Продавец времени

25

Лесьяр слышал, как уходила ночная гостья. Он проснулся, но продолжал лежать, перевернувшись на спину и закинув за голову руки – думал. Думал, может, стоило выслушать девчонку, вдруг смог бы помочь? Когда заболели родители, он все бы отдал, чтобы их вылечить. Да и отдал – Яга дала зелье в обмен на службу, он выполнил уговор. Хотя сейчас червь сомнения ранил все сильнее – а было ли зелье, был ли у родителей шанс спастись. Раньше он не допускал даже мысли. Сейчас думал об этом почти постоянно. И раздражение на Ягу росло с каждым днем. Раздражение и злость, подпитанные недоверием.

Лесьяр уже приподнялся на локте и спустил ноги на пол, готовый выслушать княжну и хотя бы попробовать найти подходящее средство. Но входная дверь открылась, скрипнули половицы на крыльце и девушка легко сбежала по ступеням.

«Ну, выходит, не судьба», – вздохнул с облегчением и встал. Одернув занавеску, придирчиво осмотрел опустевший дом. Сразу заметив оставленный на столе кошель с деньгами. «Еще и монеты свои забыла», – подумал разочарованно. Надо прибрать, авось свидятся, так вернет – ему чужого не надо.

День пролетел в суете – сперва собирал Малюту на ярмарку, собрал ему заготовленные на Золотых жилах снадобья, велел повысить цену вдвое. А на последние склянки – так и вовсе втрое. Сам снова идти отказался – все еще опасался, чего задумали мары кладбищенские, зачем слух пустили о нем. Да и со Званко не желал встречаться, все же знал старый знакомый больше того, что положено, а княжеский статус иной раз и язык не к месту развязывает.

От того, снарядив домового и проводив его до поворотного камня, он вернулся к дому, уселся на крыльце. Мысли то и дело возвращались к Неждане. От воспоминания о встревоженном взгляде девушке, трогательной наивности, свербело под сердцем. В доме копошилась в клетке мара, Лесьяр пару раз гаркнул с крыльца – уж больно не хотелось возвращаться в дом, но плененная тварь никак не успокаивалась, гоготала и все твердила о рождении какой-то жницы.

– Чего? – аптекарь поморщился, услышав.

Мара сразу притихла, обвила пальцами прутья решетки:

– Жница ложью рождена, вечно голодна́ она, нет спасения в пути, если клятва на крови, – прохрипела и, растянув тонкие губы в улыбке, часто задышала, изображая сдержанный, язвительный смех.

От этого смеха у Лесьяра побежала мурашки по спине, он уж собрался бежать за Малютой, но тот сам показался на тропинке, ведшей к дому – здоровый и вполне довольный собой и сегодняшней торговлей. Аптекарь выпрямился, медленно выдохнул, рассматривая, как слуга идет, напевая под нос песенку и сбивая прутиком лохматые головки одуванчиков. Не обращая внимание на бормотание мары, он вышел на крыльцо:

– Все хорошо прошло?

Малюта озадаченно округлил глаза:

– Знатно… Три выручи тебе принес, хозяин! Бабоньки, как и говорил ты, все смели. Я рискнул двойную цену к полудню поставить, а четверную уж опосля́… Так я и то думаю, что все ж продешевил, надо было пятерную ставить…

И широко улыбнулся.

Лесьяр хмыкнул:

– Ты завтра не забудь раскрыть, кто твой хозяин… Не то на этих барышах и останемся…

Он вернулся в дом, сел за стол.

– Давай, показывай, что наработано.

Малюта, поставив пустую корзинку на лавку, достал кошель, положил на стол. Вытянул из-за пазухи второй кошель, тоже плотно набитый монетами. И, победно взглянув на хозяина, достал от туда же тряпицу. Развернув ее, придвинул в аптекарю – внутри оказалось жемчужное ожерелье и перстенек.

Лесьяр с удивлением поднял глаза. Малюта многозначительно кивнул:

– Слухи о кудеснике дошли до самого Египту… Вельможа тамошний пожаловал. Думаю, завтра не один заявится.

– Надо бы побольше снадобья сделать.

Лесьяр решительно встал, направился в закуток, где хранил добытую в Забытьи акханду. Крикнул из-за занавески:

– Малюта, воск готовь да жир тащи…

Он выставил наружу и поставил на стол корзины, заполненные склянками с золотой жидкостью, и начал их методично расставлять на столе. Красивые хрустальные флакончики, которые в прежние времена он наполнял ароматными благовониями, крохотные флакончики для нюхательных солей, грубоватые склянки для специй с простыми деревянными крышками… Он замер, посмотрел на домового:

– Их было десять… Сейчас семь.

Малюта вмиг посерьезнел:

– Может, закатились куда?

Аптекарь гаркнул:

– Куда они могли закатиться? – с трудом взяв себя в руки и подавив плескавшийся внутри гнев, уточнил: – Ты не брал?

Домовой отчаянно мотнул головой:

– Нет!

Аптекарь методично вытащил из корзины все склянки, разобрал их по видам склянок, проговаривая вслух сколько каких было и где он их собирал:

– Десять больших у ручья, в Подоле. Трех не хватает. Флаконы собрал у окна старосты. По капельке с карниза капали. Все на месте. Вот эти, – он указал на небольшие склянки для хранения перемолотых заготовок трав, – собрал у колодца, их было семнадцать. Четырех не хватает…

– Может, ты больше заготовил, да я продал сегодня? – предположил, впрочем, совсем неуверенно, домовой.

Лесьяр даже не стал на него сердиться, только в задумчивости покачал головой.

– Это она их взяла, – он вспомнил, как блестела акханда, как гостья заметила свет из-за занавески, и ему пришлось встать и задернуть полог. И княжна заметила это – он понял по глазам. И, получив от него отказ, не нашла ничего лучше, чем взять без спроса…Оставив деньги на столе. – Зараза…

Мара, все это время слушавшая их разговор, тихо засмеялась, но поперхнулась смехом, едва Лесьяр взглянул на нее. Он шумно втянул носом воздух, пытаясь успокоить гнев, развернулся к притихшей маре:

– Что будет, если дать человеку эту вашу акханду?

– Сме-ерть… – мара лукаво осклабилась. Когда Лесьяр уже почти отвернулся от нее, добавила: – Смерть лучше.

– Что ты сказала? Смерть лучше?

Мара захохотала, нечеловеческий, пробирающий до костей хохот словно парализовал аптекаря – вот что задумали эти твари: сперва они пустили слух, что на ярмарку явится искусный маг с чудодейственным средством, подослали княжескую дочку, заморочив ей голову, и убили княгиню тем средством, которое вроде как придумал таинственный маг, то есть он. Все видели Малюту, утром начнется сыск, а может уже и сейчас начался. И тогда его ждут тюрьма и виселица. Последнее – по княжеской милости, если ночная гостья права и князь Олег на самом деле хотел избавиться от жены. А вот если не хотел… тогда умирать Лесьяр будет долго и мучительно… и смерть покажется ему избавлением.

– Надо собираться, – бросил Малюте: что бы не случилось, гнев княжеский лучше переждать в стороне.

Он замер, услышав короткий вскрик и последовавший за ним жуткий грохот у калитки – на двор, перекошенная от страха, промокшая насквозь, ввалилась ночная гостья. Задыхаясь от быстрого бега, она повисла на калитке, сорвав ее с петель. Обессиленная, упала на колени и подняла руку в мольбе.

– Помоги!

26

Званко с трудом скрыл разочарование, когда князь Олег отправил его с Нежданой за покупками. Он и гребень тот достал, чтоб княжна разобиделась, да глупость сделала – убежала, а может и еще чего похлеще. Но девица оказалась остра на язык да сдержанна. Отвадила его подарок спокойно. Вот и пришлось княжичу за ней плестись вдоль торговых рядов.

– Что, не люб тебе? – спросил, когда они поравнялись с первыми торговыми рядами и смешались с толпой, а ярмарочная толчея позволила ему прикоснуться к девушке и склониться над ее ухом.

Неждана полоснула по нему взглядом, выдернула локоть:

– А коли скажу, что не люб, то что сделаешь? Отстанешь?

Нехороший разговор получался. Званко посмотрел вдаль, на аптечные ряды, к ним стекалось все больше люда. Навстречу, уже поднимаясь от аптекарских рядов, шли три молоденькие женщины.

– То просто чудо! – причитала, закатывая глаза, та, что шла по центре, в красном платке с ярко-синими петухами. – Говорю ж – чудодейство какое-то…

Ее подружки то и дело забегали вперед, осматривали ее, восхищенно цокали языками. Званко прислушался.

– В самом деле, будто пять али семь годков скинула.

У женщины в красном платке от смущения порозовели щеки.

– Говорю, девкой так хороша не была…

Званко затаил дыхание, молясь только о том, чтобы княжна не заговорила, чтобы не отвлекла от подслушанного разговора.

– А где ты мазь-то энту нашла? Можешь сказать толком?

Женщина в красном платке махнула в сторону аптекарских рядов:

– У травников, говорю ж… Крайний шатер, неприметный такой. Под навесом еще полынь да лаванда висят пучками. Торговец низенький такой, неприметный мужичок, не из наших…

– Приезжий?! – с каким-то особым чувством отозвались подружки.

И тут:

– А гребень ты тот где купил? – спросила княжна, задумчиво играя лентами вплетенными в косу.

Княжич растерялся, не сразу сообразив, о чем говорил Неждана, показал рукой:

– Да вон там, у купца ереванского. – А сам запомнил: «Крайний шатер, неприметный, с пучками лаванды и полыни».

Он особенно обрадовался, когда Неждана побежала к каруселям – там было проще затеряться. Званко специально приотстал, позволив девушке смешаться с толпой, покрутился еще и, юркнул к аптекарским рядам. Там, притаившись, он наблюдал за девушками и женщинами постарше, которые ручейком стремились к шатру с лавандой под кровлей. Они толпились, шумно спорили, и за их спинами не представлялось возможным разглядеть хозяина товара, наделавшего столько шума на ярмарки. Только когда все разошлись и у лотка оставалась одна покупательница, он смог рассмотреть того, кто стоял за прилавком.

Это было странное, неуклюжее создание, ростом чуть выше ребенка, но со вполне взрослым лицом. Лохматые волосы, кафтан не по размеру, шапка нахлобучена на макушку. Но сомнений не было – это был тот самый недорослик, что поил его отварами в доме Лесьяра.

«Не может быть»…

Он хотел проследить за ним, но вовремя успел заметить, как навстречу, появившись буквально из-под земли, бежала княжна. Сгорбившись. Княжич отвернулся и отошел в тень Тайных рядов – девушка пробежала мимо так стремительно, что Званко подумал, не его ли она ищет. Но нет – девушка, то и дело придерживая шаг, следила за недоросликом, что торговал чудодейственными мазями, от которых местные красавицы становились краше и моложе прямо на глазах.

Он окликнул ее за ярмарочными рядами, сразу после того, как княжна купила ленту и рассеянно спрятала ее в сумку. Окликнул:

– Неждана! А я уже думал, ты домой ушла.

Девушке не удалось скрыть разочарование и испуг, она то и дело оглядывалась по сторонам в поисках причины, как бы ей снова избавиться от княжича.

– Собиралась.

Это забавляло Званко – в отличие от Нежданы, он встал так, чтобы видеть передвижения недорослика, да и не сильно переживал, если его потеряет – где его искать он знал. Чего не скажешь о княжне. Дразня девушку, предложил:

– Ну, так пошли вместе. Чай, так веселее будет! – он наивно широко улыбнулся.

Девушка покраснела:

– Не стоит. – Именно в этот момент она придумала, как избавиться на назойливого парня, просияла: – В девичьи дела парню не след лезть, неужто и о том тебе не говорили?

Званко старательно разыграл недоумение и озабоченность:

– Ну, князь велел присматривать за тобой… – покосился на мелькавшую между зеваками шапку недорослика, аптекарского слуги – тот уже почти скрылся у кустов. Заметила это и Неждана, заторопилась:

– А ты и присматривай. Ты тут подожди, а я быстро – ленту только отнесу и вернусь…

И не дожидаясь ответа княжича, стремглав бросилась вниз по склону, к опушке, к тому самому месту, где в последний раз мелькнула неказистая шапка аптекарского слуги. Званко хотел было проследить за княжной, но прикинул, что народу там не много, оглянется – решит, что не поверил, что следил за ней. Еще князю нажалуется. А Званко это было ни к чему. Да и понимал он, что, скорее всего, едва спрятавшись от любопытный взглядов горожан, недорослик скажет заветное слово, да растает в тени, за один миг переместившись в дом Лесьяра.

Потоптавшись еще немного, он вернулся на ярмарку, поглядел на петушиные бои, забавы горожан и, окончательно заскучав, вернулся в княжеский терем.

Неждана еще не появилась.

«Ну, посидим, посмотрим», – устроившись в тени, он продолжал ждать еще какое-то время. Видел, как вернулась домой княжна – судя по сгорбленной спине – не солоно хлебавши, усмехнулся: он-то до недорослика доберется, дай только срок.

27

– Помоги! – княжна, казалось, была не в себе.

Лесьяр и подоспевший к нему на помощь Малюта помогли ей дойти до дома, усадили за стол. Пока Малюта суетился с водой – напоить девушку, аптекарь пытался взять в толк, о чем она говорит.

– Я не знаю, как… Но она… Сварог всемогущий, как страшно, – она вцепилась в поданный домовым ковш. Припав к ней губами, жадно пила, обливаясь и захлебываясь.

Малюта и Лесьяр, наблюдая за ней, только настороженно переглядывались. Когда девушка напилась, домовой принял у нее из рук ковш, отметив как дрожат руки гостьи, многозначительно поднял бровь и вздохнул, кивнув хозяину.

– Ну, теперь скажешь? – тот нетерпеливо поторопил гостью. – Что приключилось с тобой?

Девушка твердо посмотрела на него, сжала кулаки так, что побелели костяшки худеньких пальцев. Лесьяр хмурился в ожидании. Не дождавшись спросил строго:

– Ты зачем золотые жилы украла?

Княжна в одно мгновение перестала дрожать, отпрянула. Глаза у нее округлились, щеки и шея покрылись красными пятнами, в глазах промелькнуло и тут же погасло смятение, сменившись решимостью – то, что ее разгадали так быстро было ей даже на руку.

– Жилы? Так вот что это было? – Она медленно, будто через силу, втянула носом воздух. – И не украла я, оставила плату.

Они одновременно, не сговариваясь, посмотрели на все еще лежавший на столе кошелек. Княжна напомнила:

– Я просила о помощи. Ты отказал. Я взяла то, что должно было помочь…Совсем немного.

– Семь флаконов, – отметил Лесьяр и приподнял бровь. – Это немного по-твоему? Хороша́ княжна…

Неждана кивнула, соглашаясь:

– Семь флаконов, все так. Но я заплатила за них с лихвой!

Аптекарь потемнел лицом, ноздри хватали воздух, взгляд стал жестким, раздраженным. Он терял терпение, был зол и едва сдерживал себя, чтобы не схватить девчонку и, не церемонясь, вытрясти из нее всю правду.

– Ты их кому-то отдала?

Девушка сперва покачала головой, потом кивнула, отозвавшись:

– Я напоила ими маму.

– Напоила? – Лесьяр недоверчиво скривился: он помнил, как золотые нити никак не превращались в жидкость и выпить их было невозможно. Он озадаченно стал ждать ответа.

Девушка кивнула.

– Да… Только. Я ждала, что ей станет лучше, ей вроде бы и стало лучше, она встала. А потом…

Княжна замолчала, не желая воскрешать в памяти то, что произошло позднее. Аптекарь, между тем склонился к Неждане, прошептал настойчиво.

– И?

Девушка кусала губы и отводила взгляд – в груди юноши, на мгновение отключив разум, вспыхнула ярость.

– И?! – он схватил девушку за плечи, встряхнул ее.

Домовой возник рядом, положил руку на плечо хозяина – и будто забрал часть его гнева, принял на себя – взгляд юноши стал светлее, руки разжались. Перепуганная девушка пролепетала:

– И эта золотая жидкость превратилась в дым, и мама вдохнула его. И даже те склянки, что были запечатаны, они открылись… сами. А жидкость внутри тоже обратилась в дым… И тоже… к маме.

По неровной, сбивчивой речи Лесьяр понимал, что они подходят к главному, именно оно привело девушку в его дом с повинной головой. Он даже в глубине души примерно понимал, что там случилось: княгине стало плохо, мара предупреждала, что чистой акханду употреблять нельзя. Он сам видел, что происходило с жуками и букашками, над которыми он ставил опыты накануне – все они погибли, в мучениях обратились в прах. Проводить опыты над живыми людьми он не смог (или просто не успел), а тут само провидение помогло ему узнать.

– Дальше! Что было дальше? – проигнорировав на этот раз предупреждение домового, он схватил девушку за руку, сдавил запястье.

Девушка смотрела на него остекленевшими от ужаса глазами – присмотреться, и можно было увидеть на их дне то, что она пережила.

– Сперва она стала задыхаться, потом ее рвало, а потом… Она превратилась в какого-то жуткого зверя. – Девушка зажмурилась, прогоняя от себя видение матери, но аптекарь сжал запястье еще сильнее, заставив девушку очнуться и заговорить быстро-быстро, захлебываясь собственным страхом, таким живым и реальным.

Только когда она замолчала, обессиленно опустив голову на грудь, Лесьяр отпустил ее руку – на запястье остались сине-красные кровоподтёки от его пальцев. Аптекарь смотрел в пустоту:

– Значит, если использовать ее в чистом виде, то человек обращается в мару…

За его спиной рассыпался сухой, будто горох, смех.

– Это Жница.

Лесьяр обернулся – в углу к их разговору внимательно прислушивалась плененная мара. Переспросил:

– Жница?

– Мать всех мар, вечно голодная нежить, которая не успокоится, пока не уничтожит самую свою суть. – Пленница тихо смеялась, ее глаза загорались все ярче, шепот становился все мстительнее: – Она всех вас убьет… Она идет сюда, я чувствую ее запах. Запах свежей плоти, еще липкой и пропитанной горячей человеческой кровью.

Аптекарь посмотрел на Неждану:

– Это правда? Эта тварь идет сюда?

Девушка всхлипнула:

– Я не знаю… Я почти загнала Саввушку, убегая от нее, – в ушах все еще стояло душное дыхание жницы, ее рык, хруст веток и сломанных стволов молоденьких берез и тяжелый бег жуткого монстра за спиной.

Аптекарь перевел взгляд на домового:

– Надо убираться….

Мара истерически захохотала:

– От Жницы не убежать! Она вышла на охоту…

Но юношу было так просто не испугать, он решительно засобирался, бросил небрежно:

– Это мы еще посмотрим. – Он направился к полкам со снадобьями, сгребая их без разбора, запечатывая тайным словом то, что не умещалось с собой – склянки исчезали с полок, оставляя за собой ветхую паутину и пыль. За всем этим он вернется позднее, когда станет безопасно. В том числе за собранной акхандой. Поставив на стол старую деревянную шкатулку с металлическим ободом, скомандовал домовому: – Забирайся, переезжаем.

Малюта кивнул, но сперва бросился собирать сухари, воду в дорогу, бросая все в заплечные мешки – по одному для княжны с аптекарем, отсыпав в кулек и сунув в мешок девушки чуть больше кореньев и целую головку пережженного сахара, пристроил в него вяленого мяса. Огниво убрал Лесьяру.

Их торопливые сборы под хохот и шипение мары внезапно замерли – на тянувшейся вдоль оврага тропе послышался шум. Малюта и Лесьяр переглянулись. Домовой, прикрыв глаза и, вобрав в себя воздух, будто попробовав его на вкус, прошептал:

– Чужие, Лесьяр… из города. Конные, семеро.

Лесьяр побледнел:

– Быстрее!.. Малюта, живо в шкатулку!

Схватив то, что уже было готово, Лесьяр взял Неждану под локоть, увлекая за собой к выходу и одновременно натягивая на плечи кафтан, мешок и наматывая вокруг плеч капюшон.

– Я задержу их, – Малюта остановился посреди дома, в глазах плескался страх пополам с надеждой. – Коли увидят они, что дом пуст, что ни тебя, ни меня нет, сразу поймут, что ты виновен в смерти княгини. И не сдобровать тебе. А я скажу, мол, в лесу ты, на заимке. Мне они ничего не сделают. А ты к Яге сходи… Эти твари из кощьего царства – по ее части.

Мара захихикала, что-то забормотала, но неразборчиво.

– Я вернусь за тобой, – Лесьяр мрачно кивнул – топот лошадей становился все ближе, времени на раздумья не оставалось. Зато он вовремя вспомнил о своей пленнице. Ринулся к маре, схватил клетку и снял с крючка. Опрокинув, вытряхнул мару в короб, щедро сдобрив его крышку поваренной солью: – А вот тебя тут точно никто чужой не должен видеть.

Кивнул княжне – та, прижав кулаки к груди, наблюдала за его приготовлениями и глаза ее все больше округлялись. Он протянул ей руку:

– Ты идешь? – спросил, выводя ее из оцепенения. – Или желаешь предстать перед княжьим судом за убийство матери?

Его узкая ладонь в ссадинах и ожогах подрагивала от напряжения.

– Ну же!

Девушка вложила свои пальцы в его руку, и тут же была с силой выдернута на крыльцо.

Увлекаемая стремительным аптекарем, она спрыгнула с крыльца, спотыкаясь о камни и обивая носки сапог, юркнула в ближайшие кусты. Не разбирая дороги, она бежала за юношей до ломоты под ребрами, до ряби в глазах – видела только его спину и темнеющий лес, слышала голоса за спиной – где-то там, где была калитка к дому мага, но все звуки быстро остались позади.

– Не могу больше, – девушка рухнула на колени.

Лесьяр – так назвал аптекаря домовой, как слышала Неждана – несколько шагов протащил ее за собой, выпустил руку и с раздражением отметил:

– Бежать надо.

Княжна подняла вверх указательный палец:

– Я больше не могу и шага ступить. Мгновение, прошу…

Лесьяр застыл рядом. Напряженно вытянувшись, вслушался в лесные шорохи. Откуда-то потянуло дымом, над кронами поднялась сперва тонкая, затем густая струйка дыма. Примерно там, где стоял его дом. Сердце сжалось от тоски и догадки. Резко выдохнул, отошел от девушки и, прислонившись спиной к старенькой березке, скрестил руки на груди: Малюта прав – единственный, кто может знать, что делать с жницей – Яга. Только не станет она ему просто так помогать, да и он ни за что не пойдет к ней в услужение. В голове стало муторно, перед глазами потемнело. Лесные запахи исчезли, уступив чужим, незнакомым, приторно-сладким до тошноты, до одури. Бросило в холодный пот. В коленях появилась слабость, а между лопаток холодным покрывалом пролегла испарина.

«Что это?», – аптекарь медленно опустился на землю, пытаясь унять дрожь – руки перестали слушаться, к горлу подступила тревога, сковав дыхание и вытравив все мысли. В этой вязкой, прогорклой тишине он потянулся к фляжке с водой. Сорвал ее с пояса, рывком откупорил крышку. Сделал небольшой глоток, чтобы смочить горло и выровнять дыхание. Собранная Малютой вода смыла муть из головы, заставила мысли проясниться. Взгляд снова отчетливо улавливал очертания знакомого леса, тропинки. Нос – улавливал знакомые запахи, а сердце билось ровнее. Он задержался взглядом на скрючившейся у пенька и тяжело дышавшей княжны – вот уж кому в самом деле плохо.

– На, испей, лучше станет, – он протянул ей фляжку. Зарукавье чуть сместилось, оголив голую кожу под браслетом – на ней аптекарь обнаружил пятно. Темно коричневое, с бордовой воспалившейся каймой вокруг темного волдыря, оно нещадно саднило и источало тот самый тошнотворно-сладкий запах гниения.

Одернув руку, он бросил фляжку княжне, отвернувшись, посмотрел на рану ближе. Но той не оказалось. «Померещилось?», – аптекарь озадаченно изучал то место, где только что видел рану.

– Акханда убьет тебя, я предупреждала, – прошептала мара из короба.

Лесьяр сердито покосился на нее, губы растянулись в снисходительной усмешке:

– Коли каждой твари верить, то до утра не доживешь…

– А сейчас, думаешь, доживешь? – мара хмыкнула.

Лесьяр и сам не знал, но сдаваться не собирался. Прикинув, сколько времени еще надо идти до дома Яги, он посмотрел на вершину росшего неподалеку дуба – старого и разлапистого, с богатой кроной. Поднявшись, подошел к нему, сбросил с плеч заплечный мешок, бросил тут же, в траву. Неждана, отпив немного из предложенной аптекарем фляжки, наблюдала за ним и медленно приходила в себя – ее тоже привлек запах гари, который ничего хорошего не нес. Сырость глухого леса, аромат сухого ельника и грибов.

– Ты что делаешь? – спросила, сев, наконец, и подобрав под себя ноги.

Лесьяр ее вопроса будто не услышал. Подхватив корзину с марой, забросил ее на плечо, а сам, подпрыгнув, зацепился руками за нижнюю ветку. Подтянулся. Закинул правую ногу на ветку, подобрался. Осторожно встал ногами у основаниями ветки, забрался выше. Потом еще и еще раз, пока не оказался почти у самой маковки. Там, на гибкой и неустойчивой ветке он оставил клетку с марой, закрепил ее так, чтобы не перевернулась, а на плоскую крышку насыпал пригоршню соли. Хлопнув ладонью по стене, предупредил пленницу:

– Будешь вертеться и дергаться, соль просыплется сквозь прутья и тебя насквозь прожжет, сваришься в ней заживо, поняла? – и словно в доказательство своих слов, чуть качнул корзину – несколько кристалликов соли, пробиваясь сквозь плетение, посыпались внутрь – мара завизжала, неистово забилась внутри. – Не говори, что я не предупреждал.

И, оставив в таком положении пленницу, ловко спустился вниз. Там его ждала княжна – девушка уже поднялась на ноги, поправила заплечный мешок:

– Зачем это? – кивнув на короб, спрятанный между ветками, вернула ему фляжку.

Аптекарь отряхнул руки, оправил рубаху и зарукавья, натянул на голову сползший на плечи капюшон. Взял фляжку и закрепил ее на поясе. Пробормотал с холодной ухмылкой:

– Жалко ее? Она б тебя не пожалела…

Девушка отвела взгляд – с кладбищенскими марами она не сталкивалась и знала об этих тварях слишком мало, чтобы осуждать Лесьяра.

– Я про то, зачем на дерево посадил… – девушку знобило, лихорадочный румянец сошел, оставив на щеках девушки мертвенную бледность. Пытаясь унять дрожь, она обхватила себя за плечи.

Лесьяр подобрал дорожный мешок, нацепил на плечи. Второй, который несла Неждана, подумав, тоже надел себе на спину.

– Внутри, – он указал пальцем на клетку, пояснил отрывисто: – мара кладбищенская. Вся ее сила – на земле. Чем выше, тем слабее она. А соль на крышке, чтобы не вздумала опрокинуться с ветки, да и сестер не звала… Все, пойдем, времени нет, того и гляди нагонят нас…

28

Званко лишь наутро узнал о побеге Нежданы.

– Что? – схватил слугу, принесшему странную весть за локоть. – Как пропала?

– А так, княжич, служанка ее, Леся, утром пришла в опочивальню. А княжны и след простыл. Ложе неприбранно, вещи разбросаны, а самой княжны нет…

– Так может, похищена?

Слуга пожал плечами:

– Так и Саввушки нет, коня ее.

Князь Олег лютовал во дворе, распекал нерадивых конюхов за то, что про коня не сказали, что княжну упустили, что теремной дворец не стерегут, а служанку Лесю – что хозяйку упустила, проспала. Он метался по двору, кого бил плетью, кому раздавал оплеухи. Из глаз его сыпались молнии.

Завидев Званко, гаркнул:

– А ты, княжич, чего на крыльце мнешься, словно кляча голодная? – он дождался, пока Званко подойдет вплотную, крепко взял юношу за плечи, словно железными ободьями сковал, отвел в сторону. – Ну, сказывай!

Званко озадаченно вскинул голову:

– О чем? Я не знаю, куда Неждана делась.

– В это верю… А вот куда она могла деться тебе вполне по силам догадаться… Припоминай, о чем вчера толковали на ярмарке, кого видели? – князь развернул юношу перед собой, положил руки на плечи, будто опасаясь, что тот сбежит.

Званко покосился на руки Олега, вздохнул, прикидывая, что стоит говорить князю, а о чем стоит умолчать:

– Да ничего особенного, пустая болтовня. На каруселях катались. Пряники ели. Потом Неждана ленту купила, сказала, подруге отнести надо. Меня ждать оставила, велела не идти за ней. Я ждал-ждал, не дождался, решил, разминулись, вернулся в терем. Неждана почти следом за мной и явилась. Задумчивая очень, я не стал тревожить, думал утром поговорить…

Олег задумался.

– Подруга… Какая у нее тут подруга может быть, ежели она в Аркаим раз в год приезжает, на Ярмарку? – он огляделся, крикнул Лесю, подозвал к себе: – Ты скажи, о какой подруге княжна с вечера говорила?

Служанка полоснула княжича взглядом – мол, что он там натрепал князю, отозвалась:

– Да не говорила она ни о какой подруге…

– А кто здесь мог быть? Ну, из дома, например? Из старых знакомцев?

Леся насупилась, вспоминая:

– Да никого, княже. Я об том не ведаю. А ведала бы сразу и сказала, – она еще раз сердито покосилась на Званко.

Олег вздохнул:

– Ладно, ступай… – И тут же повернулся к княжичу. – Вот что, бери-ка ты дружину, самых верных ребят, человек пять-шесть, и поищи окрест. По домам, по шатрам посмотри, поищи следы Нежданы. Только спрашивай осторожно, понял? Нам лишних вопросов не надобно!

Званко кивнул – ему самому не терпелось скорее проверить свою догадку и заглянуть в дом аптекаря. Не зная тайных троп от Аркаима до него – три часа пути. Самое время сбираться, чтобы ночь в дороге не застала.

29

Малюта каким-то звериным чутьем понял – не с добром мчатся всадники. В его сердце отдавалась злость, с которой кони топтали копытами полевые травы, сила, с которой седоки били своих коней по взмыленным крупам, пришпоривали, оставляя кровавые рубцы на крутых боках.

Ветер доносил до его чуткого уха обрывки фраз с улюлюканьем.

– Чужие, Лесьяр… из города. Конные, семеро, – прошептал.

Хозяин все понял, подхватился:

– Быстрее!.. Малюта, живо в шкатулку!

Домовой коротко взглянул на распахнутое нутро простой деревянной шкатулки, какую когда-то высек из молодой сосны Лесьяр, приговаривая слова заветные, да чертя узоры особые. Без нее Малюта не может покинуть дом и остаться с хозяином. Без нее он станет скитальцем, примкнув к презренным марам.

– Я задержу их, – решил. Потому что другого выхода не видел.

Лесьяр, может, и поспорил бы, не будь у него за спиной перепуганной княжны, да не расскажи она о пробужденной Жнице. Но шкатулку оставил. Как знак, что вернется. Что домовой Малюта – не сирота бездомная.

Вздохнув и притворив за бежавшим хозяином и его гостьей дверь, домовой припрятал шкатулку, рассыпал на столе муку, перепачкал ею лицо, будто возился с тестом. Приготовил крынку с молоком.

На дворе послышался топот, кто-то взбежал на крыльцо и, с ноги, не потрудившись постучать, выбил дверь. Малюта, как был, с растопыренными пальцами, перепачканными тестом, выпрямился и застыл, с настороженным любопытством разглядывая незваных гостей.

– Ты… – услышал.

На пороге, раскрасневшийся от скачки, с прилипшими ко лбу светлыми прядями и горящим враждой взглядом, стоял княжич Званко.

– Я, – просто признался Малюта и почесал под носом – на и без того перепачканной физиономии остался свежий след еще жидкого теста.

Он хотел было сказать заготовленную фразу, мол, хозяина нет, на дальней заимке, будет к вечеру послезавтрашнего дня, ежели надо, мол, тогда и приходите, но не успел – слова застряли в горле, а самого домового подбросило вверх, прижало к перепачканному мукой и тестом столу. Руки больно заломило.

– Говори! – орал за спиной княжич. – Где снадобья, заготовленные твоим хозяином?!

И, не дожидаясь ответа, словно домовой удумал перечить, схватил за шиворот, перевернул лицом к себе и ударил наотмашь по лицу – на щеке Малюты загорелся след княжеской печати. Малюта застонал и рухнул на пол, перевернув себе на голову муку и заведенное в тазу тесто. Скорлупа разбитых яиц рассыпалась по полу, укатилась под лавку – Малюта автоматически приметил, чтобы потом убрать.

– Да побойся Сварога, княжич, – пробормотал, вытирая кровь с разбитой губы, – вот же все снадобья. – Он кивнул на расставленные по полкам и не припрятанные Лесьяром склянки, которые ворвавшиеся следом за Званко дружинники сгребали на пол.

Домовой с недоумением смотрел, как рассыпаются, смешиваются с пылью целебные мази, отвары, чудодейственные снадобья, рецепты которых Лесьяр годами собирал и высчитывал. Слышал, как с шелестом или тихой песней из них улетучивается накопленная магия и рассыпается волшба. С удивлением поднял глаза на Званко – по злобному оскалу молодого человека понял, что тот определенно, он пришел не за снадобьями. Словно в подтверждение его догадки, княжич схватил домового за грудки, заставил подняться на ноги и, приблизив к своем лицу, прошептал горячо, исступленно:

– Мне нужно то снадобье, которым ты голову морочил на ярмарке.

Малюта сглотнул:

– Так неужто не сказал бы тебе, коли б ты спросил? Неужто громить надобно все?

– Я сам разберусь, что нужно. Где товар?!

– Так распродан весь… – Малюта развел руками. – Ты б пораньше засуетился, может, и тебе бы досталось снадобье. Глядишь, по старой дружбе хозяин и скидку бы тебе сделал…

Княжич, озверев, с такой силой тряхнул домового, что у того в глазах потемнело и искры золотой крупой посыпались из глаз. Швырнул к стене – Малюта ударился плечом о стену, скатился по ней и больно опрокинулся на лавку. Застонал. Попробовал встать, да не успел – дружинники подхватили его под локти, скрутили руки за спиной. Остальные продолжали методично переворачивать дом вверх дном, рушить полки, разбивать склянки, глиняную посуду и с таким трепетом собранные Лесьяром ступки и весы, топтались по осколкам – зло, намеренно превращая их в мелкое крошево.

– Да что ж ты творишь, княжич, – домовой сплюнул на дощатый пол кровь вместе с парой выбитых зубов, язык заплетался от боли и обиды, из гортани вырывался хрип. – За что?

Княжич подошел к нему, схватив за волосы, резко потянул вверх. Процедил в лицо:

– Ты еще, тварь безбожная, учить меня станешь? Дрянь свою княжне Неждане продавал?

При упоминании дочери князя, Малюта не смог сдержать улыбку:

– Снадобьями молодильными все больше постарше бабоньки интересуются, княжич. Неждана наша больно молода для них…

Званко больно дернул его за волосы. едва не вырвав из них клок:

– Я спрашиваю: продавал или нет?!

– Нет!

– Зачем Неждана тебя искала? Зачем следовала за тобой?

Малюта, не моргнув, солгал – то, что творили на его глазах с его домом, давало ему право не только на это:

– Не знаю, о чем ты, княжич. – Он чувствовал, как связь между ним и хозяином тает – тот ушел достаточно далеко, пересек водную преграду. Выдохнул с облегчением. – Не видел я нашу княжну…

Званко его ответ озадачил, в глазах промелькнуло сомнение – домовой понял, что тронул нужные струны, запричитал:

– Клянусь, не говорил я с княжной, не ведаю ничего…

– А хозяин твой? – спросил Званко, уже без прежней уверенности.

– А ему-то с чего?! – Малюта вытаращился. – Он на ярмарку и не ходит, меня отправляет. А сам тут травами да заготовками занимался. Он ведь маг, не чета мне…

Княжич, потяну волосы Малюты еще сильнее, склонился к нему и выдохнул в лицо:

– Лесьяр – тот тайный маг, о котором твердит вся округа? – он пристально вглядывался в черты домового, пытаясь прочитать смятение, неловкость, ложь – любой знак, который позволил бы ему догадаться. – Ну! Говори!

Малюта очень натурально расплакался, забрызгав княжича слюной:

– У-у, не ведаю ничего! – завыл он. – Отпусти, княжич! Хозяин много добра всем делает, от хвори спасает, от смертной муки… Чудеса иной раз творит, о том тебе лучше многих известно…

Званко не позволил ему закончить, ударил по щеке, выпрямился и заставил себя перевести дыхание. Окинул взглядом разгромленный дом аптекаря – перевернутые корзины, разрубленную, разбитую и растоптанную утварь. Вдохнул горьковато-сладкий аромат трав, меда и сырой глины. Ничего не говорило о том, что молва не ошиблась. Щелкнул пальцами – хватка дружинников ослабла, Малюта смог выдохнуть и в свою очередь оглядеться, с горечью понимая, сколько труда погублено. Посмотрел на княжича с осуждением. Княжич отошел от него, в задумчивости замер. Трое дружинников, обшаривавших дом аптекаря доложили:

– Нет ничего княжич.

В этот момент на крыльце раздались торопливые шаги, в дом вбежал еще один дружинник – домовой сразу понял, что дело неладное. Вбежавший крикнул:

– Княжич! Совсем свежие, пешие следы нашли, в сторону леса тянутся… не больше часа оставлены! Один мужской, один детский или женский.

На лице Званко расплылась холодная усмешка, он повернулся к зажатому между двух дружинников домового, проговорил:

– Значит, не видел-не знаешь…

Домовой растерялся, пробормотал:

– Княжич, я…

Княжич раздраженно вскинул руку, велев ему замолчать. Бросил остальным:

– В погоню!

– А с уродцем этим что? С собой брать? – один из воинов кивнул на притихшего домового.

Званко оценивающе на его посмотрел:

– А зачем он нам?.. – и, окинув разгромленный дом своего спасителя, брезгливо бросил: – Жгите…

– Княжич! – Малюта бросился в ноги, но получил сапогом в лицо, взвыл от боли и, скрбчившись, откатился под лавку.

– Пшел вон, тварь!

Когда, вздыхая и вытирая с лица кровь, выбрался из-под лавки, дружинники уже вышли и подперли снаружи дверь. Сверху, от крыши потянуло знакомо едким и злым, сизые ручейки занимавшегося пожара потянулись внутрь дома, стекая по стенам. Малюта прикрыл нос и рот рукавом, прислушался – всадники запрыгивали на коней, стремительно удалялись от подожжённого ими дома. Домовой встал на четвереньки, огляделся.

– Ты стелись по долам огонь-ботюшка, не губи мою душеньку, не трепи злыми ве́трами мою су́дьбушку…

Найдя в ворохе черепков и разбитой посуды оставленную Лесьяром шкатулку, оттащил ее к погребу, сбросил вниз. Когда забирался внутрь, успел заметить, как оранжевые языки уже вовсю лизали стены, а пламя, разгораясь, начинало гудеть зло и голодно – не услышав его просьб.

Вздохнув и притворив за собой дверь в погреб, домовой прикрыл глаза, представил себя размером с горошинку, и укрылся крышкой шкатулки, надеясь лишь на то, что поставленная недавно защита не подведет, и огонь не пройдет через границу жити и нежити, а Лесьяру удастся добраться до реки и Мертвого леса раньше, чем его настигнет разъяренный княжич.

«Ох, говорила мара, предупреждала. Не послушал Лесьяр, беду накликал», – посетовал Малюта.

30

Уже с опушки заметили, на сколько темнее и глуше стал лес. А, как пересекли вброд мелководную речку с мутными, словно кисель, водами, так сухие еловые ветки стали укрывать землю плотным ковром, скрадывавшим звуки шагов и скрип веток. Совы, обычные хранительницы этих мест, сонно помалкивали, будто не желая спугнуть добычу, поглядывали с вершин желто-зелеными глазищами и печально ухали. Тогда лес вздыхал вместе с ними. Здесь не водились звери. Даже волки обходили эти тропы стороной, опасаясь расставленных Ягой капканов. А их тут было немало – Неждана то тут, то там видела остовы раззявленных пастий, отточенные колья, торчащие из оврагов и ям, силки да подвешенные клети. Попади в такую – век не выберешься, станешь добычей воронов да мошкары: о своих слугах Яга заботилась.

Княжна с опаской поглядывала на Лесьяра – тот шел по тропе уверенно, особо не поглядывая по сторонам и не таясь. Будто знал здесь каждый кустик и каждую ловушку сам ставил. «А может и вправду сам», – мелькнуло в голове, она ведь его совсем не знала. Только один раз, уже на подступах к дому Яги, он резко остановился и велел остановиться и княжне.

Присев на корточки, он потянул вверх тонкую витую медную проволоку – та соединяла два ближайших куста. Не выпуская перетяжку из рук, он осторожно продвинулся к одному из кустов, который оказался ближе, и заглянул под него.

– Что-то новенькое, – усмехнулся: Яга поставила завесу. Перейди через нее и не увидишь ее дом, хоть рукой трогай, хоть носом сырую землю рой.

Аптекарь указал княжне идти в обход, за кустами, а проволоку уложил на тропу и присыпал сухим ельником, как было.

Неждана обошла тропу, как велел Лесьяр, остановилась – на круглое, словно блюдце поляне, опоясанной по краям черными обугленными волшбой кустарниками, стояла, опираясь на срубленные до середины старые березы, домовина. Корневища вылезли и торчали по сторонам подобно когтистым лапам, светлая когда-то кора потемнела и обсыпалась, напоминая теперь струпья. Обычная домовина, в каких хранили пепел усопших. Человек в ней никак не мог поместиться – размером она была чуть меньше ведра.

– Что замерла? – Лесьяр встал рядом.

Девушка подняла на него удивленный взгляд:

– А где?..

– Дом Яги? Так ты смотришь на него, – он уверенно кивнул на домовину.

Будто узнав его голос, домовина качнулась. Из единственного оконца, в которое обычно и закладывали прах, потянулся черный дымок. Сперва тоненькая, пахнущая золой и звенящая струйка, затем толще и жирнее, мясистее, она тянулась, будто палец слепца, то вниз, то в бок, пока не вытекла к подножию домовины. Из темного облака шагнула навстречу грязная и неопрятная старуха. Седые патлы торчали из-под сбившегося на затылок, истлевшего и изъеденного молью платка, бусы из медвежьих когтей и рябины болтались на тощей распахнутой груди.

– Лесья-яр, – прохрипела старуха. – Явился-таки…

Аптекарь поперхнулся и закашлялся:

– Напомню, прежний долг свой я отработал. – Он поднял вверх указательный палец. Он остановился, оперся на посох, посмотрел сверху-вниз. – А сейчас, может, тебе свезло вогнать меня в новый.

Старуха скривилась, оголив измазанные черной смолой зубы.

– Да нужен ты больно… Таких как ты… вон… косой десяток кажен день просится в ученики, – она сварливо прищурилась, сплюнула себе под ноги.

Лесьяр деланно огляделся:

– Где? Не видать так-то… Так я не понял, слушать будешь иль мы своей дорогой пошли… Найдем кого посговорчивей.

Старуха с любопытством покосилась на Неждану.

– Пошли они, – передразнила хоть и ворчливо, но по тону княжна поняла – заинтересованно.

Девушка посмотрела на аптекаря с восторгом и надеждой. Что не утаилось от Яги. Старуха фыркнула:

– Ишь, как зырит на тебя, Лесьяр… Никак полюбовницу свою приволок. Послед припрятать хочешь? Так я душегубством не занимаюсь, сам ведаешь.

Неждана опешила. Но аптекарь, кажется, ожидал, что перепалка со старой Ягой продолжится, весело хмыкнул:

– Ты, мать, в гадалки подалась? Тебе надо на ярмарку, вот тебе мой совет, в Большой Аркаим. Там твоим гаданиям сто копеек по рублю дадут…

Старуха вздохнула.

– Зубоскал какой сыскался… – Она повернулась к домовине, махнула рукой: – Ладно уж, проходи. Чай, дорогу-то помнишь?.. И девку свою веди, поглазею хоть поближе.

И она, снова обернувшись черным облаком, поднялась к домовине и втекла в нее, словно обратив время вспять.

Неждана с ужасом наблюдала за этим, дернула Лесьяра за рукав:

– И нам так надо?

Аптекарь остановился:

– А ты как хотела? Знала же, к кому идем. Яга одной ногой в ко́щьем мире, второй – в людском. Хочешь помощь получить – плати дань.

Девушка растерялась.

– Дань?! А у меня нет ничего!.. Я последний кошель с деньгами тебе отдала… – У нее округлились глаза, а рука невольно потянулась к заветному сокровищу – флакончику с последними крупицами Соли.

Он, поймав ее жест, усмехнулся, посмотрел снисходительно:

– То, что ей нужно, у тебя есть… Оно у каждого живого есть. – Юноша повернулся к домовине, стал спускаться по склону к ней. Обернулся к Неждане, усмехнулся лукаво: – Она временем берет… От того никогда не помрет, карга старая, потому что просителей всегда предостаточно.

Девушка смотрела ему в спину, наблюдая, как аптекарь спускается с пригорка по направлению к домовине Яги, идет широко, уверенно.

– Временем? – повторила. Спохватившись, побежала за Лесьяром, да запнулась о корявый корень, поскользнулась и едва не упала – юноша успел подхватить ее под локоть. Неждана заглянула в глаза: – И много берет?

Лесьря в миг посерьезнел, отпустил девушку, а сам пошел дальше, к домовине. Пробормотал тихо:

– А это уж как ей покажется, столько и возьмет.

Девушка коснулась пальцами собственной щеки, поправила волосы… Лесьяр обернулся, посмотрел на нее с издевкой:

– Что, боишься, что все заберет? А от Жницы подохнуть не боишься? – он криво усмехнулся, положил ладонь на рукоять посоха. Взгляд снова стал тяжелым: – Все одно, княжна, на том берегу окажемся, сегодня ли, завтра ли – не все ли равно, когда… Так что, идешь?

Он снова посмотрел на нее – затяжно, колюче. Княжна дрогнула, шагнула навстречу.

– Я боюсь, – прошептала, когда поравнялась с ним, заглянула в глаза, на мгновение отразившись в двух прозрачно-голубых омутах.

Аптекарь склонился к девушке и неожиданно поцеловал – в губы, как целуют любимую, сладко-протяжно и призывно. Обнял за плечи, привлек к себе, скользнул горячей ладонью по спине, укрыв полой дорожного плаща. Прожигая насквозь. Его поцелуй пах лесными травами, был горьким и терпким на вкус, а руки оказались легкими и нежными. Они словно подняли девушку выше облаков, понесли над черными елями, увлекая в неведомое. Сердце княжны билось часто-часто, не желая вырваться на волю, а наоборот, надеясь, что ласка эта – внезапная и жгучая – окажется бесконечной. Девушка тянулась за ней, чувствуя, что растворяется, отвечала на нее. Но Лесьяр, вобрав в себя трепетное девичье дыхание, мягко отстранился и посмотрел лукаво.

Девушка, все еще находясь в его объятиях, укрытая его плащом, стояла и оглядывалась, онемев – неведомо как, но они оказались внутри домовины.

Лесьяр изогнул бровь и отстранился.

Избенка Яги внутри была чистенькой и светлой. Княжна бы приняла ее за обычную деревенскую избу, если бы не травы, развешанные по стенам, да отсутствие окон. За столом, накрытым белой скатертью, сидела Яга – теперь она выглядела моложе, приветливей, была одета чисто и опрятно. На щеках алел румянец, будто хозяйка только что из баньки вышла. Только бусы знакомые из медвежьих когтей да рябины по-прежнему болтались на тощей груди.

Посмотрев на гостей, отметила:

– Обратно тоже так поведешь?.. Хитрован какой…

Лесьяр, не отпуская княжну взглядом, склонился к ней, коснулся губами виска:

– Не бойся. Она страх чует лучше матери Морены…

– Ты чему там ее уськаешь? – Яга привстала, сверкнула глазами. – В моем дому́, да с камнем за пазухой?!

Аптекарь потянул девушку к столу, усадил рядом, хоть руку и не отпустил – так и продолжал удерживать. Яге бросил примирительно:

– Не шуми. Разговор к тебе есть.

Свободной рукой достал из-за пазухи флакончик с золотой жидкостью, той самой, что превратила Чернаву в Жницу. Неждана, заметив ее, дернулась в сторону, едва со скамьи не упала – аптекарь сжал ее пальцы, заставив успокоиться.

Яга же уставилась на поставленный перед ней флакон.

– Это что? – прохрипела.

– То, что ищешь сто лет. Зачем в чертоги Кощеевы тайком лазишь.

Старуха с трудом отвела взгляд от сверкающей склянки с волшебной смолой. Ее взгляд стал удивленным и недоверчивым, а губы растянулись в кривой ухмылке:

– Врешь…

– Никогда во вранье не был замечен.

Старуха помолчала, изучая его. В глазах горело сомнение.

– Как удалось тебе? – спросила, наконец.

– Не о том речь. Как удалось – скажу, но за другую услугу, ибо цена такого разговора немаленькая, сама, небось, понимаешь. Этого, – он кивнул на склянку, – тебе на ближайшие зим пятьдесят хватит, не меньше.

Он удерживал флакон между пальцами, заставляя жидкость внутри сверкать от напряжения, а глаза Яги – темнеть от желания обладать чудесным снадобьем. Старуха стала все больше походить на хищную птицу, того и гляди вцепится в Лесьяра, вырвет флакончик из рук. Неждана с опаской переводила взгляд с Яги на аптекаря и назад, готовая бросить наутек. Но, кажется, юноша знал о своей бывшей хозяйке больше, а потому держался уверенно, если не сказать, что нагло, дразня старуху.

Яга молчала. Долго изучала аптекаря, в одно мгновение забыв о присутствии княжны, пару раз переводила взгляд на склянку, беззвучно шамкала губами.

– Без обмана? – прохрипела, наконец.

Лесьяр, не выпуская руку Нежданы, снял с пояса нож и полоснул по пальцам – кровь брызнула на чистую скатерть – Яга жадно хватила ноздрями окрасившийся металлом воздух, на мгновение показав свою звериную суть. Княжна с отвращением съежилась, но смолчала, закусив губу. Зажмурилась. Когда же снова приоткрыла глаза, Яга выглядела привычно. Аптекарь тем временем взял склянку, вцепившись зубами в край пробки, дернул ее, открыв. Смело перевернув, дождался, когда тонкая струйка паров, потянувшись к ране, буквально несколько крупиц, коснется кровоточащей раны. И убрал флакон, быстро закупорив крышку. Вернул его на стол. Демонстративно положил руку на скатерть раскрытой ладонью вверх, чтобы Яга своими собственными глазами видела, как затягивается глубокая рана, как молодеет кожа и заживают, не оставляя следов, старые, зарубцевавшиеся порезы и шрамы.

Она даже привстала и посмотрела ближе – придирчиво вглядываясь в каждый изгиб молодой руки бывшего ученика. Удостоверившись, что рана зажила, опустилась на свое место, положила локти на край стола.

– Что взамен хочешь?

– Моя подруга, – Лесьяр кивнул на Неждану, – по незнанию оживила одну тварь неместную. Надобно ее в Кощеево царство обратно забрать. И там оставить, чтобы она живой люд не баламутила. Это все.

Сказал он это подчеркнуто небрежно, будто предлагая Яге веселую прогулку. Старуха почувствовала неладное, перевела взгляд на княжну – та пялилась на юношу. Дрожащими губами прошептала:

– Нет, Лесьяр. Мы так не договаривались… Я не убить ее просила.

Юноша отрезал, не оборачиваясь:

– Другого способа нет.

Яга прошелестела:

– Ха… Что за тварь? Как оживила ты ее?.. И зачем? – княжна, потупив взор, молчала. Тогда старуха посмотрела на аптекаря, удивленно изогнула бровь и спросила уже у него: – Сам скажешь, али мне гадать?

– Она дала хворой матери неправильное снадобье, противоядия к нему нет. И мать стала… – он сделал паузу, подбирая подходящее слово, – опасна. Когда увидишь, сама поймешь.

– А где она, далеко ли?

Лесьяр уклончиво отозвался:

– Думаю, где-то рядом. Она всегда теперь где-то рядом.

Яга задумчиво посмотрела на княжну, та беззвучно плакала – слезы стекали по щекам, собирались дорожками на подбородке и падали на грудь девушки. Старуха кивнула, молча переглянулась со своим бывшим учеником.

– Хорошо, сделаю. Зови.

31

Неждана была словно во сне. Лесьяр потянул ее за руку, поднял, подвел к стене. Положи в руку на плечо, другой снова укрыл полой своего плаща и провел безымянным пальцем по лбу девушки – от переносицы к волосам. Прошептал:

– Жить.

В его загорелся свет, темень лесных троп, окутанных туманом, золото светлячков. Перед глазами Нежданы помутнело, избушка будто подернулась маревом и стала рассыпаться, а лес – наоборот, надвигался тяжелой непроглядной стеной. В следующее мгновение все трое – Яга, Лесьяр и Неждана – оказались у подножия домовины. Старуха снова стала страшной и отвратительно неопрятной. Прислушалась:

– Что-то чую… – она схватилась за горло, оторвала ягодку рябины и отправила ее в рот – ягода лопнула с жирным чавкающим звуком, по губам старухи потек густой алый сок, стекая с уголков по подбородку и заливая грудь. Слишком много для одной полусухой ягоды…

«Если, конечно, это ягода», – Неждана с ужасом подняла глаза на Лесьяра. Тот прищурился, сделал вид, что не заметил, только чуть подтянул к себе ближе и загородил собой.

Деревья содрогнулись. Из леса потянуло тиной и тухлым мясом. Неждана перестала дышать, не в силах отвести взгляд от того, что к ним приближалось.

– Не смотри ей в глаза, – прошептал Лесьяр и поставил боком, так, чтобы девушка могла спрятаться за ним.

Голос его прозвучал глухо, Неждана даже не разобрала слов: из-за вершин обугленных елок показалась черная голова Жницы. Длинные руки раздвигали верхушки деревьев.

Яга перевела удивленный взгляд сперва на Неждану, потом – на Лесьяра. Проговорила:

– Это Жница… Ты не сказал, что мать твоей подруги обернулась в Жницу.

Она с досадой цокнула языком. Аптекарь безмятежно пожал плечами:

– А это имеет значение? Она – не людского мира, значит, ты ее должна забрать в Кощеево царство. Это твоя работа. И я тебе за нее обещал щедрую оплату, – он покрутил между пальцев флакончик с золотистой жидкостью.

Их разговор – словно сквозь пелену сна: Неждана смотрела на замершее на опушке существо. Жница стала выше с момента «рождения». Кожа стала гладкой, черной, будто густо смазанной смолой. Морда вытянулась, сильнее напоминая теперь голову саранчи с оттопыренной нижней губой, острыми жвалами и круглым омерзительным ртом. Под ребрами, в прозрачном пузыре, в мутно-зеленой слизи барахталось что-то живое. Неждана почувствовала, что ее сейчас стошнит – это был перепел. Сделав еще несколько безуспешных попыток вырваться наружу, он дернулся в последний и раз и опустился на дно пузыря.

Яга хмыкнула, покосилась на девушку:

– Н-да, ну и работку ты мне подкинула… – она перевела взгляд на Лесьяра: – Получится или нет – не скажу, я такое за все триста двадцать годков в первый раз вижу. А потому, коли худо будет, девку свою уводи, да подальше.

– Понял, – юноша кивнул.

Яга с сомнением хмыкнула, пробормотала:

– Не понял еще, но так поймешь. – Она выставила вперед указательный палец, посмотрела с укором. – В девке этой главная отгадка Жницы. Я тебе так скажу, Лесьяр – она сказала тебе хорошо если половину правды, которую знает сама. А сама она еще и не все знает… Вот так-то, вот и думай.

И, словно забыв о людях, она направилась к застрявшей между елей Жнице. Неждана дернула аптекаря за рукав:

– О чем она говорит? Я все рассказала.

Тот мрачно на нее взглянул, пробормотал:

– Там видно будет.

Яга двинулась к Жнице. Она будто летела над травой, двигалась стремительно и бесшумно – под ней не шелохнулась ни одна травинка. Подойдя к опушке, вырвала из земли ствол черной ели, не отпуская взглядом Жницу, отломила сухие ветки и отбросила их в сторону.

– Господарь Великий Велес, бело к живу обрати, черну нечисть не пусти, заведи за ровен круг, чтоб спустила она дух, – кончиком елки Яга чертила вокруг себя крутую дугу. И стояла она будто бы на месте, а дуга получилась широкой – от края поляны и до края. Земля под Ягой пришла в движение, разворачивая замершую у кромки деревьев Жницу – нанесенная на земле кривая не смыкалась как раз у ног твари, но, сделав еще один оборот вокруг Яги, оказалась позади Жницы. Яга щелкнула пальцами – нанесенная на землю линия ожила, затрепетала, выровнялась и сомкнулась в правильный круг.

В его центре находилась Яга. Прямо перед ней – Жница.

– Мать Морена, пропусти, твою стражницу впусти. Заплутала черна девка, уж набила свое чре́вко. Я замок возьму в леву рученьку, я ключ поверну, я посохом в твои ворота постучу.

И приподняв ствол, ударила им трижды.

Кольцо взмыло в воздух, закрутилось вокруг Яги и Жницы, раскрывая воронкой землю. И вот уже Яга парит над пропастью, а расширяющийся вихрь затягивает Жницу внутрь, под землю. Та хрипло зарычала, взвизгнула и, вытянув руки, вцепилась в стволы. Парочку елок выдернула сразу, отбросила в сторону Яги. Рыкнула грозно, посмотрела на старуху – та снова и снова повторяла заговор, раскручивая вокруг себя пропасть. На ее дне – Неждана видела это отчетливо – шевелилось что-то живое, окутанное седым туманом, поднималось и тянуло к Жнице свою гигантскую лапищу.

– Царь Кощей, забери косточки земной девки, затопи ее кровушкой реку Смородушку, чтоб сморо́дила она, чтоб текла бойчей, не пускала вброд ни зверье, ни людей.

Девушка забыла, как дышать. Что было сил вцепилась в локоть Лесьяра, выглядывая из-за его плеча. Жница дернулась в сторону леса, зарычала утробно, изрыгая зеленовато-мутную слизь с фрагментами разорванных тушек животных и птиц.

– Мать Морена, царица темная, у ворот твоя служенька…

Седая рука, сотканная из дымящегося льда и тумана, вылезла из ямы, слепо пошарила по краям, оставляя снежные следы на траве. Нащупав Жницу, схватила ее за ногу и потянула вниз. Неждана пискнула:

– Матушка! – бросилась к Жнице.

Лесьяр резко развернулся, перехватив девушку, зажал ей рот рукой – та взмахнула руками, вцепилась в запястье юноши, выбиваясь из его железной хватки, царапаясь.

Жница, истошно взревела, схватилась за траву, с корнем вырвала несколько стволов и жухлую траву. Она неистово сопротивлялась, рвалась вверх. Четыре лапы хватали камни и бросали их в яму, отбиваясь, зубы вгрызались в землю. Яга скручивала спиралью воздух над ямой, будто заваривала в гигантском котле смертельное варево, приговаривала заклятье – то именем Марены, то именем Кащея, призывала силы Солнца и Луны.

Услышав голос княжны, Жница встрепенулась, замерла на миг и повернула оскалившуюся морду. Ее взгляд – мутный и неживой – встретился со взглядом Нежданы. Жница, будто зацепившись за него, потянулась за ним и полезла из ямы. Передняя пара лап цеплялась за рыхлую землю, вторая – за корни. Задние лапы, которые все еще удерживала выбравшаяся из подземного мира Морена, скребли по камням. Крутанувшись вокруг своей оси, Жница вырвалась из мертвой хватки Морены, одновременно сбив с ног Ягу. И бросилась к Неждане.

Два мощных прыжка – и вот она уже на расстоянии вытянутой руки, Лесьяр едва успел опрокинуть девушку в сторону, спрятать за домовину. Разорвав связь между княжной и Жницей, он будто на мгновение ослабил ночную тварь – та слепо огляделась. Схватив онемевшую от страха девушку за шиворот, юноша поволок ее к деревьям, в противоположную от Жницы сторону. Неждана, округлив глаза, кричала – тонко, истошно, разрывая барабанные перепонки и пугая лесную мелюзгу.

Аптекарь отбросил ее за кусты, спрятав от Жницы, сорвал с шеи флакончик с разбавленным росной водой зельем и, вскрыв его, запустил его в бросившуюся было за Нежданой Жницу – золотой фонтан брызнул на ее кожу, оставив белые пузырящиеся ожоги. Жница взвыла и отпрянула. Остановилась в нерешительности. Мгновения замешательства хватило, чтобы Лесьяр скрылся за кустами, успев схватить перепуганную Неждану за руку и, кинув в траву поворотный камень, шагнуть в распахнувшуюся бездну.

Неждана, наблюдая, как мечется за деревьями Жница, лепетала:

– Что же я наделала…