Один из основоположников советской науки геохимик Александр Ферсман часто рассуждал о промышленной экспансии страны. Особую гордость у него вызывали его собственные усилия в освоении Севера. Для него добыча фосфатов в Хибинских горах на Кольском полуострове была убедительным примером того, чего можно было достигнуть при социализме. Ближе к концу первой пятилетки (1928–1932), в 1932 году Ферсман хвастался как одним из достижений основанием нового города Хибиногорска (позднее Кировска) и треста «Апатит»: «За истекший год мне пришлось непосредственно на месте познакомиться с четырьмя гигантами нашей индустрии: Магнитогорском, Кузнецкстроем, Ангарстроем и Хибинами. Передо мною прошли картины грандиозных успехов социалистической стройки и социалистического плана, но ни один из гигантов металлургии и энергетики не может сравниться с Хибинами по сложности постановки самой проблемы и по грандиозным трудностям новизны небывалых полярных масштабов проводимой работы»231. Благодаря массовой мобилизации материальных и трудовых ресурсов Советскому Союзу даже удалось донести до этой арктической периферии указание Сталина о построении социализма «в отдельно взятой стране». Для Ферсмана ничто так полно не воплощало вновь обретенные возможности советской власти, чем это промышленное преобразование окружающей среды Кольского полуострова.
В конце 1920‐х годов советское руководство приняло решение радикально ускорить промышленное развитие в масштабе всей страны. Стремление экономически догнать Запад, повысить обороноспособность страны после военных опасений в 1927 году и возвращение революционных обещаний большевиков уже в сталинском обличье помогли подтолкнуть эту общую кампанию. Составители государственного плана, в частности, выбрали разработку месторождений Хибинских гор специально для того, чтобы создать новый отечественный центр производства химических удобрений. Вместе с этим они хотели продемонстрировать, что Советский Союз был способен создавать целые промышленные города «с нуля» в местах, которые были к этому совершенно не приспособлены. За годы первого пятилетнего плана благодаря развитию Хибин Кольский полуостров встал на путь к тому, чтобы стать одним из самых застроенных и густонаселенных частей глобальной Арктики. Тысячи людей приехали на этот некогда пустынный горный кряж, чтобы помочь добывать и обогащать богатые фосфором минералы – апатиты. Созданная там промышленность послужила основой для быстрого подъема регионального горнодобывающего сектора в течение последующих десятилетий.
Промышленный подъем советской Арктики в 1930‐е годы непосредственно зависел от представлений и установок, существовавших ранее, а также от физико-географических особенностей этого региона. Хибины виделись как перспективное место для строительства нового города горнодобывающей промышленности благодаря наличию месторождений апатитов, недавно открытых Ферсманом, и близости к Мурманской железной дороге. Такое сочетание геологического и географического факторов резонировало с давно сформулированными представлениями о необходимости оживить Север, основываясь на возможностях, которые предоставляла природа. Однако недружелюбная окружающая среда Хибин серьезно осложняла эти смелые планы. И государственные руководители снова выражали желание взаимодействовать с миром природы в духе милитаризма.
Однако строительство «социалистического» поселения на полярном Севере не было по своему смыслу простым повторением железнодорожного проекта. Оно также включало в себя попытку установить особые отношения с природой. Действительно, как я утверждаю, индустриализация Хибинских гор включала в себя усилия переделать экосистему в сталинистскую.
Заимствованный из экологии термин «экосистема» обозначает сеть взаимодействий между людьми, растениями, животными, климатом, геологическими процессами, географическими характеристиками и неодушевленной материей. Все существа и силы в природной системе действуют, влияют и изменяют друг друга в рамках экосистемы. Элементы природы, таким образом, являются потенциальными действующими лицами (акторами) истории, хотя и не обладают способностью иметь сознательные цели. Сосредотачивая внимание на совокупности всех элементов природного мира, я буду рассматривать вопросы, выходящие за рамки загрязнения, экологического управления, охраны природы. Так, я буду исследовать проблемы здоровья и условий жизни людей, динамику населения, сезонные колебания климата, свойства добываемых материалов, местную флору и фауну. В самом деле, практически каждая грань промышленного строительства и урбанизации Хибин приводила к новым формам взаимодействий с окружающей средой. Идеи, лежащие в основе того, чтобы сделать Арктику социалистической, отношение к людям, вынужденным работать там, и усилия по освоению тундры в экономических целях опирались на пересмотренные принципы экологии.
Но какой именно тип экосистемы советское руководство хотело создать на Кольском Севере? Она должна была объединить открытое превосходство над природой с беспрецедентным уровнем социалистической гармонии. Промышленники смешивали холизм и доминирование как в своей риторике, так и в своих усилиях принести сталинизм в Хибины. Напряжение между этими противоречащими друг другу повестками помогает объяснить экологические контуры индустриализации в начале 1930‐х годов, включая некоторые из ее катастрофических результатов. Надежда на гармонию с природным окружением вдохновила решение построить большой город в Хибинских горах и оформила планы поселения. Она была видна в дискуссиях о том, как полярная природа будет улучшаться благодаря деятельности человека, а также в схемах ограничения промышленного загрязнения, влияющего на жителей. Кроме освоения северной природы в экономических целях усилия государства по установлению гармонии были направлены на создание улучшенной и более пригодной для жизни среды. Напротив, господство над природой означало ее отделение и независимость деятельности людей от нечеловеческого мира. Отчасти советские руководители пытались достигнуть этой независимости, обновив старые практики военизированного завоевания природы. Такая непримиримая позиция по отношению к природе прямо подрывала уверенные надежды на новый тип индустриальной цивилизации, которая будет гармонировать с окружающей средой Арктики. Вместо этого выбор в пользу милитаристского доминирования в мирное время привел к знакомым проблемам. Спецпереселенцы из числа крестьян заболевали в непригодных для жизни условиях, водоемы страдали от незапланированных токсичных сбросов, а беспорядки сводили на нет многочисленные специальные усилия по мобилизации местных ресурсов.
Когда Максим Горький посетил Хибинские горы в июне 1929 года, он жаловался на картину «довременного хаоса, какую дает этот своеобразно красивый и суровый край». Никакие другие горы не дают такой картины: «Природа хотела что-то сделать, но только засеяла огромное пространство земли камнями»232. Такая риторика должна быть знакома экологическим историкам Советского Союза, которые очень часто подчеркивали враждебное отношение Горького к природе233. Однако Горький настаивал на том, что «разумная деятельность людей» может оказаться взаимовыгодной, служащей интересам человека и помогающей полярной природе реализовать ее потенциал234. Эта отчасти шизофреническая амальгама покорения и холизма в целом отражает сталинистское отношение к природе. Ее наличие также указывает на необходимость внести две важные коррективы в понимание советской экологической истории.
Во-первых, часто отмечаемый антагонизм по отношению к миру природы в сталинский период был лишь частью истории. Ряд историков считает, что прометеевская антипатия к природе определила советский подход к окружающей среде и даже явилась первопричиной последующих масштабных экологических проблем235. Но и более холистическая установка повлияла не в меньшей степени на то, что советские руководители попробовали осуществить в Хибинах236. Я не имею здесь в виду то, что сталинская индустриализация была более дружественной по отношению к природе, чем обычно считается, но предлагаю обратить более пристальное внимание на многообразные и противоречивые элементы отношений между экономической системой и природным миром. Во-вторых, внешне незаметные черты капитализма, скрытые в советском социализме, были менее важны для взаимодействий с окружающей средой, чем это можно было бы предположить, исходя из исследований «сталинизма как цивилизации»237. Совокупная склонность к поглощению и гармонизации определяла сталинистские экосистемы больше, чем ослабленные права собственности и нарушенные рынки. Во многом экологические последствия масштабных преобразований в Хибинах напоминали результаты гигантских индустриальных проектов повсюду в мире. Однако сталинистскую природу лучше всего характеризует именно такой дуализм, нежели представление о том, что она ни в коем случае не была источником капиталистических товаров238.
Под массивным, но хорошо очерченным географически горным районом на российском северо-западе оказался погребен «камень плодородия». Он находился там миллионы лет, но никто не знал о его ценности. Геологи, исследовавшие Хибинские горы в 1920‐е годы, обнаружили там крупнейшие месторождения апатитов, объясняя их важнейшее значение для производства удобрений. Их научная работа основывалась на международном опыте геологических исследований и все более четко сформулированном представлении о том, что химикаты могли быть использованы в сельском хозяйстве. Менее чем через десятилетие эти исследователи помогли превратить Хибины из малоизвестного горного массива, где не было постоянных поселений, в грандиозный промышленный объект социализма. Представления этих ученых были результатом их исследований в геологических экспедициях, а не кабинетных калькуляций. Именно эти экспедиции положили начало трансформациям окружающей среды в регионе.
Естественные процессы сформировали Хибинские горы и их окружающую среду задолго до вмешательства человека. Триста миллионов лет назад вулканическая магма из недр Земли начала медленно просачиваться в породы, образовавшие Фенноскандинавский щит. Застынув, магма превратилась в большой массив нефелино-сиенитовых пород. Позднее геологические процессы способствовали формированию внутри нефелиновой руды апатитов. В течение последних шестидесяти пяти с половиной миллионов лет движение тектонических плит вытолкнуло наружу эти подземные массы. Они стали горным массивом, простирающимся на более чем километровой высоте над уровнем моря и занимающим площадь около 1327 квадратных километров239. С этих пор Хибинские горы стали единым целым с окружающей их средой. В центре южной части массива расположилась долина с двумя маленькими озерами – Большой Вудъявр и Малый Вудъявр. Из озера Большой Вудъявр в озеро Имандру на западном конце Хибин вытекает река Белая. Над озерами Вудъявр возвышаются несколько горных массивов, богатых апатитами: Расвумчорр, Кукисвумчорр и Юкспор. Доиндустриальные экосистемы региона представляли собой болотистые таежные леса, в основном сосновые в низинах, и альпийскую тундру на горных участках, где росли лишь мхи и лишайники. Некоторые крупные животные, такие как волки, росомахи, песцы и северные олени, жили на суше, и разнообразные виды обитали в горных реках и озерах240.
Горы были впервые «открыты» в позднеимперский период. Саамы, проживавшие неподалеку, давно поняли, какие возможности и угрозы заключают в себе Хибины. Они старались избегать крутых и опасных склонов зимой, но периодически заходили в горы для охоты или выпаса оленьих стад в летнее время241. С конца XIX века отдельные иностранные ученые путешествовали в Хибины, где пытались изучать их минеральный состав научными методами. Образцы горных пород, собранные французским ученым и путешественником Шарлем Рабо в середине 1880‐х годов, впервые показали наличие там апатитов. Спустя несколько лет шведский геолог Вильгельм Рамсей предположил примерную дату образования Хибин и описал процесс кристаллизации нефелино-сиенитовых пород. Несмотря на эти исследования, минеральные ресурсы региона оставались все еще плохо изученными к концу столетия, до того как туда были организованы более масштабные геологические экспедиции242.
Карта 3. Хибинские горы. Источник: Bruno A. Industrial Life in a Limiting Landscape: An Environmental Interpretation of Stalinist Social Conditions in the Far North // International Review of Social History. 2010. V. 55. № 18. Изготовитель карты: www.cartographicstudio.eu.
В это же время ученые и промышленники в других странах искали способы производства искусственных удобрений из пород, богатых фосфором. Это повышало экономическую ценность Хибинских гор. Улучшить свойства почв пытались за счет питательных веществ и удобрений. В середине XIX века гуано, поставлявшееся из Латинской Америки, стало одним из важнейших и широко использовавшихся удобрений. В этот же период европейские почвоведы-химики выяснили, как можно использовать серную кислоту для производства концентрированных фосфатов из руды. Апатиты (фосфаты кальция с добавочными ионами фтора, гидроксида водорода или хлора) были идеальным исходным материалом для получения суперфосфатных удобрений, которые продавали на международном рынке компании от Северной Америки до Марокко. Суперфосфаты были основными удобрениями, производимыми химической промышленностью во всем мире, до того как после Второй мировой войны стали распространены технологии, основанные на фиксации азота243.
Несмотря на наличие общих знаний о геологии хребта и возможностях использования апатитовой руды, к началу революционной весны 1917 года даже сторонники оживления Кольского полуострова оставались в неведении о полезных ископаемых Хибин. В обзоре минеральных ресурсов Севера того времени о наличии там апатитовой руды не упоминается244. Хотя путешественники часто надеялись выявить экономическую ценность этого края, они все же по-разному смотрели на пустынный ландшафт Хибин. Писатель Михаил Пришвин, например, считал, что девственная северная природа имела особую ценность. Называя Север «краем непуганых птиц», он подчеркивал уникальность природы, не тронутой человеческой деятельностью245. Начитавшийся Пришвина еще в подростковом возрасте Гавриил Рихтер, будущий географ Кольского полуострова, вспоминал, как во время поездки в Хибины в 1914 году его глубоко поразила «удивительная красота и своеобразие в то время не тронутой природы»246.
Такое трепетное отношение к девственной природе резко контрастировало с тем, как позднее советские комментаторы описывали те Хибины, которые существовали в позднеимперскую эпоху. Продвигая идею о том, что неиспользуемая природа лишена смысла, местная пресса 1930‐х годов изменила значение фразы про «край непуганых птиц», превратив ее в пренебрежительную отсылку к состоянию доиндустриального Севера и назвав эту территорию «пустым местом на карте»247. Другие настаивали на признании «отсталости» таких неразвитых территорий, усматривая вину царского правительства в том, что эти территории оказались изолированными от европейской модерности. Некоторые руководители промышленности воспроизводили ориенталистские стереотипы, такие как: «Кольский полуостров (Мурманский округ) в старое время был одной из самых заброшенных и отсталых окраин России. Дикий консерватизм, неповоротливость и азиатские темпы царского правительства оставили нетронутым и неисследованным этот огромный край»248. Многие из живших в последние годы существования монархии разделяли это критическое отношение.
Ученые, которые еще до революции считали, что Хибины были недостаточно хорошо изучены, ухватились за возможность их исследования сразу после того, как большевики отвоевали Кольский полуостров у белых. В мае 1920 года исполком Петроградского совета организовал специальную комиссию из числа членов Академии наук для обследования состояния Мурманской железной дороги после войны. Александр Ферсман, побывавший в Хибинах в составе этой комиссии, с восхищением писал о запасах минералов в Хибинских горах. Вскоре после возвращения он организовал полное геологическое обследование массива. Несмотря на то что Ферсман с самого начала достаточно двойственно относился к большевикам, он, как и его знаменитый научный руководитель и коллега Владимир Иванович Вернадский, давно хотел использовать свой опыт для оказания помощи государству249. Движимый научным любопытством и чувством патриотического долга, Ферсман посвятил себя исследованию минеральных ресурсов, которые могли стать важной основой для индустриализации.
Команда, состоящая из профессоров и студентов, включая нескольких молодых женщин, которые учились у Ферсмана в Петрограде, присоединились к этим геологическим экспедициям в начале 1920‐х годов. Во время трех поездок 1920, 1921 и 1922 годов они проделали путь в 1450 километров, провели 106 дней в Хибинских горах и собрали около трех тонн образцов. Исследователи воспринимали свой опыт в горах как испытание и угрозу со стороны незнакомого ландшафта, требовавшего осторожности. Не имея возможности перевозить большие объемы провизии в короткое летнее время, участники экспедиций прибегали к помощи местных работников железной дороги и саамских семей, снабжавших их провизией и дававших важные советы. Поднимаясь высоко в горы, ученые разбивались на пары и менялись каждые несколько дней. Условия окружающей среды одновременно создавали как препятствия, так и возможности для их работы. Полярный день позволял им работать дольше, но при этом часто способствовал нарушениям сна. В теплое время они могли уходить от базы на несколько дней без палаток, однако сильные ветра и дожди в холодное время года мешали исследованиям. Летом на низких высотах геологи страдали от комаров, а плоский характер Хибинских плато способствовал тому, что они теряли представление о своем местонахождении250.
Некоторые писали о проблемах, с которыми им пришлось столкнуться. Подчеркивая то, как много усилий им пришлось прикладывать в недружелюбных и трудных условиях Хибин, геологи рассказывали истории, которые впоследствии становились частью нарратива о героических первопроходцах Севера. Ученый-минеролог Александр Лабунцов описывал, как его группа стоически пережидала «хибинскую погоду», находясь в палатке во время летнего ливня251. Находясь в полевых условиях, другой исследователь написал следующие строки в стихотворении о Хибинах: «Пейзаж уныл. Суровая природа / для севера дала лишь серые тона: / Горелый лес, валун, печальные болота, / Тоскливый дождь и тусклая луна»252. В то время «суровый» характер природы, казалось, просто вызывал у автора депрессию, но позже эти же черты станут свидетельством отсутствия значимости этой местности до начала ее промышленного развития.
Время, проведенное в горах в начале 1920‐х годов, дало возможность геологам подтвердить, что горы Кукисвумчорр и Юкспор содержат большие залежи апатитовой руды. Хотя количество минерала оставалось загадкой, Ферсман быстро понял его потенциальную полезность в качестве источника фосфорной кислоты. В дальнейшем исследование сфокусировалось на оценивании объемов месторождений апатита. Через несколько лет были открыты залежи минералов в горе Расвумчорр, увеличившие оценки запасов апатитов в Хибинах до 18 миллионов тонн253. Это убедило Лабунцова в том, что «хибинский апатит» мог стать «новым фактором колонизации и возрождения Мурманского края»254.
Затянувшаяся неопределенность в отношении промышленного значения месторождений закончилась после убедительных исследований экспедиции 1928 года. К этому времени ученые подсчитали, что горы содержали как минимум 90 миллионов тонн апатитовой руды. Одновременно с этим научно-исследовательские институты, такие как Научный институт по удобрениям (НИУ) и Институт механической обработки полезных ископаемых (Механобр), пришли к выводу о том, что руда могла быть обогащена до уровня выше 36% концентрации фосфорного пентоксида, активного вещества в суперфосфатных удобрениях255. Так наука подготовила горы к сталинистскому натиску.
Вдали от Хибин события развивались стремительно. Сочетание политических, экономических, военных и социальных проблем убедило руководство в Москве отказаться от новой экономической политики 1920‐х годов. Сталин предпринял последние шаги по укреплению своего неоспариваемого положения диктатора и начал революционный Великий перелом, чтобы поспешно принести социализм в СССР. Эта хаотичная и зачастую жестокая программа включала в себя коллективизацию сельского хозяйства, форсированную индустриализацию, стремительную урбанизацию и мобилизацию сельского и городского населения, а также создание командной экономики с определенной претензией на централизованное планирование. Это вдохновило культурный подъем, в ходе которого писатели и художники стремились представить эти реформы как решительный отход от угнетения и ограничений, которые накладывал мир природы. Один хибинский автор, восхваляя эпоху Великого перелома, писал «о гигантском росте культуры в доселе необитаемом районе» и рисовал величественную картину «создания нового человека, который в борьбе с природой сам превращается в активного строителя бесклассового социалистического общества»256. Крупные новые промышленные центры, в том числе в Хибинах, были микрокосмом, показывающим, как сталинизм изменил отношения с природой.
Экономические расчеты о выгодах инвестирования в сельское хозяйство, сокращение импорта фосфатов из Марокко и возможности экспорта химических удобрений по отдельности не стали бы причиной принятия решения об увеличении масштабов хозяйственной деятельности на Крайнем Севере257. Вначале, прежде чем резко увеличить масштабы проекта, руководители обдумывали проекты для мелкомасштабной добычи в Хибинах. Ограниченная добыча апатита сделала бы масштабы советской индустриализации Арктики более сопоставимыми с тем, что происходило в Северной Америке. Историк Лиза Пайпер показала, как развивались практики добычи минералов в субарктической части Канады в это время, а Эндрю Стуль описал особенности изучения и эксплуатации американской и канадской Арктики. Советское государство действовало в 1930‐е годы более амбициозно, стремясь создать свой, социалистический «Новый Север»258. Это происходило в условиях ускоренного развития страны, когда ажиотаж вокруг выполнения первого пятилетнего плана в более короткие сроки, а также особые материальные и географические характеристики Хибинских гор соблазняли промышленников на расширение производства. Некоторые руководители также считали, что только крупные проекты позволят преодолеть природные ограничения и тем самым сделать Арктику советской.
Выяснив вопрос о размере запасов апатитов в Хибинах, советские власти хотели знать больше о характере местной природы. Эксперты исследовали возможности производства продуктов в местных условиях, резкие смены сезонов, насекомых тундры, а также метеорологические изменения. В 1920‐е годы была основана Хибинская опытная сельскохозяйственная станция, деятельность которой позволила пересмотреть прежнее представление о том, что сельское хозяйство на Севере невозможно. Работники станции ежегодно выращивали различные культуры, использовали органические и химические удобрения и постепенно расширяли посевные территории за счет осушения болот и вырубки лесов. Эти попытки не были особенно успешными, тем не менее там выращивали картофель, зерновые, капусту, бобы и другие овощи259. Местные руководители также интересовались тем, как влияли на человека местные условия, когда зимой солнце не поднималось над горизонтом несколько недель, а летом было круглосуточно светло в течение полутора месяцев. Лишь к середине 1930‐х годов местный инспектор по здравоохранению отказался от теории о том, что полярная ночь вызывает депрессию, а полярный день – бессонницу. Он заявил, что полярные условия не причиняют вред человеку, и считал жалобы на сложности жизни на Севере частью адаптационного процесса260.
Академия наук и промышленники дополнительно поддержали в 1930 году исследования хибинских комаров. Руководитель этих исследований Владимир Фридолин писал, что насекомые были одним из самых больших препятствий для колонизации края, и заявлял о случаях смертей лошадей и детей из‐за больших потерь крови261. Комары в этих местах были действительно опасными, поскольку их короткий цикл жизни в Арктике заставлял их быстро и агрессивно искать возможность питаться. Проект Фридолина позволил детально изучить среду обитания комаров в Хибинах, выявить связь между насекомыми, их хищниками и добычей, а также обнаружить простейших, вызывающих малярию. Один экологически настроенный исследователь выступал против популярной в то время идеи о том, что иссушение болот позволяет бороться с комарами. Он показал, что иссушение некоторых торфяников и болот может изменить гидрологию местности и привести к появлению новых влажных зон. В некоторых случаях дренаж болот мог уничтожить личинки стрекоз, одного из главных хищников в этой местности, тем самым увеличивая популяцию комаров. Однако основным выводом этого исследования было то, что хибинские комары не являются переносчиками малярии. Так холод смягчил угрозу распространения заболевания262.
Сложности горного климата и топографии также требовали дополнительной информации. Хотя атмосферные фронты и океанические течения помогали поддерживать относительно мягкую для этой широты температуру, зимы в Хибинах были все же суровее, чем на остальной части Кольского полуострова. Было холоднее, ветренее и больше снега в горах, особенно по мере увеличения высоты над уровнем моря. По сравнению с остальной частью полуострова период постоянного снежного покрова длился в среднем на сорок дней больше – в общей сложности 220 дней в году, – и хребет получал вдвое-втрое больше осадков с частыми метелями263. Эти снежные условия в сочетании с крутыми склонами гор способствовали тому, что регион оказался подвержен сходу лавин и селевых потоков. В дополнение к более описательным свидетельствам и периодическим наблюдениям с началом промышленной деятельности метеорологическая станция в горах начала систематически регистрировать ветер, температуру и осадки264.
Поначалу руководители выражали особое беспокойство по поводу местных природных условий. В раннем варианте первого пятилетнего плана развития химической промышленности, принятом в декабре 1928 года, была указана горная добыча в Хибинах, но в то же время в нем рекомендовалось строительство обогатительного предприятия в Ленинграде, а не в самом месте добычи265. Специалисты, которые планировали строительство, также предлагали использовать реку Белую в качестве источника электрической энергии и организовать сообщение между местом добычи и главной железной дорогой. Возможно, они также предполагали, что на предприятие будут поступать рабочие с Мурманской железной дороги, а также рассчитывали на продолжавшиеся сезонные наборы рабочей силы266. Даже несмотря на активность недавно созданной Апатитонефелиновой комиссии, удаленность и малая заселенность Хибин препятствовали строительству там большого населенного пункта. После того как показатели планируемой добычи были увеличены, один из геологов, входивший в комиссию, предложил построить пятитысячный город близ горы Кукисвумчорр, что позволило бы обеспечить беспрерывную работу в течение полярных ночей и долгих снежных зим. Вместе с тем это предложение предполагало обогащение апатитовой руды в Ленинграде267. Такая модель развития подразумевала отношение к Хибинам как к ресурсной окраине. Однако в сентябре 1929 года, как позднее вспоминал Ферсман, «большинство участников этого совещания решительно высказались за то, что нельзя ограничиваться организацией добычи, что надо ставить вопрос о постройке на месте обогатительной фабрики, а следовательно, подчеркивали необходимость строительства городских поселений в широком масштабе»268.
Расширение промышленных проектов было общенациональным явлением во время Великого перелома, и местные руководители были особенно склонны поддерживать достижение чрезмерно высоких целей в абсурдно нереалистичные сроки269. Тем не менее определенную роль в этом играл энтузиазм по поводу очевидных физических преимуществ Хибин. Несмотря на свое месторасположение в малозаселенной тундре, этот полярный регион находился близко к действующей железной дороге, связывающей его с Ленинградом и Мурманским портом. В 1927 году Кольский полуостров был включен в состав Ленинградской области, и Хибины стали административно подчинены одному из главных регионов страны270. Представляется, что горные апатиты становились все более и более ценными. К осени 1929 года геологи полагали, что в Хибинах находилось по крайней мере полмиллиарда тонн апатитовых пород, которые можно было обогатить до более высоких концентраций фосфатов. Согласно выводам Апатитонефелиновой комиссии, хибинские апатиты были и по количеству, и по качеству лучшими в мире271. Минерал стали восторженно называть «камнем плодородия», наделяя это неорганическое вещество мощной жизненной силой272. Писатель Алексей Толстой позднее высказал мнение, что «будь эти горы из чистого золота, они не были бы так драгоценны»273.
Чтобы использовать это богатство, ВСНХ274 официально создал трест «Апатит» для организации промышленной деятельности в Хибинских горах и 13 ноября 1929 года назначил Василия Кондрикова его руководителем275. Как и многие люди своего поколения, Кондриков был плохо образованным членом партии, продвинувшимся по карьерной лестнице в годы сталинской революции276. Характерно, что однажды он, управляющий предприятием по добыче апатитов, спросил: а что такое апатит?277
Во время первых месяцев своего пребывания на новом посту Кондриков выступал за максимально возможное расширение индустриального проекта в масштабе всей Арктики. В декабре 1929 года он вступил в спор по этому вопросу с Михаилом Томским, который в это время возглавлял организацию, курировавшую «Апатит», – Всесоюзное объединение химической промышленности. Будучи противником сталинского плана развития сельского хозяйства и промышленности, некогда очень влиятельный Томский имел теперь плохую репутацию278. В дополнение к своим предложениям о постройке горно-обогатительного завода в Хибинах и гидроэлектростанции на реке Нива, Кондриков рекомендовал увеличить добычу до трех с половиной миллионов тонн к концу первой пятилетки. Для выполнения этой задачи требовалось большое количество рабочих, которых, как утверждал Кондриков, можно было привлечь сезонными наборами, а также за счет заключенных, как когда-то при строительстве железной дороги279. В противовес умеренным предложениям Томского Кондриков поддерживал сталинистские взгляды на индустриализацию. Он выступал за полномасштабную и агрессивную трансформацию северной природы. Он говорил: «Мы сделали революцию, мы убираем снег и трудности, мы – хозяева жизни… Я максималист: или ничего – или очень крупное хозяйство. Маленького дела в Хибинах не создашь, даже если захочешь. Мы пришли туда не в бирюльки играть. Кольский полуостров должен стать сыном индустрии»280.
Большие планы означали большие хлопоты. В последующие пару лет тысячи люди приехали в Хибины; а тем временем архитекторы, плановики, сотрудники предприятия участвовали в обсуждении того, как должен был выглядеть новый объект советской промышленности. В значительной степени их представления подразумевали реорганизацию горной экосистемы. Участники этих обсуждений искали пути встраивания промышленной инфраструктуры в ландшафт, сохраняя при этом его эстетические качества. Отдавая дань уважения горной тундре как привлекательной особенности региона, власти назвали новый город Хибиногорском281. Опираясь на общий перечень идеальных черт социалистических городов и нарративы о героическом завоевании Севера, проектировщики колебались между попытками приспособиться к природному окружению и безрассудными решениями, которые, несмотря на заявленные намерения, усложнили жизнь в этой местности.
Во время Великого перелома архитекторы предлагали схемы создания социалистических городов по всей стране. Историки сталинизма часто обращали внимание на идеологические представления и реальные проблемы, с которыми столкнулись строители при реализации градостроительных планов. Некоторые проекты, такие как Магнитогорск и – менее известный – апатитодобывающее производство в Хибинах, были результатом попытки построить промышленные центры в незаселенных местностях. Магнитогорск, как указывает историк Стивен Коткин, стал прямым выражением особой концепции, воплотившей в себе создание с чистого листа городского пространства, зависящего от тяжелой промышленности282. В других случаях сталинским проектировщикам пришлось иметь дело с уже существовавшими поселениями. Как указывает Пол Стронски, из‐за фокусирования на промышленном развитии, безусловной веры в марксистскую теорию прогресса и желания установить тотальный контроль над населением, а также из-за бюрократического несовершенства советскому руководству не удалось сделать Ташкент идеальной столицей Средней Азии283. Хезер ДеХаан предлагает искать причину не в идеологических препятствиях, а в «материальном факторе», который осложнял советские градостроительные планы в Нижнем Новгороде284. Каждый из этих городов, кажется, пошел по знакомому пути неполного и часто бессистемного изменения физической окружающей среды ради выполнения социалистических обещаний.
Эта история разыгралась и в Хибинах. Многие высказывали самые невероятные идеи о том, как можно было улучшить этот арктический ландшафт. Оскар Мунц, ленинградский архитектор, занимавшийся планированием социалистического города в Хибинах, так излагал собственные представления: «Нужно, чтобы человек одновременно с победой над природой и нарушением ее величавого спокойствия сумел согласовать свой труд с ее вечными красотами». Для достижения такой гармонии с природой «дикий, почти необитаемый край надлежит превратить в населенный и обеспечить его населению удовлетворение всех потребностей нормального и культурного существования в своеобразных условиях далекого севера». Мунц детально разрабатывал план организации жилья для рабочих, транспортной инфраструктуры, освещения, отопления, водоснабжения, канализации и различных городских услуг. Он также планировал организацию трех парков в городе для охраны лесных участков, которые могли бы минимизировать шум и пыль от предприятия285. Другие описывали, как постройка школ, исследовательских институтов, пионерских лагерей, красных уголков, кино, театров, консерваторий, клубов, библиотек, парков и поликлиник превратит Хибины из темной и бескультурной окраины в процветающий промышленный и культурный регион286. По их мнению, именно такие условия были благоприятными для процветания и естественным образом подходящими для коммунистов.
Многие из предложений для Хибиногорска касались особенностей советского градостроительного проектирования, которые были лишь незначительно изменены в соответствии с условиями Севера. Одним из примеров того, как проектировщики не считались с местным ландшафтом, был план Мунца по прокладке крупной центральной дороги, при строительстве которой не учитывалась должным образом топография города287. При этом проектировщики признали необходимость корректировки своей программы по озеленению с учетом полярного климата. Признавая сложности выращивания растений на севере, Мунц считал, что в будущем можно было бы высаживать лесные полосы, которые бы соединяли парки города288. Задача интродукции растительных культур в Хибины была возложена на ботаника Николая Аврорина, возглавившего только что созданный Полярно-альпийский ботанический сад-институт. Его специалисты изучали особенности северной природы и возможности выращивания различных растений, деревьев и кустарников. Результаты их исследований использовались в озеленении полярных городов в последующие десятилетия289. Аврорин видел в этой работе «широкий фронт борьбы за тучные покосы, за невиданные ягодные сады, за прекрасные парки, за здоровую и благоустроенную жизнь трудящихся социалистического севера!»290
Геологи и инженеры разделяли рвение ботаников превратить новый город не только в промышленный, но также в научный центр. Им удалось основать Хибинскую горную станцию в составе Академии наук СССР. В дальнейшем станция была преобразована в Кольскую научно-исследовательскую базу, после в Кольский филиал АН СССР и наконец в 1988 году – в Кольский научный центр АН СССР291. Многие сотрудники станции в 1930‐е годы искренне верили в возможности использования научного знания о природном мире на практике и видели свою работу частью социалистического строительства в Хибинах292.
Другие, однако, считали, что Хибины должны были стать туристическим центром. Общество пролетарского туризма и экскурсий, в частности, создало базу на горе Кукисвумчорр и начало организовывать летние туристические походы293. Зимой стали проводиться соревнования по лыжам, в частности на таких мероприятиях, как ежегодный Праздник Севера294. Для привлечения внимания к Хибинам писатели, пишущие о туризме, часто ссылались на преимущества отдыха на природе в условиях Заполярья. Как писал один из них, «природу Севера не променяю ни на один уголок Кавказа, где, пышно распустив листья, пальмы зовут усталого путника в тень. Здесь гораздо приятнее посидеть у берега реки или, забравшись на одну из высоких гор, действительно с наслаждением отдохнуть после подъема. Это хорошо закаляет и укрепляет организм человека, способствуя сразу по возвращении с экскурсии энергичной работе. С Севера приезжаешь всегда бодрым и сильным»295. Чтобы обеспечить посетителей этой жизненной силой, нужно было не просто направить их вверх по склону; для многих это звучало как требование покорить скалистый ландшафт.
Советские пропагандисты часто повторяли фразу «большевики победили тундру», описывая кампанию по развитию этого края296. Такая довольно типичная риторика завоевания подразумевала, что сталинская индустриализация должна была помочь покорить природу. Значение этой идеи имело разные стороны. Как я показал на примере строительства железной дороги, агрессивные высказывания о природе громко звучали во время поспешного обращения с физическим окружением и частично были реакцией на неуступчивость материальных характеристик ландшафта. Но в сталинскую эпоху такие аллюзии подавления отсылали не только к военному завоеванию, но и к стратегии достижения целостных отношений с окружающей средой. Через подчинение советские граждане должны были обрести мир с суровым окружением. Как указывал Ферсман, «на пути хозяйственного, промышленного и культурного освоения отдельных территорий лежит прежде всего научное овладение ими, завоевание всех сторон природы, жизни и человека не в отдельности, а в полном охвате всего сложного хозяйственного и социального многообразия их взаимоотношений»297.
«Апатит» получил основную рабочую силу благодаря раскулачиванию – развернувшейся по всей стране кампании против зажиточных крестьян. Тысячи репрессированных крестьян были отправлены в Хибины, где они внесли вклад в строительство города, добычу минералов и работу обогатительного завода298. Трест также рекрутировал специалистов из числа заключенных ГУЛАГа, поскольку, как указывалось в источниках, привлечь их в условия сурового климата с помощью обычных инструментов было крайне сложно299. Вынужденные переселенцы всегда описывались как объекты перевоспитания300. С этой точки зрения работа в тяжелых северных условиях играла терапевтическую роль, превращая маргинальных членов общества в настоящих советских граждан. Как указывалось в начале книги, описывающей строительство Беломорско-Балтийского канала, «изменяя природу, человек изменяет самого себя»301. Это означало, что промышленный потенциал природы мог перековать классовых врагов и позволить им снова стать частью общества.
Принимая решения о будущем города, руководители предприятий и плановые комиссии должны были учитывать специфику окружающей среды. В январе 1930 года состоялась дискуссия о том, где можно было бы расселить около 20 тысяч рабочих. Помимо прочего там обсуждались такие вопросы, как доступ к месту добычи, климатические и топографические условия, организация канализации и водоснабжения. Были обозначены четыре возможных локации: гора Кукисвумчорр, участок близ реки Юкспоррйок, территория рядом со станцией Апатиты Мурманской железной дороги и южная часть озера Вудъявр. Место горной добычи на горе Кукисвумчорр имело особенно плохие климатические условия: здесь постоянно дули сильные ветра и случались сходы снега. Кроме того, там не было возможности организовать систему канализации так, чтобы предотвратить загрязнение реки Вудъявр, которая служила единственным источником воды. Река Юкспоррйок имела схожие проблемы по части канализации, но имела хорошую защиту от ветров. Хотя климат местности около железной дороги был более благоприятным, чем в горах, удаленность от места горной добычи давала ей мало поддержки со стороны принимающих решение302.
В конечном итоге было решено, что наиболее подходящим местом для строительства города может стать южный берег озера Вудъявр. Хотя местность отличалась сильными ветрами и обильными снегами, там росло много хвойных деревьев; почвы были песчаными, часто светило солнце, и в целом преобладал сухой климат303. С этим предложением, однако, не были согласны Академия наук и Колонизационный отдел Мурманской железной дороги. Выступая за то, чтобы основать город в «благоприятных санитарных условиях за счет самоочищающихся способностей воды, почвы и воздуха», эксперты заявили, что выбранная местность создаст огромные проблемы для планирования улиц из‐за крутых склонов, ветров и зеленых зон, предполагавшихся для охраны304. Другие предупреждали о возможных проблемах с организацией канализационной системы в городе305. Под этим влиянием трест «Апатит» несколько скорректировал планы строительства, однако выбор места так и остался неизменным306.
Ил. 5. Строительство обогатительной фабрики треста «Апатит» на фоне Хибинских гор. Фото из источника: Брандт В. Ю., Смирнов Г. Ф. Проект обогатительной фабрики для хибинских апатитов и проверка его испытаниями и консультацией в Америке // Хибинские апатиты. Т. 2 / Под ред. А. Ф. Ферсмана. Л.: ОНТИ ВСНХ СССР, 1932.
Выбор месторасположения обогатительного завода оказал влияние на планирование самого Хибиногорска. Комиссия должна была оценить удобство доставки руды с места добычи, обеспечение безопасности во время взрывов в шахтах, качество почв, возможности утилизации отходов, наличие надежного водоснабжения и учесть другие факторы. Изначально комиссия рассматривала три варианта расположения предприятия: у южного склона горы Юкспор; в долине Юкспор на северном берегу озера Большой Вудъявр, а также на его южном берегу. Из всех вышеупомянутых факторов возможность утилизации отходов без загрязнения озера Большой Вудъявр выступала весомой причиной для выбора устья реки Белая как наиболее подходящего месторасположения для предприятия. Планировщики надеялись на то, что озеро будет служить источником воды как для города, так и для предприятия, и при этом хотели минимизировать расходы на очистку озера. В принятой схеме река Белая могла стать своего рода контейнером для промышленных отходов. Сотрудники треста рассчитали максимальное количество отходов, которые можно было сбросить в реку без, как пояснялось, причинения ей ущерба307.
Такой неэкологичный план решения проблемы отходов не был результатом равнодушного отношения к природе. Напротив, руководители предприятия были твердо убеждены в возможности успешного сочетания промышленного и экологического факторов. Они воспринимали загрязнение реки Белая как временную проблему. Николай Воронцов, глава обогатительного завода, настаивал на том, что в дальнейшем промышленные отходы будут перерабатываться в широкую линейку продуктов, что сократит объемы выбросов в реку308. Ученые, выступавшие консультантами треста «Апатит», разрабатывали план так называемого «комплексного использования ископаемого сырья», который должен был позволить минимизировать количество отходов. Ферсман, всегда положительно реагировавший на нововведения, считал, что «это [была] идея охраны наших природных богатств от их хищнического расточения, идея использования сырья до конца, идея возможного сохранения наших природных запасов на будущее», «где не пропадает ни одного грамма добытой горной массы, где нет ни грамма отбросов, где ничто не улетает на воздух и не смывается водами»309.
Сегодня сталинизм больше известен как жесткий режим, нежели как время высокого идеализма. Пытаясь реализовать свои планы по индустриализации Хибин, руководители треста «Апатит» приняли стратегии, которые, казалось, едва ли отражали обещания социализма. Они консультировались у иностранных специалистов по вопросам технологических процессов и старались ориентировать производство на экспорт. Не имея возможности набрать достаточное количество рабочих в арктическую тундру, они все больше зависели от принудительного труда вынужденных мигрантов, которые сильно страдали в этих суровых условиях. Но этот разочаровывающий и двойственный опыт не означал сознательного отказа от надежд на светлое будущее на советском Севере. Он представлял собой вполне ожидаемый результат экономической стратегии, основанной на сочетании холистических представлений и жесткого контроля в отношениях с окружающей средой Хибин. Отрицая обе эти части советской программы, природные особенности горного хребта продолжали демонстрировать свою силу.
Планируя город, руководители проекта столкнулись со значительными неудачами в деле запуска предприятия. В середине первой пятилетки нехватка поставок, финансирования и рабочей силы приводила к остановке предприятий по всей стране. Стремление государства индустриализировать экономику в кратчайшие сроки имело следствием временный паралич производства именно в момент его быстрого роста310. Это предсказуемо нанесло удар по «Апатиту». В феврале 1930 года Всесоюзное объединение химической промышленности сократило наполовину бюджет треста на этот год. И хотя позже вышестоящие ведомства отменили эти решения, строительство было отложено311.
Вопросы о надлежащем процессе обогащения породы послужили причиной этих неустойчивых решений о финансировании. Будет ли завод основан на селективном дроблении или флотации руды? Химики-консультанты треста «Апатит» поняли, что не могут достичь высоких концентраций пентоксида фосфора из руды для производства суперфосфатов путем селективного дробления (метода, при котором использовались только богатые апатитом сегменты добываемого материала, необходимые для изготовления суперфосфата). Обогащение требовало флотации (этот метод включал в себя измельчение крупных блоков добытой руды с последующим разделением жидких фракций)312. Хотя горные породы Хибин все так же считались богатством, раскрытие их экономической ценности для сталинской индустриализации оказалось крайне сложной задачей.
Зарубежное влияние также стимулировало дискуссии о способе обогащения. Примерно в то же время, когда иностранные покупатели получили неочищенную партию необогащенной руды и начали отменять свои заказы, Крюгель, немецкий специалист по фосфатам, задался вопросом о том, возможно ли вообще обогащение хибинского апатита в пригодный для использования суперфосфат313. На конференции в швейцарском городе Интерлакен в июле 1930 года Крюгель высказал мнение о том, что «очень сомнительно, чтобы те большие надежды, которые Советы возлагают на применение апатита, когда-либо оправдались. Климат местности, где встречаются залежи, неблагоприятен, и люди там едва ли могут жить. По моему мнению, от гордых надежд Советов останется очень мало»314. Чтобы решить эту проблему, трест «Апатит» отправил двух инженеров в Солт-Лейк-Сити (столицу штата Юта) для изучения опыта компании, чье производство основывалось на обогащении медной руды флотационным способом. Поездка показала необходимость внести изменения в размер фильтров и позволила представителям «Апатита» закупить требуемое оборудование315. Проявляя космополитический дух, который до недавнего времени оставался незамеченным многими исследователями сталинской культуры, советские инженеры настаивали на том, что поездка в Америку помогла им избежать «целого ряда крупных дефектов в работе завода»316. Модернизированное предприятие начало работу в сентябре 1931 года и было расширено к 1934 году317. Вспоминая скептические высказывания Крюгеля, местная пресса клеймила его как «буржуазного специалиста» и заявляла, что, «преодолевая „неблагоприятный климат“, мы успешно овладеваем природными богатствами, таящимися в землях заполярного круга. Мы на Крайнем Севере строим крупнейшую горно-химическую промышленность»318.
Горная добыча в Хибинах начиналась довольно хаотичным образом. Небольшие группы геологов и инженеров приступили к разработке породы еще до того, как в конце 1929 года «Апатит» открыл производство. Когда рабочие начали устанавливать базовое оборудование в юго-западной части Кукисвумчорр в следующем году, обнаружились неожиданные проблемы. По словам Кондрикова, это практически парализовало весь Хибиногорск. По плану предприятие должно было начать промышленные работы с наземных операций у Кукисвумчорра и позже продолжить подземные. Однако приспособления, которые инженеры установили для подачи сырья с горы, не имели достаточно крутых наклонов для того, чтобы апатитонефелиновая руда могла эффективно спускаться вниз. Используемый угол наклона подходил для производства угля и железа, но не для этой руды. Кондриков писал, что «вся работа треста без достаточно уточненной схемы летом 1930 года была своего рода „университетом“ для познания особенных свойств апатитовой руды, главным образом в области ее спуска из забоев на погрузочные эстакады». Чтобы выполнить план в 1930 году, «Апатит» заставлял заключенных работать кувалдами и использовать оленей для доставки сырья со склонов гор319. В дальнейшие два года ситуация улучшилась благодаря частично внедренной механизации, в том числе за счет использования буров, работавших на сжатом воздухе. К этому времени трест начал подземные работы, добыв около миллиона тонн сырья к концу 1932 года320.
Ил. 6. Руководители треста «Апатит» экспериментируют со скатами (слева Василий Кондриков, справа Александр Ферсман). Фото из источника: Чистяков А. И. Развитие и организация горных работ по добыче апатита // Хибинские апатиты. Т. 2 / Под ред. А. Е. Ферсмана. Л.: ОНТИ ВСНХ СССР, 1932.
Вряд ли стоит напоминать читателю о том, что рабочие трудились в полярных горах в очень трудных условиях. Из-за частых снегопадов и небольшого количества света зимой был введен трехсменный режим работы, при котором каждая смена длилась 24 часа. Каждую весну абразивные и легко раскалывающиеся скалы часто падали вниз, создавая угрозу безопасности шахтеров, трудившихся внизу. И действительно, по крайней мере двадцать семь рабочих погибло на рабочем месте в период между 1930 и 1934 годами321. Советские идеологи пытались скрыть эти мрачные факты и создавали картину триумфа Советского Союза, делая акцент на опасности условий работы на Севере. Как писал поэт Лев Ошанин, рассказывая о рабочих на руднике у Кукисвумчорра: «Развернутый ветер идет по уступам, / Гремя на площадках, по склонам скользя. / И можно замерзнуть под волчьим тулупом, / Но просто стоять перед ветром нельзя. / Он мрачен – забой, он размаху не дал бы, / Он рад бы тебя схоронить под собой, / Но взмахами черной каленой кувалды / Ребята всю смену кромсают забой»322. В этом отрывке сильный ветер и мороз помогают рабочим становиться настоящими героями сталинской индустриализации.
Конечно, Ошанин имел в виду не всех рабочих Хибин, а только тех, кого рекрутировал на работу трест «Апатит». Руководство последнего хотело найти высококвалифицированных специалистов, которые бы полюбили регион и остались бы там жить323. Но индустриализация привела к нехватке рабочей силы по всей стране, и «Апатит» оказался в очень трудных условиях. Тяжелый климат, удаленность и недостаток жилья и бытового обслуживания выступали не в пользу привлечения рабочих на Север. Как указывалось в одном из отчетов, из‐за «отдаленности и природной дикости» было невозможно развивать этот край «за счет найма свободной рабсилы»324. Некоторые высококвалифицированные рабочие приезжали в Хибины, в том числе мобилизованный коммунистический отряд, направленный из Ленинграда. Однако многие, столкнувшись с местными условиями, почти сразу уезжали назад325. В итоге, несмотря на то что «Апатит» рассчитывал, что к концу 1931 года будет рекрутировано 9500 рабочих, реально к концу октября эта цифра была вдвое меньше326. Такое положение дел означало, что судьба проекта в Хибинах будет зависеть от вынужденных переселенцев, в частности от раскулаченных крестьян, сосланных на Север.
Ссылка раскулаченных в качестве спецпоселенцев в Хибины была плохо продуманным мероприятием. Коллективизация и масштабное раскулачивание зимой 1929/1930 года лишили собственности огромное количество сравнительно богатых крестьян, которые были отправлены в ссылку. ОГПУ начало политику переселения «кулаков» на Север, имея очень туманное представление о том, как использовать их в качестве рабочей силы для эксплуатации природных ресурсов в удаленном регионе327. Почти тысяча человек прибыла в Хибины в середине марта328. Вскоре после этого глава ОГПУ Генрих Ягода выдвинул предложение превратить эти удаленные территории в относительно постоянные колонизационные поселения. Переселенные крестьяне должны были работать на лесозаготовках, в сельском хозяйстве и горной добыче, помогая в сжатые сроки колонизировать Север329. Как и ранее при строительстве Мурманской железной дороги, возможности использования труда заключенных позволяли государству заселять Кольский полуостров намного быстрее, чем с помощью привлечения туда добровольцев. В начале 1930‐х годов в общей сложности около 45 000 спецпоселенцев прибыло на Кольский полуостров, население которого выросло более чем в два раза по сравнению с 1926 годом. Все эти бывшие крестьяне, за исключением нескольких тысяч, работали на производстве апатита330.
Формально спецпоселенцы занимали среднее положение между обычными гражданами и заключенными лагерей, имея ограничения в передвижении и правах, но работали за сдельную плату и имели возможность пользоваться элементарными материальными удобствами. В самих поселениях не было охраны, однако спецпоселенцы должны были регулярно отмечаться в спецорганах. Летом 1931 года трест «Апатит» подписал договор с ОГПУ, согласно которому предприятие должно было поставить до 15 000 спецпоселенцев, обеспечив их провизией и заработной платой (за исключением 15%, которые выплачивались лагерной администрации). Кроме того, оно брало на себя ответственность за обеспечение их жилищными условиями, медицинским обслуживанием и предоставляло возможности обучения. Чтобы сделать труд этих бывших крестьян продуктивным, трест должен был обучать их строительству, технологии добычи полезных ископаемых, работе на промышленном предприятии и другим навыкам. ОГПУ выделяло средства на отопление, освещение и некоторые коммунальные услуги. Более жесткой частью договора были условия, касающиеся проживания и мобильности. Так, спецпоселенцам было запрещено уходить в отпуск; они должны были жить в отдельных выделенных домах и районах; не могли занимать административные должности без разрешения комендатуры ОГПУ, а также подчинялись коменданту в дисциплинарных вопросах331.
Переселенцы прибывали в Арктику практически из всех регионов СССР, однако большинство из них приехало из Ленинградской области и Урала. В конце октября 1931 года спецпоселенцы составляли 69% населения Хибин, и 52% и 26% взрослого населения соответственно было из этих двух регионов. Большинство приезжали семьями: 49% переселенцев были женщинами, 32% были детьми до 16 лет332. При этом переселенцы приезжали без своего скота, конфискованного властями. Условия в Хибинах были очень тяжелыми даже для тех, кто привык к долгим и снежным зимам в Ленинградской области и менее крутым, но все же горным ландшафтам Уральского региона. Эта скалистая полярная тундра имела мало общего с деревнями умеренных широт. Один из переселенцев из южноуральской деревни так описывал свои первые впечатления от Хибин: «Осмотрелись – кругом горы». Он также рассказывал, что зимой одежда примерзала к тканевым палаткам, в которых спал он и его семья333.
Спецпоселенцы селились в лагерях за пределами Хибиногорска. Многие из спецпоселений располагались высоко в горах около мест добычи и в долинах вдоль недавно построенной железной дороги, обслуживающей Хибины. Они находились далеко от южной части озера Большой Вудъявр, выбранной для строительства там социалистического города, где проживали администрация «Апатита», рекрутированные рабочие и специалисты предприятия334. Хибины отличались от изолированных поселений в лесных районах, куда наиболее часто отправляли спецпоселенцев. Крупный проект строительства нового промышленного города требовал более продуманной политики интеграции вынужденных и рекрутированных рабочих. Со временем все больше спецпоселенцев оседали именно в самом городе335.
После долгой поездки на поезде и улаживания бюрократических и организационных вопросов прибывшие рабочие сталкивались с жилищной проблемой. Первое время почти все спецпоселенцы были расселены в палатках и самодельных бараках из тонких досок, называемых шалманами336. Один раскулаченный вспоминал, что тысячи человек спали «под свист бешеного северного ветра, под завывание пурги да под плач собственных малолетних детей, дрожащих от холода в брезентовых палатках, в тесовых трудно отапливаемых шалманах»337. В конце 1930 года местный инспектор по жилищным и коммунальным санитарным условиям тревожно докладывал, что использование «шалманов, землянок и палаток, представляющих суррогаты жилья, в условиях полярной зимы недопустимо». Несмотря на заключения проверок, палатки и шалманы использовались годами, хотя и не были подходящими для длительного проживания в условиях горной местности с долгими и суровыми зимами338.
Такая организация расселения приводила к крайне тяжелым условиям жизни переселенцев. Холодные и густонаселенные помещения были настоящим кошмаром с точки зрения санитарных условий. Врачи Хибиногорска советовали ограничить число жителей палаток до 45 человек после обследования одного из спецпоселений в сентябре 1931 года. «Загрязненность поселка нечистотами, скученность, отсутствие элементарного бытового инвентаря и нечистоплотность являются, несомненно, благоприятной обстановкой для развития заболеваемости»339. Спецпоселенцы в деталях вспоминали эти трудности сталинистской экосистемы: «Только успевай на ночь место занять. А припозднился – будешь спать с краю, на холоде. Тиф валил людей, только из нашего шалмана умерло 20 детей. Я ползала среди больных, в холоде, грязи»340. Другой вспоминал: «Сколько было человек в этом бараке – трудно ответить. О гигиене нечего было думать. Начались болезни, каждое утро выносили мертвых»341. Как и в других спецпоселениях Севера, в Хибинах были распространены тиф, туберкулез и корь342. Также были распространены болезни, вызванные скудным питанием, такие как цинга и рахит343. Спецпоселенцы болели особенно часто, так как их снабжали продуктами питания, предоставляли жилища и медицинские услуги по остаточному принципу. В результате в первые несколько лет уровень смертности среди них был существенно выше, чем среди рекрутированных рабочих344.
Несмотря на все лишения, некоторые вынужденные переселенцы позднее с гордостью описывали свой вклад в преобразование Хибин: «Работали днями на совесть: провели дороги, построили город, добывали апатит, перерабатывали его на выстроенной нами обогатительной фабрике, боролись со снежными заносами, и все это было сделано больше руками кулаков»345. Руководство «Апатита», однако, имело другое представление. Вместо этого оно возмущалось низкой производительностью труда этих неквалифицированных крестьян-мигрантов, которые обычно привозили с собой все свои семьи346. Как раздраженно писал Кондриков, «меня не волнует то, что эти крестьяне умирают, как мухи. Но если бы они работали как свободные рабочие, я мог бы построить три города вместо одного»347.
Несмотря на многочисленные трудности, невыносимые условия и сопротивление грандиозным планам со стороны природы, советской власти удалось индустриализировать Хибинские горы. В течение второй пятилетки (1933–1937 годы) «Апатит» наращивал объемы добычи апатитонефелиновой руды и производил все больше апатитовых концентратов. К 1934 году прекратились закупки в Марокко, поскольку «Апатит» уже поставлял три четверти объемов сырья на советские заводы, производящие удобрения348. Хибиногорск превратился в город более чем с 30 тысячами жителей к 1935 году. Тогда же партийная организация предложила переименовать город в Кировск, в честь недавно убитого партийного деятеля Сергея Кирова349. Такой стремительный промышленный рост изменил экологические условия и экосистему в горах. Новые жители региона вырубали деревья и занимались сельским хозяйством. Экономическая активность приводила к загрязнению воздуха и воды, и новые власти должны были устанавливать очистные сооружения. Переселенцы сталкивались со стихийными бедствиями и боролись с болезнями, распространение которых объяснялось спецификой местных условий. Все это было следствием противоречий в отношениях сталинизма и природы.
Большие участки лесов в долине Хибин были уничтожены. Это экологическое изменение подразумевало не только то, что новые экономические задачи оказывались более трудными из‐за нехватки природного сырья, но и то, что увеличивалась ценность древесины и повышалось значение пожаров и пыли в местных повседневных практиках. По мере того как древесины становилось все меньше, планы по сохранению лесных массивов в виде парков отходили на второй план350. Частые пожары вдоль Мурманской железной дороги и в самом городе вместе с интенсивными вырубками близ озера Малый Вудъявр делали проблему снабжения сырьем все более острой351. Поскольку деревья на Кольском полуострове имеют небольшой диаметр, город снабжался древесиной для строительства из Архангельска352. Еще одной угрозой для окружающей среды Хибин стал ввод апатитового предприятия. Пыли с производства, разлетавшейся по городу, было так много, что зачастую не было видно солнечного света353. Согласно данным за 1935 год, слой пыли лежал на крышах домов; пыль была причиной гибели хвойных деревьев. Санинспектор В. Е. Лебедева, присланная в Хибины, предложила установить на предприятии новые электрические фильтры и озеленить территорию, чтобы улучшить качество воздуха. По ее мнению, именно предприятие было причиной основных проблем в городе354.
Проблемой была не только нехватка древесины. Как писало руководство треста «Апатит» в 1931 году, «к сожалению, на Кольском полуострове до сих пор не найдено крупных запасов известняка, мало сравнительно древесины, оборот возобновляемости которой достигает здесь до 200 лет, и в большом дефиците до самого последнего времени была глина»355. Компания отчаянно искала возможности компенсировать недопоставки, в частности используя горную породу хибинит в качестве дешевого заменителя цемента и кирпича356.
Государство снабжало население продуктами питания и одеждой за счет поставок из других регионов. Местные власти открыли несколько магазинов и пунктов общественного питания, где обслуживалось большинство населения357. «Апатит» сочетал использование принудительной рабочей силы с проведением исследований, в том числе в рамках создания совхоза «Индустрия» для производства продуктов питания. В течение первых лет «Индустрия» занималась осушением сотен гектаров болот, трансформируя хибинский ландшафт. Там «Индустрия» высаживала картофель, овощи и корнеплоды, а также траву для домашнего скота, лошадей, свиней, овец и коз. Несмотря на успехи, некоторые животные погибали зимой из‐за плохих условий содержания. Совхоз «Индустрия» производил молоко, мясо и овощи, но не выращивал зерно. Развивать сельское хозяйство в условиях Севера было очень сложно.
Многие переселенцы пытались использовать дополнительные возможности поиска продуктов питания. Они ловили рыбу в ближайших озерах и реках и собирали грибы и ягоды летом. Один спецпоселенец вспоминал, что его семья смогла выжить в сложных условиях благодаря рыболовству. В Хибинах его отец регулярно занимался ловлей рыбы, однако некогда большие уловы в реке Белой становились существенно меньше358. Действительно, загрязнение воды в Хибинах приводило к сокращению популяций рыбы.
Сточные воды сбрасывали как промышленные предприятия, так и коммунальные хозяйства. Отсутствие качественной системы очистки и канализации приводило к постепенному отравлению Хибин. Хозяйственники пытались найти возможности очистки водоемов, но средств на выполнение этих задач не хватало. Предложенные схемы, впрочем, не были внедрены. В 1930 году санинспектор писал о водоемах Хибин, указывая на то, что специфика горного рельефа не позволяла организовать эффективную систему защиты от загрязнений. Он заметил, что можно «все наличные источники водоснабжения считать уже теперь в большей или меньшей степени загрязненными» продуктами человеческой жизнедеятельности. Новые жители региона использовали воду из ближайших водоемов для питья, приготовления пищи, стирки белья, мытья и тушения пожаров. Грязная вода из прачечных, бань и других хозяйственных построек поступала в водоемы и не позволяла снабжать поселения чистой водой359.
Пытаясь бороться с заболеваниями, вызванными потреблением загрязненной воды, местное руководство ограничивало нормы использования воды. Таким образом, оно пыталось применять регулирование социальных практик для решения экологических проблем. Летом 1931 года городской совет Хибиногорска постановил создать пятиметровую зону вокруг озера Большой Вудъявр, где была ограничена хозяйственная активность и были приняты меры по сохранению этого водоема360. Последовавшее за этим постановление запрещало организацию свалок. Также запрещалось строить столовые, бани и другие постройки в выделенной зоне. Наконец, практически полностью было запрещено использовать воду из водоемов. Была распространена целая сотня бумажных копий этого постановления, выпущенных горсоветом361.
Полагаясь на ограничительные меры, власти откладывали ввод очистных сооружений, систем канализации и централизованного водоснабжения. В конце 1930 года «Апатит» все еще намеревался начать строительство этой инфраструктуры в следующем году, чтобы сделать источником питьевой воды реку Лопарка, в то время как озеро Большой Вудъявр должно было снабжать водой только предприятие362. Поскольку трест не успевал выполнить плановые показатели на 1931 и 1932 годы, строительство надежной системы водоснабжения постоянно откладывалось363. Городские власти, впрочем, начали хлорирование питьевой воды, однако это не препятствовало тому, что озера Большой Вудъявр и река Белая все больше превращались в загрязненные водоемы еще до того, как промышленное загрязнение стало реальной проблемой364. Киров так описывал положение дел в 1934 году: «В Хибиногорске и его поселках совершенно отсутствует канализация, не имеется самостоятельной системы городского водоснабжения – питание города производится неочищенной водой из озера Большой Вудъявр через насосную станцию промышленного водоснабжения. Дальнейшее откладывание первоочередного строительства и канализации может повести население к массовым заболеваниям эпидемического характера»365. Строительство этой инфраструктуры началось в следующем году, однако завершена установка системы канализации была только к концу 1930‐х годов366.
Обогатительный завод также был крупным источником загрязнения рек и озер в Хибинах. Неочищенные сточные воды содержали множество «смолистых веществ и керосина», которые «могут портить воду озера и погубить имеющуюся там рыбу»367. Стоки приводили к нехватке кислорода в воде, что негативно влияло на популяции речных и озерных рыб, в частности лосося. Нефелиновые отходы буквально окрасили реку Белая в белый цвет и все больше загрязняли озеро Имандра. Имеющееся очистное оборудование не справлялось с загрязнением от производства368. К концу десятилетия Фридолин, ранее изучавший насекомых в Хибинах, докладывал, что «фабричные сточные воды и обильное осаждение тонкой пыли размельченного апатита настолько изменили характер прежде совершенно чистого, типичного горного озера Большой Вудъявр, на берегу коего расположен город Кировск, что прежде водившиеся рыбы больше уже там не живут»369.
Здесь стоит напомнить читателю, что руководство треста «Апатит» планировало минимизировать вредные влияния нефелиновых отходов за счет их переработки. Согласно плану Ферсмана, все отходы производства могли быть вторично использованы с минимальным загрязнением для изготовления востребованных материалов. Само предприятие активно продвигало эту идею, лоббируя строительство около Кандалакши нового завода по переработке нефелиновых отходов в алюминий370. Алюминий в СССР производили в основном из боксита, однако советские геохимики были уверены, что нефелин мог служить ему качественной заменой371. Умоляя Сталина поддержать инициативу, один химик, работавший в тресте, обосновывал значимость комплексного использования минералов Хибин, предложенного Ферсманом в качестве способа безотходного производства372. В 1932 году переработка нефелиновых отходов была частично запущена, однако на производство не хватало средств, а планы постоянно корректировались. Руководство советской алюминиевой промышленности выступало против этого проекта, особенно после обнаружения в середине 1930‐х годов новых крупных запасов боксита на Урале. В итоге строительство нефелиноперерабатывающего производства затянулось до начала войны, которая отодвинула планы373. Откладывание проекта означало, что сам материал – нефелин, получаемый в Хибинских горах, – играл роль, отличную от той, которую ему предписывали. Он не был полезным материалом, но был потенциальной угрозой, фактором, приводящим к загрязнению местных водоемов374.
Основная дискуссия по поводу промышленного загрязнения города развернулась в начале 1935 года, когда власти решили увеличить население Кировска и рабочих поселков у Кукисвумчорра и Юкспоррйок до 68 тысяч человек375. Лебедева писала, что экспериментальный фосфорный завод у Юкспоррйок (местности, которая не была выбрана для строительства обогатительного завода) серьезно отравлял воду и воздух. Теперь отходы поступали прямо в озеро Большой Вудъявр, а выделявшиеся газы, такие как оксид углерода, угрожали здоровью людей376. В марте 1935 года инженер теста «Апатит» заметил зловонный запах от воды в районе Юкспора. После того как проведенные им исследования показали наличие в воде ядовитого фосфина, он призвал руководство немедленно принять меры по уменьшению уровня загрязнения воды377.
В течение нескольких последующих недель обеспокоенность качеством питьевой воды и загрязненности воздуха в городе была особенно большой. 8 апреля местные партийные руководители и руководство предприятия пригласили ученых к обсуждению проблемы загрязнений, вызванных производством фосфора. Один из них представил результаты исследования, показавшего, что сточные воды фосфорного завода действительно загрязняли Большой Вудъявр. Хотя текущие уровни загрязнения казались безопасными, предприятию необходимо было срочно очистить промышленные стоки фосфорного завода и добавить в воду фтор, который может окислять и стабилизировать фосфорные вещества378. Участвовавший в этом собрании санинспектор также заострил внимание на проблемах, вызванных выделением пыли обогатительной и фосфорной фабриками. Он заявил, что частицы этой пыли могут вызывать туберкулез, и посоветовал улучшить систему вентиляции на предприятиях. Его заключение было неутешительным: «Если мы не примем санитарных мер, то все будет отравлено»379.
Однако большинство участников апрельской встречи не видело в этом большой проблемы. Один из выступавших чиновников, некто Исаков, жаловался на то, что на фоне всеобщей паники круглосуточно получал звонки по поводу загрязнения воды фосфором. Он обвинил местное общество краеведения в раздувании проблемы качества воды и заявил, что публичное ее обсуждение до официального окончания государственной проверки было политически опасным и неправильным. При этом, однако, он ссылался на свои наблюдения: «Но пока питание водой из Б. Вудъявр в отношении отравления, по-моему, опасности не представляет, народ пока не травится, за последние два года смертность у нас не увеличилась, а наоборот, рождаемость увеличилась по сравнению со смертностью»380. Технический директор обогатительного завода в Апатитах использовал схожую тактику, пытаясь преуменьшать последствия загрязнения воздуха. Так, он заявил, что не чувствовал неприятного запаха в течение четырех лет своего пребывания в Хибинах, в том числе в первые два года, когда еще не были установлены фильтры381. Кондриков соглашался с этим мнением, считая, что пылеулавливающие фильтры, установленные «Апатитом», были более эффективными, чем ожидалось.
Директор предприятия также высказался по поводу вопроса о фосфине, допуская, что он мог иметь последствия для водоснабжения: «Ну, знаете, авось провалится Кольский полуостров, и апатит мы тогда добывать не будем. Давайте показатели. Если вы сами не понимаете, то нужно поставить вопрос перед авторитетной комиссией, а не клясться всеми богами, не клясться на всех перекрестках, а надо как следует проверить все анализы, а не говорить на авось, потому что на авось нам ни одной копейки не дадут»382. Кондриков мастерски использовал ситуацию, ссылаясь на отсутствие экспертизы как на аргумент против организации специальной системы охраны окружающей среды. Хотя «Апатит» решал проблемы загрязнения в течение следующих нескольких лет, организовывая кампании по озеленению и сократив выбросы пыли от обогатительных фабрик, фосфорный завод продолжал работу383.
В конце 1935 года Кировск столкнулся с еще одной проблемой, которая могла привести к серьезным изменениям окружающей среды в горах. Несмотря на экспертные заключения о возможном сходе лавин, чиновники решили построить жилые дома прямо у горы Юкспор и при этом лишь достаточно скудно вложиться в метеорологическую службу. Эти решения создавали огромные риски для рабочих. В ночь на 5 декабря большая лавина разрушила два здания, и 89 из 249 жителей погибли, включая 46 спецпоселенцев384. Несколько лет спустя другая лавина унесла жизни 21 шахтера. Руководство шахты не смогло выполнить инструкцию и эвакуировать рабочих из столовой, расположенной у горы, когда скорость ветра достигала более 10 метров в секунду. Следуя логике сталинского террора, участники партийного собрания упоминали, что враги распространяли слухи о том, что большевики якобы намеренно убили людей385.
После этих печальных событий руководство треста приняло некоторые меры. Так, стали использовать контрольные взрывы для предупреждения схода лавин, были введены новые требования безопасности труда для горняков, и, наконец, была закрыта ловчорритовая386 шахта в горе Юкспор. Город выделил больше средств на строительство каменных зданий и четырехметровых стен, защищавших поселения от природных катастроф. Местные ученые приняли участие в создании метеорологической станции на Юкспоре, провели конференцию по этой теме, исследовали морфологический состав снежного покрова и постарались выяснить, в каких местах сход лавин был наиболее вероятным387. В общем и целом эти меры сделали Хибины более безопасным местом для человека, однако внезапно сходившие с гор лавины оставались существенной проблемой, разрушая здания и увеча людей.
Благодаря принятым мерам регион в течение 1930‐х годов стал более подходящим для жизни людей, животных, бактериальных патогенов и овощных культур и менее подходящим для рыбы и лесов. Распыленные частицы и жидкий ил, поступающие с гор, опустошали реки и озера, загрязняя их химическими веществами. Снежные лавины с гор угрожали людям. Но благодаря хаотичному строительству домов, сельскохозяйственных ферм, шахт и защитных сооружений горы стали средой обитания Homo sapiens, который был вынужден мириться с капризами северной природы. Сталинизму не удалось ни преодолеть трудности и ограничения, устанавливаемые тундрой, ни создать идеальные места проживания людей в гармонии с природой. Однако ему удалось преобразовать окружающую среду Хибин в нечто беспрецедентное.
События начала 1930‐х годов не только изменили Хибины, но и заложили основу для масштабной промышленной деятельности на всем Кольском полуострове. Если строительство Мурманской железной дороги позволило интегрировать регион в социально-экономическую жизнь страны, то организация фосфатного производства отчетливо показала, что северо-запад России был подходящим местом для масштабного развития тяжелой промышленности. Деятельность треста «Апатит», служившего локомотивом промышленных проектов в Хибинах, заложила основу для превращения Кольского Севера в один из самых развитых регионов Арктики. В 1930‐е годы население Кольского полуострова выросло почти до 300 тысяч человек. Рыбохозяйственная деятельность также существенно расширилась – в частности, был создан Северный флот на Баренцевом море. Также коридор вдоль озера Имандра стал промышленным районом, где концентрировались горная добыча, цветная металлургия, гидроэнергетика и химическое производство. «Апатит» занимался планированием многих инициатив для развития Севера и непосредственно занимался реализацией многих из них. Трест составлял планы строительства алюминиевого завода в Кандалакше и координировал строительство гидроэлектростанций на реках Нива и Тулома в первые годы советского проекта развития Севера. Так, трест начал строительство «Североникеля» – огромного комбината на западном побережье озера Имандра, позднее была основана новая компания «Кольстрой»388. Василий Кондриков был у руля многих организаций.
Сталинский террор 1937–1938 годов стал тяжелым временем для быстро развивавшегося промышленного центра на Севере. Периодические чистки членов партии превратились в настоящую охоту на неблагонадежных. Многие руководители промышленности, военного сектора и правительства, а также национальные меньшинства и бывшие кулаки обвинялись в контрреволюционной деятельности389. Кондриков был арестован и расстрелян НКВД в 1937 году. Его обвинили в недостатках планирования, недостойном поведении, превышении полномочий и даже в поддержке проекта переработки нефелиновых отходов в алюминий. Многие другие чиновники, занимавшие руководящие посты в «Апатите» и горсовете Кировска, также были репрессированы390.
Еще одно испытание для города пришлось на военные годы. В первые два года, когда положение СССР в войне с Германией было крайне сложным, большинство населения и значительная часть промышленной инфраструктуры были эвакуированы из Кировска. «Апатит» начал производить химические материалы, использовавшиеся для вооружения армии391. Местные власти также мобилизовали озера Хибин, поставив задачу не просто сохранить их от разрушительных военных действий, но и использовать их как посадочную площадку для самолетов зимой392.
После войны «Апатит» провел модернизацию предприятий; к этому времени жители Кировска вернулись из эвакуации. Тогда стали очевидными экологические проблемы, схожие с трудностями 1930‐х годов. Загрязненная вода и воздух негативно влияли на здоровье людей. В ходе военных действий была разрушена система канализации в городе, однако ее восстановление не было первостепенной задачей – главным было достижение довоенного уровня производства. В 1948 году очистные сооружения все еще не были переоборудованы, и «спуск сточных вод производится в водоемы, не имеющие питьевого значения»393. Сточные воды обогатительной фабрики все еще проходили только процесс осветления с использованием коагулянтов для сгущения веществ вместе, а затем вода через стандартные фильтры сливалась в реку Белую, не очищаясь полностью. В 1957 году было открыто первое хранилище отходов, позволившее отводить некоторый объем сточных вод394. Пыль также продолжала оставаться основной причиной респираторных и других заболеваний горняков и жителей поселений вблизи предприятия. Хотя после замены неисправных электрофильтров и других мер количество выбросов пыли сократилось с 58,5 тонны в день в 1954‐м до 4,4 тонны в день в 1961 году, процент заболеваемости в районе непосредственной близости к производству оставался высоким. Как писал в это время корреспондент «Полярной правды»: «Особенно сильно загрязняется атмосферный воздух в Кировске»395. Соглашаясь с критикой первоначальных проектов городской застройки, глава «Апатита» теперь заявлял, что «при разработке генерального плана города Кировска в 1930 г. не была предусмотрена необходимая санитарно-защитная зона для комбината „Апатит“»396.
После смерти Сталина руководство предприятия признало ограничения сталинской модели освоения Хибин и приняло новую стратегию для расширения там промышленной активности. В частности, были открыты новые шахты, построено дополнительное обогатительное оборудование, а также принято предложение заложить еще один город, получивший название Апатиты397. Благодаря расположению на юго-западе от железной дороги в городе Апатиты, официально основанном в 1966 году, был более мягкий климат, чем в Кировске. Апатиты также был крупнее, и в его границах удалось сохранить девственные леса398. Основным способом привлечения рабочей силы в регион было теперь не принуждение, а финансовый фактор399. Новый подход к освоению Севера способствовал значительному росту производства. В середине 1960‐х годов «Апатит» заготавливал и обогащал ежегодно столько же руды, сколько было получено за все 1930‐е годы. В следующее десятилетие этот показатель почти удвоился (см. таблицу 1).
Таблица 1. Объемы производства в «Апатите», приведенные в отчетах (в тысячах тонн)
Примечание: некоторые из цифр даны с указанием «более чем» и «почти». Они отражают общую тенденцию и не являются абсолютно точным показателем объема производства. По данным компании «ФосАгро», наследницы треста «Апатит», в период между 1929 и 2013 годами в Хибинах было добыто более чем 1,86 млн тонн руды, 649 млн тонн апатитового и 66,8 млн тонн нефелинового концентратов: www.phosagro.ru/about/holding/item49.php#tab-activity-link (дата обращения: 4 июня 2014 года). В настоящее время (27 июля 2023 года) на этом сайте указаны следующие цифры: добыто и переработано более 2,1 млрд тонн руды, выпущено более 725 млн апатитового и 75 млн тонн нефелинового концентратов. – Прим. ред.
Источники: Барабанов А. В. и др. Гигант в Хибинах: История открытого акционерного общества «Апатит» (1929–1999). М.: Изд. дом «Руда и металлы», 1999. С. 44–66, 74, 78–82, 102, 173, 192, 193, 201, 213; Владимиров П. В., Морев Н. С. Апатитовый рудник им. С. М. Кирова. Л.: [б. и.], 1936. С. 3–4; Кировск в документах и фактах, 1920–1945 гг. Хрестоматия / Ред. М. Д. Петрова, С. М. Салимова, Т. И. Подгорбунская. Кировск: Апатит-Медиа, 2006. С. 119.
После начала промышленной экспансии жители Хибин стали иначе воспринимать свои отношения с природным миром. Как показывает в своих исследованиях социолог Алла Болотова, люди, проживавшие в Кировске и Апатитах, не просто впитывали советский дискурс о покорении тундры. Вместо этого многие стали рассматривать «природу» как особый «ландшафт задач» для отдыха. Опираясь на теорию Тима Ингольда, Болотова определяет «taskcape» как пространство, через которое «преобладающий тип деятельности на территории с выраженными целями и задачами сильно влияет на восприятие человеком окружающей среды». Для городских жителей Хибин территория вне урбанизированного и промышленного центра стала основным пространством для досуга. Они часто связывали отдых с активностью за пределами города, которая включала в себя многообразные практики: катание на лыжах зимой, шашлыки весной, походы в горы и поездки на дачу, собирание грибов и ягод, охоту и рыбалку400. В 1960‐е и 1970‐е годы все больше людей воспринимало горы как место для отдыха. Кировск стал одним из основных горнолыжных курортов в СССР, куда приезжали тысячи туристов ежегодно.
Руководство предприятия пыталось решать некоторые экологические проблемы за счет внедрения новых технологий или просто переносило производство в новые места401. Эти решения были негласным признанием того, что первоначальным надеждам на гармоничные отношения человека и природы в Хибинах так и не удалось сбыться. «Апатит» продолжил совершенствовать систему очистки в 1960‐е годы, хотя и не всегда эффективно402. Позднее была введена система использования очищенной воды для обогащения, что означало уступку природе. Внедрение новой технологии позволило снизить как объемы потребления свежей воды, так и сбросы сточных
вод403. В конце 1970‐х годов руководство треста «Апатит» признало, что выбросы в воздух и водоемы с обогатительной фабрики в Кировске были «несовместимы с действующим законодательством об охране природы», и решило закрыть это «морально и физически устаревшее» предприятие. Как заявил директор завода, горный рельеф Хибин не позволял модернизировать оборудование404.
Тем не менее экологические проблемы, вызванные промышленным развитием региона, оставались более заметными, чем эти меры. С годами количество отходов для переработки возрастало, пыли становилось все больше, разрезы в горах делались все более глубокими. Все это приводило к расширению промышленного ландшафта в Хибинах более чем до 50 квадратных километров405. Критические статьи в местной печати, обличавшие производственные отходы как серьезного врага кольских водоемов, имели мало влияния на ситуацию406. В конце 1970‐х годов предприятие заявило, что «все остальные поверхностные водные объекты», кроме озера Имандра, «для целей водоснабжения не пригодны, т. к. загрязнены сбросом сточных вод»407. Кроме того, даже на ограниченном участке озера Имандра – Белом заливе – уже накопился нефелиновый слой осадков глубиной до восьми метров. Он делал воду менее прозрачной, наносил ущерб рыболовству и негативно влиял на зоопланктон. Одной из причин загрязнения Имандры было то, что переработка нефелина отставала от производства. Отходы оставались неиспользованными с экономической точки зрения, попадая в водоемы и пагубно влияя на качество воды или заполняя хранилища, которые сами по себе представляли собой угрозу для экологии408.
Будучи пионером масштабной индустриализации Кольского Севера, Хибины стали местом непрерывной трансформации местной природы в течение второй половины XX века. Экологические последствия позднесоветского промышленного развития затмили собой агрессивное и полное оптимизма вторжение туда сталинизма. В некотором смысле экологические проблемы, нарушавшие целостность экосистемы, оказывались теперь более серьезными, чем угроза здоровью человека. Такие изменения происходили в никелевой промышленности, в то время как оленеводческие хозяйства в тундре существенно разрослись в послесталинский период. Позднесоветская экосистема заменила сталинистскую.