Призраки

Уильям Уаймарк Джейкобс КОЛОДЕЦ

вое мужчин беседовали в биллиардной комнате старого загородного дома. Вялая игра подошла к концу, и они сидели возле открытого окна, глядя на раскинувшийся внизу парк, и обменивались праздными репликами.

— Твое время почти на исходе, Джим, — произнес один из них, помолчав. — Уже шесть недель ты ждешь не дождешься медового месяца и проклинаешь человека — женщину то есть, которая изобрела помолвки.

Джим Бенсон вытянул длинные ноги, устраиваясь в кресле, и что-то проворчал в качестве возражения.

— Никогда не понимал, к чему все это, — продолжал Уилфред Карр, зевая. — Такие вещи не по мне, на себя-то вечно денег не хватает, а на двоих — тем более. Будь я богачом вроде Креза, возможно, я придерживался бы иного мнения.

В последних словах заключался особый смысл, поэтому кузен предпочел воздержаться от ответа.

— Я не так богат, как Крез… или ты, — подытожил Карр, наблюдая за ним из-под прищуренных век, — я устремляю свой одинокий челн по реке Времени и, привязывая его у двери кого-нибудь из друзей, вкушаю их обеды.

— Точно в Венеции, — заметил Джим Бенсон, по-прежнему глядя в окно. — Вот и славно, Уилфред, что у тебя есть эти двери и обеды… и друзья.

Карр в свою очередь что-то пробурчал себе под нос.

— А все-таки, если серьезно, Джим, — сказал он медленно, — повезло тебе, очень повезло. Если есть на свете девушка лучше Олив, хотел бы я на нее посмотреть.

— Да, — тихо подтвердил его собеседник.

— Она необыкновенная, — продолжал Карр, уставившись в окно. — Добрая, нежная. Думает, ты совершенство.

Он засмеялся искренне и весело, но Бенсон не присоединился к нему.

— При этом она четко различает, что хорошо и что плохо, — снова начал Карр задумчиво. — Знаешь, я уверен, если бы она проведала, что ты совсем…

— Что совсем? — потребовал Карр, резко поворачиваясь к нему. — Что совсем?

— …не такой, каким кажешься, — договорил кузен, и улыбка его противоречила словам, — думаю, она бы тебя бросила.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Бенсон негромко. — Твои шуточки порой отличаются дурным вкусом.

Уилфред Карр поднялся и, взяв кий со стойки, опробовал несколько любимых ударов.

— В данный момент мне, кроме этого, на ум идут лишь мои финансовые дела, — заявил он, огибая стол.

— Давай поговорим о другом, — повторил Бенсон резко.

— А эти две темы связаны, — сказал Карр и, положив кий, присел на краешек стола и воззрился на кузена.

Последовала долгая тишина. Бенсон выбросил окурок сигары в окно и откинулся на спинку кресла, прикрыв веки.

— Ты меня понимаешь? — наконец поинтересовался Карр.

Бенсон открыл глаза и кивнул в сторону окна:

— Хочешь отправиться вслед за сигарой? — предложил он.

— Ради твоего же блага я бы предпочел уйти обычным путем, — невозмутимо отвечал Уилфред. — Если я выйду через окно, люди станут задавать разные вопросы, а ты ведь знаешь, я человек разговорчивый.

— Если речь не заходит о моих делах, — возразил Бенсон, с явным усилием взяв себя в руки, — болтай, пока голос не сядет.

— Я запутался, — продолжал Карр, медленно подбирая слова, — чертовски запутался. Если я не достану пятнадцать сотен через две недели, придется отчаливать из собственного дома и подыскивать другое жилье.

— И что изменится? — спросил Бенсон.

— Комфорт будет не тот, — пояснил кузен, — да и адрес похуже. А если серьезно, Джим, одолжишь мне пятнадцать сотен?

— Нет, — коротко сказал Бенсон.

Карр побледнел.

— Это спасло бы меня от разорения, — хрипло выдавил он.

— Я тебе так часто помогал, что мне надоело, — заявил Бенсон, поворачиваясь к нему лицом. — Все было без толку. Если запутался — сам и выбирайся. Не будешь в следующий раз направо и налево раздавать расписки.

— Глупо, признаю, — осторожно подтвердил Карр. — Больше не буду. Кстати, есть у меня кое-какие расписочки на продажу… Нечего усмехаться. Они не мои.

— И чьи же? — полюбопытствовал кузен.

— Твои.

Бенсон встал из кресла и подошел к нему.

— Это что? — тихо спросил он. — Шантаж?

— Называй, как хочешь, — сказал Карр. — Я собираюсь продать несколько писем, цена — пятнадцать сотен. И я знаю, что один человек выложит за них эти денежки, лишь бы получить хоть какой-то шанс увести у тебя Олив. Но тебе — первое предложение.

— Если у тебя есть письма, мною подписанные, будь любезен их вернуть, — очень медленно произнес Бенсон.

— Они принадлежат мне, — беспечно возразил Карр. — Получил их от леди, которой ты писал. Должен сказать, что они не самого приличного свойства.

Кузен неожиданно рванулся вперед и, схватив его за воротничок, прижал к столу.

— Отдай письма! — выдохнул он, лицом к лицу с Карром.

— Их нет со мной! — Карр попытался высвободиться. — Я же не дурак. Пусти — или я подниму цену.

Бенсон сильными руками приподнял его над столом, намереваясь, по всей видимости, размозжить Карру голову. Потом его хватка вдруг ослабла, поскольку в комнату вошла служанка с письмами, и вид у нее был удивленный. Карр поспешно сел.

— Вот как это произошло, — проглядывая письма, сказал Бенсон, чтобы успокоить девушку.

— Теперь меня не удивляет, что за такой поступок пришлось заплатить, — проворковал Карр.

— Отдашь письма? — предложил Бенсон, едва девушка покинула комнату.

— Да, по названной цене, — подтвердил Карр, — но я живой человек, и если еще раз сграбастаешь меня вот так своими ручищами, я, может, и передумаю. Что ж, оставляю тебя на время, обдумай все хорошенько.

Он взял из коробки сигару и, неторопливо прикурив ее, вышел. Кузен дождался, пока за ним закрылась дверь, и в приступе тихой и оттого еще более ужасной ярости сел у окна.

Воздух из парка, напоенный ароматом свежескошенной травы, был свеж и нежен. Теперь к нему добавился дымок сигары, и, глядя вниз, Бенсон увидел, как кузен не спеша уходит прочь. Он встал и подошел к двери, а затем, будто передумав, вернулся к окну, наблюдая, как Уилфред медленно удаляется в лунном свете. Потом он снова поднялся, и комната надолго опустела.

Там никого не было, когда миссис Бенсон через некоторое время вошла, чтобы пожелать сыну спокойной ночи, отправляясь ко сну. Она неторопливо обошла вокруг стола и замерла возле окна, предаваясь праздным мыслям, как вдруг заметила, как сын быстрым шагом возвращается к дому. Он взглянул на окно.

— Спокойной ночи, — произнесла миссис Бенсон.

— Спокойной ночи, — глухо отозвался Джим.

— А где Уилфред?

— О, он ушел, — сказал Бенсон.

— Ушел?

— Мы перемолвились парой слов, он снова хотел денег, а я выложил все, что думаю по этому поводу. Не думаю, что мы снова его увидим.

— Бедный Уилфред! — вздохнула миссис Бенсон. — Вечно с ним подобные неприятности. Надеюсь, ты не был слишком резок с ним.

— Не больше, чем он заслуживал, — ответил ей сын строго. — Доброй ночи.

Давно заброшенный колодец, наполовину прикрытый разломанной крышкой, прятался в густом подлеске, буйно разросшемся в уголке старого парка. Ржавый ворот над ним поскрипывал в такт музыке сосен, когда налетал сильный ветер. Яркий солнечный свет никогда не достигал колодца, и земля вокруг была влажной и замшелой, хотя вся усадьба томилась от жары.

Два человека не спеша шли через парк в хрупкой тишине летнего вечера, направляясь в сторону колодца.

— Незачем продираться через эти заросли, Олив, — сказал Бенсон, останавливаясь у кромки сосновой рощицы и с некоторым недовольством глядя во мрак.

— Это лучшее место в парке, — воскликнула девушка. — Ты знаешь, как я люблю его.

— Я знаю, тебе нравится сидеть там на самом краю, — промолвил он, — и не одобряю этого. Однажды ты наклонишься слишком низко и упадешь.

— И познаю Вечность, — перебила Олив легкомысленно. — Идем!

И она убежала от него в тень под соснами, приминая ножками заросли папоротника. Ее спутник медленно пошел следом и, выйдя из темноты, увидел изящную фигурку на самом краю колодца, по колено в роскошных травах и крапиве. Олив знаком приказала своему жениху сесть рядом и ласково улыбнулась, почувствовав, как сильная рука обнимает ее за талию.

— Обожаю это место, — прервала она долгое молчание, — оно такое мрачное… и жуткое. Знаешь, я бы не отважилась сидеть здесь в одиночестве, Джим. Я бы воображала, что за этими кустами и деревьями прячутся разные ужасы — и вот-вот кто-нибудь бросится на меня. Бр-р!

— Лучше позволь проводить тебя домой, — мягко сказал Бенсон. — У колодца не всегда здоровый воздух, особенно в жаркую погоду. Давай уйдем отсюда.

Девушка упрямо покачала головой и устроилась поудобнее.

— Кури спокойно свою сигару, — примирительно велела она. — Здесь самое место для неторопливой беседы. О Уилфреде что-нибудь слышно?

— Ничего.

— Какое волнующее исчезновение, правда? — продолжала она. — Очередная неприятность, я полагаю, и скоро ты получишь новое письмо от него все в том же духе: «Дорогой Джим, помоги мне выбраться».

Джим Бенсон выпустил облачко ароматного дыма и, зажав сигару зубами, стряхнул пепел с рукавов пиджака.

— Интересно, что бы он делал без тебя, — сказала девушка, с нежностью сжимая его руку. — Думаю, давно бы скатился на самое дно. Когда мы поженимся, я позволю себе по праву родственницы хорошенько отчитать его. Он настоящий дикарь, но у бедняги есть и хорошие качества.

— Никогда их не замечал, — с удивительной горечью воскликнул Бенсон. — Бог видит, никогда.

— Он сам себе враг — никому больше, — сказала девушка, пораженная этой вспышкой.

— Ты плохо знаешь его, — резко возразил Бенсон. — Он готов был опуститься до шантажа, разрушить жизнь друга ради собственной выгоды. Бездельник, трус и лжец!

Девушка взглянула на него исподлобья — спокойно, но с робостью, и без слов взяла его за руку, и они некоторое время сидели в тишине; вечерние сумерки превратились в ночные, и лунные лучи, проникая сквозь ветви, окружили парочку серебряной паутиной. Девушка склонила голову на плечо своему спутнику, но вдруг вскочила с резким вскриком.

— Что это? — задыхаясь, спросила она.

— Что именно? — не понял Бенсон, он тоже встал и крепко сжал ее руку.

Она вдохнула полной грудью и попыталась рассмеяться.

— Джим, ты причиняешь мне боль.

Хватка ослабла.

— Что случилось? — ласково спросил он. — Что тебя так взволновало?

— Я испугалась, — проговорила она, обвивая руками его плечи. — Должно быть, те слова, что я сейчас произнесла, еще звенели эхом в ушах, но мне показалось, будто позади нас кто-то прошептал: «Джим, помоги мне выбраться».

— Показалось, — повторил Бенсон, и голос его дрогнул. — Ни к чему тебе такие фантазии. Ты… напугана… темнотой и мрачностью этой рощи. Давай вернемся домой.

— Да нет же, я не боюсь, — заверила его девушка, возвращаясь на прежнее место. — Я в сущности ничего не испугаюсь, пока ты со мной, Джим. Сама удивляюсь, как можно быть такой глупой.

Бенсон не ответил, застыв в нескольких ярдах от колодца, крепко сложенное тело окутывал сумрак, а он словно ждал, что девушка присоединится к нему.

— Подойди, садись, — велела Олив, похлопывая маленькой белой ручкой по каменной кладке. — Можно подумать, что тебе не по душе моя компания.

Он нехотя подчинился и сел возле нее, так сильно затягиваясь сигарой, что огонек освещал его лицо при каждом вдохе. Он полуобнял девушку сильной и твердой, как сталь, рукой и положил ладонь на камень позади нее.

— Ты не замерзла? — заботливо спросил он, когда Олив слегка поежилась.

— Еще как! — она вздрогнула. — В это время года не должно быть холодно, просто из колодца тянет сыростью.

Едва она произнесла эти слова, из глубины донесся слабый всплеск, и второй раз за вечер она спрыгнула с кромки колодца с тревожным вскриком.

— А сейчас что? — спросил Бенсон со страхом в голосе. Он стоял рядом и глядел на колодец, словно ожидая, когда же оттуда появится то, что ее испугало.

— О, мой браслет! — горестно воскликнула она. — Браслет моей бедной матушки. Я уронила его в колодец.

— Твой браслет, — повторил Бенсон монотонно. — Твой браслет! С бриллиантами?

— Он принадлежал моей матери, — снова сказала Олив. — Но мы его, конечно же, достанем. Нужно осушить колодец.

— Твой браслет! — тупо повторил Бенсон.

— Джим! — позвала девушка с испугом в голосе. — Джим, милый, да что с тобой?

Ибо возлюбленный глядел на нее с ужасом. Лунный свет, хоть и озарял искаженные черты, не был единственной причиной бледности его лица, и она отшатнулась в страхе к самому краю колодца. Он заметил, что она испугалась, и, с огромным усилием вернув самообладание, взял ее за руку.

— Бедняжка, — пробормотал он, — ты перепугала меня. Я не смотрел на тебя, когда ты закричала, и я подумал, что ты выскальзываешь из моих объятий и падаешь вниз… вниз…

Голос его дрогнул, и девушка порывисто обняла Бенсона.

— Ну, ладно, ладно, — произнес он с нежностью. — Не плачь, не надо.

— Завтра, — пообещала Олив, смеясь сквозь слезы, — мы принесем сюда леску с крючком и выудим его. Это будет новый вид спорта.

— Нет, испробуем другой способ, — сказал Бенсон. — Но ты получишь свой браслет.

— Каким образом? — спросила девушка.

— Увидишь, — ответил Бенсон. — Он вернется к тебе самое позднее завтра утром. А пока пообещай мне, что никому не скажешь о своей потере. Обещай.

— Обещаю, — сказала Олив удивленно. — Но почему нет?

— Во-первых, браслет очень дорогой, а еще… Но причин много. К тому же, это моя обязанность — достать его для тебя.

— Ты не собираешься прыгнуть в колодец за ним? — лукаво спросила она. — Послушай…

Она наклонилась, подобрала камешек и бросила его вниз.

— Представь, что очутился там, где он сейчас, — произнесла она, глядя в черноту, — представь, что плаваешь кругами, как мышь, тонущая в кадке, цепляясь за склизкие стены, вода проникает в рот, а ты смотришь вверх, на маленький клочок неба над головой.

— Пойдем-ка лучше, — очень тихо предложил Бенсон. — У тебя появился вкус ко всяким отвратительным ужасам.

Девушка повернулась к нему, взяла под руку, и они медленно пошли к дому; миссис Бенсон сидела на веранде и поднялась, чтобы встретить их.

— Не стоило тебе с ней так долго задерживаться на улице, — проворчала она. — Где вы были?

— Сидели у колодца, — ответила Олив с улыбкой. — Обсуждали наши планы на будущее.

— Не нравится мне это место, — с чувством заявила миссис Бенсон. — Мне кажется, нужно его засыпать, Джим.

— Хорошо, — произнес ее сын медленно. — Жаль, что его не засыпали давным-давно.

Когда мать вместе с Олив ушла в дом, он присел на ее стул и, безвольно свесив руки, погрузился в раздумья. Через некоторое время он встал и поднялся в кладовку, отведенную для спортивного инвентаря, отыскал рыболовную лесу и несколько крючков и, тихо крадучись, снова спустился вниз. Он быстро пересек парк, направляясь к колодцу, но обернулся посмотреть на освещенные окна дома, прежде чем исчезнуть в тени деревьев. Затем, приладив крючок к леске, он сел на край колодца и осторожно стал опускать ее туда.

Он сидел, поджав губы, то и дело испуганно озираясь по сторонам, словно почти ожидал увидеть, что кто-то наблюдает за ним, прячась среди деревьев. Несколько раз он забрасывал леску, пока наконец, дергая ее, не услышал, как что-то металлическое звякнуло о стену колодца.

Он затаил дыхание и, забыв свои страхи, стал вытягивать леску дюйм за дюймом, чтобы не упустить драгоценную добычу. Сердце учащенно билось, глаза сверкали. На конце медленно ползущей нити видна была его находка, которая зацепилась за крючок, недрогнувшей рукой он вытянул остаток лески… И понял, что вместо браслета поймал связку ключей.

Со слабым вскриком он сорвал ее с крючка, бросил обратно в воду и застыл, тяжело дыша. Ни единый звук не нарушал ночную тишину. Бенсон прошелся из стороны в сторону, разминая крепкие мускулы, затем вернулся к колодцу и продолжил работу.

Час или даже более того он забрасывал леску безрезультатно. В увлечении он забыл про страх и, сосредоточенно глядя в недра колодца, медленно и осторожно продолжал ловлю.

Дважды крючок за что-то цеплялся, и высвободить его удавалось с трудом. А в третий раз не получилось и вовсе, несмотря на все усилия. Тогда Бенсон бросил леску в колодец и, склонив голову, побрел к дому.

Сначала он заглянул в конюшню, расположенную на задворках, а после вернулся к себе в комнату и некоторое время беспокойно ходил туда-сюда. Потом, не раздеваясь, упал на кровать и погрузился в тревожный сон.

Он проснулся задолго до того, как пробудились остальные, и неслышно прокрался вниз. Солнечные лучи пытались проникнуть в каждую щель и длинными полосами пересекали темные комнаты. Он заглянул в столовую: в желтоватом свете, который пробивался сквозь опущенные шторы, она выглядела холодной и мрачной. Бенсон припомнил, что похожий вид был у нее, когда отец лежал в этом доме мертвый; точно так же все казалось призрачным и нереальным; даже стулья, хоть и стояли там, где их прошлым вечером оставили хозяева, похоже, осмеливались втайне вести какой-то разговор.

Медленно и бесшумно он отворил входную дверь и окунулся в благоухание утра. Солнце озаряло мокрую от росы траву и листву деревьев, и белый туман, потихоньку исчезая, как дымок стелился над землей. На миг Бенсон остановился, вдыхая полной грудью свежий воздух, а затем, не торопясь, направился на конюшню.

Ржавый скрип ручного насоса и брызги по всему дворику, вымощенному красной плиткой, доказывали, что не один Бенсон был на ногах, и через несколько шагов он наткнулся на смуглого мужчину с волосами цвета соломы: тот, отчаянно хватая ртом воздух, подвергал себя суровому самоистязанию под струей воды.

— Все готово, Джордж? — спросил Бенсон негромко.

— Да, сэр, — ответил он, резко выпрямляясь и потирая лоб. — На конюшне Боб как раз делает последние приготовления. Хорошее утро для купания. Вода в колодце, должно быть, прямо-таки ледяная.

— Постарайся управиться как можно быстрее, — нетерпеливо велел Бенсон.

— Непременно, сэр, — сказал Джордж, ожесточенно растирая лицо небольшим полотенцем, наброшенным на колонку. — Боб, поторопись!

В ответ на его призыв в воротах конюшни появился человек с мотком крепкой веревки через плечо и тяжелым металлическим подсвечником в руке.

— Просто чтобы проверить, есть ли там воздух, — пояснил Джордж, проследив за взглядом хозяина. — Он в колодцах, бывает, совсем скверный, но если свеча не погаснет, то и человек не задохнется.

Хозяин кивнул и побрел к колодцу, а слуга, торопливо натягивая рубашку через голову и просовывая руки в рукава куртки, последовал за ним.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Джордж, пристраиваясь рядом, — но вы сегодня не слишком-то хорошо выглядите. С вашего позволения, я бы сам окунулся с радостью.

— Нет-нет, — возразил Бенсон властно.

— Не годится вам спускаться туда, сэр, — настаивал спутник. — Никогда не видел, чтобы у вас был такой вид. Если бы…

— Занимайся своим делом, — отрывисто перебил хозяин.

Джордж умолк, и они втроем пошли, шагая в ногу, по высокой мокрой траве к колодцу. Боб бросил веревку на землю и по знаку хозяина протянул ему подсвечник.

— Вот бечевка для него, — сказал Боб, пошарив в карманах.

Бенсон взял ее и тщательно привязал к подсвечнику. Затем поставил его на край колодца, чиркнув спичкой, зажег свечу и стал медленно спускать ее вниз.

— Держите крепко, сэр, — быстро предупредил Джордж, придерживая его руку. — Свечку нужно спускать под наклоном, иначе веревка прогорит.

Едва он произнес эти слова, бечевка лопнула, и подсвечник упал в воду.

Бенсон выругался себе под нос.

— Я мигом принесу еще один, — сказал Джордж, собираясь сбегать обратно.

— Не стоит, с колодцем все в порядке, — заявил Бенсон.

— Это не займет много времени, сэр, — возразил слуга, оборачиваясь.

— Кто тут командует — ты или я? — хрипло выговорил Бенсон.

Джордж нехотя вернулся, один лишь взгляд на лицо хозяина остановил готовые сорваться с языка пререкания, и он встал в сторонке, сердито наблюдая, как Бенсон снимает верхнюю одежду. Покончив с приготовлениями, тот застыл, мрачный и безмолвный, опустив руки. Слуги смотрели на него с любопытством.

— Лучше бы вы меня пустили, сэр, — Джордж набрался храбрости, чтобы обратиться к нему. — Негоже вам спускаться, у вас лихорадка или что-то вроде того. Не удивлюсь, если тифозная. В деревне с этим беда.

Мгновение Бенсон глядел на него со злостью, затем его взор потеплел.

— Не сейчас, Джордж, — произнес он тихо. Взялся за петлю на конце веревки, закрепил ее под мышками и, присев на край, перекинул одну ногу через кромку колодца.

— Что дальше, сэр? — поинтересовался Джордж, придерживая веревку и знаком показывая Бобу сделать то же самое.

— Я крикну, едва доберусь до воды, — ответил Бенсон. — После этого отмерьте три ярда чуть быстрее, чем раньше, так чтобы я смог достать до самого дна.

— Отлично, сэр, — ответили оба.

Хозяин перебросил и вторую ногу через край и некоторое время сидел молча, спиной к слугам, со склоненной головой, глядя вниз. Сидел так долго, что Джорджу стало не по себе.

— Все хорошо, сэр? — осведомился он.

— Да, — помедлив, подтвердил Бенсон. — Если я дерну за веревку, сразу же тяните обратно. Начнем спуск.

Слуги размеренно травили веревку, пока глухой крик из темноты и слабый всплеск не дали знать, что хозяин достиг поверхности воды. Они отсчитали еще три ярда веревки и остановились в ожидании, ослабив хватку и напряженно прислушиваясь.

— Он нырнул, — негромко произнес Боб.

Джордж кивнул и, поплевав на широкие ладони, крепче перехватил веревку.

Прошла целая минута, и мужчины стали уже обмениваться тревожными взглядами. Вдруг мощный рывок чуть было не выдернул у них веревку, а за ним последовали рывки послабее.

— Тащи! — завопил Джордж, упираясь одной ногой и отчаянно пытаясь вытянуть Бенсона. — Тащи! Тащи! Он застрял, не поднимается, ТАЩИ-И!

Благодаря их непомерным усилиям веревка медленно поползла вверх, дюйм за дюймом, пока, наконец, не послышался всплеск, и в то же мгновение крик невыразимого ужаса эхом пронесся по колодезной шахте.

— Какой же он тяжелый! — выдохнул Боб. — Он за что-то крепко зацепился. Спокойно, сэр, ради Бога, спокойно!

Ведь тяжелый груз, трепыхаясь, судорожно дергал туго натянутую веревку. Мужчины, кряхтя и ворча, подтягивали ее фут за футом.

— Все в порядке, сэр! — подбадривая хозяина, крикнул Джордж. Он уперся одной ногой о стенку колодца и решительно продолжал работу, ноша приближалась. Еще одно усилие и резкий рывок — и вот на него уставился мертвец с заполненными грязью глазницами и ноздрями. За ним появилось и мертвенно-бледное лицо хозяина, но Джордж увидел его слишком поздно: с отчаянным криком он отпустил веревку и отскочил прочь. От неожиданности Боб опрокинулся на спину, и веревка вырвалась у него из рук. Раздался страшный всплеск.

— Дурень! — ахнул Боб и беспомощно рванулся к колодцу.

— Беги! — заорал Джордж. — Беги за другой веревкой!

Его помощник с дикими воплями бросился бежать в сторону конюшни, а он свесился через каменную кладку и громко крикнул, глядя вниз. Голос его эхом отозвался в глубинах колодца, и наступила тишина.