Приятные воспоминания

10

Виктор и Дин не разговаривали друг с другом вот уже несколько дней, передавая то, что нужно было, через детей. Ни Мэгги, ни Дэна такое положение вещей совершенно не радовало. Но что они могли поделать? Их мать была слишком упрямой, чтобы сделать первый шаг, а Виктор сказал, что они с мамой взрослые, и сами разберутся в своих проблемах.

Из комнаты Виктора частенько доносилась трескотня швейной машины. Узнав о том, что бабуля Джесс учит его шить, Дин поразилась настойчивости, с которой Виктор овладевал теми навыками, которые до сих пор были ему недоступны. Мало того, казалось, Виктор делает это с удовольствием. Пару раз она подглядывала за тем, как он готовит: он нарезал кусочки мяса с таким вдохновением, что Дин, никогда не любившая заниматься стряпней, в тот миг почувствовала желание поучаствовать в процессе.

Дин сама не заметила, как начала скучать по Виктору: по их ежедневным ужинам, коротким и нелепым перепалкам, по его негодующим возгласам, которыми сопровождались ее попытки заварить чай, по улыбке, с которой он смотрел на детей и изредка награждал ее за то, что она, Дин, была к нему небезучастна. И еще она скучала по его глазам: теплым, гречишно-медовым, глубоким и иногда таким печальным, что сердце сжималось от чувства вины за ложь, которой она опутала этого человека.

Но, несмотря на то, что в душе у Дин поселилась пустота, она и не думала пойти на мировую первой. Да, она понимала, что Виктор во многом прав, но он глубоко обидел ее, задел как женщину.

В один из этих дней Дин впервые за несколько лет встала перед зеркалом и принялась внимательно изучать свое отражение. Перед ней стояла рыжеволосая женщина лет тридцати с пронзительно-голубыми глазами и взглядом, в котором звенела пустота. Рыжие волосы этой женщины были скручены в какую-то загогулину, нелепо торчащую на затылке. Из-под огромного комбинезона, скрывавшего все округлости, торчала заляпанная бог весть чем рубаха с закатанными рукавами.

Дин с отвращением отвернулась от зеркала, и на ее глазах застыли слезы. Странно, что Виктор, считавший себя ее мужем, не сбежал от нее точно так же, как это сделал Норрис. Виктор оказался сильнее и мужественнее, чем человек, которого она когда-то считала близким. Виктор готов был терпеть ее, это чудовище, и облегчать ей жизнь, а она, Дин, оказалась совершенно неспособной отблагодарить его за это.

Дин опустилась перед зеркалом на корточки и горько заплакала. Ее одиночеству было все равно, как она выглядит и что на ней надето, а Дин уже позабыла о том, что не только у одиночества есть глаза.

Виктору было тяжело терпеть эту холодную войну с Дин, которая развязалась по его вине. В конце концов, что он привязался к ее одежде? Пусть ходит, в чем угодно, если ей так удобно. И, если уж на то пошло, не может же она ползать под машиной в сексуальной мини-юбке? Да, благодаря этому их семейный бюджет вырос бы еще больше — но разве ему, Виктору, понравится, когда на его жену станут пялиться всякие наглые клиенты?

Виктор раскаивался не только в этом. Он чувствовал свою вину и в том, что их брак в один прекрасный день превратился из союза любящих сердец в обыкновенное соседство, только им, в отличие от обычных соседей, приходилось воспитывать двоих детей.

Чем чаще он вглядывался в лица детей, тем меньше находил сходства между ними и собой. И Дэн, и Мэгги были похожи на мать, но ни единой черточкой не походили на него.

Хотя те жители Лайтфорда, что успели познакомиться с Виктором, в один голос утверждали, что у детей с ним много общего. Но сам он находил, что если между ними и есть что-то общее, то оно заключается скорее в характерах, нежели во внешности. Дэн, например, не на шутку заинтересовался мифологией — Виктор даже приобрел ему словарь и книгу с пересказом древнегреческих мифов, а Мэгги то и дело приходила на кухню, чтобы предложить себя в качестве помощника повара. И даже попросила Виктора, чтобы он научил ее шить, но в этой просьбе ему пришлось отказать девочке — ведь пока он и сам был скромным учеником бабули Джесс.

Наверное, думал обо всем этом Виктор, внешность не так уж и важна, если разобраться. Скверное утешение, если дети твоя копия, но ты их совершенно не интересуешь.

Иногда в голове Виктора вспыхивала мысль, что на самом деле Мэгги и Дэн вовсе не его дети. Но, как это ни странно, Виктор чувствовал, что его куда больше огорчил бы факт обмана, нежели тот факт, что биологически он не является отцом своих детей. Ему хотелось спросить об этом Дин, но что-то ему подсказывало: рано или поздно она сама заведет с ним этот разговор. Какой бы скрытной Дин ни была, она не производила впечатление патологической лгуньи.

Дэна пригласили для участия в конкурсе «эрудитов», и это надо было чем-то отпраздновать. Ужин дома показался Виктору достаточно банальным, к тому же ему хотелось произвести впечатление на Дин, а сделать это было не так-то просто. Благодаря этому ужину должно было состояться долгожданное примирение, и Виктор хотел, чтобы для Дин все это оказалось приятным сюрпризом.

Дэн предложил очень милое, хоть и требующее хлопот решение: устроить небольшой пикник в осеннем саду. Виктору идея понравилась, поэтому очень скоро он с помощью детей разбил в саду маленький лагерь. В сарае нашелся старенький тент, который они натянули между деревьями, в кладовке — деревянные стулья, которые Дэн расставил вокруг раскладного столика, купленного Виктором на распродаже в супермаркете.

Рядом со столиком был поставлен одолженный у бабули Джесс гриль, на котором Виктор планировал приготовить восхитительное мясо. Мэгги занялась нарезкой овощей, а Дэн подвизался помешивать угли. Сам Виктор занялся мясом, а параллельно пытался придумать, кто из детей позвонит Дин, чтобы попросить ее поторопиться домой, не намекнув при этом на то, что для нее готовится сюрприз.

Позвонить матери вызвался Дэн, но делать этого не пришлось: до ушей «заговорщиков» донеслось тарахтение старенького грузовичка, на котором обычно ездила Дин. Грузовичок притормозил рядом с воротами, но из него почему-то никто не вышел.

Неужели она решила отсидеться в машине, лишь бы не общаться со мной? Виктор почувствовал растерянность, а потом горечь. Вся радость от желания устроить Дин сюрприз мгновенно куда-то подевалась. Она не могла не заметить того, что происходит в саду… Значит, заметила и решила в этом не участвовать.

Чудесно, подумал Виктор, хотя на душе у него скребли злые кошки вредной мисс Тальбот. Надо же, как меня, оказывается, ненавидят… А я-то хотел сделать первый шаг, извиниться. Что ж, я как-нибудь это переживу, но что делать с детьми?

Виктор тут же поймал на себе два вопрошающих взгляда.

— А почему мама не выходит из машины? — спросил удивленный Дэн.

— Наверное, она очень устала и решила немного отдохнуть, — соврал Виктор первое, что пришло в голову. — Ничего, она скоро к нам присоединится. — Через несколько минут я собственноручно вытащу эту эгоистку из машины, подумал он, даже если она станет брыкаться и царапаться! — А если она вдруг заснет, то я вынесу ее на руках, — успокоил Виктор детей.

— А ты разве не устал? — поинтересовалась Мэгги, обмануть которую было куда труднее, чем ее брата. — Ты был занят весь день, но все-таки решил устроить для Дэна пикник. Разве мама устает больше, чем ты?

— Да, детка… — кивнул Виктор. — Усталость обычно накапливается, а потом человек перестает что-либо соображать. Вот и твоя мама так вымоталась за эти годы, что теперь ей очень плохо. Поэтому мы постараемся ей помочь, чем смо…

Виктор запнулся. Дверца грузовичка открылась, и из машины вышла Дин. Он не сразу разглядел, что на ней надето, но когда она подошла к воротам, то окончательно убедился в том, что глаза его не обманули: на Дин было облегающее короткое платье ярко-синего цвета и синие туфли на высоченном каблуке.

— Нет, это не мама, — вытаращила глаза Мэгги.

— Может, тетя Нора? — предположил Дэн.

— С рыжими волосами? — спросила у брата Мэгги и восхищенно вздохнула. — Нет, все-таки мама…

— Мама, — кивнул Виктор, к которому потихоньку начал возвращаться дар речи. — Да, молодые люди, с пикником мы явно погорячились…

После того как Виктор потерял память, он еще ни разу не видел, как выглядит великолепная фигура Дин, тщательно скрываемая под огромными комбинезонами, как выглядят прекрасные, стройные ноги Дин, всегда закованные в старенькие разбитые ботинки, как выглядит улыбка Дин, не измученная, не уставшая, а настоящая, искренняя улыбка человека, который надеется, что его рады видеть.

Однако волосы Дин по-прежнему были сколоты на затылке. Видно, она просто забыла о них, переодеваясь после работы. Неудивительно — Дин торопилась к ним. Эта маленькая погрешность, незавершенность образа вовсе не портила впечатления — напротив, Виктору показалось таким трогательным, что Дин забыла распустить волосы потому, что спешила домой. И даже с этой своей прической она была воистину прекрасна.

— Привет, — немного смущенно улыбнулась Дин и протянула Виктору пакеты, которые держала в руках. — В них подарки. Решила сделать вам сюрприз, а у вас, похоже, гулянка намечается.

— Выглядишь великолепно. — Виктор взял Дин за руку и усадил на деревянный стул. — У меня даже слов нет, как ты хороша.

— Да, мам, просто потрясно. — Мэгги осторожно наклонилась над мамой и коснулась ее платья так, словно оно было соткано из тончайшей материи. — Обалдеть, оно бархатное?

— Вроде того, — улыбнулась дочери Дин.

— Класс, — с видом знатока кивнул Дэн. — Я вначале подумал, что тетя Нора решила к нам заглянуть. Только даже для нее это слишком шикарно.

— Польщена, — хмыкнула Дин и снова посмотрела на Виктора.

В этот раз ее голубые глаза излучали какой-то особый, мягкий свет. В них не было ничего от прежнего колючего взгляда, который Виктору так часто доводилось ловить на своем лице. Дин смотрела на него с таким детским и трогательным смущением, что Виктору захотелось окутать ее теплом, согреть прикосновением своих рук.

Даже если бы и не было этого платья, он все равно назвал бы ее прекрасной. Что-то изменилось в ней, и не столько внешне, сколько внутренне. Виктор чувствовал эту перемену каждой частичкой своей души, потому что и сам менялся.

Они с Дин, подобно деревьям, сбросившим свою листву осенью и проспавшим всю зиму, весной воскресали и обрастали новой листвой. И если вокруг пока еще царила осень, уже подозревавшая, что вскоре ее корону отнимет зима, то у них с Дин снова наступала весна: юная, ласковая и светлая. Светлая, как улыбка, которую ему дарила Дин…

— Эй, ты так скоро замерзнешь, — очнувшись от своих фантазий, обратился к жене Виктор. — Пойду-ка я, принесу тебе теплый свитер и какой-нибудь плащ.

— Еще чего, — тряхнула головой Дин. — Я что, зря мучилась, переодеваясь в грузовике?

— С ума сошла? Конечно, не зря, — поспешил разубедить ее Виктор. — Я и не подозревал, что моя жена умеет ходить на каблуках… Молчу, молчу, — добавил он, увидев, что глаза Дин снова наполняются знакомыми ему холодными иголочками. — Я надеюсь, что мы просидим здесь не меньше часа, а твое здоровье мне гораздо дороже твоей внешности.

Дин взглянула на него с такой благодарностью, что у Виктора защемило сердце.

Положив мясо на решетку, он попросил Дэна последить за ним и ушел в дом, чтобы найти что-нибудь теплое для жены. Виктор решил принести ей свой свитер и длиннополый плащ. По крайней мере, подумал он, в этом плаще не замерзнут ее ноги, на которых нет ничего, кроме тонких колготок и туфель. Захватив плащ и свитер, Виктор не забыл термос с глинтвейном, который сварил по рецепту бабули Джесс.

Когда он вернулся, Мэгги и Дэн оживленно обсуждали мамины подарки. Дин купила сыну книгу о скандинавской мифологии, а дочери — красивую цепочку и подвеску в виде ящерицы.

— Стильная вещица, — заметил Виктор, отдав жене вещи. — А я приготовил еще кое-что, чтобы согреться.

Дин не очень-то хотелось переодеваться, но Виктор был непреклонен. Впрочем, теплая одежда и стакан горячего глинтвейна, очень скоро заставили Дин согласиться с тем, что Виктор был прав.

— У меня и для тебя есть сюрприз. — На ее лице появилось загадочное выражение. — Только его нельзя потрогать.

Виктор оторвал взгляд от мяса, о котором «помощник повара» забыл и думать, и вопросительно посмотрел на жену.

— Надеюсь, приятный?

— Думаю, тебе понравится. Лесли нашел доктора, который согласился приезжать в нашу глушь, чтобы заниматься твоим «интересным случаем».

— К папе будет ездить доктор? — спросила у Дин Мэгги, и Виктор прочитал в ее взгляде какое-то беспокойство.

— Да, Мэг. Ведь он еще… не совсем здоров.

— Не волнуйся, Мэг. — Виктор решил, что она беспокоится из-за того, что он снова может потерять память и куда-нибудь пропасть. — Этот доктор будет говорить со мной, чтобы я вспомнил свое прошлое. И тогда я уж точно больше ничего не забуду.

Мясо получилось исключительно вкусным, а посиделки очень уютными. Дин поздравила Дэна с его достижением и сказала, что если так пойдет и дальше, то к следующему лету у него будет лучший скейтборд, который она найдет в Паркстауне.

Чтобы дети не скучали, Виктор заварил им чай и даже рассказал страшную историю, которую сочинил на ходу. История получилась не очень страшной, потому что дети и Дин больше смеялись, чем пугались.

На улице уже давно стемнело, но никому не хотелось расходиться. Дин сказала, что всем пора спать, Виктор же предложил уложить детей, а самим еще немного посидеть во дворе.

— Если ты, конечно, не очень замерзла и устала, — добавил он.

— Твой свитер отлично греет, а выспаться я смогу и завтра.

Виктор заметил, что Дин не хотелось уходить так же, как и ему самому. И зачем они когда-то разбрелись по одиноким холодным комнатам?

Дин вспомнила, что уже несколько дней назад выполнила просьбу Виктора и нашла старенький фотоальбом с семейными фотографиями. Просмотрев альбом, Виктор испытал разочарование: ему показалось, что на всех снимках у него однообразная и довольно кислая мина, а улыбка Дин везде была какой-то измученной.

Да, не такими он представлял семейные снимки… Прошлое не переделать, но будущее, к счастью в его руках…

— Твой глинтвейн творит чудеса, — улыбнулась захмелевшая Дин и протянула Виктору бокал, который тот наполнил. — Я почти не чувствую усталости. А ты?

Пожалуй, впервые за все это время Дин признала, что и Виктор тоже может уставать. Что ж, с ее стороны это такой же подвиг, как и покупка нового платья.

— Не знаю… Мне так хорошо, — улыбнулся ей Виктор, — что я даже думать забыл об усталости. Давно мы так не сидели?

— Никогда, — покачала головой Дин.

— Никогда? — уставился на нее Виктор.

— Нет, — честно призналась Дин — Как-то не складывалось. Каждый был занят своими проблемами, и нам ничего такого не хотелось… Вик, ты простишь меня? — неожиданно спросила она.

— За что? — удивленно посмотрел он на нее.

— За то, что я такая резкая, грубая и неженственная.

— Это жизнь, детка, — улыбнулся Виктор. — Видно, раньше я плохо старался для того, чтобы у тебя появилось желание быть женственной и нежной. Ты ожесточилась, хотя я не знаю почему… Может, я изменял тебе, Дин? — Она отрицательно покачала головой. — Может, обижал? — Дин снова покачала головой. — Не знаю, что я делал не так, но, надеюсь, скоро вспомню об этом.

Дин посмотрела на него с такой мольбой в глазах, что Виктор осекся.

— Что-то не так?

— Все так… Ты спрашивал, почему я ожесточилась? Я все время чувствовала себя одинокой… Одинокой и нужной только своим детям. Почти все свободное время я посвящала работе. Да, так же, как сейчас… Но никто не устраивал мне сюрпризов, кроме, конечно, тех, которыми любили порадовать соседей Мэгги и Дэн. В моей жизни была какая-то пустота, Вик…

— Уверен, и в моей тоже. Но мы ведь все исправим, правда? Мы ведь еще можем все изменить?

— Да, конечно, — улыбнулась Дин, но Виктору показалось, что в ее глазах стоят слезы. — Только иногда мне кажется, что тебе не нужно ничего вспоминать.

— Почему?

— Я боюсь, что это все испортит.

— Испортит? Думаешь, я стану таким, каким был раньше? Наоборот, я пойму, к чему мне не стоит возвращаться.

— Надеюсь, что так, Вик. Я ведь тоже во многом виновата.

— Давай не будем о грустном. — Виктор подошел к Дин и склонился над ее лицом. — Мне так хорошо с тобой, что больше я ни о чем не хочу думать. Прости, что был таким грубым. Ты делала все, чтобы выжить, а я набросился на тебя с обвинениями.

— Вик…

Дин хотела что-то сказать, но Виктор протянул руку к ее волосам и снял заколку. Огненный водопад волос залил лицо Дин, хлынул ей на плечи. Рыжее пламя охватило плащ, в который она укуталась, скользнуло вниз по спине…

Боже, как она прекрасна, вихрем пронеслось в голове у Виктора. Он протянул руку, и его ладонь без страха обжечься о рыжее пламя нырнула в волосы Дин и нежно коснулась шеи. Прикосновение к этой теплой, как согретая солнцем бархатная ткань, коже еще сильнее взволновало Виктора.

Дин вздрогнула, но вовсе не от страха. В ее затуманенных голубых глазах Виктор прочитал жгучее желание поцелуя, с которым и сам не мог больше тянуть.

Он приблизил свое лицо к лицу Дин, а потом скользнул губами по ее щеке и… обжегся. Обжегся о маленькую и очень горячую слезинку, стекавшую по бархатистой коже Дин.

Виктор не знал, почему она плакала, но одно он знал наверняка: эта женщина никогда больше не станет плакать из-за него. Его губы подхватили слезинку Дин, скользнули ниже и коснулись ее губ, которые распахнулись навстречу поцелую, которого эта женщина так долго ждала.

— Я сегодня не хочу спать один, — прошептал Виктор, оторвавшись наконец от жарких губ Дин. — И вообще не хочу больше спать без тебя. Даже если ты скажешь, что в твоей спальне бедлам, а вместо подушки под моей головой окажутся пивные бутылки, я все равно хочу спать рядом с тобой и стирать слезинки с твоего лица.

На лице Дин и впрямь появилось такое выражение, словно она снова вот-вот расплачется, поэтому Виктор поспешил подхватить ее на руки и отнести в дом.

— Виктор, ты уверен? — шепотом спросила его Дин, пока он нес ее по лестнице. — Может, мы подождем, пока ты… пока ты все не вспомнишь?

— Нет уж, — шепнул ей в ответ Виктор. — Я помню самое главное, и этого достаточно. Я помню, что люблю тебя, Дин.