Давным-давно — может, вчера, а может, позавчера — в одной роще жила-была семья о-бакэ:[1] папа О-Бакэ, мама О-Бакэ и малыш О-Бакэ-тян.
Жили они тихо-мирно в дупле у корней дуба, никому не мешали, и им никто не мешал.
Папа О-Бакэ всё время лежал в гамаке, сплетённом из тонких паутинок, и потягивал волшебный сок. Мама О-Бакэ прекрасно готовила волшебный сок. Это был удивительный сок — с каждым глотком цвет его менялся и вкус становился другим.
А ещё мама О-Бакэ была мастерицей вязать. Могла связать из паутинок что угодно. Даже стакан.
Стакан был особенный. Мама становилась холодной как лёд, дула на паутинку, и появлялся стакан с золотой каёмочкой. Из этого стакана было очень приятно пить сок… Он был такой вкусный!
— Мне скучно! Хотелось бы выпить соку с кем-нибудь… — сказал однажды О-Бакэ-тян.
— С кем-нибудь? А разве я не пью вместе с тобой? — обиделась мама О-Бакэ.
— Да, ты пьёшь, но мне хотелось бы выпить соку с кем-нибудь другим. Не с тобой и не с папой…
— А с другом, не так ли? — сказал папа О-Бакэ. — Однако здесь поблизости нет ни одной семьи о-бакэ. Мы живём здесь совсем одни с незапамятных времён.
— Значит, я один-одинёшенек на всём белом свете? — огорчился О-Бакэ-тян и хотел было заплакать, но подумал о том, что мальчики не должны плакать, и бросил небрежно: — Полечу-ка я поиграю, — и лёгким облачком вылетел в темноту ночи.
— Не улетай из рощи! — поспешно крикнула мама ему вслед. — Не пугай людей!
Но О-Бакэ-тян уже не услышал маминых наставлений. Он был далеко.
— Ну вот! — сказала мама. — Жили одни, тихо-мирно, а ему друг понадобился… Слышишь, папа?
И, вздохнув, мама О-Бакэ принялась за вязание, а папа О-Бакэ сказал:
— Ничего не поделаешь!
И не спеша отпил глоток волшебного сока.
О-Бакэ-тян летел по тёмной роще, но очень скоро она кончилась.
«Что это? От рощи ничего не осталось!» — огорчился он.
Совсем недавно здесь была большая роща. За рощей лежали луга и поля. Домов было очень мало. И вот рощу наполовину вырубили, а на лугах и полях построили дома. Городок разросся и стал теснить рощу.
«Мама и папа из дупла не вылезают. Вот и не знают ничего. А я вижу, как уменьшилась наша роща, и мне обидно…»
О-Бакэ-тян оглянулся на рощу и сказал:
— И всё же полечу, поищу себе друга.
О-Бакэ-тян полетел к городку. Кругом было темно, лишь кое-где светили огоньки. Пролетая над одним из домов, О-Бакэ-тян подумал:
«Этот дом такой старый и запущенный! И какой-то печальный. Не живут ли в нём о-бакэ?»
И О-Бакэ-тян облетел вокруг дома. Дом был заперт. Окна не освещены. Пахло плесенью, пылью.
— Ага! Похоже, здесь водятся о-бакэ, — сказал О-Бакэ-тян и через щель в стеклянной двери влетел внутрь дома.
О-Бакэ-тян влетел в тёмный дом и первым делом глухим и, как ему казалось, страшным голосом произнёс:
— Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке!
Он был очень вежливым о-бакэ.
Однако не успел О-Бакэ-тян закончить свою речь, как кто-то легонько погладил его по голове.
— Ой! — завопил О-Бакэ-тян и испуганно подпрыгнул.
Раздался шум крыльев, О-Бакэ-тян натолкнулся в темноте на кого-то и в испуге отскочил.
— О-бакэ-э! Помогите! — завопил он и опрометью бросился прочь. Долетев до рощи, О-Бакэ-тян вытер слёзы и задумался.
Как же было не задуматься! Полетел искать друга о-бакэ, а сам испугался о-бакэ. На что это похоже?!
И О-Бакэ-тян, набравшись храбрости, вернулся к старому дому.
Но что это? В доме кто-то плачет. Удивился О-Бакэ-тян и тихо влетел в дом.
Там кружилось, заливаясь слезами, какое-то маленькое существо, всё чёрное — не то мышь, не то птица.
— Ой! Страшно! — плакало оно. — Тут о-бакэ! Мамочка! Папочка! Где вы?
«Летучая мышка!»
О-Бакэ-тяну стало так жаль летучую мышку, что заныло в груди. Он подлетел к ней и сказал:
— Не плачь! О-бакэ вовсе не страшные. Смотри! Я же не страшный. А я О-Бакэ-тян.
— Да-а! Только что самый настоящий о-бакэ влетел в дом и на меня наткнулся. Как стукнет меня по голове! Я еле успела отскочить.
— Так это ты меня ударила? А я думал, о-бакэ на меня наскочил.
— Значит, это ты крикнул: «О-бакэ-э!»
И они поглядели друг на друга и рассмеялись.
— А я думала, о-бакэ такие страшные… — сказала летучая мышка.
О-Бакэ-тян вздохнул и запел:
— В тишине, в темноте
Гулко ветер завывал.
О-бакэ налегке,
Будто облако летал.
Как-то раз о-бакэ
Храбро в рощу вылетает,
А вдали, меж ветвей,
Огонёк ему мигает.
Задрожал о-бакэ —
Зуб на зуб не попадает.
Убежал о-бакэ,
Из дупла не вылезает.
Грустно жить на земле,
Коль тебя никто не знает.
Нет друзей у меня —
Люди землю занимают.
Летучая мышка заплакала.
— Я тоже одна осталась, — сказала она. — Когда-то люди боялись летучих мышей. А недавно хозяин этого дома, покидая его, схватил маму и папу, сунул их в карман и унёс куда-то.
В носу у О-Бакэ-тяна защипало — ему тоже захотелось заплакать, но он сказал бодрым голосом:
— Давай дружить, летучая мышка! Будем вместе пугать людей.
Вот так у О-Бакэ-тяна появилась подружка.
Очень рад был О-Бакэ-тян тому, что у него появилась подружка. Звали летучую мышку Чичи.
Однажды проснулся О-Бакэ-тян, видит: денёк выдался погожий, самый подходящий, чтобы к Чичи в гости сходить.
Нужно сказать, что погожий денёк для о-бакэ вовсе не такой, когда ярко светит солнце, а по небу плывут пышные, румяные, как булочка, облака. Наоборот, когда серое небо низко нависает над землёй, а тёмные клубящиеся облака стремительно несутся по небу и воет ветер — это и есть самая подходящая погода для о-бакэ. В тот день вдобавок было ещё и холодно. Казалось, вот-вот пойдёт снег.
«Чем бы нам заняться?» — думал О-Бакэ-тян, летя по небу.
Приблизившись к дому, где жила Чичи, он, как всегда, вежливо поздоровался:
— Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке!
Однако ему никто не ответил.
— Чичи! Где ты? Давай поиграем, — сказал он. Но в доме было тихо.
О-Бакэ-тян облетел дом, заглядывая во все углы. И вдруг с изумлением уставился в потолок.
На потолке вниз головой висела Чичи. Будто тряпочка.
— Чичи! Ты что?! Давай поиграем.
— Я бы поиграла… да… не могу… пошевелиться, — прошептала Чичи с трудом.
— Гм! — удивился О-Бакэ-тян и сказал: — Подожди! Я сейчас вернусь.
И, натыкаясь на разные предметы, он поспешно полетел обратно в рощу. Как я уже сказала, О-Бакэ жили в дупле у корней старого дуба. Так было зимой. Летом же они переселялись на дачу, на верхушку дуба. Там, в тени шелестящей на ветру листвы, они наслаждались прохладой. Осенью, когда с дуба опадали листья, они снова поселялись в дупле.
— Мама! Беда! — закричал О-Бакэ-тян, влетая в дупло. — Летучая мышка Чичи висит вниз головой.
— Не волнуйся, О-Бакэ-тян! Летучие мышки всегда спят вниз головой, — сказала мама О-Бакэ.
— Да? А я не знал. Но Чичи не спит. Она заболела — не может пошевелиться. Ей поиграть хочется, а она сдвинуться с места не может.
— А-а! Это она в зимнюю спячку впала, — заметил папа О-Бакэ из гамака. — Теперь до весны будет спать. Холодно ей, оттого и спит всю зиму.
— Ну вот! — огорчился О-Бакэ-тян. — Висит одна-одинёшенька на потолке. А ей поиграть хочется!
— Я придумала! — радостно воскликнула мама О-Бакэ и захлопала в ладоши. — Пусть летит к нам. У нас очаг горит, тепло… Сейчас я приготовлю ей хорошее лекарство. Выпьет ложку и разогреется.
Мама О-Бакэ поставила на огонь котелок и велела О-Бакэ-тяну набрать шиповника. Когда О-Бакэ-тян вернулся с шиповником, над котлом уже поднимался пар. Мама О-Бакэ бросила в котёл измельчённый корень какого-то дерева, толченую ракушку, грибы, хвост ящерицы, ещё что-то непонятное и помешала всё это длинными деревянными палочками.
— Мама! Я принёс шиповник, — сказал О-Бакэ-тян.
Мама О-Бакэ молча кивнула и бросила ягоды в котёл. Пламя ярко вспыхнуло и осветило дупло.
— Настоящая о-бакэ! — сказал папа.
— Да? — спросила мама радостно и вся зарделась. Её белёсое тело вспыхнуло как пламя.
«Какая мама красивая!» — подумал О-Бакэ-тян.
— Ну вот, всё готово. Пусть Чичи выпьет одну ложку этого лекарства.
И, зачерпнув из котла ложку варева, мама О-Бакэ передала её О-Бакэ-тяну.
О-Бакэ-тян помчался что было духу к Чичи. Меж тем пошёл снег.
— Вот хорошо! Мы будем лепить снежных о-бакэ! — воскликнул О-Бакэ-тян, летя по небу.
Утром жители городка сильно удивились: на улицах, на почтовых ящиках, тут и там торчали удивительные снежные о-бакэ. На школьной крыше сидел рядышком целый десяток о-бакэ.
— Кто же это слепил таких причудливых о-бакэ? — удивлялись люди.
Вы-то знаете, кто. А жителям городка совсем было невдомёк.
Однажды вечером, после ужина, О-Бакэ-тяну вдруг захотелось посидеть у мамы на коленях.
— Мама! Давай поиграем в игру: «Это — мамино, это — папино», — О-Бакэ-тян потряс маму О-Бакэ за коленку.
— Ну что ты! Как маленький! — сказала мама О-Бакэ.
— Ну, ма-а-ма! — затянул О-Бакэ-тян.
— Ладно, сыграем. Но только один раз.
И мама О-Бакэ, держа О-Бакэ-тяна на коленях, стала показывать пальцем то на щёки, то на лоб, то на глаза, приговаривая:
— Это — дедушкино,
Это — бабушкино,
Это — папино,
Это — мамино.
Весь он наш,
О-Бакэ-тян.
О-Бакэ-тян радостно подпрыгивал на коленях у мамы.
— Жаль, у меня нет ни дедушки, ни бабушки, — сказал он и осекся: он заметил, что Чичи вот-вот заплачет. — Ну ничего! Зато у меня есть Чичи! — крикнул он, подлетая к подружке и обнимая её.
И тут Чичи заплакала:
— Мамочка! Папочка! Где вы?
Тогда и О-Бакэ-тян заревел. Мама О-Бакэ удивилась, подлетела к ним, обняла и, похлопывая по плечам, сказала:
— Ну полно! Полно! Не плачьте. Чичи, расскажи нам о своих папе и маме. Может быть, я помогу тебе найти их.
— Ну да, Чичи! Давай попьём чайку, и ты нам расскажешь, — предложил папа О-Бакэ.
Все сели в кружок, а мама О-Бакэ зажгла ещё один светильник, сделанный из вьюнка, и налила всем чаю.
Чичи стала рассказывать:
— Я жила с мамой и папой в одном доме…
— Ты говоришь о пустом доме?
— Да, но тогда он не был пустым. Там жил человек по имени Папа, человек по имени Мама и девочка Нон-тян. Потом Мама у них умерла.
— Отчего?
— Кажется, от болезни. И вот однажды человек по имени Папа задвинул ставни…[2]
— Гм… — Папа О-Бакэ и мама О-Бакэ недоуменно переглянулись.
— Человек по имени Папа никогда прежде не задвигал ставен. Ему не хотелось их задвигать. Вот мы и жили в щели, куда задвигались ставни.
— А-а! Понятно.
— Когда он задвинул ставни, мои папа и мама неожиданно выехали с ними из пазов. Человек по имени Папа схватил их и сунул себе в карман. А меня он не заметил. День был холодный, и я висела неподвижно в тёмном уголке.
— И что же было потом?
— А потом ничего не было. Человек по имени Папа задвинул ставни, запер дом и ушёл вместе с Нон-тян.
Все вздохнули.
— Людей но имени Папа очень много… — сказал папа О-Бакэ.
— Ты хочешь сказать, нет ли каких-нибудь примет? — спросила мама О-Бакэ.
— Примет… Ах да, он был художником.
— Ага! Понятно! Тогда мы с Чичи будем искать художника по имени Папа и девочку по имени Нон-тян! — закричал О-Бакэ-тян. — Я облечу все дома и всюду буду спрашивать: «Нет ли тут художника по имени Папа?»
— На самом деле? Ты сделаешь так? — Чичи подскочила к О-Бакэ-тяну.
— Ну конечно! Ведь мы же друзья!
Они вылетели из дупла и, усевшись на ветке дуба, запели:
— Мы найдём,
Мы обязательно найдём
Художника по имени Папа
И девочку по имени Нон.
О-Бакэ-тян и летучая мышка Чичи каждую ночь летали по городку, искали художника по имени Папа и девочку по имени Нон. Искать было трудно, потому что папа О-Бакэ сказал:
— О-бакэ не должны зря показываться людям. Так ведётся исстари.
И О-Бакэ-тян решил, что они будут искать художника по запаху краски, который запомнила Чичи. Но и это было нелегко. В ночном городе носились разные запахи, но красками пахло очень редко.
Иногда Чичи восклицала: «Ага! Запах краски!» Но оказывалось, что краской пахло из пустого класса школы.
Бывало, что запах краски доносился из дома, где сидело за мольбертами много молодых художников, но среди них не было человека по имени Папа.
— Наверно, я никогда больше не увижу папу и маму, — сказала Чичи, и по её щеке скатилась слеза.
— Не говори так, Чичи! Обязательно увидишь, — утешал её О-Бакэ-тян.
В это время они пролетали над центром городка. О-Бакэ-тян поднял палец и пропел:
— Небо, небо!
Ты всё видишь.
Скажи нам, небо,
Куда лететь?
Ветер, ветер!
Ты всё слышишь.
Скажи нам, ветер,
Куда лететь?
Решено! Летим на север.
О-Бакэ-тян и Чичи полетели прямо на север. И тут Чичи закричала:
— Запах краски! — и пулей влетела в окно дома.
О-Бакэ-тян нерешительно последовал за ней.
— Я чувствую запах краски. Может, это… — Чичи осторожно летала по комнате.
В это время из глубины дома донеслось:
— Нон-тян!
— Да!
— Ты слышал, кто-то сказал «Нон-тян!»? — заволновалась Чичи.
Тут вдруг зажёгся свет, и в комнату вошла молодая девушка.
— Ой! Кто это? — вскричали разом Чичи и девушка, стукнувшись лбами.
— Как я испугалась!
Девушка изумленно разглядывала лежащую на полу Чичи. — Ты кто? Птица или мышка? — спросила она и протянула к летучей мышке руку.
О-Бакэ-тян замер от испуга. «Сейчас она сунет Чичи в карман!» — подумал он и, решительно подскочив к девушке, крикнул:
— Не смей её трогать!
— Ай! О-бакэ-э! — испуганно вскрикнула девушка.
А О-Бакэ-тян, вытянувшись, представился:
— Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке!
Чичн с трудом поднялась с пола и тоже представилась:
— Я летучая мышка Чичи. Рада вас видеть.
Девушка перевела дух и, отдышавшись, сказала:
— Как я испугалась! Вы появились так неожиданно. Вы очень вежливы. А меня зовут Нон-тян. Приятно познакомиться.
— Как? Нон-тян?
О-Бакэ-тян и Чичи переглянулись.
— А художник по имени Папа? — поперхнувшись, спросила Чичи.
— Папа? А у меня нет папы. Я живу с мамой. Я сама художник.
— Да, вы совсем другая Нон-тян. Та была маленькой девочкой, — проговорила Чичи дрожащим голосом.
Комната была заставлена картинами и холстом, натянутым на рамки. Чичи не удержалась и тихонько заплакала.
— Что это вы оба такие грустные? Вот ты. Ты ведь О-Бакэ-тян. Не так ли? Держи нос выше! — И Нон-тян похлопала О-Бакэ-тяна по спине. — Может, вам моя помощь нужна? А?
Так О-Бакэ-тян и Чичи подружились с художницей Нон-тян.
Однажды майским вечером О-Бакэ-тян и летучая мышка Чичи сидели на ветке на опушке рощи и любовались луной. Цвёл белый шиповник, и в воздухе стоял его пряный аромат.
— Как приятно пить волшебный сок, вдыхая запах шиповника! — сказал О-Бакэ-тян и взглянул на стакан.
Стакан был гордостью мамы О-Бакэ. В прозрачном льду сверкали золотистые паутинки… Прекрасный стакан. Даже летом не тает.
В стакан был налит волшебный сок. Казалось, он сверкает всеми цветами радуги, с каждым глотком менялся цвет и вкус сока.
— А у меня земляничный сок! — закричала Чичи.
— А у меня лимонный. Как луна, — сказал О-Бакэ-тян.
— Давай вместе выпьем. Раз-два-три!
Теперь у обоих был зелёный сок.
— Какой вкусный! Как дыня, — восхитился О-Бакэ-тян.
— А у меня — как звезда! — сказала Чичи.
Вдруг раздался шум шагов.
— Похоже, люди идут, — прошептал О-Бакэ-тян, и они притаились, не дыша, на ветке.
Людей было двое. Один толстый, важный господин. Другой — щупленький, тонкий человечек.
— Значит, сначала вы хотите вырубить все деревья. А потом? — спросил тощий.
— А это уж не твоя забота. Это я храню про себя. Одно скажу — выгодное это дельце. Жирный куш отхвачу.
— Вот как!
— Эту рощу издавна зовут Рощей о-бакэ, однако их никто и в глаза не видел. Я её по дешёвке купил. Поэтому и отхвачу жирный куш.
— Роща о-бакэ? Значит, здесь всё же живут о-бакэ?
— Всё это враки. Вот идём мы с тобой но роще и никаких о-бакэ не видим. Но я всё же велю вырубить все деревья, чтобы люди перестали болтать, будто здесь о-бакэ водятся.
— Правильно. Давайте поскорее вырубим всё подчистую. Пусть будет гладкое место, как голова монаха.
При этих словах О-Бакэ-тян и летучая мышка чуть не свалились с дерева. А О-Бакэ-тян пролил сок.
Тут внизу раздался испуганный крик — сок попал на голову тощему мужчине.
— Что это? Никак, дождь! Да нет, не может быть — луна светит. Тогда почему же мне на голову пролилась холодная вода?
— Ну что ты орёшь! Цикада прыснула, а ты испугался.
— Какая цикада! Май на дворе! Ай! Ледяная вода за шиворот попала! Пахнет дыней. Нет… земляникой. А теперь бананом…
О-Бакэ-тян тихонько хихикнул.
— Ой! Кто-то смеётся. Это о-бакэ!
— Глупости! — рассердился толстяк. — Хватит болтать о них, а то и вправду явятся — будешь знать! Поэтому-то я и велел срубить эту рощу. Ты как хочешь, а я пошёл. Пошёл я.
Толстяк повернулся и быстро зашагал прочь. Потом не выдержал и припустил бегом.
— Подождите! Подо… — завопил тощий и помчался за ним вслед, спотыкаясь на ходу.
О-Бакэ-тян громко рассмеялся, но тут же умолк.
— Ой! Они же сказали, что вырубят всю рощу.
— Да, они это сказали. Что же теперь будет? Надо скорее сообщить папе О-Бакэ и маме О-Бакэ.
О-Бакэ-тян и Чичи тотчас же слетели с верхушки дерева и помчались домой.
— Папа! Мама! Беда! — закричал О-Бакэ-тян.
— Не кричи так громко! Что случилось? Пролил сок? Больше нет, — сказала мама О-Бакэ.
— Какой сок! — обиделся О-Бакэ-тян. — Какие же непонятливые эти взрослые! Говоришь им серьёзно, а они не слушают.
— Так что же случилось? Извини.
— Все деревья в нашей роще вырубят…
— Как?! — Папа О-Бакэ, безмятежно качавшийся в гамаке, стремительно взлетел.
— Мы живём в роще тихо-мирно… — начал свою речь папа О-Бакэ.
О-Бакэ-тян захлопал в ладоши, а мама О-Бакэ с восхищением взглянула на папу О-Бакэ.
— И тем не менее… — Папа О-Бакэ стукнул кулаком по столу: бум! Сок, стоявший в стакане на столе, вспыхнул золотым пламенем. Папа О-Бакэ поднял стакан и отпил большой глоток. Затем вытер рот и продолжал: —…тем не менее люди хотят выгнать нас из рощи.
Снова последовал удар кулака по столу: бум! Сок в стакане вспыхнул золотом, папа О-Бакэ засветился изнутри золотистым светом.
— Довольно! Мы не можем больше молчать.
Бум! Сок вспыхнул золотом, папа О-Бакэ залпом осушил стакан.
— Папа! Тебе не следует пить так много. Это вредно для здоровья, — поспешно сказала мама О-Бакэ.
Папа О-Бакэ, не обращая внимания на маму, продолжал свою речь:
— Мы должны встать на защиту этой прекрасной рощи, где осенью пламенеют алые гроздья рябины, а деревья полыхают жёлтой, красной, багряной листвой, где весной всё покрыто светло-зелёным кружевом сверкающей на солнце листвы. Господа о-бакэ! Поднимемся на защиту прекрасной рощи!
Тут папа О-Бакэ вдруг умолк и уныло опустился на стул — видно, вспомнил, что в этом мире нет уже никаких о-бакэ.
Однако О-Бакэ-тян и Чичи захлопали в ладоши — речь папы О-Бакэ показалась им просто великолепной. Долго не смолкали аплодисменты. Мама О-Бакэ была в восторге. Она вспыхнула и вся зарделась.
Но папа О-Бакэ сидел грустный, обхватив голову руками.
— Папа! Что с тобой? — спросил испуганно О-Бакэ-тян, а мама О-Бакэ стала белёсой, как ночной туман.
— Где в этом мире найдёшь о-бакэ? Их же нигде нет! — заплакал папа О-Бакэ, всхлипывая.
— А я? — хвастливо сказал О-Бакэ-тян и вспыхнул золотистым светом, рассыпая во все стороны искры.
— Гм! — изумились папа О-Бакэ и мама О-Бакэ. Они думали, что О-Бакэ-тян ещё малыш, а он уже стал настоящим о-бакэ.
— Разве мы не о-бакэ? Кроме того, у нас есть Чичи. Напугаем как следует людей и выгоним из рощи.
— Да, так мы и сделаем. Мы в обиде на них, — сказал папа О-Бакэ глухим голосом и, вытянувшись в тонкую нить, заколыхался на ветру.
— Я стану холодной как лёд и залезу за шиворот кому-нибудь из людей, — сказала мама О-Бакэ.
— Я превращусь в огненный шар и буду летать по роще, — похвастал О-Бакэ-тян.
Тут и Чичи взмахнула крыльями и сказала:
— Я буду летать перед глазами людей, перед самым их носом.
— Вот и прекрасно! — улыбнулась мама О-Бакэ.
— Если так, мы сможем, пожалуй, выгнать людей из рощи. — Папа О-Бакэ воспрянул духом. — Да, надо проучить их, а то они стали думать, что на свете нет никаких о-бакэ, — сказал он.
Все захлопали в ладоши и закричали:
— Пусть приходят!
— Напугаем их как следует!
— Давайте потренируемся!
Папа О-Бакэ вытянулся в тонкую белёсую нить. Мама О-Бакэ стала холодной как лёд, а О-Бакэ-тян превратился в огненный шар и стал летать по роще. Мама О-Бакэ до того старалась, что чуть было совсем не превратилась в льдышку.
Чичи тоже усердно тренировалась. Ведь надо не просто махать крыльями, а пролететь мимо лица человека, почти касаясь его, и не дать себя поймать. А это не так легко.
Итак, вся семья О-Бакэ и Чичи стали ждать появления людей, но… люди не появлялись.
Люди не появлялись, и это было прекрасно. Хорошо было бы, если бы они вовсе не пришли в рощу…
— Но если придут, то все сразу, — сказал как-то вечером О-Бакэ-тян. — И думаю, они будут валить деревья днём. И тогда мы не сможем помешать им.
— Что же делать? — огорчённо спросила Чичи.
— Не знаю. Давай слетаем к художнице. Может, узнаем, что в городе говорят, — предложил О-Бакэ-тян.
Они вылезли из дупла и полетели к дому художницы. Окно было открыто. Художница Нон-тян играла на гитаре. О-Бакэ-тян и Чичи с восхищением слушали её игру. Когда она кончила играть, они незаметно влетели в окно.
— Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке! — сказал О-Бакэ-тян, стараясь говорить как можно глуше и страшнее.
Художница захлопала в ладоши и сказала радостно:
— А, это ты, мой вежливый О-Бакэ-тян! Добро пожаловать! Давно не виделись, Чичи.
О-Бакэ-тян и Чичи облетели комнату. О-Бакэ-тян присел на краешек вазы с цветами, а Чичи повисла вниз головой на оконной раме. Я уже много раз говорила вам, что висеть вниз головой — самое удобное положение для летучей мыши.
— Не хотите ли чаю? — спросила Нон-тян.
О-Бакэ-тян покачал головой и сказал:
— Нам надо поговорить с вами.
Он рассказал художнице о важном толстяке, который пришёл в их рощу и заявил, что вырубит все деревья.
— Понятно. И вы решили напугать их, если придут, но они не появляются. И вы думаете, что вам не справиться с людьми, если они придут днём. Не так ли?
Нон-тян не спеша ходила по комнате.
— Ну да, днём мы бессильны что-либо сделать.
— Я тоже так думаю.
Художница всё ходила и ходила по комнате, а О-Бакэ-тян и Чичи с беспокойством смотрели на неё.
— Ага! Поняла, что надо делать! — воскликнула она, и О-Бакэ от неожиданности чуть было не свалился с вазы. — Я распущу слухи.
— Что вы распустите?
— Я распущу слухи о том, что в роще живут страшные о-бакэ. Тогда никто не посмеет приблизиться к ней.
— Правильно! — обрадовался О-Бакэ-тян. Он взлетел в воздух и перевернулся через голову.
— А если кто-то захочет взглянуть на о-бакэ и придёт в рощу, вы так напугаете его, что он больше и носа туда не сунет. И все поймут, что в роще и вправду живут страшные о-бакэ.
— Мы так и сделаем, — храбро сказал О-Бакэ-тян. — Уж вы не сомневайтесь. Так напугаем, что они век не забудут.
— А я распущу слухи, — сказала Нон-тян. — Я знаю одну чрезвычайно болтливую тётушку. Я ей такое порасскажу, что она не вытерпит и тут же разнесёт всё по городу.
— Прошу вас, — сказал О-Бакэ-тян и вылетел вместе с Чичи в тёмное небо.
Он летел, радостно сияя, в рощу. Чичи, весело попискивая, летела рядом.
Художница принялась за дело. Она позвонила болтливой тётушке и сказала дрожащим голосом:
— Знаете, дорогая, я видела о-бакэ. Правда-правда! Иду я по опушке рощи и вдруг вижу — летит… беловато-голубоватый огненный шар. Повернулась, а перед глазами висит длинная белая рука…
— Ай! — завопила тётушка в ужасе.
А Нон-тян вздрогнула — так ей стало страшно.
Слух о страшных о-бакэ сразу же распространился по городку и стал обрастать подробностями. Говорили, что в роще появляются жуткие демоны, огромные огненные шары, невероятные чудища и всякая другая нечисть.
Всегда найдутся люди, кичащиеся своей храбростью, нашлись и тут.
— Ладно! Посмотрим, что за чудища появляются в роще, — сказали храбрецы.
— Сходим! Сходим! — подхватили другие.
И вот однажды вечером трое храбрецов явились в рощу. Каждый нёс по два карманных фонарика.
О-Бакэ-тян качался в это время в гамаке, сплетённом из паутинок, на самой верхушке дуба. Папа О-Бакэ крепко спал, напившись сока. Ночь была тёмная, глухая. Луны не было, только ветер шуршал иногда листвой деревьев.
И вдруг раздался испуганный возглас Чичи:
— О-Бакэ! Огненные шары!
О-Бакэ-тян испуганно вскочил и вцепился в маму — испугался, хоть и сам был о-бакэ.
— Мама! О-бакэ-э! — закричал он.
Мама О-Бакэ дремала, качаясь в гамаке. От испуга она подпрыгнула и стукнулась головой о ветку.
— Где? Где они?
— Вон! Видите? — тонким голосом сказала Чичи.
И вправду в темноте плыли шесть огненных шаров. Они то исчезали, то снова появлялись.
— Не правда ли, это огненные шары? — спросила Чичи, дрожа от страха.
— Нет, это люди. Идут люди с карманными фонариками. Стыдись, О-Бакэ-тян! Ты же о-бакэ.
Мама была права. О-Бакэ-тян был о-бакэ.
— Та-ак! Явились наконец. Ну сейчас мы зададим вам жару, — храбро сказал О-Бакэ-тян. — Ах да, надо папу разбудить.
— Вот смотрите: сейчас я стану холодной как лёд и залезу кому-нибудь рукой за шиворот.
— А потом я примусь за них! — заявил О-Бакэ-тян.
— И я! И я! — запищала Чичи.
Меж тем трое храбрецов, размахивая карманными фонариками, всё дальше углублялись в рощу.
— Никаких о-бакэ, — сказал один.
— О… откуда… им взяться, коль их тут нет, — дрожащим голосом сказал другой.
— Пусть только вылезут, тотчас всех переловим, свяжем верёвками и унесём, — сказал третий и тут же завопил: — Ой! — и со страху уронил карманный фонарь. — Вот они! Вот!
— Как?! Появились? — спросили двое первых и, побросав фонарики, крепко вцепились друг в друга.
— Ай! Кто-то ледяной рукой залез мне за шиворот!
И трое храбрецов попадали наземь и затряслись от ужаса.
— Это нервы у тебя не в порядке! — сказал один.
— Ну да, мы ничего не чувствуем, — сказал второй.
— Но… Ой! Взгляните-ка! — сказал тот, кому мама О-Бакэ холодной рукой залезла за шиворот, и, дрожа, показал пальцем в темноту.
А там плыл огромный голубоватый огненный шар, за ним двигались по воздуху карманные фонарики. Они выстроились в стройную шеренгу и замерли на верхушке дуба. И тут же послышался жутковатый смех: «Ха-ха-ха-ха!»
— Ой! — завопили храбрецы и помчались из рощи.
А вслед им громко смеялись о-бакэ.
О-Бакэ-тян был, однако, очень огорчён: он хотел превратиться в голубоватый гриб и вежливо представиться:
«Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке! — Затем поклониться и сказать людям: — Обратная дорога вон там». Но люди убежали так быстро, что он не успел и рта раскрыть.
Но больше всех был огорчён папа О-Бакэ.
— Почему вы не разбудили меня? — грозно возмущался он. — Ну ладно, пусть только появятся ещё, уж я им покажу!
С тех пор все заговорили о роще, где живут о-бакэ. Слухи росли и распространялись. Однажды на машине с развевающимся флажком приехали даже корреспонденты газеты.
О-бакэ каждый вечер горячо обсуждали, во что бы им превратиться, чтобы получше напугать людей. Они превращались в огненные шары и плавно летали над рощей или повисали большими грибами над деревьями, а то гладили ледяными руками лица людей, но вскоре всё это им надоело.
— Послушай, папа! Нельзя ли придумать что-нибудь новенькое? Каждую ночь одно и то же, одно и то же… — посетовала мама О-Бакэ.
— Сойдёт и так, — сказал О-Бакэ-тян. — Ведь каждый раз новые зеваки приходят.
— Не говори глупостей! — возмутился папа О-Бакэ. — Не знаю, как в других местах, а в нашей роще о-бакэ всегда отличались воображением и изобретательностью.
Папа О-Бакэ отхлебнул большой глоток сока и продолжал:
— Мы всегда придумываем что-то свежее, что-то новое…
И папа О-Бакэ озарился золотистым светом.
— Но я так утомилась, — сказала мама О-Бакэ. — И ужин готовлю, и людей пугаю…
Она устало опустила руку. Рука бессильно свесилась с ветки и стала качаться на ветру.
— Вот! Так и затвердим. Это интересно! — радостно воскликнул пана О-Бакэ. — Ты всегда так оригинальна, мама. Не находишь?
Мама О-Бакэ от похвалы вспыхнула розовым светом.
— И всё же хотелось бы прочитать какую-нибудь книгу или свиток[3] об искусстве о-бакэ или поучиться у известного сэнсэя[4] о-бакэ… Не мог бы ты найти такого сэнсэя? — сказала мама О-Бакэ.
— Гм… Ты права, мама. Попробую-ка я найти такую книгу или свиток. А если встречу сэнсэя, приглашу к нам, — сказал папа О-Бакэ.
— Вот хорошо! Я тоже буду учиться! — радостно воскликнул О-Бакэ-тян и перевернулся несколько раз в воздухе.
— Не уверен, что есть такие книги и учителя, но всё же попытаюсь найти…
В тот вечер папа О-Бакэ вылетел из рощи. Он не знал, когда они поселились здесь, но с тех пор, как помнил себя, он жил в роще и пил волшебный сок. Они ни разу не покидали рощу, не пугали людей, жили тихо-мирно.
Папа О-Бакэ считал, что о-бакэ не должны часто появляться на людях.
Он летел, высматривая местечки потемнее, потому что именно в таких местах обитают о-бакэ, но, к сожалению, не встретил ни одного о-бакэ — не то их вовсе не было, не то были, да не появлялись.
Днём он спал в густой листве деревьев, а ночью продолжал летать. Он облетел все тёмные рощи и болота, ветхие дома и кладбища — о-бакэ нигде не было.
В одной роще он увидел сову, сверкающую в темноте глазами, и спросил озадаченно:
— Не видала ли ты о-бакэ? Мне всё равно какой, лишь бы о-бакэ был…
Сова почему-то не ответила. Закрыв глаза, она угрюмо отвернулась от него.
Папе О-Бакэ стало невыносимо грустно, и он вылетел из тёмной рощи. Какой прекрасной показалась ему их маленькая рощица, где ждали его мама О-Бакэ и О-Бакэ-тян. Только там он был счастлив.
И, вытянувшись в тонкую светящуюся нить, он полетел обратно в свою маленькую рощицу. Но, подлетев к роще, он вытаращил глаза от удивления — у входа висела огромная афиша. «Летний фестиваль о-бакэ» — было выведено на ней чёрной тушью. Роща была обнесена забором, и чтобы войти в неё, надо было заплатить деньги. «Кто же это хозяйничает тут?» — подумал папа О-Бакэ.
— Знаешь, папа, — сказала мама О-Бакэ плачущим голосом, она стала худая, как ниточка, — как только ты улетел в рощу сразу же пришёл толстяк и вывесил огромную афишу. Потом стал брать деньги за вход и всё время кричал: «Смотрите! Вот они, о-бакэ! Вот они!»
— И вы показывались людям?
— Ну да! Мы же о-бакэ. Каждый вечер старались как могли. Превращались в разные фигуры… Устали ужасно…
Мама О-Бакэ вздохнула и тихонько качнулась. От вздоха она взмыла вверх.
— На что это похоже! — вскричал папа О-Бакэ. — Мы, о-бакэ, хотели испугать людей, которые собираются вырубить нашу рощу, а они, пользуясь этим, загребают деньги. Э-э-эх!
И папа О-Бакэ отхлебнул несколько глотков сока. Тело его вспыхнуло золотистым светом.
— Вот он! Вот он! О-бакэ-э! — завопил кто-то поддеревом.
Папа О-Бакэ глянул вниз — там уже толпились зеваки, показывали на него пальцем.
— Вот здорово!
— Золотом сияет. Красиво!
Польщённый похвалой, папа О-Бакэ всё забыл и улыбнулся.
— А что, о-бакэ только это и могут? А больше ничего? — спросил разочарованно один из зрителей.
— Деньги заплатили. Пришли посмотреть, а тут ничего особенного.
— Примитивные какие-то о-бакэ.
Папа О-Бакэ весь покраснел — разозлился.
— Ой! Смотрите! Цвет переменил.
— Багровым стал.
А папа О-Бакэ уже не мог остановиться. Он вытянулся на всю рощу, громко захохотал и исчез.
— Ой! — закричали все.
Тут мама О-Бакэ стала залезать ледяной рукой всем за шиворот. Чичи пролетала тенью перед глазами, а О-Бакэ-тян превращался в огромный гриб и летал, переваливаясь с боку на бок.
— Ой! Страшно! — вопили люди, дрожа от страха. Они бросились бежать, а мама О-Бакэ повисла перед ними тонкой белёсой нитью.
Опомнились о-бакэ, когда летняя ночь была уже на исходе. Алело небо. Усталые о-бакэ повисли на деревьях как лоскутки.
Но что это? Кто-то радостно смеётся!
— Ха-ха-ха! Здорово сегодня заработали.
— Пойдём домой, что ли?
Ага! Смеются те, кто продавал билеты на «Летний фестиваль о-бакэ». А хозяин рощи несёт толстый, распухший от денег, портфель.
— Вот досада! — И папа О-Бакэ заплакал скупыми мужскими слезами. — Снова их взяла. Ну ладно, больше мы ни за что не станем пугать людей, — решительно сказал папа О-Бакэ.
И на другую ночь они не показались людям.
— Безобразие! Верните деньги!
— Верните, верните! — шумели зрители.
— Вот теперь посмотрим, каково вам будет, — сказал папа О-Бакэ, и сразу настроение у него улучшилось.
Но не тут-то было! Ехидно улыбаясь, хозяин рощи сказал:
— Ну, наконец-то о-бакэ устали и улетели из рощи. Теперь можно помаленьку и вырубать деревья.
Папа О-Бакэ и мама О-Бакэ, обессиленные, сидели в Дупле. Тут же были О-Бакэ-тян и Чичи. Все так утомились, что не могли и рта раскрыть.
На небе висел тонкий месяц.
«Покажешься людям, а они воспользуются этим и деньги гребут, не покажешься — деревья вырубят. Что же делать?» — думали о-бакэ.
— Нет ничего страшнее человека! — сказал папа О-Бакэ и тяжело вздохнул.
Сколько времени прошло, неведомо, только послышался вдруг слабый, тоненький писк — будто флейта играет: пи-пи-пи!.. Нет, даже тоньше флейты.
— Что это? — вяло спросила мама О-Бакэ и вздрогнула — ей стало почему-то страшно.
Она побелела, как зола, и хотела встать, но тело не слушалось её. И тут раздался тонкий пронзительный голос:
— Говорит Космический центр о-бакэ! Вы забыли о самом важном для японских о-бакэ.
— Кто вы? — спросил, весь дрожа, папа О-Бакэ.
— Космический центр о-бакэ считает, что все японские о-бакэ впали в спячку. Только вы храбро сражаетесь с людьми. Самая важная вещь для о-бакэ — внушение. Внушение, внушение…
Голос умолк, и снова наступила тишина. Все оцепенели.
Вдруг папа О-Бакэ вскочил и пристально уставился в темноту.
— Папа, — дрожащим голосом спросила мама О-Бакэ, — кто это был? Ты слышишь, папа?
Но папа О-Бакэ молчал. Он думал.
О-Бакэ-тян и Чичн незаметно переглянулись.
Папа О-Бакэ молчал долго, потом сказал:
— Понятно.
Все в недоумении уставились на него.
— Мы — особые о-бакэ. Не из тех, что превращаются в чудища или сверкают, как огненные шары. Всё это пустяки. Мы из тех о-бакэ, которые внушают людям свои мысли. И мы забыли об этом.
Папа говорил совсем тихо, и все молчали.
— Ну и что же нам делать? — спросила мама О-Бакэ.
— Ничего. Только оставьте меня одного.
Папа О-Бакэ поднял занавес, сплетённый из паутинок, и медленно удалился в дальние покои.
В роще стало тихо и спокойно. Никто их не тревожил.
Не приходили зеваки подивиться на о-бакэ, не появлялся хвастливый толстый хозяин. Дубы и буки сбросили свои разноцветные листья, будто выкованные из золота и меди.
А папа О-Бакэ всё сидел один в дальних покоях дупла.
Мама О-Бакэ ничего не понимала. И чтобы отвлечься, занялась хозяйством: собирала маленькие грибы и бросала их в горшок, выжимала сок из красных плодов шиповника, вязала из паутинок стаканы.
О-Бакэ-тян, посоветовавшись с Чичи, решил, что им надо слетать к художнице. Они легко выпорхнули из дупла и полетели по тёмному небу.
Подлетев к дому художницы, они тихонько проскользнули в оконную щель, и О-Бакэ-тян, стараясь говорить как можно глуше и страшнее, произнёс:
— Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке!
— А! Это ты, О-Бакэ-тян! — сказала художница, выйдя из комнаты. — Вот молодцы, о-бакэ! Весь город о вас говорит.
— О чём это вы? Что говорят? — оторопел О-Бакэ-тян. «Что-то случилось!» — подумал он.
— Что случилось? — спросил О-Бакэ-тян.
— Как? Вы и вправду ничего не знаете? Хозяин рощи каждую ночь мается от кошмаров.
— От чего?
— От кошмаров. Ему снятся страшные сны. Он вопит истошным голосом: «Простите! Простите! Не буду рубить деревья! Не буду!» Был такой важный и толстый, а теперь совсем отощал, еле ходит.
— Гм…
— Вот и говорят в городе: «Молодцы о-бакэ!»
— Гм…
О-Бакэ-тян широко раскрыл глаза от изумления. Неужели бывают страшные сны? Он ни разу не видел никаких страшных снов — они ему просто не снились.
— Ты что же, и вправду ничего не знал, О-Бакэ-тян?
— Папа, нет, о-бакэ из Космического центра говорили что надо долго думать…
— Долго думать? — прошептала художница.
— И что надо вкушать… — сказала Чичи.
— Да нет, внушать…
— Ну да, правильно, внушать людям…
Художница кивнула. Похоже, она всё поняла.
— Как бы то ни было, хозяин рощи, видно, отказался от мысли вырубить рощу. Говорит, не хочет иметь дело с о-бакэ…
— Тогда я полечу и расскажу всё маме и папе.
О-Бакэ-тян и Чичи попрощались и полетели к роще. О-Бакэ-тян ликовал. Как всё прекрасно получилось!
Он так сиял от радости, что мама О-Бакэ, увидев его, вся зарделась. А папа О-Бакэ лишь молча кивнул.
Однако на другой день вечером в рощу пришла художница Нон-тян.
— Говорят, хозяин рощи хочет её продать. Немедленно и совсем дёшево, — сказала она с волнением.
— Вряд ли кто-либо решится купить рощу с о-бакэ, — спокойно сказал папа О-Бакэ.
— Но покупатель уже нашёлся! Согласен купить рощу прямо с о-бакэ.
— Что же это за человек? Хотелось бы мне взглянуть на него! — воскликнула мама О-Бакэ.
Смотрит — а покупатель уже идёт по лесу. На голове у него берет, держит за руку маленькую девочку. И улыбается во весь рот, будто пришёл в дом к друзьям.
Тут раздался вдруг пронзительный крик. Кричала Чичи. Она летала вокруг, хлопая крыльями, словно безумная.
— Нон-тян! Человек по имени Пана! Где мои мама и папа? — кричала она.
Человек в берете взглянул на Чичи и вытаращил глаза от изумления. Но ещё раньше из его кармана выскочили… две летучие мыши.
— Чичи! Чичи! — кричали они радостно, кружась рядом с маленькой летучей мышкой, словно обнимая её.
— Папа! Похоже, наши летучие мыши нашли свою малышку, — сказала девочка.
— Похоже, так, — сказал человек в берете.
— Ага! Значит, вы художник по имени Папа, а ты Нон-тян? — спросила художница, а все изумлённо хлопали глазами.
— Да, это мы, — сказал художник по имени Папа и снял берет. — Не думал я, что нам посчастливится встретить в этой роще маленькую летучую мышку. Видите ли, после смерти матери этой девочки мы жили в горной хижине. И теперь вот вернулись обратно. Но после горных просторов город кажется таким тесным. А тут как раз роща продаётся. И очень дёшево. «Как хорошо!» — подумал я, продал свой старый дом и купил эту рощу. И сразу же пошёл знакомиться с вами, господа о-бакэ.
Человек в берете снова поклонился.
— Значит, вы будете жить в этой роще, Берет-сан?[5] — спросил папа О-Бакэ.
— Да, я построю маленький домик на опушке. Не беспокойтесь, деревьев я рубить не стану. Роща ещё довольно большая. Будем жить в добром соседстве. Извините, вы пьёте пиво?
— Пиво? Мы пьём волшебный сок.
Папа О-Бакэ сразу оживился, полетел в дупло и вынес бутылочку и стаканы.
И тут он вдруг понял, как ему недоставало приятеля-мужчины, с которым он мог бы по-дружески выпить стаканчик сока.
— Не выпить ли нам по стаканчику? — спросил он.
— Мы тоже нальём себе соку, — сказала мама О-Бакэ.
И вскоре в стаканы был налит волшебный сок, и стаканы сверкали золотистым и радужным светом.
Тут О-Бакэ-тян вспомнил, что он ещё не представился гостям.
— Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке! — сказал он, стараясь говорить как можно глуше и страшнее.
Обе Нон-тян переглянулись и засмеялись.
— Давайте выпьем за эту рощу, — предложила художница.
На этом мы кончаем первый рассказ про о-бакэ. Были ли они счастливы потом? Я думаю, были.