Продавец времени

15

Княжеский двор гудел, словно потревоженный улей – разгружались обозы, плотно связанные тюки и сундуки с добром – одеждой, посудой, коврами и книгами – устанавливались тут же, на деревянный настил у крыльца, дьяк охрип раздавать команды и сейчас присел на сундук и только поглядывал, что куда несут слуги и отмечал в свитке. Меж тюков и сундуков бегала ребятня – раздразнив недавно ощенившуюся суку, они теперь убегали от нее, подпрыгивая и уворачиваясь от острых зубов собаки. Дворовые люди суетились, стараясь как можно быстрее управиться с делами и отдохнуть.

Конюшие отводили уставших лошадей в стойла, чистили и кормили их – действовали вальяжно и неторопливо, работая за разговорами и прибаутками.

Неждана наблюдала за ними из окна своей светлицы. Она прибыла с первым обозом и сейчас скучала, тревожно поглядывая за сборами во дворе, вглядываясь в спины работных людей – как вытянутся в струнку, значит, князь едет. Значит, Неждане самое время прятаться – прибыла с первым обозом она сама, в нарушение воли отца. Не хотела перечить, знала, что будет наказана, что и матери из-за нее достанется от гнева отцовского – запретит отец к ней ехать, но решилась ехать раньше отца, чтобы тот не видел ни меч, ни колчан, ни Саввушку – коня любимого, что нес Неждану на спине бережно да разгонялся быстрее ветра, срубая сильными копытами белые головки ромашек. Отец велел бы оставить и Саввушку, и оружие дома, не позволив взять с собой в стольный Аркаим.

– Тебе пора о девичьей судьбе думы вести, а не по полям скакать, – отрезал накануне. И добавил, сурово окинув дочь взглядом – у той аж сердце горлицей в груди забилось: – Гостомыслов внук прибудет в терем, сведу вас.

Нежданина радость оказаться на ярмарке, впервые за три года, тут же испарилась словно роса на солнечном припеке – раз сведут, значит, ждать сватов надо. Значит, волю ее спрашивать никто не станет, значит, сбудет ее отец с рук, как поношенный кафтан. Выкинет с глаз долой и из сердца вон. А мать в скит отправит гни горькие горевать.

«Не бывать этому!» – решила княжна.

Упрятала меч в сундук кованый, прикрыла нехитрым девичьим скарбом от любопытных и злых глаз прислужниц, одежду мужскую – на дно другого сундука. И Саввушку к колымаге привязала самолично, чтобы никто не осмелился перечить и отвязать. Да успела прямо перед отправлением обоза, чтобы и отцу никто донести не успел.

– Отобедать не желаете, княжна? – в светлицу заглянула служанка. Неждана не помнила ее имя, но та работала в княжеском стольном тереме уже не один год. Обнаружив девушку у окна, замерла на пороге.

Неждана посмотрела на нее через плечо, качнула головой:

– После.

Служанка вздохнула, посмотрела с осуждением, напомнив:

– Князь заругает…

Та закусила губу, нахмурилась – перед смертью, говорят, не надышишься, гнев отцовский можно принимать и на сытый желудок, а с женихом знакомиться и еще сподручнее – кусок в горло не полезет, уж она о том знала наверняка.

– Ладно, давай.

Служанка улыбнулась с видимым облегчением, засуетилась, накрывая на стол. Оказалось, за дверью светелки уже стоял приготовленный поднос с ломтиками домашнего сыра, орехами в ароматной карамели и сладкими финиками. Колодезная вода плескалась в глиняной крынке, а под салфеткой похрустывал свежеиспеченный хлеб, какой пекли только в Аркаиме – ароматный, с заморскими травами и диковинными семенами тмина и черного перца. У Нежданы заурчало в животе. Усаживаясь за стол, она еще раз взглянула во двор.

– Батюшку, небось, ждете? – догадалась служанка.

Неждана начала припоминать: любопытную девушку, которая постоянно лезла со своими комментариями, куда не просили, звали Леся. Она была старшей дочерью местного конюха, мужика мрачного и неразговорчивого, Неждана как раз сегодня с ним столкнулась, когда Саввушку приводила в стойло.

– Все ждут, – отозвалась уклончиво.

Леся поставила перед княжной поднос, расправила ручник, налила в кружку воды.

– Поговаривают, с гостями прибудет. Как темнеть начало, гонец прибыл, велел ужин готовить богатый, все кухарки с ног сбились.

Сердце Нежданы упало: отец едет с женихом, Гостомысловым внуком. Кусочек сыра, зажатый между пальцев, остался несъеденным – княжна вернула его назад, на тарелку, опустила голову, чтобы спрятать от служанки свой гнев и слезы бессилия. Леся тем временем продолжала болтать:

– Сказывают, княжич хорош собой, силен, – она мечтательно посмотрела в потолок. – Сказывают, весел и удал, хорошим мужем будет.

Неждана вскинула голову, посмотрела сердито:

– Вот и иди за него.

Леся посмотрела на княжну с жалостью, рассмеялась в лицо:

– Так я рожей-то не вышла, не княжеского роду-племени. Так что мне на него и роток раскрывать не след. А вот тебе, княжна, может, и свезло, ежели он так умен и хорош собой, как о нем молва идет.

Во дворе зашумели подводы, заголосили бабы. Собаки подняли истошный лак, который прерывался резкими окриками конюхов и щелчками хлыста. Неждана поняла: приехал отец с дружиной и нареченным женихом. Отодвинув от себя кушанье. Подошла к окну, тенью встала за ним, чтобы со двора не видно было, окинула взглядом приехавших. Первым спешился отец, бросил поводья подоспевшему конюху, огляделся. Сразу нашел взглядом окна светелки, Неждана едва успела спрятаться, чтобы не встретиться с ним взглядом. Вынырнула осторожно, отметив, что дружинники почти все спешились, повели лошадей к конюшням, а рядом с отцом стоял незнакомец: высокий, светловолосый молодец. Он громко по-хозяйски смеялся, поглядывал на пробегавших мимо молоденьких служанок и тайком – на княжеский терем. Вздохнув, Неждана оправила платье и собралась спускаться вниз.

Леся спохватилась:

– Княжна, а отобедать?! Хоть немножечко скушайте.

Неждана остановилась. Отцу лучше явиться, не мешкая. Показать дочернюю покорность, тогда, может, удастся усыпить его бдительность и заглянуть на ярмарку, да пройти в Тайные ряды. Опять же, чтобы не рассердить отца, лучше часто перед ним не мелькать, а, поприветствовав, откланяться. Прикинув, девушка бросила через плечо:

– Оставь здесь.

Как в воду глядела.

Торопливо сбежав из своей светелки вниз, княжна остановилась в нижней горнице, оправила платье, богато украшенные жемчугом и бирюзой обручья, пригладила бусы. Толкнув дверь, важно вышла на крыльцо и шагнула к ступенькам, окунувшись в яркий овал солнечного света – чтобы отец заметил прежде, чем она подойдет к нему ближе.

Она увидела его сразу – высокий и статный он был на голову выше остальных, а княжеская стать и боевая выправка делали его особенно заметным. Светлые волосы, чуть растрепавшись и выбившись из-под обруча, рассыпались по плечам упругими золотистыми локонами, крепкими, с глянцевым блеском, какого иной раз не бывало и у вельможных гречанок. Не мудрено, что он решил оставить хворую жену, да жениться во второй раз. Неждану – против воли ее – укололо чувство гордости, да тут же зашевелилось внутри ледяной жабой – отец ее не любил и всегда сторонился, как сторонятся уродливого и нескладного утенка.

Рядом с князем стоял юноша, болтал с ним не стесняясь и важничая, как с равным, хоть и с должным почтением. Он был чуть старше самой Нежданы, стройный, тонкий и будто натянутый, как струна. Волосы цвета выбеленного льна, смуглая, опаленная степным солнцем кожа, веселая улыбка и горделивая стать – это, должно быть, Званко, внук князя Гостомысла, поставленный после смерти своего старшего сына во главе дружины и назначенный преемником знаменитого деда. Об удачливом княжиче ходили легенды. Поговаривали, будто он побывал на том свете, прошел через Темный лес в чертоги Яги да вернулся оттуда живой и невредимый. Неждана в это не верила: от Яги еще никто невредимым не уходил. Значит, или молва лжет и Званко не бывал у старой ведьмы, или за этой безмятежной улыбкой кроется что-то страшное.

– Подойди ко мне, дочь моя!

За своими размышлениями Неждана не заметила, что отец давно смотрит на нее. Бросив на князя тревожный взгляд, поняла – отец не знает о Саввушке, а ее появлением доволен. Еще бы: княжна специально наряжалась, знала, как речной жемчуг и бирюза смотрятся на ее медно-золотых волосах, как отливает серебром нарядный сарафан ярче апрельского неба, как отражается в глазах, играет на солнце. Знала, что хороша. И если что-то и могло смягчить суровое отцовское сердце, так это дочерняя покорность, с которой она ждала его появления на княжеском дворе, да еще тщательность, с которой выбирала наряд. Для своего нареченного Званко – так должен был подумать отец.

Неждана, чуть приподняв подол сарафана, шагнула с крыльца: нос вздернут, спина прямая.

Дворовые люди притихли, с любопытством замерли. Переглядываясь и подталкивая друг друга, встали, будто на мгновение позабыли, куда спешили. Князь приветливо улыбнулся:

– А вот и моя Неждана. Красавица-княжна, душа-девица… Нравом не робка, зато сердцем добра, речами умна да разумна. Золото, а не девица…

Неждана почувствовала, что краснеет – не то от полуденного солнца, не то от слов отца да мягкого говора. Званко, выступив чуть вперед, прищурился и будто бы оробел:

– Вижу, князь, не лжет молва, говоря о твоей дочери, – взгляд лукавый, прощупал девушку с головы до пят. Под этим взглядом Неждане стало неловко, почудилось, будто кобылица она на ярмарке, новым хозяином приласканная.

Посмотрел на княжича, полоснула взглядом, как неверную нить разорвала:

– Молва не лжет, да отцовское сердце не прочь приукрасить достоинства неразумной дочери. Не забывай, княжич, отец желает сбыть дочь с рук, пока та не стала залежалым товаром… А товар, нахваливая изъяны, не продают.

У отца потяжелел взгляд, на щеках разлился румянец. Званко рассмеялся.

– Да, вижу, князь Олег, остра на язык твоя дочь, с такой и беседу вести – душевное счастье, – он постарался смягчить слова княжны, да вместо того угодил в расставленную ею ловушку: получалось, что согласен он с ее словами, а князь лжет.

Словно раскат грома над княжеским двором прогремел:

– Так жена не для бесед берется, княжич! – мужики, толпившиеся на княжеском дворе, дружно рассмеялись.

Неждана задержала на княжиче взгляд, усмехнулась лукаво. Званко нахмурился, чем еще больше рассмешил мужиков – те захохотали еще громче.

– Так с чего ему знать-то?! Он, небось, и не знает, где что у жены находится и для чего надобно! – ржал один.

– А оно зачем ему? Он беседы водить будет! – подхватил другой.

– Теми беседами будет и сыт, и пьян, и обласкан! – не унимался третий.

Неждана смотрела на княжича, отмечая, как с того слетает безмятежная спесь, как проступает в глазах что-то темное и злое. «А может и был он у Яги», – отметила про себя и, обойдя жениха стороной, подошла к отцу, прильнула к руке, земной поклон отвесила.

– Как дорога, отец-батюшка? Не слишком ли утомила? – и, будто забыв о княжиче, подхватила отца за локоть, повела в терем: – Я раньше зари выехала, чтобы управиться да встретить тебя как подобает.

Князь, готовый уже было разразиться гневным словом, притих, сраженный лаской да заботой дочери. На ее слова отозвался рассеянно и, влекомый дочерью в терем, на миг забыл о Званко:

– Так вот отчего ты вперед меня умчалась…

– Как и подобает хозяйке дома, – напомнила дочь. – Покуда матушке моя нездоровится.

Сказала и сама поняла – зря. Отец потемнел лицом, ничего не ответил. Склонившись к щеке дочери, спросил тихо:

– Что, не люб тебе Званко, так огрела его да на смех выставила?

Девушка покосилась на присмиревшего, шедшего за ними следом гостя, усмехнулась:

– Пока больно на индюка похож. А там видно будет, – уклончиво добавила: – Может, и правду говорят – хороший воин.

Уже входя в княжеские палаты, Олег похлопал дочь по тыльной стороне ладони, проговорил:

– Ну, из твоих слов вижу, что упрямишься ты из вредности. А еще – что Званко тебе не противен… А в остальном, – он лукаво прищурился: – Ничего-ничего, стерпится, слюбится… Он знатный воин, тут ты права, лучший из многих. Да и земли у него пограничные. – Отведя ее к окну, в сторону от гостей, он развернул дочь к себе и поставив перед собой так, чтобы свет падал в глаза девушки, добавил: – От дружбы с соседями зависит покой и достаток наших земель. А значит, Неждана, смирись. Завтра, на площади, пообещаю ему твою руку.

Девушка отшатнулась:

– Нет, – слетело с губ.

Неждана осеклась, прикрыла губы ладонью, чтобы с них не сорвалось еще какое-то преступное признание. Отец посуровел.

– Что значит «нет»?

Девушка часто дышала, смотрела на отца с ужасом и тоской. Его ладони лежали на плечах тяжело, сковывая, будто в тиски, богатое жемчужное очелье давило на лоб, бусы душили. Девушка спохватилась: шумно выдохнув, перевела дыхание:

– Не так быстро, прошу. Дай свыкнуться… Да и что люди подумают. Будто в самом деле, от меня избавиться спешишь, будто я негодная… Как с такой молвой жизнь новую в доме Гостомысла выстраивать?

Она почувствовала – по глазам отцовским прочитала – что попала в самое сердце: ославить дочь свое опрометчивостью и испортить еще не начатую шахматную партию он не мог. А значит, стоило продолжать набивать дочери цену, а не навязывать ее в новый дом.

– И то правду говоришь, – отец взглянул на нее с грустью. – Будь по-твоему. Но знай – сие лишь отсрочка для общего блага, слово мое не изменится. Ты станешь женой Званко.

«Посмотрим», – мелькнуло в голове Нежданы, но девушка смолчала, отвела взгляд, чтобы отец не прочитал в них ничего. Слово – серебро, молчание – золото.

Гости усаживались за столы, шумели слуги, скоморохи уже затеяли забавы, играли на гуслях и отпускали одну за другой прибаутки – зал то и дело взрывался от общего хохота, а к княжескому терему тянулись аркаимские купцы – кто на поклон, кто за княжеским судом, кто других послушать, кто себя показать. Князь Олег поцеловал дочь в лоб:

– Ступай. Завтра поговорим.

Девушка выдохнула с облегчением, спрятала победную улыбку – ото всех, кроме нареченного жениха, наблюдавшего за ней. Подхватив подол нежно-голубого сарафана, княжна поклонилась отцу, поклонилась пришедшим на обед боярам да воеводам и, опалив Званко колким и ледяным взглядом, выскользнула из трапезной.

16

Подождав наступления сумерек, Неждана вызвала Лесю, велела приготовить постель.

– Устала сегодня, спать хочу, – сообщила мрачно.

Служанка посмотрела на нее с тревогой:

– Может, лекаря позвать?

Княжна покачала головой:

– Не стоит. То с дороги устала, к утру пройдет.

Она наблюдала, как Леся взбивала подушки и перины, оправляла одеяла. Свечу зажечь не позволила:

– Рано еще. Я сама, коли не засну… Ступай!

Леся замешкалась у дверей светелки:

– Княжна, позволь с тобой в комнате остаться. Я на сундуке лягу…

Неждана нахмурилась:

– С чего бы это вдруг?

– Да гостей полон дом, мало ли кто окном ошибется. А с меня потом спрашивать станут, что покой княжны не уберегла. – Леся закусила губу и отвела взгляд.

Неждана нахмурилась.

– Это кто ж тебя надоумил тюремщицей моей стать? – подумав, смягчилась, подошла к служанке, лаково положила руки на плечи: – Не бойся. Я буду одна и никто ко мне не заглянет. – Леся виновато подняла глаза. Неждана грустно улыбнулась. – Я правда устала и хочу выспаться. Одна. Я так привыкла…

– Позволь хоть помочь переодеться ко сну…

– Я сама… Мне одной хочется побыть, – Неждана подмигнула: – Не каждый день знакомят с нареченным.

– Поговаривают, что на смех ты его подняла, – Леся посмотрела искоса, упрямо не покидая светелку княжны.

Та вздохнула:

– Может, и вправду, обидела его. От того и сердце бьется в груди. От того и тревога растет. Веришь ли?

Леся неохотно кивнула:

– Верю.

– Ну, тогда ступай…

Княжна опустила руки и отошла от служанки на шаг назад. Та еще мгновение постояла в нерешительности, но все-таки развернулась и вышла.

– Скажи, чтоб не приходил никто, не будил! – крикнула ей вслед княжна.

Дождавшись, когда шаги Леси окончательно стихнут, Неждана заперла дверь на засов и, пройдя к окну, аккуратно, чтобы не скрипнули створки, прикрыла его. Отошла в уголок, где за изразцовой кладкой притаился ее девичий уголок. Там, отперев сундук с драгоценностями, достала из него шкатулку, сняла с палец кольца и убрала. Отстегнув крепления богато украшенных зарукавий, убрала их в сундук, положила поверх тончайшей фаты. Развязав атласную ленту, стянула кокошник, полюбовалась красивым жемчужным узором. Поправила чуть сместившуюся бусину, стряхнула ворсинку с золотой оплетки края. Вздохнув, спрятала в сундук, в особое отделение.

Сняв остатки остальных украшений и отвязав дорогие ленты, княжна заперла сундук, а ключ убрала в заветное место, за изразцами. Оставшись в одной сорочке, свернула подушки рушником и уложила под одеяло, аккуратно примяла перины и подушку. Бросила рядом с изголовьем книжицу, поправила в ней закладку. Низкую подставку для ног придвинула к краю постели, поставила на нее приготовленный заранее огарок свечи в серебряном подсвечнике. Бросила рядом огниво.

Критически оценив проделанную работу, осталась довольна.

У двери послышался шорох.

– Княжна, спишь? – Голос Леси, приглушенный плотно запертой дверью.

– Нет, читаю еще, – отозвалась Неждана и нахмурилась: вдруг служанка захочет войти, придется все приготовления рушить. Опережая просьбы служанки, зевнула: – Мне уже лучше, спать ложусь… И ты спи!

– Если что, я тут, в горнице, за дверью. Что нужно будет, кликайте!

Неждана закатила глаза:

– Хорошо, – и попрыгала на кровати, зашелестела одеялами, будто устраиваясь для сна. Зажгла и тут же загасила свечу, чтобы запах прогоревшего фитиля обманул настырную Лесю.

Прислушалась – служанка в самом деле устраивалась на ночлег под дверью.

Княжна поморщилась: вот упертая.

Но спорить бесполезно. Спорить – это привлечь к себе внимание. Поэтому она притихла, ожидая, когда служанка уснет. Ноги застыли – из приоткрытого окна потянуло ночной свежестью. Неждана забралась в кровать и обхватила ледяные пальцы руками. За шиворот тонкой сорочки забиралась вечерняя прохлада. Внизу, на княжеской половине, шумно гудела пирушка, гремели мужские голоса, смех и пляски скоморохов. Из-под двери в светлицу доносилось ровное посапывание и тихий храп служанки.

«Пора!», – бесшумно соскользнув с постели, Неждана на цыпочках прошла к сундукам.

Сдернув с них шелковые накидки и переложив на лавку плоские подушки с персидским узором, откинула крышку у ближайшего. Достала со дна мужскую одежду, обувь. Из другого – еще раз предварительно прислушавшись к мерному дыханию Леси – короткий меч в неприметных ножнах. Ловко оделась, плотнее заплела волосы в косу и убрала ее, закрепив ее короткой бронзовой спицей. Покосилась на распахнутое нутро сундука – на дне остался припасенный холщевый мешок, внутри которого – сухари, фляжка с водой и несколько кусочков вяленого мяса. Все это ей понадобится, но не сегодня. На ноги надела мягкие сапожки из оленьей кожи, легкие, без каблука, от того особенно бесшумные и удобные. Закрепила на поясе оружие, спрятала под накинутый поверх кафтана короткий дорожный плащ. Присев на одно колено, приподняла угол сундука, вытянули из-под него темную тряпицу, развернула ее – на ладонь тяжело лег небольшой кошель. Неждана сунула его за голенище.

Подтянув пряжку и накинув на глаза капюшон, она еще раз оглядела свою комнату, оправила одеяла и приоткрыв шире окно, подтянулась и села на подоконник. Осторожно вылезла наружу, ступила на карниз, по нему – на выступающие слеги нижнего этажа, подобралась к крыше крыльца, но не спустилась с нее, а перебралась к соседнему окну и перемахнула через водотечник. Уже оттуда забралась на охлупень, прильнула к нему, отдышалась.

Во дворе было безлюдно. Легкая дымка кутала травы, опутывала паутиной ночных грез кусты. Тянуло запахом горячих угольев, можжевельником и – совсем немного – полынью. Ночь еще не занялась, тусклая луна едва показалась над крышами, а серые сумерки уже плотно укрывали беглянку. Неждана посмотрела вниз – за двором тянулся загон, за ним – сараи и работные постройки, в которых сейчас, она предполагала, сновали слуги – она слышала их неспешные разговоры, смех.

Значит, ей туда нельзя.

Придерживаясь за стамики в форме солнечных дисков, девушка перебралась в соседнее крыло, бывшее когда-то материнскими покоями, и спустилась по опорному столбу вниз. Легко спрыгнула на траву. Отряхнула руки.

Где-то поблизости почудились голоса, Неждана заторопилась к воротам.

Прижимаясь спиной к стене теремного дворца, держась в тени, она добралась до угла, выглянула из-за него на освещенную факелами площадку. Дружинники вели неспешный спор о способах заточки сабель. Дождавшись, когда они оба отвернутся, девушка ловко перебралась через освещенный участок и скрылась в тени деревьев.

Мягкая листва окутала ее, оросила сапоги снопом мелкой вечерней росы, холодной и жгучей. Ветер подхватил полы ее плаща, обвил вокруг щиколоток, но тут же отпустил, словно признаваясь, что он с ней заодно, и тоже не прочь совершить что-то тайное и преступное.

Неждана улыбнулась – сейчас только ветер свидетель ее побега. И удача не отвернется от нее: по крайней мере, княжна не сделал ничего, чтобы ее разгневать.

Пробежав по садовым дорожкам, она выбралась из княжеского сада ровно в тот момент, когда над теремным дворцом поднялась луна, ярко осветив охлупень и стамики, за которыми мгновением раньше пряталась княжна.

17

Отойдя для верности от княжеского теремного дворца подальше, Неждана распрямила плечи. Здесь, в полутемных улочках никогда не спящего пригорода Аркаима, она сливалась с толпой, была одним из многих подростков – без примет и званий. И ради этого – упругой и уверенной походки, острого взгляда и крепкой руки, могущей постоять за себя и при необходимости вырвать из глотки признание, а из рук – запретный артефакт, она до бесчувствия занималась с воительницей Александрой искусством боя и владения мечом, стрельбой из лука. Ради этого она каждый вечер накладывала мази на кровоточащие мозоли на ладонях, делала примочки на порезы и ссадины, изобретая все новые оправдания своему «неподобающему» поведению.

Княжна должна владеть оружием, так говорили старики. Чтобы защитить свою честь.

Княжна должна владеть искусством боя, так говорили книги, подсказывая примеры воительниц прошлого, встававших на защиту своих земель. Чтобы иметь холодный ум и вовремя распознать опасность.

Княжна не может ослушаться отца, о том твердят законы.

А князь Олег прочит дочери спокойное существование в теремном дворце, воеводство кухарками да прислугой, воспитание детей да сидение в светелке за прялкой и тихой песней.

Неждана искала другого. Сильного ветра в лицо вместо его отголосков, свободы вместо тесной светелки теремного дворца, жизни, в которой ее слово будет что-то значить.

Но больше всего она искала справедливости. И материнской ласки, которой она лишилась в одночасье.

Неждана и сейчас помнила то утро в мелочах.

Мать собиралась к трапезе, наряжалась. Отец отправился в поход к дальней заставе, собрать ясак с тамошних данников. Да задержался – мать волновалась.

– Кабы чего не случилось, – вздыхала.

Не выдержав неизвестности, она отправила гонца навстречу, велела возвращаться до обеда, если не встретит по пути дружину. Дочь вертелась у ног, то и дело, попадая под руку – мать сердилась. Пару раз даже затрещину дала, прикрикнув:

– Уйди с дороги!

Неждана спряталась в тени, под деревом. Разложив платок, задремала на нем.

Проснулась от холода – солнце зашло за тучи, поднялся ветер. Листья на деревьях затрепетали, зашумели. Княжна подхватилась – думала, батюшка уже вернулся, думала, ищут ее.

Но во дворе никого не было, только рыжий кот сонно поглядывал на дорогу, то и дело дергая острыми ушами и прогоняя от себя назойливую муху. Из-за деревьев показался всадник – взрослый воин, с опаленным в боях, обветренным лицом. Неждана его прежде не видела.

Спешившись, он взял коня под уздцы и направился к княжескому терему, только не красному – парадному – крыльцу, а к домо́вому, каким пользовалась княгиня и все другие женщины. Из дома вышла мать – Неждана вытянула голову, привстала и хотела было махнуть рукой – думала, что мать ее искать вышла. Но что-то остановило княжну, она притаилась, вслушиваясь в завязавшийся между старшими разговор.

– Не знал, что встречу тебя вновь, Чернава Всеславна… Но молва привела, – проговорил незнакомец матери, будто знакомой.

Мать спустилась с крыльца, взяв рыжего кота на руки, направилась от терема вглубь сада – неторопливо и величественно. Воин направился за ней, как привязанный. Девочка видела, он не мог отвести взгляда от материнского профиля, ловил каждое ее движение, вздох, будто зачарованный. Будто княгиня имела над ним великую власть.

– Не скажешь ничего? Неужто не узнала ты меня? – голос мужчины дрогнул и в то же время изменился, стал тише и будто темней. Княжна, слышавшая теперь каждое слово, закусила губу, не зная, что лучше – выдать себя или подождать.

– Узнала, Радимир, – прошептала мать и развернулась к витязю, платье легло вокруг ног тяжелыми складками. – Долгие зимы ждала, уж не думала, что свидемся.

Мужчина, бросив поводья, рухнул перед княгиней на колени, обхватив бедра прижался лбом к мягкому женскому животу.

Мать не шелохнулась, смотрела на него строго.

– Зачем сейчас пришел?

– Прощенья мне нет… Но иду я в земли дальние, к морю Окияну, и, чаю, не вернусь я боле к родным соснам, – прошептал.

Чернава продолжала гладить кота, будто и не было у ее ног коленопреклоненного витязя.

– От меня чего ждешь? – проговорила.

Мужчина вздрогнул, будто от пощечины. Поднял глаза:

– Слова прощального. Пронесу его через всю землю, заберу с собой, в землю черную, чужбинную, а коли Мара велит мне к себе пожаловать, то унесу в могилу.

Неждана слушала их разговор, видела лицо матери, видела склоненную перед ней повинную голову неизвестного воина Радимира, но ничего не понимала. Что связывает их? Зачем пришел этот мужчина. О чем просит? В чем провинился перед матерью?

Но происходящее завораживало, лишало возможности двигаться от любопытства и заставляло детское неискушенное сердце биться часто-часто в понимании – что бы сейчас не происходило, это глубоко тайное, запретное. Это не позволено было видеть никому, от того мать увела витязя подальше от дома, за деревья, подальше от людских глаз и молвы.

Княгиня перехватила кота удобнее, свободной рукой дотронулась до плеча воина:

– Ступай с миром. Прощенья не ты должен просить, а я у тебя.

Мужчина перехватил ее руку, припал губами к запястью. Неждана видела, как тяжело поднимаются его полечи в беззвучном стоне.

– Как же так случилось, Чернава?

Княгиня мягко высвободила руку, прижала ее к груди:

– Не вернешь ничего… Ступай.

Обойдя его стороной, направилась к терему. Воин встал с колен, окрикнул:

– Чернава!

Мать замерла, но не повернулась, а лишь чуть склонила голову к плечу.

– Помню, сказал тебе запретное… Слово – не воробей, его назад не вернешь, да и время вспять не пустишь. Но хочу запечатать его другим словом, чтобы стереть и умалить вред. Позволишь ли ты?

Он стоял, переминался с ноги на ногу, рассеянно поглаживал рукоять меча. Неждана по интонации, по мелькнувшему в глубине неспокойных глаз огню, почувствовала – недоброе задумал витязь. Сердце застыло.

– Не знаю, что ты можешь сделать, чтобы изменить… – Княгиня пожала плечами.

Что-то в его облике изменилось.

– Я больше никогда не появлюсь перед тобой, – прошептал, а в голосе Неждана отчетливо уловила угрозу.

«Уходи!» – кричало детское сердечко, предчувствуя беду.

– Если так, то говори, – мать повернулась.

Неждана почувствовала, как холодеет все внутри, а страх сковывает дыхание – Радимир шагнул к княгине, положил руки на ее плечи – та встрепенулась, постаралась отстраниться, но воин лишь крепче взял ее в тиски, склонился коршуном. Заговорил тихо, неистово и с напором:

– Расчертила ты мне жизнь, Чернава, на лоскуты порвала, нет мне ни покоя, ни милости, скитаюсь из года в год, ищу упокоения. Да не берет меня ничего, потому что тебе сердце отдал, потому что судьбу тебе свою вручил, да растоптала ты ее…

– Радимир! – княгиня выставила вперед руку, кулаком уперлась в грудь воина, отвернула лицо, избегая смотреть мужчине в глаза.

Но тот изловчился склонился так, чтобы взгляды их встретились. Радимир заговорил горячо, будто охваченный лихорадкой:

– Я проклял тебя тогда, все дни, что провел с тобой проклял. Память о тебе проклял и выжег каленым мечом из сердца. Но молва о тебе то и дело змеей обвивала мне руки, скользила в сердце, прорываясь гадюкой, по́едом поедая, заживо изживая…

Мать, наконец, смогла его оттолкнуть, но лишь на мгновение – в следующее Радимир схватил ее за плечи, жестко встряхнул, оторвав ноги от тропинки. Княгиня ахнула, с трудом сдерживая крик, то и дело оглядываясь на крыльцо княжеского дома:

– Уйди!

– Ненавижу! – бросил он с такой яростью, что Чернава перестала биться в его руках и будто онемела. – Пусть сдохнет в тебе то, что держит на этом свете. А уж на том, чаю, свидемся… На том я тебя разыщу…

Рыжая кошка, которую княгиня все это время прижимала к груди, вырвалась и с диким шипением вцепилась Радимиру в лицо, расцарапав от брови до подбородка. Мужчина закричал. Отпустил, наконец, княгиню, и скорчился. Схватился за исцарапанное лицо.

– Ведьма! – бросил он матери.

Вскочив на коня, пришпорил его, осыпав пылью медленно оседавшую на траву женщину.

– Мама! – Неждана, сбросив оцепенение, выбежала из своего укрытия к матери.

Та посмотрел на нее, будто с трудом узнала:

– Как ты здесь?..

Но ругать не стала. С того дня ее будто не стало. Будто воин тот Радимир, и в самом деле забрал у нее что-то важное, что держало мать на этом свете.

Неждане тогда исполнилось девять весен. Радимир больше не появлялся, мать о нем не вспоминала, да и сама Неждана помалкивала, держа в тайне то, что увидела тем утром.

18

Неждана стряхнула с плеч тоску – обида застилала глаза, делала слепой и глухой, топила в вязкой и щипу́чей боли. А для исполнения задуманного, ей надо сохранить холодную голову. Княжна остановилась, спряталась за столбом – два дружинника прошли мимо: смена караула у ворот. Девушке предстояло выйти за них, чтобы пробраться к торговым рядам Большой ярмарки.

Подождав, когда на дороге появятся прохожие – по виду плотники, они несли тяжелые ящики с инструментами, от них пахло свежеструганным деревом и нелегким трудом, княжна незаметно примкнула к ним. Опустила голову, нахлобучив капюшон на глаза. Парнишка-подмастерье, что оказался рядом, покосился на нее, но ничего не сказал.

– Кто такие, куда?! – окрикнули стражники.

– Шатерники Ивана Котобайки, велели осьмой шатер дособрать, – пробасил тот, кто шел первым. – Надоть подсобить братцам, не то всю ночь провозятся.

Стражники отошли от ворот, толкнули уже прикрытую было калитку:

– Шагай!

Один из стражников напомнил:

– До Серебряной звезды торопитесь, не то не откроем.

Неждана подняла глаза, посмотрела на серебряную пуговку на черном небосводе – далекую звезду, что светила над Аркаимом. Знала – как только она поднималась над главной башней княжеского терема, по лунным нитям из междумирья, называемого людьми Мо́розью, пробиралась всякая нечисть, потому ворота запирались накрепко и не отворялись до первых петухов – кричи не кричи.

«Успею», – сердце зашлось в тревоге: времени оставалось немного.

Едва выбрались за ворота – в лицо дунул свежий степной ветер, принес на своих крыльях аромат вольных трав, горячего солнца и путевых камней – Неждана знала этот особый, ничем несравнимый запах, который они источали, закрывая проход – прогорклый, крепкий и маслянистый запах раздавленного клопа. Сейчас он доносился все реже – путники берегли Соль и исчезающую Силу. Но накануне Большой ярмарки запах снова расцвел в полный рост – за городской стеной уже поблескивали огни шатров прибывших для торговли купцов. Те, что прибывали из дальних мест, приходили путевыми камнями, расходуя каждый по щепотке драгоценной Соли.

Неждана видела ее всего пару раз – неприметная, серая, от нее исходили лучики золотисто-ванильные, уютно пахнущие теплой коричной карамелью. Если поднести к ней ладонь, запах усиливался, а свечение, наоборот, гасло. И тогда Соль издавала мерный и гулкий звон, будто ударяла в траурный колокол – «бомм». Неждане казалось, что всякий раз с этим звуком в Морозь спускается одна невинная душа.

У княжны оставалась крохотная щепотка Соли, которой она собиралась воспользоваться сегодня.

Если повезет.

«Должно повезти», – убеждала она себя, слишком много поставлено на кон.

Шатерники тем временем свернули в один из первых рядов, Неждана сперва пошла за ними, чтобы скрыться от глаз стражников, а потом резко взяла вправо и прибавила шаг, смешалась с густыми сумерками.

Многие шатры уже были готовы к открытию ярмарки – затянуты яркой тканью, прилавки обиты шелком и бархатом, на каких-то даже уже оказались выставлены товары: огромные глиняные чаны, расписные тарелки, итальянская глазурь, роскошные клетки для певчих птиц с дивными, яркокрылыми обиталями. У задернутых пока пологов Неждана читала вколоченные таблички. «Персидские снадобья», «индийский шелк», «бивень мамонта», «сорочинский пряник», «мёды»… Неждана свернула еще раз, пересекла ярмарочный ряд и оказалась у затянутых черным шелком шатров. Небольшие, с заостренными крышами, украшенными сверкающими пиками и фигурками-оберегами, они покачивались на ночном ветру, нашептывали призывно: «я помогу вернуть долг», «хочешь изменить судьбу?», «мес-сть, месть сладка-а!».

Неждана остановилась у самого большого, главного из них.

В Тайных рядах нельзя ошибаться. Здесь разливают по склянкам болезни и запечатывают удачу, здесь льется рекой полынный отвар, а из-под полы можно приобрести пару щепоток запрещенной к продаже Соли. Здесь меняются судьбами и продают будущее. Один неверный шаг – и ты участник обмена. И выйти из него, не заплатив, не получится.

– Со своим пришла, за своим иду, – прошептала. И тонкая серебристая вуаль, соскользнув в губ подобно дыму, закрутилась вокруг девушки, опустилась на плечи и укрыла невидимым саваном.

Княжна прислушалась к заговоренному ветру, пробормотала:

– Где найти то, что вернет из Мо́рози?

И сразу сотни голосов всполошились, запричитали наперебой, подвизгивая: «Кто вернет!», «Что вернет?», «Из Морози!», «Она хочет кого-то вернуть из мира мертвых!», «Она отступница!». Последнее рассыпалось в ночном мраке подобно сухому гороху по полу.

– Не так, – отрезала девушка. Голоса сразу притихли, только ветер тревожил темный шелк магических шатров, сердито и резко хлопал покровами. Княжна покосилась на Серебряную звезду – та коснулась своими лучами ближайших сосен. – Не из мертвых забираю, из хво́рых.

На этот раз ей ответил один голос – скрипучий и едкий. Он шел откуда-то снизу, совсем рядом.

– От хвори снадобье не здесь искать надобно…

– Мне нужно от особой хвори, – Неждана упрямо стояла на своем, выискивала глазами тех, кто встретил ее в Тайных рядах и рискнул заговорить.

– Осо-обой? – все тот же старческий голос передразнил ее. – Ты хочешь сказать – про́клятой?

Неждана сглотнула горький комок – о том, что болезнь матери как-то связана с проклятьем, ей мысли приходили, но гнала она их от себя, все это время гнала. Сейчас же, сказанное невидимым магом, кем бы он ни был, казалось очевидным – мать не просто больна, на нее наложено проклятье, снять которое можно только иным проклятьем: подобное убивается подобным.

– Все так, – прошептала. – Помоги.

Сумрак вокруг опять ожил, забурлил на разные голоса: «Проклятье», «Надо знать, за что», «Осторож-жно!».

– Я не знаю, за что. Но могу поклясться кровью своей, что безвинно проклята!

Из темноты проступил силуэт низенькой и сгорбленной старухи: темное вдовье платье, шерстяной платок сбился с головы. Серая в ночном полумраке кожа сморщилась, а на изуродованном старостью лице выделялся нос и живые, совсем молодые глаза – пронизывающе-внимательные. Она снизу вверх испытующе смотрела на девушку, склонив к плечу голову. Седые космы неопрятной волной упали на глаза. Старуха убрала их, спрятав под платок.

– А знаешь ли ты, что будет, если ты ошибаешься?

Княжна вздрогнула, но проговорила упрямо:

– Безвинно. Только при свете полной луны оживает, а все остальное время – как спит наяву… Уж много лет как. Помоги!

Старуха пошамкала губами, продолжая изучать девушку. Скользнула взглядом по неприметному, многократно штопанному кафтану, хоть и изрядно потрепанному, но все еще добротному. По тонким сапожкам. Задержалась взглядом там, где Неждана прятала меч. С осуждением подняла глаза на девушку и вздохнула:

– От такой хвори не знаю, что тебе поможет. Но, – она поманила к себе пальцем, заставив девушку наклониться. Проговорила в самое ухо – изо рта кисло пахнуло табачным дымом и полынными травами. – Поговаривают, что на Ярмарку прибудет кудесник, открывший секрет особой соли. К нему сходи.

– А как узнаю я его, бабушка?

Та посмотрела на девушку с удивлением:

– Сердце подскажет, – и протянула ладонь.

Княжна, сообразив, достала из-за голенища кошель и вытащила из него пару мелких монет, отдала старухе – в Тайных рядах и совет – товар.

– Завтра приходи, – посоветовала старуха, пряча монеты за пояс.

И шагнув назад, растаяла в темноте, оставив девушку в одиночестве. Серебряная звезда поднималась все выше – время было на исходе. Постояв в нерешительности – идти ли искать кудесника и истратить последнюю щепотку Соли, или дождаться завтрашнего дня по совету старухи и найти его. Обитательница Тайных рядов обещала сказать, где его искать. Второй вариант казался все более надежным, чем ярче разгоралась Серебряная звезда и чем протяжнее становились вздохи неведомой нежити, что таилась в темноте, ожидая своего часа. Девушка уже чувствовала обращенные к ней глаза, тоскливые и голодные взгляды, холодный ветер, словно руки мертвеца, касался тела, забираясь под плотную ткань плаща.

Что-то холодное и липкое коснулось руки. С отвращением княжна одернула руку и отшатнулась – у ног загорелись гнилушечно-зеленым чьи-то злые глаза.

– За своим приходила, со своим ухожу! – пролепетала и, пятясь, побежала к выходу.

Что-то темное поднялось над землей, коснулось серебряного луча ночной звезды, принялось плести из нее лунное кружево – во мраке заблестел тонкий, опасно-красивый узор, в котором с коротким вскриком таяли чьи-то заблудившиеся души. Дыхание в груди княжны перехватило. Девушка бросилась бежать, сшибая углы и обрывая ленты у расставленных торговых рядов.

Остановилась лишь тогда, когда услышала голоса шатерников. Выдохнув, нахлобучила на глаза капюшон и пристроилась следом. Парень, шедший с краю, снова посмотрел на нее, на этот раз пристально и недоверчиво. Неждана подняла вверх руку, приложила палец к губам, в другой – протянула заготовленную монету и положила в раскрывшуюся ладонь парнишки. Тот кивнул, молча сунул в руки ящик с инструментами.

19

Неждана едва заставила себя заснуть той ночью – мысли то и дело возвращались к жуткой старухе с беззубым шамкающим проклятья ртом. Во сне она тянулась к горлу княжны, нависала над ней и, заглядывая в глаза, снова и снова спрашивала: «Поминаешь ли ты, на что идеш-шь?». Неждана задыхалась, просыпалась в холодном поту, но стоило прикрыть глаза, снова оказывалась посреди тревожного сна, снова боролась со старухой и повторяла, как молитву, что понимает. «Безвинная, кровью своей клянусь!».

Под утро, за мгновение до того, как во дворе запели первые петухи, старуха, наконец, отстала от девушки, выпрямилась над ней и потрясла длинным когтистым пальцем:

– Запомни!

Неждана подскочила в постели, тяжело отдышалась. За дверью похрапывала Леся. Внизу, в горнице, копошились кухарки, заводили утренние хлеба к княжескому завтраку. Переговаривались тихо, деловито – девушка слышала их успокаивающий говор, лившийся из открытого окна и понемногу успокаивалась сама.

Ей следовало отправиться на ярмарку, приглядеться, послушать разговоры купцов. А к вечеру вернуться к Тайным рядам за искомым. То, что она непременно найдет верное снадобье, она не сомневалась. Она была уверена, что и отец бы давно сыскал его, желай он на самом деле исцеления матери. Чернава же гасла день ото дня. И от того княжна готова была пойти на любой риск.

Поднявшись, быстро умылась и нарядилась – простой льняной сарафан, украшенный голубыми лентами, сорочка с кружевом, бирюзовые бусики вперемешку с мелким речным жемчугом. В косу вплела ленту персидского шелка, подвязала низкий девичий кокошник. Не для жениха, для князя – чтобы умилостивить и не дать повода приставить к ней на ярмарке соглядатая. Надев на ноги сапожки, топнула ногой для верности. За дверью, оборвав храп, заворочалась Леся, поскреблась в дверь:

– Княжна, пустишь?

Неждана отперла дверь, велела нести завтрак да поторапливаться. Служанка, обнаружив госпожу одетой, постыдилась спорить, сноровито убрала огарок свечи, оправила перины и убежала вниз. Отослав служанку, княжна выдохнула. Отодвинув подушки и достала из тайника между перинами крохотную склянку, поднесла ее к глазам – внутри поблескивали крупицы Соли. Тонкий дымок поднимался от них, клубился внутри закрытого пузырька. Такую большую ценность Неждана не оставила бы в комнате ни под страхом смерти, ни под другим наказанием – пузырек всегда носила на шее, спрятав под исподней рубашкой. Так и сейчас, оглядевшись на дверь и убедившись, что никто не ворвется к ней в светелку, перекинула темный шнурок через голову и спрятала склянку за пазухой. Подумав, достала из сундука лакомник[3], проверила монеты – их оказалось немного, но достаточно для мелких покупок на ярмарке – и подвязала его к поясу, закрепила на боку.

Стоило ей прибрать за собой, как в дверь постучали, и почти сразу, пятясь, вошла Леся с подносом. На яркой накрахмаленной до хрусткости салфетке, лежала небольшая, с Нежданин кулак, голова свежего сыра, хлеб, веточки ароматной зелени, а в высоком кувшине плескалась вода. Поставив поднос на стол, Леся шумно выдохнула:

– Батюшка уже отбыли, о вас спрашивали, – служанка сдула с потного лба прядь волос, выбившуюся из-под платка, заправила ее. – Сказали, за вами вернутся, как открытие ярмарки пройдет.

Неждана разочарованно поджала губы, но обсуждать приказ отца с горничной не стала. Заставила себя кивнуть.

«Что ж, значит, у меня есть еще время», – решила.

Позавтракав, отправилась бродить по теремному дворцу. Заглянула на кухню, отведала печатного пряника, еще теплого и ароматного, покрытого хрупкой сахарной корочкой. Леся, встретив госпожу, угостила карамельным петушком на палочке – уже вернулась с ярмарки, раскрасневшаяся, веселая. Неждана подавила у себя вздох зависти, угощение приняла, спрятала в лакомник. Отчаявшись дождаться отца, поднялась в библиотеку. Здесь было особенно тихо. Яркое солнце, пробиваясь сквозь витражные оконца, кружило в хороводе с мелкой пылью. Та бесшумно оседала на полки.

Княжна присела у окна, перевернула страницы открытой кем-то книги – знахарские рецепты средиземноморья. Кто-то искал снадобье от лихорадки. Неждана усмехнулась – занятие это было бессмысленным, потому что травы, упомянутые в рецепте, в окрестностях Аркаима не росли. А добыть их можно было только, если оказаться где-нибудь в Византии. «Ну, может, на ярмарку кто привезет», – подумала равнодушно. Отец все не появлялся. Окончательно заскучав, княжна решилась – направилась на ярмарку самостоятельно. «Скажу – заждалась, решила, что забыл батюшка об обещании, а уж товары все раскупят», – придумала себе оправдание и поторопилась спуститься вниз до того, как ее увидит и остановит кто-то из слуг.

Уже у украшенных красными флагами ворот ярмарки, заметила отца – князь стоял со Званко и ближними боярами да дружинниками. Говорили громко, смеялись, привлекая к себе внимание прохожих. Неждана с раздражением заметила, что жених что-то показывает отцу, чем-то хвастается.

Спускаясь с пригорка и стремясь скорее оказаться в водовороте людской толчеи, помахала отцу рукой и подбежала первой, успев нацепить самую широкую и невинную из своих улыбок:

– Батюшка, доброго дня… – она ловко обошла пожилую торговку, что несла на ярмарку плетеные корзины, обогнала голоногих ребятишек и оказалась перед отцом, чуть запыхавшаяся и лучезарная. Ленты сверкали в волосах, в речном жемчуге играло полуденное солнце.

– Доброго, – отец нахмурился, посмотрел строго: – Отчего не дождалась меня, али не передали тебе волю мою?

Неждана покраснела, отвела взгляд:

– От чего ж не передали, передали. Я заждалась в тереме уже, батюшка. Решила уж, позабыл ты, или дела какие важные случились… Батюшка, не сердись. Очень уж не хотелось первый ярмарочный день пропускать! – взмолилась она весьма натурально, сложила руки в мольбе. – Хоть одним глазком взглянуть бы!

Отец устало вздохнул, отмахнулся и покачал головой:

– Чего уж одним глазком, смотри обоими, раз пришла, – и прежде, чем дочь успела обрадоваться, кивнул на Званко: – Вот с княжичем пройдитесь по рядам, посмотри, чего бы тебе хотелось – тканей, лент цветных, каменьев самоцветных, жемчугов… Скажешь Званко, он запомнит, мне передаст.

Княжна выпрямилась, закусила губу: от такого соглядатая едва ли удастся избавиться да заглянуть в Тайные ряды.

– Что засмущалась, княжна, – Званко громко рассмеялся. Придвинувшись к девушке, протянул на раскрытой ладони сладкий пряник. – Не слишком хорошо у нас вчера знакомство прошло, так прими гостинец, не откажи в милости.

Покосившись на застывшего в ожидании отца, Неждана величественно взяла с руки Званко лакомство, поблагодарила без слов, лишь слегка кивнув юноше. Тот рассмеялся, посмотрел на князя весело и тут же протянул девушке другой гостинец:

– А коли так, то и от подарочка не откажись. Не шибко дорогой, так, безделица…

В его руке сверкал драгоценными камнями золотой гребень: гибкая нефритовая змейка, сидевшая на россыпи цветов из рубинов и дорогой яшмы, украшала его. Девушка замерла, глаза невольно округлились – прими такой подарок, все равно что пообещай руку и сердце. А замуж за хвастуна Званко Неждана меньше всего хотела идти. Откажись – оскорбишь прилюдно жениха, отца разгневить. Девушка застыла соляным столбом.

– Ну что думаешь, дочь, – спросил отец вкрадчиво. – Примешь гостинец?

– Гребень этот – не пряник. А думаю, князь, торопится твой гость дорогими подарками меня, глупую, одаривать. Может и похлеще невесту здесь в Аркаиме сыщет. – Она упрямо уставилась перед собой.

Отец усмехнулся:

– И то верно говоришь, дочь моя. По нраву мне твои разумные речи. А чтобы гостя нашего не огорчать отказом твоим, пускай гребень этот у меня побудет для сохранности, – и, лукаво улыбаясь, он сгреб украшение с ладони опешившего юноши и спрятал за пазухой. – Ступайте, погуляйте.

20

Стоило им отойти от князя Олега, Званко присмирел и теперь поглядывал на княжну с опаской.

– Что, не люб тебе? – спросил, когда они поравнялись с первыми торговыми рядами и смешались с толпой, а ярмарочная толчея позволила ему прикоснуться к девушке и склониться над ее ухом.

Неждана посмотрела на него, будто рублем одарила, отвела взгляд:

– А коли скажу, что не люб, то что сделаешь? Отстанешь?

Осмотрев первый прилавок – с малахитовыми украшениям и шкатулками, она отошла ко второму – на нем лежали отрезы дорогой парчи, персидского шелка. От ткани шел остро-сладкий аромат перца и ванили: купец добирался до Аркаима не путевыми тропами, а обычным караваном, со специями. От того ткани пропитались этим манящим ароматом. Княжна рассеянно погладила их. Званко стоял рядом, дышал рвано, с обидой.

– Не отстану, воля дедова, сама знаешь…

– Тогда о чем спор? – девушка отошла от прилавка, направилась вдоль рядов, уже не заглядывая к торговцам. Ее привлекла толчея у одной торговки: молодки что-то шумно обсуждали, а до княжны доносились лишь обрывки фраз. – Люб или не люб, меня о том не спрашивают… Как и тебя, впрочем.

Она подобралась ближе к толпе молодых девушек, свернула влево, стараясь подобраться ближе к Тайным рядам – их иссиня-черные шатры покачивались, заслоняя собой свет.

– То просто чудо! – причитала, закатывая глаза, молоденькая женщина в красном платке с ярко-синими петухами. – Говорю ж – чудодейство какое-то…

– В самом деле, будто пять али семь годков скинула.

У женщины в красном платке от смущения порозовели щеки.

– Говорю, девкой так хороша не была…

Ее товарки оглядывали ее со всех сторон, пристально оценивая и поворачивая то так, то этак, будто продажную кобылу. Неждана заинтересовалась, притормозила у лотка с глиняными свистульками, будто бы разглядывая рисунок. Званко молчал.

– И то верно…

– А где ты мазь-то энту нашла? Можешь сказать толком?

Женщина в красном платке махнула неопределенно в аптекарский ряд:

– У травников, говорю ж… Крайний шатер, неприметный такой. Под навесом еще полынь да лаванда висят пучками. Торговец низенький такой, неприметный мужичок, не из наших…

– Приезжий?! – с каким-то особым чувством отозвались подружки.

«Дурочки», – отметила про себя и пошла дальше – разговоры про девчоночьи штучки, ленты да мази целебные были ей не интересны. Пройдя до середины ряда, Неждана внезапно остановилась:

– А гребень ты тот где купил? – спросила.

Княжич растерялся, показал рукой:

– Да вон там, у купца ереванского. Тонкая работа, думал. Понравится, – он выглядел все более жалко, Неждане уже хотелось его как-то приободрить. Подумав, она улыбнулась:

– Скажи, княжич, а учили тебя, как за девушками ухаживать?

Званко уставился на нее, побагровел. Вокруг них, словно вокруг острова, суетилась толпа зевак. Их поток рассекался надвое и смыкался снова.

– Ну…

– А говорили ли тебе, что девушке не гоже свои чувства показывать?

– Ну…

– Веревки гну! – Не выдержала Неждана. – Коли говорили тебе, так отчего ж при батюшке мне свои подарки вручать начал? Чтобы словом повязать?.. Эх ты, и не стыдно тебе?!

Княжич насупился – именно на это он и рассчитывал на самом деле: княжне будет неудобно при отце давать ему от ворот поворот, а он бы потом уже и князя Олега убедил, что поладили они. Так бы и выполнил дедово поручение прежде оговоренного срока да смог бы заняться действительно важным делом – поиском способа сохранить Силу. Званко вздохнул, уставил взгляд в землю. Княжна вздохнула:

– Вот то-то…

Они подобрались еще на один ряд ближе к Тайным рядам. Здесь торговали посудой и стеклом. Неждана задержалась у прилавка с бусами – простенькие и дешевые, они могли порадовать глаз деревенской простушки или девочки-подростка. Княжна взяла в руки серебристые бусы: в пузырьках воздуха внутри преломлялся свет, рассыпался ледяными искрами. Торговец – старый толстоносый грек в тюрбане и в балахоне, запахнутом на восточный манер, заметив интерес девушки, подошел ближе:

– Византийское стекло, – сообщил он многозначительно. – Желаете ли примерить?

Княжна повернулась к Званко:

– Давай, мириться? Ты мне подари эти бусики, а я забуду о том, что обманом хотел мое слово выторговать. И с этого момента играешь по-честному, уговор?

Княжич просиял:

– Уговор… – он бросил на прилавок золотой, что было сильно дороже стоимости украшения.

Но торговец не стал спорить, быстро спрятал добычу и предложил браслетик в пару. Неждана надела на шею украшение, от браслета отказалась, посмотрела строго:

– Не надо, – и направилась вдоль ряда дальше. Отойдя к середине площади, присела в тени навеса, княжич поднес ей ковшик воды. Девушка посмотрела на него: – Княжич, а пойдем на карусели?

Юноша расцвел, заулыбался широко.

– А пошли!

Неждана подхватилась первой, побежала вперед, через «сладкие» ряды, быстро смешавшись с толпой покупателей, зевак, любопытных ребятишек, плотным кольцом обливавших все прилавки – с сахарными головами, шоколадом, смородиной в мелкой сахарной муке, леденцами и мягкой карамелью. Княжна, поглядывая на Званко через плечо и веселясь, юркнула в толпу, присела и, обогнав ватагу мальчишек, выглянула уже почти у каруселей, махнула рукой княжичу:

– Догоняй!

И бросилась через толчею к качелям, забралась в расписную лодочку – мир вокруг завертелся, краски и лица смешались, голоса слились в один клубок. Где-то среди них потерялся голос княжича – «Неждана!».

Девушка, пригнувшись, перебралась через противоположный борт и спрыгнула на землю. И тут же, укрывшись от любопытный глаз, выбежала за ограждение. Притаившись в толпе, постояла. Нашла взглядом княжича – он все еще выискивал ее у лодочки, пустым, невидящим взглядом, искал в толпе. Девушка, пригнув голову, стянула кокошник и скрылась за следующим аттракционом, уже в следующий момент выскользнув в аптекарский ряд, а за ним – добравшись до Тайного.

Здесь было тихо. Словно никто не приходил сюда, не просил о помощи. Звуки и гомон ярмарки терялись в неясных, будто притушенных, сумерках, а к запахам примешивался, постепенно забивая остальные, лишь один – тлеющей плакун-травы: ее пучки были подвешены к воротам Тайных рядов. Неждана знала – перейдет врата, станет невидимой. Но и обратной дороги не будет: врата – это договор, сделка. Там уж со своим не уйдешь…

Девушка, опасаясь быть замеченной, шагнула вперед. Ее будто ледяной водой окатило, мир на мгновение окрасился в серый и тут же выпустил ее, как из пузыря.

– Чернава, – прошептала имя матери как слово-оберег, именно оно должно было выпустить ее обратно.

Здесь было прохладно, пахло сыростью… Будто из могилы… Девушку передернуло от сравнения. Еще неприятнее стало, когда она увидела вблизи шатры Тайнорядья – здесь они выглядели изрядно потрепанными. Рваные, полуистлевшие полотнища, развевались на ветру, поднимаясь высоко, почти до неба и издавая тонкий и скорбный вой. Яркие, хоть и мрачные вывески, оказались прогнившими, изъеденными короедами деревяшками, исписанными на незнакомом Неждане языке коряво и неаккуратно. Словно их изготовитель не выбивал их, а выцарапывал когтем.

Сотни глаз устремились на девушку, стоило ей переступить через врата. Она поежилась, скрестила руки на груди, обняв себя за плечи, и огляделась. У ворот ее поджидала вчерашняя низенькая старуха. Узнав девушку, без слов, поманила за собой.

Тайные ряды изнутри оказались наподобие стеклянного кокона – внутри пусто, а что творится снаружи творится, тоже видать. Здесь было малолюдно, а все, кто пришел, укрывались под плотными темными плащами, чтобы никто не узнал. Потому что кто в Тайные ряды пришел, тот доброго не затевает.

Старуха между тем встала у самого края аптечного ряда, у неприметной лавочки с развешанными под крышей пучками сухоцветов – полыни да лаванды. За прилавком сидел низкорослый мужичонка неопределенного возраста в шапке набекрень и подремывал. На лотках перед ним лежало всего пару склянок, ароматное мыло и пузырьки с нюхательными солями – негусто для ярмарочного дня, если… Если он уже не продал свой товар, конечно. Девушка вопросительно посмотрела на старуху. Та кивнула, будто услышала ее вопрос.

– Этот малый – его слуга. Запомни его, он приведет к снадобью, о которым просила ты, – она собралась уходить, но внезапно остановилась, взяла девушку за руку – ту пробрало могильным холодом – прошептала: – Но помни: если обман в душе прячешь, не миновать беды…

Неждана кивнула. Присев у прозрачной стены, стала наблюдать за слугой. Тот подремал еще, продал оставшиеся склянки подошедшим горничным богатых горожанок. Выложил на прилавок еще несколько флаконов с разноцветными жидкостями – как раз, когда заметил приближавшихся к прилавку гречанок. Те застыли от удивления, принялись рассматривать диковинные флакончики. Паренек – а «мужичонка» при ближайшем рассмотрении оказался скорее молод, чем стар, – помог вскрыть их, поднес к запястьям иноземок, и несколько раз коснулся. Неждана догадалась – ароматные масла́, настроенные особым способом на травах и оливковом жире, такие у матушки были. Гречанки, защебетав наперебой, стали предлагать друг другу понюхать свои запястья, говорили возбужденно, смеялись от восторга. Малый только кивал, да нахваливал товар: княжна не слышала, что он говорит, но могла догадаться по довольной и нагловатой физиономии слуги.

Добившись от иноземок покупки, он отсчитал барыши, сорвал с крыши пучки оставшихся трав и бросил их в корзину. Заперев лавку, направился вдоль рядов.

Неждана, подобрав юбки, поторопилась за ним. Пробегая через ворота, едва не совершила непоправимое – не сказала слово-оберег.

– Чернава…

«Чернава» – подхватил могильный ветер.

«Чернава» – рассыпалось битым стеклом о камни.

Княжна выскользнула наружу, побежала следом за низкорослым, смешно одетым пареньком.

К старухе подошла ее товарка, такая же старая, морщинистая и седая.

– Неужто решилась ты?

Старуха сперва не ответила, качнула головой, рассыпав по плечам пепельно-серые патлы. Оправила платок на голове:

– Поживет – увидим…

21

Княжна торопилась за низкорослым пареньком, но старалась держаться от него в отдалении. Тот неторопливо прошел вдоль аптечного ряда, свернул в сладкие ряды, остановился у лотка с леденцами. Долго и придирчиво выбирал леденец и купил в итоге малинового «петушка», расплатившись с торговцем пучком травы из корзины. Неждана отчетливо видела, как леденец в руках странного человечка раздвоился в руках. Один он сунул за пазуху, второй – сняв пылинки с липкой поверхности – отправил за щеку. Так, припевая и пританцовывая, глазея по сторонам, весьма довольный собой, он нес пустую корзину с ярмарки. Дойдя до последнего ряда, огляделся, будто почувствовав пристальный взгляд княжны или услышав ее шаги. Девушка едва успела отвернуться к лотку с лентами, схватила первую попавшуюся.

– Желаете купить? – спросила молодая турчанка в красивой золотисто-красной чадре.

Княжна рассеянно кивнула, вложила в ладонь торговки монету и убрала ленту в лакомник. Взглядом она уже искала паренька, но не находила его. Сердце упало, забилось горлицей у горла – паренька нигде было не видно.

«Ну как же так!» – простонала.

Она выскочила к последним ярмарочным рядам, где они почти смыкались с раскинутыми приезжими купцами шатрами. Яркое солнце на пологе, особые колья с двойными зазубринами, на пеньке присели две девчонки, лакомясь леденцами. Нескладного мужичка с его нелепой шляпой нигде не было видно.

И тут заметила ее – его нелепую шапку: та мелькнула уже у опушки леса. Как человечек так быстро добрался до леса, она не знала, но бросилась за ним, надеясь только на то, что тот не торопится.

– Неждана! – услышала окрик Званко и едва не закричала от раздражения и досады. Резко обернулась: юноша направлялся к ней, улыбаясь широко и белозубо. – А я уже думал, ты домой ушла.

– Собиралась… Гостей много, устала я, – девушка лихорадочно соображала. Схватившись за лакомник, потянула за уголок минуту назад купленную ленту. – Вот, только подружке ленту отдам и пойду.

Званко воодушевился:

– Ну, так пошли вместе. Чай, вдвоем веселее будет!

Девушка покраснела:

– Не стоит. В девичьи дела парню не след лезть, неужто и о том тебе не говорили? – она лукаво прищурилась, на столько безмятежно, на сколько могла, понимая. что может упустить человечка.

Княжич смутился.

– Ну, князь велел присматривать за тобой…

– А ты и присматривай, – Неждана с готовностью кивнула. – Ты тут подожди, а я быстро – ленту только отнесу и вернусь…

И не дожидаясь согласия княжича, прерывая споры, развернулась и помчалась к опушке, к тому самому месту, где в последний раз мелькнула неказистая шапка паренька. Она бежала, обходя прохожих, сталкиваясь с ними, не заботясь о том, как выглядит со стороны, бежала стремглав, не отпуская взглядом заветный поворот.

Оставив за плечами ярмарочные ряды и толчею гуляющих горожан и гостей Аркаима, девушка ворвалась в лес. Узкая тропинка, покрытая прошлогодней листвой, огибала старую ель, уводила круто вправо, к оврагу. За ним – княжна знала это отлично – ничего не было, никаких поселений или домов. Пустошь, которую старались избегать люди. Поговаривали, там обитало Лихо, выло по ночам, зазывая мар кладбищенских на ужин. Скользнув к старому дереву, Неждана присела под разлапистыми ветками – человечек преспокойно сидел на пеньке и доедал свой леденец. Он то и дело поглядывал на солнце, будто надеялся не упустить момент, или поджидал кого.

Последняя мысль пришла в голову Нежданы внезапно и слишком поздно – за спиной щелкнула, ломаясь, ветка, прошелестела листва. И в тот же момент ветка ели приподнялась, а в укрытие Нежданы заглянул незнакомец – княжна отметила длинную челку, выбившуюся из-под капюшона, и колкий ледяной взгляд.

– Это кто тут у нас? – спросил едко. – Малюта, ты почто ж не смотришь, что у тебя тут под елкой вместо гриба девица выросла?

Паренек выронил свой леденец в траву, подошел ближе – он выглядел виновато и растерянно.

– А я что, я на пеньке, я тебя, хозяин, поджидаю, по сторонам, да под елками не шастаю. Может, она прежде меня тут оказалась? – он с надеждой посмотрел на девушку. Та хотела было кивнуть, но незнакомец с ледяным взглядом опередил ее:

– Да видел я, как она за тобой от самой ярмарки бежала, только пятки сверкали… – он прищурился, посмотрел с холодным интересом. Спросил сурово: – Что хотела от моего домо́вого человека?

Неждана вздрогнула, оробела – к такому повороту она никак не была готова, да и речи не успела заготовить. А незнакомец нависал над ней коршуном, жалил взглядом, будто овод. От того отвела взгляд.

– Коли взгляд прячешь, значит, недоброе задумала, – протянул незнакомец, скользя по ней взглядом.

– Ничего не задумала, по делу я шла, – не придумав ничего лучшего, княжна решила говорить правду.

Выбравшись из-под дерева, она оправила платье, отряхнула прилипшие к подолу сухие еловые иголки.

Незнакомец, опустив, наконец, ветку – та тяжело ударила девушку по спине, окатила сухими и колкими иголками, отошел и устроился на пеньке, который только что занимал Малюта. Девушке, как и смешному пареньку с таким странным именем, пришлось стоять перед ним, будто перед старшим.

Неждана закусила губу: едва терпела подобное унижение. Но и ножкой не топнешь, иначе незнакомец точно откажет в помощи, а старуха, понятно, к нему отправила, про него говорила, когда обещала помощь – его слуга назвал хозяином.

– Ну, неужто язык проглотила? – незнакомец, не мигая, смотрел на нее. Под пронизывающим взглядом было холодно, как на студеном ветру.

Девушка вздохнула, посмотрела на паренька – тот держался в сторонке, не слишком подходя к хозяину, но и на сторону Нежданы не становясь. «Хитрый», – подумала девушка и перевела взгляд на незнакомца. Кем бы он ни был, он был молод, хоть и старше ее. Одет добротно: кафтан новый, крепкие сапоги с узорными бляшками, темный капюшон сбился и соскользнул на плечи, оголив голову со светлыми волосами. Но в отличие от нее или того же Званко он имел обветренное, опаленное солнцем лицо. От чего глаза его казались совсем светлыми, будто даже прозрачными, диковинными. От того и неуютно так было, когда смотрел.

– Я ходила в ряды Тайные. Там старуха мне его показала, – княжна кивнула на Малюту. – Велела за ним следовать, будто он с моим горем поможет.

И смолкла.

Незнакомец перевел недоумевающий взгляд на слугу, тот пожал плечами и скривился. Мол, «Не знаю».

– Я правду говорю, – на всякий случай отметила Неждана. Чуть громче, чем следовало. Получилось, будто ее уже кто-то обвинил во лжи, а она принялась оправдываться. Покраснев, девушка закусила губу.

– Яснее не стало, – снова протянул незнакомец. – Что за старуха? Что за дело у тебя к ней?

– Да не было никакого дела именно к ней. Я прошлой ночью пришла а Тайные ряды, до Серебряной звезды, спросила о снадобье. Отозвалась только она. Ну и …

– Что за снадобье? – спросил незнакомец, хотя по тону девушка поняла, что он заранее знает ответ.

Руки опустились плетьми, взгляд вперился в землю – как ей рассказать о своей тайне, можно ли доверять человеку, даже имя которого тебе не известно.

Между тем ему наскучило ждать ответа, он решительно встал:

– Ну, будет. Вижу, нечего тебе мне сказать. Неволить не стану, – он оправил кафтан, подтянул пояс и, забросив за плечи котомку, которую Неждана прежде не заметила, махнул своему слуге, приказав следовать за собой.

– Стой! – Неждана шагнула вперед, схватила его за рукав, повиснув на локте молодого мужчины тряпичной куклой. Незнакомец полоснул взглядом так, что девушка отпрянула, будто кипятком ошпаренная, спрятала руки за спиной. – Я скажу.

Он, не разворачиваясь к ней, тихо отозвался:

– Ну, говори, – и замер.

Он больше не садился, ждал, не сводя с девушки холодного и строго взгляда. Сразу дал понять – больше ждать не станет. И княжна решилась, выпалила на одном дыхании. И про больную мать, и про снадобье, и про совет старухи из Тайных рядов, и про то, что она заплатит за помощь – об этом сказала отдельно. Единственно, что она утаила, это свой княжеский титул. Выпалила и только потом посмотрела на незнакомца.

Тот перевел настороженный взгляд на Малюту, пожал плечами:

– Не знаю, что имела ввиду та старуха, но у меня нет ничего, что могло бы тебе помочь. Она ошиблась. А на будущее учти – поостерегись покупать советы у мар кладбищенских; добра в том мало.

Неждана задохнулась – кладбищенская мара, так вот кто была эта старуха, появившаяся из темноты! В ужасе прикрыла рот ладонью.

– Но как же…

Незнакомец уже отошел по тропинке. Услышав голос княжны, обернулся резко, рявкнул так, что та присела, хоть была и не из пугливых:

– Прочь иди!

Широко размахивая руками, он стремительно зашагал дальше по тропинке. Паренек, виновато улыбнувшись девушке, прошмыгнул за ним. Ветер донес до нее обрывок его речи:

– Что ты, хозяин, девчушку совсем напугал, она же…

Что «она же» Неждана не услышала – и шаги, и голоса путников мгновенно стихли, будто растаяли в один миг.

Очнувшись, княжна бросилась за ними следом, но за поворотом обнаружила только дымящееся кольцо вокруг плоского, как коровья лепешка, камня. Присев на корточки, девушка дотронулась до него – он оказался горячим.

– Как странно, – прошептала.

Запомнив место, она неторопливо направилась в сторону дома, уже на крыльце вспомнив, что сговорилась встретиться со Званко. «Не растает», – подумала с тоской – на душе было гадко, противно, видеть никого не хотелось, говорить тем более. Поднявшись на верх, княжна вызвала Лесю. Та помогла ей раздеться и умыться и уложила в постель, приговаривая:

– Утомилась княжна, милая, отдохни.

Неждана отвернулась к стене, свернулась калачиком и не ответила. Она слышала, как служанка прибирала ее вещи, как собрала перепачканные травой и пылью сапожки и вынесла из комнаты – почистить. Княжна не повернулась и тогда, когда в светелку, постучав, заглянул отец, позвал тихо с порога. Она не повела плечом, и для верности прикрыла глаза, надеясь, что ее оставят в покое.

И вот, тихонько притворив за собой дверь, отец вышел, оставил Лесе распоряжение сторожить дочь и если та захворала, его будить. Все это происходило где-то далеко, будто не с ней.

Проваливаясь в тяжелый, беспокойный сон, княжна все еще чувствовала на себе тяжелый и колкий взгляд незнакомца, еще слышала отголоски его речи, которые постепенно смешивались с шумом травы и опустившейся на теремной дворец ночи.

22

Проснулась она резко, будто от толчка. Села на кровати и прислушалась к темноте. Гомон вечернего пира стих, за дверью похрапывала Леся. На подоконнике, в лужице лунного света подремывала кошка, видно забралась с улицы через приоткрытое окно. На лавке у стены лежала вычищенная одежда Нежданы.

Теремной дворец спал.

Неждана знала, что делать. Быстро переодевшись в мужскую одежду и заправив косу за шиворот, нацепила дорожный плащ, надвинула на глаза капюшон. Подойдя к окну, проверила нож, закрепленный на бедре в кожаных ножнах, кошель и припасенный мешочек с заранее насушенными сухарями, кусочком вяленого мяса и фляжку с водой. Окинув взглядом комнату, она мысленно попрощалась с ней, как и со своим прошлым – она вряд ли сможет вернуться к отцу после сегодняшней ночи.

Проверив флакончик с Солью, припрятанный на груди, она выдохнула и решительно взобралась на подоконник. Кошка недовольно посмотрела на нее, дернула ухом и ударила хвостом, будто желая хорошей дороги.

– Спасибо, милая, – Неждана потрепала ее по спине, заставив ту брезгливо вздрогнуть от прикосновения. – Ну-ну, не сердись.

И выпрыгнула на карниз.

Она двигалась бесшумной тенью, почти сразу спустилась на землю, мягко приземлившись в траве. Прижалась к ней, вслушиваясь в тишину. Где-то вдалеке плакал младенец, из-за кустов выглядывала узкая мышиная морда.

Над Аркаимом поднималась Серебряная звезда. Ее длинные лучи-нити уже опутали верхушки сосен, легли паутиной на кровли домов, присыпали белилами деревянные плахи на дорогах. Неждана, держась вдоль стены теремного дворца, проскользнула к конюшням. Аккуратно, чтобы не заскрипело, отворила дальнее стойло – там подремывал ее Саввушка. Стараясь не шуметь, Неждана поставила его под седло, закрепила и оправила сбрую – она вернется за ним до того, как проснутся дворовые. Похлопав коня по гладкой, начисто вычесанной гриве, княжна уткнулась лбом в нее, вдохнула терпкий и такой любимый запах свободы и вольного степного ветра.

– Ничего, Саввушка, – прошептала, – мы справимся! Будь готов…

Оставив сонного коня в стойле, она выскользнула во двор, пересекла его и, прячась в тени березовой аллеи, выбралась из дворца в город. Там, петляя по узким и сонным улочкам, бесшумно стремилась к заветной хижине. Княжна присмотрела ее давно, еще позапрошлым летом. Низенькая и неприметная, она затерлась между домами знатных горожан, притаилась, словно стесняясь своего неказистого вида: потемневшие бревна, соломенная крыша, глиняные горшки на кольях покосившейся оградки. Когда-то в ней жил местный гончар, Меняйло. Да уехал в Большой Аркаим. Хижина осталась, со временем обветшала и покосилась.

Говорят, ее бережет домовый дух, противный старикашка.

Говорят, от него Меняйло и сбежал в Большой Аркаим, оставив отчий дом, друзей и работу.

Неждана запомнила этот дом по иной причине. Его скособочившаяся крыша почти легла на городскую стену. Как раз в том месте, где остались леса после надстройки. Кто-то не такой ловкий не смог бы перепрыгнуть и взобраться на стену. Неждана больше года тренировалась.

Осторожно, чтобы не разбудить противного домового, она ступила на неухоженный, заросший бурьяном двор. Бережно сняла с забора крынку и поставила ее на траву. Сам кол выдернула из земли. По-прежнему прячась в тени, пробралась к стене дома, приставила к ней кол так, чтобы можно было взобраться на крышу с ближайшей к городской стене стороны. Приладив кол и проверив его на прочность, Неждана отошла к ограде, набрала в грудь побольше воздуха и, разогнавшись, запрыгнула на стену, подтянулась и забралась на слегу. Только в этот момент выдохнула.

Внизу послышался шорох – домовой все-таки проснулся и заинтересовался происходящим.

«Скорее!» – скомандовала себе девушка.

– Это что там за охальник у меня по голове лазит! – проскрипело внизу. На крыльцо, покачиваясь, на четвереньках выбрался заросший и неопрятный дед. Взглянув на Серебряную звезду, ласкавшую изгибы городской стены, выпрямился и оглянулся, уставившись прямо на замеревшую на ней девушку.

У него был яркий, освещенный Серебряной звездой взгляд, холодный и пронизывающий.

– Пришла-таки, – прошептал.

«Как он узнал!» – сердце упало. Девушка осторожно проверила капюшон – он все еще скрывал ее лицо, если только старому домовому не подчинялась магия ясновидения.

Старик, между тем будто поднимался над землей и становился выше, пока не поравнялся с перепуганной княжной.

– Недоброе ты задумала, девонька, о том два раза пожалеешь, на третий прозреешь, но помощь получишь не там, где искать будешь.

– О чем говоришь, дедушка, – пролепетала княжна, отражаясь в заполненных чем-то зыбким глазах старого домового. Тот качнул головой, потряс крючковатым пальцем, желая, чтобы девушка запомнила его слова. Повторил их беззвучно… и растаял. Неждана готова была поклясться, что на короткий миг, прежде чем исчезнуть, он превратился в голубое облачко, в котором бесшумно плыли, чуть подрагивая лепестками и звеня, диковинные цветы. Девушка почувствовала, что вместе с этим будто умер и окончательно осиротел старый дом, став холодным, как тело мертвеца.

Серебряная звезда поднималась все выше, струйка голубоватого света, оставшегося после исчезновения старого домового потянулась к нему, сливаясь с серебряным свечением. Медлить больше было нельзя – еще чуть-чуть и все тропы окажутся заполнены ночными тварями, а с ними княжне никак не справиться. Неждана ловко перепрыгнула и оказалась наверху, на кромке. И прежде, чем ее кто-то заметить, пробежала до ближайшей смотровой башни и воспользовавшись ее тенью спрыгнула за городскую стену.

Перебравшись через ров, помчалась в сторону ярмарки, но, не добежав до нее, свернула на тропу в сторону леса. Шатры гостей подремывали, покачивая пологами и поскрипывая деревянными лагами, кое-где слышались тихие сонные голоса. Во всем городке горела лишь одна свеча, да и та в домике старосты, отвечавшего за порядок среди приезжих купцов. Неждана скользила мимо временного жилья приезжих, иногда притормаживая и прислушиваясь к шелесту шагов выставленного караула. Ей нужно было миновать городок и выбраться на тропу, вершею к кустам, за которыми она днем нашла Малюту и его мрачного хозяина. Знай бы она эти места получше, можно было бы добраться и окольными путями, без риска. Но девушка запомнила лишь ту дорогу, которой шла днем. Вот шатер с красным солнцем на пологе, вот колья с двойными зазубринами, вот пенек, на котором днем сидели дети, вот развилка, на которой ее окликнул Званко…

Мысль о незадачливом женихе невольно заставила замедлить шаг – нехорошо она с ним. Получается, обманула – заговорила, запутала, заставила поверить и пойти на попятную, а сама…

«Не пара я ему просто, – успокоила себя, вновь ускоряясь, – найдет себе хорошую, верную жену». Оправдание оставило на душе червоточину, но Неждана постаралась стереть ее, прогнать из воспоминаний: наутро, как отец узнает, что Нежданы нет в тереме, он вызовет Званко, заставит пересказать все, о чем говорили. И тот, конечно, расскажет про ленту и несуществующую подружку, которой она так срочно понадобилась. И в этот момент обман вскроется. Будет хорошо, если княжна будет уже далеко от Аркаима.

Чем дальше – тем лучше.

А пока девушка лишь коснулась сапогами крайних кустов, свернула за ель, ставшую днем ее ненадежным укрытием. Отблески человеческого жилья мгновенно остались за спиной, будто их отрезало. Вокруг Нежданы сомкнулась плотным кольцом ночь – многоголосая, пропитанная неясными шорохами и резкими, неожиданными вскриками. Потревоженная человеком сердито ухнула сова, взмыла в ночное небо, блеснув на княжну янтарными глазами. Воспользовавшись внезапной передышкой, поперек тропинки прошмыгнула полевая мышь и, ударив хвостом по носку Нежданиного сапога, юркнула в норку. Неждана бы тоже сейчас юркнула за ней следом – сердце заходилось от страха, в памяти всплывали страшные истории о лесном люде, большей частью неприветливом и злопамятном. Тут заметила покрытый светом Серебряной звезды пенек, на котором дожидался своего господина Малюта. Здесь они и расстались.

Девушка выдохнула, заставила себя сбросить с плеч тревогу – она знала, на что шла. Да и истории про леших – большей частью бабушкины сказки, еще не факт, что лесной люд так суров, как о нем поговаривают горожане. Во всяком случае, на памяти княжны не было ни одного несчастья, причиненного лесными жителями.

Девушка, по привычке опасливо озираясь и втянув голову в плечи, направилась той дорогой, которой незнакомец увел своего слугу. Вот поворот, вот приметный плоский, как лепешка камень – ночь наложила на него свои печати, подсветив тонкую, словно паутина, серебристую спирать – днем она ее не заприметила.

«Путевой камень!» – догадалась девушка: неприветливый юноша и его слуга исчезли путевым камнем, что было само собой невероятным расточительством – каждый такой переход требовал щепотку волшебной Соли. Но, видно, юноша не так прост и мог себе это позволить. А раз так, то и старуха-мара была права, указав на него.

Дрогнувшей рукой, княжна потянула за шнурок, на котором болталась склянка с серебристой Солью. Вцепившись зубами в пробку, торопливо вскрыла флакон. Затаив дыхание, опустилась на одно колено, стараясь высыпать на середину спирали совсем немного Соли, пару крупиц.

Серебряная звезда, подхватив хлопья, медленно опустила на камень – спираль ярко вспыхнула. Это случилось так неожиданно, что княжна потеряла равновесие и завалилась на бок – едва успела подхватить выскользнувшую из рук склянку, потеряв, правда еще одну крупицу. Девушка ахнула, но успела захлопнуть пробку и сунуть флакончик за пазуху.

Спираль все еще горела синим, слепящим светом – он бил по глазам и дотягивался до черных небес, а по лесу растекался звоном бьющегося стекла, будто сотни крошечных хрусталиков дрожат на ветру. Когда столб стал меркнуть, княжна спохватилась, поняла, что медлить нельзя. Сердце забилось, словно в лихорадке – куда приведет ее магический путь, какой договор заключит она, перейдя световую границу – она не знала. Но медлить было нельзя.

Свечение дрогнуло и еще чуточку померкло, Неждана поняла, что и хрустальный звон будто бы возвращается внутрь спирали, а сама она завивается против движения солнца. Княжна поняла – сейчас или никогда. И, зажмурившись, шагнула внутрь схлопывающейся спирали.

Ее сжало со всех сторон, скрутило так, что глаза полезли из глазниц, боль стремительно растекалась по телу, заполняя Неждану, словно склянку и выдавливая крик.

Благо, все длилось недолго – стоило девушке закричать, как невидимые стены, давившие на грудь, расступились, выпустив в темноту. Здесь пахло сыростью – по-видимому где-то поблизости был ручей, – осокой, еловыми ветками и дымом человеческого очага. Едкий, дразнящий аромат стелился над травой, путался меж камней и стекал вниз, на дно овражика.

Неждана огляделась – за лесом по другую сторону оврага темнели купола ярмарочных шатров, а на горизонте высились стены Аркаима. Она оказалась в запретном лесу – тайный поворотный камень привел ее именно сюда.

Тропинка, на которой она стояла, вела дальше, к кромке ручья, где пристроилась небольшая изба – круглая, с плоской черепичной крышей, из которой, словно зубы нищего, торчали трубы, а на кольях развевались защитные метки. Это был дом мага или чародея.

«Кто ты, незнакомец?» – сердце девушки забилось реже, словно желая оттянуть момент неизбежного, а ноги сами понесли ее подальше от горячего путевого камня, притулившегося на границе оврага – к круглому дому мрачного колдуна.

23

Пока она шла к дому колдуна, непрестанно чувствовала, что за ней наблюдают. Пару раз останавливалась, оглядывалась по сторонам – но холодный свет Серебряной звезды не отражался ни в чьем взгляде. Снова шла по тропинке вперед, и снова отчетливо понимала – за ней идут, крадутся тайно, бесшумно, то и дело порывисто вздыхая от нетерпения где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Кто здесь? – бросила в темноту: вопрос отозвался шелестом ночных трав, потревоженными мотыльками – здесь, за оврагом, они светились в темноте подобно светлячкам и оставляли струйки светло-голубого пламени. – Иду без камня за пазухой.

Последнее было сказано на всякий случай – она слышала, что некоторые маги ставят всевозможные защитные барьеры от любопытных и излишне настырных клиентов. Но тишина только сгустилась за ее плечами, выдавливая в небольшой кружок желтоватого света, который оставляла зажженная у порога колдуна масляная лампа. Рядом с ней стояла миска со свежим молоком.

Неждана ускорила шаг. Побежала, непрестанно оглядываясь. К горлу подступил страх, ослепил – не разбирая дороги, оскальзываясь и оступаясь, девушка мчала к калитке мага. Что-то огромное, бесформенное, продолжало преследовать ее, явно намереваясь не позволить переступить в безопасное место. Пару раз Неждана в последний момент замечала, как что-то огибает ее справа или слева, стелется по дороге кривыми, словно молнии, лентами. И тогда она подпрыгивала и перескакивала их. Подбежав к калитке, она дернула ее на себя, но та не поддалась, а от плетня россыпью разлетелись золотистые искры поставленной магической печати.

Девушка, едва переведя дыхание, всхлипнула, оглянулась через плечо: то, что преследовало ее замерло, готовое сделать последний, решающий прыжок.

Девушка взвизгнула, попробовала толкнуть калитку от себя – та отворилась, но внутрь не пропустила – руки княжны уперлись в невидимую преграду. Шелест за спиной стал все более угрожающим, слышалось тяжелое, с присвистом дыхание, но чем ближе оно было, тем плотнее оказывалась преграда, не пускавшая Неждану в спасительное укрытие.

Черные руки уже тянулись к горлу Нежданы, готовые схватить, утянуть в непроглядную темень, колышущуюся от злобы и голода.

– Помогите! – Закричала девушка, забыв об осторожности и своем намерении пробраться к дому мага тайно. И стала лупить по невидимой стене, то и дело с ужасом оглядываясь на укрытую ночной тьмой тропинку – та шевелилась и бурлила.

Спасение пришло неожиданно: под локтем княжны мелькнула всклокоченная голова, обтянутые простой холщовой рубашкой плечи низкорослого парнишки – тот бросился на тропинку:

– А ну пошли вон! – и бросил в пустоту щепотку серого песка. Тот, упав на дорожку, мгновенно растворил мрак. Малюта, а это был именно он, деловито отряхнул руки и посмотрел на незваную гостью: – Кто ж по ночным тропам да без защиты ходит.

– Заблудил…ся я, – пролепетала Неждана, в последний момент вспомнив, что она в мужской одежде, и вероятно, в таком виде разговор с магом ей окажется вести проще – меньше подозрений и споров.

Малюта посторонился, пропуская внутрь:

– Проходи, чего уж…

Девушка торопливо шагнула за ограду, покосилась на поблескивающие серебром крупицы:

– А что это ты бросил в них?

– Чего надо, то и бросил, – он пожал плечами и, по-утиному переваливаясь, направился к дому, босые ноги оставляли на мелком песке крупные четырехпалые отпечатки. С удивлением княжна уставилась на него: когда днем колдун назвал его «домовым человеком», она решила, что речь идет о слуге. Сейчас, глядя на необычный след, она поняла – перед ней какое-то другое существо. «Неужто домовой?» – она видела только очень старых домовых и искренне считала, что осталось этих созданий одно-два на весь Аркаим, да может столько же на Большой Аркаим. Откуда у мрачного мага свой домовой, она не могла придумать.

Малюта, между тем, взошел на крыльцо, толкнув дверь, вошел внутрь. За сенями, отгороженными плотным промасленном пологом, обнаружилось круглое помещение с полатями по стенам. Мягкий золотистый свет струился из печей – в них догорали последние угли, роняя оранжево-желтые блики на побеленные стены. У длинного стола, уставленном свечами, сгорбившись, сидел тот самый мрачный маг: в станах их тонкой оленьей кожа да исподней рубашке, шитой швами наружу, без пояса. У босых ног ластился рыжий кот. Сейчас, в свете свечей, без плаща и надвинутого на глаза капюшона, он казался значительно моложе – почти ровесник Званко, может на пару весен постарше. Сердце Нежданы упало, забилось часто и суматошно, стоило хозяину отвлечься от ленивой игры с котом и посмотреть на вошедшего незваного гостя. Малюта, отодвинувшись к стене, кивнул небрежно:

– Вот. Путник заплута́л. Едва лу́харям в лапы не попал.

– Так это были лу. хари? – Неждана не слышала это слово, но отвлечь внимание сурового хозяина вопросом надеялась.

– Ото ж, – Малюта деловито суетился у остывающего очага, доставал на стол остатки ужина – добрую краюху хлеба, соль в плоской солонке, кусок вяленого мяса. – Садись, потрапезничай…

– А чего это ты к столу чужого зовешь? – с угрозой в голосе прошептал хозяин.

Но его недовольство ни капли не смутило домового, он продолжал собирать на стол, поставил деревянную ложку, зачерпнул воды из бочки, поставил крынку на стол. На вопрос хозяина дома, отозвался ворчливо:

– Да неужто мы супостаты какие – живого человека на порог выгонять, когда там лухари лохматые рыщут? Сам знаешь, обидишь путника, не будет тебе в ярмарочный день удачи…

Последнее он пробормотал как бы про между прочим, но именно это произвело на него особое впечатление, одновременно внушив Неждане надежду сговориться – маг определенно был падок на золото. Усевшись за стол, Неждана принялась за предложенное угощение, не забывая благодарить «доброго хозяина», и при этом стараясь избегать встречаться взглядом с колдуном и тайком разглядывая его жилище – странное, пропитанное запахами запретных трав и снадобий. Особенно ее привлекало золотистое свечение, которое проливалось из-под задернутого полога одной из ниш. Заметив, что гость смотрит туда, хозяин, помрачнев больше прежнего, встал и поправил полог, спрятав от любопытных глаз то, что за ним находилось. Неждана сделала вид, что ей все равно. Отодвинув от себя тарелку, еще раз поблагодарила Малюту, посмотрела на хозяина вопросительно:

– За тебя молитву богам пошлю, коли скажешь мне свое имя.

Молодой колдун криво усмехнулся – правый уголок губ взметнулся вверх, упрямый взгляд полоснул снисходительным недоверием.

– Имя мое тебе, путник, ни к чему, как и мне – твои хвалы богам, я с ними давно порознь живу.

Неждана осеклась, проглотила невысказанной заготовленную фразу, отвела взгляд – Малюта, неодобрительно покосившись на хозяина, почесал кончик носа, но промолчал и сделал вид, словно не слышал ничего.

– А что, вам самим-то не страшно в такой глуши жить? – княжна решила зайти с иного вопроса.

– А чего страшиться: и с такими соседями можно жить, – Малюта, собирая посуду, усмехнулся. И замолчал.

Разговор не клеился. Неждана не теряла надежду вывести его в нужное ей русло:

– А что, ярмарка в этом году богатая? Много ли купцов приехало?

Малюта, покосившись сперва на своего хозяина, стоявшего со скрещенными на груди руками последи дома с самым угрожающим видом, потом на гостя, ссутулился, прошмыгнул в ближний ко входу закуток, чтобы расстелить гостю ложе на ночь – на лавку полетели из сундука подушки да стеганое разноцветное одеяло, отозвался еще более неохотно:

– Много ли мало ли, что о том болтать, ночь на дворе. Спать надобно, – будто подводя черту под несостоявшимся разговором, он отошел от приготовленной ко сну постели, кивнул на нее гостю: – Добрых снов.

При его словах что-то зашевелилось в глубине дома, зло захихикало. Малюта смутился, нахмурился. Проговорил ласково, но с нажимом:

– Ложись-ка спать, добрый человек. Утро вечера мудренее.

Неждана продолжала сидеть за столом, оставшись к нему в пол-оборота. Посмотрела на хозяина:

– Сама судьба привела меня к порогу твоего дома, маг, – проговорила. – Давно ищу спасения, не для себя, для близкого мне человека, родного… От хвори тайной и смертельной, ворожбой насланной. А ты, вижу, сведущ в делах таких. Выслушай меня…

И словно последнее доказательство, сорвала с пояса кошель и бросила его на стол – плотно набитая монетами сумка ударилась тяжело, с шелестом накренилась, склонившись в сторону хозяина дома. Тот молчал под пронзительным взглядом ввалившегося в дом путника.

– Что нужно тебе? – спросил, наконец.

Неждана набрала полную грудь воздуха и выпалила:

– Средство от насланной хвори, от которой человек не живет и умирает, не спит и не бодрствует, никогда не признает, не говорит и не слышит ни слова… Будто в потьма́х живет.

Хозяин скрестил руки на груди, подумав, спросил:

– И как долго он живет в потьмах?

– Давно. Девять лет…

– Надо же… прям как наша княгиня, – колдун криво усмехнулся, взгляд стал пронизывающе холодным и тяжелым. Юноша неторопливо приблизился к княжне, поставил ногу на край скамьи, заблокировав гостью у стола, склонился к ней: – Так это ты? А я думаю, отчего лицо мне твое знакомым кажется: это ты следила за моим человеком у аркаимской ярмарки!

Неждана не ожидала, что ее так быстро раскроют, смутилась и покраснела, опустив глаза. А колдун продолжал жалить ее взглядом:

– Ты следила за мной? Как сюда добралась?

Девушка закусила губу, пробормотала сбивчиво, еле слышно:

– Я подметила поворотный камень, которым вы с Малютой ушли от Аркаима. И пошла по нему ночью. Знала, что они хранят последний след.

Маг выпрямился:

– А если бы этим камнем да прямо в медвежью берлогу прошла? Мне, аптекарю, то нипочем, я тебя бы медведь заломал…

Неждана вытерла пот со лба – об этом она не подумала, она слышала, что темные колдуны ставят ной раз такую защиту от живых, которую и не пройти. Вместо ответа, спросила:

– Поможешь? – голос предательски дрогнул, в горле пересохло.

– Старая мара из Тайных рядов сказала тебе идти за моим домовым, торговавшим на ярмарке, что тот приведет тебя ко мне…

– К магу, который владеет нужным средством, – поправила его княжна, бросив невольный взгляд на полог, за которым пряталось что-то, что хозяин не хотел показывать ей.

Аптекарь отмахнулся:

– Пусть так. Но ты поверила, ведь так? – Девушка понуро кивнула. Аптекарь продолжал: – А я говорил, еще там, в лесу у Аркаима – марам кладбищенским верить нельзя. Забери свои деньги, а утром уходи. Нет у меня для тебя снадобья.

– Неужто не поможешь? – ахнула девушка.

Маг отрезал:

– Нет.

Он направился вглубь дома, поднялся на полати и забрался за полог, где уже было приготовлено для сна ложе. Задернув его, устроился на ночлег. Крикнул Малюте:

– Всем спать!

Домовой суетливо смел в ладонь со стола последние крошки, бросил в очаг.

– Добрых снов, – пробормотал. И направился в свой закуток, где долго ворочался, вздыхал, бормотал что-то несвязное, пока не смолк, почти сразу захрапев – тоненько, заунывно.

Неждана сидела посреди дома, совершенно одна, смотрела на догорающую свечу и оказавшийся никому ненужным кошель с деньгами. В груди горело отчаяние, в висках – обида. Она верила, что мара сказала правду – у аптекаря, отказавшегося называть свое имя, есть лекарство от болезни Чернавы. Но почему он отказался помочь? Ведь ему нужны деньги, по всему видно.

«Может, мало предложила? Или ему нужно что-то другое?» – девушка посмотрела на полог, за которым делал вид, что спит, аптекарь. Она осторожно встала, подошла ближе и остановилась в паре шагов от полога. Обхватив себя за плечи, она так стояла некоторое время, не решаясь сделать еще один шаг, дотронуться до плотной холщевой ткани и разбудить аптекаря.

Внезапно занавеска одернулась – Неждана ахнула от неожиданности и отпрянула: хозяин сидел на постели, спустив вниз босые ноги, и смотрел на нее исподлобья. В неспокойных, прозрачно-светлых в таком освещении глазах юноши отражалось тусклое пламя единственной свечи. Они оба молчали: девушка испуганно, он – мрачно. С каждым вздохом гостьи взгляд его становился тяжелей.

– Ну? – бросил, наконец.

– Помоги… – Проговорила девушка срывающимся шепотом, опустилась на колени, сложила в мольбе руки. – Батюшка от нас избавиться хочет, меня – замуж за нелю́бого, ее – в отдаленный скит, век свой безрадостный доживать. Князь никогда… он не пытался ее спасти… А я знаю, я верю, что можно… Сколько раз просила его, лекарей найти просила. Хоть наших. Хоть иноземных. Найти средство… Но он глух. Ему не надо это… А мне надо… Я все готова… отдать… На все готова, аптекарь… – она с мольбой посмотрела на него, всхлипнула. – Если есть хотя бы самая маленькая, крошечная надежда. Помоги…

По щекам катились слезы, Неждана давилась ими, размазывала по щекам, оставляя на коже влажные пятна – они поблескивали в неярком свете. А руки при этом дрожали. Княжна избегала смотреть на хозяина, боясь увидеть в глазах отказ и не зная, что делать в этом случае.

Выплакав все слезы, она немного успокоилась. Аптекарь все это время молчал, и это вроде бы дарило надежду. Пока он не сказал «нет».

– Неужто на все согласна? – спросил.

И голос его – сухой, тихий, будто яд, сковал девушку, выжег все внутри – глаза мгновенно высохли, руки перестали дрожать, а плечи безвольно опустились: вся тяжесть сказанного мгновенно камнем обрушилась на нее. Она едва смогла поднять взгляд и выпрямиться, как от удара.

Маг продолжал рассматривать ее – холодно, равнодушно, изучая, словно букашку – проколоть насквозь и оставить в коллекции или выбросить? Голова чуть склонилась на бок, губы тронула снисходительная усмешка. Взгляд Нежданы задержался на его щеке, опустился вниз, чуть тронув скулу. Остановился на рваном шраме на смуглом оголившемся плече – что могло оставить такой жуткий след?

– На все, – прошептала девушка, хоть и без прежней уверенности.

– Хорошо ж… Да только вот незадача – нет у тебя того, что мне нужно. – И добавил строго: – А потому, как проснусь, чтоб и ноги твоей не было в моем доме… Не уйдешь, посажу на цепь и отдам лухарям следующей же ночью.

Он лег, отвернулся к стене и, потянув на себя лоскутное одеяло, укрылся им. Поджал к груди ноги. Вспомнив о том, что не задернул полог, повернулся, еще раз посмотрел на коленопреклоненную княжну и закрылся от нее.

Неждана долго сидела, боясь пошевелиться. Будто умерла или окаменела. В груди горячим оловом растекалось разочарование, обида и злость. Она жгла под сердцем, застилала глаза. Холод, пробиравшийся от колен, вывел из оцепенения ощущением острой, пронизывающей боли. Неждана встала. Покачиваясь, направилась к отведенному ей для сна месту. Не раздеваясь, легла и, укрывшись с головой одеялом, прикрыла глаза, прячась от света единственно свечи, ставшей невольной свидетельницей ее позора.

Ей удалось провалиться в странный, беспокойный сон, в котором старый домовой спорил с марой и ругал ее на чем свет стоит, а та хохотала ему в лицо и отплясывала вокруг, будто полоумная. Проснулась девушка будто от толчка – на нее кто-то смотрел. Подскочив, резко села и огляделась, первым делом подумав на домового, но тот похрапывал в своем закутке, накрутив на голову одеяло и сбросив подушку на пол. Голые пятки то и дело подергивались во сне. Аптекарь тоже спал – девушка слышала его ровное дыхание из-за плотно прикрытого полога.

За окном светало – через прозрачное стекло лился тусклый, серебристо-сизый свет. Где-то вдалеке, на окраине Аркаима запели первые петухи, загоняя последних ночных тварей в свои логова. Пора собираться – аптекарь велел уходить.

«Мара ошиблась», – мелькнуло в голове.

«Мары никогда не ошибаются», – отозвался чей-то чужой, сиплый, голос.

Девушка замерла – взгляд невольно упал на тот самый полог, что так тщательно прикрывал аптекарь этой ночью. То, что спрятано за ним – не для ее глаз. «Но, возможно, именно оно мне и нужно».

Стараясь не шуметь, наступая на половицы так, чтобы они не скрипнули и не разбудили хозяев, девушка прокралась к закутку и отодвинула уголок ткани, заглянув внутрь. Там оказалась неглубокая ниша с добротными дубовыми полками, оструганными тщательно, до почти зеркального блеска. На них, в небольших корзинах, лежало и стояло не меньше полста флакончиков с густой золотистой жидкостью, именно от нее лился тот манящий и теплый свет. Забыв об осторожности, Неждана, забралась за полог и замерла перед полками, разглядывая флакончики. Маленькие и большие, искусно выполненные и грубые, с простыми пробками и с затейливыми, они все были доверху наполнены этим странным зельем. Вероятно, аптекарь готовил его к продаже, поэтому некоторые флакончики были изготовлены с особой тщательностью, закрыты красивыми пробками, а на боках значились какие-то причудливые названия – Неждана не знала языка, на котором они написаны, но это были разные названия.

И это было снадобье, которое прятал от нее аптекарь.

А еще он сказал, что у нее нет, того, что бы он взял в качестве платы. Значит нужное ей средство у него все-таки было, старая мара оказалась права. Просто по каким-то причинам аптекарь не захотел помочь.

Не долго думая, девушка схватила несколько пузырьков, сунула их за пазуху и выскользнула из-за полога. Ей показалось, что кто-то захихикал из полумрака. Девушка остановилась, прислушавшись, но странный звук не повторился. Схватив свои вещи, девушка решительно бросилась из дома аптекаря. Напоследок она бросила взгляд на кошель с деньгами – пусть останется здесь в качестве платы, она не воровка.

24

Кажется, у нее выросли крылья – так быстро она бежала, так легко ей было это делать. Дорожный плащ хлестал по ногам, капюшон то и дело съезжал на глаза, закрывая дорогу – княжна сбросила его. Добежав до поворотного камня у оврага, бросила несколько крупиц волшебной Соли на его середину, дождалась, когда зацветет в утреннем свете сияние и бросилась в него, очертя голову. На счастье вынырнула там же, у безлюдной кромки аркаимского леса, бросилась по тропинке. Стражники уже отворили врата, первые купцы потянулись на ярмарку, лениво собирая свои товары и расставляя то, что не продалось накануне. Кто-то тревожно поглядывал на облака – они темнели, готовясь к грозе. Недовольно бормотали, что с такой погодой не будет никакой торговли.

А Неждана, наоборот, радовалась – дождь собьет со следа погоню, если вдруг кто ее решится догнать. Споро добежав до теремного дворца, не обращая внимания на рано пробудившихся прислужников и работников, она забежала в конюшню, где подремывал под седлом Саввушка, разбудила его, угостила сухариком.

Вскочив в седло, пришпорила коня и в пару прыжков уже очутилась за воротами.

Не тревожась больше о впечатлении, которое производит, и внимании, которое привлекает, она мчалась домой, к матери. Отец еще спит. Вряд ли кто рискнет будить князя сообщением о том, что дочь куда-то спешно уехала. Да и о том, что торопливый всадник – именно Неждана, наверняка узнают лишь добудившись до Леси и достучавшись до ее, княжны, опустевшей светелки. К этому времени она уже будет на подступах в дому. А там…

Что «там» княжна не очень представляла. В самых радужных и смелых мечтах она давала матери снадобье, та выздоравливала в один миг, чем доказывала отцу, как тот был не прав, отказывая Чернаве в помощи и лечении. И дальше – или он застыдится своей черствости и они заживут семьей счастливо, или мать гордо удалится в свои родовые поместья, забрав приданое, а она, Неждана, отправится с ней. И это все лучше, чем затворничество или ненавистное замужество.

Что будет, если снадобье не поможет, она не думала…

Прискакав в домашний терем, спрыгнула с коня, бросила поводья едва успевшему подоспеть конюху.

– Княжна, как ты… Не ждали так рано… – бормотал конюх.

– Напои Саввушку, – крикнула ему девушка, уже взбегая на высокой крыльцо. – И в стойло поставь! Ну, живо!

Из комнат выглядывали сонные слуги, где-то в глубине терема слышался торопливый топот – никто не ожидал приезда дочери хозяина и сейчас спешил заняться делами.

Неждана ни на кого не смотрела, ни на кого не обращала внимания. Ядвига, выскочившая было навстречу и оторопело замершая в проходе, вынуждена была прижаться к стене – княжна, стремительно прошагав мимо нее, бросила в руки пару монет и, ворвавшись в материнскую спальню, с шумом захлопнула за собой дверь.

Тихий покой забытого в болезни человека. Шелест шелкового балдахина, потревоженного ветром. Ленивое щебетание птиц под окном.

Чернава спала.

В отсутствие Нежданы, ее никто не убрал на ночь, не заплел светлые волосы в косы, не заменил ночную сорочку и не поправил подушки – княгиня спала, неудобно завалившись на бок, рука свесилась почти до пола. В другой раз княжна бы распекла нерасторопную прислугу да заставила прямо при ней выполнять свою работу, да только сейчас все это не имело значения – успеть бы до того, как сюда пожалуют дружинники отца или Званко собственной хвастливой персоной.

Поэтому сейчас, отбросив раздражение, девушка стянула с плеч заплечный мешок, одновременно опускаясь на колени у материнской постели. Нежно подняла руку матери, заботливо уложила поверх одеяла.

Где-то вдалеке ударил гром – словно кто-то хотела напомнить, чтобы не отвлекалась княжна, чтобы поторапливалась.

Развязав веревку, та достала добытое в доме аптекаря, не пожелавшего назвать свое имя, сокровище. Она только теперь посчитала, что взяла из его дома семь флаконов – три больших и четыре вдвое меньше, все – с обычными деревянными пробками, залитыми воском. На свету содержимое казалось обычным медом, Неждана даже забеспокоилась, не обманулась ли. Посмотрела на свет – нет, то был не мед. В янтарной жидкости отчетливо поблескивали бесчисленные нити, которые, перепутавшись, то собирались в клубок, то растекались по стенкам. Откупорив один из флаконов, Неждана принюхалась – изнутри потянуло жженым сахаром, полынью и вечерней зарей, пьяняще пропитанной липовым цветом.

Жидкость оказалась очень густой, девушке пришлось потрясти склянки и тщательно разогреть их в ладонях, чтобы содержимое оказалось хоть немного жиже. Тогда она поднесла флакончик к губам Чернавы.

«Что будет, если ты ошибаешься?» – из памяти выскользнуло и покатилось ьревожным шаром воспоминание: старуха-мара, Тайные ряды и опасливый шепот, круживший вокруг, словно сухая листва.

Рука девушки дрогнула: «Кровью своей клянусь, что безвинна».

«Кровью…Клянусь… Она клянется кровью, хи-хи-хи», – вокруг, словно круги на воде, рассыпался чужой настойчивый шепот, пока не стих совсем, унесенный ветром и подхваченный очередным раскатом грома.

Неждана по чуть-чуть стала переворачивать флакончик, следя за затем, чтобы драгоценная жидкость не потекла мимо рта матери. Запах усилился, девушке показалось, что он стал приторнее и слаще. Он ударил матери в нос, заставив сделать ее глубокий вдох. Содержимое, которое успело влиться в горло княгини, вырвалось золотой пыльцой и повисло у лица Чернавы.

Ресницы Чернавы вздрогнули, кончики пальцев судорожно вцепились за край одеяла. Кожа порозовела. Женщина глубоко вздохнула, вобрав в себя всю золотую пыльцу, облаком повисшую у ее головы. Распахнула глаза.

Неждана обрадовалась: помогает!

Но Чернава, будто бы придя в себя на одно мгновение, снова ослабела, взгляд помутнел, улыбка, вспыхнувшая было на губах, поблекла.

«Нужно еще!», – не раздумывая ни мгновения, она одну за другой приготовила для матери еще три больших флакончика, каждый раз удивляясь, что запах из них становится все отвратительнее. Последний она открыла, старательно отворачиваясь – из флакончика явственно пахну́ло мертвечиной. Девушка озадаченно нахмурилась – может, зелье испорчено? Она перевела взгляд на мать – Чернава погружалась в сон. Княжна решительно пододвинулась к матери, приподняла ей голову и помогла выпить еще два из трех приготовленных флаконов. От разносившегося по опочивальне запаха гниения мутило. Мать не двигалась, но после последнего выпитого флакона резко села, перевернулась на бок и задышала тяжело, хрипло. Из приоткрытого рта струйками вытекала окрашенная золотом слюна, капала на сорочку, стекала на постель, оставляя отвратительные мутно-зеленые пятна, грудь княгини сотрясалась от рвотных позывов. Лоб покрылся испариной и потемнел. Женщина задыхалась.

– Мама!

Неждана коснулась плеча матери, та небрежно сбросила его, отвернулась.

Девушка с недоумением уставилась на открытый и разогретый в руках флакончик – густая жидкость сама собой обернулась в пар и, вырвавшись из горлышка, поднялась в воздух и тонкой струйкой потянулась к Чернаве. Княжна хотела развеять рукой, но тот, ловко извернувшись, снова поплыл по направлению к княгине. Та дышала все тяжелее, в комнате все отчетливее чувствовался тяжелый запах гниения. Девушка постаралась закрыть флакончик, но не тут-то было – золотистый пар выталкивал пробку, как бы сильно девушка ее не удерживала. Но что самое удивительное, так это то, что и остальное снадобье, в одно мгновение выбив пробки, вырвалось из своих емкостей и, обернувшись золотым паром, потянулось к матери. Он впитывался в нее через ноздри, приоткрытый рот, глаза, он пропитывал ею кожу и волосы. И всего, чего он касался, теряло живую свежесть, темнело на глазах и покрывалось яркими черно-бурыми пятнами.

Неждана испугалась. Бросив склянки, она вскочила на ноги и подбежала к окну, распахнула его, впустив внутрь комнаты свежий воздух.

Княгиню начало тошнить. Утробные стоны перемежались с отвратительными рвотными спазмами. Мутная, мерзко пахнувшая слизь фонтаном выплескивалась на постель, дорогой ковер, оставляя потеки на стенах.

Княжна отшатнулась, вжалась в подоконник.

– Мама… Что же я наделала?!

Княгиня по-прежнему не узнавала свою дочь, обернулась на голос и посмотрела на нее холодно и даже враждебно – у девушки опустилось сердце. Чернава опустилась на четвереньки, развернулась к дочери. Тусклый неживой взгляд вперился в девушку, из приоткрытого рта на подбородок лилась зловонная жижа – женщина и не пыталась ее вытереть. Княгиня встала, соскользнула с кровати, и. пошатываясь, подошла вплотную к дочери. Протянула к ней худую руку с отросшими ногтевыми пластинами. Неждана пискнула и что было силы зажмурилась.

Чернава шумно выдохнула, угрожающе зарычала.

Княжна в ужасе распахнула глаза – за то мгновение, что у нее были закрыты глаза, княгиня стала выше ростом, ее кожа потемнела, покрылась зеленоватыми струпьями, а волосы прядями падали к босым ногам. Нижняя челюсть по-звериному выдвинулась, обнажив желтоватые клыки и воспаленные, припухшие десны. Отойдя от дочери к центру комнаты, Чернава схватилась правой рукой за резную опору для балдахина. Утробно зарычала. Когтистые пальцы побелели от напряжение, а дерево стало крошиться под пальцами женщины… или того существа, в которое она обращалась на глазах окаменевшей от ужаса дочери.

– Сварог всемогущий, помоги!

Княгиня запрокинула голову, из ее ввалившейся груди вырвался истошный визг, от которого содрогнулась и упала в недра Морози душа девушки – сердце на мгновение перестало биться, а тело парализовало. Грудная клетка жуткого монстра раздалась, разорвав в клочья ночную сорочку. Ткань, соскользнув с бедер, упала к ногам. Неждана осела, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать крик отвращения – вместо живота у этого существа оказался полупрозрачный пузырь, сейчас примерно наполовину заполненный мутно-зеленой слизью: она плескалась внутри, ударялась о стенки. Тощие кости ребер, едва обтянутые кожей, словно костлявые лапы придерживали его, а сквозь стенки просвечивал позвоночник. Из-за спины, с хрустом разрывая кожу на лопатках, появилась еще одна пара рук и вцепилась ими в ткань балдахина.

Неждана заскулила:

– Как? Почему?

Существо, кажется, прекратило обращение, повернуло обтянутый кожей череп к княжне. Оно было сильно выше человеческого роста, с двумя парами когтистых лап, вывернутыми наподобие волчьих ногами. Из осклабившейся пасти вывалился раздвоенный язык. Круглые, лишенные век и ресниц глаза, смотрели по-звериному голодно.

– Кто ты?

Та, что пару мгновений назад еще была человеком, рывком сдернула ткань балдахина, с грохотом перевернула и опрокинула на пол постель. Шагнула к Неждане.

– Нет, – девушка сделала шаг назад и уперлась спиной в подоконник.

Она беспомощно посмотрела на жуткого зверя – тот встал на четвереньки и утробно зарычал, оскалив длинные и острые, словно сабля, клыки. Неждана запрыгнула на подоконник и выбралась на карниз. Схватившись за резной наличник, закричала:

– Помогите!

Никого во дворе не было – девушка, только далеко, за лесом, началась гроза – черные ленты дождя уже заполнили собой небо. От земли потянуло мертвенной сыростью. Рев за спиной заставил девушку сбросить оцепенение, оторвать руки от наличника, и, балансируя на карнизе, забраться на крышу крыльца и скатиться по столбу вниз. Оказавшись на земле, девушка бросилась в сад, укрывшись за листвой.

Зверь выпрыгнул за ней, принюхался. По тому, как жадно двигались его ноздри, как шарил он четырьмя руками вокруг себя, Неждана поняла – это создание слепо…

Девушка, стараясь держаться ближе к стволам деревьев, бросилась к конюшням, надеясь, что успеет добраться до Саввушки до того, как ее схватит чудовище. А еще, что конюх по привычке не расторопен и не успел расседлать коня.

Девушка услышала, как зверь хрипло вскрикнул, за спиной послышался хруст ломавшихся деревьев. Кто-то завизжал во дворе, чудовище зарычало. Княжна бросилась к конюшням, уже не таясь, молясь лишь об одном – чтобы удача не отвернулась от нее.

Влетев в конюшню, она нашла Саввушку под седлом. Выдохнула с облегчением:

– Милый, как хорошо, что ты здесь… – Она торопливо погладила коня по шее. – Надеюсь, ты хоть немного успел отдохнуть.

Она боязливо огляделась, прислушалась – по тишине за стенами конюшни было не разобрать, рядом с конюшней монстр или ушел в другую сторону, а может и вообще сбежал в лес. Поправив стремена, девушка запрыгнула в седло и прижалась к гриве. Погладила по шее. Тихонько нашептывая ласковые слова, пришпорила, направив к выходу из стойла. В этот момент крыша затрещала, на голову Нежданы посыпалась солома, глина и обломки опорных столбов. Саввушка встал на дыбы и заржал. Крыша отъехала в сторону, в образовавшуюся щель, пролезла тощая когтистая лапа с черной и плотной щетиной, стала шарить внутри.

– Н-но! – Неждана пришпорила Саввушку и что было силы рванула наружу. Зверь, смявший крышу, словно скорлупу гнилого ореха, бросился за ними. Княжна завизжала, вцепилась в поводья. – Быстрее, Саввушка, милый! Не подведи!

И, пришпорив коня, девушка вырвалась из здания и помчалась по тропе, удаляясь от отцовского дома.