Продолжим наши игры+Кандибобер

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Мне впервые приходится выступать в этом жанре — обращение к читателю. И как-то сразу стало ясно, что жанр этот опасный. Здесь не спрячешься за спины своих героев, за их слова и поступки, не сошлешься на недопонятый образ или дурно истолкованную мысль. Здесь приходится обращаться напрямую — так завалившийся разведчик посылает в эфир сообщение открытым текстом, не имея ни времени, ни возможности зашифровать его. Поэтому пишу с настороженностью: не сказать бы лишнего, не раскрыться в том, в чем раскрываться не принято, не истолковать бы свой замысел приниженно и искаженно. И в то же время одолевает обычный человеческий соблазн — быть искренним и заслужить одобрение истинными своими чувствами и мыслями, а не взятыми напрокат из важного документа, утренней газеты, у телевизионного наставника.

Повесть и роман, составляющие эту книгу, разделяет ровно двадцать лет. Между ними уместилась жизнь, уместились другие книги, другие занятия и профессии. Признаюсь — эта книга мне нравится больше других, хотелось бы верить, что она действительно лучше других. Я имею в виду не размер, не оформление, просто здесь мой текст. Люди пишущие знают, что подобное случается не всегда. Бывает так, что, хотя на обложке стоит твое имя, от родного текста остались рожки да ножки. Бывает.

Судьбу повести «Продолжим наши игры» не назовешь счастливой. Полтора десятка лет мыкалась она, бедная, по издательствам и редакциям, побывав за это время едва ли не во всех московских журналах, да и не только московских. Если собрать посвященные ей рецензии, то по объему они будут не меньше самой повести, и произведение из них получится, надеюсь, не менее интересное, столько в них противоречий, столкновений мнений и оценок, столько надежд и разочарований, похвал, восторгов и оскорблений, замаскированных под самые доброжелательные советы. Выходили из печати, будто выходили замуж, другие повести, а эта оставалась в девках, никто не хотел брать ее, все отворачивались, едва только познакомившись с нею. «Что вы, что вы! — говорили. — Ведь у вас главный герой отрицательный, он нехороший человек, совершает плохие поступки, и получается, что вы вроде бы предоставляете трибуну подлецу и карьеристу». — «Но ведь он же разоблачает себя! — восклицал я несдержанно. — Он терпит крах в любви, в карьере, в жизни! Все его рассуждения продажны, устремления корыстны, и кто, как не он сам, убедительно и до конца сможет разоблачить подобное?!»

А между тем, несмотря на то что Вася Ворохобин действительно ведет себя не самым лучшим образом, предает друзей, отрекается от любимой девушки ради чего-то другого, что на любовь похоже только внешне, несмотря на его завистливость и нетерпеливость в получении благ и льгот, я не могу сказать, что считаю его сплошь отрицательным. Он умен. Ему не откажешь в совестливости, он терзается и страдает, собираясь совершить нечто непристойное. В конце концов, он глубоко несчастлив, поскольку все приобретенное далось так тяжело, с такими жертвами, что вряд ли когда-нибудь окупится. Да, к своей маленькой, поганенькой победе Вася пришел разбитым и обескровленным. Старая мысль о том, что преступление себя не окупает, находит еще одно подтверждение, только на этот раз имеются в виду не материальные потери, а нравственные.

Эта мысль может показаться назидательной, но при желании назидательность можно найти везде, главное в другом — насколько убедительной, художественной получилась история падения Ворохобина.

Времена меняются. Мы живем сейчас в иной нравственной атмосфере. Общество избавляется от заблуждений навязанных и заблуждений выработанных из чувства самосохранения, мы стали смелее, мы уже говорим о социальной справедливости, отсутствие которой порождает самые уродливые нравственные отклонения. Однако, вычитывая гранки, я не мог преодолеть в себе некоторого огорчения — ныне повесть уже не кажется мне столь дерзкой, каковой представлялась совсем недавно. Время потребовало более глубокого взгляда на вещи, и то, что еще вчера казалось крамольно смелым, сегодня выглядит обычным, если не робким.

Хотелось бы думать, что и роман «Кандибобер», написанный совсем недавно, не покажется вчерашним. Здесь тоже происходит нечто похожее — неплохой, в общем-то, человек совершает дурной поступок. Если уж называть вещи своими именами, то он совершает ограбление. «Прекрасно подготовленное преступление» — так этот роман назывался раньше. Но это не детектив, нет. Здесь все ясно с самого начала, а если и остается тайна, то она внутреннего характера — что же заставило человека пойти на преступление? Слишком легко было бы ответить — жажда денег, стремление к богатству и благополучию. Нет, Анфертьев не стремится к этому, и здесь он искренен. Мне кажется, что его смятение, или, скажем, душевная сумятица, происходит в какой-то мере и из-за того, что он не увидел вокруг себя достойного человека, героя, с которого мог бы взять пример. Он не сумел найти внутреннюю опору, которая позволила бы ему удержаться.