Профессия: аферист игра на интерес

НА ИНДИЙСКИЕ ФИАНИТЫ

Тепло обнялись. Дружили они со школьных времен. Будучи детьми, скручивали зеркала с машин и продавали по двадцать пять рублей. После обмена историями и рассказами о приключениях Бокал достал из кармана золотое кольцо с большим бриллиантом в красивой оправе, который завораживающе горел. Слава протянул кольцо Тосе и молча принялся ждать мнение друга.

— Красивая вещица, — заметил тот, рассматривая изделие. — Что это за кольцо?

— Это золото с бриллиантом ноль восьмых карата, — ответил Бокал. — А вот это сережки. — И он достал серьги, в которых также поигрывали бриллианты.

— Я думаю, — сказал Тося, — здесь какой-то зэхер, раз показываешь мне все это.

— Ты прав. На самом деле это фианиты. Доставлены из Индии. Об этих камнях сейчас еще никто не знает. И даже ювелир высокого класса с точностью не сможет сказать, что это они.

Далее Слава предложил Тосе поработать на фианиты.

— Все-таки кто-то может определить? — спрашивал Тося, с интересом рассматривая изделия.

— Да, конечно, существуют ювелиры, которые уже встречали эти камни. Но для того, чтобы и они не смогли, — на все эти украшения имеется натура.

— Ну что ж. Давай попробуем, — согласился Тося.

Первой, кому они продали кольцо, была Джемма — очень интересная белокурая женщина.

— Но спекулянтка она матерая, — говорил о ней Тося.

Кольцо Джемма проверила у своего знакомого ювелира. Это был старый еврей с кудряшками по краю лысины. Он долго смотрел в лупу, а затем при помощи каратомера уточнил размер камня.

После продажи кольца Тося сказал:

— В Одессе будет очень сложно работать с этим. Давай махнем в Москву. Тем более что у меня есть квартира в Теплом Стане.

— Хорошо, — согласился Бокал. — Но нам нужно будет взять с собой Женю.

Он познакомился с Женей, высоким худым парнем с «носом длиною с пароход». С первых минут знакомства он произвел двоякое впечатление на Прикупа. Что-то останавливало и настораживало Тосю. Но он не стал доверяться чувствам. Тем более что Женя оказался тем, кто доставал и изготавливал эти украшения.

Они втроем выехали в Москву. С собой Тося прихватил светло-коричневый кейс, в котором лежали иконы в серебряных и золотых окладах. Взял их «на черный день».

С вокзала ехали в такси. Усевшись впереди, он указывал дорогу. Во всех делах, равно как в играх, он любил иметь какой-либо перевес. Именно по этой причине направлял такси путаной дорогой. Он знал, что друзья слабо ориентируются в большой Москве. И решил лишить их и этого.

Отдохнув с дороги, они направились в магазин по приему драгоценных камней. Женя прихватил с собой все имеющиеся изделия. Здесь были: восемь пар серег, одна из них — с натуральными бриллиантами, шесть колец и два женских перстня, усыпанных «бриллиантами» с «изумрудом» по центру. Взял он это потому, что не доверял Тосе, считая: «квартира эта может быть вполне не его».

Подъехали в такси, остановившемся в двух домах от магазина. Первым пошел Тося. Он должен был найти лоха или барыгу. При этом он разыгрывал роль состоятельного человека, попавшего в затруднительное положение, которому нужны деньги, — продает семейные драгоценности, будучи далеким от этой процедуры.

Как только отошел Тося, двинулся Слава. Он должен был смешаться с толпой у входа и, общаясь с людьми, наблюдать за Прикупом и ждать маяк.

Женя пошел в сквер напротив магазина ожидать результатов. Тося стал пробираться сквозь толпу к одному из окошек приема драгоценностей. Делал он это, постоянно задавая вопросы окружающим, желая привлечь внимание скупщиков.

Он показал сережки мужчине, которого они заинтересовали. Тот сказал, что подумает. Тося занял очередь, в которой был шестьсот восьмым. «Очень удобно стоять в такой очереди, — подумал он. — Здесь можно сто лохов высмыкнуть».

Он спустился по лестнице, чувствуя на себе взгляды заинтересовавшихся скупщиков. Когда собрался закурить, чья-то стальная рука крепко ухватила за пояс брюк. Другой человек взял под руку:

— Пройдемте. И не надо привлекать внимание.

Они зашли во двор магазина, и Тося увидел, как Славу заводят в открытую дверь подотдела милиции.

Сидя в кабинете, Тося услышал Женин голос и подумал: «Всех приняли».

Он замкнулся и на вопросы оперов не отвечал. От них он узнал, сколько всего было колец и серег.

Их перевезли в райотдел и содержали в строгой изоляции.

Как только закрылась дверь камеры, он удивился, увидев небрежно одетого обросшего человека.

— За что здесь? — спросил его Тося.

— Мы с другом выпили, пошли к этому общежитию. А там…

Но Тося не дал ему договорить.

— Тебя скоро выпустят. Не перебивай. — Он сунул руку в карман и обнаружил монету в двадцать копеек, которую не заметили при обыске. — Тебя выпустят, — повторил он. — Пойди на почту, возьми эти двадцать копеек, поменяй на пятнадцать. Набери код Одессы и этот телефон. — Он стал царапать спичкой на коробке номер телефона. — Скажи всего несколько слов: «Тося в пятьдесят втором отделении Москвы». Запомнишь?

Тот кивал, уверяя, что запомнит.

— Дать тебе сейчас ничего не могу. Эта монета — все, что осталось. Но телефон ты этот сохрани. Кто знает, что будет в жизни? Если станет тяжело, знай, что, позвонив по этому номеру, будешь обеспечен кровом и едой. Вижу, что постоянного места жительства у тебя нет…

Он хотел еще что-то сказать, но открылась дверь, и он остался один.

На очередном допросе следователь положил перед ним ключ от квартиры в Теплом Стане.

— Я знаю, что это ключ от квартиры, в которой вы остановились. Также там находится рыжий «дипломат», который ты привез из Одессы. Молчишь? Корчишь из себя героя? А твои друзья тем временем валят все на тебя. Вот, взгляни. — И положил перед Прикупом заявление, край которого был загнут.

Тося бегло просмотрел текст. Он был написан Женей, что не вызывало сомнений, ведь почерк Бокала он знал. В заявлении говорилось, что они зашли в квартиру и там Тося оставил тяжелый портфель — дипломат.

— А дальше, — сказал следователь, забирая бумагу, — там написано такое…

«Что там может быть написано, если эта сука Женя больше ничего не знает?» — думал Тося.

— Не знаю, о чем вы говорите, гражданин следователь. Я живу в Одессе и в Москве не имею никаких квартир. А ключ этот от моей одесской двери. А ежели не верите, перешлите ключ в Одессу и там намеряйте на мой замок. Только, пожалуйста, возьмите понятых. Не хочу, чтобы меня обворовали.

Следователь негодовал:

— Может, ты объяснишь происхождение тех ювелирных изделий, которые мы у вас изъяли?

Но Тося молчал.

— Лучше тебе быть поразговорчивей. У меня уже есть за что закрыть тебя года на три. За попытку к мошенничеству. Это не считая ювелирки.

— Где же здесь мошенничество? — удивился Тося.

— Многие видели, как ты терся в магазине.

— Да. Я занял очередь, чтобы сдать серьги в соответствии с правилами торговли ценностями.

— В магазине есть мои люди, — продолжал следователь, не обращая внимания на Тосины комментарии, — и двое из них подтвердят, что ты им хотел загнать фианиты, выдаваемые за бриллианты. Так что подумай, Тося. Может, есть смысл стать более откровенным.

Его отвели в камеру. Он улегся на неуютный деревянный настил. «Какой же тварью оказался этот Женя, — думал он. — А следак — какой-то недоумок. Убирает меня на гнилку с попыткой к мошенничеству. Что нужно еще суметь доказать… Вот арсенал поддельных колец — это серьезно».

Он прислушался. Задержали группу людей по подозрению в спекуляции. И теперь дежурная часть милиции превратилась в одесский «Привоз». На фоне этого шума послышалась возня у двери, и он услышал голос Славы.

— Я слышу тебя, Бокал. Говори.

— Тося! Женя просит, чтобы я предложил тебе взять все на себя. Как только нас выпустят, мы сможем тебя вытащить.

— Нет! — крикнул Тося в щель под дверью. — Вопервых, на меня делюга в другом райотделе.

Это была чистая правда. Он кинул. Случайно встретил терпилу. Тот, чтобы вернуть свои деньги, решил «выставить» Прикупу своего приятеля. В момент получения денег Тосю арестовали, но ему удалось обмануть самоуверенных оперов, и сейчас они разыскивали его повсюду.

— Мне, как никому из вас, надо дергать отсюда. Поэтому слушай… Женя этот — сука. Веры ему нет. Этому еще придет время. Запоминай что говорить: все это фуфло купили на бану в Одессе за две тысячи.

— Где, где? — переспросил Слава.

— В Одессе на вокзале.

— Понял. Говори.

— Надо вспомнить, у кого купили. Кого будем описывать?

— Говори. Слышу.

— Что же ты слышишь, когда я молчу? — Подождав ответа, он добавил: — Купили у мужика. Костюм серый. Рубашка голубая. Галстук в полоску. Давай обрисуем Палкана. Мы все его знаем.

— Да. Женя с ним знаком.

Палкан имел запоминающуюся внешность — глубокий шрам через все лицо — и подмоченную репутацию.

Послышались крики и угрозы — это спекулянты отстаивали свои права перед дежурным. Победила власть, которая, закончив с побежденными, тут же заметила, что Слава приблизился к двери Тосиной камеры. Она строго изолировала подследственных, точно выполняя приказ.

Прикуп остался без собеседника.

Друзья умело воспользовались этой единственной минутой, которая явилась осечкой в действиях следственной бригады.

Когда в очередной раз Тосю вызвали на допрос, он некоторое время колебался. А потом, махнув на все рукой, рассказал, как они втроем хотели воспользоваться счастливым случаем, который им послало провидение в виде мужчины с большим количеством ювелирных украшений. Купив их, хотели все это продать и немного нажить. Для чего приехали в Москву в ювелирные магазины.

— Успели договориться, — смеялся следователь. — Но вся ваша история разлетится в пух и прах. Сейчас я поймаю вас на противоречиях в показаниях.

Он взял ручку и положил перед собой чистый лист бумаги.

— Во что был одет ваш продавец?

— В серый костюм, — немного подумав, ответил Тося.

— Какой у него был галстук?

— В полоску.

— Сколько ему лет? — Все ответы он записывал в столбик.

— Тридцать, тридцать пять.

— Опиши его внешность.

Тося принялся в деталях описывать внешность Палкана, не забывая о фигурном шраме.

После этого его долго не вызывали, он подумал: «Наверное, не получилось никаких противоречий».

Подходили к концу третьи сутки, когда Тосю вызвали на очередной допрос. Зайдя в кабинет, он заметил, что настроение у следователя скверное. Он молча сидел за столом, опустив голову.

— Вот твой паспорт, — сказал он, не поднимая головы. — И чтобы ноги твоей здесь не было через две минуты.

Тося остолбенел. Такого поворота он не ожидал. Каждый из предыдущих допросов сопровождался объявлением разных сроков заключения, начиная от восьми лет.

Он вышел из кабинета и не спеша направился к выходу из отделения. На пути вырос дежурный.

— Куда? — грубо заорал тот.

Сзади Тоси прозвучал голос следователя:

— Пропусти его, Петров. Пусть идет.

— Да как же так, Анатолий Степанович!

— Пусть идет, — повторил следователь, и Тося прошел.

У самой двери его нагнал Бокал. Друзья обнялись и вышли на улицу. Был чудесный майский день. Светило солнце, и пели птички. Друзья шли, не замечая никого по сторонам. Они что-то говорили, перебивая друг друга. Так они подошли к пешеходному переходу. Здесь остановились и только тогда вспомнили о Жене. Не спеша обернулись и увидели нарядную веселую компанию.

Тосина мать смеялась, промокая слезы платком. Возле нее стояли Толик Рябой и Эдик Чирик. Они также смеялись.

— О чем это вы говорили? — спросил Чирик. — Наверное, о чем-то важном, раз прошли мимо не поздоровавшись.

Тут же встреча была ознаменована радостными объятиями и поцелуями. Когда Женя вышел из райотдела, у Тоси испортилось настроение. Он обратился к Чирику.

— Это сука, — указывая на Женю, сказал Тося. — Он впрудил меня.

Подошел Женя, рядом с которым шел его старший брат Яша. Тося сильно ударил Женю в нос. Чирик и Толик принялись успокаивать Прикупа:

— Не надо, Тося. Не надо. Все позади. И ладно.

Но Тося не унимался:

— Эдик, это ведь ты организовал наше освобождение?

Чирик, улыбаясь, сказал:

— Это все мы.

— Хочу, — продолжал Тося, — доплатить еще денег, чтобы забрать его заяву. Прошу тебя, сделай это.

С Чириком они были знакомы давно. В блатном мире он пользовался уважением и имел веское слово. Его хорошо знали в Москве, Донецке, Одессе, Ворошиловграде и других городах.

Но на этот раз он не поддержал Тосю. Делая вид, что не слышит его просьбы, сказал:

— Едем домой. Вам надо отдохнуть и привести себя в порядок.

По дороге домой Женя, не прощаясь, исчез. И больше о нем никто не вспоминал. Тося решил не омрачать праздника и больше не касался этой темы.

После хорошего плотного ужина в «России» они прощались на Киевском вокзале.

Тося оставил Чирику кейс с иконами. Тот сказал, что в ближайшую неделю продаст их за тридцать тысяч.

— Тогда и созвонимся, — сказал Тося, отдавая билеты проводнику.

— Пойдем в вагон. Глянем, какое купе. В СВ ездит богатая публика. Может, дорогой кого запутаем, — сказал Бокал, переминаясь с ноги на ногу.

— Вы уже запутали, — улыбнулся Толик, а затем серьезно добавил: — Ни во что не лезьте. Спокойно езжайте до дому.

— С деньгами решили, — сказал Чирик, обращаясь к Тосе. — Кругом-бегом тебе остается двадцатка. Сдам айки, созвонимся, чтобы решить, где заберешь деньги — в Одессе или Москве.

— Спасибо, Эдик, что столько для нас сделал. — Тося пожал Чирику руку, на секунду придержав немного повыше локтя. — Ты можешь забрать все тридцать тысяч за иконы. А Бокал и этот сука отдадут мне по десять.

— Да, спасибо тебе большое, Эдик. — Теперь Слава тряс руку Чирика. — Хорошо, что ты оказался в Одессе. И как ништяк, что позвонил этот калдырь и рассказал тебе, где мы и что с нами. Если бы не он — мы сгнили бы на киче. Когда бы вы узнали? А насчет денег решай, как тебе удобно. Я отдам, и мне все равно кому.

— Созвонимся. Езжайте отдохните и смотрите в оба. Эти два идиота — ладно, — и Чирик указал на Славу, — но как ты, Тося, не подумал, в таких местах пасут мусора. Вы бы к входу подъехали. Разве не знаешь — пробивается все в округе, крупные сделки происходят именно там. Забудем плохое. Удачи вам. Прощайся, Рябой.

— Тося, принесли объебон, — обратился к нему один из заключенных.

Тося увлекся беседой с Казбеком. Тот говорил с подтекстом, и, чтобы понять смысл, Тосе требовалось прилагать усилия. Он встал, подошел к окошку в двери и расписался за несколько печатных листов обвинительного заключения. Вместе с Казбеком они прочитали это творение следовательского искусства.

— Я много видел объебонов, — сказал Казбек, переворачивая последнюю страницу, — и скажу, что пятерочка у тебя в кармане. Год накинут только за то, что ты залетный.

Через несколько дней пришел адвокат, и Тосю вызвали на закрытие дела. В графе о признании виновности он собрался подчеркнуть «нет», но адвокат сказал:

— Подчеркни «частично». Тогда нам легче будет бороться за лучший исход суда.

Тося задумался: «Суд никогда не будет брать во внимание слово „частично“. Это всего лишь оттенок слова „виновен“. И если сознаюсь частично, значит, сознаюсь в вине». Он жирной линией подчеркнул «не виновен» и обратился к адвокату:

— Пожалуйста, поблагодарите за меня маму. И десять раз извинитесь. А затем скажите, что такой адвокат мне не нужен.

Второму адвокату он сказал то же самое, когда тот отказался передать ему триста рублей, которые мог бы забрать у ожидающей у дверей тюрьмы Тосиной мамы.

Тосе не давал покоя вопрос: «Кто же меня сдал?» Он вспомнил, что последние три дня за ним следили. Теперь он в этом был уверен. «А в самый последний день те двое, в ресторане за спиной, — это не случайность».

Он обозначил круг друзей и знакомых и начал анализировать. Имя Саши Петрова лезло в голову. Они с Сашей продолжали работать вместе. Оставили аферы в фирменных магазинах и универмагах и выискивали богатых клиентов в разных заведениях, продавая тем картины, иконы и остальное, что в действительности стоило копейки.

Саша рассказал, что его обложили менты и негде жить. «А ведь есть же еще жена и маленький ребенок».

Тося предложил переехать с семьей к нему, где выделил им одну комнату. А сам с Лерочкой расположился в двух. Теперь они жили и работали вместе.

Валя, Сашина жена, выставляла ему телок. Делала она это втайне от мужа и Лерочки.

Однажды они с Сашей работали над одним барменом, которого рассчитывали «пригреть» на восемь тысяч. Главная часть аферы сводилась к игре на времени.

Тося уезжал домой за деньгами, а Саша возвращался к бармену и забирал свой «самовар». Бармен уговаривал подождать деньги. Саша, глядя на часы, говорил, что у него есть всего полчаса. После этого времени он должен подвезти к поезду «самовар» или деньги хозяину. Так как бармен знал, что Тося будет через сорок минут, он должен был отдать Саше свои деньги.

Тося уехал «домой», а сам уселся в такси и принялся ожидать Сашу. Он прождал полтора часа, но того не было. Тося, взбешенный, уехал домой.

Саша явился в час ночи и рассказал, что на Садово-Кудринке был задержан милицией.

— Чего ты туда поперся? — спросил его Тося.

— У меня закончился мак и начинало кумарить, — ответил тот извиняющимся тоном.

— Работа должна быть на первом месте. Раз у тебя это не так, должен сообщить, что с этого дня мы ходим разными дорожками. Но если тебе по-прежнему негде жить, я тебя не гоню.

Еще Тосе вспомнилось, как однажды у него была назначена встреча в баре, находящемся в Теплом Стане. У него в кармане было двести граммов опиясырца. Этот шар они «кинули» в Кривом Роге. Там втроем его «покупали» у местных барыг. При этом те угрожали пистолетом «вальтер». И в случае какоголибо сбоя обещали пустить в ход. Сейчас он принес огромную гальку на засвет барыге.

Когда он вышел в вестибюль бара, получил боковой удар в челюсть. Немного пошатнулся и тут же ответил обидчику, обрушив на него серию прямых ударов. Тот упал, но драка продолжалась. В ней принимало участие человек десять. Тося хотел покинуть вестибюль, но ему это не давали сделать двое парней, по всей видимости, товарищей нокаутированного.

В это время подъехали милиционеры. Его вместе с остальными драчунами повели в «воронок». У самой его ступеньки удалось бросить шар опия в урну.

Когда Тосю выпустили из райотдела, он вернулся к бару и забрал большой шар. Приехав домой, рассказал Саше о происшедшем.

— Если бы я не смог выбросить гальку, тюрьма… Как думаешь, сколько влупили бы? — спрашивал Тося, сидя за кухонным столом. — А у меня в доле на нее еще двое.

— Я думаю, можно было найти компромисс.

«Какой компромисс? — думал Тося, лежа на нарах. — Компромисс здесь: я сдам вам двадцать человек, более значительных, чем сам. А вы меня отпустите, дорогие милиционеры. Саша — вот тот, кто меня сдал Петровке», — заключил Тося.