Старый учитель

На небольшой узкой уличке Старого города перед зеленой дверью с синим почтовым ящиком стояло шестеро — пять мальчиков и одна девочка.

Ромас позвонил.

Дверь открыла пожилая женщина с седыми, гладко причесанными волосами и круглым добрым лицом.

— Скажите, пожалуйста, учитель дома? — спросил Симас.

Женщина удивленно посмотрела на ребят и грустно ответила:

— Дома, милые, дома. Он теперь всегда дома.

— Мы хотели немножко поговорить с ним.

— Поговорить… — Женщина вздохнула. — Я вот и не знаю… Входите, раз уж пришли, — нехотя пригласила она, пропуская ребят в дом.

Они вошли в комнату со сводчатым потолком и узкими высокими окнами. Под стать ей была и мебель: гнутые ножки, замысловатая резьба. На стенах висели картины, старинные гравюры, гипсовые барельефы.

— Обождите здесь, — приказала женщина. — Вы, наверное, из школы?

Ребята не успели ответить. Из соседней комнаты послышался недовольный окрик:

— Кто там? С кем это ты разговариваешь?

Женщина бросилась в комнату.

— Не кричи так, Каспа́рас, тебе вредно, — донесся ее встревоженный голос.

Какое-то время было совсем тихо, только на стене таинственно тикали старинные часы.

Молча появилась женщина. Она подошла и тихо прошептала:

— Видите, голубчики, он болен, бедняжка, очень болен, и, бог весть, поправится ли.

Ребята стояли растерянные, не двигаясь с места.

Вдруг снова послышался голос учителя:

— Пусти их ко мне!

Они вошли тихо, на цыпочках.

Комната была заставлена шкафами, стены до самого потолка заняты полками — застекленными и без стекол. Шкафы были старинные, с кривыми ножками и причудливой резьбой, и простые, без всяких украшений. И все они были набиты книгами, альбомами, подшивками газет. Книги стопками лежали на полу, на каких-то ящиках, на письменном столе и даже под столом.

А в центре комнаты, среди этого моря книг, стояла кровать, и на ней лежал учитель Пуртокас. Нет, это был не тот веселый, разговорчивый учитель истории, которого они знали.

С тех пор как старый учитель ушел на пенсию, он вдруг почувствовал себя одиноким и никому не нужным. Он думал, что теперь у него будет вдоволь времени читать, надеялся, что завершит наконец исследование по истории Прибалтики, над которым работал уже несколько лет. Но шли дни за днями, а книги и журналы так и оставались нераскрытыми.

Все сложилось совсем не так, как предполагал старый учитель.

В первые дни после выхода на пенсию Пуртокас часто заходил в школу. Ему хотелось создать в школе клуб юных историков.

Но когда был готов проект устава клуба и двое старшеклассников уже рисовали большие плакаты-приглашения на первое заседание, к старому учителю подошел его молодой коллега, тоже историк, и сказал:

— Мне кажется, вы слишком увлеклись идеей клуба и не замечаете, что в школе и так много кружков — у ребят не хватает времени для домашних занятий. Подумайте, ведь если ваши юные историки начнут получать двойки, будет очень неприятно и вам и мне.

Старый учитель промолчал.

— С вас, конечно, спросу теперь никакого… Ушли себе домой — книжечки почитывать, а нам…

— Вы понимаете, что говорите! — не выдержал старик. — Вы же не представляете себе, что такое история! По-вашему, это толстая, скучная книга, которую хочешь не хочешь приходится учить — иначе в следующий класс не переведут. История — это наука о любви к родине! История учит молодое поколение отличать хорошее от дурного, восхищаться человеческим благородством и ценить его… По-вашему — это наука о прошлом?! Позвольте заметить, что это наука о будущем, о том, как человечество должно идти вперед, избегая ошибок и заблуждений, сделанных предшествующими поколениями…

Молодой учитель вежливо выслушал старика. Что случилось с коллегой? Он, наверное, переутомился, ему не нужно каждый день бывать в школе, пожалуй, лучше ему куда-нибудь уехать, отдохнуть…

Говорил он мягко и доброжелательно. Но Пуртокаса оскорбила фраза «не нужно каждый день бывать в школе». И этого было достаточно.

— Я никому не навязываюсь! — загремел он. — Если я бывал здесь, то потому, что полагал — я еще могу быть полезным!

В тот же вечер Пуртокас занемог.

Учителя, узнав об этом, пришли его навестить. Но он не захотел никого видеть.

Пригласили врача. Тот осмотрел учителя и посоветовал отдохнуть, не волноваться, ни о чем не думать…

Но чем больше говорили ему о покое, тем беспокойней становился старик. Он стал раздражительным, высох, похудел и все реже поднимался с постели.

Таким и застали его ребята. Когда они вошли, старый учитель лежал, закрыв глаза и не шевелясь. Издали могло показаться, что он даже не дышал.

Но вот веки учителя дрогнули, ресницы приподнялись. Лицо ожило. Взгляд остановился на Ромасе и перескочил на Симаса и Ниёле.

— Навестить пришли? — устало сказал он. — Спасибо…

— Мы… мы не знали, что вы больны, — забормотал Ромас, чувствуя, что говорит совсем не то, что надо.

Больной нахмурил брови:

— Что же тогда привело вас ко мне?

Ромас набрался храбрости и сделал шаг к кровати:

— Учитель, вы же знаете латинский язык… Вы не раз говорили нам… читали наизусть…

— У вас организован кружок латинского языка? — усмехнулся учитель.

— Нет, мы пришли к вам за помощью. Нам очень нужно…

— Я, старый пень, еще кому-то нужен! — воскликнул учитель. — А не заблуждаешься ли ты, мальчик?!

— Пожалуйста, не говорите так! — вмешалась в разговор Ниёле, едва сдерживая слезы. — Мы к вам… Вы не думайте…

— Очень разумный совет. Благодарю тебя, мудрое дитя… — Он приподнялся на подушках и вдруг быстро спросил Ниёле: — А ты понимаешь, что значит не думать?

Девочка в замешательстве молчала.

— Могу объяснить, — продолжал учитель. — Человек — сумма двух элементов: мысли и дела. С делами я давно покончил, остались только мысли. «Cogito ergo sum», — утверждал древний философ: «Мыслю, следовательно, существую». Стало быть, перестав мыслить, я перестану существовать. Так получается по законам логики…

Честно говоря, ребята не совсем поняли, о чем так горячо рассуждал учитель. Но они всем сердцем сочувствовали старому доброму учителю, от которого они всегда видели только хорошее.

— А впрочем, — помолчав, сказал учитель уже другим тоном, помягче, — вы же пришли сюда не для того, чтобы слушать упражнения в красноречии? Вам нужно прочесть что-то по-латыни, если я вас верно понял?

Ромас придвинулся поближе к больному:

— Нужно прочесть одну старинную рукопись, но мы не знали, что вы больны… Вдруг это может повредить…

— Вздор! — отмахнулся учитель. — Мне уже ничто не повредит. Давайте!

Ромас колебался, но за его спиной послышался дружный и громкий шепот: «Дай, дай…»

Ромас вытащил из-за пазухи бумаги.

— Но это тайна, учитель! Понимаете, тайна. Никто не должен об этом знать. Только мы и вы, больше никто, что бы ни случилось! — серьезно предупредил Ромас.

Лоб больного прорезали две глубокие морщины. Он поглядел на ребят удивленно и, как казалось им, даже обиженно, но понемногу морщины разгладились, и в уголках губ появилась легкая улыбка.

— Разумеется. Тайна есть тайна!

Загрузка...