Профессия — летчик. Взгляд из кабины

«Вся из лунного серебра…»

В темную ночь за облаками красиво, но однообразно: внизу сплошная чернота, похожая на бездонную пропасть, вверху тоже пропасть, но перевернутая и усыпанная алмазными россыпями звезд. Зато лунной ночью картина совершенно преображается: все пространство заливает свет, для которого иного эпитета, чем «серебряный» не подберешь. Кстати, на земле, когда я любовался лунными ночами, этот эпитет не казался мне достаточно точно отображающим действительность. Когда же я впервые увидел ночной заоблачный пейзаж, сразу подумалось: в самом деле — кругом разлито серебро высочайшей пробы. Это серебряное свечение исходило от Луны, словно циркулем четко очерченной на небе, и заливало все пространство: и звездное небо, которое, оставаясь все же черным, просвечивало сквозь серебряную кисею; и сам воздух как бы светился и искрился бледным матовым сиянием. Но самым, пожалуй, удивительным было освещение облаков. Если днем, ровная гладкая поверхность облачного слоя воспринималась как снежная пустыня, то ночью в свете Луны она больше походила на море, причем, если Луна была не очень высоко, от нее по направлению к самолету бежала как и на море светлая лунная дорожка. В зависимости от прозрачности воздуха и высоты ночного светила, характера верхней поверхности облаков и расстояния от них до самолета, картина заоблачного пейзажа приобретает различные оттенки, либо сверкая и искрясь до самого горизонта при чистом прозрачном воздухе, либо тускнея в запыленной или пронизанной морозной дымкой атмосфере. И сама луна в разных атмосферных условиях воспринимается по-разному. В прозрачном (чаще всего осеннем) воздухе она источает почти слепящий свет (речь, конечно, идет о полнолунии). Ее контуры, «моря», долины и другие детали рельефа так четко очерчены, что кажется, будто висит она где-то совсем рядом: протяни руку и коснешься какого-нибудь «Моря Дождей». В морозной дымке она кажется меньшей по величине, детали ее поверхности не видны, но она окружена радужным сиянием, а иногда огромным, радиусом в полнеба, кругом Гало.

Но самой удивительной и прекрасной предстала передо мной эта лунная феерия в один из ночных полетов…

Когда я вышел за облака, то не сразу понял, что происходит. Все признаки лунного освещения были: так же серебрился воздух и небесная твердь, так же было залито неземным светом облачное море, но чего-то важного в этой знакомой картине не хватало. Я не сразу сообразил — чего же? И вдруг с удивлением понял, что нет самого главного — Луны. Однако место, откуда шел свет, ощущалось — он шел откуда-то сзади-сбоку. Так как на современных самолетах назад видно плохо, а увидеть сверкающую чудесницу очень хотелось, пришлось развернуть самолет, хотя это и не совпадало с тем, что я должен был делать по заданию. Но, осуществив это маленькое нарушение задания, я был с лихвой вознагражден. То, что я увидел, буквально ошеломило: огромный чуть красноватый диск Луны покоился, как на мягкой перине, на самой кромке ровных, подобных штилевому морю, облаков. Необычное положение светила создавало и совершенно необычное по своему характеру освещение. А сама лежащая на облаках Луна выглядела совершенно нереально. Картина приобретала большую реальность только по аналогии с морем: от Луны по направлению ко мне шла широченная яркая лунная дорога, а от движения самолета казалось, что лунный диск катится по краю неба. Я настолько был захвачен этой потрясающей воображение картиной, что забыл зачем оказался в этом волшебном краю и буквально раскрыл рот от удивления и восторга, затаив дыхание, пожирал глазами пространство, пытаясь как бы сфотографировать эту уникальную красоту. Теперь я убедился, что фотография вышла. Я и сейчас, описывая то, что видел десятка полтора лет назад, воспроизвожу в сознании эту картину очень точно. Жаль только, что не хватает слов и красок, чтобы передать все в таком виде, в каком посчастливилось это наблюдать.

Не хватает слов и красок… Опасение того, что для описания небесных красот не хватит этих важных атрибутов, и удерживало от того, чтобы написать подобный очерк раньше. Когда размышлял об этом, пришла в голову мысль: ведь когда читаешь описание красот природы или рукотворной красоты, сделанной рукой мастера, не всегда понимаешь, что вызывает восхищение: предмет описания или то, как красиво написано. У меня в памяти крепко сидит одна небольшая книжка. Называется она «Заблудившийся автобус». А автор — Дж. Стейнбек. Описано в ней, как группа каких-то людей ехала в каком-то глухом уголке Америки на потрепанном автобусе. Разбушевавшаяся стихия и неисправный автобус создали им всякие осложнения на пути. Вот и весь сюжет. Но читал я книжку с интересом, вначале не понимая почему. Потом понял: даже незначительные эпизоды, не говоря уж о психологическом анализе поведения этих разномастных людей в нестандартных ситуациях, были описаны мастерски. Запомнился, даже врезался в память совсем уж незначительный эпизод: сварливая и злая, но чистоплотная и любящая порядок хозяйка дорожной гостиницы, напекла пирогов, выставила их на стойке и вышла. А когда вернулась, обнаружила, что через завешанные марлей окна и двери, неведомо каким образом, пробрались в комнату несколько мух и начали лакомиться. Хозяйка, ворча и нервничая, начала этих мух гонять. Подробное описание этого, вроде бы, необязательного эпизода, заняло едва ли не две страницы. Я читал и думал: к чему описывать это совсем неинтересное и не очень красивое действо? Но эпизод этот не только не пропустил, а прочитал с интересом. Более того, не поняв, почему возник интерес, прочитал снова. И, кажется, понял: не очень красивый эпизод красиво написан. У меня же теперь волнения обратного порядка: не получится ли так, что красивые картины, которые я здесь описал, совсем не покажутся читателю таковыми из-за некрасивого описания.