Продается шкаф с любовником

Глава 7

Получив инструкции и массу напутствий, Галина Семенова, виляя бедрами, с восторгом отбыла в ресторан. Далила храбро осталась нянчиться с обожаемой крестницей.

Малышка Ангелина в присутствии матери демонстрировала милый покладистый нрав, оставшись же с крестной наедине, она имела обыкновение из ангела превращаться в бесенка. Она хватала самые дорогие предметы и неистово швыряла их в стену, она бешено колотила руками-ногами, она трясла головой, кусалась, царапалась и лягалась. А вопли, которыми Ангелина обычно выражала протест против разлуки с мамашей, будоражили весь дом, от первого этажа до последнего. И не было никакого от воплей спасения.

Обрывались они только тогда, когда на пороге вырастала Галина: бесенок Ангелина мгновенно превращалась в симпатичного ангелочка.

Теперь можно представить, с каким чувством согласилась Далила играть роль няньки.

Однако, против всех правил, Ангелина не заметила отсутствия матери. Она ползала по ковру, увлеченно играя с новой игрушкой: сработало ноу-хау Далилы.

На этот раз Далила не рискнула просто так входить в клетку к разъяренному льву, который прикидывается безобидным котенком. Зная метаморфозы своей крестной доченьки, она запаслась против нее оружием: едва Галина вышла из комнаты, как Далила включила запись ее экспрессивного голоса. Под материнский речитатив Ангелина отлично играла, не собираясь бузить.

С игрушкой в руках она и заснула на дорогом мягком ковре – тоже подарок крестной. Далила даже не решилась переносить «термоядерную» малышку в кроватку. Она подложила под голову Ангелины подушку, прикрыла ее одеялом и на цыпочках вышла из комнаты.

Перекрестившись на кухне и воздев глаза к потолку, Далила радостным шепотом выдохнула:

– Господи! Кажется, пронесло!

И в этот миг (о ужас!) оглушительно зазвонил ее сотовый!

На самом деле сотовый не звонил, а еле слышно натренькивал задорное рондо Моцарта. Однако в свете возможных проблем эти невинные звуки показались Далиле трубным зовом на Страшный суд. Она лихорадочно поднесла телефон к уху и услышала пафосный возглас племянника:

– Бонд! Джеймс Бонд!

– Женька, я тебя точно убью! – раздраженно прошипела Далила.

– Вижу, я очень не вовремя, – констатировал Бонд, и в трубке раздались гудки.

«Он мне нужен!» – вспомнила вдруг она и, быстро набрав номер племянника, виновато спросила:

– Женечка, зачем ты звонил?

Бонд радостно сообщил:

– Хотел рассказать анекдот.

– Новый?

– Прямо с конвейера.

Евгений любил придумывать хохмы, поговорки, анекдоты и пускать их по свету. Распространив, он немедленно забывал свои опусы, причем намертво.

Когда же его анекдоты к нему возвращались (через друзей, соседей, знакомых), он безбожно критиковал свое чувство юмора. Это изумляло и смешило Далилу.

– Что ты придумал на сей раз? – поинтересовалась она.

– Опять еврейская тема.

Боречка Розенблюм, лучший друг и однокашник Евгения, «был с детства евреем», как любил шутить он сам по этому поводу. Естественно, еврейская тема развивалась со школьной скамьи. Причем Боречка собирал и бережно хранил все дружеские анекдоты, присказки, прибаутки и поговорки.

Иные поговорки потом переделывались в свете новых времен, постепенно становясь анекдотами. Здесь нужна предыстория.

В связи с тем, что фамилия Бонд воспринималась многими как еврейская, Евгению с юных лет приходилось давать объяснения соседям, родственникам и друзьям Розенблюма. Таким образом родилось изречение:

На исконно русский вопрос: «Как вы относитесь к евреям?» – я с гордостью отвечаю: «К ним категорически не отношусь!»

Когда на нашу ровно подстриженную страну наступил капитализм и кое-кому открылось пространство для роста, изречение, несколько изменив смысл, приобретало такую вот форму:

На неприлично русский вопрос: «Как вы относитесь к евреям?» – я со смешанным чувством гордости и стыда отвечаю: «Увы! К счастью, я к ним не отношусь!»

Годы шли, и жизнь показала, что и это изречение надо менять. Согласно духу времени теперь оно выглядит так: На совершенно дурацкий вопрос: «Как вы относитесь к евреям?» – со стыдом признаюсь:

«Пока к ним не отношусь».

Но вернемся к Далиле: разумеется, она пожелала выслушать анекдот племянника, и он с радостью его рассказал:

– Абрамчик вернулся из командировки и спрашивает: «Сарочка, сколько у тебя было любовников?» Сарочка виновато ему отвечает: «Всего пять, Абрамчик».

И спешит пояснить себе в оправдание: «Но они тебе страшно завидовали».

Далила решила продолжить:

– А Абрамчик, поскребывая в затылке, укоряет жену: «Всего пять, говоришь? Что ж так мало?»

Евгений разочарованно возразил:

– Нет, это уже перебор. Во всем нужна мера.

– Да, по части юмора я не сильна, – согласилась Далила. – Но зато, как психолог, спрошу: что, твой Розенблюм из командировки вернулся?

– Нет, а с чего ты взяла?

– Кто-то же должен был натолкнуть тебя на развитие любимой еврейской темы.

Бонд рассмеялся:

– Наша тетушка Мара и натолкнула.

Вполне русская тетушка Мара по мере старения накапливала еврейские черты и во внешности, и в характере. Возрастная трансформация внешности и повадок тетушки Мары вдохновляла на творчество ее внучатого племянника, Бонда Евгения.

– Что же случилось на этот раз? – зная об этом, спросила Далила.

– Сегодня звоню ей и хвастаю, как дешево урвал для своей тачки «мишлены». Вместо того чтобы порадоваться за меня, тетушка въедливо интересуется, сколько я заплатил.

– И ты сказал? – испугалась Далила.

– Сдуру сказал, старушку чуть удар не хватил.

– Ну, знаешь! Я честным тебя воспитала, я за честность тебя и прибью!

– Слушай дальше, – рассмеялся Евгений. – Пока тетя Мара приходила в себя, я назвал ей настоящую цену «мишленов». Она мгновенно начинает меня ругать, почему мало взял, всего каких-то два колеса.

И сентенцию мне выдает: «Везение для того и существует, чтобы им пользоваться, а не зевать». Тут меня анекдотом про Абрамчика и осенило. Кстати, тетушка просила тебя срочно ей позвонить.

Далила взволновалась;

– Что-то случилось?

– Не знаю, она вроде здорова.

– Не мог расспросить?

– Кажется, у нее к тебе просьба. На всякий случай я интересоваться не стал. Вдруг она захочет заменить мною тебя.

– Неужели ты бездушный такой? – не удержалась от упрека Далила.

Евгений обиделся:

– Вовсе нет, просто я занятой. По мелочам прошу не беспокоить. Я создан для крупных дел.

– Ну да, как все бездельники и мужчины. Кстати, ты сам напросился, у меня есть для тебя крупное дело, – сообщила Далила.

– Надеюсь, приятное? – насторожился Евгений.

– О да. За молодой и красивой женщиной надобно приударить.

Бонд мгновенно и вдохновенно заверил:

– Можешь всецело рассчитывать на меня!

– Отлично. Завтра утром к тебе загляну и выдам инструкции.

Он испугался:

– Завтра? К чему же тянуть?

Далила пожаловалась:

– Сегодня я не могу. У меня Линочка на руках, и Галка поздно вернется.

– Так ты у Галины, – радостно прозрел Бонд и решительно заявил:

– Немедленно выезжаю для получения надлежащих инструкций.

Далила в панике зашипела:

– Только не вздумай звонить.

– Почему?

– Лина спит, и горе тому, кто посмеет ее разбудить.

Бонд озадачился:

– А как же я без звонка к тебе попаду?

– Я дверь оставлю открытой, – пообещала Далила. – Ты только на цыпочках заходи и не вздумай с порога орать, как ты это любишь обычно делать, дикий ты, невоспитанный человек.

– Я же от радости видеть тебя ору, – начал оправдываться Евгений.

Далила его перебила:

– Знаю, но предупредить-то должна. Ты скоро будешь?

Бонд заверил:

– Прямо сейчас выезжаю.

– Тогда через полчаса я открою входную дверь, – обязалась она.

На том и закончили разговор. Прокравшись в гостиную, Далила убедилась, что Линочка безмятежно спит, и, вернувшись на кухню, набрала номер тетушки Мары. Старушка была чем-то взволнована.

– Ах, детка, мне так неудобно обременять тебя просьбами, – начала извиняться она.

Далила, зная, что «песнь» будет долгой, поспешила заверить:

– Я абсолютно свободна.

Тетушка обрадовалась:

– Как хорошо. У близкого мне человека депрессия. Ты не могла бы с ним поработать?

– Поработать?! – испугалась Далила. – У меня все расписано на месяц вперед. К тому же я недавно взяла на себя обязательства, которые не знаю, как выполнять, так это хлопотно. Я ввязалась в сложное дело и так теперь занята…

Тетушка строго напомнила:

– Минуту назад ты говорила, что абсолютно свободна. Как это понимать?

– Я думала, тебе окна надо помыть, – призналась Далила – Весна на носу. Я и сама собиралась помочь тебе по хозяйству.

– Окна мои подождут, – безапелляционно заявила старушка, – а мальчик ждать больше не может.

У мальчика, кажется, истерия.

– Ты же говорила, депрессия, Тетушка отмахнулась:

– Не знаю, я его не смотрела. Какое это имеет значение? В любом случае ему нужна твоя помощь.

Отягощенная обязательствами, Далила восстала:

– Моя помощь многим необходима, а с истерией пускай в поликлинику обратится.

– Обращался. Врачи не помогли.

– С ним работы на месяцы, а я занята.

Наткнувшись на препятствия, хитрая тетушка тактику изменила.

– Пойми, деточка, – жалобно запричитала она, – у близкого мне человека беда. Мальчик страдает.

– Если он такой близкий, сама им и займись.

– Я бы взялась за него, но так давно не практиковала, что не решаюсь, честное слово, боюсь. Ты же знаешь, хуже всего получается именно с близкими. Чем больше стараешься…

Уж это Далила знала.

– Да-да, – рассеянно подтвердила она. – А он точно к врачам обращался, этот твой близкий родной человек?

– Если честно, то я не знаю, – горестно пискнула тетя Мара и снова начала причитать:

– Мальчик так плох, он не спит, с отвращением ест, он худеет…

«Где брать время?» – мысленно облилась слезами Далила и, дрогнув под натиском тетушки, с тяжелым вздохом сдалась:

– Хорошо, завтра после шести пусть приходит.

Вместо отдыха буду мальчика твоего ублажать.

– Спасибо, деточка, ты очень добра, – интеллигентно заверила тетушка Мара и, добавив:

– Не буду тебя отвлекать, – собралась вешать трубку.

– Погоди! – забыв про спящую Ангелину, закричала Далила. – Скажи хотя бы, как зовут этого мальчика?

– Я не знаю, – растерялась старушка. – Сейчас посмотрю, у меня где-то записано. Ах, эта память, надо только найти…

– Не нужно, завтра узнаю. Надеюсь, твой близкий родной мальчик не забудет представиться. Скажи хоть, кем он тебе приходится.

– Ах, – умилилась тетушка Мара. – Ну Лелю мож ты знаешь.

– Еще бы, – потеплел голос Далилы.

Тетя Леля (Елена Гавриловна) старая подруга Мары, почти член семьи.

Тетушка с напором продолжила:

– Так вот, тот, за кого я прошу, сын соседки сотрудницы, даже начальницы, племянницы невестки нашей Лелечки.

Традиционно питерская «заморочка» – от ее сложности Далилу передернуло даже.

– Жуть! – возмутилась она. – Ты сама хоть поняла, что сказала?

– Ну что же тут непонятного? – удивилась тетушка Мара и, к ужасу племянницы, начала объяснять:

– Невестка нашей Лели имеет по первому мужу племянницу, ну ты знаешь ее. Недавно у нее потолок обвалился.

– Ах, та, что на Невском живет, – прозрела Далила.

– Именно. Так вот, у нее есть сотрудница, даже начальница. Кстати, она на Большой Конюшенной проживает, в том доме, в котором жил Миша Романов.

Миша Романов – школьный друг матери Далилы: ее первая любовь, первый поцелуй, первое признание. В свете этого весомого факта начальница племянницы уже без всякой Лелечки не чужой человек Маре, а вместе с ней и Далиле.

– Так вот у начальницы этой, – продолжила экскурс в таинство отношений тетушка, – есть соседка, у которой есть сын, милый прелестный мальчик. Вот он-то и нуждается в твоей помощи.

– И эту седьмую воду на киселе ты называешь близким родным человеком? – поразилась Далила.

Вообще-то она и сама частенько пользовалась питерским братством, но время от времени пыталась против него бунтовать. Особенно когда была перегружена профессиональными обязательствами.

Сейчас был как раз такой случай. Тетушка, отлично все понимая, гнула свое.

– А по-твоему, Леля чужая нам? – строго спросила она и категорически возвестила:

– Леля родная!

– Леля – да, но… – пыталась отбиваться Далила.

Однако тетушка и слушать ее не хотела.

– А невестка Леле, по-твоему, абсолютно чужой человек? – наступала она.

– Невестка – да, но…

– Невестка родная! А невестка Лелина разве виновата, что у ее первого мужа есть родная племянница?

Или она с первым мужем из-за тебя ругаться должна?

У них общие дети. Поэтому племянница ей родная.

У племянницы, кстати, и так беда, потолок обвалился. Разве она нам не родная?

– Племянница – да, но…

– А может ли эта племянница начальнице своей отказать? Ты хочешь, чтобы она лишилась работы?

– Начальница – да, но…

– А начальница может отказать своей лучшей соседке? Они на Большой Конюшенной прожили всю жизнь дверь в дверь. И что ей теперь, спокойненько наблюдать, как гибнет младенец, мальчик, которого она нянчила на руках? И Миша Романов, я уверена, этого мальчика знает. Мальчик нам не чужой…

– Все! Ты меня умотала! – взвыла Далила.

Тетушка невозмутимо осведомилась:

– Прости, не расслышала, что я тебя?

– Убедила. Действительно, он нам родной человек, этот мальчик. Пусть приходит. Клянусь! Все сделаю для него!

Мара умильно поинтересовалась:

– Тогда, может, я дам ему номер сотового?

– Моего? – изумилась Далила.

– Разумеется, у меня же нет сотового.

– Конечно, конечно, дай.

– Возможно, придется ему оказать скорую помощь, – пояснила тетушка Мара.

Тут уж Далила взбесилась:

– Что? Я буду консультировать человека с депрессией по сотовому телефону? Ты хочешь меня разорить? Впрочем, что это я? Человек-то родной. И не аргумент, что ты сама боишься лишний раз позвонить единственной племяннице на мобильный. Кто ты такая? Ты всего лишь какая-то тетушка, а он целый сын соседки начальницы невестки тещи…

Далила сделала паузу и, осознав бесполезность затеи, отказалась перечислять.

– Тьфу! – сплюнула она зло. – Я запуталась. Разумеется, дай. Обязательно дай ему номер.

Старушка обиженно произнесла:

– Пожалуй, я лучше не буду давать.

– Я должна тебя уговаривать? – поразилась Далила. – Что ж, изволь, я тебя уговариваю. Милая моя, я тебя очень прошу, дай, пожалуйста, мальчику мой телефонный номер. Пусть и днем, и ночью звонит, не стесняясь. Я буду ему всегда и во всем помогать. Я берусь за него основательно.

– Слава богу, раз ты взялась, значит, мальчик спасен, – облегченно вздохнула тетушка Мара, великодушно прощая племянницу за фиглярство.

Пока Далила, жадно хватая воздух, поражалась тактике и упорству старушки, та просветленно произнесла:

– Пойду порадую Лелечку. Прощай, моя милая.