Призыв ведьмы (СИ)

— Ненавижу истерики. Вы же знаете, что ненавижу! — прошипела в лицо девушке Хэла. — И что ты устроила? Это что вообще такое?

— Хэла, я… — девочка сначала была страшно напугана, потом лицо её скривилось и она стала плакать и причитать: — Прости Хэла, прости меня… Хэла, милая, я…

— Дура! — рыкнула ведьма. — Кто?

Томика начала отчаянно мотать головой.

— Кто?

— Нет, Хэла, прости меня, прости я…

— Хочешь умереть — приди и скажи, помогу! Ясно? — чёрная ведьма была дико зла, ярость била из неё фонтаном.

Она выпрямилась и дернула девчонку за собой, потом крутанула её и впихнула в руки подоспевшей Греты. На руках Томики остались только шрамы, раны Хэла залечила.

— Ещё бы и убирать тебя заставить то, что устроила, — прошипела Хэла ей в спину, и Грета быстро увела серую девочку со двора от греха подальше.

Ведьма тяжело вобрала в себя воздух и тяжелый взгляд её упал на Куну.

— Кто? — снова спросила она, чувствуя, что сейчас взорвётся от бешенства, а это не сулило никому вокруг ничего хорошего.

Куна вздернула подбородок и вызывающе посмотрела на Хэлу:

— Вот хоть заговори меня, но я не знаю, — ответила та.

— Врёшь, мелкая ты… — хотела выругаться ведьма, но сдержалась.

— Не вру, — отозвалась Куна писком, но предпочла скрыться со двора, подальше от женщины.

Наверное, если бы всем можно было увидеть то, что видела вокруг себя обычно Хэла, то они бы вздрогнули. Потому как изо всех щелей и углов к ней потянулась тьма. Хараги ощетинились и прижались к земле, потому что они, как подозревала Хэла, если не видели, то чувствовали эти изменения в своей хозяйке, а может и саму всколыхнувшуюся тьму.

— Значит так, многоуважаемые носители членов, — Хэла крутанулась на сто восемьдесят градусов и повернулась лицом во двор, — если тот, кто виноват, не придет до завтрашнего утра с повинной к достопочтенному ферану, завтра к этому времени посереет от макушки до пят!

На мгновение их взгляды встретились — её, полный яростного огня, и его, нахмуренный, полный холода и суровости. Потом она развернулась и вышла через просторные ворота наружу, навстречу яркому второму светилу, которое только-только показало свои лучи из-за гор.

В её мире Хэлу вряд ли могли назвать феминисткой, но тут наверное она кем-то подобным была. Женщина этого мира, как и женщина Средневековья, права и слова не имела.

Саму Хэлу от наказания за постоянное противоборство спасало исключительно то, что она была чёрной ведьмой. Спорить с ней было делом неблагодарным и глупым, даже ферану, который был защищён от её так называемого колдовства.

Но Хэла не пользовалась своими возможностями в полной мере, как могла. Никто не мог бы остановить её от того, чтобы она, например, вытащила из несчастной Томики признание, или заставила бы говорить Куну, которая была подружкой несчастной глупой девчонке, решившей сотворить глупость из-за какого-то мужика. Да и мужика этого найти быстро тоже не составило бы труда. Но Хэла так не умела, не могла позволить себе лезть внутрь людей, пытать их, тащить насильно, принуждать…

А может этот самый мужчина и не знает, что стал причиной таких страстей внутри несчастной серой девчушки. Ну как можно запретить кому-то любить? А если любишь и очень хочется ощутить это чувство не только душой, мыслями, но и кожей?

Конечно, проветрив голову и побродив по очень похожим на вересковые пустоши местам вокруг замка, Хэла успокоилась.

В Изарии было два основных дома — зимний, так сказать для холодного времени, и летний, для времени цветения и плодородия. Зарна и Трит. И Хэла за недолгое время пребывания в этом мире побывала и там и там.

Зарна ей нравилась больше — так называемые “вересковые пустоши” пересекались глухими лесами, один из которых подходил почти к замку, была река, бурная и каменистая Нрава, берущая своё начало в горах где-то на границе и извиваясь проложившая свой путь почти вдоль всей Изарии, на подходе к Триту становящаяся спокойной и мирной, словно и нет где-то там бурного, сметающего всё на своем пути потока.

Зарна был неприступной крепостью, окружённой городом, но устроившейся в непроходимых скалах с одной стороны, бурной рекой с другой и мощными, крепостными стенами и скалами с третьей.

Трит же был замком, стоящем в невероятно красивом месте, и Хэла могла себе представить, как здесь всё цветёт весной, как сады пьяняще прекрасны, как поля перекликаются всеми цветами радуги, которой здесь не было. Или может была, но какая может быть радуга зимой?

Впрочем, дождь здесь бывал. Налетал немыслимый ветер, пунцовые тяжелые тучи накрывали всё вокруг и были так низко, что казалось будто можно достать до них рукой, если забраться на высокую смотровую башню, а потом тучи эти проливались на землю дождем и всегда таким словно кто-то опрокинул ведро холодной воды, нет не ведро, а целую бочку, и нет не холодной, а ледяной воды. И всегда с градом, огромным, чаще всего размером с куриное яйцо.

Под такой дождь было нельзя выходить и любой, кто попадал под него, особенно вот в это зимнее время года, был обречен, если не быть убитым этим самым ледяным “яйцом”, то слечь с “ледяной” горячкой, именно так тут называли болезнь очень похожую на привычный и знакомый Хэле грипп.

Фобос и Деймос, ушедшие вслед за ней, резвились, бегая по полям. Казалось, что им в Трите нравится больше, чем в Зарне — раздолья для бесшабашного бега определенно больше, но и наткнулся на всякий скот было больше возможности.

С животиной тут было почти так же как и у Хэлы дома — что-то вроде помеси козы и коровы, или телыга, что-то вроде помеси овцы и ламы, или шабка, что-то вроде… да тут можно было много всего найти, похожего на животных из её мира.

В доме, например, жили такие небольшие и очень симпатичные фицры, и они были очень похожи на кошек, но это были не кошки, потому что хвосты как у ящериц, глаза невероятные, чёрные с белым зрачком, такие узкие, продолговатые. И на голове под шерстью были наросты, как у крокодилов или у тех же ящериц. А ещё они издавали звуки такие “фиц-фиц”, поэтому их так и звали.

В доме они выполняли функцию охотника на туняк, это такие зверьки похожие на не то мышей, не то крыс облезлых, но с чем-то наподобие панциря на спине.

Было много ещё всего, что Хэла вроде и понимала, что напоминало о доме, но всё же не до конца, и наверное это было хорошо.

Вернувшись, она пошла в комнату к серым. Девочки сидели вокруг Томики, лежавшей в постели, и о чём-то тихо беседовали, Карлина при этом говорила поучающим тоном, разводя руками и недовольно цокая языком, расхаживая по комнате туда сюда и периодически останавливаясь, чтобы посмотреть на сидящих вокруг Томики девушек.

Увидев Хэлу, серые стушевались, а виновница всего этого бедлама всхлипнула:

— Прости меня, я прошу тебя, прости, я больше так не буду, — она протянула руки навстречу женщине.

— Ох, глупая моя, курочка, — вздохнула та и, подойдя, дала себя обнять.

— Она думала, что беременна, — возмутилась Карлина, — представляешь? Вот ведь. Не могла подойти и спросить!

— Тогда мне пришлось бы признаться, а я не хотела… — ответила Томика, виновато пряча взгляд. — Хэла, милая, не наказывай его, я тебя прошу. Это я во всём виновата, только я, правда.

— Скажи кто, — тихо спросила ведьма, покачав головой.

— Нет, не проси, ты его накажешь, а я не хочу. Не виноват он. Он хороший…

— Ворг, — отозвалась грубо Йорнария, которая как всегда сидела отстранённо и отдельно от всех. — Я видела, как они миловались.

— Нет, не правда, — взвилась Томика, но ничто не смогло скрыть от Хэлы волнение и всплеск силы внутри девушки при этом.

— Томика, Томика, — покачала она головой. — Нашла же, глупышка, в кого влюбиться.

— Не он это, — не унималась девушка. — Не он!

— Ты понимаешь, что завтра он всё равно себя выдаст, если не придет к ферану до того?

Томика ничего не ответила, лишь уткнулась лицом в ладони и безутешно разрыдалась.

Хэла встала и вышла в коридор. У дверей она столкнулась с одним из охранников дома.

— Тарп, дорогой, Ворг не знаешь где?

— У достопочтенного ферана наверное, — ухмыльнувшись, пожал плечами здоровенный, бородатый детина, со сломанным в трех местах носом и кривым ртом, в котором не хватало нескольких зубов. — Они завтра на границу с Кардом идут. Вперёд основного отряда.

Хэла благодарно кивнула и направилась к лестнице, ведущей наверх, в помещения принадлежавшие хозяевам дома.

В кабинете ферана была толпа воинов, все они стояли и внимательно слушали указания, которые давал феран. Ворг был одним из первых. Это был рослый мужчина, годов до тридцати, настоящий изариец, светлые, невзрачные, по мнению Хэлы черты лица, хоть и подтянутое тело воина, волосы забранные в хвост, небольшая борода, усов он не носил. Стоял напротив Рэтара Горана и, к бешенству Хэлы, даже виду не подавал, что что-то было не так.

Конечно он не признается, а завтра с утречка свалит в поход, на границу, а там видно надеется, что серость, которой завтра его настигнет, сойдет на нет пока он будет в дозоре, а значит вернется как ни в чем не бывало. А что до боевых товарищей — так ведь боевое братство оно прочнее каких-то там законов и прочей фигни. Боевое братство — это сила, это мощь!

Хэла стояла у стены и слушала размеренный голос ферана и она давно уже заметила, что голос Рэтара Горана её успокаивал, вводил в состояние какой-то невесомой эйфории. Ей казалось, что она может слушать его вечность, а главное при этом ничто не может вывести её из равновесия. И равновесие, умиротворение, это конечно хорошо, но не сейчас и не при сложившихся обстоятельствах.

“Что ж, Хэла, давай”, — выдохнула она и, просочившись между мужчинами, встала немного позади намеченной жертвы.

— То есть пытаемся, до того, как серость нападет, свалить подальше, — как можно более сладко произнесла она.

Ворг дернулся и в ужасе уставился на доходившую ему до плеча ведьму. Окружающие их воины будто отодвинулись от них насколько могли позволить, от греха подальше. Хэла, мягко вильнув бедрами, обошла Ворг спереди и прислонилась к нему, как если бы он был деревом.

— И не дергайся, а то потеряю равновесия и чертыхнусь на тебя. Ох, мало не покажется. Знаешь, кто такие черти, Ворг?

Тот мотнул головой. В глазах его читалась паника.

— Черти — это такие мужики, — хмыкнула Хэла, — с рогами, хвостом, копытами и вилами. Они сидят в месте, куда после смерти попадают грешники и измываются над ними за грехи их прижизненные и незамоленные. Кого в масле варят, кого голодными держат, кого дерьмо есть заставляют, а кого и в задницу натягивают.

Ворг дернулся и уставился на ведьму с нескрываемым уже теперь страхом перекликающимся с шоком от того, что женщина вообще может говорить что-то подобное.

“Эх, жаль, что ругаться полноценно нельзя, а то я бы и матушку твою припомнила”, — подумала про себя Хэла.

Злость снова разгорелась в ней костром.

— Ты зачем мне девку попортил? — спросила она строго, словно Томика была её родной дочерью или сестрой. — И до лихого дела её довёл?

Ворг втянул воздух и выдохнул жалобное, но старательно членораздельное:

— Она меня приворожила!

Если бы Хела могла уничтожать мыслями — он бы уже обратился в кучку пепла у её ног. Хорошо, что не может, божечки, как хорошо!

Она задрала голову, чтобы видеть лицо мужчины:

— Приворожила? — переспросила, как можно мягче.

— Да, — кивнул он, набираясь вот такой уверенности, когда сказал ложь и словно сам в неё поверил и теперь уже ничего не страшно.

Она оттолкнулась от него и, повернувшись спиной к ферану, который горой возвышался над всеми, стоя за своим столом и храня гробовое молчание.

— Зачем? — поинтересовалась Хэла сдерживая себя изо всех сил, чтобы не наслать все возможные и невозможные проклятия на голову этого героя-любовника.

Тот же уставился на неё отупевшим взгялдом, и внутри его черепной коробки начали шевелиться мысли о том, что всё идёт не так гладко, как он подумал изначально. Остальные воины, присутствующие здесь, хоть и застыли, но казалось повернулись к своему боевому товарищу спиной.

— Зачем что? — выдавил из себя Ворг.

— Зачем приворожила она тебя? Ты такой ценный мех, что тебя ворожить надо срочно?

— Мех?

— Ну, мужик, — улыбнулась Хэла и с триумфом экзекутора заметила на лбу своей жертвы испарину. — Ты такой ценный мужик, что очередь к тебе стоит, что тебя только ворожбой заполучить себе можно?

Он потупил взгляд, но грудь всё ещё выпирала колесом, в попытке казаться больше, придавая себе большие размеры, чем были на самом деле.

— Что в тебе такого значимого? Красавец? — она повела рукой в сторону Роара. — Да вон достопочтенный митар стоит, и уж прости меня, дорогой, намного красивее тебя будет. Да только не вижу я вокруг него баб ворожбой его к себе притягивающих, или я чего не знаю?

Хэла приподняла бровь и вопросительно глянула в сторону митара и тот, ухмыльнувшись, отвел взгляд.

— Или, может ты у нас знатный какой, богатый, а мы не в курсе? Презентабельнее тебя наверное вон, — она махнула головой в сторону ферана, — достопочтенный феран будет, не находишь? Только тоже не заметила я вокруг него стайку серых девок ворожбою наперебой занимающихся.

Ворг хотел что-то ответить на это, но встретившись, как поняла Хэла, с взглядом ферана, передумал.

— А может силы в тебе мужской немерено, что любая изголодавшаяся девица, как видит тебя так сразу ноги раздвигает?

Мужчины стушевались и отвели от неё взгляды.

— Так вот смотрю я на тебя, и как баба, у которой мужика уже больше чем полгода не было, могу сказать, что ничего у меня внутри не ёкает, ничего не поднимается и последнее, что мне бы хотелось, глядя на тебя, это раздвинуть ноги, чтобы твоё непомерное чувство собственного достоинства меня осчастливило, — она скрестила руки на груди. — Так вот вопрос — зачем? Зачем тебя, такого тщедушного, малохольного, с женой и пятью детьми на шее висящими, приворожила девчонка, которая позавчера с горшка слезла? Всем дюже интересно, а то только на тебя одного ворожат, а другие тоже хотят, что они ценности не имеют что ли?

Глаза Ворга налились кровью, он пошел пятнами, ладони его, стиснутые сейчас в кулаки побелели в костяшках.

— Мне вот интересно всегда было, что такие как ты, находят в таких как она? Что там обычно — она сама на меня кинулась, а я отбиться не смог? Или все бабы такие, им бы только мужика себе заполучить? — она прищурила глаз. — У тебя дочке старшей сколько? Десять тиров? Так это ничего, если её через пяток тиров какой-нибудь сослуживец твой попортит? Нормально будет?

— Ведьма, ты… — взревел Ворг и Хэла увидела внутри него нарастающее желание ударить её, и даже больше.

— Молчать, — прорычала она. — То есть, когда твоё трогают так это плохо, а как вон ничьё, так и ничего? Уже слышу, как ты тут оправдываешься перед всеми “она же серая” и все тебе сочувственно кивают. Конечно, что взять с них, одной меньше, одной больше, за всё уплочено — делай, что хочу?

И Хэла прошла взглядом по стоящим за спиной Ворг воинам, заставив каждого уставиться виновато в пол под ногами.

— А ничего, что у неё всё так же как у дочки твоей? Ничего, что её тоже женщина родила где-то там, в другом мире, а вы её сюда притащили, и теперь думаете, что можно, что угодно творить безнаказанно? — она оттолкнулась от стола и указала на Ворг пальцев, а хотелось врезать со всей дури. — Так вот я тебе скажу, что коли приворожила она тебя, не посереешь завтра, а коли врёшь на чистом глазу, так не только серым станешь, так и немощь на тебя мужская найдёт, и будет так по меньшей мере десять тиров.

Слова её раздались так гулко будто в комнате и не было никого. Она сама оглохла на мгновение от звона, что ударился ей в уши. Но слова были сказаны и назад их уже взять было нельзя.

Конечно она могла что-то поменять, могла изменить условия этого “договора”, но прелесть чёрного ведьмовства была в том, что она имела полное право этого не делать, даже если бы феран её попросил или приказал.

— Вот ведь мелочный мужик, а? — проговорила она, дойдя до дверей. — К жене приходит и поёт ей, что любит смерть как, а потом за дверь и липнет к каждой юбке, а потом опять к жене и “ох, любушка, нет никого тебя лучше. Сравниваю-сравниваю, и всё к тебе возвращаюсь.” Тьфу!

С этими словами Хэла развернулась и вышла вон. Она отчаянно хотела добавить что-то вроде “пропади ты такой пропадом”, но того, что она наговорила уже было с лихвой достаточно.

Там теперь стоял человек, который при любом удобном ему случае уничтожит её с яростной ненавистью, но она ни о чём не жалела.

Сейчас ей стало легко и отлегло от сердца. Хотя Хэла знала, что это ненадолго, что будет хуже еще чуть-чуть погоди. Но вот сейчас — она действительно чёрная ведьма, настоящая, такая которая радуется проклятиям и бедам насылаемым на головы несчастных.

Только в данном случае её внутренний хороший человек точно знал, что несчастным этот мужчина не был, у него было всё, что можно было желать многим, а ему было мало, ему хотелось ещё, а это не проходит бесследно.

“Жизнь за жизнь”.

Ворвавшись к сидящим в печали серым она запела во всё горло песню Мельницы про травушку [8] и закружила сначала одну, потом другую своих подруг по несчастью. Она это умела, знала как сделать так, чтобы всем стало хорошо. И ну и пусть, ну и ладно! Пофиг — пляшем!

[8] Мельница “Травушка”

Глава 6

Рэтар был не просто в гневе. Его раздирало с одной стороны желание уничтожить стоящего перед ним Ворга, с другой взять ведьму и удушить, а потом заставить Зеура её воскресить, потому что без неё он уже кажется никак не мог.

— Достопочтенный феран, — начал было воин, которого феран знал с детства. — Я не виноват, я вам клянусь. Она виновата сама, она серая, все серые такие. Вон и ведьма такая. Слышали, что она говорила? Достопочтенный феран, это же мерзость такие слова от женщины слышать. Ваш отец бы ей голову снёс, если бы такое услышал…

Рэтар глянул на Ворга и тот подавился словами. Всё что сейчас говорил воин было ещё большей мерзостью, чем вольные и бесстыжие слова Хэлы. К её манере он уже привык, она никогда не замалчивала, никогда кажется не испытывала стыда, словно это чувство было ей совершенно не знакомо. Это изводило его, но и притягивало к этой женщине, словно сам он не был себе хозяин.

Ситуация с серой по имени Томика была обычным делом для любого ферана любого ферната Кармии. Нигде не стали бы даже обсуждать то, что случилось — подумаешь какой-то мужик имел близость с серой, даже если бы взял силой. А если ребенка бы ей заделал, то ей смерть, а ему ничего. Даже взгляда осуждающего не получил бы.

И Рэтара на деле это доводило до ярости. Он был не из тех, кто считал, что серые нелюди, что они не имеют право на защиту их жизни. И при нём в Изарии никому нельзя было трогать серых. По закону выходило, что они его собственность, как дом, как вещи, как земля и всё что на ней было. И ему это не нравилось, но лучше так. Пусть все считают, что вред серым — это вред ферану, а за это можно и головы лишиться.

Его отец сказал бы ему, что он слабак, что серые всего лишь инструмент, что нечего вообще думать о них. Одна сломалась — забудь, призови другую, неужели не хватает средств? Отец всё измерял силой, властью и достатком.

И у дома Горан с достатком всё было лучше, чем у многих других, иначе не протянули бы они столько времени в условиях холода и неурожайности.

Хотя на обозы с провиантом, которые Рэтар закупал в других областях, постоянно нападали. При отправке продовольствия в дальние области, к границе, обозы грабили, охрану убивали и там, в самых отдалённых местах Изарии, люди умирали от голода, даже несмотря на то, что он разрешил в условиях лютого времени холодов охоту для пропитания.

Но зверь тоже уходил из Изарии, чтобы кормиться там, где было что есть, а тот, что оставался, был суров и жесток, как те же хараги, которые в конечно итоге с голода начнут грызть людей.

Границы постоянно были атакованы. Это были и воины армии противника, мирового соглашения с которым Кармия так и не подписала, и ошалелые банды наёмников, которые не оставляли после себя ничего живого.

И вот посреди всего этого вдруг возникала такая мелкая и казалось бы незначительная проблема — воин, который обманул или соблазнил серую девчонку, и теперь делал вид, что ничего плохого и не произошло.

Отец Рэтара, которого припомнил только что Ворг, рассмеялся бы и сказал, что его сын полнейший дурак, раз вообще слушает все эти объяснения и хочет в этой ситуации поступить по совести. Эарган Горан просто высек бы девчонку почти до смерти за то, что она раздвинула ноги перед свободным мужиком, или заклеймил бы её и отдал на забаву своим воинам, объяснив это тем, что “вот хотела мужика, а теперь у неё этого мужика хоть отбавляй да еще и на любой вкус”.

Перед глазами всплыла картина утра, когда Хэла, полная злости, вытащила несчастную девочку на мороз и облила её водой. Такую маленькую, хрупкую, невзрачную. Рэтар глянул на стоящего перед ним мужика. И стало тошно, в голове нещадно застучал молот, не давая возможности даже нормально вдохнуть.

— Не смей говорить мне про моего отца, — прорычал он. — Не смей говорить мне про заговоры, привороты и ворожбу. Мы с тобой были не в одном походе и прошли не одно сражение, и в каждом селении тебя кто-то ворожил так, что твои боевые товарищи стаскивали тебя с девок, чтобы твой отряд не ушёл без тебя. Не было такого?

Ворг опустил голову и промолчал.

— Ты, надеюсь, помнишь, что, если и нет как такого наказания за причинение вреда серым, и благо ты девку не силой взял, но есть наказание за ложь своему ферану. И потому, — Рэтар обратился к одному из воинов всё ещё стоящих рядом с Воргом, — запереть до завтрашнего утра.

— Достопочтенный феран, — попытался возразить несчастный.

— Коли не виноват — не посереешь, — отрезал феран, — а в обратном случае, понесешь наказание за то, что стоял тут и лгал мне в глаза.

Ворг видимо хотел что-то возразить, но потом передумал и спокойно ушёл за своим товарищем, которому приказали его запереть.

— Кард, собирай отряд без Ворга, — отдал приказ Рэтар.

Тот отозвался и все воины вышли оставив ферана наедине со своим митаром.

— Ты же понимаешь, что он виноват и тебе придется его наказать? — тихо спросил Роар у своего тана.

— Да, — отозвался феран.

— И ты же знаешь, что её тоже…

— Знаю! — взревел Рэтар. — Чтоб тебя, Роар, я знаю, что девчонку тоже надо наказать. Я знаю, что Ворга надо наказать. Я знаю, что даже Хэлу, по хорошему, надо наказать! Оставь меня, а?

Тан ушел и феран остался один. Мысли в его голове неустанно бились о непрекращающуюся боль, к которой он привык и жил с ней уже очень давно.

Не мог он теперь пропустить случившееся с серой девчушкой. Хотя конечно Хэла уже достаточно наказала Ворга, и именно поэтому он не стал её останавливать, хотя мог.

Но Рэтар надеялся, что мужчина повиниться, и не придется самому его тоже наказывать, но уже за весьма весомое преступление — преступление против ферана, а значит ферната.

Он не заметил, как наступило время темени и второе светило скрылось за горизонтом.

Боли в голове не щадили Рэтара Горана с тех пор как он получил это страшное ранение. Это было давно, тогда он был митаром, а фераном был Рейнар Горан, отец Роара и младший брат отца Рэтара. Но после того сражения всё изменилось — Рейнар погиб, а Рэтар стал фераном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чтоб тебе… сколько времени прошло с тех пор?

С трудом поднявшись, он отправился к Мите за кислой водой, которая частенько притупляла боли, или, если повезёт, отваром ведьмы.

Дойдя до лестницы вниз, он краем глаза заметил на балконе, ставшую такой привычной, фигуру Хэлы. На этот раз она куталась в обычный для серых плащ, не сидела на выступе стены, а стояла высоко задрав голову и смотря на россыпь звёзд на тёмном небе.

— Хэла, — позвал он, выйдя к ней.

— Она не ворожила, — с грустью сказала ведьма, — она не умеет, поверь мне.

— Я знаю, что не ворожила, — устало отозвался он и прислонился спиной к стене возле начинающегося балкона.

Ярость на неё уже ушла, как это бывало обычно. Это было мимолетным порывом и, даже когда Хэла при этом находилась рядом, он без труда сдерживал себя. Но сдерживал себя, чтобы не удушить её, а не чтобы прижать к себе, попробовать вкус её губ, ощутить её кожу под своими пальцами.

Рэтар нахмурился и вздохнул, перевёл взгляд в темноту:

— Но ты же знаешь, что мне придётся её наказать?

Хэла лишь слабо кивнула в подтверждение.

— Я понимаю, что у тебя в мире всё иначе, но у нас… — он убеждал себя, что не пытается оправдаться.

— Нет всего этого, достопочтенный феран, — Хэла так и смотрела в небо. — Она в любом мире всего лишь глупая девчонка, которую обманули и которой причинили вред. Не говори мне, что у меня в мире всё так, а здесь всё иначе. Дети везде одинаковы, даже если на их долю приходятся большие испытания. Они остаются детьми — они радуются сладостям и подаркам, они верят в то, что сами придумывают, они мечтают, они летают во сне…

Она запнулась. Будто пыталась унять себя, чтобы не расплакаться. И от осознания этого ему легче не становилось.

— И когда с ними происходит что-то подобное, что-то что заставляет их перестать летать, заставляет падать, как происходит, когда мир теряет краски и волшебство, — она покачала головой. — Она всего лишь маленькая глупая девчонка, наивностью и желанием любви, которой воспользовался взрослый мужик, которому она практически годится в дочери, который должен защищать её, а не использовать для удовлетворения своих похотливых желаний.

Хэла нахмурилась.

— Он сказал ей то, что она хотела услышать, она желала внимания, ласки, нежности, любви… — ведьма перевела взгляд в темноту темени, где уже не был различим горизонт. — Она не знает что это, а он сделал вид, что то, что он дал ей, это именно то, о чём она мечтала. Но это всё ложь, потому что она не первая и не последняя, потому что он точно знает, что и как нужно сказать. И это не любовь. Этому до любви так же далеко как отсюда до этих звёзд и обратно.

И она снова посмотрела в небо над головой, и перевела взгляд вниз:

— А главное, что внутри каждой из нас живёт такая маленькая девочка, которая верит в это светлое и прекрасное чувство, каждая из нас независимо от возраста так же глупа, как Томика. И каждая умирает внутри, сталкиваясь с предательством и обманом, — она посмотрела на него взглядом, полным печали и внутри цепануло, потому что безумно захотелось обнять её, безумно захотелось унять эту боль внутри самой женщины. Он видел, не мог объяснить, но его так тянуло к этой маленькой девочке внутри самой Хэлы.

Ведьма грустно усмехнулась и снова отвернулась от Рэтара.

— Томика не нашла в себе силы, чтобы поговорить с кем-то из нас, ей было невыносимо стыдно рассказать о том, что с ней случилось. И главное, она испугалась последствий, которые могли появиться после того, что произошло, — феран нахмурился и вздохнул. — Вот она женская доля — страшно, стыдно, одиноко. И она нашла выход. Глупый. Да. Но, как ей показалось, единственный верный. Если того требует закон накажи её, но мне кажется больше, чем она уже наказана, нельзя придумать.

Он ничего не ответил, да и были ли у него доводы против всего этого, сказанного с болью и стоящими в глазах слезами. Разве что Рэтару хотелось бы сделать эту конкретную женщину счастливой. Он тряхнул головой и потёр глаза.

— Прости меня, — тихо произнесла Хэла, подойдя к нему и встав сбоку, рядом, невыносимо близко.

— За что?

— У тебя столько проблем — нападения на посты вдоль границы и поселения недалеко от неё и в горах, проблемы в Картаре, обозы с провиантом и всё посреди этой непрекращающейся зимы… и теперь это.

— Хэла, подслушивать нехорошо, — он постарался улыбнуться, но получилось, как ему показалось не очень удачно.

— Я не подслушиваю. Я просто слышу. Не специально. Я понимаю, что это даже не все проблемы, которые валятся на твою голову. То, что случилось… — она осеклась, повела виновато плечом. — У нас бы сказали “только этого не хватало”. Прости, что заставила тебя в этом вариться, что вынудила влезть в это, хотя могла бы сделать всё сама, без твоего участия. Еще утром он был бы самым немощным из всех немощных.

— Хэла… — попытался найти слова феран.

— Я хотела, чтобы он признал ошибку. Понимаешь? — она оправдывалась, хотя Рэтар прекрасно понимал причины её поступка. — Я просто подумала, ну, а вдруг и не было ничего, вдруг она сама себе всё придумала и вот результат. А тот, кто якобы виноват и знать ничего не знает. Или знает, но ему станет стыдно и он повиниться, признает, что сглупил, что поступил плохо, понимаешь?

— Понимаю, Хэла, я понимаю. Мне жаль девочку, действительно жаль, но ты поставила меня в отношении Ворга в такое положение, — Рэтар тяжело вздохнул. — Он лгал ферану. И это очень серьёзное преступление. Оно может караться смертью, Хэла.

— Я знаю, но я правда этого не хотела, и не говори мне, что ты решишь его казнить.

— Нет, конечно. Да и ты уже наказала его достаточно, разве нет? Мужская немощь? — он приподнял бровь. — На десять тиров?

— Мало даже, — отозвалась она.

Он рассмеялся, а ведьма, боги, смущённо улыбнулась.

— Рэтар, я могу попробовать помочь с Картаром, — вдруг серьёзно произнесла Хэла.

Она впервые произнесла его имя и от этого защемило, зацепило внутри, хотя куда уж было больше?

— Хэла, — он прочистил горло.

— Зачем ты меня призвал? — она подняла на него свои огромные и такие печальные глаза. — Чтобы я нянькой у серых была? Я чёрная ведьма, попроси и я сделаю свою работу.

— Хорошо, я подумаю, — ответил он через несколько мгновений, утопая в этом её печальном взгляде.

Она кивнула и хотела уйти.

— Голова ведь прошла? — обернулась ведьма и склонила голову на бок.

К своему удивлению Рэтар понял, что головная боль и вправду ушла — Хэла его заговорила. Он кивнул как-то рассеянно и озадаченно. Она мягко улыбнулась и скрылась в коридоре. Без неё стало тоскливо и пусто… что ж такое?

Глава 7

Роар вышел во двор и увидел белую ведьму, сидящую на том месте, где обычно по утрам сидела Хэла, после того как выгуливала своих чудовищ.

Вид у девушки был расстроенный и потерянный, она смотрела на небо, откинув голову назад, волосы россыпью падали по спине и ему отчаянно захотелось запустить в них свою руку. Мягкие или нет? Он хотел пройти мимо, но, залюбовавшись ею, понял, что забыл зачем вышел в спускающуюся темень на улицу.

“Вот дурень… как мальчишка, прям!” — подумал митар.

— Ты не замёрзнешь? — спросил он, решившись всё-таки подойти и ожидая какой-нибудь отрицательной реакции — что-то вроде испуга или может отвращения.

Она подалась вперед и её повело в сторону, скорее всего оттого, что голова закружилась, потому что слишком долго смотрела наверх. Роар поймал её и помог удержаться на жердях загона.

— Спасибо, — отозвалась она, в глазах были слёзы.

Митар нахмурился. Это слово совершенно точно частенько говорила Хэла и это было слово благодарности.

— Ничего, — решил ответить он как можно более отстраненно, не будучи полностью уверенным в своих выводах. — Почему ты плачешь?

Ведьма вытерла рукавом лицо.

— Я… нет… нормально всё, — она была тиха и совсем не походила на ту, что устроила истерику и шипела на него несколько дней назад.

Он встал к жердям и прислонился к ним спиной, потом тоже задрал голову наверх.

— С крыши башни лучше видно, и в плодородный сезон они намного красивее, тогда небо совсем другое, — ему хотелось её успокоить, хоть чем-то.

— Не знаю чего я хотела, — ведьма пожала плечами, — наверное найти хотя бы одну знакомую звезду. Глупо.

— Нет, почему? Мне кажется совершенно нормальное желание, — он прикусил язык, словно почувствовал, что разговор опять идёт в сторону печали и, как следствие, слёз. — Сегодня был тяжелый день.

— Феран… достопочтенный феран должен наказать девочку? — спросила белая ведьма, не поднимая на него глаз.

Что он должен ей сказать? Зачем вообще подошёл? И вспомнил, что собирался проверить стражников на сторожевых башнях Трита.

Митар вздохнул:

— Должен, — Роар не стал ей врать.

— И каким должно быть наказание?

— На его усмотрение, — пожал он плечами. — Я не могу знать, если честно. Может он и не будет её наказывать в прямом смысле этого слова. Рэтар… феран, он такой.

— А что будет этому… эм… мужчине? — и она всё-таки посмотрела на него, встретилась взглядом.

— С ним сложнее, — вздохнул митар, отводя взгляд, потому что готов был в эти глаза смотреть не отрываясь. И в голову полезли совсем уж не подходящие мысли.

— Почему? — спросила девушка. — Потому что с серыми можно делать, что вздумается?

— А? — он нахмурился и с вопросом снова посмотрел на ведьму.

— Я слышала, что серую можно даже убить, а наказания за это не получить, а если и получить то, только потому что она собственность господина, и он понесет убытки от сломанной вещи, — кажется сейчас она снова разрыдается.

— А? Что? Нет. У нас не так, — поспешил возразить Роар. — У нас никто не трогает серых. Не обижает их. Спроси, если мне не веришь. Да и Хэла… она же наказала его уже, но помимо всего, подвела под то, что теперь он виновен не в том, что поступил плохо с серой, а в том, что солгал ферану.

— Соглать ферану страшнее чем, — кажется она подбирала нужное слово, — обесчестить девушку?

И что ему теперь делать?

— Да, страшнее, — даже думать не хочется, что всё это за собой может повлечь.

Милена нахмурилась:

— Это… это… почему?

— Потому что ложь ферану — это преступление, сродни предательству. Лгать ферану не может никто, особенно те, кто ему служит, особенно воины. А Ворг солгал, а надо было сказать правду, надо было повиниться, признаться…

— И ему ничего бы не было? Он бы вышел сухой из воды? — взгляд её глаз был пронзительным, смотрел с вызовом и негодованием.

“Красивая, чтоб меня, какая же красивая”, — забилось в его голове. Маленькая, ладная, такая растрепанная, глаза влажные, но видно, что злости в ней прям через край, словно вот ещё немного и никому не поздоровится. Интересно, а если она на него напустит чего, Хэла сможет снять?

— Сейчас это не имеет уже никакого значения, — ответил Роар. — Хэла всё равно наговорила бы на него, даже если бы он сказал ферану правду, но в любом случае не был бы виноват в очень тяжком преступлении.

— А что за ложь ферану ему будет?

— Плеть самое легкое, смерть самое тяжелое.

— Смерть за ложь? — удивилась девушка, глаза такие стали распахнутые, стала словно ребенок, которому про чудище какое рассказали.

— Да, — сдерживая улыбку ответил Роар. — Ложь ведет за собой разные последствия. Ложь ферану — это измена его дому, измена его земле, измена слову.

— И митару тоже нельзя врать? — спросила она немного помолчав и изучая землю под ногами.

— Митару? — он улыбнулся. — Митару можно, но лучше не стоит. А то потом митар станет фераном и припомнит кто там, когда ему соврал.

— Такой злопамятный митар? — и хотя волосы скрывали лицо ведьмы, Роару показалось, что она всё же улыбнулась.

— Принципиальный да, но не злопамятный. Хотя, ну смотря в каком случае. Иногда может и злопамятный.

— Даже спрашивать не буду про такие особые случаи, — отозвалась она.

— Да и не надо, — пожал плечами Роар, — не думаю, что они будут сильно отличатся от чего-то важного, например, в других мирах. Семья, дом, земля, родные. Разве может ещё что-то быть?

Она отрицательно качнула головой и он понял, что зря он всё это сейчас сказал — снова напомнил ей о больном, о доме, и чтоб ему, о семье. Вот ведь дурень.

— Прости, — решился Роар на отчаянный шаг.

— За что? — прошептала девушка.

— За то, что призвали тебя. Прости.

Повисла тяжёлая, гнетущая, почти осязаемая тишина.

— Получается, если митар соврёт ферану, то его тоже накажут? — тихо спросила она внезапно, и на этот раз удивился Роар.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Конечно, — кивнул, потому что обрадовался перемене темы. — Можешь врать хоть эйолу, хоть эла́, но ферану нельзя.

— Эла́? — переспросила Милена.

— Ну да, это наш правитель, он в столице. Ему никто не может врать, ну так считается, магический запрет, но я однажды соврал и никакой кары на меня не напало, — он вспомнил об этом случае и искренне улыбнулся.

— Почему соврал? — и белая ведьма снова посмотрела на него.

— Я был ребенком и тогдашний эла спросил, нравится ли мне новая супруга моего отца, — пояснил мужчина.

— И?

— Я ответил, что нравится, но на деле вообще не нравилась.

— А почему нельзя было сказать правду? — поинтересовалась девушка.

— Потому что супругу отцу подбирал эла и… — Роар вздохнул, — скажем, нрав у него был тяжёлый. Перечить не стоило, даже если ты ребёнок.

— Вообще как можно спросить у ребёнка нравится ли ему женщина, которая теперь будет ему вместо матери, — грустно поинтересовалась девушка скорее сама у себя, чем конкретно у Роара.

— Ну, матери я своей всё равно не знал, так что ничего такого, — пожал он плечами.

— А что случилось с твоей мамой?

— Она умерла, рожая меня.

— Прости… — пробурчала девушка, сжавшись. — Мне очень жаль.

— В смысле? — удивился Роар.

— Ну… это… — она была озадачена.

— Ты не виновата в том, что моя мать умерла, так что тебе не за что просить у меня прощения. И сожалеть уже тоже не о чем, — ответил митар.

— Просто у нас принято так, — пояснила белая ведьма. — Это соболезнование, я сочувствую твоей потере, и я приношу извинения за то, что своими словами или вопросами заставила тебя вспомнить об этом.

— Хм… у нас так не принято. Бывает, когда ты мог бы что-то сделать, но не сделал, тогда можно говорить о сожалении, но в этом случае, — Роар пожал плечами. — Я видел её только на весьма плохих по качеству портретах. Мита говорит, что я на неё похож, хотя не очень понимаю как я могу быть похож на неё, когда у меня одно лицо с моим отцом, в общем это странно.

— Дети всегда похожи на обоих родителей, — заметила Милена. — Иногда это даже необъяснимо. Ты можешь иметь едва уловимое сходство, например, в манерах, или в улыбке. У меня лицо моей матери, а улыбка моего отца и все говорят, что я похожа не него, хотя на самом деле вылитая мама.

— Никогда не думал об этом так, — хмыкнул митар. — Может ты и права. Слушай, давай-ка ты пойдешь внутрь, нельзя тебе на холоде этом сидеть — с непривычки можно заработать горячку.

— А лечить меня никто не будет, — вздохнула она.

Роар не успел даже сделать движение в её сторону, чтобы помочь ей слезть в жердин, как она уже сама с легкостью спрыгнула вниз.

— Спокойной вам ночи, достопочтенный митар, — проговорила она, как-то странно кивнула и быстрым шагом побежала в дом.

“Спокойной ночи? Что?” — Роар нахмурился и уставился ей вслед.

Руки вспомнили легкость её тела, когда он принёс её сюда. Внутри потянуло желанием и тоской. Кажется сегодня просто необходима женщина рядом, значит после башен надо идти в харн. С этой мыслью он глянул на сторожевые башни и отправился к ним, надеясь, что не слишком сильно напортил дело с белой ведьмой.

Глава 8

Милена ощущала такой спектр эмоций, что хотелось выйти вон из себя самой. Дикие истерики сменялись каким-то мёртвым жутковатым смирением. И ни о каких пяти стадиях горя, в классическом их понимании, и речи не шло.

В голове был невероятный кавардак. Совсем недавно она бы сказала, что эти пять стадий работают, к сожалению работают. Но сейчас и здесь? Может тут всё иначе и это тоже? Может это виноват мир, наполненный магией?

С другой стороны — отрицание было, гнев тоже, попытки договорится с собой, поиски компромисса? Да, наверное они были, когда она хотела понять может ли она что-то сделать с тем, что с ней случилось. А вот сейчас навалилось отчаяние. И оно было всеобъемлющим, безумным, болезненным.

А теперь этот митар. Роар? Да? Зачем он рассказал ей про мать? Специально? Чтобы подружиться? Так обычно делают — вот какой я несчастный, не злись на меня, что я тебя похитил, что сделал тебе больно. Я рос без матери и поэтому я такой.

А что там с другой женой отца? Злая мачеха? Серьёзно? И при этом он такой весь… такой… Мила даже не знала, какой. Она вообще с трудом соображала, когда смотрела на него. Словно тупела. Прям как влюбленная школьница.

“Что?” — ошарашила её мысль.

Она помотала головой. Между ног стало влажно и потянуло вниз. Это уже слишком, правда! Не может она хотеть и уж тем более влюбиться в этого жуткого варвара.

Милена поморщилась и внезапно осознала, что было не так с ней, вот сейчас. К щекам прилила кровь и внутри родилась паника.

Она как ошпаренная добежала до комнаты серых, осторожно, чтобы никого не разбудить прошла в заднюю комнату. Здесь было место для туалетов и мытья, а еще стирки и сушки личного белья серых, ну как белья, сорочек этих нижних, а еще платьев.

— Хэла? — позвала Милена женщину, которая всегда мылась или самой первой или самой последней.

— А? — сегодня последней, когда серые уже спали.

Вода, к удивлению девушки, была горячей, хотя она не понимала, как это получалось.

— У меня проблема, — отчеканила Милена и поняла, что ко всем её бедам и неприятностям добавилось ещё и то, что она замерзла.

— Да ты трясёшься вся, ты на улице что ли без плаща была? — внимательно присмотрелась к ней Хэла. — Блин, Милка, ну ты что, дружочек? Ты, когда так получается, всегда спрашивай плащ у кого-то из стражников, например. Вон, зуб на зуб не попадает.

Чёрная ведьма принялась снимать с Милены мягкие балетки и поставляя ей кадку с горячей водой.

— И не выходи на улицу без сапог, ясно?

— Сапоги? — спросила Мила, хотя да, на других серых были сапоги.

— Конечно! — фыркнула женщина. — Завтра подберем тебе. Надо было раньше мне напомнить или Грете сказать. Теплее стало?

— Стало, да, но у меня другая проблема, — уставившись на свои ноги в воде промямлила белая ведьма.

— Что такое?

К щекам Милены прилила кровь и они стала горячими.

— О, твою ж дивизию, ты чего пунцовая стала? — с нескрываемым раздражением спросила Хэла. — Что случилось? Только не говори, что ты натворила чего с кем-то, исправлять заговоры очень сложно, Милен.

— Не… у меня… э… — она нагнулась поближе к женщине и произнесла так можно тише, несмотря на то, что вокруг никого не было: — У меня эти дела начались.

— Месячные что ли? — громко спросила женщина, ухмыляясь.

— Ну, Хэла… — заныла Милена, оглядываясь.

— Да не переживай, тут нет слова “месяц” и никто “эти дни”, — Хэла улыбнулась, — месячными не называет. Тут это кровавые дни.

— Что? — девушка хотела сквозь землю провалиться. — Блин, тише, ну ты чего? Теперь уже точно все поймут, да?

— Да кто все? — она развела руками. — Нет тут никого кроме тебя и меня. Да и когда есть — вокруг тебя девки одни, думаешь у них как по-другому всё устроено, что ли?

— Не знаю, — честно призналась Милена.

— Вот именно. И я тебе больше скажу — тут это вполне нормально. Странно даже, у нас вон просветленное общество, а каких только эпитетов не придумывают для обычного и говорящего о здоровье женщины процесса, — фыркнула женщина. — А тут у мужчин не возникает падучей, если они услышат слова “кровавые дни”, не то что у наших, когда они слышат слово “месячные”.

— Хэла! — Милена не была готова к тому, что всем тут всё нормально, потому что сама она просто сгорала от стыда.

— Что? — приподняла бровь Хэла и снова развела руками.

— Я тебя очень прошу — мне стыдно. Что с этим тут делать?

— Ну как что? В Средневековье, что делали?

— Не очень в курсе, — призналась девушка и от мыслей об этом стало не по себе.

— Садились на подушечку и сидели…

— Что? — она уставилась на женщину.

— Зловоние распространяли, даже боюсь представить, как они смердели, — Хэла говорила с таким серьёзным видом, что Мила прям представила как её на все шесть, а может и семь дней сажают сидеть на подушки.

“Что-за-хрень?”

Женщина фыркнула и усмехнулась реакции девушки.

— Короче, тут есть почти привычные прокладки, но они такие экологичные, то есть многоразовые. Есть вот такие штуки, — она отошла от стоящей в кадке с горячей водой Милены и вернулась с небольшой коробочкой.

— Ой, что это? — внутри коробочки лежали небольшие штуки, похожие на тампоны, но слишком маленькие.

— Лучше тебе не знать, что это, но они много впитывают, потом их полоскаешь в воде и оставляешь сушиться и они снова становятся маленькими.

Милена взяла одну штуку и тут же вернула обратно.

— Оно живое? — в изумлении спросила она.

— Не совсем, — повела плечом Хэла. — Точнее было когда-то.

— Боже, нет, всё, не хочу знать, — даже представлять не хотелось что это такое. — Можно что-то простое и понятно мне? Прошу, и я не хочу сидеть на подушке семь дней? — Милена была готова разрываться. — Ты сказала прокладки?

— Ого, так долго? Ну что ж, можно — привычное, значит привычное.

Хэла улыбнулась и дала Милене средства, более понятные и кажется совсем ничего с живыми организмами общего не имеющими. Потом женщина помогла ей помыться, поливая из ковша, дала сменную нижнюю рубаху и как оказалось пришлось поменять платье, а это застирать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хэла, а кто такой эла́? — шепотом спросила Милена, когда они переодевались ко сну после стирки.

— Это как царь, ну или король, — пояснила чёрная ведьма. — А что? Откуда ты о нём услышала?

— От митара.

— Достопочтенного митара, — поправила её женщина и улыбнулась. — Когда это ты с ним успела помиловаться?

— Да ну тебя, не миловалась я с ним, — насупилась Мила, — просто говорили. Я спросила про то, что случилось и про то, что будет теперь, ну с Томикой и тем мужчиной.

— И? — спросила Хэла, развешивая на верёвках, похожие на простыни ткани, которыми вытирались.

— Он сказал, что не знает. А ещё сказал, что ты того мужика наказала уже.

— Ну, пока не наказала, — повела плечом чёрная ведьма. — Это завтра будет.

— А что ты сделала?

— Немощь наслала.

— Немощь? — Милена иногда с каким-то странным непониманием реагировала на слова Хэлы.

— Импотенцию, — улыбнулась та, поясняя. — Сроком на десять тиров, то есть лет.

— О, — нахмурилась девушка и внутри внезапно проснулся какой-то диковатый триумф.

— Ага.

— А так можно?

— Не только так можно, — отозвалась Хэла.

“А почему собственно Хэла?” — внезапно Милена поняла, что имя-то весьма странное, особенно для женщины такого возраста как чёрная ведьма, в смысле женщины из одного мира с Миленой.

— Хэла, а ты что правда Хэла? — решилась спросить она.

— В смысле? — на этот раз женщина обернулась.

— Ну, странное имя, не знаю, — пожала плечами девушка. — Непривычное.

— Да нормальное имя, — вздохнула Хэла и снова вернулась к своему занятию. — Мама с папой меня конечно не так назвали и имя у меня было другое, тебе привычное. Но сюда попала и…

Она замерла, нахмурилась, словно задумалась на мгновение о чём-то, потом повела плечом, такой привычный уже жест:

— Маги спрашивали, но я со злости молчала и они мне такое имя дали. А я подумала, что и ладно, что им с моего настоящего имени? — она улыбнулась. — Я вообще думала, что умерла, серьёзно. И попала в чистилище, или типа того. Ну или сразу в ад. Хотя — могу всех убить, могу воду в алкоголь превратить, может и на рай тянет, не?

И она задорно рассмеялась. Но Милене стало отчего-то грустно.

— А сколько тебе лет? — спросила девушка.

— Тридцать восемь было, когда сюда загремела, но кто знает как тут и там время течёт, — хмыкнула Хэла. — Может уже и тридцать девять есть.

— А сколько ты тут?

— По-нашему не знаю, но была осень. Красивая такая, сухая. А здесь прошло уже несколько луней, — женщина пожала плечами, словно то, что спрашивала Мила не имело на самом деле никакого значения.

— А у меня была весна, такая мерзкая. Холодный и промозглый апрель. А год какой был, Хэла?

— Эээээ, нет, стой, — она выставила руку и недовольно мотнула головой. — Не надо мне этого говорить, хорошо? А то может у нас десяток лет там прошёл, а я и не знаю, не говори. Весна и весна, апрель и апрель. У меня время на телефоне вообще не показывает как сюда попала — чёрточки вместо часов и даты, а если классические выбрать, то на них стрелок нет. А здесь я по ихнему восемь луней почти.

— Я не понимаю, как ты справляешься? У тебя наверное была семья? — Милена внезапно осознала, что этот вопрос было страшно задавать.

У девушки была мама, которая её не очень-то любила, и Мила всегда чувствовала какое-то пренебрежение и… ревность. Да, мама страшно ревновала её к папе. Не сестру, не брата, а именно её, Милену. А потом папы не стало и…

— У меня-то? Была, ну и хочу верить, что они там где-то есть ещё и всё у них хорошо, — повела плечом Хэла и накинула на плечи девушки теплое покрывало. — Муж, сыновья. Пошли спать.

Дальше белая ведьма не стала спрашивать — ей стало совсем не по себе.

— Ты можешь всех убить одним словом, почему ты этого не делаешь? — а это к Милене кажется вернулась стадия гнева.

Она остановилась в дверях, пытаясь рассмотреть силуэт Хэлы в темноте.

— И что будет тогда? — спросила женщина тихо, чтобы никого не разбудить. — Знаешь, я понимаю, что тебе сложно это принять, да и поверь мне, я хорохорюсь, только потому что мне тоже сложно, но, а что будет, если я всех завалю?

Чёрная ведьма обернулась на Милену, поставила руки в боки и склонила голову на бок.

— Вот представь? Перемрут они тут все и что мы будем делать? Домой попадём? — девушка нахмурилась, а Хэла мотнула отрицательно головой. — Нет, не попадём. Узурпаторами станем? Народ местный будем тиранить? Нет, не будем, я не смогу, да и ты не сможешь. Уже не говоря о том, что на нас наверняка тут кто посильнее найдётся.

И она снова повела плечом. Белая ведьма видела перед собой взрослую женщину, уставшую, прожившую жизнь. Было видно, что она не молода, у неё были крутые бёдра, круглый живот, при этом небольшая грудь, руки полноваты, круглые плечи. Увидев её на улице у них в мире, Милена сказала бы, что женщине этой надо похудеть, при чём хорошо похудеть, заняться собой.

Но это тогда, это там, теперь в прошлой жизни, и то была незнакомая женщина, а тут — Хэла была невероятной, мужчины вокруг смотрели на неё во все глаза и было понятно, что это не потому, что перед ними была чёрная ведьма. Хэла была такая женственная, все эти её жесты, улыбки, шуточки. Лицо было живым с яркими чертами — брови, ресницы, глаза, губы. И эта фигура — мягкая, талия такая, а как она умела ходить. Эта женщина была красивая, яркая, мягкая…

Она тяжело вздохнула:

— С возрастом учишься по-другому смотреть на вещи, детка, по-другому видеть, — и женщина эта была такой основательной. — Вот представь, что они не выдернули тебя из твоего привычного мира призывом, а пришли завоевателями. Допустим. Убили всех твоих родных на твоих глазах, а потом утащили бы тебя с собой. И унижали бы тебя, били, пытали, насиловали по очереди, а может и все разом. Изувечили бы тебя…

Милена содрогнулась, сжалась, обнимая себя руками — она всегда обладала очень живой фантазией, с самого детства, всё всегда примеряла на себя, не могла смотреть фильмы и даже мультфильмы в которых кому-то причиняли вред. Сразу становилось не по себе. Она вечно всё чрезмерно сильно пропускала через себя.

Сколько раз было такое, что пойдут они всей семьей в кино, а она расстроится на каком-то моменте и всё, всем настроение портила. Папа обычно забирал её, и они бродили вокруг кинотеатра, или по торговому центру в ожидании когда мама, брат и сестра выйдут после просмотра.

Маму это страшно раздражало, а Милене всегда было стыдно перед папой, который потом весело беседовал с Колькой и Маринкой, узнавая чем же там дело в кино кончилось.

С возрастом стало легче абстрагироваться, но не всегда и теперь Мила прям очень ясно ощутила весь этот ужас, который описала Хэла.

— Всегда бывает хуже, милая, чем есть, — покачала головой чёрная ведьма. — Тут конечно не курорт — понятно. Что стала сиротой в один момент — понятно… что злость распирает, гнев накатывает, но оглянись — никого не бьют, никого не насилуют, кормят, поят, спим на чистом, обращаются с нами, пусть и не всегда, как с равными, но по крайней мере, могло быть и в разы хуже.

— Но ты сказала, что за любого здесь меня уничтожишь, — вспомнила Милена слова женщины, когда чуть не пожелала лишнего.

— И сделаю это. Что теперь делать? Я здесь. И меня окружают хорошие люди, и они не виноваты в том, что всё так, а не как-то иначе. Конечно, и дерьмецо попадается, но а как ты хотела? Будто там у нас всё радужное и уссаться какое прекрасное. А люди так вообще мечта! — она ухмыльнулась. — Я таких встречала в своей жизни, эти прекрасны, что слов нет.

Милена сокрушённо кивнула. Что ещё можно было сказать?

“Вот и принятие приехало”, — невесело подумала девушка, лежа в кровати и смотря на высокий потолок, с балками из темного дерева.

— Хэла, а можно мне выходить за стены… ммм… замка?

— Можно, — отозвалась Хэла. — Только так, чтобы тебя видно было с башен, а то потеряться здесь на раз-два можно. Не поверишь — вроде поле, а потом раз и почти свалилась со скалы.

Утро было хмурым и грустным. На улице моросил дождь, мелкий, противный. Томика ревела с тех пор как проснулась и узнала, что феран назначил наказание Воргу — сорок ударов плетью. Потом его должны были оставить привязанным к столбам на мирту за то, что тронул серую.

Саму Томику феран отправил в Зарну, одну. И это было очень тяжёлым испытанием. Серых в Зарне не было, там вообще никого не было сейчас, кроме пары-тройки слуг, из простого люда, которые следили за домом в отсутствие всех остальных, и отряда солдат, которые находились даже не в доме, а в стрелковых башнях при замке. И значит феран ссылал Томику в основной дом для тяжёлой работы и одиночества, потому что выйти в город ей было нельзя.

Но своё наказание девушка приняла со смирением и пониманием. Вообще казалось, что она что угодно выдержит, лишь бы не наказывали этого её "возлюбленного".

Правда наказания его она не увидела — до него была отправлена в сопровождении одного из воинов в Зарну. И ещё феран возложил всю ответственность за Томику на женщину, которая, как поняла Милена, смотрела за тем другим замком.

То есть, если девушка что-то натворила бы или попыталась снова с собой что-то сделать, её действия отразились бы на вполне невинном человеке, да ещё и матери аж девяти, как сказали Миле, детей.

На порку белую ведьму не пустили, да она бы и не пошла туда ни за что, а серые делали свои дела, словно ничего и не происходило. Выйти из дома утром Милена так и не решилась и, видя её тоску, Хэла позвала девушку на кухню к Мите.

И это было весело, как ни странно. Хэла и Мита рассказывали девушке, как называются те или иные продукты, и все они были с одной стороны схожи с привычными, а с другой стороны удивительны в своей необычности. А ещё Милена узнала что тут не бывает зелёной листвы и все деревья и даже трава могут быть совершенно разного цвета, а не только привычного для неё и для Хэлы цвета. И каждый цвет имел своё уникальное название, выучить которые было явно весьма сложно.

День проходил тихо, на кухне один раз появился достопочтенный бронар, бросил на ведьм и на Миту недобрый взгляд, буркнул что-то, что кажется поняла только Мита и вышел вон.

Потом прибегали две девушки в платьях бежевого цвета и просили сначала одна у Миты кислой воды, а потом другая у Хэлы каких-то трав. Спрашивать Милена не стала, она так залюбовалась этими девушками и внутри абсолютно точно возникло понимание, что это какая-то прислуга, наверное.

Уже когда взошло второе светило, Милена никак не могла запомнить эти названия, и настало время их вместе, да что-то там такое на двоих, светить на небе, Хэла предложила-таки пройтись.

Милена была рада этому предложению и невероятному её счастью они прошли на улицу так, чтобы не наткнуться на привязанного к столбам Ворга. Хотя девушка считала его виновным и была рада тому, что он понёс наказание за свой поступок, но вид изувеченного человека радости в ней не разжигал.

— Но ты же понимаешь, что это не правильно? — поинтересовалась у неё Хэла.

— Почему?

— Потому что, если ты считаешь, что есть его преступление, то ты должна принимать и наказание.

Конечно женщина была права, но до её мудрости Милене было ещё очень далеко, а что уж говорить о принятии. Пока она наслаждалась красотами того, что она видела вокруг.

Могло ли это походить на какую-то страну её мира?

Ухоженные поля и сады, смешивались с какими-то небольшими участками чём-то напоминающими вересковые пустоши, лес невдалеке был суров и тёмен, лента реки, спокойной, не покрытой льдом, хотя на улице явно был минус, стройные селения "простого люда".

Хэла объясняла устройство мира, который теперь должен был стать её домом. И хотя внутри всё равно жило это странное ощущение, что всё это не так, всё временно, вот ещё немного и… что? Может она сделает так, чтобы тут всё зацвело и будет свободна? И всё это закончится?

На небе начали сгущаться темные, тяжёлые, жутковатые и низкие тучи.

— Это ледяной дождь, — отозвалась Хэла, когда Мила как завороженная уставилась на надвигающуюся стихию.

— А?

— Когда увидишь такое — сразу бежать, ясно? Спасения от этого нет, можно насмерть замёрзнуть, если под него попадаешь, или горячку получить, и поверь это тут всегда не просто простуда небольшая. Ну или если совсем везучая — то пришибёт льдиной, к понятной всем бабушке.

Мила хихикнула и кивнула чёрной ведьме, после чего они отправились к замку.

На следующий день Милена решилась выйти за замковые стены сама, без сопровождения. Она не собиралась уходить далеко. В нескольких десятках шагов от стен росло огромное раскидистое дерево с ветками которые росшими почти параллельно земле, находились на разном от неё уровне и на них было очень удобно сидеть. Милена уселась на него и погрузилась в свои тяжёлые мысли.

Обычно можно было бы пойти на фитнес, чтобы разогнать тяжесть навалившихся проблем и дум, но тут никакой деятельности.

Работать ей не давали — ни помогать серым, ни уж тем более Мите. Книг то ли не было, то ли они были запрещены для такой как она, да и поняла бы она то, что там написано?

Её всё ещё очень интересовал вопрос о том как так получается, что она понимает речь окружающих её людей. Это же не может быть так, что вот тут все говорят на её родном, русском? И даже, если допустить реальность этого абсурдного факта, хотя абсурд, кажется сейчас был очень даже реальным, то остальные серые были из других миров, у них были другие языки, другое понимание времени, да вообще всё другое. Тогда как?

В конечном итоге Милена решила забыть об этом факте на какое-то неопределённое время, или как-нибудь спросить у Хэлы, хотя может женщина этого тоже не знала.

В итоге оставалось заниматься разве что созерцанием. Конкретно сейчас она, копаясь в своих тяжёлых мыслях, смотрела за выгулом тоор, животных, которые, как поняла Милена, тут заменяли лошадей.

Сначала она никак не могла понять кого эти странные звери ей напоминают — быки? Спина округлая, покатая, но морды острые, как у птиц, даже что-то от грифинов, без крыльев и клюва, хотя был был костный нарост на морде, как забрало от рыцарского шлема. На этот наросте были два, а иногда и три как бы рога, растущих в форме треугольника. Хэла рассказала Милене, что эти “рога” срезали, чтобы тооры не бодались, правда был ещё один на конце этой костной пластины, и его стачивали, чтобы животные могли рыть землю в поисках корешков, которые они ели. Низ морды был, как у привычного жвачного животного.

И сейчас смотря, как они пасуться в поле, Милена поняла, что они очень напоминают динозавров, только теплокровных, покрытых шерстью… трицератопсы, кажется? Мысли спутались.

"А ну их этих тоор, ей богу!" — подумала Мила и вспомнила, что такие слова могут даром не пройти и стало интересно, а если слова сказаны не вслух, они работают?

Вчерашний ледяной дождь сделал пейзаж совсем иным, не таким как было вчера, когда они гуляли с Хэлой. Теперь где-то лежали целые глыбы льда. Стихия действительно была устрашающей. Милена представила себе сметающие всё на своём пути ураганы, но тут — с неба, такое ощущение, падал лёд с водой. По крайней мере это выглядело именно так.

Ледяная вода вперемешку с льдинками, но это был не снег или град в прямом понимании, а именно словно лёд, падал на землю, разбивался, а потом вновь срастался от очень низкой температуры в огромные ледяные глыбы. Было так странно видеть что-то подобное в поле — словно здесь была река подо льдом, но вода сошла а льдины остались лежать. И грохотало вчера так, что казалось, что замок не выдержит и развалиться. А какого обычным домам было? Ей было очень тяжело предположить.

Милена встала и пошла рассмотреть поближе лёд, может он какой другой, не такой к какому она привыкла?

Она ходила по полю то и дело оглядываясь на замок и башни, держась краем глаза за дерево. Погода была более приятной, чем накануне. Хотя одета Милена была так же как вчера, но сегодня определенно на воздухе она чувствовала себя лучше.

Но вот привыкнуть к тому, что на ней нет белья было очень тяжело. Девушке всё время казалось, что это аномально, что ли, то что она бродит тут по холоду без трусов и даже теплых колгот. Почему-то вспомнилось детство и тёплые рейтузы, которые надо было надевать в школу и которые она стягивала в соседней парадной, чтобы бабушка из окна не видела. Потому что не хотелось позориться перед модно одетыми девчонками из её класса — они рейтузы не носили.

Вот ведь глупая, зачем было задницу морозить ради пары отмороженных на голову пустых девиц, которым на неё было так же параллельно как до детей в какой-нибудь Африке?

Сейчас бы рейтузы были очень к месту. Интересно, а можно тут вязать? Милена подумала, что села бы за вязанье, ведь бабушка учила. Если напрячься, то можно вспомнить как вязать не только шарфы, шапки и носки, но и свитера и рейтузы, блин! Вот бы пряжу и спицы — хоть какое-то дело.

— Эй, белая, ты что тут делаешь?

Обратились ведь к ней? И Мила подпрыгнула от неожиданности. Голос был резкий, грубый и гулкий. Обернувшись она поняла, что в своих излучениях льда и мыслях о рейтузах зашла дальше, чем планировала, а над ней на небольшом каменном выступе стоял достопочтенный бронар.

Его волосы были влажными, рубаха расстёгнута, в одной руке он сжимал куртку, в другой сапоги. Если бы Милена не понимала, что они в одной с ним локации она бы сказала, что выглядит он, как человек, который находится где-то, где тепло, море, песок, и вообще не вот это вот всё, типа кусков льда, свалившихся с неба.

А ещё он был чертовски красив. Вот сейчас она видела его идеальные правильные черты лица с лёгкой небритостью, в отличии от бород, которые носили феран и митар. И небритость придавала ему какую-то эту невероятную сексуальную небрежность, он был таким редкого вида хищником, про которых обычно пишут в любовных романах — тот самый опасный главный герой. И при этой брутальности и опасности от него исходящей, ей показалось, что он не намного её старше. Взгляд темных глаз был каким-то озорным и, внутри завопило во всё горло самосохранение, ничего хорошего ей это озорство не обещало.

Он с лёгкостью спрыгнул с уступа и направился к ней.

На пантеру похож, всплыло у неё в голове и она поморщилась от банальности этого сравнения. До классиков ей далеко, ну а что ещё можно хотеть от поколения выросшего на диснеевских мультиках про принцесс и марвеловских фильмах о супер-героях?

А тем временем самосохранение всё вопило паническое — бежаааааать! Но ноги окопались, сердце пустилось вскачь, а голова отключилась.

— Тебе нельзя уходить, — он уже возвышался над ней как, наверное Голиаф над Давидом?

Вот что за очередное странное сравнение?

Милена задрала голову и пыталась вспомнить, как вообще обычно слова говорят.

— Я… гуляю… — и почему он приводит её в оцепенение?

— Здесь может быть опасно, — отчеканил он.

— Я аккуратно, — пропищала она.

— Знаешь, — бронар запнулся, потом немного нагнулся к ней, так, чтобы было проще говорить вероятно, и Милена отчего-то почувствовала себя невероятно униженной, — тебе надо уже что-то начать делать. Слишком много было потрачено на твой призыв, а толку пока никакого. Постарайся закончить уже истерику и начать дело делать.

— Я не могу ничего делать, я не умею колдовать, — промямлила она.

— Все женщины умеют, — ответил он. — Вы запускаете свои пальчики в наши головы, сердца, души… ведёте себя так, чтобы мысли мужчины сводились только к одному.

— Я… не… не… — Милена поняла, что все слова вылетели напрочь.

Он рассмеялся:

— Не знаю-не знаю, я бы тебя в первый же день успокоил по-своему, и поверь тебе бы понравилось, и захотелось ещё, и ты бы не бродила по опасным местам бесцельно и бездельно, по крайней мере твоё тело хоть на что-то сгодилось бы.

— Это… — захлебнулась она чем-то похожим на негодование, а к щекам прилила кровь.

— Говорят, — он наклонился ещё ниже и заговорил обжигающим шепотом, — что, чтобы белая начала колдовать, ей нужно быть счастливой, то есть чёрная — это злость, а белая — это радость. Может тебя порадовать, а, белая? Ты скажи, если станет совсем невмоготу — я всегда к твоим услугам.

Он выпрямился и пошел от неё прочь.

— Не замёрзни, смотри, — бросил он через плечо. — Хотя может отморозишь свой очаровательный зад и потепление накличешь?

Дальше она видела только его удаляющийся силуэт и слышала его смех. Злой и такой липкий.

“Вот ведь, что за…” — и она попыталась выйти из низины, в которую она забрела, но поскользнулась на куске льда, съехала чуть ниже и в попытке выбраться поняла, что нога в новом сапожке застряла между двух камней.

Чёрт!

Милена позвала на помощь, но конечно достопочтенный мистер “знаю как сделать тебя счастливой” был уже слишком далеко от неё, чтобы услышать этот зов, а больше вокруг нее никого не было и главное с этого места она не видела ни замка, ни башен ни гребанного дерева!

Глава 9

Глава 9

Хэла гладила тоору под мордой, тот довольно уркал и ворочил мордой во все стороны и подставлял разные её части, чтобы было приятнее.

Она действительно обожала всякого рода живность. И лошадей в том числе. Дома были две собаки, две кошки, рыбки и несчастный попугай со сломанным крылом. Ей казалось порой, что ей самой нет места в этом доме, муж считал всё это излишеством, но дети были рады, а сама Хэла, конечно не променяла бы весь этот бедлам на чистый и пустой дом.

В своём мире она мечтала увидеть тигров в живой природе, слонов в заповеднике, пообщаться с наглыми оленями в Наре и погладить кита. Не успела. Да и не успела бы, чего врать себе? Она вообще много чего не успела сделать из того о чём всегда очень мечтала и к чему очень стремилась. Даже совсем простого.

Некоторые мечты она всё же исполнила, но в основном всё сгинуло в водовороте быта, боли потерь, обид, тяжёлых времён и простого едкого страха. И, наконец, водоворот призыва перечеркнул всю её прежнюю жизнь и перепахал её саму.

Попав сюда и осознав свою силу, Хэла дала себе слово, что здесь она не будет ждать завтра. Здесь она не может позволить себе бояться. Чего вообще может боятся человек, который руками может делать молнию? Даже если потом надо сутки валяться и не шевелиться, потому что сил нет вообще ни на что, даже на пописать. Это она усекла ещё сидя в проклятой белой комнате.

А ещё она дала себе слово не стесняться. Ничего и никогда. Иначе снова загонишь себя в угол, снова потеряешься, снова тупик и пустота. Она там была. Она знала какого на самом дне и ей не нужно было это объяснять.

И вот была приятность — живность местная к ней так и липла. Хараги, хоть и были лютыми чудовищами, пока ходили за ней послушными псами, смотревшими ей в рот. Она не знала, потому ли это что у неё хорошо получалось их тренировать, или потому что она была ведьма и просто заговорила их, чтобы не дай бог феран не приказал ей их убить.

Ещё были фицры — эти здешние домашние кошки обожали Хэлу. Если она садилась в доме или во дворе, то на её коленях обязательно тут же оказывалась фицра. А ещё одна норовила пристроится где-то сбоку.

С тоорами или торами, как порой местные по простому их называли, была такая же история. Хэла им нравилась и ей нравились они.

Вообще когда она притащила хараг, а дело было в Зарне, места маленьким, но чудовищам, вообще не нашлось. Куда деть тварей, которых страшно боялись все вокруг?

Поначалу Хэла пристроила их небольшой ящик и они жили с ней в одной комнате. Но потом подросли и она нашла ящик побольше и хараги ютились возле загона с тоорами. Все мужики в доме были, ну мягко выражаясь, скептически настроены глядя на это действо.

Во-первых, тооры ненавидят хараг и они их будут бояться, во-вторых, потом, если глупые мелкие хараги, хиги, полезут в загон, то тооры их просто затопчут и даже не заметят, а если заметят, то могут и загон снести.

И Хэла не придумала ничего лучше, чем поговорить с тоорами. Вот такая она чокнутая.

В загонах тооры жили скорее как стадо, чем как отдельные особи, гуляющие сами по себе. Животными они были верными и на самом деле очень суровыми, как раз для этого места в самый раз, и у них в "семье" была старшая особь — с ней Хэла и договорилась. Уж сама не поняла, как так вышло, но вот этих двух конкретных хараг тооры не боялись, не трубили на них, не рыли землю, не пытались затоптать и, как оказалось даже не разбегались, когда были в поле на выгуле, а хараги бегали рядом гуляя и играя. Даже больше, некоторые тооры умудрялись играть с харагами, что несказанно удивляло всех, кто вообще имел хоть какое-то отношение к этим животным.

Так и повелось — хараги даже здесь, в Трите, находились рядом с загоном тоор, и всем было от этого комфортно и хорошо. Хэла же взяла за правило приходить вечерами к тоорам и чесать морды тем, кто хотел участия и ласки. Животинки были очаровашками. И многие были удивлены, когда Хэла не только спокойно села в седло, при переезде из Зарны в Трит, но и умудрилась ни разу не упасть в дороге и не поругаться с тором, на котором ехала. Это была большая редкость даже для тех, кто хорошо сидел в седле, чего уж говорить о первой поездке.

Последняя из тоор на очередь "почесушек" слегка ткнула Хэлу своим наростом и мягко фыркнула в руку. Хэла рассмеялась. Как же это было приятно, боже!

После исполнения своего обязательного ритуала она отправилась в комнату серых и уже на пороге поняла, что снова всё не так как надо.

— Что на этот раз? — она внимательно осмотрела девушек.

— Белой нет, — отозвалась Сола.

— В смысле? — Хэла уставилась на пустую кровать Милены. — Кто последний её видел?

— Я видела, как она по полю ходила, — отозвалась Грета. — Это было во время изатэф. А потом не видела. И судя по всему никто из нас не видел.

Хэла фыркнула. Прикрыла глаза и осмотрела дом в поисках огонька Милены. Но не нашла.

"Начинается!"

— Я видела, как достопочтенный бронар возвращался с реки в то же время, — отозвалась Оань. — Может видел её?

— Так, лучше уже.

— Но может это было уже в Тэраф, — смутилась серая, видимо бояcь ошибиться.

— Вообще красота, — чёрная ведьма крутанулась на месте и вышла из комнаты.

— И никому не говорите… ну, пока, — заглянула она обратно в комнату. — Вот, если я в темень не вернусь, тогда можете сказать.

Найти бронара было делом не сложным. В это время он предпочитал общество женщин, которые были по их виду очень рады ему.

Шера скривилась, увидев ведьму на пороге части дома отведенных наложницам.

— Чего тебе, чёрная? — с вызовом бросила она.

— Бронара достопочтенного надо, — Хэла выдержала дерзкий взгляд наложницы ферана и главной в этом “гареме” женщины.

— Вот ещё, он занят, не до тебя ему.

— Ну, тогда подождем, — ухмыльнулась Хэла, — я за фераном кликну, и попросим его бронара мне позвать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Было видно, что Шера зависла в раздумьях. Потом она фыркнула, развернулась так, что пышная юбка пошла волной, метнулась и обняла её ноги. Красивые, между прочим, ноги.

Шера вообще была красавицей, на вид Хэла дала бы ей лет двадцать восемь, такая статная, строгая, всё при ней — светлые волосы волнами лежали на спине, лицо красивое, несмотря на прямой и немного может длинноватый нос, но глаза большие, ресницы густые, длинные, кожа идеальная, матовая, светлая, губы полные, яркие, такие… спелые что ли, спина прямая, грудь пышная, ноги явно длинные, и так как вся она была такая подтянутая и упругая, то и ноги наверняка шикарные.

“Эх, ну понятно, наложница ферана не может быть страхолюдиной, — Хэла закатила глаза. — Да и хрен бы с вами!”

В дверях появился полураздетый достопочтенный бронар.

Ещё один красавец!

Иногда Хэла прям жабой себя чувствовала вот среди этих всех шикарных мужчин и девиц. Как на парад красоты попала, точнее вляпалась в него по самые уши.

У Элгора была темная, бронзовая кожа, шрама ни одного, хотя в битвах он был и ранения получал, но эти “неприятности” очень качественно залечивали маги. Этот идеальный пресс — в мире Хэлы он бы любую соц. сеть порвал. Вот прям в реальности смотришь и думаешь, что это наверняка не настоящее, обработка фото. Рост, размах плеча, руки… божечки, вот в таких руках девки от счастья пачками должны умирать!

— Чего тебе, ведьма, — прорычал бронар.

“Манеры бы ещё этому оружию массового поражения…” — подумала Хэла, но кого она обманывает? Вот именно на это падки большинство барышень — чем грубее, тем лучше!

— Где Милена? — и уж его Хэла вообще не боялась. Он для неё был мальчишкой, который больше капризничал, чем дело делал.

— Кто? — снова рыкнул он.

“Конечно, там же девки стынут, а тут ты, старая, припёрлась и спрашиваешь невесть о чём…” — и было бы действительно удивительно, если бы он знал, как зовут белую ведьму.

Элгор и её-то, Хэлы, имя наверное вспоминает с трудом.

— Белая ведьма, — пояснила она, начиная раздражаться.

— Откуда мне знать?

— Значит так, достопочтенный бронар Элгор Горан, — взвилась Хэла, ткнула в него пальцев, — если ты сейчас не включишь свою красивую голову и не скажешь мне, где последний раз видел белую ведьму, я не просто нашлю на тебя немощь половую. Но и объяснять, почему белая пропала, а ты вместо того, чтобы помочь её искать, девкам титьки мнёшь, ты будешь своему любимому тану лично, прям здесь, прям вот в таком виде!

Она шипела и знала, что сейчас была страшна, знала, что в таком состоянии, она наводила страху и видела этот страх в глазах стоящего перед ней мужчины. Нет, вид у него остался таким же раздолбайским, типа ему на всё насрать, но вот этот страх в глазах… интересно что страшнее — тан или импотенция?

— Да отвали ты от меня, знать не знаю, где там ваша белёсая бесполезная бродит. Видел её ошалелую в камнях возле Нравы, слева от спуска к реке.

Это он уже говорил в спину Хэле.

Взяв с собой Фобоса и Деймоса, она со всех ног рванула туда, где была тропка к реке. Розовый свет Тэраф уже совсем скоро сменится теменью и тогда, где там искать девчонку? Точнее она-то найдёт Милену, но потом надо же выбраться назад ещё. В общем, по-хорошему, нужно будет поднимать народ, брать огонь, идти на поиски.

Хэла поморщилась. Она уже чувствовала стену гнева ферана на себе. Он будет прав — не доглядела!

— Хээээээээла, — позвала откуда-то из низины Милена.

Она истерично радовалась тыкающейся в неё страшной морде Фобоса, по щекам текли слёзы.

— Я думала так и останусь здесь, — она протянула Хэле руки.

Было видно, что истерика накрыла её только что, когда она поняла, что за ней пришли. А до этого момента держалась молодцом.

— Ох, Милка, — Хэла поцеловала её в лоб. — Ты чего тут застряла?

— Так вот, застряла, — девушка указала на расщелину и ногу между камней. — Не могу её вытащить. А дёрнуть боюсь, вдруг сломаю или ещё чего. Вон там палка, хотела камень подковырнуть, но не могу достать.

Девушка показала рукой на склон. Уже начинало темнеть. Хэла дотянулась до палки и они попытались поддеть огромный валун, чтобы сдвинуть его в сторону или хотя бы приподнять для попытки освободить ногу Милены.

— Как ты узнала, что я здесь? Мне казалось, что я так далеко ушла, что меня уже никто не найдет. Представила как меня с утра, — камень поддался и они вытащили ногу девушки, та рухнула на землю, — твои хараги найдут обмороженную.

— Ну, думаю, что до утра ты бы насмерть не замёрзла, чай не минус тридцать, и не минус десять даже по ночам, а вот с горячкой бы слегла обязательно, — ухмыльнулась женщина. — Но не ждали бы мы столько времени — такую ценную деваху весь замок искал бы, да и народ из селения. А уж так как мне твоё местоположение достопочтимый бронар указал, так и не мечтай — даже до горячки не успела бы промерзнуть, — Хэла рассмеялась.

— Тебе сказал бронар? — изумилась девушка.

— Конечно, — чёрная ведьма дала ей руку, чтобы Милена встала. — Ты мне лучше скажи — ты так сильно впечатлилась от общения с ним, что застряла тут и даже не заметила, или твои призывы о помощи были так ему непонятны, что он мимо прошел?

— Хэла, — девушка слегка пнула женщину в руку кулачком, — ну ты чего! Я застряла уже после того, как он со мной поговорил. А когда поняла, что не смогу выбраться, то, несмотря на то, что он последний человек, которого я попросила бы о помощи, но я ему кричала. Просто он был далеко или сделал вид, что не слышит меня.

— Что это ты его так невзлюбила? — приподняла бровь чёрная ведьма.

— Да, блин, Хэла, он ужасен!

Милена немного хромала, они выбрались на ровную поверхность и аккуратно поплелись в сторону замка.

— Неужели? А по-моему охрененный мужик. Весь такой загадошный, — женщина картинно закатила глаза, — таинственный. Этот его голос, взгляд прям колючий, до костей пробирает, не?

— Хэла! — Милена недовольно повела головой.

— Что сказал-то тебе? — чёрная ведьма снова рассмеялась.

— Да чтоб… — но она вовремя очнулась, — прости, но как я зла… Он такой появился из ниоткуда, напугал меня до онемения, потом подошёл и такой "тебе пора начинать работать, женщина", — Милена смешно передразнила тон Элгора, а Хэла на это хихикнула, — или нет, не "женщина", а "ведьма". Стоит такой мокрый весь, словно тут курорт, и не лёд вокруг, мороз и вообще ветер пробирает до костей, а он босиком, в рубахе нараспашку. И глазом не ведёт. С него вода стекает. Я думала она заледенеть должна по всем правилам.

— Вода не заледенела, потому что он слишком хорячий! — ответила усмехаясь Хэла. — И может тебя не ветер до костей пробрал?

— Да перестань! Он реально ужасен. Он сказал, что может помочь мне уже начать работу выполнять… типа, что меня надо… удовлетворить и тогда всё будет! — девушка скривилась. — Боже!

— Аааа, — женщина сделала серьёзное лицо. — Ты согласилась, надеюсь?

— Х-э-л-а!

— Хотя, если бы ты согласилась, — не отреагировала на возмущение девушки чёрная ведьма, — он бы не девкам своим жопки мял, а тебе. И ты бы не тут была, а в теплой постельке.

— Да перестань, ну чего ты! Я с ним? Да ты офигела?

— Если ты скажешь мне, что он не шикарен и что от него внутри слоники не пляшут, то я тебе больше никогда не поверю. Потому что такие у него руки, ну правда, ты их видела? Эх, была бы я моложе, лет этак на десять хотя бы, навела бы тут шороху!

— Слоники пляшут? — Мила остановилась и уставилась на Хэлу.

— От таких, признаем честно, говнюков, не могут бабочки пархать. Тут животинка помощнее нужна.

Девушка прыснула со смеху.

— Хэла, да что ж такое, это просто… просто… господи, не могу!

— Он знаешь из тех, кто дрочит перед зеркалом, как думаешь?

Милена зашлась ещё большим смехом.

— Но девки конечно не зря от него вздыхают, — заметила Хэла, слегка щурясь. — Эх, был бы не знатным, перетоптал бы тут всех девок в селении, и ему мужики тёмную бы устроили.

— Хорошо, что он знатный и ему некого топтать? Поэтому он ко мне пристает? Меня можно? — всё ещё хихикая, спросила Мила.

— Не, тебя нельзя. Да и на что ты ему — у него наложниц вон маленький отряд.

— Наложниц? — белая ведьма нахмурилась.

— Ну да, девки в бежевых платьях, — пояснила Хэла. — Вчера прибегали к Мите две его как раз — одна за водой, другая за травами для настоя, помнишь?

— Я думала это прислуга, — стушевалась девушка.

— Не, как раз наложницы бронара и одна и другая, — Хэла покачала головой.

— Подожди, а откуда они? Они рабыни? И… как вообще это?

— Кто рабыни, а кто вольные, ну как вольные… вот родилась у мужика простого свободного дочка, красивая выросла, и он её, когда до возраста нужного добралась, привёл в наложницы к знатным. Если понравилась — то дадут за неё плату и оставят, а если нет… то нет. Но обычно стараются хоть как-то тогда в дом благородных пристроить, хоть помощницей кухарки.

— То есть отцы продают дочерей? — уточнила Милена.

— А что ты хочешь? — пожала плечами женщина. — У этого мужика десять ртов по лавкам сидят, он её отдаст, ему откуп дадут большой, и он сможет десять ртов на него кормить, а дочку, в его понимании, любить будет благородный, она глядишь ребенка от него родит, и тогда вообще обеспечена будет на всю жизнь. А некоторые наложницы, чем могут потом, своим семьям помогают, если местные.

И Хэла махнула рукой.

— Эка невидаль, у нас в мире такого нет что ли? Вэбкам есть, девственность продают, а тут — ой, какой кошмар? Те же яйца только в профиль.

— И много тут наложниц, — тихо спросила белая ведьма, явно погрустнев.

— Ну, хочешь, посчитай сколько у кого.

— Они у всех свои?

— Да, — ответила женщина, внимательно всматриваясь в девочку.

— То есть у ферана и митара тоже есть? — нахмурилась Мила.

— Есть, — кивнула чёрная ведьма. — Ленты на платьях темно-синие — ферана, ленты светло-синие — митара, ну, а голубые — бронара.

Некоторое время они шли молча, видимо Милена пыталась переварить информацию.

— А чего он мокрый-то был, не лето же, — пробурчала девушка, — купаться?

— Видимо опять с братьями повздорил, — вздохнула Хэла. — Он как ругается с ними, сразу на реку лезет. В воду вжух и, видимо, отпускает его. А вообще они все тут в такой водице горазды купаться. У них это в порядке вещей.

— Типа моржи? — хмыкнула девушка.

— Ага, типа, — ухмыльнулась чёрная ведьма.

— А чего он с ними ругается?

— Да говнюк же, потому и ругается, — ответила Хэла. — Не понимает на самом деле своего счастья. А то, например, была бы у ферана жена и вообще не весело ему было. Он бы, наверное, в этой реке утопился давно уже.

— Почему? — спросила Мила в недоумении.

— Ну, порядок такой, — пояснила женщина, пожав плечами. — Вот есть феран — он главный, его правая рука митар. А бронар, он как… управляющий, что ли. На нём дом, слуги, весь быт, понимаешь? А если бы у ферана была жена, то это было бы её задачей, а бронар был бы её помощником, то есть пришлось бы ему все свои чувства собственной значимости, превосходства и важности, запихнуть себе в зад, да подальше. Не представляю как бы он такой вообще бабу слушался, даже хоть и благородную.

Милена хихикнула.

Они дошли до ворот, когда темень уже стала практически густой и непроницаемой.

В комнате серые очень обрадовались, что Мила вернулась живая и здоровая, так как Хэла заговорила её ногу ещё в поле, и потому уже на подходе к вратам о хромате ничего не напоминало. Потом чёрная ведьма отвела девушку к Мите, чтобы напоить её отваром от простуды.

— Ох, детка, не делай так больше, — всплеснула руками хозяйка, когда услышала историю пропажи белой ведьмы.

— Не буду, мне так жаль, простите, больше не заставлю вас волноваться, точнее очень постараюсь, — стала оправдываться Милена.

В дверях кухни замялась та девушка, которая вчера просила у Миты кислой воды.

— Ох, сейчас. Сколько? Кувшин опять? Вы там все беременные что ли, боги мои! — поворчала Мита, а Хэла глянула на девчушку.

Она была ещё без лент, совсем молоденькая, красивая, но худенькая, даже хрупкая, и внутри у неё действительно рдел ещё один огонёк. Вот же, чёрт!

— Чья? — спросила Хэла у Миты, когда наложница убежала.

— Да Элгора, чья ж ещё, — ответила та и покачала головой, разливая по кружкам заварившийся отвар.

— Хэла, — вбежала в кухню Сола. — Там тебя и Милу феран к себе зовёт.

— Вот ведь, наябедничал кто-то, всё же, — разозлилась чёрная ведьма.

— Хэла, я скажу, что я во всём виновата, Хэла, это же я такая дурёха неуклюжая, — шептала ей Милена по дороге к ферану.

— Не надо, детка, я сама, — отозвалась она.

— Сначала ты, — ткнул в Хэлу воин, что стоял возле дверей к кабинет ферана.

Она, как всегда, небрежно повела плечом и, подмигнув Миле, зашла внутрь.

Нет, если бы в комнате был только достопочтимый феран — куда ни шло. Но тут была вся красота дома — и всклокоченный митар, явно вытащенный уже из постели, в которой может и не один был, и бронар, на этот раз одетый, причём даже больше положенного. Вот бы выцарапать глазёнки-то наглые. Феран стоял прислонившись к стене со сложенными на груди руками — ну всё, Хэла, ща наваляют тебе!

— Что случилось? — с ходу спросил у неё митар.

— Что случилось? — переспросила женщина, предпочитая сначала не говорить, а послушать, чтобы понять, что же конкретно донесли ферану о происшествии с Миленой.

— Хэла, — Роар был прям не в себе, — что случилось с белой ведьмой?

— Да ничего с ней не случилось. Загулялась немного, жива-здорова ваша драгоценная, вон за дверью стоит.

— Почему ты не сказала? — голос у ферана был холодным, сродни тем глыбам, что в поле до сих пор после “дождичка” валялись.

— Потому что не было нужды. Я её нашла, привела назад, внушение сделала, — повела плечом и головой Хэла. — Какой был смысл в трубы тревогу трубить и в ружьё народ поднимать?

Он нахмурил брови, но уточнять, что именно она только что сказала не стал — значит очень зол.

— Какое отношение к этому имеет достопочтенный бронар? — холодно спросил феран.

“Ого, то есть и про это накапали…” — не без сожаления подумала про себя женщина.

Хэла может и не испытывала особой любви к Элгору, но стучать она не любила, да и сейчас какой был в этом смысл? Не убил он её, ну напугал немного, ну сказал пару пошлостей, свалил, оставив одну в непонятной ситуации. Но в целом откуда он мог знать, что она там решит застрять между камушков?

И, скорее всего, он действительно не слышал её зов о помощи — вернулся бы, если бы слышал. Он конечно засранец, но не в такой ситуации. Да и не стал бы он упускать возможность в очередной раз покрасоваться и повыпендриваться.

— Понятия не имею, — ответила Хэла на чистом глазу.

Даже если и знают, что она врёт…

— Наказание за ложь ферану и на серых распространяется, — отчеканил Рэтар.

— От этого понятие у меня не появится, — стараясь быть совершенно пофигистичной, проговорила ведьма, не отрывая взгляда от его леденющих сейчас глаз. — Вам охота тут семейную разборку устроить — без меня, пожалуйста.

— Хэла, — прорычал феран и внутри всё бабахнуло пушкой.

Хэла стоически выдержала этот взрыв. А Элгор фыркнул.

“Что ты сейчас, мать твою, сделал?” — взвилась она.

— Хорошо. Иди, — так же холодно приказал феран.

— Ещё кое-что, — нет, стучать она не любила, но вот сейчас… сейчас… — У вас там в вашем садике цветочек оплодотворился, без году неделя девке, жирок даже не наела ещё, а скоро мамкой станет… Хотя не станет, потому как исходя из тенденции размерной сетки мужиков в этой семье, ребёнок у неё внутри будет в половину неё и уж, если такой же удалец не вылез из дородной бабы, такой как Эрона, то молитесь как бы эта малявка вообще дожила до схваток, а то глядишь в середине беременного дела коней двинет.

— Подожди, Хэла, — поток непонятных им слов прервал митар. — Ты вообще о чём говоришь?

— В наложницах недавно мелкая девчонка ходит, лент на ней ещё нет, а она уже беременная. Вот не понимаю какой прям такой интерес побыстрее девку поломать? — Хэла зло уставилась на Элгора и получила не менее злой взгляд в ответ. — Ну, правда, прям словно одна тут и других нет.

— Твою ж, Элгор! — митар еще больше растрепал свои светлые волосы.

— Ведьма, ты… — зарычал на неё бронар и прям было ощущение, что сейчас сотрёт в порошок.

— Слышь, мальчик, — и тут Хэлу понесло, — ты либо научись уже процесс регулировать, или так и говори, что тебя прёт, что бабы с твоими детьми внутри мрут, как мухи. Ясно?

— С чего ты вообще взяла, что она умрёт? — рыкнул Элгор.

— А ты на что надеешься?

— Она молода и здорова!

— И еду она впервые нормальную у тебя на столе увидела, — заметила ему Хэла.

— Она должна была пить травы, нет? — спросил он, снимая с себя ответственность. Как типично.

Чёрная ведьма повела головой, стараясь унять себя, чтобы не наговорить этому засранцу чего этакого, развернулась к ферану:

— Или могилку ей готовьте, или тащите на весь срок к магам, потому как не факт, что она сдюжит выждать весь срок, а когда время придет, нет тут ни одной повитухи и не одного лекаря, которые смогут из неё ребенка достать так, чтобы и она жива была и дитя. Ясно?

— Больше ничего нельзя поделать? — спросил митар, хмурясь.

Хэла глянула на него и немного оттаяла, потому что вид у него был не на шутку расстроенным и потерянным. Брат натворил дел, а Роар сожалел.

— Можно, но несколько дней. Решайте. Дальше ничего не буду делать, хоть убейте — сейчас могу забрать, потом не стану. И в родах спасать её не буду, пусть вот достопочтенный бронар постарается, — кивнула ведьма в сторону младшего мужчины. — Может поглядит, как душа из тела с муками уходит, и перестанет так стараться своё семя во всех подряд запихнуть.

Всего один выдох и взгляд ферана спас Хэлу от удара, реального удара, который она уже приготовилась принять со стороны Элгора. Нет, не терпел бронар такого, а от серой и подавно. И сейчас в нём клокотала такая ярость, что тьма вокруг Хэлы прям таки взвилась пламенем и стала плясать во всех углах комнаты.

— Иди, — тихо приказал ей феран и от этого приказа передёрнуло ещё больше, чем от ожидания удара Элгора.

Глава 10

Когда Роар был маленьким, появлялось бывало внутри какое-то невероятное чувство потерянности, когда на него смотрел отец. Он сталкивался с этим взглядом полным печали, сожаления и тоски, и хотелось что-то сделать. Нет, нельзя было сказать, что отец не любил Роара, но боль, которая рождалась внутри мужчины, когда сын, как говорили другие, невероятно похожий на свою умершую мать, улыбался её улыбкой, или смотрел её глазами, опустошала. И Роар искренне старался не попадаться лишний раз отцу на глаза, благо это было легко сделать, потому что Рейнар, выполняя обязанности митара, почти всё время был там, где шла война.

А потом великий эла заставил отца жениться ещё раз. И несмотря на то, что вторая супруга Рейнара Горана, как говорили люди, была крепче и сильнее, чем первая, но всё равно роды забрали и её жизнь.

Роар любил брата. Он старался защищать Элгора, как мог, всегда старался прикрыть его и частенько ему доставалось за проказы младшего брата, да и когда вина была равнозначна, Роар всё равно брал всё на себя. Правда работало это со всеми, кроме Рэтара, который никогда не поддавался. И наказывал обоих, если Роар брал вину за то, к чему не имел никакого отношения. И сейчас, несмотря на это, и на то, что они уже давно не были детьми, первым порывом в сложившейся ситуации было сделать, как привык.

Когда Хэла вышла и повисла гнетущая тишина, Роар искренне пытался найти слова, чтобы оправдать глупость и бездумность поступка своего младшего брата. Но всего одного взгляда на Рэтара хватило, чтобы перестать даже думать об этом.

И тогда Роар принял другое решение.

— Я посмотрю, что с белой ведьмой и отправлю её отдыхать, — буркнул он, слегка склонился перед фераном и бросил полный горечи взгляд на своего младшего брата.

Не дожидаясь ответа ферана, он вышел за дверь и наткнулся на обеих ведьм:

— Хэла, надо поговорить, можно? — спросил он.

Та лишь слегка повела головой в ответ, и Роар подошел к Милене.

— С тобой всё хорошо? — тихо и как-то рассеянно спросил он у девушки.

— Да, — кивнула она. — Простите меня, достопочтенный митар, я постараюсь больше не задерживаться так сильно во время прогулок, если конечно мне всё ещё можно гулять после сегодняшнего?

— Конечно можно, — нахмурился Роар. — Только до захода Изар, я прошу. И достопочтенный феран просит.

— Мне к нему зайти? — она потупила взгляд.

— Нет, можешь идти отдыхать.

Девушка поклонилась и взглянула на Хэлу.

— Иди, не жди меня, — отозвалась женщина.

— Я хотел спросить о том, что ты можешь сделать, — Роар потер шею, когда они остались наедине и вышли на открытый балкон. — Я знаю, что чёрные могут такое, но предыдущая ведьма делала подобное, только если матери сами просили её, насколько мне известно.

Внутри было так мерзко, паршиво.

— Мне не нужна её просьба, достопочтенный митар, — спокойно ответила Хэла. — Да и судя по девочке, она в достопочтенного бронара уже по уши втрескалась и травы не пила наверняка специально. Так что этого ребенка она так просто не отдаст.

— Даже если узнает, что ей грозит смерть? — нахмурился Роар.

— А влюбленность тем и опасна, солнышко, — вздохнула ведьма, назвав его очередным странным словом, которым часто его называла. Однажды он спросил что это значит, а она ответила, что это светило в её мире так ласково называют, а он светленький и ему очень подходит. — Здравомыслию с ней не по пути, обычно. У этой дурочки сейчас там в голове наверное такой концерт играет, что даже, если и был там ум, он отдыхает где-то в уголочке.

— А можно разве забрать, если она так держится за… него… — каждое слово давалось с трудом.

— Потому и сказала, чтобы вы с решением не тянули — еще немного и нельзя будет так просто забрать, — повела плечом Хэла.

— Ей будет плохо?

— Не будет, — спокойно ответила ведьма. — Плохо будет, если дальше всё пойдёт.

Она тяжело вздохнула:

— Не выживет она, Роар. Элгор очень большую глупость совершил. Я уже не говорю, что я думаю о том, что она худая, мелкая, того и гляди ветром снесёт, не готова она пока, а тут такое… я бы ему наговорила, — Хэла зло фыркнула. — Сделаю так, что просто придут кровавые дни и не узнает никто, что было с ней что-то. А если она уже кому сказала, то ответят, что задержалось всё из-за переживаний её и нового места. Такое бывает.

Митар рассеянно кивнул. Когда-то давно он спросил у Рэтара, потому что не мог больше ни у кого спросить об этом, почему отец, если так любил его мать, не позаботился о том, чтобы она не забеременела. Роару было непонятно — неужели нельзя было быть осторожнее, если предполагал, чем это может закончится? Но тан вздохнул и ответил, что долгое время Рейнар делал всё, чтобы беременности избежать — поил жену травами, сам был очень аккуратен. И в конечном итоге Эарган, бывший тогда фераном, просто вызвал своего младшего брата к себе и высказал ему всё, что об этом думал. Отец Рэтара не оставил выбора Рейнару — или делает своей обожаемой супруге ребёнка или Эарган позаботится об этом сам. И достопочтенный феран Эарган Горан сделал бы это. Поэтому отцу Роара ничего не оставалось — его супруга забеременела, но разродиться не смогла и вот Роар жив, а она мертва. И никак не получалось не испытывать за эту смерть вину.

— Тогда забери, — после непродолжительного молчания сказал он тихо, но твердо.

— Уверен? — уточнила Хэла.

— Да.

— А феран?

— Это моя просьба, Хэла, только моя, — мотнул он головой и посмотрел на ведьму. — И это будем знать только ты и я, хорошо?

— Как скажешь, но эйол может узнать, от него не скрыть заговор, если он посмотрит, то увидит… и уж поверь мне, — повела плечом женщина, — не промолчит, наговорит тану твоему.

— Не переживай, я буду держать ответ, если это обнаружится, — ответил Роар. — И Хэла… это будет мой грех, не твой, понимаешь?

— Я понимаю, — прошептала она и он утонул в печали её красивых полных мудрости глаз. — Только всё равно делать заговор буду я, солнышко. Ты хороший человек, Роар, и я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, и знаю, как тяжело принимать это решение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хэла, я…

— Ты не можешь вечно его прикрывать, — она видела намного дальше, намного глубже. — Если он не думает головой, а думает одним местом… что ты можешь с этим поделать? Он твой брат, но ты ему не нянька, Роар.

— Я не умею по-другому, Хэла, — ухмыльнулся грустно митар. — Может стоит просто сделать так же как с Воргом?

— Он поймёт, что это я, — Хэла игриво улыбнулась, — и вам снова придётся искать чёрную ведьму. Или я от тебя, достопочтенный митар, ни на шаг не отойду после этого, чтобы ты меня от горячей головушки твоего брата защитил.

— Так и не отойдёшь? — Роар озорно улыбнулся в ответ.

— И спать с тобой буду, не обессудь, — и она повела бровью.

— Да я может и не против, Хэла! — ответил на это митар. — Ты смотри, а то соглашусь и…

— Ой, тц-тц, Роар, не играй с огнём, мальчик, — Хэла пригрозила ему пальцем, а он рассмеялся и поймав её за руку, сжал пальцы и поцеловал кончики.

Она была красивой женщиной, на вид не намного старше самого Роара. И умела играть тем, что у неё было — взгяд, вздернутая бровь, озорная улыбка, голос… как она играла голосом! Иногда совершенно невозможно было понять шутит Хэла или говорит серьёзно, а порой хватало пары фраз, чтобы влезла в душу и выпотрошила наизнанку.

Её бесцеремонность и открытость Роара откровенно обезоруживала. А ведь перед женщинами он не робел, и вниманием их не был обделен никогда. Ни здесь, ни в военных походах, ни когда жизнь забрасывала в столицу, где все, и благородные и свободные девицы, вились возле него словно вокруг других мужчин не было.

А Хэла ставила митара в тупик.

Их чёрная ведьма была словно женщиной другой породы. Иной. Сначала Роар думал, что это мир у неё такой, вот и она такая, но потом появилась Милена и оказалось, что нет, мир не при чём.

Белую ведьму призвали оттуда же, но при этом она не была похожа на Хэлу. Хотя и красивее, чем чёрная, более молодая, телом крепче, ладнее, что ли, несмотря на худобу, но Милена словно не умела всем этим пользоваться. Было чувство, что ей неудобно от себя самой. И несмотря на то, что Роар соврал бы себе, если бы сказал, что Милена не интересует его как женщина, но это было всего лишь какое-то призрачное, едва уловимое желание, нежное что ли, как сама белая ведьма, — потрогать волосы, ощутить кожу и тело под руками, поцеловать.

А вот с Хэлой всё было не так — она была притягательнее, ярче. Она была страстным огнём, способным испепелить всё вокруг, но гореть разрешалось только время от времени. А ещё было чувство, что, если она захочет, то никто из них перед ней не устоит, но Хэла сама держит себя на расстоянии, строит невидимую, но основательную преграду, которую нельзя преодолеть. Она вроде и дразнила, тянула к себе, но была эта чёткая черта, которую женщина не позволит никому из них переступить. И даже если Роар, или кто-то ещё захочет, то ничего не получится.

Но при этом с Хэлой было просто — если касалось дела, то она говорила всё открыто, иногда даже слишком, но это не оставляло никаких недомолвок, ничего о чём потом оказывается нужно было думать.

— Но я могу сделать так, чтобы его… — она задумалась видимо подбирая понятное для Роара слово, — семя не приносило… плоды. Как-то так.

Митар нахмурился.

— В общем ничего не изменится, но никто не сможет от него забеременеть, — пояснила чёрная ведьма. — Какое-то время.

Он кивнул в знак того, что понял её.

— Какое? — предложение митара заинтересовало.

— Двадцать тиров? — не моргнув глазом, абсолютно серьёзно выдавала она.

— Эй, Хэла, подожди, не много ли? — ухмыльнулся Роар.

— Не много, думаю он и через двадцать тиров ума не наберётся, — ответила ведьма спокойно.

— Может пять? — предложил митар.

— Десять, — сжалилась Хэла, приподнимая бровь.

И вот это и имелось ввиду, когда непонятно было — шутит она или серьёзно.

— Десять нормально, — кивнул он, став серьёзным и всматриваясь в её глаза.

— Хорошо, — она стала серьёзной.

Но ведь это было неплохим решением.

— И ты же сможешь его снять? — нахмурился Роар.

— В любой момент, — улыбнулась ведьма. — И иди уже! А то достопочтенный феран убьёт твоего братца и не важно будет десять тиров или один день.

Он усмехнулся, соглашаясь, а чёрная ведьма склонила голову набок и, игриво пожелав ему сладких снов, пошла в дом.

— Хэла, — окликнул её Роар, когда она уже почти скрылась из виду.

— Да, достопочтенный митар?

Были сомнения, но…

— А можно мне тоже? — спросил он, став серьёзным.

— Что? — она вернулась, застыв в проёме выхода и уставилась на него с непониманием.

— Как Элгору, — сказал митар. — Можешь и меня заговорить?

— Роар… — Хэла повела головой, стала серьёзной и нахмурилась.

— Хотя бы на пять тиров… или тоже на десять, — он попытался пошутить.

На губах Хэлы дрогнула едва уловимая и очень печальная улыбка — шутку она не оценила.

— Хорошо. Пять.

В глазах было понимание. За это понимание молчаливое и не жалостливое, а такое человеческое, он был готов для этой женщины на что угодно. Определённо. Даже больше, если бы только не эта грань, за которую было нельзя.

Глава 11

Следующим утром во дворе безутешно рыдала девчушка в платье наложниц, без лент на рукавах, подоле и вороте. Её утешали несколько наложниц, пара женщин из дома, в том числе Мита.

— Не переживай, моя хорошая, так бывает. Бывает, просто задержались твои кровавые дни, бывает…

Но девица всё не унималась и говорила, что знала, будто это не просто так, что внутри у неё была жизнь.

— Ох, ты, ну, девочка, бывает, бывает… не плачь милая, куда тебе, сама ещё вон никакая, не видать её, а уже мамкой собралась стать… силы надо набраться, а потом и! Будет всё!

Было ли Рэтару её жаль? Кажется он так часто видел такое — приводили девушку из простых в наложницы и, если её брали, то она ставила себе целью поскорее забеременеть, родить, а потом можно было отправится в Кэром и там, по их мнению, жить без забот.

Феран тяжело вздохнул. И откуда только было в них такое странное убеждение? Конечно, такое бывало, но так редко.

Эти глупые совсем не понимали, что власть того, кому они служили распространялась на них в полной мере, и никакие дети не могли остановить владельца наложницы, если он считал, что она ему нужна. Она могла родить и пять тиров жить в Кэроме или Галте, но как только ребёнок проходил обряд имянаречения и эйол возлагал на него руки, материнство уже не имело значения.

Рэтар прекрасно знал, что порой матерей-наложниц забирали прямо после обряда — отец признавал ребёнка, давал ему имя, а мать тут же забирал с собой. Иногда детям везло и их забирали с собой в отцовский дом, но чаще всего они оставались на попечение ферната, который воспитывал их до возраста десяти-тринадцати тиров.

Конечно, наложница могла забеременеть снова, тогда всё повторялось. Но могла и надоесть, стать неинтересной, и её в этом случае могли продать в другой фернат, или подарить, словно вещь, и это происходило намного чаще, чем то, что наложница оставалась с ребёнком и про неё забывали.

Рэтар прошёл через двор и поднялся к себе в рабочую комнату. Отчёты о нападениях, разрозненные отряды разбойников, вести из мест внутри Изарии, которые граничили с Юргом, Хэжени и Алнам, другими фернатами Кармии, стопками были навалены на столе.

Вчера он ничего не разобрал — голова к вечеру нещадно болела. Потом эта весть о том, что белая ведьма пропала, Элгор со своим неуёмным желанием плоти, Роар беспокойный из-за белой и расстроенный поведением брата, Хэла взвинченная и злая на всех мужиков разом — это не способствовало тому, чтобы заниматься делами.

Элгор вообще был сам не свой последнее время, но вчера он довёл Рэтара до состояния, когда хотелось по меньшей мере врезать или ввалить парню плетей.

С самого утра бронар огрызался, был нервным и всем недовольным и оттого все эти отчёты бытового плана оказались у Рэтара на столе. Вся бытовая часть лежала на плечах бронара, но последнее время Элгор вообще её не выполнял. А уж после вестей о беременности новой наложницы младшего тана, Рэтар хотел вообще убить его. Сдержался с большим трудом.

Всю ночь он провел в физически изнуряющих упражнениях, чтобы хоть как-то выпустить злость на Элгора и на ситуацию в целом. Как только, засранец, успел девку подмять так, что уже в бремени оказалась?

Рэтар начал думать, что можно наложниц запереть или отправить весь харн в Кэром, чтобы хоть как-то отреагировать на ситуацию. Только поможет ли?

— Я требую наказания за самовольный заговор против моей наложницы, — взревел Элгор вваливаясь в комнату, когда Рэтар был погружен в разбор всех этих сообщений, которым, как казалось ферану, не было конца.

— Что? — он поднял глаза на бронара и встретился со взглядом полным такой ярости, что казалось она уничтожит сейчас всё и вся.

— Я требую наказать чёрную ведьму, — младший тан с силой ударил в стол.

— Элгор… — рыкнул феран и выпрямился в стуле.

— Нет, хватит! — но если обычно этого было достаточно, то сейчас бронар кипел злостью, поэтому даже гнев Рэтара не смог его унять. — Она заговорила Клину и у той пришли кровавые дни, она сделала это без твоего разрешения. Её надо высечь и я сам это сделаю! Она не имела права забирать моё дитя, не имела права творить заговор.

— С чего ты взял, что был применён заговор? — решил пойти другим путём феран.

— Хватит, хватит Рэтар! Хватит, — парень перешел на рычание. — Если ты не решишь, это сделаю я. Я пойду к эйолу и он докажет, что на моей наложнице заговор!

— Элгор, — он устало потер переносицу, но сказать ничего не успел.

— Ты… ты… хватит уже идти у неё на поводу и делать так, как она хочет! — взвился бронар ещё сильнее. — Тебе не надоело быть камнями под её ногами? Эта баба вам всем головы перевернула! Вы вообще перестаёте соображать, когда видете её. Она всех нас может убить одним только словом, а ты позволяешь ей творить всё, что она хочет?! Она должна делать только то, что мы ей говорим! Я требую наказания, Рэтар. Я требую наказания для неё как тот, кто является свободным человеком твоего ферната. Я требую справедливости от своего достопочтенного ферана! Ясно?

И Элгор снова приложился ладонью о поверхность стола, нависая над фераном. Тот хотел встать, вобрал воздух, чтобы ответить, но тут в комнату ворвался один из стражников.

— Достопочтенный феран, там… — воин нахмурился, — мне сказали, что у белой ведьмы горячка.

Сказать, что на Элгора нашел вид победителя, это не сказать ничего, он выдавил из себя какой-то победный возглас, и Рэтар, вставая, понял, что должен быть готов к очередной порции высказываний о наказаниях, строгости и прочих радостях, которые сидели в Элгоре совершенно непонятно откуда.

— Ты видишь? Видишь? И ты ничего не знал, и никто ничего бы не сказал, пока белая не умерла. Именно этого она и добивается. Откуда ты знаешь, что нет? — шипел ему в спину бронар, пока они шли к серым. — На позорное место её и расписать спину плетью, я бы такую как она заклеймил, потому что эту силу иначе нельзя контролировать. А ты всё пресмыкаешься перед ней, разве что ноги ей не целуешь. Хочешь её поиметь — сделай уже это. Первый раз силой, а потом и сама просить будет, зато будет послушная…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сдерживать себя Рэтару становилось всё тяжелее, дорога казалась бесконечной и внутри зверем выло желание со всей силы приложить тана к стенке.

В комнате серых было тихо. Хэла сидела возле кровати Милены бледная, мокрая и казалось вообще не дышала. Последний раз он видел её такой после того, как она спасла Эрону и её сына… сына Элгора.

— Достопочтенный феран, — одна из серых поклонилась им, когда они зашли.

Рэтар никак не мог вспомнить её имени, хотя знал все, но сейчас почему-то забыл. Серых девушек здесь сейчас было всего двое.