Сквозь высокие окна зала заседаний Дворца правосудия в Мальруни лился ослепительный свет белого африканского солнца. Он отражался в светлом мраморе стен, в хрустальных подвесках огромных люстр. В его сияющих потоках высокий суд, восседающий на подиуме за резным столом черного дерева, выглядел торжественно-живописным: алые, шитые золотом мантии, блестящая черная кожа, яркие белки глаз, непроницаемое выражение лиц.
Зал был полон любопытствующей публики, телерепортеров, журналистов, местных и зарубежных. Этот судебный процесс вызывал очень большой интерес, еще бы, дерзкое покушение на президента, преступник-одиночка, иностранец, возможно — маньяк…
Слушание дела подходило к концу и сейчас прокурор темпераментно произносил свою обвинительную речь. Он принимал горделивые позы, грозно потрясал руками, его хорошо поставленный голос гулко гремел под сводами зала, призывая земное и небесное правосудие обрушиться на виновного:
— Обвиняемый Жослен Бомон, гражданин Франции, четырнадцатого мая сего года попытался совершить покушение на жизнь полковника Нджала, президента Малазийской республики.
Прокурор выдержал многозначительную паузу и продолжил:
— Это невероятно, господин председатель суда, но обвиняемый утверждает, что действовал исключительно по собственной инициативе…
Председатель суда величественным жестом прервал речь прокурора и обратился к подсудимому, казалось, совсем сомлевшему от африканской жары и впавшему в какое-то странное оцепенение:
— Обвиняемый Жослен Бомон, признаете ли вы, что действовали с единственной целью — убить президента Нджала?
— Да, признаю, господин председатель, — вяло ответил тот.
Председатель суда внимательно взглянул на подсудимого, сидевшего за невысоким парапетом в окружении усиленного полицейского караула. Жослен Бомон был высоким, хорошо сложенным мужчиной примерно сорока лет с крупными чертами лица, с большим насмешливым ртом, с веселыми морщинками вокруг глаз. Глаза у него были прозрачными, светло-голубыми и с необыкновенной, пронзительной яркостью выделялись на смуглом, покрытом загаром лице.
Пожалуй, Бомон был единственным человеком в зале, кого оставило равнодушным великолепие происходящей вокруг драмы. На его лице застыло сонное выражение, светлые глаза растерянно моргали, казалось, он плохо понимал происходящее и едва отвечал на вопросы суда.
— Итак, вы признаетесь в совершении данного преступления? — уточнил судья.
— Да, господин председатель, — повторил Бомон. глядя куда-то перед собой.
— И вы заявляете, что не являетесь объектом какой-либо политической манипуляции? — продолжал председатель суда.
— Да, это так. — Бомон наклонил голову в знак согласия.
Председатель суда кивнул прокурору, позволяя ему продолжить свою речь.
— Обвиняемый Жослен Бомон, отдаете ли вы себе отчет в том, что я обязан призвать высокий суд прибегнуть к высшей мере наказания?! — торжественным голосом вопросил прокурор.
Но и угроза смертного приговора не возымела на Бомена должного действия. Он сидел с опущенной головой, опершись руками о парапет скамьи подсудимых. Судьи переглянулись.
— Обвиняемый, ответьте прокурору! — сказал председатель суда.
Бомон не шевелился.
— Обвиняемый Жослен Бомон, встаньте, — повысил голос председатель.
Голоса прокурора и судьи доносились до Бомона смутно, словно издалека. Он послушно попытался подняться, но внезапно белый мраморный зал, черные лица зрителей, телекамеры, судейские мантии, мундиры охраны, все закружилось в его глазах. Он покачнулся и со стоном рухнул в проход.
Сознание не сразу покинуло его и сквозь противный свист в ушах Жослен успел услышать, как председатель суда объявил:
— Подсудимый Жослен Бомон потерял сознание от жары. В судебном заседании объявляется трехдневный перерыв.
И провалился в темноту.
Очнулся Бомон в небольшой комнате от резкого запаха лекарств. Он утратил ощущение реального времени и как и силился, так и не мог понять, сколько длилось его забытье — минуту, час или сутки…
Перед Жосленом стоял молодой круглолицый чернокожий врач, держащий в руках шприц. Чуть поодаль, у окна стояли еще несколько человек в белых халатах.
Тусклые глаза Бомона просветлели и наполнились ужасом. Он вспомнил все, что происходило с ним после ареста…
— Нет, — закричал он, — нет, я больше не могу, это невозможно…
Жослен с силой рванулся из рук державших его полицейских. Один из солдат упал, с соседнего столика со звоном посыпались какие-то склянки, ампулы с лекарствами, но бесполезно, объятья африканской Фемиды были слишком крепки.
Врач с улыбкой приближался к нему, ласково приговаривая:
— Что с тобой, малыш? Чего ты испугался? Будь умницей, иди сюда.
— Я больше не могу, я не вынесу этого… — обессиленно прошептал Бомон.
Белое солнце за окном, белые халаты врачей, белые стены комнаты, черные лица, все кружилось и плыло перед ним, как черно-белая лента нескончаемого кошмарного сна, от которого он никак не мог пробудиться.
— Ну-ну, не упрямься, Жослен, будь паинькой! — сказал врач.
Полицейский закатал рукав его рубашки и врач ввел иглу в напряженную вздувшуюся вену. Бомон с ужасом смотрел, как медленно уходит из шприца желтоватая прозрачная жидкость. Но уже через несколько секунд боль и ужас исчезли из его глаз, выражение лица вновь стало безучастным, голос — покорным, движения — ме-ханйческими.
И тогда из-за спин врачей выступил высокий человек в светлом костюме с ослепительной белоснежной улыбкой.
— Прекрасно, оденьте его, — приказал он полицейским, весело глядя на бомона.
— Прекрасно, безупречно, — повторил он, приблизившись к Жослену и внимательно заглянул в его глаза.
Он поправил лацканы пиджака Бомона, стер услужливо поданной врачом салфеткой пот с влажного лба Жослена и, видимо, остался доволен, потому что вновь проговорил нараспев:
— Безупречно. Итак, начнем сначала, господин Бомон. Вы помните, что вам говорил прокурор? «Я хочу, чтобы к вам была, применена высшая мера наказания!» — он вопросительно заглянул в глаза Жослена.
— Да, господин президент, — послушно ответил тот, гляди куда-то в угол комнаты.
Нджала оглушительно расхохотался. Переглянувшись, скромно улыбнулись врачи.
Мягкое весеннее солнце заливало золотистыми потоками рабочий кабинет президента Малазийской республики. Полковник Нджала любил роскошь, поэтому на полу кабинета перед камином лежал белоснежный пушистый персидский ковер. Лучи утреннего солнца скользили по резной мебели красного дерева, по стульям с позолотой, играли в подвесках подсвечников старинной венецианской работы.
Среди всего этого великолепия был почти незаметен секретарь президента, невысокий худощавый африканец, который сосредоточенно раскладывал по папкам утреннюю почту и деловые бумаги.
— Опустите шторы, Яшер, и включите телевизор, — сказал президент Нджала, входя в кабинет и усаживаясь в кресло. — Помнится, сегодня должен быть оглашен приговор по делу Бомона… Процесс обещали транслировать по телевидению.
Секретарь включил телевизор и на экране появился знакомый прокурор в роскошной мантии. Он вновь требовал для подсудимого смертного приговора. Время от времени камера скользила по непроницаемым лицам судей, панорамировала на зал. Темнокожие зрители наблюдали за происходящим с холодноватым любопытством. Мелькали микрофоны в руках репортеров.
На все вопросы суда, защиты и прокурора обвиняемый твердил одну и ту же фразу:
— Да, господин президент. Я согласен, господин президент…
— Достаточно, все ясно, можете выключить телевизор, — сказал секретарю президент Нджала, поднимала из кресла. — Закажите три видеокопии судебного процесса по делу Бомона. Одну — для меня, вторую — для телевидения, третью — для полковника Мартена из французской спецслужбы. И можете раскрыть шторы…
— Только благодаря вашей доброте, господин президент, — льстиво сказал секретарь, — Бомону удалось избежать смертного приговора.
Нджала самодовольно усмехнулся.
— Франция — наш добрый друг, — сказал он, — зачем же нам казнить ее подданных… А Бомон… Бомон станет очень больным человеком. Мы отправим его на перевоспитание в горы…
Так решилась судьба секретного агента французской специальной службы безопасности полковника Жослена Бомона.
Перевоспитание Бомона проходило в небольшой тюрьме близ каменоломен, расположенных на пустынном безлюдном плато в горах севернее Мальруни.
Через месяц ему стало казаться, что весь мир состоит из жгучего белого солнца, раскаленного камня, удушливой пыли, гортанных криков тюремщиков и лая собак. Он постепенно утрачивал ощущение реального времени. Жослену начинало казаться, что со времени его ареста прошла вечность.
Чтобы не потерять счет дням, он царапал ржавым гвоздем черточки на сырой стене камеры: шесть — в ряд, } а седьмую — поперек. Это означало, что прожита еще] одна тюремная неделя. Через полгода Бомон прикинул, что одной стены на его срок, пожалуй, не хватит…
Единственным праздником заключенных были дожди. Когда приближалась зима, начинали дуть муссоны. Тогда на горизонте появлялись низко летящие темные тучи и на уставшую от зноя землю падали быстрые крупные капли дождя, постепенно превращаясь в сплошную стену воды. В такие дни узники толпились перед маленькими окошками камер, просовывали руки сквозь прутья решеток, жадно ловили влагу, пили ее, отирали ею свои лица. Дождевые капли пахли ветром, океанской солью, далеким тропическим лесом, цветами, грозой и… свободой.
Так проходили дни, они складывались в месяцы, месяцы превращались в годы.
Однажды, на работах в каменоломне, взваливая на плечи корзину с породой, оступился молодой африканец Томбо, недавно появившийся сосед Жослена по камере. Тяжелая корзина соскользнула со спины и ударила его по ноге. Бедняга Томбо закричал от боли, свалился на землю и не мог встать по приказу надсмотрщиков. Те стали избивать его, сначала кнутами, потом — ногами…
Жослен несколько минут смотрел, как они все больше входили в раж, как постепенно наливались кровью их глаза.
Томбо уже не мог кричать и только глухо хрипел от ударов. Внезапно слепящая безудержная ярость овладела Боменом и он одним прыжком оказался около них.
Двое неуклюжих тюремных солдат в искусстве рукопашного боя не могли соперничать с агентом-профессионалом, даже после того, как тот год просидел на казенной диете. От первых же его ударов они разлетелись в разные стороны, не успев схватиться за оружие. Но когда на их крики прибежало еще шестеро тюремщиков, профессионализм Бомона перестал играть решающую роль…
Они долго били его, уже потерявшего сознание. Били, пока не устали. Жослен не помнил, как очутился в камере, но сквозь туман забытья он почувствовал, как чья-то рука отерла кровь с его лица и подложила под голову клочок соломы. Это был благодарный Томбо. Так у Жослена неожиданно появился друг.
Однажды, тихим солнечным утром, проснувшись, Бомон взглянул на свой календарь — стенку камеры, Сплошь исчерченную царапинами, шесть в ряд, одна — поперек, и решил, что их уже вполне достаточно и пришло время подумать о побеге.
Вскоре план у Жослена созрел и он посвятил в свои замыслы верного Томбо. Тот пообещал следовать за Жосленом повсюду по первому его знаку, повиноваться ему и если надо — умереть вместе с ним.
— Для того, чтобы умереть, малыш, — заметил ему Бомон, — нам не стоило бы так суетиться. Умереть мы вполне можем и здесь. Нужно сделать все, чтобы выжить и стать снова свободными. Я говорю с тобой именно об этом…
Через некоторое время удобный случай представился.
Как-то Бомон и Томбо дробили камень в отдаленном забое, их сторожили всего двое тюремщиков. Солнце стояло высоко, в забое было душно, солдат быстро разморило от зноя и они уселись неподалеку в тени скалы.
Жослен подмигнул Томбо и с криком боли схватился за живот, упал на землю и завывая, стал кататься в пыли.
Солдаты насторожились. Один из них, прихватив автомат, осторожно подошел к Бомону. Но едва он приблизился на расстояние нескольких шагов, Жослен извернулся как змея и резким движением ноги выбил оружие у него из рук. Мгновенно вскочив на ноги, Бомон сжал его горло так, что солдат, не успел вскрикнуть, обмяк в его руках. Его напарник схватился было за пистолет, но незаметно подкравшийся Томбо с размаха опустил молот ему на голову.
Через несколько минут все было кончено. Они завалили трупы солдат грудой камней, прислушались — вокруг было тихо. Они забрали оружие и прячась за редким кустарником, побежали к реке, широкой поблескивающей лентой извивающейся вдали.
Первый день они шли по горному плато, прячась в расщелинах скал от каждого звука. Потом Томбо вывел Жослена на тропу в кустарниковых зарослях и второй день они продирались через колючие ветки. Зато на этой тропе почти не было риска неожиданных встреч…
На третьи сутки после побега, поздним вечером, измученные, голодные, исцарапанные кустарником, Жослен и Томбо вышли на берег реки, где стояла маленькая деревушка. Там, в заброшенной хижине у Бомона был тайник с оружием, деньгами и документами.
Томбо накопал по дороге каких-то кореньев, они испекли их на костре и, наскоро поев, забылись коротким тревожным сном.
— Без Томбо я, наверное, не выбрался бы сюда и за неделю. — засыпая, подумал Бомон.
На рассвете Томбо проснулся от смутного ощущения надвигающейся опасности. Он осмотрелся, но ничего подозрительного не увидел. Тогда он лег на землю, приник к ней ухом и стал прислушиваться. Земля чуть-чуть подрагивала и гудела…
— Джосс, проснись, нам надо уходить, — затряс он за плечо спящего Жослена.
Тот мгновенно проснулся и вскочил на ноги. В эту минуту из-за поворота дороги показался грузовик с солдатами, следом за ним ехал джип. Жослен и Томбо бросились бежать в еще спящую деревню напрямик, вдоль берега реки.
— Уходите, люди! Уходите все — мужчины, женщины, дети! Уходите скорее, там солдаты! — кричал Томбо, пробегая по деревенской улице. — Они убьют всех!
В домах послышался шум голосов, крики, плач детей. Жители в панике выбегали из хижин, метались по улице.
— Уходите в лес, скорее, скорее! — кричал на ходу Томбо.
Через несколько минут деревня обезлюдела. Нужный Жослену дом стоял на краю деревни, чуть поодаль от остальных. Когда они добрались до него, грузовик с солдатами уже въехал в деревню. Послышались автоматные очереди, громкий лай, потом — визг раненных собак. Несколько домов загорелось и по улице пополз едкий дым.
Бомон распахнул дверь хижины, поднял циновки, сваленные в углу дома, — слава Бегу, тайник был цел и невредим. Он бросил Томбо автомат, обойму, проверил второй автомат, все в порядке. Ножи, пистолеты, деньги, паспорт на имя дилера американской торговой компании…
— Скорее, Джосс, — прошептал Томбо, — они уже совсем близко.
Солдаты заглядывали в дома, вдруг послышалось несколько гранатных взрывов и чей-то пронзительный крик. Томбо вскинул автомат.
— Не стреляй, — крикнул ему Жослен, — подожди.
Прикладом автомата Бомон пробивал отверстие в стене дема, выходящей к лесу.
— Я пойду первым, ты — за мной.
Но Томбо уже спустил курок. И сразу же, в ответ на его выстрел раздалось несколько автоматных очередей. Томбо со стоном упал.
— Все пропало… — с тоской подумал Жослен.
Грузовик с солдатами начал разворачиваться в их сторону. Бомон не целясь, почти наугад, выстрелил в ветровое стекло, но внезапно грузовик, потеряв управление, на полном ходу въехал в горящую хижину. Раздался многоголосый вопль и взрыв. Солдаты заметались по улице. Бомон выпустил им вдогонку еще несколько очередей, потом взвалил на плечи раненого Томбо и выполз через пролом в стене. Спустя несколько минут они уже были в спасительном лесу.
Жослен сидел на берегу реки у их ночного кострища и держал на коленях голову Томбо. Уже несколько часов тот то впадал в забытье, то приходил в сознание, звал кого-то, о чем-то просил Бомона, называя его чужими именами. Но вот дыхание его стало выравниваться, черты лица разгладились, он открыл глаза и ясно, спокойно взглянул на Жослена.
— Я сейчас умру, Джосс? — спросил Томбо.
— Да, — ответил Бомон, — Ты боишься?
— Нет. — подумав минуту, ответил Томбо.
— Почему? Я бы боялся на твоем месте, — грустно признался Жослен.
— Ну, — чуть заметив улыбнулся Томбо, — ты — другое дело, брат мой.
И снова закрыл глаза.
Спустя месяц, когда Марсельский экспресс ранним утром подходил к Парижу, над городом плыла белесая рассветная дымка. Парижские предместья были закутаны флером цветущих акаций, гроздья нежных сиреневых цветов висели на ветках, словно клочья нерастаявшего ночного тумана.
Была весна, влажный воздух пах травой, распускающимися листьями. Потом к этой гамме примешался едкий дымок вокзала.
— Господа, мы прибыли в Париж. Счастливого пути. Будьте внимательны, не забудьте в поезде свои вещи, — сказал по радио певучий женский голос.
В толпе, хлынувшей из экспресса на перрон, резко выделялся высокий светловолосый человек с темным африканским загаром, с седоватой щетиной на щеках, в не по сезону легком светлом костюме. Он вышел на привокзальную площадь и огляделся.
— Здесь ничего не изменилось. — с грустью подумал Бомон.
Улицы были еще пусты, в оконных стеклах играло рассветное солнце. Мимо Жослена проехал молочник в своем маленьком фургончике.
— Два года, целых два года прошло с тех пор, как я оставил Францию. Или, вернее, с тех пор, как Франция оставила меня…
Он зашел в маленькое бистро, выпил там кофе, наслаждаясь покоем и ароматом свежих булочек. Они так пахнут только в одном городе мира! Потом Бомон зашел на почту и набросал текст телеграммы.
Молоденькая рыжеволосая телеграфистка, принимавшая ее, по профессиональной привычке вслух повторяла текст:
— Телеграмма, срочная. Полковнику Мартену. Улица Паради, пятнадцать…
Она вдруг рассмеялась и подняла на Бомона веселые черные глаза.
— Декода… А что это такое — «декода»?
— Это подпись, — улыбнулся Жослен ей в ответ.
Лейтенант французской службы безопасности Эдуард Валера, полный, начинающий слегка лысеть блондин средних лет, с мягкими, немного женственными чертами лица, уже собирался уезжать домой, когда на лестнице его окликнул Ален Макович, сотрудник шифровального отдела:
— Эдуард, пожалуйста, вернитесь на секунду… Очень странная телеграмма, — объяснял он, пока они поднимались в лифте наверх, в шифровальный отдел. — Мы сидим с ней целый день и у нас ничего не получается… Вот, взгляните. Знаете, что она мне напоминает? Те коды, которыми мы пользовались в Африке несколько лет назад.
Лейтенант Валера несколько раз внимательно перечитал текст телеграммы и странно посмотрел на шифровальщиков.
— Вы знаете, как давно мы уже не пользуемся этим шифром? Два года.
Он отошел к окну и помолчал.
— Кто же может использовать его сейчас? — Тревожное предчувствие шевельнулось в нем и он сам ответил на свой вопрос, — Возможно, это тот, кто исчез два года назад.
Секретарь африканского отдела службы безопасности Алиса Аден вечером того же дня возвращалась домой. Это была длинноногая стройная женщина лет двадцати семи, с роскошной волной каштановых волос на плечах и веселыми синими глазами.
Она вошла в парадное и уже на лестнице услышала настойчивые телефонные звонки за дверью своей квартиры. Она непроизвольно ускорила шаги и на пороге едва не споткнулась о шуршащий целлофаном огромный букет красных роз.
Она сняла телефонную трубку. Звонили с работы. Алиса узнала голос Эдуарда Валера. Ей показалось, что он был немного взволнован.
— Алло, Алиса! Я тебя не побеспокоил? Ты уже отдыхаешь?
— Вовсе нет, я только что вошла.
Разговаривая, Алиса держала на коленях букет и пыталась найти в нем визитную карточку. От кого и по какому случаю ей был оказан этот знак внимания?
— Очень хорошо, — сказал Эдуард, — в таком случае можешь сразу выйти. Немедленно приезжай.
— Что случилось, Эдуард? — обеспокоенно спросила Алиса.
— Ничего хорошего. Поспеши. — кратко сказал Эдуард и повесил трубку.
В букете роз не было ни приглашения, ни поздравления, ни визитной карточки. Только записка с одним лишь именем «Джосс».
— Боже, неужели он здесь? — прошептала Алиса, — он вернулся…
Она спрятала лицо в букет, вдохнула аромат цветов, потом подошла к письменному столу. На нем уже два года стояла фотография, на которой они с Джоссом смеялись, обнявшись, у маленького отеля в Альпах. Они были счастливы и не знали что с ними вскоре произойдет…
Когда Алиса и Валера закончили расшифровку телеграммы, время уже близилось к полночи. Дешифрованный текст выглядел так:
«Бомон полковнику Мартену. Контракт будет подписан в Париже между двенадцатым и пятнадцатым.
Джосс.»
Валера побледнел.
— Немедленно свяжитесь с полковником Мартеном, — приказал он дежурному.
Мартен уже спал, его пришлось долго будить, он ответил недовольным сонным голосом, но когда лейтенант Валера прочитал ему текст расшифрованный телеграммы, сон полковника мгновенно пропал.
— Джосс Бомон вернулся? — переспросил он.
— Да, судя по всему, Бомон в Париже, — раздумчиво сказал Валера.
— И как долго он здесь? — продолжал расспрашивать Мартен.
— Этого я не знаю, но телеграмма датирована сегодняшним числом.
— Так что он пишет? Контракт… будет подписан между двенадцатым и пятнадцатым? — Мартен помолчал в раздумье, а потом в ужасе воскликнул: — Но именно между двенадцатым и пятнадцатым президент Нджала будет гостем Франции!
Полковник Мартен понял, что сон на ближайшее время отменяется. Впрочем, не для него одного.
— Я сейчас приеду, Эдуард, — торопливо, сказал он, — за это время постарайтесь связать меня с министром. В этом деле мне необходимо прикрытие… А также установите наблюдение за квартирой Бомона, пошлите туда инспектора Фаржа. Кроме, того вызовите комиссара
Розена и инструктора, который занимался подготовкой Бомона, этого… Пикара.
— Хорошо, полковник. — ответил Валера.
С минуту лейтенант Валера молча курил. Алиса, подсев к телефону, быстро набрала номер. В трубке раздались короткие гудки.
— Ты звонишь его жене? — спросил Эдуард.
— Конечно, кому же еще?
Алиса повторила набор, но номер был по-прежнему занят.
— Кто-то уже звонит по этому телефону, — сказала она задумчиво.
Валера потянулся было к селектору, чтобы связаться со службой прослушивания, но Алиса, угадав его намерения, мягко удержала его руку.
— Дай им еще несколько минут, Эдуард…
Это была дальняя станция парижского метро. Жослен вошел в тускло освещенную телефонную будку и набрал номер… Жанна сразу же сняла трубку, словно она ожидала звонка.
— Джосс! — воскликнула она, услышав его голос, — Это ты, Джосс?!
— У меня очень мало времени, Джан.
— Где ты, Джосс? Откуда ты звонишь?
— Сейчас они, наверное, придут к тебе…
— Кто?
— Если они придут, сразу опусти шторы на окнах салона, — быстро сказал Жослен и положил трубку.
Он посмотрел на часы, разговор занял около двух минут, это было не опасно. Насвистывая, Бомон неторопливо побрел по ночной улице и недалеко от набережной внезапно наткнулся на спящего бродягу. Тот сладко и безмятежно спал на вентиляционной решетке метро, прикрывшись засаленным пледом и кучей газет.
План у Бомона созрел мгновенно и бродяге принадлежала в нем сольная партия. Жослен решил сообщить ему об этом и слегка потряс старика за плечо. Тот невнятно заворчал, и повернулся на другой бок, явно не желая прерывать просмотр сновидений. Бомон толкнул его сильнее, тогда бродяга открыл глаза, недоуменно воззрился на незнакомца и возмущенно произнес:
— Что вам угодно, мсье? Это невежливо, в конце концов… Вы же видите, что человек спит, никого не трогает… Время поздне…
Он вытащил из-под груды газет огромный старинный будильник и потряс им перед носом Бомона для пущей убедительности. Будильник жалобно звякнул и неожи-данно разразился раскатистой звонкой трелью.
— Вот, видите? — с укоризной в голосе произнес бродяга.
Жослен, ничего не отвечая на эту возмущенную тираду, многозначительно помахал перед носом бродяги стофранковой купюрой. Тот несколько оживился, в глазах промелькнул огонек и тон его стал любезнее:
— Мсье из полиции? Надо было сразу сказать… Сейчас встаю…
Он, кряхтя, поднялся и стал сворачивать плед.
— Мне нужна твоя помощь, приятель, — сказал Бомон, бросая бродяге свой пиджак.
В это время в африканском отделе службы безопасности участники ночного совещания, экстренно созванного полковником Мартеном, просматривали видеозапись судебного процесса над Жосленом Бомоном в Мальруни. Тот самый третий экземпляр, столь любезно переданный французской спецслужбе президентом Нджала.
Прокурор потребовал в своей заключительной речи вынесения смертного приговора, краткую и невнятную речь произнесла защита и высокий суд удалился на совещание…
В это время дежурный доложил о приезде министра.
— Я благодарю вас, господин министр, за то, что вы приехали к нам, несмотря на столь поздний час, — сказал Мартен.
Министр жестом показал, что благодарности в данном случае излишни и тяжело опустился в кресло.
— Едва я улегся в постель, — произнес он, — как сразу же почувствовал, что меня снова одолевает бессонница. Надеюсь, с вашей помощью, господа, мне будет легче скоротать эту ночь. Может быть, у вас найдется для меня чашечка кофе?
— Да, господин министр, сию минуту, — откликнулась Алиса. Кофе был ее обязанностью в отделе.
— Итак? — министр вопросительно взглянул на Мартена.
— Жослен Бомон в Париже, — коротко ответил полковник.
Министр явно не понял всей опасности, таящейся в этой фразе и удивленно приподнял брови:
— Жослен Бомон? Кто Это?
Министр безопасности получил свой пост совсем недавно, всего лишь полгода назад и ему еще многое приходилось объяснять.
— Жослен Бомон… Он… — замялся Мартен.
Лейтенант Валера пришел ему на помощь.
— Это полковник Бомон, специальный агент службы безопасности. Он вернулся к исполнению своих обязанностей после двухлетнего заключения в Малазийской республике. Господин министр, это очень опасно.
— Опасно? Но почему? — продолжал недоумевать министр.
— Бомен хочет убить президента Нджала, — ответил Мартен.
— Убить президента Нджала? Зачем? — изумился министр, прихлебывая из чашки ароматный кофе, принесенный Алисой.
Полковник Мартен снова замялся.
— Боюсь, что все это не просто будет объяснить, господин министр… Все происходило примерно так. Мы послали его в Африку с этой… как бы сказать… миссией два года назад.
— С какой миссией? — уточнил министр.
— Бомону было дано задание устранить Нджала. Это был приказ вашего предшественника, господина Мар-шанду.
— Филиппа Маршанду?
— Именно так, — подтвердил полковник Мартен, — Я могу объяснить политические мотивы…
— Не надо ничего объяснять, — прервал его министо, — Продолжайте…
— Мы дослали полковника Бомона в Африку… нерешительно сказал Мартен.
— Вы это уже говорили.
— Но когда он высадился в Мальруни, политическая ситуация уже изменилась и президента Нджала незачем было устранять. Даже более того… — Мартен многозначительно посмотрел на министра.
— И вы продали Бомона? — спросил министр.
— Нет-нет, господин министр, это было не так, — торопливо возразил полковник Мартен и нервно заходил по комнате.
— В таком случае почему же вы не отозвали его? — принимаясь за вторую чашку кофе, спросил министр.
— Видите ли… — пробормотал Мартен, — это было очень сложно сделать. То место, где он находился… У нас не было надежной связи… В общем, мы сообщили президенту Нджала местонахождение Бомона.
— Значит, вы его все-таки продали. — заключил министр.
— Нет, — мягко поправил его полковник Мартен, — Не продали, а отдали. Во имя высших государственных интересов.
Когда Бомон и его новый знакомый добрались до моста через Сену, под которым обычно ночевали парижские клошары, с ними уже произошла разительная перемена. Преображенный бродяга щеголял в новом костюме Жослена. Впрочем, и сам Жослен выглядел весьма экстравагантно в широкополой шляпе неопределенного цвета и широченном, заплатанном, видавшем виды плаще.
Повеселевший старый бродяга широким жестом представил Бомона своим приятелям:
— Господа, я хочу познакомить вас с моим другом, прошу любить и жаловать. У него есть для вас' очень выгодное предложение.
Клошары недоверчиво осмотрели Бомона с ног до головы, пытаясь понять, какую выгоду они смогут извлечь из его дырявых карманов.
Жослен ослепительно улыбнулся им из-под шляпы, свисавшей почти до его носа.
— Может быть, прогуляемся, ребятки? — предложил он, — А по дороге я объясню, что вам это даст.
— Вот именно, а что нам это даст? — поднимаясь с мест, загомонили клошары.
И через несколько минут Бомон уже шел вдоль набережной Сены, чуть серебрившейся в мареве теплой весенней ночи, в сопровождении шумной разношерстной компании. Шел к своему дому, в котором не был целых два года.
Министр подошел к окну. С высоты тринадцатого этажа перед ним расстилалась панорама ночного города. Париж спал, только не знающие усталости Елисейские Поля горели вдали тысячами огней.
— Мне все-таки хотелось бы понять, зачем Бомону понадобилось посылать эту телеграмму? — задумчиво сказал министр.
— Зачем? — усмехнулся Валера, — Посмотрите на нас господин министр.
Он обвел выразительным взглядом побледневшие лица коллег, осунувшиеся, с темными тенями, проступившими под глазами.
— Это наша первая бессонная ночь, а ведь она отнюдь не последняя…
— Так что же вы собираетесь предпринять? — спросил министр.
— Все то, что необходимо для ареста. Бомона, — угрюмо ответил полковник Мартен.
— Для ареста Бомона?! — Старик во френче цвета хаки, сидевший в углу комнаты в инвалидной коляске, неожиданно громко рассмеялся.
Министр удивленно оглянулся на его смех.
— Это инструктор Пикар, господин министр, — поспешил представить старика полковник Мартен, — ветеран нашего отдела. Он занимался подготовкой Бомона перед его командировкой в Африку.
— Да, да, — заинтересовался министр, — и что же вы скажете о нем?
— Джосс Бомон — это человек, который знает все, — гордо заявил старый инструктор. — Все ходы, переходы и выходы. Это мой любимый ученик, мое лучшее воспоминание о работе инструктора. Если бы у меня был сын — голос Пикара стал почти нежным, — я бы хотел, чтобы он походил на Бомона.
— Все это, конечно, очень трогательно, — нетерпеливо прервал его министр, — но что вы все-таки собираетесь делать? Если Бомон решился на такую акцию, то где он? Как его найти? Его, по-видимому, нелегко будет арестовать?
— Да, он все время перемещается, — задумчиво произнес Мартен, — но он будет входить в какие-нибудь контакты… И тогда, возможно…
— Ни в коем случае, — возмущенно возразил Пикар, — Я учил его не входить ни в какие контакты. Я всегда учил его тактике работы на «выжженной территории».
— А что это значит? — спросил министр.
— А это значит, что человек, которого я воспитал, всегда идет в атаку сам, — заявил старый инструктор,
— Он не бежит от встреч, но он упреждает своих противников. Джосс Бомон будет вас окружать. Он один окружит вас всех. Окружит и сведет с ума.
Время уже далеко перевалило за полночь. Становилось прохладно, с набережной Сены тянуло сыростью. Для инспектора Фаржа из бригады противодействия и двух агентов — Виктора и Рагуле, уже несколько часов торчащих у дома Бомона, ожидание стало казаться бессмысленным, а борьба со сном
— все более трудно.
— Он не придет, этот Бомон,
— проворчал Фарж, плотнее заматывая на шее шерстяной шарф и мечтая в глубине души о горячей ванне, — конечно, не придет. Надо быть просто сумасшедшим, чтобы сюда явиться.
— Ты так думаешь? — заметил Рагуле, — все-таки он два года не видел свою жену…
— Ну и что? — упорствовал Фарж, — Он же понимает, что в любом случае встретиться не с ней, а с нами. Нет, он не придет…
Не доходя квартал до своего дома, Бомон сделал клошарам знак остановиться. Вокруг было тихо. Улица спала, тускло светили фонари, но профессиональный глаз Жослена сразу отметил три темных затылка в машине напротив парадного подъезда. Черного хода в доме не было и полковник Мартен, видимо, решил ограничиться одной группой агентов.
В темном доме ярко светились окна его квартиры. Шторы на окнах салона были раскрыты. Это означало, что Жанна была дома одна.
Бомон обернулся к клошарам.
— А теперь — делайте все так, как договорились. Смотрите, не перепутайте чего-либо. Нам сегодня нельзя ошибаться. Ну, ругайтесь, кричите, догоняйте меня! — негромко скомандовал он.
Инспектор Фарж и его напарники только было собрались попить кофе, чтобы ненароком не уснуть, как вдруг услышали за спиной звонкий топот бегущих ног. Потом послышался шум, крики, какая-то возня, и из-за угла соседнего дома на тихую пустынную улицу вывалила компания подвыпивших бродяг.
Между ними, видимо, под влиянием винных паров, произошла размолвка, потому что все они внезапно набросились с кулаками на высокого смешного оборванца в нелепом широченном плаще и висящей почти на ушах мятой шляпе.
— А-а-а! Спасите! — заплетающимся языком завопил он, неуклюже отмахиваясь от собутыльников, — Эй, кто-нибудь, помогите! Полиция, полиция, убивают!
Он заметил Фаржа, Виктора и Рагуле, сидящих в машине, с силой рванулся из цепких рук своих осерчавших приятелей и быстрой рысцой перебежал улицу.
— Полиция, полиция, спасите! Меня убивают! — кричал бродяга, заглядывая в окна машины и дергая ручки дверей.
— Только этого нам тут не хватало! — сказал, сморщившись инспектор Фарж, — какое дурачье, однако. Отгони-ка их от машины, Рагуле.
Рагуле с неохотой вылез из машины и начал расшвыривать дерущихся в разные стороны.
— Идите отсюда, проваливайте, — приговаривал он, раздавая пинки направо и налево, — что вы к нему привязались!
В это время оборванец, улучив момент, юркнул в открытую дверцу машины и мертвой хваткой вцепился в заднее сиденье.
— Спасите меня, увезите меня отсюда куда-нибудь, это ужасные люди, вы их не знаете, они хотят меня убить. — бормотал он.
— Это еще что такое?! — заорал потерявший терпение Фарж, — Выкиньте его немедленно, он загадит нам всю машину!
Виктор и Рагуле принялись выталкивать бродягу из машины, но это оказалось не так-то просто. Он отчаянно сопротивлялся, упираясь руками и ногами. Внезапно в машине раздался оглушительный трезвон — из кармана бродяги выпал огромный будильник и от удара разразился скрипучей заливистой трелью, способной свалить живого и поднять мертвого.
— Что это? Будильник? — инспектор Фарж окончательно рассвирепел, — Суньте ему в морду этот будильник! Убирайся отсюда, шваль!
Наконец, они выпихнули его из машины, дали полновесный пинок под зад, так что бродяга кубарем пролетел несколько метров. Но решив, что это все же меньше того, что причиталось ему от приятелей, он нимало не расстроился, а напротив уселся на тротуаре поудобнее, привалился спиной к какой-то машине у обочине, и запел, отчаянно фальшивя:
— Жил-был у бабушки серенький козлик,
Жил-был, жил-был серенький козлик…
Рагуле, наконец, нашарил под сиденьем машины старый будильник, выключил его и швырнул вдогонку хозяину. Будильник со звоном покатился по мостовой.
— Что вы, господа, — возмущенно закричал бродяга, вскочив на ноги, — разве так можно поступать! Вы, чего доброго, разобьете часы. Это очень ценный будильник. Старинный… Еще, бывало, моя бабушка, упокой, Господи, ее душу…
Он поднял будильник и пошатываясь, что-то бормоча побрел по улице.
— Пожалуй, надо выпить кофе, а то совсем заснем, — сказал Рагуле.
Фарж потянулся за термосом и пакетом с бутербродами…
Бродяга тем временем дошел до старого вяза, росшего у дома напротив, и тихо скользнул в тень его широкого ствола. Затем он осторожно обернулся. В машине было тихо.
Инспектор Фарж и двое агентов пили кофе, в свежести ночного воздуха был слышен его аромат. Скрываясь в тени дерева, Бомон проскользнул в парадное и тихо затворил за собой дверь.
Уже близилось утро, небо на востоке начало светлеть, а ночное заседание в службе безопасности все еще продолжалось. После вдохновенной речи инструктора Пикара настроение присутствующих явно испортилось. Министр это почувствовал.
— Вы напрасно впадаете в пессимизм, господа, — сказал он. — Конечно судя по всему, Бомон — хороший профессионал, но надо учитывать и то, что он провел два года в африканской тюрьме. Кроме того, в Мальруни его подвергали обработке, вводили специальную сыворотку. Это усталый человек, его здоровье наверняка подорвано…
— Усталый?! — от возмущения инструктор Пикар даже привстал в своем инвалидном кресле. — Мой ученик не может устать! — выкрикнул он. — Этот режим его гармонизовал. Он не политик, не болтун, он — человек действия. Это лев!..
Но полковнику Мартену уже надоели восторженные излияния в адрес Бомона.
— Все, хватит, мы все поняли, Пикар, — сказал он, берясь за ручки инвалидного кресла.
— Как это — «хватит»? Я еще не закончил… — протестовал Пикар, но Мартен решительно вывез его за дверь.
— Итак, — сказал министр, на которого речи старого инструктора явно произвели впечатление, — этот Пикар прекрасно описал нам Бомона. Значит, он лев. А если он лев, то съест всех вас и закусит мной.
— Нет, господин министр, — поторопился возразить Мартен, — мы его остановим.
— Мы? — с иронией переспросил министр. — Кто именно сможет остановить этого человека? —
— Я, — внезапно поднявшись с места, произнес человек, до сих пор безмолвно сидевший в глубине комнаты. — Я — комиссар Розен из бригады противодействия.
Жанна Бомон была невысокой брюнеткой с легкой склонностью к полноте, с по-детски нежной и яркой кожей, пухлыми губами и узкими темными восточными глазами. Сейчас под ними от тревоги, волнений и бессонницы залегли сероватые тени, придававшие ее лицу выражение беспомощной обиды и горечи. Она сидела в гостиной, на полукруглом диване, сжавшись в комок.
Она впала в какое-то оцепенелое ожидание. После звонка Джосса прошло уже более шести часов, его все не было. Телефон молчал. Вдруг она услышала в прихожей легкий шорох, скрип двери и бросилась туда.
— Джосс?! Это ты, Джосс?! — позвала она вполголоса.
Но увидела у двери незнакомого темнолицего оборванца, заросшего седой щетиной, в рваном плаще, Жанна в ужасе закричала, отпрянула, но бродяга рассмеялся, сбросил шляпу и плащ и оказался Джоссом. Немного похудевшим, с усилившейся проседью в волосах, но, в общем, мало изменившимся.
Он шагнул к ней, Жанна почувствовала его запах, тепло рук, укололась о небритые щеки и заплакала.
— Тише, тише, Джан, дорогая, не надо плакать, — шептал Жослен.
— Два года, Джосс, два года! Я думала, что сойду с ума от ожидания… — голос Жанны прервался от слез..
— Все так странно получилось. Джан! Видишь, какой мне пришлось устроить маскарад, чтобы прийти к тебе. Две минуты нежности и два года, чтобы снова вернуться к тебе…
Когда первые вздохи, слезы, поцелуи, объятья были уже позади, они лежали в спальне, на широкой постели. Ночная лампа горела мягким чуть розоватым светом, мягкие волосы Жанны касались ее плеча. Жослен перебирал безделушки в своей старой шкатулке — запонки, часы, галстучные булавки, фамильный перстень и вдруг наткнулся на свой именной медальон.
Бомон Жослен. Служба безопасности Франции… номер и так далее…
— Может пригодиться, — подумал Бомон.
— Джосс! Ты слушаешь меня? — Жанна приподнялась с подушки и заглянула ему в глаза.
— Конечно, Джан, я очень внимательно слушаю тебя… — сказал Жослен.
— Тогда скажи мне, — повторила она свой вопрос, в службе безопасности знают о твоем возвращении?
— Забудь о моей работе, Джан. Прошло два года с тех пор, когда я видел их в последний раз.
— Я не забыла этого, Джосс, и думаю, что она тоже не забыла… — медленно сказала Жанна.
— Кто — «она»? — нарочито равнодушно спросил Бомон.
— Ты знаешь, о ком я говорю…
Бомон промолчал.
— Через несколько минут после твоего звонка они ко мне заявились. Говорили о какой-то телеграмме. Почему ты не пришел ко мне перед тем, как ее послать? Они перерыли всю квартиру, угрожали… Зачем тебе это нужно, Джосс? Ты вернулся, чтобы увидеть меня или для того, чтобы поиграть с ними? Твой приход — это визит нежности или визит-провокация?
Жанна замолкла, ожидая ответа, но молчал и Жослен.
— Они мне сказали, что ты хочешь убить Нджала. Ты что, сошел с ума? Я не могу второй раз потерять тебя, Джосс. Я слишком сильно люблю тебя…
Она прижалась щекой к его плечу и Бомон почувствовал, что ев щеки мокры. Жослен ласково коснулся ру-койузавитков ее темных волос.
— А я их не люблю, Джан. Я просто маленький солдат Жослен Бомон, который решил сыграть свою игру. Те два года в африканских каменоломнях меня многому научили. И то, что я задумал, является для меня делом чести. У меня были когда-то дурацкие идеи о том, что умирать надо не на коленях, а стоя… — Он помолчал. — Говорят, раньше у меня были голубые глаза. Они у меня до сих пор голубые, Джан. И я им еще покажу…
Тем временем уже рассвело. Птицы, проснувшись, пробовали за окном свои голоса. Первые лучи весеннего солнца заиграли в зеркалах, рассыпались по потолку солнечными зайчиками.
Жанна причесывалась в ванной, переговариваясь с Жосленом через открытую дверь.
— Сначала Валера приезжал ко мне каждое воскресенье, потом — раз в два воскресенья, потом — раз в три воскресенья. А однажды он пришел ко мне и сказал: «Я подаю в отставку!» Это было после того, как в газетах появилось сообщение о твоем процессе в Мальруни. Говорят, что его отставку приняли, но он остался. По-мо-ему, он всерьез и не собирался уходить… Ты слушаешь меня, Джосс?
— Да, — откликнулся из комнаты Жослен. — Это похоже на него. Джан, а когда консьерж увозит мусорные ящики?
— В семь часов, а что? — встревожилась Жанна непонятно отчего и заглянула в комнату.
Жослен удсе оделся и стоял у стола в гостиной, вертел в руках какой-то старый будильник.
— Спустись, пожалуйста, вниз, — сказал он тоном приказа, — надо успеть выбросить все это тряпье, которое я взял вчера у бродяги.
Джосс протянул ей шляпу, плащ и будильник.
— А ты? — спросила Жанна.
— Я уйду. После моего ухода у тебя наверняка снова будут незванные гости. В лучшем случае — Мартен, в худшем случае — Розен. Ориентироваться будем на худшее. Комиссар Розен — ужасная дрянь, но отличный полицейский, будь с ним очень осторожна…
— А потом?
— А потом они уйдут.
— Нет, Джосс, — медленно сказала Жанна, — я спрашиваю о нас с тобой. О нас двоих…
Жослен обнял ее за плечи и повел к двери.
— Джан, у меня мало времени, послушай меня внимательно. В данный момент моя жизнь складывается так, что в ней есть Нджала, есть Розен, есть Мартен. Нас уже четверо, а может быть — пятеро или шестеро, семеро или двенадцать. Сначала мне нужно разобраться с этим человеком, чтобы потом снова можно было бы вернуться к цифре «два». К тебе и ко мне…
Когда Джосс говорил таким тоном, спорить было бесполезно, Жанна слишком хорошо знала это. Она молча вышла за дверь. После ее ухода Жослен быстро набрал номер телефона Валера.
Эдуард только что вернулся домой после ночного совещания. До встречи президента Нджала в Орли было еще около четырех часов. Валера принял душ й решил поспать хотя бы немного, но в этот момент раздался телефонный звонок.
— Алло, Эдуард?
— Джосс?
— Я у Жанны. — Бомон говорил таким тоном, будто они расстались только вчера после дружеской вечеринки. — Мне хочется с тобой поговорить. Сюда должен заявиться Розен…
— Розен? Почему? — наигранно удивился Валера.
— Ты что, не в курсе дел? Хорошо было бы, если бы ты приехал.
— Зачем ты мне звонишь, Джосс? — после паузы сказал Эдуард. — Ты что, не знаешь, что нас прослушивают?
— Да брось ты, — усмехнулся Бомон, — кто нас может слушать в такую рань, кроме утренних пташек. Ну, будь добр, приезжай.
— Ты ничуть не изменился, — сказал Валера, но Джосс уже повесил трубку.
Закончив разговор с Валера, Бомон быстро прошел в ванную комнату, чуть приоткрыл окно, выходившее в узкий двор-колодец, затем он выскользнул из квартиры и через окно на лестничной клетке выбрался на широкий карниз, опоясывающий окна его квартиры. Закрывая за собой створки, он услышал, как Жанна торопливо поднималась по лестнице…
— Я еле-еле успела… — запыхавшись, сказала Жанна с порога. Ей никто не ответил. — Джосс! — позвала она. — Джосс!
Квартира была пуста. Она поняла, что маленький солдат Жослен Бомон уже начал свою игру и у нее больно сжалось сердце.
Инспектор Оксильер Фарж уже начал подремывать после бессонной томительной ночи, скоро должна была приехать смена, кофе не бодрил, но вдруг он услышал странно-знакомый звук — трель будильника. Звук был где-то рядом, Фарж осмотрелся — на обочине тротуара стояли мусорные ящики, выставленные консьержем. Фарж выскочил из машины, подбежал к ним и выругался сквозь зубы: в крайнем ящике лежали плащ, шляпа и будильник вчерашнего бродяги. Это был провал…
— Что там такое, Оксильер? — крикнул из машины Рагуле.
— Немедленно вызывай комиссара Розена, немедленно, — заорал Фарж. — Он был здесь этой ночью, я точно знаю, что был… Виктор, быстро со мной наверх!
Они несколькими прыжками взлетели на третий этаж. Дверь квартиры была открыта.
— Где он? — крикнул Фарж с порога, увидев Жанну. — Если хочешь жить, говори!
— Его здесь нет, — ответила Жанна.
— Не притворяйся дурочкой, сейчас ты мне все скажешь! — (ш приставил пистолет к ее виску. — Я нашел будильник в выгребной яме!
— Они все сошли с ума! — лихорадочно подумала Жанна. — При чем тут будильник?
— Я знаю этот будильник! — Фарж в ярости тряс Жанну за плечи. — Черт бы тебя побрал! Я знаю, что Бомон был здесь и сейчас ты мне скажешь, где он…
— Где бы он ни был, вам его не найти, — ответила Жанна.
— Оксильер, его нигде нет, — крикнул Виктор, тем временем обшарив всю квартиру. — Птичка улетела!
Жанна усмехнулась.
— Ах ты, грязная шлюха! — Фарж взвыл от ярости и с размаху ударил ее по лицу.
Жанна, вскрикнув, ничком упала на пол.
Бомон, по карнизу добравшись до окна ванной комнаты, частично — видел, частично — слышал эту сцену сквозь, оставленную им щель между створками. Услышав звук удара и крик Жанны, он решил было вмешаться, но тут в прихожей раздались новые голоса и Джоссу пришлось повременить…
— Браво, Фарж, поздравляю. — Бомон узнал голос Розена. — Он приехал, он уехал, и вы все это прохлопали.
Присмиревший Фарж угрюмо молчал.
— А я понял, как это он сделал. Фокус состоял в том, что вы ждали одинокого человека и вам даже не пришло в голову, что проходящая мимо компания загулявших пьяниц — это его рук дело… Инспектор Фарж, вы плохо работаете, — медленно, ледяным тоном произнес Розен. — Инспектор Оксильер Фарж, плохо работаете. Учитесь работать как следует. Все окружить. Поставить заслоны на все входы и выходы. Бомон вернется.
— Хотя он, конечно, не вернется, — после паузы добавил комиссар, когда дверь за Фаржем и полицейскими закрылась.
Бомон пошире раскрыл створки окна и через открытую дверь комнаты увидел Жанну, которая сидела на ковре, обхватив руками колени, комиссара Розена, прохаживавшегося по гостиной и гладко причесанную женщину в скромном сером костюме. Джосс узнал ее, это была Дельфина Леру, лейтенант из бригады Розена. В полиции о ней ходили гадкие слухи…
— Это была прелестная шутка — с будильником, — остановившись около Жанны, заметил Розен. — А мадам нам сейчас скажет, куда он уехал.
— Кто? — глухо спросила Жанна.
— Бомон.
— Я не знаю.
— Когда он ушел?
— Я не знаю.
— Где он сейчас?
— Я не знаю.
— Когда он должен вернуться?
— Я не знаю, — чуть не плача, проговорила Жанна.
— Да, — наигранно вздохнул Розен, — для разговоров с вами надо хорошенько запастись терпением.
— Не беспокойтесь, комиссар, не беспокойтесь, — вступила в разговор Дельфина Леру. — Ею займусь я. Мадам Бомон такая милая, такая очаровательная, такая терпеливая. Вот мы сейчас проверим, так ли она терпелива на самом деле…
— Да, да, займитесь, и поскорее, — сказал Розен усаживаясь в кресло перед жардиньеркой с кактусами. — Извините, мадам Бомон, но вы вынуждаете меня прибегнуть к исключительным мерам.
— Вот видите, он извиняется, — улыбнулась Леру, снимая пиджак. — Он всегда такой — сначала нашалит, а потом просит прощения… А вы нам скажете всю правду, мадам. Может быть, мы с вами подружимся? Да, я думаю, подружимся.
Болтая, Леру вплотную подошла к Жанне и, взяв ее за руки, почти насильно заставила подняться. Она приблизила свое лицо к лицу Жанны и та заметила странный лихорадочный блеск в ее прозрачных серых глазах. На бледной коже Леру начали проступать пятна румянца.
— Ты больше никогда не увидишь Бомона! — глядя прямо в глаза Жанны, медленно сказала она.
— Да, вы очень милы, мадам, — как-то невпопад, рассеянно заметил Розен, обрывая цветы с любимого Жанниного кактуса редкого сорта.
— Я думаю, мы с мадам Бомон найдем общий язык и она нам скажет всю правду, всю правду, — повторяла Леру.
Она медленно провела пальцем по вырезу халата, ее пальцы были скользкими и холодными. Жанна вздрогнула от отвращения.
— Ты знаешь, что пропала, детка? — спросила Леру, не обращая внимания на гримасу Жанны. — Ты его больше никогда не увидишь. И эта ночь была твоей последней ночью с ним. После двухлетнего перерыва вы наверняка занимались любовью, да? Всякими штучками?.. Ты меня им научишь… Какая у тебя прелестная кожа… После такой ночи нашей милой девочке надо принять хороший душ… — она начала стаскивать с Жанны халат.
— Нет, нет, оставьте меня! — Жанна с отвращением отталкивала ее холодные цепкие руки.
— Хороший душ, — не обращая внимания на ее крики, повторяла Леру. — Сначала — горячий, потом — холодный… А затем я тебе покажу кое-что… и ты заговоришь..
Жанна вывернулась из объятий Леру, оставив в ее руках халат, и голая подбежала к Розену. Комиссар уже полностью оборвал цветы с кактусов и теперь перешел к померанцевому дереву у окна.
— Оставьте меня, прекратите эту игру, я умоляю вас! — с трудом проговорила она, ее душили слезы.
— Мадам, — меланхолически объявил Розен, — я не могу находиться в одной комнате с обнаженной женщиной. Это выходит за рамки приличий. Уведите ее отсюда, мадемуазель Леру, вы все-таки женщина.
— Да, да, мы сейчас уйдем, — сказала Леру, набрасывая на плачущую Жанну халат и с силой подталкивая ее в сторону ванной. — Я ее хорошенько вымою и, мне кажется, она заговорит…
— Ты действительно заговоришь, уж поверь мне, — сказала Леру уже другим тоном, закрыв за собой дверь.
Она сдернула с Жанны халат и включила горячую воду. Затем она расстегнула свою блузку и вплотную подошла к Жанне.
— Не волнуйся, все будет очень платонично, очень платонично, не беспокойся, — машинально проговаривала Леру, внезапно покраснев, дыхание ее стало тяжелым..
В этот момент Жанна увидела, как створка окна отворилась и в комнату бесшумно прыгнул Джосс. Чтобы не вскрякнуть, она прижала руку к губам. Заметив это движение, Леру обернулась, но Джосс опередил ее. Он набросил ей на голову подвернувшееся под руку полотенце и швырнул Леру в горячую ванну. Она глухо завыла и забила ногами…
Комиссар Розен терпеливо ждал в гостиной, методично обрывая лепестки с померанцевых цветов. Шум и глухие крики в ванной свидетельствовали о том, что эмоциональная реакция подопечной на обработку Леру была бурной и, следовательно, ее сопротивление будет недолгим. Каково же было изумление Розена, когда через несколько минут в гостиную вернулась не Леру, а бледная, но спокойная Жанна Бомон.
— Кажется, ваша помощница захлебнулась, — пожав плечами, сообщила она.
— Что?! — Розен бросился в ванную комнату.
Оглушенная Леру с мокрым полотенцем на голове плавала в ванной, что-то тихо мыча и слегка подергивая руками. Окно было раскрыто настежь. Розен выглянул в него — так и есть: вдоль стены дома шел широкий карниз, в нескольких метрах он пересекался с пожарной лестницей.
Он с силой захлопнул окно и тут заметил размашистую надпись на стекле, сделанную с помощью тюбика губной помады: «Розен, я всегда буду за твоей спиной.» > Розен взвыл от бессильной ярости. Он выхватил из кармана револьвер, выстрелил в окно, стекло разлетелось вдребезги, затем — в стены, в зеркала… Из пробитых труб брызнули струи воды… Комиссар бросился в гостиную. Он схватил Жанну за волосы и ткнул ей в горло пистолет. Она задохнулась, закашляла…
— Он был там все это время, — в бешенстве кричал
Розен. — Он был там и ушел… Ты знала об этом, говори?..
В это время кто-то настойчивым долгим звонком позвонил во входную дверь. Комиссар Розен опомнился, отпустил Жанну и открыл дверь. На пороге стоял Валера. Он мгновенно оценил обстановку — перевернутый: стол, след от удара на щеке Джан, растрепанные волосы, выражение ужаса на ее бледном лице…
— О, Эдуард, Эдуард, — повторяла Жанна, заливаясь слезами.
Она обняла Валера, словно пытаясь спрятаться от Розена, и уткнулась лицом в его плечо.
Валера несколько секунд молча гладил ее по голове, а потом обернулся к Розену, который с кривой улыбкой наблюдал эту сцену.
— Знаешь, Розен, я теперь понял, что с тобой сделает Джосс Бомон. Он просто всадит тебе пулю в лоб и, честное слово, я буду очень этому рад.
После бессонной ночи и омерзительного провала утром Фарж, расставив посты наблюдения у дома Бомона, зашел в соседнее бистро выпить кофе. Но недаром говорят, что день как начался, так и закончится. Когда гарсон поставил перед Фаржем на стойку дымящийся кофе и тот уже раскрыл рот, чтобы приступить к завтраку, кто-то бесцеремонно обмакнул рогалик в чашку Фаржа. Оксильер обалдел, даже для. такого утра это было уже слишком… Он поднял глаза. Перед ним стоял высокий голубоглазый мужчина в кожаной куртке и с аппетитом жевал булку.
— Хороший кофе, — заметил он Фаржу как добрый знакомый.
Фарж сразу узнал в нем преобразившегося вчерашнего бродягу и его рука медленно потянулась к карману. Но Бомон заметил это движение и, перехватив его руку, быстро вытащил из кармана Фаржа пистолет.
— Спокойно, пусть он пока побудет у меня. — Он положил пистолет к себе в карман и снова принялся за рогалик.
— Это так получилось, — растерянно заговорил Фарж, не спуская глаз с Бомона. — Приказ комиссара Розена…
— Поставь чашку, а то прольешь, — заботливо посоветовал Бомон Фаржу и залепил ему оплеуху, от которой тот пересчитал боками все табуреты у барной стойки.
— Знаешь, — с сочувствием произнес Жослен, глядя, как Фарж медленно поднимается с пола, — мне самому не нравятся пощечины, но моя жена просила тебе ее передать.
— Я не в восторге от игры, которую устроил Розен, но… — сказал Фарж.
— Да, я понимаю, работа есть работа, — согласился Джосс и ударил Фаржа второй раз.
На этот раз ему пришлось слетать к бильярдному столу в дальнем конце бистро и обнять его острый угол.
Пока Фарж мычал, сидя на полу и тряся головой, Бомон скомандовал:
— А теперь — кофе и рогалик для моего друга! — и не дожидаясь, пока гарсон и несколько ранних посетителей придет в себя, он вышел на залитую солнцем улицу-
Когда лейтенант Эдуард Валера приехал в аэропорт Орли, там уже шла официальная церемония встречи высокого гостя. Самолет президента Нджала вырулил на площадку, застланную красным ковром, дверца самолета распахнулась и президент появился на трапе.
Взвились национальные флаги. Военный оркестр грянул бравурный марш — гимн Малазийской республики, потом полились звуки «Марсельезы».
Пока перед Нджала маршировал взвод национальных гвардейцев, Валера отыскал среди группы встречающих полковника Мартена. Тот был бледен и угрюм.
— Как и предполагалось, Нджала проведет в Париже три дня. Но отель «Интерконтиненталь», где для него приготовлены апартаменты, слишком опасен в сложившейся ситуации, он чересчур доступен для проникновения… — озабочено сказал Мартен.
— А нельзя ли уговорить Нджала сократить время визита? — спросил Валера.
— В этом визите наша сторона заинтересована больше, чем Малазийская республика, — пояснил Мартен,
— за это время мы должны уговорить его отдать нам концессию на разработку богатейшего месторождения редкоземельных металлов и заключить соглашение о постройке завода по их переработке. Эксперты говорят, что Нджала не очень охотно идет на это, переговоры несколько раз откладывались. Нас никто не поймет, если мы вдруг заговорим о сокращении визита… — со вздохом сказал он.
— Не знаю, хватит ли трех дней для того, чтобы убедить его подписать договор, но для того чтобы убить, времени более чем достаточно, — заключил Валера.
Церемония закончилась и машина президента Нджала в сопровождении эскорта унеслась к Парижу. Мартен и Валера вышли из павильона.
— Поедем к Нджала, — внезапно решил полковник Мартен, — надо попробовать уговорить его сменить резиденцию, но не будем пока упоминать имя Джосса Бомона…
Мартен и Валера провели в приемной Нджала уже более часа, изучили роспись на потолке, изображавшую сцены охоты на короля Генриха IV — зеленые лесные лужайки, кавалькады гордых всадников, грациозных борзых собак и стремительных оленей, узор шелковых шпалер, фасон платья темнокожей секретарши, ее сложную прическу, состоящую из нескольких десятков маленьких косичек, сплетенных на макушке в грандиозное архитектурное сооружение…
На все их вопросы помощник Нджала с непроницаемым лицом сообщал, что президент Нджала проводит срочное совещание и в данный момент принять их не может.
— Кроме того, — добавил он, — завтра у его превосходительства встреча с президентом Франции и он просил сегодня его не беспокоить…
— Доложите его превосходительству, что речь идет о принятии неотложных мер, касающихся его безопасности, — Полковнику Мартену стоило большого труда Скрывать свое раздражение.
Наконец, после двух часов ожидания помощник торжественно объявил:
— Господа, его превосходительство ждет вас!
Его превосходительство президент Нджала в шелковом полосатом халате сидел в своем кабинете за роскошным резным столом красного дерева и пил чай со льдом. На шее у него было наброшено полотенце. По всему было заметно, что срочное совещание было трудным…
— Итде, господа, — начал Нджала после взаимных приветствий, — как обстоит дело с моей безопасностью? Как вы думаете меня охранять?
— Видите ли, ваше превосходительство, — осторожно начал полковник Мартен, — этот прекрасный дворец, предоставленный правительством в ваше распоряжение, очень хорош с политической точки зрения. Но с точки зрения безопасности в нем слишком много коридоров, слишком много входов, слишком много людей, постоянно снующих то туда, то сюда… Здесь очень трудно организовать надежную охрану, — многозначительно сказал он.
— Господа, — неприятно удивился Нджала, — вы что, хотите сказать, что я должен жить в своем посольстве?
— Нет, нет, господин президент, конечно, нет, — поспешил успокоить президента полковник Мартен, — нам это даже в голову не приходило. Речь идет о другом…
— Так что же вы мне предлагаете?
— Если вашему превосходительству будет угодно, то в республике достаточно прекрасных дворцов, в том числе — за городом, среди прелестных пейзажей.
— Вы что, хотите меня засунуть в какую-нибудь одинокую башню на горной скале или в деревню, и все это для того, чтобы вам удобнее было работать? Без лишних хлопот? — с иронией произнес президент Нджала.
В этот момент дверь кабинета отворилась и на пороге появилась высокая брюнетка с большими бархатно-серыми глазами. На ней была роскошная вечерняя блуза, нижнюю же часть тела украшали только крошечные трусики, не скрывавшие ничего из ее прелестей. Увидев
Мартена и Валера, она немного смутилась от неожиданности.
— О, извините, господа! Я думала, ты один, — сказала она, обращаясь к Нджала.
Мартен и Валера поднялись и раскланялись.
— Мадемуазель Дорис Фридериксен, — представил брюнетку президент Нджала, забавляясь их растерянностью.
Дорис очаровательно улыбнулась, взяла из кресла перед камином маленькую сумочку и собралась уходить.
— Дорис, цветочек мой, — остановил ее Нджала, — вот эти господа из службы безопасности предлагают нам переехать в деревню. Что ты думаешь по этому поводу?
— Плохо думаю, — капризно сказала Дорис, кивнула в знак прощанья и вышла из комнаты.
Мартен и Валера переглянулись.
— Ну, что ж, — подвел итоги беседы Нджала, — безопасность — это очень важно, но я остаюсь здесь. Рад был нашей встрече, господа.
Он поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.
— Теперь нам остается лишь подыскать для него подходящий замок в какой-нибудь деревне, — резюмировал итоги визита полковник Мартен, когда они возвратились в службу безопасности. — Займитесь этим, Эдуард.
— Но… — начал было лейтенант Валера.
— А если Нджала будет продолжать упрямиться, мы просто назовем ему имя Джосса Бомона.
Стюард из обслуживающего персонала президента Нджала, закончив работу, вышел из служебного подъезда отеля «Интерконтиненталь» и сразу заметил в своей машине незнакомого мужчину, терпеливо ждавшего его появления.
— О, Боже, еще один, снова… — с тоской подумал стюард.
В последнее время, а именно — во время парижского визита Нджала он чувствовал себя почти рок-звездой. С той лишь разницей, что интервью у него брали не журналисты и телерепортеры, а полицейские агенты. Он со вздохом открыл дверцу машины и с обреченным видом уселся на сиденье.
— Итак, — он повернулся к незнакомцу, — какой будет первый вопрос?
Незнакомец улыбнулся, одобряя его догадливость, и призывно помахал перед носом стюарда крупной купюрой.
— Мадемуазель Дорис Фридериксен.
— Ага, — сказал стюард, — мадемуазель Дорис. Она уже несколько лет входит в ближайшее окружение президента, является близкой подругой его превосходительства. Но некоторое время назад, примерно с полгода, она ввязалась в историю с одним итальянцем…
— Молодец, заработал! — воскликнул незнакомец и щедрым, жестом засунул купюру в карман стюарда.
Стюард снисходительно усмехнулся и закурив, развалился на сидении.
— С неким Сальваторе Манцони, представителем фирмы «Джоваттини Ганзатти».
— Где он живет?
— В отеле «Хилтон».
Бомон поощрил стюарда еще одной купюрой.
— Хотите, я назову вам номер его телефона? — предложил стюард.
— Нет, дружок, номер я узнаю сам. В нашей игре тот, кто плохо ответил на последний вопрос, лишается предыдущих призов, — сказал Бомон, быстро вытаскивая купюры из кармана остолбеневшего от неожиданности стюарда. — Но все равно — спасибо.
Жослен приветливо помахал ему рукой и вышел из машины.
Вечером того же дня мадемуазель Дорис Фридериксен ужинала с президентом Нджала в каминном зале его парижской резиденции. В огромных, во всю стену, окнах полыхал закат. Его красноватые блики ложились на резные деревянные панели, чертили затейливый узор на белом ковре, закатные лучи дрожали и рассыпались в старинном хрустале… Эту вечернюю идиллию прервал телефонный звонок. Трубку снял секретарь президента.
— Это звонят вам, мадемуазель Фридериксен, — после секундной паузы сказал он Дорис.
— Это мадам, — добавил он тихо, когда она подошла ближе.
— Какая мадам?
— Мадам Кло.
— Да, хорошо, я поговорю с ней, — сказала Дорис, кивком головы отсылая секретаря.
— Алло!
— Дорис?
— Да, это я, мадам.
— Сальваторе просил передать, что завтра будет вас ждать.
— Ах, Сальваторе! Конечно, я обязательно приеду. А когда и где он хочет меня видеть?
— В двенадцать часов, в отеле «Хилтон», номер тысяча пятьдесят шесть.
Конечно же, все телефонные разговоры в резиденции Нджала тщательно прослушивались и маленькие тайны мадемуазель Дорис Фридериксен очень быстро стали известны комиссару Розену. А опыт подсказывал ему, что женщины такого типа с наибольшей степенью вероятности могут стать источником информации для тех, кто эту информацию ищет. Поэтому, когда через два часа мадемуазель Фридериксен покидала отель «Интерконтиненталь», она столкнулась в холле с невысоким человеком с бледным лицом и немигающим взглядом глубоко посаженных черных глаз. Его губы были растянуты в любезной улыбке, хотя глаза оставались холодными и настороженными. Он молча показал ей удостоверение на имя комиссара полиции Мориса Розена.
— Вы мадемуазель Дорис Фридериксен?
— Да. — Дорис с недоумением посмотрела на него.
— Вам известно, что на президента Нджала готовится покушение?
— Покушение? На Нджала? А при чем тут я? — удивилась она.
— Вы состоите в близком окружении президента, в контакт с Нджала преступники могут войти и через вас. Если в ближайшее время на вас кто-нибудь выйдет… ну, то есть, если с вами кто-нибудь познакомится, — терпеливо объяснял комиссар Розен, — начнет расспрашивать, проявит хотя бы малейший интерес к президенту, организации его охраны, его перемещениям, вы должны будете немедленно сообщить об этом мне. Вот номер телефона, по которому вы сможете связаться со мной в любое Время суток.
Розен протянул Дорис карточку с телефоном. Она небрежно повертела карточку в руках и в упор взглянула на Розена.
— А вас не интересует мое мнение по этому поводу? — спросила она.
— Твое мнение? — Розен стер с лица улыбку и оно приобрело, наконец, свое естественное выражение — жесткое и непроницаемое. — Плевать я хотел на твое мнение.
— А если я откажусь? — вспыхнула Дорис.
— А если ты откажешься, — медленно сказал Розен, глядя ей прямо в глаза, — то вскоре попадешь в автомобильную катастрофу. Поняла? А труп обнаружат дня через два, не раньше… До свидания, мадемуазель Фридериксен, — снова став галантным, поклонился комиссар и проводил Дорис до выхода.
Портье «Хилтона» любезно сообщил Джоссу, что Сальваторе Манцони занимает тысяча пятьдесят шестой номер и в данный момент находится у себя.
— Предупредить господина Манцони о вашем визите? — спросил портье.
— Нет, нет, — возразил Бомон, — пусть мой приход будет для него маленьким сюрпризом.
На стук Бомона дверь номера открыл высокий итальянец с быстрыми карими глазами.
— Сальваторе Манцони, представитель «Джоваттино
Ганзатти» в Париже, — отрекомендовался он Жослену. — С кем имею честь беседовать?
— Жослен Бомон, шпион, — любезно поклонившись, представился Бомон и стукнул Сальваторе в лоб.
Бедный Сальваторе свалился как подкошенный.
После беседы с Розеном Дорис Фридериксен обнаружила, что за ней, куда бы она ни направилась, неотступно следуют два агента: высокий молодой блондин и второй, постарше, брюнет с короткими усиками. Не пытаясь особенно скрываться, они бродили за ней по магазинам, торчали в холле «Интерконтиненталя», ездили по городу-
Сначала Дорис это рассмешило, но потом она вспомнила выражение лица Розена и закипела от ярости. Сейчас Дорис ехала в «ХилтОн», а эти двое, как привязанные, тащились за ней следом. Она сделала несколько кругов по малолюдным переулкам, но их белый «шевроле» не отставал.
Дорис припарковала машину напротив отеля «Хилтон» и решительно направилась прямо к ним.
— Послушайте, — сказала она, заглянув в окно их «шевроле», — вы что, теперь так и будете повсюду за мной таскаться?
— Да нет, — с улыбкой ответил блондин извиняющимся тоном, — это всего на несколько дней. В общем, нас это тоже не очень забавляет… А вы сейчас куда идете?
— Не ваше дело! — рассвирепела Дорис и почти бегом пересекла улицу.
Стоит ли говорить, что агенты торопливо последовали за ней в «Хилтон—, вместе с ней зашли в лифт, вместе с ней вышли на десятом этаже и на шаг сзади побрели по коридору, пряча глаза от огненных испепеляющих взглядов Дорис.
— До сих пор вы еще можете идти, а вот дальше нет! — злорадно сказала Дорис, берясь за ручку тысяча пятьдесят шестого номера и с удовольствием хлопнула дверью перед их носом.
— Ау, дорогой, — закричала она, входя в номер.
Бомон в это время в соседней комнате пытался запихнуть бесчувственного Сальваторе в платяной шкаф, устраивая его там поудобнее.
— Ау! — радостно откликнулся он на раздавшийся из гостиной ласковый призыв. — Кто там?
— Это Дорис!
— Иду, иду… — заторопился Джосс.
Он сложил Сальваторе руки на груди, удовлетворенно осмотрел свою работу и закрыл дверцу шкафа.
Дорис уже сбросила платье и предстала перед Бомо-ном в короткой атласной комбинации.
— Ой, извините, — смутилась она, — я, наверное, ошиблась номером.
— Нет, нет, мадемуазель, — перебил ее Джосс, — это я должен извиниться. Я не предупредил вас о том, что буду здесь…
— Да, Сальваторе не предупредил меня, что мы будем втроем, но я не возражаю, — с интересом рассматривая Бомона, улыбнулась Дорис.
— Втроем? С Сальваторе? — удивился Жослен. — Ах, да, наш дорогой Сальваторе, я о нем совсем забыл…
— А где он?
— Он здесь, в соседней комнате, — махнул Джосс рукой в сторону спальни, — там, в шкафу, под галстуками…
— Под галстуками?.. — растерялась Дорис и, заглянув в спальню, нерешительно приоткрыла дверцу шкафа.
— Нет, нет, мадемуазель, в другом… — Бомон услужливой рысцой подбежал к шкафу и раскрыл дверцу, — вот видите, как он лежит, так мило…
Он поправил Сальваторе прядку волос, сбившуюся на лоб.
— Ну, пусть пока отдыхает, надеюсь, он не задохнется, — деловито сказал Бомон, вновь закрывая шкаф.
Дорис не вполне понимала, что все-таки происходит, но этот человек был так необычен… и привлекателен. Она вернулась в гостиную и грациозно улеглась на широком диване.- ' '
— Вам не кажется чересчур экстравагантным такой способ знакомства с людьми, после которого вы склады* ваете их в шкаф? — кокетливо спросила она.
— Да нет, ничуть, хотя я не всегда так поступаю. Просто сейчас мне нужно с вами поговорить, и я не хочу, чтобы Сальваторе вас отвлекал.
— И о чем же вы хотите со мной поговорить? — Дорис улыбнулась маняще и лукаво.
— О неграх…
— О неграх?
— Да. Вас это удивляет?
— А ае тот ли вы человек, который собирается совершить покушение? — осенило Дорис.
— Да, да, тот самый. Вам, наверное, говорил обо мне комиссар Розен.
— Да, именно Розен, вы угадали. Он даже сказал, чтобы я позвонила ему, как только вы появитесь. А что он хочет от вас, этот Розен?
— Чего он хочет? — переспросил Бомон. — Он хочет меня убить. Он хочет наложить на меня лапу. На меня лапу, на вас лапу… Розен — это такой человек, он на всех хочет лапу наложить…
— А вы? — заинтриговано спросила Дорис, это приключение ее взволновало. — Чего хотите вы? Вы действительно собираетесь убить Нджала?
— А вы очень огорчитесь, если это случится? — спросил Жослен.
Дорис задумалась.
— Да, нет, пожалуй, нет. Но речь идет даже не об этом. Просто я прихожу сюда и вижу, что человек, который мне нравится, лежит в шкафу под галстуками, без сознания… Я хочу, в конце концов, получить какие-то объяснения!
— Послушайте мена, мадемуазель, — сказал Джосс. — Я отдаю вам Нджала еще на некоторое время, чтобы вы вытянули из него максимум денежек, которые вы можете из него вытянуть. Потом я его убиваю. За это вы скажете комиссару Розену, что я приходил к вам и задал кучу вопросов по поводу организации системы безопасности в отеле «Интерконтиненталь»: входы, выходы, сколько человек его охраняет и так далее…-
— И что вам это даст?
— А это мне даст большую вероятность того, что комиссар Розен перестанет спать. А у нас такая работа, что поспать иногда бывает нелишним. Потому что, когда ты плохо спишь, у тебя начинают дрожать ручки, закрываться глаза… Понимаете?
— Да, я понимаю, — протянула Дорис, — но, если вы помните, он просил меня ему позвонить…
— Вы это сделаете?
— Нет, пожалуй, нет, — раздумчиво произнесла она. — Я с удовольствием задержала бы вас здесь, но звонить ему мне не хочется.
— Что вы говорите? Знаете, я бы и сам с вами охотно остался, но боюсь, что вас уже зовут…
Действительно, из соседней комнаты раздался стук падающего тела, вопли, проклятия и в гостиную ворвался несколько помятый и взъерошенный Сальваторе.
— Это переходит все границы! — закричал он Джос-су. — Я не желаю вас здесь видеть, немедленно убирайтесь или я позвоню в полицию!
Тут он заметил Дорис.
— Дорогая, ты здесь? Что ты делаешь в таком виде? — потрясено спросил он.
Дорис капризно пожала плечами.
— Что ты кричишь, Сальваторе? Я беседую с этим господином.
— Собственно, мы уже побеседовали, — заторопился Бомон. — Я ухожу, не буду мешать вашему свиданию. Заранее благодарен вам, мадемуазель.
И галантно раскланявшись, Джосс направился к двери.
— Не уходи, — окликнула его Дорис, — там, за дверью двое агентов.
— Это не страшно, — улыбнулся ей Джосс, — ведь у меня есть преимущество неожиданности.
И он резко распахнул дверь номера.
Двое агентов спецслужбы расслабленно скучали в коридоре, ожидая, пока мадемуазель Дорис Фридериксен утомят ласки ее любовника.
Появление на пороге номера Джосса Бомона никак не укладывалось в их планы. Пока агенты удивлялись этой метаморфозе, Джосс схватил за шиворот блондина и хорошенько встряхнув, стукнул его лбом о дверной косяк. Блондин, глухо простонал что-то невнятное, медленно сполз на пол.
Тем временем его напарник уже пришел в себя и кинулся на Джосса. Бомон обманным движением корпуса спровоцировал его на удар влево, сам ушел вправо и резким ударом сплеча заставил брюнета согнуться от боли.
Слегка оправившийся блондин попытался напасть на Жослена, с помощью приемов китайского бокса, стараясь ударить его ногой.
Бомон несколько раз увернулся, затем, улучшив мгновение, поймал в зажим ногу блондина и резко повернулся вокруг корпуса. Потерявший равновесие блондин, выбив телом дверь соседнего номера, шлепнулся головой в огромное блюдо кускуса, любимого лакомства в странах Магриба, перед которым на ковре сидели пятеро пожилых арабов, совершая молитву перед трапезой.
— Кускус лучше есть с мясом, — показав на блондина, весело крикнул Джосс окаменевшим от внезапного вторжения арабам, и уверенной походкой удалился восвояси.
На следующий день в службе безопасности полковник Мартен проводил оперативное совещание. За длинным столом в его кабинете собрались комиссар Розен, угрюмый Фарж, Рагуле, Валера и Алиса Аден. Полковник метал громы и молнии.
— Итак, господа, какими данными о Бомоне мы располагаем на данный момент? Сначала, известив нас телеграммой о своем приезде, он идет к себе домой и спокойно проводит там ночь под охраной наших агентов. Затем, понаблюдав за вами из окна, комиссар Розен, беспрепятственно удаляется не забыв оставить приветственное послание на стекле. Затем посещает «Хилтон»,
где снова встречается с вашими людьми. И никто не может его арестовать!
Мартен вскочил из-за стола и нервно заходил по комнате.
— Извините, господин полковник, — мрачно возразил Розен, — но я не могу одновременно наблюдать и за мадам Бомон, и за этой президентской шлюхой, и за «Хилтоном», и за отелем «Интерконтииенталь»…
— «Интерконтииенталь» уже можно исключить из программы наблюдений, — заметил Мартен. — Президент Нджала сегодня переедет.
— Но он же наотрез отказался переезжать? — удивился Розен.
— Нет, теперь он хочет немедленно переехать, — сказал полковник.
— И куда же?
— В Шато де Ферьер. Это замок в сельской местности, недалеко от Рамбуйе. Там всего одно здание и два павильона. Вокруг дома — рвы с водой. Прекрасное место, открытое, его очень легко охранять»
— А как быть с Бомоном? Мы его останавливаем или нет? — спросил комиссар Розен.
— Ну, естественно, мы пытаемся его остановить. А почему вы вдруг меня об этом спрашиваете? — с раздражением откликнулся Мартен.
— Я спрашиваю об этом не вас, господин полковник, а Валера, — уточнил Розен.
— А ты действительно редкостная дрань, Розен! — взорвался Эдуард. — Ты задаешь мне этот вопрос потому, что тогда, в первый день, когда вы его упустили, я приехал к нему домой? Ведь так?
— А что, собственно, вы имеете, комиссар, против лейтенанта Валера? — спросил Мартен.
— Я лично ничего против него не имею. Я просто хочу знать, зачем он явился тогда в дом Бомона? Какова была его цель? — жестко говорил Розен. — И вообще, На чьей он стороне — на нашей или на стороне Бомона? Ведь, если я не ошибаюсь, Бомон был его приятелем. А возможно, он им и остался?
— Что вы хотите этим сказать? — насторожился полковник Мартен.
— Я хочу сказать, — упрямо повторил Розен, что Валера и Бомон были друзьями, и я не знаю, на чьей стороне сейчас лейтенант Валера. Я видел его в доме Бомона в то день, когда мы пытались его арестовать. Это что — совпадение? — он подозрительно посмотрел на Эдуарда.
Ты мерзавец, Розен, — продолжал бушевать Валера, — ты говоришь все это потому, что не смог арестовать Бомона и теперь ищешь виноватого…
— Господа, господа! — остановил их полковник Мартен. — Мы здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями. Но я думаю, что комиссар Розен не очень ошибается. Если кто-то из нас имеет контакт с Бомоном, то его первейший долг, его служебный долг — предупредить об этом всех остальных. Вы так не думаете, лейтенант Валера?
— Ну, почему же, я согласен с вами, господин полковник, — стушевался Эдуард. — Я могу попробовать выйти на контакт с Джоссом. Но я хочу просить вас об одной вещи — дайте мне время убедить его в том, что он ошибается. Хотя бы попытаться убедить его отказаться от своих намерений. Может быть, мне это удастся…
— Ну, конечно, конечно, мой друг, — торопливо сказал Мартен. — Не так ли, комиссар? Ведь для нас главное — нейтрализовать его, а вовсе не арестовать… Звоните, звоните его жене, попробуйте договориться о встрече.
Валера нехотя встал и под пристальными взглядами присутствующих медленно пошел к телефону.
— Звоните, звоните, Эдуард, — сказал Мартен, — в конце концов, чем раньше мы остановим Бомона, тем больше у него шансов уцелеть в этой игре.
Валера набрал номер квартиры Бомона. Жанна была дома.
— Алло, Жанна? Здравствуй.
— Здравствуй, Эдуард. — Голос ее был усталый, какой-то тусклый.
— Жанна, — после паузы сказал Валера, — помоги мне встретиться с Джоссом. Передай ему, что я буду ждать его у себя завтра в девять вечера.
— Как ты можешь об этом просить, Эдуард? — закричала Жанна. — Ты что — ничего не знаешь? Его всюду ищут, хотят убить. Около нашего дома все время торчит полиция!
— Именно поэтому я и хочу его увидеть, Джан! Он зашел слишком далеко, его надо остановить, пока еще не поздно. Если я завтра вечером не смогу убедить его, тогда, действительно, все будет потеряно. Я не смогу ничего сделать, его пристрелят как собаку.
— Я ничего не могу обещать, Эдуард, — голос Жанны стал немного спокойнее. — Джосс может позвонить в любой момент, а может — не позвонить. Но если он позвонит, я передам ему твою просьбу. Но он будет у тебя в полной безопасности?
— Я клянусь тебе, Джан!
Валера положил трубку.
Минуту в кабинете царило полное молчание, затем Мартен задумчиво сказал:
— Ну, что ж, по-моему, неплохо. Искренне, без внутренней суеты. Как вы считаете, комиссар?
— Да, мне тоже кажется, что все получилось хорошо. Может быть, он и клюнет, — согласился Розен.
— Совещание закончено, все свободны, — объявил Мартен.
Сотрудники отдела направились к выходу. Проходя мимо Валера, Алиса негромко, но внятно произнесла:
— Я думаю, что все было даже слишком хорошо, Эдуард!
И комиссар Розен услышал ее слова.
Стемнело. Париж надевал свой вечерний наряд — зажигались фонари, вспыхивали разноцветные огни рекламы, витрины магазинов. Часы на площади Ратуши пробили девять раз.
Бомон вышел из подземки и из-за решетчатой ограды осмотрел небольшую площадь перед домом Эдуарда.
— Да, — оценил он про себя, — охота идет по высшему разряду. Жослен никак не мог обвинить бывших коллег в невнимании к собственной персоне. Три машины с оперативными группами стояли недалеко от парадного подъезда. Какие-то тени мелькнули у черного входа. Сквозь большие окна маленького кафе на противоположной стороне площади он заметил полковника Мартена и Рагуле, которые мирно попивали кофе.
— Ну что ж, — подумал Бомон, — прекрасная обстановка для встречи старых друзей.
Он вышел из-за ограды, медленно пересек площадь, вошел в парадное. Лестница была пуста, но подходя к двери квартиры, он услышал легкий шорох и усмехнулся.
— Хорошо еще, что Эдуард выговорил себе право разговора со мной, — подумал Бомон, — ведь эта скотина Розен мог бы открыть стрельбу сразу же, здесь, на лестнице.
Дверь была открыта, в гостиной был полумрак, тихо играла музыка. Эдуард успокаивал больную совесть мелодиями Баха. Джосс снова горько посмеялся про себя. Валера полулежал в большом кресле, глаза его были закрыты. Он не хотел начинать разговор первым, он ждал реплики Бомона.
— Ты просто прелестен Эдуард, когда притворяешься спящим, — насмешливо сказал Джосс.
— О, Джосс, ты все-таки пришел. — Валера открыл глаза и встал. — Я рад. А почему ты говоришь, что я притворяюсь? Я просто заслушался.
— Да, два года, два года, — сказал Бомон, разглядывая Валера. Его старинный приятель немного полысел, пополнел, но в общем, выглядел неплохо.
— Что — «два года»? — переспросил Валера.
— Ну, я говорю, что мы два года не виделись, — пояснил Вомон.
— Да, два года прошло…
Внезапно Валера рассмеялся.
— Что ты смеешься?
. — Представляю себе выражение лица Мартена, если бы он нас с тобой здесь увидел…
— A-а, да, это смешно… — заметил Бомон. — Говорят, ты взял назад свою отставку? Ее у тебя не приняли?
— В общем, да. Это Джан тебе сказала о моей отставке? — спросил Валера.
— Да, Джан. Должен тебе сказать, что это на меня произвело впечатление…
— Это было естественно в тех обстоятельствах, — скромно сказал Валера.
— Возможно, Эдуард. Знаешь, сегодня утром Джан тоже дала мне отставку, так же, как и ты. Ну, то есть, я хочу сказать, она произнесла мне ту же самую фразу, которую сказал мне ты два года назад: «Джосс, я хотел бы быть на твоем месте!» Помнишь?
— Я? Нет, не помню, — замялся он. — Кстати, ты что, думаешь, что умно поступил, когда пришел к ней в первый день?
— Что значит — «к ней»? Я пришел к себе. Это мой дом в конце концов! Сделай-ка мне кофейку, Эдуард.
— Да, да, сейчас, — Эдуард торопливо вышел на кухню.
Джосс осмотрел гостиную — мебель, картины, коллекция роботов — похоже, в привычках Эдуарда ничего не изменилось. Правда, коллекция прибавилась.
Он подошел к застекленным стеллажам. С полок на него смотрели смешные механические человечки с квадратными головками, лампочками вместо носа, с антеннами на макушке. В это время вернулся Эдуард с двумя чашками кофе на подносе.
— Роботы, роботы. Роботы здесь, роботы там… Ты совсем помешался на своих роботах, Эдуард. — Бомон взял в руки маленького черно-белого, как Арлекин, робота, нажал на кнопку, робот забавно засеменил ножками. — Это тот, которого я привез тебе из Гонконга?
— Да, — сказал Эдуард, расставляя чашки на столике. — Он самый.
— А где ты достаешь для них батарейки? Для японских роботов, я имею ввиду?
Эдуард неопределенно пожал плечами, разговор как-то не клеился.
— А как поживает Алиса? — продолжал расспрашивать Бомон.
— Алиса? По-моему, хорошо.
— Это она расшифровала мою телеграмму?
— Да, она.
— Она отошла?
— От чего?
— От дел.
— Да, в последнее время. Впрочем, и я тоже отошел.
— Так сколько же их у тебя?
— Чего?
— Роботов, роботов…
— Не знаю, Джосс. Я их не считал. Наверное, сотня, а может быть — полторы.
— Да, я вижу, ты хорошо вооружен, — медленно сказал Джосс, вплотную подходя к Валера. — А шпики, которые там, внизу? Их сколько? И они тоже все вооружены?
— Точно не знаю, Джосс… — медленно сказал Валера, понимая, что игра заканчивается, — но думаю, что их там много. Они на крышах, в машинах у обоих входов, на лестнице, в отеле напротив…
— А Мартен и Рагуле сидят в кафе? Да?
— Если ты их всех заметил; то зачем же тогда зашел ко мне?
— Как — «зачем»? Ты ведь меня об этом попросил, Эдуард!
— Джосс, — оправдывающимся тоном быстро заговорил Валера, — Джосс, я так надеялся, что их заметишь, что ты не придешь. Ведь они пристрелят тебя, как собаку. И зачем только ты затеял эту игру, ведь в ней нет никакого смысла… Прошло два года, это очень много, Джосс… За это время все изменилось. И политика, и обстановка, все, все изменилось…
— Да, Эдуард, и я тоже изменился. Все изменилось, кроме Нджала и службы безопасности. И если я хотел его убить тогда, два года назад, то теперь я тем более должен это сделать. Ты не представляешь, Эдуард, что это такое — провести два года там…
— Я не понимаю твоего упрямства, Джосс, — продолжал Валера. — Я вообще тебя больше не понимаю. При чем тут служба безопасности? Что ты имеешь против нее? Ты все время путаешь Нджала и службу безопасности. Кого из них ты больше ненавидишь?
— А ты догадайся, — насмешливо сказал Бомон. — Ну, что, это все, что ты хотел мне сказать перед тем, как меня пристрелят?
— Джосс, ты проиграл. Неужели ты не понимаешь, что все кончено?
В это время за окнами гостиной послышался шум. Валера выглянул на улицу — перед его домом одна за другой съезжались машины, две, три, потом — десяток, два десятка… Послышалось хлопанье дверей, оживленные голоса, вспыхнули блицы камер. Маленькая тихая площадь осветилась светом автомобильных фар, ее наполнила шумная говорливая толпа… Валера заметил, как заметались по площади полицейские агенты, как выскочили из машин Фарж и Виктор.
— Нет, дорогой Эдуард, — сказал Бомон, — еще не все закончено. Игра продолжается.
— Что это? — растерянно спросил Валера.
— Это свободная демократическая пресса, — объяснил Джосс. — Два года назад, во время процесса в Маль-руни, она обо мне писала, если ты помнишь… Сегодня я им позвонил и пригласил сюда, чтобы вести прямую трансляцию с места убийства секретного агента французской службы безопасности полковника Жослена Бо-мона.
— Ты с ума сошел! — воскликнул Валера. — Это противоречит всем правилам!
— Каким правилам? Ты хочешь сказать, что вы все играете по правилам? А когда вчера ты позвонил Жанне, это было по правилам?
— Но ведь разговор записывали, Джосс… — тихо сказал Валера.
— А разве я этого не знаю…
Джосс распахнул дверь и вышел на балкон. Он помахал рукой журналистам, и сразу оказался в перекрестных лучах прожекторов раздался гомон… Сквозь вспышки света Жослен заметил, как полковник Мартен торопливо пересек площадь и вошел в парадное.
— Господа! — обратился Бомон к журналистам. — Я благодарю вас за то, что вы откликнулись на мое приглашение. Хочу сообщить, что я в прекрасной форме. Я только что вернулся в Париж после долгих африканских каникул, сейчас нахожусь в доме моего друга и совершенно не намерен кончать жизнь самоубийством.
В толпе репортеров раздался дружный смех.
— Я прошу вас внимательно, наблюдать за тем, что здесь произойдет в течение ближайших пятнадцати минут, — продолжал Жослен. — Сейчас я спущусь и отвечу на все ваши вопросы. Для этого мне нужно пройти два лестничных пролета. Надеюсь, что мы вскоре увидимся.
Толпа снова загомонила, засмеялась. Он вернулся в комнату, вынул из лежащей на диване кобуры пистолет Эдуарда и быстро пошел к выходу.
— Джосс! — окликнул его Валера. — Зачем ты взял мой пистолет?
— Потому что я должен пройти три метра спиной к тебе, — не оборачиваясь, бросил через плечо Бомон и захлопнул за собой дверь.
Он быстро сбежал по лестнице и в парадном увидел Мартена, комиссара Розена и Рагуле. Вид у них был, прямо скажем, неважный. Они растерянно поглядывали на дверь, за которой виднелся свет прожекторов и слышался шум толпы.
— Рад приветствовать вас, господа, — начал Бомон. — Итак, что вы предпочитаете? Или я выхожу через главный вход и раздаю интервью журналистам, или я выхожу через черный ход, где вы даете мне машину.
— Через черный ход, — после паузы выдавил из себя красный от злости Мартен.
— В таком случае, полковник, мне нужна машина, — жестко сказал Бомон. — Двигатель должен работать. И чтобы рядом никого не было.
— Позовите Виктора, пусть подгонит машину, — приказал Мартен Рагуле.
Тот бросился к черному ходу.
— Да, мне тоже кажется, что так будет лучше, — заметил Бомон и последовал за Рагуле.
Через минуту у подъезда стоял красный «рено», поблизости от машины никого не было. Жослен мгновенно вскочил в машину и нажал на газ. Она резко рванулась с места. Но Бомон сразу же услышал, как вслед за ним взревел другой мотор. Это Розен и Фарж успели выйти через парадный ход и сесть в машину. Сейчас они плотно, практически без отрыва шли за ним.
Жослен, увеличивая скорость, свернул на узкие малолюдные улицы, сделал несколько резких поворотов, но Фарж и Розен не отставали. Увеличить разрыв Бомону никак не удавалось. Они неслись по ночному Парижу в безумной гонке, встречные машины едва успевали тормозить и уворачиваться от них.
Жослен направился к набережной Сены. Он вырвался на просторную площадь Звезды, описал круг и неожиданно свернул на степени лестницы, плавными уступами спускавшейся к реке.
Машина, вздрагивая и скрежеща, запрыгала по ступенькам, переваливаясь, как огромная утка. Бомон был большим мастером езды по лестницам и был почти уверен в том, что здесь оторвется от преследователей. Но, взглянув в зеркальце, он с удивлением должен был признать, что Фарж так же точно, как он вписался в поворот и довольно плавно; насколько это вообще возможно, едет по лестнице вслед за ним, по-прежнему держа минимальный разрыв.
Машины вырвались на широкую набережную, пронеслись по ней, распугав немногочисленных романтиков и компанию клошаров.
— Где сейчас этот смешной старик со старым будильником? Может быть, здесь? — мельком подумал Джосс.
Затем они свернули к Дворцу инвалидов и тут Бомон внезапно подумал, что занимается сейчас не своим делом. Нападать он всегда умел лучше, чем убегать. И Жослен решил поменяться ролями с Розеном и Фаржем.
На полной скорости он неожиданно затормозил и резко дал задний ход. Как Джосс и предполагал, Фарж не успел отреагировать и по инерции проскочил мимо. У комиссара Розена реакция была немного лучше, он быстрее уловил маневр Бомона и успел выстрелить, когда их машины поравнялись на долю секунды.
Розен не промахнулся. Пуля попала в левую руку Джосса. Он почувствовал липкую теплоту крови в рукаве куртки, пошевелил пальцами, кажется, кость не была задета. Зато пуля раздробила левое стекло. Оно покрылось паутинкой трещин и не давало обзора. Жослен скрипнул зубами, выбил стекло локтем раненной руки и снова рванулся вперед.
Растерянный Фарж, боясь упустить Бомона, сбавил скорость и Джосс догнал его без труда. Не давая им опомниться, он на полной скорости ударил их «мерседес» крылом своей машины. Фаржа бросило на обочину, он едва успел вывернуться. Джосс ударил его второй, третий раз… Фарж начал «вилять», прибавляя скорость, но тут из переулка медленно выехал большой автофургон. Скорость была слишком велика и избежать столкновения Фаржу не удалось. От удара их «мерседес» перевернулся и встал на крышу.
Жослен на секунду притормозил, посмотрел, как Фарж и комиссар Розен, барахтаясь и чертыхаясь, дергают заклинившиеся дверцы машины, потом резко нажал на газ и затерялся в потоке уличных огней.
В эту ночь Алисе приснился странный сон. Словно она вновь была в горах, в том маленьком альпийском отеле, где они с Джоссом провели счастливую безмятежную неделю перед его отлетом в Мальруни. Но сейчас отель был пуст. Алиса не видела в нем ни единой живой души.
Она заходила в комнаты — там никого не было, она звала — никто не отзывался…
Алисе стало страшно, она выбежала на улицу и увидела, что горы стали огромными. Они росли, смыкались над головой, закрывая небо. Стало темно. Но внезапно Алиса заметила просвет между горами и бросилась туда. Она долго бежала по узкой тропинке, потом горы остались позади и Алиса вышла на берег моря.
Было солнечно, море сияло под лучами солнца, от воды шел нестерпимый свет. На берегу лежали большие белые камни. Около них сидел Джосс. Он заметил Алису, помахал ей рукой и пошел навстречу.
Она тоже бросилась к нему, но расстояние между ними стало почему-то не сокращаться, а увеличиваться…
Через минуту Джосс стал еле виден. Алиса в отчаянии закричала, позвала его и… проснулась.
Сердце ее часто и сильно билось. В комнате было темно и тихо, но эту тишину нарушали странные звуки, похожие на плеск воды.
— Вот почему мне приснилось море… — спросонья подумала Алиса.
Она вынула из ночной тумбочки браунинг, накинула халат и осторожно ступая босыми ногами, не зажигая света, вышла из спальни и спустилась по лестнице на первый этаж. Да, в квартире кто-то был. В коридоре была видна полоса света, на кухне текла вода. Алиса подошла поближе и увидела на полу мужскую кожаную куртку, рубашку испачканную кровью… Она заглянула на кухню и увидела Джосса, который, стоя у крана, пытался смыть кровь с раненной руки.
Что-то внутри Алисы одновременно улыбнулось и заплакало, горечь смешалась с радостью, страх за него — с нежностью. Она глубоко вздохнула и опустила браунинг в карман халата.
Жослен обернулся на ее вздох и улыбнулся Алисе так, словно не было этих двух лет разлуки, словно они расстались вчера.
— Привет! — сказал он, — Я тебя разбудил, ты уж прости меня…
— Все эти дни я не была уверена, придешь ты ко мне, или нет… Что с тобой случилось?
— С рукой? Ничего страшного, — безмятежно сказал Жослен. — А знаешь, это очень хорошо, когда есть место, куда человек всегда может прийти…
— Очень мило было с твоей стороны прислать мне цветы, — сдерживая слезы, сказала она.
Джосс обнял Алису и спрятал лицо в ее волосах. Они пахли, как раньше, травой, медом…
— Знаешь, Алиса, я все время куда-то бегу, бегу… А все вы пытаетесь заставить меня побежать в другую сторону…
— Давай, я тебя перевяжу.
Алиса взяла Бомона за руку и повела в маленькую гостиную с белыми круглыми диванами и голубым ковром.
— Да, пожалуй, — сказал Джосс, — у меня это не слишком хорошо получается… Так вот, продолжал он, пока Алиса обрабатывала его рану, (она, действительно, была не опасной, пуля только царапнула кожу), — я приезжаю в Париж и мне устраивают все эти маленькие приключения, сначала Валера…
— Ты больше не зовешь его Эдуардом?
— Да, я больше не зову его Эдуардом… Итак, сначала Валера, потом Джан, а затем и милая Алиса… Знаешь, все это, вместе взятое, могло бы убедить меня в том, что мне не обязательно делать то, что я решил сделать. И именно поэтому я послал телеграмму, чтобы вы поняли, что я не сошел с ума.
— Ты изменил свое решение?
— Пожалуй, я мог бы это сделать, но даже если бы я передумал, это уже ничего не меняет. Приказ отдан, машина пущена в ход и меня должны убрать. Или меня, или Нджала. В данном случае речь идет только о нас двоих…
Алиса закончила перевязку и набросила на плечи Жослена пушистый халат.
Бомон подошел к окну и раздернул шторы. Над Парижем занималось утро. Весенний теплый дождь тихо шуршал по крышам домов, омывая свежую листву на деревьях,
— Может быть, действительно, правы они, — подумал Джосс, — а я просто сошел с ума там, в этих проклятых африканских горах. Может быть, нужно все забыть: и Нджала, и Мартена, и предательство Валера и начать все сначала.
— Сначала ты входишь через дверь, потом выходишь через окно. Тебе не кажется, что ты привлекаешь к себе излишнее внимание? — сказала Алиса, словно почувствовав его сомнения.
— Нет, не кажется. — Джосс тряхнул головой, как-то отгонял прочь ненужные мысли. — Алиса, меня интересуют два человека — Розен и Фарж. Но особенно — Розен… ты думаешь, кого бы искал Розен? — лукаво улыбаясь, прижалась к нему Алиса.
— Мне всегда нравился твой взгляд на вещи, — усмехнулся Бомон. — Это хороший проект. А еще — можно улететь: на самолете, воздушном шаре или зонтике… Но, к сожалению, сегодня пятнадцатое число и у меня назначено свидание в одном парижском дворце, где я должен убить президента одной небольшой африканской страны.
— Да, сегодня действительно пятнадцатое число, но, боюсь, что свидание с президентом тебе придется отменить, Джосс! Нджала уже не в этом дворце. Он в Шато, де Ферьер, в десяти километрах от Рамбуйе. Там маленькая вилла, вокруг нее — траншеи, несколько колец охраны и попасть туда практически невозможно. Ты этого не знал? Я думала, тебя предупредили…
Джосс задумчиво посмотрел на Алису.
— Шато де Ферьер? Это действительно далеко? А кто там сейчас? — спросил он. Слова Алисы были неожиданностью, они застали Бомона врасплох.
— Там? Солдаты, жандармы, полиция, служба безопасности… И даже есть пилот.
— Пилот?
— Да, и пилот. — подтвердила Алиса. — Потому что мадемуазель Дорис Робертсон…
— Фридериксен.
— Да, Фридериксен, так вот, она не может проехать туда по земле и летает только на вертолете.
— Смотри, как хорошо, — почему-то обрадовался Бомон очень кстати. С этого надо было начинать, моя дорогая Алиса, с вертолета…
Жослен шагнул к Алисе, она обняла его и комната, и рассветный мокрый Париж за окнами, Нджала, Розен, весь мир куда-то провалились для них… Пусть ненадолго, пусть ненадолго…
В африканском отделе службы безопасности шла лихорадочная суета. Штаб охраны президента Нджала перебазировался в Шато де Ферьер. Визит заканчивался, программа была почти исчерпана. Несмотря на опасения экспертов, Нджала на сей раз был покладист, соглашения о предоставлении концессий и протокол о намерениях сторон были подписаны. На пятнадцать часов была назначена пресс-конференция, затем — обед и отбытие президента Нджала в Орли. Один день, оставался только один день. Но Бомон опять каким-то чудом ускользнул от них. Где он находится сейчас? Какие фокусы сочиняет? Эти мысли не давали покоя полковнику Мартену. Он нервно ходил по кабинету и слушал комиссара Розена, и веря и не веря тому, что тот говорил.
— А я говорю вам, полковник, что уверен в том, что подстрелил его. Абсолютно уверен. Я видел это собственными глазами.
— Как же в таком случае ему снова удалось уйти от вас? — недоверчиво спросил Мартен.
— То, что он ушел на этот раз — это счастливая случайность. Но он ранен, это точно, — упрямо повторил Розен.
— Не слишком ли много счастливых случайностей для Бомона для трех дней? Может быть дело не в случайностях, а в вашей плохой работе, комиссар? — съязвил Мартен. — Хотя ему всегда чертовски везло, этому Бомону, — вздохнув, добавил он после паузы.
— Я думаю, что Бомон не сможет приехать в Шато де Ферьер, — угрюмо сказал комиссар Розен, не отвечая на колкости Мартена, — но на всякий случай нам лучше подстраховаться.
— Послушайте, Розен, — вспылил полковник Мартен, — не вмешивайтесь в мои дела. Вы занимаетесь Бомоном, я занимаюсь президентом. Фарж и Валера уже в Шато де Ферьер, я сейчас еду туда же.
— Валера, Валера, что значит — Валера… — начал было Розен.
Но в это время в кабинет заглянул дежурный.
— Полковник, звонит Алиса Аден. Она извиняется перед вами за то, что не сможет поехать с вами в Шато де Ферьер.
— А что с ней? — спросил Мартен.
— Не знаю, говорит, что заболела, очень устала…
— Чем это она вдруг заболела? — насторожился Розен. — Уж не Бомоном ли?
Алиса жила в центре Парижа, на улице Лепик, в большом доме, построенного в стиле позднего классицизма. Подъезды располагались по периметру здания, со всех сторон опоясанного колоннадой. Дом был окружен маленьким двориком, вымощенным каменными плитами, который отделяла от улицы Лепик широкая лестница в несколько ступеней.
Жослен Бомон выходил от Алисы, когда заметил у главного подъезда комиссара Розена. Тот внимательно разглядывал табличку с именами жильцов, вывешенную на фасаде дома.
— Алиса Аден. — прочитал Розен, — третий подъезд, второй этаж. Сейчас выясним, какая болезнь с ней приключилась столь внезапно…
Он направился по двору вдоль колоннады и вдруг услышал, как кто-то его негромко окликнул. Розен обернулся и увидел стоящего у колонн Жослена Бомона.
— Розен, ты удивлен нашей встрече? — спросил Джосс, — я ведь предупреждал, что буду всегда идти за тобой, на один шаг позади…
Рука Розена быстрым, едва заметным движением потянулась к карману пиджака.
Жослен, уловив этот жест, тут же опустил руку в карман куртки. Розен замер. Бомон тоже не двигался. Несколько минут они стояли неподвижно, не сводя глаз друг с друга, не мигая, почти не дыша. Вопрос их жизни и смерти могла решить доля секунды, на которую кто-то из них сможет быстрее выхватить револьвер. Призом за это мгновение будет жизнь. Они ждали случая. Его Величества Случая, потому что именно он мог спасти сейчас одного из них. Он мог прийти в любом обличье — луча солнца, резкого гудка машины за спиной, пылинки, попавшей в глаз.
Но он пришел по другому — в виде смешного рыжеватого веснушчатого посыльного из цветочного магазина. Он нес огромный вазон гортензий, укутанный полупрозрачной бумагой.
— Господа, не знаете ли вы, где тут второй подъезд? — обратился он к Бомону и Розену, стоявшим у колоннады, вперившись друг в друга немигающими глазами.
Ни Бомон, ни Розен не проронили ни слова и даже не обернулись в его сторону. Посыльный расстроился и растерялся.
— Алло, мсье! Что с вами? Что это вы так стоите, словно на дуэли?
Они не двигались, а посыльный топтался около них с огромным вазоном на плече.
— Я вот принес цветы… Консьержка нам позвонила и сказала, что цветы заказывали в семнадцатую квартиру, а там никто не отвечает. Я думаю, может, она ошиблась…
Двое мужчин хранили странное напряженное молчание. Посыльный почуял неладное, словно вот-вот должно произойти что-то страшное.
— Кажется, господа, я вам мешаю, — пробормотал он, — извините.
Посыльный попятился, оступился на лестничных ступенях и выронил вазон…
Два выстрела грянули почти одновременно, но это «почти» выиграл все-таки Бомон. Комиссар Розен векинув руки, покачнулся и упал навзничь. На его рубашке с левой стороны стало быстро расползаться красное влажное пятно.
Рыженький посыльный в ужасе прижался к ступеням. В первый момент ему показалось, что оба они стреляли в него. Потом он обернулся, увидел лежащего Розена, вскочил на ноги и странно пригибаясь, побежал по улице.
Жослен Бомон подошел к Розену. Тот был уде мертв. Бомон быстро вынул револьвер из его обмякшей руки, ощупал карманы, вынул документы и надел на шею Розену свой именной медальон…
Полицейский патруль, прибывший на место происшествия через несколько минут, обнаружил труп мужчины лет сорока пяти, плотного телосложения, брюнета, без особых примет. При убитом не было обнаружено никаких документов, только на шее висел именной медальон, согласно которому убитый являлся полковником французской секретной службы Жосленом Бомоном.
Это сообщение полиция сразу передала а информационный отдел спецслужбы. А еще через несколько минут новость стала известна в африканском отделе. Трубку телефона снял инструктор Пикар.
— Нет, я не верю, — угрюмо твердил Пикар сотруднику информационного отдела, — этого не может быть…
— Полиция доложила, что на убитом обнаружена именная бляха полковника Жослена Бомона с номером 52 40 265. Мы проверили по картотеке, номер совпадает.
— Странно, странно, на него это не похоже. — бормотал Пикар. — Ни с того, ни с сего дать себя убить…
— По данным, полученным в результате предварительного осмотра, офицер был убит из огнестрельного оружия.
— Из огнестрельного оружия? — переспросил старый инструктор, — Нет, наверное, тут какая-то ошибка, Жослен слишком хорошо стреляет. А куда полицейские доставили тело? В морг?
Пикар положил трубку и несколько минут сидел в задумчивости. Потом вызвал дежурного.
— Позвоните в Шато де Ферьер, — сказал он, — сообщите о случившемся полковнику Мартену. Но скажите ему и то, что я не верю, что мужчина, убитый на улице Лепик — это Джосс Бомон. Это невозможно, тут что-то не так… Пусть Мартен пошлет кого-нибудь в морг на опознание тела.
После звонка дежурного по африканскому отделу в штабе охраны в Шато де Ферьер в воздухе повисла долгая тяжелая пауза. Новость о смерти Бомона принесла разрешение проблемы, но никто почему-то не чувствовал радости победы. Наконец, молчание прервал полковник Мартен.
— Мы с самого начала знали, что вся эта игра закончится плохо… Ну почему Бомон был таким упрямым?
— Но инструктор Пикар сомневается, что убитый — это Джосс Бомон, — напомнил Валера.
— Да, вы правы, Эдуард, это необходимо проверить, — согласился Мартен. — Инспектор Фарж, поезжайте в Париж, зайдите в морг, удостоверьтесь, он ли это.
Фарж молча вышел. А через несколько минут в штабе появился напыщенный, напряженный и напомаженный секретарь президента Нджала.
— Господин полковник! — начал он.
— Да, слушаю вас. — откликнулся Мартен, — Что-нибудь случилось? — В последнее время полковника не оставляли дурные предчувствия.
— Нет, все в порядке, — ответил секретарь, — просто его превосходительство хочет знать, все ли готово для приема вертолета мадемуазель Фридериксен?
И тут полковник Мартен взорвался. Три дня бега наперегонки с этим невидимкой-Бомоном, на грани между жизнью и смертью. А эту скотину Нджала, который, между нами говоря, не стоит и мизинца Джосса Бомона, интересует только его девка.
— Да плевать я хотел на его шлюху и ее вертолет! — заорал он. — На клумбу сядет, на газончик, на крышу! Понятно?
— Да, мне все понятно.
Секретарь оскорблено дернул плечами и вышел с ледяным лицом.
— Пожалуй, вы немного погорячились, господин полковник, — успокаивающим тоном проговорил Валера после ухода секретаря.
— Наверное, — Мартен уже взял себя в руки после минутной вспышки. — Эдуард, прикажите снять усиленную охрану и отправьте лишних людей в казармы. Думаю, обычного количества сейчас будет достаточно. — Мартен устало потер виски. — А впрочем, пойдемте вместе, мне нужно сделать несколько глотков свежего воздуха.
Тем временем инспектор Фарж был уже в Париже и подъезжал к длинному приземистому зданию полицейского морга. Он показал дежурному в приемной свое служебное удостоверение, тот внимательно прочитал его, оглядел Фаржа с головы до ног и затем вызвал санитара. После пятиминутного ожидания в приемную вошел старик с длинным восковым лицом и неподвижными глазами. Фарж поежился, от старика, казалось, несло каким-то могильным холодом.
— Пойдемте со мной, — скрипучим голосом сказал санитар.
И он повел Фаржа по длинным пустынным, снежно-белым коридорам морга, словно Харон через воды Стикса.
— А ведь это дом, где временно живут мертвецы перед тем, как их похоронят, — почему-то подумалось Фаржу. — Этакая гостиница для покойников…
Он помотал головой, отгоняя от себя эти странные и, в общем, совершенно несвойственные ему мысли. Уж чего-чего, а со смертью ему приходилось сталкиваться не раз. Старик распахнул дверь и они очутились в большом помещении с холодильными камерами в стенах.
— Вам нужен тот, кто доставлен сегодня с улицы Ле-пик? — уточнил старик.
— Да, — кивнул Фарж.
Старик подошел к одной из камер, открыл дверцу и выдвинул из нее тело, укрытое белой тканью. Он приподнял край ткани и Фарж увидел перед собой бледное, спокойное, уже тронутое смертной синевой лицо своего шефа, комиссара Розена.
— О, Господи! — в ужасе вскрикнул Фарж и почти бегом бросился прочь.
Старик санитар посмотрел ему вслед и пожал плечами. Ему казался нелепым этот страх.
— В конце концов, смерть так же естественна, как и жизнь, — резюмировал он.
Ежедневное сравнение жизни и смерти сделало его философом.
Инспектор Фарж выбежал из здания морга, постоял несколько минут под лучами теплого весеннего солнца, закурил, чтобы унять дрожь в руках и, сделав несколько глубоких затяжек, пошел к машине, чтобы сообщить в Шато де Ферьер о результатах опознания. Он уселся на сиденье и взял в руки рацию.
— Алло! Алло! Шато де Ферьер? — В рации что-то слегка потрескивало и голоса доносились издалека. — Говорит инспектор Фарж. Срочно свяжите меня с полковником Мартеном! Алло, полковник…
В это мгновение Фарж почувствовал, как ему в затылок больно уперся холодный ствол револьвера. Он поднял руки вверх и осторожно скосил глаза в зеркальце. Так и есть! На заднем сиденье его машины сидел Джосс Бомон собственной персоной.
По рации слышался громкий голос полковника Мартена.
— Алло! Алло! Фарж? Ничего не слышно. Алло, Фарж! Почему вы молчите?
— Скажи ему, что видел в морге меня, — тихо сказал Бомон, для убедительности надавливая дулом револьвера на загривок Фаржа. — Ну, быстро!
В голосе Бомона отчетливо слышались угрожающие нотки и Фарж нехотя проговорил по рации:
— Алло, полковник. Я опознал Бомона. На улице Ле-пик был убит он.
— Что там с вами происходит, Фарж? — Мартен почуял нечто неладное. — У вас какой-то странный голос.
— Я видел в морге Бомона. — повторил Фарж.
— Ну, что ж, прекрасно. — сказал Мартен. — Тогда немедленно возвращайтесь.
Фарж выключил рацию.
— Поезжай в Шато де Ферьер. Быстро! — приказал Бомон.
Фарж глубоко вздохнул, нажал на газ, его красный «рено» рванулся с места и помчался в сторону Рамбуйе. Через двадцать минут они уже выезжали из города.
Предместья Парижа были прекрасны особой весенней прелестью. Вдоль дороги торжественно стояли каштаны, держа на своих пышных кронах десятки розоватых цветочных свечей. Цвели сады. Плодовые деревья стояли в белом облаке, как после сильной вьюги.
Полковник Мартен, закончив разговор с Фаржем, откинулся в кресле и закурил.
— Честно говоря, — сказал он Валера, — я сегодня утром не поверил комиссару Розену, когда он убеждал меня, что убил Бомона.
— Да, — откликнулся Эдуард, — Розен, конечно, грязная тварь, но, надо отдать ему должное, отменный полицейский.
— Ну, что ж, — вздохнув, поднялся из кресла полковник Мартен, — пойду, сообщу его превосходительству хорошую новость.
Он вышел из северного крыла здания, где расположился штаб службы безопасности, и пошел вдоль замкового пруда, покрытого бутонами водяных лилий, к апартаментам президента Нджала. Они находились в южной башне дворца. Его превосходительство пожелал, чтобы солнца в его резиденции было как можно больше, иначе он начинал сильно тосковать по родине.
Машины для солдат охраны уже прибыли и полковник смотрел, как автоматчики покидали замковый двор, газоны, башни, посты на крышах и галереях дворца. Все шло к финалу, визит Нджала сегодня завершался, партия была выиграна, Джосс Бомон лежал в холодильнике полицейского морга, но Мартен почему-то не ощущал радости победы.
Тем временем Фарж и Бомон уже подъезжали к Рамбуйе. Жослен рассеянно поглядывал в окно машины… Старые ясени, стоявшие вдоль дороги, шелестели под ветерком свежей яркой листвой, промытой ночным дождем.
— В какое время в замок обычно прилетает вертолет мадемуазель Дорис Фридериксен? — спросил Бомон, наслаждаясь деревенским пейзажем.
— В два часа тридцать минут, — ответил Фарж. — А что?
— Мне нужно будет туда залезть, вот что. — ответил Жослен и откинулся на сиденье.
— Отдыхай, Оксильер, отдыхай. — приговаривал Джосс, — Расслабься, дыши глубже — весна на дворе. А когда мы будем проезжать через пост в воротах замка, не забудь улыбнуться. И вообще — веди себя естественно. Как можно более естественно.
В это время Бомон заметил в потоке машин на шоссе военные автобусы с автоматчиками.
— Смотри-ка, Фарж, — воскликнул он, — полковник отсылает своих солдатиков. Наша с тобой маленькая хитрость удалась.
Фарж промолчал. Жослен взглянул в переднее зеркало и увидел бледное, перекошенное от злости лицо инспектора со слегка позеленевшим синяком трехдневной давности на переносице.
— О, Боже, — вздохнул Бомон, — ну и рожа! Я же сказал тебе, Оксильер, сделай приветливое лицо, улыбайся. А ну-ка, — скомандовал он, — порепетируем, до замка осталось всего пару километров.
Фарж слегка повернулся к Жослену и оскалил зубы, изображая улыбку.
— Спасибо, малыш, — вежливо поблагодарил его Бомон.
За поворотом дороги показалась дубовая роща, а за ней уже виднелись белые башни замка Шато де Ферьер. Остановившись у поста, Фарж молча показал охранникам свой пропуск. Они узнали Фаржа и, с улыбкой козырнув ему, открыли ворота. Машина въехала во двор, мощеный тяжелыми каменными плитами. Жослен быстрым цепким взглядом окинул место действия.
Это был небольшой средневековый замок из белого камня, позднее перестроенный в стиле барокко. Старинные мощные круглые башни с узкими окнами-бойницами соседствовали с нарядными галереями, украшенными каменной резьбой.
Основное здание замка было построено в виде буквы П. Внутренний двор был отделан камнем, он заканчивался большой балюстрадой, за которой расстилалась зеленая лужайка с несколькими цветочными клумбами. Дальше начинался дворцовый парк. У башен замка, северной и южной, сохранились остатки оборонительного рва с водой. Сейчас это были тихие пруды, заросшие белыми лилиями.
— Так, — скомандовал Бомон, — подъедешь прямо к подъезду. Где находятся апартаменты его превосходительства?
Фарж молчал, притормаживая машину.
— Тебе что, понравилось в морге? Хочешь полежать там рядом с Розеном? — угрожающе произнес Бомон.
— В южном крыле замка, на втором этаже, напротив лестницы. — нехотя, медленно произнес Фарж. — Там, где большие окна.
Он махнул рукой в сторону южного фасада, где полуденное солнце играло в стеклах огромных барочных окон, наличники которых были украшены затейливой резьбой.
— А куда сядет вертолет мадемуазель Фридериксен? — спросил Жослен.
— Вот сюда, на эту лужайку. — Инспектор Фарж показал на большое зеленое поле, расстилавшееся за балюстрадой.
— Машина медленно подъехала к подъезду, ведущему в апартаменты президента Нджала. Но тут Бомона ждала еще одна неожиданность. У дверей о чем-то беседовали двое африканцев, по-видимому, советников Нджала. Увидев машину, они замолчали и с интересом заглянули в окно машины. Джосс внутренне напрягся. Его процесс в Мальруни широко освещался в тамошней прессе, транслировался по телевидению и его лицо могло быть знакомо этим двоим…
Фарж остановил машину и потянулся к дверце.
— Подожди, — приказал Бомон, — не Двигайся.
Советники Нджала, узнав Фаржа, приветливо улыбнулись и помахали им рукой.
— Привет! —
— Привет, привет, — одновременно ответили Фарж и Жослен. Первый — мрачно, второй — весело и дружелюбно.
Африканцы отошли, продолжая прерванный разговор. Выждав, пока они скроются за углом здания, Бомон коротким резким ударом оглушил Фаржа, уложил его на сиденье машины и вошел в дверь башни.
На широкой винтовой лестнице никого не было. Бомон поднялся на первый этаж и вдруг услышал тяжелые шаги. Кто-то спускался вниз из апартаментов Нджала. Жослен оглянулся по сторонам. Рядом с ним, в стенной нише стояли кованые рыцарские доспехи, он спрятался за ними.
Наконец, идущий по лестнице человек поравнялся с Жосленом и он узнал полковника 'Мартена. Бомон шагнул ему навстречу, держа наготове револьвер.
— Здравствуйте, господин полковник, — сказал он приветливо.
— Бомон?! — от неожиданности Мартен слегка отшатнулся. — А кого же тогда застрелили иа улице Ле-пик? — спросил он.
— Розена. — ответил Жослен. — Вы разочарованы?
— Да, пожалуй, разочарован, — сказал Мартен, — разочарован Розеном. Я всегда считал его хорошим сыщиком, а он так легко дал себя убить…
— Мы с ним оба оказались хорошими сыщиками, но ему немного не повезло. Ну, а теперь, господин полковник, — Бомон выразительно повел револьвером, — отдайте мне ваш пистолет.
Мартен молча вытащил пистолет из кобуры и протянул его Бомону.
— Начинается последний акт этого спектакля, — пристально глядя в глаза Мартену, сказал Жослен. — Отведите меня к президенту Нджала, полковник, но только побыстрей.
Они молча поднялись по лестнице на второй этаж, прошли через огромный пустой белоснежный зал, украшенный лепниной и подошли к дубовой резной двери.
— Он здесь, — сказал Мартен.
— А сейчас послушайте меня, дорогой полковник, — Бомон сгреб Мартена за шиворот пиджака и ткнул дулом револьвера толстые складки на его подбородке. — Фарж валяется там, внизу и мне бы не хотелось, чтобы случилось еще одно несчастье… Поэтому ведите себя тихо и передайте министру, что несмотря на все ваши усилия, я все-таки сделал свое дело…
Бомон отшвырнул Мартена в сторону и открыл дверь кабинета.
Это была просторная комната с резными панелями черного дерева и огромными окнами от пола до потолка. Сейчас они были закрыты тяжелыми ткаными шторами и в кабинете царил полумрак. Президент Нджала лежал в глубине комнаты на кушетке, прикрыв лицо свежим номером газеты «Матен» и, казалось, дремал.
— Это опять вы, Мартен? — не отрывая лица, спросил Нджала, — только ничего не говорите, — добавил он, — у меня ужасно болит голова…
Бомон молчал.
Нджала отбросил газету и, увидев Бомона, вздрогнул от неожиданности. Он быстро поднялся с кушетки и застегнул пиджак на все пуговицы, приняв официальный деловой вид.
— Я очень рад вас видеть, господин Бомон. — произнес Нджала после минутной паузы.
— Я тоже рад, что вижу вас, господин президент, хотя многие пытались помешать нашей встрече, — ответил Жослен.
Он сделал несколько шагов навстречу Нджала.
— А теперь зажгите лампочку, — указывая на шторы, — сказал Бомон на профессиональном жаргоне, — и готовьтесь к смерти, господин президент.
Нджала молча раздернул шторы на огромных окнах и в кабинет хлынули ослепительные потоки яркого, весеннего полуденного солнца.
В это время охрана замка была приведена в полную боевую готовность. По рации был передан приказ полковника Мартена о возвращении дополнительного отряда полиции в Шато де Ферьер. Апартаменты Нджала были взяты в двойное оцепление солдатами охраны, двери и окна были под постоянным прицелом снайперов.
Штаб охраны находился напротив апартаментов Нджала, в северном крыле замка и сейчас Виктор и Ра-гуле пытались рассмотреть происходящее в кабинете через оптические прицелы винтовок.
— Я вижу угол стола, силуэт… «лампочки зажгли»… — вслух комментировал Рагуле увиденное для полковника Мартена, Валера и Фаржа. — А почему он открыл шторы? Это что — условный сигнал?
— Причем тут сигнал… — злобно сказал инспектор Фарж, забирая у Рагуле винтовку, — просто так удобнее делиться…
— Говорят, Фарж, что вы видели его мертвым? — съязвил Мартен.
— Когда вам приставят к затылку револьвер, вы и не то увидите, — мрачно ответил Фарж, вглядываясь в оптический прицел. — А с вами, господин полковник, такого не случалось? Но я с ним за все рассчитаюсь…
Нджала сел за письменный стол и внимательно посмотрел на Бомона.
— Сколько у меня осталось времени? — спросил он, стараясь казаться спокойным.
— Примерно десять минут, — ответил Жослен, — не вижу причин для того, чтобы ваша жизнь продлилась дольше.
В воздухе повисла напряженная пауза. Президент Нджала лихорадочно искал спасительный выход. В ящике его стола лежал пистолет й он мучительно пытался вспомнить, заперт ящик или нет. Он осторожно уперся в его дно коленом и слегка двинул ящик к себе… Он поддался…
— Но в оставшееся время, господин президент, — продолжал Жослен, не спуская глаз с Нджала, — давайте поговорим на высокие темы: о народном счастье, о свободе, равенстве, братстве… О том, на чем вы игралИ всю жизнь и что вы всю жизнь предавали. Ведь я убью вас именно из-за этого, а вовсе не из личной мести, как вы думаете.
— Единственная вещь, о которой я сожалею, господин Бомон, — медленно произнес Нджала и лицо его посерело от ненависти, — это то, что я не могу вас убить. Я не могу простить себе то, что тогда, в Мальруни, два года назад, не приговорил вас к смертной казни. До сир пор не могу понять, почему я так поступил? Ведь, по существу, вы не представляете никакой ценности.
Бомон усмехнулся. Бессильная ярость Нджала его забавляла.
— Что вы говорите? А по-моему, кое-какую ценность я все же представляю… Так, значит, вы не хотите побеседовать со мной напоследок об идеалах добра и зла, справедливости, братства, свободы? А может быть, вы и правы, господин президент. Наверное, для вас все это — лишь общие слова, сотрясение воздуха. Что они значат по сравнению с такими простыми вещами как жизнь и смерть…
— Так чего же вы ждете? — спросил Нджала.
Он незаметно двигал коленями, пытаясь выдвинуть ящик с пистолетом и ему это постепенно удавалось. Ящик был уже приоткрыт сантиметров на пять. Оставалось совсем немного…
— Вертолет, — ответил Жослен. — Я жду вертолет.
Едва он это сказал, как воздух наполнился легким гулом и небольшой спортивный бело-красный вертолет начал плавно снижаться над зеленой лужайкой перед замком.
В это время в штабе охраны напряженно всматривались в окна кабинета, не было выстрелов, не слышны были голоса. Казалось, там шла тихая дружеская беседа.
Полковник Мартен лихорадочно попытался связаться по телефону с министром безопасности, но ему это пока не удавалось.
— Я не спрашиваю о том, как вас зовут, мадемуазель!
— раскрасневшись, кричал он в трубку на какую-то секретаршу, — Я прошу вас срочно соединить меня с министром. Здесь чрезвычайная ситуация…
Полковник вспотел от волнения, его редеющие светлые волосы прилипли ко лбу. Через окно он увидел, как к замку возвратились машины с солдатами и цепи автоматчиков быстро развернулись по двору, галереям, лужайкам парка, плотным кольцом замкнув апартаменты Нджала.
Хотите разговоров о свободе и равенстве? — спросил Нджала, — Извольте. Вы утопили в крови пять республик и три народных революции. И все это во имя одного слова — «демократия». Я никогда не понимал, почему вы все к нему так прицепились?
Ящик был уже почти открыт и Бомон решил прервать тщетные усилия Нджала.
— Плевать я хотел на эту демократию, и на все эти моральные проблемы, — сказал Бомон.
Жослен одним молниеносным прыжком оказался около Нджала. Он с силой выдвинул ящик, тот ударил Нджала по рукам, на секунду парализовав его движения, и выхватил пистолет из ящика стола.
— Вот вы все такие, — укоризненно сказал Бомон, засовывая пистолет в карман куртки, — говорите одно, а сами в это время делаете обратное. Ну, хватит. Десять минут истекли. Звоните полковнику Мартену.
— Что там происходит? — спросил у Фаржа полковник Мартен.
— В кабинете есть какое-то движение, — продолжая всматриваться в прицел винтовки, ответил Фарж, — я вижу силуэты людей, но пока не могу понять, кто из них — Бомон, а кто — президент.
В этот момент телефонист окликнул Валера.
— Господин лейтенант! Звонит президент Нджала…
Валера бросился к телефону.
— Я слушаю вас, ваше превосходительство, — сказал он.
В штабе все замерли.
— Мы с господином Бомоном, — сдавленным, каким-то каменным голосом произнес Нджала, — хотели бы выйти, так, чтобы нас никто не видел. Чтобы ни на лестнице, ни в коридорах, ни во дворе не было ни одного человека. Нам должен быть предоставлен свободный проход к вертолету. Мы сядем в него вместе с господином Бомоном. Это мой приказ.'
Затем Нджала повернулся к Жослену и протянул ему телефонную трубку.
— Лейтенант Валера хочет поговорить с вами, — сказал он.
Бомон услышал по телефону глуховатый от волнения голос Эдуарда.
— Джосс, кажется, у нас больше не будет возможности поговорить…
— Ну почему же? — ответил Жослен, — еще побеседуем когда-нибудь.
— Джосс, — настойчиво повторил Валера, — ты ничего не хочешь мне сказать на прощанье?
— Я не знаю, что тебе сказать… — ответил Бомон и опустил трубку.
— Ну, кончай свою работу, — крикнул Нджала, — я сделал то, что ты хотел.
— А я, собственно, ее уже закончил, — неожиданно сказал Бомон, — Должен вам сказать, господин президент, что никогда не имел намерения вас убивать. Это все домыслы воспаленной фантазии сотрудников спецслужбы.
— Зачем же вам тогда нужна вся эта игра? — спросил Нджала, — Почему вы здесь с револьвером в руках?
— С револьвером? — переспросил Бомон. — Да револьвер пустой, незаряженный… Вот, смотрите…
Он вытащил из кармана пули и бросил их на ковер одну за другой.
— Впрочем, убедитесь сами, господин президент.
Бомон положил револьвер на пол и подтолкнул его в сторону Нджала. Тот легко покатился по гладкому паркету. Нджала мгновенно схватил револьвер, прицелился в Жослена и спустил курок. Раздался щелчок, потом еще один… Револьвер, действительно, был не заряжен. Нджала растерянно посмотрел на Бомона и сделал несколько шагов ему на встречу.
Полковнику Мартену, наконец, удалось связаться с министром безопасности.
— Господин министр, — заговорил он, — к сожалению, несмотря на все принятые меры, Жослену Бомону удалось проникнуть в апартаменты президента Нджала. В данный момент он находится там.
— Президент Нджала жив?
— Да, к счастью, президент жив. Пять минут назад лейтенант Валера говорил с ним по телефону. Насколько мы смогли выяснить намерения Бомона, он решил не убить, а похитить президента Нджала, Он требует предоставить ему свободный доступ к вертолету.
— Вы можете этому помешать? Неужели в службе безопасности нет никого, кто мог бы нейтрализовать Бомона? — спросил министр.
— Любые попытки активного воздействия сейчас очень опасны, — объяснил полковник Мартен, все больше багровея от волнения, — это значительно увеличило бы опасность для жизни президента.
— Да, согласился министр, — сейчас главное — свести риск к минимуму. Идите на уступки, ищите компромисс. Сделайте все возможное, чтобы Бомон не пошел на устранение президента. В деталях действуйте по своему усмотрению, исходя из обстановки, полковник. Информируйте меня каждые десять минут.
Полковник Мартен положил трубку и вытер вспотевший лоб.
— Я вижу его! — вдруг закричал Фарж, не отрывая глаз от прицела. — Я вижу Бомона, вернее, его руку с револьвером… Он двигается к окну…
— Зачем вам понадобился весь этот спектакль? — с недоумением спросил Нджала, подходя к Бомону.
— А вот это вы очень быстро поймете, ваше превосходительство, — ответил Жослен, стараясь держаться в глубине комнаты.
Нджала поравнялся с окном…
— Вот он! — торжествующе крикнул Фарж. — Теперь я его вижу, он подошел к окну, это Бомон!
Он поймал в придел грудь человека с револьвером в руках и выстрелил.
Нджала качнулся, схватился за грудь, словно пытаясь удержать хлынувшую кровь, сделал несколько шагов к окну, вцепился руками в тяжелую штору, оборвал ее, и, пробив своим огромным телом оконный переплет, рухнул на каменные плиты двора.
— Я попал! — торжествующе закричал Фарж, отбросив винтовку в сторону. — Скажите министру, что я попал! Я, наконец, рассчитался с ним!
— Нджала… Это Нджала… — ошеломлено выдохнули одновременно Мартен и Валера.
Во дворе замка послышалась взволнованная гортанная африканская речь. Это личный врач президента Нджала и его помощник подбежали к телу в сопровождении двух солдат. Но осматривать его не было необходимости, одного взгляда было, достаточно, чтобы удостовериться в смерти президента Малазийской республики.
Полковник Мартен тяжело сел в кресло и Валера заметил что его лицо посерело. Несколько минут в штабе царило какое-то странное оцепенение. Мартен опомнился первым и сказал, обращаясь к Валера:
— Эдуард, прикажите охране, чтобы все стояли на месте и ничего не предпринимали без приказа.
Валера, двигаясь как автомат, взял в руки рацию и над застывшими цепями автоматчиков, над пустынным парком, над безмятежной гладью парковых прудов, по огромной связи разнеся его голос:
— Всем оставаться на своих местах и ждать распоряжений. Всем оставаться на своих местах и ждать распоряжений.
Он передал рацию Рагуле и сказал:
— Повторяйте это каждую минуту, пока не будет другого приказа.
Валера посмотрел на полковника Мартена и тот безошибочно прочел немой вопрос в его глазах.
— Судьбу Бомона пусть решает министр. Я не буду этого делать…
Полковник Мартен сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду и снял трубку телефонного аппарата, напрямую соединенного с кабинетом министра.
— Господин министр, я должен вам сообщить, что президент Нджала мертв, — сказал он, услышав в аппарате голос министра.
— Нет, господин министр, — сдавленным голосом сказал Мартен, — президента Нджала убил не Бомон, а инспектор Фарж.
— Фарж? Инспектор Фарж? Вы что — шутите? — недоуменно спросил министр.
— Это не шутка, господин министр, фарж оказался жертвой махинации Бомона…
Министр молчал.
— Всем оставаться на своих местах и ждать распоряжений. — разносилось по громкой связи.
Министру вспомнились слова старого инструктора Пикара, сказанные им на том памятном ночном заседании в службе безопасности:
— Джосс Бомон один окружит вас всех. Окружит и сведет с ума!
— Старик был прав, — думал министр. — Он хорошо знает своего ученика. Все произошло именно так, как он сказал…
Жослен окинул взглядом пустой кабинет Нджала. На полу валялась недочитанная «Матен» со статьей о предварительных итогах визита президента Малазийской республики во Францию. Зиял пролом разбитого окна…
Бомоном вдруг овладело чувство пустоты, усталости и облегчения, словно он сбросил ношу, которую тащил на себе долгодолго. Он повернулся и вышел из апартаментов Нджала.
Ни в коридорах, ни на лестнице никого не было. Служба безопасности выполняла условия договоренности с уже покойным президентом. Бомон спустился на первый этаж и распахнул двери. Во дворе замка он увидел солдат, на крышах и башнях виднелись снайперы, но проход к балюстраде и дальше, к полю, где стоял вертолет, был открыт.
По громкой связи с интервалом в минуту повторялся приказ полковника Мартена:
— Всем оставаться на своих местах и ждать распоряжений.
Джосс прикинул расстояние до вертолета. Тот стоял на зеленой лужайке метрах в трехстах от него как огромная яркая птица с бело-красным оперением, готовая взмахнуть крыльями.
— Триста метров, пятьсот шагов, пять минут. За это время все будет решено. — подумал Бомон и пошел к балюстраде мимо цепей автоматчиков своей уверенной, неторопливой, легкой походкой.
— Господин министр, — прервал молчание полковник Мартен, — скажите мне, что я должен делать?
Министр не отвечал.
— Я жду ваших распоряжений, — повторил Мартен.
— А что сейчас происходит в Шато де Ферьер? Какая обстановка? Где находится Бомон? — спросил министр.
Мартен посмотрел в окно. Он увидел как Джосс прошел nepBjio линию оцепления и вышел на балюстраду.
— У замка стоит вертолет, готовый к взлету, — ответил полковник, — и Бомон сейчас идет прямо к нему.
— Делайте то, что считаете нужным, — уклончиво произнес министр.
Тем временем Джосс миновал вторую цепь автоматчиков и вышел на лужайку.
— Всем оставаться на своих местах и ожидать распоряжений, — вновь повторил Рагуле по громкой связи.
— Господин министр, — с упорством настаивал Мартен, — для дальнейших действий мне необходима ваша санкция. В конце концов, я нахожусь в вашем прямом подчинении. Итак, что я должен делать?
— Но ведь в. Шато де Ферьер находитесь вы, а не я, — говорил министр, — вы знаете оперативную обстановку. Вам, полковник, на месте виднее, какие могут быть варианты?
— Сейчас их только два, — ответил полковник Мартен, — или мы отдаем приказ убить Бомона, или — даем ему уйти.
— Они оба плохие, — сказал министр, — Неужели вы не можете задержать Бомона, не убивая его?
— Поздно, сейчас уже поздно, господин министр. Бомон миновал цепи охраны.
На замковом поле, метрах в восьмидесяти от вертолета, стояли Валера, Виктор, мадемуазель Дорис Фри-дериксен и чернокожий пилот.
— Джосс! — окликнул Бомона Валера, когда тот поравнялся с ними.
Бомон на минуту остановился около них.
— Ну, что ж, — сказал он, — Розен мертв, президент Нджала мертв. А что касается моей персоны, то там, — он показал рукой на окна штаба охраны, из которых торчали дула винтовок, — по-моему, идут бурные переговоры с Парижем…
— Хочешь, я отвезу тебя в Орли? — пристально глядя в глаза Жослену, спросила Дорис.
— Как-нибудь в другой раз, мадемуазель, — улыбнулся Джосс и на прощанье махнул рукой. — Еще увидимся..
Он повернулся и пошел к вертолету, до которого оставалось несколько десятков шагов.
Дорис сделала движение, будто собиралась идти за ним, но на ее плечо легла тяжелая рука лейтенанта Валера. Дорис обернулась и он молча покачал головой в ответ на ее умоляющий взгляд.
А голос Рагуле продолжал греметь над полем, замком, над окаменевшими цепями охраны:
— Всем оставаться на своих местах и ждать распоряжений.
Но добиться их от министра безопасности полковнику Мартену никак не удавалось. Он весь вспотел и уже почти кричал в телефонную трубку.
— Решайтесь, господин министр, решайтесь, речь идет уже о секундах…
— Видите ли, полковник, — колебался тот, — в этой проблеме есть два аспекта. Один аспект уголовный, а другой — политический. После тех разоблачений, которые Бомон сделал в прессе, его смерть может быть истолкована общественным мнением…
Но время, отведенное на сомнения, уже истекло.
— Так должен я его остановить, или нет? Да или нет, господин министр? Времени осталось только на одно cлово! — потеряв терпение, закричал полковник Мартен, — Бомон уже у вертолета!
Перед Джоссом стоял яркий бело-красный вертолет. Над ним сияло ясное голубое весеннее небо. Впереди был Париж, вся Франция и весь мир. Оставалось только открыть дверцу и вспрыгнуть на сиденье…
— Остановите его. — сказал министр, наконец принявший решение.
— Это ваш приказ? — не веря своим ушам, переспросил Мартен.
— Да, полковник, я даю вам приказ остановить Бомона. — медленно, чеканя слова, произнес министр и положил трубку.
— Остановите его, — схватив рацию, скомандовал Мартен и его слова разнеслись над замком по громкой связи.
Оксильер Фарж выстрелил первым, вслед за ним ожили застывшие цепи автоматчиков, снайперы на крышах и тишину разорвали десятки очередей.
После первых выстрелов Жослен споткнулся и медленно повернулся лицом к замку, чтобы увидеть откуда придет его смерть и какая она…
И вдруг белый замок Шато де Ферьер тронулся с места и поплыл, как громадная птица, отражаясь в глади старых прудов… Он почувствовал нестерпимый огонь в груди и увидел, как раскололся над ним синий купол небес, как вырвались из него потоки ослепительного неземного света.
Через мгновение боль ушла, он почувствовал странную, им доселе не испытанную легкость…
Джосс навзничь упал у вертолета на зеленую траву, широко раскинув смуглые руки. Автоматные очереди смолкли. Дорис оттолкнула руку Валера, пытавшегося ее удержать и побежала к Жослену.
И когда она опустилась на коленях на траву рядом с ним, она увидела его открытые мертвые глаза, глядящие в весеннее небо. Они были по-прежнему ярко-голубые, как оно…