Дмитрий вырулил со стоянки перед службой контроля и поехал в госпиталь. Он взял себе за правило навещать иногда Алленарию. С того злополучного дня, когда погибла Алиса, прошла неделя. Семь суток, заполненных до предела. Псионник работал на износ, гоняя себя до изнеможения, потому что стоило расслабиться, как разные мысли лезли в голову.
Как он мог допустить смерть девушки? Как он мог… убить? Нет. Станин гнал от себя страшные предположения, но они неизменно возвращались, как непрошенные гости, забирались в голову и лишали покоя. Вскрытие показало, что Алиса умерла от обширного кровоизлияния в мозг. Но легче ни ему, ни очнувшемуся три дня назад Гошу от этого не стало.
Адаис Петрович подал в отставку, Демон еле уговорил его подождать с официальным заявлением. Если он сейчас вступит в должность, к расследованию возврата не будет, да и времени для его проведения тоже.
Дмитрий кивнул охраннику, уже принимавшему пси-специалиста за своего, и въехал на больничную стоянку. Оставлять девушку без присмотра не стоило.
Служба контроля забрала оба дела себе. Дмитрий перевернул кучу бумаг, допросил всех, кого можно, выдвинул кучу версий и сам же их опроверг. Гош ничего не помнил с момента процедуры привязки. Все сотрудники, участвовавшие в операции, были изолированы и содержались под контролем врачей. Пока никто не проявлял признаков агрессии, не собирался сходить с ума и не порывался кого-либо убивать.
По отчётам, кровоизлияние, убившее Алису, по характеру один в один совпадало с атакой блуждающих, когда обозлённый призрак проецирует смерть в мозг жертвы. Гоша спасла соседка Лены, вовремя долбанувшая бутылкой.
«Да, – с горечью думал Станин, – мне всего лишь надо было вырубить её. А я не хотел причинить вред. Воистину – благими намерениями выстлана дорога в ад. В своё личное персональное чистилище».
Атак на псионников не происходило никогда. Просто потому, что не могло. Если люди разрушают временные тела блуждающих своими живыми биоритмами, то пси-специалисты могли то же самое проделать с их душами и не просто привязать к месту, а стереть из мира навсегда.
В тот день он едва не вынул из Лены душу, заставляя раз за разом давать показания, записывая каждую деталь и восстанавливая картину до мелочей. Демон ушёл только по настойчивой просьбе врачей, почти угрозе подать официальную жалобу. Всю последующую ночь он боролся с желанием выпить, а, вернее, напиться вдрызг. Не лучшая из посещавших его идей.
Результаты энергетических проб с Алисы легли к нему на стол незамедлительно. Тот же самый след, что при нападении на Алленарию и её родителей. Дмитрий не поленился съездить к могильнику и проверить привязку.
У ограды он ясно чувствовал тугую вязкую стену, мягко завибрировавшую при приближении. Стену, которую ему пересекать нельзя. Ни отклонений, ни открытых каналов.
Единственное разумное объяснение не подтвердилось. Палка о двух концах. Такие, как он, могут убить блуждающего здесь, в обычном мире, а призраки – таких, как он, в своём. Свести с ума болью, забраться в голову, заставить убивать. Когда в последний раз такое было? Очень давно.
Что будет, если привязать призрака не к могиле, а к себе? Псионники прошлого дорого заплатили за ответ на вопрос. Каждую минуту, час, день блуждающий будет проверять привязку на прочность, рваться, как пёс с поводка. Этим он выпьет специалиста до дна, осушит через канал, как через соломинку. И даже когда сил у человека не останется, он будет пить, пока не вывернет его наизнанку, как целлофановый пакет, перетянет разум в свой мир, а тело оставит в этом.
Последний из псионников, кто держал блуждающего на привязи вместо домашнего животного, разбил голову о стену ещё до рождения Дмитрия.
Специалисты знали границы, которые им не дано пересекать.
Привязка была на месте. Правильная, по всем канонам. Призрак был заперт в прямоугольнике собственного захоронения.
И, тем не менее, специалисты спустя несколько часов после процедуры вдруг решили пойти и убить, да не кого-нибудь, а Лену.
– Как же ты забрался им в головы оттуда? Как? – спросил Демон.
Если дело получит огласку, народ снова начнёт сжигать таких, как он, на костре. Во избежание.
Как объяснить одержимость друзей? Потерю памяти Гоша?
Одержимость – вот ключевое слово. Одержимость местью, смертью, жаждой убийства. Стремления, присущие как людям, так и призракам. Всё сводится в одной точке. Жертве. Алленарии. Надо начинать всё сначала.
Когда он вошёл, девушка сидела на кровати, на коленях лежала раскрытая книга. Всегда на одной и той же странице, за неделю Лена не продвинулась дальше первой главы. Не одного его одолевают неспокойные мысли. Она подняла глаза. Он был готов поклясться, в них промелькнуло облегчение. Привыкла к нему, к его визитам, всегда точным и неизбежным. Ждала, пусть даже бессознательно. Эта мысль неожиданно согрела Дмитрия.
– Сегодня на выписку? – бодро поинтересовался он.
– Вроде бы, – тихо ответила Лена. – Врача ещё не было.
– В таком случае есть ещё время собраться.
Складывать вещи одной рукой было неудобно, но она не просила о помощи. Он уже достаточно изучил её, чтобы знать: это не гордость, а нерешительность.
– Знаешь, тебе придётся задержаться у нас на какое-то время, – сообщил неприятную новость Демон, передавая брошенную на кровать книгу.
– На какое? – Девушка замерла с неловко вытянутой рукой.
– Ненадолго. Для твоей же безопасности. – Дмитрий приблизился. – В камере, конечно, не сахар, но иначе я не смогу тебя защитить. – Станин дотронулся до кончиков холодных подрагивающих пальцев. – А хочешь, можешь пожить у меня.
«Что ты несёшь, Демон!» – отвесил себе мысленную оплеуху псионник. Фраза, пришедшая на ум внезапно и вылетевшая интуитивно, на поверку оказалась пошлой и лицемерной. Предложение-то с душком, хоть он и не имел в виду ничего такого. По крайней мере, в первый момент.
Всё равно она откажется, заставив его почувствовать себя неважно.
– А… – Девушка открыла рот и закрыла, не решаясь продолжать. – Ваша семья не будет возражать? Я не стесню…? – её голос становился всё тише и тише.
– Я живу один. – Демон убрал руку в карман.
– Лучше так, чем снова чувствовать себя запертой, – слова дались девушке с трудом.
Дмитрий кивнул, боясь сказать что-нибудь неловкое и всё испортить.
Наладить рабочий процесс в новых условиях оказалось просто. Папку с делом Дмитрий постоянно таскал с собой, пара звонков решила вопрос с текущими документами, которые теперь поступали прямо на домашний компьютер. С бытом сложнее. Едва войдя в его двухкомнатную квартиру, девушка недоуменно осмотрелась и, кажется, даже принюхалась.
Дмитрий машинально втянул носом воздух. Нет. Вроде ничем не пахнет. Ничем, кроме пыли, затхлости и заброшенности. Словно он уезжал в отпуск и только сейчас вернулся. Всё правильно, последний раз он заходил домой дня три назад, за одеждой, не пробыл и пяти минут.
Из еды в доме был кофе, заплесневелые останки когда-то белого батона, полпачки масла и открытая банка сгущёнки. Да-да, сразу видно, что он гостеприимный хозяин. Пришлось съездить в ближайший магазин. Закидывая в тележку первые попавшиеся продукты, Станин не мог отделаться от мысли, что к его возвращению квартира опустеет. Она передумает и уйдёт, тихонько, как развеивающийся поутру сон, не оставив даже следа. Лена поднимет так и не разобранную сумку, наденет туфли, накинет на плечи куртку, откроет дверь. Замок с тихим щелчком захлопнется. Её тихие шаги мерным перестуком отскочат от грязно-зелёных стен подъезда.
Анализировать это сумасшествие он так и не решился. Главное, Лена не ушла. Сидела на диване в той же позе, что и раньше. Про сигареты он сегодня даже не вспомнил.
Компьютер мерно гудел, к сожалению, не заглушая другие, более интересные звуки. А может, он слишком прислушивался. К лёгким шагам в другой комнате, к шуршанию, резкому вжику молнии и скрипу кровати.
Дмитрий несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. День тянулся, словно резиновый, а впереди ночь и не одна.
– Лена, – позвал он, пусть лучше будет перед глазами. – У меня есть к тебе вопросы.
«Опять!» – восклицание немым укором застыло в её глазах. За последние дни он углубился в её жизнь, насколько это вообще возможно для постороннего человека. Но ни одной жалобы пока не услышал.
– Посмотри внимательно на этот документ, – Демон протянул девушке пожелтевшую от времени бумагу, – не торопись.
Она взяла листок аккуратно, двумя пальцами, бегло просмотрела. Дрожь в руках выдала её волнение. Лена опустилась на диван.
Договор на захоронение и последующее обслуживание, заключённый Сергием Артаховым двадцать пять лет назад.
– Это писал отец. – Ни охов, ни слез, ни сомнений.
Он это уже знал, почерковедческую экспертизу провели в первую очередь.
– Пункт пять-один, – привлёк Дмитрий её внимание
Без экспертизы было видно, что именно этот пункт был заполнен другой рукой. Чуть более светлая паста, другой наклон букв, нажим на бумагу. Кто бы это ни писал, он и не думал скрываться или подделывать почерк.
Лена наклонила голову, закусила губу и вдруг улыбнулась. Несвоевременно, необъяснимо, но так красиво.
– Я не знаю, кто это писал. Не мама. Не бабушка. Не папа, – чётко ответила девушка, глаза сверкнули, не радостно, нет, но как-то живо, впервые за всё время их знакомства.
Пункт пять-один: фамилия, имя, отчество, дата рождения, раскладка камней. Сергий Артахов, заполняя договор, пропустил этот абзац. Не хватило смелости придумать имя мёртвому ребёнку? Хотелось забыть, словно эта девочка никогда не существовала?
Имя дали позднее, Дмитрий уверен. Осталось найти, кто.
– Позвони… бабушке, – странно было так называть Нирру, – я хотел бы взглянуть на ваш дом.
– Зачем? Я могу поехать туда, когда захочу. Это и мой дом.
– Позвони, – повторил Демон и отвернулся.
Было неприятно. Он снова проверял её.
Станин прислушался к тихому разговору и вновь открыл папку.
– Её срочно вызвали в столицу. Она… занята, – Лена была растеряна. – Родители пока без изменений, и она… уехала.
– Что с домом?
– Можем ехать хоть сейчас, ей не до…
«Нас», – мысленно закончил он. Несгибаемая карга вновь на боевом посту. Судя по лицу девушки, такая бабушка ей нравилась меньше.
– Куда поедем? – выделяя первое слово, спросил Дмитрий, выкладывая на стол копии двух похожих документов.
Свидетельства о праве собственности. Два участка, два дома, два собственника. Артахова Нирра и Артахова Златорианна. Первый приобретён полвека назад, второй через месяц после рождения Алленарии. Располагались они хоть и в разных местах, но в непосредственной близости от областной больницы, где появились на свет девочки.
– Дом в Суровищах уже не наш. Бабушка продала его, давно, и купила другой.
– Нет. Старый дом по-прежнему принадлежит Нирре. Ты там когда-нибудь была?
Девушка отрицательно мотнула головой.
– Что ж, раз мы получили разрешение… – Демон встал. – Поехали? А на обратном пути в Палисад завернём.
Две точки на карте – деревня Суровищи и посёлок Литаево Дистамирской области. Литаево ближе, а Суровищи аж на границе с национальным имперским заповедником. Но уж лучше провести время в дороге и переночевать в пустом доме, чем оставаться здесь. В своей квартире, где он чувствует себя хозяином, где в голову лезут мысли о девушке, которая красива, молода и совсем не для него.
Шины шуршали, соприкасаясь с плохоньким асфальтом, колеса метр за метром, яму за ямой отмеряли отрезки пути. Раньше Дмитрия всегда раздражали разговорчивые попутчики, не дающие насладиться дорогой, отвлекающие от раздумий и заставляющие вежливо отвечать на бестолковые вопросы. Но сейчас очень хотелось услышать голос Алленарии, узнать, о чем она думает. Маленькая вертикальная складочка на лбу девушки говорила о серьёзности бродящих в голове мыслей.
– О чем задумалась? – напрямую спросил псионник.
– О той записи. – Лена повернулась и продолжила. – Может, мы зря ищем виновного?
– Зря?
– Это не злой умысел, а случайность, стечение обстоятельств. – Он собрался возразить, но девушка подняла руку, сиди она ближе, эти пальчики могли бы… Демон покрепче сжал руль и перевёл взгляд на дорогу.
– Заполняя договор, отец пропускает пару пунктов. Сейчас неважно, почему. В администрации Ворошков рано или поздно замечают пробелы. Может, они не стали беспокоить отца, у них есть документы, ну, там, свидетельство о смерти, в нем указано имя. – Девушка закусила губу.
Такое объяснение как раз и ставит под сомнение так называемую родительскую любовь.
– Нет.
– Что нет?
– У них нет свидетельства о смерти. Его вообще нет, – пояснил Дмитрий. – И имя они не с потолка взяли, только не на нашей земле.
Кто-то живой дал мёртвой девочке смертельное имя. Притом что в справке о смерти чёрным по белому в нарушение всех норм было выведено «младенец, женский пол». Именно эта справка числилась в реестре документов. Ещё предстоит выяснить, почему работники Ворошков разрешили такое захоронение.
– Или, – быстро проговорила Лена, – там указан наш телефон. Работник набирает номер и спрашивает: «Как зовут вашу дочь?» Трубку вполне могла взять мама, она могла ответить, не раздумывая, не выясняя, из какой конторы звонят, и в чем, собственно, дело. Сотрудник записал и успокоился, никто ведь не знал, что речь идёт о разных детях.
Дмитрий не стал отвечать. Лене простительна вера в сказки. Ему нет. Каким бы ни был халатным работник, он не внёс бы в реестр имя без официального документа. «Алленария Артахова» – так записано в договоре. Так было выбито на могильном камне. Надо узнать, кто и когда вписал это имя в нужную графу.
Он понимал, почему Лена цепляется за любой, нелепый, но такой оправдывающий её родителей вариант со случайными ошибками, оговорками. Если допустить мысль о череде глупых канцелярских ошибок, то тут же создаётся впечатление о довольно грамотной их организации. Если Артаховы действительно хотели скрыть смерть девочки, то провернуть такое для Нирры – пара пустяков, но жизнь внучки она бы под угрозу не поставила. Сейчас стоило найти врача, который поставил подпись на медзаключении.
Дождя не предвиделось, лёгкие белые облака укрывали сдержанное осеннее солнце, чередуя свет и тень. Дорога уводила всё дальше на запад, и круглый, насыщенно оранжевый диск всё время висел перед глазами. Ёлки с отяжелевшими от длинных иголок и шишек ветвями подступали вплотную, пряча столбики с отметками, ржавые остатки полосатых ограждений и даже дорожные знаки.
Узкая трасса прорезала густой ельник. Вездесущие корни деревьев крошили старенький асфальт. Края дороги были взломаны молодыми побегами, искривляя затёртую разметку.
Суровищи – вымирающая деревушка, далековато для дачи. Ничего удивительного, что люди захотели избавиться от старенького пятистенка в глуши и перебраться в цивилизованное Литаево.
Почувствовав, что машина сбавила ход, Лена, которая уже успела задремать, пошевелилась.
– Приехали, – шёпотом сказал Станин.
Полтора десятка домов, две улочки, пересекающиеся под прямым углом и заканчивающиеся спицами журавлиных колодцев. Постройки давно потеряли свой изначальный цвет, тяжеловесные бревенчатые срубы, почти чёрные, рассохшиеся, словно природа сама сложила памятники своим умершим сыновьям – деревьям. Наглухо заколоченные ставни, сады с пожелтевшими лопухами и бурьяном. Попадались, конечно, и исключения – заборы, в которых кто-то менял сломанные доски, почтовые ящики с номерами возле запертых калиток, занавески, проглядывающие сквозь мутные стекла.
Второй от перекрёстка дом с тёмной, почти неразличимой цифрой «десять» на перекошенном фасаде. Забор давно развалился. Всё заросло травой и диким виноградом. Ветерок шевелил пожухшие плетни, тихонько шурша склонёнными к земле лентами осочника. Строение осело на один бок, грязные обрывки рубероида покрывали двускатную крышу, на дощатой двери красовался большой ржавый замок.
Дмитрий открыл багажник, достал лом и сунул фонарь в задний карман джинсов.
Грустно. И глупо. Зачем бросать недвижимость на произвол судьбы, даже если она тебе больше не нужна? Действие, не имеющее логического объяснения. Раньше за несгибаемой каргой такого не наблюдалось.
Станин дёрнул дверь, но та не шелохнулась. Замок, старые петли, перекос косяка, проще выломать доски, чем пытаться открыть.
– На фотографиях здесь всё по-другому, – сказала подошедшая девушка. – Стены светлые, как какао, тёплые. Яблони цветут. Окна открыты, ветер вытащил наружу красные занавески. Мама любит этот цвет. Родители улыбаются, у папы в руках грабли, но держит он их так, словно впервые видит.
Демон криво улыбнулся, вставил инструмент между железной полосой навесного ушка и створкой. Нажал. Шляпки гвоздей, издав протестующий визг, приподнялись на пол сантиметра.
– Не надо. – Сквозь ткань куртки он почувствовал лёгкое прикосновение. – Я знаю, где ключ.
Девушка развернулась и пошла к старой яблоне. К деревянной кормушке для птиц, по-прежнему крепко привинченной к стволу отрезком тёмной проволоки. Квадратная площадка, за годы запустения потерявшая крышу, радовала пернатых торчащими столбиками и залежами прелой листвы на дне. Лена встала на цыпочки и сунула руку за заднюю стенку, соприкасающуюся с коричневой корой, чтобы через секунду вытащить зажатый между пальцами большой ключ.
– У нас в Литаево тоже есть кормушка, – пояснила она, передавая псионнику холодную, побуревшую от времени железку, – и запасная связка хранится так же. Это папа придумал.
Замок долго не поддавался. Дмитрий хотел даже вернуться к варианту с взломом, когда пружина натужно щёлкнула и освободившаяся дужка пошла вверх. Дверь приоткрылась и намертво застряла, отойдя от косяка на полметра.
Тёмный предбанник. Ржавые крюки для верней одежды. Короткий, но широкий коридор. Первая дверь вела на кухню – террасу. Станин щёлкнул настенным выключателем. Ничего. Чёрный патрон без лампочки равнодушно свисал с потолка на сером шнуре.
Демон успел дойти до двери, ведущей в жилую часть, когда половица, громко хрупнув, раскололась. Нога по колено ушла в дыру, выроненный от неожиданности фонарь, звякнув разбитым стеклом, откатился в сторону. Лена вскрикнула. Он выругался. Дом ухнул. Застонал, отозвался скрипом каждой деревяшки, взметнул застарелую пыль и выдохнул на чужаков облако затхлого воздуха.
– Ты как? – голос Алленарии дрогнул от испуга.
Псионник вытащил ногу и заглянул в дыру. Под домом есть подпол, он легко отделался, всего лишь рваными штанами.
– Нормально. Оставайся на месте.
Где одна гнилая доска, там и вторая.
– Подожди снаружи. – Она замотала головой, и он пояснил: – Без оглядки на тебя я справлюсь быстрее.
На этот раз она послушалась, правда, не до конца. Сделала шаг назад и села на пороге, всем своим видом показывая, что дальше не пойдёт.
Лампочка в фонаре уцелела, и неровный свет перескакивал со стены на стену, с затёртых обоев на половицы. Дом был небольшой: кухня и две комнаты. В этот раз псионник шёл осторожнее, предварительно проверяя крепость досок. Иногда его окликала Лена. Смешно. Если б он куда-нибудь провалился, она бы точно услышала.
Какие бы тайны здесь ни прятали, сейчас от них не осталось и следа. Всё, что смогли, вывезли. Несколько стульев, стол с облупившейся столешницей, разобранная железная кровать, комод с незакрывающимися дверцами и кучей пыльного тряпья в глубине. На чердак Демон не полез.
Разочарование накатывало с каждым пройденным шагом, с каждой высвеченной деталью. Почему он уцепился за эту дачу? Что хотел здесь найти? Старые документы? Трупы, прикопанные в подвале?
Лена сидела в той же позе, только развернулась лицом к улице.
– Почему вы отсюда уехали? – спросил Станин.
Она подняла голову. Картина, наполовину реальная, наполовину дорисованная воображением, заставила его выдохнуть. Сидящая у его ног девушка, в больших глазах – надежда и вера. В него. Сильная, внушающая ответственность и заставляющая гордиться собой. Похоже, он пропал. И сам ещё не разобрался, рад этому или нет.
– Не знаю. Далеко ездить, колодцы часто пересыхают. По крайней мере, папа всегда был рад, что не надо больше тащиться в такую глушь.
– Почему не продали?
На этот раз она замолчала надолго, вспоминая или подыскивая правильный ответ.
– Может, не нашли покупателя?
– Может, – согласился он.
– Эй, хозяева! Есть кто живой? – закричали с улицы.
Демон придержал за плечо вскочившую девушку и вышел первым.