Прогнозист

Спасибо Аркадию Семеновичу - просвещает. Единственно, о чем он помалкивает, но до чего Фидель Михайлович дошел своим умом, - так это о том, что ещё ни один служащий этой фирмы не умер своей смертью - как будто все тут безнадежные инфарктники. Впрочем, это объяснимо: у каждого есть сердце, и оно, как любые часы, в любой момент может остановиться.

Ближе к полночи, приняв солидную дозу коньяка, Фидель Михайлович почувствовал, что он пьян. Такое с ним случалось редко, в чем он однажды признался Кларе, но случалось. Значит, не исключением будет и сегодняшняя выпивка.

"Домой не поеду...", - подумал, поднимаясь.Его шатнуло. - Тоня, нам пора... - А может, заночуете, Фидель Михайлович. - Это голос Дарьяны Манукяновны. Голос - как сквозь вату. - Как Тоня.

Тоня возражать не стала. Она ввела мужа в спальню. Как он раздевался он уже не помнил. Упал в постель - словно провалился.

Проснулся - не сразу сообразил, где он: то ли в своей однокомнатной во Внуково, то ли в высотке на Котельнической. Но и там и там постель источала запах не такой, как здесь. К тому же здесь окна были плотно зашторены. Даже городские огни где-то там, за непроницаемой шторой.

Рядом - дыхание женщины. Тоня?.. Положил руку на грудь. Грудь крупная с тугими сосками. У Тони вообще нет сосков - турецкие контрразведчики выжгли раскаленным оловом. Здесь, на пышной груди, сосок с мизинец. У Тони грудь гораздо меньше, но плотней. А эта - как студеннь. А может, после крепкой выпивки все кажется крупней? У Тони и живот намного меньше и не очень мягкий, и ноги не такие толстые, и не такие податливые. Он только шевельнулся - а нога уже под его бедром.

И когда он навалился на мягкий толстый живот, ощущая под собой гутаперчевые груди, он окончательно убедился, что это не Тоня. Та в подобных движеньях стремительна, как эстрадная танцовщица. Эта - шевелилась не очень, но скоро её тело покрылось испариной и вся она источала пронзительно тонкий аромат приятных незнакомых духов.

Тоня пахла своим крепким здоровым телом. А эта... Зачем её к нему подсунули? Выходит, все это: и приглашение в гости, и обильная выпивка под скудную закусь - все было подстроено?

Женщина скоро выдохлась - устало отвечала на его движения.

Уснул он под утро и уже не пьяным, а вполне протрезвевшим.

Проснулся, открыл глаза: солнечные лучи упирались в тяжелые плотные шторы. В спальне было светло. Высокие ребристые потолки с нарисованными розовыми ангелами напоминали собой купол собора. На стенах - виды африканских джунглей. Мебели - никакой, за исключением разве что несуразно широкой кровати из красного дерева и в обрамлении бронзы овальное трюмо.

Откуда-то из-за портьеры доносилась тихая музыка.

"Если есть рай, то примерно такой", - невольно подумал Фидель Михайлович, продолжая обозревать спальню. Злость на Тоню не проходила. Он ещё ночью понял, где он. Чувствовал себе неловко. Спать с женой шефа, когда шеф где-то рядом, по-другому чувствовать себя не будешь. К тому же побаливала голова.

Шеф по утрам, как правило, в хорошем здравии: не рыдает, не показывает своим ближним, как он страстно любит президента.

Штора слегка колыхнулась, в дверях - Тоня. - Как спалось? - Как после выпивки. - Что снилось? - Женщина. - Приятная? - Не разобрался. - Тогда подъем, и - в бассейн. Тебя заждалась Дарьяна. - А что Ананий Денисович? Он уже на Арбате. - Он знает, что мы здесь? - Ему это ни к чему... Но ты поторопись. У нас тоже впереди рабочий день.

В бассейне Дарьяна Манукяновна резвилась, как моржиха - с шумом и фырканьем. Увидела Фиделя Михайловича - из-под резиновой шапочки улыбнулась глазами-маслинами.

Завтракали спешно: надо было торопиться. Но хозяйка отпускала их неохотно. Настроение у неё - превосходное, как будто не Фидель Михайлович, а она вырвалась из бандитского плена и теперь наслаждалась свободой.

"Сказать ей, что отыскался Сузик?" Решил: пусть это скажет не он, а Тоня, и то не сейчас, Алик мог и соврать. Вот когда товарищ полковник наведет о нем справки...

Но наводить справки не потребовалось. Вскоре после отъезда гостей приехал Аркадий Семенович. Всю ночь он провел в ожоговом центре.

32

Будь на месте Дарьяны Манукяновны любая другая женщина, узнай она страшную новость о сыне, рвала бы на себе волосы: это, дескать, её бог наказал. Но Дарьяна Манукяновна это же Дарьяна Манукяновна - отцовская кровь: умеет в любой ситуации не падать духом.

Так поступила и сейчас. Видимо, рассудила: кто такой сын? - человек. И коль человек не способен отвернуться от удара судьбы, значит, наша действительность, где все перетекает от нищеты к богатству и наоборот, ему не по плечу.

Поэтому первое, о чем она спросила, было: - Он выживет? - Должен выжить, - с долей неуверенности ответил Аркадий Семенович. - Стоит за его жизнь бороться? - Вы же мать... - Я его готовила к большому бизнесу... Выходит, мои надежды рухнули? - Я бы так сейчас вопрос не ставил. - И что мне предпринять? - Увидеть Сузика. И как можно быстрее. - Хорошо. Я только чашечку кофе...

Дарьяна Манукяновна собралась быстро. Кофе она проглотила как спирт. Аркадий Семенович за компанию пил не спеша. Кофе был обжигающий. Пил отхлебывал маленькими глотками. Недоумевал: "Почему не интересуется, нашел ли я Фиделя Михайловича? Командировка была по её настоянию". Объяснение напрашивалось как бы само собой: ей не до аналитика, коль сын в беде.

В ожоговом центре, уже зная, что они спасают наследника известного предпринимателя и племянника олигарха, спешно готовили пострадавшего к операции. Требовалась пересадка кожи.

Сузик был при полном сознании. Увидел мать - узнал, глаза его повлажнели. Но глаза матери оставались сухими и строгими. - Как же это тебя угораздило?

Сузик, уже не забинтованный, разжал уста. Медленно заговорил: - Как?.. Я бежал включать пожарную сигнализацию. Огонь догнал меня, окатил... Кто-то накрыл меня брезентом... Но сам сгорел... Катя сказала... Потом. - Катя? Кто такая? - Жена моя. - Ты - женат? Она кто - из работяг? - Из работяг, мама. - Тебе мало элитных девочек?

Сузик попытался улыбнуться. - Эх, мама! Элитных можно только трахать...Для жизни они не годятся...

Присутствовавший при этом разговоре хирург, кряжистый мужчина, уже в летах (ему предстояло сейчас оперировать), дернул Аркадия Семеновича за рукав, отвел в сторону, сердито шепнул: - Уведите ее! Немедленно!

Хирург был всецело прав: такую мать к своим детям лучше не допускать. - Дарьяна Манукяновна, - тихо сказал Аркадий Семенович. - Сузика ждут в операционной.

Она взглянула на своего врача, как смотрит недовольный начальник на нерасторопного подчиненного. - Кто будет оперировать? - Профессор Лушпа. Это который?

Аркадий Семенович показал на сердитого мужчину в белом халате. Халат у него не сходился на спине. Спина была голой. - Я вам верю, - сказала Дарьяна Манукяновна, небрежно взглянув на толстяка. - За благополучный исход отблагодарю. - Спасибо...Наш долг - спасти... - Любой долг оплачивается, - напомнила известное.

Лозинская привыкла к тому, что врачи приезжают к ней, а не она к ним. Врачи для неё - прислуга, исключение разве что профессор Герчик, и то лишь потому, что он врачует элиту.

По дороге домой Дарьяна Манукяновна возмущалась: - Это же надо! Какую-то девку - в жены...

Аркадий Семенович держал сторону Сузика: - А девчонка, доложу вам, красивая. - Она - русская? Конечно, не элитная. - В глубинке элитные не водятся. - Ну да... - Дарьяна Манукяновна едко усмехнулась. - Я, дура, вышла за полукровку, а он оказался идиотом. - И передразнила: - "Люблю президента! Люблю президента!" Каждый, кто услышит такое несуразное, скажет если не в глаза, то за глаза: "Чекнутый". Хотя таких в президентскую команду берут с удовольствием. Такие для президента - лекарство. Вы заметили, доктор, когда всенародно избранного расхваливают, аж садятся на задницу, он сам себе пытается переставлять ноги. - Я его редко вижу, сдержанно ответил Аркадий Семенович.

Дарьяна Манукяновна игриво преломила бровь: - Что - вас уже больше туда не приглашают? - Пока нет. - Ну и не печальтесь. Лечите моего. И чтоб его реже видел Фидель Михайлович. А то чего доброго и умный свихнется. Если Фидель Михайлович отыщется, - обронил Аркадий Семенович. - А что его искать? Вчера они у меня гостили. - Он - в Москве? - А где же ему быть? Тогда зачем я... - и не досказал.

Досказала она: - И вы отлучались не напрасно - привезли Сузика.

Новость, что Фидель Михайлович нашелся, так обрадовала Аркадия Семеновича, что он тут же попросил Дарьяну Манукяновну подбросить его на Арбат - в докторе она сейчас не нуждалась. Всю ночь её врачевал Фидель Михайлович. У неё болели кости. Ничего подобного она не испытывала за все годы замужества. Да что замужества! И в девичестве на лучших курортах Европы её так не врачевали.

Праздничное настроение омрачалось тяжелым состоянием сына. Но её не покидала уверенность: доктора - тот же Лушпа - разобьются в лепешку, но Сузика поднимут на ноги. Ведь она, мать пострадавшего, отблагодарит: деньги, они и убивают и возвращают к жизни. Убивают, конечно, наверняка, а вот возвращают далеко не каждого. Нобель пытался излечиться тоннами золота, Онасис - миллиардами долларов. Не получилось... Это она знала: здоровье не купишь, поэтому лучше его как можно дольше не терять.

К утру нынешнего дня она помолодела лет на десять.

33

Не скоро, уже в апреле, когда Москва почти окончательно освободилась от снега и приняла весенний вид, Аркадию Семеновичу удалось затащить Фиделя Михайловича к себе домой.

Все это время Фидель Михайлович был загружен срочной неотложной работой - подсчитывал теневой капитал предпринимателя Тюлева. Деньги были разбросаны по многим коммерческим банкам - хранились на счетах мифических вкладчиков. И вот их нужно было выявить. Операция удалась. Постарались агенты товарища полковника: принесли в зубах то, что хранилось не столько в сейфе алчного Банкира, сколько под его черепной коробкой. Но, пожалуй, самым существенным документом оказалось личное впечатление от лесной тюлевской империи: аналитик увидел его рабов и теперь знал им истинную цену. Что бы и как бы там ни толковали, а капиталы умножаются главным образом людьми подневольными.

Да, капиталы Тюлева умножались трудом его каторжников. Именно Тюлева можно было сравнить с печально легендарным Гулагом. Но там хоть, пусть показная, но соблюдалась законность: за ударный труд человека могли освободить. Здесь каторжника освобождала от каторги только смерть. Даже тем, кому удавалось совершить побег, не мог уйти от пули тюлевского гвардейа. А гвардейцы, как известно, прошли через "Кресты".

Фидель Михайлович сравнивал капитал Тюлева с капиталом Лозинского. Ананий Денисович явно уступал Александру Гордеевичу. Но у Анания Денисовича был брат в правительстве. Для теневика это то, что для картежника козырный туз. Козырные побивают любую некозырную карту.

В бизнесе главный козырь - силовые структуры. Они были у Януария Денисовича, разумеется, законные. Но они и у Тюлева будут, если народ, который продолжает безмолствовать, изберет его, но не в Государственную Думу, Дума - это мизер.

Мечтания соперника Лозинского Фидель Михайловаич знал от людей, обслуживавших тюлевскую империю. Империя как раковая опухоль незаметно разрасталась. В России - в тюрьмах и колониях - уже находилось более миллиона зэков. Каждый год выходило на свободу около ста тысяч. Каждый восьмой становился служителем тюлевской империи. В России уже не было ни одного райцентра, не говоря уже о крупных городах, где бы не легализовались тюлевские гвардейцы.

Им и предстояло поднять россиян - сагитировать - за избрание президентом своего, кровного, русского, питерского православного спонсора бедных, рачительного хозяина, доказавшего на деле, что его предприятия эталон подъема национальной экономики. И... ох уж он и расправится с прозападными кланами! Он заставит их вернуть наворованное и спрятанное за бугром. Он будет их по-русски - к ногтю. Как насосавшихся крови вшей. О, это будет деятель! Петр Первый! Столыпин! Его будут славить поэты, ставшие вдруг православными. В нем воплотится русская национальная идея.

На Тюлева работали деньги - бывшие банковские - и не в последнюю очередь общак Северо-Западного политбюро. Но общаки, как и легальные банки, укрупняются, объединяются... Многое будет зависеть от мастерства гвардейцев.

Их мастерство, к сожалению, а может, и к радости лесопромышленного императора, на ЭВМ не рассчитаешь, а значит, и не спрогнозируешь. Здесь аналитику могла помочь только интуиция.

Интуиция Фиделю Михайловичу подсказывала, что в ближайшей перспективе соперничество Лозинского и Тюлева закончится драмой. Кто-то из них лишится своего капитала, притом, если не всего, то значительной части. Бесцельно "сгорят" миллионы.

"А мне нужен один. Всего лишь один!" - как заклинание, твердил себе Фидель Михайлович. Он суммировал на компьютере бесчисленные колонки цифр, означающие размеры капиталов, принадлежащих друзьям-соперникам.

Он никогда не переставал думать о выкраденном сыне. Сколько раз видел Олежку во сне! По утрам, просыпаясь, старался разгадать мимолетные сны. Часто во сне он видел змею. Она подползала к сыну. Фидель Михайлович просыпался в холодном поту.

Сны рассказывал только Тоне. Она где-то раздобыла "сонник", нашла, что змея означает болезнь.

"Олежка болеет"

Да, требовался миллион, коль дитя невозможно выкрасть. Американец, считай, любой, вопреки устоявшемуся мнению, что все они патриоты, за деньги может отдать на растерзание и своего президента. Все зависит от суммы.

Российские олигархи руками россиян делали себе миллиарды.

Уголек ненависти, вброшенный в сердце знанием теневых капиталов, превращал это сердце в мину замедленного действия. Рано или поздно мина сработает. Кому же она оторвет голову: Лозинскому? Тюлеву? А может, самому Пузыреву-Суркису? Януарий Денисович был Пашиным кумиром. "Он же полубог! завистливо хвалилась она, когда в квартире не было ни копейки. - Деньги гребет лопатой..."

"Ах, Олежка, Олежка!.." Сейчас Фидель Михайлович согласен был унижаться, выслуживаться, лишь бы заполучить этот проклятый миллион.

Так он и сказал Аркадию Семеновичу. Ему он всецело доверял, даже свои некоторые потаенные мысли.

Пока домработница тетя Люба и счастливая до безумия Клара ( она опять выдела Фиделя!) колдовали у плиты, спешно собирая ужин, а Роза Давыдовна все ещё не вернулась из поликлиники, мужчины расположились в зале у телевизора.

Аркадий Семенович, услышав, что ради миллиона долларов его друг готов унижаться, отозвался не сразу. Он был в курсе неудачной операции с покупкой Поморского деревообрабатывающего комбината.

- Даже ради миллиона унижаться не стоит, - сказал он, глядя на телеэкран. - А вот выслуживаться... Люди - себе на уме - делают вид, что выслуживаются. Как птица прикидывается подранком, когда видит, что её птенцу угрожает опасность. А твой птенец - твоя самая глубинная мысль. Миллион мы достанем... Тоня достанет. А может, миллион и не потребуется, если...

И опять умолк. - Если что?

Фидель Михайлович напрягся. Сколько дней он ждал этого разговора! ...если операцию проведет товарищ полковник. У него есть соответствующие агенты... Должны быть. - Но возьмется ли он? Америка не Архангельск. И в Архангельске случилась осечка. Может, обратиться в Кремль? А вдруг моим сыном займутся? - Осечки и в Кремле случаются. Даже чаще, чем ты думаешь. На то он и Кремль с толстыми стенами. Оттуда через "ящик" покажут нам задницу, а телеведущие уверяют, что это лицо... Ты не замечал? - Это вы к чему? - Отдельно взятым ребенком никто заниматься не будет. Ни снизу, ни сверху - нигде. Ответят вам: детей у нас не воруют и в Америку не продают. Россия - не Украина, где украинскими детьми торгуют даже главы администраций. Россия - великая держава. А в великой занимаются всем и на то есть первоклассные специалисты. И Кремль их на пустяки не задействует. Вот нужно было прикончить, скажем, Амина - это пожалуйста... - Значит, вы советуете обратиться к товарищу полковнику? - переспросил Фидель Михайлович. - Но я же к нему обращался! Сразу по горячим следам. - Знаю, сказал Аркадий Семенович. - Но тогда он ждал указаний. - Чьих? - Видимо, шефа. А точнее, Дарьяны Манукяновны. Запомни: с просьбами всегда надо обращаться к тому, у кого реальная власть. Игнорировать реальную власть себе вредить. - Это правило успеха? - Да, одно из правил. - Запомню. К товарищу полковнику обращаться не буду. У него есть хозяин. И хозяйка.

Аркадий Семенович считал, что на этом деловой разговор полезно закончить. Улыбнулся, довольный понятливостью собеседника, но в его улыбке таилась то ли усмешка, то ли загадка.

"Знает ли он, что я с хозяйкой?.." Прямо не спросишь. Фидель Михайлович на улыбку ответил улыбкой. Черные, слегка прищуренные глаза опытного психиатра свидетельствовали: знает. И чтоб не смущать гостя, Аркадий Семенович громко позвал: - Кларочка, долго вы там будете томить нас голодом?

Дочка с готовностью ответила: - Прошу к столу. Тетя Люба вас будет потчевать пельменями по-сибирски. Фидель Михайлович, вы любите пельмени?

Гость охотно отозвался:

- Еще бы не любить? Как поют украинцы: "Люблю я ту дивчину и з сыром пироги".

Уже за столом, расхваливая тетилюбины пельмени, а Кларочкины закуски, Фидель Михайлович признался, как ему в тайге хотелось есть и с каким зверским аппетитом он набросился на треску холодного копчения. Мечтать о пельменях там ему не хватило фантазии.

34

Ананий Денисович признался брату, что его аналитик сосчитал теневые капиталы вора в законе Тюлева. Оказалось, лесопромышленник Лозинский уступает этому вору. Разница вроде и небольшая - около шести миллионов долларов, но этих денег будет достаточно, чтобы в течение года лес продавать тем же шведам - по демпинговым ценам.

Не исключалось, что для него, для Лозинского, шведский рынок будет потерян. Зная ситуацию, Якобсон Шимон расторгнет контракт или заставит принять цены Тюлева. Тогда выгодней будет остановить предприятие и уволить рабочих или отправить их в неоплаченные отпуска, что уже делалось повсеместно. Таким порядком разорялись тысячи скороспелых предпринимателей. На плаву оставались счастливчики, те, на кого падал золотой дождь инвестиций.

Диспетчером дождя было правительство. Поэтому Ананий Денисович и признался - но только лишь брату, что лично для него теневой капитал Тюлева становится весьма опасным. Не подстрахует ли брат?

И брат пообещал: - Я тебе подберу инвестора. На всякий пожарный случай. Но лучше от инвесторов держаться подальше. Все они хищники. Нам наши забугорные советники предложили России опустить руку в эмвээсовскую копилочку - взять золотую монетку, считай, задаром. Теперь России - все. Хана. За обе руки схвачена... - Жаль... - Кого - Россию? Да хрен с ней. Наше останется при нас.

Братья встречались, как обычно, на вилле Януария. Беседовали, прогуливаясь по аллейке. Аллейка выводила на лужайку. До самого трехметрового забора лужайка зеленела молодой сочной травкой. В погожие дни на этой лужайке Януарий Денисович со своими друзьями играет в гольф. Аня для игры не годится - у него почти всегда проблемы с головой. Правда, когда дело касалось бизнеса, голова работала четко даже после полдня.

Эту особенность Аниной головы Януарий Денисович заметил давно. Но загадка - брат психически болен или только прыкидывается - так и осталась загадкой. Несомненным было одно: Аня при любом самочувствии не любит хвалиться своими людьми. Но сегодня почему-то хвалил аналитика: с умыслом или нет, - пожалуй, с умыслом. А может, чувство настороженности заставило его признаться, кто ему вычислил тюлевские теневые капиталы?

Но и брату не признался, откуда взяты данные для расчета. И правильно сделал. А вдруг брат где-либо проговорится? Тогда - все, пропала агентура, лодку бизнеса вытаскивай на берег. Работать без агентуры, что плыть вслепую: если не Тюлев, то кто-то другой ударит тебя веслом по загривку.

Свободное предпринимательство - это игра со смертью: не ты конкурента, так он тебя - на плаву остается один.

Януарий Денисович воспринял признание брата как импульс: брат боится Тюлева. Но ничего необычного в этом не было: на то и рынок, чтоб люди боялись друг друга. Но знать, откуда ждать опасность, может подсказать лишь человек, который умеет вычислять теневые капиталы. Это своего рода петушок из пушкинской сказки. Президент давно уже правит лежа: пока протрезвеет, пока повернется с боку на бок, а время будет упущено...

"Эврика! - воскликнул про себя Януарий Денисович. - Вот кого не хватает нашему президенту - петушка!"

Сдержанно спросил: - Твой аналитик, как его - Фидель? А что если его ввести в президентскую команду? На тебя он будет работать? - Спроси Дарьяну. - Спрошу. А имя вашему Фиделю придется поменять. Для команды - это что для быка красная тряпка. Ну, ты понимаешь. Пусть он будет Федя. Федор! Звучит! Ты ему паспорт поменяй. - А согласится ли он? - При его-то бедности?

Менять имя Фидель Михайлович отказался: все его друзья и знакомые привыкли к "Фиделю". Ананий Денисович мягко сослался на русскую национальную традицию: нет в русском языке таких имен! - Иное дело - Федя, говорил он, мягко улыбаясь. - Был царь Федор Иоаныч или как там - Иоанович.

Шеф ломал рыжую бровь и его рыжее лицо в лучах утреннего солнца выглядело торжественным и умиротворенным, а голова довольно сильно смахивала на петушиную: вот-вот закукарекает. Он готов был и закукарекать, лишь бы Фидель согласился стать Федей.

Фиделя Михайловича подмывало возразить: "А имя-то вашего братца - не того...Какой нормальный русский назовет своего сына в честь первого месяца календарного года? Тогда второго - пусть даже незаконнорожденного следовало назвать Фебруарием". Но, помня наставления Аркадия Семеновича, ни в коем случае не возражать, - удержался. При себе оставил недоумение: "Зачем это вдруг начальству потребовалась замена имени? Ведь я не тот Фидель. Тот бы говорил по-другому."

Фидель Михайлович был далек от мысли, что его имя уже упоминают некоторые деятели - проявляют к нему интерес. Тот же Януарий Денисович при огромной, как ему казалось, занятости нашел время нанести визит Дарьяне Манукяновне ( хотя не раньше, как вчера, звонил в Берн, разговаривал с банкиром армянской диаспоры). Спросил он у хозяйки, как её здоровье, как будто он и пришел спросить только о здоровье. Несдержанная дочь банкира треп не любила, ответила резко: - Януарий, ты ко мне по делу? Я на здоровье не жалуюсь, отец - тем более. А братик твой по-прежнему обожает президента - влюблен до печенок. Так что его здоровье - сам понимаешь. - Мне нужен твой совет, - объявил брат мужа цель своего визита. - Интересуюсь Фиделем. Как он - надежен? - В каком смысле? - Наш или не совсем наш? - Для меня он - наш. - Меня он интересует не в сексуальном плане.

"Пронюхал, паскуда", - злобно подумала о родственнике Дарьяна Манукяновна. Она не испытывала ни малейшего смущения. Мелькнула было догадка: "Никак настучал товарищ полковник? Если да - уволю. Какое его поросячье дело?"

Но догадка осталась догадкой, важнее было - зачем ему аналитик? У них там в правительстве, да и в президентской команде, есть ребята с извилистыми мозгами. Но то, что Януарий Денисович положил глаз на аналитика, это её озадачило, хотя и не было неожиданностью. Фидель Михайлович уже набил руку на отслеживании потоков теневых капиталов ( а такие капиталы есть у каждого предпринимателя ), значит, он уже чего-то стоит, уже фигура. И любой, крепко стоящий на ногах предприниматель не прочь заполучить такую фигуру.

Януарий Денисович, пожалуй, первый сообразил, что братцу с его недостаточным капиталом не удержать при себе редкого, очень нужного специалиста. Вот он и пожелал не мешкая перевести его в свою команду, а то, чего хорошего, ещё пристукнут - чтоб чужое не отслеживал, или же переманит соперник. Примеров тому великое множество. Когда Шахрай и Шумейко сцепились из-за чеченской нефти - кому она достанется, чтоб потом многие годы сливать её на Украину, - сразу начали отстреливать умных, взаимно ослабляя президентскую команду. Чеченцы пока присматриваются, как в Москве делят их нефть, просят у Москвы оружие - на всякий случай: тоже будут отстреливать сначала самых умных, потом всех подряд, но охотней всего - русских. Пусть Шахрай и Шумейко только начнут.

"Януарий для себя хочет заполучить Фиделя", - сообразила Дарьяна Манукяновна. Она была не далека но истины и сама имела виды на аналитика. Я его сделаю предпринимателем. - По архангельскому варианту? - Януарий Денисович хохотнул. - Хотя бы... - Тогда меня больше в эту грязь не вталкивай.

Крупное лицо Дарьяны Манукяновны посетила хмурая улыбка. - Как получится. Ему нужны деньги. - Всем они нужны, - согласился Януарий Денисович и взаимно, как это он часто практикует на телеэкране, улыбнулся. - Всем нужны, но не у всех хватает ума наклониться и поднять эту самую денежку. Ведь мы же по золоту ходим. Как бы тебе наглядней... Топчемся по России... - Фидель тебе - зачем? - перебила его Дарьяна Манукяновна. Патетику о России она и от мужа слышит. - Ну, зачем?

Он темнить не стал. - Хочу его сосватать в президентскую команду. Если он согласится, свои деньги, притом большие, он получит. И не обязательно награждать его деревообрабатывающим комбинатом. - Но и недвижимость ему не помешает. - Ты так решила? - Не я - Тоня. - Понятно. Вы обе...Ну, бабы! Раз вы все можете, внушите ему: надо поработать у президента. Умных он уважает. Среди наших рож увидеть русскую для него это праздник... Кстати, Фидель пьет? - В меру. - Подходит. Это чтоб они вместе - при случае - могли дуэтом и "Уральскую рябинушку".

Никому - ни Дарьяне Манукяновне, ни друзьям-министрам, ни даже родному брату - он не признался, что такой человек как Фидель Михайлович, нужен не президенту, а ему. Он поможет занять главную должность, но сначала, конечно, ему нужно будет стать премьером. Президент без поддержки медицины довольно скоро перекочует в мир иной, и тогда, согласно конституции, он, уже премьер Пузырев-Суркис, автоматически становится президентом, вернее, пока исполняющим обязанности. На очередных выборах, как правило, побеждает и.о. - большинство голосов ему обеспечивают властные структуры - они ставят оппозицию в железные рамки, надевают ей своего рода наручники. По-другому и не может быть в демократическом государстве.

Этот план предстояло осуществить самому, не посвящая в него даже самого господа бога, если таковой имеется. Разные детали плана будут реализовывать разные люди. Как в свое время по воле автора капитан Немо строил свой "Натилиус". Намеками он кое-кому даст понять, что акция затевается против Банкира, лесопромышленника и держателя общака Северо-Западного политбюро.

В своем служебном рвении Януарий Денисович выкладывался перед президентом: женщины семьи президента были им очарованы, не уставали нашептывать президенту, что для России Януарий Денисович самый идеальный премьер. Но президент - в политике волк матерый - не спешил убирать корявоговорящего премьера и на его место ставить Суркиса. Он словно чувствовал подвох. Да и фамилия насторожит любого русского. Вдобавок странное имя. Вроде и родители не дураки - как-никак отец пропагандист полка, а мать из торгового сословия - не приняли во внимание очевидное: в стране, где проживаешь, дают имена и фамилии коренной нации - в России это Сидоровы, Яковлевы, Киреевы, на Украине - Кириенки, в Польше - Явлинские, на Кавказе - Алиевы, в Белоруссии - Поздняки и так далее. Фамилия - это обложка паспорта. Не подумали Пузыревы-Суркисы, произведя огненно-рыжего Януария...

Президент колебался - не подписывал указ о смещении одного и назначении другого - тем самым невольно отдалял от себя свою смерть.

35

Когда человек затевает подлость, он уверен, что только он один посвящен в свою тайну и что никому не придет в голову усомниться в его порядочности. Да и кто усомнится в человеке, занимающему высокий государственный пост? Ведь на высоту - веками внушается обывателю - идут люди государственные. А значит, надежные и проверенные.

К таким, по заверениям телеведущих, принадлежал и молодой реформатор Януарий Денисович. Почти каждый вечер его худощавое лицо с петушиным носиком и сурчиными глазками мелькало на цветных экранах. В каждой российской семье к этому лицу привыкли, как привыкают к купленной на базаре иконе, его уже перестали замечать, как не замечают заставку программы "Время".

Но среди десятков миллионов телезрителей был один, который фиксировал в своей памяти его каждое слово, каждый жест, отмечал, как с годами менялось это рыжее лицо: ранее снисходительно улыбчивое, теперь сурово-надменное - лицо вечного руководителя. В голосе этого молодого реформатора все чаще звенела сталь, особенно когда он произносил надгробные речи по убиенным своим соратникам. В Питере все чаще киллеры подсиживали его друзей, дырявили им головы. "Мы обязательно найдем убийц и жестоко их накажем". Это была его дежурная фраза.

Убийц пока не находили и наказывать было некого.

Человек, следивший за Пузыревым-Суркисом, не желал ему скорой смерти. Он жаждал уничтожить его собственноручно, но прежде - лишить капиталов.

Этим человеком был профессор Герчик.

Догадывался ли Януарий Денисович, что смерть ему готовит не кто иной, как личный врач его брата?

Тут надо быть господом богом. А божественными качествами олигарх не обладал.

Но в его изощренном мозгу жило не чувство, а всего лишь предчувствие страха. И оно время от времени давало о себе знать. Так иной раз досаждает микроскопическая заноза от иголки кактуса: не нажмешь - не беспокоит, а нажмешь - отзывается острой болью.

Обычно занозу вынимают сразу. Заноза, которую Януарий Денисович не вынул по горячим следам, нет-нет да и беспокоила память.

"Надо было ту стервозу прикончить. Тогда еще. Немедленно", - корил себя, вспоминая теперь уже давнюю историю.

...Был такой же, как этот, солнечный апрельский день. Вечером на рублевскую виллу должны были нагрянуть гости - профессор из Чикаго и его друг нью-йоркский банкир. Гости пожелают сыграть на лужайке в покер, а мячи - их не покажешь гостям - ободранные, будто их грызли собаки.

Януарий Денисович подъехал на "Вольво" к спортивному магазину и вдруг через тонированное стекло увидел девушку в белой шапочке и в белом спортивном костюме фирмы "Адидас".Она в теннисную сумку прятала только что купленную ракетку - девушка несомненно направлялась на теннисный корт.

Она стояла буквально в метре от подъехавшей "Вольво". Телохранитель ещё не успел распахнуть дверцу, Януарий Денисович, сидевший сзади, положил ему руку на плечо: обожди.

Девушка не могла закрыть сумку, дергала "молнию", и за эти несколько секунд, пока возилась с сумкой, он успел её рассмотреть. Ей было лет шестнадцать. По красоте она не уступала тем, чьи портреты украшают Третьяковскую галерею: крупные черные глаза, смуглое личико, изящный носик, полноватые губы.

"Нашего племени, - определил он безошибочно. - Небось ещё не распечатана. Вот я её и распечатаю".

Дальше все произошло стремительно. Он мигнул телохранителю, глазами показал на девушку в белом спортивном костюме и одновременно приоткрыл дверцу, давая понять, куда спортсменку бросить.

Девушка даже ойкнуть не успела. И редкие прохожие не обратили внимания на то, как плечистый молодой человек помогал ей сесть в машину. Она не знала, куда её везут, и не могла звать на помощь: её глаза и рот были заклеены пластырем.

Привезли её на Рублевское шоссе, поместили в темную комнату. Голодной продержали до позднего вечера. Вечером она слышала голоса, по ним она определила, что хозяин принимает гостей. Гости говорили по-английски с американским акцентом.

Где-то ближе к полночи гости уехали, и тогда в темную комнату вошел, как девушка поняла, хозяин виллы и с ним ещё кто-то, по всей вероятности, тот, кто её хватал и заталкивал в машину. - Будем знакомиться, - сказал хозяин. - как тебя зовут, девочка?

- Выпустите меня! Вам придется ответить, - угрожающе пообещала пленница. - Вы как Берия. Тот тоже девушек хватал на улице. - "Тоже, тоже", - передразнил. - Сравнила...с врагом народа... Ну, так как тебя звать? - Не скажу...А вы - подонок. - Понятно... А кто твои родители? Мне же надо им сообщить, что с тобой все в порядке. Что ты у друзей. - У левита. У гадюки.

Назвать домашний адрес и телефон она не рискнула: их же убьют! Когда выскочивший из машины широкоплечий мужчина её схватил и зажал ей рот, в этот момент задняя дверца приоткрылась, и за долю секунды она увидела лицо человека, даже не все лицо - он был в кепочке, надвинутой на самые глаза... Она увидела его острый нос и тонкие губы, изображавшие хмельную улыбку. Ей достаточно было одного мгновения, чтобы это лицо запомнить. В следующее мгновение она почувствовала, как ей на губы и на глаза нашлепнули что-то липкое, от чего она чуть было не задохнулась. Догадалась: пластырь.

Звать на помощь было бесполезно. Пластырь сняли уже в помещении, но здесь было так темно, что она ужаснулась: никак ослепили?! Но вскоре где-то под потолком она увидела пятнышко. Свет падал от неплотно прикрытой двери.

Ее оставили одну и она попыталась встать и приблизиться к щелочке, откуда проникал свет. Это была высокая дверь, запертая снаружи. Она обошла всю комнату, натыкалась на мебель: кресло, диван, стол, на столе какие-то тряпки.

Принялась было стучать в дверь - никто не отозвался. Хотя могли бы, ведь голоса доносились. И вот голос, обращенный к ней: - Клара, со мной надо дружить... Отсюда выйдешь, когда меня полюбишь.

"Он знает мое имя. Откуда?" Вспомнила: да на сумки же! Она нарисовала, чтоб не перепутать в раздевалке. - Негодяй! Сволочь! - ругалась по-детски, наивно. - Тогда придется тебя раздеть.

Голос - рядом, в комнате. Через какие-то секунды с неё сорвали одежду, бросили на диван. Она была сильной девочкой, но мужчины оказались намного сильней. Ее прижали к дивану, и она почувствовала, как в ягодицу входит игла.

Ей ввели снотворное. Изнасиловали уже спящую. Потом уже не усыпляли. Только перед тем, как в комнате появлялся хозяин, его человек ей заклеивал глаза пластырем.

Так продолжалось несколько суток подряд. И вдруг её оставили в покое. Верзила намекнул, что хозяин в командировке.

Еду приносили регулярно. Показали, где туалет. Из окошка туалета был виден бетонный забор и высокие сосны. А ещё немного были видны ворота. Время от времени их открывали, впускали и выпускали одну и ту же машину желтого цвета "москвич"-пикапчик. За рулем была женщина. Она, видимо, привозила продукты.

Клара понимала, бунтовать нет смысла и поэтому внешне вела себя прилежно: не протестовала, как в первый день, не требовала, чтобы её выпустили. И о ней словно забыли.

Она уже бродила по комнатам. Однажды зашла на кухню. Видит: женщина, водитель пикапчика, стоит к ней спиной и в шкаф закладывает какие-то пакеты.

Клара мгновенно оценила обстановку. Под руку ей попалась тяжелая кофеварка. Кофеваркой она ударила женщину по голове. Сбила с ног. В следующее мгновение бросилась обыскивать карманы этой женщины. Нашла ключи от машины. Женщина была без сознания и она её относительно легко раздела. На себя натянула её синюю куртку и брюки-джинсы. С пустой коробкой вышла во двор. Ей повезло: поблизости никого не оказалось, только в отдалении около ворот в тени сосны скучал охранник.

Он видел, как женщина в синей джинсовой курточке и в таких же синих брюках садилась в пикапчик. Принялся открывать ворота, но когда пикапчик с ним поравнялся, разглядел водителя. Что-то крикнул и, на бегу расстегивая кобуру, бросился наперерез машине.

Машина ударила охранника бампером, отбросила в кювет. Клара, стараясь быть осмотрительной, вырулила на магистраль, взглянула в зеркало заднего вида и ... ужаснулась: следом уже мчалась "Вольво" со включенной мигалкой.

Клара проскочила три перекрестка под красный свет, а около четвертого, на повороте, выскочила на обочину и врезалась в фонарный столб...

Пришла в сознание уже на операционном столе. Над ней - склоненные лица. Все люди в белом. И голос глухой, незнакомый: - Товарищ генерал, что могли... Но ходить и рожать не будет...

Клара поняла: она - в военном госпитале.

Госпиталь стал её спасением. А попала она туда совершенно случайно. Военная "скорая помощь" доставляла в госпиталь генерала, у которого обострилась почечно-каменная болезнь. Врач, капитан, сидевший рядом с водителем, увидел желтый пикапчик, угодивший в железобетонный столб. Товарищ генерал, авария. Может, потребуется наша помощь?

Генерал, лежа на брезентовых носилках и страдая от боли, молча махнул рукой: действуйте.

Капитан побежал к пикапчику. Через минуту вернулся, схватил вторые носилки. - Что там? - Девушка... Ноги раздробило.

Капитан вдвоем с водителем внесли в машину пострадавшую. Генерал с трудом приподнялся, взглянул на девушку: лицо юное, почти детское, обескровленное. - Капитан, меняй маршрут. Спасай ребенка. Гони в Бурденко. - Сначала я вас... - заикнулся было капитан. - Кому приказано? Немедленно в операционную. Мой камень подождет.

"Скорая", включив сирену, рванула по правой обочине. В это время суток поток машин уже образовывал пробки.

Вскоре к месту аварии подлетела "Вольво" Пузырева-Суркиса. Никто толком не смог сказать, куда увезли попавшую в аварию водительницу пикапчика. Очевидцы аварии твердили: забрала "скорая", а какая, в какую больницу - молча разводили руками. Да и вообще, что этим крутым надо? Машину Януария Денисовича приняли за тачку матерого бандита, которых теперь в Москве предостаточно.

Телохранители Пузырева-Суркиса где только не искали дерзкую беглянку: и в Склифосовского, и в Первой Градской, и чуть ли не в десятке районных больниц - беглянка исчезла.

Януарий Денисович был разъярен, шипел в лицо начальнику охраны: найти эту прикинувшуюся овечкой Клару и вернуть, живую или мертвую, на виллу. Вернуть, пока она не пришла в сознание и не разболтала, откуда совершила побег. У него мысль была одна: придушить. А пикап? Объяснение будет: пикап угнала террористка.Что-то подобное уже было: якобы террористы покушались на мультимиллионера Борового. А ведь он гораздо беднее Пузырева-Суркиса. Правда, покушение Боровой сам себе устроил, но его люди сработали неаккуратно.

Тут же все выглядело естественно. Есть кровь. Есть разбитый пикапчик. А вот о том, что сестру-хозяйку оглушили кофеваркой, знать никому не следует. Сестра-хозяйка уже предупреждена: упала с лестницы.

В госпитале генералу сделали укол - ему стало легче и он уже не отходил от пострадавшей. Клара, придя в сознание и убедившись, что ей ничего не угрожает, назвала номер домашнего телефона.

Все труды по лечению дочери взял на себя Аркадий Семенович. От родителей она ничего не утаила, рассказала, как её втолкнули в машину около спортивного магазина, как её увезли куда-то за город - в дачную местность (кругом высокие сосны). И там, на какой-то богатой даче, её изнасиловал жилистый мужчина, но сначала он её усыпил. Лицо этого мужчины она видела мельком - когда её заталкивали в машину. - Лицо мне знакомо, - говорила она отцу. - А вот где видела? - Вспоминай.

Вспоминать долго не пришлось. По телеку в "Новостях" давали репортаж из Грановитой палаты - президент встречался с видными российскими предпринимателями. Среди них она узнала того, кто её изнасиловал. - Вот он! - ткнула пальчиком в правый угол экрана. - Кларочка, ты не ошиблась? - Нет, папочка...Клянусь.

Аркадий Семенович был потрясен: дочка показала на Пузырева-Суркиса, на человека, приближенного к президенту.

"Ладно, сочтемся", - сказал себе Аркадий Семенович.

Роза Давыдовна, мать Клары, тоже была потрясена. Она слегла. Аркадий Семенович безошибочно определил диагноз: нервный срыв. Ей требовалось длительное санаторное лечение. - Ты сообщи в прокуратуру. Судить его надо, - настаивала жена.

Аркадий Семенович вразумительно объяснил: - Судиться с олигархами бесполезно. - Аркаша, неужели ты все так и оставишь? - стонала убитая горем женщина. - Я постараюсь стать его личным врачом.

Стать личным врачом Януария Денисовича не удалось: ему психиатр не требовался даже такой известный, как профессор Герчик. Зато он требовался другому Денисовичу. Это уже была зацепка.

36

Довольно скоро в семье Анания Денисовича Лозинского профессор Герчик стал своим человеком. И когда он предложил принять своего земляка на должность аналитика, возражений не последовало ни стороны шефа, ни со стороны его супруги - могущественной Дарьяны Манукяновны.

Единственно, о чем она спросила, не будет ли с аналитиком проблем: человек он молодой, разведенный, притом на разводе настояла жена, что у русских случается не так уж редко. Такие люди обычно злые, особенно когда накачивают себя водкой. Не скажется ли злоба на качестве работы?.. Вроде пока не сказалась.

Уже в первые недели работы выяснилось, что принятый по рекомендации доктора его земляк, специалист толковый. Острого ума и кроткого нрава. Не хитрил, не ловчил. Поэтому до сих пор влачил жалкое существование. У него, как и у любого, подобного ему, были свои проблемы. Среди главных была одна - как вернуть на родину сына?

По совету Аркадия Семеновича он обратился к Дарьяне Манукяновне, чтоб та замолвила слово перед товарищем полковником: товарищ полковник многое может, у него были, да, наверное, и остались кэгэбэшные связи и в Европе и за океаном.

Она замолвила, хотя могла это сделать гораздо раньше: ведь о случившимся наверняка была наслышана от той же Антонины Леонидовны. И товарищ полковник историю с похищением ребенка знал преотлично. Фидель Михайлович по горячим следам просил его предпринять все возможное. Тот кое-что, конечно, предпринял: поставил аналитика в известность, что мать, то есть его бывшая жена, провезла сына через Финляндию. Утешил, называется. Более того, сказал, как ударил: из Соединенных Штатов ребенка за так не вернешь, нужно будет платить. Есть деньги - выкупишь. Там рынок уже давно цивилизованный.

Теперь, полгода спустя, Дарьяна Манукяновна подала свой повелительный голос. Фиделю Михайловичу было обидно, ведь она повелевала и тогда. Но тогда кто для неё был аналитик Рубан? Рядовой служащий фирмы - обычный сотрудник. А таких сотрудников в процветающей "Лозанде" не один десяток.

Спустя полгода Фидель Михайлович был для Дарьяны Манукяновнны уже не просто Фидель Михайлович. Из всех сотрудников только он один по ночам ласкал супругу шефа, не часто, правда, но регулярно. Спасибо подруге - та своим супругом делилась, как близкие люди делятся украшениями. - Товарищ полковник займется Олежкой, - нетвердо заверила Дарьяна Манукяновна.

Разговор происходил за ужином. Ужинали втроем - с ними, как всегда, была Тоня. Пили хорошее вино: с прошлого года подвал завален редкими напитками. Виноделы Франции отблагодарили русского предпринимателя за прекрасный материал для винных бочек.

Нетвердость в голосе хозяйки Фидель Михайлович расценил как необязательность - мало ли что пьяная женщина пообещает? Дарьяна Манукяновна пила, но не пьянела.

Сомнения были напрасны. Уже на следующий день Фидель Михайлович убедился, что хозяйка озадачила старого разведчика. Товарищ полковник пригласил аналитика в свой кабинет-сейф, подробно расспросил, записал, где в настоящий момент может находиться мальчик. Оба предположили: видимо, там, где проживает мать - Полин Маккин, в недавнем прошлом Полина Федоровна Рубан. Товарищ полковник не забыл поинтересоваться, как удалось сыну бывшего замминистра проникнуть в закрытый для иностранцев город. В заключение сказал: - Конечно, Фидель Михайлович, дарить миллион какому-то Маккину - для нас, обвально обнищавших, непозволительная роскошь. На всю эту операцию Дарьяна Манукяновна отстегнула двести тысяч... - А не мало? поспешил уточнить несчастный отец. - Смотря как этими "зелеными" распорядиться, - уклончиво ответил товарищ полковник. - У меня на примете есть один человечек, надеюсь, он уложится в эту сумму.

Он не сказал, что этим человечком была журналистка, любовница полковника ФБР. За оказанную услугу полковник получит свои сто тысяч.

Коль решила Дарьяна Манукяновна, так и быть. Но, получая задание, товарищ полковник высказал сомнение: - Не рано ли нашему другу мы возвращаем сына? Мы же ещё осенью пришли к единому мнению: было бы неплохо года полтора подержать его в неведении. Он будет очень заинтересован делать фирме хорошие деньги... Так что, Дарьяна Манукяновна, пока не следует вынимать его из черного тела... Но ваш приказ - для меня закон.

Выслушав известное, Дарьяна Манукяновна лукаво взглянула на прожженного пройдоху, каким, несомненно, был товарищ полковник, замысловато спросила: - Кто, по-вашему, Фидель Михайлович? - Аналитик. Способный. Даже очень. - отвечал товарищ полковник, не догадываясь, куда гнет хозяйка. Требовался ответ дерзкий и не стандартный. Ведь вопрос с подвохом. А хозяйке дерзко не ответишь.

Ответила она: - Он - мужчина. А мужчине нужны крепкие нервы. - Ваша правда. - Вот и поторопитесь.

В голове товарища полковника план уже возник. Но прежде чем действовать, нужно было дождаться приезда в Москву американской журналистки, любовницы полковника ФБР. Она и раньше выполняла разовые задания, но тогда она усердствовала для КГБ, за высокие, разумеется, гонорары.

С тех пор Россия обнищала, хотя, казалось, за годы реформ она должна была сказочно разбогатеть: в страну хлынул многотонный поток зеленых бумажек, на которых было обозначено, что это доллары, взамен - за кордон полноводной рекой потекла нефть, уходили алмазы, медь, платина, золото.

Но как тогда, так и теперь, журналистке платили исправно и щедро. И все же отличие чувствовалось: тогда она отчеты составляла для государственного учреждения, теперь - для "новых русских". С "новыми русскими" работать проще - они не требуют отчетов по мелочам: им важен общий результат. Случается, что и приплачивают. Ни в одной стране мира, кроме России, мультимиллионеры не ведут себя так расточительно. Эту необычную щедрость она расценивала как черту русского национального характера: своему рабочему не доплачивают, да ещё и зарплату задерживают на полгода, а то и на год, а нанятому иностранцу, тому же американцу, выплачивают своевременно - доллар в доллар, благо их, бумажных этих долларов, навезено горы в обмен на нефть и золото.

И товарищ полковник, перейдя на службу в частную фирму, стал своим агентам платить щедрее: деньги-то хозяйские, а как хозяин их добывает известно. Для Анания Денисовича русский лес - это золото зеленого цвета.

Что же касается Фиделя Михайловича, то ему персонально Дарьяна Манукяновна отложила пятикилограммовый слиток этого солнечного драгметалла как аванс за старание в президентской команде: свой человек нужен везде. Таких, умных и толковых, президент отшвыривать не станет. Он охотней отшвырнет какого-либо олигарха, хотя олигархов отшвыривать опасно: почти все они доноры всенародно избранного.

Тайны кремлевского двора Дарьяна Манукяновна знала лучше любого телеведущего. Там и только там нужно быть Фиделю Михайловичу.

А пока пусть братец мужа для него постарается. Конечно, торопить Януария Денисовича нельзя. Пусть он считает, что это он делает ставку на Фиделя Михайловича, а не Дарьяна Манукяновна, все предусматривающая дочь швейцарского банкира.

Кандидатуру Фиделя она уже согласовала с отцом. В президентской команде чистокровный русский - редкость, но редкость удачная. Такой может пригодиться и швейцарскому банкиру: не вечно же демократы будут у власти, им на смену придут патриоты, неважно какого цвета. А Рубан, судя по образу его мыслей - патриот, не заискивает перед Америкой, а значит, никого не боится. Был мудрый человек - первый премьер-министр Советов, он аннулировал все царские долги и потому со временем, не имея долгов, Советская Россия смогла победить Германию. И в президентском кресле России должен быть человек, который аннулирует все внешние долги, ни одного килограмма золота не разменяет на пустые бумажки.

Тогда швейцарский банкир армянской диаспоры возьмет на себя посредническую функцию: будет по всему миру скупать новейшие технологии и по божеской цене продавать России.

Замыслы отца Дарьяна Манукяновна горячо одобряла: отец готовился бросить вызов самой могучей державе, которая и стала могучей за счет России. В России Америке есть кому помогать, но как от них избавиться?

Не однажды, уединившись, Дарьяна Манукяновна и Антонина Леонидовна ломали голову, зачем Януарию Денисовичу потребовался Фидель Михайлович да ещё в президентской команде? На роль осведомителя? Так у него их и так там предостаточно. А может, аналитику он уже приготовил министерский портфель? Человеку из президентской команды стать министром проще простого. Только какой смысл талантливого человека делать временщиком? С каждой сменой правительства министры меняются чаще, чем любовницы членов правительства.

И все же смысл был. Януарий Денисович зряшно ничего не делал и не напрасно двигал своего работника на верхотуру власти.

О том, что у него были самые зловещие планы, умные женщины даже мысли не держали. Благодаря президенту никому не известный научный сотрудник стал министром. Он был допущен к раздаче госимущества по бросовым ценам. Он постоянно кормился с руки президента. А какая собака укусит хозяина, дающего ей корм? Но человек - не собака. Он страшнее и опасней любого зверя, потому что он - животное, наделенное сознанием. И желаниями. Человеческие желания - беспредельны, особенно, если он в коварстве - гений.

Таким гением был Януарий Денисович. О выдающемся коварстве его ума догадывалась его бывшая супруга. Эта догадка стоила ей жизни. Он свирепел, когда кто-то анализировал его поступки. Таких он уничтожал.

С недавних пор по заданию товарища полковника его тайную жизнь изучала Антонина Леонидовна. Ей предстояло из четырех его любовниц выбрать главную. Трахал он всех четверых с определенной регулярностью, однако с молодыми встречался чаще.

Антонина Леонидовна рассуждала чисто по-женски - о чем можно говорить с молодыми женщинами, отдыхая в постели? Да о чем угодно, только не о государственных секретах.

А вот со старыми... Старая ложится, чтоб больше задавать вопросов, чем двигаться. Логика подсказывала, что деловой разговор, вероятней всего, мог быть только со старой любовницей - женой советника посольства. Не случайно для тайных встреч она облюбовала дачу, принадлежавшую народному артисту России, постоянно проживающему в Иерусалиме. Каждый раз, отправляясь на свидание, она брала с собой своего супруга, в свое время выдворенного из СССР, а потом любезно принятого демократической властью.

Антонина Леонидовна вычислила правильно, и товарищ полковник с ней согласился. Но о том, чтоб завербовать жену советника иностранного посольства, не могло быть и речи. Та сама вербовать умеет.

И товарищу полковнику ничего другого не оставалось, как имитировать ограбление дачи находящегося в отъезде народного артиста. Взята была мелочь: тяжелые мельхиоровые ложки и вилки, телефонный аппарат с магнитофоном и выпито две бутылки вина, а в углу на кухне вор разразился поносом. Сподвижники "вора" во всех помещениях установили "жучки". Сторож, отставной милиционер, был найден в гараже на соседней даче. Там он, оказывается, в ночь ограбления, пьянствовал с какими-то заезжими строителями, искавшими шабайку.

Женщины, так и не разгадав замысла Януария Денисовича - зачем ему потребовался именно Фидель Михайлович, - пришли к выводу, что при всех замыслах олигарха аналитику будет небесполезно попрактиковаться в президентской команде.

37

Главный радетель и советник Фиделя Михайловича - Аркадий Семенович Герчик - оставался как бы в тени. Этот ход - передачу аналитика Януарию Денисовичу - он рассчитал давно. Сценарий относительно продвижения Фиделя Михайловича по лестнице его карьеры, так и был задуман.

И все же коррективы вносились - вносила сама жизнь. У психиатра на горизонте появился новый вероятный союзник. Для осуществления замысла он подходил даже больше, чем аналитик.

О, как много значит, когда врагом, притом непримиримым, может стать родственник твоего врага! С таким человеком стоит водить дружбу - на время, надолго, а может, и на многие годы. А там - как получится.

В канун дня Победы Аркадий Семенович предложил Фиделю Ми хайловичу посетить ожоговый центр - свидеться с уже выздоравливающим Сузиком.

Профессор посещал Сузика регулярно, когда один, когда с Дарьяной Манукяновной. Дважды проведывала брата Гаяне. Но что - то у неё разговор с братом не получался. А ведь раньше находили понимание почти во всем. Изменился брат. Видимо, сильно на него повлиял Север. Девушку возмутил его дикий поступок - брат женился на какой-то работяжке. Здесь Гаяне строго заняла позицию мамы: идиот, ему мало элитных девочек - сколько их, у которых папы уже под Вашингтоном понастроили себе вилл, а до того они возводили виллы в Швейцарии, по соседству с виллой премьер-министра. Да и хапнули их папы, что хватит и на правнуков. Гаяне, сверкая антрацитовыми, как у мамы, глазами, покидая палату в свое второе посещение, злобно выкрикнула: - Появись только с ней - я её из окна выкину.

Успокоение вносил доктор. Аркадий Семенович видел Катюшу на расстоянии вытянутой руки. И когда при матери разговор зашел об этой девушке, искренне похвалил парня: - У тебя, Сузик, хороший вкус. Поверь мне, я в женщинах разбираюсь.

Дарьяна Манукяновна с презрением взглянула на доктора, едко упрекнула: - Хоть вы и заслуженный профессор, а занимаетесь глупостями. Мальчику ещё надо учиться, а у него в голове чемодан без ручки. - Намек на то, что жена неудобная кладь - и нести тяжело и бросить жалко.

Сузик надрывно напомнил: - Мама! Я чуть было не закончил лесотехническую школу. Это тот же университет, только с мордобойным уклоном...

Вот такие бывали разговоры при встрече Сузика с дорогими родственниками.

По пути в ожоговый центр Аркадий Семенович изложил Фиделю Михайловичу позицию членов семьи на предмет выбора Сузиком подруги жизни.

- А как сам шеф? - спросил тот. - Одобряет?

- Представь себе, да, - быстро отозвался Аркадий Семенович. - Сначала он тоже попал было под Дарьяну Манукяновну, но потом, помню, заговорил об этом утром после посещения ожогового центра. Мыслил, когда мозг ещё не ощущал усталости. Он меня спросил: вот вы, психиатр, как относитесь к идее Сузика? Нормально ли, что он зациклился на девчонке из рабочего поселка? Я сказал: нормально. У него любовь. Ананий Денисович выдержал художественную паузу. И вдруг разоткровенничался: в нашем роду, дескать, ещё никто никогда никого не любил. И я Дарьяну, дескать, не сам нашел. На ней меня женил мой брат. Да, да, тот самый Януарий. Ее папа ещё жил в Питере, точнее, в Ленинграде. В Питере он был человек известный - директор крупного антикварного магазина. И он же держал банк. Подпольный, разумеется. Деньги давал под высокие проценты. Клиентура была разная: коммерсанты, снабженцы, некоторые директора заводов и даже работники обкома партии. Так что уже тогда и в обкомах мечтали не о коммунизме через двадцать лет, а, по крайней мере, о капитализме через пятьсот дней. Дескать, сами, доктор, понимаете, когда сколачивается капитал, не до плотской любви. Но с женитьбой я все-таки сглупил - рано женился. А все потому, что тогда ещё не понял вкуса денег. Вкус появился, но уже потом. На деньги все покупается, и не в последнюю очередь женское тело. А вот любовь... Он не стал договаривать. Да это и так было ясно. Не рассчитывал все это услышать из уст нашего шефа. Но услышал. Наверное, потому что было тихое солнечное утро. Мозг человека был пронизан солнечными лучами. Мало кто знает, что именно солнце управляет нашей психикой. - А что же тогда наша воля? Она что - от бога? - спросил Фидель Михайлович. - Мы аккумулируем в себе солнце как психическую энергию. У кого этой энергии больше, у того и сила воли крепче. Все зависит от того, как мы организуем работу мозга.

От припаркованной машины до здания ожогового центра метров триста, если не больше. Некоторое время шли молча. Фидель Михайлович обдумывал услышанное. И вдруг не удержался - воскликнул: - А шеф наш, да он же совершенно здоров!

Аркадий Семенович грустно заметил: - Допускаю. Но после полудня он говорил совсем другое...Осуждал Сузика. Дескать, надеяться, что парень возьмется за ум, никак нельзя, не той он закваски. Удручен шеф. Уже задумывается, кому оставить свое богатство. У него капитала-то почти на миллиард.

В лечебный корпус их пропустили без задержки. Войдя в палату, Фидель Михайлович не сразу признал, что перед ним Сузик. Еще полгода назад это был мальчишка с надменным, презрительным взглядом: как же, новая российская элита - хозяева державы. Сейчас перед ним стоял (ему уже разрешили ходить) худощавый брюнет с серьезным осмысленным взглядом. На щеках - следы ожога. Пламя коснулось и кончика носа и верхней губы. Такие ожоги бывают у танкистов, ощутивших на себе пламя горящей солярки.

Аркадий Семенович с порога: - Принимай гостей, господин выздоравливающий.

Сузик обнял доктора забинтованными руками. С Фиделем Михайловичем поздоровался по-пионерски - поднял над головой правую руку.

Доктор представил своего друга: - Это Фидель Михайлович, наш аналитик. - Знаю. И наслышан, как он бежал от Банкира. - Сузик весело прищурился. - И как это у вас получилось? Оттуда, если не знаешь тайных тропинок, не выбраться. Сам пробовал бежать. На территорию Банкира я попал случайно: остохренела таежная учеба. В Москву рванул, а очутился в зоне, у папиного лучшего друга. Тут я и узнал, что техшкола по сравнению с территорией Банкира - земля райская, обетованная. Оттуда я попытал счастье выбраться к железке. Поймали меня гвардейцы. Избили. Целую неделю продержали в карцере - вымораживали вольнодумство...

Сузик не скрывал, что спас его от верной гибели Банкир. Он прилетел на личном вертолете. Случайно заглянул в карцер. Увидел Сузика. Тут же извинился, когда узнал, что гвардейцы выбили Сузику передний зуб. Спросил, кто выбил. Своего обидчика Сузик щадить не стал: этот недавний зэк с темным ассиметричным лицом отличался особой свирепостью. - И ты ему, Сузик, выбей, - разрешил Александр Гордеевич и достал из внутреннего кармана пиджака увесистый, как свинчатка, пистолет Макарова. - Держи.

Брать пистолет Сузик отказался: пистолетом ещё никого не бил, хотя стрелять доводилось: баловался на катере.Тогда Банкир коротким ударом кулака свернул обидчику челюсть. А чтоб тот знал, за что, объяснил: - На тебя, паскуду, многие жалуются. Работяг калечишь, - и уже не глядя на пострадавшего, который вместе с кровью выплюнул зубы, с усмешкой продемонстрировал свою начитанность: - Был когда-то легендарный маршал товарищ Ворошилов. Он умных людей учил: за зуб - зуб, за два - скулу. Вот так и ты, Сузик, учись. Не будешь бить - уважать не будут.

В тот же день Александр Гордеевич доставил Сузика в поселок Северный. Протезист поставил ему пластмассовый зуб - не отличить от настоящего. В общежитии Сузик получил комнату, а на комбинате - должность сменного мастера. - Надоест, - было разрешение, - валяй в Москву. Здесь понравится сделаю начальником цеха.

Сузик не сомневался в твердости слова хозяина лесной империи. В Москву не потянуло: вскоре он встретил Катю и так в неё влюбился, что решил здесь остаться навсегда. Если б не пожар, ещё долго Лозинские не знали, где искать отправленного на перевоспитание непутевого студента.

Сузик охотно рассказывал о людях поселка, о комбинате, на котором работал, не подчеркивая, что все это чужое, можно и не стараться, но он старался. - Попервам рабочие считали, что я "шестерка" нашего хозяина. говорил Сузик, усмехаясь. - Да, собственно, так оно и было. Но только попервам. - А они знают, что Тюлев вор в законе? - спрашивал Фидель Михайлович. - Знают. - И не возмущаются? - Нет. Зарплату не задерживает. Выдает два раза в месяц. Как было раньше. И все, что было раньше, оставил. - И принялся перечислять: - Детсадик бесплатный. В столовке для ночной смены бесплатные тормозки. И в магазине все есть. Были бы деньги. А водка жутко дешевая. Как при Андропове. Барыги было из Питера нагрянули. Стали водку скупать. Так Александр Гордеевич велел их принародно выпороть. Вот была потеха! - А своих - бьет? - Рабочих? Ни в коем случае. Они же его будут избирать в Думу. И в поселке порядок. Ни воровства. Ни хулиганства. Ночь-полночь - гуляй, никто не тронет. А если по пьянке с мостика свалишься - подберут самооборонцы. Обходимся без ментов. Есть, конечно, и начальник милиции и паспортистка. Но порядком руководит штаб самообороны. - Небось есть и партком? - продолжал любопытствовать Фидель Михайлович. - Есть партия, - отвечал Сузик. - ПТР, Партия трудящихся России. - И как на ПТР смотрит хозяин? - Остерегается. Он хоть и щедрый работодатель, но не свой. Главные враги рабочих - в Москве. Со временем их будут вешать. - Всех? Зачем? Русских, главных, как мне объясняли, повесят, а остальных отправят на Дальний Восток. Там у них своя есть область. Они из неё будут делать маленькую Японию. - Откуда тебе, Сузик, все это известно? - теперь уже спрашивал Аркадий Семенович. - Ты кто там - функционер? - Мне симпатична их программа, - отвечал Сузик. - Комбинат, как и вся крупна промышленность России, хоть и распродана, но рабочие-то знают, что все это народное достояние. Тюлев сегодня хозяин, а завтра... Как сказать... - Он знает, что ты в партии? - Я не в партии. Мне надо ещё созреть и доказать... - Но как ты докажешь, ты же в Москве? - А я вернусь...

Сузик, обожженный до неузнаваемости, красиво улыбался. Его щеки порозовели, и Фидель Михайлович понял, что среди столичной элиты этот парень уже белая ворона.

Когда гости прощались, Сузик передал им письмо с просьбой отправить заказным и попросил Аркадия Семеновича, если он не будет возражать, Катины письма будут приходить на его адрес. - Разве почту сюда не носят? - Носят. Но мама распорядилась...

И гости, уже зная эту женщину, одинаково о ней подумали: "Воистину вездесуща..."

38

Вспомнил о Сузике и Александр Гордеевич. Справился, как идет выздоровление. На сына своего заклятого друга у него были свои виды.

Он решил рискнуть долей капитала ( общаковского, разумеется) подарить Сузику десять процентов акций ЗАО "Лесовоз". Контрольный пакет все равно остался бы у Тюлева, а тридцать девять процентов - у подельников, освобожденных из "Крестов" не без содействия "Банкира".

При таком раскладе капитала лесовозы, которые бороздят воды Балтики, не встретят враждебного сопротивления транспортников, делающих бизнес на перевозке пиломатериалов Анания Денисовича Лозинского - не станет же отец вредить своему сыну?

И второй аргумент - главный, на который и рассчитывал Алекскандр Гордеевич, ни сам Ананий Денисович, ни его полукровный братец Пузырев-Суркис не будут колоть глаза, что, дескать,Тюлев, этот вор в законе, собрал под свою высокую руку матерую уголовщину, раздает акции криминалитету, и таким образом, воровская империя раздвигает свои границы под ней уже не только брошенные государством лесопункты, но и лесные поселки и даже небольшие города.

Примет ли его предложение Сузик, он не был уверен, но знал точно, что после выздоровления парень вернется в тайгу, на комбинат. Влюбился он, конечно, со всей страстью армянского темперамента. Да и как было не влюбиться в такую девушку? Красавица из красавиц и к тому же не по годам умна. А это такое редкое у женщин сочетание, что если бы он задумал специально такую выискать, то одной жизни ему не хватило бы. А двух, как известно, бог не дает даже гениям.

Один ушлый коммерсант попытался было выкрасть Катю Коновалову с помощью кавказцев, но до Питера он так и не добрался. Ее братья - Дмитрий, Николай и Никита - прибежали к управляющему, потребовали вертолет. Управляющий тут же по рации связался с хозяином ( в этот момент Александр Гордеевич находился в своей резиденции в Парголово). Тюлев знал, что её братья люди в поселке авторитетные и враждовать с ними рискованно. Он дал добро на вылет, более того, приказал управляющему выдать им униформу и автоматы Калашникова - вдруг коммерсант заартачится, а кавказцы обнажат стволы.

"Девятку", увозившую сестру, братья перехватили у железнодорожного переезда на выезде из Лодейного Поля. Огонь открывать не пришлось. Кавказцы подняли руки: "Кацо, не надо крови!" Братья ограничились тем, что похитителю набили морду.

Долго ещё в поселке говорили не столько о братьях Коноваловых, сколько о владельце комбината: вот это - хозяин!

Каждый поступок Тюлева работал на его авторитет, на его избрание в Государственную Думу.

В тот раз, когда в поселок Северный нанес визит профессор Герчик и увез с собой Сузика, Александр Гордеевич чуть ли не следом вылетел в Питер. Вертолет зафрахтовал у военных. С собой он взял, кроме двух телохранителей, советника Костю Гелеверу и Ядвигу Станиславовну - ей уже был заказан билет на Москву. Она клятвенно заверяла своего Тюля, что рвется на работу в мэрию, иначе её уволят как прогульщицу ( хотя уволить могли только по собственному желанию). На самом деле ей предстояло отчитаться перед товарищем полковником. Она везла сведения, которые представляли первостепенный интерес для фирмы "Лозанд".

В вертолете время коротали молча. Александр Гордеевич прилип к иллюминатору. Людвига Станиславовна вязала детские варежки. Четыре пары нежелательных ушей - двух телохранителей, пилота и борт-инженера - к деловому разговору не располагали.

Говорили уже в резиденции у пылающего камина, под негромкие мелодии песен северного репертуара. Доминировала одна, повторялась как рефрен:

Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар,

Городок не велик и не мал...

С этим ненецким городком, с его ровными улочками и деревянными одноэтажными домиками, уходящими от реки в голую тундру, у Александра Гордеевича связаны самые светлые воспоминания. Здесь проходило выездное заседание Северо-Западного политбюро. На нем Банкиру, то есть Тюлеву, высшие авторитеты гигантского региона доверили общак... Он, собственно, и сделал Александра Гордеевича хозяином бумажного комбината в поселке Северный, да и хозяином нескольких закрытых акционерных обществ, связанных с деревообрабатывающей промышленностью.

Из общака начиналась тюлевская империя. Первоосновой был, конечно, комбинат.

Вспомнил все это Александр Гордеевич и мысленно поблагодарил Валентина Владиленовича, бывшего секретаря обкома. Это он надоумил на общаковские деньги приобрести в частную собственность предприятие с тремя тысячами рабочих, реконструированное перед концом Советской власти и как никакое другое в отрасли конкурентно способное и рентабельное. Царство небесное Валентину Владиленовичу! А земное осталось за братом его любовницы.

Сейчас, в данную минуту, как бы пригодился мудрый совет бывшего секретаря обкома! Нет, что ни говорите, для будущего общества партия приготовила неплохие кадры. В демократической России большинство руководящих постов осталось за бывшими партийными работниками. Что-то подобное происходит и в дикой природе, но там всегда молодость берет верх. В той же волчьей стае: сначала вожак съедает слабых собратьев, а затем окрепшие и ненасытные волчата съедают одряхлевшего вожака.

Александр Гордеевич, с благодарностью вспоминая отправленного в рай бывшего секретаря обкома, размышлял о том, как его будет не хватать при восстановлении комбината. Уничтожен огнем главный цех, на котором держалось все производство. Без иностранных инвесторов комбинат не восстановить. У Валентина Владиленовича были такие связи! В той же соседней Финляндии.

Об этом и шел разговор в парголовской резиденции. - Тебе, Костя, предстоит слетать в Лондон. Хельсинки пока оставим в резерве, - предложил Александр Гордеевич своему неизменному старому другу. А в настоящий момент и советнику. - Может, сторгуешься. Есть смысл загнать комбинат хотя бы по дешевке. Не люблю восстанавливать. А то из меня большевика сделают. Продать Северный! - воскликнула Ядвига Станиславовна. - А что же тебе останется, Саша? От костюма подкладка? Лучше уж в аренду. - На аренду иностранцы не согласятся. Цех надо строить заново. Современная технология. Современная техника. Для меня это темный лес. Я могу купить и продать. Но у меня лучше получается приобретение цивилизовано. - Ну да, - съязвил Костя. - Как у этого, как его, у бывшего секретаря обкома. Пулю в голову - и будь здоров: ты уже единственный полноправный владелец. Этот метод срабатывает только в переходный период. Так могут и тебя. Адмирал Макаров предупреждал - это всех нас касается - помни о войне. - У меня - гвардейцы, - тихо пробасил Александр Гордеевич.

Ему не понравилось, что при Ядвиге Костя ему напомнил, как убирали с дороги компаньена. Нет, лично Александр Гордеевич руки не марал. Все-таки как-никак тот был любовником его сестры. А вот исполнителя - киллера - он прикончил собственноручно: свидетель, он всегда опасен, потому что свидетель. До этого дня знал, как убивали Валентина Владиленовича только Костя. Теперь знала и Ядвига Станиславовна.

Ни Костю, ни Ядвигу не уберешь - кто же тогда останется для сердца? С друзьями детства, если они тебя не предали, не расправляются. И если верна тебе любимая женщина - и на неё руку не поднимешь. И все же говорить об этом Ядвиге не стоило. Мало ли что произойдет? Жизнь - она стерва: сегодня улыбается, а завтра злобится. Ведь главная особенность женщины, - пожалуй, любой - она способна превращать пламенную любовь в фанатично мстительную ненависть. Но тогда, коль случится такое, рука мужчины не дрогнет, тем более, если мужчина - Александр Гордеевич Тюлев. За годы перестройки он столько натворил трупов - любой палач позавидует, притом, все выполнено мастерски, следователи только разводили руками: одни догадки - и никаких улик. Да при этой власти их и быть не может. Такую власть надо беречь всячески.

И теперь в который раз к ней предстояло обращаться за содействием. Продать комбинат иностранцам - это не "Жигули" из "Логоваза". Березовскому было проще: капля за каплей - и накапал себе миллиардную лужу. "Баксов", разумеется. - Без Северного комбината развалится твоя империя, - осторожно напомнила Ядвига Станиславовна. - А я куплю Поморский, - неожиданно объявил Александр Гордеевич.

- И у тебя есть наличка? - удивилась подруга.

- Будет, - загадочно пообещал Банкир.

Он решил, что в скором времени его гвардейцы ограбит банк. Такой уже был на примете.

39

К лету у товарища полковника работы прибавилось. Казалось бы, надо радоваться: работа заказная, штучная и, само собой, денежная.

Заказывают хозяева, они же и платят. Платят, слава богу, не по старым кэгэбэшным расценкам, а с учетом важности заказа.

От исполнителей нет отбоя. Ах, как мудро поступил президент (так было ему приказано), что упразднил КГБ. Протестовавших уволил, они были неугодны, как и товарищ полковник, то есть Иван Иванович Мишин, опытнейший контрразведчик. Товарищ полковник быстро себе нашел пристанище - поступил на службу к видному лесопромышленнику Ананию Денисовичу Лозинскому, понимавшему толк в разведке и контрразведке ("Разведка - дорогая баба"), не оставил голодной свою, испытанную в операциях резидентуру. Всем своим агентам он находил работу. В большинстве случаев это была весомая прибавка к их несправедливо урезанным пенсиям. Его агенты опять поднимались в цене.

В державе как: чем хуже обстановка, тем острее потребность в разведчиках - вслепую за власть не борются и вслепую власть не отстаивают.

Товарищ полковник много раз убеждался, что борьба за власть - дело сезонное: весной солнце переходит линию равноденствия, психика населения приходит в норму, страсти охлаждаются, и уже летом борцы за власть отправляются с женами или с любовницами на отдых, обычно в дальнее забугорье. Там они набираются сил, заряжают свои мозги психической энергией.

Социальные потасовки, или как теперь их принято называть, масштабные разборки, возобновляются осенью. В октябре - пик событий. К этому времени противники должны быть вооружены друг против друга компроматом. А компромат - как и всякое другое произведение - имеет рыночную стоимость. Продавать его лучше всего в сентябре к возвращению к своим прямым обязанностям народных депутатов.

Поэтому и товарищ полковник давал себе отдых летом, но в самом начале, чтоб в августе жатва компромата была в самом разгаре. Он давал отдых не только себе, но и жене. В этом году уже с января престарелая жена, как никогда раньше, жаловалась на здоровье ( И откуда у неё набралось столько болячек!) Давай, говорит, поедем в Крым, на сакские грязи, заберем внуков недельку-другую отведем душу в Евпатории. Грязи, понятно, нужны: суставы ломит. А в Евпатории море мелкое, пляж песчаный, для шустрых пятилетних внуков - одно раздолье.

Жена права. И возраст уже - как-никак семьдесят стукнуло - покоя требует. Полвека в разведке - не шутка. Была работа, но не было жизни. Если оглянуться - вереница агентов, и все умные, грамотные - журналисты, проститутки, ученые и даже средней руки писатели. И все жаждут зарабатывать, выуживая чужие секреты. Были среди них и бескорыстные работали по убеждению. Этих на мелочевку он не кидал. Они больше других рисковали и, как правило, погибали в застенках вероятного противника. У России он традиционный: весь двадцатый век - кто кого, и на весь двадцать первый хватит. Это только видимость, что вероятный противник победил в "холодной войне". Да, с ног сбил - нокаутировал. Лежачий лежит - силу набирает. Но никогда не лежит, не знает передышки разведка.

А впрочем, это теперь головная боль ФСБ. У профессионалов, ушедших из КГБ, заботы иные: их услугами пользуется российская элита.

Перед летним отдыхом товарища полковника озадачила Дарьяна Манукяновна: верните аналитику сына.

Не понять этих "новых русских". Тогда, когда можно было безболезненно отобрать ребенка на финской границе, та же Дарьяна Манукяновна велела товарищу полковнику не вмешиваться. Теперь такое вмешательство обойдется в двести тысяч. Да хорошо, если в двести. Журналистки это такие проститутки, что у них семь пятниц на неделе: может запросить и полмиллиона, а может и отказаться от предложения. Шантажировать её не станешь - себе навредишь.

Уже в конце мая ему удалось выйти на облюбованную журналистку. Она случайно оказалась в Москве, и не одна, а с любовником - полковником ФСБ. Он прилетел под видом туриста.

Принимал их товарищ полковник у себя дома в старой девятиэтажке дикой планировки. Американец заглянул в крохотную ванную,. В ещё более крохотный туалет. На кухне обратил внимание на затекшие потолки. - Вода? - Да. Крыша течет. - Владелец видел? - Владелец дома? У нас нет владельцев. Мы все чуть-чуть владельцы. Квартиры приватизировали.

- Это что?

Журналистка, длинноногая, чрезмерно выкрашенная блондинка, объяснила бестолковому полковнику:

- У них каждый собственник только своей квартиры.

- А кто же тогда крышу чинит? - Никто. То есть муниципалитет. - Но крыша-то течет? - Можно пожаловаться в префектуру.

- И что это даст? - Возьмут на контроль. Перед очередными выборами мэра дом отремонтируют. - А раньше - нельзя? - Нет. Избиратели забудут. - А если не забудут? - Тогда изберут на повторный срок.

Американец, как Дон Кихот, высокий и необыкновенной худобы, с глубокими залысинами и ослепительной улыбкой белых зубов (зубы у него фарфоровые) ходил по квартире, укоризненно качал несоразмерно маленькой головой: да, бедно живут российские полковники, очень бедно. - А вы могли бы сами отремонтировать? Крышу, например? - Пенсия не позволяет. - Простите за любопытство, и какова же она у русского полковника?

Товарищ полковник назвал. Журналистка перевела. Получалось меньше ста долларов. - Это за один день? - За один месяц.

Американец присвистнул. Они только на днях прилетели из Парижа, и там в "бистро" можно было отобедать на эту сумму. - А был ли смысл надевать погоны?

На никчемный вопрос товарищ полковник отвечать не стал. Сделал вид, что вопрос не понял.

Хозяйка попросила гостей в зал, к столу. На столе была водка, аккуратно сервирована селедочка, притрушенная зеленым луком, отварная картошка, черный хлеб.

Американец, увидев всю эту роскошь, повеселел глазами. Тихо обратился к спутнице и спутница во всеуслышанье: - Мой друг спрашивает, есть в этом доме самогон?

Хозяйка, чтоб угодить гостям, вынула из духовки газовой плиты трехлитровый бутылек кристально прозрачной жидкости. Сняла пластмассовую крышку. Комнату наполнил хмельной деревенский запах. - Угощайтесь.

Два полковника угощались до ночи. А заодно решили главное: за предложенную сумму американские друзья согласились вывезти из Америки русского мальчика. Встречать его нужно будет в Мадриде. Потому что ближайший вояж у них в Испанию.

"Вот я и прогуляюсь с аналитиком, - подумал товарищ полковник. - А заодно и старину вспомню".

В молодости из Мадрида он вывозил одного отказника: сбежал сучий кот с торгового судна и в таверне местной бахвалился, что его теперь не достать у Москвы руки коротки. Пришлось ему язык укорачивать.

Проводив гостей, товарищ полковник вернулся к столу, но сначала открыл холодильник, достал сервилат, банку с кетовой икрой, масло вологодское, а из шкафчика из укромного уголка выудил армянский коньячок: этикетка с видом на Арарат. - Присаживайся, - сказал он жене, начавшей уже выносить посуду на кухню. - Поужинаем по-советски.

Жена вытерла о фартук мокрые руки, села за стол. Не первый год они вот так ужинают - сытно и без свидетелей. Даже когда сын и дочь приезжают в гости (у них свои квартиры: у сына - в Ясенево, у дочери - в Вешняках, дом её рядом с могилой бастовавших железнодорожников, расстрелянных в 1905 году), - даже им они не показывают, что питаются не хуже любого члена Политбюро - это в прошлом, а в настоящем - не хуже любого олигарха. Пусть дети знают, что родители всегда жили скромно: раньше жили на денежное довольствие, сейчас - на пенсию. Своих детей они приучили зарабатывать себе на жизнь своими руками. Повзрослев, дети без родительской помощи себе купили квартиры.

В молодости жена товарища полковника - Светлана Петровна - педагог по образованию, служила в Госбезопасности, в так называемой "наружке", где они и познакомились.

Появились дети - погодки. Светлане Петровне "наружку" пришлось оставить. Но эпизодически она выполняла поручения своего ведомства, как выполняет и теперь - старушка-пенсионерка не бросается в глаза. Изредка её приглашают на встречи с президентом - она, как и сотни ей подобных, изображает народ, в большинстве случаев случайных прохожих, которым президент вдруг пожелал пожать руку или что-либо схохмить. На хохму у неё уже заранее был приготовлен ответ, ей оставалось его только озвучить. Ее ответ, как и президентскую хохму, тележурналисты с восторгом выдавали в эфир - вот, мол, пенсионерка, а какая мудрая. Как и президент.

Один раз её показали даже крупным планом. Тогда она держала надувной трехцветный шарик с надписью: "Боря - наш президент" Но случился конфуз, почему она и попала в телекамеру крупным планом, - в неподходящий момент шарик лопнул, и ей не оплатили выход.

Этим похабным поступком демократов - жену оставили без гонорара особенно яростно возмущался товарищ полковник. Тот знал, половину суммы, выделенной из президентского фонда, руководители встречи прикарманивали. Было возмутительно, что деньги прикарманивали бывшие кэгэбисты. Уж им-то известно, какой это муторный труд отбирать народ на встречи с президентом. Тут каждый представитель народа должен не только уметь видеть и слушать президента - рукоплескать, улыбаться, размахивать букетом или держать над головой трехцветный шарик, но и бдительно смотреть по сторонам, а вдруг среди народа затешится недоброжелатель, да сдуру выкрикнет не "Борис борись!", а, скажем, "Борис - брысь!" Так только можно крикнуть на кота, и то, если он гадит.

"Мельчают кадры, мельчают"... - качал мясистой головой товарищ полковник...

Супруги ещё раз ужинали, но уже без гостей, просто как два офицера-отставника - полковник и лейтенант. Сидели, наслаждались деликатесами, а заодно анализировали проведенную операцию. - А ты заметила, - говорил товарищ полковник, - как фэбээровец ехидно усмехался, когда обследовал наш крупнопанельный дом. Нашу ванную, уборную. Мол, это ли жилье полковника от разведки? Это же конура! - А что, Ваня, разве не конура? мягко упрекнула жена. - При наших заработках могли бы себе и лучшее позволить. Ты же видишь, как живут Лозинские. А как живет Суркис? Светланочка, они короли на час, - говорил товарищ полковник, накладывая на черный хлеб крупнозернистую икру. - Самому Лозинскому - я уже не говорю о Суркисе - Россия даст пожить, а вот их детям, особенно внукам - пардон... Придет молодой, энергичный, конечно, товарищ из нашего ведомства, наведет порядок. Но не сразу. Россия - это уже такая авгиева конюшня, на очистку Волги не хватит. Случится, что молодого и энергичного рекомендуют суркисы, чтобы самим остаться у власти. Но он им сделает секир-башка. А мы, старики, своему товарищу маленько подсобим, и всех, разоряющих Россию, к ногтю... Когда это будет? - Светланочка! Я же тебе докладывал, что в нашу контору впорхнул один залетный. Убеждений неопределенных. Но голова! Кстати, он разработал методику выявления теневых капиталов. Как это у него получается, до меня не доходит. Но, понимаешь, колдует на компьютере, как на рояле Ван Клиберн. Да ещё потихонечку - контрабандой - в "Интернете" чужие программы выискивает. - При твоей помощи? - спросила Светлана Петровна, не отставая от мужа в поедании бутербродов. - Само собой, - не отрицал товарищ полковник. - Точнее, при содействии моих агентов. Чего стоит одна моя белокурая бестия. - Эта полька? - Жена засмеялась, обнажая красиво поставленные золотые зубы.

У неё было некогда красивое с ямочками на пухлых щечках лунообразное личико - ни дать-ни взять сельская красавица. Теперь её заметно старила обильная седина: светлые волосы, как лист по осени, уже стали желтеть. И все же ей и в пору молодости было далеко до Ядвиги.

Говорили о ней, об этой талантливой бестии, которая при желании могла из миллиардера сделать миллионера, а то и нищего, то есть бюджетника. - Ей нравится её рисковая профессия, - говорил товарищ полковник. - Дразнить смерть - это её призвание. Она работает, как поет - легко и непринужденно. Вполне вероятно, её миллиардер будет избран в Государственную Думу. А там чем чорт не шутит - и в президенты выбьется. Все судимости с него уже сняты. - С её помощью? - Может, и так. - Значит, при твоем содействии. Моем - не моем... Главное, что президентом должен быть свой - русский, молодой, крупный, как лось, мужчина Вот Америка - дряхлых и пропойных не избирает. - А если молодой и крупный из бандитов? - И такое возможно. Если человек из нашего ведомства не справится, слабину допустит. В нашей жизни всякое бывает. Олигархи, между прочим, народ серьезный, кого-нибудь на олимп не посадят. А уж если промахнутся, заметят, что посадили не того, а он не успеет им секир-башка, тогда они, как выразился Николай Васильевич Гоголь, чем породили, тем и убьют. А к ногтю олигарха может только олигарх, человек своего круга. Алмазом разбивают алмаз. Кстати, подшефный нашей белокурой бестии по капиталам уже олигарх. - Но он же уголовник! Хотя и со снятыми судимостями. - А что, по-твоему, Гитлер не сидел в тюрьме? Для кого тюрьма - неволя, а для кого - академия. Жестко повелевать способен только человек зоны. Сегодня без жестокости не возродить Россию, не вернуть ей статус великой державы. Вывод печальный, но другого пока быть не может... Что же касается нас с тобой, что в этой ситуации линия у нас правильная, державная. Мы за свою державу не просто боремся - исподволь готовим ей победу. И подготовим - чего бы это нам ни стоило. И дети наши на правильном пути - не обрастают жиром, как и мы с тобой, не выпячивают свой достаток. Кто выпячивает, того рано или поздно убьют. Народ не любит богатых, и всегда радуется, когда их убивают. Я представляю, какую радость наш народ испытает, когда к гильотине станут подводить "новых русских". И ты, Светланочка, будешь радоваться. И я. Гены есть гены. В наших жилах течет плебейская кровь. Даже в положении патриция плебей остается плебеем.

Жена, попивая какао, заметила: - В своей фирме ты, наверное, один с крамольными мыслями? - Ошибаешься, - нежно улыбнулся товарищ полковник.

В сегодняшний вечер он уже и напился и наелся. И так почти всегда. И что удивительно, человеку уже за семьдесят, а у него ещё ни одной болезни. Тучность - в этом врачи единодушны - у него здоровая, ведь еда-то в охотку. Зачем тогда жить, если не можешь хорошо питаться? - Ошибаешься, - повторил товарищ полковник. - думающих, как я, в нашей фирме ещё двое. Второй - это тот умняга, который предвидит войну с Америкой. А войны так не хочется! Тогда и Америка здохнет и Россия окажется на издыхании. Но возвысится Китай. - А кто третий? - Психиатр. Профессор Герчик. У него с олигархами свои счеты. Я уже вычислил. Он неравнодушен к Пузыреву-Суркису. - Ты же профессора не выдашь? - Даже под пыткой.

Объяснять, почему он не выдаст профессора, товарищ полковник не стал. Уже был первый час ночи. Включили телевизор. Показывали какую-то чернуху. Друг друга убивали. Убивали примитивно, не профессионально. Что значит бандитов играли артисты, ни разу в жизни никого не убившие.

40

В первую субботу июня Фидель Михайлович и Антонина Леонидовна намеревались совершить маленькое путешествие - посетить Приосколье, проведать отца.

На этот случай Антонина Леонидовна купила "жигуленка" восьмой модели рубинового цвета, с белыми дисками. Не машина, а загляденье. Запаслась всевозможными продуктами - с пустыми руками не заявишься, к тому же из Москвы. Решили выехать ночью, чтоб к утру быть на месте. - Может, в темное время не стоит? - засомневался было Фидель Михайлович. - Дорога опасна. Грабителей предостаточно. - Ну и что? А мы зачем?

Дерзкая женщина, как всегда, надеялась на себя. По намекам товарища полковника, её уже давно разыскивает "Интерпол". Но в России она скрывается под другой фамилией. Немного изменила внешность, и теперь она по паспорту грузинка. Да и крыша у неё надежная. Работников такой фирмы, как "Лозанд", никто проверять не станет. Кто усомнится в том, что брат известного в стране человека прячет у себя террористку, застрелившую турецкого полковника?

Фидель Михайлович удивлялся, но не протестовал, как она ловко сделала его своим мужем, а потом, мало того, якобы в интересах дела, положила его в постель к своей подруге. Да, ему вправе было возмущаться, а он только смиренно спросил:

- И зачем было меня к Дарьяне Манукяновне? В интересах какого дела? Нашего, - спокойно отвечала она. - Для твоей пользы. - А если дойдет до ушей Анания Денисовича? - Он знает. - ?! - Да, да! Не делай такие большие глаза. Он только предостерег... - Чтоб не заразил? - Глупенький. Тогда и я бы не легла к тебе... Он предупредил, чтоб ты не болтал. Элитные мужчины не любят, когда обсуждают интимную жизнь их жен. - А кто любит? - Русские... Они сразу морду бить. Европа смеется над вами. Где же тут цивилизация? - Ты права... Пушкин, тот сразу стреляться полез... - Ну и схлопотал, - с сожалением произнесла Антонина Леонидовна. - Гончарова все равно стала бы Ланской. А Россия из-за спесивой дамы потеряла гения. - Тогда Пушкин не был бы Пушкиным.

Антонина Леонидовна хоть и настраивала Фиделя Михайловича для пользы дела" ложиться к Дарьяне Манукяновне, но ревность брала верх и она перед тем, как отправиться на целую ночь в гости к Лозинским, так изматывала мужа, что это чувствовала Дарьяна Манукяновна. Она болезненно стравнивала их первую ночь. Разница была.

"Тонины козни, - догадывалась многоопытная женщина. - Ах, стервоза, не жалеет мужа".

Они знали обе, с кем бы Фидель Михайлович не провел ночь, ему целый день напряженно работать - колдовать на компьютере. Ах, как прав был Томазо Кампанелла - людям умственного труда надо давать большую паузу, чем людям физического труда. Половая работа отнимает интеллектуальную энергию. И тем не менее, в чем он не сомневался, человеческую породу улучшать следует. Для её улучшения великий мыслитель предлагал худощавых случать с полными, крупных - с крупными, темпераментных - с умеренно темпераментными.

Так что ... чем не идеальная пара Фидель Михайлович и Дарьяна Манукяновна?.. Но так рассуждала Дарьяна Манукяновна. Антонина Леонидовна думала иначе. Эта супербогачка её принуждала делиться мужчиной, которого она уже любила.

И сейчас, собираясь в дорогу на родину любимого мужа, она мечтала, что целых трое суток он будет её и только её. Поэтому торопилась покинуть Москву как можно быстрее - не ночью, а вечером, до захода солнца.

"Дорога опасна? Ну и что? Грабителей навалом? Ну и пусть! В каком государстве их нет?"

Она купила пять бутылок французского коньяка. Принялась химичить аккуратно распечатывать каждую бутылку. - Зачем? В Приосколье и откроем. Это не для нас.

Распечатала и запечатала, как будто так и было. Она объяснила, что это арабский прием путешественников, но в чем он заключается, Фидель Михайлович допытываться не стал. Эта женщина просто так ничего не делала.

Выехали все-таки поздно, уже ближе к полночи. В июне над Москвой северная часть неба так и не темнеет. В полнеба полыхала вечерняя заря, перечеркнутая несколькими полосами инверсионного следа. Полосы то исчезали, то снова появлялись - подмосковные аэродромы жили своей обычной повседневной жизнью.

Около Подольска - на Каширском шоссе - прямо над головой прошумел "Боинг", заходя в Домодедово на посадку. Антонина Леонидовнна, сидевшая за рулем, кивком головы показала на небо: - Раньше я на таких летала. Хорошая машина. Крепкая. На куски не разваливается. Опускается, как "Титаник" на дно, сначала медленно, почти незаметно, потом - легкий крен, и - уже далее с невероятным ускорением. - Ты имеешь в виду при аварии? - Да. Когда срабатывает мина. - Видела? - Не говорила бы... Но мину закладывала не я... Летели какие-то чины из пентагона... А однажды и мне довелось. В том "Боинге" были американские генералы. Тогда мне ещё и шести лет не исполнилось. Отец дал магнитную мину. Она была в кукле. Я с куклой ходила по аэродромному полю. Турецкие полицейские на меня не обращали внимания. Какая-то женщина спросила, кого это малышка разыскивает. Это, видимо, была стюардесса. Я сказала по-турецки, что жду папу. Папа заправляет самолет. Стюардесса вошла по трапу в салон "Боинга". Я - за ней. Она меня не видела, направилась в кабину пилотов. Я куклу расчехлила "молнией". Достала коробочку. Успела сунуть под какое-то кресло. И в следующую секунду стюардесса оглянулась. Глаза у неё сделались злые-презлые. "Сюда нельзя, девочка!" И - ко мне. Чуть с трапа не сбросила. Я, конечно, в слезы. Побежала к ограде. А за оградой - отец. "Ну, как?" - спрашивает. "Оставила", - отвечаю. Отец меня на руки и в грузовичок: нас там уже поджидали. Мина, как потом я узнала, должна была сработать через три часа. Но генералов что-то задержало, и она сработала на земле. - Значит, генералам повезло. - Еще как! - А самолет? - Сгорел. Даже снимок был в газете. - И ты тогда пожалела, что американцы уцелели? - И сейчас жалею. И потому тебя ищут через "Интерпол"? - Мы очень досаждаем туркам. Милитаристам, разумеется. Если б американцы им не помогали, у нас, у курдов, уже давно было бы свое государство. - А знают в "Интерполе", что ты в Москве? - Это их надо спросить. Они меня ищут в Грузии. Ну и грузинская служба безопасности выкладывается, чтобы угодить туркам. Грузинский президент божился, что его сыскари землю будут рыть носом, но меня найдут, а выдадут, по всей вероятности, если найдут, разумеется, американцам. - А это возможно? - Все возможно. Если предадут. - Кто? - Ну, хотя бы Януарий Денисович. В Питере убили его друга. Он поклялся найти террориста. - Но ты тут при чем? - Я тут ни при чем. А если он меня сдаст в "Интерпол", мне присовокупят и это убийство. Тогда шансы его возрастут, и Запад может рекомендовать его в премьер-министры. А убийство друга Суркиса - это дело рук гвардейцев Тюлева. Их почерк. Они предпочитают автомат с оптикой. У него в зоне, ну, куда тебя отвозили, есть военно-спортивная база - там Александр Гордеевич готовит снайперов. - Зачем? - На всякий случай. - А откуда он с тобой знаком? Знакомил небось Ананий Денисович? - Только не он, - не стала темнить Антонина Леонидовна. - Довелось мне вынимать из петли его подельника - спеца по сейфам. Что он учудил, этот русский предприниматель Тюлев? Будучи в Греции, решил ограбить местный банк. Договорился с местными медвежатниками. Банк охранялся не очень - держался на сигнализации да на хитрости замков. Тюлев дал им своего человечка. А греки оказались котятами. В то время я работала в Афинах. Были крепкие связи с полицией. Отец тогда жил в России. Звонит мне: выручи русского. Петля ему грозит. Выручила... - А как? - Это длинная история. Да она тебе и ни к чему. Потом я узнала, что это был дружок вора в законе Тюлева-Банкира. А когда я приехала к отцу, Александр Гордеевич меня разыскал. Попытался было отблагодарить - привез норковую шубку. Но тут же оказалось, шубка была с чужого плеча. Подарочек не приняла: ворованный. Да и хотя бы не с чужого. Мы помогаем политикам и дуракам не за подарки. И в ограблении банка я не увидела политического смысла. Просто Тюлеву требовались деньги, но не для шика, а для стартового капитала...

Чем дальше было от Москвы с её ночным заревом, тем пустынней становилась трасса. За Каширой попадались редкие встречные машины, в большинстве своем "дальнобойные" с множеством, как на новогодней елке, разноцветных огней.

За Богородском дорога совсем опустела. - Поменяемся местами? Пожалуйста. - Антонина Леонидовна охотно уступила руль.

Теперь она смотрела на дорогу как пассажирка. - Не возражаешь? Закурю. - Я тебе никогда пока ещё не возражал. - Фидель Михайлович мило улыбнулся: душа была в приподнятом настроении. Предстояла долгожданная близкая встреча с отцом. Жаль, что радость встречи - это он предчувствовал - будет омрачена разговорами о судьбе вывезенного в Америку Олежки.

Антонина Леонидовна вынула прикуриватель, зажгла папиросу. Затянулась по-мужски, видимо, сказывались многолетние занятия мужскими видами спорта и не в последнюю очередь национальной силовой борьбой, которой занимаются многие курды. После каждой тренировки - так уж повелось - спортсмены дружно закуривали, даже девушки, как бы подчеркивая, что они не столько женщины, сколько воины, а воин после боя успокаивает свои нервы затяжкой ароматного турецкого табака.

Пустынная ночная дорога. Предельная скорость. Черная стена неподвижных деревьев. Первый раз остановили у поста ГАИ. Проверили документы. - Вы хозяйка транспорта? - Я, - с готовностью ответила Антонина Леонидовна.

Она спокойно курила, наблюдала за милиционером, по его движениям определила: такие розыском не занимаются. Гаишника сразу видно, что это гаишник, и не больше. - Что везете? - Смотрите.

Из машины вышел Фидель Михайлович - в данном случае он был за рулем.

Гаишник - капитан лет сорока. На его костистом, небрежно выскобленном лице сдеды недавней попойки. Закинув за спину короткоствольный автомат, он привычно облапал водителя - не прячет ли тот чего под полой пиджака или в кармане брюк? Не найдя ничего подозрительного, принялся копаться в багажнике. Наткнулся на бутылки с дорогим коньяком, поднял голову. Водитель уже открыл капот, смотрел уровень масла. Женщина в полудреме сидела на своем месте, курила, молча глядела на водителя.

Быстро, даже торопливо закончив смотреть багаж, гаишник отошел от машины, великодушно разрешил следовать дельше: - Счастливого пути.

Они уже отъехали километров семдесят, дорога все так же оставалсь пустынной. Над сумрачными полями всходила ущербленная луна. В пойме Дона зыбился предутренний туман. - Поменяемся? - Давай. А заодно и протри фары.

Фидель Михайлович открыл багажник. Там лежала ветошь. Невольно взглянул на бутылки. - Ты сколько загрузила конньяков? - Пять. - А тут четыре.

Переложили весь багажник - четыре. - Может, вернемся? - Ты что, Фидель? Коньяк сразу выпивают. Так что капитану - царство небесное. Больше воровать не придется. Хуже, если станет угощать сослуживцев. - Жаль парня. Ему бы жить да жить... - Ты прав, - согласилась Антонина Леонидовна, но чувство жалости не разделила: - Жадность фраера сгубила. Так говорят в Одессе. Примерно так говорят и в Афинах. Да и в Анкаре. А вот в Курдистане...У нас, коль взял чужое, поступают милосердней - лишают руки. Уворует второй раз - лишают головы. Вы, русские, слишком хорошо относитесь к ворам и бандитам. Потому у вас много рецидивистов. А из них выходят Тюлевы, а из Тюлевых - губернаторы, а из губернаторов может выйти и президент. - Это из Тюлева - губернатор, тем паче - президент?

Фидель Михайлович хохотнул. Не от неё первой он слышит, что такая возможность не исключается. - Не веришь? Разве не ты подсчитал, что его капиталы уже позволяют ему претендовать на эти должности? - Подсчитал...Но возможность ещё не действительность. Я доказываю и обосновываю факты. - А товарищ полковник, например, опираясь на факты, делает выводы. Многовариантные, конечно. - И каков же его вывод относительно Тюлева? - По его прогнозу, Тюлев - это президент двадцать первого века.

Если, разумеется, его не прикончат свои, такие же, как и он, ловкие и жестокие. - Существует такая вероятность? - Несомненно, - уверенно ответила Антонина Леонидовна. Она опять глазами поглощала дорогу: вьехали в полосу тумана.

Матово отсвечивал асфальт. Из молочного сумрака фары вырывали подступавшие к дороге кустарники. Сырой холодный сквозняк проветривал салон, отгонял сонливость. - Избавиться бы от бутылок... - осторожно напомнил Фидель Михайлович. - А обратно как? Вдруг уже не воришки, а грабители? Хотя... махнем другим маршрутом. Через Тулу.

Но махать через Тулу не пришлось. Рано утром Фидель Михайлович зарулил в знакомый двор некогда родной пятиэтажки. За купами высоких старых кленов, высаженных на проспекте, всходило солнце. День обещал быть знойным. Многолюдный индустриальный город только ещё просыпался.

Во дворе стояла мусорка - доходяжная лошадь, запряженная в телегу, ела из торбы овес. Заспанные хозяйки выносили ведра с отбросами, ссыпали в телегу. Под окнами дома ходил возница, позванивал медным колокольчиком.Ни в одном городе Европы, за исключением, пожалуй, Одессы, подобных мусорок Антонина Леонидовна не встречала.

На тихо зарулившую новенькую "восьмерку" жильцы обратили внимание. В крупном бородатом мужчине узнали сына бывшего директора школы. Женщины принялись перешептываться. На их заспанных лицах - то ли любопытство, то ли зависть: вот, дескать, у сына нищего учителя и такая тачка! Но, как заметила Антонина Леонидовна, здоровались с Фиделем Михайловичем доброжелательно.

Михаил Евстафиевич не ожидал гостей да ещё в такую рань. Он, небритый, непричесанный, был страшно растерян, видя сына с незнакомой женщиной. Вроде и поезда нет... - А у нас свой транспорт, батя, - сказала Антонина Леонидовна, назвав Михаила Евстафиевича близким с детства словом.

Тот, оправившись от растерянности, не без смущения спросил сына: Это... твоя супруга? - Да...Так что люби и жалуй. А зовут её - Тоня, Антонина Леонидовна.

Не сразу, не вдруг старый историк признал, что жена его сына похожа не женщин Востока, выходцев из Малой Азии. - У твоей супруги, сынок, есть что-то персианское. Не таких ли поэтизировал Есенин? - Ты почти угадал. Сын оценил наблюдательность отца. - Она из Курдистана. - Знаю. Мужественный народ.

Михаил Евстафиевич принялся было рассказывать о своей московской знакомой, чья семья ещё перед войной бежала из Курдистана и нашла убежище в России. - От турок житья им не было, - говорил отец известное. - А брат её воевал вместе с нами. Стал Героем Советского Союза. Жаль, что профессию избрал неподходящую.

Антонина Леонидовна сразу же заинтересовалась своим земляком да ещё Героем. - Неподходящую? И какую же? - Людям обувь чистит. У трех вокзалов. Ему предлагали разные должности. - А кем он был на фронте? - Разведчиком. Отец вздохнул. В его голове не укладывалось, разведчик и чистильщик обуви?

Разгадка лежала на поверхности. Зная обычаи своего народа, Антонина Леонидовна высказала предположение, которое и оказалось верным: - Значит, такая у них наследственная профессия.

Пока отец расспрашивал Тоню о Курдистане, Фидель Михайлович принес из машины пожитки. Хотел было захватить и бутылки с коньяком - мало ли кто заберется? - пьяниц везде хватает, но к бутылкам даже не прикоснулся: вдруг действительно на обратном пути их остановят грабители? Конечно, коньяк обязательно отберут: так уж на Руси принято - ограбить человека и не отнять спиртное, если оно у него имеется, - такого не бывает. Да и то: какой грабитель не лакает спиртное?

Сын был несколько удивлен, что отец не спрашивал о внуке? Где он, что с ним? Отец, оказывается, получил письмо от бывшей невестки, но при новой невестке показывать сыну письмо не стал. Бывшая невестка писала, что она, по всей вероятности, вернется домой: мужу-американцу она не нужна, ему нужна домохозяйка, а не лингвистка.

В России уже ни для кого не секрет, что в Америке стало модным жениться на русских. Вот и женился бывший сержант морской пехоты Роберт Маккин на москвичке Прасковье Рубан.

Теперь эта Прасковья писала бывшему свекру, что если Фидель её простит, она расторгнет брак с Робертом, заберет с собой сына, и тогда уже никакой выкуп за него не потребуется.

Письмо невестки, хоть и бывшей, обрадовало старика. Несколько дней он ходил сам себе на уме. Даже сосед-пенсионер, в прошлом знатный литейщик Колодочкин Антон Антонович, а теперь запойный пропойца, - пропивший в одночастье все три ордена "Трудовая Слава", и тот заметил, что уважаемый сосед если не свихнулся, то вот-вот свихнется.

Литейщик обратился к собутыльникам:

- Ребята, погибает учитель. Если не возьмем в свою компанию чекнется. - И первый в шапку бросил металлическую пятерку, как в свое время бросал рубль с портретом Ильича: карман не Мавзолей - долго не залежится.

За бутылкой послали самого молодого пенсионера. Принес мигом. Но учитель от выпивки отказался: сердце. - Эх, Михаил Евстафьевич! - с упреком говорил Колодочкин. - Я же ваш ученик. Теперь меня послушайте: если не будете пить - пропадете. Вы думаете, там, наверху, не хряпают? Есть у них один Бурбулис, язвенник. Ему нельзя, а он глушит. И рыгает в присутствии президента. Но президент его любит: как-никак - идеолог. Вместо Яковлева. Тот пьет втихаря. Не верите? Откуда я знаю? А вы почаще в наш пивбар наведывайтесь...

Но Михаил Евстафьевич и в пивбар не наведывался: откладывал из пенсии - менял на доллары.

Соседи недоумевали: никак надумал в Америку?

А бедный учитель терзал себя, не знал, как сообщить сыну, что из Америки получил письмо. Может, ради ребенка Фидель простит Полину? Опять будет семья, как нынче многие в России, - на принципах мирного сосуществования.

Не написал. Не успел. Сын сам неожиданно нагрянул. Да не один - с молодой женой, на новом "жигуленке". Привез продукты - хватит на целый месяц, а если расчетливо экономить, то и на три.

Пока Тоня возилась на кухне, Михаил Евстафьевич, заговорщески помаргивая белесыми ресницами, тихо заговорил: - Весточку получил. Оттуда.

Письмо от бывшей жены не удивило. Фидель Михайлович, зная конъюктуру американского рынка на русских женщин, рассчитал, что послание Паша пришлет, но этак годика через три. А процесс, оказывается, ускоряется. Надежда на дружбу с Америкой становилась все призрачней - оборачивалась разочарованием - Я боялся, что и ты укатишь, - говорил отец почему-то шепотом.

- Слыхал, сын лысого Никиты, со всем своим выводком туда подался. Просит американское гражданство. Как ты думаешь, дадут? - Сыну Хрущева обязательно. Вся элита туда перебирается. - А ты? - Я, отец, не элита. Но элите нужна моя голова. И не там, а здесь. - А народу? - Не говори, отец, высоким стилем. Народ, как и в старину, безмолствует. Опять. Не ты ли нам, ученикам, рассказывал, как после нашествия татаро-монгол целых три десятилетия Россия пребывала в шоке. Но шок прошел, и Россия исподволь собрала силы для Куликовской битвы. Что-то подобное происходит и сейчас. А что делаешь ты? - Обслуживаю элиту... Изучаю. Побеждает тот, кто знает противника изнутри... А переметываться, как сын Хрущева... Я же не сволочь. Даже если обо мне что-то услышишь пакостное, не верь. Время у нас такое, с открытым забралом не совайся. Наша государственная машина изуитски изощрена. То, что у тебя на уме, должно быть только у тебя. Помнишь, ты говорил, на смену нам, старым партийцам, идут комсомолята. Но они-то оказались без морали. - Я тебя понимаю, - глухо произнес отец, пряча в шкатулку письмо бывшей невестки.

Михаил Евстафиевич посмотрел в сторону кухни - там Антонина перемывала посуду. Подошел к книжной полке, снял том "Истории Государства Российского", из книги достал конверт. - Я тут скопил маленько. - Это что? - Доллары. Ровно двести.

Сын укоризненно взглянул на отца: - Так вот почему ты так похудел! Это я на выкуп... - Ах, отец!..

Фидель Михайлович обнял старика, не удержался, позвал: - Тоня! - Я слушаю, - Из кухни выглянула Антонина Леонидовна, в цветастом фартуке, раскрасневшаяся у плиты. Заметила, что у Фиделя глаза от волнения полны слез.

Фидель Михайлович показал конверт: - Батя вот обменял пенсию на валюту. Чтоб Олежку выкупить. - Да? - засияла Антонина Леонидовна . - Я не знаю, сколько в конверте, но недостающую сумма добавлю. Они сколько просят - миллион?

Михаил Евстафьевич с недоумением посмотрел на молодых: к чему такая злая шутка? Только Фиделю Михайловичу было известно: Антонина Леонидовна не шутила. Миллион, по крайней мере, у неё найдется. На квартире, на Котельнической набережной, она открывала при нем большой кожаный чемодан он весь был набит стодолларовыми купюрами. Тогда она сказала: "Здесь чуть больше миллиона". - "Откуда они?" Тоня улыбнулась: "На глупые вопросы деловая женщина не отвечает". Так и не призналась, откуда у неё миллион. Фидель Михайлович, зная наши порядки, предостерег: "Узнают - ограбят". Она засмеялась: "А кто ведает? Я да ты". И в свою очередь предостерегла: "Без меня к чемодану не прикасайся". Они оставили чемодан с деньгами в кладовой, считай, на видном месте.

Отец, не слушая гостей, побежал в магазин: гости забыли привезти хлеб. Старик обожал черный московской выпечки: орловский, бородинский, бронницкий. В Москве умеют делать хлебы. В Приосколье тоже умеют, но пекут исключительно белый - он дороже и меньше с ним возни.

Оставшись одни, москвичи обсудили план воскресного отдыха. - Я тебе покажу Оскол, - пообещал Фидель Михайлович. - В детстве я с отцом ездил туда на рыбалку. Уху, правда, не варили, да и какая уха из красноперок и уклеек? А вот полевой завтрак под зелеными ивами у самого среза воды - это еда! Хлеб с соль, отварная картошка, малосольные огурчики. Закусываем и на поплавки смотрим: чей первый пойдет под воду? Представляешь? - Представляю, - с готовностью кивнула Антонина Леонидовнна и вдруг погрустнела. - А меня батя водил в горы. У нас тоже есть речки. Течение быстрое-быстрое, и вода прозрачна, как майское небо. Видна каждая рыбешка. А рыба - что молния. У вас на Кавказе называют её хариус. Батя ловил на спининг. В руке - удочка, за спиной - автомат. Батя и стрелять научил меня в горах. Как-то батя захватил с собой кольт - для меня. Кольт мне показался тяжелым, как килограммовая гантель. Но выстрелила - удержала в руках. Мне тогда ещё и семи лет не было. С тех пор не расстаюсь с оружием. - Ладно уж... - Фидель Михайлович обнял жену. - Ты хоть сегодня без оружия. - И сегодня. Всегда... - Она отвела руку. - Пощупай под мышкой. Справа.

Фидель Михайлович пальцами провел по шелковому бюстгалтеру. Верно, у правой груди - пистолет. Миниатюрный, словно игрушечный. - А почему справа? - Я же левша.

Из магазина вернулся отец. Принес ещё теплый каравай, три селедки и полную авоську огурцов. Под огурцами в газетке - поллитровка.

- Встретил Алену Кунченко, свою ученицу, - рассказывал отец, выкладывая на кухонный стол съестные припасы, - Несет огурчики. "Это вам", - говорит. Вся улица уже знает, что ты приехал, да не сам, а с молодой женой. Я никому ничего не сообщал. А надо же - узнали... Да, Фидель, чуть было не забыл. Машину на сигнализацию поставили? - А зачем? - Машина-то новая. Приметна. Ее лучше, конечно, в гараж. Сосед свою "копейку" продал... Я договорюсь.

Договариваться не пришлось. Соображали застолье - выпили по рюмашке, по второй. Михаил Евстафьевич и себе позволил - по случаю. Даже удивился: "А сердцу-то легче!" Водочка, оказывается, и лечить может.

Завтракая, о чем только не говорили! У отца, как отметил про себя Фидель Михайлович, память ещё не притупилась. Вспоминал Кубу, встречи с Фиделем Кастро, дружбу с Раулем.

Хмель старику ударил в голову. С восторгом рассказывал: - Наш дивизион прикрывали бойцы народной армии - в большинстве своем это были девушки-мулатки. Была опасность, что американцы высадят морскую пехоту. - И вдруг признался: - А девушки, скажу вам, - на загляденье. Мы вскоре перезнакомились. Одна просила у меня карточку - на память от советского капитана. Я тогда был ещё капитаном. - и повернулся к сыну: - Она очень похожа на Тоню. Такая же смуглая, высокая. Ротой командовала. Когда она появлялась в нашем капонире, товарищи шутили: "Опять два капитана вместе".

Отец умолк. В его руке дрожала рюмка. После паузы тихо произнес: Жаль девчонку. Погибла. А погибла в Анголе. Ее батальон - тогда она уже батальоном командовала - гремел на всю Африку... На годовщину Кубинской революции меня пригласили в Москву, в кубинское посольство. Вручили медаль и письмо от Анны - так звали комбата. В посольстве я узнал, что Анна была тяжело ранена, умерла в госпитале... - А что в письме? - спросил сын, взволнованный признанием отца. - Что?.. - отец смутился. - В любви признавалась... Я сейчас найду письмо.

С полки он снял том "История Государства Российского". В нем он. оказывается , хранил почту. - Тоня, ты как по-испански? - Могу.

Антонина Леонидовна читала письмо вслух и тут же переводила. Судя по содержанию, Анна возглавляла отряд командос. Португальцы не принимали боя, где появлялись кубинки, возглавляемые майором Анной Сентуш.

Михаил Евстафьевич достал шкатулку, выложил на стол целую дюжину боевых орденов и медалей. - Не надеваю, - сказал он. - Стыдно.

Он так пронзительно взглянул на сына, как будто во всем, что случилось с Россией, виноват был его сын - и никто больше.

Отец крякнул , встряхнул желтыми от старости волосами: - Эх, ещё по махонькой! - Может, хватит? - Ничего, я крепкий...

За сердце он схватился утром следующего дня: во дворе не оказалось машины. Угнали. Он стонал и плакал. - Я же говорил...Надо было в гараж. Сколько вы за нее?.. Тысяч шесть, небось?

Фидель Михайлович успокоил отца: - Разве это теперь имеет значение? Надо заявить. - А стоит ли?

Сын был спокоен: не проклинал угонщиков. Еще спокойней вела себя невестка: - Батя, не берите в голову... Ну, угнали. А где не угоняют? Сколько она? Ну, если на доллары?