Проект «anima». Деймон (СИ)

ПРОЛОГ

Женщина лет сорока на вид, с изумительно густыми золотыми волосами, уложенными в сложную прическу, в бессильной ярости металась по кабинету главного врача самой дорогой клиники их мегаполиса. Красивая некоей утонченно-аристократической красотой, фарфоровой статуэтки, форма которой важнее содержания, Арисса Ветрова являла собой настоящую Леди. Поэтому даже двухчасовая истерика была поставлена ею с невероятным изяществом. И с кучей театральных эффектов.

Длинное черное платье, выгодно подчеркивая стройную фигуру, создавало иллюзию хрупкости, а каблучки-шпильки маленькими молоточками выбивали дробь по дорогому паркетному полу, вызывая у мужчин мигрень. Сам же хозяин кабинета расположился за своим столом и с вялым любопытством наблюдал за маневрами вышеупомянутой дамы и горько жалел, что не распорядился постелить поверх паркета толстый ковер.

Ее супруг Поль Ветров — моложавый, подтянутый мужчина с проседью в черных волосах сидел в кресле для посетителей. Бледный и осунувшийся, он устало смотрел на друга детства.

— Влад, мы его вылечим? — вдруг остановилась и требовательно, с нотками истерики в голосе спросила женщина. — Ну, скажи, что мы сможем его вылечить! Ты же знаешь, деньги — не проблема.

— Нет. Ничего, — уже в который раз, устало, ответил врач. — Проблема не в деньгах. Проблема в самом Максиме, и в том, что он не болен.

— Ну, неужели мы ничего не сможем сделать?

Арисса заплакала. Но это были тихие, едва слышимые всхлипы истинной леди, а не шумная истерика с визгом и громоподобным рыданием. Может поэтому ее слезы не так уж, и сильно раздражали мужчин?

— Мой сын смотрит на меня, как на совершенно чужого человека все мысли его об этой оборванке. А ты говоришь мне такие ужасные вещи. Ты должен, Влад, должен сделать хоть что-нибудь!

Профессор медицины Владислав Макаров лишь тяжело вздохнул. Как объяснить взбалмошной и избалованной Ариссе, что ее сын здоров? Просто не помнит, ни ее, ни всего того, что с ней связано. Его личные воспоминания, моральные установки, привычки, характер, наконец, были стерты, нарушена эмоционально-волевая сфера. Но при этом Максим стал единственным из двенадцати человек, подвергшихся «Лишению души», процессу, которому дали замысловатое название «Detrimentum». И только он может продолжать нормальную жизнь. Он адекватен, эмоционален, когда, как остальные стали безразличными ко всему, аморфными созданиями, способные лишь выполнять простейшие указания. Их психическое состояние нельзя было охарактеризовать, как аутизм, олигофрению или амнезия. Оно стало чем-то принципиально новым. И никто не знал, как работать с данными пациентами. Никто не мог дать не только гарантий, и даже делать какие-либо прогнозы врачи опасались. Случай Максима стал беспрецедентным. И это давало надежду на возможное выздоровление остальных.

Молодой человек показывал удивительные результаты. Он был абсолютно здоров, как физически, так и психически. Уровень его интеллекта остался примерно таким, как и до «Лишения души». Да, из его памяти стерлись многие академические знания. Но, как бы компенсируя это, уровень бытовых и коммуникативных навыков начал зашкаливать.

Прежний Макс являлся нелюдимым, слегка фанатичным ученым, постоянно балансирующим на грани депрессии и нервного срыва. Нынешний же постоянно находился в центре всеобщего внимания, был знаком с половиной персонала клиники, и мог договориться с кем угодно о чем угодно, не прикладывая к этому ровным счетом никаких усилий. Он улыбался, травил анекдоты, очаровывал мужчин женщин. Та легкость, с которой когда-то зажатый и весьма застенчивый молодой человек знакомился с новыми людьми, располагал их к себе, скажем так, поражала. Но самым удивительным было то, что ему самому это безумно нравилось. И общение само по себе, казалось, доставляет Максиму больше удовольствия, чем, что бы то ни было. Для каждого у него находились улыбка и доброе слово, дельный совет, или молчаливое сочувствие.

Он, подобно магниту притягивал к себе самых разных людей. И никто не боялся поделиться с ним своими мыслями, чувствами, подчас самыми откровенными. Никто не отмалчивался, если молодой человек задавал прямой вопрос. Собственно, именно поэтому, Максим и являлся личностью весьма осведомленной во всех вопросах. Но профессор Макаров, наблюдая за крестником как бы со стороны, замечал, что вся его кажущаяся открытость, не более чем маска. Он слушал чужие истории, но не спешил делиться собственной. А если и делился, то весьма неохотно. Его мысли и чувства были надежно спрятаны под ледяным покровом недоверия и железной выдержки. Но учитывая то, какой была его жизнь последние полгода, в этом не было ничего удивительного.

Приводило же в замешательство консилиум, в который входили лучшие врачи планеты, другое. Максим Ветров в повседневной жизни был независим и от своей подруги и от окружающих. Нет, он явно любит ту девушку, и проявляет к ней сильную привязанность. Но в своих действиях молодой человек руководствуется лишь собственными решениями и не оглядывается на окружающих в поисках одобрения. И проявлял неплохие лидерские способности. По крайней мере, Эмма слушалась его беспрекословно, что этими двумя воспринималось, как нечто само собой разумеющееся. А попытки руководить им, он вежливо, но довольно жестко пресек еще в самом начале. Односложные команды он либо игнорировал, либо издевательски смеялся, говоря: «Вы забыли сказать „пожалуйста“. Неужели Вас не учили хорошим манерам? Видимо, нет. Ах, какое упущение со стороны Ваших достойных родителей». Макс виртуозно играл словами, не выходя, впрочем, за рамки приличий, но выставляя оппонентов дураками. И никаких прямых оскорблений, ни намека на агрессию. Все до безобразий пристойно, и, как бы в шутку. А на вопросы, где он так научился разговаривать, парень обмолвился, что это дают о себе знать профессиональные навыки. Ведь клиентам грубить нельзя, но некоторых из них ставить на место просто необходимо. И единственное, что остается, это осваивать новую модель речи. Хостесс еще и не такое умеют. А сам Максим в этом деле — еще дилетант. Но он над собой работает.

Профессор Макаров так и не понял, было ли это очередной шуткой, или мальчишка говорил это всерьез.

А еще, этот Максим, казалось, был более адаптирован к современным реалиям, чем тот, которым он был до. И это было невероятно. То, что он успешно прошел социализацию, и был готов к самостоятельной жизни, консилиум официально признал чудом. И у этого чуда даже имя имеется. Эмма Росс. Но Арисса вместо того, чтобы пылинки сдувать с девчонки, брезгливо морщит носик и требует убрать «эту ужасную особу» от ее ненаглядного ребенка и вернуть ей сына таким, какой он был до… а это невозможно. Просто потому, что он уже другой. Не лучше и не хуже. Просто это, если можно так выразиться, совершенно иная личность. И переделке обратно она не поддается. Да, можно ли из циничного прагматика сделать наивного романтика? Вот если бы наоборот, то шанс бы был, а так…

— Прекрати, Арисса, ┐- впервые за все время подал глава семейства. — Это наш сын. И даже если он стал другим, это не отменяет того, что он НАШ СЫН, и мы ДОЛЖНЫ его принимать и поддерживать, а не пытаться «вылечить», чтобы он стал таким, каким мы хотим его видеть. Он имеет право сам выбирать, кем быть, что делать и кого любить. Пока мой ребенок счастлив, я буду на его стороне.

Чтобы смягчить свои слова Поль Ветров тяжело поднялся из мягкого кожаного кресла, подошел к своей супруге. Затем он, обняв ее за плечи, зашептал что-то нежно-успокоительное ей на ушко. Влад считал, что антидепрессант в комплекте с успокоительным, были бы более действенны. Но в отношения своих друзей он старался с советами не вмешиваться. В отношения между мужчиной и женщиной, вообще, лучше лезть.

А его друг за двадцать восемь лет совместной жизни научился бороться с истериками своей второй половинки. Да и разбираться в них должен лучше, чем любой профессор медицины.

— Да, как он может быть счастлив? — разорялась женщина. — Мой Максим получил лучшее образование, какое вообще возможно получить. Гений нейрохирургии в двадцать три года получивший Премию Мира за вклад в медицину. Он обручен с самой популярной ведущей канала «Дейли». У него была идеальная жизнь. А теперь он связался с какой-то оборванкой, которую даже из университета выгнали, потому что она, якобы, не смогла его оплачивать. Но я уверена, что по такой абсурдной причине, как неспособность человека оплачивать свою учебу, никого не отчисляют. Все от того, что представители низших классов не имеют способности к обучению. Это же общеизвестный факт! Так зачем вообще позволять им учиться вместе с нашими детьми? Там они набираются невероятно глупых идей о равенстве людей. Лучше бы сидели в своих трущобах и не смели даже думать о том, чтобы быть в уважаемых домах, быть чем-то большим, нежели приходящая прислуга! Неотесанной нищенке не место в нашем кругу. Я этого не переживу! Влад, мы не должны допустить, чтобы эта аферистка разрушила жизнь Максима. А она уже внушила моему сыну, что он ее любит, и заставила работать во второсортном клубе. И мой дорогой мальчик мне заявил, что не собирается бросать это занятие вульгарнейшее занятие, и если у него действительно есть деньги, то он потратит их на покупку собственного ресторана, а не на повторное обучение в Институте медицины. А еще он отзывается на собачью кличку «Дей». И теперь Максим не счастлив, даже если думает иначе. Он просто не может быть счастлив. Я его мать и знаю лучше!

Поль нежно обнимал Ариссу за плечи, позволяя выговориться.

— Я никогда не приму ее! — почти выкрикнула женщина.

— И тогда наш сын просто вычеркнет тебя из своей жизни. Это уже не тот Максим, каким мы его помним. И мы для него — чужие, а она — семья. Эта девочка слишком ему дорога. Она спасла его душу. Благодаря Эмме наш мальчик, вообще, остался жив. Рисса, не совершай ошибок, о которых будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Потому что если ты заставишь его выбирать между вами, он выберет не тебя.

— Но она…

— Милая девочка, перед которой мы в неоплатном долгу.

— Она хочет заполучить его деньги! Я не удивлюсь, если она была в сговоре с Кристианом.

— Арисса, это — бред! Какой может быть сговор?

Ни имея, ни сил, ни желания слушать дальше то, что Поль очень точно охарактеризовал, как «бред» профессор Макаров пошел проведать главного виновника всего происходящего.

Максим сидел на жестком пластиковом стуле в палате его подруги и сосредоточено что-то читал в своем нетбуке. Сама девушка спала в барокамере. Ее состояние стабилизировалось, но все еще оставалось критическим. Поэтому молодой человек старался как можно больше времени проводить с ней рядом.

Влад остановился и посмотрел на мальчика, которого знал с момента его рождения. Да, он знал именно мальчика, а теперь перед ним был мужчина. Максим сильно изменился, и родителей его было чисто по-человечески жаль. Однако, такой неподатливый, дерзкий упрямый юноша, способный защищаться и защищать, вызывал у профессора гораздо больше симпатии, нежели прежний. Нет, Владислав, никогда не имевший собственных детей очень любил крестника. Но теперь он им еще и гордился. Не как гениальным ученым, а именно, как Человеком.

Стоило ему это подумать, как Макс Ветров поднял на него глаза и неожиданно тепло улыбнулся:

— Еще раз добрый вечер.

— Привет. Как ты себя чувствуешь?

— Уже нормально. Плечо почти не болит. Но, до чего же, неудобно пользоваться только левой рукой. Постоянно что-нибудь роняю, — засмеялся парень. — Нетбук только за сегодня трижды близко познакомился с полом.

— Это ерунда. Чем занимаешься?

— Пытаюсь разобраться в себе и в том, что же представляет моя жизнь.

— И как успехи? Получается?

— Да, как сказать? Наверное, получается. Смешно. Эта жестянка, — молодой человек кивнул на горящий экран в своих руках. — Знает обо мне гораздо больше меня самого. Я тут прочитал, что являюсь известной личностью в научных кругах, и даже, что-то там открыл. Хотя, прочитав об этом статью дважды, я так и не понял, что конкретно. Более того, я смутно представляю себе, что вообще такое — нейрохирургия и зачем нужна. Но, хоть концы начали сходиться. И я теперь начинаю понимать, что же все-таки произошло, и как я докатился до такой жизни.

Молодой человек улыбнулся теперь уже иронично и кивнул на соседний стул, как бы предлагая присесть. Владислав воспользовался предложением, присаживаясь рядом.

— Расскажи, — попросил профессор, но его юный собеседник просьбу проигнорировал.

— Крестный, а вы меня подставили. Могли бы и предупредить, что из себя представляет моя милая мамочка. Да, и про мисс Райс, рассказать.

— Прости, я не подумал, — врач смутился.

— Забудьте. Все равно уже ничего не поделаешь. Но сюрприз был неприятным.

— Злишься?

— На вас? Нет, конечно. А вот на них — даже очень. Ладно. Пройдет.

Так ты мне расскажешь, как я докатился до такой жизни?

— Что? — нахмурился Максим, и несколько смущенно добавил. — Мне сложно соотносить себя со своим же собственным прошлым. Я расскажу, но позже. Сначала мне нужно все обдумать. Может завтра? Сегодня я не склонен делиться самым сокровенным. Настроение не то. Да и в принципе, выставлять это на всеобщее обозрение не хочется. Это выглядело бы с моей стороны, как…

— Как будто жалуешься на несправедливость судьбы?

— Смешно, — молодой человек натянуто улыбнулся, показывая, что на самом деле ему не до смеха. — У Вас, оказывается, неплохое чувство юмора, крестный. Хвастаться я не хочу. Позавидуете ещё.

— А что? Есть чему завидовать?

Максим откинулся на спинку своего кресла и насмешливо посмотрел на профессора Макарова. А потом резко подобрался, став очень серьезным.

— Можете думать, что хотите, но я последние полгода был счастлив. Да, у меня не было денег. Да, хостесс — это, конечно, не нейрохирург с мировым именем. Но я, черт возьми, был счастлив каждый день своей жизни! Вы просто хотите слишком многого. И всего вам мало. Тянетесь за ненужной роскошью, глупыми стереотипами, и цепляетесь за пустоту. Нет бы, ценить то, что есть. Счастье, вообще, переживание субъективное, химера, за которой все бегут. А оно всегда рядом, в тебе самом. Это же так просто. Только далеко не все могут это понять. И продолжают играть в догонялки с тем, что и не собирается убегать. У меня было все, что необходимо человеку для полноценной жизни. И я не видел причин считать себя страдальцем. Многие не имеют и половины того, что было в избытке у меня. Интересная работа, позволяющая обеспечить себя и мою подругу. Дом. Крошечный, но Мой. Семья. И пусть семьей я звал одного единственного человека, другой мне и не нужен. Да, и сейчас, я предпочту Эмму всем своим новообретенным родственничкам. Друзья… у меня есть настоящие друзья, люди, которым я небезразличен. Что еще нужно человеку для счастья?

Максим ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, а потом продолжил:

— Не знаю, как Вам объяснить, но то, что мне внушили, будто бы я не человек, мне не мешало. Вы, наверное, не поймете, но это, наоборот, заставляло чувствовать жизнь ярче, наслаждаться ей. А этот застегнутый на все пуговицы парень… Мне даже не верится, что я мог быть таким… депрессивным, что ли. Вам его взгляд ничего не напоминает? Например, глаз остальных «Лишенных души»? Та же боль, та же безнадежность. Я просмотрел два его личных фотоальбома. И на всех двухсот семидесяти фотографиях у него такое лицо, будто он только что похоронил лучшего друга. И даже на вечеринке в честь его собственной помолвки, в его мимике и позе читается желание бежать от этой «теплой» компании, причем как можно дальше, и как можно быстрей. Зажатым, и готов поспорить, весьма неуверенным в себе был этот ваш Максим Ветров. Про чувство юмора не спрашиваю. Но он хоть улыбаться умел? В принципе? Ну, хоть иногда? Эх, о чем это я?! С такой мамочкой как бы самому не разучиться. Ведь она единственная, кто знает, что для меня лучше. При этом мое мнение по этому вопросу ей глубоко безразлично. Поэтому она и решила спасти меня от меня же самого, а заодно и от женщины, которую я люблю больше всего на свете. Отец вяло сопротивляется ее попыткам перетянуть его на свою сторону, но открыто на мою защиту он становиться не спешит. Нет, я его не осуждаю. С такой фурией связываться — себе дороже.

— Макс, она — твоя мать. Ты не должен так о ней говорить.

— Почему? Тот факт, что она моя мать по умолчанию делает ее доброй и милой женщиной? Арисса — тиран. Добавьте к этому еще и то, что она поверхностна и эгоцентрична. Не удивительно, что тот Максим сломался. Только я — не он. По крайней мере, надеюсь на это. Вы удивлены?

— Чем? — спокойно спросил Влад.

— Тем, НАСКОЛЬКО я изменился.

— Не знаю, Макс… э… Деймон…

— Можете звать Максимом. Если вам так проще — я не возражаю. Вы ведь знали меня с детства. Но «Деймон Росс» мне нравится больше. Возможно, я просто еще не привык к этому новому для меня имени «Макс Ветров». Не знаю. Поймите, я не хочу жечь все мосты, связывающие меня с прошлым. Ведь это были 26 лет МОЕЙ жизни. И делать вид, что их не было — глупо. Но и потерять себя, мне тоже не хочется. Кстати, об этом мне тоже следует подумать. И кое-что решить. А потом я расскажу все, что Вы хотите. Ну, или все, что сочту нужным Вам рассказать. Завтра.

Молодой человек лукаво улыбнулся и прикрыл глаза, расслаблено откидываясь на спинку стула, показывая, что аудиенция окончена.