Проект «Лузер». Эпизод первый. Шпага барона

8

С набережной дуло. Она свернула с Литейного, и ветер перестал совсем уж раздувать плащ на ее маленьком теле, но все еще чувствовался. Третья дверь по Шпалерной, – и разумеется никаких вывесок. Просто крашенная в серое дверь, тяжелая и высотой в четыре ее роста. Или в два роста обычного человека.

Когда-то, лет триста тому назад, на этом месте располагался небольшой дворец царевича Алексея. Потом царевич что-то не поделил с монаршествующим родителем и попытался бежать из России, но был возвращен сюда и, говорят, погиб под пытками, руководил которыми лично папа царевича, всероссийский самодержец Петр Великий, он же Первый. Город только-только строился. Помещений не хватало. В опустевшем дворце стали временно содержать арестантов. Потом его перестроили под дом предварительного заключения. Накануне революции перестроили еще раз, и тогда это была самая комфортабельная тюрьма империи. А теперь это был просто один из городских следственных изоляторов, и администратор Театра лилипутов пришла сюда, чтобы получить коротенькое, всего на десять минут свидание с арестованным режиссером того же театра.

Ждать пришлось больше часа. Она просто села на неудобную, обитую липким пластиком скамейку в коридоре и молча ждала, пока женщина в форме не назовет ее фамилию. Проходившие по коридору сотрудники косились в ее сторону и удивленно задирали брови. Но как раз к этому она привыкла. Всю жизнь, люди, с которыми она общалась, удивленно задирали брови: такая маленькая, а смотри-ка ты, умеет разговаривать!

Потом ее наконец вызвали. Офицер сопровождения довел ее до узкого прохода и там старший смены задал ей положенные вопросы: имя?.. фамилия?.. к кому?.. что несет? Старший сидел за толстенной, сделанной из армированного бетона, будке и общался с ней через узенькое окошко, которое располагалось слишком высоко, чтобы она могла видеть его лицо. Откуда-то сверху звучал голос, а она послушно отвечала на вопросы.

После этого металлические ворота отъехали в сторону, и ей было разрешено пройти внутрь. Несколько лестничных пролетов, громыхающие при ходьбе металлические мостки, висящие над внутренним двориком, потом несколько лестничных пролетов вниз. Офицер сопровождения отпер дверь в комнату свиданий и пропустил ее вперед.

– Что именно вы передаете задержанному?

– Вот. Личные вещи. Теплый свитер.

– Сигареты передаете?

– Нет. Он у меня не курит.

Офицер усмехнулся. Ему ужасно хотелось спросить у этой маленькой женщины, почему именно ее мужчина не курит? Неужели боится не вырасти? Он, однако, сдержался.

– Ждите. Его сейчас приведут. У вас будет десять минут.

– Хорошо.

Потом дверь хлопнула еще раз. Режиссера пропустили внутрь и заперли за ним дверь. Он прошел внутрь и молча сел на неудобную, привинченную к полу, скамейку.

– Привет.

Ей хотелось плакать, но она сдерживалась. Потом, уже выйдя обратно на продуваемую ветром с Невы набережную, она обязательно расплачется. Но не сейчас.

– Как тебя здесь кормят?

– Ничего. Спасибо. Как дела в театре?

– О чем ты? Какой к черту театр?

– Ну, рано или поздно это ведь кончится. Я выйду отсюда и мы снова будем работать в театре.

Они еще помолчали. Потом она все-таки сказала:

– Расскажи им, из-за чего вы поругались.

– Обойдутся.

– Если ты будешь молчать, они тебя посадят.

– Наверное, посадят, да.

– Зачем тебе все это нужно? Расскажи им все, как есть. Объясни, что дело всего-навсего в том, что он хотел, чтобы я ушла к нему. Расскажи, как он швырялся деньгами и кричал, что в отличие от тебя способен меня обеспечить, – и все кончится.

– Ничего не кончится.

– Почему?

– Ты думаешь, они не понимают, что я не при чем? Просто эта штука так устроена. Им нужно кого-нибудь посадить, а я – самая подходящая кандидатура. И что бы я им не рассказал, если им это нужно, они все равно меня посадят. По-другому эти люди просто не умеют. Им обязательно нужно посадить кого-нибудь маленького и бессловесного. В этом смысле никого лучше меня им просто не найти.

– Но это же не справедливо!

– Справедливость придумана для больших людей. А мы – маленькие. Маленьким надеяться не на что. Если сказали сидеть, придется сидеть.

Она не вытерпела и все-таки заплакала. Тихо, будто боясь его разозлить. Она сидела за столом, вздрагивала плечами и прижимала к лицу носовой платок, а мужчина, которого она так сильно любила, просто молча сидел напротив нее.