Проект «anima». Деймон (СИ)

ГЛАВА 28

Когда Деймон вернулся в свою палату, он увидел там ожидающих его двух женщин. Свою мать и судя по белому халату, нового врача. Он едва удержался от того, чтобы не застонать в голос. После встречи с Эммой он не был настроен вести светские беседы с первой или обсуждать свое самочувствие со второй. Но так как избежать этого все равно не представлялось возможным, Дей очаровательно улыбнулся. Дамы улыбнулись в ответ. И если к Ариссе молодой человек уже привык, то другая ему очень не понравилась.

От нее за версту веяло лицемерием и скрытой агрессией. Ее темные волосы были уложены в подчеркнуто-скромную прическу. Пышные формы затянуты, казалось, вот-вот вырвутся из плена одежды, которая на несколько размеров меньше, чем ей положено быть. Скорее всего, она таким образом пыталась выглядеть немного стройнее, но, к сожалению добилась обратного результата, лишь подчеркнув свою полноту. Ярко красная помада, (такой цвет Эмма называла «абсолютом вульгарности») предавала ее лицу хищное выражение. А от ее улыбки по коже бежали мурашки. Деймон внутренне ощетинился, но постарался не подавать виду и вежливо поздоровался:

— Добрый день.

Дамы еще раз расплылись в слащавых улыбках. Ответное приветствие. Несколько фраз о погоде. И наконец Арисса решила представить свою спутницу:

— Сынок, это доктор Крофф. Она представляет частную психоневрологическую клинику «Ней-линг». Ты, ведь и ее не помнишь. Она была твоим врачом последние четыре года. И теперь снова будет лечить тебя.

— Приятно познакомиться, — натянуто улыбнулся он. — Снова.

Молодой человек чувствовал себя не очень уютно под нежными взглядами этих двух женщин. Он их не помнил. Не имел к ним никакого отношения. И, признаться хотел, чтобы так все и оставалось. Потому, как не успел он и рта открыть, как уже оказался им что-то должен. Одной — непременно ее вспомнить. Причем срочно, сию же секунду. А второй пройти кучу обследований, и готовиться к операции.

— И что это за операция? — нейтральным тоном поинтересовался молодой человек.

— О, сущая ерунда. Эта методика воздействия на головной мозг была разработана много лет назад. И, разумеется, апробирована. Она дает просто удивительные результаты. Несколько часов и вы здоровы. Все вернется на свои места. Не будет больше приступов агрессии на которые жаловалась ваша мать. Исчезнет патологическая привязанность к той девушке — вашей… эм… подруге. Ваша жизнь снова станет такой, какой она и должна быть.

— Я, возможно, чего-то не понимаю, — стараясь говорить как можно более нейтральным тоном, начал он. — Но на данной стадии «Detrimentum» необратим. Хотя, как мне сказали, он вообще необратим. Но прошло уже больше полугода.

Врачи не то, чтобы лечение предлагать, прогнозы делать боятся. А вы предлагаете мгновенное исцеление. Простите мой скептицизм. Но я не готов к подобным экспериментам.

— Глупости. Максим, не спорь, — резко оборвала его Арисса. — Я проконсультировалась с ведущими специалистами в данной области. Они дают стопроцентные гарантии, что ты станешь прежним. После курса лечения, конечно. А я уже подписала соответствующие бумаги.

— Какие бумаги?

— Согласие на операцию и…

— Какую операцию? — Деймон похолодел. — Какое согласие? А мое согласие не нужно?

— Сынок, конечно же, нет. Зачем? Ввиду твоей недееспособности, мы с твоим отцом, как ближайшие родственники, становимся твоими опекунами.

— Какой недееспособности? Какими опекунами?

В груди парня начала зарождаться паника. За него все уже решили. Эта, так называемая, семья собирается по второму кругу «лишить» его души, если не убить. И им наплевать, что он сам думает по этому поводу. Но не это самое страшное. Хотя, и умирать ему тоже не хотелось. Важнее другое. Если с ним что-нибудь случится во время этого «лечения», кто позаботится об Эмме и ребенке? Ответ прост: никто. Его девочки никому не нужны. И в свете данной ситуации предложение Корсакова становиться более чем заманчивым. Тут и думать нечего. Он, хотя бы обещал защиту. Значит решено. И раз его уже признали недееспособным, необходимо действовать быстро. А еще, не дать им шанса увести его насильно. Так, мобильник в кармане. Единственное место, где можно запереться и дождаться помощи — туалет.

— Ну, хорошо. Если вы считаете, что так нужно, спорить не буду. Когда вы собираетесь начать лечение?

— Прямо сейчас, — глаза доктора Крофф засияли, а на лице появилась триумфальная улыбка.

— Хорошо. Только, нельзя ли отложить это лечение минут на десять-пятнадцать? — заискивающая улыбка идиота, толика смущения. — Мне так неловко отнимать у Вас время, но мне очень нужно в туалет. Извините. Вы же не против?

— Ох, конечно, — растаяла брюнетка. — Я пока подготовлю необходимые препараты.

Есть! Ему удалось их провести. Закрыв за собой дверь, молодой человек трясущимися пальцами набирать номер Корсакова.

— Илья? Это Деймон Росс… Максим Ветров. Я согласен. На все. Только, у меня есть условия.

— Слушаю.

— Вы обеспечите мне и Эмме безопасность. А еще, независимая комиссия, должна признать меня психически уравновешенным и дееспособным. В общем, они должны подтвердить, что я не нуждаюсь в лечении и опеке. А то меня уже признали недееспособным и отправляют на принудительную операцию. И, знаете, уверенности, что я это переживу и останусь в здравом рассудке, у меня нет. Видите ли, врачи дают моей матери стопроцентные гарантии. А это настораживает. Так что если не хотите лишиться ценного свидетеля…

— Понял. Заключение данной комиссии уже сегодня будет у вас. Не беспокойтесь. Из палаты не выходите. Ничего не подписывайте. Насильно вывести вас не смогут. А любая попытка будет караться соответственно. Вы сейчас где?

— Заперся в туалете. А в моей палате сейчас моя мать с какой-то женщиной. Она назвалась доктором Крофф и горит желанием начать мое «лечение» немедленно. Может, я стал параноиком, но у нее с собой куча препаратов. Что ей мешает сделать мне такой укол, после которого у меня вдруг остановится сердце?

— Деймон, не открывайте дверь никому кроме меня. Минут двадцать вам придется потерпеть некоторые неудобства. Но лучше перестраховаться. Мне очень не хочется, чтобы у вас вдруг отказало сердце или отшибло память. Охрана за дверью уже предупреждена. Сейчас мои ребята разберутся с этой Крофф. А за подругу не беспокойтесь. За ее безопасность отвечает надежный человек. И если вас начнут шантажировать ею, посылайте всех в бездну. До нее им не добраться.

— Знаете, Илья, а с вами приятно иметь дело.

— Рад слышать. Ждите. Скоро буду.

Минуты тянулись, невероятно долго. Деймон чувствовал себя запертым в клетке. Стены давили, вызывая приступ клаустрофобии. А то, что за дверью его подстерегала опасность, только усугубляло его состояние. Подождать. Совсем немного. И все будет хорошо. Он смотрел на часы, встроенные в телефон, стараясь не думать ни о чем. Услышав стук с той стороны двери и громкий мужской голос, Деймон чуть не рассмеялся от облегчения.

— Это Корсаков. Доктора и вашу мать мы выдворили. Открывайте.

— Спасибо, — выдохнул Дей, вываливаясь из тесной душной кабинки.

— Да, не за что, — ухмыльнулся следователь. — Кстати, давай на ты?

— Давай. Ты не будешь против, если я лягу? Голова кружится. Пока сидел там, не замечал, а сейчас…

— Ложись, конечно. Перенервничал? Ничего. Бывает. Но ты — молодец. Быстро сообразил.

— Соображал бы медленнее, был бы трупом.

— Ну, да. Прости. Я не думал, что до тебя попробуют добраться так.

— А что хоть это было?

— Мы не знаем. Но разбираемся. Вполне возможно, что тебе ничего и не угрожало, «операция» была безобидной, но дорогой процедурой.

— Знаешь, я в этом почему-то сомневаюсь.

— Я тоже. «Ней-линг» корпорация родственная «Нео-инкорп». По крайней мере, у меня есть информация, что они ведут общие разработки. Но в этом нет ничего противозаконного. Кстати, кофе будешь? Я себе, пожалуй, закажу. С коньяком. Я бы и тебе чего-покрепче предложил, но, боюсь, твой крестный тогда меня убьёт.

— Нет. Мне просто чая. Организуешь?

— Да, не проблема.

Следователь сел на кресло и деликатно отвернулся, позволяя Деймону немного прийти в себя. За что тот был ему очень благодарен. Когда принесли чай и кофе, Илья попытался завести разговор ни о чем. Наверное, просто чтобы не сидеть в тишине и немного разрядить атмосферу. До Дей перебил его:

— Илья, возможно, я окажусь не прав. И заранее прошу прощения. Но мне кажется, что у тебя в этом деле свой интерес. Личного характера. И в этой истории ты завяз по уши не по долгу службы. Или, скорее, не столько по долгу службы, сколько потому, что деятельность «Нео-инкорп» затронула тебя лично.

— Деймон, вот скажи, в кого ты такой проницательный? Явно же не в родителей. Да. У меня в этом деле свой интерес. Жена. Ее зовут Дарина. Ты ее не помнишь. Но она помнит тебя.

— Дарина? Молодая девушка с короткими темными волосами. Худенькая. А еще у нее серые глаза. Я прав?

— Ты помнишь ее?

— Не уверен. Увижу — скажу точно. Она такая же, как и я? ТSА?

— Да. В общем, благодаря Дане мы и нашли вас.

— Но как это возможно? Мне сказали, что я единственный, кто смог вернуться к нормальной жизни. Или она?..

— Ты единственный, кто смог побороть чип с Программой. А чип Дарины мы извлекли почти сразу. Она и недели под его воздействием не провела. Ее состояние больше походило на амнезию, чем на «Detrimentum». Ну, и она еще не совсем вернулась к нормальной жизни. Но, думаю, осталось не так уж много времени. Но дело не в этом. Мы, просто решили перестраховаться и не подставлять ее под удар. И до суда о ней никто не должен знать.

— Разумно.

— Мы бы и вас с Эммой спрятали. Но ты слишком важная птица. А ей спокойнее всего будет рядом с тобой. Прости.

— Ничего. А это тяжело было? В смысле с Дариной?

— Сам, как думаешь? Сначала твою невесту похищают, а когда ты находишь ее, оказывается, что она совершенно тебя не помнит, и думает, что является ТSА. Конечно, тяжело. Я чуть с ума не сошел. Сейчас уже ничего. Привык. Но первое время…

— Что?

— Панические атаки, истерики. Любое неосторожное слово и слезы. И вела она себя часто не как взрослая девушка, а как ребенок. Маленький испуганный ребенок. Да я себя извращенцем чувствовал. Ведь я ее люблю, а она смотрит на меня и спрашивает: а зачем я ее целую? У меня губы, видите ли, влажные. И ей щекотно и скучно. А следом предложение фильм посмотреть и просьба на ручки взять. Но не это самое страшное. Она боялась оставаться одна и всячески показывала, что готова потерпеть поцелуи и все-такое, только бы я был с ней, и никуда не уходил.

— Досталось тебе. Как ты держался? Даже представить боюсь, что бы со мной стало, окажись я на твоем месте.

— Да, ничего. Справился бы. Но, слава Богу, все это уже позади. Кстати, твоей Эмме тоже пришлось нелегко.

— Но она, хотя бы не знала меня до этого. И еще, мне нравилось с ней целоваться.

— Личный вопрос можно?

— Давай.

— А когда она впервые тебя поцеловала, ты что почувствовал?

— Она? Меня? Приятель, ты издеваешься? Это я ее поцеловал. А что при этом чувствовал? Не знаю. Просто хотел прикоснуться своими губами к ее. Мне, наверное, было любопытно, что из этого выйдет.

— И что? — Илья подался вперед.

Деймон улыбнулся, и его лицо приобрело мечтательное выражение. Казалось он, снова переживает тот сладкий миг. Его приятель понимающе хмыкает и делает еще один глоток крепкого кофе. А молодой человек тщетно пытается подобрать слова, способные описать то, что он чувствовал тогда. И не может. Потому что о некоторых вещах невозможно рассказать.

— Понравилось, — отвечает Дей с лукавой усмешкой. — Слушай, а расскажи лучше, как вы с Дариной познакомились.

— Я спас ее от бандитов. Точнее от шайки малолетних хулиганов. Убедился, что с ней все в порядке, помог донести покупки до дома и остался на чай. На самом деле я давно за ней наблюдал. Только не знал, как подойти. А тут такой шанс.

— Никогда бы не заподозрил тебя в робости.

— Почему?

— Ну, не знаю. Ты же полицейский.

— А она — девушка. Нежная. Хрупкая. Вдруг, я бы ее испугал? Или не понравился? Нет, здесь нужна была стратегия.

— И в чем она заключалась?

— Ну… появиться в нужное время, в нужном месте и произвести хорошее впечатление.

— А просто подойти, представиться и чистосердечно признаться в собственных чувствах ты не мог?

— Ну, я же не знал, сколько ей лет. Вполне могло оказаться шестнадцать-семнадцать. А мне тридцать два. И как бы это выглядело? К девчонке подходит мужчина, который почти в два раза старше ее и говорит: «Позвольте представиться. Илья Корсаков. Следователь. Люблю Вас и хочу жениться». Да любая вменяемая девушка меня бы после этого за километр обходить начала.

— Наверное, ты прав. Но все равно, ты очень рисковал. Пока подходящего повода ждал, ее же десять раз могли у тебя из-под носа увести. Что бы делать стал?

Следователь усмехнулся и покачал головой. Нет, увести у него Дану он бы никому не позволил. А Деймон, словно бы прочитав его мысли, весело рассмеялся. Отдышавшись, молодой человек продолжил:

— Ох, ты бы видел сейчас свое лицо! Представил, как убеждаешь соперника не приближаться к твоей девушке?

— Вспомнил. Ну, а что? Не мог же я позволить этому мальчишке действительно у меня ее увести.

Дей снова расхохотался. А Илья только плечами пожал. И тогда, и сейчас он понимал, что поступает правильно. Нельзя отдавать тех, кого любишь. Никогда и никому. А ведь мужчина, сидящий сейчас напротив, понимает это, как никто другой. Он тоже готов прыгнуть выше собственной головы, чтобы сохранить свое маленькое счастье. Поэтому смех его звучит по-доброму и совсем необидно.

Когда Корсаков ушел молодой человек с удивлением обнаружил, что они просидели вдвоем больше двух часов. Они еще о многом говорили, спорили, вспоминали забавные моменты, смеялись. Иногда серьезный Илья чем-то неуловимо напоминал бесшабашного Ярика. С ним было также легко. Но когда Деймон остался один, на него с новой силой навалилась обида на свою так называемую «семью». Они его предали. И простить такое он уже не мог. Истерика, которую закатила ему Арисса в день их знакомства, была сущей ерундой в сравнении с тем, что она сделала сегодня.

Он набрал номер телефона своего отца и стал ждать, раздумывая о том, что скажет сейчас этому человеку. Но в голове была каша. Четыре гудка и ответ:

— Максим? — голос Поля звучал ровно и благожелательно.

— Да.

— Ты что-то хотел?

— Да.

— Сынок, что-то случилось?

— Случилось. Я прошу Вас не называть меня больше сыном.

— Максим, — пораженно выдохнул мужчина. — Что ты такое говоришь?!

— Я не Максим. Я — Деймон. И не хочу возвращаться в прежнюю жизнь. И меня не нужно лечить от этого. Вы все время забываете об этом. А зря. Помнится мне: Вы просили дать Вам немного времени. А я дал слово не принимать поспешных решений. Вы и Ваша супруга заставили меня сегодня пожалеть об опрометчиво данном обещании. Надо было еще тогда указать Вам на дверь.

— Я не понимаю, о чем ты.

— В самом деле? Но тогда мне и вовсе не о чем с вами говорить.

— Максим, объясни мне толком: что случилось? Я весь день провел на работе, освободившись меньше часа назад. И я действительно не понимаю, о чем ты мне сейчас говоришь.

— О докторе Крофф и ее методике лечения. Почему-то меня не привела в восторг принудительная операция, которой Вы хотели меня подвергнуть. Как она говорила? Кажется: «Все вернется на свои места. Не будет больше приступов агрессии на которые жаловалась ваша мать. Исчезнет патологическая привязанность к той девушке — вашей подруге. Ваша жизнь снова станет такой, какой она и должна быть». Знаете, что-то мне подсказывает, что вы дали согласие на какую-то разновидность лоботомии, после которой я стал бы безучастным ко всему, но довольно послушным растением. А еще, у меня не возникает ни капли сомнения в том, что Эмму и моего ребенка выкинули бы на улицу.

— Сынок, ты бредишь! Никто не собирался тебя оперировать. Речь шла о комплексе обследований. Тебе ничего не угрожало.

— Я так не думаю.

— Максим, ну подумай сам. О какой операции могла идти речь, если ты не давал на нее своего согласия?

— Ваша жена заявила, что ввиду моей недееспособности, достаточно ее согласия. И, вообще, хотите знать подробности — поговорите с ней. А я звоню Вам для того, чтобы попросить об одном одолжении. Не беспокойте меня больше. Я — не ваш сын. Возможно, Максим простил бы вам предательство, но я — не он. То, что ваше желание «лишить» меня души по второму кругу не увенчалась успехом, Вас ни в коей мере не оправдывает. Такое не прощается, господин Ветров. Всего хорошего.

Повесив трубку Деймон испытал некоторое облегчение. Он сделал то, что должен был. Но все-таки это очень неприятно говорить такие вещи собственному отцу. Только что ему еще оставалось делать? Лучше держаться подальше от людей готовых в любую минуту сделать тебе подлость. И в любом случае, считать их семьей способен только идиот. А если бы он не положил телефон в задний карман брюк? Или не сообразил бы, что нужно звонить Корсакову? Страшно подумать, что было бы с ними. В лучшем случае Эмму выставили бы на улицу, а его самого бы «вылечили».

Однажды он сказал, что счастливый человек это тот, кто может правильно расставить приоритеты. Сейчас он это сделал.