Глава 6

Мы возвращались с Красной поляны полумертвые от усталости. Набегавшись по горам, надышавшись одуряющее-чистым воздухом, накатавшись на канатке до тошноты, и до тошноты наевшись меда с орехами, мы вползли в пропахший бензиновыми выхлопами салон жигуленка и моментально уснули. Зорин храпел на переднем сиденье, мы трое вповалку на заднем. Только Вано нисколько не устал, хотя весь день ковырялся в моторе своего автомобиля. Пока мы дрыхли, он с привычной беспечной легкостью вел «шестерку» по адскому серпантину, а когда проснулись, уже притормаживал у ворот санатория.

Наконец-то!

Мы выбрались из салона. Размяли затекшие мышцы, похрустели косточками. Я глянула на часы, оказалось, что время ужина уже прошло. Ну и слава богу, все равно после Краснопалянского меда мне ничего в глотку не полезет.

— Жалко, что на ужин опоздали, — засопел рядом со мной Юра Зорин. — Я бы перекусил…

Я хотела было подколоть проглоту Зорина, но едкие слова застряли в горле, ибо я увидела, что к нам стремительно приближается полный небритый армянин, в котором я узнала вчерашнего следователя… Уж не по мою ли душу? Какая неожиданность! Решили-таки допросить ценного свидетеля? Ну наконец-то…

— Валик! — радостно воскликнул Вано, завидев толстяка.

— Ованес! — так же обрадовался тот и залопотал что-то на родном языке.

Они балакали не больше минуты, и я ни слова не поняла из этого разговора, но сразу смекнула, что эти двое души друг в друге не чают. Ибо их диалог сопровождался радостными междометиями, беспрестанными похлопываниями друг друга по плечам и даже крепкими объятьями в начале и в конце.

Когда толстяк, хлопнув Ваньку по плечу в последний раз, ушел, Сонька растерянно спросила:

— Он тебе кто?

— Он мнэ брат.

— Родной? — не поверила она, окинув тщедушную Ванькину фигуру и мысленно сравнив с ее с мясистыми телесами его так называемого брата.

— Нэт. Формально он мнэ как это… муж сэстры.

— Деверь, — подсказала Сонька, но, подумав, поправилась. — Нет, свояк.

— Свояк, правилно.

— А как его зовут? Велик?

— Валик. Но это сокращенно, а так Волоха.

— Странное имя, — протянула она. — А это он расследование ведет?

— Ведет, да.

— И как успехи? — не унималась Сонька.

— Нормално. Склоняются к тому, что это нэсчастный случай.

Я даже дар речи потеряла от этого известия. Несчастный случай! Надо же! Хороши работнички, нечего сказать! Я не удивлюсь, если они и лестницу не обнаружили, не говоря уже о записке…

— Твой родственник не очень хороший следователь, — обличила Валика Сонька. — И напарник у него дурак.

— Валик хороший следователь, — заупрямился Ваня. — Просто на него давят…

— Кто?

Тут на защиту Ваниного родственника неожиданно встал Зорин.

— А ты сама подумай, — важно изрек он. — Разгар сезона, места нарасхват, путевки распродаются по баснословным ценам. И вдруг скандал! В санатории орудует убийца! Как ты думаешь, поедут люди в такое опасное место, если на побережье полно благополучных здравниц? Тем более, санаторий и так имеет дурную славу… Правильно я говорю, Вано?

— Правилно, — хмуро кивнул Вано. — Тем болэе никаких улик на месте преступлэния убийца, если таковой был, нэ оставил…

— А лестница! — не успев подумать о последствиях своего вопроса, закричала я. — Лестницу они обнаружили? Нашли дверь?

Я думала, что моя реплика будет иметь эффект разорвавшееся бомбы. Как же, как же! Про лестницу ведь никто не знает. Не то что Вано, даже его родственник, местный комиссар Мэгре…

— А что ее искать? — вяло спросил Вано, просто убив меня своим равнодушием. — Всэ про нее знают…

— Как все?

— Всэ. — Он тяжко вздохнул и пояснил. — Давно, когда санаторий толко построили, эта лестница считалась аварийной. Она нэ запиралась, потом что жильцы тринадцатого этажа, кроме, как по ней, больше нэ могли спастись при пожаре.

— Я давно заметил, — встрял всезнающий Зорин, — что в этом дурацком санатории отвратительно продумана система эвакуации. Такой должны были закрыть пожарные инспекторы после первой же проверки…

— А они и хотели… — Ваня почесал свой орлиный нос душкой солнечных очков. — Толко нэ вышло. У архитектора Артура Беджаняна, слышали навэрное, это он спроэктировал это убожество… Так вот, у него папа болшая шишка, мэжду прочим, до сих пор жив и здоров, жэнился нэдавно… вот он и подсуетился. Заткнули рот пожарным инспэкторам денгами и этой лестницей. В начале планировали маленкий грузовой лифт пустить, чтобы белье всакое на нем доставлять, инструмэнты, крышу латать, но пожарныки наехали, Артур и пэрэпланировал. Глупость конэшно, пока по нэй спустишься — дымом задохнешься… — Вано сплюнул сквозь зубы. — Дэрмо был, а нэ архитектор…

Я согласно кивнула. Артур и, правда, был дерьмовым архитектором, но хапуги из приемной комиссии (или как она называлась?) еще хуже. Вот из-за таких у нас что ни дом, то развалюха. Я, например, живу в пятиэтажке, панельные стены которой того гляди разъедаться, полы вот-вот провалятся, а из-под подоконника во время дождя натекает лужа размером с озеро Байкал…

Мои размышления прервал очень уместный вопрос Блохина:

— А почему эта дверь теперь заперта?

— Это еще одна некрасывая история, — Вано присел на капот своей колымаги, подпер подбородок кулаком и грустно поведал. — Двэрь на лэстницу нэ запирали до 1997. Пока нэ выяснилось, что чэрез нэе много лэт обслуга таскает государственное имущэство.

— Да ты что! — удивился такому вероломству персонала Лева, она у нас был патологически четным человеком.

— В наглую воровали! Тащили всо. И белье, и посуду, и продукты…

— А продукты-то откуда?

— Из столовой. Это сейчас она отделно от корпуса стоит, ее даже забором обнэсли, а ранше их соединяла галэрея, да и подвал у ных общий… И очень удобно было чэрез ту аварийную лэстницу таскать награблэнное. Во-первих, скрыто от посторонних глаз: от началства, от начальничьих стукачей, от любопытных отдыхающих, во-вторих, выходит она на задный двор, а там до ограды санаторской рукой подать, в нэй калытка … Шасть — и нэт тебя!

— И кто-то все же попался? — не удержалась от вопроса я.

— Нэ просто попался, а с поличным, и нэ с простынями, нэ с ящиком тушенки, попался с драгоценностями. Горничная, жадная стэрва, зарвалась совсэм. В номэрах подворовывала, ну так, по мэлочи. А тут в люкс одна богачка въехала. Цацок целый саквояж, вот баба и не устояла, только нэ повэзло ей — хозайка цацок, тетка ушлая оказалась, нэ то адвокатша, нэ то прокурорша, запасла ее… Скандалище был, слущай! Всю ментовку на уши подняла. Началнику досталось, завхозу, комэнданту… Весь персонал тогда пэретрясли. — Вано спрыгнул со своего импровизированного стула, отряхнулся, нацепил очки на глаза, видимо, показывая этим, что аудиенция закончена. — Вот так, дэвочки, малчики! Из-за одной жадной дуры пострадало столко людей.

— Значит, после скандала двери на лестницу заперли? — переспросила я. — И для верности прикрыли пожарным щитом?

— Точно.

— А как же жильца тринадцатого этажа? Пусть горят, когда здание полыхнет?

— Почэму горят? Сделали другую лестницу, вон она, смотри. — И он указал на стену корпуса, которая даже от ворот очень хорошо просматривалась.

Мы, как по команде, посмотрели. Лестница и вправду была. Тонка шаткая вертикальная лестница без всяких изысков. Жалкая конструкция: прутки, впаянные в стержни. По такой согласиться спускаться только смертник. Ну еще Бэтмэн. Или Питер Пэн, им летунам, падать не страшно. А я бы не согласилась ни за что!

— Эй! — вдруг воскликнул Лева, указывая чуть левее лестницы. — Смотрите! Там на балконе тринадцатого этажа кто-то есть!

— Точно? — переспросила Сонька, сощурившись так, что ее лицо стало похоже на старый башмак — ей, как и мне, разглядеть с такого расстояния человека на балконе не удалось. Что поделаешь — близорукость!

— Точно, — подтвердил Зорин, обладающий просто снайперским зрением, даром, что сутками пялиться в экран компьютера. — Это рабочие… По моему они что-то там паяют…

— Да, — кивнул головой Вано. — Валик мнэ говорил, что всэ четыре балконы тринадцатого этажа будут дэлать болээ безопасными. Приваривать новые борта, высокие, чтоб по грудь.

Он еще немного постоял, меланхолично ковыряя носком ботинка утоптанную землю, потом встрепенулся и проговорил:

— Ну мнэ пора!

— Подожди, — выпалила я, хватая его за руку — мне надо было еще кое-что выяснить. — Эта лестница… Ей теперь никто не пользуется?

— Почэму никто? — озорно улыбнулся Ваня. — Ползуются иногда. Нэкоторые…

— Кто?

Он замялся, продумывая ответ, но вместо него выступил Юра Зорин, проявив своим выступлением чудеса сообразительности:

— Я понял! Теперь воруют только избранные. И только с согласия директрисы. Правильно?

— Правилно. Еще ей и отстегивают.

— А твой родственничек у них крышей подрабатывает?

— Нэт, Валик честный чэловек, — гордо молвил Ованес.

— Слушай, Ванечка, — опять начала наступление я. — А ты не в курсе, твой честный родственник не проверял, пользовались ли лестницей накануне?

— Случайно в курсе — ползовались. Сэстра хозяйка два дня назад.

Что было два дня назад меня мало интересует, мне бы узнать, кто сегодня ошивался на заднем дворе.

— А нынче утром никто?

— Нэт, — уверенно проговорил он, потом развернулся и бросил через плечо. — Ну я пошел…

И я вновь его остановила, схватив уже не за руку, а за ремень брюк.

— Тебе чего, жэнщина? — нахмурился Ванно.

— Еще кое-что спросить хочу.

— Что я дэлаю сегодня вэчером? — проворковал он, состроив мне глазки.

— Не совсем, — я замолкла, собираясь с мыслями. — Мне вот что хотелось бы узнать… Эта дверь…

— Что ты прицепилась к этой двери? — напустился на меня Зорин.

— И где ты ее видела? — подпел ему Лева. — Битый час про какую-то лестницу болтаете, а мы ее даже не в курсе, что такая есть…

Я проигнорировала их реплики, а когда они заткнулись, продолжила:

— Я видела и двери, и лестницу.

— Когда всо успевает! — закатил глаза Вано.

— Так вот, двери запираются на простейшие щеколды. Их можно легко открыть. Я лично попробовала, и у меня получилось.

— И что?

— А то, что попасть на потайную лестницу мог кто угодно.

— И что? — опять не понял Ваня.

— Ты хочешь сказать, — опять влез в разговор Зорин, — что Катю могли убить, и скрыться с места преступления, спустившись по этой мифической лестнице…

— Она не мифическая, а реальная, я лично… — Тут я спохватилась и замолчала.

— Что лично?

— Лично видела дверь, ведущую на лестничную клетку, — нашлась я. — Она спрятана за пожарным щитом.

— Если спрятана, как ты на нее наткнулась? — задал резонный вопрос Юрка. — Опять изображала из себя мисс Марпл?

— Случайно, — обидевшись на мисс Марпл, пробурчала я.

— Ее случайно нэ обнаружишь, ее искать надо. Она нэ просто прикрыта щитом, щит ввинчен в пол болтом, а болт открутить можно толко отверткой. Если знать, где двэрь находится, то ее найдешь, а так нэт, — Вано загадочно улыбнулся и торжественно выдал. — По этому ты нэ права. Лэстницей нэ могли восползоваться, потому что никто про нее нэ знал.

— А персонал? — включился в игру Лева.

— Пэрсонал внэ подозрений. Годами работают. Одна сэмья.

Тут Зорин издал странный булькающий звук и заорал:

— А про отдыхающих вы не подумали?

— Всэ, кто был в корпусе, а это сорок пять чэловек, из них двадцать дэтей, опрошены. Нэ один нэ попал под подозрение…

— Я не про этих! — Юра энергично замахал руками. — Ведь кто-то из курортников мог отдыхать в «Солнечном» раньше, например, в 1995 году. — Он глянул на нас. — Все уловили мою мысль?

— В 1995 лестница еще функционировала! — заорал Лева, очень обрадованный тем, что мысль друга до него дошла без опоздания. — А значит, кто-то мог знать, где ее искать, и мог ей воспользоваться…

— Правильно, друг мой Лева, — благодушно молвил Зорин, потом снисходительно похлопал Ваню по плечу и спросил. — Вашим Лейстрейдам это в голову не приходило?

— Конэшно, приходило, — спокойно ответил Вано, стряхивая Зоринскую руку со своего плеча, — они даже провэрили по спискам. Фамилия и дата рождения. Хорошо, что тэперь всо в компьютере. Нэ долго было. — Он пожевал губами. — Нэ один из тех, кто сейчас отдыхает в «Солнечном», ранше тут не был.

— Прям так и не был?

— Кроме покойницы Катэрины Абрамовой и пропавшего Василия Галича.

— Вот так совпадение! — ахнула Сонька.

— Фантастика, — меланхолично бросил Ваня.

Все замолчали, даже Зорин не нашелся, что сказать. И тут вскричала я:

— Но она могла поменять фамилию!

— Кто она? — не понял Зорин.

— Убийца!

— А почему она?

Я на мгновение замялась, но тут же нашлась.

— Я к примеру. Если убийца женщина, то она могла выйти замуж и сменить фамилия. Отдыхала, например, Зайцева, а теперь отдыхает Волкова. — Я впилась глазами в Ваню. — Она запросы не делали по месту прописки?

— С ума сошла! — запыхтел Вано. — Это ж какая работа! Сколко людей задэйствовать надо, у Валика столко нэт. И зачэм? Слэдов насилия на теле нэ обнаружено, под ногтями чисто. Свидэтели подтвэрдили, что сама она упала. Чего надо?

— Два человека срываются с одного и того же балкона! За три дня! Разве это не подозрительно?

— Нэ очень! — вспылил Ваня. — Обе нэрвные. Лечились от этого! Первая была совсэм психичэской, это и ее муж подтвэрждает, вторая тоже, говорят, нэ лучше, слуховыми галлюцинациями страдала…

— Ничем она не страдала!

— Ее дружки, подружки говорят, что она даже ночами нэ спала, всхлыпы слышала да стоны…

— А Вася Галич? — перебила его гневную тираду Сонька. — Как вы его исчезновение объясните?десяти 10 чэловек, и это толко в Сочи и окрэстностях. Одын оказался из нашего санатория — бывает…

— Значит, нет никакого маньяка? — с надеждой в голосе спросила Сонька.

— Нэт. Все маньяки в Голливуде снимаются.

— И призраков нет?

— Эти там же, где и маньяки, — хихикнул Лева.

— Как хорошо! — облегченно выдохнула Сонька.

Все последовали ее примеру. Даже Вано бодро впустил воздух через свои большие армянские ноздри. Только я ничем не выказала своего облегчения, ибо никакого облегчения не было. Я знала, что убийца существует. И этот убийца женщина!


Глава 7.


ЧЕЛОВЕК сидел на лавке у ресторана, выглядывая в толпе знакомых. Лавка стояла в кустах и была не видна тем, кто прогуливался по набережной (можно расслабиться и не строить из себя дурака), зато он видел всех. Ему нравилось наблюдать за людьми. Впервые за много лет он мог спокойно разглядывать лица прохожих, не страшась узреть в их зрачках дьявольский огонек ненависти. Он помнил, как это ужасно, ведь именно так, со жгучей ненавистью, смотрел на него в ту страшную ночь его ВРАГ…

ЧЕЛОВЕК вытянул шею, привстал. Он увидел, что по аллейке вышагивает, как всегда, повиливая бедрами, та девица, что гналась за ним по потайной лестнице. Кажется, Леля. Опасная бабенка. Любопытная, глуповатая, пронырливая, таким всегда везет. Надо бы держаться от нее подальше…

Тут ЧЕЛОВЕК резко встал. Почему же подальше? Она же не знает, кто убил Катю. Она даже не догадывается. Глупая любопытная курица! Страдает, наверное, бедняжка, оттого, что в силах вычислить убийцу. Близок локоток, да не укусишь… ЧЕЛОВЕК тихонько засмеялся. Потом вышел из укрытия и направился к увитому лианами горящих огней входу в ресторан.

У него впереди был прекрасный вечер!

* * *

Я сидела за угловым столиком ресторана «Прибой». Потягивала пиво, лениво жевала чипсы и отстраненно наблюдала через ограду за хулиганистой обезьяной, что воровала орешки с лотка одной торговки. Сидела я спиной к залу, к тому же спрятавшись от всех за неработающей колонкой стереосистемы. Мне не хотелось ни с кем болтать, я слишком устала за день от общения. Единственное, чье общество я бы потерпела, так это Сонькино, но она соизволила остаться в номере. Уговаривала и меня, но мне по-прежнему было неуютно в замкнутом пространстве, и по-прежнему хотелось куда-то слинять.

За колонкой я просидела довольно долго (по крайней мере, кружку свою выдула до конца, хотя и пила ее мелкими глотками), а желание общаться так и не появилось. Значит, надо топать в номер, баинкать. Авось усну, не мучаясь, с устатку-то. Я уже начала подниматься из-за стола, когда меня кто-то окликнул.

— Леля, — донесся до меня сиплый шепот откуда-то из-за ограды. — Иди сюда…

Куда мне надлежит идти, я поняла не сразу, так как за чугунной оградой ресторана я не увидела никого, кроме вороватой обезьяны, но мысль о том, что это она меня зовет, я отмела сразу.

Но, приглядевшись к очертанию маленького кипариса, росшего по ту сторону ограждения, я поняла, что за ним кто-то стоит.

— Кто там? — опасливо приблизившись, спросила я.

— Это Гуля. Я тут за деревом. — И она вынырнула из-за кипариса, чем несказанно меня напугала.

— Что ты как приведение… — только и смогла вымолвить я.

— Вот о них я и хотела с тобой поговорить, — горячо зашептала она, придвигаясь вплотную к чугунным прутьям. — Мне никто не верит. Даже слушать не хотят. Только на тебя надежда. Ты тут единственный приличный человек…

Где-то я уже это слышала, вяло подумала я. А потом мысленно добавила — как вы мне все надоели! Но вслух этого не сказала, а сделала заинтересованную мину и кивком головы просимофорила, что вся во внимании.

— Меня тут сумасшедшей считают, но я не такая… — Она скорчила зверскую мину, подтверждающую обратное, и продолжила. — Я действительно видела приведение. Утром. Серое, как туча. Я сначала подумала, что это человек, но оно передвигалось… э… ну… будто у него ног нет, летело, словом…

— Серое, говоришь?

— Серое! Как тень!

Тут в моей голове что-то щелкнуло. Тень! Серая, как туча. Похоже, не я одна встретилась с этой тучей. Уже лучше. Я посмотрела на Гулю более внимательно и заинтересованно спросила:

— Когда ты ее видела? Утром?

— Ты мне веришь! — возликовала Гуля, от счастья долбанувшись лбом о чугунную финтифлюшку ограды. — Хоть кто-то… А она все меня обзывают психической! Да, я была немного не в себе, но теперь я пью таблетки, я нормальная, а они…

— Гуля, не отвлекайся, — строго, как учительница, проговорила я.

— Да, да, не буду… — Она затрясла головой. — Я видела его рано утром! На заднем дворе…

— Что ты там делала? — опешила я, мне казалось, что задний двор — самое непосещаемое место на территории, туда даже обслуга не заглядывает, потому что там слишком много мусора, гнили и ос, кружащих над переспевшими сливами.

— Сливы ела, — ответила Гуля. — Очень я их люблю, а денег у меня мало, чтобы покупать… А там такая алыча сахарная… Она все равно никому не нужна, опадает…

— Гуля, ближе к теме.

— Да, да, конечно… Ты меня прерывай, если что, а то я после таблеток немного заторможенная. — Она потерла глаза кулаками. — И видеть стала хуже… Но тень точно была, она мне не привиделась. Маячила в кустах. А когда я попыталась подойти поближе, исчезла.

— Скрылась в кустах?

— Да! Проперлась сквозь них, как танк. Даже странно… — Гуля в раздумье почесала нос пальцем. — Я всегда считала, что приведения бестелесные, а это веток наломало, будь здоров…

— Значит, это человек, а не призрак, — успокоила ее я.

— Нет, это не человек, — горячо заверила меня она. — У него даже лица нет! Вместо него серое пятно…

— Может, он к тебе спиной стоял?

— Лицом! Оно колыхалось, как желе… И ни рта, ни носа, а место глаз черные провалы… — Гуля мелко затряслась. — То есть оно лицом ко мне стояло, а потом развернулся и улетело… Что это было, а?

Она замолчала и с надеждой на меня посмотрела, будто я сейчас дам ей ответы на все вопросы. Только у меня ответов не было. Не имелось даже более-менее подходящей версии.

— Ну что, Леля? Что скажешь? — прервала наше молчание Гуля.

— Даже не знаю, что сказать…

— Тебе не кажется, что нам надо его поймать?

— Кого?

— Приведение!

— А ты умеешь ловить приведений?

— Я думала, ты умеешь… — Гуля сникла. — И что же делать? Ведь нужно что-то предпринять…

Вот тут я была с Гулей согласна — предпринять что-то просто необходимо. Иначе я умру от любопытства…

— А давай его сфотографируем! — вдруг нашлась я. — Чикнем поляроидом, а потом разберемся.

— Здорово придумала! — обрадовалась Гуля и от переизбытка чувств запрыгала, как коза. — Только у меня фотоаппарата нет.

— У меня тоже, но я знаю, где его взять.

— Тогда побежали за поляроидом и в засаду.

— Сейчас?

— А чего время тянуть?

— А куда торопиться? — парировала я. — До утра призрак, я думаю, подождет, у него вся вечность впереди.

Гуля до утра ждать не хотела, это было видно по ее нахмуренному лбу, но спорить со мной побоялась, вдруг я откажусь ее брать на дело. По этому она горестно вздохнула, пробормотала, что будет ждать меня в семь ноль, ноль на заднем дворе, и, пожелав мне спокойной ночи, удалилась.

Я глянула на часы. Оказалось, что за разговорами с полунормальной Гулей прошло почти полчаса, и время близиться к полуночи. Самая пора для призраков! И для крепкого сна. Так что надо топать в номер, ложиться в кроватку и баинькать. Вот Сонька молодец — никуда не пошла, лежит, наверное, сейчас на своем матрасе, десятый сон видит. Пойду спать и я.

Я вылезла из укрытия, потянулась, и собралась уже чапать к выходу, когда услышала… Сонькин голос.

Неужто и у меня начались слуховые галлюцинации? Это что заразно?

А Сонькин голос, тем временем, не смолкал.

— Мне было совсем не страшно, а вот моя подружка Леля чуть не умерла, она высоты боится, а там две тысячи метров…

Я просканировала зал взглядом. И нашла свою подругу сидящей совсем рядом от моего убежища — за соседним столиком. Она была в своей лучшей майке, в лучших шортах и в наилучшем расположении духа. Причину ее радостного возбуждения я обнаружила тут же: за столиком она сидела не одна, а в окружении трех мужиков. Причем, мужики были, как на подбор, молодыми, прилично одетыми, абсолютно трезвыми и явно приезжими.

Я тихонько подошла к непрерывно болтающей Соньке, наклонилась над ней и гаркнула в самое ухо:

— Привет, подруга!

Сонька, басовито ойкнув, подпрыгнула, в прыжке обернулась, увидев меня, сделала зверскую рожу и грозно выставила кулак, но от карательных мер отказалась — решила показать себя перед новыми знакомцами с лучшей стороны.

— Мальчики, это моя подруга Леля. Знакомьтесь. — Сонька небрежно указала на меня рукой. — И ты, Леля, знакомься. Сережа, Вадик, Леша. И запоминай, я знаю, какая у тебя дурацкая память на имена. Вы представляете, мальчики, она помнит фамилии всех писателей, артистов, политиков, даже самые заковыристые, еще в юности она единственная из нас могла выговорить: Шварцнеггер и Бесенджер, а нормальные человеческие имена тут же забывает.

Я клятвенно пообещала запомнить имена ее кавалеров, после этого мне разрешили сесть за их стол.

— А ты знаешь, кем ребята работают? — играя глазами, выпалила Сонька. — Ни за что не догадаешься…

Окинув взглядом их поджарые фигуры и загорелые лица, я ответила:

— Спасателями.

— Нет. Еще угадывай.

— Каскадерами.

— Не правильно.

— Воздушными гимнастами.

— Они вертолетчики! — взвизгнула Сонька и залилась счастливым смехом.

Мне было не очень понятно, чего она так радуется. Профессия, конечно, неплохая, я бы даже сказала, экзотическая, но впадать из-за этого в эйфорию — это уже, извините, перебор…

— А угадай, кого они возят? — не унималась Сонька.

— Отстань от меня со своими тестами…

— Президента! — торжественно выдала она.

— Президента чего? Фирмы? Банка? Концерна?

— Страны, дура ты бестолковая! — немного обиделась Сонька.

— Правда? — обратилась я к самому старшему и самому серьезному из компашки, кажется, Сереже, этот уж точно не будет Соньке подыгрывать. — Она не врет?

— Нет. — Он сдержанно улыбнулся. — Мы сегодня еще Ширака поднимали в горы.

— А вы нас там не видели? — взволновалась Сонька. — Мы были…

Мужики засмеялись и отрицательно замотали головами. Потом налили нам в бокалы вина, себе коньячку, и Серега провозгласил:

— За знакомство!

Все выпили. Я только пригубила. Вино оказалось сухим, я такое терпеть не могу, Сонька тоже, но эта пройдоха сделала вид, что от кислого пойла без ума — надо же вертолетчиков очаровывать.

Я оторвала от виноградной грозди ягодку, отправила ее в рот и огляделась. Ресторан просто кишел знакомыми физиономиями. Недалеко от нас сидели Валя с Марианной, причем, как я успела заметить, рядом с толстушкой вольготно развалился красавец армянин Эдик (все-таки спелись, надо же!), за соседним с ними столиком дули пиво Женя с Пашей. Чуть в сторонке притулились Таня с Гошей, эти пили кофе (все-таки нашелся в меню напиток дешевле пива), через стол от них скромно примостилась Оксана, гипнотизирую ополовиненную бутылку водки, а в самом дальнем углу окруженная кучкой последователей сидела местная революционерка Светочка.

— Леля, — позвала меня Сонька, но очень тихо, чтобы мужики не услышали.

— Ну?

— Тебе какой из мужиков больше нравится?

— Все хорошие, — честно ответила я.

— Я понимаю, мне тоже, но ты должна кого-то выбрать, чтобы путаницы не было…

— Какой еще путаницы? — поистине я стала туго соображать.

— Давай твой Сережа, а мой Леша. А Вадика с кем-нибудь из наших бабешек познакомим.

— Софья! — возмутилась я. — Ты на что меня подбиваешь? Я пока еще замужем!

— Я же ничего такого не имела в виду! — извиняющимся голосом проговорила она. — Я в смысле пококетничать. Потанцевать…

— Танцуй, с кем хочешь, а я спать пойду.

— Как спать? — ахнула Сонька. — Зачем спать?

— Мне завтра вставать рано.

Сонька подозрительно прищурилась.

— Куда намылилась?

— Призрака ловить, — доложила я.

— Врушка! — Сонька нахохлилась. — Не хочешь говорить, не надо, но зачем же сказки рассказывать!

— Сонь, я тебе завтра все расскажу, лады?

— Лады, — буркнула она.

— Ну я тогда пошла…

— Катись!

— А ты веди себя хорошо.

— И не подумаю!

Я распрощалась с вертолетчиками, чмокнула Соньку в упрямо нахмуренный лоб и отправилась в корпус. Наконец-то этот суматошный день закончился!

* * *

Проснулась я оттого, что кто-то тряс меня за плечо.

— Кто бы ты ни был — отвали, — грозно прохрипела я, не открывая глаз.

— Леля, вставай, — послышался приглушенный Сонькин голос. — Уже семь.

— Иди на фиг!

— Я пойду, как только ты встанешь. — Она опять потрясла меня за плечо. — За тобой пришли.

— Кто еще?

— Кто может припереться в такую рань? Отгадай стрех раз…

— Милиция что ли? — спросила я, приподнимаясь на кровати.

— Да какая милиция! Гуля это! Говорит, что вы собираетесь на какое-то дело. — Сонька с сомнением покачала головой. — Нашла с кем ходить…

— Черт! — выругалась я, вскакивая с кровати. — Я совсем забыла!

Быстро натянув на себя джинсы и футболку, схватив Эммин поляроид, я выскочила из комнаты.

Гуля нервно расхаживала по коридору, сцепив руку за спиной. Она была одета в допотопные трико и толстовку с капюшоном. Обе детали туалета были зеленого цвета. Из аксессуаров имелся бинокль, болтающийся на шее, матерчатые рукавицы (украденные у дворника, не иначе) и белые чешки на ногах.

Завидев меня, Гуля радостно хрюкнула, сцапала меня за руку и потащила к лифту.

— Ты зачем так вырядилась? — бросила я на ходу.

— Конспирация. Чтоб под цвет зелени…

— А бинокль на кой черт?

— Пригодится! — она встащила меня в лифт, и как только он тронулся, достала из кармана бутылочку с какой-то жидкостью. — Еще вот что раздобыла!

— Это еще что? Водка, чтобы не скучать?

— Какая еще водка!? — засопела она. — Это святая вода.

— А ее-то ты где надыбала?

— В церкви, где ж еще…

— Зачем? Мы же не вампиров идем ловить…

— Этого мы еще не знаем!

Тем временем лифт достиг первого этажа, и мы вышли.

На цыпочках пересекли фойе, дабы не разбудить своим топотом спящую за стойкой дежурную и дремлющего в клетке попугая. Вышли на улицу. Проследовали на задний двор.

— Где засядем? — прошептала Гуля.

Я огляделась. Если честно, ни одного более-менее приличного места для засады я не видела. За пальмой прятаться можно только стоя, а стоять мне не хочется, в сливах опасно — там полно ос, за ржавой бочкой, в которой миллион лет назад варили гудрон, противно — там окаменевшая горка какашек.

— Давай спрячемся вон в том закутке, — так и не дождавшись от меня ответа, предложила Гуля.

Проследив за ее рукой, я увидела небольшой (где-то три на два метра, как моя кухня) закуток между забором и выступом стены. Как она смогла его заметить, для меня осталось загадкой, так как от посторонних глаз он был скрыт коренастой пальмой, целым выводком сливовых деревьев и трухлявым навесом.

— Глаз алмаз! — похвалила я свою соратницу. — Пошли.

Мы углубились в заросли, быстро миновали их, и оказались на маленьком пятачке утоптанной земли. Кругом валялись гнилые сливы, объедки, мусор. С каких времен, интересно, эта грязь тут копится?

— Садимся? — спросила Гуля, указывая глазами на землю.

— У меня джинсы «Вранглер». Я их портить не собираюсь.

— Я взяла подстилку, — успокоила меня соратница, достав из-за пояса скрученное полотенце. — Сейчас расстелем.

Пока она стелила полотенце, я рассматривала валяющуюся под ногами обертку от презервативов. Уж больно смешная на ней была тетенька, сама худая, а грудь, как две дыни сорта «Колхозница». Сколько силикона ей туда закачали? Кило, два, три? Мне, девушке, которая даже накладные ногти не носит, такое издевательство над природой было не понятно.

— Леля, садись, — пригласила меня Гуля.

Я села, поджав под себя ноги. Опять глянула на тетеньку с обертки, и тут с ее арбузной груди мой взгляд переметнулся на землю, на которой, собственно, обертка и валялась. Что-то в этой утоптанной глинистой почве мне показалось странным…

— Послушай, — обратилась я к Гуле, оторвав ее своим окликом от наблюдения за местностью. — Тебе не кажется, что эту землю недавно вскапывали?

Она обернулась и, приложив к глазам бинокль, уставилась на глинистый пятачок.

— Не кажется, — резюмировала она после десятисекундного разглядывания. — Да и кому тут копать? И зачем? Клад что ли искать?

— Не знаю… Только по-моему, земля слишком старательно утоптана…

— Глупости.

— И мусор очень картинно разбросан…

— Молчи! — вдруг пискнула Гуля и закрыла мне рот рукой.

— Что? Что такое? — зашептала я, стараясь протолкнуть слова между ее пальцев.

— Кажется, оно появилось!

— Да ну? Покажи! — я попыталась отнять у нее бинокль, но не тут-то было.

— Мне сначала надо самой убедиться, — отбрила меня Гуля, стряхивая мои пальцы со своего сокровища. — Ну точно оно!

Я не стала дожидаться, когда до меня дойдет очередь смотреть в бинокль, просто по-пластунски выползла из зарослей (бедные мои джинсы!) и замерла под разросшимся кустом одичавшего шиповника.

Гуля была права. В каких-то десяти шагах от меня колыхалось серое облако. Ни ног, ни рук, ни головы. Ни шороха, ни звука. Правда, имелся едва уловимый запах. От призрака пахло чем-то кислым… Уж не могилой ли?

Только не кричи, только не кричи! — твердила я себе, медленно вскидывая фотоаппарат. Вдруг за моей спиной раздался оглушительный треск. Я резко обернулась. Призрак тоже дернулся. И мы с ним увидели, как из кустов вываливается Гуля. В одной руке у нее был зажат деревянный крест, в другой пузырек со святой водой, а в зубах головка чеснока. Гуля мычала, как бешеная корова, и размахивала руками — видимо, не могла решить, какое средство борьбы с нечистью пустить в ход первым делом.

Увидев Гулю, призрак повел себя неадекватно. Вместо того, чтобы выпустить в нее облако пара (дыма, огня, искр) или взмыть в воздух и испариться, он шарахнулся в сторону, издавая при этом звуки, похожие на крик чаек.

— Стой! — заорала Гуля, выплюнув изо рта не понадобившийся чеснок.

— Я-а! Я-а-й! — душераздирающе заголосил призрак, дунув в сторону зарослей. Гуля за ним.

А я начала щелкать поляроидом сцену погони.

Не прошло и минуты, как Гуля вернулась. Ни с чем.

— Сбежал? — спросила ее я.

— Как испарился, — выдохнула она, бухаясь рядом со мной.

— Испариться он не мог.

— Почему не мог? На то он и призрак, чтобы растворяться в воздухе…

— Если б мог, растворился бы сразу, как ты на него со своей тяжелой артиллерией накинулась… — Я глянула на проявляющийся снимок. — Да и не призрак это…

— А кто?

— Хулиган какой-то.

Гуля мне не возразила, но по глазам было видно, что расставаться с мыслью о призраке, бесчинствующем в нашем санатории, ей не хочется.

— Давай на фотки глянем, — предложила я, подсовывая ей один из снимков.

Мы склонились над ним, пытаясь понять, кого же я умудрилась заснять: призрака или хулигана.

— По-моему, — пробормотала Гуля, поднеся карточку вплотную к лицу, — на приведение больше смахиваю я.

Я хмыкнула, но промолчала. А что говорить — она права. Вместо довольно приятной женщины, коей Гуля являлась, на фотографии был запечатлен какой-то монстр с бешеными глазами ярко-оранжевого цвета, с торчащими во все стороны патлами и искривленным ртом. Призрак на ее фоне казался довольно мирным. Эдакий скромненький серый куль, похожий на очень большой мешок картошки. Ничего особенно.

Мы взяли другую фотографию. На ней Гули не было. Только, так называемый, призрак. Заснят в самом начале погони. И не спиной, а лицом. Только лица у него действительно не было. Ни носа, ни рта. Разве что черные провалы глаз.

— Жуткое зрелище, — прошептала я, отодвигая фотографию.

— А я что говорю!

— Может, и правда призрак?

— Конечно, призрак, — важно кивнула головой Гуля.

— Тогда почему он так трусливо сбежал?

— Креста животворящего испугался! — благоговейно проговорила она.

Спорить с ней не стала, хотя меня всегда забавляли киношные вампиры, которые кидались в рассыпную при виде двух перекрещенных деревяшек. Как-то это глупо и неестественно. Не могут быть слуги сатаны такими трусами!

— Ну и что нам теперь делать с этими снимками? — спросила Гуля, складывая фотографии в стопку.

— Послать в газету «Скандалы недели» или «Очевидное невероятное».

— Может, лучше стенгазету сделаем и повесим в фойе… — Она насупилась. — А то мне никто не верит! Все говорят, что я психбольная…

— Плюнь на них.

— На них я плюну, а что делать с моим врачом? Он меня до сих пор в лазарете держит. Никуда не пускает, пичкает таблетками…

— Как не пускает? Ты же сейчас здесь. И ночью мы с тобой встречались…

— Это я сбегаю, — заговорщицки прошептала она. — Через балкон.

— А ты вообще как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Но я позавчера видела, как ты билась в истерике на глазах у милиции.

— Рецидив был… — Она обезоруживающе улыбнулась. — А теперь я в прекрасной форме.

— Точно?

— Я давно так хорошо себя не чувствовала, — с жаром проговорила она. — Лет семь уже.

— Почему семь?

— С тех пор, как от меня муж ушел…

Мы немного помолчали, думая каждый о своем, пока я не скомандовала:

— Встаем!

— Мы уже уходим? — сникла Гуля.

— Завтракать пора.

— Я что-то не хочу… Ты иди, а я еще посижу…

— Гуля, хватит дурить, пошли. — Я потянула ее за руку, силясь приподнять. — Ты так напугала несчастного призрака, что он теперь долго не появиться.

— Нет, я все же посижу…

Я махнула рукой — что с ней спорить, если хочет, пусть хоть жить тут остается. Сама же я задерживаться в этом тенистом мусорном дворике больше чем на пару секунд не собиралась.

Стряхнув с колен землю, я пошла прочь.

— Встретимся за обедом, — прокричала мне вслед Гуля.

К столовой я подошла как раз во время: в восемь тридцать. Оказалось, что на крыльце здания меня поджидает Сонька.

— Ты чего тут пасешься? — удивилась я.

— Тебя караулю.

— Зачем?

— Вано нас на какие-то Белые скалы приглашает, поедем что ли?

Поехать очень хотелось, тем более, Белых скал я не видела, но денег мы с собой взяли впритык, и я не была уверена, что, продолжая тратить их на экскурсии, мы дотянем до конца отпуска.

— А сколько поездка стоит? — после недолгого раздумья, поинтересовалась я.

— Нисколько. — Сонька поковыряла пальцем свой облезающий нос. — Он туда везет парочку каких-то иностранцев, сказал, что нас по дружбе захватит….

— Очень хорошо! — обрадовалась я. — Тогда едем! Только я сейчас перекушу…

— Перекусывать некогда. Он сказал, или сейчас или никогда.

— Вот черт, — ругнулась я. После охоты на приведений у меня обычно просыпается зверский аппетит. — Ну ладно, перекусим по дороге. Поехали!

— Да понимаешь в чем дело… — Сонька пристально глянула на меня из-под очков. — С тобой милиция хотела поговорить. Прямо сейчас.

— Откуда знаешь?

— Слышала, как о тебе справлялся тот очкастый хмырь. Он три минуты назад в столовку зашел.

Ага! Значит, до меня снизошли! Какая честь! Только мне уже расхотелось с ними разговаривать. И не потому, что я обижена на этого очкарика, хотя, видит бог, он ранил меня своим пренебрежением в самое сердце, просто мне нечего было добавить к уже сказанному. Да, я знаю, что Катю убили, да знаю, что убийца покинул место преступления по потайной лестнице, но я об этом поведала уже вчера. И если бы этот хмырь меня послушал, глядишь, раскрыл бы преступление по горячим следам, а теперь поздно!

— Ну его на фиг! Раньше надо было со мной разговаривать, когда я просила меня выслушать. А теперь я не желаю. — Я развернулась на каблуках. — Поехали на Белые скалы.

— Леля, да ты что! — всплеснула руками Сонька и сбивчиво затараторила. — Это, наверное, не положено… Уходить… Раз тебя хотят допросить, надо явиться… Ты обязана…

— Пусть повесткой вызывает, тогда приду. А так не обязана. — Я взяла Соньку под руку и потащила за собой в сторону ворот. — Я же не могу знать, что он хочет, а чего не хочет. На завтрак не явилась, потому что ехала на экскурсию. А если ему надо со мной поговорить, пусть еще разок придет, вечером.

— Ну как знаешь, — протянула она. Потом как-то растеряно на меня посмотрела и пробормотала. — Никогда не замечала, что твои джинсы отливают зеленым…

Конечно, не замечала! Потому что они всегда были классически синими, но после моих марш-бросков кроме первоначального цвета на них появились зеленые, бурые и коричневые отливы. Трава, земля и гнилые сливы.

— Ты во сколько сегодня явилась? — спросила я, решив сменить тему. — Я что-то не слышала…

— В семь и явилась.

— Да ты что!? И где была? Что делала до утра?

— Спала, — хмуро ответила она.

— С кем? — захохотала я.

— В моем случае уместнее будет звучать вопрос — под кем? Или чем.

— Ого! Моя подруга пустилась во все тяжкие! — пуще прежнего развеселилась я. — И под кем, если не секрет?

— Под лохом.

— Каким лохом?

— Обыкновенным, — все так же невесело проговорила она. Конечно, чему радоваться, раз мужик, с которым ты провела ночь, оказался обыкновенным лохом.

— Я тебя оставила в окружении трех приличных парней, а ты какого-то лоха нашла… Откуда хоть он?

— Из Японии.

— Родных, российских, лохов ей мало, ей еще иностранных подавай! Где только умудрилась подцепить… Тут иностранцев сроду не было… — бухтела я. — Показала бы хоть, где нашла своего лоха, а то я не…

Сонька не дала мне выплеснуть все раздражение до конца, она ткнула меня кулаком в бок, и рыкнула:

— Да вот он!

Я проследила за ее взглядом — взгляд упирался в какой-то невысокий пышный кустарник с мясистыми, чем-то напоминающими лаврушку, листьями. И никакого признака лоха. В дендрарии вообще людей не было.

— Он что еще и карлик?

— Почему?

— Раз его из-за куста не видно…

Сонька захохотала и шлепнула меня своей маленькой, но тяжелой дланью по хребту.

— Чего дерешься? — обиделась я.

— Ну у тебя, Леля, и воображение! — она огрела меня еще разок, уже по плечу, и подтолкнула к тому самому пышному кустарнику, который я посчитала лавром. — Прочитай, дурища!

— Чего читать-то?

— Табличку.

Рядом с кустом и вправду была воткнута деревянная табличка с названием растения и местом, откуда его привезли. Я прищурилась и прочитала:

— Лох обыкновенный, Япония. — Несколько секунд я тупо смотрела на табличку, потом столько же на Соньку, пока до меня не дошло. — Так ты под ним спала?

— Ну, — кивнула головой подружка.

— Под деревом? — уточнила я.

— Это не дерево, а куст.

— Да какая разница!

— Действительно никакой, что под деревом, что под кустом — спать отвратительно.

— А зачем ты здесь завалилась? До корпуса не доползла что ли?

— Я-то доползла, причем, в час, а вот Таня, — Сонька закатила глаза, — секс-бомба хренова, явилась в номер только к утру…

— Бедная моя подружка, — засюсюкала я. — Под кустиком ночевала…

— Почки застужу — лечить будешь за свой счет!

— Да ты здоровая, как…

— Не смей называть меня лошадью!

— Ладно, — я примирительно обняла ее за шею. — Ты только скажи, куда женихов дела? Почему в час уже разошлись?

— Им вставать в пять утра. В горы лететь. За президентом! — При воспоминании о президенте Сонькино лицо озарилось мечтательной улыбкой.

— И кого из них ты выбрала?

— Не знаю, — растерянно молвила она. — Все хорошие…

— Когда решишь?

— Сегодня у меня с ними свидание — сегодня точно решу…

Так за неспешной болтовней мы преодолели расстояние от столовой к воротам. А за ними нас уже поджидал добрый Ванечка в компании двух толстяков с редкими рыжеватыми усиками (только со второго раза я смогла разглядеть, что один из них женщина) и широкими добродушными улыбками.

— Знакомьтэсь, дэвочки, — прокричал Вано, стоило нам подойти к его «шестерке». — Это Мартина и Вилли. Ваши попутчики. Так же, как и вы, — он заговорщицки нам подмигнул, — заплатыли за экскурсию сто двадцать баксов. Ванхангри твенти бакс, ес? — Услышав о ста двадцати баксах иностранные Маня-Ваня закивала головами и начали лыбиться еще шире. А Ваня, понизив голос, пояснил. — Они швэды… Лохи еще те…

— Комон, лэди и джэнтэльмены! — прокричал Вано, гостеприимно распахивая перед ними заднюю дверь. — Гоу ту зе Вайт рок! — он подмигнул нам. — Ну и вы заходыте.

Мы влезли в жаркий салон «Жигулей», причем Сонька оказалась умнее меня — она села на переднее сидение, мне же пришлось ютиться на остатках заднего (места, должна казать, осталось только для собаки породы пекинес). Шведы этого даже не заметили, по-прежнему радостно улыбаясь, они достали фотоаппарат, камеру, термос и огромную плетеную корзину с провизией.

— Ням-ням! — громко сказала Мартина и показала на свои запасы провианта.

Мы понимающе закивали. Я даже облизнулась, в надежде, что из этой горы ням-няма и нам достанется что-нибудь вкусненькое. Мы ведь даже не позавтракали, а кушать хотелось. Тем более, в корзинке был — это я точно видела — мой любимый паштет из гусиной печени, моя любимая колбаска солями, мои любимые сдобные круассаны, и еще куча всего любимого.

В конце концов, не будут же они хавать эти деликатесы на глазах у изумленной (считай, голодной, публики)? Тем более, там столько, что можно накормить целый полк.

Не угадала! Оказалось, что шведы не такие хлебосольные, как мы, русские и армяне, — сожрали все под чистую, даже не предложив нам продегустировать. Вот она западная жадность! Зато когда мы купили по дороге гору дымящихся хычинов, они живо поинтересовались, что это такое, и какое оно на вкус. В итоге слопали и наш провиант. Как только не лопнули!

Добрались до Белых скал довольно быстро — шведы только-только успели схавать десерт. Место оказалось удивительным. Лесок меж скал, узкое горное ущелье, поросшее лиственницами, и бурная речка среди светло-голубых, будто покрытых инеем, валунов. Дно у нее такое причудливое (местами серебристое, иногда салатовое или лазурное), а вода настолько прозрачная, что кажется, будто это и не река вовсе, а выложенный мозаикой бассейн. Да и все остальное, не только она, но и эти горы, это ущелье, эти матово-серебристые валуны — все не настоящее, а созданное гениальным дизайнером. Или художником! И просто не вериться, что такую безупречную красоту сотворила природа.

Мы Сонькой тут же ринулись в кристально чистую воду. Я прямо в одежде, так как купальника на мне не было, а доставлять иностранцам бесплатное удовольствие, демонстрирую свои прелести, я не собиралась. Вода оказалась ледяной — градусов тринадцать. Но мы все равно довольно долго бултыхались, пока наши ноги не свело судорогой. Потом, выбравшись на берег, мы засели в уютной деревянной беседке — обсыхать и обедать (откуда-то из зарослей тянулся обалденно пахнущий жаренным мясом дымок). Шведы, не переставая улыбаться и снимать все на видео, потащились с нами.

К счастью именно в этот момент к нам присоединился Вано. Он втиснул свой зад между нашими с Сонькой бедрами, достал из рюкзака красивую бутыль из непрозрачного стекла, запечатанную сургучом, обложенную рогожкой, припудренную палью, и весело проговорил:

— Сэчас развэдем капиталэстов на бабки. — Потом, нацепив на свою хитрющую физиономию самою благостную из улыбок, обратился к шведам. — Каберне! Индестенд? — Шведы закивали головами, видно, поняли. — Зе бест! — Он глянул на меня. — Как сказать, что с собствэнных виноградныков? Нэ знаешь? — Я не знала. — Май грэнд фазе э…

На сим запас английских слов закончился, поэтому Вано перешел на более богатый язык — язык жестов. Он вскочил и стал изображать, как его дед собирал виноград, как давил его ногами, как потом разливал в бочки и как прятал его в погребе. И так у него красноречиво получалось, что поняли не только мы, но шведы.

— Как сказать — пятдэсят лэт назад? — переведя дух, вымолвил Вано.

— Фифти иез эго, — подсказала Сонька.

Шведы замычали, зацокали языками, восхищенно закудахтали, Мартина даже к бутылке потянулась, но прыткий Ваня ее опередил.

— Фифти бакс! — выкрикнул он, прижав бутылку к груди.

Шведы недовольно сморщились, но деньги Вано все же отстегнули, получив взамен зеленой бумажки вожделенную бутыль. Но при нас пить не стали, а, сграбастав со стола два пластиковых стакана, удалились за валун. Чтобы значит с нами не делиться!

Как только они скрылись, Вано достал из своего бездонного рюкзака еще одну бутыль, на этот раз не такую изящную, а самую обычную пластиковую полторашку. Она была под завязку наполнена рубиново-красной жидкостью.

— Вино? — проявила чудеса проницательности Сонька.

— Вино, — подтвердил Ваня. — Домашнэе… Пэйте, дэвочки, на здоровье…

— Его тоже дед мял ногами?

— Какой дед, слущай? Мой дед в войну погиб. Сам дэлал, толко кто его сейчас ногами мнет? Всо машины…

— А то? — Сонька дернула подбородком в сторону валуна, за которым лакали вино шведы.

— Такое же, как это, толко в красывой бутылке… Харошая бутылка от рижского балзама, я ее в подвалэ нашел, валялась там лэт дэсять. Харашо запылилась … — Ваня озорно подмигнул. — Дурак я что ли выдэрженное вино им продавать? Всо равно нэ чэрта нэ смыслят… А вообщэ вино хорошее, толко молодое, пэйте, дэвочки…

Мы не стали ломаться — выпили. Потом поели шашлыков с аджикой, спелых персиков, груш. А когда время перевалило за три дня, начали собираться обратно.

Загрузка...