Продается шкаф с любовником

Глава 3

У Пендраковского умерла прабабка – вот тогда-то и начались с ним настоящие чудеса.

Древняя прабабка досталась ему по наследству от давно умершей бабули, которая нянчила Пендраковского. Здравствующие родители его, опасаясь потерять квартиру в престижном районе, переселили сына к старушке. С правнуком она и доживала остаток дней.

Дней этих, надо заметить, осталось немало. Юный правнук успел повзрослеть, возмужать, он даже сам начал стариться и полнеть, уверовав в то, что бабуля бессмертна. Вот тут-то прабабка и умерла.

Наследство оставила: квартиру и шкаф. Но зато все по закону. Не поленилась старушка сходить к нотариусу, составила завещание, в котором указала наследника и наследство. А любимый свой шкаф детально, в подробностях описала: сколько и где царапин на нем, какое количество гвоздиков, ручек и завитков, даже овечек пересчитала на дверных горельефах[1] и пастухов, и пастушек – все чин-чином, не придерешься.

Наследство наследника отяготило. К старинной квартире Пендраковский давненько привык, а вот шкаф для него оказался сюрпризом. Комната, где обитала прабабка, просилась под кабинет: старые стены мореного дуба настраивали на рабочий лад, а вид из окна наводил на умные мысли.

Правда, бизнес, которым промышлял на жизнь Пендраковский, никаких умных мыслей не требовал.

Там одно только знай: вовремя всем (кто просит) взятки раздай и бегай себе по принципу «волка ноги кормят». На всем, что Пендраковский в бизнесе делал, была печать той «либеральной» глупости, которую наше суматошное время выжимает даже из очень умных голов. Девиз сей системы: себе кроху урви и не замечай, что бед при этом наделал гору – короче, то, чем вся страна теперь занимается.

Ясное дело, душа всегда недовольна: размах маловат. Душа-то просит высокого, вот Пендраковский и затеялся с кабинетом. Выбросил старую мебель на свалку и уперся в завещанный шкаф.

Как с ним быть?

Прабабка так пафосно шкаф завещала, что порадовать свалку подарком старушки нельзя – неприлично и даже кощунственно.

Оставалось его продать, но кто купит пыльную рухлядь?

Пендраковский вытащил шкаф из угла, отмыл от грязи и паутины, ахнул и поставил обратно в угол.

В тот же вечер он по совету приятеля вызвал оценщика с пышным именем Артур Велюрович. Тот быстро явился на зов, долго разглядывал шкаф, фотографировал даже и в результате спросил:

– Вы твердо решили это продать?

– Твердо решил, – подтвердил Пендраковский и мысль пояснил:

– Антиквариата не выношу и считаю, что рухляди место в музее.

– На музей ваша рухлядь вряд ли потянет. Думаю, вещь ваша стоит недорого, но загляну в каталог и обязательно вам позвоню, – пообещал оценщик и, оставив визитку, пропал.

Пендраковский выждал неделю и сам ему позвонил. Артур Велюрович, ссылаясь на занятость, просил еще подождать. Ждать Пендраковский не мог. Он нашел другого оценщика, и с этих пор начались чудеса.

В назначенное время явился респектабельного вида мужчина и, представившись антикваром, нетерпеливо проследовал к шкафу.

Пендраковский, проводив его в комнату бабушки, не отходил ни на шаг. Он с интересом ожидал приговора. Антиквар делиться своим впечатлением не спешил. Достав из кармана лупу, он долго и пристально изучал главное достоинство шкафа: горельефы пасторали, отлично сохранившиеся на дверцах. Наконец, удовлетворив свое любопытство, он учтиво спросил:

– Вы позволите внутрь заглянуть?

Пендраковский воскликнул:

– Предупреждаю, там пыльно! – и, не спуская с оценщика глаз, одну за другой распахнул все три дверцы.

Антиквар испуганно отшатнулся, охнул:

– Простите, – и в смущении убежал.

Пендраковский перевел изумленный взгляд в обнажившееся чрево шкафа и… обнаружил там симпатичную даму. Дама была в роскошном костюме Евы – то есть в чем мать родила.

– Кто вы? – ошеломленно отступая на шаг, спросил Пендраковский.

Дама, выбираясь из шкафа, откровенно призналась:

– Я проститутка.

Видимо, Пендраковский не был готов к свиданию со жрицей любви, иначе чем объяснить его дикий крик:

– Что вы здесь делаете?!

Но дама не испугалась и ответила с гневным презрением:

– Что я здесь делаю? Совсем охренел? Я тебя жду, придурок!

– Ждете меня?! В этом шкафу?!

От фамильярности дамы и загадочности ситуации бедняга едва не плюхнулся на пол.

А дама сварливо заверила:

– И я про то говорила, что незачем мне лезть в эту пылюку, но ты меня в шкаф затолкал. А то лежала б себе в кровати…

– В кровати?! – взвыл Пендраковский.

– Ну да, – надув губки, пискнула дама, и тут ее осенило отвратительным подозрением:

– Ты что, передумал, гад, мне платить?

– Я вам должен платить? За что?

– Ха! Он еще спрашивает!

И началось самое неприятное. Холостяк Пендраковский узнал наконец, кто он есть и что такое настоящий скандал. Писклявый голосок хрупкой дамы легко заглушил его возмущенный бас.

«Вот они, женщины! Неужели это я совсем недавно мечтал о семейном гнездышке?» – поражался собственной глупости Пендраковский, неистово и бесполезно отбиваясь от дамы.

Она была напориста и несокрушима. Пендраковский столкнулся вот с каким парадоксом: глядя на изящную даму с высоты своего гренадерского роста, он казался себе худосочным пигмеем. В заключение дама надавала ему пощечин и с угрозами скрылась за дверью спальни.

Напуганный, но несломленный, Пендраковский храбро понесся за ней и с изумлением обнаружил свою постель в большом беспорядке. Беспорядок был красноречивей, чем дама, которая откровеннейще объясняла, чем, как и сколько раз они занимались, да Пендраковский ей не поверил.

Не поверил он и теперь, с ужасом глядя то на постель, то на даму, вползающую гремучей змеей в неприлично тесное платье. Не поверил, но к портмоне потянулся, смущенно спросив:

– Сколько я должен?

– Сотню, – обиженно отрезала дама, благополучно покончив с платьем и принимаясь за сетчатые чулки.

– Сто рублей? – уточнил Пендраковский.

– Еще «копеек» скажи! – гаркнула дама и, позволив себе непристойный жест, презрительно пояснила:

– Сто евро, козел!

– Так много? – Глаза Пендраковского совершили попытку переселиться на лоб.

– Не много, а вдвое дешевле, чем остальным. Постоянным клиентам фирма делает скидки, – успокоила его дама и приказала:

– Быстро бабки гони, у меня еще четыре таких же, как ты, импотента.

Вежливо расплатившись, Пендраковский остался один на один со своими сомнениями. С одной стороны, крамольного он ничего не помнил, но, с другой стороны, дама раздета была. Совсем.

И постель!

Кто ее разобрал, если дама сидела в шкафу? И как она в квартиру попала? Ведь кто-то ее впустил.

Кто, если не сам Пендраковский?

И (самое главное!) как эта дама узнала про импотенцию? С импотенцией обстояло все так секретно, что он сам себе боялся признаться в этом недуге, а дама откуда-то знает!

Тут уж задумаешься – есть от чего. Больше всего Пендраковского беспокоила фраза, которую дама обронила, прощаясь.

– До встречи, – небрежно сказала она, стремительно выходя из квартиры.

Пендраковский вопросительным эхом за ней повторил:

– До встречи?

– Ну да, позвонишь как обычно. Номер ты знаешь, – бросила дама и была такова.

Вот вам загадка. Несколько дней Пендраковский пребывал в смутных сомнениях, задаваясь вопросом:

«Здоров ли я? Не сошел ли с ума?»

Припоминая визит юной дамы, он прислушивался к своему организму: нет ли сбоев еще?

Сбоев вроде бы не было.

Наконец он успокоился, заглянул в комнату отошедшей в мир иной прабабки, увидел свой наследственный шкаф и ушел в другие проблемы. Охваченный нестерпимым желанием иметь кабинет, он еще больше теперь хотел избавиться от старины. Пендраковский нашел другого оценщика.

На этот раз к нему явился благостный старичок с козлиной бородкой и голосом. Он проблеял с порога:

– Что будем смотреть?

И Пендраковский повел его к ненавистному шкафу.

Антиквар с порога восхищенно воскликнул:

– О! – и метнулся к пастушкам.

Желая рассмотреть горельеф, он решительно распахнул ближайшую дверцу и…

И с воплем: «О боже!» – едва не сшиб Пендраковского с ног. Тот в ужасе закричал:

– Что, снова дама?!

И сильно ошибся: на этот раз в шкафу сидел симпатичный мужчина. Юный и голый.

– Вы кто?! – покрываясь холодным потом, спросил Пендраковский.

– Да ладно, противный, – кокетливо отмахнулся в ответ незнакомец, вылезая из шкафа и поражая всех своими размерами.

Разумеется, размерами в самом приличном смысле: с его комплекцией работать бы в кузнице, а не прятаться по пыльным шкафам.

Антиквар – застарелый, неисправимый «натурал», не понимающий голубых продвинутых веяний – в брезгливом ужасе и смущении вылетел из квартиры, а Пендраковский вынужден был остаться.

На этот раз он не стал препираться: рост, плечи и кулаки незваного гостя к лишним вопросам не располагали. Поэтому Пендраковский сразу спросил:

– Что я вам должен?

И с приятным изумлением услышал в ответ:

– Да ладно, противный, ты уже расплатился. Будто не знаешь, я беру вперед.

От такой наглости, от такого цинизма Пендраковского едва не стошнило. Однако он учел габариты мужчины и сдержался. Он простился с ним вежливо даже тогда, когда, цепенея, услышал;

– До скорого, пупсик, встретимся как обычно, я буду ждать.

Фраза наводила на грустные мысли. Пендраковский, свирепея, подумал: «Моя крыша съезжает, а чертов шкаф на месте стоит, будь он проклят!»

Желание избавиться от подарка прабабки стало столь нестерпимым, что Пендраковский готов был наброситься на несчастный шкаф с топором.

Слава богу, разум взял верх над эмоциями, и вскоре был приглашен новый оценщик.

На этот раз запуганный неудачами Пендраковский проявил осторожность и бдительность. Когда в квартире раздался звонок, он не сразу отправился к антиквару, а предварительно заглянул в «чертов шкаф» – иначе уже Пендраковский и не называл подарок прабабки.

Шкаф был пуст.

Облегченно вздохнув, Пендраковский подумал:

«Кажется, пронесло».

И смело открыл оценщику дверь.

Новый антиквар оказался здоровущим детиной.

Илья Муромец, Геркулес и Терминатор, вместе взятые (говоря языком современным), «не трепыхаются и отдыхают».

– Итак! – рявкнул детина и в предвкушении удовольствия проследовал к шкафу.

Пендраковский держался к антиквару поближе.

Тот скупо восхитился овечками, пастухами, пастушками и задорно спросил:

– А внутренности в каком состоянии?

– Мои? – отшатнулся хозяин.

– Ваши зачем мне?

– Ах, вы про шкаф.

Пендраковский хихикнул заискивающе и поспешно заверил:

– Внутренности сохранились отлично. Даже лучше, чем шкаф.

– Проверим, – сказал антиквар, решительно открывая дверцу.

Дальнейшее произошло молниеносно, Пендраковский даже не уловил, каким фантастическим образом улегся он у ног антиквара. В позе, весьма неудобной. Но не поза занимала его: горела щека. И не просто горела, а стремительно раздувалась, наползая на глаз.

Однако долго заниматься щекой Пендраковскому не позволили. Его подняли, внушительно потрясли и с криком: «Скотина! Ты все нарочно подстроил!» – пустили в высокий полет.

Согласно закону притяжения, полет завершился падением. Пролетев метров пять, Пендраковский приземлился в гостиной.

Теперь его мучило многое: боль в щеке, в пояснице, в боку и желание знать, почему он летает.

На первый взгляд причин для левитации не наблюдалось: крылья не выросли, а вес, напротив, за последние годы изрядно возрос.

Но (увы!) именно на свой взгляд Пендраковский и не мог положиться. Взгляд был неточным по причине затекшего глаза. Уже и второго.

А знать хотелось!

Очень хотелось знать, какая сила послала его, несчастного хозяина шкафа, в полет?

И что разожгло эту силу?

Оторвавшись от пола, Пендраковский дрожащими пальцами отвел с глаз распухшие щеки и не поверил этим глазам. Он увидел голую женщину.

Разумеется, незнакомую.

Бедняжка в ужасе металась по углам, а за ней галопом скакал антиквар. Действие происходило в комнате покойной прабабки, в присутствии шкафа, из которого, похоже, дама и вылезла. В келье старушки шел жуткий выброс энергии. Стекла в окнах звенели, дрожали полы, шкаф ходил ходуном, антиквар же тыкал пальцем в сторону Пендраковского и осатанело вопил:

– Даша, что ты нашла в этом уроде?

Требуя у дамы ответа, ответить ей антиквар не давал, яростно возвещая:

– Скотина он! Импотент! Страшная рожа!

«И этот знает уже о моей импотенции, – загоревал Пендраковский. – Но к чему оскорбления? – вдруг обиделся он. – Я не скотина и совсем не урод. А рожа У меня вообще симпатичная».

И тут до него дошло, что антиквар эту женщину называет по имени – ну разве не удивительно?

Пендраковский поднялся с пола и, направляясь к месту баталии, наивно спросил:

– Простите, вы разве знакомы?

Антиквар выпустил из себя сноп огня (образно выражаясь) и проревел, тыча пальцем в голую Дашу:

– Эта сучка – моя жена!

Затем его палец изменил направление и уперся в грудь Пендраковского.

У того потемнело в глазах, – Она сучка, а ты скотина! – проревел антиквар, наводя свой страшный кулак на скулу Пендраковского.

Тот вжал голову в плечи, но удар был предотвращен нечеловеческим воплем раздетой Даши.

– Не смей трогать Валеру! – провизжала она, бесстрашно заслоняя своей соблазнительной грудью оседающего на пол Пендраковского.

Опускаясь к плинтусу, Пендраковский жалобно простонал:

– Женщина, мы незнакомы.

– Женщина? – поразилась она и с угрозой спросила:

– Лерик, как ты меня назвал?

– Вот вам крест, я вас впервые вижу, – заявил атеист Пендраковский и лихорадочно начал креститься.

Атиквар и Даша остолбенели.

– Что ты сказал? – плаксиво проблеяла голая Даша. – Мерзавец, ты клялся в любви!

– Я вас вижу впервые, – упрямо повторил Пендраковский и дерзко добавил:

– Обоих.

Ответом ему была пощечина. Звонкая, но тяжелая.

За ней вторая. И третья. И четвертая…

Даша била, но он не плакал – плакала она.

– Ах, мерзавец! Мерзавец! Ты клялся в любви! – рыдала женщина.

Щеки его горели, еще бы!

Но еще больше горели бока, которые энергично (ногами!) охаживал антиквар.

Атеист Пендраковский, теряя сознание, горестно вопрошал:

– Господи, за что мне?! За что?!

И господь явился.

И тихо сказал:

– Валера, за шкаф.

«Точно, крыша поехала! – прозрел Пендраковский. – И во всем виновата бабуля!»