Привычка жить

Глава 1

На главной башне пробило полночь, стало быть, дежурство перевалило за середину, чему Кромвел не то чтобы обрадовался, но был не против придавить пару часов вместо однообразного измерения шагами тюремного коридора. Пятьдесят шагов в одну сторону до угла, короткий взгляд в полумрак арочного проема — там одна лестница ведет вверх, во внутренний двор замка, другая уходит вниз, к ОСОБЫМ казематам, где его высочество герцог Имранский содержит самых опасных преступников и людей, не угодивших лично ему. Все они предназначены в жертву Лорду. И пятьдесят шагов в другую сторону, до тупичка, где в нише стоит пожарный щит и ящик с песком, а за ними кроется потаенная дверь, ведущая во внутренние покои замка.

Темница была невелика — узники обычно не задерживались здесь надолго. Кроме десятка камер, где содержались заложники, за которых его высочество Трабан собирается получить выкуп. Вот их-то и охраняли кугуары — личная охрана герцога.

Шелест отлично смазанного засова, скрип половиц, но Кромвел даже не обернулся, он уже несколько секунд слышал шаги за потаенной дверью и опознал идущего. Характерное подшаркивание подошвы мягкого сапога — Визов, закадычный друг. Сегодня он начкар, может, с проверкой пришел или еще что. В той знатной сшибке под Бронхами, где войску герцога Имранского пришлось несладко, Виз получил болт в голень и с тех пор приволакивал левую ногу, что, впрочем, ему совершенно не мешало, и в отставку он не торопился. Вообще же любой кугуар умеет двигаться практически бесшумно, и раз Виз не скрывается, значит, хочет, чтобы его услышали.

Кромвел продолжил движение до угла коридора, как вменялось по уставу.

— Кром… — чуть слышный голос Виза нес в себе свистящие интонации, заученными мурашками пробежавшие меж лопаток: опасность!!! А то, что он применил боевой язык, где информацию содержат интонация, тембр голоса и любые вроде бы даже посторонние звуки, означало, что Виз не исключает присутствия лишних ушей. НЕ КУГУАРОВ.

Не подавая вида, что услышал, Кромвел внимательно вгляделся в сумрак лестничной площадки, не рассеиваемый единственным пыльным шаром-люминофором, развернулся и двинулся назад, постукивая концом ножен по дверям камер, пока не добрался до ниши. Визов явно не хотел, чтобы его видели и спрятался здесь в густой тени. Кром сделал вид, что проверяет застежки на ботинках — нагнулся, по привычке соблюдая безопасную дистанцию до дощатого ящика с песком. Не то чтобы он не доверял старому товарищу, но предают и бьют в спину только свои — эту истину он усвоил с молоком матери.

— Тебе надо сваливать, срочно, — почти просвистел Визов. — Заморыш заложил тебя высочеству.

Вчерашняя трактирная ссора с племянником герцога, которую Кром успел выкинуть из головы, вновь напоминала о себе. Вот мрак! Подумаешь, поучил наглеца, раздражавшего практически всех, способных носить оружие, какой-то уж совсем откровенно-пассивной любовью к солдатам и рискнувшего ни с того ни с сего пролить вино на штаны одному из кугуаров. Да еще и вытирать бросился, чуть ли не слизывать. Кром тогда отреагировал скорее из брезгливости, а дальше само завертелось — доброхоты-лизоблюды вмешались, то-се… Но он ведь сознательно полоснул мальчишку лишь по бедру, чтоб не насмерть, но на долгую память.

Бежать — значит, оставить пост. За это герцог приказывает вешать за ногу над воротами. Остаться?.. Конечно, каждый кугуар имеет законное право на личный суд высочества, но такое вопиющее нарушение устава не оставит места для оправдания и пощады вообще. Виз не может этого не понимать. Значит, и вправду пахнет жареным.

Кромвел услышал чуть заметный шорох за углом и резко выпрямился — несколько секунд назад на лестнице никого не было. В это крыло замка категорически запрещено входить кому бы то ни было, кроме начальника караула, коменданта замка шерифа Враньеша и самого герцога. Визов пришел через потайную дверь, значит, не мог оставить никого во дворе или на лестнице. Если только он не должен лично арестовать Кромвела по приказу герцога, тогда это те самые «не кугуары».

Прощупывать намерения другого кугуара не стоило и браться — дядька Бен учил всех одинаково, соваться на лестницу тоже не стоит.

— А ну вылазь, Виз, — Кром положил ладонь на рукоять меча. — Никто нас не слышит и не видит. Даже заложники дрыхнут. Расскажи толком, что за спешка?

— Утром тебя повяжут. Я сам слышал, как Враньеш получил приказ. И хорошо, если удавят сразу.

Кром лихорадочно просчитывал варианты. Трабан Имранский уж второй месяц пребывает не в духе, а в таком настроении высочество ох как опасен: лютует, подтверждая свое прозвище «Смерть-герцог». Чуть что не по нем, минуя темницу, сразу отправляет на удобрения. Ребята, конечно, малость застоялись — балуют, чем раздражают его еще больше. И если он решил устроить показательную казнь, чтоб приструнить свою гвардию, то лучшего повода не найти: ссора с наследником, дуэль и всё такое. А насчет удавки сразу… Это еще не самое худшее, Виз прав, а вот если отдадут Лорду — лучше об этом не думать, мрак и тьма. Тьфу-тьфу-тьфу.

— Да с чего дым-то?! Ну, ссора, так что — в первый раз что ли! — Кромвел трижды оплевал светлый Гамбар через плечо. Визов заметил его жест и усмехнулся кривовато. — Ну, юшку пустил щенку… Так я объясню, есть же свидетели.

Визов усмехнулся еще шире, странно пуча глаза и давясь смехом:

— Да ничего, мрак и тьма! Ты… ты… ты ж ему конец расчекрыжил! Надвое, словно огурец. Зашили, конечно, но дело сделано. Теперь он — мерин, ты прикинь! Он как штаны спустил, все кто был на совете — так на пол и легли. Все знают, что ты не нарочно, но здесь большая политика. То ли оженить его с кем-то высочество собирался, то ли еще что, не в курсе я. Но высочество так взбеленился, ну ты представляешь.

Кром, естественно, представлял, не первый год на службе: «Мрак! Тогда действительно надо сдергивать, высочество шутить не станет. Но не с поста же!» Какая-то часть его отлично вышколенного сознания продолжала нести службу, однако подозрительный шорох больше не повторился, да и Виз вроде ничего такого не слышал, а то бы уже свистнул тревожную группу. Нет, вон стоит, ухмыляется как ни в чем не бывало.

— Эх, Кром, говорил тебе дядька Бен, чтоб над контролем поработал. Да не успел погонять вместе со щенками. А ты всё — «глазомер, глазомер…» Вот тебе и глазомер!

Кромвел тоже не смог сдержать невеселой усмешки: дядька Бенджам всегда прав, любимая присказка у него «Ума не займешь». Н-да, вот привалило вляпаться в политику — стер он усмешку. Высочество давно стерилен, теперь и племянничек… Прости-прощай мечты Трабана о мантанской короне, а может, заодно и Лорд лишит Имранского владыку своей милости, упаси тьма. Да на хрена Мантане такой король, как этот недоделок Заморыш?! Обиделся, значит, высочество. Нет, лучше было бы совсем замочить племянничка — до чего идиот, такой афронт раскрывать да еще при свидетелях. Хотя ему, небось, в радость перед всем советом заголиться. Теперь молва пойдет гулять, не остановишь! Однако дело выходит серьезное, за политику шкуру живьем сдерут и солью засыплют, сваливать всё одно придется.

— Рви когти, Кром! — подливал масла Визов. — Ты бы слышал, как дядя Бен за тебя вступился, но высочество непреклонен. Куда там — с места не сдвинешь. В распыл, и всё. Только и выторговали, что до утра отложить. Ну, мне дядька Бен мигнул… Потом кое-что можно будет сделать, но это уж, когда высочество охолонет.

— Да, как же, высочество охолонет только в гробу, тьма его за ногу. Особо если я прямо сейчас с поста уйду. Дядька столько не протянет, — скривился Кром, почесывая затылок. — Вот мраков Заморыш!

Шестидесятилетний Бенджам оф Марин, больше похожий на собственную мумию, был дядькой-наставником кугуаров и родителем самой идеи создания отряда супербойцов. Он, конечно, имел немалый вес при Имранском дворе, но Кром всегда предпочитал полагаться только на себя. Посмертная реабилитация вкупе с пенсией родне (которой он давно не имел) ему как-то не улыбалась.

— Короче, я на Южную башню Жеку подослал, он в курсе — в случае чего отвернется. Так что полчаса у тебя есть.

Ага, с Южной башни можно спуститься прямо в ров, была бы веревка. Там всегда стоит щенячья смена, потому как от Нестыни пованивает совершенно нестерпимо, особенно когда ветер с юга. С новобранцами все кугуары норовили выкинуть какую-нибудь шутку, чтоб служба медом не казалась. Старший сержант Джек Порсли может припахать их, скажем, вымыть пол в караулке или подготовить снаряжение к утреннему марш-броску, и щенки бросятся выполнять приказ, совсем забывая, что по уставу караульный не подчиняется никому, кроме самого герцога и начкара. Обычно за это сажали на трое суток в холодную. Периодически подобным проверкам подвергали всех молодых.

Кром хмыкнул, подумав, что даже в экстренной ситуации Визов не забывает о воспитательном моменте, недаром он правая рука дяди Бена. Но завтра щенкам холодной не отделаться, если они, конечно, поведутся на Жекины подходы. А если нет — ну что ж, снять без шума и вся недолга…

Кромвел в последний раз прикинул — что и как — и протянул Визу ладонь.

— Ну спасибо, дружище, не забуду. Я тебе теперь должен. — Вообще-то Кром не любил быть в долгу, а по всем понятиям Виза надо было бы прикончить прямо сейчас, чтоб уж точно все концы в небо. Но друг всё-таки… — Ты иди, давай — неровен час кто увидит. А я выжду еще пару минут.

Визов кивнул и бесшумно растаял в полумраке на лестнице. Теперь он двигался ПО-НАСТОЯЩЕМУ.

Кром перевел дух и кинул в рот сигарету — уже плевать, что не положено на посту курить, недолго осталось. В принципе, он вполне готов к побегу: керамический меч, духовой самострел о трех стволах и кинжал — оружие — и легкий кожаный доспех, флягу можно прихватить по пути. Монет маловато, да и керамитовый нагрудник не помешал бы, но не идти же теперь в казарму. Веревку достать не проблема — вон на пожарном щите висит кошка со шнуром в сорок локтей, для Южной башни как раз должно хватить. Жаль уходить, служба была терпимая даже для него, южанина. Но высочество Трабан, каков темный сын! Забыл, как его грудью прикрыли при Бронхах! Не-ет, старому козлу надо напомнить, что шрам на ключице до сих пор ноет дождливыми осенними ночами. Что бы такого устроить?..

Кром подумал немного и идея наклюнулась: заложники — можно прихватить кого получше. Тем и насолить высочеству, напомнить о неблагодарности.

Определившись и отбросив последние сомнения, он решительно двинулся вдоль ряда камер, заглядывая в зарешеченные окошки. В четвертой с краю находилась подходящая добыча — юная девица из высоких Гордых, которая давно вызывала любопытство у всего гарнизона Гнилой Берлоги. Ходили слухи о волосах до пояса, пышном бюсте, а Кешка-разведчик, штатный враль, как-то шепотом поведал, что предался утехам орального характера прямо сквозь решетку, подставив ящик с песком, чтоб уравнять свой небольшой рост, высоту смотрового окошка и нежный и умелый рот пленницы. Подробности выглядели сомнительно, особенно, если посмотреть на размеры ячеек решетки, но всё равно многие примерялись повторить подвиг разведчика, и байки множились, как блохи на бездомном псе. Уступать мелкому шустрому Кешке никто не желал. Кром тоже пытался в предыдущее свое дежурство, правда, безуспешно — девицу даже увидеть не удалось. Кешка уверял, что знает специальное слово, такое, что любая баба не откажет. Все этому верили, зная его любвеобильность.

Интерес к единственному заложнику женского пола был стабильно высок — каждый был не прочь скоротать скуку дежурной смены с умелым ртом…

Кром прислушался — давешний шорох засел в настороженном сознании этаким заусенцем. Нет, всё тихо, да и Виз только что поднялся по лестнице. На всякий случай оглянувшись, Кром приложил ухо к двери камеры и расслышал легкие, шелестящие шаги. Девица не спала — как бы не расшумелась. Но он предпочитал решать проблемы по мере их поступления, поэтому это его не смутило. Он осмотрел косяк и мощный навесной замок, которые надежно препятствовали побегу узника. А вот снаружи дверь отжать труда не составит — петли сюда выходят. Он вернулся к пожарному щиту, выбрал из трех багров какой помощнее. Сплюнул окурок в ящик с песком, не попал — растер каблуком — и, поплевав на ладони, вонзил острие багра в деревянный порог. Подсел, поднатужился — только крякнули петли, да засов дрогнул.

С третьего натиска дверь подалась, громыхнула и слетела с петель, оставшись висеть на засове, а Кром не медля, нырнул внутрь, уже примерно зная по звуку, где сейчас находится пленница. Сгреб ее в охапку, стараясь пресечь попытку зашуметь, но не сразу сумел зажать рот.

— Наконец-то! А почему… — выдохнула девица, проявляя удивительную для полночного времени выдержку и любопытство, но суть вопроса задохнулась в мозолистой Кромвеловой ладони.

— Ша. Молчи, мрак тебя и тьма! — прошипел он ей прямо в глаза, всё остальное лицо Гордой скрывалось за его волосатым запястьем и кожаным отворотом куртки. — Хоть звук издашь, обоих на куски порвут.

Она кивнула, и Кром поверил — отнял ладонь, отметив про себя, что волосы у нее вовсе не до пояса, а чуть ниже плеч — врали слухи! — приложил палец к губам и поманил ее за собой. Гордая послушно вышла из камеры. Собственно, с чего ей особо упираться — небось в заложниках жизнь не сахар.

Времени было в обрез, и он просто закинул добычу на плечо и пошел по коридору, сторожко прислушиваясь. Лестница и так-то освещалась из рук вон плохо, а сейчас шар светил еле-еле. Кром для подстраховки вынул кинжал с керамическим жалом в двадцать пальцев длиной. И не пожалел — в сумраке шелохнулась смутная тень, и он — «За мной пришли, утра не дождались!» — сверкнула заполошная мысль — отработанно выбросил вперед и чуть вверх вооруженную руку, поймав неизвестного точно на острие. Еле слышно хрустнули вшитые в куртку нападавшего керамитовые пластины, разошлись, уступая жесткому лезвию. Послышалось бульканье и выдох, хрипение — это когда Кром выдернул оружие и нанес секущий удар в горло. Тело мешком рухнуло и сползло на несколько ступеней вниз. Сверху на площадку прыгнул второй, но почему-то замешкался, и Кром с разворота вогнал кинжал ему точно в глаз. Тот даже не охнул.

Гордая взвизгнула приглушенно, за что Кром довольно сильно шлепнул ее по попавшемуся под руку мягкому месту и замер, прислушиваясь, но, похоже, никого больше не было. Тогда он стал осторожно подниматься, переступив через труп. Гордая опять издала сдавленный звук, увидев черную лужу, уже начавшую заливать ступеньки, но сдержалась и избежала очередного шлепка.

На площадке Кром опять застыл, потом опустил добычу на пол, поставил на ноги прямо под вторым светошаром и повернул к себе лицом:

— Да тихо ты, в тьму твою мать!!! Что, монтанского не понимаешь?! — зашипел ей прямо в лицо, сжимая тонкое плечо. Резко встряхнул и вынул из кармашка на поясе Орал-Би — губчатый загубник, парочку которых он купил за серьезные деньги в Коркорде и постоянно носил с собой. — Не можешь себя контролировать, так я это сделаю.

Загубник был хитрый — он вполне годился в роли кляпа. Высокая впитывающая способность держала рот сухим, а с пересохшей глоткой особо не поорешь. К тому же он раздувался от влаги, но хитрость состояла в том, что Орал-Би отлично пропускал воздух, обладая осмотическим эффектом — в нем можно было даже нырять, что особо ценно в глазах любого южанина. Кляп позволял продержаться под водой почти три минуты. Скоро пригодится — во рву, до которого еще, правда, добраться нужно.

— А ну разевай рот! — шепотом рыкнул он, показывая девице кляп и даже был удивлен, что она вроде как понимающе кивнула и послушно раскрыла рот, а когда Орал-Би оказался на месте, Кромвел мимоходом пожалел, что не рассмотрел — так ли нежен ее рот. Теперь же она стала похожа на сумчатого орангутана, наряженного для смеха в простое короткое платье.

— Стой здесь, я сейчас. — И мягко спрыгнул на нижнюю площадку, склонился над трупами, обшаривая.

Он подумал, что можно будет разжиться чем-нибудь полезным, ну, скажем, кошельком с сотней монет, фляжкой или еще чем. И ему повезло — всё это было в наличии, даже сухпай на сутки в герметичном контейнере. Заодно Кром обнаружил, что убитым в глаз противником оказался не кто-нибудь, а сам начальник караула и правая рука дядьки Бенджама — Визов! Не позволяя себе задуматься над этим фактом, он шепнул: «Прости, дружище, вот и сквитались…» — быстренько обшарил второго, которого не опознал, зато разжился у него пьезозажигалкой и взбежал вверх.

Гордая послушно ждала. Кром опять подивился такому послушанию, взял ее на руки, тоненькая (ни о какой пышной груди речь опять же не шла, и здесь надула молва) и легкая, она была не тяжелее походного пледа в скатке:

— Тихо, не рыпайся. А то я брошу тебя в ров, — пригрозил он, отработанным движением перебрасывая ее через плечо.

Она кивнула и обвисла, как свернутая шея рождественского гуся.

Кром осторожно выбрался во внутренний двор и стал забирать влево вдоль стены. Надо было пройти не больше двадцати шагов, а там лестница на Южную башню, откуда Жека должен был отослать часовых. Еще один повод помянуть Визова добрым словом.

Двор замка, построенного еще старыми людьми[7], представлял собой не совсем правильный четырехугольник, Кром с трофеем на плече оказался в его юго-западном углу, причем колодезная постройка и сенной сарай скрывали его от глаз тех, кто мог бы выглянуть из окна караулки или с надвратной башни. Красноватый свет восходящего Саттара в этот закуток тоже пока не проникал. Всё складывалось в точку, время выбрано в самый раз.

Из-под стены сарая сверкнула саттаровым бликом пара глаз — Мамуля, старая сука, пра-пра-внуки которой спали сейчас в изножий кровати герцога, вихляя щетинистой спиной, подковыляла к Кромвелу и ткнулась мокрым носом в ладонь. Кром почувствовал онемение лица — в ночном воздухе отчетливо расплывался запах нейролептического яда — и сильно сжал девицыно бедро, посылая ей жаркий мысленный приказ: «Замри!» Оставалась ждать — узнает или не узнает его мегапсина — и молиться мраку, чтоб Гордая не дернулась или не вякнула чего, увидав рядом этакое страшилище.

Мамуля, страдавшая уже всеми возможными старческими недугами, размышляла, кажется, не меньше года, но опознала — с мягким «вжи-иик» спрятались меж костяных пластин отравленные жала — лязгнула приветливо раздвоенным хвостом и поплелась назад к сараю. Кром медленно выпустил сильно обедневший кислородом воздух из легких и наконец разжал руку. Ответом послужил осторожный не то вздох, не то всхлип.

«А она ничего — стерпела…» — одобрил про себя, отлично представляя собственную хватку, и заскользил к лестнице, стараясь держаться вдоль самой стены.

Глава 2

— Ну что, блокируем портал? — спросил Андрей Маркелов. Он оставался самым молодым в группе, состав которой претерпел за два года изменения, но костяк составляли всё те же ветераны поиска. Бригада, прибывшая на Ф-24, состояла всего из восьми человек, не считая командира, среди них были сержант первого класса Виктор Савельев по прозвищу Кирпич и Сергей Ипатьев, он же Меченый. Теперь Андрей знал, что в одном из поисков Сереге прямо в лицо угодил файербол, и экранирующая ванадиевая сетка забрала расплавилась у него на лице. Пласт-хирурги, конечно, восстановили сожженные ткани и имплантировали новый глаз, но ожог упрямо проступал на коже, и глазной белок покрывался частой вязью кровавых капилляров, невзирая на все старания докторов. Ему предлагали полное обновление тканей за госсчет, но Меченый неожиданно и наотрез отказался. Андрей вообще не очень-то понимал трепетное отношение ветеранов поиска к повреждениям, полученным в ходе акций: вот и Прошин давно бы мог нарастить себе утерянные пальцы, но почему-то не желал этого делать. Кое-кто в СВБ поговаривал, что это своего рода отличительный знак, таким образом спасы демонстрируют свою крутизну.

Командир почесал нос беспалой рукой, повернулся к портальной камере, возле которой бойцы складывали поисковое снаряжение. Вновь потер нос. Вопроса он, казалось, даже не слышал.

Маркелов с удивлением наблюдал за командиром. Он привык видеть капитана Прошина уверенным в себе на все двести процентов и ни одной сотой долей меньше. Как же иначе: полный кавалер ордена Александра Гора, тридцать пять уничтоженных граллов и прочее, чего не перечислишь. Такой человек должен выглядеть, как гранитная скала. И вот на тебе — командир пребывает в явном замешательстве.

— Ну так что, капитан? Через три с половиной минуты пойдет запрос, — опять неуверенно окликнул его Маркелов.

— А? Что? А, да, давай закрывай… — проговорил Прошин и опять отвернулся.

Маркелов задвинул дверь и, пробежавшись пальцами по клавиатуре, защелкнул щиток. Бойцы потянулись наверх из замаскированного бункера, служащего СПАСу складом, гаражом, экспресс-лабораторией, пунктом дальней связи и оперативно-аналитическим центром.

Перенесли снаряжение под поляризующую маскировочную сеть, растянутую над достаточно ровной поляной. Потом бойцы расселись на жухлой траве перекурить. Разговаривать не спешили в ожидании слова командира: все знали, что дело предстоит особой сложности, каменели скулы бывалых бойцов, а сухой прохладный ветерок швырял в глаза пригоршнями пыль, словно предупреждая: ой и не сладко, ребята, вам здесь придется!

Три бойца, вооруженные спаренными «дуплетами-ЗМ» — лучевик плюс пулемет с безгильзовыми патронами, патрулировали окрестности, пользуясь для обмена информацией исключительно звуковыми сигналами.

Если поблизости окопался объект, то не стоит раньше времени использовать связь, дабы не быть обнаруженным. Андрей не забывал, что два месяца назад группа потеряла сразу трех бойцов. Двое погибли в стычке с граллом, один получил тяжелую контузию при сходе лавины и в коматозном состоянии был доставлен в госпиталь Бюро. Помнил он и о том, что предыдущий связист группы сошел с ума, неосторожно сняв экранирующий шлем. Именно благодаря последнему факту Андрей Маркелов остался в подразделении капитана Прошина, и искренне гордился бы этим, если бы не знал, чем закончилась карьера его предшественника в группе СПАС-4.

Прошин оглядел бойцов, задержал взгляд на Андрее:

— Маркелов, аппаратура настроена?

— Так точно! — Андрей вскочил, поправляя куртку с экранирующими пластинами на груди и спине, и подхватил автоган. Канал связи он на всякий случай держал в режиме ожидания. Сейчас Прошин должен поставить задачу.

— А что, командир, — натужно двигая могучим подбородком, с напором заговорил Кирпич, — чего мы жмемся-то? Ну, подумаешь — объект. Что нам, впервой что ли с нелюдью встречаться? Место известно. Активируем флаера, рванем на форсаже и накроем его одним махом. Чем он от других отличается, а, командир?

— Во-первых, объект обладает необычайной силой, — Прошин сплюнул травинку. — Аналитики утверждают, что его способности превышают средний уровень на семьдесят четыре процента. К тому же гад сыт под завязку и отлично питается. Здесь у него стадо, голов примерно пять тысяч.

— Да ладно, командир. Питание мы ему перекроем, не вопрос, — Кирпич многозначительно поправил автомат. — Ты лучше про его способности обскажи почетче.

Прошин пожал плечами, поерзал, устраиваясь на траве поудобнее, огляделся по сторонам, словно ожидая, что из-за каждого чахлого кустика, которые окружали вершину холма, как кудряшки плешь, сейчас выглянет по ненормальному и несытому граллу. Андрея его поведение всё больше тревожило, да и остальным было явно неуютно, за исключением Кирпича. Повышенное излучение Кирпичом оптимизма выглядело, по мнению Андрея, не очень естественно.

— Объект обладает эффектом мерцания, то есть способен исчезать, возможно, полностью переходить в энергетическое состояние. Не исключена способность к телепортации…

— Да засечем, командир! В первый раз, что ли? — Прошин поморщился:

— Второе: аналитики утверждают с вероятностью почти пятьдесят шесть процентов, что этот объект — КРАЙНИЙ.

Савельев нервно побарабанил пальцами по приборной панели поискового компа, альбинос Сани сморщил лицо, даже Володя Афанасьев по прозвищу Красный перестал жевать и подтянул к себе поближе семиствольный автоган системы «Коловрат».

«Последний…» — перевел про себя Андрей и почувствовал, как мурашки поползли по спине. Охотники вообще-то избегали слова «последний» из суеверия. «Последний, тьфу ты — крайний — объект, — поправил он себя: войне конец! КРАЙНИЙ[8]! Эта информация и впрямь была ошеломляющей. В СПАСе из уст в уста передавалось поверие, что каждый убитый гралл передает свою силу оставшимся, что, мол, все они соединены между собой какой-то неизвестной науке связью. И, если это так, то возможности крайнего вообще трудно себе представить. Но почему тогда не отправлен сюда весь личный состав СПАСа? Где мощная подпитка десантом?

— Пятьдесят шесть процентов? Солидная вероятность… — медленно проговорил Кирпич, и всякая бодрость слезла с него, как зимняя кожа с бредь-змеи. Остальные тоже подобрались, оружие осмотрели, по сторонам оглянулись, будто и впрямь ждали увидеть крайнего в непосредственной близости.

Прошин кивнул и откинулся, облокотившись на локоть. Бойцы располагались по кругу, вытягивая ноги, Санни подложил под спину рюкзак. Почти все курили. Афанасьев зарядил пасть белковым брикетом, движение его челюстей наводило на мысль о стальных жерновах. А весельчак Чиккен ловко крутил в пальцах старинный дедовский портсигар. Вся команда знала, что вместо сигарет он носит там двадцать четыре ампулы «Жидкой женщины», снабженные микроинъекторами, и это служило постоянным поводом для подначек.

— Теперь следующее, — командир вновь обратился к Маркелову, — Андрей, поведай, что там с планетаркой?

Андрей мотнул головой, привычно пробежался по панели портативного комма. Вывел голограмму планетарной системы с двумя лунами и несколькими искорками искусственных спутников и зачастил, читая с дисплея поступившую из базы информацию:

— Искусственный спутник Ф24 — Белый: бывшая станция ВКС для среднего ремонта и база материального обеспечения кораблей типа «Джампер». Инженерное состояние — минус пятьдесят четыре процента. Энергоснабжение доков — ноль, энергоснабжение промзоны — ноль целых, тридцать четыре тысячных, внепространственная связь — ноль, активность портала — ноль, состояние инженерных коммуникаций — ноль, одиннадцать сотых, компьютерная сеть — ноль, наличие свободного кислорода — ноль, биологическая активность — ноль целых, две сотых. Комплекс восстановлению не подлежит. Естественная луна Ф24 — Красный: научно-производственный комплекс…

— По всем — ноль? — мягко прервал его Прошин. Маркелов кивнул. — Понятно. Что Аргусы?

— Аргусы… — пробормотал Андрей, пролистывая на экране отчет. — Ага, вот: данные облета планеты с автоматического модуля. Орбитальная система связи и наблюдения «Аргус». Два спутника функционируют примерно на семнадцать процентов, остальные шесть по нулям… Вот еще! Военный спутник серии «Meга-Хантер» функционирует на двадцать семь процентов. Орбита геостационарная.

— Всем ясно? — спросил Прошин. Бойцы сумрачно переглянулись.

— Да уж, яснее некуда, — подал голос старшина Потапов.

Значит, к собственным возможностям объекта следовало приплюсовать мощь военного спутника, висящего, как всем было очевидно, прямо над местом его обитания.

— Логово нелюди, — сказал Санни, — обозначено так точно, что особо искать не придется. Но и мы для него, выходит, не прозрачные. Что ж сюда только полгруппы кинули? И даже не предупредили?..

— Это, Солнцев, не нашего ума дело — аналитики включают в справку то, на что хватает вашего допуска. Такова инструкция.

— Ну да, а мы пешки. Можно и в распыл пустить.

— Отставить! — рявкнул Прошин. — Мы здесь, чтобы решить поставленную задачу, — раздельно проговорил он и обвел взглядом пасмурных бойцов. — Здешнее население, как всем вам известно — потомки парий бывшего Восточно-Европейского Союза. Это облегчает задачу вступить с ними в контакт: возможно, они поклоняются граллу, но даже в этом случае наверняка большинство не чает, как от него избавиться.

Андрей пока не очень понимал, как будут они искать общий язык с полудикими людьми и каким образом это поможет СПАСу-4 разобраться с граллом.

Прошин вздохнул, сорвал новую травинку и сунул в рот.

— Здесь есть остатки старых технологий, — спокойно проговорил он. — Не исключено, что у нас появится возможность сбить Хантер. Но, если гралл установил полный контроль над спутниками, придется несладко. Одному Хантеру хватит и неполных тридцати процентов мощности, чтобы распылить нас еще на подходе к логову. Да еще два не совсем слепых спутника гуляют по орбитам. Но есть и плюс для нас — значит, гралл привязан к логову и не покинет его без острой нужды. Слушай приказ. Разбиваем лагерь. Маскировку не нарушать. В ближайшие сутки отправимся на свидание с местным герцогом.

У всей бригады буквально отпали челюсти, у Красного даже сигарета изо рта выпала.

— Так что ж мы к нему прямо так в гости и заявимся, а, командир? На байках и во всеоружии? — подал голос Санни.

Прошин не обратил внимания на нарушение субординации.

— Пока мы исходим из худшего — как минимум, объект держит в поле зрения три спутника. Появление в окрестностях техники станет для него звоночком, а для нас, скорее всего, эпитафией. Не-ет, рановато еще гаду знать, что здесь уже пришли по его душу, — Прошин усмехнулся, выжимая ответные ухмылки бойцов. — Зона видимости Хантера известна, так что режим радиомолчания полный. Энергетическое оружие обесточить и не применять без моего приказа. Ясно? Всё. Разойтись, заняться обустройством лагеря.

Глава 3

Стена замка была построена из какого-то неизвестного Крому материала — гладкого, без единой трещины, напоминающего стекло неимоверной толщины. От него исходила ощутимая прохлада. Кром был уверен, что назначение стены было изначально совсем другим — не для отражения штурма. Но все сооружения старых (а Кром повидал их в походах немало) отдавали неуловимой странностью. Зато деревянная лестница новой постройки охотно скрипела под ногами, если не знаешь куда наступить. Вот это привычная предосторожность — дополнительная сигнализация, близкая и понятная любому искушенному в военном деле. Заборола на башнях тоже были деревянными.

Несмотря на то, что он шел с дополнительным весом в виде Гордой, по-прежнему покорно висящей через плечо, подъем по деревянным широким ступеням был не слышнее падения снежинок зимней ночью — Кром ступал точно на отполированные множеством подошв шляпки гвоздей. Три лестничных пролета он преодолел за шесть глубоких вдохов, только последние шаги были долгими и протяжными, время словно сгустилось, и Крому приходилось раздвигать его грудью.

Он осторожно выглянул на площадку башни.

Обе луны были скрыты главной башней, а тонкие проколы звезд на черном бархате неба не давали достаточно света. Что-то разглядеть помогала специальная тренировка, задействовавшая все шесть чувств, на площадке был только один человек. Жека.

Кром угадал силуэт его спины — широкие плечи расслаблены, локоть легко опирается об обвязку заборола, сама поза говорит о мечтательном настроении кугуара. Кром мог бы поклясться, что на лице Жеки блуждает легкая ехидная улыбка. Он смотрел вниз между двумя зубцами (тоже новой постройки), честно выполняя оговоренное с Визом. Кром испытал к нему чувство благодарности, такое же острое, как дротик, который с легким щелчком вырвался из ствола его самострела и четко вошел Жеке прямо в основание шеи.

Во дворе раздалась приглушенная ругань, и Кромвел поспешил подхватить мягко оседавшего Жеку. Замер, и время совсем остановилось. Потом он различил голос Враньеша и по звукам определил, что солдат всего пятеро. В других обстоятельствах его это бы ничуть не смутило, но не теперь. Не мог утра дождаться, мраков сын! Похоже, они к казематам потопали. Сейчас обнаружат Виза и того, второго, и…

Теперь отступать стало совсем некуда.

Время снова рвануло вскачь — Кром скинул Гордую с плеча и споро приладил кошку. Дернул чуть вниз, заставляя керамитовые зубцы покрепче вгрызться в старое дерево. Мертвый Жека послужил ступенькой — извини, приятель, и спасибо за всё. Кром обвязал Гордую вокруг пояса, используя для смягчения свою куртку. Он сторожко поглядывал по сторонам и прислушивался. Солдатня уже убралась в темницу, и вот-вот взревет тревога. Горизонт был подсвечен тревожным багрянцем — на Дымном хребте вновь шло извержение вулкана. От Нестыни тянуло тухлыми яйцами. Отводной канал удавкой окружал замок и снова впадал в речку в сотне локтей от Южной башни.

Никакая живность, в том числе и хищная, во рву не водилась, только желтая серная тина.

«Дрянь-речушка, — подумал Кром, — хлебнешь этак кружечку водицы и будешь сутки харчами хвалиться, хлебнешь другую и нате, пожалуйста, раздутый труп».

Кром набрал полную грудь воздуха.

— Держись крепче. Если сорвешься, — прошипел он, видя как Гордая морщится от гнильцы, которой тянуло снаружи, — не дергайся. Веревка выдержит. А если дернешься, тебя ударит о стену. Рот не разевай и кляп не выплевывай, воду не глотай. Дыши ртом через кляп, работай языком. Ясно?

Она кивнула.

Кром присел, и Гордая шустро вскарабкалась ему на спину, устроилась поверх меча, обхватив за шею руками. Хватка показалась Крому достаточно цепкой. Впрочем рассуждать совсем не время — он вставил себе в рот второй Орал и перенес ногу за край заборола. Первый узел удобно лег в ладонь, всего узлов было ровно сорок — по каждому на локоть длины веревки.

Спуск прошел гладко, они мягко съехали по покрытому жестким дерном валу прямо в ров. Вода обожгла кожу холодом — кроме Нестыни, ров питался из подземных ключей — и пахла тиной с сернистым привкусом. Кром вдохнул знакомый с детства болотный запах, лег чуть набок и стал грести редкими, но сильными махами.

С берега раздался тихий переливчатый свист, и Кром машинально нырнул, стараясь уйти как можно глубже, но помня при этом о керамических кольях на дне. С ношей за плечами получилось не так чтобы очень, но ничего, бывало и похуже. Довольно ощутимое течение подхватило его в мягкие объятия. Кром спокойно отсчитывал удары сердца, следя, чтобы хватило запаса воздуха в Орале, но Гордая от неожиданности забилась и сильно сдавила ему шею. Пришлось выныривать раньше, чем он рассчитывал.

Кром надавил языком на кляп, выжимая из него тухлую воду, оглянулся, да разве чего разглядишь в такой темноте — он был уверен, что пронырнул достаточно далеко. На берегу кто-то ждал? Да нет, скорее всего это Жекины щенки приказ выполняют. Интересно, чем он их припахал? Небось послал вокруг замка кроссом.

А вот и основное русло — сразу чуется, тройная тьма! Над поверхностью воды вились прокисшие испарения. Кром оглянулся: замок отсюда выглядел непомерно высокой и черной громадой, там пока всё было тихо. Вода в Нестыни была теплой, как моча, струящаяся из великанского члена там, в предгорьях Дымного хребта. Плыть по течению несложно, главное не хлебнуть водички, но от этого пока защищает Орал.

Ну всё, теперь пора — Кром сжал край воротника, раздавив крошечный шарик (второй был вшит в пояс штанов) и сразу ощутил, как возросла плавучесть — в плотно простроченные трубками швы одежды пошел сжатый воздух. Всё же южане не совсем уж дикари, как считают в Мантане, и они немало взяли от технологий старых. Гордая ворохнулась, устраиваясь поудобнее, и сразу же волна накрыла Крома с головой. И ведь не обложишь ее по периметру, мрак и тьма — Орал мешает. Кром активнее заработал языком, заставляя кляп прокачать воздух, по губам поползла вонючая даже на общем фоне пена. Теперь, когда плеска не услышат, Кром старался помочь течению резкими саженками.

Монотонная работа не мешала думать: понятно, что при неподготовленном побеге уйти быстро и далеко можно только вниз по Нестыни. Кром сразу же решил выбрать это решение — самое простое и очевидное для преследователей — именно за его очевидность: ни один кугуар не выберет самый простой и легко читаемый вариант. Законы скрытого ухода требовали как можно быстрее пересечь ров и скрыться в окрестных лесах. Так Кром бы и поступил, будь он на вражеской территории. Хм, он теперь во всём Имране, как на вражеской территории… ну да ладно — Мантана большая. Третьим вариантом было подняться вверх по течению и уйти в заболоченные папоротниковые леса, где ни одна мегасобака не возьмет след. Для него, южанина, это было бы тоже приемлемо: в привычных условиях он будет иметь сто очков форы перед погоней, ну, не сто, но пятьдесят верных. И тем не менее — вниз, по течению вонючей реки.

Ну, конечно же, придется положиться на мраково везение, куда ж без него в таком положении. Что-то тормозит шериф — в замке до сих пор тихо. Если б тревогу уже объявили, на реке было бы слышно. Ну и славненько, пусть они еще немного попребывают в неведении, про себя воззвал к Саттару Кром, удваивая усилия. Если в погоню герцог отрядит дядьку Бена, тот вполне может угадать намерение своего лучшего ученика, но Кром надеялся, что погоней возьмется командовать сам шериф Враньеш, начальник гарнизона. НЕ КУГУАР.

Невысокие каменистые холмы, поросшие непроходимым лесом, стиснули Нестынь, и вода побежала быстрее. Гордая, конечно, плыть не помогала, но и почти не мешала, вроде как вещевой мешок. Главное было не позволить потоку себя закрутить, но Кром, настоящий южанин, с детства плавал как рыба. К тому времени, когда наступит усталость, он надеялся найти укромное местечко не слишком далеко от замка. Расчет прост: погоня будет торопиться вниз по реке, считая, что беглец ушел достаточно далеко, а значит, не станет прочесывать берега, и, пропустив ее, можно будет спокойно удалиться в любом направлении. В том, что погоня не замедлит, Кромвел даже не сомневался, а может, она уже началась, несмотря на то, что замковый ревун молчал, что внушало Крому сдержанный оптимизм. Ну а дальше, как руны лягут: если сразу не найдут, то будут прочесывать окрестную территорию. По мере расширения поиска бдительность преследователей станет рассеиваться по естественным причинам. Если повезет, возьмут неверный след — шансы два к одному, не так уж плохо. Если, как он надеется, поиски не дадут результата, то постепенно и вовсе превратятся в формальность — ну, разошлют грамоты по всему Имрану, ну, расставят посты на скрещениях дорог, пошарят по торговым ярмаркам и трактирам. Вот тогда-то и можно будет потихоньку ускользнуть. Так что пока проблема одна — найти убежище и продержаться до наступления этого желанного «когда». Удачно, что замок стоит в глухих местах, высочество отродясь не окультуривал окрестностей — это было не его амплуа.

Орал уже намок до предела, дышать через него стало почти невозможно, рот сводило от гадостного привкуса, в голове шумело. Если продолжать в том же духе, то они, конечно, далеко уйдут по течению, но уже в виде быстро разлагающейся в теплой нестыньской воде органики.

— Слезай! — прохрипел Кром, выплюнув в воду загубник и чувствуя, как наливаются тяжестью руки, а охотничьи ботинки начинают тянуть ко дну.

Гордая сползла со спины, чуть не потопив свое «плавсредство», то бишь Крома, который терпел, придерживая ее так, чтобы лицо оставалось над поверхностью воды. Главное — он был доволен проделанным расстоянием: в самый раз, не близко и не далеко, мили две. Дальше рисковать не стоит, теперь можно повернуть к берегу. Кром стал подгребать наискосок, наметив себе ориентиром чернеющий даже на фоне ночи бочажок с зарослями серного хвоща.

Почувствовав дно, подхватил обвисший трофейчик под мышки и потащил к чуть заметному проходу, старясь не коснуться ядовитых, насыщенных испарениями колючих ветвей. Локтей через семьдесят они выбрались сквозь узкую щель в стене хвощей на свободное место. Обширный ивовый куст приветливо зашелестел листвой от нечаянного прикосновения, и Кром обрадовался — раз здесь растет ива, значит, отравленная полоса позади, можно передохнуть. Он опустил Гордую на чахлую траву, присел и сам, уронив налившиеся усталостью руки. И тут же ночная прохлада запустила свои цепкие ледянистые пальчики, судорожно выбирая из складок мокрой одежды остатки тепла. Пришлось вставать. Над водой курился густой желтоватый туман, с берега похожий на топленое молоко. В бочажок тянулся тонкий язык, легкий сквознячок трепал его, заставляя извиваться, как щупальце болотного кракена, шарящее в поисках добычи.

Кром принялся стаскивать с себя снаряжение и одежду — так можно было скорее согреться. Был и другой способ… Он глянул на Гордую, которая лежала на боку, бессильно откинув руку чуть в сторону, и решил, что этот способ можно пока отложить. Ну, ясно, надышалась с непривычки. Мрак и тьма, какая морока с этими высокородными: чуть что, сразу в обморок. Гляди-ка — не гребла, по веревке не ползла, никого не убила, а валяется в отрубе, словно троекратно проделала всё перечисленное.

Глава 4

Шерифу Враньешу не спалось — разрываясь между дурными предчувствиями и приказом его высочества герцога Имранского, он мерил длинными шагами свои покои. От стены до стены, туда и обратно — тесноватые, стоит заметить, для его коренастой фигуры. Шериф был опытным солдатом и понимал, что арест кугуара не пройдет гладко без согласия ВСЕХ кугуаров герцога и уж обязательно при одобрении их наставника, этого жуткого старика, похожего на мумию древней рептилии, что украшала собой кабинет герцога Трабана. Вот только глаза у старика не красные, а черные и пронзительные, словно две дырочки в первозданную тьму. В отличие от мумии вполне реальный Бенджам оф Марин ничего украсить собой не мог, напротив — он отравлял жизнь шерифу одним фактом своего пребывания во вверенном замке еще почище, чем вонь Нестыни, всем давно привычная из-за своего постоянного присутствия.

Враньеш опасался дядьки Бенджама. Тьфу, мрак, всякое болтают о наставнике герцогской гвардии — кровавый и безжалостный убийца, отмеченный, говорят, Печатью Лорда, да не будет помянут он в этот предрассветный час. Враки, наверное. Но всё же есть что-то жуткое в его манере замирать в полной неподвижности, вроде как даже и не дыша.

Одобрения от наставника ждать, похоже, не приходится. Ишь, как он вскинулся, когда герцог приказал арестовать этого южанина! Видишь ли, привилегии кугуаров вспомнил, личный герцогский суд, то да се. Ничего, будет тебе утром суд, будет и дыба. Авось скормят… Нет, не стоит вновь поминать Темного даже в мыслях.

Шериф воровато оглянулся, по всем правилам оплевал Гамбар через плечо. Налил вина — показалось кислым. Жеванул белую кору — горько. Пару раз пыхнул трубкой и отложил. Смутно. Ох, и смутно всё, мраком твою тьму. Его одолевали нехорошие предчувствия. В сущности, Враньеш отлично понимал, что дело тут не в кугуарах — они действительно отличные воины. И даже не в старом Бенджаме и его черных, чернее самой тьмы, глазах и Лордовой Печати. И уж тем более не в жгучей ненависти ко всем южанам, немало крови попортившим Враньешу за три года службы на южной границе Имрана.

Все дело в них — ПРИВИЛЕГИЯХ!!!

Он, Враньеш, тянувший лямку с самых низов, от простого рядового линейной части и дотянувший ее до шерифа и замкового начальника, отчаянно завидовал этому отребью: набирают невесть кого, явных разбойников, а нянчатся с ними, как с дитятями королевских кровей, обучаа-а-ют…

Вот! Шериф, тертый ветеран десятка кампаний, завидовал их умению!

И ни при чем здесь мраков племянник его высочества — поделом ему. В глубине души шериф даже был рад увечью развращенного сосунка, хотя сам бы никогда не решился поднять на него оружие, спаси Саттар!..

Поняв, что душевная смута не даст ему дождаться утра, шериф кликнул вестового и приказал поднять четырех своих лучших людей — он решил хотя бы пройтись по замку, проверить посты. То, что эту ночь службу несли именно кугуары, придавало неспокойствию оттенок неуверенности — а ну как сговорятся они до утра да и спрячут этого Кромвела. Приказ герцога, отданный ему — ЕМУ, Враньешу — окажется под угрозой срыва. И это просто выводило шерифа из себя.

На лестнице загремели сапоги, шериф подхватил портупею с мечом и двуствольным пневматическим самострелом, надвинул на глаза кожаный шлем и вышел из покоев. При виде начальника заспанные солдаты подтянулись.

Враньеш окинул их строгим оком, особенно продувную бестию Лукара, за острый язык прозванного Хлыстом. Посверлил для порядка тяжелым взглядом, но смягчился, заметив, что Лукар прихватил не только табельное оружие, но и неуставную рогатину с багром, которой владел виртуозно. Знает службу, Саттаром его по башке.

— Так. Проверяем посты. Эти, мрак их, «элитные» наверняка опять какую-нибудь поганку заворачивают, вместо того чтобы службу тащить, как положено. Смотреть в оба глаза, чтоб не вышло, как в прошлый раз.

Это он сказал тоже для порядка — все четверо были тертыми, а об этом прошлом разе никто в казармах и заикаться не рисковал, но кугуары действительно сильно перегнули тогда палку, отрабатывая ночной захват языка, переглушили полвзвода и поснимали всех часовых на стенах, хорошо не до смерти.

На лестнице они встретили Берегена, тащившего свой жирный зад на молельную площадку, и привычно опустили глаза, чтоб, не приведи тьма, не коснуться высокого служителя Мрака взглядом. Ходило поверье, что от этого волосы выпадают и вообще по мужской части проблемы случаются. Спустившись до самого выхода, все пятеро, не сговариваясь, трижды оплевали Гамбар и вышли во двор.

Пека раздвинул створки потаенного фонаря, и узкий луч обежал двор. Это было лишним — обе луны стояли в зените, и во дворе можно было читать, если бы хоть один из солдат был обучен грамоте. По камням зацокали когти встревоженной дополнительным освещением Мамули, и солдаты замерли по стойке смирно, как если бы навстречу шел сам Смерть-герцог — перед ним-то по уставу положено, а ежели эта не признает, то живо сократит срок жизни до минуты в страшных мучениях. Но чудовищная псина осталась равнодушной к почестям, она просто сменила место лежки, перебравшись от колодца под стену конюшни. Всхрапнули было кони, но, давно привычные к резковатому запаху Мамулиного яда, быстро успокоились. В замке опять установилась тишина.

— Пронесло, тьма твою мать… — прошипел Пека, отирая холодный пот, и пригасил фонарь.

— Пронесло, так сходи зад подмой, а то не поймешь — от тебя несет или от Нестыни, — прошелся было юморком Хлыст, но шериф скептически хмыкнул, и солдат прикусил язык.

— К казематам, — немного севшим голосом скомандовал Враньеш и первым, не совсем солидной трусцой, пересек двор.

Шериф в первую голову хотел проверить пост в темнице — на месте ли Кромвел, которого ему предстояло арестовать уже через… он бросил взгляд на светящийся циферблат главной башни — через четыре с небольшим часа. Позади топала солдатня, бряцало оружие, и сквозь зубы поминал тройным накатом Мамулю и всё ее потомство Морган, которого Лукар при встрече с дряхлым порождением мрака тюкнул аккурат в самое темечко концом тяжелого багра.

Войдя в тюремный корпус, Враньеш прислушался и не уловил ни звука — проклятые кугуары двигались по своей системе неискажения пространства, словно пары над нестыньской водой зимними ночами. На всякий случай, чтоб южанин сдуру не начал палить в них из самострела, шериф шумно высморкался. Солдаты одобрительно выдохнули. Никто из них не торопился вниз, к казематам, наперед батьки-командира. Неясное предчувствие обрело почти осязаемое очертание и материальность, а тусклый и мертвый свет пыльного люминофора заставлял всерьез задуматься о бренности бытия.

Шериф дернул рукой, давая сигнал Пеке пошире открыть шторки фонаря, они вроде бы щелкнули, но светлее не стало. «Вот мерзавец — делает вид, что выполнил приказ…» — раздраженно шевельнулось в мозгу шерифа, готового треснуть труса этим самым фонарем, но в глубине души он понимал нежелание солдата лезть на рожон. Он тщательно оплевал Гамбар через плечо и почесал в затылке. Жутко хотелось выпить, да что там скрывать-то — хотелось напиться до рвоты и полного забытья. Вот тебе и повышение, радуйся, шериф!

Тоскливо переведя дух, Враньеш отобрал у Пеки фонарь, повел тусклым светом по ступенькам и стал медленно спускаться вниз. Остальные, которым тоже деваться было некуда, тяжко затопали следом.

Представившаяся на плошадке картина заставила шерифа замереть в изумлении. Шедший следом Пека ткнулся в жесткую, напрягшуюся спину начальника и выглянул через его плечо.

— Мрак твою мать!!! — только это и смог он сказать, вылупившись на распростертые тела в характерных мундирах. Пека никогда в жизни не видел сразу двух мертвых кугуаров.

— Ну чего стали, Саттар тебя заешь?! — заорал в голос Морган. — Слушай, Хлыст, да ты уже задрал меня своей кочергой!!! — обрушился он на замыкавшего шествие Лукара, который ощутимо ткнул его багром чуть пониже обреза куртки.

Тот сразу же возразил нецензурно, но Враньеш в корне пресек зарождающуюся перепалку. Он, не глядя, въехал в живот сопящему Пеке, припомнив ему трусость и нежелание идти впереди начальника.

— Передай дальше! — рявкнул шериф, и тумак по цепочке дошел до Лукара, заставив последнего уронить рогатину. А когда он попытался подхватить оружие, то мстительный Морган влепил ему еще от себя увесисто по шее. Рогатина прогремела по ступенькам и первой оказалась на площадке. Следом скатился сам Лукар.

Солдаты расступились, пропуская не в меру ретивого товарища, и вновь сомкнулись за шерифской спиной, продемонстрировав неплохую выучку батальеров[9].

Шериф дождался, когда ошеломленный падением Лукар обнаружит, что уперся руками прямо в лицо трупа, насладился выражением его лица и заполошным сучением ног. Попытки Хлыста подняться ни к чему не привели — сапоги разъезжались на скользких от крови каменных плитах. Враньеш отвел в сторону ствол самострела, просунувшись над его плечом в опасной близости от щеки:

— Убери пушку, не ровен Саттар, пальнешь в него, — внешне невозмутимо сказал он Пеке и только тогда уверенно шагнул на площадку.

Хлысту наконец удалось подняться, и он быстренько посторонился.

Враньеш неплохо владел собой, когда это требовалось. Солдатам нужно было видеть твердого и уверенного в себе командира. Он неторопливо нагнулся, приложил пальцы к шее одного убитого, другого, убедился в диагнозе. Затем потрогал кровь, предусмотрительно натянув перчатки: оба кугуара могли быть убиты отравленным оружием. Кровь еще не застыла окончательно. Это что же, минут десять назад? Шериф понял, что они чуть-чуть разминулись с убийцей. Совсем чуть-чуть!

Он лихорадочно соображал, но мысль о том, что кто-то походя снял двух кугуаров прямо на посту, да еще шериф опознал в одном из них, убитом жестоким ударом в глаз, начкара Визова — парализовывала волю не хуже, чем личное явление Лорда. Тот, кто сумел сотворить подобное, вполне мог уже захватить замок и вырезать весь гарнизон, пока они просто спускались по лестнице в темницу. Но другая мысль отрицала наличие врага — полное спокойствие Мамули. Значит, во дворе чужих не было. Тогда это может быть только внутренняя кугуарская разборка, возможно, южанина хотел арестовать сам Визов по приказу жуткого старика Бенджама, да не вышло. Но вот он факт налицо — кугуары режут друг друга! Так, глядишь, они совсем взбесятся и возьмутся за остальных.

Это был личный шанс шерифа избавиться одним махом от ненавистного спецназа и его наставника, да вот как бы самому без головы не остаться. Решение выходило трудным, почти неподъемным, врожденную осторожность, которую многие принимали за тугодумство, Враньешу приходилось сейчас преодолевать с превеликим трудом. Но шериф осилил себя:

— Морган. Дуй в караулку — поднимай тревожную группу, пускай пока осмотрят двор, но тихо. Тревогу не поднимать. Убийцу надо взять без шума.

Враньеш осветил своих солдат фонарем и ни на одной физиономии не увидал жажды покидать уютный, надежно защищенный крепкими стенами и залитый кровью тюремный подвал. На лице Моргана, вместо готовности выполнить приказ, читалось: это кто же такой, что уложил ДВУХ кугуаров и как, интересно, ты, шериф, собираешься его взять, да еще без шума. Собственно, и Враньеш думал о том же — по спине его до сих пор носились мурашки, вызывая желание сунуть лезвие кинжала за шиворот и почесаться.

— Что стал?! Бегом!!! А то живо у меня этажом ниже окажешься! — гаркнул шериф, видя, что солдаты растеряны. — Лукар, ты с ним. Бегом, марш!!!

Это подействовало: солдаты знали, что означает нижний этаж с ОСОБЫМИ казематами. Корм для Лорда. Только вякни, и не проживешь даже десяток ударов сердца. Пяток и то не проживешь. Лорд является за добычей молниеносно, особенно перед рассветом.

— Что я, крайний, что ли? — пробормотал, подбирая свою рогатину, Хлыст, до того сосредоточенно вытиравший выпачканные в крови руки о замусоленную тряпицу. Металлический запах крови перебивался спиртным: подозревая яд, солдат не пожалел на дезинфекцию водки из личной фляги.

— А там, во дворе, между прочим, не только эти… убийца, — поправился он, делая добрый глоток, — а еще и Мамуля. Зачем лишний раз нервировать старушку?

Шериф выхватил самострел, ткнул оборзевшего солдата в грудь:

— А ну, пошел! Оба пошли, я сказал! Вы у меня что, перечить?!!

Когда они, хоть и нехотя, но подчинились, шериф окликнул:

— Пека! — помедлил, но следующий приказ и подавно никто в одиночку не возьмется выполнять — скорее предпочтут свидание с голодной Мамулей. — И ты, Ажан! Бегом к Бенджаму, зовите его сюда. Ну, живо!

Солдаты неторопливо затопотали вверх по лестнице, и Враньеш услышал, как нервно и пьяно хохотнул Хлыст:

— Ну, Пека, ты прям как знал — не стал подмываться. Небось, чтоб два раза не возиться…

Шериф сплюнул и только теперь осознал, что остался один. А убийцы вполне могли и не выходить во двор, а затаиться в коридоре, где должен дежурить южанин. Точно! Он и есть убийца. И где же он мог затаиться? Ну, скажем, за пожарным щитом. А может, ошибка, и южанина уже тоже… Враньеш отмахнулся от жалкой мыслишки и поежился — меж лопаток пот струился не хуже мутного весеннего потока. Надо бы проверить камеры, но Враньеш никак не мог заставить себя сделать первый шаг в коридор. За заключенных головой отвечает шериф, и Смерть-герцог не станет слушать всякие там оправдания, а живо отправит в нижние казематы.

Мысли путались и явно заходили на очередной круг. Враньеш тряхнул головой и решил — была не была. На ватных ногах он преодолел последний пролет и выглянул в коридор, где его ждал новый удар: на полу валялась сорванная с петель тяжелая казематная дверь — какая-то из камер была взломана. Мрак и еще три раза мрак! Тот, кто доложит об исчезновении заложника герцогу, будет казнен через десять ударов сердца. Ну и что теперь делать? Родная рота в глухих южных болотах на самой границе Имрана вдруг показалась ему чуть ли не пределом мечтаний. Неплохо бы оказаться сейчас подальше от Гнилой Берлоги, и Гамбар с ней — с карьерой — тут бы голову уберечь.

А может, убийца прячется в камере и поджидает? Шериф почувствовал, что ему не хватает дыхания: всё это время он даже забыл делать это банальное — вдох-выдох. Уф… первый осторожный шаг дался с колоссальным трудом, потом пошло легче, он крался, держа в вытянутой руке самострел, так и норовящий вывернуться из мокрой, как мышь, ладони. Другой рукой Враньеш держал фонарь. Кружок света выделывал по полу невероятные кренделя, когда возле пожарного щита материализовалась темная высокая фигура. В сумраке она выглядела прямым воплощением смерти. Не надо было Лорда поминать, ох не надо! — мелькнула у шерифа заполошная мысль, а палец сам нажал спусковой крючок. Оба дротика вылетели одновременно, но черный силуэт чуть сместился, и шериф услышал бессильное цоканье зарядов о пожарный щит.

Он остался беззащитен, замахал фонарем, чувствуя себя загнанным зайцем, зажмурился и услышал голос:

— Ты тороплив, шериф Враньеш. Ну, да ума не займешь, — старый Бенджам оф Марин шагнул вперед, и его сухое до ужаса лицо оказалось в полосе света фонаря. — Не трясись, вряд ли он до сих пор в замке. Надо высылать погоню. Но никакой тревоги: рев от нее на все окрестности слышен. Пусть думает, что мы еще не хватились.

Шериф почувствовал, как подкашиваются ноги, оперся о стену, испытывая вместе с тем и огромное облегчение. Рядом с Бенджамом не страшен, пожалуй, и Лорд… — он с досадой шлепнул себя по лбу за неуместное поминание и старательно оплевал Гамбар.

Глава 5

Андрей отключил М-связь и отстегнул разъем шлема, с раздражением заметив, как подрагивает рука.

Только что под покровом ночи на лагерь было совершено нападение. Не открытое, когда враг поднимает шум, и благодаря М-связи каждому из давно и крепко сплоченной бригады автоматически становится ясно, кому и что следует делать. На сей раз противник, непонятно откуда взявшийся, подошел бесшумно и пытался перерезать охранение. Жорку Крутого спасло лишь то, что они действовали простыми ножами, а он — не то чтобы по инструкции, а скорее по ночной прохладе — не стал опускать нашейные пластины комбинезона. И не только его спас этот «хомут», но, возможно, и всю группу, настолько быстро и почти неуловимо двигались нападавшие в довольно густом и на вид непроходимом лесу. Не открой Крутой заполошную стрельбу и не разбуди тем самым весь лагерь, неизвестно еще, чем бы всё закончилось. Именно благодаря пулевому оружию, о наличии которого ночные гости, видимо, не подозревали, удалось, ранив, взять одного из нападавших.

Андрей не привык к такой вот партизанской войне, когда не твари, а люди, которым ты ничего плохого не сделал, а, напротив, собираешься спасти, подбираются к тебе во мраке с намерением перерезать горло.

— Черт, да откуда здесь взялись эти дикари? — Красный подергал свой огненный чубчик и растерянно обвел взглядом бойцов, собравшихся у командирской палатки, куда привели пленного. — Словно заранее о нас разведали и до ночи в засаде сидели.

— Пария, что ж ты хочешь, — процедил Кирпич. — Здесь всё время воюют и грабят. Странно, что они тут дошли до феодализма — всё ж таки продвинутый общественный строй с сельским хозяйством и всяким прочим…

— Всё правильно, — пояснил Потапов. — Как раз для феодализма типичны грабеж и насилие. Как мы их проморгали — вот в чем вопрос?

— Да они тут хитрые, как черти, и бесшумные, точно звери. Там по опушке вроде какая-то колея проходит, типа, дорога. Вот и промышляют разбойнички, небось, каждую ночь. А тут — мы.

— Думаешь, это не объект их натравил?

— Я пока ничего не думаю. Вот Шаман посмотрит и всё обскажет.

У капитана Прошина было в группе такое прозвище — Шаман. О его корнях Андрей ничего не знал, любопытствовал, конечно, пару раз спрашивал у «стариков», но получал в ответ только отговорки и странные взгляды.

— А чего на него смотреть? — хмуро спросил Андрей, не очень представлявший себе дальнейшую судьбу пленного: не здесь же его держать, под охраной, в отдельной палатке. Допросить и отпустить обратно в лес — всё, что остается. Всё равно его подельники уже знают, где лагерь. «Не пришлось бы в связи с этим сниматься…»

Озабоченные размышления Андрея прервало появление командира: Прошин вышел из палатки, за ним Крутой вывел пленника — тот был, естественно, со связанными руками и контужен, отчего слегка пошатывался: пуля чиркнула по голове, проделав в коротких русых волосах слева изрядную просеку, сочащуюся кровью.

Прошин остановился перед бойцами, пленного Крутой поставил чуть в стороне; лицо у того было, словно каменное — лишено всякого выражения, хотя сейчас, по идее, должна была решиться его судьба.

— Значит так, поясняю, — начал Прошин и кивнул на пленного: — Это не разбойники.

— Гралловы засланцы, так я и знал, — проворчал Потапов и сплюнул.

Командир бросил на него недовольный взгляд. Произнес раздельно:

— Это люди герцога Имранского. В замке герцога совершено убийство, преступник сбежал, и они теперь его ищут.

— А по ходу режут всех встречных, — подал голос Чиккен, но умолк, наткнувшись на строгий взгляд командира.

— Убийца прихватил какую-то важную заложницу, и они почему-то были уверены, что мы к этому причастны: вроде как сидим в окрестностях и поджидаем, пока он ее к нам доставит.

Пленный быстро глянул на говорившего. Заметивший это Андрей определил выражение его лица, как пытливое недоумение.

Прошин тоже поглядел на пленного и обратился к нему:

— Я говорю тебе, что мы пришли с севера, из-за Бугристых Земель, и не имеем никакого отношения к этому похищению. Мне поручено навестить герцога Имранского и поговорить с ним. Мы прибыли как гости. Сейчас ты поведешь нас в замок.

Пленный нахмурился, окинул чужаков смурным взглядом по очереди, словно подсчитывая, и вдруг чуть ухмыльнулся:

— Гости, говорите? Из-за бугров? Ладно, поведу, — в его произношении звучал незнакомый, режущий слух акцент: более твердые согласные, гласные же одни словно урезаны, другие, наоборот, — растянуты. — Руки только развяжите, — сказал он.

— Не обессудь, но придется тебе побыть со связанными руками. На всякий случай, — сказал командир. — Кругов, Солнцев, сторожите нашего проводника, остальные ко мне на летучку.

Бойцы подобрались, понимающе переглянулись: «Значит, сейчас», — подумал каждый. Подъем по ночной тревоге был для них делом обычным, и то, что предстоит идти на задание — немедля, а не завтра, как планировалось — ни у кого не вызвало недовольства, а уж тем паче возражений: так сложилась ситуация, их обнаружили и на них вновь могли напасть, принимая группу чужаков, обосновавшихся в лесу, за участников каких-то местных интриг. И они получили проводника, на что раньше никто и не надеялся. Ну, разве что… Шаман?..

Лагерь свернули быстро: с таким расчетом его и ставили, чтобы можно было в случае чего молниеносно сняться. Снаряжение перенесли в «холм», позаботившись о том, чтобы пленный этого не видел, хотя вряд ли у кого-то здесь имелись достаточные технические средства, чтобы проникнуть в бункер.

Рядом была колея, но до замка проводник повел их не дорогой, а темными лесными тропами, и не раз по пути группа настороженно замирала по сигналу кого-то из бойцов: каждый помнил об отступившем отряде, и все опасались засады, или слежки, потому и реагировали на любой шорох.

Наконец, впереди показался не то чтобы просвет, а просто завиднелось явное окончание леса. Хотя по мере приближения к замку лес был уже не тем, что вначале, а превратился в нечто совсем иное. Проводник было двинулся дальше, но командир его остановил: сначала требовалось осмотреться.

Бойцы осторожно высунулись из чащи, состоящей здесь из плотно растущих гигантских хвощей нездорового бурого цвета; перед тем всем пришлось использовать носовые фильтры, поскольку ощущение было такое, словно прямо под носом разлагается труп.

Не сказать, чтобы они подошли к замку удачно: пологий поначалу склон круто обрывался в речушку, по левую руку вдоль течения начиналась гряда холмов, густо поросших щетиной того же хвоща, а прямо впереди, как на ладони, открывался вид на пойму. Над речкой курился ядовитый пар. Андрей, весь остаток дня изучавший информативную справку по местности, уже знал, что здешняя река берет начало в предгорьях действующего вулкана и в воде велико содержание сернистых соединений. На противоположном берегу, на крутом утесе, черной громадой, отливающей предгрозовой синевой, высился замок.

Как точно аборигены прозвали это место — Гнилая Берлога. Если кто-то из врагов герцога задумает ее штурмовать, то жалкие лестницы и катапульты здесь не помогут — просто не достанут до стен, и остается только верная смерть — прямой штурм ворот с расположенной справа узкой дороги, больше похожей на тропу, где в ряд встанут не больше трех бойцов. Андрей взглянул на экран портативново компа. Дальномер показал координаты до намеченной цели, потом пошла всевозможная информация о замке. Ого! А не так всё просто: комп, сверившись с базой данных портала, классифицирует строение как энергостанцию, да еще с не до конца исчерпанным потенциалом. И ведь энергогенераторы до сих пор исправны: мезонные системы работают по тысяче лет в режиме непрерывной эксплуатации. Андрей пустил переброску информации через М-комм Шаману. Продумать и взвесить — его дело. Рядом шумно возился, продираясь сквозь жесткие хвощи, Кирпич. Наконец он угомонился, выставив ствол своего скорострельного монстра. Пихнул Маркелова в бок локтем:

— Слышь, а гадина-то себе подходящее местечко выбрала, — ощерился он в темноте, словно местный вид хищника. Маска биофильтра болталась под подбородком, как будто Витьку и такая убойная вонь нипочем.

С другой стороны показался Чиккен.

— Ты это про герцога, что ли? — спросил он, срывая со ствола хвощинку, и хотел было сунуть ее в рот, но осмотрел с сомнением и отшвырнул в сторону.

— С чего ты решил? Хотя, черт его знает, может, гралл тут герцогом заделался. Сидит в замке и трясется в ожидании нас.

— Думаешь, гралл нас боится? — спросил Андрей.

— А ты принюхайся как следует. Чуешь? От меня так не воняло, когда я первый раз с объектом нос к носу столкнулся. А тут и полку ассенизаторов не управиться.

— Тихо! — донеслась до всех по М-каналу команда Прошина. — Всем собраться, внимание втрое. Мы выходим.

Глава 6

От свежего воздуха, свободного от нестыньского смрада, немного кружилась голова. Оставшись совершенно обнаженным, Кром сделал несколько активных дыхательных упражнений, очищая легкие и разгоняя кровь, пока от плеч не повалил пар. Потом он перекинул перевязь с кинжалом через голову. Первым делом проверил сохранность оружия, перезарядил самострел, потом бегло прошелся по небольшому пятачку, осматриваясь, и остался доволен. Чутье не подвело — крошечная треугольная полянка с обеих сторон была закрыта каменистыми склонами из песчаника, вид на реку был загорожен хвощиной зарослью. Сверху нависал косогор. Заметить это место будет затруднительно даже с высоты птичьего полета. Кром хмыкнул — а сможет ли заметить их Глаз Охотника[10]? Этого он не знал, но надеялся, что мракова машина всё же не столь зоркая.

Жрецы высочества каким-то образом могли видеть (и очень четко) отдаленные места, иногда отстоящие от замка на сотни миль. В своих набегах Смерть-герцог часто использовал эту колдовскую наблюдательность, отчего слыл превосходным стратегом. Один подвыпивший мастер-оружейник как-то показал Кромвелу еле-еле заметную серебристую точку, вихлясто ползущую по небу, и пытался объяснить, что на самом деле это какое-то устройство, вроде подзорной трубы размером с надвратную башню, которая по невидимой нитке передает на Варду то, что видит… Это и был Глаз Охотника. Как можно подвесить в небе надвратную башню и заставить не упасть? Этого Кром постигнуть не мог, но запомнил, что машина не видит в пасмурную погоду, однако ночь ему не помеха. Сегодня, как назло, было ясно.

Кром сплюнул и продолжил осмотр. Место укромное, да еще по косогору, где из разлома косо выступала известняковая глыба, сочилась вода. Каплями стекала по камням и собиралась в углублении, размером с бадью. Переливалась через край и тоненькой струйкой бежала к реке. Отстегнув перевязь, Кром нагнулся, зачерпнул немного воды, лизнул — холодная. Подождал, почмокал губами. Никаких вредных примесей, похоже, не содержалось. Тогда он набрал полные пригоршни и, как смог, смыл с себя сернистую коросту, стянувшую кожу.

Гордая слабо пошевелилась, похоже, силы не торопились к ней вернуться.

Кром извлек фляжку Виза и присел над своим нечаянным трофейчиком. Ах, бедняжка, даже Орал вынуть не смогла. Оно и понятно — надышалась Нестынью наверняка и наглоталась вдобавок. Он осторожно потянул кляп, потом поднес к ее губам фляжку — энергетический тоник должен взбодрить трофейную девицу. Не помогло. Тогда Кром взялся за искусственное дыхание рот в рот, и это дало куда лучшие результаты. При иных обстоятельствах он бы не ограничился вдуванием воздуха… Но сейчас Гордая, да и любая другая баба, не вызвала никаких эмоций — Кромвел тоже еще не отдышался по-настоящему. Голова была тяжела, клонило в сон, но спать пока никак нельзя.

Наконец Гордая шевельнулась, и Кром уселся на корточки. Она раскрыла глаза и уставилась на него, как на явление самого Лорда. Уже начинало светать, и он смог разглядеть в ее взгляде сумбурный набор чувств. Гордая силилась что-то сказать, но отравленный организм был настолько слаб, что она только легонько вздохнула и погрузилась в забытье.

Пока девица валялась в отрубе, Кром пошел к ручью, смастерил из ивовых веточек и мокрой земли запруду и прополоскал свою одежду, стараясь избавиться от того запаха, будто в курятнике год провалялся. Потом просушился, как мог, и приступил к Гордой: стащил с нее платьишко — под ним ничего, кроме нее самой, не оказалось. Ну и худющая, тройная тьма! Маленькая, как нераспустившийся бутончик. Не сладко, видать, ей пришлось в гостях у Смерть-герцога. Хотя Кром предпочитал женщин куда пышнее, но, как говорится, на безрыбье и кракен сойдет. Пусть только оклемается немного, там можно будет и обкатать трофейчик-бутончик.

Он внимательно осмотрел тело Гордой на предмет царапин, ушибов и прочего, что могло бы в совокупности с гнилой водой Нестыни создать проблемы в дальнейшем, и ничего, слава тьме, не обнаружил. Здесь задерживаться дольше положенного он не собирался, а бросать заложницу было бы жалко. Ее в конце концов всегда можно будет продать или попробовать получить выкуп. Свое имущество Кром предпочитал беречь до поры.

Он спустил из запруды воду, дождался, пока наберется свежая, и прополоскал платье Гордой, покачивая головой: это ж надо, кому сказать — не поверит: Кромвел оф Миркодас, изгнанник из рода Журавля, кугуар высочества, бабе одежку стирает. Но находиться рядом всё равно как с навозной кучей охоты мало. Хватит и вонючей Нестыни в сотне локтей.

В зыбком рассвете Кром взялся осматривать снаряжение, поцокал языком над загубником — Орал закаменел и приобрел отчетливо ржавый цвет. Он больше ни на что не годился. Оружие, однако, было в полном порядке. Фляга полна тоником, да еще из ивовой коры можно неплохой стимулятор настоять, был бы спирт, но сойдет и вода. С пищей дело похуже: двойной паек, и всё. При экономии хватит на три дня. Всё ж таки дрянь-речка, по берегам живности не больше, чем в воде, то есть совсем никакой. А на косогор лезть — нужно ненастья дожидаться.

И еще одно его тревожило: он так и не слышал, чтобы в Гнилой Берлоге взвыл ревун, а ведь истошный вопль тревоги должен был разнестись не на одну милю. Не иначе как их исчезновение обнаружено, и погоня уже рыщет, но до сведения беглеца этот факт решили не доводить.

Глава 7

Шериф Враньеш развил чрезмерно бурную деятельность, суть которой — сплошная видимость. Бенджам понимал его: это убийство было для шерифа первым реальным поводом подтвердить свою необходимость и деловые качества. Любой солдат линейных войск всегда черной завистью завидует привилегиям гвардии, а Враньеш до дрожи ненавидел кугуаров и с удовольствием отделался бы от них всех одним махом. Только слепой не увидит признаки разложения и предательства — начиная от увечья наследника, продолжая резней и заканчивая похищением ценной пленницы. Шериф, естественно, видел это и уже потирал руки, предвкушая свой триумф. Однако Бенджам чувствовал его сомнение, оно просто окутывало Враньеша с головы до пят, как паранджа скрывает до времени невесту.

Ну и пусть суетится. Вот, опять он ожег наставника ненавистным взглядом. Устроившаяся у ног Мамуля почуяла агрессию — она ведь тоже была кугуаром в своем песьем царстве — и ощетинилась. Бенджам нагнулся и потрепал старушку по чешуйчатой холке и мокрому носу.

— Пусть его, девочка, — мягко проговорил он. — Пусть.

Бенджам оф Марин, наставник специальных солдат герцога, думал. Он стоял и смотрел на неподвижные тела своих питомцев: Вила и Жеки — и думал. Нет, не об измене, не о потерянных учениках, каждый из которых был достоин со временем занять его место. Не о том, как это вышло, что два отличных бойца, кропотливо отобранные им по тайным признакам и обученные всему, что знал и умел Бенджам оф Марин, стали просто ничем, трупами. И не о тех самых признаках, по которым он находил будущих кугуаров. Последнее время Бенджаму всё чаще приходили мысли о Силах, что вертят всей Вардой, и об их природе. Он чувствовал, как расклад меняется впервые за двести лет с тех пор, когда упала звезда Светлых, и остался только Лорд. Нечто новое готовилось вмешаться в ход вещей — Сила или случайный фактор, а может, и то и другое — и тому было множество признаков, которые он мог увидеть благодаря своему знанию. Тайному, черному умению, что в народе называют Печатью Лорда.

Печать помогала видеть скрытое от иных глаз. Он не любил эту способность, возможно, даже ненавидел, а уж брезговал — это точно. Но пользовался. Как воспользовался бы мечом, взятым из окоченевшей ладони убитого врага взамен своего сломанного. Этого было не понять никому. Он не знал — враг ли ему Лорд, равнодушен ли, но одно знал точно — это не человек.

Бенджам не видел истинного предназначения — своего и учеников, кугуаров. Его отряда боялись, его самого уважали и ненавидели, ему завидовали. К нему прислушивался сам герцог, но Бенджам оф Марин всегда был вовне. Одиночкой. Отверженным. И сейчас он ощущал, как перераспределяется Сила. Приближалось НЕЧТО. Изменение. Может быть, даже всей Варды. И каждому была отведена роль в этом изменении, как чувствовал старый дядька Бен. Может быть, он и обучал отряд, чтобы неизвестной силе нелегко было уничтожить отмеченных мраком.

А если наоборот? Чтобы было кому уничтожить Мрак?.. Всё может быть.

Но Старый Бенджам не знал точного ответа. Немало воды утекло с тех пор, как он начал служить герцогу Имранскому. И его ни тогда, ни сейчас не смущало характерное прозвище, данное его высочеству Трабану людской молвой — Смерть-герцог.

Люди… Что они понимают? Люди слабы. Им просто необходимо поклоняться. Силе. И не важно, как будет она зваться — Свет, Мрак, Хаос, Порядок… Нужен объект поклонения, могучий и непознаваемый, чтоб было где черпать поддержку и на что свалить беды. В Имране поклоняются Мраку. Но когда эти солдаты или крестьяне со смаком ругаются мраком и тьмой, оплевывают Гамбар и боятся поминать даже в мыслях Лорда — чем они отличаются от Гордых, у которых свои ругательства, свои правители и один на всех ненавистный Лорд? Вот то-то.

Бенджам как чувствовал, что неприятности будут не только в замке, и точно: командир четверки, вернувшейся с восточной оконечности леса, доложил о потере одного бойца от рук окопавшегося там неизвестного отряда. Надо было срочно посылать туда побольше хорошо вооруженных людей, но доклад об их необычном оружии заставил Бенджама нахмуриться и погодить с решением.

Можно было бы решить, что проникновение в замок организовал хитрый и жестокий враг, а врагов у Смерть-герцога набралось немало. Теперь вот измена свила гнездо даже в Гнилой Берлоге. Но чутье, развитое многолетними тренировками и усиленное Печатью, говорило Бенджаму, что дело гораздо серьезнее и глубже, чем могло показаться с первого взгляда.

Вестовой чуть ли не тенью подобрался к неподвижному наставнику:

— Почтенный Бенджам… — осторожно произнес он. — К восточным воротам подошел отряд из девяти человек в сопровождении нашего кугуара. Его высочество вызывает вас. Они из… — Бенджам обернулся, и слова застряли в глотке солдата.

Мамуля предупреждающе встопорщила пластины на загривке, а ее жала затрепетали с плохо скрываемой чувственностью. Возбужденная общей суетой мегасобака была переполнена желанием внести свою лепту, то есть толику яда в чей-нибудь организм.

Солдат осторожно шагнул назад, стараясь не вдыхать.

— Передай его высочеству, что я сейчас буду, — скрипучим голосом произнес старик и потрепал Мамулю по морде. Тварь радостно завертела боками, разбрызгивая капельки яда во все стороны.

Перепуганный такой картиной посыльный метнулся к главной башне и исчез за массивными дверями с проворством мухи. Мрак, а ведь он хотел еще что-то добавить. Какая-то информация ускользнула от дядьки.

Бенджам вздохнул, еще раз глянул на тела Жеки и Виза и пошел следом. Параллельным курсом двинулся с другого конца двора шериф Враньеш, опасливо поглядывая на старика.

С того момента, как Враньеш выпустил в наставника кугуаров два дротика, они не обмолвились ни словом. Теперь шериф волновался, как бы его высочество не поручил расследование Бенджаму.

Дядька Бен улыбался мысленно — он и не собирался взваливать на себя такую обузу. Ему нужен был ключ, чтобы понять и охватить всю интригу целиком. Этим ключом мог быть исчезнувший узник четвертой камеры. А могли быть и те люди, что сейчас подошли к замку, ведомые его пропавшим, якобы убитым кугуаром. Печать не давала ни малейшей информации о них, а значит, они могли быть тем самым сторонним фактором — первым предвестником изменений.

Герцог, несмотря на более чем позднее время, находился в своем приемном зале и не выглядел взволнованным. Спал он совсем помалу, и одной из его привычек — кстати, не самой худшей — было засиживаться до утра. Вся жизнь в замке подстраивалась под этот странный цикл. Покушения на жизнь его уже давно не пугали, а, наоборот, разжигали жажду мести и укрепляли стремление к своей цели. Тем более его не пугали весьма и весьма нечастые гости, появляющиеся в замке — а этот отряд, насколько понял Бенджам, был совсем немногочислен.

Мундир черно-красных цветов сидел как влитой на не по годам плотной фигуре герцога, длинные седые волосы были собраны в хвост. Выдавала раздражение его высочества лишь неурочная чаша крепкого вина на столе. Среди свитков карт и донесений она выглядела чужеродной. За его спиной переливалась стразами мозаичная карта Мантаны — работа старых людей.

Шериф и наставник вошли и остановились на положенном этикетом (и соображениями безопасности) расстоянии восьми метров от его высочества.

— Доложи наши потери, шериф, — звучно и строго произнес герцог, оставив пока в стороне вопрос о незваных гостях, ожидающих у ворот замка.

Бенджам про себя усмехнулся: высочество демонстрирует свое презрение, считая, что всякие там проходимцы, будь они даже чьими-то посланниками, могут и подождать. Бенджам знал нечто, что заставит герцога переменить свое мнение, но не торопился это выкладывать. Тем паче что не к нему первому изволили обратиться. Позже.

Враньеш тщательно откашлялся:

— Ваше высочество, на текущий момент наши потери составляют три бойца убитыми и один пропавший без вести. То есть его считали пропавшим, но…

— Почему на текущий? — перебил герцог. — Ожидаешь еще одного нападения?

— На восточной окраине леса обнаружен лагерь неизвестных, ваше высочество. Вероятно, это и есть злоумышленники. Могу предположить также, что целью проникновения была не жизнь вашего высочества, а похищение пленницы.

Смерть-герцог переменился в лице:

— Кто бежал? — Теперь его голос звенел, как перетянутая струна.

Враньеш вновь откашлялся, выиграв себе несколько секунд для размышления: канцлер Густав, невзирая на все допуски, наотрез отказался выдать ему реестр заключенных, что, с одной стороны, говорило о высочайшей важности пленников. С другой стороны, шериф, как и все солдаты гарнизона, слушал Кешкины байки о прекрасной пленнице и его эротических приключениях через решетку камеры номер четыре. Но стоит ли раскрывать свою осведомленность? Несмотря на то, что в эту ночь дежурили не его люди, а личная гвардия высочества, Враньеш не чувствовал в себе уверенности. Он оправил портупею и сделал пару других столь же осмысленных движений. Он так и не определился насчет собственной линии поведения, а теперь время упущено. Вот если бы сразу поднять тревогу, чтоб все забегали… Эх, не хватило решимости. Враньеш решил выждать еще:

— Исчез пленник из четвертой камеры, мой герцог, — выдохнул он.

Бенджам уловил весьма болезненную реакцию Смерть-герцога: он давно изучил его манеры и по полной неподвижности лица понял, что для высочества это удар. Может быть, даже очень ощутимый. Враньеш же решил, что молчание повелителя — добрый знак, и продолжал, отбросив свои колебания. Он кинулся, словно вниз головой в Нестынь:

— Ваше высочество, кроме пленника, исчез один из ваших кугуаров. Я думаю, что это он похитил пленника, убил других и бежал сам. Все улики…

«А ты и рад, мраков сын», — подумал Бенджам, не меняя официальной неподвижности лица. Он не особо вслушивался в доклад шерифа — тот излагал очевидные факты и ничего нового добавить не мог при всём желании. Бенджама больше интересовала реакция высочества, но герцог, похоже, был погружен в какие-то смутные размышления. Зато часовые кугуары за спинкой кресла внимали речи Враньеша с нескрываемым интересом.

— Я уверен, что Кромвел действовал в сговоре с вашими врагами, сир, — со всё большим жаром ораторствовал шериф. — Неизвестные в лесу оказались одетыми в непробиваемую броню. Похожую делают только у нас в мастерских. Как могла она попасть к врагу? Только через замаскированного пособника. Или пособников. — Враньеш опасливо покосился на застывшего, подобно деревянному истукану, наставника и сбавил тон: — Канцлер готовит ревизию всех замковых складов… — Шериф подумал, что не о том он, и вернулся на намеченную стезю: — Вы под угрозой, мой герцог. Враг близко, возможно, он совсем рядом. За спиной!

Смерть-герцог крутнулся в старинном кресле, обозрел свои тылы, где враг мог представлять собой разве что карту, и вернулся в первоначальную позицию. На его лице играла усмешка, не предвещавшая ничего хорошего:

— А по-моему, там никого нет. Ладно, шериф, свои соображения вы мне изложите позже. А пока скажите, кто это к нам изволил пожаловать среди ночи?

— Отряд из девяти человек, вооруженных… немного странно. Их командир утверждает, что они пришли из-за северных Бугров. — Шериф победно покосился на Бенджама, точно зная, что хотя бы этой информацией тот еще не владеет.

А ведь с ними…

— С ними тот самый кугуар, — продолжал Враньеш, — которого…

— Из-за Бугров? — Герцог недоуменно приподнял брови и вновь развернулся к карте: — А что у нас за Буграми?..

Бенджамин оф Марин наконец счел необходимым подать голос:

— За Буграми у нас варвары, — ответил он.

— Что, к нам пожаловала делегация варваров? — Герцог крутнулся обратно. Выглядел он удивленным: — Любопытно… Не думаешь ли, мой верный Бенджам, что Нам следует проучить этих наглых дикарей? Или к Нам в гости скоро станет являться каждый, кто только что слез с дерева? Чтобы они впредь и думать забыли соваться в Имран, тем паче потрясать перед моими воротами своим примитивным оружием… — Он вопросительно взглянул на шерифа: — Каменным?

Шериф замялся: постовые передали «странным», а подробностей не докладывали.

— У них старинное оружие, — вступил Бенджам. — Но не каменное. И не примитивное. Далеко не примитивное, — многозначительно добавил он, сверля глазами герцога. Тогда тот медленно выпрямился и даже чуть приподнялся:

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что эти варвары добрались до старых арсеналов.

Шериф Враньеш прикусил губу, проклиная про себя это вечное всезнание Бенджама.

— Но на Варде был и остается только один военный комплекс! Ни севернее, ни южнее Имрана ничего подобного нет! И быть не может!

Бенджам пожал плечами:

— У древних были свои секреты. Возможно, — он скривил губы в подобии усмешки, — варвары отрыли что-то в своих Буграх. А поскольку ваши в высшей мере достойные предки истощили склады нашего старинного оружия, отвоевывая для вас Имран, то нам нечего сейчас противопоставить даже этой небольшой группе варваров.

— И поэтому, выходит, я должен впустить их в замок? — взъярился герцог.

Враньеш на всякий случай отступил на шаг, Бенджам же, как всегда, сохранял абсолютное и какое-то знобящее спокойствие:

— Проявив доброжелательность, вы можете многое узнать. — Он прищурился: — Удачно, что они пришли с миром.

— С миром? Ха! Откуда я могу это знать? — продолжал психовать его высочество.

— Иначе, боюсь, ни наши ворота, ни наш гарнизон, ни даже ваша гвардия не явились бы для них серьезным препятствием.

— Мои кугуары не имеют себе равных! — процедил герцог.

Это был, конечно, невольный комплимент Бенджаму. Но он-то понимал, что сейчас речь идет не о боевых умениях.

— Не имеют, — ничуть не колеблясь, согласился он, — но всё же они не из железа. А старинное оружие с легкостью режет и его. Прикажите им надеть особые доспехи — и вы сможете с большим спокойствием разговаривать с чужаками. В любом случае — не стоит дольше томить их у ворот.

Герцог сдвинул брови, откинувшись на спинку кресла, и как-то сразу изменился: стал величествен и собран.

— Враньеш, поднимай гарнизон и всех кугуаров, не занятых в погоне. Тревогу не включать. Экипировка экстремальная. Ставь людей к воротам и у всех дверей, лучших — сюда в зал. Псов непременно. Как сделаешь — доложи и открывай ворота.

Шерифу, стоявшему, сжав зубы, в стороне, не требовалось напоминания, что всё вышеперечисленное должно быть исполнено с максимальной скоростью. Вовремя он в разговор не вступил, и этот мраков сын Бенджам так запугал герцога, что теперь ни о каких возражениях не могло быть и речи. На то, что этих опасных варваров привел в замок не кто-нибудь, а его кугуар, герцог даже не обратил внимания, как пропустил мимо ушей намеки Враньеша на измену — да-да, именно кугуаров! А если этот визит пройдет гладко, то он и вовсе о ней забудет! Враньеш был полон решимости этого не допустить, хоть пока и не знал как.

Герцог расхаживал по мозаичному полу, сделанному из древних твердых пород дерева. Таких древних, что они исчезли в Варде задолго до рождения и герцога, и самого Бенджама. На стене переливалась всеми цветами искусно выложенная стразами карта Мантаны — артефакт прошлых времен. Раньше она подсвечивала участок, которого только стоило коснуться указкой. Давно это было — дядька Бен тогда еще был молод и полон жара деяния. Герцог остановился и внимательно оглядел только что вбежавших телохранителей, всего человек двадцать. По знаку Бенджама они застыли вдоль стен.

— А твои парни отлично обучены, а, Бенджи? — с обманчивым добродушием проговорил герцог. «А если бы ты подал им сейчас другой знак, они бы его поняли как надо, верно?» — вот что означали его слова. Старания Враньеша оказались не напрасными: у Смерть-герцога зародилось сомнение в дядьке Бене и в его кугуарах.

Бенджам подавил вздох.

Следующими в зал вбежали мегапсы, и голос Смерть-герцога стал шелковым, как удавка наемного убийцы:

— Так что там насчет предательства, расскажи мне. — Наставник выразительно посмотрел на кугуаров, на герцога:

— За них говорит преданная служба вашему высочеству на протяжении многих лет, — ответил он.

— Ты мне тут не разыгрывай преданность, Бен. Или я не знаю, что тебя они слушают куда внимательнее, чем своего повелителя. Но ведь мамулино отродье реагирует даже на намек, на одно только намерение. И ты отлично знаешь, что с этими тварями Лорда, не будь он в этот час помянут, не смогут тягаться даже твои кугуары.

Бенджам понял, что герцог в случае реальной измены рассчитывает только на псов, и усмехнулся про себя: никто не знал, что первое умение, которое он давал кугуарам, это убивать с любовью. Такое намерение недоступно ни мегапсам, ни жрецам Берегена, что бы он там себе ни воображал. Иногда мелькала тень мысли, что намерение его учеников не распознать и самому Лорду. Но лишь тень…

Терпение всегда подводило герцога в такого рода противостоянии с Бенджамом. Он резко остановился и посмотрел на наставника в упор. Лицо его было бледным:

— Скажи прямо, ты допускаешь измену? Что говорит Печать?

— Кугуары — люди, мой герцог, — пожал плечами Бенджам. — А люди имеют слабости. Я чувствую, что всё гораздо сложнее, чем выглядит. Вмешались неучтенные факторы.

— Что за факторы?

— Не знаю. Не вижу. Случайные. Кто сидел в этой четвертой камере?

Герцог вновь принялся мерить зал широкими шагами. Плечи его обвисли. Таким Бенджам видел Трабана только после поражения под Бронхами, когда из всей армии одни кугуары не потеряли головы и вынесли повелителя из самого пекла. Он заговорил, словно сам с собой:

— Принцесса Акина сан Плей Келли. Наследница Мантаны, понимаешь. Ей до совершеннолетия оставалась-то пара недель. А тут этот твой южный дикарь…

— Ума не займешь, сир. Не стоило вашему племяннику провоцировать кугуара, да еще так. Естественно, парень бежал. Думаю, Кром ушел с поста, почуяв, вы ведь знаете, как обострены чувства моих людей, почуяв, что вы отдали приказ…

— Не морочь мне голову! Почуяв… А то не мог Визов предупредить своего приятеля. И тот, убрав его самого, зачищая концы, ударился в бега. Только не говори мне о сплоченности и чувстве локтя твоих выкормышей. Да этот бешеный южанин, не моргнув, мог перерезать весь гарнизон и собственных родителей в придачу. В том числе и тебя! Но зачем он прихватил принцессу, мрак его побери?

— Позволите ответить? — Наставник был больше озабочен визитом чужаков, но пока не решил говорить герцогу всего, что подсказывала Печать.

— Да уж будь добр, Бенджи.

— Сдается мне, что принцесса была похищена после его ухода. Кто-то воспользовался ситуацией, зная, что теперь все подозрение упадет на Кромвела.

— Но, кроме него, все были на месте! Значит, Визов предупредил его об аресте, дождался ухода, вывел из замка принцессу, а потом вернулся в темницу и зарезал себя и сообщника. Я почти верю в это, особенно зная твоих головорезов. Нет, Кромвел виновен во всём — сначала покалечил моего племянника, потом умыкнул принцессу — явное указание на происки Гордых. Ведь с этим ты не станешь спорить, верно? И уж он, как пить дать, замочил Виза и остальных. Так я приду к мысли, что твои воспитанники вообще ни гроша не стоят, кроме Кромвела. Он поднялся на башню и убил постового. А в лесу его ждали остальные сообщники. Видишь, я еще способен соображать, так что не пытайся скрыть от меня ни одну малость, Бенджи.

— Не было никаких сообщников: в лесу стояли лагерем те самые варвары, что вот-вот пожалуют к вам в гости. Поиски Кромвела ведутся во всех направлениях: думаю, что скоро его с принцессой вернут в замок.

— А не боишься ты, мой старый верный Бенджам, что твои кугуары переметнутся вместе с Кромвелом? — Вкрадчивостью голоса герцог стал напоминать горного кота, сидящего в засаде. — А что, если наш туповатый Враньеш прав, и измена угнездилась в самом сердце моей гвардии — в тебе, Бенджи… Что тогда?

Бенджам вместо ответа просто смотрел на герцога. Просто смотрел.

Герцог боялся принять Печать, но понимал, что без Лорда Имран падет под напором с юга. Страх перед реальной Темной Силой был отменным сдерживающим фактором.

Он был вынужден верить Бенджаму — одному из отмеченных Лордом.

— Найди мне их обоих, Бенджи! Найди! Из-под земли достань, — с жаром произнес Смерть-герцог. — Слишком много я поставил на карту.

Старый кугуар потер ломящую, как всегда в непогоду, поясницу, мечтая о ванне с целебной нестыньской водой. Прихоть судьбы: для всех вода из вулканической реки опасна, не говоря уж о запахе, а для старого Бенджама она — спасение. Прислушался к ледяному отпечатку на лопатке — Печать толкалась изнутри, словно частица животного Мрака, что поселилась в нем, норовила прорваться наружу. Вот только зачем? Пожрать ли своего носителя, разрушить что-то в замке, в Имране, или просто уйти… Сбежать?

— Печать подсказывает мне, сир, что мы ставим не на ту карту. Дни Великих Сил сочтены в нашем мире. Древняя магия тьмы скоро совсем покинет Варду, как это сделали двести лет назад Светлые илохи, когда упала горючая звезда. Я чувствую это, сир.

Несмотря на отметину Лорда, дядьке Бену не нравился союз, который был намерен заключить его повелитель с Мраком. И здесь не было ничего личного. Чутье? Видение? Бенджам не вдумывался, он привык доверять своим инстинктам. И тому же учил своих подопечных.

— Слушай, Бенджи, ты умеешь читать тайные письмена лучше, чем вся моя свора жрецов. Так скажи мне — на что поставить?!

— Ставить нужно только на своих. Большего я сказать не вправе. Приказ ваш я выполню: сделаю всё, чтобы доставить вам принцессу Плей Келли. Только не очень понимаю, как вы хотите выдать ее за Замо… за вашего племянника.

— Лорд обещал мне обновить наследника, или что он там делает, чтобы человек стал здоров, как прежде. Но эти проклятые Саттаром Гордые разнюхали об этом чуть ли не сразу же. — Лицо Смерть-герцога вновь застыло, но дядька Бенджам читал как с листа:

«А уж не Береген ли, главный служитель, переметнулся?» Верховный жрец, конечно, глуп, как и всякий фанатик, но намерения предать своего повелителя в нем не было. Хотя аппаратурой связи ведал именно он, в его ведении был также и Глаз Охотника.

— Понимая, что затея с племянником провалилась, они помогли похитить девчонку! Ее нужно найти, кровь из сердца! Но и Заморыша нужно вылечить. Я хотел отправить его с кугуарами, а оказалось, что измена поселилась в дюйме от меня — среди личной гвардии. И что прикажешь теперь делать? Ждать, когда Он явится сюда сам? Скажи, Бенджи, что?!!

Наставник понимал Смерть-герцога: просить от Лорда то, что выше человеческих сил, и оказаться неспособным даже на доставку. Это равносильно потере лица, прощай и корона Мантаны, высочеству с его колоссальной гордыней не позавидуешь.

Герцог тяжело опустился за стол, уже свободный от бумаг, куда слуги по цепочке передавали остывшие яства с ужина. Гостей полагалось угостить — обычай, для многих ненавистный и раздражающий, особенно среди ночи, а по мнению Смерть-гецога очень удобный в любое время суток: в случае разногласий, непонимания или иных причин, политических или личных, слуга по его знаку всегда мог разлить гостям стоящее наготове отравленное вино, либо, как вариант, пищу можно было отравить заранее. Подумав, что так на сей раз и следовало поступить, да дела отвлекли, герцог повел рукой на соседнее кресло:

— Ладно, Бенджи, садись. Посмотрим, что там за копатели прибыли к нам с Бугров.

— Из-за Бугров, — поправил Бенджам.

— Неважно. Главное — что они там накопали.

В конце концов, у него еще оставался вариант с вином, так что о последствиях этого визита не стоило чрезмерно беспокоиться.

Когда ворота открылись, поднялись решетки, и гости, озираясь, прошли в освещенный факелами двор, встречавший их там шериф Враньеш поймал себя на мысли, что эти северные варвары, оторванные от развитой цивилизации, не одичали окончательно в своем холодном Забугорье, а совсем даже наоборот. И что ж тут удивительного, если теперь они мечтают о завоевании теплых стран с помощью вот этого вот, висевшего на их плечах действительно странного оружия. Обладая им, они поглядывали на кугуаров, выстроившихся вдоль их пути, с плохо скрываемым превосходством. «И напрасно», — подумал Враньеш. Потому что доспехи чужаков, удобные на вид, оставляли, по мнению шерифа, желать лучшего: уж очень легок и гибок был металл. Кугуары, кажется, разделяли его мнение: пусть Враньеш и не научился чуять намерение, но знал их достаточно хорошо, чтобы даже без улыбок на лицах определить насмешку. Тут шериф вынужден был признать правоту Бенджама: само наличие насмешки свидетельствовало о том, что чужаки пришли в замок, ну, не смешить кугуаров, конечно, но уж никак не для того, чтобы убивать, жечь и грабить.

Герцог Трабан Имранский восседал за столом, по правую руку от него сидел наставник гвардии Бенджамин оф Марин, а вошедший перед гостями шериф Враньеш надеялся занять место по левую. За ним, держась плотной группой, но в целом довольно раскованно и независимо, в зал вошли девять человек. Действительно, как и докладывали Бенджаму, в первую очередь обращали на себя внимание их необычные оружие и доспехи.

«Это не варвары», — тут же определил для себя Бенджам. Герцог же пристально разглядывал их снаряжение, уже подумывая о своей дежурной бутылке с ядом. Тот очевидный факт, что одной бутылкой тут не обойдешься, не был проблемой для его заветных погребов.

Гости, не успев как следует рассмотреть обстановку и хозяина, все как один опустили расширившиеся глаза: четыре мегапса — мамулино отродье — заняли позицию между ними и герцогом. Кугуары, напротив, остались неподвижны, по уставному держа самострелы на сгибе локтя левой руки.

— Его высочество герцог Имранский! — торжественно объявил шериф гостям, и они наконец-то оторвали взгляды от псов и подняли их на хозяина.

Герцог доброжелательно вздернул бровь:

— Добро пожаловать в мой замок. Мы всегда рады гостям. Даже в такое позднее время, — не преминул ввернуть он. — Скажите, кто вы и что вас привело к Нам.

Один из чужаков, стоявший чуть впереди остальных, кивнул, как бы обозначая приветствие, и назвался:

— Капитан Борис Прошин. Мы прибыли издалека, с севера….

«Откуда же они явились на самом деле, с таким вооружением? И с таким странным акцентом?..» — размышлял Бенджам.

— Запамятовал, как там называется ваша страна? — спросил герцог.

Бенджам решил было, что высочество проверяет гостей, потом вспомнил, что герцога никогда не интересовали холодные северные земли, а забугорники и вовсе отродясь носили в Имране одно название — варвары. И точка.

— Англия, — ответил капитан, ничуть не замявшись. Его люди преданно глядели на него во все глаза.

«Англия, хм, что-то такое вертится… А может, мы и впрямь проморгали сильного противника на севере?» — думал Бенджам.

— Ну что ж, путь вами проделан неблизкий. — Герцог хлопнул по столу ладонью, мегапсы тут же навострили уши. Защелкали вдвигаясь-выдвигаясь жала, в зале запахло остро и свежо. Они не видели угрозы, а чужие не излучали намерения. И ужаса они, как ни странно, тоже не излучали, а только явную и какую-то брезгливую опаску.

— Вы можете сесть, — дозволил герцог. — Давайте поговорим за, кхм-хм, ужином.

Англы расселись на принесенные слугами большие табуретки, оружие свое они положили на колени. Их капитан сел поблизости от герцога, но левое кресло рядом с его высочеством оставалось свободным. Враньеш продолжал топтаться поблизости от облюбованного места: присоединиться без дозволения к столу герцога, вообще нечасто трапезничавшего в чьем-либо обществе, он не смел. Однако Трабан не торопился трапезничать, лишь сделал пока несколько глотков из чаши. Совсем не тянуло к блюдам и дядьку Бена, которому кусок в горло не лез со стола герцога после высказанного тем подозрения в его измене.

Гости тоже что-то не спешили набрасываться на еду: они сидели, молча переглядываясь, косились на бродящих вокруг стола псов и на неподвижных кугуаров и даже не притрагивались к кубкам. Лишь один что-то всё время жевал, но это что-то было явно не из предложенных блюд.

Неизвестно, насколько эти англы были варварами: да умели ли они вообще обращаться со столовыми приборами? Но в субординации и в дворцовом этикете они явно знали толк: руками в тарелки они не лезли, и подобающее молчание царило до тех пор, пока не заговорил сам хозяин:

— Так что же привело вас в наши края? — полюбопытствовал герцог, официально открывая беседу.

— Наш король Людовик Пятый, — ответил капитан Прошин, и его люди дружно опустили головы — вроде как кивнули, а может, это была дань уважения их королю, — хочет наладить контакты с югом. Англия — большое государство, она может стать для Имрана очень выгодным союзником.

Бенджам никак не мог определить, лжет ли гость, или говорит правду — что-то мешало, этакие странные помехи. «Англия-то, возможно, и может, — подумал он, тайком скользя глазами по прибору, закрепленному на голове у ближайшего из гостей, — а вот мы…»

— Но ваш Людовик, хм, Пятый надеется извлечь из этого какую-то выгоду и для себя, не так ли? — сказал герцог, побарабанил пальцами по столу, потом спросил в лоб: — Что ему надо на юге?

Прошин пожал плечами — жест как бы удивленного непонимания: зачем политику задавать такой элементарный вопрос?

— Его интересует расширение политических и торговых связей с сильными государствами. Это же естественно. Но мы уже поняли, что в Имране существуют серьезные проблемы: у вас окопался Темный Лорд, который, м-м-м… берет странную пошлину.

Присутствующие имранцы словно получили легкий шоковый удар. Герцог переменился в лице. Так и стоявший слева от него Враньеш отпрянул и поднял руку в охраняющем жесте. Бенджама и того передернуло, и он почувствовал, как по его невозмутимым кугуарам пробежал легкий озноб.

От капитана, конечно же, не укрылась реакция окружающих на его слова.

— Прошу прощения, — склонил он голову. — Я знаю, что у вас не принято говорить об этом.

— Даже шепотом! — вдруг четко произнес Враньеш.

— Но шила в мешке не утаишь, а мы в пути повидали немало людей, — сказал Прошин. — И пришли к выводу, что деятельность Лорда, — все опять вздрогнули, — это то единственное, что нам следует хорошенько уточнить, рассмотреть и взвесить, прежде чем вступать в какие-либо соглашения с Имраном.

«Вот зачем они здесь! Убийцы… — не подумал, а именно почуял Бенджам, с новым вниманием изучая взглядом их оружие. — И вот кто им нужен…» — подумал он еще, обливаясь изнутри Мраком, струящимся из Печати. Смерть-герцог, бледный и как-то враз осунувшийся, отпрянул на спинку своего кресла:

— Я вижу, вы не притрагиваетесь к пище, — заметил он, как бы переводя разговор на другую тему.

Но Бенджам-то знал, что эта тема в устах Смерть-герцога вполне органично вытекает из предыдущей.

— Очень жаль, — откликнулся Прошин, — но прошу вас понять: наши обычаи строго запрещают нам принимать пищу в ночное время.

«А они не так глупы, как могло показаться, когда их капитан с ходу ляпнул про Лорда», — отметил про себя Бенджам.

— Понимаю, прекрасно понимаю… — мимолетно улыбнулся герцог. — Однако вы у меня в гостях и можете ничего не опасаться. Отведайте хотя бы имранского вина.

Герцог потянулся к своей чаше, глотнул из нее уже не в первый раз, однако сейчас он сморщился, резко обернулся и крикнул:

— Лукар, что за дрянь ты нам налил? Принеси-ка гостям моего лучшего вина!

Тут его взгляд наткнулся на шерифа.

— Ках-ках, — намекнул тот наконец на свое достаточно отстраненное положение.

— А, Враньеш, ты еще здесь? — словно только что заметил его присутствие Трабан. — А расследование тем временем стоит на месте? Ты что-то говорил о врагах за моей спиной, так иди и раздобудь мне доказательства. Канцлер пусть подготовит соответствующие полномочия — объявить приметы беглецов на перекрестках, назначить награду и всё такое. Если не найдешь улик — ответишь за свои слова головой. Ступай!

Вот тут герцог совершил ошибку: это прилюдное унижение и изгнание из зала, при явном приближении Бенджама, было той каплей, которая переполнила чашу терпения шерифа Враньеша. Вместо того чтобы подчиниться приказу, он шагнул вперед и даже не стал откашливаться:

— Мне не надо далеко ходить, сир. Все доказательства перед вами. Сегодня бежал кугуар-изменник, и сегодня же в окрестностях замка появились эти англы. А потом другой кугуар, якобы пропавший, привел их в замок. По-вашему, все эти совпадения — случайность? Я говорю — это заговор! Заговор англов с Гордыми и с вашими кугуарами! Посмотрите на них!

Бенджам смотрел. Давно уже смотрел.

Англы положили руки на свое оружие. Просто положили, без намерения, а явно на всякий случай: для них всё происходящее было в диковинку.

А вот его кугуары…

Первым не выдержал Коваль по прозвищу Бисер — передернул затвор и направил самострел в грудь наветчика. Сразу вслед за этим щелкнул хор затворов, и с десяток самострелов, точно компасы на север, нацелились на шерифа.

…И только на шерифа, грозясь превратить его в ежика.

Беда была в том, что англы восприняли жест кугуаров на свой счет: все разом вскочив, они вмиг переметнулись на свободное пространство зала и образовали там круг, ощеренный со всех сторон внушительными сдвоенными стволами.

Кугуары вынуждены были сменить цель на явно более опасную: дула самострелов дернулись, в центре на перекрестье прицелов была теперь группа гостей.

Мегапсы, мечась между своими и чужими, щелкали жалами, но…

НЕ НАПАДАЛИ!

И Бенджам вдруг понял причину: убийцы, называющие себя англами, излучали не намерение, на которое только и реагировали псы, а ожидание. Они ожидали агрессии со стороны противника, как разрешения на право собственного удара! Такая тактика может быть свойственна либо глупцам, либо по-настоящему, до снисходительности сильному врагу.

Один лишь Бенджам оф Марин сейчас понял: стоит кому-то из его кугуаров нажать на спуск — и эти странные гости убьют быстрее, чем грянет второй выстрел, всех: кугуаров, Смерть-герцога, идиота — Враньеша, самого дядьку Бена… Убьют так, как он учил своих — с любовью…

Понял и успел подать кугуарам тайный знак — замереть, не двигая и пальцем.

Особенно пальцем.

Рядом с ним Смерть-герцог в ужасе вжался в кресло, глядя расширенными глазами на растерявшихся мегасобак — свое безотказное оружие, почему-то давшее осечку. А те просто не понимали, откуда исходит угроза. Для них явной целью и источником агрессии мог быть разве что шериф Враньеш, уже ретировавшийся в надежное место — за кресло герцога, за его спину, прямо в стан гипотетических врагов.

А англы всей группой медленно отступали к дверям.

Внезапно их капитан остановился, тут же замерли и остальные.

— Мы не считаем вас врагом, Трабан Имранский! — громко произнес капитан Прошин.

«Еще бы! — подумал Бенджам. — Иначе никакого Трабана уже не существовало бы в природе!»

— У нас своя цель, — сказал Прошин, — и если вы не в состоянии нам помочь, то хотя бы не мешайте. — Он сделал паузу. Сощурился, точно целясь в герцога, а потом произнес раздельно, и каждое слово ударяло присутствующих, словно металлический шар:

— Не надо ставить на Лорда, Трабан.

Смерть-герцог будто окоченел в своем кресле, вцепившись в подлокотники, словно при сильнейшем урагане. Он неспособен был что-либо ответить.

Тогда дядька Бен, кривясь, поднялся.

— Нам не нужно кровопролития, — негромко произнес он, но его слова услышал каждый, даже стоящий в самом дальнем уголке зала. И каждый мысленно перевел дух, когда Бенджам оф Марин сказал:

— Я сам провожу вас до ворот.

Глава 8

Совет заседал уже более трех часов, и не было этому конца. Нет, это не походило на тоскливое вялотекущее заседание со строго размеченным регламентом и с повесткой дня, с бессмысленными дебатами по проектам никому не нужных законов и с выступлениями, попеременно — напористых и занудных ораторов.

Совет фонтанировал идеями, с наслаждением грохотал спорами, переливался изящными пикировками. Он сверкал молниями гнева и фонтанировал солеными остротами. Совет был великолепен и самодостаточен, он любовался в себе и собою.

Маялся один только Сухощавый.

— …Так что, думаю, разумнее будет уничтожить эту непредсказуемую расу сразу после полного завершения проекта.

Выхваченная фраза Урмо заставила Сухощавого встрепенуться и вступить, нет, буквально ворваться в дискуссию:

— Что? Я не ослышался? Уничтожить людей? Да вы спятили, дражайший илох! — Он собрался высказать еще несколько предположений по поводу душевного здоровья Урмо, но был прерван громким выкриком Заботливой Яманы — иледи в широких бледно-зеленых одеждах. Впрочем, иногда сквозь складки ткани проглядывало холеное смуглое тело:

— Илох, не употребляйте на Совете подобных выражений! В них заложено зерно Хаоса, а наша Сила имеет корни в его противоположности, то есть в ПОРЯДКЕ.

— Ах, в порядке? — усмехнулся Сухощавый и выкатил грудь — непроизвольное движение, когда накатывали метафоры. — Великолепное дитя собирается пожрать свою несовершенную мать — и это вы называете порядком? Уничтожить граллов руками людей, а потом уничтожить людей — это, по вашему, порядок? Это чистота?

Он знал, что весы решения Совета может склонить любая мелочь.

— Да вы ничего не поняли, илох, — со снисходительным добродушием возразил Урмо. — Видно, совсем не слушали, а? Люди практически уже выполнили свою функцию в Галактике, и теперь мы предполагаем заменить эту расу другой, более совершенной, смоделированной, кстати, в ваших лабораториях. Слово «дельты» вам ни о чем не говорит?

Видно, Урмо хорошо подготовился к сегодняшнему заседанию, не иначе как альфы подняли ему архивы проекта «Био-пушка».

— А данный конкретный вид, — самодовольным тоном продолжил Урмо, — имеет выраженную склонность к самоуничтожению. Мы только чуть подтолкнем естественный ход событий.

— Но подмена одной расы другими, пусть и более совершенными — колоссальная работа! — донеслась реплика кого-то из Неравнодушных.

— Что это значит для нашего ведущего генетика? — ухмыльнулся Урмо, опять же льстя самолюбию Сухощавого. — Да с нашими возможностями, задействовав лишь миллионную частицу энергии Ядра, мы можем заново заселять Вселенную хоть каждый галактический год.

— Привилегия заселять Галактику принадлежит одному лишь Боссу, — не поддался на лесть Сухощавый. — Не слишком ли вы вознеслись, илох? С такой высоты недолго и шмякнуться!

— Не выражайтесь в присутствии Совета, илох, — насмешливо вступил один из высоких — черный лицом и одеждами Мендоса.

— Вы еще не слышали настоящих выражений! А я просто использую метафоры для образной картины реального положения дел, — пояснил Сухощавый.

А что ему еще оставалось, если логические доводы Урмо перекрывал заманчивыми перспективами: Галактика, заселенная пластичными, легко управляемыми расами, и их Новые Создатели, илохи — в центре. Сухощавый чувствовал, что многие члены Совета были бы очень даже неравнодушны к такому статусу.

Ямана всплеснула руками, отчего на миг в складках одеяния очертилась ее красивая небольшая грудь, промелькнул коричневый сосок.

— Но это же так согласуется с основами бытия Галактики: СВЕТ, ПОРЯДОК, ЧИСТОТА!

Сухощавый глянул на нее с оттенком сочувствия. Он понял, что ему хотели заткнуть рот его любимой серией «дельта». Вообще-то Урмо предпочитал иметь дело с серией «альфа» — безэмоциональной расой с мощными аналитическими способностями и наиболее разнообразным набором НЕмолекул.

— Конечно, деструктивного отката не избежать в любом случае, — сделал небольшую уступку Урмо, — но почему бы нам не пойти новым путем и не попробовать использовать его в наших интересах?

— И вы говорите об этом так спокойно, илох?! — прогремел голос Значительного, как будто бы тоже только что проснувшегося.

Но Урмо не смутился:

— Согласитесь, что деструкция — это тоже сила, способная двигать горы! Так почему бы с ее помощью не попытаться сдвинуть что-нибудь другое, более полезное нам?

— Да вы и впрямь примеряете к своей голове лавры Босса, не замечая, что проскакиваете через них, как микроб сквозь обруч, — значительный тоже любил уколоть оппонента удачным сравнением, и, главное — одергивать его даже в шутку никто не решался. — Вернемся к людям, — вздохнул он.

— Но вы же сами признаете, что у них напрочь отсутствуют НЕмолекулы, определяющие приспособляемость к условиям среды. Из-за своей непластичности они опасно активны и малоуправляемы, склонны изменять среду обитания под себя, что вносит деструктивность в структуру Галактики. Они агрессивны, наконец!

— О какой непластичности идет речь? — заинтересовался наименее изощренный в словесной эквилибристике член Совета Тупак.

— О непластичности человеческого генома, высокий илох, — пояснил Урмо.

— Ага, — отозвался Тупак, и Урмо продолжил, окрыленный обретением нового союзника:

— Такие ошибки нужно исправлять кардинально! Попробуем дельтов, а потом необходимо будет заселить Галактику более надежными расами серии «альфа»… — Он понял, что, увлекшись, немножко выдал себя, и закончил, любезно поклонившись Сухощавому: — …которые столь успешно зреют в недрах вашего Комбината, илох.

Кого-кого, а Сухощавого он этой дешевой лестью не обманул и не купил.

— Ваши грандиозные утопические прожекты, илох, — холодно проговорил Сухощавый, — подвергают Галактику опасности рекомпенсации.

— Подвергают? Ха-ха! — не сдавался Урмо. — А что вы скажете о многократных попытках деструкции Марунги — не кем-нибудь, а, заметьте, людьми?!

— Деструкция Старшего из Высших? — ужаснулась Ямана. — Босс мой, да для такого преступления даже не предусмотрено классификации!

— Что ж поделать, такова его работа! Потому и не предусмотрено, — развел руками Сухощавый. — Кстати, я выдвигаю Марунгу экспертом по оценке перспективности человеческой расы. Его новое воплощение почти закончено, но, боюсь, что по окончании процедуры ему придется пройти курс реабилитации.

— Вот они, последствия неоднократных убийств! — посетовала Заботливая и озаботилась: — Каково сейчас состояние Стабилизирующего?

— Пока неустойчиво. Но имеется некоторый прогресс. Думаю, что через несколько дней Марунга будет готов представить Совету свои заключения.

— Хорошо, на том и порешим, — кивнул Значительный. — Нет ли у кого из присутствующих возражений против кандидатуры эксперта? — Он обвел всех внимательным взглядом, подпустив в него суровости.

Но Урмо было не унять:

— Вот видите — после работы с людьми Старшему из Высших нужна реабилитация! А столь рьяная защита его низших убийц, Высокий илох, — он обернулся к Сухощавому, — попахивает Опущением[11]!

Урмо решился! Обвинение в Опущении — это очень серьезно. Все голоса оборвались, и в Зале Совета воцарилось полное молчание.

Сухощавый глянул на Значительного, призывая его воззвать к логике и разуму. Самому ему стало казаться, что сейчас он разобьет голову о стену, воздвигнутую из чьего-то упрямства и непомерных амбиций.

Значительный со вздохом обратился к Урмо:

— Игры в эволюцию биологической жизни в Галактике весьма сомнительны, илох. Думаю, вы пребываете в плену эмоций. Рассмотрение вопроса отложим до полного выздоровления эксперта. Жду ваших прогнозов через два… нет, через три галактических часа, — заключил он и исчез из зала Совета, положив тем самым конец заседанию. Следом стали растворяться и другие Высокие.

Урмо оставалось только помянуть в сердцах Босса — он со всей неотвратимостью видел, что проиграл. Вот если бы найти своего эксперта в противовес Марунге…

Совет расходился. Урмо, проходя мимо Сухощавого, не удержался:

— Ну что ж, раз дельты бесперспективны для посева, и вы сами это признали, будем ходатайствовать об их утилизации. Не людей, значит, дельтов — Равновесие прежде всего. А вы пока подготовьте план ликвидации ваших ненаглядных. Что-нибудь гуманное, чтоб не расстраивать нашу драгоценную Яману. Например, ма-а-аленький такой вирус.

Сухощавый хотел было спросить: «Такой же маленький, как вы, по сравнению с лаврами?» — но сдержался, поскольку к нему плавной походкой приближалась Заботливая. Он невольно залюбовался, хотя сам перепрограммировал ее геном в этом виде, устраняя изъяны. И сейчас в его взгляде была не только гордость мастера своим шедевром…

— Ах, илох, вы расстроены. Этот Урмо, он совсем потерял чувство меры со своими альфами, — нежным голосом пропела она и осторожно коснулась эмблемы на его кармане кончиками тонких пальцев. Утроенные спирали ДНК заизвивались от прикосновения как живые[12]. — А скажите, как продвигается мой заказ? Я уже сгораю от нетерпения посетить ваши вольеры на предмет тестирования…

Ее огромные зеленые глаза расширились, играя зрачками.

«Ну и ток же от нее идет, почище, чем от Ядра…» — подумал Сухощавый, на мгновение отрываясь от своих горьких размышлений. До исправления Заботливая по черствости не уступала альфам; он тогда не удержался и внес ей в геном немного чувственности. Совсем чуть-чуть. Результат ошеломил даже его.

— Пробная серия еще не готова, иледи, — сглотнув, промолвил он. — Еще три-четыре поколения имбриндинга, и, может быть, тогда…

— Ах, вы всё тянете, илох..

— Ну что вы, дорогая иледи. Просто необходима шлифовка. Видите ли, я еще не совсем удовлетворен коэффициентом… — всё тише и тише, чувствуя непреодолимое желание сжать ее в объятиях, бормотал Сухощавый.

— Надеюсь, это будут не ваши любимые дельты, илох? — Не отнимая пальцев она подошла вплотную, и Сухощавому стало совсем трудно дышать. — И уж, конечно, не эти отвратительные существа — люди…

Он уже собрался было напомнить ей, что и она когда-то была человеком, женщиной, причем далеко не совершенной, кажется, домохозяйкой, как вдруг подумал, что как раз этот факт и лежит в основе ее неприязни.

Внезапно до него дошло: «Босс мой! Как же я был слеп. Ямана в сговоре с Урмо, сегодня они разыграли партию как по нотам. Они даже предвидели мои возражения! А стоило мне выдвинуть свой аргумент, как эта похотливая сука всех сбивала своими якобы уточнениями. А я — слепец! Осел, Ядром меня по голове!»

Не он, а эта сладкая парочка стоит на грани Опущения! Неужели этого никто не видит?!

Сухощавый прижмурился, боясь, как бы Сила не брызнула из его глаз. Отстранился, подавшись назад, избегая прямого касания и зная, что тогда он точно не сдержится. Желание и гнев закружили его, переплетаясь в огненной спирали.

— Иледи, я буду готов представить вам первый экземпляр через каких-нибудь несколько часов. Жду вас на третьем уровне, вы знаете где, — сдавленно произнес Сухощавый, а про себя подумал: «Ну, погоди, заботливая ты наша, у меня еще есть время кое-что подправить в твоем заказе! И я даже знаю — что».

Нет, он не собирался искажать совершенство этих прекрасные черт, а тем более форм, когда-то им самим смоделированных на базе ее прежних, изрядно расплывшихся. Пожалуй, меньше чем чуть-чуть: теперь он точно знал, сколько следует «отмерить».

Глава 9

Команда Прошина расселась за столом в тесном помещении с бетонными стенами, находившемся в двадцати метрах под землей. Возможно, им сразу следовало обосноваться в бункере, но уж очень мало тут было места, да и по прибытии всем захотелось выбраться на воздух. Там было опасно, нет слов, но в этом состояла их работа. И там, наверху, им уже удалось собрать кое-какую информацию, получив заодно хорошую дозу адреналина и массу впечатлений. Основным источником всего вышеперечисленного был, конечно же, визит к герцогу Имранскому.

— Нет, ну ты подумай! — возмущался Кирпич, теперь уже смеясь, хотя в замке им было не до смеха. — Принеси-де гостям лучшего вина! Видно, посчитал, что мы совсем умом убогие. Или слепые, что не заметили, как он на наше снаряжение глаз положил.

— Травануть — самый безопасный способ, — авторитетно заметил. — Ни тебе проблем, ни кровопролития. А трупы потом в ров, сначала обчистив до нитки.

— Да уж, нечего сказать, Смерть-герцог! Трабан Хитрожопый! — отводил душу Кирпич. —Неужто здесь на такое покупаются?

— Разумеется, никто не покупается, — откликнулся Прошин, сидевший во главе стола наподобие председателя, каковым он, собственно, и являлся. — Все прекрасно понимают, что им наливают яд. Понимают и пьют.

— Что-о? — Лицо Кирпича вытянулось, на губах заиграла недоверчивая улыбка. — Добровольно?..

— Им не оставляют выбора, — пояснил Прошин.

— Ну почему же, выбор всегда есть, — недобро хмыкнул Санни, тряхнув белесой, словно одуванчик, шевелюрой. — Либо пей, либо тебя прирежут. А герцог, видно, не любит пачкать свои дорогие полы.

Однако особое впечатление произвел на всех даже не Трабан Имранский, а старик, что сидел с ним рядом, с темным, как томленое дерево, лицом, провожавший их потом до ворот замка. Вот от кого действительно веяло Силой, а гвардия герцога и гарнизон замка повиновались без слов самому малому его жесту. Сейчас у каждого из группы на уме почему-то вертелся именно он.

— А старик-то этот, — начал Красный, — казалось бы, в чем жизнь, а как глянет — оторопь берет.

— По-моему, это он их всех держал, — задумчиво произнес Потапов. — Не знаю чем, но держал, словно клещами. Не позволял на нас рыпнуться. Без него, скажу я вам, ребята, была бы у нас там бойня.

— Прям какой-то темный кардинал, — внес свою лепту в обсуждение старика Серега Меченый.

Андрей, до сих пор молчавший в ожидании серьезной «разборки полетов», не выдержал и тоже подал голос:

— Вот именно, что «темный», — сказал он и выложил на стол свой сканер.

— Пока мы шли до ворот, я втихаря прокачал старика по всем параметрам. Ну и…

Он выдержал паузу, набирая запись.

— Ну давай, не томи, — нетерпеливо подначил его Красный. — Что «и»?

Андрей поднял глаза и обвел всех озабоченным взглядом:

— А то! Не человек он! И запись почему-то не сохранилась.

Прошин подобрался:

— Какие были показатели?

— Одиннадцать параметров.

— Значит, и не объект, — сказал Прошин.

— Не объект, — согласился Андрей, — но я такую вариацию до сих пор не встречал.

— Вспомнить сможешь?

— Если по кодексу… — начал было Чиккен, скребя лоб.

— Тихо. По кодексу все мы знаем, что подтверждение двух и более параметров требует проверки на генном уровне. Свыше пяти параметров считается установленной нелюдью и подлежит уточнению. Но такого приказа у нас не было. Только один объект.

Потапыч пожевал губами, покосился почему-то на Андрея:

— Так ведь кодекс-то…

— Знаю, Потапов, кодекс требует уничтожить всю нелюдь в пределах видимости, до какой только сможешь дотянуться. Но есть особые случаи — это пока секретная информация вне вашего допуска, — он тоже глянул на Андрея, и у того возникло ощущение, что все, кроме него, что-то знают и не договаривают. — Вам важно знать одно, — продолжал Прошин, — это не гралл, а наша задача здесь — уничтожить гралла.

— Да и как бы мы этого деда, скажи на милость, уничтожили, — сказал Чиккен, — когда только благодаря ему унесли оттуда ноги?

— Ну, ноги-то мы в любом случае унесли бы, — возразил Прошин, — но по трупам. Ползамка бы точно им снесли, не исключено, что и герцога положили бы. Так что старик нас, можно сказать, осторожно изъял из своей Берлоги, как сапер противопехотную мину. Понял ведь, один всё понял, старый черт!

— И знали бы, не убили, — вздохнул Потапов, — а теперь до него тем более не дотянуться. Пусть живет. Главное, что он людей не жрет, как гралл.

Андрей промолчал: почему-то вместо обычной ненависти, какую положено питать к нелюди, он испытывал к старику настоящее уважение и ничего не мог с этим поделать. Видно, реальность стала размывать пропагандистские шаблоны. Кодекс уже не был для него неоспорим.

Прошин просмотрел параметры, набранные только что по памяти Андрея.

— Сам, конечно, не жрет, — сказал он, — но с граллом, если верить этим показателям, он как-то связан. И герцог с ним тоже как-то связан. А это значит, что объект в очень скором времени узнает про нас. Или уже знает, если у них там сохранилась аппаратура связи со спутниками.

— И если они в ней что-нибудь смыслят… — проворчал Кирпич.

— Будем исходить из худшего, — изрек Прошин. Все кивнули согласно: эта «оптимистическая» предпосылка, как ни странно, имела свойство не только спасать жизнь, но порой даже приводить к победе.

— Итак, гралл о нас знает, — резюмировал Прошин. — Но что конкретно ему известно? Да практически только то, что мы явились и рыщем где-то по его территории.

— А у него не может быть информации о нашем портале? С Хантера, например? — задал хохмач Чиккен действительно серьезный вопрос: всё же сидели-то теперь в непосредственной близости от портала.

Прошин покачал головой:

— Это один из порталов Гильдии Убийц, ну, об этой шаре потом как-нибудь узнаете, кому интересно. Важно, что портал не был зарегистрирован в здешних базах данных — ни в земных, ни в спутниковых. И он экранирован от любых радаров.

— А если Трабан доложит граллу, где был наш лагерь? Это ж тут рядом, в двух шагах! — не унимался Чиккен. Других это тоже интересовало кровно, хотя и понимали, что капитан не зря сказал: «Знает только, что рыщем», — а знал бы гралл больше, они б тут не сидели.

— Да мало ли, откуда мы сюда притопали? Но, допустим: решит он на всякий случай долбануть по этому месту со спутника. Ядерным? Но эдак он всё свое стадо угробит. А обычные нас не возьмут — глубоковато. Хоть ты весь Хмурый лес переверни вверх корнями, нас всё равно не достать. Доля риска, конечно, остается, но без этого не обойтись, где ты ни засядь. Здесь она даже меньшая — всё же портал прямо под боком, в случае чего в любой момент можно уйти. Главное, что он узнал, сводится к голому факту: мы уже здесь. А мы давно знаем, что он здесь. Знаем, где его логово. Знаем о его возможностях, о его оружии, знаем даже, что оно заряжено всего на тридцать процентов мощности.

— Командир, вопрос, — поднял руку Чиккен. — И как это получилось, что мы его до сих пор не прикончили? Пока он про нас ничего не знал?

К удивлению Андрея капитан его не осадил и даже не нахмурился, а ответил. Причем честно:

— Просто он был сильнее.

— Был?.. — спросил Меченый, да и остальные встрепенулись, поняв намек: что-то изменилось в раскладе сил после их визита в замок. — А теперь как? — спросил Серега.

— А теперь у нас есть вот что, — Прошин взялся за свой портативный комп. Нажал что-то там, сям, и стол между ними засветился — середина его столешницы представляла собой экран, настроенный сейчас на инфракрасный порт командирского компа. На этом экране появилась карта Мантаны — современная, какой они ее не раз уже изучали. Потом на нее наложилась другая, тоже им небезызвестная и еще стоявшая в памяти: они видели ее в замке, в приемном зале над креслом герцога.

Программа совместила обе карты — новую и древнюю, подкорректировав погрешности, затем на пестром поле стали появляться надписи: комп давал расшифровку старых символов.

Бойцы склонились над столом, на некоторое время воцарилось молчание. С губ Кирпича сорвалось несколько фраз, не несущих какой-либо информации, просто выражаюших удивление и в некоторой мере восторг.

— Итак, посмотрим конкретнее, что мы имеем, — сказал Прошин, и его рука заскользила по экрану от одной отмеченной на нем точки к другой: — Вот Гнилая Берлога: как видите, наш герцог обосновался на бывшей энергостанции, здесь же находилась военная база. А вот тут у нас логово гралла. Неплохо устроился, гад: Центр Координации работы спутника и наземных служб обеспечения. А вот то, что нас на данный момент интересует больше всего, — он ткнул поочередно в два места, где не было надписей, и значков-то никаких никто до этого не заметил. Только теперь, приглядевшись, увидели две одинаково изогнутые закорючки, похожие на рельеф местности.

— Это стационарные ракетные точки, системы противокосмической обороны, — сказал Прошин, не сумев скрыть довольной улыбки. — Особо засекреченные: даже в моем компе нет информации по данным обозначениям. Ибо было и остается слишком секретно. Это дает нам надежду, что они до сих пор сохранились. Ну, хотя бы одна из них.

Капитан говорил дальше, и бойцы слушали его, широко открыв глаза, навострив уши, и больше не перебивая.

Глава 10

Герцог Имранский бродил и бродил кругами по залу, истирая древний пол. Сознание его разрывалось. Всё, произошедшее за последние сутки в его замке, больше не желало складываться в стройную, пусть и с белыми пятнами, картину, а моталось в голове какими-то ободранными фрагментами — кружилось, прыгало и перемешивалось в кашу. И эта каша из образов была густо наперчена одним лишь словом — враги.

Похищение принцессы кугуаром — враги. Убитые кугуары — враги. Шериф Враньеш — бесконечные заявления о врагах. Англы с их чертовым старинным оружием — враги в квадрате, его и Лорда. Не напавшие на них мегасобаки — враги или происки врагов.

А ведь он был на волосок от смерти!

А куда записать это — словно ответ на терзающие его сомнения: «Не ставь на Лорда, Трабан!» Но кто это сказал? Враг! Если бы не Бенджам — он их всех словно загипнотизировал! — в зале бы началась стрельба, и первого, или одним из первых — герцог в этом не сомневался! — конечно же, убили бы его.

Только Бенджам оф Марин и, как это ни странно, Темный Лорд не ассоциировались в его сознании с врагами. Бенджам, что бы там ни говорил Враньеш, был отмечен Мраком, значит, он на нашей стороне, к тому же он его вчера спас. А Темный Лорд, хоть и был мерзок даже по меркам Трабана, но предлагал ему союз и реальную помощь. Надо бы с ним связаться через Глаз Охотника и рассказать об англах, но среди жрецов затесался враг, передающий всё Союзу Гамбара — врагам! И теперь придется ждать, пока Он сам заявится.

Но что делать с остальными?! Как искоренить хотя бы тех врагов, что окопались в непосредственной близости?

Да, шериф Враньеш! Он беспрестанно талдычит о врагах, что само по себе подозрительно: самый искусный враг как раз так бы и поступал, устраняя верных герцогу и отводя подозрения от себя. И, между прочим, это он чуть не спровоцировал бойню во время приема своим заявлением, что все вокруг — враги, в том числе и гости.

Вот с него-то и надо начинать — решил герцог: проверить, а потом услать на поиски врагов.

Он кликнул караульных кугуаров и велел впустить в зал пару псов, а потом вызвал шерифа.

Враньеш явился бледный аж в прозелень, напряженный и с таким выражением на лице, будто в хозяйском кресле под картой Мантаны его ожидает вовсе не герцог, а сам Лорд Мрака.

Впрочем, Трабан выглядел сейчас немногим симпатичнее, и мегасобаки служили ему достойным обрамлением.

— Скажи-ка мне, Враньеш, — начал Смерть-герцог со звенящей вкрадчивостью, — что заставило тебя сделать это прилюдное заявление?

Враньеш молчал, лишь открывая и закрывая рот, как вытащенная из воды рыба.

— Почему ты не мог дождаться, пока гости отужинают и спокойно лягут спать, — продолжал герцог, — а потом уже подойти ко мне и наедине высказать мне свои подозрения? Я бы их рассмотрел, и если бы нашел обоснованными, то мы тут же решили бы проблему — быстро и безо всякого шума. И врагам не удалось бы скрыться, что они сделали, выходит, благодаря тебе. И только тебе, любезный шериф Враньеш. Не так ли?

Шериф на протяжении этой речи пошел по бледно-зеленому фону алыми пятнами, словно мегапсы уже заранее сделали свое дело, а потом только пришли охранять герцога. Казалось — ткни в него сейчас пальцем, и он рухнет, как подрубленный хвощ. Говорить в таком состоянии он явно не мог, и герцог, понимая это, продолжил, надеясь его взбодрить:

— А не специально ли ты так поступил, Враньеш? В расчете на то, что кугуары и англы перестреляют друг друга, а заодно прикончат твоего герцога? — При этих словах он сделал знак своим телохранителям.

Оба кугуара, синхронно взведя самострелы, с явным удовольствием нацелили их на Враньеша. Мегапсы тоже ощетинились и подались вперед, защелкав жалами: сейчас они чуяли не врага, полного намерением, а исходящую липким страхом дичь.

— Нет, сир, нет!!!

Ну вот у шерифа и прорезался голос. Его высочество Смерть-герцог мог и мертвого поднять из гроба, допросить, а потом засунуть обратно.

— Вы приказали мне удалиться, но я не мог оставить вас среди врагов! — быстро говорил, почти выкрикивал Враньеш. — И тогда я выступил… Я готов был заслонить вас своим телом!

— Ах, вот в чем дело. Значит, это меня ты искал за креслом? То есть нечаянно заслонился моим телом, ведь я был в этом кресле, мой храбрый шериф Враньеш. Я был в нем, — повторил герцог, разведя руками, как бы призывая всех присутствующих в свидетели.

Глаза шерифа заметались, наливаясь предсмертным ужасом, и наткнулись на псов.

— Во всём виноваты собаки! — заявил он. — Они в тот момент бросились ко мне! И я…

— Ах, да, — ухмыльнулся герцог, — ты же рвался в бой! А собаки, конечно, не знали, что ты хочешь сражаться за меня.

— Да, именно так, сир! — с жаром отчаяния подхватил подсказку шериф. — И поэтому я вынужден был отступить… за ваше кресло, чего не прощу себе до конца жизни! Лучше бы меня тогда разорвали псы, чем пала тень вашего подозрения!..

Глаза шерифа увлажнились, причем не притворно: он в самом деле предпочел бы псов перспективе попасть на ужин к Лорду.

— Итак, лучше бы тебя разорвали… — как бы в приятном размышлении об этой картине произнес герцог. — Что ж, это никогда не поздно устроить. Помни об этом.

Он сделал знак, и кугуары нехотя опустили оружие. Плечи шерифа непроизвольно расслабились и обвисли.

— Так и быть, — решил Трабан, — я даю тебе последний шанс доказать свою преданность: раскрой этот заговор, раздобудь мне факты и назови имена. Только это поможет снять с тебя подозрения. Помни, что на одной чаше весов находятся преступники, на другой — твоя голова. А теперь ступай.

Шериф поднял голову: на лице его отразилось ярое желание уже сейчас обозначить преступников, в глазах читалось: кугуарам нельзя доверять! Вот что хотел крикнуть шериф, но попятился, не отводя взгляда от двинувшихся на него ощетиненных псов. Мегасобаки словно почуяли, на кого он только что свалил вину за свою трусость.

Допятившись до дверей, Враньеш развернулся и сломя голову бросился вон из покоев, подальше от страшных тварей, жуткого герцога и от его ненавистной охраны. Страх в душе постепенно сменялся возмущением: предали другие, а отвечать будет он. Головой! И отрубать ее не придется, потому что… Он вспомнил, чем питается Лорд, и сглотнул набежавшую дурноту. Враньеш был солдатом, может, и не самым смелым, но в меру осторожным и опытным, иначе герцог не приблизил бы его к себе. Но здесь на сцену выступали такие силы, находящиеся настолько за рамками всякого понимания, что мозг вместо поиска решений начинал пульсировать в смертном ужасе.

Когда шериф оказался вне пределов чьей-либо досягаемости, его захлестнула черная обжигающая злоба. Дайте только срок! Ему надо во что бы то ни стало изловить беглого кугуара. И тогда он им всё припомнит. Погодите, придет время — он погрозил в потолок пудовым кулачищем. И этот тошнотворный страх припомнит тоже. Всё!

Глава 11

Кром проснулся по привычке рано, чувствуя себя не то чтобы полным сил, но значительно бодрее: сон снял усталость и часть напряжения, несмотря на то, что спать пришлось на голой земле. Пленница же и вовсе провалялась в подобии забытья чуть не до середины дня: он ее не будил, поскольку рассчитывал еще какое-то время отсидеться в этом укромном месте.

Продрав глаза, она поначалу вела себя тихо, ползала до ручья и обратно, оглядывалась и помалкивала, приходя в чувство. А потом вдруг — вот уж чего Кром совсем не ожидал! — принялась командовать.

«Так, ожила», — подумал Кромвел, знавший для усмирения баб отличный способ, которым привык пользоваться везде, где бы их ни находил — а находились они не так уж часто, потому что от замка до ближайшего борделя было двое суток пути, а в немногочисленных деревнях баб прятали и стерегли почище золота.

— Я Акина сан Плей Келли Монтанская! Слышишь ты, варвар?! — Кром наблюдал, как гордо она встряхивает волосами, демонстрируя некоторое величие. — И я приказываю тебе немедленно доставить меня в Огрин[13]!

«Трофей необходимо срочно обкатать, а то хлопот не оберешься», — решил Кромвел.

Пусть юбок в окрестностях было мало, но он не пропускал ни одной, попавшейся на глаза (потому крестьяне их и прятали, зная об этой привычке кугуаров — хватать всё, что приглянулось и плохо лежит или бежит), имел в этом деле немалый опыт и не привык откладывать дело в долгий ящик. Он крепко прижал Гордую к варде, не оставляя ни грана пространства, ни малейшей возможности нанести удар в пах или в лицо — другие части тела (своего, естественно) его сейчас мало волновали. И неторопливо подготавливал позицию для решающего броска, заодно давая ей почувствовать свое превосходство. Он действовал, как опытный и уверенный в себе боец. Нажимая коленом, заставил ее развести бедра; подол куцего платьишка поддернулся вверх, и этого как раз хватило, чтобы мощным и даже безжалостным толчком войти в нее, преодолевая тугое сопротивление.

Гордая не издала ни звука, только вытянулась всем телом. Кромвел почувствовал, как напряглись сухожилия у нее на запястьях. Гордая оказалась довольно сильной. Кром некоторое время оставался неподвижен, давая ей осознать новую ситуацию, и прихватил за волосы под затылком. Потом чуть отстранился, совсем чуть-чуть, чтоб она учуяла каплю свободы и надежду вырваться. И она принялась вырываться, извиваясь всем телом, а освободившейся левой рукой тут же попыталась выдавить ему глаз.

Кром всем лицом зарылся в душистую груду ее волос, чувствуя смешанный запах варды и травы, растертой их возней, и не прекращал свое упрямое поступательное движение до тех пор, пока не совпал с ритмом ее брыканий. Это было хорошо, так хорошо, что и она наконец осознала это. И замерла. Стыд? Смущение? Растерянность? Кромвел тоже остановился, заглянул ей в лицо, в прозрачную глубину широко распахнутых глаз, потом чуть качнул бедрами — мол, ну что, давай, вырывайся — и она ответила…

Кром почувствовал ее часто-частые сокращения и перестал сдерживаться, вонзаясь всё более мощно.

И почти сразу стилет наслаждения ударил в подвздошье, пронзил позвоночник, рассылая по всему телу импульсы сладостной расслабленности. Тогда он коснулся губ Гордой и тут же отпрянул — рефлекс заставил уклониться от укуса. Но она не кусалась, лишь широко раскрытыми глазами смотрела на него в упор.

Гордая отвела голову, буквально отбросила к левому плечу, и Кром уловил, как вдруг изменилось ее настроение. Что-то она увидела там, и Кром даже знал что: совсем рядом, кажется, только руку протяни, прислонился к коряге его кинжал. Она решила, что сможет до него дотянуться. Кром почувствовал, как возбуждение опять разгорается, и опять ринулся в атаку. Теперь Гордая помогала ему сознательно, у нее была своя цель, и она направляла общее движение так, чтобы… Чтобы!..

Но наслаждение настигло ее раньше, и когда она поняла это, то в последнем отчаянном броске выбросила руку, но до оружия не дотянулась. Не хватило всего-то пол-ладони. Она застонала от сладости и отчаяния и покорно ответила на финальный поцелуй. Потом Кром поднялся с колен, а она так и осталась лежать с откинутой рукой, в которой уже не было стремления к цели; широко раскинутые ноги ослепительно белели.

Он оценил композицию, усмехнулся и поднял кинжал — на этот раз он положил его близковато. Даже слишком близко. Опять же прав старый Бенджам — одного глазомера мало, нужно поработать над контролем.

— Вон там ручей, иди сполоснись, — сказал он, унимая дыхание и видя, что Гордая и не собирается ни сменить свою полураздавленную позу, ни просто пошевелиться. И что-то дрогнуло в его закаленном сердце под воздействием только что пережитой дозы адреналина. — Слышь, чего говорю, — произнес он намного мягче. — Сполоснись-ка.

— Да?! — капризно откликнулась пленница, как будто только и ждала его голоса. Она резко приподнялась на локтях, отчего поза приобрела вызывающе-непристойный оттенок. — А вот моя няня говорила, что подмываться холодной водой девушкам вредно.

«Тьфу, мрак и тьма, где ж тебе горячей-то взять, кроме как в Нестыни? — растерявшись от собственной мягкости, подумал Кром. — Тоже мне, принцесса без горошины…»

— Ну как хочешь, — сплюнул он и уселся в сторонке, чувствуя приятную усталость в мышцах. Дотянулся до тюка со шмотками, достал кусок сухаря и стал с наслаждением его грызть.

— Как там, говоришь, тебя звать-то? Акишка?

— Акина сан Плей Келли!

— Келли?

— Акина сан…

— Забудь. Будешь Келли. Стану я язык ломать. Значит, ты, говоришь, настоящая прынцесска? Это хорошо… И подмываться не хочешь? — Кром цедил слова подчеркнуто безразлично и как бы в пространство. — Стало быть, будет мой сынок прынцем…

Гордая подскочила, словно ужаленная аспидом в белую попку, но вместо того, чтобы опрометью бежать к ручью, она кинулась на него с кулаками!

Кром перехватил со свистом рассекавшие воздух запястья, подержал пяток ударов сердца, внутренне поражаясь той силе, с которой она пыталась вырваться. А с виду такая хрупкая… Гордая принялась лягаться, как взбесившаяся кобылка, и когда она всё же умудрилась легонько чиркнуть его пяткой по боку — собственно, Кром не особо-то и уклонялся по все той же причине некоторой расслабухи — чуть оттолкнул ее от себя. Гордая попятилась, споткнулась о тюк с одеждой и плюхнулось на траву. Она низко опустила голову и так по-детски стала тереть глаза кулаками, что у Крома окончательно дрогнуло его знаменитое на всю Гнилую Берлогу самообладание. Одновременно ему пришло в голову, что можно уже и продолжить обкатку «трофейчика».

Кромвелу приглянулась ее смесь энергичной строптивости с детской непосредственностью. И ведь поди ж ты, произошедшее ничуть ее не подломило, хотя глаза искрились слезами.

— Что? — оскорбленно проговорила она. — Справился со слабой девушкой? Больше-то вы ни на что не способны, хваленые кугуары! Мрак и тьма, мрак и тьма, — скривив губы, передразнила она действительно любимое проклятие любого из солдат герцога, — а воевать можете только с женщинами.

То ли она была глупа как пробка, что осмеливалась говорить такое кугуару, то ли, внешне бодрясь, на самом деле внутри сломалась и искала смерти.

Кром и впрямь подумал, а не окунуть ли ее башкой в Нестынь — кугуары привыкли дарить смерть всем желающим, тем более так рьяно. Но в этот момент ему почудился какой-то звук со стороны реки. Он сделал быстрое движение к Гордой, зажал ей рот ладонью и мгновенно подхватил кинжал:

— Молчи!

Звук повторился. Похоже, на реке кто-то переговаривался.

Гордая чуть откинулась, отстранясь от руки.

— А если я сейчас закричу? — вредным шепотом осведомилась она, и Кром заметил, что слезы уже просохли. — Это ищут меня. Вот закричу, и что тогда?

— Тогда я брошу тебя тут и уйду, — спокойно ответил он. — Пусть подбирают.

— Да? — Гордая недоверчиво вытаращила глазищи.

— Это люди герцога, может быть, человек десять. С ними ты не скоро уйдешь с этого укромного места. Или понравилось? Тогда кричи. У них фантазия богатая, изведаешь много нового, — пообещал Кром, вспомнив брехню Кешки. — А мне крикливая без надобности, — добавил он, делая вид, что собирается уходить. Она схватила его за рукав, шепча испуганно:

— Если бросишь, то не получишь за меня ни гроша выкупа!

— Значит, не получу, не велика потеря. А тут и без выкупа все мечтают первыми тебя найти: солдатня в замке давно наслышана о твоих прелестях, — на всякий случай еще припугнул он, потом сказал: — Ладно, сиди тихо.

Кром проверил — заряжен ли самострел — просто по привычке; он всегда был заряжен. И осторожно скользнул сквозь заросли хвоща ближе к реке.

Вниз по течению Нестыни плыла лодка, в ней сидели шестеро, и еще один стоял посредине, шаря взглядом по прибрежным зарослям. «Уф, не кугуары…» — перевел дух Кром. Да кугуаров они бы и не услышали до самого приближения вплотную, а эти тихо переговаривались. Лодка подплыла ближе, и Кром уже мог различить лица: стоявшим был шериф Враньеш собственной персоной и глядел он почти в ту сторону, где находился проход в стене хвощей. Значит, ищут поблизости от замка. Догадались, дядька Бен подсказал? А шериф, значит, мечтает выслужиться и самолично поймать беглеца. Идиот, неужто он думает, что семерых стражников хватит, чтобы повязать кугуара? Должны быть еще лодки…

Мрак и тьма, еще шесть ударов сердца, и лодка поравняется с этим местом. Заметят!

Кром затаил дыхание и стал осторожно поднимать самострел: если только они изменят направление движения и направятся к берегу, первый дротик получит шериф. Кром всегда мечтал пришить эту сволочь, он не забыл резню на Утином болоте, когда Враньеш отдал приказ пленных не брать. А там были только старики и женщины. И дети… И плевать, что в замке поймут, в какой он стороне — можно уйти особым шагом, каким воин покрывает до пятидесяти миль за сутки. Правда, Гордую придется бросить…

Лодка стала поворачивать, шериф покачнулся и выругал кого-то. Ему ответили — мол, я тут при чем? — и в лодке загалдели наперебой. Она остановилась, пока шериф разбирался, беспорядочно размахивая руками, потом развернулась и стала удаляться вверх по течению. Видно было, как отчаянно налегают на весла гребцы.

Кром сплюнул трижды через правое плечо, прождал еще немного и, убедившись, что больше на реке никого нет, отправился назад. Повезло, мрак и тьма. Этим воякам, кстати, тоже. Еще на подходе он не почувствовал на полянке ожидаемого присутствия Гордой.

Она исчезла, мрак через промрак! Испарилась, тьма ее побери!

Машинально он оплевал Гамбар через плечо и осмотрел полянку — ни следа. Кром замер посредине, попутно обнаружив, что вместе с «трофейчиком» исчезла фляга, его куртка и тючок с припасами. Мрак и тьма! Пресветлые боги предусмотрительны не в меру. Он крутнулся из стороны в сторону, прощупывая окружающее пространство всеми шестью чувствами, и с огромным облегчением различил чуть слышный цок камешка, скатившегося с косогора. Вот мракова девка! И моментом воспользовалась и снарядиться не забыла.

Восхищенно крутя головой, Кромвел точнее определился с направлением и бесшумным шагом бросился в погоню.

Глава 12

Деревья играли листвой, и по лобовому стеклу бежали пятнистые тени. Сверив номер дома, Андрей затормозил напротив высоких деревянных ворот, посигналил и стал ждать, пока они откроются.

Вчера был Хмурый лес, вонючая Нестынь и замок Гнилая Берлога с полудикими людьми, только и думающими о том, как бы отравить или прирезать друг друга. Вчера Андрей и представить себе не мог, что через сутки окажется на этой тихой зеленой улице, в светлом и немножко сонном Подмосковье. И сейчас еще не совсем верилось. Если бы поспорил вчера с ребятами по поводу завтрашнего местонахождения — его собственного, да и остальных членов группы, мог бы выиграть большие деньги, но с тем же успехом ему могло прийти в голову поспорить, допустим, что завтра Темный Лорд благополучно сдохнет сам, к примеру, отравившись герцогом Имранским.

Когда капитан Прошин доложил в Бюро о результатах последней акции, группу отозвали с Ф24 на сутки: примерно столько времени требовалось на подготовку специального флаера серии ICESHADOW, на котором можно было совершать перелеты, не опасаясь спутниковых радаров. По иронии судьбы эта серия производилась когда-то древним государством Англия, занимавшим в свое время немалую часть Галактики. Теперь таких машин остались единицы, и перед использованием каждая из них подвергалась тщательной проверке. В принципе до огневых точек можно было добраться и пешком, но это составило бы трое суток пути по пересеченной местности — это до ближайшей, до другой же на целые сутки больше. Естественно, имело смысл подождать флаер, оснащенный всевозможными антирадарными устройствами, в числе которых было специальное покрытие, делающее его практически невидимым. Таким образом СПАС-4 на целые сутки остался без дела, бойцы на это время, из соображений безопасности, были отозваны и получили таким образом совершенно неожиданный выходной.

Поэтому Андрей был здесь. Поэтому, а еще потому, что в этом доме, которого ворота сейчас медленно распахивались перед ним, должна была проживать Татьяна Епифанова.

Он не переставал искать ее: делал запросы в различные организации, ходил по адресам и повидал уже множество Татьян, причем не только Епифановых, но и, возможно, таковых в девичестве. Среди них были разные: успешные, богатые женщины с удачной карьерой и простые официантки, была водительница трамвая, была монтажница высотных сооружений, а в последний раз он познакомился со счастливой матерью двух очаровательных девчушек. Увольнительные Андрею выпадали, как и прежде, нечасто, и он использовал их, проверяя лично всю информацию, поступающую на его запросы.

Сообщение о данной Татьяне было анонимным. Ни одно из задействованных им агентств таких сведений не имело — обстоятельство подозрительное, тем не менее информация откуда-то взялась, и он должен был ее проверить.

Он ожидал, что при въезде на участок ему будет учинена проверка, хотя бы автоматическая — ведь о своем визите он заранее не оповещал, а психология обывателей проста: мало ли кто может гудеть перед твоими воротами, что ж, каждому за здорово живешь их распахивать? Но створки просто разъехались перед его машиной, словно его здесь ждали. Или хозяева были чересчур дружелюбны и не боялись никого за периметром.

Андрей медленно въехал на участок, большую часть которого занимал дикий сад. Впереди, утопая в зелени и в цветах, стоял бревенчатый двухэтажный дом, обнесенный застекленной верандой. Машина уже приближалась к дому, как вдруг слева из кустов выступила девушка и преградила путь автомобилю. Босая загорелая девчонка, в розовом платье с цветочками, едва доходящем ей до колен.

Это не могла быть Татьяна Епифанова, пусть и очередная, ошибочная — слишком уж она молода, лет пятнадцати, не больше. В ее поведении незаметно было любопытства или страха, что его, довольно чувствительного ко всякого рода эмоциональным проявлениям, немного насторожило: она просто молча стояла на дороге, загораживая ему подъезд к дому.

Естественно, Андрей затормозил и, чуть поколебавшись, вышел из машины.

— Здравствуйте, — сказал он как можно дружелюбнее и направился к ней. — Скажите, Татьяна Епифанова здесь живет?

Девушка не отвечала, лишь пристально изучала незваного гостя ясными зелеными глазами. Короткие пепельные волосы не прикрывали маленьких аккуратных ушей. В мочках поблескивали так любимые девчонками сережки-гвоздики.

Андрей остановился, повинуясь внезапному внутреннему сигналу: «Замри! Опасность!»

Почему? Откуда? Чем могла угрожать ему, бойцу СПАСа, эта неприветливая девчонка? Может быть, здесь и вправду ждали, но кого-то другого?

— Не бойся, — сказал он. — Меня зовут Андрей. Я приехал к Татьяне, просто забыл предупредить… Она здесь?

Девочка приподняла губу, обнажив в оскале ряд белоснежных зубов. Она по-прежнему молчала, но ему почему-то послышалось, что она издает тихое предостерегающее рычание.

Что-то, похожее на подсознательную память, заставило Андрея похолодеть и даже слегка отпрянуть. Он мысленно одернул себя. Чутье предупредило его об опасности, и поведение девочки действительно выглядело угрожающим. Но он видел перед собой хрупкое существо, щерящее зубы, — только и всего. Тем не менее Андрей оставался в растерянности, не зная, как с ней дальше разговаривать и имеет ли это вообще смысл, когда от дома донесся крик:

— Машенька, всё в порядке! Это ко мне! — Девочка повернула голову и поглядела через плечо на дом. Андрей тоже устремил туда взгляд, в это время девчонка словно пропала: конечно же, она просто скользнула обратно в кусты, но настолько плавно и быстро, почти неуловимо для глаза, не шелохнув и ветки, что создалось впечатление, будто она испарилась.

В другое время Андрея насторожили бы подобные способности в человеке и непременно навели бы на мысль о генной проверке, но сейчас он уже не думал о девчонке, глядя на женскую фигурку, стоявшую в дверях веранды. Похожую. Очень похожую. Можно было сказать и больше, но, разыскивая ее, он приобрел привычку не сразу доверять глазам.

Она спустилась с крыльца и сделала жест, словно собиралась взмахнуть приветственно рукой, но вместо этого прикрыла пальцами задрожавшие губы.

— Танька!.. — произнес Андрей, срываясь с места.

Она сделала несколько слабых шагов навстречу, потом он ее подхватил, обнял, и она замерла, прижавшись лицом к его плечу, уткнулась, и он кожей почувствовал струящиеся слезы.

Успокаивая, он гладил ее плечи, хотя и сам был на волосок от того, чтобы заплакать — от радости или от щемящей боли, от смешения столь разных чувств, способных уместиться в человеческом сердце.

Только пройдя, обнявшись, на веранду, оба они поверили в реальность происходящего. И всё же Таня не отпускала его рук, словно боялась, что он исчезнет.

— Где же ты был? Почему не приходил?.. Так долго?.. — спросила она и прервала сама себя: — Нет, не говори! Ты не мог, я знаю…

— Я тебя искал, — сказал Андрей. — Если бы ты знала, сколько я повидал Тань Епифановых.

Она подняла еще мокрое лицо и заломила бровь:

— Похожих?..

— Разных… Но встречались и похожие. Внешне. Тогда бывало особенно тяжело… — Он поморщился, вспомнив Фанни, которую даже не видел вживую, только на пленке.

— Почему ты пропала, почему не оставила никакой информации? — задал он в свою очередь вопрос, не дававший ему покоя все эти годы, занятые работой в «поиске», и параллельно — бесплодными поисками ее.

Она глубоко, судорожно вздохнула. Произнесла, отстраняясь:

— Погоди, я сейчас заварю чай.

Оторвалась от него и сразу же изменилась, вмиг отдалившись словно бы на сотню миль.

Андрей понимал, что ей надо немного успокоиться. Да и самому ему не мешало привести в порядок внутренний сумбур. А ведь он давно готовился к этой встрече… Да нет, наверное, просто боролся с чувствами каждый раз, замирая внутренне перед очередной возможностью, возрождавшей надежду ее увидеть. А со временем чувства становились всё более противоречивыми.

Сейчас, например, пока она отошла за чаем, он подумал о том, что у нее, вполне возможно, мог за это время появиться… муж. И мало ли кто еще живет в таком большом доме — та странная девочка, например: она бродила по саду и, очевидно, тоже жила здесь.

— Таня, ты одна, или… — он не решился задать прямой вопрос о ее семейном положении и закончил абстрактно и в какой-то мере по-солдатски бестактно: — В доме есть еще кто-нибудь?

— Нет, мы сейчас одни с Машкой, — как-то сдавленно проговорила она, ставя перед ним на стол чай, достала из буфета какое-то печенье и вазочку с вареньем. Всё это не глядя. Но наконец подняла глаза: — Я ее попозже к нам позову, ты не против?.. Она чай очень любит. Он ароматный, она давно прибежала бы, но стесняется…

«Стесняется» — это слово совсем не подходило к девочке, угрожающе ощерившейся на незнакомого человека. Из деликатности Андрей не стал пока расспрашивать о ней, полагая, что Таня сама расскажет то, что сочтет нужным. Его же гораздо больше интересовали события уже почти трехлетней давности — что призошло после того, как его забрали, а она бежала через окно с маленькой вырсью на руках?

Но она молчала. И тогда Андрей, собравшись внутренне, начал сам:

— Таня, расскажи, что тогда случилось? Я все эти годы с ума сходил: знал только, что после моего ареста ты вскоре уволилась и… бесследно пропала.

Она медлила с ответом, лицо ее сделалось болезненным. Кажется, осознав это, Татьяна пригубила чай, спрятавшись за чашкой.

— Это Ярмак? — мрачно спросил Андрей. — Он знал о Маське и заложил меня. А когда вырси у меня не нашли, он понял, что ее могла забрать только ты. Он тебя уволил, да?

— Андрей, милый… — сказала Таня и на мгновение умолкла, словно споткнувшись на этом слове. Поднесла пальцы ко лбу и сделала безнадежный взмах.

— Я была в отчаянии, — тихо и как-то монотонно начала она. — Игорь, конечно же, всё знал, но не стал про меня никуда докладывать. Вместо этого, как только поправился, вызвал к себе и объяснил всю безнадежность моего положения. А потом предложил… Предложил всё замять, так что ни одна живая душа не узнает…

Андрей всё понял. И опустил чашку на блюдце с такой силой, что едва не расколотил ее. Выплеснувшийся чай растекся по столу коричневой лужей.

Он и раньше подозревал, что Ярмак мог шантажировать Таню. И то, что она в результате могла сломаться. Но не желал рассматривать подобную возможность даже как вариант.

— Та-ак… — произнес он, не в силах глядеть ей в глаза и уперев взгляд в столешницу. — Значит, ты купила себе свободу. А Масю, конечно, в расход? — утвердительно спросил он.

Татьяна странно на него посмотрела. Помедлив, сказала:

— Моим главным условием было, что он и пальцем не тронет Масю. И, мало того — поможет ее увезти.

Андрей наконец-то поднял на нее глаза, полные больного непонимания.

— Куда увезти?.. — спросил он. — В другой мертвый город? — Андрей прекрасно помнил их последний разговор, когда они сошлись на том, что для вырси нет места в человеческом мире.

Татьяна отрицательно качнула головой, потерла пальцами переносицу:

— Бесполезно было просить Игоря выйти в город и подкинуть ее вырсям. Он бы просто ее убил, а я никак не могла бы это проверить. В Париже выхода не было. И я привезла Масю в Москву.

Андрей глядел на нее, сдвинув брови, в то время как изнутри его грызла какая-то огнедышащая тварь — грызла и жгла, жгла и грызла.

— Но и здесь у тебя с ней не могло быть выхода, — медленно проговорил он.

— У Игоря в Москве очень обширные подпольные связи, — продолжала она. — Я настояла, чтобы он устроил Маську на операцию. То есть это был цикл операций: ей раз и навсегда эпиллировали шерсть, потом удалили коготки, изменили форму ушек и много еще чего подправили. Я тебе говорила, что в Москве можно сделать всё, даже с вырсью, как выяснилось — за очень, очень большие деньги. И он это сделал, для меня… — Таня склонила голову, потом вскинула ее с коротким вздохом: — Маська действительно стала выглядеть, как обычный человеческий ребенок, — сказала она, подняв на него свои зеленые, почти как у вырси, глаза, источающие мрачный свет, в котором не намечалось надежды.

На Андрея медленной приливной волной накатило понимание.

Эта девочка, нет, всё-таки девушка в розовом платьице с цветочками, показавшая ему в оскале красивые, на вид вполне человеческие зубы…

Кем еще она могла быть?

Но…

Он чувствовал, но не хотел признаваться себе, что ему было бы гораздо легче, если бы Мася давно погибла.

Тогда всё было бы проще.

— Но тогда… — с усилием проговорил он, — …ей сейчас должно быть от силы три года.

— Это же вырсь, Андрей, — Таня устало опустила глаза. — Не человек. И растет она, как выяснилось, не по-человечески быстро.

«И двигается тоже…» — подумал, но не успел сказать Андрей. Вместо этого он сглотнул, увидев в дверях веранды худощавую фигурку.

Только что там никого не было — и вот она уже стоит, оперевшись плечом о косяк, словно давным-давно слушает, склонив голову чуть набок.

Татьяна, сидевшая вполоборота к двери, заметила его взгляд и обернулась, потом разом встрепенулась, словно обрадовалась:

— Ну что, Машуль, набегалась? — Девочка не отвечала.

— Ты не стесняйся, это Андрей, мой старый друг. Вот, приехал к нам в гости… Будешь чай? — Она подвинула по столу заранее принесенную третью чашку: — Давай-ка, подходи. Только не торопись. Помнишь, как я тебя учила: плавно, красиво…

Девочка оторвалась от косяка, картинно выпрямилась и стала церемонно приближаться к столу — действительно плавно и красиво, но почему-то не очень естественно: ощущалась в ее движениях старательная напряженность, как если б человеку велели двигаться раза в три медленнее, чем он привык.

Андрей глядел во все глаза: вот она с аккуратной медлительностью опускается на краешек стула, вот осторожно берет чашку и, стрельнув в гостя мгновенным, как вспышка, зеленым взглядом, подносит ее к губам.

А ведь она не только выглядела, как человек — как самая настоящая девочка-подросток на пороге созревания — но и, судя по всему, прекрасно понимала человеческую речь. Андрей всё силился и никак не мог соотнести ее с тем маленьким зверенышем, которого он принес с Башни, пригрев за пазухой. А потом, выходит, невольно свалил ответственность за ее судьбу на другого, близкого ему человека. Чем практически сгубил Таню…

— Ты, наверное, торопишься… — сказала Татьяна, отводя взгляд.

…И, получается, окончательно ее потерял… Он поднялся, поймав на себе пристальный изумрудный взгляд: Мася — да нет, какая там Мася — девочка Маша отставила чай и, похоже, уже некоторое время смотрела на него. Зрачки в зеленых радужках были по-человечески круглыми.

Операция?.. Вживленные контактные линзы?

— М-мол-локо, — вдруг мягко произнесла она, немного растягивая согласные. — Андр-рей. М-мил-лый. Пом-мню.

Таня закрыла ладонью лицо:

— Я рада, очень рада была тебя видеть, — сказала она, не отрывая руки от глаз. — Будешь еще в наших краях, заезжай.

Андрей, как во сне, встал, покинул веранду и пошел к своей машине. Как в липком и горьком сне, когда где-то рядом шелестит, цветет и благоухает жизнь, а ты бьешься под плотным колпаком в душном пространстве, в котором невозможно жить… Но ты живешь. И задыхаешься, не находя пути, и ни малейшей возможности вырваться наружу.

Всё, что он мог теперь для нее сделать — это уйти и никогда больше не появляться. Его появление способно было вызвать на ее глазах слезы — и ничего больше. Вот как всё обернулось… После нескольких лет безуспешных поисков и напрасных надежд он нашел любимую женщину. И уезжал. Или бежал?.. Быть может, скорее всего, так. Но прошлое, преобразившееся в настоящее, всё равно беспощадно его настигало.

Он готов был гнать, не останавливаясь, до самой Москвы. Но выезд на главную улицу оказался перекрыт двумя легковыми автомобилями — одним длинным, словно акула, и вторым значительно более коротким. Это обстоятельство вовсе не выглядело случайностью, но Андрей сейчас далек был от каких бы то ни было подозрений: он всё еще оставался там, на веранде с женщиной и с девчонкой — с теми двумя единственными существами, кого ему в этом мире назначено было любить… И потерять.

Танюшка и Мася… Маша.

То, что он остановился и посигналил, можно было отнести лишь за счет чистого автоматизма.

Стоило ему затормозить, как дверцы меньшей из машин открылись, и из нее вышли четыре человека, нимало не напоминающие мирных граждан, покинувших салон, чтобы подышать воздухом. Андрей и на это не обратил внимания.

Один из них наклонился к открытому боковому окну и произнес:

— Не надо оружия, господин Маркелов. Нам поручено пригласить вас для разговора.

Тут только Андрей с некоторым удивлением заметил, что его правая ладонь лежит на рукояти лучевика. Если бы кто-то из них достал оружие, он бы так же автоматически уложил их, потом объехал и, никогда о них больше не вспомнив, втопил бы педаль скорости, продолжая бегство — не от прошлого, нет, а от собственного бессилия что-либо изменить в настоящем.

— Кто хочет со мной говорить? — равнодушно спросил он.

— Узнаете. Только пересядьте, пожалуйста, в ту машину. Ненадолго.

Говоривший был вполне вежлив и не излучал намерение, лишь настороженность, но это еще не служило достаточным поводом для того, чтобы его продырявить.

Андрей потер лицо ладонями, словно силясь проснуться. Кажется, немного отошел и тогда резко покинул кабину. Любопытства в нем не было, как не было и страха — лишь желание поскорее разобраться и отделаться, по возможности без жертв. Его вежливо попросили отдать оружие, он подчинился. Перед ним распахнули заднюю дверцу более роскошной машины.

Едва только сев в нее, Андрей внезапно утратил свою отрешенность.

Напротив, лицом к нему сидел Игорь Борисович Ярмак. Андрей сразу узнал его, несмотря на нынешнее отсутствие усов. В остальном тот почти не изменился — пожалуй, немного обрюзг. На переднем сиденье пребывали двое телохранителей — оба с лучевиками, направленными точнехонько в голову приглашенного.

Ярмак обезопасился по максимуму. Если бы не это, вряд ли у него был шанс, пригласив Маркелова, выйти из этой машины живым. Так что в данном случае никто не назвал бы его перестраховщиком.

— Здравствуй, Маркелов, — уронил Ярмак, глядя в сторону. Говорил он таким тоном, будто видел Андрея ежедневно и уже смертельно от него устал. — Ну что, повидался? — Спрашивая, он нажатием на кнопку поднял стекло, отделившее их от слушателей, что не мешало тем продолжать целиться в гостя.

У Андрея слегка потемнело в глазах от невозможности немедленно добраться до горла собеседника. И ни при чем была железная установка не трогать человека до его первой агрессии, только осознание, что сжать это горло он, скорее всего, не успеет.

Естественно, он не ответил. В общем-то, Ярмаку ответа и не требовалось: факт пребывания здесь Маркелова говорил сам за себя.

— А девчонку видел? — продолжал Ярмак. Сама постановка вопроса сподвигла наконец Андрея на ответ:

— Так ты уже созрел для того, чтобы называть ее девчонкой? — В самом деле, такое определение по отношению к вырси звучало, по меньшей мере, странно в устах Ярмака.

— Я сам сделал всё, чтобы она стала такой… похожей на человека. Это была моя расплата. А ты остался в стороне, — отстраненно и как будто бы безэмоционально произнес Ярмак. — Я знаю, где ты теперь работаешь. Ты мало потерял, оставив тогда Таню с этим тваренышем на руках.

— Всего-навсего самое дорогое, — возразил Андрей. — Но дело не во мне. А в том, что ты сделал с ней.

— Я делал всё, чтобы она была счастлива. Исполнял всё, что бы ни попросила. Ради ее прихоти я превратил тварь в человека… Или этого мало? — Он взглянул на Андрея с выражением болезненного вопроса в глазах. — И тебя это не коснулось — выходит, что только благодаря мне.

Андрей скрипнул зубами:

— Если бы всё зависело от тебя, мне бы впаяли пожизненное.

— Но не впаяли же, — пожал плечами Ярмак. — Зато Татьяна с тех пор живет под постоянной угрозой. Благодаря тебе. — Он уже говорил сквозь зубы: — Все мы благодаря тебе с тех пор ходим по краю — только потому, что ты не пристрелил мелкую гадину, а притащил ее в отель.

— Настоящая гадина была в отеле с самого начала, — отчеканил Андрей, вспомнив в числе прочего гибель группы Власа. — И эту гадину я действительно приташил на Базу, после ее неудавшейся охоты на меня. В этом и состояла моя главная ошибка.

— Не будем отвлекаться от темы, — голос Ярмака продолжал оставаться спокойным, хотя он, похоже, не разжимал зубов. — Во всём случившемся виноват ты. Поэтому я и дал тебе наводку на Татьяну. — Тут он выпрямился и с заметным усилием заговорил нормально: — Да, это я послал тебе ее адрес. Я хотел, чтобы ты увидел, как теперь она вынуждена жить: практически в изоляции, полностью привязанная к заботе о девчонке. Пока она Таньку слушается, но существует постоянная опасность, что она удерет и что всё так или иначе откроется. А запирать ее, сажать на цепь Татьяна запрещает.

— Надо же, и ты тоже слушаешься? — криво усмехнулся Андрей.

Ярмак болезненно поморщился, отвернулся.

— Есть разные способы от нее избавиться. Но, если с Машкой что-то случится, Татьяна мне этого не простит, — он резко обернулся к Андрею: — Ты ее когда-то притащил, а теперь ты должен ее забрать.

Андрей внутренне признавал, что доля ответственности за девочку лежит на нем. Но в том-то и дело, что он совершенно не представлял, в чем теперь может заключаться его участие в судьбе Маши. А Ярмак, видишь, придумал.

— Как я ее заберу? И куда? — задал Андрей бессмысленный вопрос.

— Не прикидывайся глупцом. Я же сказал, что знаю, где ты работаешь. И мне известно, что такое Х-камеры. Ты можешь перекинуть ее на какую-нибудь другую планету. Или сделаешь то, что тебе следовало сделать в самом начале…

— Я не могу сделать ни того ни другого, — отрезал Андрей. — Это попросту не в моих силах.

Ярмак многозначительно поглядел на своих телохранителей и проронил:

— Сможешь.

— Никакие угрозы не помогут, — предупредил Андрей.

— А их и не требуется, — то ли скривился, то ли усмехнулся Ярмак. — Танька уже выбивается из сил, ей с каждым днем всё труднее. Да что я говорю, сам небось заметил ее состояние: невроз, частые смены настроения. Сначала на шею тебе бросилась, а потом выгнала, ведь так?

Андрей молчал, понимая, что на даче наверняка установлены следящие камеры.

— Если ты не заберешь девчонку, Танька просто сойдет с ума. К тому же она постоянно рискует оказаться в тюрьме. А скоро девчонка окончательно выйдет из-под контроля. Просто помни об этом и решай проблему, которую ты создал, — Ярмак протянул листочек: — Это телефон для связи: как созреешь, сразу сообщи мне. Без звонка не вздумай появляться: тут у нас далеко не всякий может свободно ходить и ездить.

— А ты, я гляжу, высоко взобрался по служебной лестнице, — заметил Андрей: — Лимузин, штат охраны, дача в Подмосковье…

— Тем больнее мне будет падать, — проронил Ярмак, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

По его знаку перед Андреем открыли дверь. Пока он дошел до своей машины, оба автомобиля развернулись и унеслись по главной улице, подняв облака белесой пыли. Андрей вспомнил о своем лучевике, но не успел всерьез озаботиться, как почти сразу увидел его брошенным на водительское сиденье.

Не торопясь садиться в машину, Андрей облокотился о капот, закурил. Стремление бежать от прошлого, от настоящего, от себя пропало.

Прошлое не гонится за тобой по пятам. Оно копит силы и таится в засаде где-то на твоем пути. И в какой-то момент ты получаешь от него щелчок, тумак или расшибаешь об него голову. Вот и всё…

Он был обязан что-то придумать, но не видел решения. Потому поначалу и бежал — от бессилия изменить ситуацию, не в состоянии помочь Тане в проблеме, бывшей когда-то их общей. А теперь… Как он может взять девочку? Куда? На Барду? Не говоря уже о строжайших генных проверках в СПАСе, ее и близко не подпустят даже к Базе, а не то что к порталу. Хотя физические возможности девочки должны быть велики, о таких не приходится мечтать даже бойцам СПАСа. Если бы не та давняя ссора с вырсями, такие помощники ой как пригодились бы сейчас во многих сферах деятельности, и в СПАСе в том числе. Может быть, в первую очередь. Интересно, что сказал бы на это капитан Прошин?..

Капитан. Мысль о нем была подобна островку твердой почвы в трясине неопределенности.

Прошин знал о былой дружбе людей с вырсями. Он выгородил старика, имеющего параметры нелюди — пусть по каким-то стратегическим соображениям, но… Собственные способности Шамана порой заставляли Андрея внутренне холодеть.

Капитан был единственным человеком, способным понять. И, может быть, подсказать выход.