Ёжик утомился сидеть в номере – в тишине и одиночестве – и, прихватив гитару (поскольку опасался бросать её без внимания), отправился гулять по окрестностям. Когда он, звякая колокольчиком, выходил из дверей «Орехового леса», тушканчик-администратор и стоявший здесь же лис-директор подобострастно, натянуто ему улыбались. Впустую, так как Ёж автоматически поднял руку и не оглядываясь, не замечая вперенных в него напряжённых взглядов, скрылся на улице. Худой работник и рыжеволосый начальник многозначительно переглянулись, но промолчали: в их случае говорить было не о чем.
Прохаживаясь по тенистой аллейке между двумя рядами молодых, здоровых берёз, кроны которых увешаны шапками листьев, а сучья и ветви «натянули» варежки из зелёного бархата, Ёжик то погружался в мысли о бренности сущего, то выныривал из метафизических глубин на поверхность, чтобы вспомнить проблемах земных и, для него, более значимых. Уйдя в рассуждения и углубившись в лес, он не заметил, как вырулил на узкую, вытоптанную десятками лам тропинку. Поблизости уж не стояли деревянные скамейки с каменным основанием, не гуляли легко одетые южане и не щебетали воодушевлённые летней природой, растормошённые игрой древней крови птицы – игрой, бравшей начало века назад, когда крылатые размером в разы уступали современникам, не носили юбок и брюк и не умели разговаривать. Зато именно здесь, случайно, на секунду оторвавшись от серьёзных, уводящих прочь измышлений, Ёжик услышал его.
Звук органа.
Не до конца веря услышанному – только бы не спугнуть удачу! – Ёжик, ни секунды не медля, направился на звук. Он дошёл до конца дорожки, углубился в заросли травы, потом свернул, миновал кусты дикорастущей малины и, выйдя на другую тропинку, а может, на ответвление прежней, понял, что играют где-то совсем рядом. Прислушиваясь к чудесному звучанию (хоральному, величественному, почти религиозному), Ёж с каждым пройденным шагом улавливал всё больше нот и музыкальных нюансов. Слух, натренированный ежедневными гитарными экзерсисами и словно бы усовершенствованный – либо действительно усиленный источником звуков ЖЖЖЖ и ММММ, прекрасных песен и прочих невыразимых, не объяснимых по-простому знаний, - его слух впитывал, воспринимал и перерабатывал нечто поистине фантастическое. Это была импровизация, но как же любопытно, неожиданно и по-классически отточенно изливалась она из-под чьих-то ловких, чувственных, подвижных до невероятности пальцев. Раньше он не слышал ничего подобного, и, лишь раз соприкоснувшись со сказочным переливом нот, готов был с уверенностью сказать: вот то, что мне нужно! Вот тот, кто мне нужен!
Тропинка упёрлась в холмик земли; покосившиеся компактные ворота, закрытые, но не запертые на ключ, заслоняли брёвнами и досками круглую дыру приблизительно метр в диаметре. Ёжик откашлялся (без веской причины – просто волновался) и негромко постучал в ворота. Музыкальное чудо не прекратилось, и никто не вышел, чтобы открыть. Тогда он попробовал снова, увереннее ударяя кулаком по доскам. С тем же успехом. Помявшись в нерешительности с ноги на ногу, он по истечении полуминуты не выдержал и, приоткрыв ворота, скользнул внутрь.
В жилище горел свет; единственная лампочка на потолке, одетая в цветастый абажур – жёлтые с оранжевым и красным, - приемлемо освещала небольшую прихожую. Дверь в домик, овальная, цельнодеревянная («Наверняка из дуба», - подумал деревенский житель), натурального цвета, была закрыта; замка не обнаружилось. Собрав в кулак все свои внутренние резервы, Ёжик взялся за не подходящую двери по размеру металлическую ручку – слишком большую – и потянул.
Музыка прекратилась не сразу, а когда Ёжик прошёл в дом и смущённо пошаркал ножкой.
- Кто здесь? – спросил крот, восседающий за двухъярусным электроорганом с заглавными чёрными буквами «KROG» на сероватом фоне.
- Это… - Ёжик сглотнул и приказал себе не бояться: в самом деле, сколько можно! – Это я, - молвил он чуть увереннее.
- Я бывают разные, - изрёк крот. И повёл носом. – Ёжик? – видимо, уловив обонянием определённые нотки запаха, осведомился органист.
- Ёжик, - подтвердил Ёжик.
- А как зовут? – продолжил слепой музыкант.
- Ёжиком.
- Хм. Оригинально.
Крот потянулся к очкам, лежащим на столе перед электроорганом, и нацепил на нос.
- О, так-то лучше, - выразился новый знакомец Ежика. – Люблю, знаешь ли, хотя бы в общих чертах представлять, с кем имею дело.
- Взаимно, - не зная, что ещё ответить, отозвался Ёж.
Встав с приземистого стула, крот обошёл орган и встал перед игольчатым; для этого зверьку с плохим зрением пришлось практически от стены к стене пересечь узенькое и, похоже, однокомнатное жильё.
- Давно у меня не было гостей, - проронил крот, обращаясь то ли к застывшему в нерешительности Ёжику, то ли к «умному человеку». Затем, вероятно, желая разрушить неловкость момента, продолжал: - Ты по какому делу? Или так… ни по какому?
- По одному, - выпалил Ёжик. – Очень, крайне важному.
- Ну что ж, рассказывай, - легко, без обиняков попросил-предложил крот. – Кстати, Крогом меня кличут.
Ёжик повторно представился – машинально, не отдавая себе в том отчёта, - протянул руку в иголках и пожал мягкую лапу Крога с острыми желтоватыми коготками, торчащими из чёрных подушечек пальцев.
- Рад знакомству, - уверил Ёж. – Чрезвычайно, так сказать. Потому что вы… понимаете… как бы поточнее выразиться… цель моих поисков! – эмоционально закончил колючка.
Крог наполовину смущённо, наполовину вопросительно наморщил нос.
Ёжик сначала тоже подвигал носиком, а потом понял, что неплохо бы объяснить подробнее.
- Я собираю группу, - уведомил он. – Из четырёх или пяти человек. Я на гитаре. И, уверен, в нашем коллективе обязательно должен играть настолько талантливый органист. Это я про вас... тебя, - быстро добавил Ёж.
- Да я понял, - откликнулся Крог. Он опять сжал и разжал розовый носик-шарик. – Но ты же меня почти не слышал? – с сомнением проговорил крот.
- Я слышал достаточно! – уверил Ёжик.
- Да? Ну ладно. – Шаркая ступнями без обуви, Крог вернулся к стульчику и плюхнулся на него. Повернулся к Ёжику, положил пальцы на клавиатуру и, наигрывая что-то джазовое, но не меняя хорального звучания инструмента, поинтересовался: - Что исполнять будем?
- Рок! Ну, рок-н-ролл.
- Это как? – не понял Крог.
Ёжик догадался, что лучше показать, чем объяснить.
- Никуда не уходи, - попросил колючий и выскочил наружу.
- Да я и не собирался, - с опозданием сказал Крог.
А Ёжик, усиленно вспоминая дорогу, а там, где не мог припомнить, задействуя все чувства вплоть до интуиции, бежал назад, за гитарой.
Благо, он не заблудился. Схватил с кровати «Везеркастер» и вложил в кейс; защёлкнул молнию и, схватив деревянный «чемоданчик» за ручку, метеором ринулся назад. По пути зарулил к Дубнеру в надежде пригласить его с собой, но бобра на месте не было.
«Что ж, попробую обойтись без него», - на ходу подумал Ёжик.
Тушкан наблюдал за «гонкой» постояльца без прежнего любопытства: всё-таки директор недостаточно платил, чтобы сотрудник тратил на всякие мелочи, причём, вероятно, незначительные, и без того обременительное рабочее время. Да и на третий раз происходящее не казалось столь уж увлекательным – мало ли какие у ежа-балалаечника и бобра-буржуя дела…
Проламываясь сквозь метровую траву и рослые кустарники и усердно топча узкую дорожку маленькими лапками, едва не преодолев последние шаги кубарем, но вовремя приостановившись и удержав равновесие, Ёж наконец прибежал к воротам Крога, которые, с момента первого визита гитариста, так и остались распахнутыми.
- Вот! – возвестил пушисто-колючий музыкант, опуская на пол кейс.
Пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, он откинул защёлки, вытащил «Везеркастера» и поднял его на вытянутой лапе к потолку.
- Хм-м-м, - впечатлённый и обескураженный, только и выдал Крог, стоя у дальней стены комнаты с чашкой, полной воды. До того он не видел инструмента вроде этой странной… да, судя по всему, гитары.
Но это было ничто по сравнению с ощущением, которое предстояло испытать кроту, когда, вооружившись одним из дюжины медиаторов, хранящихся в кармане на молнии, Ёжик отвёл назад руку – а потом резко опустил.
Получившийся аккорд потряс Крога. Образно выражаясь, он схватил его – целиком, без остатка – и, размахнувшись, хорошенько трахнул головой о стену. Крог оцепенел и ошалел.
А Ёжик принялся играть выдуманную сейчас же, на причудливой импровизации, или, кто знает, ловко подцепленную из необыкновенно далёкого и восхитительного космоса, увесистую и неспешную «Changin’ Times».
Сколько ни напрягайся, но Крог не сумел бы вспомнить момента, когда он уронил чашку на столик, расплескав при этом порядочно воды, а потом, обгоняя звук и свет, метнулся к стульчику перед электроорганом. Более или менее в себя крот пришёл, когда уже изо всех сил – умственных, эмоциональных и физических – подыгрывал Ёжику.
Mama told it’s the way it should be
Oh my mama never lied to me, -
прохрипел-пророкотал Ёжик под медленно угасающий гитарный звук и сызнова исполнил не сверхсложный, но убивающий наповал проигрыш.
Крог подсуетился и выдал не менее мощный клавишный аккорд, звучащий одновременно и под, и над, и вместе с риффом.
- Да! – кивнув, крикнул Ёж, не прекращая играть. – Это то, что надо! Это наше звучание!
Наращивая до предела разрушительную силу гитары с помощью напоённого религиозной мистикой органа, Крог не остановился на достигнутом – он стал импровизировать. И как лихо, как удачно, непредсказуемо, мелодично и сокрушительно звучал хриплый рык органа, наложенный на казавшийся утробным рёвом глас гитары.
Во второй раз сыграв припев, Ёжик ни с того ни с сего перешёл к заключению – стремительному и пускай почти столь же тяжёлому, но танцевальному. Ноги Крога помимо его воли подпрыгивали под невеликим, однако выдающем стопятидесяти-, двухсотпроцентный результат органом. Крот ударился в соло: началось всё с повторяющихся фраз, взаправду рок-н-ролльных, и постепенно, нота за нотой, так за тактом, переросло в полномасштабную вольную вариацию на тему. Ёжик тем временем тоже видоизменял рифф, от повторения к повторению, пока мелодия не переродилась во что-то мало похожее на первоисточник. Завершилась спонтанная джем-сессия набором из клавишных шумов и быстролётно, по принципу балалайки, сыгранным аккордом Am с барре, переросшими в паузу с удаляющимся сустейном, которая оборвалась резко и громоподобно, одним слитным аккордом.
Тяжело дыша не от усталости, однако от не изведанных ранее впечатлений, Ёжик одарил Крога вопросительным взглядом. Крог покивал и, ничтоже сумняшеся, воздел вверх два оттопыренных больших пальца.
- Мне нравится рок, - кратко подвёл он итог. – Когда приступаем?
Ёжик, кажется, не услышал вопроса, ради которого и пришёл сюда. Метнувшись к динамику, соединённому с электрорганом проводом, колючка схватил микрофон, снимавший и преобразовываший звук клавишных, и перевёл регулятор в позицию «Выкл.».
- Ты что де… - Удивлённый Крог не договорил – Ёжик прервал его убедительно выставленной вперёд, раскрытой ладонью.
- Поверь мне, - призвал коротколапый. – И играй. Играй!
Крог едва прикоснулся к давним знакомцам – клавишам, как из динамика раздалось нечто невообразимое. Рёв динозавра, перемешанный с надсадным карканьем десятков ворон.
- Ничего себе… - выдал повергнутый в шок крот.
Ёжик отпустил гитару и, ухватившись за подбородок, методично его потирал. Говорить было нечего. Разве что…
- С таким звуком мы наворотим дел. – Крог коснулся одной клавиши, нежно и точно, стараясь насколько возможно очистить прямое звучание от шелухи неблагозвучия. Получилось не до конца. – Нас запомнят, не сомневаюсь, - через некоторое время прибавил клавишник. – Но вначале мне надо позаниматься с этим звуком: он явно требует укрощения.
- Дубнер как-то сказал, что моя гитара должна играть через аппаратуру напрямую, - пояснил Ёжик. – Теперь я только так и играю. Вот я и подумал: а что, если орган…
- И, похоже, оказался прав, - не дожидаясь окончания фразы, весомо, довольно и согласно промолвил Крог.
Ёжик печально вздохнул.
- Что случилось? – Крот ждал совершенно иной реакции.
- Да нужны ведь ещё два человека, - ответил Ёж. – А лучше – три.
Крог улыбнулся, даже несильно, по-доброму рассмеялся.
- Ну, с этим проблем, думаю, не возникнет.
- Правда? – не поверил гитарист.
- Правда, - подтвердил и успокоил Крог. – В крайнем случае, барабанщиком мы точно будем обеспечены. Зовут его Дуди, и он мой хороший знакомый.
Теперь разулыбался и Ёжик.
- Так чего же мы ждём?
Хозяин «Везеркастера» послал на сотовый номер Дубнера сообщение с последними новостями, которые, как он подозревал, несомненно, воодушевят и обрадуют пузатого друга. Убрал сенсорный телефон, упаковал гитару, и они с Крогом без промедления отправились по адресу: Земляничная улица, дом 17. Именно в этом неновом пятиэтажном здании, в двухкомнатной квартире, по координатам, бережно сохранённым хорошей памятью Крога, проживал опытный и креативный, но ныне безработный барабанщик, а кроме того, просто нормальный и компанейский парень, молодой дятел Дуди.
2/5
Несмотря на то, что визит Крога с Ёжиком стал для Дуди неожиданностью, он принял гостей радушно. Предложил им кофе, чай, воду, а когда те отказались, вернулся в комнату, где репетировал.
Проживал и одновременно занимался Дуди в квартире скромной по размерам и полупустой. На звукоизоляцию для домашней репбазы-студии дятел истратил большую часть гонораров, полученных за концерты и студийную работу. Аппаратура тоже этим и объяснялся аскетизм. И, следовательно, барабанщики требовались деньги на оплату жилья, на продукты и одежду. Предложений от знакомых и неизвестных групп почему-то не поступало, и Дуди ухватился бы за любое предложение; так вышло, что предложение поступило от Ёжика с Крогом.
Сессионный музыкант, отличный живой исполнитель, а к тому же импровизатор-шоумен, любивший творить в джазовом стиле, и весёлый, искренний человек, Дуди приглянулся Ёжику. В футболке и шортах, с лохматой головой, Дуди восседал за барабанной установкой известной фирмы «BongBong»; через голое, чёрное, мускулистое крыло перекинуто полотенце – чтобы вытирать пот.
Дуди продемонстрировал некоторые свои наработки и отстучал, объединив в попурри, с полдесятка популярных и блюзовых композиций. Звучало многообещающе. А когда выяснилось, что Дуди не собирается циклиться на одном джазе или каком-либо другом направлении в музыке, гитарист понял: поиски ударника стремительно завершились. Совпадение? Возможно; хотя кто скажет наверняка…
Разумеется, оставался открытым вопрос, согласится ли Дуди участвовать в группе Ежа, и, чтобы убедить парня, колючий в красках описал ему жанр, специфику и цель организуемого банда. Всё это он уже излагал Крогу, однако пришлось повториться; учитывая, что теперь они никуда не идут, не торопятся, Ёжик обрисовал Дуди все мысли, предпочтения и пожелания в красках и подробностях, да и кроту, как будущему клавишнику, не мешало знать побольше о гитаре «Везеркастер», не имеющей аналогов в мире инструментов, и о прочем, прочем.
Крог, а особенно Дуди вначале с недоверием отнеслись к громким странным словам о том, что гитара играет, с беглого взгляда, самостоятельно, а прыгающие по струнам пальцы лишь помогают, о берущихся из ниоткуда и пропадающих в никуда звуках ЖЖЖЖ и ММММ, проводником которых является Ёжик, и о восхитительных боевых, трогательных, грустных и развесёлых песнях и инструменталках, рождающихся в сознании Ежа, наверное, не без посредства таинственной могущественной силы, «повстречавшейся» игольчатому во время грозы. Безусловно, Крог видел и слышал гитару ранее – мало того, подыгрывал ей; он сомневался исключительно потому, что суть и масштаб признаний убеждали поверить в нечто совсем уж невероятное. Но, стоило Ёжику вынуть из резного кейса словно бы обыкновенный кусок дерева грушевидной формы с натянутыми на нём верёвками проволоки и выдать, применив арпеджио, простое и вместе с тем по-настоящему атмосферное вступление, как всякие вопросы отпали сами собой.
- Что это ты наигрывал? – поинтересовался глубоко заинтригованный Дуди.
- Вступительный проигрыш к песне, - ответствовал Ёжик. – Хочу назвать её «TheCircle».
- А текст есть?
- Думаю, скоро напишу. И закончу гитарную партию.
В уме Ёжика, не дожидаясь разрешения или усилий «вызывающего погоду», формировались начальные строчки песни. «Manynumbers / Feelourminds…» - пело в сознании, и автор только серьёзным усилием воли сумел переключиться на задачи, что сейчас важнее, на повседневное, но жизненно, так ему думалось, необходимое.
- Хм-м. – Дуди покрутил в руке барабанную палочку. – А давай что-нибудь сбацаем?
- Давай. – Ёжик кивнул – и тут же, без подготовки, четыре раза щипнул струны.
Крог, попривыкший к чудесам, что сопровождали его случайного и (он верил в это) счастливого знакомца, сориентировался и, пододвинув микрофон, голосом изобразил ровные, певучие, медленно сменяющиеся ноты, которые бы он извлёк из электрооргана, будь он под рукой. Дуди, замешкавшийся от внезапной перемены звука «Везеркастера» - от жёсткого, потрясающего основы реальности к тонкому, воздушному, эфирному – и покорённый предельно лаконичной, но источающей напряжённо скрываемую вселенскую тоску мелодией, очнулся спустя какое-то время. Резко, точно вынырнув из сонного забытья, навеянного творящейся в комнате, лишённой, да и не нуждающейся в словах магией, он повертел палочки в пальцах и взялся подыгрывать. Действуя на первых порах несмело, почти что боязливо, он к четвёртой минуте перестал задыхаться от удивления и восхищения и предпочёл влиться в трёхголосый ансамбль с недлинными, мягко бухающими барабанными ударами, разделёнными повторяющимися эпизодами тишины.
А потом Ёжик запел:
- Remember when you were young
You shun like the sun
Shine on you crazy diamond!
Вокал, нехитрый и ненадрывный, покорял душевностью и незаметно пульсировал, вибрировал внутри, будто сжатая до предела идея.
Они играли целую вечность, упиваясь музыкой, купаясь в ней. Придумывая на ходу полуфразы и фразы, растягивая бьющую через край фантазию в сложные, продолжительные проигрыши, сочетали джазовые ритмы барабанов, роковую гитару и порхающий где-то позади настроенческий напев.
Затем Крог ушёл, потому что у всех сразу родилась идея послушать и оценить созданное, когда «Везеркастеру» и «Бонг Бонгам» подыгрывает орган. Как выяснилось, электроклавишные – изобретение Крога, потому он и назвал его своим именем. Купив на распродаже подержанный синтезатор «Hammer» с коротким рядом эффектов, крот месяцами копался в нём, чтобы перепаять провода, улучшить базовую электронную начинку, приблизить родной «голос» электрического фортепиано к церковному величию с окутывающей со всех сторон и поднимающей ввысь реверберацией, встроить полгода дожидавшуюся своего звёздного часа, собственной разработки SFX-аппаратуру, увеличить число клавиш вдвое, надстроить второй ярус, с клавиатурой поменьше, и заменить ненадёжные заводские ножки из дешёвого металла отлитыми из креплёного сплава ножищами, изготовленными вручную. Итог кропотливого, утомительного, долгого труда безмерно обрадовал Крога: он не ожидал подобных объёмности, чистоты и разнообразности звучания. А уж после того как Ёжик лёгким движением руки выключил стоявший перед динамиком микрофон… Да-а. В то, что электроорган, прошедший пусть даже сотню апгрейдов, способен так звучать, Крог по привычке не очень-то верил.
Сомневался и Дуди, когда порядком утомившийся органист притащил орудие производства и, захлёбываясь от впечатлений, рассказал о недавней находке Ёжика. Последний, впрочем, от лавров отказывался, скромно замечая, что это, по большому счёту, заслуга его продюсера Дубнера, то и дело вспоминавшего что-нибудь из физики и музыкально-технической теории. Лучшим доказательство послужил непосредственно «Крог», едва крот подвинул к нему табуретку, плюхнулся на неё и аккуратно, легко положил подушечки пальцев на клавиши, извлекая ни много ни мало душераздирающую музыку.
Жуткий хрип и рык ненамеренно, но, догадывался Ёжик, предсказуемо натолкнул их на идею песни «Speed King». Виртуозная какофония во вступительном куске стихла, давая дорогу тишайшим переливам клавиш, всё больше теряющих в неблагозвучии и всё больше приобретающих в живописности, после чего, внезапно и потрясающе, импровизационное органное соло оборвалось двойными, клавишно-гитарными аккордами – ударами грома, над которыми буревестником-лихачом воспарил в насыщенном кислородом воздухе высокий, временами переходящий в вопли вокал:
- Good golly said little miss Molly
When she was rockin’ in the house of blue light…
И дальше, сменяясь припевом:
- I’maspeedking
You gotta hear me sing
I’m a speed king
See mefly!..
- Да уж, - откашлявшись по окончании шестиминутных баталий, заметил Ёжик. – Надо бы нам поискать профессионального вокалиста. Боюсь, и горло сорву, и, отвлекаясь на пение, играть не смогу в полные возможности.
Все покивали и, обсудив ситуацию, сошлись на том, что нужно распечатать объявление. Но, перед тем как заняться этим, ещё с полчасика поджемовали, поудивлялись и поэкспериментировали в своё удовольствие.
Вопросы с типографией решал Дубнер. Ёжик с компанией поймали его в один из редких визитов в отель; гитарист представил новоиспечённых членов группы и обратился к бобру с просьбой.
- Очень рад познакомиться, - сперва сказал продюсер, пожимая протянутые руки Крога и Дуди, но сохраняя при этом некую неясную задумчивость. Вскоре толкование ей нашлось, кстати говоря, весьма простое: - Ваша идея с объявлениями неплоха, однако этот район и половина прилегающих к нему и так обклеены листовками, где упоминается группа. Есть там и приглашение на прослушивание, и контактный – мой – номер телефона…
Ёжик развёл руками и предложил:
- А что мешает обклеить вторую половину районов. И приписать на листах, что у группы есть первоклассные музыканты, её формирование практически завершено, и в ближайшие дни будет сыгран концерт, где тысячи зверей услышат нечто талантливое и в высшей мере эксклюзивное.
Дубнер хохотнул.
- Не стань ты гитаристом, вышел бы из тебя первоклассный рекламщик!
Ёж смущённо потупил взор.
- Да я так… чтобы результат был…
- Понимаю, понимаю… Ну что ж, попробуем! А почему нет? Ведь попытка – не пытка. Да и надо стараться, ведь на носу 20 июля – дата выступления.
На том и условились.
Видимо, задумка с переиначенными плакатами всё-таки сработала, поскольку спустя несколько дней в двери репетиционной базы постучались два человека. База располагалась в километре от отеля «Ореховый лес», в уютном подвальчике, обустроенном средствами первой необходимости вроде ватерклазета и ванной и оснащённом всем необходимым оборудование.
В музыкальных исканиях и сыгрываниях наметился перерыв. Механически перебирая струны лежащей на коленях гитары, Ёжик размышлял о значении таинственных, заимствованных, вероятно, из докатастрофического, людского языка словах. Почему жители Сферы называются не только зверями и животными, но и человеками? Неужели это всего лишь наследие сгинувшей в пучине неразумности расы? Прихотливый рисунок судьбы после кошмарной беды, вызванной космическими яйцами? И отчего Сферу, бывает, именуют Землёй? Мысль устремилась в дальние дали. А находки родом из доисторического периода, чудом дошедшие до сферян-землян? Все эти полусгнившие ящики, разбитая посуда, проржавевшие строительные инструменты, разваливающаяся на части звуковая аппаратура?..
Догадки не пришли к логическому финалу, так как Ёжика отвлекло вежливое покашливание. Вскинув взор гитарист – лидер группы, обнаружил перед собой двух по-простецки одетых личностей. Первый – волк с тщательно вычищенной шерстью мокро-серого цвета. Второй – панда в круглых монохромных пятнах.
- Вы ищите вокалиста? – с порога поинтересовался волк.
Разочарование пробудилось в сердце Ёжика: он всё ещё ждал, что на объявление откликнется кенар или соловей, с чистым голосом и сложнейшей вокальной техникой.
«Однако нельзя судить о музыканте по расе, - тут же одёрнул себя игольчатый. И мгновенно подумал, продолжая прерванный философский автодискурс: - “Раса”. Тоже, наверное, заимствованное слово…»
Пришедшие, между тем, представились: волка-певца звали Вой, а панду – бас-гитариста, - Бумбук. Обменявшись рукопожатиями, новенькие расположились на удобных позициях: Вой – у включённого микрофона, Бумбук – чуть дальше, возле стоваттного басового усилителя.
«Поехали?» - спросил сам себя Ёжик.
И произнёс вслух:
- Поехали!
Кандидатам не понадобилось ничего объяснять. Бумбук, отреагировав на неслыханное звучание органа кивком стопроцентного одобрения, взялся с ходу подыгрывать клавишам Крога, интерпретирующим классические произведения. Вступил Вой, сильным голосом с хрипотцой напевая рождающиеся на шару ноты. Ёжик подыгрывал то вкрадчивым перебором, то приглушаемым ладонью боем. Дуди шелестел тарелками, редко вплетая заговорщическое бумканье бочек.
Это длилось несколько минут и перешло в такую фазу, в какую, конечно же, обязано было перейти: Ёжик разорвал пространство несложным среднетемповым риффом, и все включились в возникающую прямо здесь и сейчас, экстраполируемую изнутри умов красиво-мощную мелодию. Распевную «CallOfTheWild». Разогнались и сыграли агрессивную, однако мелодичную «Bark AtTheMoon». Чуть замедлили темп в интро к фантасмагорично-рокерской «ReturnToFantasy» и понеслись дальше. Сбавив скорость, исполнили чарующую балладу «SoldierOfFortune»… И, словом, так далее.
По истечении полутора часов Ёжик отложил «Везеркастер» и подошёл к Вою и Бумбуку, чтобы бодро, с не скрываемым и не остужаемым чувством пожать прослушиваемым музыкантам лапы.
«Лапы у нас? Или руки?.. А не всё ли равно?» - не желала униматься разбережённая ненароком ещё тогда, девяносто минут назад, философская жилка. Ёжик отмахнулся от неё и сконцентрировался опять на насущном, а значит, на более важном в этот момент.
- Мы приняты? – вежливо уточнил Вой.
- Без вариантов, - хором отозвались Дуди и Крог.
В подтверждение Ёж кивнул и улыбнулся.
Бумбук спонтанно подёргивал струны на «Везеркастере», отдыхающем на лавке, где только что сидел колючий музыкант. Видя нескрываемое изумление вокалиста и бас-гитариста и слыша их невысказанный вопрос, Ёжик вкратце повторил свою историю.
- К чему же приведёт наш концерт? – Во фразе Бумбука различались и любопытство, и обеспокоенность, и внимание к важным деталям, и утилитаризм.
- Это и захватывает пуще всего, - эмоционально ответил Ёжик; просто иного решения стоявшей перед ними задачи, с его точки зрения, пока не существовало, а слишком далеко ему не удавалось вглядеться. Хотелось бы, но туманная пелена судьбы или, может быть, рока скрывала стремящиеся в будущее дороги. – Но я догадываюсь, как мы назовёмся, - молвил коротконогий.
Все притихли и прислушались.
- Цветом леса, - оповестил Ёжик. – Цветом природы, а значит, и нашим. Красивым, запоминающимся и ярко-глубоким. Мы назовёмся «Тёмно-зелёными».
Возражений не последовало.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги