Опосланных Моисеем из пустыни Фарана «высмотреть землю Ханаанскую» сказано: «И, высмотревши землю, возвратились они и говорили: «Не можем мы идти против народа сего, ибо он сильнее нас». И подняло все общество вопль, и плакал народ во всю ту ночь, и роптали на Моисея и Аарона».
Сказание от раби Иоханана:
– И сказал Господь: «Вы плакали тогда без причины. И вот, Я установлю для вас плач из рода в род, плач вечный». День тот был девятое Аба.
(Таан., 29)
Предание гласит:
Разрушение храма произошло в девятый день месяца Аб, на исходе субботнего дня и «субботнего года». В тот день храмовую службу отправляли Иоаривиды; левиты стояли на эстраде своей и пели славословия. «Он воздаст им, – пели они, – за их беззаконие, за их злодейство. Он истребит их…». И не успели они допеть до конца – «Истребит их Господь, Бог наш», как ворвались в храм язычники и схватили их.
Седьмого Аба ворвались язычники в храм Господень, пировали там и святотатствовали в продолжение трех дней и в вечер девятого подожгли храм. Пожар продолжался весь день десятого Аба. О том и гласят слова пророка:
«Горе нам! День догорает,
Тени ложатся вечерние» и пр.
(Там же)
«И находился город в осаде и голод усилился в городе».
Собирались на базарах дочери сионские, встречались и спрашивали одна другую:
– Зачем ты сюда пришла? Ведь ты прежде никогда на базар не ходила?
– Скрывать ли мне от тебя? Ужасны муки голода; дольше терпеть я уже не в силах.
Поддерживая одна другую, ходили они, искали по всему городу и не находили ничего, чем голод утолить. Обессиленные, охватывали руками колонны и умирали тут и там, на всех углах улиц. Оставленные дома грудные дети их, ползком пробирались к ним, отыскивали каждое мать свою и, припадая к груди, брали сосцы их в рот, сосали, но молоко не шло больше из остывшей груди – и исходили голодом дети и падали мертвыми на грудь матерей своих.
И было тогда слово Господне Иеремии:
«Встань, иди в Анафофу и откупи поле от дяди твоего, Анамеила».
И когда вышел Иеремия из Иерусалима, сошел с неба ангел, толкнул стопой стены иерусалимские, и стены растрескались. И воззвал ангел и сказал:
– Пусть придут враги, пусть войдут в дом, в котором нет более хозяина, пусть ограбят, пусть разрушат его. И пусть войдут в виноградник, страж которого оставил его и ушел, и пусть вырубят лозы его, дабы не стали враги эти похваляться, говоря: «Мы завоевали место это!» Город завоеванный завоевали вы, народ убитый убивали, дом сожженный сжигали вы.
Пришли враги; на Храмовой Горе поставили они идольский амвон свой.
И было это как раз на том месте, где восседал царь Соломон, держа совет со старейшинами, как лучше святой храм украсить. Теперь на месте том сидели враги и совет держали о том, как удачнее храм этот сжечь.
Пока шло совещание, подняли они глаза и увидели: сошли четыре ангела с факелами в руках и подожгли Святилище со всех четырех сторон.
Увидя храм объятым пламенем, взошел первосвященник на кровлю его, а вслед за ним – группа за группой взошли юнейшие из коганидов с ключами от храмовых дверей в руках; и воззвали они к Господу и сказали:
– Владыка мира! Недостойные быть сокровищехранителями, заслужившими Твоего доверия, – возвращаем мы Тебе ключи от Дома Твоего!
И с этими словами бросили ключи к небесам. Показалось подобие кисти руки и приняло ключи.
Когда первосвященник направился к выходу, он был схвачен воинами Навузарадана и заколот возле жертвенника, на том месте, где им совершалось обыкновенно жертвоприношение тамид. При виде этого дочь его кинулась бежать, вопия: «Горе мне, отец мой, радость очей моих!» Схватили и ее и закололи, и кровь ее смешалась с кровью отца.
Видя храм в пламени, собрали когены и левиты арфы и трубы, бросились с ними в огонь и сгорели.
Бросились в огонь и девушки, которые в то время ткали завесу для ковчега.
Видя неминуемую гибель свою, кинулся Седекия к подземному ходу, который шел от дома царского до степей Иерихонских. Направил Господь оленя по линии подземного хода; погнались за ним вавилоняне и настигли его у выхода из подземелья в тот момент, когда выходили оттуда Седекия с сыновьями, и вавилоняне тут же схватили их.
Отправил Навузарадан Седекию и сыновей его к Навуходоносору, предлагая царю поставить Седекии такой вопрос:
– Ради чего изменил ты мне? И по какому закону судить тебя? По уставам твоего Бога – ты подлежишь казни за то, что нарушил клятву, данную тобою именем Его. По закону государственному – ты должен быть казнен, потому что всякий, кто нарушит присягу свою царю, подлежит смерти.
– Прошу тебя, – сказал Седекия Навуходоносору, – убей меня первым, дабы не видеть мне крови детей моих.
– Нас убей, государь, сначала, – взмолились к Навуходоносору сыновья Седекии, – не дай нам видеть пролитую кровь отца нашего!
Навуходоносор же сделал так: зарезал перед Седекией сыновей его, у Седекии выколол глаза и бросил их в печь, а его самого отвел в Вавилон.
И вопил Седекия, говоря:
– Придите, люди, взгляните. Пророчествовал Иеремия обо мне: «Будешь ты отведен в Вавилон и в Вавилоне ты умрешь, но не увидят Вавилона глаза твои». Не желал я слушать слов его. И вот – в Вавилоне я, но не видят его глаза мои.
Приближаясь на обратном пути из Анафофы к Иерусалиму, увидел Иеремия – дым клубится, восходя от того места, где храм находится. И подумал он: «Не раскаялся ли народ, возобновив жертвоприношения Господу? Ведь это – дым от воскурений вижу я».
Ворота оказались запертыми.
Взошел Иеремия на городские стены и увидел он вместо храма груды камней.
И возопил горестно Иеремия, и воскликнул он:
«Ты влек меня, Господь, —
Я шел, Тобой влекомый».[75]
Пошел Иеремия дорогой своей. Идет и вопит:
– Где путь, которым пошли грешные? Где дорога, которою бредут погибающие? Пойду, погибну вместе с ними.
Идет он и видит – весь путь кровью залит и земля по обеим сторонам его кровью забрызгана. Пригнулся он лицом к земле – следы малюток, следы грудных детей на этом пути оттиснулись; и склонялся пророк к земле, и припадал устами к следам этим. Следя по ним, дошел он до того места, где находились малютки эти вместе с другими изгнанниками, и обнимал и лобызал их.
Вот увидел пророк: толпа юношей заключена под ярмо железное – и согнул он и свою голову под ярмо это. Толпа старцев брела, закованная в цепи. Приник к ним пророк головой своей. И от них удалили его. Увидал это Навузарадан и повелел отвести его в сторону. Стоя в отдалении от них, плакал пророк, и плакали все, взирая на него.
– Братья мои! Племя родное! – говорил пророк. – Все это приключилось вам за то, что не послушались вы предсказаний моих.
Когда достигли берега Евфрата, Навузарадан сказал Иеремии:
– Если желаешь, иди со мною в Вавилон.
Подумал об этом Иеремия и рассудил так: «Если я пойду в Вавилон, не останется никого, чтобы слово утешения сказать тем, кто в Иерусалиме остался».
Отошел от изгнанников Иеремия. А те, видя это, подняли громкий плач и завопили горестно:
– О, Иеремия! О, отец наш! Вот, и ты нас покидаешь.
Отвечал Иеремия:
– Небо и землю в свидетели беру: если бы вы хотя единый раз заплакали, пока вы в Сионе находились, вы не были бы изгнаны оттуда.
– «Горе, горе тебе, благодатнейшая из
стран!» – восклицал он, идя в обратный путь свой. А по дорогам тут и там валялись отрубленные пальцы рук и ног; и подбирал он их, прижимал к груди, целовал долго и нежно, в складки одежд своих заботливо заворачивал и прятал их, и говорил, рыдая:
– Дети, дети мои! Не предупреждал ли я вас, не говорил ли: «Воздайте славу Господу, Богу Вашему, пока Он еще не навел темноты, пока не спотыкаются ноги ваши на горах мрака»?
Про это и гласят слова пророка:
«О горах подниму
Плач и рыдание,
О степных шалашах
Песнь плачевную», —
о красивых и славных горах наших, о шатрах Иаковлевых, превратившихся в обитель песни плачевной!..
И так повествовал Иеремия:
– Когда я всходил к Иерусалиму, поднял я глаза и увидел: женщина сидит на вершине горы, в одежды черные облачена, и волосы ее по плечам в беспорядке раскинуты. И вопиет, и вопрошает она: «О, может ли быть утешение для меня?»
И я иду, вопия и вопрошая: «О, может ли быть утешение для меня?»
Подошел я и заговорил с нею, и спросил я:
– Если ты человек, то отвечай мне, а если ты дух – исчезни!
Отвечала она:
– Разве ты не узнаешь меня? Я та, у которой было семь сыновей; в далекие края отец их ушел; стала я плакать в тоске по нем, а в это время пришли и сказали мне: обрушился дом и всех семерых детей убило. И вот, не знаю я, кого мне теперь оплакивать, по ком в трауре волосы мои распускать.
– Женщина! – сказал я ей. – Не лучше же ты матери твоей, обители Сионской, – она же пастбищем стала для зверей полевых!
Отвечала она и сказала:
– Это – я, матерь твоя, дщерь Сионская, семерых родившая!
И сказал я:
– Кара твоя каре Иова подобна: у Иова отняты были сыновья и дочери его – и ты сыновей и дочерей своих лишилась. Отняты были у него серебро и золото его – и у тебя отняты сокровища твои; на навозе валяться брошен был Иов – и ты мусором и брением стала. И так же, как утешил Господь Иова, обратится к тебе Господь и утешит тебя.
(Песик. (Р.), 26; Таан., 29; Эха Р.)
«Об этом плачу я» (Плач Иеремии).
Рав Иегуда пояснял:
– Плачу о том, что отошел Дух Святой и отошел разум. Ибо не изумительно ли, что в то время, когда иноплеменники подошли, чтобы выколоть у него глаза, у Седекии не хватило разума удариться головой об стену и умереть?
(Эха Р., 1)
«И отошла слава Господня от входа дома».
Притча раби Ахи:
– Исполненный гнева, покидал царь чертог свой. Но, переступая порог его, вернулся царь и, с простертыми объятиями целуя стены и колонны, заплакал, говоря: «Оставайтесь с миром, сени чертога моего! Оставайся с миром, обитель царской власти моей! Мир тебе, милое убежище мое! Мир тебе, отныне и во веки мир тебе!» И Дух Господень, покидая Святилище Свое, возвращался с порога его, и простирал объятия, и целовал стены и колонны Святилища и горестно плача, говорил: «Прощай, священная обитель Моя! Прощай, царственный чертог Мой! Прощай, приют милый Мой! Прощай на веки!».
(Там же)
«И Господь, Господь Саваоф призывает вас в день этот плакать, и сетовать, и рвать волосы свои, и одеться в рубище».
Когда созрело решение Господа предать уничтожению святую Обитель Его, Господь сказал:
– Дотоле, пока Я обитаю в Доме этом, рука иноземного не коснется его. Отведу от него очи Мои и поклянусь не воссоединяться с ним до времени урочного – и придут иноплеменные и разрушат его.
Отвел Господь десницу Свою – «отвел десницу свою от неприятеля» – и вошли враги в Святилище и сожгли его.
– Отныне, – сказал Господь, – нет для Меня обиталища на земле, – пусть же отойдет от него Шехина Моя, и удалюсь Я в прежнюю обитель Мою.
И плакал Господь и говорил:
– Увы! Что совершил Я! Ради народа Моего Я Дух Мой на земле поселил, а ныне, когда согрешил народ, Я удаляюсь в прежнюю обитель Мою. Совершиться ли этому? На смех Я стал для народов, для людей на издевательство!
Явился Метатрон, пал на лицо свое перед Господом и сказал:
– Владыка мира! Дай плакать мне, но не плачь Ты, Господи!
Отвечал Господь:
– Если ты не дашь воли слезам Моим, Я уединюсь в те тайники, куда и тебе доступа нет, – «втайне плакать будет душа Моя».
И Ангелам Служения сказал Господь:
– Идите, и пойду Я с вами, и поглядим мы, что сделали враги с Домом Моим.
И шествовал Господь, и Ангелы Служения с Иеремией предшествовали Ему.
И когда увидел Господь, во что превратился храм, воскликнул Он:
– Да, вот Дом Мой, вот место отдохновения Моего, куда пришли враги и сделали все, чего пожелали!
И восплакал Господь, и воззвал, говоря:
– Горе мне о Доме Моем! Где вы, дети Мои? Священники, левиты Мои, где вы? Возлюбленные Мои, где вы? О, как помочь Мне вам? Сколько раз предостерегал Я вас, и не раскаялись вы!
– Иеремия! – сказал Господь. – Я подобен ныне человеку, у которого был единственный сын. Пир венчальный приготовил он сыну своему, а сын во время венчания умер. И не болит сердце твое за Меня и за детей Моих? Иди, зови из могил Авраама, Исаака, Иакова, Моисея, – они знают, как плакать надо!
– Господи, – сказал Иеремия, – где погребен Моисей – неведомо мне.
– Иди, стань на берегу Иордана, подними голос свой и взывай: «Бен Амрам! Бен Амрам! Встань и взгляни, как овец твоих растерзали враги!»
Пошел Иеремия к гробнице Махпела и воззвал к праотцам мира:
– Встаньте. Пришло время, когда вы призываетесь пред лицо Всевышнего.
– Для чего? – вопросили праотцы.
– Не ведомо это мне, – ответил Иеремия, из страха услышать упрек от них: «В твое время приключилось подобное бедствие детям нашим!»
Отошел Иеремия, встал на берегу Иордана и воззвал:
– Бен Амрам! Бен Амрам! Встань: настало время, когда ты призываешься пред лицо Всевышнего.
– Чем день нынешний отличается от других дней, – прозвучал голос Моисея, – что меня призывают пред лицо Господне?
– Не ведомо это мне, – ответил Иеремия.
Не спрашивал его более Моисей, но обратился к Ангелам Служения, которых он знал со времени дарования Завета на Синае, и так сказал он им:
– Слуги небесные! Ведомо ли вам, для чего призывают меня пред лицо Всевышнего?
– Бен Амрам! – отвечали Ангелы Служения. – Не знаешь ты, что храм Господень разрушен и народ в изгнание уведен?
Разодрал Моисей одежды Славы, в которые Господь облачил его, заломил над головою руки свои и, плача и вопия, к гробнице праотцев пошел. Разодрали и праотцы облачение свое, положили руки на головы свои, и шли они, вопия и плача, пока не дошли до врат храма.
Узрел их Предвечный, как идут они, плача, от одних ворот к другим, как человек, скорбящий о смерти дорогого ему существа, и Господь, оплакивая совершившееся, говорил:
«Горе царю, в юности счастливому и несчастному в старости своей!».
(Эха Р.)
Терзая пряди бороды своей, взъерошивая волосы на посыпанной пеплом голове, сжатыми кистями рук бия по лицу себя, в разодранных одеждах, с плачем великим предстал Авраам перед Господом. С криками и воплями обходя развалины храма, взывал он к Предвечному:
– За что, Господи, всех других родов и племен злосчастнее удел мой? За что до такого позора и унижения довел Ты меня?
Видя это, и Ангелы Служения, став ряд против ряда, подняли плач, и восклицали они:
– Опустели дороги и больше нет путников, – дороги, проложенные Тобою к Иерусалиму, чтобы путники не переставали проходить по ним, – как запущены они! Дороги, по которым народ израильский проходил и возвращался в праздники свои, – о, как опустели они!
Воззвал Господь к Ангелам Служения и сказал:
– О чем, рядами вторя друг другу, вы плач подняли?
– Владыка мира! – отвечали ангелы. – Плач наш об Аврааме, возлюбленном Твоем: за что на него не призрел Ты, Господи?
Сказал Господь:
– С той поры, как отошел возлюбленный Мой в жизнь вечную, не являлся он предо Мною; а ныне – чего желает друг Мой в доме Моем?
Отвечал Авраам:
– За что, Господи, изгнаны Тобою дети мои? За что разрушен храм, воздвигнутый на месте том, где я сына моего приносил в жертву всесожжения Тебе?
– Сыны твои, – сказал Господь, – согрешили, преступив все заветы Торы, все двадцать две буквы, начертанные в ней.
– Господи! Кто в этом свидетельствует против них?
– Тора сама да предстанет и свидетельствует против Израиля!
Предстала Тора свидетелем на суд Всевышнего.
– Дочь моя! – воззвал к Торе Авраам. – Ты явилась уликою против Израиля, преступившего уставы твои, – и нет стыда предо мною на лице твоем? Вспомни день, когда Господь ходил, всем народам и племенам предлагая тебя, и никто из них принять тебя не желал, покуда не пришли сыны мои к горе Синайской и прияли тебя, и чтили тебя. А ныне, в день их несчастия, ты приходишь свидетельствовать против них?!
Отошла Тора и молча стала в стороне.
– Да предстанут двадцать два знака Писания, – повелел Господь, – и свидетельствуют против Израиля.
Предстали священные буквы, и выступила буква «Алеф» первой уликою против Израиля.
Обратился к ней Авраам и сказал:
– Алеф! Ты – начальная среди букв, и ты выступаешь обвинителем против народа Израильского в дни несчастия его? Вспомни день, когда явился в откровении Господь на горе Синайской и с тебя Десятисловие начал: «Анохи (Я) Господь Бог твой», – и ни один народ принять тебя не желал, кроме сынов моих. И ты же выходишь свидетельствовать против них?!
Отошла «Алеф» и молча стала в стороне.
Выступила буква «Бет».
– Дочь моя! – сказал ей Авраам. – Тебе ли свидетельствовать против сынов моих, столь ревностно изучавших Пятикнижие, которое с тебя начинает повествование свое?[76]
Отошла «Бет» и молча стала в стороне.
Видя, как Авраам две первые буквы безмолвствовать заставил, все остальные сами отошли стыдливо, и ни одна не стала говорить ничего в улику против Израиля.
И воззвал тогда Авраам к Господу, говоря:
– Владыка мира! На сотом году жизни моей Ты сына дал мне, и когда он был в полном расцвете сознания, тридцати семи лет от рождения, Ты сказал мне: «Принеси его в жертву всесожжения Мне»; как злодей встал я на сына моего, не сжалился над ним, своими руками связал его, – и Ты не зачтешь мне этого, Господи, не сжалишься надо мною?
Воззвал Исаак и сказал:
– Владыка мира! Когда отец сказал мне: «Господь усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой», – я не восстал против веления Твоего и доброй волей дал связать себя для всесожжения и протянул шею свою под нож. И не зачтешь Ты мне этого, Господи, и не смилуешься надо мною?
Воззвал Иаков и сказал:
– Владыка мира! Не был ли я слугою двадцать лет в доме Лавана? А когда я ушел оттуда, встретил меня нечестивый Исав, намеревавшийся убить детей моих, и должен был я собственной душой жизнь их защитить. И ныне, после того, что я, как птенцов, взлелеял их и муки принимал, чтобы взрастить их, – ныне предаешь Ты их, как овец на заклание, в руки врагов. И не зачтешь Ты мне перенесенного мною, и не сжалишься, Господи?
Воззвал Моисей и сказал:
– Владыка мира! Не был ли я сорок лет пастырем верным для Израиля? Быстрым конем я мчался перед ними в пустыне. А когда пришло время войти им в Землю Обетованную, Ты произнес надо мною приговор: «В пустыне падут кости твои». А ныне, послав народ в изгнание, Ты призвал меня, чтобы скорбеть и оплакивать его. Истинно говорят люди: «От милостей господина не мило мне, от немилости его горе мне».
И сказал Моисей Иеремии:
– Веди меня. Пойду к ним, взгляну, чья рука тяготеет на них.
– Нет проходу, – отвечал Иеремия, – все дороги телами убитых покрыты.
– Все-таки пойдем.
Пошел Иеремия, и Моисей вслед за ним. Дошли они до рек Вавилонских. Увидели изгнанники Моисея и друг другу говорить стали:
– Вот, Бен Амрам из могилы встал, чтобы от рук врагов избавить нас.
Раздался Голос Небесный:
– Изгнание ваше решено Мною!
– Дети мои! – сказал Моисей. – Возвратить вас не в силах я, – неизменно Господом решено это. Но Он, Всемилосердный, вскоре вернет вам милосердие свое.
И отошел от них Моисей, и к праотцам мира пришел он.
И вопросили праотцы:
– Что сделали враги с сынами нашими?
Отвечал Моисей:
– Одних умертвили, у других руки за спину подвернули и связали, кого в цепи железные заковали, кого раздетыми и нагими повели. Одни в дороге пали мертвыми, и тела их сделались добычею для птиц небесных и для зверей земных, другие под палящим солнцем на муки голода и жажды брошены.
Подняли праотцы плач и стенание, и, рыдая, говорили они:
– Увы! До чего дожили вы, дети наши! Как сироты без отца стали вы. В полдень в летний зной – без одеяния, лежите вы в наготе неприкрытой. По горам бредете, по острому каменнику – без башмаков, без сандалий. Грузом песка отягощены плечи ваши. Подвернуты назад и связаны руки ваши. Слюны своей проглотить не в силах вы…
– Будь проклято, солнце! – воскликнул Моисей. – Зачем не погасло ты в тот час, когда в Святилище Господне враги вошли?
– Клянусь, – отвечало солнце, – клянусь тебе, Моисей, пастырь верный! Как было погаснуть мне, когда ни на мгновение не отходили от меня, – шестьюдесятью бичами огненными бичевали меня, говоря и повторяя: «Иди и свети полным светом своим!»
– Увы, обитель святая! – продолжал Моисей. – Тьмою стало сияние твое. Как ужасно разрушение твое! Грудой пепла Святилище стало; питомцы школ – жертвами смерти, отцы их – добычею меча, плена и изгнания.
– Вас, полонившие их, заклинаю я: не подвергайте их казни жестокой, не предавайте их истреблению полному; не убивайте сына перед отцом его и дочери перед матерью ее: «Придет, говорю вам, время и взыщет с вас Господь за это!»
Не внимали вавилоняне мольбам его.
– Владыка мира! – взывал Моисей. – В Торе Твоей написано: «Ни коровы, ни овцы не закалывайте в один день с порождением ее». А вот сколько убито детей вместе с матерями их, а Ты молчишь, Господи!
В эту минуту очутилась перед Господом Рахиль, матерь наша, и воззвала она:
– Господи, Владыка! Тебе ведомо, как велика была любовь ко мне раба Твоего Иакова. Семь лет прослужил он ради меня отцу моему, а когда пришло время сделаться женою его, отец решил подменить меня сестрой моей, и я не возревновала его к сестре моей. Я, из плоти и крови созданная, прах и пепел, ревновать не стала к сопернице моей; Ты же, царь живой, сущий и милосердный, тебе ли ревновать к идолам, мертвым и ничтожным, и за них изгонять детей моих?
В эту минуту вернулось милосердие Божие, и сказал Господь:
– Ради тебя, Рахиль, я возвращу народ израильский в пределы его.
«Так сказал Господь:
Голос в Раме слышен,
Вопль и горькое рыдание, —
То Рахиль о детях слезы льет
И утешиться не хочет.
Удержи свой голос от рыдания
И глаза свои от слез,
Ибо ждет тебя за труд награда, —
Говорит Господь, – в свои пределы
Возвратятся вновь сыны твои».
(Еха Р.)
Предание от раби Иегошуи бен Карха:
– Некий старец из жителей Иерусалима рассказал мне: «Видишь, – говорил он, – и в этой долине, и в самом Иерусалиме Навузарадан, начальник телохранителей Навуходоносоровых, казнил несметное множество народа. Кровь казненных потекла и слилась с кровью Захарии. Кровь же Захарии кипела и била вверх ключом. «Что это?» – спросил Навузарадан. «Кровь от жертвоприношений», – ответили ему. Велел он принести жертвенную кровь, сравнил и нашел ее совершенно различною от крови той.
– Слушайте, – сказал Навузарадан, – скажете правду – хорошо, нет – я железными гребнями сдеру мясо с костей ваших.
– Что сказать тебе? – отвечали ему. – Некий пророк был среди нас; порицал он нас за грехи наши, восстали мы и убили его. И вот, сколько лет прошло, а кровь его не успокаивается.
– А вот, – сказал Навузарадан, – я уговорю его успокоиться.
Привели, по приказу его, членов обоих синедрионов, великого и малого, и казнили их на том месте. Но кровь Захарии не успокоилась; заклали юношей и дев – не помогло и это; казнили детей, питомцев школ – и это не помогло.
– Захария! Захария! – воскликнул тогда Навузарадан. – Лучших из народа погубил я, желаешь ли ты разве, чтоб я истребил всех до единого?
Как только проговорил он слова эти, тотчас кровь успокоилась.
Чувство невольного раскаяния проснулось в сердце Навузарадана.
«Если, – подумал он, – из-за одной погубленной жизни гнев Господень в виде этой кипящей крови не утихал столько времени, что же должно произойти после того, как мною столько жизней погублено?»
Бежал оттуда Навузарадан, послал завещание семье своей и принял закон Бога Единого.
(Гит., 57)
«Звала я друзей моих —
Они обманули меня».
(Плач Иеремии, I, 19)
Предание от раби Иегошуи бен Леви:
Направляемых в Вавилон изгнанников иерусалимских вели с завязанными за спиной руками, закованными в железные наручники, голышом, как животных. Когда проходили мимо поселений измаильтян, изгнанники стали просить начальников конвоя:
– Окажите нам милосердие и жалость – проведите нас через селения братьев наших, потомков дяди нашего Измаила.
Просьбу их исполнили. Вышли измаильтяне навстречу и стали предлагать им соленого хлеба и рыбного рассола, а вместо воды – пустые мехи, наполненные воздухом и снаружи смоченные водою. Поев соленое и полагая, что в мехах вода, израильтяне[77] хватались зубами за мехи, воздух входил в их легкие – и они падали замертво.
(Эха. Р.)
Таким же образом – по преданию от раби Иоханана, – погибли восемьдесят тысяч юношей-коганидов. Вооруженные золотыми щитами, прорвались они через войска Навуходоносора и направились к измаильтянам.
– Вы потомки дяди нашего, – говорили они сынам Измайловым, – дайте нам воды напиться!
– Вы поешьте сперва, – отвечали те и, накормив их соленым, давали им вместо воды мехи, наполненные воздухом.
Полоненным израильтянам Навуходоносор не позволял останавливаться подолгу на одном месте во всех пределах Ханаанской земли, но гонял их с места на место. Делалось это вавилонянами из опасения, чтобы народ израильский не имел возможности принести покаяние Господу. «Бог племени этого, – говорили они, – ждет, чтоб израильтяне раскаялись в грехах своих и дотоле, пока они еще находятся на своей земле, Он, чего доброго, поступит с нами так, как поступил с Сеннахирибом.[78]
Когда же достигли рек Вавилонских и очутились на своей земле, победители тотчас сделали стоянку. Одни (вавилоняне) занялись бражничаньем, другие (израильтяне) обратились к плачу и стенаниям.
– Зачем вы сидите и плачете? – спрашивал их Навуходоносор.
И повелел он колену Левиину выступить вперед и сказал:
– Приготовьтесь! Желаю я, чтобы, пока мы едим и пьем, вы стояли и проводили перстами по струнам арф ваших так, как вы делали это в вашем храме, перед Богом вашим.
Начали переглядываться между собою левиты и говорить один другому:
– Мало того, что Святилище Господне разрушено за грехи наши, дойдем ли мы до того, чтобы перед этим низким человеком стоять и играть на арфах наших?
По общему уговору, повесили они арфы на вербах, росших там, и, решившись на самопожертвование, начали все надламывать и зубами откусывать большие пальцы на руках своих.
– Вот, глядите, – говорили они вавилонянам, показывая на руки свои, – «Как нам петь песнь Господню?».
(Песик. (Р.),31)
Раби Иоханан бен Закай говорил:
– Почему местом изгнания народа израильского избран был Вавилон, преимущественно перед другими странами? Потому, что род Авраама происходил оттуда. Куда отсылает муж согрешившую перед ним жену? – В дом отца ее.
(Тосеф, Б. К.)
По преданию от раби Иоханана:
– Во все время царствования нечестивца Навуходоносора не появлялся смех на устах ни у одного человека. О времени после смерти Навуходоносора и гласит стих пророка: «Вся земля отдыхает, покоится и поет, ликуя».
(Шаб.,149)
«Вспоминая об этом,
Изливаю я душу мою».
– О ком гласят слова эти в псалме сынов Кореевых?
– О Кенесет-Израиль.
– Владыка мира! – говорила Кенесет-Израиль. – Я вспоминаю безмятежный мир минувших дней и говорю: «О, если бы было ныне, как в те дни, когда храм существовал еще, и Ты сходил с вышних и Духом Твоим осенял меня, и народы пели славу мне, а когда я, грешная, молила о милосердии, Ты внимал мольбе моей. Ныне же – стыд и позор стали уделом моим».
И еще говорила она:
– Господи! Каким смущением полна душа моя, когда брожу по руинам Дома Твоего и слышу шепот, который проходит по ним: «Место, где потомки Авраама приносили жертвы на алтаре Твоем и стояли священники, народ благословляя, и левиты играли на арфах своих, – там шакалы рыскают ныне!»
«В многолюдных сонмах я ходила,
С гласом радости вступала в Божий Дом».
«По стопам шествовавших на праздники в священный град, под сень Господню всходила я; ровные лежали дороги предо мною, и деревья осеняли голову мою. А ныне – изгнания тень легла на меня, по бурелому путь мой лежит, и обнаженною я по солнцу иду. Сонмами торжественными всходила я прежде, сонм за сонмом, подобно водопаду, ни днем, ни ночью не прерывающему течения своего; с корзиною первинок на голове, с гимнами и песнями я путь свой совершала. И гласили песни те:
По утрам:
Вставайте, пойдем
На гору Сион!»
На дорогах:
«Я с радостью слышу: пойдем
В обитель Господню!»
В Иерусалиме:
«Стояли ноги наши
В твоих вратах, Иерусалим!»
На Храмовой горе:
«Аллилуйя! Славьте Господа
Во Святилище Его!»
Во дворе храма:
Все живущее
Да хвалит Господа.
Аллилуйя!»
«А ныне – безмолвны восхождения мои, и безмолвно обратно иду я…»
(Еха-Р.)
«Утешайте, утешайте народ мой».
– Утешай меня, утешай меня, народ мой, – говорил Господь.
«Виноградник был у виноградаря; пришли люди и вырубили его. Кто в утешении нуждается – виноградник или виноградарь? Дом сожгли – кого утешать надо: дом или хозяина? Вы виноградником были у меня. Пришел Навуходоносор и разрушил виноградник Мой, вас изгнал и обитель Мою сжег, – в утешении Я нуждаюсь. Утешай Меня, утешай Меня, народ мой!»
(Песик. Р.)
«Боже! Пришли язычники в наследие Твое», – гласит песнь Асафова.
«Песнь Асафова? Не уместнее ли было бы «плач Асафов», «стенание Асафова?»
Нет. Покои венчальные предуготовил царь для сына своего, выбелил их, обшил панелями, живописью покрыл. Но царевич блудным сыном стал. Пришел царь, стал завесы раздирать, плетения тростниковые уничтожать. Видя это, воспитатель царевича взял свирель свою и принялся играть на ней. Стали окружающие говорить ему:
– Царь венчальные покои сына своего разрушил, а ты песни поешь!
– Потому пою я, – отвечал тот, – что царь покои сына своего разрушил, а не на него самого гнев свой излил.
И Асафу люди говорили:
– Господь храм и святилище Свое разрушил, а ты «песни» поешь.
– Потому-то и пою я, – отвечал Асаф, – что на дерева и камни излил Господь гнев Свой, а народ не истребил Он в гневе Своем.
(Еха-Р.)