Проект «АЦ»

19

Вечером в третьей комнате я, к своему удивлению, увидел только Соню и Олега. Соня сидела на постели, Олег — в кресле у окна. Он молча показал на свободное место возле журнального столика. Я сел.

— Лена спит, — пояснил Олег, — а Махонин и Дмитриенко пожелали присутствовать дистанционно. Простим товарищам их маленькую слабость?

«Простим», — сказал я молча. Должно быть, это получилось у меня несколько более многословно, потому что Соня фыркнула, а Олег нахмурился.

— Ну, ну, полегче! — услышал я голос Борьки Махонина. — При дамах-то нехорошо.

— Впрочем, если товарищ настаивает, — ехидно зашептал мне на ухо Дмитриенко, — мы можем явиться, так сказать, «о натюрель».

— Без гарнира, — добавил Борька и захохотал.

Тут мне пришло в голову, что умение грамотно и логически мыслить вовсе не мешает человеку оставаться дураком, если он дурак от рождения. Глупость — это не отсутствие ума, это что-то другое. Но сейчас было не время развивать эту мысль, и я оставил ее про запас, запихнув подальше за блокировку. А блочок я себе выбрал ослепительный, просто райское яблочко, а не блочок: «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах». Я с наслаждением повторял в уме эту фразу, смакуя каждое слово.

— Да прекратите кобениться! — сердито сказала Соня. — Все вы гении, это общеизвестно.

— Иными словами, можно говорить вслух, — сказал Олег.

Я покосился на стену.

— Все в порядке, Андрей, никто нас не слушает.

— Каким же образом это можно установить? — спросил я.

— Об этом потом, — ответил Олег. — Долго объяснять. Не будем отвлекаться.

Наступила полная тишина.

— Ну что ж, — сказал Олег, — прежде чем начать, я хотел бы от своего имени и от всех нас еще раз перед тобой извиниться. Причины нашего недоверия ты теперь понимаешь.

Я понимал и раньше, но не сказал ничего.

— Принимаешь наши извинения? — сухо спросил Олег.

— Да чего там… — Я покраснел.

— Значит, с этим покончено. Андрей, ты свежий человек, расскажи нам, что тебя беспокоит. Может быть, есть какие-нибудь сомнения?

Как раз последнее время меня ничто не беспокоило, но Олег говорил серьезно, и все мои старые опасения опять зашевелились.

Соня и Олег выжидательно на меня смотрели.

— Ну что? — начал я неуверенно. — Возможно, я и глупости буду говорить, но кое-что мне до сих пор кажется здесь странным. Во-первых, почему только семь человек? Ради этого содержать… — Я сделал неопределенный жест рукой. Нерентабельно.

— А мы пробная партия, — возразил Борькин голос. — Получится — объявят массовый набор.

— Что получится-то? — спросил я. Разговаривать заочно я еще не привык. Все время хотелось обернуться. — Что получится-то, ты хоть знаешь?

Борька отмолчался.

— Теперь второе, — продолжал я. — Меня не волнует, что нас по-особому учат: в конце концов, это даже интересно. Вопрос: почему нет учебников? Пусть вузовские, пусть для техникумов, но учебники быть должны.

— Возможно, учебники еще не написаны, — сказал Олег. — По той же причине.

— Ну хорошо, — уступил я. — Допустим, можно и без учебников. А где язык? Без иностранного ни в один вуз не примут. А в каком институте требуют, чтобы поступающие гнули взглядом трамплины?

— Подумаешь! — пробурчал из-за стены Борька. — Нельзя уж и побаловаться!

— Не мешай! — одернул его Олег. — Человек грамотно рассуждает.

— Еще бы! — сказал Славкин голос. — Мы же сами ему ключ задали. Попробовал бы он, как мы, с нуля начинать.

— Ну, и какие же выводы? — спросил Олег, пропустив эти слова мимо ушей.

— Выводы? — спросил я, стараясь выгадать время и собраться с мыслями. Как раз насчет выводов у меня было слабовато. — Ну, предварительно, вчерне… Система у них какая-то… не наша.

Соня заерзала, но ничего не сказала.

— Что значит «не наша»? — строго спросил Олег. — Выражайся точнее.

— В смысле — не советская, — брякнул я.

— А какая же? — с любопытством спросила Соня.

— Не знаю.

— Доказательства, — потребовал Олег.

Но теперь я уже точно знал, что стою на верном пути.

— Ты комсомолец? — спросил я его.

— Да.

— Где же твоя организация?

Стало тихо, как в погребе. Купол за окном, весь запорошенный снегом, матово мерцал, подсвеченный изнутри.

— Четкий подход, — похвалил меня Олег. — Комсомолец здесь я один. Вот и руковожу… добровольно.

— Отчего же добровольно? — спросил я. — Тебя учителя о чем-нибудь спрашивали? Поручали тебе что-нибудь? Нет. Извини меня, но так не бывает.

— Правильно, — согласился Олег. — Не бывает. Ну, а выводы где?

— Да знаем мы эти выводы, — засмеялась Соня. — Еще один союзник у Борьки Махонина. Попался мальчик в лапы иностранной разведки.

— Попрошу не пятнать мое доброе имя! — возмутился Махонин. — Я давно уже отказался от этого заблуждения. Во-первых, не лапы, а руки. А во-вторых, не иностранной, а нашей. И в-третьих — не попался, а попал. Нас готовят к выполнению ответственного задания.

— Точно, — сказал я. — Предстоит погнуть трамплины всех империалистических бассейнов. Чтоб не ныряли.

Я бы еще порассуждал на эту тему, тем более что даже Славка захихикал, но Олег меня остановил.

— Шутки в сторону, — сказал он недовольно. — Здесь не детский сад. Значит, иностранная версия предпочтительнее?

— Тоже отпадает, — уверенно ответил я. — Диаметр купола что-то около трехсот метров. С самолета такую штуку наши давно бы уже засекли.

— Это при условии, что мы находимся в Западной Сибири, — проговорил Олег.

Я опешил:

— А где же еще?

— Да где угодно. В Канаде, например…

Я посмотрел на Олега, потом на Соню — ни тени улыбки.

— Постойте, — растерянно сказал я. — Я прилетел сюда на «ТУ-154»…

— Ты в этом уверен? — поинтересовался Олег.

— Ну как же! У меня даже билет сохранился.

— А как ты себя чувствовал во время полета? — спросила Соня. — Головка не кружилась?

Я похолодел.

— А что… у вас тоже? — спросил я после паузы.

— В том-то и дело, — ответил Олег.

Снова стало тихо. Олег и Соня смотрели на меня, а я был совершенно ошарашен, не знал, что и подумать. Олег поглаживал свою стриженую голову (интересно, кто его здесь стрижет, да еще под нуль). Соня зябко поеживалась, руки она держала между коленями, хотя в комнате было тепло.

— Слушайте… — заговорил я. — Но если это так… если вы меня не дурачите, то как же можно… Как же можно учиться? Паясничать, кувыркаться? В теннис играть?

— А что ты предлагаешь делать? — спокойно спросил Олег.

Меня взорвало:

— Ну, знаете ли! Если вы несколько месяцев только меня и дожидались, чтобы спросить совета… то знаете, кто вы? Не люди, а божьи коровки!

Олег поднял брови и усмехнулся.

— Ну, вот и для Славика кличка нашлась, — сказала Соня. — Он называет это «пассивным соучастием».

— Это вопрос терминологии, — холодно возразил из-за стены Славка. — Можно назвать это «оптимальным вариантом поведения в экстремальной ситуации». А за «божью коровку» Андрюша еще ответит.

— Между прочим, — заметил Олег, — это относилось не только к тебе. Андрей имел в виду, что все мы здесь божьи коровки.

— Или попросту трусы! — сказал я сердито. — Занюханные конспираторы! Не знаю, как вы, а я не собираюсь сидеть сложа руки.

— А что ты собираешься делать? — спросил Олег.

— Пойду сейчас к Дроздову и спрошу напрямик: «Вы советский человек или нет? Если нет, я требую немедленно вернуть меня на родину».

— А как ты думаешь, — спросил Олег, — как ты думаешь, где сейчас Дроздов и чем он занимается?

— Отдыхает, наверное, — удивленно ответил я. — У себя в домике…

— Ты видел, как он отдыхает?

— Конечно, нет. Домик-то без окон.

— И тебе не пришло в голову, как это люди могут жить без окон?

Я молчал: действительно, не пришло.

— Так вот, — сказал Олег, — твои учителя сейчас стоят в тесном чуланчике друг против друга и не двигаются. Все трое. Как манекены.

— Отдыхают, — со смехом добавил Борька из-за стены.

— А… а что это с ними? — спросил я, запинаясь. Только сейчас мне стало по-настоящему жутко.

— Спокойно, Андрей, — сказал Олег. — Только без паники. Они подзаряжаются от сети. Впрочем, питание я пока отключил… поэтому мы так свободно и разговариваем. Но времени у нас в обрез, иначе они не успеют подзарядиться… Так что ты побыстрее бери себя в руки. Соображай.

А тут и соображать было нечего. Я вспомнил, как старательно «птичий базар» изображал оживленную человеческую беседу (все-таки мое первое впечатление оказалось точным), как испугалась Соня, промолвив «Еще бы!» в ответ на мое замечание, что учителя наши несколько вяловаты… Наверное, в день моего прибытия ночная беседа в третьей комнате несколько затянулась…

— Машины, — сказал я отчего-то шепотом. — Обучающие машины…

— И долго же ты, братец, думал, — снисходительно проговорил из своей комнаты Борис. — Уж подвели, уж ткнули носом…

— Ты позабыл, наверное, Боря, — сказала Соня, — как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы тебя ткнули носом… Андрей ведет себя куда спокойнее.

— Вернется к себе — поплачет, — заметил Славка.

— И ничего удивительного, — миролюбиво сказал Борис. — Я, правда, не сразу поверил. Кнопку на стул Скворцову подкладывал…

— Ну, это была рискованная затея, — недовольно проговорил Олег. — Можно было испортить аппаратуру.

Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.

— Послушайте, — сказал я, — так, значит, они не люди…

Все засмеялись.

— Очень тонкое замечание, — сказала Соня.

— Товарищ еще не дозрел, — добавил Славка.

— Да я не о том! — сказал я сердито. — Не люди — те, кто их сделал. Вот в чем беда.

Ребята притихли. Соня и Олег смотрели на меня с уважением.

— Прекрасно держишь мысль, — серьезно сказал Олег. — Тут, правда, есть и другие мнения. Так что, будь добр, поясни.

— Все ясно даже ежу, — ответил я. — Машины — значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Допустим, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать механических человеков? Значит, что-то с ними не так, какой-то непорядок. Не рискуют они показаться. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо еще хуже. Не понимаю, какие тут могут быть мнения. И у кого.

— Борис, ты что-нибудь имеешь сказать? — спросил Олег.

Молчание.

— Да нет у него никаких мнений, — сказала Соня. — Он их меняет по три раза на дню. В глаза смотреть правде боится.

— Ладно, ладно… — пробурчал Борька. — Подумаешь, разошлась!

— Значит, нет возражений, — подытожил Олег. — Тут я на днях провел один эксперимент… Не посоветовавшись, извиняюсь. Сидели мы с Дроздовым, беседовали о разном. Вдруг я говорю ему, так, шутя: «Вы здесь, Аркадий Сергеевич, прямо как удельный князек. Хотел бы я увидеть ваше начальство». Он и глазом не моргнул: «Увидите». Я спрашиваю: «А какое у вас начальство, страшное?» — «На чей взгляд», — отвечает. И все смеется. Жутковато смеются машины, вам не кажется?

— Ай, не отвлекайся ты! — с досадой сказала Соня. — Дальше-то что?

— Дальше я ему говорю: «А по телефону сними связаться нельзя? Или по радио?» Он — вопросом на вопрос: «А что, у тебя есть жалобы?» — «Есть, говорю, только не жалобы, а вопросы». — «Какие?» — «Вам сказать не могу». И тут, смотрю, Дроздов наш вырубился. Сидит и смотрит на меня пустыми глазами, как выключенный телевизор. Я испугался, туда-сюда, вижу — ожил. «Так о чем мы с тобой разговаривали?» Вот и все дела. Нельзя от машины требовать большего. На что ее настроили, то она и делает.

— А на что их настроили? — спросил я Олега. — Это хоть можно определить?

— Пока установлено только одно, — ответил Олег, — все трое запрограммированы на наши реакции. Вот если ты сядешь и замрешь… ну, наглухо отключишься… ну, как бы умрешь… они тоже отключаются и могут так сидеть хоть целый день. Как манекены. И из этого можно сделать очень грустный вывод…

— Какой? — спросил я. Сердце у меня замерло. Хотя что еще хуже можно услышать?

— А такой, что, как только мы расхотим учиться, вся эта система, — Олег сделал широкий жест рукой, — вся эта система перестанет работать.

— Ну и пускай перестает! — крикнул я. — И пускай убираются ко всем чертям. Мы же у себя дома, не пропадем!

— Нет, Андрей, — тихо сказал Олег, — в том-то и дело, что мы не у себя дома.