Проходимец по контракту

Глава 1

Вы замечали детекторы возле касс в супермаркетах?

Ну, такие «непропускалки», часто полуовальной формы, обязанностью которых является обнаружение выноса клиентами неоплаченного товара? Чтобы потом, поймав подлого злоумышленника, администрация супермаркета поместила портрет этого жалкого воришки на всеобщее обозрение при входе. В назидание возможным последователям, чтоб неповадно было…

Нет-нет, что вы, я совсем не хотел прославиться таким способом: мне пиар ни к чему, я же не гламурно-подончатая звездня, сверкающая похотью с экранов телепомойки! Однако в этот день детектор подло завопил за моей спиной, когда я, оплатив покупку, уже направился к выходу, прикидывая, что неплохо бы отломить по дороге кусочек от плитки козинака… Я сначала подумал, что попался кто-то другой, — ведь детекторы срабатывают, когда только к ним подходишь, — но охранник, радостно-деловито направившийся ко мне, заграждающей дланью отмел в сторону мое наивное заблуждение, вернув от козинаков на грешную землю.

— Что, опять техника балуется? — напустив на себя равнодушный вид, осведомился я. И, главное, боковым зрением уже заметил: другие покупатели живо заинтересовались, смотрят на потенциального воришку, глазеют из очередей и от шкафчиков хранения…

Неприятно, что ни говори! И думаешь: «Ну почему это не произошло поздно вечером в пустом супермаркете?!» Нет, вот так, на всеобщее обозрение… Знаешь ведь, что не виноват, но неприятно донельзя, а в уголочке сознания уже зашевелилась испуганная мыслишка: «А вдруг автоматически что-то пихнул в карман, просто посмотрел и машинально сунул, переключившись мыслями на следующую покупку?»

— Пройдите, пожалуйста, еще раз через детектор, — оценивая меня доброжелательно-акульими глазками, попросил охранник и небрежно извлек из моей руки пакет с продуктами.

Я прошел. Детектор прямо-таки взорвался подхалимским шакальим визгом: «Это он! ДЕРЖИ ВОРА!!!»

— Пройдемте, молодой человек, — мило улыбаясь, пригласил охранник, вцепившись в меня, как акула в морского котика, и увлек в океанскую глубину… то есть в какую-то боковую дверь возле бастиона администратора. Легкий нажим на мою спину ненавязчиво уведомил меня, что сзади возможные пути к бегству перекрыты еще одним заботливым охранником и деваться мне, голубчику, соответственно, некуда.

«Странно, — мелькнула мысль. — Могли ведь на месте проверить ручным сканером, или как он там называется?»

Меня вежливо ввели-втолкнули в какую-то дверку, за которой оказалась небольшая комнатушка со столом и парой стульев, один из которых был занят лысоватым дядькой с седыми усами и грустными глазами пожилой таксы.

— Присаживайтесь, милейший, — пригласил он и положил перед собой лист бумаги, достав оный из чахлого вида папочки. — Виктор, обыскивали?

Ловкие руки нырнули в карманы моей куртки и извлекли две банки красной икры.

— Забыли оплатить? — Собачьи глаза дядьки стали еще грустнее, словно у него отобрали «Педигри». — Ну, будем писать протокол…

— Подождите, — хоть я и был в некотором смущении, но способность соображать еще не потерял. — Так не делается: я не буду говорить, что икру мне подбросили, — хотя это так, или у меня сдвиг крыши, — но меня обыскивают без понятых, не на месте преступления…

Собачьи глаза, казалось, сейчас заплачут.

— Умный, да? — Дядька откинулся на спинку стула и пожал плечами в коричневом — терпеть не могу этот цвет одежды! — пиджачишке.

— Витя, щелкните эрудита…

Я непроизвольно сжался внутри, ожидая Витиного кулака, но узрел перед носом объектив фотокамеры. Моргнул от вспышки… Ну и рожа у меня там будет, в смысле — на стенде «Наши Дорогие Воришки»! А камерка-то у них хороша: «Никон» трехсотый, мне о такой мечтать…

— Так все же: насмотрелись криминальных сериалов или профессиональные знания? — поинтересовался дядька, что-то царапая на бумажке.

— То есть? — не понял я.

— Не первый раз попадаетесь?

Я насупился. Промолчал.

— Адвоката требовать будем? Телефонный звоночек маминому знакомому из налоговой? — Дядька свистнул носом и, вытащив из папки, толкнул ко мне листок, при ближайшем рассмотрении оказавшийся анкетой. — Заполните, будьте любезны.

Анкета была какой-то дурацкой, словно на работу брали: сколько лет, прописка, образование, профессия, служил ли в армии, судимости, семейное положение… И совсем непонятные вопросы: состав семьи, к какой религии отношусь, не был ли на учете у психиатра…

— Это все зачем? — поинтересовался я. — Здесь бы еще о хобби и подружках спросили…

— Вы заполняйте, заполняйте, ваше дело теперь слушаться и не хамить. — Грустноглазый махнул рукой, и охранник, до этого стоявший за моей спиной, вышел из комнатки, оставив меня с ним и «Витей» втроем.

— Я штрафом обойдусь или вы норму по поимке преступного элемента к трехлетию супермаркета выполняете?

— Вот неугомонный, — возвел собачьи очи к потолку коричневый дядька. — Скажите лучше, молодой человек, вас устраивает ваша зарплата?

— Конечно, нет! — Я картинно провел рукой над банками с икрой. — Видите, на икру не хватает. Это у вас такой принцип вербовки работников в супермаркет? Могу сказать, что профессия продавца-консультанта никогда не была моей мечтой. — Я некоторое время попыхтел над анкетой. — Или проводите перед президентскими выборами опрос испуганного электората, чтобы ответы честными были?

— Молодой человек, вы закончили? — Дядька взял анкету и, читая, неспешно стал втолковывать: — Простите за наши методы, но из-за сложившейся ситуации приходится действовать грубовато. Нам действительно нужны сотрудники, и похоже, вы нам подходите, но это нуждается в проверке, а вот то, что вы автотранспорт не водите, вот это — плохо! Да и отсутствие службы в армии…

— Вы издеваетесь?

Дядька обреченно, с каким-то фатализмом вздохнул, достал из внутреннего кармана пиджака какие-то корочки, раскрыл и протянул их мне:

— Придется проехать, молодой человек.

Я с неудовольствием отметил надпись «МВС Украины», фотографию грустноглазого дядьки в звании капитана (ага, зовут его Андрей Иванович Степак) и пришел в наимрачнейшее настроение, зная, что подобные странные встречи обычно имеют весьма и весьма неприятную подоплеку, даже если произошла глупая ошибка, хотя такие конторы, как правило, не ошибаются…

Потертый BMW-тройка вполз в ворота детского садика, завернул за корпус и остановился у облупленной двери, рядом с которой болталась табличка, глаголющая, что за оной дверью расположилась фирма «Итака», предоставляющая транспортные перевозки.

— Прошу, молодой человек, — распахнул дверцу грустноглазый капитан.

— Мобилку верните, — хмуро пробормотал я, ныряя подбородком в воротник куртки, — с потемневшего неба настойчиво сыпалась какая-то мелкая и сырая дрянь.

— С этим придется подождать… Да вы не бойтесь, «глухарей» на вас никто вешать не будет, да и на органы расчленять для продажи арабским миллионерам тоже.

Я, взглянув в набухшее сыростью ноябрьское небо, поплелся внутрь здания мимо сидящего на детском сиденьице парняги, облаченного в форменный костюм с надписью: «Охрана», в бывшую группу через бывшую раздевалку. Уселся на предложенный стул, расстегнул куртку — натоплено было здорово. Длинные радиаторы под широченными низкими окнами, похоже, раскочегарены были вовсю, даром что на улице на десяток градусов выше нуля. Напротив меня за воспитательский стол уселся капитан и защелкал мышкой открытого ноутбука. Я окончательно снял куртку, положил ее рядом на стульчик, осмотрелся. Детский сад как детский сад, таких много. Наверное, назывался «Солнышко» или «Радуга», простите, «Веселка» по-новому. Со стен ехидно смотрели волки, лисы, тупо таращился заяц, а нездорового цвета колобок так разевал пасть, что становилось как-то не по себе за остальных зверей…

— Вот, — облегченно вздохнул капитан Степак. — Нашел наконец.

Он неторопливо вытащил пачку курева, достал сигарету, сунул было в рот, но, взглянув на меня, грустно вздохнул и расположил ее за ухом. Я выжидающе молчал, делая вид, что меня весьма забавляет происходящее.

— Итак, — капитан заглянул в анкету, — «Алексей Павлович Мызин… двадцати семи лет от роду», судя по всему, зарабатываете вы не много… раз написали «на жизнь хватает» в разделе «Устраивает ли Вас Ваша заработная плата».

Я продолжал молчать. А что мне было рассказывать: про то, как директор фирмы, в которой я отбывал рабочее время, вот уже как пару недель намекал на то, что финансовый мировой кризис проехался и по его конторе и мне при теперешнем положении дел не мешало бы подыскать работенку где-то в другом месте? Вот только мне нужно было, в память о каких-то оказанных мне услугах, помочь закрыть до Нового года годовой бюджет, написать несколько отчетов да последнюю горячую сделку с капризным заказчиком до этого провернуть… Грустно как-то получалось. Может, на этого дядьку тоже давили подобные проблемы, потому и такая вселенская скорбь в собачьих глазах?

— Если вам предложат работу в размере пяти тысяч в месяц — заметьте, евро, не гривен, — вы согласитесь? — меланхолически продолжал капитан. — Причем работа не трудная, не вредная, не противоречит Уголовному кодексу и особых навыков не требует, кроме тех, коим вас обучат на месте работы.

Пять тысяч евро!!! Спокойно, Леха, спокойно…

— Конкретней можно? — Я пожал плечами. — Создается такое впечатление, что вы мне «Гербалайф» или «Орифлейм» распространять предлагаете… Еще непонятно соотношение предлагаемой зарплаты с внешним видом вашего офиса. И что за глупый способ набора сотрудников?

— Конкретней — вам придется отправиться в поездку. — Степак покачал головой. — Большего рассказать не могу, пока вы не подпишете договор о неразглашении.

— Ого, фирменные тайны?

— Международные, — ухмыльнулся Степак, не повеселев при этом глазами ни на каплю. — Вас нанимает государство, а что касается способа выбора кандидата и образа приглашения на работу — это вынужденные действия, за которые мы приносим извинения и в качестве компенсации предлагаем принять красную икру, которая так хорошо помещается в ваши карманы. Если вы откажетесь от предлагаемой работы, вас отвезут домой или туда, куда вы захотите. Если согласитесь, то вы подпишете договор о неразглашении, выслушаете описание предлагаемой работы, подпишете рабочий контракт, получите аванс в половину месячной зарплаты на ваш счет в банке и мы, опять-таки, отвезем вас домой, чтобы вы уладили свои дела, попрощались с вашими любимыми родственниками и не менее любимыми попугайчиками и сегодня же выехали на место работы.

Счет в банке… Да у меня и счета никакого не было до сей поры…

Степак говорил, слегка улыбаясь, как будто ему было невыразимо приятно нанимать меня, именно того, самого нужного им человека, которого он — наконец-то! — нашел и привел в искомое место для всеобщего блага и процветания.

— Не могу понять, — осторожничал я. — Что за работа такая? Зарплата по сегодняшним дням — о-го-го, столько наши наемники в горячих точках не всегда получают, нанимает государство… Не сталкером же в Зону вы меня отправляете?

Степак вдруг подобрался. Его глаза потеряли грусть, и смотрел он на меня как-то… озадаченно, что ли?

— Нет, не в Зону и не в Припять — а вы, видать, компьютерными играми увлекаетесь?

— Еще и Стругацких читал, и фильм Тарковского смотрел, — буркнул я.

В моей голове был какой-то туман. Этакая коллоидная взвесь непонимания. Не разберешь, что такое мне выпало? И зарплата — весьма и весьма… Можно машину прикупить… Ну как со всеми долгами разделаюсь! Ремонт нормальный дома сделать, а то мама жалуется, что в сарае каком-то живем, да и о женитьбе можно подумать: вон, Катька давно ко мне подкатывает. Неплохая, право, девчонка…

— Так как, Алексей Павлович, что будем решать?

Я потянулся с равнодушным видом.

— А на какой срок работенка?

Степак облегченно вздохнул и растянул губы в улыбке, полной пессимизма.

— Надолго. — Он достал из своей папочки внушительного вида лист с кучей каких-то голографических наклеек и гербом государства.

— Ознакомьтесь, пожалуйста.

Глава 2

Не спалось.

Вроде и лег очень поздно, но обилие впечатлений и информационная перегрузка способствовали выделению адреналина в кровь, отчего сон убрался от греха подальше и возвращаться, по-видимому, не спешил. Вагон ритмично покачивался, иногда звякала ложечка, забытая в стакане. Время от времени свистел носом мой сопровождающий — крепкий блондин с какими-то смазанными чертами лица.

«Григорьев», — отрекомендовался он и с тех пор не открывал рта, кроме случаев, когда заказывал у проводника чай. Теперь он видел десятый сон, а я ломал голову, зачем я согласился на такую безумную авантюру, в которую до сих пор не очень-то верилось.

Вчера, когда я подписал все от меня требуемое, капитан Степак собственноручно заварил крепкий кофе и повернул ноутбук ко мне монитором. Сначала я не поверил напрочь. Потом, выпив еще кофе (хотя, наверное, лучше бы какого-нибудь успокоительного) и пересмотрев кучу фотографий и пару явно не компьютерных видеороликов, начал потихоньку соглашаться с действительностью. Тем более что изобретать такую фантастическую историю ради одного меня родимого — глупо как-то…

Итак: существует Дорога — так ее все называют, и ничего более оригинального не придумано, хотя что придумывать: на вид и по функциям она абсолютно отвечает своему названию. Хотя функции у нее как раз и более расширены по сравнению с обычными трассами.

Дорога соединяла миры.

Никто не знает какие — другие планеты, другие измерения, искаженные отражения нашего мира, другие временные пласты…

Главное, туда можно попасть, там может существовать человек, там живут другие, скажем, люди и — внимание! — там можно торговать.

Торговля технологиями, изделиями и сырьем с различными цивилизациями, развитыми и не очень, оказывала весьма немалое влияние на положение вещей в мировой экономике и техническом прогрессе человечества.

Дорогу открыли достаточно недавно, где-то в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия, но существует мнение, что про нее знали и раньше, — в различные исторические периоды ее якобы находили и теряли снова и снова. На Земле существуют около десятка Выходов, или Выездов, на Дорогу; один в США, один в Месопотамии, один в Японии, три на постсоветском пространстве, парочка в Европе… Проблема заключается в том, что эти Выезды работают циклично, открываясь практически на полчаса-час, с промежутком от месяца до полутора лет. А при чем тут я? Оказывается, пройти (или проехать) на Дорогу могут только некоторые люди, и никому не известно, почему это так. Специальные системы слежения, установленные в — да! — супермаркетах, вычисляют тех, кто является потенциальным Проходимцем, как стали именовать эту отбираемую касту, и таких полезных людей сразу берут в оборот, как меня например. По какому именно принципу работают эти самые системы отслеживания и чем таким эти самые Проходимцы, в славные ряды которых мне суждено было влиться, отличаются от остальной части человечества, Степак мне так и не сказал, сославшись на то, что не силен в этой научной части. Сообщил он мне только, что системы определения, так называемые «Персты Судьбы», очень дороги, и их на материке очень ограниченное количество, так что их перевозят из города в город, из супермаркета в супермаркет, используя какую-то давно разработанную схему.

В нашей Украине тоже есть Выезд, который вот-вот откроется, а Проходимцев не хватало катастрофически. Вот я, любезный, вовремя и подвернулся и теперь еду с сопровождающим куда-то в Донецкую область к самому открытию Выезда, чтобы проникнуть в запредельное и заработать свои пять тысяч евро…

Я, конечно же, спросил, почему меня просто не выкрали с концами и не объявили пропавшим без вести: ведь такие деньги на кону (секретные технологии, редкие, драгоценные ископаемые) — или я мало понимаю в современной жизни и в циничности властных, военных и бизнес-структур! Степак ответил, что, может, и выкрали бы, но ворота пропускают только желающих пройти добровольно, и подделать это желание, поддержать его насильно, при всем старании специалистов, не получилось. Так что приходится секретному военно-научному отделу при Разведуправлении Украины, а по совместительству — Междумировой торговой компании, нанимать сотрудников самым обычным образом, ну или почти обычным.

Мама рассталась со мной на удивление легко. Степак приехал вместе со мной ко мне домой и гладко рассказал о моей заграничной поездке для учебы, которую я выиграл в интернет-конкурсе по программным технологиям (в которых, по правде, я ничего не смыслю). Так как, по словам капитана (представившегося маме представителем министерства образования, да еще и помахавшего какими-то документами), мне светила престижная профессия, и нужно было спешить к началу занятий, то меня быстренько собрали в дорогу, чему я немало удивился, зная чувствительное мамино сердце. Но сердце молчало, моя младшая сестренка Люська усердно помогала собирать вещи, без умолку треща о моей скрытности, — еще бы: тайно готовился к конкурсу! — и все прошло чисто-гладко. Тем более что я сообщил о намерении посылать триста евро от своей стипендии каждый месяц. Мы попили чай, я в сотый раз пообещал связаться с семьей по Интернету или, на худой конец, слать сообщения…

Степак объяснил мне, что позже придется известить родственников о том, что в учебном центре из-за вопросов дисциплины и для пресечения утечек научной информации нельзя пользоваться Интернетом. Смс же и триста евро в месяц за меня будет слать сотрудник, который за это отвечает.

Я в очередной раз перевернулся на другой бок. Мало, мало информации! Степак мне рассказал лишь минимум, пообещав, что остальное объяснят на месте. Я очутился в положении Нео, который согласился проглотить красную пилюлю, не до конца осознавая, зачем это делает. Но мне, по крайней мере, за это платят… За умение проходить там, где другие пройти не могут, и не просто проходить, но проводить с собой еще и транспорт с грузом. Причем для этого нужно желание доброй воли… Так, а это уже — кое-какая информация. Значит, проезды-выезды эти как-то реагируют на человека и определяют… его желание, что ли? Какой-то мистикой попахивает, однако. Конечно, в будущем мне наверняка больше станет понятно, но как хочется узнать побольше и прямо сейчас, когда я и ведать не ведаю, что может попасться на моем дальнейшем жизненном пути, обещающем быть весьма фантастическим…

Я закинул руки за голову, прижав правый локоть к холодному пластику купейной перегородки. Интересно, когда я вернусь через несколько месяцев, Катька меня будет ждать? Или все ее внимание — лишь флирт?

Катя-Катя-Катерина с серо-голубыми ехидными глазами Анджелины Джоли… А ведь я ей даже стихи написал… такие, в стиле Есенина. И хотя всепроницающая мама и ворчала, что девка весьма ветрена с виду, хоть моя любимая сестренка и предупреждала со смешинкой — не пожалей, братец, знаем ее похождения! — я все равно лелеял мечту об общей жизни, будучи подогреваемым несколькими поцелуями у подъезда после совместного похода в кафе.

Поезд мягко раскачивался, железным червяком скользя по рельсам. Звякала ложечка в такт. И, словно из глубокого колодца, все тише и тише становился храп моего сопровождающего.

Проснулся я от невежливого толчка в бок.

— Вставай, Алексей, прибыли, — пробубнил мне в ухо Григорьев резким ароматом зубной пасты.

Я сполз с полки, пошарил ногами в поиске кроссовок.

— Я чай уже заказал, через десять минут будем на месте.

Григорьев, в отличие от меня, был свеж, ясен, подтянут.

«Ага, прохрапел всю ночь беззаботно, — мрачно думал я, уже стоя в очереди в туалет. — Небось ему в неизвестность не отправляться…»

После умывания и пары стаканов противного поездного чая — знаете такой, со стойким привкусом накипи? — я повеселел и, выйдя на унылый перрон захудалого вокзальчика, бодрячком потопал вслед за сопровождающим, который даже изволил взять одну из моих объемистых сумок.

Возле вокзала нас ждал старенький «Опель-Астра», куда мы втиснулись под бдительными взглядами пары-тройки привокзальных таксистов. Водитель — худой седоватый мужик лет шестидесяти, молча пожал григорьевскую руку, лениво мазнул меня взглядом небольших светло-карих, почти желтых глаз и, погладив аккуратные, пронизанные сединой усы, тронул машину, прибавив громкости Высоцкому, что хрипел из динамиков. «Опель» пошел на удивление мягко и мощно, показав, что не так он прост, каким кажется или кто-то хочет, чтобы казался. От вокзала мы свернули между одноэтажными хатенками, повиляли по переулкам и выехали на магистраль. Утро было серым и влажным, всплакивающим мелкими брызгами то ли дождя, то ли крупного тумана.

«Натопи ты мне баньку, хоз-зяюшка-а-а!» — рвал сердце и струны Владимир Семенович, и я подумал, что тоже не отказался бы от парилки, да с хорошим веничком… Похоже, и водитель о чем-то таком думал — морщины его лица постепенно становились менее жесткими, как я заметил, поглядывая на него наискось с заднего сиденья. Глаза стали мечтательными…

Так молча, под хрип душевный мы и добрались до съезда с магистрали, где, повернув на узкую невзрачную дорогу, проехали еще пару сотен метров, после чего худой остановил машину и наконец изволил разжать губы.

— Проверяли? — кивнул он на меня, засовывая сигарету в зубы под усы. Зажмурил левый глаз — прикурил.

— Проверяли, — подтвердил Григорьев, открывая дверцу со своей стороны.

— Ты, мил-человек, тоже выдь из машины, — распорядился водитель, доставая какой-то приборчик из бардачка. — Еще разок проверить надо — правила!

Они быстро выгрузили мои вещи из багажника, водила, пыхтя сигаретой, поводил приборчиком вокруг вещей, потом вокруг меня и, удовлетворившись результатом, пожал Григорьеву руку.

— Ну, до встречи, камрад.

Григорьев направился назад к трассе.

— Подождем, — худой выбросил окурок и достал из кармана куртки оранжевый пакетик. — Курагу будешь?

Курагу я любил, и мы молча жевали минут пять, после чего водитель сел в машину, пригласив и меня.

— Меня Петром зовут, Петр Данилович.

— Алексей. — Я пожал протянутую руку.

— Сейчас Санек подойдет и поедем, — Петр Данилович криво ухмыльнулся, показав желтые зубы с правой стороны, напоминая мне этим мою покойную двоюродную бабушку. — У тебя вопросов, наверное…

— Да, хватает.

— Ничего, много интересного узнаешь.

Мягко пиликнул мобильник. Петр Данилович достал слайдер из кошелька на поясе, раздвинул возле уха, выслушал кого-то.

— Все в порядке, — сказал он мне и запустил двигатель. — Вон и Санек показался.

Из-за деревьев действительно вынырнул длинный сутуловатый парень в спортивной серо-синей куртке и бейсболке. Сел в машину на заднее сиденье, хлопнув дверцей. Блеснул светло-голубыми глазами.

— Уехал? — Данилович тронул «Опель» и резко набрал скорость. — Сколько раз тебе говорить: не хлопай!

— Так не твоя же, Данилыч, чего переживаешь? — Паренек поймал мой взгляд в зеркале заднего вида, подмигнул. — Он попутку поймал, поехал в город.

— Мне сказали. А машину беречь надо, хоть и не своя. — Данилович продолжал хмуриться.

— Во-во, понеслась… — Санек просунул вперед руку. — Будем знакомы, я — Санек.

— Алексей.

— Ты — наш Проходимец? Прикольно. Доехал нормально? На Данилыча внимания не обращай, он всегда ворчит. Отпразднуем прибытие — у меня коньяк неплохой есть. Я тебе все объясню, ты ведь первый раз здесь? А на Дорогу тоже в первый?

Санек, похоже, был этаким типажом болтливого шалопая. Задавая кучу вопросов, он тут же перескакивал на другие, не переставая играть плечами и ухмыляться. Я еле успевал отвечать. Попробовал было просто помолчать, но Санек, не обращая внимания и не делая пауз, затараторил про каких-то «отпадных девчонок», с которыми — он делал при этом многозначительное лицо — он меня там познакомит.

Дождь стал крупнее. Данилыч, как с легкой руки Санька я стал его про себя называть, увеличил частоту взмахов дворников и сбросил скорость. Свернул на еще более узкую щебневую дорогу, немилосердно изрезанную покрышками. Дорога петляла в узком промежутке между двумя рядами чахлых голых деревьев, за которыми виднелись неуютные серые поля. Наконец нам преградил путь облезлый палец шлагбаума. За ним расположились открытые решетчатые ворота, в обе стороны от которых, на сколько можно было видеть, простирался заборчик из колючей проволоки. Над воротами красовалась такая же облупленная, как и шлагбаум, надпись: «Частное хозяйство „Хуторок“». Из-за корявой будки поста вылетели два питбуля и заплясали вокруг машины, стараясь заглянуть в окна.

— Не вздумай открыть дверь или окно, — предупредил меня Данилыч. — Нам Проходимец целый и здоровый нужен.

Из будки неторопливо выплыл объемистый сторож — охранником его никак не назовешь, — присмотрелся, крикнул на собак. Подошел ближе, шлепая по вольготно разлившейся луже, кивнул Данилычу. Питбули разочарованно убрались к посту и оттуда следили за нами, явно готовые в любой момент попробовать гостей на зубок.

Данилыч опустил стекло.

— Привезли? — просипел сторож, окидывая салон взглядом выкаченных светлых глаз из-под капюшона брезентовой куртки. Задержал взгляд на мне. Посопел. — Завтра едете?

— Сегодня. Ты бы меньше пил, Василь. — Данилыч покрутил пальцем — похоже, это был у него любимый жест. — Вот уже числа путаешь.

— А что тут еще делать? — Сторож прошлепал до шлагбаума, скинул стопор, напрягся, поднял полосатую штангу. — Электроника бдит, а я — при ней… Привезите чего-нибудь с Дороги-то, — крикнул он в окно, когда мы проезжали мимо.

Обернувшись, я видел, как он опустил шлагбаум и уколыхался в будку.

— Электроника? — скептически спросил я.

— Тут знаешь сколько следящих систем натыкано еще на подходах! — Санек обрадованно сунулся вперед. — Сторож только для виду стоит. Нас и увидели, и услышали еще за пару километров, и если бы не сигнал «свой» от мобилы Данилыча, то замаскированные в гравии шипы пропороли бы нам шины еще до того, как мы доехали до шлагбаума, а с базы нагрянули бы шустрые и веселые ребята на «уазике» и культурно проводили подальше, даже помогли бы — вдруг мы случайно заезжие?

— Чем меньше вызовет подозрений прикрытие, тем лучше?

— Соображаешь. Зачем привлекать внимание серьезной охраной и здоровенными заборами? Так, колхоз колхозом. Ты в компьютерные игры шпилишь? Рубанемся сегодня напоследок в «Тим Фортес»?

«Опель» подкатил к приземистому зданию фермы. Для колориту ей не хватало только парочки свиней рядом — совдеповские колхозные бараки из шлакоблока, какие-то ангарчики типа складов овощей или чего-то похожего. Чуть выше остальных построек — двухэтажная то ли маслобойка, то ли ремонтный цех из бетонных панелей. Венчала все это великолепие ржавая водонапорная башня.

— Живописно, — отметил я.

— Снаружи, конечно, неприглядно. — Данилыч провел машину в открывшиеся ворота фермы.

Внутренний дворик красотой и ухоженностью тоже не отличался. Везде валялись какие-то доски, покрышки от грузовиков. Хаотичной кучей серели деревянные ящики, кое-как прикрытые драным целлофаном. Пара обшарпанных тракторов, грустивших под обширным шиферным навесом, вызывала сочувствие. Рядом с ними приткнулся, наверное, тот самый «уазик», на котором «бравые ребята» выезжают встречать непрошеных гостей.

Данилыч поставил «Опель» под тем же навесом. Мы выбрались из машины и, прихватив мои вещи, вошли в окрашенную зеленой краской дверь барака, к которому примыкал навес.

— Ну, добро пожаловать в наше временное пристанище! — пафосно провозгласил Санек. — Сейчас быстренько регистрацию пройдешь и — в буфет! Отпразднуем пополнение команды…

Внутри барак оказался весьма и весьма нарядным. Первое помещение было просторным. Евроремонт не евроремонт, но все чисто, стены окрашены акриловой эмалью в веселый салатовый цвет. Пол покрыт неплохим линолеумом. За высокой конторкой светлого дерева — симпатичная девушка, которой Санек стал тут же строить глазки, впрочем, без видимого успеха.

— Галочка, зарегистрируй, лапочка, новенького, — затрещал он, облокотившись на конторку. — А в буфет с нами пойдешь? Ведь сегодня прощаться будем! Или лучше мы с тобой сегодня тет-а-тет?

— Петр Данилович, заберите вы этого болтуна! — взмолилась Галочка, щелкая по клавиатуре компьютера. — Времени и так мало. Вон, Картенко забегал весь взмыленный, говорит, возмущение уже началось. Молодой человек, — обратилась она уже ко мне, — давайте ваш паспорт. Вещи — сюда, вот в это окошко… Николай! Николай, вещи на проверку, бегом!

Парень в камуфляже с той стороны широкого окошка в стене принял мои вещи, подозрительно прищурившись. Похоже, любой новый мужчина воспринимался им как потенциальный конкурент, что я вывел из опасливого взгляда в сторону Галочки.

— Давайте ведите его переодеваться и — к машине!

— Как, — возмутился Санек, — не евши? А к психологу? А пропуск?!

— В Дороге поедите. Бегом, бегом!

Санек потянул меня в коридор, ярко освещенный бестеневыми люминесцентными лампами.

— Вот какая штука, — бормотал он на ходу. — Должны были открыться сегодня вечером — завтра утром, а тут гляди — уже возмущение пошло!

— Это че такое? — спросил я, влетая вслед за ним в здоровенную комнату, заставленную ящиками защитного цвета, и останавливаясь возле решетчатой стенки, перегородившей комнату пополам. У проема с прилавком в этой стенке стоял кругленький военный, встрепенувшийся при нашем появлении.

— Осьо воны, хутко до машины, не ждить!

— А переодеться, комплект получить? — взвыл ошарашенный Санек.

— Всэ вжэ там, — замахал руками военный и сорвался на фальцет. — Да бегить вжэ!

— Твою мать! — комментировал Санек, когда мы проносились через коридоры и переходы, по-видимому соединявшие строения этой псевдофермы. — Без медосмотра, без курсов, без всякой подготовки! Видел, конечно, всякую спешку, но вот чтобы так…

Впереди показался зальчик с двумя лифтовыми дверями. Три охранника.

— Пропустить, пропустить без пропуска, под мою видповидальнисть! — Сзади нас задыхался военный колобок.

Мы вбежали в солидного размера лифт, лифтер в камуфляже и с кобурой на боку нажал кнопку, отправив нас вниз, и мы получили возможность перевести дыхание.

— Слушай, — вдруг осенило меня. — А мне мои вещи отдадут?

— Не знаю, их проверить должны. А что у тебя там важного? Все, что нужно из одежды и прочего, в комплекте есть, а на крайняк в Дороге на запятой купим, хотя и цены там просто безбожные…

— Плеер у меня там да пара банок дисков с музыкой и фильмами. Ноутбук мой старенький…

— Не пропустят, — замотал головой Санек. — Никакой техники, никакой информации. Проверка полная, чтобы ты там не наторговал для себя, помимо Компании…

— Почему тогда меня раньше не предупредили?

— Так здесь пользуйся сколько угодно, но на Дорогу — ни-ни!

Лифт остановился.

— Бегом, не стой! — Санек потащил меня в открывшуюся дверь, не дав впитать и осмыслить увиденное: огромный зал с каменными стенами, ярко освещенный и от этого кажущийся еще больше. Пирамиды, стеллажи ящиков и коробок всех цветов радуги. Оранжевые автопогрузчики.

Здоровенные грузовики-фуры, по-видимому, все — иностранного производства. Люди, мельтешащие возле них.

«„Рено“, „Ман“, „Мерседес“, „Ивеко“», — мельком читал я, пробегая мимо тягачей. Сияние хрома, никеля, яркие расцветки, многочисленные фары, рев заводящихся моторов, крики людей…

— Сюда, — дернул меня влево Санек.

Мы подбежали к ярко-синей «Скании», возле которой топтались пара человек в медицинских халатах.

— Все нормально? — Один из них начал измерять мне пульс, другой попросил снять куртку, расстегнуть «молнию» на джемпере, приставил к моей шее пистолет-шприц. Кольнуло.

— Да он, в принципе, молодец. — Санек заглянул в высоченную кабину тягача. — Что, Данилыча все еще нет?!

— Вы не волнуйтесь, — втолковывал мне медик. — Сейчас сделаем вам все прививки…

— Где же он ходит? — метался Санек.

Взвыл ревун.

— Ваше основное дело — очень хотеть туда проехать. — Укол. — Главное, не отвлекайтесь. Стойте спокойно, я введу вам успокоительное.

— Где, блин, Данилыч?!

— Важно само желание! — Укол. — Подумайте, ваша зарплата и дальнейшая работа зависят от того, попадете ли вы на Дорогу, проедете ли…

— Е-мое, уже отъезжают!

Ревун надрывался всей своей металлической глоткой.

— Успех зависит от вашего желания, благополучие страны… — Укол. — Вы давно ОРВ болели?

— Да где же он застрял!!!

— В вашем роду были психические расстройства?..

Укол.

— Да что сегодня за день такой!

— …Аллергии на что-то? На лекарственные средства, витамины?

— Может возникнуть легкое недомогание, при повышении температуры примите лекарства в соответствии с этой запиской, вот аптечка…

— Данилыч!!!

Из-за штабеля фиолетово-белых коробок появился Данилыч с двумя огромными сумками защитного цвета в руках.

— Быстро в машину!

Орал ревун.

Глава 3

Погрузившись в кресло «Скании» справа от водителя — на этом настаивал Данилыч, — я попытался перевести дух. Немилосердно болели исколотые шея и плечи. Данилыч запустил двигатель, и «Скания» с мягким рокотом поплыла вслед другим автопоездам.

— Ты как, готов? — высунувшись сзади, теребил меня Санек. — Чувствуешь Дорогу?

— Не трожь человека, пустозвон, — пробурчал Данилыч, выруливая в какой-то туннель. — Почувствует, если надо, если готов…

— Что от меня требуется? — Мне было как-то не по себе от необычности происходящего. — Может быть такое, что у меня ничего не выйдет?

— Все может быть…

— И что тогда, мы застрянем?

Данилыч повернулся ко мне и как-то особенно ясно глянул своими карими глазками из-под седоватых бровей:

— Нет, просто останемся здесь. А ты не бойся. Не все с первого раза проходят. Этого тебе на подготовке не скажут: больше уверенности выработать хотят. А я тебе так скажу, — он поболтал пальцем в воздухе, — когда знаешь, с чем столкнешься, то легче настроиться. А если проиграешь, то хоть знаешь, почему.

Впереди явно что-то назревало. Данилыч ловко провел автопоезд в обход другой фуры.

— Смотри-ка, — спокойно комментировал он, — один не прошел, так сдал назад, но дистанция маловата, и всем надо сдавать… Говорил начальству: увеличьте дистанцию, нет — хочется побольше машин провести…

Мы прошли мимо то ли застывшей, то ли медленно пятящейся колонны тягачей с прицепами. Данилыч включил фары, и только сейчас я заметил, что в туннеле порядком потемнело. Мелькнул прижавшийся к стене человек в оранжевом комбинезоне. Второй со светящимися указателями в руках.

— Сейчас будет очень темно, — забормотал снова мне на ухо Санек. — Главное — желание выйти отсюда. Старайся, Леха.

Действительно, резко стало темнеть, словно какой-то черный туман заструился сквозь всю материю, поглощая свет ксеноновых фар, затемняя приборную панель.

«Как Данилыч ведет в такой темени?! — мелькнула паническая мысль. — Мы ж под землей! А если в какую-то пропасть угодим? Столкнемся с другой фурой?»

Я повернул голову к Данилычу и не увидел его. Тьма охватила все и тесно прильнула к лицу. Можно было ощутить, как она буквально трется о роговую оболочку глаз, вливается через нос, через рот внутрь головы.

Полная пустота.

Пустота, полная тьмы.

Я боялся дышать, чтобы тьма не наполнила легкие. В мозгу билась алой змейкой мысль: наружу! К свету! Этот алый червячок мерцал все тусклее, окутываемый чернильными нитями мрака, и я понял, что умру, если не выйду на свет.

Я попытался найти дверную ручку, чтобы выпрыгнуть из кабины и хоть пешком выбежать из этого черного ужаса, но не нашел и самой двери. Кабина «Скании» исчезла, растворенная непроницаемым киселем тьмы, и я побрел куда-то, пытаясь выставить несуществующие руки, не ощущая ни времени, ни пространства.

Жуткий кошмар полного одиночества.

Ощущение, что тебя предали, оставив во мраке навсегда, каким-то жутким, безумным подношением хаосу тьмы.

Или структуре?

«Иди вперед», — мелькнуло в голове. Иллюзии сходящего с ума сознания? Попытка разума помочь самому себе?

«Иди вперед!»

Это прозвучало и мягко, и твердо. Словно приказ и просьба одновременно. Ухватившись за этот отголосок стороннего присутствия, я зашагал прямо, стараясь держать дистанцию. Где тут перед? Я не ощущал даже, где были верх и низ, но просто двигался, понимая, что ступаю по пустоте, не ощущая ног. На ум откуда-то пришли строчки:

Прошла минута, другая.

Тьма постепенно начала менять оттенок. Словно в банку черных чернил тонкой струйкой вливали воду, и она постепенно разбавляла черноту, смягчала, сводила на нет непрозрачность жидкости. Теперь абсолютный мрак сменился простой темной ночью, которая уже не несла такого страха, как абсолютный мрак, и было ясно, что скоро придет утро, настанет день и воцарится свет, дающий жизнь и надежду…

Я продолжал идти, уже устремленно, видя далеко перед собой мутное, туманное, но светлое пятно, обещающее вывести из остатков мрака на волю.

Из темноты стали проступать, словно проявляться, предметы. Линии, углы, очертания.

Руки. Мои руки, лежащие на коленях. Пальцы судорожно вцепились в джинсу, словно желая ощутить хоть что-то материальное. Желая их испробовать, я поднес к лицу ладонь и зажмурился от хлынувшего из-за пальцев света. Вместе со светом пришел звук, словно из ушей сначала медленно, но с нарастающим ускорением вытянули абсолютные пробки, наглухо до этого закупоривающие слуховые каналы.

Мягкий рокот двигателя, крики Санька за моей спиной. Я сидел в кабине «Скании», выплывающей из серого туннеля в яркое сияние дня.

— Мы прошли, прошли!!! — Санек выбивал какую-то залихватскую румбу на спинке моего кресла. — Леха, ты провел нас! Ага, мы на Гее!

— Тише, неугомонный, ты мне всю кабину разнесешь! — бурчал облегченно Данилыч. — А хорошо прошли. Быстро…

Я не слушал их, жадно впитывая яркое синее небо, режущее контрастом глаза после мрачной пасмурной осени. Зелень, зелень! Сочная, вызывающая желание выпрыгнуть из машины и попробовать на вкус светящиеся жизнью листья.

Дорога. Дорога, разрезающая это буйство флоры. Дорога, простирающаяся перед автопоездом прямой лентой необычного цвета. Не асфальт, не бетон. Что-то шероховатое, мягко-золотисто-оранжевое. Дающее ощущение теплоты…

Данилыч остановил «Сканию», заглушил двигатель.

— Давайте, ребята, как положено, — перекусим перед перегоном. — Данилыч, открыв дверцу, спрыгнул на обочину. На меня пахнуло теплом и запахом поздней весны и чем-то еще, неопределимым. — Санек, достань мой пакет.

Я спустился на Дорогу, потопал кроссовкой. Поверхность как поверхность, ничего особенного. Похоже на оранжевый качественный асфальт, только какой-то более монолитный, словно пупырышки и неровности просто выдавили как декор на сплошной дорожной плите. Снял свитер, закинул в кабину. Не выдержал — нагнулся, потрогал рукой дорожную поверхность — и правда, теплая! То ли само по себе, то ли солнцем нагрело…

Солнце? Я поднял голову вверх. Солнце как солнце: желтое, слепящее. Радостно светящее с веселого темно-синего неба. Может, только чересчур темного…

— Ты чего там застрял? — послышался из-за тягача голос Данилыча.

Огибая кабину, я только сейчас понял, что уши свободны от рева автомобильных двигателей. От привычных городскому жителю шумов…

И тут я нос к носу столкнулся с человеком в камуфляже и с автоматом наперевес. На мой удивленный взгляд он еле заметно ухмыльнулся и ткнул большим пальцем за свою спину, где на зеленой травке была расстелена клеенка и несколько туристических ковриков, один из которых уже был занят развалившимся Саньком. Над клеенкой склонился Данилыч, выкладывая из объемистого пакета какую-то снедь. Рядом стояли еще двое парней с автоматами, взгляды устремлены на еду…

— Давай сюда, — махнул рукой Данилыч. — Знакомься с ребятами.

Парни перевели взгляды на меня, и не могу сказать, что они сделали это с воодушевлением.

— Андрей Шмуль, Иван…

— А на стреме — Жека, — лениво ткнул пальцем Санек. — Эти вояки должны охранять нас, драгоценных, и наш, не менее драгоценный, груз.

— А есть от чего охранять? — осторожно спросил я, присаживаясь на коврик.

— Хватает. — Данилыч откупорил пакет виноградного сока и разлил по металлическим кружкам. — Ты пьющий, Алексей?

— Да нет, не пьющий.

— Вот и хорошо, так как уставом запрещено, кроме особых случаев. — Данилыч мотнул пальцем. — Дорога, она, знаешь, трезвых любит… Ну, ребята, за хорошее отправление и путь до самой точки! Ну и за нашего Проходимца, дай ему Бог трезвого рассудка, раз так хорошо начал!

— Чего замер? — Санек опустошил кружку и весело оскалился: — Не все с первого раза проходят, да и мозги могут поехать — часто бывает! Был нормальный человек и — на тебе! — готовый идиот!

— Психика не выдерживает. — Данилыч потянулся за пирожком. — Налетай, ребята!

— А почему раньше не сказали, не предупредили? — До меня только стало доходить, что авантюра, в которую я ввязался, может быть вовсе не такой безопасной, как меня убеждал в свое время Степак.

— А кто ж тебе, мил-человек, скажет? Ведь испугаешься, не сосредоточишься на проходе и — готово: неудачный выезд на Дорогу! Думаешь, тебя зря всякой дрянью перед отъездом накачивали? Все для стабильности психики, для успокоения нервов… Да и отказаться ведь можешь, а Проходимцы — на вес золота, их днем с огнем не сыщешь.

Вояки, не встревая в разговор, напихивались богатой снедью, желая, по-видимому, не оставить даже крошки гипотетическому врагу.

— Плюс еще разные прививки против всякой инфекции, которая нам повстречаться может, — принялся информировать меня Санек. — Ты спрашивай меня обо всем — тебя ведь подготовить не успели. Так, с корабля на бал! Так что ты ко мне обращайся.

— Болтун, — Данилыч приподнялся, вглядываясь в даль. — Сам только второй раз на Дороге… Что там, Горошенко? Наши?

— Шевчук, кажись, — раздался голос постового. — Вы мне там пожевать оставьте, пока на консервы не перешли!

— Не боись, Жека, — Санек активно уничтожал домашнюю колбасу. — Жонка Данилыча, как всегда, на пару дней пакетон собрала…

Я услышал приближающийся рокот дизеля, и через минуту ярко-красный тягач «Вольво» проплыл мимо на изрядной скорости, влача за собой здоровенный пестрый прицеп и полосу синего дыма. Рявкнул сигналом, обходя нашу «Сканию».

— Спешит, — Данилыч довольно ухмыльнулся. — Ну и нам надо поторапливаться: расслабиться всегда успеем на запятой… Санек, живо маршрут давай!

— Ща, — Санек нехотя поднялся и потопал к автопоезду.

— Давайте, ребятки, быстренько собрали и — по местам!

Данилыч ловко упаковал и наполовину не съеденный харч обратно в пакет, вытащил сигареты, закурил. Охранники скатали коврики и вместе с ними нырнули в открывшуюся в боку прицепа неприметную дверь.

— Ну что, Алеха, тронулись? — Данилыч аккуратно потушил и наполовину не скуренную сигарету о металлическую зажигалку, положил окурок обратно в пачку.

— Если умом, то не надо, — пожал я плечами.

— Раз шутишь, значит, жить будешь! — Данилыч вскарабкался в кабину. — Ты вот что, — обратился он ко мне, когда я залез в кабину с другой стороны, — давай-ка назад и попробуй заснуть: тебе это сейчас важно — эк тебя лекарствами накачали! Другим это все на недели и месяцы растягивают, а тут, по спешке, — все сразу засандалили! Потом расспрашивать будешь, как да что… Тебя как, не мутит, голова не кружится?

— И еще на соленое тянет, — буркнул я. — Огурчиков не найдется соленых?

— Ну-ну, полезай, шутник.

Сзади кабина «Скании» была достаточно просторной для отдыха — но верхняя койка оказалась полностью забита какими-то коробками, а половину нижней занимали брезентовые мешки, между которыми приткнулся Санек с открытым ноутбуком. К моему удивлению, он, не сказав мне ни слова, перебрался вперед, где снова встрял взглядом в монитор.

По правде говоря, чувствовал я себя не очень. Вроде и тепло в кабине, но меня морозило, било мелкой дрожью. Да и голова начала болеть, словно в правый висок тонюсенькой струйкой что-то горячее вливалось…

— Похоже, я действительно расклеился, — пробормотал я, втискиваясь между мешками под нависающую над койкой полку.

— Глотай две штуки, — протянул мне через плечо блистер таблеток Данилыч. — Сок в пакете возьми — запей.

— Никак не выведу координаты… — донесся до меня раздраженный голос Санька. — Вроде по всем признакам мы на Гее, но какая-то странность имеется, словно легкий сдвиг по ориентирам…

— Но выйти мы должны были на ней, — заметил Данилыч. — Вон и Шевчук следом выбрался, нас обошел — слова не передал…

— Вечером по звездам определюсь, — Санек отставил ноутбук. Откинулся на спинку кресла. — Поспать бы…

Я проглотил две таблетки цитрамона с виноградным соком и откинулся головой на мешок.

С этого места кабина «Скании» выглядела немного странной: серая, мышиного цвета, словно приплюснутая сверху, из-за обилия полок и ящиков, сильно перегруженная приборами, индикаторами.

«Так, наверное, и должно быть, — лениво подумал я, закрывая глаза в попытке утихомирить головную боль. — Надо же как-то им в других мирах ориентироваться… и вещи — тоже… хотя без этой всей требухи кабина выглядела бы очень просторно и благородно…»

Мысли вяло перетекли на попытку обработать информацию об охранниках, но, видимо, запутались в извилинах и устало остановились. Кабина почти незаметно покачивалась, убаюкивая. Я еду по чужому миру, по чужой земле, неизвестно, за сколько миллионов километров от дома, от родных…

А оранжевая дорога греет меня через колеса, через кабину «Скании», проникает сквозь кожу, кости, череп, успокаивает боль…

— Алех, — кто-то теребил меня за плечо. — Алеха, вылезай чай пить!

Я с трудом разлепил правый глаз. Поморщился. Разлепил левый.

Мы определенно стояли. Двигатель молчал. Кабину «Скании» мягко наполнял теплый желтый свет, и в этом свете, сквозь щелки глаз, я с трудом различил беспокоящего мое плечо Санька.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов! — заржал Санек, не отпуская мое многострадальное плечо. — Поднимайся, чай стынет.

Я с трудом выпростался из мешочного завала, в котором пребывал. Какой-то доброхот позаботился накрыть меня теплым одеялом, и я вспотел, пока спал, промокши до нитки.

Автопоезд стоял на краю опушки, неровным полукругом вгрызающейся в плоть леса. Заходящее солнце последними лучами ощупывало, соскальзывая с хромированных поверхностей, кабину «Скании», а трава под колесами казалась почти черной. Пахло землей и чем-то вроде хвои с примесью йода. Ближе к деревьям весело горел костерок, живым пятнышком веселя глаз среди сгущающейся тени. Вокруг костерка развалились и что-то жевали Данилыч и охранник. По-моему, Горошенко.

Странно как-то темнело. Вроде и есть лучи солнца, но воздух словно не распространяет свет. Да и быстро: пока я спускался из кабины, протирал заспанные глаза и путался ногами в траве до костра, автопоезд уже потерял свое сияние и почти слился с наступающей темнотой.

— Садись, Проходимец, — пригласил меня Данилыч, купаясь носом и усами в пару, исходящем из здоровенной кружки. — Давай, хлебни чайку, пока не остыл, иначе это будет уже не чай.

Я плюхнулся на туристический коврик, принял наполненную Саньком, из стоящего рядом котелка кружку. Поблагодарил. Отхлебнул — чай был вкусный, с дымком.

— Ватрушки бери. Доедим жонкину снедь, завтра перейдем на консервы, а там и до запятой недалеко… — добродушно бухтел Данилыч. — Как, выспался? Теперь всю ночь гулять будешь?

— Я сколько спал? Вспотел так что…

— Вспотел? — Данилыч поднял брови. — Надо переодеться, пока есть во что. Здоровья, милый, не купишь. Там в машине возьми свой мешок на нижней койке… Подожди! Шмуль! — крикнул он появившейся возле кабины темной фигуре. — Принеси с нижней койки два мешка! Из кабины!

— Я комплект лишний благодаря суматохе прихватил, — поведал во всеуслышание Данилыч, когда Шмуль притащил мешки. — Один-то уже погрузили, заранее для тебя — ну да мы его на запятой толканем, на что-то полезное обменяем…

— Ты кру-ут, Данилыч! — восхитился Санек. — А во втором что?

— А во втором, — покрутил пальцем шофер, — приз-сюрприз! Развязывай, Алексей!

Я распустил ремешки на горловине мешка, заглянул, пытаясь захватить раструбом свет от костра.

— Вещи какие-то, — неуверенно пробормотал я. — Да это же мои шмотки!

— Ого, Данилыч, ты даешь! — Санек, похоже, был вне себя от восторга. — Алеха, ты понимаешь, что это значит?

— Что суматоха полезная вещь?

— Что можно здорово поторговать, это ж цивильное барахло! — Санек вдруг придвинулся ко мне вплотную. — Ты говорил: у тебя диски с фильмами, музыкой есть? Тссс, — он покосился на охранников. — Не доставай, — добавил он шепотом. — Мы с ними в первый раз по Дороге, кто их знает, может, заложат при возвращении, если вернутся?

Чай внезапно вылился из моего рта обратно в кружку. Если?!

Санек заметил мои, наверное, первый раз за весь вечер широко открывшиеся глаза.

— Ты переоденься, Лёх, — затараторил он. — Еще простудишься ненароком — кто тогда нас проводить через точку будет?

— Это у Сани второй выезд на Дорогу, — заметил Данилыч, отхлебывая чай. — В первый вся охрана погибла, я их с шофером подобрал возле въезда. Ты, Алексей, оботрись гигиеническими салфетками, сними грязь с тела. Они в комплекте, в синем пакете лежат.

— Что везли? — влез в разговор заинтересованный Шмуль.

— Ну не семена же…

— Активную ткань, — ответил Санек. — Да еще кое-что по мелочи… Не понимаю, откуда Придорожники прознали… Да еще так нагло напали — возле самого проезда!

— Активная ткань, это что? — Я усердно вытирался салфетками, спешил — воздух был прохладноват. — А Придорожниками бандюков называете?

— Умный, — усмехнулся Данилыч. — А из активной ткани мягкие бронежилеты делают, слышал? При ударе становятся жесткими и пулю не пропускают. У нас еще такого качества не добились, хотя и пытаются копировать с оригинала уже давно.

— Еще из нее всякую защитную одежду можно делать, — подхватил Санек. — Костюмы для альпинистов… Она ж еще и термостойкая! Да ты надень, понравится! Нам, правда, нелучший вариант выдают, но — тоже ничего!

Он извлек из мешка сложенную куртку и штаны. И то и другое — такого же защитного цвета, как и форма на охранниках.

— А откуда она родом, так сказать? — Я натянул чистую футболку из своих вещей и набросил сверху курточку. Приятно! Я ожидал чего-то жесткого, синтетического, но ткань была комфортно мягкой, несмотря на свою немалую толщину. Как-то не верилось, что она задержит пулю.

— Конечно, — заметил Данилыч, — против «Калаша» она не устоит, но пистолетную пулю типа «Макарова» не пропустит даже в упор, про «Магнумы» молчу. Кстати, — он запустил руку в мешок с комплектом и достал плоскую коробку. — Вот это лучше держи всегда при себе и наготове.

Я открыл коробку. Масляный блеск металла. Мягкие обводы. Что люди всегда умели красиво делать, так это оружие…

— Пользоваться умеешь? — придвинулся Санек. — Может очень пригодиться: я, например, почему-то до сих пор сомневаюсь, что мы на Гее… и звезд почему-то не видать…

— А если нет? — Я вертел в руке пистолет: удобный, словно под меня делали. — Я думал, он тяжелее…

— Много пластика. — Шмуль взял у меня пистолет. — Это «Гюрза», мощное оружие. Раньше модифицированными «Макаровыми» экипажи снаряжали, сейчас — армейскими «6П35». Проходимцев — вот такими красавицами: эффективная дальность боя — двести метров, бронебойный патрон — четырехмиллиметровую сталь на пятидесяти метрах пробивает. Восемнадцатизарядная обойма. Бой автоматический, предохранители — тоже: видишь, один на тыльной стороне рукояти, снимается, когда берешь пистолет в руку, второй — на спусковом крючке. Так что будь осторожен: стрелять можно как только взял за рукоять.

— Лучше не доставай, — буркнул Данилыч. — Носи в кобуре и гордись. Потом на досуге постреляешь, подальше от людей.

Глава 4

Ночь прошла спокойно, если не считать мои душевные метания. Охранники менялись на посту, карауля по очереди. Мне тоже предложили пободрствовать пару часиков, так как я не шофер и водить на следующий день не буду. Я согласился, с условием, что дежурю первый, так как хорошо знал, что утренний сон у меня самый сладкий, а засиживаться допоздна — мое обыкновение. Предупредив меня, чтобы я — ни в коем случае! — не слушал плеер, а оставил уши настороже, все убрались спать, даже Санек, тщетно до этого пытавшийся разглядеть звезды в непроницаемой тьме наверху.

Я остался наедине с ночью неизвестного мира, как пафосно это ни звучало бы. Покрутив вышеуказанную фразу и ехидно над собой улыбнувшись, я приступил к задуманному мной плану действий. Предварительно потушив костер, дабы не привлекать внимание местных обитателей, и закинув на крышу прицепа туристический коврик, я забрался туда же, прихватив яблоко и прибор ночного видения. ПНВ также входил в мой личный комплект, что не могло не радовать: видно было, что экипировали экипажи транспортов тщательно, стараясь учитывать каждую мелочь. Как и личное оружие для каждого, включая Проходимца, то бишь меня.

Поправив мешающую, по непривычке, кобуру под левой подмышкой, я расположился на коврике сверху прицепа и достал яблоко из кармана. Уснуть я не боялся — днем выспался, да и известно: пока что-то жуешь — уснуть трудновато. На случай окончания яблока я имел пачку жвачки, к коей прибегать собирался лишь в крайнем случае: когда жуешь — меньше слышишь. Поэтому, расправившись с яблоком вплоть до огрызка, я принялся исследовать чудо техники, именуемое прибором ночного видения.

ПНВ оказался довольно навороченным, с двойным действием: светочувствительным и инфракрасным, что тоже свидетельствовало о том, что денег на такое дело, как торговля с иными мирами, государство не жалело. И сей факт привел меня к прискорбным выводам: я вспомнил о размере обещанной мне зарплаты, и пять тысяч евро в месяц как-то не клеились к остальным щедрым расходам и резкому дефициту Проходимцев — людей, которые своим желанием могли провести транспорт и драгоценный груз через Выезд. Это наводило на неприятную мысль: перестраховка. Просто-напросто никто не был уверен в том, что я проведу транспорт да еще останусь при трезвом рассудке, — так зачем платить больше? Подло, конечно, но где в нашем мире по-другому происходит? Наоборот, зная человеческую природу, было бы странно ожидать добрых дядь в правительственной организации, самоотверженно занимающихся благотворительностью без всякой на то выгоды для себя…

Я скептически улыбнулся в темноту и запулил яблочным хвостиком в направлении своей романтической глупости: а чего ты хотел, дорогуша? Ты на Плюке, родной, и тебя окружают сплошь меркантильные Кю… Кстати, надо будет спросить Санька, смотрел ли он «Кин-Дза-Дзу»… И насколько шедевр Данелии похож на виденное им в других мирах? Есть ли там более гуманные, незамутненные алчностью и жаждой власти отношения или все остается чатлано-пацакской возней под предводительством и диктатурой одного или, что может быть даже хуже, кучкой местных ПЖ?

Снова надев ПНВ, я «просканировал» местность, особенно уделяя внимание стороне, где находилась Дорога. Данилыч специально отвел автопоезд на полсотни метров от нее, объяснив это тем, что «Мало ли что там может проезжать!». Видно практически ничего не было, кроме светящегося в инфракрасном диапазоне полотна Дороги (наверное, все-таки теплая!) и силуэтов застывших в безветренном воздухе деревьев. Даже небо не особо выделялось, хотя светочувствительная матрица просто обязана была зафиксировать хоть малейшую долю излучения. Действительно, никаких звезд. Полная тьма. Или — «полный бред», как выразился Санек.

Ночь была, к слову, довольно прохладная, и я с удовольствием отметил, что комплектная курточка из активной ткани действительно неплохо греет, вернее сохраняет тепло. Санек убеждал меня, что в ней так же комфортно и при жаре — словно просто в майке ходишь. Интересно, что еще, кроме такой ткани, завозят из других миров и какие технологии из существующих сейчас пришли на Землю извне?

«Скорее всего, Леха, — остудил я себя, — никто никогда тебе этого не поведает. Да это и к лучшему: меньше знаешь — крепче спишь. Кому известны такие секреты, тот — большая помеха, заноза в нежном месте и для науки, и для военных, и для бизнеса, и для…»

Стоп.

По Дороге что-то двигалось.

Я прижался к крыше прицепа и впился пальцами в край коврика.

Не автомобиль — однозначно. Нет ни фар, ни колес, ни шума двигателя — его должно быть очень хорошо слышно в тишине ночи, не нарушаемой, как у нас на Земле, даже треском сверчков и прочих насекомых. Просто вытянуто-овальная тень, скользящая ближе к противоположному от нас краю Дороги. Метра четыре-пять длиной. В инфракрасном диапазоне она излучала не больше, чем деревья, окружающие дорогу, и, благодаря этому, темным пятном выделялась на светлом дорожном покрытии.

Тень двигалась неспешно, иногда ненадолго замирая и делаясь ниже, словно наклоняясь вперед. Беззвучно, абсолютно беззвучно. Как будто не имея ни веса, ни массы. Словно персонаж странного сна…

Если бы она поменяла направление в нашу сторону, я бы забил тревогу, но тень проплыла дальше по Дороге, поглощенная своими ночными делами, и оставила только шум биения крови в ушах да холодный пот по всему телу.

«Ну вот, — уныло подумал я, вытирая испарину со лба, — зря салфетками обтирался!»

В этот момент что-то схватило меня за ногу.

Я дернулся — внутри словно холодный взрыв произошел, обдало колючим потоком по нервам, по коже изнутри. Рванулся, попав другой ногой во что-то мягкое, живое. Послышался сдавленный мат.

Пытаясь ухватить рукоять пистолета, я осторожно глянул вниз. К моему облегчению, внизу был человек. Правда, если судить по тихой ругани, немного рассерженный.

— Ты чего пинаешься? — прошипел он. По голосу вроде Иван.

— А ты чего хватаешься? — в тон ему прошипел я, соображая, что он меня заменить на ночном дежурстве должен.

Я протянул руку, помог Ивану подняться на крышу фургона. Сел, перевел дух.

— Тут хрень какая-то по Дороге двигалась, — сообщил я ему. — Дальше прошла. Не рассмотрел, что именно.

— Не обращай внимания, если на тебя не обращают. — Иван хмыкнул, ткнул пальцем в пистолет. — Ты чего ствол достал, отстреливаться? Хоть знаешь, как с предохранителя снимать?

— Здесь автоматический, — буркнул я. — А ты такой умный, мог и вместо пинка пулю получить: нельзя так людей резко хватать!

— Да я думал — дрыхнешь ты. Сначала даже не понял, куда забрался. — Иван ткнул меня кулаком в плечо. — Ладно, Проходимец, топай спать: мое место еще не остыло.

Утро оказалось туманным, влажным, тихим. Обволакивающим все предметы липкой сыростью.

Я высунулся из каморки охранников, находящейся во втором вагоне прицепа, и уткнулся носом в мокрую муть. Даже не верилось, что вчера ярко светило солнце или что там в этом мире вместо него. Казалось, я снова на Земле, в восточной Украине, где всем полноправно заправляет осень.

— Алексей, — раздался голос Данилыча. — Давай сюда! Побыстрее.

Я направился к кабине, стараясь держаться борта автопоезда. Вскарабкался в кабину, недовольно отметив промокшие до колен джинсы.

— Трава мокрущая… — пробурчал я, усаживаясь в кресло. — А у вас тут кофе так пахнет…

— Давай, глотай горячее, — сунул мне в руки кружку Данилыч. — Что у нас, Сань?

— Я объясняю: нельзя здесь сонарами пользоваться! — зашевелился за моей спиной Санек. — А инфракрасные сканеры толку не дадут. Ждать надо, Данилыч!

— Мы и так долгонько возимся! Когда туман рассосется?

— А у нас и сонар есть? — удивился я. — А почему нельзя?

— Местная фауна такова, что сразу их учует. Вот, — Санек высунул ноутбук вперед и ткнул пальцем в дисплей: — «Данилицей» по белому написано для упрямых водил: «Использование сонаров в данной местности приводит к нападению хищных особей и крайне не рекомендуется!» Как зашастали вокруг эти, скользкие, я сразу заподозрил, что мы не на Гее вышли. Не хотелось бы…

«Скользкие?!»

— Ладно, — Данилыч явно погрустнел. — Подождем, что делать… Хотя нам бы только на Дорогу выбраться, а там — тепловизор не даст сбиться.

— Она всегда теплая? — Я прихлебывал кофе. — При любой температуре окружающей среды?

— Всегда. Очень удобно: лед не намерзает. — Данилыч покрутил пальцем. — Причем одной температуры и при плюс пятидесяти, и при минус семидесяти — все те же тридцать семь градусов.

— Занятно, — я взял протянутую Саньком шоколадку. — О, молочная — класс! Не проверяли, каким образом поддерживается температура?

— Раньше пытались взять пробы — не получилось. — Санек ткнул пальцем в направлении лобового стекла. — Видели?!

— Чего? — Данилыч наклонился над рулем. — Что в этом киселе различишь?

Туман, и правда, непроницаемой для взглядов взвесью омывал лобовое стекло, словно мы сидели в батискафе, погруженном в молочное море.

— Мелькнуло что-то… — Санек потянулся к интеркому. — Шмуль, Горошенко, вы бы в прицепе сидели и не высовывались. Дверку закройте…

— Случилось что? — прожужжал интерком голосом Шмуля.

— Показалось, местная живность зашевелилась.

— Я тут на Дороге ночью что-то видел, — жуя шоколадку, поделился я. — Только не понял, что.

— На Дороге или над Дорогой? — Санек зашевелился сзади, чем-то металлически клацнул.

— А ну спрячь это! — Данилыч явно рассердился. — Сколько говорить: не доставай в кабине оружие.

— Так я ж на предохранителе!

— Какая разница, шмальнешь — аппаратуру угробишь или, не дай бог, в нас попадешь! Ты хоть, Леха, свое чудовище не вытаскивай!

Тут что-то шлепнуло по стеклу с моей стороны. Вроде мягко, но кабина ощутимо качнулась, так что я шарахнулся и пролил остаток кофе на злополучные джинсы.

— Ага! — Данилыч нажал кнопку интеркома. — Хлопцы, вы там все в прицепе? Заперлись?

— Чермаш до ветру пошел, пять минут как нет, — голос Шмуля был немного напряжен. — У вас там что происходит?

— Кабину ощупывают. Кажется, невкусно. Блин, свяжитесь с Чермашем, где его носит?

— А может, им позавтракали уже… — Санек был в своем репертуаре.

— Сашка, закрой рот! — Данилыч резко сдернул трубку рации с приборной доски. — Вызывает!

— Я приблизительно в десяти метрах от транспорта, — послышался тихий шепот Чермаша. — Ближе к кабине. Тут какая-то хрень надо мной проплыла — я и залег рядом со своей кучей… Вы ничего не видите?

— Иван, можешь перебежать в прицеп? — Данилыч прижал трубку плечом, потянулся к полке над лобовым стеклом, вытащил оттуда внушительного вида то ли автомат, то ли дробовик с магазином.

— Вы лучше правую дверцу распахните, я к кабине ближе… постараюсь пробежать.

— Санек, — Данилыч передал назад дробовик. — Откроешь отдушину. Только в Ивана не попади! Алексей, дверь распахивай и сразу отодвигайся, дай Ивану место.

— Я пошел, — передал Чермаш.

— Погоди! — заорал вдруг Санек. — Пусть еще круг сделает!

— Леха, открывай, — Данилыч нажал кнопку запуска двигателя.

Я распахнул дверцу — загудел мотор «Скании», — отодвинулся. Из тумана вынырнул Чермаш и прыгнул в кабину, захлопнув дверь за собой. И тут в закрытую уже дверцу врезалась какая-то темная масса. Кабину дернуло, Чермаш навалился на меня, больно прищемив шею автоматом. Грохнул выстрел, второй, третий. Я оторопело разинул рот, ощущая на языке кислый привкус пороха.

— Ствол наружу выставь!!! — Крик Данилыча прорезал кабину.

— Я говорил тебе, — орал между выстрелами Санек. — Это — ПСЕВДО-ГЕЯ!!!

— Уши закрой! — рявкнул мне в ухо Чермаш, наконец-то освободив мою шею. Автоматная очередь перебила на секунду остальной шум. Гильза обожгла руку. Чермаш плюхнулся обратно в сиденье, откуда практически выдавил меня на кожух между сиденьями.

Кабину раскачивало немилосердно, но удары снаружи прекратились. Данилыч, сгорбившись над рулем, комментировал ситуацию вслух, но из-за звона в ушах я не мог разобрать слов, хотя это, скорее, было к счастью для моей морали. Санек, перегнувшись сзади, попробовал было надеть на него ПНВ, но Данилыч раздраженно отмахнулся, открыл монитор-«пятнашку» встроенного в приборную панель ноутбука, ткнул пальцем в кнопку, высветив очертания Дороги.

— Во, совсем рядом! — Санек убрался назад на койку.

Я поспешил перелезть к нему.

— Данилыч, патроны где? — Санек с прищуром заправского охотника поглядывал в небольшой, по-видимому, самодельный лючок в изголовье койки, держа наготове дробовик. Лючок определенно носил следы прямого попадания дроби с близкой дистанции: края были крепко побиты и кое-где взлохмачены.

— Хватит палить, — Данилыч взял с полки коробку патронов, перекинул назад. — Вояка хренов. Чего ствол наружу не выставил?

Санек деловито принялся скармливать дробовику красные цилиндрики, косо поглядывая в мою сторону в ожидании увидеть, какой результат произведет его героическая поза.

— Меня толчком от люка откинуло, — как-то неторопливо объяснил он. — Гляжу — что-то свет заслонило! — я и бахнул… А твоя «Сайга»-то самозарядная… Только гильзы и полетели!

— Заодно лючок обновил, — не без ехидцы прокомментировал я. — Сами его врезали?

— Я механиков просил, — Данилыч бросил взгляд через плечо. — Что, сильно испортил? — махнул рукой. — Ладно, все равно кривыми руками делано…

— Все, — облегченно выдохнул он. — Вышли на Дорогу.

Автопоезд действительно перестал раскачиваться и начал набирать скорость.

— Эй, — ожил интерком. — Кабина, у вас все в порядке? Чего за стрельба была?

— В порядке, идем Дорогой. — Данилыч ухмыльнулся. — Не напрягайтесь, местная живность вроде отстала…

Я тоже перевел дух, немного успокаиваясь. До героя мне, определенно, было далеко, но в данный момент меня это почему-то меньше всего волновало.

— Так что это было? — задал я самый естественный в этой ситуации вопрос.

— Летучие рыбы, — содержательно отозвался Санек. — Вашу мать! — Его голос вдруг упал ниже оси колес автопоезда. — Вы же ноутбук мне разгрохали…

Чермаш, действительно, с виноватым видом достал из-под ног раскрытый ноутбук с разбитым монитором. Передал Саньку.

— Здесь же вся инфа! — Санек был явно безутешен. — Машешь прикладом не глядя! — заорал он на Ивана. — Как я теперь работать буду?

— Поработаешь на встроенном компьютере… — отозвался Данилыч.

— А ты поводишь через радиоуправление! — огрызнулся Санек. — Неудобно же!

— Я тебе свой ноут отдам, — сказал я. — Винчестер переставишь только…

— Спасибо, так можно… — Санек моментально успокоился. — Так я говорю: летучки — здесь фауна такая. Типа наших рыб, что ли… шастают в атмосфере, но невысоко.

— Ага, — я был явно ошарашен. — Меня о таком явно не предупреждали… впрочем, как и о многом другом…

— Да мы и не старались сюда попасть. — Санек, по-видимому, совершенно уже забыл о ноутбуке. — Существует две Геи: нормальная и ее близнец — Псевдо-Гея…

— Существуют где? Это разные планеты?

— Никто не знает, в смысле — из наших никто. Скорее всего, это разные материки, хотя океанов на Гее не видел никто… Может, просто местность, отделенная от нормальной Геи горной цепью, — рыбки-то взлетать высоко не умеют, судя по показаниям немногочисленных очевидцев… До нас ведь сюда мало кто попадал, только случайно… Вообще, то, что мы сюда вышли, это вроде сбоя в работе Дороги. Ну так принято считать из-за того, что Проходы, или Выезды, Проезды — кто как называет! — соединяют обычно одни и те же координаты одних и тех же миров. Иногда бывают сбои — вот как сейчас, — но крайне редко.

— А как эти рыбы летают — водородом пузырь надувают?

— А не знает никто. Тяжелые сильно они для такого… Их никто и не исследовал, знают, что есть такое, и все! Я ж говорю: сюда только случайно попадают, никто экспедиций для этого посылать не станет, да и каким образом и для чего?

— Может, это — природная антигравитация, этого мало?

— Брось, — поморщился Санек. — Антигравитацию имеют несколько известных цивилизаций вдоль Дороги… ну более или менее имеют… Главное, что ни в одном мире нам не согласились продать принцип работы антиграва, вот в чем соль. А сторговаться пытались — уж ты мне поверь! Есть, правда, догадки, что в свое время Гитлер договорился с кем-то и заполучил технологию — оттуда и все мифы о летающих тарелках Третьего рейха, но догадки догадками и остаются…

— Увидеть бы этих тварей целиком, как они передвигаются…

— Может, и увидишь, — отозвался Данилыч. — Туман редеет.

Действительно, туман, до этого непроницаемый, стал реже, сворачивался рваными жгутами, сквозь него проглядывали мелькающие деревья у края Дороги.

— Точно, выезжаем, — довольно бурчал Данилыч. — Эт-то еще что? Держись, ребята!!!

Я ухватился за верхнюю койку, уперся коленями в спинку сиденья. Санек, в обнимку с дробовиком, под визг покрышек вылетел в пространство между сиденьями.

— Заносит, заносит! — Данилыч давил и отпускал педаль тормоза. — Хвост заносит!

Кабина медленно поворачивалась вправо, и я представил, как оба вагона прицепа утягивают автопоезд центробежной силой, разворачивая его поперек Дороги, и сносят ряд деревьев вдоль обочины. Но Данилыч, играя рулем, тормозом и газом, каким-то образом ухитрился удержать на Дороге многотонную махину, заставляя ее постепенно останавливаться. Наконец он выключил двигатель.

— Да-а-а… — Санек перевел дыхание. — Данилыч, ты — ас!

— Будешь асом, когда тут такое… вдрызг могли кабину разнести… и нам, соответственно…

Я уставился взглядом в лобовое стекло. Там, в нескольких метрах от нас, стоял, наискось перекрывая Дорогу, пестрый прицеп. Я помнил, что тягач у него должен быть радостного красного цвета, — похоже, именно он обогнал нас, когда мы перекусывали после выезда на Дорогу.

Глава 5

— Это определенно фура Шевчука, — глухо пробормотал Данилыч, словно обращаясь только к себе самому. — Какого он так встал? Не к добру это. И на бок прицеп завален, может, скаты пробил?

— Ты только рацию не используй, — поспешно сказал Санек, когда Данилыч потянулся к микрофону. — Летучек привлечешь! Я ж говорил: ни раций, ни радара… Помнишь, та, маленькая, кинулась, когда Иван с нами связался?

«Маленькая? — мне стало не по себе. — А какие тогда большие?»

— Так что, нам наружу вылезать? — Данилыч еще крепче вцепился в руль. — А посигналить можно?

— Насчет звуков я не знаю, вроде никаких предупреждений не читал, но, кто знает, может, информация неполная?

— Сигналь, — подал голос Чермаш. — Лучше из кабины проверить, чем сразу без прикрытия лезть.

Рявкнул гудок. Потом еще раз. Звук был достаточно громкий, чтобы нас услышала вся округа на расстоянии в несколько километров, учитывая местную тишину.

— Никакого результата, — прохрипел Данилыч, почему-то потеряв голос за пару минут ожидания. — Еще погудеть?

Снова «Скания» огласила округу своим нескромным голосом.

— А нельзя как-то вокруг объехать? — предложил я, когда стих рев сигнала. — Все-таки можно максимально приблизиться, из кабины посмотреть…

— Да где здесь объедешь, — обрел голос Данилыч. — Деревья вплотную к Дороге, втиснуться некуда.

Чермаш потянулся к внутренней связи.

— Ребята, через минуту быть возле кабины. Рации снять. На стволы надеть фонарики. Выходить по одному. При малейшем шевелении вокруг немедленно возвратиться в кабину, при невозможности — укрыться под транспортом.

— Вас понял, — отозвался интерком голосом Горошенко. — Выходим.

— Стволы держите наготове, — обратился Чермаш к нам. — Наблюдайте вокруг, наружу сильно не высовывайтесь и смотрите — нас по горячке не подстрелите…

В дверь тихо постучали.

Чермаш еще раз зыркнул на нас и выскользнул наружу. Вместо него в кабину взобрался Шмуль, кивком поприветствовал всех и замер, оставив приоткрытой дверь.

Данилыч приспустил со своей стороны стекло.

— Дробовик дай, — протянул он руку Саньку. — Пистолетом обойдешься.

Я решил пока не вытаскивать «Гюрзу», памятуя об автоматических предохранителях и предпочитая ограничиться наблюдением за Чермашем и Горошенко, крадущимися в струях тумана вдоль прицепа.

— Туманный Альбион, блин, — Саньку, похоже, не хотелось ждать в бездействии.

— Помолчи, а? — шикнул на него Данилыч. — Нам сейчас на уши надо полагаться — раз другого нельзя использовать.

Минута прошла в почти абсолютной тишине, если не считать сопения обиженного Санька. Потом возле прицепа мелькнула тень — Горошенко.

— Там никого, — поведал он сдавленным голосом. — Только вся кабина в кровище да бок прицепа с той стороны вырван на треть…

— Тягач в целости? — помолчав, спросил Данилыч. — Можно оттянуть прицеп с дороги?

— Вряд ли, у тягача колеса оторваны начисто с правой стороны.

Данилыч погрузился в хмурое молчание. Мне же было как-то не по себе при мысли, что кто-то или что-то смогло оторвать колеса у здоровенного тягача. И что стало с людьми…

Данилыч шумно выдохнул. Он, похоже, собрался с мыслями.

— Так, ребятки, — обвел он нас взглядом. — Нужна работа каждого. Там от охранников какое-то оружие осталось? — спросил у Горошенко.

— В том-то все и дело, что ничего… Ни стволов, ни гильзочки на земле и в кабине чисто… только кровью все заляпано.

— А ты уверен, что это кровь, может, краска, сироп, еще что-то?

— Да что я, — возмутился Горошенко, — кровь не узнаю? Я по контракту в Ираке три года миротворцем парился, насмотрелся там…

— Ладно, верю, — Данилыч поморщился. — Чего раскисли, орлы?

— Да вот я думаю, — я сделал попытку улыбнуться, — куда я влез за пять штук евро? И как-то соотношение работы и оплаты не сходится…

— Я в Ираке за меньшие бабки торчал…

— Помолчи ты со своим Ираком! — Данилыч попытался придать своему голосу миротворческие оттенки. Попытка не увенчалась успехом.

— Во-первых, Алексей, ты провел нас через Выезд, а значит, ты — действительный Проходимец и можешь, как голливудская капризная звезда, накручивать свои гонорары… только не говори никому, что это я тебе сказал! По прибытии тебе дадут неплохую — можешь поверить! — премию, а затем — торгуйся, продавай себя подороже, если только… захочешь вернуться на Дорогу.

— А во-вторых?

— А во-вторых, никто не собирался лезть в такую ж… — случайно влезли. Верно тебе говорю: маршрут у нас самый безобидный — я им не раз ходил.

— Вот утешил, — я махнул рукой. — Ладно, излагай свой план: назад, как я понимаю, нам дороги нет?

— Куда? — влез в разговор Санек. — Движение через Выезд одностороннее. Чтобы попасть на Землю, нужно через несколько точек пройти. Через несколько миров проехать. Не от края до края, конечно…

— Хватит болтать, — оборвал его Горошенко. — С каждой минутой стояния здесь увеличивается возможность нападения на нас местных тварей или что там еще… Данилыч, командуй.

— Значит, надо отсоединить прицеп от тягача, только я сначала назад сдам по максимуму. Потом зацепим фуру Шевчука и оттарабаним ее тягачом в сторону, освободив проезд. В принципе, мне для этого одного Санька бы хватило, но это — в другой ситуации. А здесь нужно со всех сторон прикрывать, да и заглянуть в Шевчуковый прицеп надо — вдруг что полезное найдем?

— А потянет тягач? — осторожно спросил я. — Там же колес нет…

Данилыч усмехнулся с гордым превосходством:

— У нас триста шестьдесят восемь киловатт мощности — это ж пятьсот с третью лошадок, — еще как потянем!

Я осторожно озирался, держа пистолет наготове. Пока замысел Данилыча проходил без препятствий. Он аккуратно, с виртуозностью истинного жонглера, умудрился вырулить задним ходом двойной прицеп на середину Дороги и отвести его метров на пятьдесят от фуры Шевчука — человека, которого я никогда не видел и, подозреваю, никогда не увижу.

Санек с помощью Чермаша отсоединил прицеп от тягача, поставив его на подставку. Оказывается, для таких манипуляций существовала система гидравлики, облегчающая человеческий труд до минимума.

Данилыч развернул и подвел «Сканию» к фуре Шевчука. Чермаш и Санек завозились, пытаясь прицепить фуру к тягачу. Прошло довольно много времени, пока Санек махнул рукой и Данилыч, выжимая максимум из «пятисот с третью лошадок», поволок сцепку к краю Дороги. Облака синего дыма от дизеля «Скании» тут же смешивались с молоком тумана, и только напряженный рев мощного двигателя указывал на трудность производимой задачи.

Все это время я до боли в глазах всматривался в жгуты тумана, не раз вздрагивая из-за того, что принимал мелькнувший в тумане ствол дерева за что-то живое, хотя даже и не знал, что именно высматриваю. Шмуль и Горошенко находились в это время с разных сторон Дороги, и я видел их силуэты лишь мельком. Ветерок, лениво гнавший туман, постепенно усиливался, и можно было надеяться, что видимость вскоре станет намного лучше, когда он окончательно справится с этим киселем.

Данилыч наконец оттянул перекошенный грузовик к обочине. Стало видно здоровенную дыру в правом борту прицепа, искореженную подвеску тягача, какие-то ошметки на Дороге, остатки ящиков…

Санек с Иваном освободили «Сканию» от инертного груза, и Чермаш махнул мне рукой, подзывая.

— Сейчас пойдем, пороемся в грузе Шевчука, — сказал он мне, когда я подошел. — Санек с Данилычем сами справятся, а времени у нас маловато. Данилыч еще хочет запасной бак прихватить да по возможности слить из бака горючее, так что посмотрим пока… Ты фонарик в кабине в бардачке посмотри. Крови не боишься?

Я молча направился к красному тягачу. Правая дверца кабины странным крылом свисала на одной петле. Стекла разбиты, правого сиденья как не бывало и запах… кисло-сладкий, вызывающий тошноту… запах смерти.

Присмотревшись, я понял, что практически весь салон был забрызган темно-бордовыми пятнами окислившейся крови и только немногочисленные чистые участки светились изначальным светло-бежевым оттенком.

«Динозавр их тут терзал, что ли? — подумал я, невольно вспоминая „Парк юрского периода“ Стивена Спилберга. — Что-то мне не хочется вот так же закончить свое странное путешествие».

Ощущая рвотный комок, подкатывающий к горлу, я осторожно, чтобы не испачкаться в крови, открыл вместительный бардачок, где среди всякого хлама лежал искомый фонарик. Уже собираясь уходить, я обратил внимание на валявшийся на полу предмет ярко-салатного цвета. Детская рация. Кажется, производства Китая.

— Ну что, нашел фонарик?

Я вздрогнул. Чермаш заглядывал в кабину с нетерпеливой гримасой.

— Чего застыл, Проходимец?

Я сунул рацию Ивану, спрыгнул на Дорогу.

— Нашел в кабине. Они что, ребенка с собой взяли?

— Скажешь! — Чермаш хмыкнул, но запихнул игрушку в нагрудный карман. — Ребенка провезти на Дорогу практически невозможно, да и зачем? Кто возьмет малыша в такую небезопасную экспедицию? Может, как талисман игрушку держали? И не такие причуды у водителей бывают…

Мы подошли к дыре. Создавалось такое впечатление, что кусок борта просто вырвали, словно гигантскими зубами, оставив рваную пробоину диаметром в пару метров. Чермаш включил подствольный фонарик и первым, держа «Калашникова» наготове, шагнул в темноту. Я осторожно последовал за ним, стараясь не задеть одеждой за рваный металл обшивки.

Внутри действительно было темно. Лучи от фонариков метались по содержимому прицепа, выхватывая искореженные пластиковые контейнеры, расплющенные, измочаленные картонные коробки, какие-то цветные осколки…

— Игрушки! — воскликнул я. — Они перевозили игрушки?

— В некоторых мирах на них можно выменять редкие металлы, — заметил Чермаш, копаясь в штабелях пластиковых и картонных коробок. — Всем детям хочется играться…

— А вот это уже интересней! — Он склонился над каким-то ящиком с китайскими иероглифами и изображениями детишек с автоматами. Пнул ящик ногой. Ящик, к моему удивлению, практически не пошевелился.

— Давай-ка вытащим его наружу, — предложил Чермаш.

Ящик действительно оказался тяжелым. Опустив его на дорожное покрытие, Чермаш оторвал картонный верх, открыв ряд больших плоских пестрых коробок. Вытащил одну, распечатал. Изумленно выругался, достав упакованный в целлофан автомат, внешне напоминавший тот «Калашников», что лежал рядом с ним на Дороге.

— Ты знаешь, что это? — спросил он у меня, срывая целлофановую обвертку с автомата.

— Как я понимаю, это — уже не игрушка, — я взял в руки тяжелую смертоносную машинку. — Контрабанда?

— Необязательно. — Чермаш открыл вторую коробку из пяти, находившихся в ящике. — Военные могли знать, просто перестраховались. Да и откуда у контрабандистов такие стволы? Это же не просто «АК-74», да и не «АК-103», каким сейчас нас вооружают. Это — достаточно новая разработка — «Автомат Калашникова АК-108С» или какой-нибудь другой номер, поновее. Да, похоже, поновее — это, несомненно, новая модель: приклад телескопический, переводчик огня и взвод продублированы с двух сторон, да и дульный тормоз странный… Смотри — в коробке еще два запасных магазина прилагается, определенно по сорок пять патронов, прицельчик коллиматорный… Кого же так вооружить собрались? Пойдем еще покопаемся?

Мы снова вскарабкались в нутро прицепа. Теперь Чермаш просто вышвыривал осмотренные ящики наружу, не беспокоясь о целостности машинок на радиоуправлении и домиках для Барби.

— Слышь, Иван, — выпытывал я в процессе поисков, — а чем от «калаша» этот «АК-108» отличается?

— Достаточно новая разработка, на основе «Калашникова», как сам видишь, но с другой системой работы газового поршня, которых теперь два, еще другими наворотами… «Сто восьмой» сделан под «натовский» патрон, для унификации боеприпасов. Многое, кстати, взято от редко попадающегося автомата Кокшарова, результат — кучность автоматической стрельбы раза в два лучше, чем в «АК-74» или других модификациях, да еще на полкило легче их. Может, даже «сто восьмыми» заменят «Абаканы», что сейчас вводят в российской армии? Да никак не введут…

Больше автоматов мы не обнаружили, зато нашли пару ящиков с патронами калибра 5,56х45 для найденных ранее автоматов, как мне объяснил Чермаш. Коробки патронов были уложены в крупногабаритные ящики с изображением лазерных указок. И действительно, верхний слой упаковок, прикрывавший коробки с патронами, содержал именно эту детскую и кошачью радость.

— Не знаю, сколько здесь тысяч, но, думаю, для пяти стволов надолго хватит, — кряхтел Иван, вытаскивая вместе со мной тяжеленный ящик. — Ну а нам, с нынешними раскладами, тоже лишние стволы совсем не будут лишними. Тебя вооружим, Саню. Да и сам я попробовать новую машинку не прочь: до сих пор только на стенде видел… Чего это он такой перекошенный?

Действительно, на подходящего к нам Санька было страшно смотреть: бледный, глаза устремлены непонятно куда, губы дрожат…

— Ты чего, Саня? — спросил я его, окидывая туманные окрестности осторожным взглядом.

Санек молча поднял руку, демонстрируя зажатую в кулаке окровавленную маленькую кроссовку.

— Кажется, ты прав, Леха, — каким-то мятым голосом сказал Чермаш. — Они действительно взяли с собой ребенка…

— Это у кого ж ума хватило? — Я был настолько потрясен, что сел на ящик с патронами. — Какой идиот взял ребенка на Дорогу?

Чермаш молчал, крутя в длинных пальцах детскую рацию, покрытую бордовыми пятнами по салатному пластику, которую достал из кармана.

«Смотри: вояка, а пальцы как у пианиста… — пришла в голову неуместная мысль. — Как люди такую дурную профессию выбирают? Почему решают, что именно они должны проливать кровь за кого-то, кто, в принципе, им совсем не знаком и не дорог? Или это от безысходности? Но ведь бывают военные по призванию… Суворов, например, возможно, был бы весьма посредственным музыкантом, зато как полководец… Боже мой, о какой чуши я сейчас думаю!»

— Я догадываюсь, зачем его взяли, — Санек, похоже, побледнел еще больше, хотя больше было уже некуда. — Как Проходимца. Я узнал, что ребенка нашли, на которого система отреагировала, — во внутренней сети базы на отчет наткнулся, когда программы по просьбе Картенки на штабной комп ставил. Но не думал, что его привезли к нам, да еще и на машину определили. Пацан восьми лет… детдомовский… И надо же: на машину с игрушками…

— Уроды, — процедил сквозь зубы Иван. — На чем угодно заработать пытаются… я бы таких поставил к стене — мир чище бы стал…

Детская рация в его пальцах вдруг пискнула и зашипела. Из дыры в прицепе донесся ответный писк.

— Кнопку не жми, — отстраненно посоветовал Ивану Санек.

Чермаш озадаченно посмотрел на зажатую в кулаке игрушку. Медленно разогнул пальцы и вдруг отлетел в сторону тряпичной куклой среди красных брызг. Огромная тень ударила в борт прицепа, задев меня мимоходом. Мир крутнулся перед глазами. Я потерял ориентацию от удара и очнулся под днищем прицепа, тщетно пытаясь вдохнуть воздух в сплющенные ударом легкие. Сверху что-то громыхало, билось, визжал металл. Прицеп ходил ходуном… орал какой-то человек — не разобрать слов… слышались автоматные очереди…

Наконец мне удалось набрать выбитое дыхание. Перевернуться. Перед глазами все шло кругом…

Пытаясь ползти, чтобы выбраться из-под скачущего прицепа, я попал руками в какую-то теплую липкую лужу. Потом перед глазами оказалось чье-то лицо…

Чермаш. Стекленеющие глаза, струйка крови изо рта. На секунду его остановившийся взгляд стал более осмысленным. Он что-то попытался сказать, я приблизился вплотную, стараясь разобрать слова… что-то вроде «беги»…

Чермаш неожиданно пополз назад с непонятной скоростью и исчез из поля моего зрения. И только несколько секунд спустя я понял, что не сам он полз, что его что-то утащило… Прицеп продолжал двигаться надо мной, и я перекатился наружу, прикрывая голову руками. Поднялся на ноги. Снова упал, спасаясь от просвистевшего надо мной толстого шипастого бревна. Пополз в сторону, осыпаемый коробками с Барби и Человеками-пауками. На глаза попалась автоматная рукоять, торчащая из хлама, и я, вытащив автомат — автомат Чермаша! — принялся лихорадочно искать предохранитель.

— Только не торопись, только не торопись, — бормотал я, не спуская глаз с бьющегося над прицепом огромного тела. Раскрыл приклад, щелкнул затвором, снял предохранитель, расположенный, слава богу, справа, как и у «АКМа», передвинул шпенек переводчика огня на стрельбу очередями. — Это тебе не «Сталкер», здесь не сохранишься… — и, направив ствол на извивающуюся многометровую тушу, нажал спуск. Отдача оказалась не такой бьющей, как я опасался. Очередь чувствительно вдавила складной приклад в плечо, и, хотя ствол повело вверх, пули попали в цель, да и трудно было бы промазать по такой громадине с нескольких шагов.

Попадание трассы пуль с такого близкого расстояния буквально вскрыло тушу на протяжении метра. Ошметки плоти, какая-то жидкость дурно пахнущей струей окатили меня с ног до головы.

Удар! Скрежет! Тварь опрокинула прицеп и, плюхнувшись на Дорогу, забилась нелепой гигантской рыбой, выброшенной из родной ей среды. Брызгала зловонная жидкость… Меня вывернуло наизнанку на валявшиеся повсюду игрушки. На только что стрелявший автомат…

— Валим отсюда! — заорал сзади меня Санек. Он ухватил меня за куртку, пытался тащить от молотящего во все стороны шипастого хвоста.

— Патроны, — сквозь рвотные спазмы простонал я. Попытался вытереть кислую горечь со рта. — Ящик взять надо… Хотя бы ящик…

— Какие, на хрен, патроны?! Ты голову подними!

Я задрал трясущуюся голову, взгляд запрыгал в полосах тумана. Тень! Вторая, третья… Словно мы были на дне океана, а над нами кружили почувствовавшие запах свежепролитой крови акулы.

— Ты их всех перестрелять собрался?! — орал Санек, тряся меня за плечи.

Бьющаяся на Дороге тварь на секунду затихла, а затем судорожным рывком кинулась к перевернутому прицепу, слепо врезалась в него, отодвинув еще на пару метров.

Туман вспыхнул ярчайшим светом. Раздался дикий рев гудка, и из сияющего облака на нас надвинулась огромная морда «Скании».

— В машину, быстро!!! — перекрыл на мгновение общую какофонию голос Данилыча.

— А Чермаш?

— Сожрали его с потрохами! И нас сожрут, давай в кабину!

— Стой! — Я ухватил за руку тянувшего меня Санька. — Я не шучу насчет патронов: без них в машину не полезу — хватай ящики!

Санек, ругаясь почем свет стоит, помог мне подтащить тяжеленные коробки к открытой двери каморки охранников. Выскочивший Шмуль подсобил закинуть их внутрь. Я кинулся к расшвырянным пестрым коробкам с автоматами, схватил одну, другую…

— В кабину, Леха! — орал Данилыч. — Вы, Санек, — закройтесь там! — они опускаются!

— Уже иду, — отозвался я, но остановился, приметив знакомый салатный цвет. Покрутился, прижимая к себе коробки со смертельными игрушками, вспоминая, где видел россыпь блистеров с батарейками…

Глава 6

— Если они на нас кинутся, — бормотал Данилыч, проводя «Сканию» мимо изувеченного прицепа, — нам всем крышка. Раздавят как тараканов…

— Не кинутся, — заверил я его, поглядывая вверх из приоткрытой двери кабины. — Вернее, кинутся, но не на нас. У тебя скотч есть?

— Мне бы твою уверенность. Смотри: совсем уже низко и их все больше! — Данилыч ткнул пальцем в лобовое стекло, потом недоуменно повернулся, с трудом переключая мысли. — Зачем тебе скотч? В бардачке был… Да ты трясешься весь!

— Сейчас будь готов давить на газ изо всех сил, — предупредил я его, отрывая ленту липкого пластика и приклеивая ее одним краем к своей щеке… Да, действительно, меня трясло, руки плохо слушались. — Выжми из машины все и ту самую треть лошадиной силы — вдобавок. Ладно? Только сейчас притормози ненадолго.

Я открыл дверцу и спрыгнул вниз.

— Ты рехнулся? — Данилыч был вне себя. — Горошенко, тяни его в машину — нам без Проходимца нельзя!

Пока Горошенко мешкал, я достал из кармана детскую рацию и примерился к расстоянию. Снял заляпанную содержимым рыбьего брюха куртку.

— Данилыч, начинай катить! — крикнул, когда тяжелая многометровая туша практически вплотную прошла над крышей автопоезда.

Данилыч, перекосившись, дернул начавшего было вылезать из кабины Горошенко назад за одежду. Переключил передачу.

Я, сложив курточку кульком, зажал тангенту на рации и зафиксировал ее скотчем. Кинул рацию в кулек из куртки и бешено закрутил им над головой, с ужасом наблюдая, как разом развернулись в мою сторону равномерно кружащие до этого твари. Отпустил край куртки…

— Данилыч, гони!!!

Выхлопные трубы тягача извергли синюю тучу дыма. Я прыжком очутился на площадке под дверью, потерял равновесие из-за движения автопоезда и, обмирая, почувствовал, как рука Горошенко втаскивает меня в кабину.

Сзади послышались оглушительные удары, треск рвущегося металла… Автопоезд дернуло. Я вцепился в кресло, задыхался. В голове помутнело.

— Дыши в пакет! — перед моим лицом появился целлофановый пакет с парой пирожков. — У тебя гипервентиляция, дурачок! — крикнул Горошенко, когда я попытался отбиться от пакета. — Дыши в него!

Я послушно уткнулся ртом в жирный целлофан, пахнущий жареным луком. Постепенно светлые пятна перед глазами начали сходить на нет, только сердце все так же бешено колотилось.

— Ты молодец… молодец! — колотил меня по плечу Горошенко, перемежая похвалы отборнейшим матом. — Ты… всех нас вытащил из…..!!!

— Ты ему плечо сломаешь! — рявкнул из-за руля Данилыч. — Да забери ты у него этот пакет!

Автопоезд несся по идеально ровному полотну Дороги. Туман давно остался позади, словно разорванные призрачные щупальца гигантской дряхлой медузы, что равнодушно отпустила нас: «Уходите? Ладно, бегайте, козявки… в следующий раз схвачу вас покрепче…»

Косые лучи местного светила, как ни в чем не бывало, сверкали сквозь прорехи в придорожной листве и освещали кабину яркими радостными сполохами: «Живы, живы!..»

Горошенко вколол мне антишоковое и бдел, поглядывая назад, за тем, чтобы я не уснул, к чему меня располагали и лежачая поза на спальном месте, и мягкое покачивание кабины.

— Уснешь — амнезию можешь получить, понял? — добродушно пихал он меня в шею, когда видел, что я клюю носом. — Вон, пожуй лучше чего-нибудь, успокойся…

Я, обтерши руки и лицо влажными салфетками, жевал злополучные пирожки, пережившие, наверное, немалый стресс при моей гипервентиляции, запивая их виноградным соком и пытаясь привести мысли в порядок. Пару раз с нами порывался переговорить по интеркому Санек, но Данилыч полностью выключил переговорник, опасаясь, что этим мы привлечем внимание летающих тварей.

— Хрен их знает, — глубокомысленно заметил он. — Может, они не только на радиоволны кидаются?! Во как на игрушку ринулись: одна со спеху прицеп задела — я думал, фуру из заноса не вытяну. Масса — как у бульдозера! И как они в воздухе держатся…

— Неужели Шевчук радиомолчание не соблюдал? — задумчиво побормотал Горошенко. — Чего на них так накинулись… у Шевчука штурман не дурак вроде был — мужик с головой…

— Проблема не в штурмане, как я понимаю, — а, Лех? — отозвался Данилыч. — Ты каким макаром внимание «летучек» от нас отвлек?

— У Шевчука Проходимцем восьмилетний пацан был, — пробурчал я через пирожок. — Вот и поигрался малый китайской поделкой… а какая-то другая рация в кузове отозвалась, а может, и не одна.

— Совсем рехнулись от жадности! — Данилыч стукнул кулаком по рулевому колесу, спохватился, нежно погладил, словно извиняясь. — Так и тянет забить на «ридну нэньку» и перейти на вольные хлеба, но семья держит…

— Ты смотри, — встрепенулся Горошенко. — Языком поменьше ляпай! У тебя контракт на пять лет, подписал — выполняй! И — обязательство неразглашения…

Данилыч резко затормозил, потом еще и еще, пока автопоезд не остановился полностью. Непристегнутого Горошенко кинуло пару раз на переднюю панель.

— Ты чего?! — заорал он на шофера. — Предупреждай в следующий раз!

— Давай-ка в свою каморку, — невозмутимо отрезал Данилыч. — Санька сюда позови: нам курс проложить нужно.

Матерясь, Горошенко выпрыгнул из кабины.

— Муда-ак, — со вкусом протянул Данилыч. — Сколько таких я видел, но всякий раз удивляюсь: почему у них ума не хватает?

— В смысле? — не понял я.

— В каждую команду определяют обычно Следящего, чтобы он, значит, следил за соблюдением правил и пресекал всякие попытки контрабанды и прочих нежелательных действий. А как по-другому контролировать людей в другом мире? Я сначала на тебя грешил, думал: послали парня, новичка типа, а он и окажется хитроумным Следящим! Ан нет: все просто оказалось… И следить бы этому Горошенке тайком, а по возвращении выложить все кому надо, да дерьмецо в себе не удержал, ляпнул. Чувство собственной значимости задавило.

— Ну чего, — вскарабкался в кабину Санек, заглянул за спинку кресла в мое логово. — Как жизнь без меня влачите? А что Горошенко какой-то дерганый?

— Наш вояка засланным оказался, — уведомил его Данилыч. Тронул «Сканию» с места.

— А… — Санек указал глазами на меня.

— Да нет, — махнул рукой Данилыч. — Хотя кто знает? Да шучу я, шучу, — рассмеялся он, заметив мой косой взгляд. — Зачем такую катавасию с неожиданным твоим прибытием устраивать?

— Чтобы с невинным видом у вас все выпытать, — я сделал доверчивые глаза: — А вы правда контрабанду везете?

— Артист! — Данилыч похлопал по правому карману брюк. — Какая там контрабанда… так, немного ерундишки…

— Особенно много действительно не пронесешь, — знаешь как машину шмонают?! — вклинился Санек. — Но кое-что на продажу прихватили, ведь как на Дороге без конвертируемой валюты?

— «Вольные хлеба», — вспомнил я. — Это что за определение?

— О, Данилыч уже заводил свою любимую песню о свободе! — Санек довольно хихикнул. — Все мечтает перебраться в какой-то придорожный городишко и подрабатывать заказами по перевозке… Домик завести… сад, огород… Только вот семью не знает, как с Земли переправить!

— Ладно языком трепать! — Данилыч, похоже, не рассердился, но кулаком штурмана ткнул в бок изрядно. — Хоть сам себе хозяином буду. Вон, Ермак и Вержбицкий, живут же себе и в ус не дуют!

— Ого, куда попер! — Санек совсем развеселился. — Так они ж — старожилы Дороги! Вержбицкий так вообще — второе поколение… А может, и третье…

— Зато Ермак — из новых!

— Так у него никого, насколько мне известно, на Земле не было! А Вержбицкий — потомок тех, кто на Дорогу сам выбрался во время последней экспансии. Подожди, Алеха, сейчас все объясню…

— Ты давай, ищи проезд с этого отрезка! — рявкнул на Санька Данилыч. — Расскажешь по ходу дела.

— Ты мне там ноутбук обещал… — повернулся ко мне штурман.

Я покопался в мешках, нашел свой, вытащил ноутбук.

— Тебе, наверное, нужно, чтобы винт пустой был?

— Гигабайт тридцать свободного места на одном диске найдется? — Санек принял ноутбук. — Ага, «Асус»… старенький, конечно…

— Вряд ли найдется. Винт всего сто шестьдесят и забит основательно…

— Чем? — Санек оживился. — Фильмы есть? А игры какие тянет?

— Там «Халф-Лайф» стоит… с эпизодами. Я бы «Сталкера» поставил, но не потянет, даже на самых слабых настройках.

— Чувак, — Санек был явно потрясен. — Ты — наш человек!!! Е-мое! Я даже не подумаю что-то здесь стирать: это кощунство!

— Разошелся, — Данилыча услышанное, похоже, тоже заинтересовало. — А музыка есть? Высоцкий?

— Высоцкого, к сожалению, нет, — я покопался в мешке. — Где-то флешка была… Данилыч, ты, когда в мешки из моих сумок перекладывал, все из карманов достал?

— Обижаешь, — Данилыч ткнул большим пальцем за спину. — Ищи внимательнее, все должно быть, хоть я и под носом у Картенки все провернул, но перекладывал тщательно. Благо столько суеты вокруг было… Может, конечно, и спохватятся впоследствии, куда твои вещички делись, да что уже сделать: мы — на Дороге!

Я нашел, наконец, флешку, протянул Саньку.

— В ноуте на диске «Д» музыка. Закинь на флэху что-нибудь. У вас порт на проигрывателе есть?

— Имеется. Так вот, — продолжил Санек, выбирая музыку из списка, — многие Выезды на Дорогу обнаружили уже давненько. Некоторые умники, из закрытых институтов, подозревают, что, возможно, тысячи лет назад. Хотя вряд ли до Рождества Христова, или нашей эры, если тебе так удобней. И существует теория о том, что не всегда эти Выезды функционировали в нынешнем режиме, но были открыты постоянно.

— Ого!

— Вот именно: ого! Можешь представить, как просто тогда людям было перемещаться в другие миры! Вот и переселялись наши предки целыми племенами. А историки сейчас головы ломают, куда пропала с лица земли та или иная народность… О, у тебя «эсид-джаз» имеется!

— Да, там много электронщины…

Санек вставил флешку в порт на панели проигрывателя. Система определила носитель, и из динамиков по бокам кабины мягко покатилась россыпь электропиано.

— Класс! — Санек замер на пару секунд, потом, передав мне обратно ноутбук, поднял перед собой на панели небольшой монитор, положил на колени радиоклавиатуру. — Сейчас определимся… Конечно, без навигационных маяков трудно, но их и не было здесь никогда… Ничего, вон по этим скалам и будем ориентироваться!

Я потянулся вперед, стараясь увеличить обзор, закрываемый сиденьем. Действительно, за отступившим от Дороги лесом проглядывали голые каменные склоны. На желтоватом камне изредка попадались невысокие деревца, видать самые стойкие или самые живучие.

«Скания» ощутимо поползла вверх. Санек замолчал, пытаясь сориентироваться в мельтешении карт, просматриваемых им на мониторе. Пару раз Дорогу перед движущимся автопоездом пересекала быстрая тень небольшой летучей твари, заставляя нас хвататься за оружие, но тут же исчезала за деревьями.

Теперь, когда я не был отвлечен на разговоры, мысли о произошедшем атаковали меня с новой силой. Вспомнилось бледное лицо Чермаша, лежавшего в луже собственной крови, его «беги», скорее угаданное мной, чем услышанное… Похоже, Иван догадался, что рация в его руках послужила поводом для нападения летающих тварей. Я знал его недолго, но человеком, судя по всему, он был неплохим. Почему же так случается, что хорошие люди умирают, а всякое отребье сидит себе спокойно в кабинетах и наслаждается прибылью, за которую другие положили свою жизнь? Виноваты ли мы сами в этом, выбирая себе Дорогу в жизни, или мы — просто статичные жертвы обстоятельств? И выходит так, что Чермаш, возмущенный использованием восьмилетнего ребенка в смертельно опасном предприятии, мертв, а Горошенко, упивающийся ролью надсмотрщика, — сидит целехонький в каморке охранников и жует, возможно, что-то из припасов, да еще и поносит Данилыча перед Шмулем…

Дурость какая-то…

Господи, кто же ответственен за все происходящее, и мне, находящемуся неизвестно на каком расстоянии от Земли, неизвестно в каких прослойках времени и пространства, нужно ли здесь обращаться к Тебе, можно ли? Как Бог относится к пребыванию людей на Дороге, и не превысили ли люди свои полномочия, выйдя за пределы Земли?

В том, что Бог существует, я никогда не сомневался. Даже когда читал антирелигиозные статьи в детской энциклопедии, даже когда слушал разоблачающие речи повернутых на теории Дарвина преподавателей…

Я помню, что совсем малышом, забившись под одеяло во время грозы, я слушал раскаты грома и думал: «Это — Бог», — хотя никто не говорил мне этого. И хотя понятие «Бог» было для меня весьма эфемерным, не имеющим формы и определенных признаков, но я понимал, что над миром есть какая-то сверхъестественная сила, есть кто-то главный, необъяснимый — да, но от этого не менее присутствующий. Может, это так проявлялась наследственность, может, подавало голос общечеловеческое желание кому-то или чему-то поклоняться, чувствовать себя защищенным чем-то свыше. Желание иметь великого покровителя.

Мои знания о религии были весьма поверхностными, можно сказать, что их совсем не было. Я считался православным и тайно от родственников и друзей был крещен в пятилетнем возрасте в маленькой церквушке, куда меня привезла мама вместе со своей подругой и подругиным кавалером, которые и стали моими крестными матерью и отцом, хотя я и не понимал, что это значит. Не понимал я и смысла самого обряда, кроме того, что так надо, но дедушке нельзя об этом рассказывать. Дедушка мой, к слову, был прожженным коммунистом и ярым противником религии во всех ее проявлениях и направлениях. Характер у него был еще тот, и мама совершенно справедливо считала, что лучше оставить властного старика в блаженном неведении относительно моего нового статуса.

Процедура крещения прошла абсолютно непонятно для меня. Какой-то дядька в черном халате (мне сказали, что это был поп, — слово священник как-то не прижилось среди нашего народа) изрекал нараспев что-то непонятное, при мелькании рук крестящихся старушек, потом помазал мне чем-то лоб, и я еще долго ощущал странную щекотку на коже…

Конечно, дедушка все узнал. Конечно, он поднимал меня на смех. Мне же было все равно: я считал, что приобщился к Богу. К Богу, Которого я не знал.

Странно, но, размышляя на тему, которую я уж никак не собирался затрагивать, я словно сбросил с себя напряжение произошедшего.

«Алеха, приятель, — обратился я к самому себе. — Или ты стал слишком толстокожим, или с твоей психикой что-то не в порядке…»

По идее, после такого сильного стресса, я должен был бы пребывать в эмоциональном шоке, может, в истерике. Помню, как после первого просмотра фильма «Матрица» меня, переполненного эмоциями и новыми впечатлениями, вынесло из зала и я вместе с другом помчался куда глаза глядят, не чувствуя расстояния. Видать, организм пытался сбросить стресс движением. Очнулись мы с другом в конце городского парка, посмотрели друг на друга, потом на часы и поняли, что нам никак не успеть на работу, так как мы очень далеко зашли. Конечно, были из-за этого проблемы… А сейчас я чувствовал себя практически спокойно, несмотря на то что на моих глазах погиб человек, да и сам я побывал на волосок от смерти, как бы банально это ни прозвучало.

«Чем бы это ни было, но сейчас меня это устраивает», — успокоил я себя и принялся изучать подобранные мною коробки с автоматами. Распечатал одну, вытащил автомат, обнаружил там же коллиматорный прицел в отдельной коробочке, два добавочных прозрачных магазина — удобно, можно проследить за расходом боеприпасов, — какие-то запасные детали… Покрутил автомат, пытаясь восстановить в памяти процедуру разборки автомата Калашникова, которую вбивали в наши юные головы инструкторы военной подготовки. Стрелять, к слову, нашему классу так и не пришлось, как бы ни мечтали об этом пацаны-одноклассники, все-таки были уже лихие девяностые, когда всем стало абсолютно наплевать на военную подготовку школьников. Всем, кроме нашего военрука Валерия Павловича Черешни, который стал просто учителем физкультуры, но держал еще в несгораемом ящике в подвале несколько «АКМ» с недостающими деталями и гонял, при возможности, старшеклассников, натаскивая наши неумелые руки разбирать и собирать замасленное орудие убийства.

Этот же автомат отличался от «АКМа» достаточно сильно, напоминая его лишь общим силуэтом. Телескопический приклад в сложенном виде смыкался с рукоятью, прибавляя изысканности общему виду. Крепился приклад слева от ствольной коробки, но так, что не мешал расположению затвора, который, в отличие от стандартных «калашей», был не справа, что достаточно неудобно, а был продублирован с двух сторон. Я задвинул прилагающийся коллиматорный прицел на крепежный кронштейн, отсоединил магазин, поставил другой…

— Чего ты там клацаешь? — не выдержал Данилыч. — Горе мне с этими вояками: то Санек железкой не наиграется, теперь ты…

— У тебя там что? — змеем вывернулся назад Санек. — Ни хрена себе! Где взял?

— Где взял, там уже нет, — довольно пробурчал я, но, увидев вытаращенные глаза Санька, сжалился над ним. — Я два таких ствола подобрал. Возьмешь второй.

— Алексей, — Санек, вывернувшись еще больше, протянул мне руку, — я ваш навеки!

— Ну, болтуны, — подал голос Данилыч, останавливая автопоезд, — чую, скоро или сойдем с Дороги, или к Проезду прикатим.

— Почему?

— Впереди развилка.

Действительно, прямо перпендикулярно от Дороги, в правую сторону отходило точно такое же грязно-оранжевое полотно, теряясь за кустами и деревьями.

— Ну, — повторил Данилыч. — Куда прикажете ехать?

— Блин, я не могу в картах разобраться, — пожаловался Санек. — Здешняя топография настолько мало изучена, что практически нет материала… Данилыч, протяни до самого поворота, чтобы посмотреть, что там.

— Я-то протяну, — пробурчал Данилыч. — Только сдается мне, что придется вон хотя бы на ту вершинку забраться, для обзора. Да хороший бинокль прихватить…

— Ага, — подхватил Санек. — И прикормку для рыбок!

— В горах их вроде меньше должно быть…

— Голословно! — Санек аж подпрыгивал. — Нет такой информации!

— Давайте я пойду…

Данилыч с Саньком повернулись ко мне одновременно.

— Нет!!!

— Нам тебя, как Проходимца, больше всех надо беречь! — добавил Данилыч. — Отправим вояк, пусть отрабатывают свой статус.

— Не, мне тоже надо идти, — возразил ему Санек. — Я — штурман и на местности лучше сориентируюсь.

Данилыч поскреб затылок.

— Лады, пойдешь — пойдешь на полку спать! Горошенке со Шмулем только объясни сначала доходчиво, что от них в топографии требуется, ну карту пусть нарисуют. А я постараюсь поближе к вершинке подобраться: все ж меньше по открытой местности идти, деревьями прикроются…

Глава 7

Автопоезд замер у обочины. Сидеть в ожидании без дела, без информации напрягало. Мы с Данилычем и торчали в креслах, постепенно накаляясь. Всматривались в покрытые вроде редким, но сейчас, когда мы пытались высмотреть посланных к вершинке Шмуля и Горошенко, таким густым леском горы. Санек на спальнике за нашими спинами по первой пытался изливать душу в сетованиях, что его, специалиста, не пустили в гору для обзора возможного маршрута, но после того, как Данилыч прикрикнул на него, успокоился и подозрительно затих. Заглянув за спинку своего кресла, я увидел, что он крепко спит, обнимая коробку с автоматом, словно ребенок с новой игрушкой, которую не успел распечатать. Я и сам бы поспал, но приходилось ждать, пока появятся наши солдафоны.

— Чего-то они не торопятся, — пробурчал Данилыч примерно через два часа ожидания. — Нет, я понимаю, что это горы и пока туда, пока обратно… Ты никаких знаков не замечал?

— Нет.

Я время от времени поглядывал в бинокль на склон и на вершину горы, но, действительно, никакого шевеления пока не замечал. Данилыч спрашивал меня не в первый раз, как будто если бы я что-то узрел, то не поделился бы с ним такой информацией. Конечно, я ему сказал это после первых вопросов, и он даже согласился, но через пять минут снова обратился ко мне, словно от меня это зависело: «Ничего не видно?» Видимо, таким образом Данилыч сбрасывал напряжение, и незачем было лишать его этой отдушины.

— Дай-ка бинокль, — уже в третий раз попросил он меня и в третий раз разочарованно протянул обратно: — Никого не видать! Отдыхают в теньке они, что ли…

— Данилыч, — многозначительно начал я, — а ты в горах был когда-нибудь?

— Бывало.

— А по каким?

— Слушай, Леха, чего ты ко мне привязался? — Данилыч опустил стекло и потащил из кармана пачку сигарет. Подумал, сунул обратно.

— Вот что кабину прованивать не нужно — это точно… Сколько тысяч метров?

— Что?

— Горы, Данилыч, горы…

Данилыч помялся, потом помял вытащенную вновь пачку.

— А хрен их знает, — наконец протянул он. — Здоровые горы. Я с кумом ездил, в Карпаты… Так там очень даже…

Мое дело явно не выгорало. Похвастаться кроме Карпат я мог только Крымом, но преимущества мне это не давало никак.

— Там перевал был, так я на него еле фуру вытянул, — начал оживляться Данилыч. — Так тянул на непонятно чем: двигатель — фуфло, подвеска…

Я тоже оживился:

— Данилыч, я не про поездки говорю, а про лазанье, пешком, без транспорта!

— А на кой мне туда без транспорта переть? Я, брат, про горы только слушать люблю, как о них Высоцкий поет.

— Ну а я самостоятельно покорял вершинки.

— Ага, — теперь уже Данилыч начал изгаляться. — На Эверест без кислорода лазил?

— Чтобы ощутить нехватку кислорода, и пятисот метров хватит, — принялся защищать свой статус горного туриста я. — Если с непривычки и не останавливаясь. Одышка возьмет только так. А я поболее лазил…

— Ну?

— Я к чему веду: Шмулю и Горошенке не раз придется остановиться и передохнуть до той вершинки или снизить темп, который они вначале набрали.

— Да они потренированней тебя будут, дитя города, — ехидно заметил Данилыч. — И фору тебе ой какую дадут! Ты что думаешь, сюда задохликов каких-то посылают? От них ведь сохранность груза зависит, а груз иной раз такой ценный, что едешь и потом покрываешься при мысли, что сзади тебя болтается. Вот потому зачастую и не знает экипаж, что везет… Был как-то раз случай: везли ребята платину. — Данилыч выудил из бардачка пакетик вяленого инжира, аккуратно разорвал упаковку, протянул мне: — Знаешь, все курить хочу бросить, да-а… а заменить чем-то надо…

— Спасибо, я люблю сухофрукты. Так что с ребятами?

— Они с какой-то структурой контракт заключили — то ли с криминальной, то ли с государственной…

— А разница?

Мы с Данилычем переглянулись и рассмеялись.

— Верно, почти никакой. Так вот, везли они платину с Земли на какую-то технологию менять. И прознали каким-то образом…

— Слушай, Данилыч: ну сориентируемся мы на местности, ну дознаемся, где Проезд…

— Дай договорить! Вот они и решили…

— А сколько мы под Проездом ждать будем?

Данилыч уставился на меня.

— Зачем ждать, Проходимец у нас есть. Сразу и чухнем с этой Псевдо-Геи!

— А чего тогда на Земле ждали? Чего торопились, когда Проезд открылся?

— Так это только на Земле! В других местах открыто постоянно, ну, кроме запечатанных Инспекторами. Помнишь, Санек говорил, что и на Земле раньше по-другому было?

— Угу, — я не унимался. — Данилыч, а не знаешь, по какому принципу Проходимцев определяют?

— В смысле? — поднял брови Данилыч.

— Ну как работают эти аппараты, что под пропускные сканеры замаскированы? Они там токи какие-то головного мозга улавливают или еще чего?

— Так откуда ж мне знать? — устало удивился Данилыч. — Я эти штуки не проектировал и в сборке не участвовал! Мое дело — баранку крутить и, при случае, двигатель починить, колесо поменять… ну, во всякого бандюка попасть, из кабины стреляя… Ты-то сам что, не знаешь и не догадываешься? Ты же Проходимец, должен знать, чем ты таким особым от остальных отличаешься!

Я промолчал. Данилыч тоже притих, то ли размышляя о чем-то, то ли просто пытаясь расслабиться.

— Данилыч…

— Ну что?

— Кто такие Инспекторы?

Тихо скрипнула рация.

Мы с Данилычем уставились на нее, словно в кабине оказалась гремучая змея.

Рация пискнула уверенней.

— Какого… — начал было Данилыч. — Договорились же радиомолчание соблюдать! Только в крайнем случае…

Словно обидевшись на его слова, оставленная только на прием рация разразилась целой какофонией звуков и шипения, среди которых ничего нельзя было разобрать.

— Это что еще значит? — Данилыч ветел головой, словно пытаясь то одним, то другим ухом разобрать что-то членораздельное среди каши звуков. — Откуда такая передача?

— Мне кажется, — заметил я, непроизвольно передергивая плечами от особенно громкого радиовопля, похожего на искаженный женский крик, — это не наши.

— Ты прав, — согласился Данилыч, шаря глазами по сторонам кабины. — Больше похоже на радиоэхо… Может, кто-то эфир глушит? А это что?

Я мазнул взглядом по направлению его указательного пальца.

— Птицы…

— В бинокль глянь!

Я навел бинокль на темное вытянутое облачко, плывущее вдоль склона, и разглядел группу необычных созданий, похожих на футбольные мячи с хвостами, движущихся подобно стайке рыбок — синхронно и плавно.

— Мне кажется, — пробормотал я, не отрываясь от окуляров, — это они источник радиосигнала. Вон, смотри: все вместе нырнули вниз, и шум усилился…

— Если здоровые твари жрут этих, то понятно, почему так на радиосигнал кидаются… Хотя…

— Неужели наши частоты так схожи? Смотри, чего-то заметались!

Стая рассыпалась в стороны, «мячики» заметались над склоном возле гребня.

— Слышишь, — приоткрыл дверцу Данилыч, — стреляют! Ребята каким-то образом вляпались!

Рация взорвалась криком, трудно было разобрать кто это, но слова прорезались сквозь мешанину шума:

— Данилыч, возвращайтесь! Поворачивайте на боковую, там, похоже, Проезд! — Автоматная очередь на секунду перекрыла другие звуки. — Я попробую спуститься со склона с той стороны, берегитесь мелких тварей, повторяю: мелкие опасны!

— Что со вторым?! — заорал Данилыч, схватив микрофон рации, но ответа не услышал.

— Чего случилось-то? — высунулся сзади проснувшийся Санек.

— Бери дробовик, — рявкнул Данилыч, трогая автопоезд с места и выкручивая баранку. — Вторая обойма на полке — Леха, пусти его! Их лучше дробью…

Я поменялся с Саньком местами, припал к лючку, края которого хранили следы Саниного попадания дробью. Данилыч после пары манипуляций развернул автопоезд и погнал его на немалой скорости к повороту.

— Главное, — прокричал я, — чтобы на этот шум здоровые не примчались! Они машину раскурочат в два счета!

— Может, наоборот — лучше, если припрутся: мелких разгонят! — Данилыч, притормаживая, провел многотонную фуру в поворот, только, похоже, краем прицепа задев придорожную скалу — удар и скрежет сзади об этом засвидетельствовали.

— Где же он спустится? — бормотал Данилыч, рыская глазами по Дороге.

— А кто, Горошенко, Шмуль? — спросил Санек, опуская стекло со своей стороны.

— Не опускай сильно! Чтобы ни одна тварь не пролезла! — Данилыч бешено оглянулся на меня. — Давай к левому люку!

Я отвалил какой-то вещмешок и, отведя защелку, открыл лючок. Ворвавшийся ветер моментально выжал слезы из глаз. Я отодвинулся от люка и выставил в него ствол автомата.

— Где-то здесь, похоже! Там дальше — отвесная скала, ему не спуститься! — Санек тыкал рукой в покатый склон. — Да тормози же, Данилыч!

— Да где же он? — Данилыч притормаживал, подведя «Сканию» ближе к левой обочине, вытащил откуда-то из-под ног пистолет.

— Вон, правее, прямо на обрыв бежит, дурак!!

Санек распахнул дверцу и спрыгнул вниз.

— А ну назад!!! — Такого рева от Данилыча я еще не слышал. — В кабину, быстро!

То, что Санек выскочил, дало мне возможность перебазироваться вперед на сиденье. И картина, что я оттуда увидел, мне совсем не понравилась: Санек, немного пригнувшись, стоял в нескольких метрах от машины, направив дробовик на склон горы, откуда скатывалась на нас, огибая большие глыбы камня и редкие деревья, лавина виляющих шариков, напоминающих небольшие футбольные или волейбольные мячи. Впереди этой россыпи, цепляясь за деревья, несся человек в камуфляжном костюме. Шмуль? Нет, не разобрать… Человек определенно бежал по направлению к автопоезду, но впереди него был обрыв метров в пять, затем опять покатый склон.

— Левее бери, левее! — орал ему Санек, рукой показывая направление. — Да левее, ты… черт!!!

Человек добежал до края обрыва, попытался затормозить, но по инерции полетел вниз, перевернулся в воздухе и ударился ногами о почву — видимо, успел сгруппироваться, — но не удержался — покатился по склону кубарем.

Я непроизвольно хватанул ртом воздух, наблюдая это качение в облаке пыли. Каким-то чудом ему удалось остановиться, ухватившись, вернее, налетев на ствол дерева. Точно, Шмуль! Теперь я четко видел закрытые глаза под вздернутыми бровями на перемазанном лице.

— Шмуль! — надрывался Санек. — Давай вниз, Шмуль!

— Какое вниз, он в шоке! — крикнул я ему, спрыгивая из кабины. Санек бросился вверх по склону. Сзади слышались заковыристые маты Данилыча, но Санек, оскальзываясь по осыпающемуся склону, упорно карабкался вверх, к Шмулю. Тот, похоже, начал приходить в себя, попытался приподняться…

Я перевел глаза выше и задохнулся: плавной ниспадающей волной с обрыва плеснула лавина «футбольных мячей», в секунды одолела расстояние до дерева со Шмулем, захлестнула…

Санек уже бежал обратно, сопровождаемый тучей пыли и мелких камней; я с ужасом наблюдал, как он потерял равновесие, полетел, выбросив вперед руки, мелькнул оброненный дробовик…

Сам не знаю как, но я вдруг очутился рядом с Саньком, пытаясь поднять, оттащить к машине.

— Нога, ногу подвернул! — крикнул мне Санек, поворачиваясь ободранным лицом. — Допрыгаю, возьми под руку!

— Дробовик где?!! — ревел взявшийся ниоткуда Данилыч. — Куда отлетел?

Я, помогая Саньку прыгать к кабине, оглянулся назад и остановился при виде живого клубка, вьющегося вокруг дерева, под которым уже никого не было. Отдельные круглые твари уже направились в нашу сторону, словно выплюнутые клубком.

— Не стоять! — Данилыч выстрелами из подобранного дробовика сбил несколько живых шаров с хвостами, и те, хаотично кувыркаясь, покатились по склону.

— Данилыч, давай в машину! — крикнул я, пытаясь затолкнуть вопящего от боли Санька в высокую кабину. Подсадил. Впихнул. Развернулся, снимая автомат с предохранителя…

Очередь просекла стаю, разрывая на куски круглых тварей, но остановить живой поток, конечно, не смогла. Данилыч, бросив пустой дробовик, нырнул под «Сканию», а я попытался забраться вслед за Саньком, швырнув внутрь автомат, и буквально влетел в кабину, получив весомый удар сзади. Захлопнул дверцу. Тотчас раздались смачные шлепки врезающихся в кабину тварей.

Сердце стучало куда-то в кадык, рядом рыдающе хрипел Санек, которому, похоже, неплохо попало закинутым мной автоматом. Слева в кабину вскарабкался перекошенный Данилыч, правая рука в крови…

Двигатель взревел всеми киловаттами, в попытке разом набрать скорость. За стеклами кабины кружил вихрь хвостатых шаров, тычущихся в кабину в яростных попытках проникнуть внутрь. Настойчивые твари…

— Да когда же они отстанут?! — Данилыч с оскаленными зубами, перекошенным морщинистым лицом напоминал какого-то мультяшного персонажа. — Я ж не вижу почти ничего!

— Может, они кровь чуют? — подал голос Санек, аккомпанирующий своими стонами хаосу звуков, несущихся из динамика рации.

— Сколько тут той крови? — махнул рукой Данилыч. — Я обо что-то ободрался, когда под машиной пролезал… Ерунда!

— Да на Лехины джинсы глянь…

— Твою мать!!!

Я опустил глаза и увидел, что джинсовая штанина на левом бедре разорвана в клочья и пропитана кровью. Кровь запачкала и штаны Санька, сидящего рядом, и пол под сиденьем.

«Вот, блин, — мелькнула глупая мысль, — классные джинсы испортил… разорвано вон как глубоко…»

Боль пришла как-то сразу, толчком вытеснив состояние онемения, и запульсировала, пытаясь заполнить весь мир вокруг. И тогда меня затрясло.

— Аптечку, Санек, быстро! — донесся голос Данилыча, на удивление спокойный, только сиплый немного. Как он не сорвал тогда связки — для меня до сих пор загадка.

— Давай на полку, — командовал Данилыч, не переставая давить на газ. — Уложи его, чтобы раны было видно, и режь штанину, нет, некогда, — мотай так. Да перевернись же, Леха!

Санек что-то говорил, но его было плохо слышно, потому что еще кто-то в кабине орал каким-то неприятным голосом, подвывая, как побитая собака.

— Заливай антисептиком, заматывай глубже!

Белый словно мел Санек изо всех сил пытался выполнять указания Данилыча, но плохонько у него выходило… Я чувствовал, что плыву, проваливаюсь куда-то, и даже обрадовался этому, осознав, что подвываю дурным голосом именно я…

— Не отключайся, Леха, — к Проходу подходим! Санек, вкати ему что-нибудь!

— Я сам! — Я попытался выдернуть шприц-тюбик из Саниной руки. Промахнулся. Потом понял, что Санька уже рядом нет, и он палит в окно из автомата, наполняя кабину грохотом и пороховыми газами.

— Здоровые подоспели! — оглянулся на меня через плечо Данилыч. — Нам теперь только в Проезд! Держись, тебе нас провести нужно, а потом теряй сознание сколько влезет!

Перед глазами все качалось, то ли из-за того, что кабину бросало, то ли из-за слабости.

«А ведь до фига я крови потерял, — подумал я, блуждая взглядом по заляпанному окружению. — Вот задача теперь ее восполнить… а джинсы жалко…»

— Проезд, — донесся словно сверху голос Данилыча. — Леха, постарайся! Санек, держи его… Леха…

Я с упоением отдался навалившейся темноте.