Прислушайтесь к городу…

Операция «Подросток»

Вечером в пятницу по всему Калининскому району проводится операция «Подросток».

К шести еду на Тулинскую, в 35-е отделение милиции. Татьяна Владимировна будет весь вечер там. Болен инспектор по делам несовершеннолетних, работающий в этом отделении.

На Тулинской современная Москва летит сплошным напряженным потоком мимо старых приземистых домов со сводчатыми сквозными воротами, мимо небольших магазинов, мастерских по разному ремонту. Дом, где помещается 35-е отделение, тоже староватенький и, по правде говоря, не шибко уютный внутри. Что-то редко встречаются в Москве отделения милиции, расположившиеся по-современному, мне, например, не приходилось видеть здание, построенное специально для милиции.

На втором этаже собираются участники операции «Подросток». За одним столом Татьяна Владимировна в кителе с майорскими погонами, за другим — меня знакомят — Люба Лыкова с завода «Серп и молот», она записывает, кто пришел, с какого предприятия.

Видно, что большинство прямо с работы, мало кому удалось забежать домой. Рабочие и инженеры, младшие и старшие научные сотрудники. Каждый оперативный отряд выделил в помощь инспекции по делам несовершеннолетних группу из трех человек. Возраст примерно около тридцати, но есть и помоложе. Двое бородачей из НИИ неподалеку от меня негромко обсуждают подробности какого-то острого эпизода, свидетелями которого они оказались на днях, когда их пригласили помочь работникам ОБХСС провести внезапную проверку склада. С другой стороны от меня идет разговор о заводских делах.

Обычный рейд, ничего особенного. Привычная обстановка для этих молодых людей с симпатичными интеллигентными лицами. В задачах своих и обязанностях они разбираются четко. Они потому и пришли в свои оперативные отряды, что там дело, четкое и необходимое, с видимым конкретным результатом. Кому-то помог, кого-то остановил, с кем-то пришлось вступить в небезопасное столкновение. Ну, допустим, не всегда успех, зато всегда ощущение, что чему-то научился, в чем-то стал лучше разбираться — в людях, в жизни, в своих собственных правах и обязанностях.

Татьяна Владимировна начинает давать самые краткие установки. Кончилось лето, подростки вернулись в Москву. Надо пройти по всем адресам несовершеннолетних нарушителей. Чтобы знали — про них помнят. Ну и, конечно, надо навестить все места, где любят собираться ребята, не обременяющие себя ни ученьем, ни каким-либо интересным делом. Скверы, «пятачки» перед клубами и кинотеатрами. Да и непременно детские площадки, потому что, сами знаете, беседки и грибки стали любимым местом сборищ…

На столе перед Татьяной Владимировной лежит список несовершеннолетних нарушителей, но я вижу, что ей нет нужды в него заглядывать. Наверное, если ее разбудить среди ночи, Татьяна Владимировна без запинки назовет всех подопечных, причем не только имена и адреса, детально разъяснит, на какой остановке сойти, где повернуть, какой подъезд, который этаж…

— Вы пойдете к М., — инструктирует она первую группу, девушек с «Серпа и молота». — Его все лето не было в Москве, жил в деревне у родственников. Но вот начал ли ходить в школу или болтается без дела? Мать вам правду не скажет. Если не застанете М. дома, зайдите попозже.

Совсем другой разговор со следующей группой.

— У Д. вас встретят неприязненно. Не реагируйте на грубости. Если не пустят в квартиру, придется уйти. С Д. положение очень трудное. Возможно, придется направлять его в специальное ПТУ. Нас интересует ваше впечатление о его семье.

Третья группа идет к подростку, мать которого уже лишена родительских прав. Младший братишка сейчас в детской больнице. Подросток вряд ли находится дома, есть сведения, что он где-то в Подмосковье.

— Ваша группа самая опытная, — говорит Татьяна Владимировна бородачам, которые вспоминали свою работу с ОБХСС. — Квартира, куда вы идете, стала местом постоянных попоек. В квартиру не входите, даже если пригласят. Только спросите хозяйку, где ее старший сын.

Люба Лыкова отмечает в списке участников операции «Подросток», кто куда идет. Сама Люба остается дежурить у телефона. Можем поговорить, пока нет звонков.

— Наш завод взялся за подростков, живущих поблизости. Трудных у нас двадцать три человека. Трое школьники, остальные учатся в ПТУ. Скольких смогли устроить в цеха? Пятерых. Вы думаете мало? Очень много. Подростка ведь не поставишь рядом со сталеваром. Устраиваем в мастерские, в транспортный цех. Бригады, если честно, берут трудных, только когда нажмешь как следует. А что иной раз видишь? В транспортном шоферы на весь день уходят в рейс. Кому присматривать за подростком? Он и болтается…

Я слушаю Любу, и в памяти прокручиваются расхожие варианты нашей журналистики, ну и, конечно, кино — расхожие и как две капли воды похожие сюжеты…

Подросток, с которым никто ничего не мог поделать, приходит на производство и тут, разумеется, продолжает выкидывать свои номера. Но бригада — это вам не папа с мамой и не беспомощная феминизированная школа. В бригаде настоящие воспитатели, и они наконец-то (ценой всего лишь нескольких аварий — нет, нет, без человеческих жертв!) ставят парня на истинный путь. При этом остается неизвестным, как они на этом педагогическом отрезке времени управлялись с планом, с качеством. И что тем временем поделывал технический прогресс и как обстояло дело с отдыхом после работы.

Авторы, сочиняющие такие педагогические баллады, пытаются нас убедить, что воспитание, несомненно, важнее каких-то там болтов и винтов, если они останутся недозавинченными. Однако зритель и читатель все-таки остаются в сомнении. Оно, конечно, и так… Воспитание… Но плюнуть на план можно только где-то в другом месте, в тридесятом царстве, но не у нас на заводе.

— Мы считаем, что самое верное — работать с трудными подростками индивидуально, — убежденно говорит Люба. — Работать настойчиво и терпеливо. Ребята встречаются неплохие. Главные сложности с родителями. С иными и говорить не о чем. От них самих все несчастья. Но ведь придешь, бывает, в благополучную семью. Говорят: «Что вы, что вы! Наш Вовочка никогда…» А Вовочку задержали дружинники, не первый раз, за хулиганство.

У Любы Лыковой довольно солидный опыт работы в заводском оперативном отряде. Ее специальность — металловедение. Люба училась на заочном отделении. Ситуация, кстати, характерная для члена оперативного отряда. День у них у всех, как правило, загружен. Работа, ученье. Есть такой закон: если человек уплотнил свое расписание до предела, у него всегда найдется время для участия в общественной жизни, которого не хватает почему-то у многих.

Люба вспоминает своих подопечных.

Витя взялся за ум, поступил в приборостроительное ПТУ, мечтал стать летчиком. Прекрасный спортсмен, боксер, самбист. Но не прошел медкомиссию. В мальчишеской драке получил когда-то небольшую черепную травму. Вот и аукнулось. Теперь Витя надеется, что сможет работать где-нибудь на аэродроме.

Легкие случаи Любе что-то не вспоминаются. Их, кажется, и не бывает. Ходишь и ходишь к своему подшефному. В семье уже как своя, родная. А покоя нет. То дружки старые объявились, то еще что… Ходишь к нему и ходишь… Но вот наступает время твоему подопечному уходить в армию. Значит, все, порядок, парень на верном пути, а уж в армии сколько раз будет перебирать в памяти свою прежнюю жизнь. Самые лучшие письма от тех, с кем повозишься, помучаешься, приходят из армии.

— А Бориса родители всеми правдами и неправдами втащили в институт. Я говорила, пусть идет в армию. Куда там! И слушать не хотели. Ну и что? Прежняя компания, рестораны. Родители не сразу узнали, что он не учится. Тунеядствовал, отирался возле винного отдела. Теперь устроили куда-то. Жаль родителей. Но ведь, бывало, к ним придешь, а отец Бориса в амбицию. Я думала: вот как сына защищает! Теперь понимаю: не сына, свое спокойствие берег…

Нашу беседу прерывает телефонный звонок. Люба слушает, кивает головой.

— Да, правильно поступили, — и докладывает Татьяне Владимировне: — М. нет дома. Предупредили мать, что зайдут часам к десяти.

От других групп пока никаких сообщений. Обычная работа. После одиннадцати вернутся в отделение, опишут, где были и что видели. И так сегодня во всех отделениях. А завтра у Татьяны Владимировны, начальника инспекции по делам несовершеннолетних Калининского РУВД, сойдутся сведения по всему району. Самые разные. Ожидаемые и совершенно неожиданные. Словно бы яркой вспышкой осветился на один вечер Калининский район со своими улицами, переулками, дворами, парками, и открылась картина, на основании которой можно делать выводы, что дала проведенная работа и какие коррективы требуются на завтра.

Карта тревог

Каким представляется Калининский район Татьяне Владимировне? Какая карта может возникать в ее воображении?

Я думаю, что у каждого москвича есть своя собственная карта города — непохожая на те, что продаются в киосках Союзпечати.

Для коренного москвича, даже если он сейчас живет в Кузьминках, центр Москвы является как бы продолжением его квартиры, и тут он обязан знать все. Спроси его, как добраться с улицы Кирова до Никитских ворот, — и тотчас ему зримо представится весь центр с его троллейбусными линиями, и он отыщет самый лучший вариант пересадки.

У любителя старины другая карта Москвы. На ней светятся точки, обозначающие Коломенское, Ивановский монастырь в Старосадском переулке, дом Аксакова на Сивцевом Вражке. Академия медицинских наук на карте любителя старины четко обозначена как Опекунский совет.

На карте шофера обязательно отмечены все автозаправочные станции, а также и те пути, какими умные люди не ездят — улица перекопана, и неведомо, когда эти подземные работы будут закончены.

Есть еще и такие карты, как карта новосела, странствующего по Москве в поисках мебели. Покупка мебели — верный способ изучить город вдоль и поперек, потому что доброхот, встретившийся новоселу на Открытом шоссе, с легким сердцем советует непременно и поскорее мчать в Мневники.

На разных картах — разная Москва. Кому по душе универмаги и универсамы — кому небольшие магазины, где покупатели знают продавцов по именам. Но все равно Москва — это Москва. Наш любимый город. Богатый театрами. Музеями. Знаменитыми заводами и фабриками. Библиотеками. Институтами. Школами. Детскими садами. Клубами. Парками. Стадионами. И Калининский район тут не беднее других. Живи наполненной, интересной жизнью — для этого у тебя есть все.

Но по роду своей работы Татьяне Владимировне приходится иметь дело с теми, кого не привлекают ни театры, ни музеи и кто понятия не имеет, что рядом с его домом есть хорошая библиотека. Заводы такого человека тоже не интересуют. Почему с ним так случилось? — ответить на этот вопрос ее служебная обязанность. Ответить и принять все меры, имеющиеся в ее распоряжении. В борьбе с преступностью требуется прежде всего профилактика. И самая главная профилактика — уберечь ребенка, подростка, юношу…

Вот отчего для Татьяны Владимировны карта района, знакомая до мелочей, — это карта тревог за судьбу невзрослого человека, за судьбу тех мальчишек и девчонок, чьи имена она знает на память, за каждую детскую судьбу, с которой сводит ее жизнь и работа.

Был такой случай в служебной деятельности Татьяны Владимировны. Она тогда работала инспектором одного из отделений милиции. Поздний звонок домой — участковый инспектор извещает, что ему принесли младенца, найденного в подъезде.

— Вы не очень-то летите, — сказал инспектор. — Он ничего. Лежит у меня на столе и улыбается. Месяца четыре, не меньше.

Татьяна Владимировна знала, что у участкового инспектора Кости своих трое. Его впечатлению, что ребенок здоров, можно довериться. И все-таки летела сломя голову. В кабинете участкового увидела запеленутого крупного младенца. В самом деле месяца четыре. Но когда распеленала, взглянула на пупок, поняла, что младенцу от силы несколько дней. И ножки уже холодные.

Вызвать «скорую»? Поздно, не успеет. Милицейская машина с включенной мигалкой мчалась по вечерним московским улицам, расчищая себе путь сиреной. Прохожие, наверное, решили, что идет погоня за особо опасным преступником. Что в машине оперативники, готовые к схватке. А там сидела в тонкой кофточке инспектор Лаптева, закутав всем теплым, что на ней было, младенца, который уже еле дышал.

Таким манером они подлетели к Дому ребенка за считанные минуты. А потом Татьяна Владимировна сидела под дверьми кабинета, где врачи делали все, что в их силах.

Три долгих часа. И все это время она думала о том, почему неизвестная ей молодая женщина так жестоко поступила с беспомощным ребенком, со своим сыном. Значит, выписалась из родильного дома и в тот же день подкинула ребенка в чужой подъезд. Словно бы и выхода никакого нет. Но ведь могла оставить ребенка в родильном доме.

Вечный для Татьяны Владимировны вопрос: почему матери не жалеют своих детей? Особенно мучает ее этот вопрос, когда на комиссии по делам несовершеннолетних после многих, в том числе и последних, предупреждений женщину лишают родительских прав. Такая злость на женщин, превращающих жизнь своего ребенка в сплошную муку! А несмышленый малыш все равно тянется к матери. Неухоженный, весь в болячках — все равно тянется. Мать…

Наконец ее позвали в кабинет главного врача Дома ребенка.

— Удалось спасти вашего найденыша. Еще каких-нибудь полчаса — и было бы поздно. Теперь давайте его запишем. Имя, отчество, фамилия. Как зовут участкового? Пишем — Константин. Отчество, если не возражаете, дадим ваше — Владимирович. Вы из какого района? Из Калининского? Ну, значит, и быть ему Костей Калининым.

Татьяне Владимировне разрешили взглянуть на крестника. Он спал, почмокивая губами. Живи хорошо, Костя! Неласково встретила тебя жизнь. Чуть ты не погиб, еще не успев ничего повидать. Но уцелел, выкарабкался. Именем обзавелся, отчеством, фамилией. Живи и не тужи.

Подъезд, где нашли подкинутого младенца, отпечатан в памяти Татьяны Владимировны, хотя после, вот уже много лет, никаких происшествий в том подъезде не происходило. Тревожная точка на ее карте, но случайная.

А есть точки, где годами не гаснет сигнал тревоги.

Улица, номер дома, номер квартиры. Отец пьет, мать — больная издерганная женщина, сына школа позаботилась выпроводить на все четыре стороны, как неспособного к ученью.

Улица, номер дома, номер квартиры. Благополучная семья, отец — научный работник, мать — врач. Дочь связана с какой-то компанией, пропадает из дому.

Улица, номер дома, номер квартиры. Бабушка и внук, умный ироничный парень. Родители его разошлись, живут где-то своей жизнью. Подросток подозревается в краже радиоаппаратуры, ему, видите ли, не хватает денег, которые дает бабушка.

Улица, номер дома, номер квартиры… Даже зная, по какой причине тот или иной подросток попадает в поле зрения милиции, далеко не всегда можно эту причину устранить. Потому что причина — его семья.

Все несчастливые семьи, увы, несчастливы с поразительной похожестью — изломанными характерами детей. И те семьи, неблагополучие которых прет наружу, гремит, что называется, на весь дом, на всю улицу, и те семьи, неблагополучие которых упрятано далеко и, как им кажется, надежно.

Татьяна Владимировна говорит, что с детьми из мнимоблагополучных семей работать труднее. И сейчас чаще встречаешься с трудным подростком именно из такой, мнимоблагополучной, семьи. Несовершеннолетние нарушители еще лет десять назад имели, как правило, самый низкий общеобразовательный уровень. Сегодня они учатся в техникумах, в старших классах. Но при этом какая-то нравственная глухота, неведение, что хорошо, что плохо.

Инспекторы по делам несовершеннолетних регулярно докладывают Татьяне Владимировне о ребятах, чья судьба их особенно тревожит. Инспекторы с удовольствием рассказывают, кто поступил в институт, кто стал заниматься картингом, кто просто подружился с замечательной девчонкой.

Погасла одна точка на карте, но может вспыхнуть другая. Сколько их всего на район? Для инспекторов по делам несовершеннолетних любая цифра — это всегда много.

Что еще нужно сделать, чтобы в трудный час своей жизни ребенок, подросток, юноша мог найти поддержку, участие, помощь?

В последние годы, как никогда раньше, мальчишкам и девчонкам предоставлен самый широкий выбор, где провести свое свободное время. На карте Татьяны Владимировны словно бы флажками отмечены все такие места.

Клуб «Гайдаровец». Технические кружки Дома пионеров. Спортивный лагерь. Школа на Ухтомке, открывающая по вечерам свои двери для всех подростков: заходи, мы тебе рады. Обыкновенный дом, где живет просто хороший человек Владимир Павлович Симонов, умеющий поговорить с подростками, подсказать интересное дело. Заводской Дом культуры с его кружками и спортивными секциями.

Да, очень много сегодня делается для детей и подростков. И в большинстве начинаний принимала самое непосредственное участие Татьяна Владимировна. У инспекции по делам несовершеннолетних самая крепкая связь с райкомом комсомола, с комсомольскими организациями предприятий и учебных заведений.

Но такая уж у милиции работа, что на первом плане все-таки тревожные точки.

Много ли в районе таких школ, как 733-я на Ухтомке? Большинство школьных зданий, увы, по вечерам не сияют огнями. Темно, пусто. Где-то в подвале жилого дома общественники своими силами оборудовали для ребят комнаты для кружков, спортивный зал. А тут пустует огромное здание, в котором ребята должны быть хозяевами. Мастерские вечерами пустуют, пустуют спортивные залы. Причем в этих школах настолько уж привыкли вечерами запирать двери на все замки, что для своих же школьных выпускных вечеров, имея неплохие залы, арендуют какой-нибудь клуб. Значит, прощальный вальс, и тот без лишних хлопот, за воротами школы.

Татьяна Владимировна убеждена, что осуществление школьной реформы изменит сложившуюся ситуацию, при которой школа перестала быть средоточием жизни всех окрестных ребят. Сейчас, если мальчишка или девчонка интересуется техникой — идет в Дом пионеров или на станцию юных техников. Если человек любит спорт — идет в спортивное общество. Причем школьный кружок, даже когда он есть, стал непрестижным. Бабушки и дедушки возят семилетних на фигурное катание в другой конец Москвы. Словом, все дети, о которых заботятся, проводят свой досуг где угодно, только не в школе. Ну а те, о ком дома не заботятся, естественно, тоже проводят свое время вне школы, только на другой лад.

Дискотеки… Для Татьяны Владимировны, для всех инспекторов дискотеки остаются предметом особого внимания и тревоги. Есть, конечно, место, куда подросток может пойти вместо того, чтобы бесцельно слоняться по улице. И конечно, поддерживать порядок в дискотеке для комсомольского оперативного отряда проще, чем контролировать поведение подростков на улице. Но пока что не причислишь дискотеку к мероприятию воспитательному. Какое там воспитание! Практически даже в Москве пока нет настоящих специалистов этого дела, образованных, обладающих настоящим вкусом, тонко чувствующих свою аудиторию. Самый случайный человек может вдруг оказаться в роли диск-жокея. А иногда и не случайный, а, увы, знакомый работникам милиции, причем не с лучшей стороны.

Рассказывая о заботах Татьяны. Владимировны, я так или иначе буду чаще говорить о вещах огорчительных, чем о том замечательном, что вызывает восхищение и гордость. Такая служба. Я помню, как однажды перед большим собранием выступал давно знакомый мне работник милиции, начальник уголовного розыска в одном из городов Казахстана. Естественно, он говорил о своем деле, о борьбе с преступностью, но после один из выступавших стал его поучать: «Что это вы глядите на все через черные очки…» А как ему глядеть?

Работа и призвание

Обычное представление об инспекторе по делам несовершеннолетних — тот же учитель или учительница, только в погонах.

Татьяна Владимировна с этим категорически не согласна. Не учитель — работник милиции.

Она родилась в учительской семье и с самых ранних лет знала, что будет, как папа и мама, учить ребятишек, воспитывать, волноваться, провожать в большую жизнь, а после получать письма со всех концов страны… Это ли не завидная судьба!

По окончании педагогического института она получила назначение в сельскую школу. Первым делом решила поближе познакомиться со своими учениками, побывать у каждого дома.

В том селе дома были окружены высокими заборами, на колхозную работу многие жители ходили неохотно, выращивали ранние овощи и все прочее, что шло по высоким ценам на городском рынке.

И вот стучится молодая учительница Татьяна Владимировна в запертую на засов глухую калитку и слышит отчаянный вопль своего ученика: «А-а-а!.. Я больше не буду!»

Что же он там натворил? Когда ей наконец открыли, выяснилось, что отец ее ученика схватился за ремень… узнав о приближении учительницы: «Признавайся, что натворил! Так просто учительница не припожалует!»

И смех и слезы с такой домашней педагогикой.

После, в Москве, ее направили на работу в детскую комнату. Тогда в милиции несовершеннолетними ведали детские комнаты, название симпатичное и подходящее для малыша, потерявшего маму на вокзале, но вызывающее ухмылку у верзилы с пробивающимися усами, которого тоже ведут сюда.

Для начала Татьяне Владимировне поручили заняться двумя девочками. В общем-то это был для нее экзамен, проверка, какие и она устраивает сейчас для нового работника. Потому что в деле, которым они занимаются, нужно и терпение, и ласка, и строгость — все вместе и сразу.

Вспоминая о тех двух девочках, теперь уже взрослых женщинах, имеющих свои семьи, детей, Татьяна Владимировна склонна считать, что случай был нетрудный. С первой встречи она поняла, что, несмотря на вызывающую развязность и наглую браваду, перед ней два существа, очень сильно напуганных жизнью, тоскующих по сердечному участию, доброму слову. Но она не спешила с добрыми словами. Да они, эти девочки, вот так, с ходу и не поверили бы в столь легкую доброту. Татьяна Владимировна уже тогда смогла выработать в себе сдержанность, которая есть в ней сейчас. И тем, наверное, радостней было девочкам самим открыть в молодой женщине с погонами офицера милиции ту, долгожданную, перед которой не соврешь, на которую можно положиться, от которой надо уметь выслушать самые суровые слова предупреждения.

А вот недавно Татьяне Владимировне пришлось столкнуться с, прямо сказать, легкомысленным отношением ребят к милиции.

Она пришла в одну из школ района побеседовать с классом о поведении двух мальчишек. Мальчишки только что попали в поле зрения милиции, можно поручить заняться с ними инспектору, а можно и подождать — все будет зависеть от их домашней обстановки и от школы, от класса, от того, как относятся к ним ребята.

К сожалению, разговор с классом складывался не так, как надо. Ошибка была допущена в самом начале, когда директор представил ребятам не майора милиции, а просто Татьяну Владимировну.

А что такое для ребят просто Татьяна Владимировна? Можно вести себя при ней так, как при Марье Петровне или Елене Викторовне — пускай-ка покричит, добьется тишины и уважения.

Двое резвились вовсю. Класс не проявлял никакого желания высказать свое отношение к этим двоим, самым сильным среди ребят! Класс их побаивался.

— Очень жаль, — сказала Татьяна Владимировна классу, — что у нас не получился серьезный разговор. Заканчивать его придется с ними двумя и в другом месте.

На полном серьезе она привезла ребят к себе в управление. Они увидели строгий коридор, дежурного за стеклянной перегородкой, встречные в милицейской форме здоровались с Татьяной Владимировной, то есть здесь-то уж майором милиции, и довольно мрачно поглядывали на двоих мальчишек.

Да, тут у нее получился с ними самый строгий разговор, при котором ребята бледнели и краснели. Майор милиции Лаптева просто и откровенно разъяснила им, как опасна дорожка, на которую они ступили. Больше ничего. Вы только знайте, как оно может обернуться.

— Знаете, иногда детишек пугают милиционером, — говорит она мне. — Вот придет и тебя, неслуха, заберет. Глупо и нехорошо. Однако изображать милиционера добрым дяденькой тоже не всегда полезно. Милиционер не Дед Мороз с подарками. Он охраняет порядок. И он всегда рад ребятам, которые, например, обучают малышей правилам дорожного движения. Но если мальчишка совершил проступок, он должен ощутить, что встреча с милиционером — это очень серьезно, это значит, что мальчишка преступил какую-то черту, нарушил наши советские законы. Подумай, оглянись. И уж тут работник милиции не станет улыбаться, гладить по головке. Он тоже добрый, ему тоже жаль мальчишку, но наша служба делает порывы души более ответственными.

Майор Лаптева… Товарищи по работе иной раз ворчат на ее придирчивость.

В одно из отделений привели мальчишку, бежавшего из дома. Дом у него в Подольске. С трудом дозвонились до матери, она обещала забрать мальчишку на другой день утром. Беглеца накормили, уложили спать на диван. Кажется, сделали как лучше. А Татьяна Владимировна считает, что совершили непростительную ошибку. По инструкции несовершеннолетний не может находиться в отделении больше трех часов. Значит, не надо было его укладывать на диване. Положено отправить в детский приемник — значит, отправь. Ты за его жизнь отвечаешь. А если чего-то недосмотрел?

Другой случай. Мальчишку пришлось показать наркологу. Бывает такая печальная необходимость. И прием подростков нарколог ведет отдельно. А тут в поликлинике решили определить мальчишку в общую очередь. Для Татьяны Владимировны это не мелочь, на которую можно закрыть глаза. Это повод для самого большого шума. Для категорического требования: подростков должен принимать специальный врач, отдельно, в особые часы.

…Когда я познакомилась с Татьяной Владимировной, в Москве уже отгремели компании футбольных фанатов, тех самых, что исписали все стены названиями своих любимых команд и успели вызвать общее возмущение хулиганскими выходками не только на стадионах, но и на улицах.

Тогда в печати много высказывалось предложений, как остановить фанатов. Считалось, что надо вести воспитательную работу с участием популярных футболистов. Мол, не нужны нам такие болельщики.

Дело оказалось куда серьезней, чем выглядело на первый взгляд. Компании подростков всегда представляют определенный интерес для кое-кого, уже имеющего судимость. Так что пришлось заняться не только воспитательной работой. И говорить не только о футболе. Некоторым подросткам, для их же пользы, посоветовали поступить в ПТУ, которые находятся не в Москве, а в других городах. Компании стали распадаться и практически исчезли. Москвичи скоро забудут ребят в красно-полосатых шарфах, а в милиции опыт работы с ними не пропадет. Опыт помогает предусмотреть завтрашние ситуации, точнее вести профилактику.

Помощники

Хожу по пятам за Татьяной Владимировной и замечаю, как она старается перевести мое внимание с себя на других, на инспекторов по делам несовершеннолетних, на ребят, участвующих в операции «Подросток».

В традициях нашей милиции — опираться на самую широкую поддержку общественности. А уж в таком деле, как профилактика правонарушений несовершеннолетних, все зависит от того, насколько ты умелый организатор.

Мне приходилось знакомиться по литературе с тем, как ведется на Западе работа с несовершеннолетними нарушителями закона. Это в общем-то жестокая борьба, хотя, конечно, и там подростку может встретиться гуманный человек в полицейской форме. Дело в том, что там все отлажено против несовершеннолетнего, ему по науке докажут, какой он умственно неполноценный, с какими врожденными пороками, чтобы поскорее вышвырнуть из общества, изолировать, лишить самой малой надежды.

Но ведь только надежда и может спасти. Только если подросток почувствует, что ему верят.

Об этом и идет у меня разговор с инспекторами по делам несовершеннолетних Александром Геннадьевичем Антроповым (26-е отделение) и Надеждой Андреевной Домовских (32-е отделение).

Старший лейтенант Антропов выпускник педагогического института. Еще в институте пришел в оперативный отряд, увлекся работой с подростками. Недавно принят в адъюнктуру Академии МВД.

Капитан Домовских после школы поступила на работу в милицию машинисткой. Закончила заочно юридический институт.

— Самое главное — выслушать человека, — говорит Надежда Андреевна. — Выслушать, ни в коем случае не прерывать. И никогда не обманывать подростка, не обещать: «Ты скажи, а я никому не выдам, что от тебя узнала».

Александр Геннадьевич рассказывает о своих подопечных. Главное — найти для подростка дело, которое его увлечет. Я знаю от Татьяны Владимировны, что Александр Геннадьевич не любит передавать своих на районную комиссию. Уже ясно, что надо решать вопрос кардинально, — нет, тянет, надеется чуть ли не на чудо. И ведь хорошо, что надеется до последнего.

Надежда Андреевна очень переживает, когда надо лишать женщину материнских прав, отбирать ребенка. Инспектору непременно сделают замечание в Доме ребенка, если принесенный малыш успел привыкнуть к ласковым рукам, не хочет расставаться.

— Вы обязаны держаться с ребенком служебно, — говорят в Доме. — А то он только к вам привязался, как надо идти к другому человеку. Это лишняя травма. Понимаете?

Надежда Андреевна понимает: надо держаться служебно. Теоретически все правильно. Однако на практике не всегда получается.

— Можно я его на полчасика домой занесу? — просит она по телефону свое прямое начальство. — Только умыться. Ну и покормлю.

— Надежда Андреевна!!! — с укором отвечает прямое начальство.

Ответ ясный. Обычно она для Татьяны Владимировны просто Надя. А если уж дошло до Надежды Андреевны — вопросов нет.

Всего в Калининском районе шесть инспекторов по делам несовершеннолетних. Совсем небольшой коллектив. Практически они не замыкаются в границах своих отделений — прежде всего потому, что их подопечные никаких таких границ не знают и не соблюдают. Работа общая.

— У нас нельзя отсиживать часы, — убежденно говорит Надежда Андреевна. — Или работай с душой, или уходи…

И уходят, кстати сказать. Не каждый может войти в такой коллектив. Не каждый может понять, почему он обязан взять за руку Олю Н. и вести ее в школу вместо родной мамы, укатившей по путевке на юг. Не каждый может пережить, когда мальчишка, в которого столько вложено души и труда, опять влип в скверную историю. Не каждому дано быть несказанно счастливым, встретив на улице милую девушку и узнав в ней горюшко свое, два года назад определенное в специальное ПТУ.

— Здравствуйте! — улыбается бывшее горюшко, вполне осознающее себя драгоценным подарком, подвалившим инспектору.

Такая работа. Такая милиция под одной крышей с проницательными следователями и отважными инспекторами уголовного розыска.

И мало кто знает, что начальнику инспекции по делам несовершеннолетних мороки со взрослыми больше, чем с детьми.

В интересах детства

Самые разные конфликты сходятся в отдел к Татьяне Владимировне.

Вот сидит перед ней взволнованный папа:

— Хулиган жестоко избил моего сына. Чуть не покалечил. Я требую его привлечения к суду! В противном случае я буду жаловаться выше.

На самом же деле произошла заурядная мальчишечья драка. Это установлено после долгой и тщательной проверки. Так считают одноклассники, учителя, директор школы. Один из драчунов оказался чуть послабее, другой чуть посильнее. И это вовсе не означает, что тот, который послабее, — невинная жертва, поскольку у него был расквашен нос, а тот, который посильнее, — злостный хулиган, поскольку у него всего лишь синяк под глазом.

Однако попробуйте объяснить разгневанному папе, что же случилось с его сыном. Папа не хочет слушать. И папа действительно потащит дело о расквашенном носе своего детища дальше и выше, во все инстанции.

— Татьяна Владимировна, — скажут ей. — Неужели вы не могли ему сразу объяснить?

Она вздохнет:

— А вы попробовали? Получилось?

И ведь ничто в жизни не проходит бесследно. Как после аукнется в подростке затеянная папой мелочная тяжба?

При мне к Татьяне Владимировне заглянул человек спортивного вида. Совсем другая история. Сложная, запутанная.

Начинается она с жалобы матери на сына. Подросток отбился от рук, грубит, и вот дошел до того, что поднял руку на мать.

Разговор с подростком. Такая ненависть к матери, что даже страшно. Хочет жить с отцом. А младший брат пускай остается с матерью.

Согласна ли мать отдать сына бывшему мужу?

Согласен ли отец взять на себя заботу о сыне?

И где в конце концов подростку будет лучше? Главный вопрос для Татьяны Владимировны. Ее новый подопечный учится в техникуме. Там ничего не знают о его семейной драме. И не надо, чтобы знали. Он учится хорошо и пускай себе спокойно учится. Но от подростка, попавшего в такой житейский переплет, всегда можно ждать самого неожиданного. И непременно нужно показать его опытному психиатру, причем, конечно, сделать это так, чтобы парень и не догадался о специальном медицинском обследовании. Каждый шаг, предпринятый ради него, должен быть взвешен и обдуман. Не травмировать, но и не выпускать из вида.

Во всей этой запутанной истории есть еще и юридическая сторона. После развода мать и двое детей получили большую трехкомнатную квартиру. Отец — комнату в общей квартире. Ему много не нужно. Он тренер, постоянно в разъездах. Но теперь их будет двое.

Опять размен? Мать категорически не согласна. Хотел жить с отцом — живи. В семейных драмах не так уж редко встречается подобное ожесточение. Глядя со стороны, легко сказать: человек должен быть выше мелочей, плюнь и уходи. По закону подросток имеет право на жилье, стало быть, это право должно быть защищено всеми мерами, какие есть. Только так.

Я спрашивала Татьяну Владимировну, кто, на ее взгляд, больше повинен в сложившейся ситуации. Мать? Отец?

Она говорит, что не берется быть судьей в отношениях, сложившихся между двумя взрослыми людьми. Ее дело — защитить интересы подростка, защитить его самого, уберечь в нем человека. Практически она сейчас помогает отцу. Он платил алименты на двоих. Теперь должен платить на одного, потому что старший сын уже перешел к нему. Но бывшая жена не согласна на уменьшение алиментов. Ее уговаривала комиссия по делам несовершеннолетних — и безрезультатно. Придется решать вопрос через суд. Неприятная процедура? Еще бы! Но что же прикажете делать, если все разговоры оказались бессильными.

— А в квартире матери должна оставаться комната, принадлежащая старшему сыну. Даже если он там не живет. Его стол, его кровать. Здесь закон умнее матери. Ведь это нужно прежде всего ей самой, на будущее…

Значит, и такая есть работа у инспекции по делам несовершеннолетних.

Мы сидим в кабинете Татьяны Владимировны, выходящем единственным окошком во двор большого дома, типично московского, с множеством подъездов и магазинами на первом этаже. Я не знаю, скоро ли мы теперь увидимся. Ведь как ни говори, а мое пребывание тут мешает ей работать.

Что сказать на прощанье?

Что все эти дни, пока я ходила за ней, как тень, передо мной проходили разные печальные случаи. Но вместе с тем общее впечатление — самое светлое. Помню, заговорила я с Татьяной Владимировной о страсти нынешних подростков к вещам, к тряпкам, к «фирме». Казалось бы, непреложный факт, о котором знают и твердят все. А Татьяна Владимировна сказала, что не так-то уж сильно проник в среду подростков вещизм, это ее искреннее убеждение. Каждый подросток, узнай его поближе, мечтает, в общем, не о барахле. Ребят Татьяна Владимировна делит на две группы. В одной у нее фантазеры, в другой те, кому ничего не надо. Вот эти вторые ее тревожат больше: как же так, тебе ничего не надо?

При мне она звонила домой дочери-третьекласснице, спрашивала про уроки. Словом, все как у любой другой работающей женщины — работа и дом. Но не каждую женщину может поднять ночью телефонный звонок, извещающий, что задержан ее подопечный.

Однажды утром она проговорилась, что сидит с больной головой — не выспалась, подняли в шесть утра. И продолжает с улыбкой:

— Муж и дочка тоже поднялись. Давай, говорят, вместе позавтракаем.

Когда человек любит свою работу, дома это обязательно понимают.