8

На другое утро в семь тридцать стенные часы коротко динькнули раз пять, потом оглушительно зазвонили. Я вскочил, быстро умылся, подошел к шкафу и стал размышлять, что надеть. Мне хотелось обновить синюю форменную куртку с нашивкой на рукаве. На нашивке был изображен купол школы с пальмой под ним и вышиты буквы "ЭШОП": "Экспериментальная Школа Одаренных Переростков". Поколебавшись, я все-таки оделся в свое – в парусиновую куртку и вельветовые брюки: возможно, эта шикарная форма использовалась только в торжественные дни.

Волнуясь ужасно, я спустился в вестибюль.

Я ожидал там встретить таких же, как я, новичков, но увидел только Дроздова. Директор школы явился в парадной форме: синей куртке с нашивкой и белых брюках. Вид у него был какой-то усталый, движения замедленные.

– Ну, как спалось на новом месте? – спросил он меня приветливо. – Ребятки не докучали?

Я покачал головой.

– Добро, добро. Пойдем, я познакомлю тебя с учителями.

Мы вышли на улицу – если можно так сказать о пространстве под куполом. За стеклом, в тайге, было пасмурное и, видимо, холодное утро. Леса колыхались от ветра, по ближнему озеру ходили свинцовые волны, от одного вида которых бросало в озноб. А здесь было тепло и безветренно. Вода в бассейне ярко зеленела, с одной из пальм сорвался и, камнем упав, глухо стукнулся о землю кокос. Мне стало грустно, я вспомнил о маме.

Учебный корпус был маленький, одноэтажный, без окон. Внутри – зеленые пластиковые стены, раздвижные двери, оклеенные коричневой фанерой. На первой двери было написано: " Учительская". Это слово меня успокоило: может быть, ничего необычного, все обойдется.

В учительской сидели два человека, оба в синей униформе. Я понял, что совершил ошибку, выйдя в своем: ведь, если разобраться, для меня это и был самый торжественный день: начало учебы в спецшколе. Один учитель был лысоватый, чернявый, худой, с пронзительным взглядом, другой – добродушный толстяк с седой челкой. Оба бледные и тоже как будто заспанные.

– Познакомься, Андрей, – сказал Дроздов. – Твои наставники. Игорь Степанович Скворцов, общеобразовательные предметы, – он показал на чернявого, к моему удивлению (я почему-то вообразил, что чернявый будет вести автогенку), – и Виктор Васильевич Воробьев, спецпрограмма. Меня можешь звать Аркадием Сергеевичем, фамилия моя тебе известна. Садись.

Я сел на стул около двери. Все трое долго молча меня разглядывали. "Интересно, – подумал я, – блокируются они сейчас или нет? Меня-то им нечего стесняться, друг друга – тем более. Наверно, сейчас они молча меня обсуждают. Очень удобно!"

– Видишь ли, Андрюша, – начал Дроздов, – в нашей школе всего только шесть учеников, ты – седьмой. Из этого можно сделать вывод, что школа наша не совсем обычная. Здесь ты увидишь много любопытного, на первый взгляд необъяснимого.

– Уже увидел, – тонким голоском сказал чернявый (Игорь Степанович). Вчера наши летуны полчаса перед новеньким форсили. А сегодня лежат в своих комнатах как выжатые.

– Значит, с двоими ты уже познакомился, – продолжал Дроздов. – Это Слава Дмитриенко и Лена Кныш, очень способные ребята. Ну, а в бассейне ты плавал с Соней Москвиной. Москвина – серьезная, добрая девочка.

"Это уж точно", – подумал я. Рука еще побаливала.

– А что с плечом? – тут же спросил Дроздов. – Ай-яй-яй, какая неосмотрительность! Вы имейте в виду, Виктор Васильевич, – он обратился к толстяку, – это ваше упущение. Что за самодеятельность! Ей забава, а у мальчика всю ночь болело плечо. Придется Москвину наказать.

"Надо срочно научиться блокировке", – подумал я, и все учителя засмеялись.

– С блокировкой не спеши, дружок, – сказал Виктор Васильевич. – Научись сначала думать грамотно. Нет, неграмотно ты думаешь, не спорь. Бессвязно. Часто бессмысленно повторяешь в уме одно и то же слово.

– Виктор Васильевич, – заметил Дроздов, – вы, кажется, уже начали свои занятия?

– Прошу прощения, – сказал толстяк.

Что-то в их разговоре было не то. Они разговаривали между собой бодрыми театральными голосами, усиленно изображая, какие они дружелюбные и в то же время деловитые люди.

Когда я подумал об этом, все трое переглянулись.

– Действительно, – сделав вид, что ничего не заметил, продолжал Дроздов, в нашей школе ты прежде всего научишься правильно работать головой, грамотно ею пользоваться. Пока что она у тебя работает процента на полтора. Да не стесняйся, это обычное дело… за пределами нашей школы. Мы научим тебя использовать твой разум процентов на семьдесят пять – восемьдесят. Затем ты научишься у нас контролировать свою психику. Знаешь, что такое психика? Знаешь. Ну, а чудеса там всякие – это не самоцель, это придет само собой. Здесь твои возможности в тебе уже заложены. Лучше было бы, конечно, обходиться без чудес, без полетов, без внушения и силы взгляда, на эту ерунду уходит слишком много душевной энергии. Ну, да, естественно, ты так не думаешь, тебе своей энергии не жаль. А вот твои вчерашние знакомцы. Слава и Лена, резвились полчаса, а сегодня весь день будут отлеживаться. Беречь надо силенки, не расходовать их на пустяки. Но отказать вам в этих радостях мы не вправе. Что же касается прослушивания мыслей, то не бойся ты этого, ради бога: мы учителя, педагоги, воспитатели и никогда не используем свои знания тебе во вред, потому что это безнравственно. А на пользу – отчего же? Вот Игорь Степанович будет вести с тобой и математику, и физику, и химию, вообще все, что в обычной школе преподают больше десяти учителей. Почему? А потому, что Игорь Степанович всегда будет точно знать, понял ты его или нет, а если не понял, – что именно. Поэтому школьные предметы занимают в нашей программе лишь половину времени: учение твое пойдет поначалу в два раза быстрее, чем раньше, а затем, когда Виктор Васильевич научит тебя правильно думать, – и во много-много раз. Я слышу, у тебя есть два вопроса, вполне резонные, их на твоем месте задал бы каждый. Первый вопрос: какова цель твоей учебы в нашей школе. На этот вопрос я отчасти уже ответил вначале: мы хотим научить тебя мыслить, а дальнейшее зависит уже исключительно от тебя. Умение мыслить пригодится тебе независимо от того, куда ты попадешь. Второй вопрос: почему мы выбрали именно тебя. Тут сложнее ответить, сложнее объяснить тебе так, чтобы ты понял, но я попытаюсь.

Долгое время он молчал, и чернявый с толстяком молчали, а я сидел и ждал.

– Да, конечно, – сказал вдруг Дроздов, – твое объяснение ближе всего к истине. Ты не смог учиться, как все. Мы решили дать тебе возможность попробовать иначе. Ты хороший, добрый парень, это нам нравится. Ну и, наконец, тебе чуть-чуть повезло. Помни: чудеса, которые выделывают твои товарищи, – это всего лишь забава, побочный продукт. Став постарше, помудрее, ты перестанешь играть в эти игрушки. Заметь: мы все трое ходим по земле, а не летаем под потолком и не испепеляем друг друга взорами. Нам этого не нужно. И тебе не будет нужно тоже. Я вижу, ты меня понимаешь.

Я кивнул.

– Ну что ж, в таком случае, приступим к занятиям. Андрюша, выйди, пожалуйста, в коридор и подожди там немного: нам нужно кое о чем посовещаться.

Собственно, совещаться они могли бы и в моем присутствии, но я этого, естественно, не сказал. Только подумал… впрочем, здесь это было одно и то же. Я встал и вышел.

В коридоре, около двери учительской, стояла Соня. Она была тоже в синей форме и показалась мне очень красивой. Скорее всего. Соня услышала мои мысли, потому что она посмотрела на меня не очень-то дружелюбно.

– Слушай-ка, – шепотом сказал я, – тебе сейчас влетит из-за меня, но я ни слова, сама понимаешь…

– Ай, ерунда! – Соня досадливо поморщилась и тут же, быстро взглянув на меня, усмехнулась: – Погромче шепчи, не расслышат!

Я смутился: действительно, глупо.

Мы постояли, помолчали.

– Ну, и как они тебе? – неожиданно спросила Соня. Я не понял.

– Ну, они, – сердито повторила Соня. – Дроздов, Воробьев, Скворцов… Как они тебе показались?

Странно, подумал я, все три фамилии – птичьи. Но додумать эту мысль до конца не сумел, потому что Соня ждала ответа.

– А что, вы их не любите? – осторожно спросил я. Соня удивилась:

– С чего ты взял? Мы как раз к ним очень привязаны. И работать с ними интересно. Я просто хотела спросить… Ну что ты заладил "птичьи фамилии, птичьи фамилии"! Подумаешь, открытие.

– Странно показалось, – пробормотал я.

– Ничего странного, простое совпадение. Между собой мы зовем их "птичий базар". Я просто хотела узнать твое мнение, а у тебя его, оказывается, и нет.

– Как это нет? – возмутился я. – Нормальные люди. Вялые только какие-то. Вроде не выспались.

– Еще бы! – проговорила Соня и вдруг, покраснев, закусила губу.

– А что такое? – спросил я.

– Ничего, – резко ответила Соня и отвернулась. – Отстань!

– Ты что? – удивился я.

Соня молчала.

– Во психопатка!

– С тобой опасно разговаривать, – сказала она.

Я обиделся:

– Да говорят тебе, я не докладывал. Они сами…

– В том-то и дело.

Я задумался. Действительно, я не могу скрывать свои мысли. Для "птичьего базара" я прозрачный насквозь. Значит, мне нельзя доверять секреты. Да, но какие секреты могут быть у этой девчонки?

– Послушай! – Соня схватила меня за рукав и подтянула к себе поближе. Сейчас выйдет Скворцов. Быстро повторяй в уме какие-нибудь два слова и ни о чем больше не думай…

– А о чем я должен не думать?

– О господи! – Соня оглянулась на дверь. – Ну я же сказала тебе, как мы их дразним. Нехорошо. Повторяй что угодно, только быстренько, слышишь? И не думай о "птичьем базаре".

– Ладно уж… – согласился я.

Тут дверь отодвинулась, и вышел Игорь Степанович.

– А, черная молния! – весело сказал он Соне. – За взбучкой пришла? Ступай, тебя ждут.

Соня тревожно взглянула на меня и вошла в учительскую.

– Пойдем, Гольцов, – позвал меня Игорь Степанович.

Мы двинулись по коридору.

Вдруг он остановился так резко, что я чуть не налетел на него, и строго сказал:

– Не делай больше этого, слышишь? Это опасно. Это может плохо кончиться.

Я растерялся:

– А что я такого делаю?

– Ты повторяешь про себя ерунду: "Птичье задание, домашний базар…" Без Виктора Васильевича не смей учиться блокировке, иначе сломаешь себе голову.

Я, собственно, хотел забыть о "птичьем базаре" и думать только о домашних заданиях: задают их здесь или нет. Но, видимо, одного хотения было мало.

Игорь Степанович посмотрел на меня и вдруг улыбнулся:

– Дурачок, да мы давно уже знаем, что ребята нас дразнят "птичий базар". Случайное совпадение фамилий. А что касается домашних заданий, то все твои тревоги напрасны. Заданий на дом у нас не задают. Нельзя учиться думать по заданию.

Загрузка...